Михаил Перченков цедил пиво из горлышка и следил за сентябрьской мухой, кружащейся возле светильника под потолком. Это была очень вредная, очень надоедливая и нахальная муха. Она откровенно дразнила Перченкова. Стоило согнать ее с плеча, как она пересаживалась на колено или на живот, и так без конца. Доведя человека до бешенства, муха брала тайм-аут, взлетая к потолку. Там, находясь на безопасном расстоянии от свернутой в трубочку программы передач, мучительница собиралась с силами и снова начинала дразнить Перченкова. Из-за нее он никак не мог сосредоточиться на любимом сериале.
На этом фильме он вырос, с ним повзрослел и был готов состариться, все так же потягивая пиво перед телевизором. Фразы главных героев навсегда отпечатались в перченковском мозгу: «Вор должен сидеть в тюрьме… Вышак ему ломится… Лучше в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере… Ты не бойся, мы тебя не больно зарежем, чик – и ты уже на небесах…»
Оп-па! Газета едва не припечатала вернувшуюся муху, но негодяйке снова удалось выскользнуть. Пиво пролилось Перченкову на грудь. Матерясь, он вскочил и принялся гоняться за тварью, пытаясь хотя бы выгнать ее через открытое окно. Она на несколько минут покинула комнату, чтобы возвратиться опять, полной сил и куража. Не было сомнения, что муха умышленно затеяла эту опасную игру. Риск придавал смысл ее никчемному существованию. А у Перченкова, кроме работы, дешевого пива и липкого телевизора, ничего не было.
Родня затерялась на бескрайних просторах бывшего Союза, друзья-товарищи переженились и обзавелись сопливыми наследниками, постоянных подруг у Михаила не было. На них приходилось тратиться, а спускать деньги на ветер было не в характере Перченкова. Он копил на немецкую или хотя бы чешскую иномарку. Осталось года полтора, если ничего не приключится. Перченков терпеть не мог всяких неожиданностей. Он хотел, чтобы его жизнь была прямой и гладкой, как хорошее дорожное полотно. Ведь даже такие досадные пустяки, как мухи, способны довести человека до белого каления.
Удостоверившись, что маленькая черная мерзавка залетела в комнату, Перченков захлопнул дверь и закрыл окно.
– Ну что, паскуда, – сказал он, злорадно улыбаясь, – долеталась? Хана тебе!
«Собака лаяла на дядю фраера…» – пропел телевизор голосом вора Промокашки.
Муха, почуяв неладное, заметалась между четырьмя стенами, то взмывая к потолку, то ища спасения под стульями и диваном, но песенка ее была спета. Точный, выверенный удар оставил от мухи мокрое место.
– Кабаки и бабы доведут до цугундера, – наставительно сказал Перченков и приготовился досматривать фильм, когда в ворохе одежды на полу заиграл мобильник: «Вот новый поворот, и мотор ревет…»
Номер высветился незнакомый.
– Да? – осторожно сказал Перченков в телефон.
На душе стало неспокойно. Сюрпризы в этой жизни редко бывают приятными. Как правило, как раз наоборот.
– Михаил? – спросил женский голос.
Перченков его сразу узнал. Это была девушка Мошкова. В ушах Перченкова запели комарики.
– Да, – ответил он. – Откуда у тебя мой телефон?
– У Володьки списала, – сказала Варя. – Пока он спал.
Перченков переложил трубку в другую руку, а освободившуюся вытер о шорты. Он так хотел ее, что потемнело в глазах. Поиметь ее означало стать сильнее, больше, значительнее. Не зря же звери стараются отбить чужих самок.
– И зачем ты звонишь? – спросил Перченков, прекрасно зная ответ.
Она звонила потому, что он прижал ее к стенке. Ей не оставалось ничего другого, как раздвинуть для него ноги. Сейчас и потом, в пути. «Эх, раз, еще раз, еще много-много раз…» – пропел в голове Перченкова внутренний голос, хриплый и мужественный, как у капитана Жеглова.
– Неужели не догадываешься? – фальшиво хихикнула Варя.
– Сама скажи, – предложил Перченков.
В конечном итоге его тактика сработала. Нечего с бабами церемониться. Делай как кот: прижал к полу, зубами за загривок и отымел. Без всяких телячьих нежностей. Сурово и просто, по-мужски.
– Я хочу поехать с вами, – послушно сказала Варя.
– Это я знаю, – сказал Перченков. – Я тоже кое-чего хочу.
– Так давай сделаем друг другу приятное.
Рука, держащая мобильник, снова вспотела и сделалась скользкой, как будто сжимала мыльный брусок.
– Давай, – сказал Перченков. – Только не надейся отделаться обещаниями. Сначала дашь, потом поговорим.
Он ожидал, что придется ее уламывать и торговаться, но, к его изумлению, Варя согласилась сразу:
– Договорились.
– Только, – сказал осторожный Перченков, – пока я своего не получу, решения не отменю.
– Да никто не спорит, – успокоила его Варя.
– То есть ты согласна?
– Говорю же.
– Приезжай ко мне, – предложил Перченков сдавленно.
– Не могу, – сказала Варя. – Лучше ты ко мне.
– Почему?
– У меня ребенок маленький. Не могу его бросить.
– Здрасте! – съязвил Перченков. – Не собираюсь я при ребенке это самое…
– Рехнулся? Кто бы тебе позволил такое?
– Но ты же сама предложила…
– Я тебя в гости пригласила, – сказала Варя. – Днем. Ближе к двум. К этому времени я Николку уложу.
– Какого Николку? – напрягся Перченков.
– Сына. – Она засмеялась – звонко, как будто колокольчиками возле трубки потрясли. – А ты кого подумал?
– Никого. Ты где живешь?
– На Текстильщике. Доедешь до остановки «Больница» и через пустырь по тропке. Там недалеко. Метров триста.