Гонтлгрим

Пролог

Многое можно рассказать о Короле Мифрил Холла Бруноре Боевом Молоте, и много званий могут принадлежать ему по праву: воин, дипломат, авантюрист, лидер дварфов, людей, и даже эльфов. Брунор немало способствовал превращению Серебряных Земель в одну из самых мирных и преуспевающих областей во всем Фаэруне. Добавьте к этому титул «провидца», как нельзя лучше подходящий ему, ведь какой другой дварф смог бы заключить перемирие с Обальдом, правителем орочьего Королевства Многих Стрел? И это перемирие продолжалось и после смерти Обальда и поддерживалось его сыном, Арлдженом, Обальдом II.

Это был действительно великий подвиг, и он обеспечил Брунору место в дварфийских легендах, несмотря на то, что многие из подданных короны Мифрил Холла все еще ворчали по поводу любых контактов с орками, кроме как в сражениях. По правде говоря, Брунор часто слышал просьбы о пересмотре этого вопроса — из года в год. Однако, в итоге, очевидным оставался факт, что король Брунор не только улучшил позиции Мифрил Холла для своего крепкого клана, но и, благодаря своей мудрости, изменил облик Севера.

Но из всех званий Брунора Боевого Молота, которыми он заслуженно обладал, были и те, которые он носил с большим удовольствием — это были звания отца и друга. В последнем Брунор не знал себе равных, и все, кто называл его другом, без сомнения знали, что Король дварфов с удовольствием бросится навстречу летящим стрелам или когтям умбрового гиганта, без колебаний, без сожалений, лишь будучи верен дружбе. Но, что касается первого….

Брунор никогда не был женат, и у него не было собственных отпрысков, но он обрел и воспитал двух человеческих детей, как своих собственных.

И он их потерял.

— Я пытался быть лучшим, — поведал король Дриззту До’Урдену, необычайному дроу, советнику трона Мифрил Холла — в один из тех, все более и более редких, случаев, когда Дриззт присутствовал в дварфийской твердыне. — Я воспитал их, как мой отец воспитывал меня.

— Никто бы и не сказал иного, — уверил его Дриззт.

Дроу откинулся в удобном кресле, что стояло у камина в небольшой комнатке Брунора, и бросил долгий взгляд на своего старинного друга. Густая борода короля уже не была такой рыжей, как раньше, сквозь седину пробивались редкие огненные завитки, и его косматая шевелюра немного поредела. Но, как бы то ни было, огонь в его серых глазах горел так же ярко, как и раньше, в те десятилетия на склонах Пирамиды Кельвина в Долине Ледяного Ветра.

Но не в этот день, и это можно было понять.

Меланхолия, очень заметная в его взгляде, все же не отражалась в движениях дварфа. Он двигался стремительно и, качаясь в своем кресле, постоянно пытался схватить своими крепкими ногами какое-нибудь полено, которое затем точным броском отправлял в огонь. Деревяшка тлела и жалобно потрескивала, словно протестуя, но была не в состоянии вырваться из огненной западни.

— Проклятое сырое дерево, — проворчал дварф себе под нос. Он топнул ногой по мехам, встроенным в камин, посылая в него долгий, непрерывный поток воздуха, рвущегося сквозь угли и горящие поленья. Брунор долго возился с огнем, поправляя поленья, качая мехи, и Дриззт решил, что каждое движение друга соответствует его характеру. Поскольку именно так дварф делал все, начиная с удержания крепкого мира с Королевством Многих Стрел, и заканчивая заботой о своем клане, пребывающем сейчас в полной гармонии. Все получилось, огонь, наконец, разгорелся, и Брунор сел обратно в кресло и поднял большую кружку меда. Старый король покачал головой, и его лицо исказила маска сожаления:

— И все же нужно было убить того вонючего орка.

Дриззт был очень хорошо знаком с жалобами, которыми изводили Брунора со дня подписания договора в ущелье Гарумна.

— Нет, — ответил дроу, более чем убедительно.

Брунор усмехнулся, довольно злобно.

— Ты поклялся убить его, эльф, и ты позволишь ему умереть от старости?

— Спокойно, Брунор.

— Ба, да он разрубил твоего друга эльфа пополам! И его копьеносцы сбили твою ненаглядную эльфийку и пегаса, на котором она летела!

Дриззт бросил на дварфа взгляд, полный боли и затаенного гнева, предупреждая Брунора, чтобы он остановился.

— Но ты позволил ему жить! — не унимался неистовый дварф, ударив кулаком по ручке кресла.

— Да, и ты подписал соглашение, — невозмутимо парировал Дриззт. Его лицо и голос оставались спокойными. Он знал, что не обязательно кричать, чтобы слова производили разрушительный эффект.

Брунор вздохнул и опустил лицо в ладони.

Дриззт позволил ему побыть наедине со своими мыслями, но потом не выдержал.

— Ты — едва ли единственный, кто возмущен фактом, что Обальд прожил все эти годы в комфорте, — сказал он. — Никто не хотел убить его больше, чем я.

— Но мы не сделали этого.

— И мы поступили правильно.

— Правильно ли, эльф? — со всей серьезностью спросил Брунор. — Сейчас он умер, и они хранят мир. Но так ли это на самом деле? Когда все рухнет? Когда орки снова станут орками и начнут очередную войну?

Дриззт лишь пожал плечами, да и что он мог ответить?

— И ты туда же, эльф! — возмутился Брунор в ответ на этот жест. — Ты не можешь знать, и я не могу знать, но ты уговорил меня подписать этот проклятый договор, и я подписал!… и мы не можем знать!

— Но мы «знаем», что множество людей и эльфов и да, Брунор, дварфов, получило возможность прожить свои жизни в мире и процветании, потому что ты имел мужество подписать этот проклятый договор. Потому что ты не захотел продолжать ту войну.

— Ба! — фыркнул дварф, всплеснув руками. — С тех пор они у меня поперек горла. Проклятые вонючие орки. И теперь они ведут торговлю с Серебристой Луной и Сандабаром, и этими проклятыми трусами из Несма! Они все должны были погибнуть в сражении, во имя Клангеддина.

Дриззт кивнул. Он не мог не согласиться. Насколько было бы легче жить, если бы его жизнь на Севере стала бесконечной битвой! В глубине души, конечно, Дриззт был согласен. Но разумом он осознавал другое. С Обальдом, предлагающим окончить войну, непримиримость Мифрил Холла привела бы к тому, что клан Брунора выступил бы против десятков тысяч орков Обальда в одиночку, к борьбе, которую они никогда не смогли бы выиграть. Но если бы преемник Обальда решил нарушить соглашение, то наступившая война настроила бы все добрые королевства Серебряных Земель против Многих Стрел. Жестокая усмешка скользнула по суровому лицу дроу, но она быстро превратилась в гримасу, поскольку он вспомнил многих орков, по крайней мере, нескольких, кто стал его друзьями за это время… прошло почти четыре десятилетия?

— Ты поступил правильно, Брунор, — сказал он. — Благодаря твоему мудрому решению подписать тот свиток, десять, двадцать тысяч, пятьдесят тысяч прожили свои жизни, которые были бы отобраны у них во время кровавой войны.

— Я не могу сделать этого снова, — ответил Брунор, покачав головой. — Я многого не достиг, эльф. Сделав все, что я мог быть сделать здесь, я не сделал бы этого снова.

Он окунул свою кружку в открытую бочку, стоявшую между стульями, и сделал большой глоток.

— Думаешь, он все еще там? — задумчиво спросил Брунор сквозь пену на бороде. — В холоде и снегах?

— Если он там, — ответил ему Дриззт, — то знай, что Вульфгар там, где он хочет находиться.

— Да, но, держу пари, его старые кости напоминают ему о его упрямстве на каждом его шагу! — ответил Брунор, добавив в свои слова немного легкомыслия, в котором сейчас они оба нуждались. Дриззт улыбнулся хохочущему дварфу, но одно слово тонкого замечания Брунора особенно его затронуло: старый. Он наблюдал за ходом времени, и в то время как у него, долго живущего эльфа, менялся только физический возраст, то, если бы Вульфгар был действительно жив там, в тундре Долины Ледяного Ветра, варвар встречал бы уже свой семидесятый год. Эта действительность глубоко поразила Дриззта.

— Ты все еще любил бы ее, эльф? — внезапно спросил дварф, имея в виду свою потерянную дочь. Дриззт взглянул на него, как будто ему дали пощечину, слишком знакомая вспышка гнева промелькнула в его, некогда безмятежных, глазах.

— Я действительно все еще люблю ее.

— Если бы моя девочка все еще была с нами, я имею в виду, — уточнил Брунор. — Она была бы уже стара, так же как и Вульфгар, и многие сочли бы ее уродливой.

— Многие говорят это о тебе, и говорили, даже когда ты был молод, — язвительно заметил дроу, прерывая абсурдную беседу.

Действительно, Кэтти-бри тоже было бы уже семьдесят лет, если бы она не пострадала в Магической Чуме двадцать четыре года назад. Она была бы старухой, старой, как Вульфгар, но уродливой? Дриззт никогда бы не смог так подумать о своей возлюбленной Кэтти-бри. За все свои сто двенадцать лет жизни дроу не видел никого и ничего более красивого, чем его жена. Её отражение в лавандовых глазах Дриззта не имело несовершенств, независимо от разрушительных действий времени на ее человеческом лице, независимо от шрамов, полученных в битвах, независимо от цвета ее волос. Кэтти-бри всегда была в глазах Дриззта такой, как в тот день, когда он понял, что любит ее, в той давней поездке в далекий южный город Калимпорт, когда они ехали спасать Реджиса.

Реджис. Дриззт вздрогнул, вспомнив хафлинга, второго дорогого друга, потерянного в то время хаоса, когда Король Призраков, предвестник великой тьмы, которая распространилась по всему Торилу, прилетел в храм Парящего Духа, уничтожив одно из самых удивительных строений в мире.

Дроу когда-то советовали жить его долгой жизнью сериями более коротких отрезков времени, жить непосредственно с людьми, которые окружали его, чтобы потом идти дальше, найти ту жизнь, ту жажду, ту любовь снова…

Это был хороший совет, он понимал это сердцем, но за четверть века, с тех пор, как он потерял Кэтти-бри, он пришел к пониманию, что иногда совет легче выслушать, чем принять его.

— Она все еще с нами, — исправился Брунор некоторое время спустя. Он истощил свою кружку и бросил ее в очаг, где она разбилась на тысячи черепков. — Только тот проклятый Джарлаксл, думающий как дроу и принимающий время так, как будто годы ничего не значат для него.

Дриззт решил было ответить, рефлекторно двинувшись успокоить своего друга, но воздерживался от ответа и только посмотрел на огонь.

И он, и Брунор просили Джарлаксла, этого самого мирского из темных эльфов, найти Кэтти-бри и Реджиса — найти хотя бы их души, поскольку они видели, как духи их потерянных любимых друзей уехали на призрачном единороге сквозь каменные стены Мифрил Холла тем роковым утром. Богиня Миликки забрала их обоих, Дриззт верил в это, но конечно же она не могла быть столь жестокой, чтобы удерживать их. Но, возможно, даже Миликки не смогла бы украсть у Келемвора, бога мёртвых, его с трудом завоеванный приз. Дриззт вспоминал о том ужасном утре, как будто это было только вчера. Он был разбужен криками Брунора после сладкой ночи любовных ласк с его женой, которая, казалось, вернулась к нему из глубин захватившего ее несчастья.

И в то ужасное утро она лежала возле него, холодная и равнодушная к его прикосновениям.

— Нарушь перемирие, — тихонько прорычал Дриззт, думая о новом короле Многих Стрел, орке, не таком интеллектуальном и дальновидном, как его отец. Рука Дриззта рефлекторно двинулась к бедру, хотя он и не носил свои скимитары. Дроу снова захотел почувствовать вес смертельных клинков в руках. Мысль о битве, зловонии смерти, даже его собственной, не беспокоила его. Не в это утро. Не с образами Кэтти-бри и Реджиса, пускающего в ход все вокруг себя, осыпанного насмешками над ним в его беспомощности.

— Мне не нравится приезжать сюда, — нервно заметила женщина-орк, протягивая сумку с травами. Она была невысокого, по меркам орков, роста, но, тем не менее, возвышалась над своим крошечным спутником.

— Мы находимся в состоянии мира, Джесса, — ответил гном Нанфудл. Он взял протянутую сумку и вытащил один из корней, поднеся его к своему длинному носу и делая глубокий вдох.

— Ах, сладкая мандрагора, — сказал он. — Как раз достаточно, чтобы унять твою боль.

— И твои болезненные мысли, — язвительно заметила орочиха. — И превратить тебя в дурака… похожего на дварфа, плавающего в бочке с медом, думающего о том, как бы выпить себя, чтобы высушить бочку до дна.

— Только пять? — спросил Нанфудл, просеивая растения сквозь большой мешочек.

— Остальные еще не расцвели, — ответила Джесса. — Только пять, говоришь! Да я думала, что не найдем ни одного, или лишь один… но надеялась найти два, и молилась Груумшу, чтоб найти третий.

Нанфудл перевел взгляд от мешочка, но не в сторону женщины-орка, его отсутствующий пристальный взгляд проникал сквозь расстояния, и его разум следовал за ним.

— Пять? — размышлял он и поглядел на свои мензурки и пестики. Он прикоснулся костистым пальцем к маленькой, заостренной белой бородке, и, покрутив некоторое время своим крошечным круглым лицом, решился. — Пять завершат нашу задачу.

— Завершат? — переспросила Джесса. — И тогда ты осмелишься совершить это?

Нанфудл посмотрел на нее, словно она сказала что-то забавное.

— Ну что, в путь, — призвал он.

Губы Джессы исказила мимолетная презрительная усмешка, она, казалось, ловила ими волнистые пряди желтых волос. Эта ухмылка была единственным изгибом на ее плоском, круглом лице с поросячьим носом. Ее светло-карие глаза опасно сверкнули.

— Ты же должна наслаждаться этим! — выругался гном.

Но Джесса, смеясь, отвернулась, не задетая его словами.

— Я наслаждаюсь волнением, — насмешливо пояснила молодая жрица. — Жизнь ведь, в конечном счете, очень скучна.

Она повернулась к стоянке и указала на мешочек с травами, который все еще держал Нанфудл.

— И ты тоже, очевидно.

Гном опустил взгляд на потенциально ядовитые корни.

— У меня нет выбора.

— Ты боишься?

— А я должен?

— А я боюсь, — сказала Джесса, хотя равнодушный тон заставил ее слова больше быть похожими на приветствие, чем на признание. Она мрачно кивнула, из уважения к гному.

— Да здравствует король, — сказала она, и сделала реверанс.

Затем она ушла, заботясь, чтобы выбранный ею путь к посольству Королевства Многих Стрел, не привлекал внимания больше предоставленного орку, прогуливающемуся по коридорам Мифрил Холла.

Нанфудл поднял корешки и двинулся к своим колбам и пестикам, расставленным на широкой скамье, стоявшей у стены его лаборатории. Он заметил свое отражение в зеркале, висевшем над скамьей, и даже встал в позу, думая, что выглядит довольно солидно в своем среднем возрасте — что, конечно же, означало, что он был далеко старше среднего возраста!

Большая часть его волос выпала, за исключением густых белых зарослей за большими ушами, но он заботился, чтобы эти остатки всегда были аккуратно подстрижены, как и его заостренная бородка и тонкие усы. А остальная часть его большой головы была чисто выбритой. Ну, за исключением бровей, хихикнув, подумал он, обратив внимание, что некоторые волоски стали такими длинными, что их завитушки стали очень заметны.

Нанфудл взял очки и водрузил их на нос, и, наконец, заставил себя отойти от зеркала. Он отклонил голову, получив лучший угол обзора через маленькие круглые линзы, и аккуратно настроил высоту промасленного фитиля.

Высокая температура должна быть исключительно точной, напомнил он себе, чтобы можно было извлечь необходимое количество кристаллического яда.

Он должен быть аккуратным, но, посмотрев на песочные часы на краю скамьи, гном понял, что должен быть ещё и очень быстрым.

Кружка Короля Брунора ждала.

Тибблдорф Пвент не надел свои шипастые, мятые, пронизывающие врагов доспехи, и это был один из немногих случаев, когда кто-то видел дварфа без них. Но он не надел их по одной лишь причине: берсерк не хотел, чтобы кто-либо узнал, или, вернее, услышал его.

Он прятался в тенях в дальнем конце неровного коридора, за грудой бочонков, оставив в поле зрения лишь дверь Нанфудла.

Берсерк скрипел зубами, пытаясь сдержать поток проклятий, которые он готов был пробормотать, когда Джесса Дрибл-Обальд вошла в эту дверь, осмотрев сначала сверху — вниз весь коридор, удостоверившись, что никто не наблюдает за нею.

— Орки в Мифрил Холле, — спокойно проворчал Пвент, покачав грязной, косматой головой и топнул ногой.

О, как Пвент визжал, протестуя, когда было принято решение о предоставлении Королевству Многих Стрел посольства в дварфийских залах! Конечно, это было небольшое посольство — не более чем четырем оркам разрешалось находиться в Мифрил Холле одновременно, да и у этих четырех не было беспрепятственного доступа всюду. Отряд дварфов, обычно берсерков Пвента, всегда были рады сопроводить их «гостей».

Но эта маленькая юркая жрица, как оказалось, обошла это правило, и у Пвента было много предположений на этот счет.

Он хотел осмотреться и вынести дверь ногой, поймав крысу-орка открыто, и вышвырнув ее из Мифрил Холла раз и навсегда, но как раз в этот момент, его редкая способность улавливать суть вещей подсказала ему проявить терпение. Несмотря на свой клокочущий гнев, Тибблдорф Пвент оставался тихим, и через некоторое время Джесса вновь появилась в коридоре, посмотрев по сторонам, и убежав тем же путем, которым пришла.

— Ну что, гном? — прошептал Пвент, поскольку не видел в происходящем никакого смысла.

Нанфудл, конечно, не был врагом Мифрил Холла, и даже был его верным союзником с самых первых дней своего появления в клане, около сорока лет назад. Дварфы Боевого Молота до сих пор говорили о «Моменте Эльминстера», когда гном использовал изобретенный им трубопровод, чтобы заполнить пещеры взрывчатым газом, который разнес тогда в клочья горный хребет вместе с вражескими великанами.

Но тогда почему этот друг клана общается с орочьей жрицей в такой тайне? Нанфудл мог вызвать Джессу обычным способом, непосредственно через Пвента, и её бы быстро сопроводили к нему.

Пвент потратил много времени на обдумывание, так много, что в итоге Нанфудл появился в коридоре и скрылся за поворотом. Только тогда пораженный берсерк понял, что поминальное празднование уже началось.

— Каменная задница Морадина, — ошеломленно пробормотал Пвент, выползая из-за бочонков.

Он хотел сразу пойти в зал Брунора, но внезапно остановился у двери Нанфудла и огляделся, как и Джесса до этого, а затем вошел внутрь.

Ничего подозрительного он не заметил. Немного белой жидкости в мензурках булькало от жара горелок на одном рабочем месте, но все остальное казалось совершенно обычным, как было всегда у легкомысленного Нанфудла.

— Хм, — пробормотал Пвент и начал бродить по комнате, пытаясь найти какие-нибудь подсказки — возможно очищенную площадку, где между Нанфудлом и Джессой могло бы быть — нет, Пвент не мог даже позволить себе думать об этом.

— Ба, да ты глупец, Тибблдорф Пвент, как и твой брат, если бы у тебя был брат! — ругал себя дварф.

Он пошел к двери, внезапно ощутив ужасную неловкость перед своим другом за то, что решил шпионить за Нанфудлом, когда вдруг заметил что-то под столом гнома: это был свернутый спальный мешок.

Разум Пвента возвратился к тому темному месту, представив свидание между гномом и орочихой, но он вытряхнул эту мысль из головы, как только понял, что спальный мешок был крепко смотан, и было видно, что его не разбирали уже в течение некоторого времени. И за ним лежал рюкзак с набором приспособлений скалолаза, от бандажей до ледоруба, привязанного к нему.

— Планируешь поездку в Королевство Многих Стрел, малыш? — громко спросил Пвент.

Он встал и пожал плечами, рассматривая разные варианты. Пвент надеялся, что Нанфудл был достаточно умен, чтобы взять с собой нескольких охранников, если действительно собирался в путь. Король Брунор принял переход власти от Обальда к его сыну с большим тактом и сдержал напряженные отношения. Но орки были орками, и никто не мог знать, насколько надежным может оказаться этот сын Обальда, и есть ли у него обаяние и реальная власть, какие были у его могущественного отца, чтобы контролировать своих диких последователей.

Пвент решил, что поговорит с Нанфудлом в следующий раз, когда окажется с гномом наедине, но выбросил все это из головы к тому моменту, когда тот вернулся. Он бежал, опаздывая на самое важное празднование, и знал, что король Брунор нескоро простит такое опоздание.

—… двадцать пять лет, — говорил Брунор в тот момент, когда Тибблдорф Пвент присоединился к сбору в небольшой аудитории. Там были лишь несколько гостей: конечно, Дриззт; Кордио, главный священник Мифрил Холла; Нанфудл; и старый Банак Браунвил в своем кресле на колесах, вместе со своим сыном Коннрадом, который превратился в прекрасного молодого дварфа. Коннрад даже обучался вместе с Веселыми Мясниками Пвента, и более чем отлично держался в поединках с более закаленными воинами. Так же здесь присутствовали несколько других дварфов.

— Я скучаю по вам, моя девочка, и мой друг, Реджис. Знайте, что, если я проживу еще сотню лет, я не проведу ни дня, не думая о вас, — сказал король дварфов. Он поднял свою кружку и осушил, и остальные сделали то же самое. Опустив кружку, Брунор остановил свой пристальный взгляд на Пвенте.

— Прошу простить меня, мой король, сказал берсерк. — Я все пропустил, да?

— Только первый тост, уверил его Нанфудл, и гном обошел всех, собирая кружки, прежде чем двинуться к бочонку, стоявшему у стены.

— Помоги мне, попросил он Пвента.

Нанфудл наполнил кружки, и Тибблдорф Пвент разнес их собравшимся. Любопытно, подумал Пвент, что гном не наполнил и не принес личную кружку Брунора вместе с остальными. Конечно, никто бы не спутал ее с другими. Это была большая посудина со щитом и пенящейся кружкой, эмблемой клана Боевого Молота, отпечатанными на ее боку, и ручкой, у которой сверху были рожки, куда можно было поместить большой палец. Один из этих рожков, как и один на шлеме Брунора, был отломан. В знак солидарности и бесконечной дружбы с Мифрил Холлом, кружка была подарена много лет назад дварфами Цитадели Адбар, чтобы ознаменовать десятую годовщину подписания Договора в ущелье Гарумна. Никто бы не отважился пить из этой кружки, кроме самого Брунора, Пвент знал это, и понял, что Нанфудл захотел доставить мед Брунору лично, и в последнюю очередь. Честно говоря, он не придал этому значения, но ему казалось любопытным, что гном упорно не позволял Пвенту принести эту кружку.

Если бы он обратил более пристальное внимание на гнома, Пвент, возможно, отметил бы кое-что еще, что, конечно, приподняло бы его густые брови в удивлении. Гном наполнил свою кружку раньше, чем развернулся лицом к собравшимся, говорившим о прежних временах с Кэтти-бри и Реджисом, и не обращавших на него никакого внимания. Из спрятанного на его поясе мешочка он вытащил крошечный пузырек. Осторожно покрутив пробку, чтобы не трещала, и оглянувшись на остальных, он высыпал кристаллическое содержимое пузырька в украшенную кружку Брунора. Дав веществу время раствориться, с удовлетворением кивнул и присоединился к празднованию.

— Я могу предложить тост за леди Шаудру? — спросил гном, говоря об эмиссаре Мирабара, которую он сопровождал в Мифрил Холл десятилетия назад, и которая была убита Обальдом во время той ужасной войны.

— Старые раны зажили, — сказал гном, подняв свою кружку.

— Да, за Шаудру и за всех, кто пал, защищая залы клана Боевого Молота, — согласился Брунор и сделал большой глоток меда. Нанфудл кивнул и улыбнулся, надеясь, что Брунор не почувствует горького вкуса яда.

— O горе Мифрил Холлу, и да летит ко всем лордам, королям, и королевам Серебряных Земель весть, что король Брунор заболел этой ночью! — кричали всюду громкоголосые дварфы, спустя несколько часов после поминального празднования.

Залы всех часовен Севера были заполнены, когда эта весть распространилась, поскольку король Брунор был всеми любим, и его сильный голос поддержал большую часть изменений к лучшему в Серебряных Землях. Всюду возникали разговоры о войне с Королевством Многих Стрел, в перспективе смерти обоих подписавших Договор в ущелье Гарумна. Бессменная вахта в Мифрил Холле была торжественной, но не болезненной. В конце концов, Брунор прожил хорошую, длинную жизнь, и окружил себя дварфами с сильным характером. Клан был крепким, и клан будет жить, и процветать, долгие дни после ухода великого короля Брунора.

Но, на самом деле проливалось много слез всякий раз, когда один из священников Кордио объявлял, что король лежит тяжело больной, и Морадин снова не ответил на их молитвы.

— Мы не можем помочь ему, — сказал Кордио Дриззту и некоторым другим после третьей ночи неспокойного сна Брунора. — Это не в наших силах.

Он ожидал тихой, неодобрительной ухмылки Дриззта, но дроу оставался непоколебимым и твердым.

— Ах, мой король, — стонал Пвент.

— Горе Мифрил Холлу, — сказал Банак Браунвил.

— Это не так, — ответил Дриззт. — Брунор не покинут в его обязанностях перед кланом. Его трон займет достойный.

— Ты говоришь так, как будто он уже мертв, ты эльф! — выругался Пвент.

Дриззт не мог ничего на это ответить, он просто кивнул, извиняясь перед берсерком.

Они вошли, и сели у постели Брунора. Дриззт взял руку своего друга, и перед самым рассветом король Брунор сделал свой последний вдох.

— Король умер, да здравствует король, — сказал Дриззт, поворачиваясь к Банаку.

— Так начинает свое господство Банак Браунвил, Одиннадцатый Король Мифрил Холла, — сказал Кордио.

— Я не достоин, жрец, — ответил старый Банак, во взгляде которого виднелась скорбь, а на сердце лежал тяжкий груз. За его креслом сын похлопал старого дварфа по плечу. — Если бы я, хотя бы наполовину, был таким хорошим королем, как Брунор, тогда весь мир признал бы мое правление достойным — нет, великим.

Тибблдорф Пвент споткнулся и припал на колено перед Банаком.

— Я… Моя жизнь для тебя, мой… мой король, — сквозь слезы запинался и заикался он, едва выговаривая слова.

— Будь благословен, — ответил Банак, похлопав Тибблдорфа по косматой голове.

Неукротимый берсерк поднес руки к влажным от слез глазам, и, повернувшись, наклонился к Брунору, чтобы крепко его обнять, затем он поднялся и с громким воплем бросился из комнаты.

Могила Брунора была построена прямо возле могил Кэтти-бри и Реджиса, и это был величайший мавзолей, когда-либо возведенный в древней твердыне дварфов.

Один за другим, старейшины клана Боевого Молота прибывали, чтобы присоединиться к долгому и воодушевленному перечислению многих деяний прожившего долгую жизнь могущественного короля Брунора, который привел своих людей из темноты разрушенных залов в новый дом в Долине Ледяного Ветра, и кто лично открыл их древний дом заново, и возвратил его клану. Множество неуверенных голосов говорили о дипломате Бруноре, который так резко изменил пейзаж Серебряных Земель.

Это продолжалось днем и ночью в течение трех суток, отдавалась одна дань за другой, и все они заканчивались искренним тостом в честь самого достойного преемника, великого Банака Браунвила, который теперь добавил титул Боевого Молота к своему имени: король Банак Браунвил Боевой Молот. Из каждого соседнего королевства, приезжали эмиссары и даже орки Многих Стрел высказались — жрица Джесса Дрибл-Обальд произнесла длинную хвалебную речь, которая приветствовала того самого замечательного короля, и выразила надежды своего народа, что король Банак будет править так же мудро и с надлежащей дальновидностью, и Мифрил Холл будет процветать под его руководством. Действительно не было ничего спорного, или чего-либо неискреннего в словах молодой жрицы, но, тем не менее, больше, чем несколько из тысяч дварфов, слушающих ее, ворчали и плевались, остро напомнив Банаку и остальным лидерам, что работа Брунора по избавлению от разногласий дварфов и орков была еще не закончена.

Опустошенные, раздавленные, истощенные эмоционально и физически, Дриззт, Нанфудл, Кордио, Пвент и Коннрад попадали на кресла вокруг камина. Это было любимое место Брунора. Они подняли еще несколько тостов за своего друга и стали вспоминать многие хорошие и героические приключения, которые разделили с замечательным дварфом.

У Пвента было много историй для рассказа, все, конечно, преувеличенные, но было удивительно, что Дриззт До’Урден сказал немного.

— Я должен принести извинения твоему отцу, — сказал Нанфудл Конраду.

— Принести извинения? Нет, гном, он ценит твои советы так же сильно, как и любой другой дварф, — ответил молодой принц Мифрил Холла.

— И все же, я должен принести извинения ему, — сказал Нанфудл, и все в комнате прислушались. — Я приехал сюда с леди Шаудрой и не хотел оставаться, и все же прошли десятилетия. Я немолод уже — через месяц буду праздновать свой шестьдесят пятый год.

— Правильно, правильно! — оборвал его Кордио, никогда не упускавший шанс поднять тост, и они все выпили за долгое здоровье Нанфудла.

— Спасибо вам всем, — сказал Нанфудл, сделав глоток. — Вы были мне как семья, что и говорить, и годы моей жизни, проведенные здесь, были не хуже лет, которые я прожил раньше. И лет, которых я проживу еще, я уверен в этом.

— О чем ты говоришь, малыш? — спросил Кордио.

— У меня есть другая семья, — ответил гном. — Которую я видел только в свои недолгие визиты за эти последние тридцать лет. Я боюсь, настало время мне уйти. Я хочу провести свои оставшиеся годы в моем старом доме в Мирабаре.

Эти слова, казалось, высосали весь шум из комнаты, поскольку все сидели в ошеломляющей тишине.

— Ты не должен приносить моему отцу никаких извинений, Нанфудл из Мирабара, — уверил гнома Коннрад, и поднял свою кружку в очередном тосте. — Мифрил Холл никогда не забудет помощь великого Нанфудла!

Они все единодушно подняли этот тост, очень сердечно, но что-то кольнуло Тибблдорфа Пвента, как то недавнее любопытство, но, растворившись в своем горе, он не обратил на это внимания.

Но не совсем.

Раздражаясь и пыхтя, гном нагибался и корчился, пробираясь сквозь валуны. Большие гладкие серые камни лежали вокруг, словно сложенные группой титанов у катапульты. Нанфудл хорошо знал это место — действительно, это он предложил его для свидания — и поэтому он не удивился, когда, протиснувшись между плотно ввинченных в землю трех камней, увидел Джессу, сидящую на небольшом чистом камне, и ее полдник лежал перед нею на одеяле.

— Ты нуждаешься в более длинных ногах, — поприветствовала орочиха.

— Я должен быть на тридцать лет младше, — ответил Нанфудл. Он позволил своему тяжелому мешку соскользнуть с плеч и сел на камне напротив Джессы, потянувшись к миске с тушеным мясом, которое жрица положила в неё.

— Все сделано? Ты уверен? — спросила Джесса.

— Три дня траура по мертвому королю… три, не больше — у них нет времени. Таким образом, теперь Банак — король, в конце концов, это звание, он заслужил.

— Он примерил ботинки гиганта.

Нанфудл не согласился.

— Проделанная королем Брунором работа должна была гарантировать порядок в Мифрил Холле. Банак не будет колебаться, и даже если он будет, вокруг него много мудрых советников.

Он сделал паузу и посмотрел на орочью жрицу внимательнее. Ее пристальный взгляд был направлен на север в сторону все еще молодого королевства ее сородичей.

— Король Банак продолжит работу Брунора, поскольку Обальд II будет придерживаться желаний и взглядов своего предшественника, — уверил ее Нанфудл.

Джесса взглянула на него с удивлением, и даже недоверием.

— Ты очень спокоен, — заметила она. — Ты проводишь слишком много времени в своих книгах и свитках, и не тратишь ни секунды своей жизни на изучение тех, кто окружает тебя.

Нанфудл смотрел на нее с любопытством.

— Как ты можешь быть настолько спокойным? — спросила Джесса. — Разве ты не осознаешь, что только что совершил?

— Я сделал это, потому что мне приказали, — запротестовал Нанфудл, не заметив тяжести в ее голосе.

Джесса начала было ругать его снова, желая научить, что значат чувства, напомнить, что мир не может быть описан только лишь логическими теоремами, что нужно было рассматривать и другие факторы, но шум в стороне, похожий на скрежет металла о камень, оборвал ее на полуслове.

— Что такое? — спросил Нанфудл, жуя свое тушеное мясо, когда она встала.

— Что тебе приказали сделать? — прозвучал грубый голос Тибблдорфа Пвента, и Нанфудл обернулся, как только берсерк, облаченный в полную броню, начал пробираться между валунов, скрежеща металлическими шипами о камень. — Да, черт возьми, я удивлен, что кто-то приказал тебе! — он ударил кулаками в металлических перчатках друг о друга. — Но не сомневайся, что я выясню, кто это, ты, мелкая крыса.

Он двинулся вперед, и Нанфудл отступил, роняя миску с тушеным мясом на землю.

— Вам не скрыться, ни одному из вас, — уверил их Пвент, продолжая наступать. — Мои ноги достаточно длинны, чтобы преследовать, а моего гнева достаточно, чтобы поймать вас!

— В чем дело? — потребовала ответа Джесса, но Пвент остановил ее взглядом, полным ненависти.

— Вы всё еще живы только потому, что у вас может быть нечто, что я должен услышать, — объяснил разъяренный дварф. — И если вы не протявкаете то, что заставит меня улыбнуться, знайте, что вы найдете свою смерть.

Когда он закончил, то указал на большой шип, торчащий на вершине его шлема. И Джесса очень хорошо знала, что не один орк дергался в агонии, наколотый на него.

— Пвент, нет! — визжал Нанфудл, выставив руки перед собой, пытаясь остановить неумолимое приближение дварфа. — Ты не понимаешь!

— О, я знаю больше, чем вы думаете, — уверил его берсерк. — Я был в твоей мастерской, гном.

Нанфудл поднял руки.

— Я сказал королю Банаку, что уеду.

— Ты собирался уезжать еще до того, как умер король Брунор, — обвинил его Пвент. — У тебя была сумка, упакованная для дороги.

— Ну, да, я собирался …

— Ты все собрал и сложил прямо под скамьей, на которой варил яд для моего короля! — в бешенстве орал Пвент, наскакивая на Нанфудла, который был достаточно ловок, чтобы убежать за камень, увернувшись от смертельных объятий Пвента.

— Пвент, нет! — вопил Нанфудл.

Джесса двинулась было, чтобы вмешаться, но Пвент повернулся к ней, сжав кулаки, на которых были видны выдвигающиеся из своих ножен на задних частях перчаток ручные шипы.

— Сколько ты заплатила этой крысе, ты, собачья задница? — требовательно спросил он.

Джесса продолжала отступать, но когда почувствовала за спиной холод камня, ее поведение моментально изменилось, и она шагнула обратно навстречу Пвенту и вытащила тонкую волшебную палочку.

— Еще один шаг…. — предупредила она, прицеливаясь.

— Пвент, нет! Джесса, нет! — визжал Нанфудл.

— У тебя есть большой волшебный взрыв в этой маленькой палочке, не так ли? — беззаботно спросил Пвент. — Это хорошо. Это только рассердит меня, и заставит врезать тебе еще сильнее!

Он шагнул, и Джесса начала колдовать, целясь палочкой в грязное лицо дварфа, но они оба остановились, и очередной вопль Нанфудла застрял у него в горле, поскольку воздух наполнил сладкий звук радостно звеневших колокольчиков.

— О, ну теперь вы оба получите сполна, — довольно сказал Пвент с хитрой усмешкой, поскольку узнал эти колокольчики. Все в Мифрил Холле знали колокольчики волшебного единорога Дриззта До'Урдена.

Тонкий и изящный, с рельефными мускулами, слегка напрягающимися под его мерцающей белой шкурой, рогом цвета слоновой кости, покрытым золотым узором, голубыми глазами, пронизывающими дневной свет, словно дразня само солнце, окутанный звоном колокольчиков, предвосхищавшими его появление радостными нотами, Андахар вознесся на валун и стал бить землю своим могучим копытом.

— Хорошо, что ты приехал, эльф! — крикнул Пвент Дриззту, который сидел, уставившись на него с отвисшей челюстью. — Я как раз собирался засунуть мой кулак в …

Но как только Тибблдорф Пвент развернулся в прыжке, чтобы направиться к Джессе, он увидел, что противостоит шестистам фунтам рычащей черной пантеры!

И он тут же снова подскочил, поймав равновесие, как раз вовремя, чтобы увидеть Брунора Боевого Молота, спрыгнувшего со своего места на единороге позади Дриззта.

— Что, Девять проклятых Кругов, здесь происходит? — потребовал ответа Брунор, обращаясь к Нанфудлу.

Маленький гном смог только беспомощно пожать плечами в ответ.

— Мой… король? — Пвент запнулся. — Мой король! Может ли это быть мой король? Мой король!

— О, священная задница Морадина, — пожаловался Брунор. — Что ты здесь делаешь, глупый дварф? Ты, как предполагалось, должен быть рядом с королем Банаком!

— Не с королем Банаком, — выступил Пвент. — С королем Брунором живым и здоровым!

Брунор, осаждаемый берсерком, пытался отвернуть свой нос в сторону от Пвента.

— Теперь послушай меня внимательно, дварф, и никогда больше не повторяй эту ошибку. Короля Брунора больше нет. Король Брунор покоится в веках, и Банак — король Мифрил Холла!

— Но… но… но мой король, — ответил Пвент. — Но ты же жив!

Брунор вздохнул.

Позади него Дриззт перенес ногу через седло и изящно спрыгнул на землю. Он погладил сильную шею Андахара, затем снял с шеи резное изображение единорога, висящее на серебряной цепи, и тихонько дунул в полый рог, отпуская коня.

Андахар встал на дыбы, взбивая воздух передними копытами, громко заржал и ускакал прочь. Каждым шагом, казалась, он покрывал огромное расстояние, поскольку становился все меньше и меньше, пока не исчез вовсе, хотя воздух по его следу слегка колебался волнами волшебной энергии.

К тому времени Пвент несколько пришел в себя, и решительно встал перед Брунором, уперев руки в бедра.

— Ты был мертв, мой король, — заявил он. — Я сам видел тебя мертвым, я нюхал тебя мертвым. Ты был мертв.

— Я и должен был быть мертвым, — ответил Брунор, смело двинулся вперед и тоже упер руки в бедра. Вдавив свой нос в Пвента, он добавил очень медленно и четко. — Только так я мог получить возможность уйти.

— Уйти? — переспросил Пвент, и обратился к Дриззту, который промолчал, лишь его усмешка показывала, что он наслаждался зрелищем больше чем, он был должен. Тогда Пвент посмотрел на Нанфудла, который просто пожал плечами. Бросил взгляд мимо пантеры, Гвенвивар, на Джессу, которая смеялась над ним, дразня и помахивая своей палочкой.

— Ба, задача Думатойна, создавшего твой толстый череп, была полегче!

Брунор ругался, вспоминая бога дварфов, более известного как Хранитель Тайн под Горой.

Пвент усмехнулся, поскольку часто слышанное им замечание было довольно невежливым способом дварфа называть другого тупицей.

— Ты был мертв, — снова сказал берсерк.

— Да, и это малыш убил меня.

— Яд, — объяснил Нанфудл. — Смертельный, да, но лишь в неправильных дозах. Когда я использовал его, Брунор только выглядел мертвым и казался мертвым всем, кроме самых умных жрецов — и они знали о том, что мы сделали.

— И ты сбежал? — спросил Пвент Брунора, поскольку все начало проясняться.

— Я смог дать Банаку заслуженный им трон, а не пользоваться дварфом, как слугой, ждущим вместе со всем кланом моего возвращения. Поскольку не будет возвращения. Это было предопределено давно, Пвент. Конечно, это тайна среди дварфийских королей, способ найти путь, на котором ты закончишь свои дни, когда все, что ты мог сделать, ты уже сделал и сделал верно. Мой пра-пра-пра-прадед поступил так же. Это произошло в Адбаре, и два короля, которых я знаю, сделали то же самое, они рассказывали мне. И на свете много дварфов, кто поступил подобным образом, не сомневайся, или я — бородатый гном.

— Ты сбежали из Мифрил Холла?

— Громко сказано.

— Навсегда?

— Это не большой срок для такого старого дварфа, как я.

— Ты сбежал. Ты сбежал и не сказал мне? — спросил Пвент. Он весь дрожал.

Брунор оглянулся на Дриззта. Когда он услышал грохот нагрудника Пвента, ударившегося о землю, он обернулся.

— Ты смылся, старый вонючий орк, и ничего не сказал об этом своему Веселому Мяснику? — рычал Пвент.

Он стащил одну рукавицу и бросил ее на землю, потом вторую, затем наклонился и стал снимать свои зубчатые поножи.

— Ты сделал это с теми, кто любил тебя! Ты заставили нас всех страдать из-за тебя! Ты разбил наши сердца! Мой король!

Брунор нахмурился, но ему нечего было ответить.

— Вся моя жизнь для моего короля, — упрямо бормотал Пвент.

— Я больше не твой король, — возразил Брунор.

— Да, я тоже так считаю, — сказал Пвент, и двинул кулаком Брунору в глаз. Рыжебородый дварф откинулся назад, и его однорогий шлем слетел с головы, а зубчатый топор упал на землю от силы мощного удара.

Пвент расстегнул и стянул с головы шлем. Только он отшвырнул его в сторону, как Брунор ударил его слету, уронив берсерка на землю, и снова и снова они кувыркались, крутясь и нанося друг другу удары кулаками.

— Сотни лет я мечтал об этом! — кричал Пвент, и его голос оказался приглушенным в конце, потому что Брунор засунул свою руку ему в рот.

— Да, а я мечтал дать тебе шанс! — проорал Брунор, его голос повысился в конце на несколько октав, когда Пвент жестоко укусил его.

— Дриззт! — завопил Нанфудл. — Останови их!

— Нет, нет, не надо! — крикнула Джесса, радостно хлопая в ладоши.

Выражение лица Дриззта недвусмысленно объяснило гному, что у него не было никакого намерения встревать между двумя разъяренными дварфами. Он скрестил руки на груди, прислонился к высокому камню, и на самом деле казался больше заинтересованным, чем удивленным.

Круг за кругом вертелся дерущийся комок, поток проклятий сыплющихся от каждого из них, прерывался только случайным препятствием, или как только один из них наносил сокрушительный удар.

— Ба, да ты сын орка! — яростно завопил Брунор.

— Ба, я не твой вонючий сын, ты, проклятый орк! — проорал в ответ Пвент.

Как только это произошло, они расцепились, откатившись друг от друга, как раз, чтобы посмотреть прямо на Джессу, скрестившую руки на груди, и впившуюся в них взглядом свысока.

— Ээээээ… гоблин, — исправились они хором, когда оба оказались у нее под ногами.

Извинившись перед Джессой, оба равнодушно пожали плечами, и снова принялись кувыркаться, борясь и отвешивая друг другу тумаки с прежней энергией. На пути яростно рычащего и вопящего комка оказался валун и, прокатившись по траве, дварфы оказались на краю небольшого утеса, и там Брунор получил некоторое преимущество, сумев потянуть руку Пвента за свою спину. Берсерк издал вопль, посмотрев вниз с утеса.

— И сотни лет я мечтал, чтоб ты принял ванну! — заявил Брунор.

Он немного приподнял Пвента, затем швырнул дварфа, и полетел следом прямо в чистый, ледяной горный поток.

Пвент бешено скакал и орал, и любой, кто мог это наблюдать, мог подумать, что бедный безумный дварф приземлился лицом в кислоту. Он стоял в потоке, дико дрожал, и тряс руками и ногами, пытаясь избавиться от воды. Но, по крайней мере, уловка сработала. Он не хотел больше драться.

— Зачем ты это сделал, мой король? — убитый горем, несчастный Пвент почти шептал.

— Потому что ты воняешь, и я не твой король, — резко ответил Брунор, плескаясь по пути к берегу.

— Зачем? — спросил Пвент, и в его голосе было столько непонимания и боли, что Брунор резко остановился, и, не смотря на то, что он был все еще в холодной воде, вернулся, чтобы взглянуть на своего верного берсерка.

— Зачем? — снова спросил Тибблдорф Пвент.

Брунор взглянул на остальных троих — четверых, считая Гвенвивар — кто подошел на край утеса, чтобы посмотреть на происходящее. Тяжело вздохнув, мертвый король Мифрил Холла вернулся к своему верному берсерку, и протянул ему руку.

— Это был единственный путь, — объяснил Брунор, когда они с Пвентом стали подниматься на утес. — Просто справедливость в отношении Банака.

— Банак не должен был быть королем, — сказал Пвент.

— Да, но и я не мог больше быть королем. Я сделал это, мой друг.

Эти последние слова дали им обоим паузу, и как только его истинное значение дошло до сознания обоих, они обняли друг друга за сильные плечи и вместе взошли на холм.

— Моя задница слишком долго просидела на троне, — заявил Брунор, когда они прошли мимо других, назад к валуну. — Я не знаю, надолго ли я ухожу, но есть вещи, которые я хочу найти, но я не смогу найти их в Мифрил Холле.

— Твоя девочка и малыш хафлинг? — рассуждал Пвент.

— Ах, не заставляй меня плакать, — сурово сказал Брунор. — И, да будет на то воля Морадина, я сделаю это однажды, если не в этой жизни, то в его больших залах. Нет, больше…

— Что больше?

Брунор снова упер руки в бедра и смотрел через широкие земли на запад, ограниченный высокими горами на севере и все еще внушительными предгорьями на юге.

— Гонтлгрим — вот моя надежда, — сказал Брунор. — Но знай, это будет лишь только дорога и ветер в лицо.

— Итак, ты идешь? Ты уходишь навсегда и не вернешься в Мифрил Холл?

— Да, — заявил Брунор. — Знай, что я ухожу, и я не вернусь. Никогда. У Мифрил Холла теперь есть Банак, и я не могу вернуть что-либо… Так же как моя семья — наша семья, так и все короли Серебряных Земель знают, что король Брунор Боевой Молот умер в пятый день шестого месяца Года Истинных Знамений. Да будет так.

— И ты не сказал мне, — снова завел Пвент. — Ты сказал эльфу, ты сказал гному, ты сказал вонючему орку, но не сказал мне.

— Я сказал тем, кто идет со мной, — объяснил Брунор. — И никто в Мифрил Холле не знает, кроме Кордио, но я нуждался в нем, а его священники бы не поняли. И он, как известно, сохранил тайну, чтобы ты не сомневался.

— Но ты не доверился своему Пвенту.

— Ты не должен был знать. Так было бы лучше для тебя!

— Чтобы увидеть моего короля, моего друга, погребенного под камнями?

Брунор вздохнул, не найдя ответа.

— Хорошо, я доверяюсь тебе теперь, когда ты не оставил мне никакого выбора. Теперь ты служишь Банаку, но знай, что не стоит ему ничего говорить, как и кому-либо другому в Мифрил Холле.

Пвент решительно покачал головой на последние слова Брунора.

— Я служил королю Брунору, моему другу Брунору, — сказал он. — Вся моя жизнь для моего короля и моего друга.

Это заставило Брунора насторожиться.

Он обратился к Дриззту, который пожал плечами и улыбнулся; потом к Нанфудлу, который нетерпеливо кивнул; затем к Джессе, которая ответила.

— Только если вы обещаете ссориться друг с другом время от времени. Я действительно обожаю вид дварфов, выбивающих друг из друга медовый пот!

— Ба! — фыркнул Брунор.

— Куда теперь, мой ко… Мой друг? — спросил Пвент.

— На запад, — сказал Брунор. — Далеко на запад. Навсегда на запад.