Гончие смерти. Сага дальних миров

ДИТЯ СУДЬБЫ

Роберт Ирвин Говард родился 24 января 1906 года в деревушке Пистер графства Паркер (штат Техас), находящейся в десяти милях северо-западнее Уизерфорда и тридцатью пятью милями западнее Форт-Уорта. Доктор Говард отвез туда жену, когда подошел срок родов, ибо в крошечном селении Темная Долина, где они тогда проживали, не было врача. Принимать единственного ребенка миссис Говард помогал доктор Дж. Э. Уильямс.

Рождение сына было большим событием в этой семье, ибо Айзек и Эстер Говарды уже не надеялись завести ребенка. Они оба считали, что Эсси, как доктор Говард называл свою жену Эстер Джейн, слишком стара для этого, да и здоровье у нее слабовато. Говарды даже подумывали попросить брата Айзека, Дэвида, чтобы он позволил им усыновить его последнего сына, маленького Уоллеса, и вырастить его как своего собственного. Но когда братья начали всерьез обсуждать это, обнаружилось, что Эстер беременна.

В детстве Роберт постоянно общался лишь с матерью, а отец, фанатично преданный своему делу, оставался для него чужим. Несомненно, он внушал трепет ребенку — крупный, энергичный, с пронзительными синими глазами и роскошными угольно-черными волосами, сильный и властный, но нежной привязанности, как к матери, сын к нему не испытывал.

Доктор Говард полностью отдавал себя постоянной борьбе за жизнь своих пациентов. Для него болезнь и смерть были врагами, с которыми он вел непрекращающуюся войну. Он чувствовал, что, если позволит себе расслабиться хотя бы на миг, смерть победит, и считал смерть не естественным процессом, а своим личным упущением.

Айзек Говард стремился придать черты совершенства окружающему миру, не признавая полутонов и не идя на компромиссы. Для него существовало либо зло, либо добро — и никакой границы между ними. Он видел себя чем-то вроде воина Христова, посланным на землю для беспощадной борьбы со злом. В юности он хотел стать священником, но, как заметил один из его двоюродных братьев, «для этого в нем было стишком много от Лукавого».

Невероятная вспыльчивость и раздражительность всегда были присущи Говарду-старшему, что, несомненно, не шло на пользу избранной им благотворительной миссии. В один из воскресных дней, когда еще молодой Айзек Говард и его жена выходили из церкви, какой-то неуклюжий прихожанин наступил на юбку Эстер и порвал ее подол. Перед всем приходом доктор пригрозил ему нанесением увечья в столь непристойных выражениях, что об этом вспоминали и семь десятков лет спустя. Его соседи немедленно решили, что Айзек Говард не достоин сана священника, поскольку в его натуре нет и тени смирения. С возрастом он, конечно, научился в некоторой степени управлять собой, но до конца жизни так и остался резким, вспыльчивым человеком.

Будучи взрослым, Роберт любил говорить, что, несмотря на его английское имя, он, по крайней мере, на три четверти ирландец, а на оставшуюся четверть — англичанин с примесью датской крови. Его двоюродный брат Мэксин Эрвин утверждал, что, хоть Роберт и был яростным кепьтоманом, в семье все же царил английский дух.

Годы, казалось, были не властны над отцом Говарда. Одетый во все черное (обычный костюм врача той эпохи), он вскакивал на лошадь, к седлу которой были приторочены огромные сумки, наполненные опиумом, эфиром, рвотным корнем, аспирином и другими лекарствами для очищения желудка, потения и снижения жара. Для маленького Роберта этот человек шести с лишним футов ростом, должно быть, казался невероятно огромным, вполне подходящим на роль Властелина Темной Долины. Выезжая в облаке пыли из ворот или возвращаясь домой, чтобы заключить свою Эсси в объятья и наградить ее крепким поцелуем, он, скорее всего, возбуждал в своем маленьком сыне беспокойство и обиду.

Чувства эти обострялись, если мать не понимала его детских желаний, и тогда Роберт осознавал себя обездоленным и неспособным противостоять натиску злых враждебных сил.

Так для Роберта в первые годы его жизни возникли две Темные Долины: «хорошая» долина счастья и удовлетворенности и — плохая-, населенная демонами страха и разочарования. Поскольку он никогда не мог избавиться от своего страха, гнева и неуверенности, Роберт Говард был обречен жить в неуправляемом хаосе и ему постоянно казалось, что его преследуют демоны. Он всегда чувствовал себя одиноким, и потому душа его непрерывно страдала.

Детство Роберта Говарда, в котором было так мало тепла, навсегда отложило отпечаток на его уязвимую натуру. Он стремился к любви и пониманию, и вместе с тем в его сознании постоянно жил ужас и страх сумасшествия. Говард считал эти ощущения проявлением памяти пращуров и древних суеверий, происходящих от общего знания его северных предков, в которых он олицетворял себя через своего прапрадеда, Сэма Уолзера.

Там, в замороженных краях, говорил он, между ледяным берегом и заснеженным лесом, дикие северяне впитали в себя темные мечты и безумные порывы. Небеса, затянутые вечными тучами, окутанные мглистыми саванами древние холмы, мрачные деревья пробуждали воспоминания, вызывающие чувства столь же острые и проникновенные, как преследование. Здесь были посеяны семена безумия, которые взросли среди потомков этих северян в Салеме во время охоты на ведьм в 1692 году. Говард считал, что, когда воспоминания предков и первобытные страхи прорываются сквозь толщу веков, они приобретают поистине чудовищные формы.

Когда Говард упоминает язычников Скандинавии, на самом деле он пишет о себе. Мысли о памяти предков и его страхи скрывают превратности развития его сознания, когда привольные луга стали в воображении ребенка Вратами Ада, а отец — надзирающим над ними Темным Властелином. Годами позже Говард писал: «Жизнь дикарей была, конечно, адом; однако, не думаю, что современная значительно лучше».

Впоследствии, когда Роберт Говард отчаялся понять, почему жизнь оборачивается для него адом, Темная Долина претерпела еще одно превращение. Она стала его фантастической Киммерией. Как серые, затянутые тучами небеса его мечтаний, Темная Долина оказалась затененным местом даже в ясные дни. Ночью же она была черной, как леса Киммерии, Страны Тьмы и Ночи. Теперь смутно запомнившийся ему ручей, протекавший по Темной Долине, превратился в Бразос, — сумеречные воды, текущие без звука.

Затерянный в этой населенной призраками стране своего внутреннего мира, Роберт Говард создал удивительное стихотворение-жалобу, плач, нисходящий к плавному течению грусти:

Поскольку ни один из живущих ныне не помнит Роберта ребенком, эта глава основана на косвенных свидетельствах и собственных воспоминаниях Говарда.

«Техасцы по природе своей бродяги», — писал Роберт Говард своему другу Лавкрафту в 1931 году. В подтверждение своих слов он перечислял различные места штата, где успел пожить за первые девять лет своей жизни. Это были маленькие техасские городки, такие как Бэгвелл, и большие, как Сан-Антонио. Многочисленные переезды и сопровождающие их хлопоты, постоянная смена окружения и необходимость привыкать к новым условиям, без сомнения, сильно повлияли на психику юного Роберта. Вместо того чтобы со свойственной юности любознательностью познавать окружающий мир, он мечтал разыскать — тихую гавань-. Отношения с матерью стали для него точкой отсчета в калейдоскопе суеты, которая окружала юношу.

Жизнь Роберта в Темной Долине окончилась внезапно, когда семья переехала в городок Семинол в долине Льяно Эстакадо, близ границы с Мексикой. Роберт позже описывал его как застывшее, сухое место; говорил о разрушении духа, которому способствовали царившая вокруг атмосфера невезения, вечная пыль, рев скота, изнуряющий труд и постоянное опасение, что тебя ужалит гремучая змея, скорпион или еще какая-нибудь мерзкая тварь. Маленького мальчика, должно быть, сильно путали рев скота и крики пастухов на тракте, который проходил прямо за их дверью. Он предпочитал скрываться у колен матери на теплой, безопасной кухне.

К несчастью для Роберта, его семью лишь с определенной натяжкой можно было назвать нормальной. Снисходительные во многом старшие Говарды считали своей целью «изменение и оформление» своего сына. Эстер Говард постоянно следила за ним от младенчества до вполне зрелых лет. Она проверяла его друзей, руководила кругом его чтения и старалась постоянно находиться с ним рядом. Мать потакала всем его прихотям, и тем не менее это слишком пристальное внимание, а также навязываемое ею догматическое утверждение о ценности семьи не давали Говарду возможности жить собственной жизнью. Его отец также частенько пытался привить молодому Роберту искаженные взгляды на действительность. Ребенка приводили в недоумение и вежливая ложь отца с целью защитить самолюбие своей жены, и утверждения, что его семья, скорее, живет в мире, который должен быть, нежели в том, что существует на самом деле.

Роберта, должно быть, приводила в негодование и чрезмерная строгость родителей. Как правило, слишком часто сталкиваясь с запретами, дети пытаются строить собственное поведение через отрицание. Стремление к самостоятельности в юном возрасте невероятно сильно, и Роберт не единожды выдерживал генеральные сражения с собственной матерью, отказываясь повиноваться ее требованиям.

В воображении впечатлительного, наделенного богатой фантазией мальчика рано начали возникать причудливые видения чудовищ, привидений и демонов. Полностью свободный от материнского страха перед индейцами, Роберт населил окружающий его мир злобными существами, может быть, и не совсем ему понятными, но уж, несомненно, наводящими ужас. По мере того как развивалась его фантазия, Роберт придумывал воображаемых людей, с которыми он мог беседовать, а также никогда не существовавших животных. Матери удалось войти в эту игру сына, которую она поддерживала много лет. Собственно, ей не впервой было притворяться. В свое время она даже придала своей речи специфический акцент, чтобы подтвердить мнение Роберта о том, что он имеет ирландские корни.

Мы не знаем, участвовал ли в то время в этих играх доктор Говард, однако существуют свидетельства более поздних его фантазий. Том Уилсон сообщает, что в 1924 году Роберт, которому тогда исполнилось восемнадцать лет, прислал ему обувную коробку, набитую изображениями героев, которых он придумал вместе с отцом — они дали каждому из них собственное имя и часто беседовали с ними. Подобные поступки с трудом поддавались пониманию Тома — впрочем, как и большинству остальных людей. Хотя игры с вымышленными персонажами представляются развлечением для доктора и его сына, не лишена смысла версия о том, что с помощью призрачных персонажей Роберт пытался исправить искаженную стараниями его родителей картину бытия.

Как правило, игра отражает подлинный образ мыслей ребенка. Пересказ игр с выдуманными персонажами превращается в законченные истории, в которые вплетаются внутренние ощущения рассказчика. Изложение мыслей Говарда в его взрослые годы напоминает образные повествовательные ряды, потому что он так и не развил язык, подходящий для отображения того, что в его жизни всегда находилось под запретом — собственных эмоций.

Нестабильный окружающий мир, который угнетал и подавлял его, породил у маленького Роберта частые вспышки раздражения. В этом нет ничего удивительного — подобное происходит почти со всеми детьми. Но у Роберта раздражительность осталась на всю жизнь. Он никогда не мог определить, где находится предел возможностей человека, сколь много можно ожидать от той или иной личности. В школьные годы Роберт понял, что не в состоянии сдерживать вспышки бессильной злости. Часто за столом он мог вспылить из-за замечания отца и, опрокинув стул, вскакивал и убегал во двор, где колотил кулаком по стене дома до тех пор, пока не разбивал руку в кровь.

Ребенок, так часто и так бессмысленно растрачивающий свою энергию, как правило, несчастлив. Его постоянно дразнят сверстники и наказывают за дурное поведение взрослые. Он переживает глубокое чувство стыда за отсутствие самоконтроля и обычно, достигая зрелого возраста, склонен занижать самооценку.

Таких детей часто преследуют ночные кошмары. Не был исключением в этом смысле и Роберт, о чем он упоминал в своих письмах к Лавкрафту. Повторяющиеся ночные кошмары обычно бывают у тех, кому плохо удается справляться с определенными жизненными ситуациями. Какое количество возникших из этих ночных видений чудовищ встретил потом выдуманный Говардом варвар-киммериец, мы никогда не узнаем, но, без сомнения, какая-то часть этих безымянных страхов осталась в подсознании молодого Роберта.

Так в раннем детстве Роберт Говард начинал создавать свой вымышленный мир, проследовавший за ним в его взрослую жизнь. Это было неизбежно, поскольку перед мальчиком не существовало альтернативы между фантазией и реальностью — он всего-навсего совершал выбор между окружавшими его выдумками. Фантастический мир, который Говард создал в своем воображении, обретал для него по прошествии времени все большую важность. Он дал Роберту возможность почувствовать себя хозяином собственного «я». Именно этот поиск себя вкупе со способностью к фантазии способствовал превращению мальчишки-фантазера в настоящего художника.

В 1909 году доктор Говард перевез свою семью в Бронт — городок, построенный возле Восточной Железной Дороги, которая была пущена лишь между Свитуотером и Сан-Анджело. Бронт располагался в графстве Кок, где холмы переходят в равнины Юго-Западного Техаса. В то время это был район, где в основном выращивали овец, хотя в долине реки Колорадо были и пахотные земли.

Население всего графства насчитывало около шести тысяч человек. Эти места казались Эстер Говард пустыней. Однако здесь Говарды имели возможность видеться с жившими неподалеку любимой сестрой доктора — Вилли, ее мужем, индейцем-полукровкой Уильямом Оскаром Мак-Клангом и их детьми. Фанни Мак-Кланг вспоминает, что дядя Кью (так племянники и племянницы называли Айзека Говарда, второе имя которого было Мордекай), был частым гостем в Кристал-сити. Этот приграничный городок в Южном Техасе был настолько пустынен, что по ночам на его улицах нередко можно было наткнуться на забредших из прерии койотов.

Роберт и его мать неоднократно сопровождали доктора. Именно в Кристал-сити Роберт впервые уввдел, как упал крупный метеорит, вспышка которого, сопровождаемая ужасным грохотом, заставила сжаться от страха сердце четырехлетнего мальчика.

Именно дядя, вплоть до своей смерти в 1912 году, поддерживал Роберта интерес к приграничным зонам. Говард рассказывал Лавкрафту, что еще с раннего детства слышал из первых уст истории первопроходцев и сам участвовал в освоении Юго-Западного Техаса, включая Великое Плоскогорье и нижнюю часть долины Рио-Гранде. Лавкрафт — по нашему мнению, небезосновательно — обвинял Боба в том, что он идеализирует тот период.

Конечно, сложно представить, какое участие мог принимать маленький мальчик в освоении долины Рио-Гранде за то короткое время, что он жил в Бронте. Говарды пробыли в городке всего год (8 января 1910 года доктор Говард представил свои рекомендации в избирательный округ графства Бексар, указав домашний адрес в Потите, местечке за несколько миль от границы). Много лет спустя Говард сообщал, что жил некоторое время на ранчо в графстве Атаскоса, близ Сан-Антонио. Эти голые факты — единственное имеющееся у нас свидетельство о пребывании семьи Говардов в Южном Техасе.

Скоро семья Говардов вновь сменила место жительства. Хотя медицинское управление в 1912 году указывало еще прежний адрес доктора, мы знаем, что миссис Говард получала почту в Оране, графство Пало Пинто, около деревни Кристиан, в нескольких милях от первого дома Роберта в Темной Долине. И в августе 1912 года мать доктора Говарда, Элайза Генри Говард, получила в Маунт-Калме письмо внука, адресованное миссис Э. Г. Говард в Оране, где она, очевидно, навещала свою невестку Эстер Джейн.

На фотографии, сделанной, вероятно, в Южном Техасе, Роберт предстает бутузом в широкополой шляпе, сдвинутой на затылок. Хотя он и не кажется особенно счастливым, ребенок тем не менее выгладит здоровым и крепким. Судя по одежде, снимок сделан зимой.

На следующем снимке Роберт уже на несколько лет старше. Он очень худ и смотрит в камеру исподлобья, недоверчивым взглядом. Хотя он одет в костюм индейца, вид у мальчика невеселый и болезненный. Этого ребенка Альма Бэйкер Кинг описывала как маленького дикого мальчугана, обожающего игры, в которых требовалось убивать. Создается впечатление, что какое-то событие произвело на Роберта неизгладимое впечатление: он выглядит встревоженным.

От больной туберкулезом матери, кормившей его грудью невероятно долго — до четырех лет, и даже от нечастых встреч с дядей, страдавшим той же болезнью, у мальчика мог развиться туберкулез. На то, что ребенком он был слаб здоровьем, жаловалась впоследствии его мать в беседах со своей сиделкой. Миссис Говард признавала, что из-за этого она баловала Роберта, увеличивая его привязанность к ней.

Маленького Роберта преследовали не только обычные страхи шестилетних детей, он боялся и громкого шума, и темной комнаты, и воя ветра, и угрозы пожара. А если к тому же ребенок еще и болен, детские страхи становятся значительно сильнее.

В тот период, когда большинство детей начинает постепенно отходить от своих матерей и обращается за поддержкой к отцам, Роберт был лишен этой возможности. Профессия доктора Говарда требовала, чтобы он ставил нужды своих пациентов выше желаний маленького сына иметь в его лице покровителя и товарища. В результате шесги-семилетний Роберт, должно быть, чувствовал себя отвергнутым.

Это усугублялось и тем, что миссис Говард стремительно отдалялась от своего мужа. Его непостоянный, вспыльчивый характер и вечные наполеоновские планы часто давали ей повод к недовольству. Она начала понимать, что, выйдя замуж, совершила мезальянс, поскольку Эрвины гораздо более благородны, чем Говарды. К тому времени, когда Роберт уже повзрослел, она начала заявлять, что в ее жилах течет частичка королевской крови.

Для доктора Говарда его Эсси дней жениховства стала Хетч или даже Хек, а позже так стали ее называть и другие. Каждую попытку миссис Говард поддержать тот образ жизни, который она считала необходимым, ее супруг безжалостно высмеивал.

Чем более утонченными были ее поступки, тем более грубым становилось поведение доктора Говарда. Когда доктор приглашал на обед гостей, Эстер в отличие от всех остальных жен подавала каждое блюдо по очереди. И когда она убирала первую перемену блюд, Айзек, чтобы подразнить ее, кричал в дверь кухни: «Эй, Хек, это уже все?» Эстер Говард имела все меньше и меньше возможностей отдохнуть, тогда как ее муж часто обедал с друзьями и пациентами, причем не стеснялся рассказывать им о недостатках своей супруги. Чем более бесцеремонным и грубым становился Айзек Говард — «ветер в голове», как часто называли его друзья из Западного Техаса, — тем к большему совершенству стремилась Эстер, увеличивая тем самым пропасть между ними. Ее неизлечимая болезнь превращалось в действенное оружие, когда никакими другими способами не удавалось привести в чувство бесцеремонного супруга.

Это хоть и не явное, но продолжительное унижение, которому подвергали друг друга родители, мешало Роберту видеть каждого из них в реальном свете. Когда он стал старше, то часто останавливал отца, ссорившегося с матерью, причем так громко, что их голоса доносились до соседского дома Батлеров.

В очередной раз Говарды переехали в деревню, расположенную около водопада Уичита. Но и здесь они пробыли очень недолго. У Роберта сохранились неприятные воспоминания об этой деревне. Он увидел практически необитаемую голую землю. Бесконечные мили белых барханов солончака лежали, словно обглоданные кости великанов, там, где верхний слой почвы был снесен безжалостными ветрами. В солнечный день на них было невозможно смотреть — слепило глаза.

Здесь мальчик впервые увидел характерные для Северного Техаса «синие бураны». Для «синего северянина» характерно потемнение горизонта и внезапно поднимающийся ледяной ветер, и тогда теплый день превращается в холодный вечер. Синева с горизонта распространяется по всему небу, а моросящий дождь обычно сменяется обильным снегом или колючим градом. Если ветер усиливается, неминуем буран.

Роберту тогда было около семи лет, а значит, настала пора пойти ему в школу. Но списки учеников свидетельствуют, что Роберт пошел в первый класс тогда, когда ему исполнилось уже восемь, и сам он подтверждает в письмах этот факт. Возможно, мальчик еще не полностью оправился от своей болезни, но могла существовать и другая причина. Школьники всегда и везде с определенным подозрением относятся к новичкам, очень часто устраивают настоящие заговоры против ученика, только что появившегося в классе. И разумеется, Роберт, вечный новичок, был для них идеальной жертвой.

Слабый, замкнутый, постоянно ищущий защиты у материнских колен, Роберт всегда служил естественным объектом для насмешек. Даже когда он еще не ходил в школу, он часто боялся выйти со двора, зная, что его выследят соседские мальчишки.

Мальчишки в Северном Техасе жестоки не более, но и не менее, чем их остальные сверстники. По словам Лэрри Мак-Мэрфи из графства Арчер, у маленького Роберта Говарда были серьезные причины для страха. Мак-Мэрфи пишет:

«Широко используется метод запугивания в его самых грубых формах. Обычно слишком умных закидывают экскрементами, поскольку в маленьком городке человек, наделенный мозгами, становится прямой угрозой для людей, ими не обладающих. У меня был друг, очень сообразительный мальчик, выросший в сельской местности, где отхожие места чаще всего устроены вне дома. Когда он достиг второй ступени школы, его ум выделил его как личность чрезвычайно опасную, и в те дни, когда ему хватало безрассудства отвечать на поставленные учителем вопросы, сверстники жестоко расправлялись с ним, окуная головой в дерьмо».

Применялись ли такие средства воздействия к Роберту или нет, он, несомненно, знал о подобных случаях. Это видно по одному из эпизодов рассказа «Сплошь негодяи в доме» («Багряный жрец»). Юный Конан, кое-как перебиваясь воровством, бежит из тюрьмы и узнает, что его девушка изменила ему. Убив своего соперника, он хватает неверную возлюбленную и тащит ее под мышкой по карнизу окна.

«Добравшись до заранее намеченного места, Конан остановился и крепко ухватился пальцами свободной руки за выбоины в стене. Девушка то принималась молить его о прощении, то скулила без слов. Конан посмотрел вниз, прислушался к шуму, доносившемуся из дома, и швырнул девицу прямо в выгребную яму. Понаблюдав с любопытством за барахтавшейся в дерьме изменницей и с удовольствием выслушав все то, что она ему кричала, варвар захохотал во все горло, что позволял себе крайне редко».

Для Роберта любое перемещение, а особенно туда, где подобная дикая практика считалась обычной, было чрезвычайно сложным. Переезд на новое место обостряет любые противоречия, которые только могут быть у семилетнего ребенка с окружающими его людьми, и требует большей приспособляемости в условиях незнакомого окружения. Когда ребенок, испытывающий различные страхи, оказывается в ситуации, подобной описанной выше, у него стремительно исчезает способность к приспособлению. Это стало трагедией всей жизни Роберта Говарда: быстро сменявшиеся люди и события не давали ему возможности приспособиться к ним.

Сознавая потребность сына в самовыражении, доктор Говард принял предложение о работе в Бэгвелле. Этот городок расположен в графстве Ред-Ривер в Восточном Техасе на краю Сосновых лесов. Здесь Говарды жили почти в центре города, в так называемом Доме Пекаря, прямо за церковью Христа.

Хотя Бэгвелл прошел путь большинства мелких железнодорожных городков, в 1914 году в нем кипела довольно-таки оживленная жизнь. Он насчитывал пять сотен человек, включая сто семьдесят избирателей, около десятка магазинов, пару банков, по три церкви и отеля и две аптеки. С помощью имевшейся железной дороги и раскинувшихся вокруг хлопковых полей Бэгвелл быстро становился центром хлопководства. Каждый день в Бэгвелле останавливалась дюжина поездов.

Сэм Базби, который все еще живет в доме, где он родился, хорошо помнит доктора Говарда. Мистер Базби, которому сейчас за восемьдесят, поведал о проделке, в которую был вовлечен доктор Говард вскоре после переезда в Бэгвелл. Базби имел обыкновение регулярно охотиться с компанией приятелей. После охоты они обычно разводили огонь и готовили тушеное мясо или барбекю. Один из охотившихся был большим любителем поживиться на дармовщину. Он никогда не вносил свою долю, и ему решили преподать урок. Его подговорили украсть цыпленка из курятника Базби. Тот, заранее предупрежденный об этом, выскочил из дома с ружьем и всадил в незадачливого воришку заряд птичьей дроби.

Обезумев от боли, бедняга помчался в аптеку. Джим Риз, аптекарь, послал за доктором Говардом. Когда тот услышал, что у человека огнестрельная рана, то не стал тратить времени, седлая лошадь, а схватил сумку и побежал к пострадавшему. За это время Базби с помощью аптекаря выковырял всю дробь из ягодиц несчастной жертвы, и, когда доктор прибыл на место, эта парочка спорила о том, кому же из них оплачивать услуги доктора.

«Доктор увидел, что повреждения несерьезны, — вспоминает Сэм Базби, — и страшно разозлился. Он начал проклинать всех, кто только попадался ему на глаза, а чертыхаться, надо сказать, он умел. Джим Риз пытался его успокоить, уверяя, что вызов будет оплачен».

В конце концов доктор Говард успокоился. «Черт меня побери, — сказал он, — я не могу брать деньги за то, чего не делал».

Мистер Базби продолжает свой рассказ: «Я слышал, он был очень хорошим доктором. Мать миссис Мак-Уортер назвала в его честь одного из своих мальчишек».

В Бэгвелле была школа. Хотя все называли ее «маленький красный школьный домик», это бьи дом, выкрашенный при перестройке в белый цвет, с кружевной резьбой по дереву в викторианском стиле, которой были отделаны балконы и карнизы. Здесь Роберт пошел в первый класс.

В восемь лет он уже умел читать. Он глотал книги одну за одной. Хорошо известно, что дети, рано начавшие читать, обладают чрезмерной впечатлительностью и прекрасной, почти фотографической памятью. У Роберта такая память сохранилась и в зрелые годы. Друзья поражались его способности мгновенно проглатывать книги, причем впоследствии выяснялось, что он прекрасно помнит их содержание. Конечно, интерпретация — совсем другое дело. Тщательное самокопание Роберта часто мешало ему правильно понять прочитанное, ведь обычно умение приспосабливать действительность к своим собственным ощущениям заставляет сухие факты оживать, но лишает их какой бы то ни было объективности.

Хотя восьмилетний Роберт по-прежнему оставался замкнутым и робким, он сумел победить свои страхи настолько, что смог ходить в школу и даже завел нескольких друзей. Эта дружеская привязанность, вероятно, была инициирована доктором Говардом, поскольку в основном мальчики оказались сыновьями его коллег. За все детство Роберта большинство его друзей были детьми близких приятелей отца, в основном медиков. Сверстников привлекало также живое воображение мальчика, а также придуманные им интересные истории, которыми он сопровождал каждую игру с ними.

Непривычный к тем играм, в которые обычно играют дети, Роберт любил сочинять различные истории, превращая рассказы в целые спектакли, распределяя роли в них между своими товарищами. Хотя он больше не чувствовал того, что должен в действительности становиться выдуманным героем, Роберт беспокоился, что может слишком войти в роль. К примеру, летом 1914 года, ознаменовавшим начало 1 мировой войны, они с друзьями играли, естественно, в войну. Роберт быстро определил свое отношение к союзникам и наотрез отказывался играть германских солдат. Поскольку почти все испытывали ненависть к немецкой армии, мальчик, к своему восхищению, обнаружил, что его точка зрения весьма популярна. В это время у Роберта возникла симпатия к французам. В его художественных произведениях более поздних лет герой, если не являлся американцем или ирландцем, уж непременно был французом.

Взрослеющие дети бывают сильно обеспокоены тем, что их страхи более ранних лет могут не исчезнуть. Неведомое и невидимое хотя и влечет, но все еще вселяет ужас. Однако такие страхи можно преодолеть, если суметь назвать и определить их. Уже будучи взрослым, Говард утверждал, что самые кошмарные страхи внушают явления или предметы, которые не описаны подробно и не названы.

Прекрасный способ избавиться от страха перед привидениями и другими сверхъестественными существами — напугать кого-то страшными историями собственного сочинения. Мальчишки из Бэгвелла обнаружили «ведьму» — темнокожую старуху, жившую на окраине города. Она ходила босиком, носила одежду из черных гусиных перьев и собирала голыми руками навоз для удобрения своего сада. Хотя Роберт и не говорил этого в своем письме Лавкрафту, описывая бэгвеллскую ведьму, ребята, должно быть, ужасно боялись ее, поскольку она якобы наложила «смертельное проклятие» на одного из них и тот вскоре умер.

Восьмилетним детям не так уж трудно найти какую-нибудь престарелую «ведьму», а в любом городке отыщется по меньшей мере один человек, которого можно так окрестить, и потому совпадение проклятия и смерти мальчика очевидно. Эта история может послужить ранним примером того, что Э. Хоффман Прайс назвал «наглой ложью» Роберта. Однако это могло сослужить хорошую службу маленькому мальчику, чьей целью было впечатлить друга или напугать врага.

Кухарка Говардов в Бэгвелле также старалась помочь Роберту преодолеть страхи перед сверхъестественным, рассказывая мальчику истории на самые различные темы, способные потрясти воображение восьмилетнего ребенка. Старая тетушка Мэри Бьюкенен родилась в рабстве. Она обладала достаточно светлой кожей и, кроме того, была чрезвычайно красива, а ее хозяйка — необыкновенно ревнива и жестока. Воспоминания о мучениях, которые перенесла тетушка Мэри, сохранились у Роберта до зрелого возраста, наполняя его тем же сладостным страхом, который он испытал, впервые услышав ее рассказы. Отголоски этих рассказов можно найти в разных произведениях Говарда.

К тому же тетушка Мэри могла сколь угодно долго рассказывать о призраках, заставляя каждый раз цепенеть от страха своего маленького слушателя. Дом плантатора, в котором появляется великан без головы; звуки шагов, раздающиеся без участия человека; громыхание цепей, холодные порывы ветра, расчлененные тела; вздохи, стоны и другие леденящие кровь звуки — все это из сказок тетушки Мэри.

А Роберт, широко раскрыв глаза, сидел на кухне и слушал, слушал, слушал…