Июнь — декабрь 1991 года. Драматический финал противостояния. Единая и некогда могучая держава распадается на «суверенные части», СССР прекращает свое существование. Президент подает в отставку.
На заключительном этапе политического соперничества Горбачев — Ельцин все сосредоточивается на вопросе о реформировании Союза, его новом образе. В тень уходит даже проблема «социалистического выбора» (лишь изредка Горбачев продолжает уверять общественность в своей приверженности идее социализма). Предельно обострена тема сохранения государства. Каким ему быть и быть ли вообще. В процессе подготовки нового Союзного договора дискуссии ведутся вокруг понятий: федерация, конфедерация, ассоциация, содружество… Внешне, казалось бы, и Горбачев, и Ельцин за сохранение Союза как единого государства, но… подспудно обнаруживается разное понимание его сути: степень сохранения властных функций центра и суверенности республик. Горбачев подозревается в стремлении сохранить старый деспотический центр; Ельцин — в намерении довести суверенизацию до фактического уничтожения единого государства.
Впрочем, многотрудный путь подготовки нового Союзного договора изобилует неоднократными поворотами от казалось бы найденного согласия, к новым противоречиям, неразрешимым проблемам (разумеется, поиск компромисса зависел не только от позиций двух соперничающих лидеров). Ново-Огарево, где идут бесконечные переговоры по бесчисленным вариантам проекта этого документа, становится центром политической жизни.
Июнь — июль в диалоге Горбачев — Ельцин проходят в целом под знаком согласия. Еще действует импульс соглашения «9 + 1», хотя политическая и социально-экономическая ситуация в обществе продолжает обостряться — и под влиянием послеапрельских цен, и непрекращающихся межнациональных конфликтов. В короткой, но напряженной борьбе проходят выборы первого Президента России. Горбачев поздравляет своего оппонента. Хотя тут же идиллия внешнего умиротворения омрачается недружественным выпадом нового Президента: указ о департизации.
А затем следует август. Попытка государственного переворота. Ельцин и Горбачев по одну сторону баррикад. Правда, «форосскому пленнику» приходится выслушать немало нелицеприятных слов, в том числе и от Президента России. Октябрь 1987-го всплывает на фоне августа 1991-го. Оппоненты меняются местами. Генсек отрекается от партии. Оба президента вновь начинают говорить о согласии, общей ответственности и возможностях для надежного сотрудничества.
Следует завершающий тур в борьбе «за» или «против» Союза. Главное противоречие в позициях оппонентов: единое государство (пусть и конфедеративного типа) или Содружество независимых государств?
Соглашение в Беловежской пуще 8 декабря и Алма-Атинская декларация от 21 декабря разрешили это противоречие в пользу Содружества независимых государств. За короткое время (с августа по декабрь) дважды отстранявшийся от власти Президент СССР принимает решение об отставке. История таким образом ставит точку на более чем четырехлетней конфронтации Горбачев Ельцин.
Завершилась короткая предвыборная кампания и 12 июня 1991 г. состоялись выборы Президента России. Им стал, как и ожидалось, Б.Н. Ельцин. До выборов в прессе муссировался тезис о том, что Президент СССР, Генсек и возглавляемая им партия делают все возможное, чтобы затруднить Ельцину путь в президентство. Победа Ельцина в свете этого многими воспринимается как поражение Горбачева. Зарубежные комментаторы также рассматривают свершившийся факт как дополнительное, весьма серьезное «неудобство» для Президента СССР. Ну а Горбачев между тем говорит:
Президент СССР ответил на вопрос: «Какими вы видите задачи президента России в обновляемом Союзе?»
(…) Я не мыслю Союза без России. Без нее его просто не может быть. Но точно так же Россия нуждается в Союзе. Об этом стоит сказать еще и еще раз.
(…) Мне кажется, что самые трудные дебаты, дискуссии, может быть, даже недопонимание — позади. По крайней мере я это чувствую. Есть понимание того, что превыше всего — судьба нашего Отечества, нашего государства. Незаменима роль россиян и Российской Федерации в обновлении федерации союзной. Такое понимание, надеюсь, станет ключом к тому, чтобы и президент и новые структуры власти России действовали прежде всего в интересах решения этой задачи, фундаментальной для всей нашей страны, нашего многонационального государства, для перестройки.
(…) Я вижу задачи президента, новой исполнительной власти в Российской Федерации в том, чтобы содействовать согласию в стране и в республике, продвигать радикальные реформы в экономике, двигаться к рынку с тем, чтобы получать результаты, которые бы позволяли решать социально-экономические проблемы. Прежде всего поднимать благосостояние людей…
(…) Нас объединило чувство общей ответственности — оно и лежало в основе всех, скажу без преувеличения, исторических встреч в Ново-Огареве. Прилагая максимум усилий, чтобы вывести страну из глубокого кризиса, мы прежде всего думаем о народе, о тех реальных последствиях, которые он должен ощутить — ив политике, и в экономике. И сегодня мы имеем конкретные результаты этих усилий. Очень большое значение придаю этому процессу, ибо он замешен на согласии, на объединении усилий, необходимых для решения задач, которые встали на путях коренного обновления нашего общества, его перехода к рынку.
Поэтому еду в Лондон не только с мандатом, основанным на собственных убеждениях и представлениях, но и с общей позицией союзных республик. Следовательно, то, что я имею в виду сказать в британской столице, — это наша согласованная позиция. Это очень важно. Думаю, это прежде всего важно для нас — людей, живущих в этой огромной стране, которая играет соответствующую роль в судьбах современной цивилизации. Удовлетворен итогами встречи.
Конечно, были и проблемы по согласованию совместных шагов. Не без этого. За плечами — огромная работа, достигнуто такое взаимопонимание, что сейчас остается лишь идти решительно вперед, по пути глубоких демократических и экономических преобразований в рамках Союзного договора. Это то, что должно нам дать политическую и финансовую стабильность, стабильную ситуацию, которая поможет в итоге преодолеть кризис.
(…) Речь, конечно, шла и о политической стабилизации. Без нее все остальное — утопия. Будет согласие на широкой основе, на объединении национальных и общенациональных патриотических сил, можно думать о самых далеко идущих реформах.
(…) Я бы сказал, что дискуссия по экономическим вопросам заняла центральное место. Ведь идея политической реформы, согласия уже понятна, осознана всем нашим обществом. Без этого — тупик. И те, кто толкает нас на путь конфронтации, поиска противников, — люди вчерашнего дня.
А сегодня нам требовалось основательно проработать экономические аспекты сотрудничества республик. Здесь проявилось понимание того, что мы сможем успешнее решать все проблемы, если будем помнить: мы сформировались как единый мощный рынок, на котором сложилось — хотим мы того или нет разделение труда. Мы очень зависим друг от друга, огромна степень кооперации. Разрушать это под видом якобы суверенитета? Нет, не в этом суверенитет! И это сейчас понимают в республиках.
Мы уходим от унитарности, командной системы, которая не давала кислорода республикам. Но мы не имеем права впасть в другую крайность автаркию, замкнутость, чересполосицу границ, которых не приемлет динамичная экономика. Это было бы гибелью.
Весь комплекс таких вопросов обсуждался сегодня. Понимание того, что мы должны сохранить единый рынок, придать ему новое дыхание, используя инициативу коллективов, регионов, частную инициативу — об этом шла речь, и в этом, мы убедились, есть понимание…
(…) Я бы отметил два момента. Первое, что Президент СССР едет в Лондон с позицией не только центра, но и с мнением всех девяти республик, их руководителей. Это согласованное мнение. Думаю, что это важно не только для советских людей, но и для стран «семерки».
Второе. Президент огромной державы едет для того, чтобы высказать взгляды на те программы, которые можно было бы осуществить совместно со странами «семерки», во взаимных интересах. Это особенно важно в период нашего перехода к рыночной экономике. При чем тут спекуляции о «протянутой руке»? И еще. Хотел бы особенно отметить роль Ново-Огарева как колыбели политического процесса, в котором доминируют уважение к республикам, друг к другу, принципиальность, стремление к разумному компромиссу во имя создания нашего обновленного государства.
Уважаемый Съезд народных депутатов Российской Федерации!
Только что состоялся торжественный акт приведения к присяге и вступления в должность первого Президента Российской Федерации. Может быть, кто-нибудь по этому поводу скажет: «Ну что особенного, одним президентом стало больше в стране». Я придерживаюсь другого мнения. Произошло событие, важное не только для России, но с учетом ее роли и ответственности в Советском Союзе и для всей нашей многонациональной Родины.
Поздравляю Бориса Николаевича Ельцина с избранием на пост Президента республики, с началом нового этапа его политической и государственной деятельности.
Введение института президентства является логическим результатом тех демократических преобразований, которые происходят в русле перестройки, политической и правовой реформы. Сама жизнь подвела к выводу, что рядом с сильной и компетентной законодательной властью должна эффективно действовать столь же сильная и компетентная исполнительная власть. Надо признать, осознали мы это с известным опозданием, когда обнаружилось, что не только старые проблемы, но и новые задачи решаются медленно, а то и вовсе откладываются в долгий ящик, когда повсеместно, на всех уровнях, с освобождением от несвойственных функций партийного аппарата мы почувствовали слабость управления, разлаженность механизмов исполнения. Свое негативное воздействие на ситуацию оказала «война законов». Словом, нам всем стало ясно, что если не избавимся от паралича власти, не наладим эффективного взаимодействия между Союзом и республиками, не обеспечим последовательного проведения принятых законов, то кризис, в котором оказалась страна, грозит затянуться, принять хронический характер.
(…) Я хочу пожелать Борису Николаевичу в первую очередь успеха в практических делах, которые будут определять продвижение Российской Федерации, всех входящих в нее республик и регионов по пути удовлетворения насущных потребностей людей.
(…) Как мне думается, одна из главных забот Президента России, Съезда народных депутатов и Верховного Совета республики — быстрейшее решение вопросов, связанных с обновлением Российской Федерации. Ведь это десятки народов, объединившихся в многонациональное государство, столетиями строивших его и защищавших от врагов, видящих в нем свое общее Отечество. Сегодня все его территории буквально сплетены многообразными связями политическими, экономическими, культурными и просто человеческими.
(…) Как Президент страны я — за демократическую, сильную, сплоченную, современную Российскую Федерацию. Такая Россия нужна самим народам, проживающим на ее территории, без такой России просто не состоится обновление нашего союзного многонационального государства. Глубоко убежден, что интересам народов Российской Федерации, как и всех республик, объединенных в наш Союз, отвечают не расхождение по своим углам, не самоизоляция, а, напротив, сотрудничество и согласие в обновленном многонациональном государстве. Этому и должно служить заключение нового Союзного договора.
(…) Я приветствую ответственную позицию Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, твердо выступивших за сохранение и обновление нашего Союза, за преобразование его в Союз суверенных государств — демократическое федеративное государство. Думаю, такую же позицию высшие органы законодательной и исполнительной власти России займут и сейчас, на завершающем этапе работы над новым Союзным договором, когда мы вплотную подошли к подписанию этого исторического документа…
В диалоге Горбачев — Ельцин тема партии более почти не возникает. Однако в июле появляется Указ Президента РСФСР «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах и учреждениях РСФСР». В связи с этим в адрес Генсека усиливается критика со стороны коммунистов, требующих защиты. М.С. Горбачев на июльском (1991 г.) Пленуме ЦК КПСС реагирует на это.
(…) Всем нам нужно еще и еще раз осознать, что на нынешнем этапе развития общества КПСС может рассчитывать на успех именно как партия политического действия.
Как в этой связи отнестись к принятому на днях Указу Президента РСФСР о департизации государственной службы, прекращении деятельности парторганизаций на предприятиях и в учреждениях? Его политическая оценка дана в заявлении Политбюро ЦК КПСС[203]. Я солидарен с теми товарищами, кто считает, что Пленум должен высказать свое отношение к этому документу. Какими бы аргументами ни обосновывали эту акцию, она осложняет и без того насыщенную конфликтами обстановку. Это отнюдь не то, в чем нуждается сейчас общество. Мы говорим о согласии, а принимаем документы, которые на деле могут использоваться в ущерб консолидации, наметившейся тенденции к конструктивному решению трудных вопросов, чего ожидает все общество.
Затронуты демократические права трудовых коллективов, которые через общественные организации выражают свои интересы, свои позиции.
Поскольку в данном случае речь идет о правах граждан и общественно-политических объединений, свое заключение должен дать Комитет конституционного надзора СССР. Председатель Верховного Совета СССР вчера направил соответствующее обращение к Комитету конституционного надзора.
Как бы ни развернулись события, не следует впадать в панику. Никто не вправе запретить работу партии с трудовыми коллективами…
События 18–21 августа, известные как попытка государственного переворота. Группой высших должностных лиц правительства Президент СССР отстранен от исполнения обязанностей под предлогом болезни. Во главе сил, оказавших противодействие путчу, становится Б.Н. Ельцин. Он за восстановление конституционной президентской власти, хо*тя ряд предпринимаемых им шагов и противоречат Конституции СССР. Ельцин протягивает руку Горбачеву, вызволяя его из «форосского плена». При этом не скрывает, что к Президенту СССР имеются серьезные претензии.
Последующие события на внеочередном V съезде народных депутатов СССР, 2–5 сентября, приводят к фактической смене общественно-политического устройства в стране. Горбачев и Ельцин проводят единую линию, хотя вполне возможно, что Президент СССР делает это под давлением обстоятельств, стремясь любой ценой удержаться у власти.
Дорогие соотечественники!
Несколько дней назад я обратился к вам, ко всем гражданам России, с призывом дать отпор реакционной кучке высокопоставленных путчистов, воспрепятствовать их стремлению задушить демократические процессы в стране, не допустить возможности ввергнуть многострадальный народ в хаос гражданской войны.
В сложившейся драматической, а подчас и критической ситуации преступному заговору была противопоставлена сила — сила народа, сбросившего с себя оковы 70-летнего рабства.
Именно благодаря поддержке всех слоев населения, особенно молодежи, патриотически настроенных воинов Советской Армии, работников МВД РСФСР, решительные действия руководства Российской Федерации обрели подлинную силу и обеспечили победу над политическими авантюристами, которые будут преданы суду.
В настоящее время созданы условия и появилась возможность стабилизировать политическую обстановку в стране, укрепить российскую государственность. Антиконституционные акты пресловутого «советского руководства» признаны недействительными, вновь восторжествовал закон.
Выражаю искреннюю признательность трудовым коллективам, военнослужащим, всем гражданам РСФСР за оказанную поддержку, солидарность в столь трудный для государства российского час.
Выражаю уверенность, что именно этот час станет началом долгожданной консолидации общества на пути движения к прогрессу.
Необходимость во всеобщей забастовке, как средстве отпора путчистам, миновала.
Призываю всех сограждан во имя национального единства приступить к созидательной работе, направленной на экономическое и социальное обновление России, укрепление ее независимости и могущества.
Дорогие сограждане. Я выступаю сейчас перед вами уже в тот момент, когда могу с полным основанием сказать — государственный переворот провалился. Заговорщики просчитались. Они недооценили главного — то, что народ за эти, пусть очень трудные, годы стал другим. Он вдохнул воздух свободы, и уже никому этого у него не отнять.
Взрыв народного негодования вызвали государственные преступники, посягнувшие на демократию, попытавшиеся восстановить тоталитарный режим. Они попытались осуществить самое страшное — направить армию против народа. Но и это у них не прошло. Многие командиры, офицеры, большинство солдат, целые части и соединения отказались выполнять их приказы. Остались верными присяге, встали рядом с отважными защитниками демократии…
Заговор сорван, авантюристы арестованы и понесут суровое наказание…
Я хочу поблагодарить всех тех, кто, рискуя не только положением и личной свободой, но и часто жизнью, стал в первые шеренги защитников конституционного строя, защитников закона, прав человека. Прежде всего я должен отметить выдающуюся роль Президента России Бориса Николаевича Ельцина, который стал в центре сопротивления заговору и диктатуре. То, что произошло в эти дни, мало сказать «большой урок для всех нас». Это тяжелый урок. Страшная наука. И надо сделать все необходимые выводы и в области государственного строительства, и в отношениях между республиками, между партиями и общественными движениями, в межнациональных отношениях и, конечно, в экономической политике, в сфере духовно-нравственной…
Нам надо сплоченнее и быстрее идти по пути радикальных реформ. Завтра состоится моя- встреча с руководителями девяти республик. Мы все обсудим, все взвесим, продумаем неотложные меры, ближайшие перспективы. И скажем об этом стране и миру…
Я уже говорил с руководителями республик о дальнейших планах действий, и, по-видимому, в ближайшее время будет назначена новая дата подписания договора[206]. После этого последует принятие новой союзной Конституции, нового избирательного закона, выборы союзного парламента и Президента. Надо провести эту работу в установленные сроки, не затягивая, поскольку затяжка переходного периода, как видим, опасна для демократических преобразований…
(…) Я хочу сказать здесь перед вами, что я — по-настоящему с вами. Все вы увидели, что не зря мы эти шесть лет с таким трудом и в таких трудных и болезненных поисках искали пути движения вперед. Общество отвергло путчистов. Они оказались изолированными. Им не удалось направить армию против народа.
(…) Республики заняли правильную позицию. И здесь я должен воздать должное и на первое место поставить принципиальную позицию российского парламента, российских депутатов, российского правительства и выдающуюся роль Президента России Бориса Николаевича Ельцина.
(…) Президента СССР спрашивают, как он относится к указам и постановлениям Президента России Б.Н. Ельцина, принятым на чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР в дни кризиса.
Считаю, что в той обстановке россияне действовали, исходя из высших интересов. То, что они приняли, было продиктовано этой ситуацией, ответил М.С. Горбачев.
(…) Один из вопросов касается позиции КПСС в дни кризиса.
Считаю, это — один из важнейших вопросов, заявил Президент. Это та реальность, которую мы должны видеть, знать, понимать. Вижу свой долг, буду делать все, что в моих силах, для того чтобы изгнать из КПСС реакционные силы. На основе ее новой Программы, считаю, есть возможность объединить все прогрессивное, все лучшее, думающее в партии. Поэтому, когда в целом о партии говорят как о реакционной силе, я с этим не согласен. Знаю тысячи людей в ее рядах — они настоящие демократы, привержены перестройке, привержены нашей борьбе. И не сдаются, не гнутся. Вот это должна ясно обозначить новая Программа КПСС. Никогда не соглашусь, чтобы Программа устраивала тех, кто тоскует по старым временам. Поэтому мы должны сделать все для того, чтобы реформировалась сама партия, чтобы она стала живой силой перестройки. Что касается позиции коммунистов, в том числе и по отношению к случившемуся, то, за исключением некоторых комитетов, Они во многих случаях, особенно рядовые коммунисты, отмежевались.
(…) Один из зарубежных репортеров спрашивает: у кого сейчас больше власти — у Президента СССР или Президента России.
Я так вопрос не ставлю, пояснил М.С. Горбачев, мы делаем с Борисом Николаевичем в последние месяцы все для того, чтобы согласие, наше сотрудничество с ним стало постоянным фактором объединения всех демократических сил вместе со всеми республиками. Это показали и последние дни. Давайте думать об этом. Такую позицию кое-кто пытается взорвать, но нас уже закалила ситуация, мы знаем, кто есть кто на самом деле.
(…) Следующий вопрос вновь касается ситуации в КПСС. Могут ли в ней восторжествовать консервативные силы, возможен ли уход из нее самого М.С. Горбачева, в случае если обновление партии не произойдет?
Я отношусь к людям, которые никогда не скрывали своих позиций, напомнил Президент. Являюсь убежденным приверженцем социалистической идеи. Эта идея пробивает дорогу на протяжении многих веков. У нее много сторонников, они возглавили правительства ряда государств. Есть разные ветви социалистического движения, ибо оно — не какая-то модель, колодка, под которую надо подгонять и общество. Нет, это идея, именно идея, которая включает в себя ценности, выработанные в ходе поиска более справедливого общества, лучшего мира. Это идея, которая питается и многими достижениями христианства, других философских течений. Я рассуждаю как демократ, поскольку не может быть социалистической идеи без демократии, без правильного и надежного решения социальных вопросов. Рассуждая на эту тему, нельзя обращаться лишь к тому, к чему привела реализация сталинской модели организации общества. Какое это имеет отношение к социалистической идее?
Поэтому иной раз и задают вопрос: Октябрьская революция — это катастрофа или все-таки истинная революция? Понимаю, почему такой вопрос возникает. Потому что исторические результаты, на которые рассчитывали люди, делавшие эту революцию, не оправдались. Но это не были результаты реализации идей Октября, подлинно народной революции. То были результаты насильственного внедрения сталинской модели организации общества. Тут нельзя, не следует путать одно с другим. Поэтому я сознательно занимаю избранную позицию. Идеи социализации присутствуют во многих других общественных течениях. Что же касается моих собственных взглядов, то я человек принципиальный. И не флюгер. За все эти годы делал все, чтобы покончить со сталинизмом. Если не осуществить этого, нечего и думать о реализации социалистической идеи. Напомню ленинское положение о том, что социализм — это живое творчество масс. Вот оно, отрицание всякой модели. Сотворить жизнь в каждой стране должны сами люди. И мы должны наращивать, развернуть процессы демократизации во всех сферах. Думаю, что это все движение к большей справедливости по отношению к человеку, утверждению его прав и свобод, прав и свобод народов. Это и есть движение в направлении реализации социалистической идеи. Таково мое понимание проблемы…
Начну с того, что пытался уже в эти дни сказать, осмысливая все то, что произошло, оценивая, кто что делал в эти дни, воздать должное позиции Российской Федерации. Начну с этого, потому что прежде всего россияне в своей огромной массе, Верховный Совет, выражающий интересы и волю россиян, правительство объединились и стали основной стеной на пути заговорщиков. Я хочу особо — и это я тоже делаю в результате той оценки, которая базируется на реальностях всего, что произошло, — выделить выдающуюся роль в этих событиях президента России Бориса Николаевича Ельцина.
(…) Замыслы (путчистов. — Ред.) были далеко идущие: прежде всего нанести удар по авангардным демократическим силам, которые на себе несут ответственность за демократические преобразования в стране и держатся, несмотря на все перепитии, сложности и трудности. В этом состоял замысел. И элементом этого шантажа по отношению к Президенту страны было сообщение о том, что Президент России уже арестован. Иначе говоря, расчет был вот такой: нанести удар, изолировать Президента страны, если он не согласится на сотрудничество с этими реакционными силами, и изолировать Президента Российской Федерации. Они просчитались в главном. Мы считаем, несмотря на все трудности, что наше общество за эти шесть лет стало другим…
Сообщение ТАСС об этой встрече[210] заканчивается словами: «М.С. Горбачеву было задано немало трудных вопросов. На многие из них пришлось отвечать, преодолевая и смущение, и самолюбие».
И, наверное, многие, большинство из нас были, мягко говоря, разочарованы, не получив точного и ясного ответа М.С. Горбачева на конкретные вопросы, однозначной, как теперь принято говорить, оценки ситуации. Здесь Президент страны явно и очевидно для всех проигрывал в открытости и четкости позиции Президенту России.
Все так. Но нас часто коробила форма обращения депутатов, да и подчас и самого Б.Н. Ельцина с Президентом СССР. Для чего надо было заставлять М.С. Горбачева, еще не оправившегося от шока, читать, как нашкодившего школьника, текст, обвиняющий членов его команды в предательстве? Так же как и требовать объявить каждого коммуниста преступником?.. И дело не только в форме. Дело и в сути. От Президента тут же, буквально в зале, требовали утверждения немедленных карательных мер и главных ключевых должностей в будущей союзной структуре государственной власти для России. Мог ли позволить себе Горбачев принимать эти ультимативные требования, подменяя суд и прокуратуру, или, в другом случае, не получив согласия остальных республик, как бы ни были велики заслуги России в нынешней победе демократии? Не мог, просто не имел права, если считал себя Президентом демократического правового государства. Демократия «навыворот» немногим отличается от диктата путчистов…
Б.Н. Ельцин. Мы поддерживаем с Горбачевым постоянный контакт…[211]
(…) Хочу заверить сограждан, я, как Президент, руководство республики полностью контролируем обстановку в России и ее регионах. У нас есть достаточно возможностей, чтобы сохранить стабильность, обеспечить мирный характер перемен в это сложное время. Мы поддерживаем постоянный контакт с Президентом Горбачевым, руководителями республик и координируем свои действия.
Б.Н. Ельцин. После путча Президент Горбачев сильно изменился…
«Были моменты, когда Михаил Сергеевич Горбачев считал, что я политический труп. И я порою считал, что он не может больше быть Президентом страны. Но после путча Президент Горбачев сильно изменился. Сейчас мы дружно ведем общую тяжелую работу».
Так ответил Президент России Борис Ельцин на первый вопрос Питера Дженнингса, одного из самых популярных комментаторов Америки.
— Некогда это был очень трудный вопрос, сейчас на него ответить легче, — этими словами П. Дженнингс предварил вопрос о личных взаимоотношениях Горбачева и Ельцина, который многие считают ключевым для будущего нашей страны.
Оба президента подтвердили не только высокую степень делового взаимодействия, но и растущее личное доверие между ними. «Последние события открывают возможности для того, чтобы это сотрудничество было надежным и прочным», — сказал М.С. Горбачев.
В этой связи и Горбачев, и Ельцин отрицали содержавшееся в одном из вопросов предположение, будто российский руководитель использует сложное положение союзной администрации для укрепления и расширения своей личной власти. «Об этом идет много разговоров», — признал, впрочем, Горбачев, подчеркнув, что объединение демократических сил страны все же важнее, чем личные отношения двух лидеров.
(…) Очень твердо ответил М.С. Горбачев на волнующий весь мир вопрос о советской ядерной мощи. По его убеждению, контроль за использованием ядерного оружия в Советском Союзе «более жесткий, чем в США». Даже в дни путча ни малейшей угрозы произвольного использования этого оружия не существовало, сказал Президент СССР. Б.Н. Ельцин, говоря о перспективах, без колебаний сказал, что ядерно-ракетный потенциал страны, который ныне размещается на территории России, Украины и Казахстана, будет вскоре перемещаться в РСФСР, где создан специальный правительственный орган, ответственный также за ядерные ледоколы и подводные лодки.
При всем внешнем согласии двух лидеров можно было заметить, что их позиции не совпадают стопроцентно. В проблеме контроля за ядерным оружием это отразилось скорее интонационно, чем словесно. Однако вопросы экономического взаимодействия в устах двух руководителей звучали различно. Горбачев предпочитает видеть единое экономическое пространство страны, организованное из единого центра, но с тем важным уточнением, что субъектами внешнеэкономической активности все больше будут становиться предприятия, концерны, объединения.
Б.Н. Ельцин сказал, что американским руководителям придется пересмотреть концепцию взаимодействия. По словам российского Президента, с Союзом будут согласовываться только концепции, а «вся начинка», куда входят промышленность, сельское хозяйство, кредиты, культурный обмен, — станет делом республик.
(…) Оба лидера подтвердили, что коммунизм в той модели, которая реально существовала, потерпел поражение. При этом Б.Н. Ельцин сказал, что это была трагедия для нашей страны, выразив сожаление, что этот ужасный эксперимент случился в такой огромной стране, как Россия, а не в каком-нибудь государстве поменьше.
М.С. Горбачев обратил внимание на то, что социалистические идеалы нашли достойное воплощение в ряде стран, где права человека строго соблюдались, а демократическими принципами не жертвовали в угоду марксистским догмам. Однако он не счел нашу страну вправе рекомендовать любому другому народу ни перехода к коммунизму, ни отказа от него.
(…) Фермер из Чикаго поднял перед советскими руководителями вопрос о состоянии продовольственного снабжения в Советском Союзе и масштабах необходимой помощи с Запада. Президент СССР в своем ответе подчеркнул, что даже в самые напряженные дни последних событий руководство страны постоянно работало над этой проблемой. «Мы действительно нуждаемся в сотрудничестве, что касается продовольствия и медикаментов, — сказал Горбачев — И я хочу заверить вас, что в эти дни мы вместе с республиками много занимались совершенствованием эффективного механизма для доставки продовольственных товаров потребителям».
Что касается помощи с Запада, то Горбачев сообщил о создании межреспубликанской комиссии по ее распределению с тем, чтобы она не осела в «мафиозных структурах».
Б.Н. Ельцин подчеркнул ответственность каждой из республик за обеспечение своего населения продовольствием. Он не отрицал важности межреспубликанской кооперации, однако не оставил сомнений в том, что Россия в случае необходимости будет в первую голову беспокоиться о своих гражданах.
М.С. Горбачев очень достойно и тактично ответил на трудный для него вопрос: сумеет ли он по праву претендовать в будущем на пост Президента в свете того, что практически все люди из его ближайшего окружения предали его во время недавнего путча?
(…) Не развивая идеи о своей личной ответственности, он сообщил о создании механизма новых кадровых решений, основанного на контакте с республиками. Он выразил надежду, что народ будет оценивать его по реальным делам, но не исключил и неблагоприятного для себя исхода, заметив с улыбкой, что такова уж доля политического деятеля.
(…) Огромную роль сыграла борьба, организованная против путчистов Б.Н. Ельциным. Он занял мужественную позицию, действовал решительно, беря на себя всю ответственность. В тех чрезвычайных обстоятельствах это было оправдано и, вернувшись в Москву, я подтвердил принятые им в дни путча указы. Считаю, что в той обстановке россияне действовали, исходя из высших интересов. То, что они делали, было продиктовано ситуацией. Без этой твердой позиции события могли бы приобрести более драматический характер.
(…) Ситуация в стране настолько сложна, что нужны кардинальные решения и безотлагательные меры — это, видимо, всем ясно. Августовский переворот не был случайным, он явился закономерным результатом той политики, которая проводилась в стране.
(…) Оценивая причины путча, не могу не сказать о роли Президента страны. Его непоследовательность в проведении реформ, нерешительность, а порой и капитуляция перед агрессивным натиском ущемленной в правах партократии — все это создавало благоприятную почву для реванша тоталитарной системы. Не думаю, что Михаил Сергеевич не знал истинной цены Янаеву, Крючкову, Пуго, Я зову и другим.
Вспомним январь этого года, когда страна с тревогой ощутила: курс Президента Горбачева делает резкий крен вправо. Позиции сдавались одна за другой, усилилась репрессивная роль КГБ, узаконивалось участие армии в решении политических проблем, ужесточился контроль над средствами массовой информации. Для участия во встрече государств «большой семерки» в Лондоне Президент привлек не Явлинского, а Павлова, результаты экономической политики или авантюры которого остро почувствовало население всей страны.
Да, сегодня мы вправе предъявить претензии Горбачеву. Подчеркиваю, претензии, но не счет. После переворота страна, и в первую очередь Россия, стала иной, иным стал и Президент. Он нашел в себе силы, чтобы многое переоценить. Это шаг, достойный доверия. Я, например, лично верю сегодня Михаилу Сергеевичу Горбачеву значительно больше, чем даже три недели тому назад, до путча.
(…) События августа и то, что за ними последовало, резко изменили всю ситуацию в стране. Обрушились многие несущие конструкции унитарного государства.
Значительно возросла амплитуда колебаний политического курса ряда союзных республик, что негативно отразилось на межреспубликанском процессе. Возникли элементы замешательства и растерянности в демократическом движении. После путча потребовалось срочно вносить глубокие коррективы в политический курс России.
(…) Отмечу ряд принципиальных моментов:
Первое. Существенно пересмотрена наша позиция в отношении центра. Раньше мы вынуждены были ориентироваться на затяжное, изматывающее сосуществование с ним и постепенное реформирование.
Теперь задача в том, чтобы в скорейшее время демонтировать остатки унитарных имперских структур и создать мобильные и дешевые межреспубликанские структуры.
Мы относимся к этому вопросу предельно серьезно. В своем недавнем интервью я уже рассказал о нашем решении прекратить финансирование союзных министерств, кроме трех: Министерство обороны, МПС и Минатомэнерго.
Второе. Россия никогда не выступит инициатором развала Союза.
Наоборот, считаю своим долгом использовать все возможности для создания содружества суверенных государств. Иначе россияне, живущие как в РСФСР, так и за ее пределами, нас просто не поймут.
Третье. Существенным фактором наших действий явился значительный рост центробежных тенденций в стране. В этих условиях мы намерены действовать таким образом, чтобы интересы России были надежно защищены. Руководством республики прорабатываются меры по защите ее экономического суверенитета, в частности, меры от возможной рублевой интервенции в случае введения национальных валют и т. д.
Четвертое. Новая обстановка заставила внести значительные коррективы в процесс экономических реформ. Прежде всего потребовалось пересмотреть допутчевые представления об их темпе, последовательности действий.
Глубокий экономический и социальный кризис требует действовать решительно с тем, чтобы максимально сократить болезненный для уровня жизни населения период, остановить спад производства необходимой обществу продукции…
Мнение политиков, политологов, публицистов
(…) Антиконституционный переворот случился после длительного разобщения демократических сил, группировавшихся с одной стороны, вокруг инициатора перестройки М. Горбачева, а с другой — вокруг оппозиционера Б. Ельцина, Этот длительный период разобщения и взаимной борьбы привел к негативным последствиям. Нетерпимость, перерастающая во взаимную неприязнь, не только свидетельствовала о весьма невысоком уровне политической культуры, но и была показателем слабого понимания лидерами своего политического призвания, своих обязанностей перед народом, что и сделало их личные амбиции и антипатии важнейшим резервом реакции…
(…) Вызывает, — однако чувство некоторого сожаления, что и сейчас Запад все еще стремится рассматривать события через призму: Горбачев Ельцин: «Крах переворота означает конец эры Горбачева и начало периода эры Ельцина» (США); «Горбачев был символом смены власти в СССР, с Ельциным наступает смена самой системы» (ФРГ) и т. п…Но дело совсем не в Ельцине, а в том, что в эти августовские три дня он сделал стоивший ему лично очень много рывок, вывел Россию из 74-летнего летаргического сна и представил ее во всем ее обличье, и в хорошем, и негативном, всем народам СССР, союзным республикам и мировому сообществу. Слово «советский» из лексикона ушло. Его заменило слово «русский» в применении к России. И это оказалось неожиданным для многих. Уже 26 августа западные обозреватели заговорили в своих комментариях о том, что Горбачев сейчас необходим для противовеса Ельцину, что Ельцин со своей командой берет на себя слишком много, присваивая России союзные структуры…
(…) Судьба Горбачева не менее драматична, чем судьба обманутого шекспировского короля. Привечать льстивых и продажных, но отторгнуть честных и верных — коллизия вечная, как мир… Предаваемое анафеме российское руководство во главе с Ельциным спасло Горбачева. Должна была произойти трагедия, чтобы Президент СССР, как и король, прозрел и увидел кто есть кто.
(…) Горбачев сегодня признает то, что отвергал совсем недавно. Отчасти это были его убеждения, отчасти — необходимость учитывать могучую реакционную силу. Сегодня он свободен от давления со стороны болди-ных и крючковых, но не свободен от самого себя. И некоторые предпринимаемые им шаги — это скорее шаги, к которым его подталкивает решительный Ельцин, а не к необходимости которых он пришел сам.
(…) За три дня августа произошло три поворота истории. Первый был совершен гэкачепистами, второй — демократическими силами, остановившими путч. Третий —;; либеральными силами, которые настояли на приостановлении деятельности КПСС и повороте на путь капитализма. Недаром в печати этот поворот называют августовской буржуазной революцией. В результате укрепили свои позиции выразители интересов отечественного и компрадорского капитала, которому было тесно не только в тоталитарной системе, но и в рамках демократического социализма, на который был нацелена перестройка.
(…) Перестройка окончилась, и результаты ее оказались плачевными. Как многие предрекали, она окончилась диктатурой, но не армии и большевиков, а победивших буржуазных сил: это они, мелкие хозяева из кооперативов, кинулись на защиту Ельцина в дни «путча», они и стяжали плоды его победы. Но речь идет о железной диктатуре. Яковлев, редактор «Московских новостей», и Яковлев, архитектор перестройки, и Третьяков, редактор «Независимой газеты», — все стоят за закрытие оппозиционных газет.
(…) И чтобы упрочить диктатуру, Ельцин и его клевреты немедленно ликвидировали выборную систему местного самоуправления и заменили ее своими назначенцами — «префектами». Так Россия вернулась к сталинским временам, когда верховный вождь назначал правителей областей по принципу личной преданности. Но даже Сталин старался обставить это фикцией «выборы на месте». Ельцинцам это уже ни к чему.
(…) О том, что означает перестройка, ее инициатор никогда не скрывал. С апреля 1985 года и по сей день он неустанно повторяет, что в стране осуществляется революция. Поэтому все негодующие ныне по поводу конечных результатов пропагандистского лозунга «Больше социализма» негодуют по наивности. О революции в стране было сказано с самого начала — открыто и однозначно. Именно о том, что революция последовательно проходит свои фазы и как социально-политический взрыв отменяет, уничтожает старые структуры и стереотипы, постоянно твердят идеологи перестройки по любому поводу и даже без повода. И если кто-то сейчас говорит о попранных идеалах и т. п. красивых вещах, то говорит и бичует собственное недомыслие и прекраснодушие.
За кого народ?
27 августа 1991 года Центр социально-экономических исследований «ТИННИ-Социо» (руководитель — П. Коротин) провел по заказу еженедельника «Аргументы и факты» и газеты «Известия» опрос общественного мнения.
Опрошено 1185 чел. по выборке, представляющей взрослое городское население РСФСР, Украины и Белоруссии.
Результаты опроса в процентах от числа опрошенных.
1. Как по-вашему, удастся ли Горбачеву в результате происходящих событий сохранить свои позиции?
а) «скорее да» — 27 % (20 августа было 27 %).
б) «скорее нет» — 61 % (20 августа — 51 %).
в) «затрудняюсь ответить» — 12 % (20 августа — 22 %).
2. Кто еще, кроме Горбачева, мог бы претендовать на аналогичный пост?
Б. Ельцин — 49 %, А. Собчак — 8 %, Э. Шеварднадзе — 5 %, А. Яковлев 4 %.
3. Назовите, пожалуйста, наиболее популярного в настоящее время политического деятеля.
Б. Ельцин — 74 %, А. Собчак — 8 %, А. Руцкой — 5 %, М. Горбачев — 4 %, Г. Попов — 4 %.
Опубл.: Аргументы и факты. 1991. № 34. Август.
Авторитет Президента
Изменилось ли Ваше отношение к Горбачеву после переворота?
нет, не изменилось 42 %
да, ухудшилось 27 %
да, улучшилось 24 %
затрудняюсь ответить 7 %
С каким из суждений о Президенте Вы согласились бы?
должен остаться 50 %
переизбрать 33 %
пост не нужен 13 %
затрудняюсь ответить 4 %
Опрос по заказу газеты «Московские новости» проведен 30 августа — 1 сентября в 12 городах России Всесоюзным центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) при поддержке фонда «Общественное мнение». Опрошен 1071 человек. Опубл.: Московские новости. 1991. 8 сентября.
Вот, что думали москвичи в начале сентября 1991 г.
о М. Горбачеве о Б. Ельцине
В отставку! 32,9 % 4,2 %
Продолжать! 56,2 % 91,3 %
Не знаю 10,9 % 4,5 %
Опрос межредакционной социологической службы «Мнение». Опубл.: Правда. 1991. 12 сентября.
402
№ п/п Фамилия Москва Крупные Малые Соотношение
деятеля города города, поддерживающих и
(в Москве) села неподдерживающих
1. Б.Н. Ельцин 4,36 4,44 3,95 86,5: 4,3
2. А. А. Собчак 4,31 4,07 3,49 83,8: 4,0
3. Э. А. Шеварднадзе 4,06 4,05 3,44 74,8: 7,1
4. А. В. Руцкой 4,02 3,82 3,26 68,0: 4,1
5. И. С. Силаев 3,99 3,89 3,26 73,3: 6,1
6. Г. А. Явлинский 3,87 3,88 3,26 63,8: 6,8
7. Р. И. Хасбулатов 3,85 4,24 3,32 69,7: 5,0
8. С. Б. Станкевич 3,83 3,35 3,14 66,1: 6,0
9. Г. X. Попов 3,77 3,46 3,28 65,6: 11,0
10. С. С. Шаталин 3,71 3,58 3,18 57,1: 5,0
11. А. Н. Яковлев 3,70 3,64 3,21 58,3: 8,3
12. В. В. Бакатин 3,51 3,72 3,37 52,8: 10,6
13. И. И. Заславский 3,46 3,22 3,15 42,3: 9,0
14. Г. В. Старовойтова 3,42 3,32 3,04 43,1: 12,0
15. Н. Назарбаев 3,32 3,47 3,16 38,8: 14,1
16. С. М. Шахрай 3,28 3,45 3,02 28,3: 5,3
17. М.С. Горбачев 3,26 2,93 3,11 41,3: 22,2
18. О. Г. Румянцев 3,23 3,07 3,06 18,7: 5,6
Рейтинг по 5-балльной шкале Персональные оценки (рейтинги) составлены
на основании опроса общественного мнения, проведенного в России 15–19
сентября 1991 г. центром «Россика» по репрезентативной выборке.
Опрошено 1500 человек. Опубл.: Независимая газета. 1991. 25 октября.
Краткое сентябрьское затишье после бури августовских событий сменяется новым всплеском политических баталий. Это завершающая фаза борьбы, которая идет, с одной стороны, под лозунгом «Империя рухнула! Да здравствует Союз Суверенных Государств!:.» С другой — «Не допустим возрождения командного центра!» А за этим — фактическое отрицание всякого центра вообще. Вместо единого государства — содружество государств. В диалоге Горбачев — Ельцин вновь непримиримое противоречие. Первый принципиально не приемлет концепцию содружества, второй (да, на этот раз он) под давлением других республик, не может не искать выхода на путях именно такого аморфного образования, ибо идея центра сильно дискредитирована в глазах республик, не без участия и российского руководства. Разыгрывается заключительный акт драмы трехсотмиллионного народа.
(…) Убежден, что именно Российская Федерация должна сыграть решающую роль в выводе страны из глубокого кризиса, возвращении в жизнь людей стабильности и покоя. Россия не ставит перед собой целью возвыситься в ходе реформ над соседями, провести их за счет тех или иных республик. Мы готовы тесно сотрудничать в деле преобразования с дружественными суверенными государствами.
Реформы в России — это путь к демократии, а не к империи. Россия не допустит возрождения иного командного центра, стоящего над ней и другими суверенными государствами. Она станет гарантом того, что диктата сверху уже не будет. Межреспубликанские органы призваны играть только консультативно-координирующую роль. Реальную власть теперь осуществляют республики. И поэтому Российская Федерация должна будет вести самостоятельную политику, действовать, исходя из национальных государственных интересов, а не по навязанному ей шаблону…
Лен Карпинский. Почему-то в новой обстановке механически повторяется старая, теперь ложная альтернатива. Если центр, то обязательно такой, с каким мы имели дело десятилетия и, увы, до недавних дней. Такой, который источает постоянную угрозу свободолюбивым народам, их национальной государственности. Получается: либо есть независимость, тогда нет и не может быть никакого центра, либо сохраняется центр, тогда прощай, независимость. Но почему же не представить себе появление принципиально другого, малознакомого нам центра как структуры выявления и согласования интересов суверенных республик, механизма отыскания консенсуса?
Михаил Горбачев. Я с вашими рассуждениями полностью согласен. Вы затронули центральную проблему. И от того, как она будет разрешена, во многом зависит, что будет с нами дальше.
Да, не в том альтернатива, будут ли республики суверенными государствами (они уже стали такими) или сохранится союзный центр. Она в том, выкарабкаемся мы из общей беды и пойдем дальше вместе либо кинемся врассыпную. Республики связаны между собой отнюдь не только коридорами власти, так сказать, через бюрократический протез партийного и государственного аппарата. Связки проросли через всю ткань жизни республик. Так что будем взаимодействовать через раздоры и конфликты или путем цивилизованного сотрудничества? Тоталитарный бюрократический центр, воплощающий в себе великодержавную, унификаторскую политику и идеологию, уже распался. Это благо для всех, но нельзя это смешивать с развалом союзных связей. И следовательно, речь — о новом образе центра. Не центр-деспот, командующий и помыкающий республиками, а центр-координатор, уполномоченный на посредническую роль и наделенный для этого средствами самими республиками. Например, я сравниваю задачи нынешнего Верховного Совета СССР с миссией Учредительного собрания в переходный период.
(…) В наследие мы получили невиданную плотность взаимосвязей. Поэтому и нужно нам держаться вместе, идти дальше в особо тесном строю.
Да, у россиян в определенных группах политиков, в том числе в окружении Бориса Николаевича Ельцина, есть такие, которые думают: России надо отделиться «как всем». Стряхнуть с себя эти «прелести», эти тяготы «особой ответственности» за других и, опираясь на свои природные ресурсы, свой экономический и интеллектуальный потенциал, начать жить самостоятельно. Эта очередная академическая утопия — опаснейшая… Я говорю открыто: Россия не сможет сама себя вытащить, потому что она также зависима от других республик. Опасность этого «самостийного плана» обусловлена именно сегодняшним положением. Может быть, через несколько лет Россия и смогла бы справиться со своими проблемами в одиночку. Но это через несколько лет. Для других республик, в том числе и для Украины, изоляционизм — катастрофа…
Лен Карпинский. Но, с другой стороны, почему все эти общие заботы, оставшиеся нам в наследство от бывшего Союза, не может взять на себя Россия, став «правопреемницей» СССР? В конце концов не все ли равно, где расположен притягательный центр консолидации?
Михаил Горбачев. Как только Россия напрямую попыталась, скажем так, дать указания республикам, сразу все суверенные республики всполошились. Это что — возрождение империи?.. Народы в большинстве своем готовы признать лидерство России, но только в форме нового союза и через новые союзные институты, где бы Россия на практике выполнила свою роль. Такие союзные институты необходимы прежде всего самой России. С тем чтобы ее образ и ее роль воспринимались естественно, в виде равноправного партнерства.
С Борисом Николаевичем Ельциным мы обсуждали этот вопрос. Я не увидел у нас принципиальных расхождений. Но обратите внимание: люди, подбрасывающие сегодня эту тему в духе «самостийности» России или ее особого превосходства над другими республиками, вдруг получают поддержку со стороны кого? Со стороны самых непримиримых критиков в недавнем прошлом того же российского руководства. Сегодня они надеются, что Президент России воспримет их точку зрения.
(…) Самая большая трудность — это мы сами. Это наши головы, наши привычки, наш уклад жизни. Необходимость революции умов — вот что всегда определяло мое политическое поведение. Я вынужден был с этим считаться и считаюсь. Я все-таки лучше других представляю замысел перестройки, не все, что обрисовано в политических документах, охватывает масштаб и глубину задуманных преобразований. Надо было менять систему, я к этому пришел. Но если бы с самого начала, не подготовив общество, так поставить вопрос, ничего бы не получилось. Я знал — дело связано с переходом к новым формам жизни, что приведет к столкновениям…
Мнение политиков, политологов, публицистов
(…) Пока Ельцину нет достойных соперников на политическом Олимпе России. Он первый в ее истории всенародно избранный Президент. Он является символом борьбы с властью КПСС и центра. Он — персональное воплощение победы демократов над путчистами. У него по-прежнему очень высокая (на порядок выше, чем у других) популярность в народе (в России). Следовательно, в ближайшее время реальная борьба за власть в этой республике будет вестись не против Ельцина, а за влияние на него.
Однако Ельцин, продемонстрировавший лучшие качества политика в борьбе за власть (при том, что эта борьба отвечала и интересам общества в целом), до сих пор не может продемонстрировать таких же качеств в роли политика, находящегося у власти. Как реформатор он пока лишь немногим превзошел Горбачева. Россия, как и Союз до того, так и не приступила к решению двух главных проблем: экономическим реформам и «замораживанию» межнациональных конфликтов. Вся борьба ведется в чисто политической (притом все чаще в закулисной) сфере. Кроме того, многие опасаются «великодержавных наклонностей» Ельцина, которые могут проявиться под давлением на него определенных групп. Наконец, несмотря на то, что самостоятельность Ельцина как политика, по-видимому, достаточно велика, круг его советников также неясен, как это было раньше и с Горбачевым.
Безусловно, этот союз[226] заключен с обеих сторон, но особенно со стороны Ельцина, как тактический (для Горбачева просто не было выхода). Может ли он перерасти в стратегический союз? Это достаточно маловероятно. Противостояние Горбачева и Ельцина в период с осени 1987 года до зимы 1991-го слишком свежо в памяти всех, включая и их самих. Сильной России, равно как и другим республикам, если они будут сильны, центр во главе с активным Президентом не нужен. Кроме того, команды, окружающие двух президентов, рано или поздно начнут конфликтовать друг с другом (ибо речь идет о сохранении их у реальной власти), что, естественно, не будет улучшать отношений Ельцина и Горбачева.
Когда вновь возникнет открытая (или полуоткрытая) конфронтация, покажет время. Возможно, и очень скоро. Пока же Горбачев, выжидая во внутренних делах и позволяя Ельцину делать здесь ошибки, вновь наращивает свою активность на внешней арене, потихоньку восстанавливая свой авторитет.
— Не слишком вы суровы к Б.Н. Ельцину? Он ведь и так взвалил на себя тяжелейший груз ответственности, попросив у Съезда дополнительных полномочий еще и главы правительства. Кстати, многие считают это тактической ошибкой. Мол, можно было менять правительство при выполнении непопулярной у народа программы, а самому оставаться как бы вне тотальной критики. Теперь же придется нести единоличную ответственность за все возможные провалы и неудачи.
— Что касается моей «излишней суровости» к Б.Н. Ельцину. На первом Съезде народных депутатов РСФСР в своей программной речи он обещал осуществить экономические преобразования без ухудшения жизненного уровня народа и повышения цен. Думаю, что этим в большей мере и заслужил симпатии людей перед избранием на пост Президента. Последнее же обращение к народу на нынешнем Съезде развеяло иллюзии даже у многих его сторонников об истинных средствах обещанного продвижения к «благополучию». Теперь уже ни для кого не секрет, что путь к нему будет идти через повышение цен, массовую безработицу и в результате обнищания легко доверившихся людей.
Вы знаете, в тот день, когда он выступил со своим, я считаю, безжалостным обращением к народу[228] и пообещал миллионам советских людей, что приведет их к нищете (якобы, правда, временно необходимой для улучшения экономики), мне стало в глубине души по-человечески, по-женски, может быть, жалко его. Это же нравственный крах, что, возможно, он сознает и сам. Я видела, как нелегко ему было читать текст этого обращения. Ведь Б.Н. Ельцин, возможно, вынужден перечеркивать самого себя. Мы только начали крушить основы нашего, конечно, далекого от совершенства, но реального социалистического устройства, еще к капитализму-то настоящему, жесткому не приступали, а как круто изменилась к худшему жизнь людей. Тысячи бездомных и нищих заполнили наши города. Б.Н. Ельцин ведет речь о ночлежках и бесплатных «благотворительных супах» для миллионов наших соотечественников, которые очень скоро будут в них нуждаться. Для великой, родной моей России — это страшный позор и тяжелое потрясение. Б.Н. Ельцин, как русский человек, я уверена, хорошо понимает весь трагизм собственного положения он в силу логики своей борьбы за власть стал, как мне кажется, орудием тех сил, которые глубоко враждебны России и ее народам.
— То есть вы полагаете, что Б.Н. Ельцин не вполне свободен в своей политической деятельности? От кого он зависим.
— Как и М.С. Горбачев, Б.Н. Ельцин, как я думаю, сильно зависим от своего окружения, от помощников (кстати, в окружении обоих президентов есть одни и те же советники), среди которых имеются люди, идеализирующие капиталистический путь развития, убежденные в необходимости некой, если так можно сказать, «американизации» нашего государства. Не случайно ведь за несколько дней до открытия V внеочередного Съезда РСФСР Б.Н. Ельцин, как сообщили некоторые средства массовой информации, звонил Дж. Бушу и проинформировал его о своих намерениях форсированного перехода к рынку. Вы знаете, это потрясло меня и, я думаю, многих наших парламентариев даже из числа сторонников российского Президента. Много раз депутаты настаивали обсудить в Верховном Совете хотя бы некоторые наметки антикризисной программы, усиленно готовившейся в сентябре — октябре помощниками Б.Н. Ельцина. Но нам, народным избранникам, в этом отказали, а американского президента заранее любезно познакомили со всеми нюансами. Разве так пренебрежительно можно поступать по отношению к депутатам?! И разве пристало Президенту великой России так подобострастно домогаться одобрения своих шагов у богатого заокеанского «дядюшки»?
(…) Как долго сохранится, по-вашему, нынешняя кризисная ситуация? Способны ли взаимодействовать в настоящее время М.С. Горбачев и Б.Н. Ельцин? Кто же все-таки будет управлять нашей страной?
— В ближайший период (я его вижу до лета будущего года) кризис будет нарастать. Да никто и не обещает облегчения жизни. Естественно, это вызовет массовое недовольство народа, которое неизбежно приведет к параличу власти.
На прежнем своем посту (по долгу службы) я регулярно знакомилась с работами и публикациями зарубежных советологов. Некоторые из них откровенно говорят, что в мире есть влиятельные силы, которые «держатся» за М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина. Они будут подталкивать их к взаимодействию. Тут очень важно, кто будет во главе России, потому что это определит и союзного лидера. Пока не ясно, кого же за океаном окончательно прочат на роль своего «главного партнера» в этой части земного шара. В любом случае в ближайшее время во главе Союза будет тот, на кого поставит Америка. Это уже сегодня не секрет зарубежных советологов. Америка сейчас ставит на двоих: М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина. Как долго это будет продолжаться? Вероятно, все-таки не очень долго. Поймет наконец народ, что на самом деле эти люди поддерживают новую буржуазию, и откажет им в доверии.
— Светлана Петровна, вы не ответили на вопрос, зачем Б.Н. Ельцин берет на себя дополнительные и крайне ответственные обязанности главы правительства. Ведь это, как говорят некоторые мои коллеги-журналисты, политологи, не совсем верный тактический ход?
— Ваши коллеги забывают один очень важный момент. К тому тяжелому экономическому выбору, к которому сегодня подталкивают народ, сможет привести лишь человек, кому он доверяет. И тот имидж, который создавался очередному «народному вождю» — Б.Н. Ельцину т. н. демократической прессой, сделал свое дело: народ, не искушенный в тонкостях политической игры, вверил ему свои надежды.
Никто другой, кроме Б.Н. Ельцина, обладающего большой народной поддержкой, сегодня не в состоянии выполнить эту задачу — столь жестко, бесчеловечно внедрять рынок — ни в России, ни в любой другой республике старого СССР. Как только кто-либо иной начнет этот процесс, он будет сметен народной волной. Важно начать процесс перехода к капитализму именно в России. Она затем неизбежно подтолкнет к этому всех остальных соседей. Так вот, если не Б.Н. Ельцин, то кто способен «капитализировать» сегодня Россию? Больше некому. Поэтому он и сосредоточивает в своих руках такую огромную власть, чтобы выполнить эту задачу.
На Западе все едва ли не единодушно всегда считали, что Горбачев реформатор, причем радикального, революционного типа. Собственно, для этого, казалось бы, были все основания: кто, как не он, открыл дорогу демократии, стал отцом гласности, разбудил советских людей? Нет слов, Горбачев сделал историческое дело, и заслуги его признаны всеми, о них немало писал и я. Но значит ли это, что Горбачев — реформатор в том смысле, в каком его привычно воспринимали и все еще многие воспринимают на Западе? Отнюдь. Горбачев демократом не был и не мог быть подлинным реформатором по той простой причине, что был коммунистом, главой коммунистов и защитником «социалистического выбора», в чем он неоднократно публично — и весьма охотно — признавался.
Может показаться, что я сгущаю краски, ведь Горбачев все время говорил о гуманном, демократическом, чуть ли не «христианском» социализме, убеждая слушателей в том, что его социалистический выбор правомерен, что без социализма мы не обойдемся и что КПСС вместе с ним вот-вот станет партией реформаторско-социалистического типа. Бог мой, как он заблуждался — если, конечно, не лукавил! Или он действительно не понимает принципиальной разницы между основанным на принуждении и диктатуре марксистским социализмом и гуманно-демократическим немарксистским? Если понимает — давно уже должен был сказать, что отвергает не просто «сталинскую модель», но именно марксистский социализм. Если не понимает или не хочет признать этот факт — то стоит ли удивляться, что реформы Горбачева не шли, что в решающий момент КПСС показывала свое истинное лицо и под ее давлением Горбачев ловко (в чем он виртуозен, так это в искусстве политического лавирования) уходил от решающего шага.
16 октября Центр социально-экономических исследований «ТИННИ-Социо» провел опрос жителей России, Украины и Беларуси. Опрошено 1175 человек по выборке, представляющей взрослое городское население. Репрезентирующие признаки: пол, возраст, социальное положение, образование.
Результаты опроса (в процентах) распределились следующим образом.
1. Как вы оцениваете результаты деятельности Б.Н. Ельцина в первые сто дней пребывания на посту Президента РСФСР?
а) отрицательно, ему необходимо уйти в отставку — 16 % опрошенных;
б) существенных результатов нет, но Ельцин — единственная фигура, способная занимать этот пост, — 23 % опрошенных;
в) положительно, ему необходимо продолжать работу на посту Президента России — 35 % опрошенных;
г) затрудняюсь ответить — 26 %.
При этом 13 % респондентов, опрошенных на территории Украины и Беларуси, ушли от ответа на данный вопрос в связи с тем, что «это проблема России».
2. Как, по-вашему, что сейчас нужнее нашей стране: демократия или «сильная рука»?
а) демократия — 51 % опрошенных;
б) «сильная рука» — 35 % ;
в) затрудняюсь ответить — 14 % .
Опубл.: Аргументы и факты. 1991. № 41. Октябрь 419
(…) На ваше одобрение представлен проект Союзного договора.
Ваше решение либо приблизит общество к выходу к новым формам жизни, либо наши народы будут обречены надолго и, пожалуй, безнадежно выпутываться поодиночке. Что конкретно ждет в этом случае каждого из них и всех нас вместе, весь внешний мир, предсказать невозможно. Одно ясно — последствия будут тяжелыми.
В марте этого года подавляющее большинство граждан на всенародном референдуме высказалось в пользу сохранения обновленного Союза. Последние месяцы, наполненные событиями бурными, тревожными и трагическими, еще больше укрепили убежденность людей в необходимости Союза. Об этом говорят все опросы общественного мнения.
(…) Я не раз публично, на государственных совещаниях и форумах, излагал свою концепцию нового Союза. И в этом обращении к вам хочу еще раз подчеркнуть: речь не о возрождении в новом обличье старого центра. Старого Союза нет, и возврат к нему невозможен. Это доказал и провал августовского путча. Речь идет о создании совершенно нового государственного и межгосударственного образования, суть которого недвусмысленно изложена в проекте представленного вам договора.
(…) Две основополагающие идеи заложены в конфедеративную концепцию договора, которая определяет характер новой, небывалой государственности.
Это идея самоопределения, национально-государственного суверенитета, независимости.
И это идея союзничества, сотрудничества, взаимодействия и взаимопомощи.
Моя позиция однозначна. Я — за новый Союз, Союз Суверенных Государств — конфедеративное демократическое государство. Хочу, чтобы в преддверии вашего решения эта моя позиция была всем хорошо известна. Медлить далее нельзя. Время может быть катастрофически потеряно…
(…) Переговоры в Беларуси стали закономерным следствием тех процессов, которые развивались в течение последнего времени. Страна переживает тяжелый кризис государственности. Было ясно, что союзные структуры были не готовы к коренному обновлению. Декларации о суверенитетах 1990 года коренным образом изменили ситуацию. Был поставлен фактически крест на унитарной модели Союза. В прежнем варианте Союзного договора по сути протаскивалась все та же модель Союза с сильным центром. За время переговоров восемь республик из пятнадцати уже отвернулись от Союза. Другие все же были готовы пойти на компромисс и подписать Союзный договор. Такой подход был уничтожен в дни августовского путча.
После августа распад Союза ССР вступил в новую стадию, началась его агония. А в это время мы стали тонуть в согласованиях, широких и узких обсуждениях, консультациях. Все это приобрело характер какой-то дурной бесконечности. На фоне острейшего экономического кризиса, отсутствия самого необходимого эти игры все больше раздражали народ. Итогом такого развития могло быть только одно — дальнейшая дезинтеграция страны.
1 декабря народ Украины высказался на референдуме за независимость. Украина отказалась подписывать дого*-вор. Последствиями этого могли стать дальнейшая нестабильность в мире, эскалация конфликтов внутри бывшего Союза. Ничего не предпринимать в этих условиях было бы просто преступно.
Главный итог состоит в следующем. Три республики, которые выступали учредителями СССР, приостановили процесс стихийного распада того общего пространства, в котором живут наши народы. Найдена единственно возможная формула совместной жизни в новых условиях — содружество независимых государств. В соглашении констатируется, что СССР прекращает свое существование. Но я отвергаю обвинения в адрес подписавших, что они якобы самовольно ликвидировали СССР. Союз уже не способен играть позитивной роли во взаимоотношениях между его членами.
Задача состояла в том, чтобы спасти все здоровое, что можно еще спасти, построить реалистическую модель содружества. С конституционной точки зрения необходимо подчеркнуть, что, образовав в 1922 году Союз, его учредители не утратили своего государственного суверенитета и своего статуса, ответственности учредителей Союза.
Основные позиции и подходы были согласованы еще год назад, когда четыре республики — Беларусь, Казахстан, Россия и Украина — в декабре вели подготовку четырехстороннего соглашения. Оно не было заключено, но его принципиальные положения выдержали испытание временем. Важнейший итог переговоров в том, что достигнуто соглашение о взаимодействии в проведении экономической реформы. Впервые за много месяцев значительная часть экономического пространства бывшего Союза будет развиваться в соответствии с согласованной экономической политикой. Речь идет не только о движении в одном направлении, но прежде всего о тесном взаимодействии.
Подписанные соглашения диктуют волю республик сохранить единую денежную единицу — рубль. Введение национальных валют какой-либо стороной будет подчиняться согласованным правилам. Главное условие — ненанесение ущерба партнерам.
Договорились взять под совместный контроль денежную эмиссию, проводить однотипную бюджетную налоговую политику, координировать внешнеэкономическую, таможенную политику. Принципиальное значение имеет договоренность о том, что государства обеспечивают друг другу свободу транзита. Достигнута договоренность о сроках либерализации цен — со 2 января.
В ходе переговоров наши республики пришли к общему мнению по поводу, который волнует народы не только наших стран, но и весь мир. Соглашение предусматривает тесное сотрудничество государств в обеспечении мира и безопасности, их волю к ликвидации всех ядерных вооружений, а также их волю ко всеобщему и полному разоружению. СНГ будет обеспечивать единство военно-стратегического пространства, единство ядерных сил под объединенным командованием. Общее мнение — создать оборонительный союз с единым командованием стратегическими вооруженными силами.
(…) Москва полна слухами о перевороте. Думаю… никто сейчас этого сделать не может. Но если произойдет распад страны, к власти могут прийти… фашиствующие диктаторы.
(…) Я считаю сегодня главным вопросом вопрос государственности.
(…) Мы пришли на эту землю лет на 60–70, и не нам ее кроить.
(…) Не убежден, что подписанные в Белоруссии соглашения обладают механизмами их реализации.
(…) Я не знаю, почему за спиной Президента решили проигнорировать Союзный договор… Думаю, что из тупика переговоров с Украиной можно было бы найти выход, например, ассоциированное членство. «Украинский момент» был… использован руководителями России.
Вопрос: — Накануне подписания соглашения вы знали о нем?
— Предвидел. Сказал Борису Николаевичу. «Моя задача, чтобы ты подписал договор первым», тогда и украинский вопрос можно решать. Он сказал: «Нет».
(…) Мне позвонил Шушкевич 8-го числа и сказал, что они уже позвонили Бушу, что соглашение подписано. Это позор… Стыдобища… Ставить Президента в известность только потом…
— Вас изолировали от этого соглашения…
— Это ненормально, но пусть идет процесс, главное, чтобы в конституционных, нормальных формах.
Вопрос: — Мы идем по пути Югославии?
— Давайте сделаем все, чтобы этого не было.
Вопрос: — А если снизу все-таки пойдет создание нового сообщества? Не кажется ли Вам, что Вы глубоко заблуждаетесь?
— Дай Бог, если я ошибаюсь. Хочу, чтобы я ошибся.
(…) На встрече с командующими военных округов я спросил у командующего Киевским военным округом: «Правда, что 80 процентов офицеров округа русские?»
— Правда, товарищ Президент.
Что, когда процесс разовьется и все отделятся, русские офицеры будут возглавлять армию другого государства?
(…) Я уйду в отставку в одном случае, если поставят крест на Союзном договоре. Я сделал все, что мог. Я проявлял гибкость, когда меня мяли и ВПК, и партия, но главные идеи избавления от тоталитаризма, протащил, с ошибками, со всем, но главное — состоялось. В моей жизни… уже состоялось. А так измениться, отказаться от Союза… я не могу. И не надо заботиться о моем трудоустройстве.
Вопрос: — У кого будет «кнопка»?
— Где она сейчас, я знаю. А там… будет объединенное командование, пусть разбираются, но уже без меня.
Вопрос. Борис Николаевич, можно ли сказать, что Содружество независимых государств существует и что Советского Союза больше нет?
Ответ. Несомненно, Содружество существует, поскольку Россия, Украина и Беларусь уже подписали и одобрили договор о его создании. Для того чтобы окончательно сказать, что Советского Союза больше не существует, нужно подождать еще по крайней мере две недели, ибо некоторые структуры еще не перешли под российскую юрисдикцию. Тем не менее три наши республики аннулировали Союз 1922 года и отозвали своих депутатов из советского парламента, поскольку Советской власти практически уже не существует. Три дня назад я говорил с Горбачевым о времени, необходимом для довершения этого перехода, и сказал ему, что данный процесс должен завершиться в декабре или, в крайнем случае, к середине января.
Вопрос. Будет ли ваше Содружество походить на Европейское сообщество? Каковы будут его координационные структуры?..
Ответ. Действительно, наше Содружество напоминает Европейское сообщество и даже Британское содружество. Прошлогодние переговоры показывают, что мы могли бы продолжать обсуждение нового Союзного договора и в следующем году, но по-прежнему без успеха. В республиках очень силен страх перед центром. Пока единственной координационной структурой является объединенное командование стратегических сил. Когда договор о Содружестве будет подписан всеми, а я думаю, что его подпишут не менее десяти государств[234], а может быть и больше, мы соберемся для принятия окончательного решения о необходимых координационных структурах. Наш центр будет очень небольшим, сведенным до минимума. Самой грубой ошибкой Горбачева было стремление к созданию обширного и могущественного центрального правительства. Если бы была принята идея о конфедерации, а может быть, даже и о федерации[235], то не исключено, что Союзный договор был бы уже давно подписан. Вместо этого мы потеряли массу полезного времени.
(…) Вопрос. Как родилась идея о создании Содружества?
Ответ. Впервые о ней заговорили в декабре прошлого года, когда советское правительство тормозило реформы. Тогда Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан направили своих представителей в Минск, чтобы изучить вопрос о создании Содружества. Горбачев воспрепятствовал этому плану, однако документы остались, и мы вновь рассмотрели их в Минске 8 декабря. Поэтому, чтобы заключить договор, нам потребовалось всего лишь полтора дня.
(…). Вопрос. А у кого будет находиться «черный чемоданчик» с управлением на случай атомного нападения?
Ответ. Не у Горбачева.
Вопрос. Может быть, у вас?
Ответ. Перейдем к следующему вопросу.
(…) Вопрос. А будет ли играть какую-нибудь роль в Содружестве Горбачев?
Ответ. Нет. Мы будем обращаться с ним достойно и с уважением, которого он заслуживает, однако, поскольку мы решили к концу декабря завершить переходную фазу в стране, то он тоже должен принять свое решение за этот срок.
Вопрос. Как вы оцениваете работу, проделанную Горбачевым? В чем он, по-вашему, ошибался?
Ответ. Я очень высоко оцениваю первую фазу его деятельности, в 1985–1986 гг., в начале перестройки. Он очень много сделал для демократии как во внутреннем, так и во внешнеполитическом плане. Может быть, если бы не было Горбачева, то это сделал бы кто-нибудь другой. И тем не менее важность его роли и работы очевидна. Однако, начиная с 1987 года, он совершил массу ошибок. Потерял время, не начал экономическую реформу, действовал полумерами. Но я не хочу плохо говорить о Горбачеве. Повторяю: я уважаю и ценю все то, что он сделал. Если он решит уйти в отставку, Россия возьмет на себя всю ответственность, гарантируя ему приличную пенсию и подобающее отношение.
Вопрос. Складывается впечатление, что, несмотря на хорошие «рабочие отношения», вы всегда недолюбливали друг друга в личном плане…
Ответ. В последние месяцы наши отношения были достаточно хорошими. Конечно, нас никогда не связывала дружба. Не могу сказать, что со мной всегда хорошо обращались с человеческой точки зрения, особенно в 1987 году. Однако после путча, когда Горбачев понял, что коммунизм и рыночная экономика не могут сосуществовать, наши отношения улучшились, стали более тесными. Если бы так было с самого начала, все было бы гораздо проще.
(…) На смену длительному и трудному историческому процессу формирования единой страны приходит процесс ее разъединения, расчленения. И он также не будет легким. Тут не должно быть никаких иллюзий. Очевидно, что общество еще не осознало, что это — поворот колоссального масштаба, затрагивающий основы жизни народов и граждан.
(…) Сейчас реальностью становится идея содружества независимых государств. И важно, жизненно важно, чтобы этот сложнейший процесс не усилил разрушительные тенденции, наметившиеся в обществе.
(…) Смысл соображений в том, чтобы очертить минимум положений, без которых содружество в современных условиях, как мне представляется, не сможет стать жизнеспособным…
Первое. Должно быть четко зафиксировано понимание содружества как многонационального образования при абсолютном равенстве не только самих государств, но и живущих в них национальностей, всех религий, традиций, обычаев, геополитического местонахождения.
Наиболее подходящим названием поэтому для содружества мне представляется: «Содружество европейских и азиатских государств» (СЕАГ).
Второе. Мало просто официально признать Декларацию прав человека и демократических свобод. При уникальной расселенности людей на огромных пространствах, где на протяжении веков перемешивались и пересекались судьбы миллионов семей, где десятки миллионов смешанных браков, проблема открытости границ и гражданства должна быть проработана особенно тщательно.
Уверен, что у всех, кто не заражен национализмом и сепаратизмом, а это сотни миллионов, неизбежно возникнет чувство утраты «большой Родины». А когда практически начнется процесс государственного, административного и прочего размежевания, определения условий гражданства, это затронет очень многих самым непосредственным образом — в быту, на производстве, в человеческих связях.
Поэтому, возможно, на какой-то довольно длительный период придется согласиться с нормой — «гражданин содружества» наряду с гражданством в соответствующем государстве…
Третье. Для стабильности содружества решающее значение имеет создание социально ориентированной рыночной экономики, беспрепятственное развитие и защита всех форм собственности.
(…) Я убежден: потребуются соответствующие структуры экономического взаимодействия в рамках содружества.
Четвертое. С полной ответственностью и знанием дела от носительно целостной системы военно-стратегической безопасности страны могу сказать, что малейшие попытки дезинтегрировать эту систему чреваты бедой международного масштаба.
(…) Договаривающиеся стороны могли бы определить безотлагательно структуры единого контроля и главнокомандования стратегическими силами, включая все основные военно-технические и научно-оборонные компоненты. Коллективное командование — это абсурд.
Пятое. Самостоятельная, суверенная деятельность каждого члена содружества на мировой арене правомерна, Но если есть содружество, а это политическое образование, то должно быть и его политическое представительство в мировом сообществе. По типу, скажем, Европейского сообщества, которое является субъектом международного права.
(…) Я не представляю себе, как можно сохранить общую стратегическую оборону без минимума общей внешней политики.
Самое разумное было бы иметь структуру по делам внешних сношений, приспособив ее к нуждам и принципам содружества, включая и вопрос о членстве в Совете Безопасности ООН…
Шестое. Будет нанесен невосполнимый урон духовному развитию всех народов, если уже сейчас члены содружества не договорятся о координации (и о ее органах) в области науки и культуры, языка межнационального общения, охраны памятников, об источниках содержания музеев, мирового класса театров, библиотек, архивов, крупнейших институтов, лабораторий, обсерваторий и т. п.
Седьмое. О процедуре правопреемства. Начинать новую эпоху в истории страны надо с достоинством, с соблюдением норм легитимности…
Поэтому я предложил бы после ратификации документа о содружестве и обмена ратификационными грамотами провести заключительное заседание Верховного Совета СССР, который принял бы свое постановление о прекращении существования Советского Союза и передаче всех его законных прав и обязательств содружеству европейских и азиатских государств…
Вопрос. Наш журнал выходит в понедельник (23 декабря. — Ред.). Останетесь ли вы к тому времени Президентом Советского Союза?
М.С. Горбачев. В понедельник? Я уверен, что останусь. Сейчас идет процесс, который возвращает нас на путь создания нового Союза. Мы двигались по этому пути до тех пор, пока референдум на Украине не создал новую ситуацию.
…Я целиком выступаю за глубокую реформу и перераспределение власти, но они решили отделиться, и это огромная ошибка. Если мы начнем разваливать нашу страну, нам будет просто гораздо труднее договориться друг с другом. И они думают, что ускорили этот процесс, но на самом деле нам угрожает опасность завязнуть в разнообразных спорах.
Я считаю, что, хотя мы должны перераспределить власть, это чревато различными опасностями. Важно, чтобы мы не сошли с правильного политического пути.
Вопрос. Можете ли вы гарантировать, что в этот переходный период вы сохраните контроль над «ядерной кнопкой»?
М.С. Горбачев Абсолютно. Все будет оставаться так, как было всегда. Любые тревожные слухи здесь и за границей о том, кто оудет держать палец на этой кнопке, безосновательны.
Вопрос. Каковы в действительности ваши отношения с Ельциным?
М.С. Горбачев. Мы расходимся по основным концепциям. Я — за сохранение Союза как государства. Я против того, что называю — разрезать пирог и съесть его с чаем. (Горбачев рисует на листке бумаги: появляется изображение пирога, перечеркнутого крест-накрест.) Кто имеет право резать нашу страну на куски?
Если этот процесс приведет к созданию содружества, — я признаю его как реальность. Хотя я не разделяю их концепции того, что это необходимо, я желаю им успеха. Но я не хочу, чтобы этот вопрос решался на улицах, и я использую весь свой авторитет для того, чтобы этот процесс развивался нормально и конституционно.
В то же время я по-прежнему твердо убежден, что мы совершаем ошибку Я хотел бы трижды ошибаться. Но я хочу следовать этому курсу. Если процесс выйдет из-под контроля, тогда мне придется похоронить все, чему я посвятил лучшие годы своей жизни.
Вопрос. В таком случае, что вы можете положить в основу вашего партнерства с Ельциным?
М.С. Горбачев. Есть более высокие интересы, которые должны нас объединять. Горбачеву и Ельцину просто никуда от этого не уйти.
Вопрос. Согласен ли с вами Ельцин в отношении этих более высоких интересов?
М.С. Горбачев. Безусловно. На человеческом уровне нет никаких препятствий для того, чтобы вести с ним диалог. Мы разошлись в этой концептуальной проблеме содружества.
Кто знает, может быть, я ошибаюсь. Но я твердо уверен в своей правоте. Однако что касается меня, то это не должно мешать нашему сотрудничеству. Я надеюсь, что он чувствует то же самое.
Дорогие соотечественники! Сограждане!
В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества независимых государств я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям.
Я твердо выступал за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик. Но одновременно и за сохранение союзного государства, целостности страны.
События пошли по другому пути. Возобладала линия на расчленение страны и разъединение государства, с чем я не могу согласиться.
И после алма-атинской встречи и принятых там решений моя позиция на этот счет не изменилась.
Кроме того, убежден, что решения подобного масштаба должны были бы приниматься на основе народного волеизъявления.
Тем не менее я буду делать все, что в моих возможностях, чтобы соглашения, которые там подписаны, привели к реальному согласию в обществе, облегчили бы выход из кризиса и процесс реформ.
Выступая перед вами в последний раз в качестве Президента СССР, считаю нужным высказать свою оценку пройденного с 1985 года пути. Тем более что на этот счет немало противоречивых, поверхностных и необъективных суждений.
Судьба так распорядилась, что, когда я оказался во главе государства, уже было ясно, что со страной неладно. Всего много: земли, нефти и газа, других природных богатств, да и умом и талантами Бог не обидел, а живем куда хуже, чем в развитых странах, все больше отстаем от них.
Причина была уже видна — общество задыхалось в тисках командно-бюрократической системы. Обреченное обслуживать идеологию и нести страшное бремя гонки вооружений, оно — на пределе возможного.
Все попытки частичных реформ — а их было немало — терпели неудачу одна за другой. Страна теряла перспективу. Так дальше жить было нельзя. Надо было кардинально все менять.
Вот почему я ни разу не пожалел, что не воспользовался должностью Генерального секретаря только для того, чтобы «поцарствовать» несколько лет. Считал бы это безответственным и аморальным.
Я понимал, что начинать реформы такого масштаба и в таком обществе, как наше, — труднейшее и даже рискованное дело. Но и сегодня я убежден в исторической правоте демократических реформ, которые начаты весной 1985 года.
Процесс обновления страны и коренных перемен в мировом сообществе оказался куда более сложным, чем можно было предположить. Однако то, что сделано, должно быть оценено по достоинству.
Общество получило свободу, раскрепостилось политически и духовно. И это — самое главное завоевание, которое мы до конца еще не осознали, а потому что еще не научились пользоваться свободой.
Тем не менее проделана работа исторической значимости:
— Ликвидирована тоталитарная система, лишившая страну возможности давно стать благополучной и процветающей;
— Совершен прорыв на пути демократических преобразований. Реальными стали свободные выборы, свобода печати, религиозные свободы, представительные органы власти, многопартийность. Права человека признаны как высший принцип;
— Началось движение к многоукладной экономике, утверждается равноправие всех форм собственности. В рамках земельной реформы стало возрождаться крестьянство, появилось фермерство, миллионы гектаров земли отдаются сельским жителям, горожанам. Узаконена экономическая свобода производителя, и начали набирать силу предпринимательство, акционирование, приватизация;
— Поворачивая экономику к рынку, важно помнить, что делается это ради человека. В это трудное время все должно быть сделано для его социальной защиты, особенно это касается стариков и детей.
Мы живем в новом мире:
— Покончено с «холодной войной», остановлена гонка вооружений и безумная милитаризация страны, изуродовавшая нашу экономику, общественное сознание и мораль. Снята угроза мировой войны.
Еще раз хочу подчеркнуть, что в переходный период с моей стороны было сделано все для сохранения надежного контроля над ядерным оружием.
— Мы открылись миру, отказались от вмешательства в чужие дела, от использования войск за пределами страны. И нам ответили доверием, солидарностью и уважением.
— Мы стали одним из главных оплотов по переустройству современной цивилизации на мирных, демократических началах.
— Народы, нации получили реальную свободу выбора пути своего самоопределения. Поиски демократического реформирования многонационального государства вывели нас к порогу заключения нового Союзного договора.
Все эти изменения потребовали огромного напряжения, проходили в острой борьбе, при нарастающем сопротивлении сил старого, отживавшего, реакционного — и прежних партийно-государственных структур, и хозяйственного аппарата, да и наших привычек, идеологических предрассудков, уравнительной и иждивенческой психологии. Они наталкивались на нашу нетерпимость, низкий уровень политической культуры, боязнь перемен.
Вот почему мы потеряли много времени. Старая система рухнула до того, как успела заработать новая. И кризис общества еще больше обострился.
Я знаю о недовольстве нынешней тяжелой ситуацией, об острой критике властей на всех уровнях и лично моей деятельности. Но еще раз хотел бы подчеркнуть: кардинальные перемены в такой огромной стране, да еще с таким наследием, не могут пройти безболезненно, без трудностей и потрясений.
Августовский путч довел общий кризис до предельной черты. Самое губительное в этом кризисе — распад государственности. И сегодня меня тревожит потеря нашими людьми гражданства великой страны — последствия могут оказаться очень тяжелыми для всех.
Жизненно важным мне представляется сохранить демократические завоевания последних лет. Они выстраданы всей нашей историей, нашим трагическим опытом. От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом. В противном случае все надежды на лучшее будут похоронены.
Обо всем этом я говорю честно и прямо. Это мой моральный долг.
(…) Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, с верой в вас, в вашу мудрость и силу духа. Мы — наследники великой цивилизации, и сейчас от всех и каждого зависит, чтобы она возродилась к новой современной и достойной жизни…
(…) Нынешняя официальная пропаганда старательно утверждает, что в декабре принято единственно верное решение, что ликвидация Советского Союза есть не что иное, как «попытка устранить затянувшееся двусмыслие и лицемерие, правовое и политическое», что наступил час «учиться компромиссам».
(…) Мне официально внушают: обиды за державу не должно быть, кончина СССР — печальная необходимость. Ее никто не хотел, но надежд к декабрю не осталось. Почему же не осталось? И сразу вспоминается пресс-конференция членов Госсовета в Ново-Огареве, где Борис Николаевич Ельцин, к слову которого люди прислушиваются, громко и спокойно сказал: «Союз — будет».
И другие президенты вместе с М.С. Горбачевым серьезно сказали: «Союз будет». Это было в ноябре 14-го числа. Пожалуйста, запомните дату. Потом вы сопоставите ряд признаний уважаемых политиков, и тогда придется сделать вывод, что нас, мягко говоря, порою водили за нос. Вот только во имя чего неизвестно.
Итак, 14 ноября была уверенность. Даже проснулась надежда, что наконец-то президенты договорятся, не будут стыдливо отводить глаза друг от друга и дружно возьмутся за экономику, дабы накормить народ, и спокойствие, пускай пока нищенское, вернется в наш дом, а потом, глядишь, придет и достаток. Согласие, которого не хватало, вроде бы торжествовало.
(…) Через некоторое время мы снова увидели на экранах телевизоров Ново-Огарево. Было это 25 ноября. В тот день президенты и руководители республик к нам не вышли. Отвечать пришлось одному М.С. Горбачеву. Мы узнали, что парафирование Союзного договора (предварительное подписание) не состоялось. Лидеры республик отказались это сделать. Но было все-таки согласие направить договор в парламенты для обсуждения. Мы понимали, что заключение Союзного договора — дело непростое, даже щепетильное, республики в старые времена изрядно намучились под прессом всесилия центра, а потому требуется время, чтобы забыть старые и новые обиды, но одинокая фигура М.С. Горбачева перед журналистами рождала сомнение в успехе.
(…) И вот наступил декабрь. Как потом выяснится, месяц — поворотный в судьбе страны. Кравчук засобирался в Минск, и туда же отправился Ельцин. Накануне Горбачев признался, что он разговаривал с Борисом Николаевичем, позиция Украины беспокоит обоих, и вот, дескать, Ельцин поговорит с Кравчуком в Беларуси.
Вроде ничто не предвещало неожиданностей, хотя после августовского переворота позиции М.С. Горбачева явно ослабли. Иногда казалось, что он вновь обретает уверенность после «экзекуции», устроенной ему некоторыми российскими депутатами сразу же после возвращения из Фороса. Но это только казалось… Горбачева в декабре «дожимали». Российские власти вторглись в сферу полномочий союзных органов, Украина разыгрывала свою карту — словом, схватка с центром уже шла на его территории, в Кремле. Указы и постановления россиян, начатые после августа, урезали власть и влияние президента повсюду: в экономике, в распоряжении финансами, в управлении, во внешней политике.
Не собираюсь ставить все под сомнение в тех указах, хотя они объективно помогали развалу СССР, но не могу не признать — то была неплохая работа. Ее венчала принятая в Минске модель государственного устройства, где не было места центру, президенту, Советскому Союзу.
Так что же — в декабре был конституционный переворот? После Минска этот вопрос журналисты задали Геннадию Бурбулису. «Нет, это не переворот, ответил он. — Речь о процессе».
С этим же вопросом журналисты подступались к М.С. Горбачеву. Он уходил от прямого ответа. Свое отношение к Минску он выразил в заявлении, назвав недвусмысленно факт роспуска СССР неконституционным действием.
Коль наши политики роспуск СССР переворотом не считают, назовем его декабрьским поворотом. Ирония судьбы: в августе Б. Ельцин возвращал отстраненного от власти Президента из Фороса, а в декабре, когда речь шла о «процессе», он же подписал «приговор» Президенту вместе с Л. Кравчуком и С. Шушкевичем.
Вот что сказал Леонид Кравчук французскому журналу «Пари-матч» по этому поводу, приоткрывая завесу над тем, что было в Беларуси.
— Когда было задумано провести историческую встречу, на которой была провозглашена кончина СССР? — спросили журналисты.
Ответ Л. Кравчука. Где-то около 15 ноября. Место проведения встречи Минск предложила выбрать Украина. Это самая маленькая из трех столиц, и там у нас было больше шансов сохранить свою встречу в тайне. Что и произошло ко всеобщему удивлению.
— Как проходила эта встреча в белорусском лесу?
Ответ. Сейчас я сообщу вам что-то новое. Ельцин привез с собой горбачевский текст о создании Союза. Горбачев делал нам следующее предложение: Украина вправе внести любое изменение, пересмотреть целые параграфы, даже составить новую редакцию при единственном условии — она должна предварительно подписать этот договор. Ельцин положил текст на стол и передал вопрос Горбачева: «Подпишете ли вы этот документ, будь то с изменениями или без них?» Сам он сказал, что подпишет только после меня. Таким образом, судьба договора целиком зависела от Украины. Я ответил: «Нет». Сразу стал вопрос о подготовке нового документа. Специалисты работали над ним всю ночь.
(…) Сейчас, перечитывая строки политической хроники декабря, интервью и документы, связанные с образованием содружества, меня не покидает ощущение, что все наши разговоры о торжестве демократии, о правовом государстве — все это пока что мечта, красивая жар-птица из сказки. Даже если СССР себя изжил, даже если центр надо было ликвидировать, даже если Горбачев стал тормозом на пути реформ — почему бы не обсудить это гласно, открыто, а не втайне? Можно понять декабристов, которые тайно готовились выйти на Сенатскую площадь против царя, но никак нельзя понять, почему втайне вершился декабрьский поворот? Почему людей-то не спросили? В 1922 году, когда Союз организовывали, в тайне это не держали. Наоборот, нашли и слова, подходящие моменту, и людям сделали приятное — не обегали их стороной. Что же случилось через много лет? Приведу слова бывшего Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР Константина Лубенченко, который в интервью итальянской газете «Унита» заметил:
— Была завершена блестящая тайная и неожиданная политическая операция, совсем как в военное время… В обычное время я не вижу необходимости для такой скоропалительности. Руководители трех государств могли бы отказаться от подписания Союзного договора, что и сделал в Ново-Огареве президент Ельцин, когда не пожелал первым ставить свою подпись под проектом. Можно было сесть за стол переговоров без центра, обратиться к парламентам с предложением упразднить Договор 1922 года, подготовить протокол. Руководители республик не стали этого делать.
Блестящая тайная операция ставит точку в борьбе России и центра, и вообще в соперничестве в высшем эшелоне власти — сначала в Политбюро, затем в президентских структурах. «Объектом» соперничества был реформатор Михаил Горбачев, а потому и демократы, и партократы при всей нелюбви друг к другу в данном случае были единомышленниками, как бы дополняли усилия друг друга. То, что не смогли сделать «товарищи по партии» с Горбачевым на своих пленумах, доделали минские договоренности.
Убежден, без августа не было бы декабря. Конечно, в целом ставить знак равенства между ними несправедливо, исторически неверно. Видимо, сходство событий этих двух месяцев объясняется отношением к судьбе Президента СССР. Однако не она здесь определяющая, о чем сказал сам Горбачев, отвечая на вопрос об отставке: «Это не актуальный вопрос. Я назвал только один случай, когда я так поступлю. Участвовать в развале страны я не буду».
Насколько правым в своем предчувствии окажется опытный политик увидим.
(…) Из выступлений Б.Н. Ельцина: «Основные позиции и подходы были согласованы еще год назад, когда четыре республики — Беларусь, Казахстан, Россия и Украина — в декабре вели подготовку четырехстороннего соглашения. Оно не было заключено, но его принципиальные положения выдержали испытание временем».
Но дело даже не в том, экспромтом или нет родились документы. На размышления наводит другое. Получается, когда из Ново-Огарева нас торжественно заверяли, что «Союз — будет!», кто-то уже, видимо, знал, что ни Союза, ни Горбачева не будет?
«Все было честно, открыто и законно», — слова президента Кравчука. Но как же открыто? Вспомним: «Выбрали местом встречи Минск, ибо было больше шансов сохранить ее в тайне» («Пари-матч»).
Возвратившись домой, президент Кравчук на киевском аэродроме сказал, что Горбачев знал о встрече.
Читаю интервью Нурсултана Назарбаева:
— Горбачев, как и я, не знал о том, что состоится подписание такого документа.
«Толкователи» декабрьского поворота утверждают: «Назарбаев о Минске знал, с ним разговаривали».
Назарбаев уточняет:
— В предварительном разговоре со мной и Ельцин, и Кравчук, и Шушкевич говорили: они будут обсуждать то, как совместно переходить к рыночной экономике, согласовывать позиции, и обсудят, как дальше быть с проектом о ССГ.
Никак не могу понять: почему столько шероховатостей в поведении политиков? Они как будто страшились, что их не поймут.
(…) Декабрьский поворот открывает новую дорогу в завтра. Уж коль двинулись мы по ней, надо идти, как бы ни было трудно. Сегодня, по-моему, уже ясно: нельзя было перепрыгивать из СССР в СНГ без переходного периода. Нельзя сегодня содружеству жить без координирующих институтов. Без Согласия и Здравомыслия.
25 декабря 1991 года ровно в 19.00 первая программа Центрального телевидения познакомила нас с прощальной речью советского Президента. Раскрепостив прессу, он стал первым государственным деятелем в нашей стране такого масштаба, чьи поступки и действия уже при жизни не были закрыты привычным для нас долгие годы: «а об этом низ-зя!». Мы видели его уверенным и ироничным в 1987-м, негодующим — в дни работы XXVIII съезда КПСС, раскованным и элегантным — в гостях у Коля и Буша, взволнованным — у трапа самолета, который вернул его из Фороса.
Мы прожили в «эре Горбачева» почти 7 лет. Конечно, какой срок для истории! Но для каждого из нас… Колоссальный внутренний путь. Ушел страх. Открылись клапаны собственного самоуважения. Великая глупость и великий миф — «общественное — выше личного», или «раньше думай о Родине, а потом — о себе» — развеян. Мы поняли, что без уважения к себе, своему дому, семье не бывает Граждан.
Итак, что оставил нам Горбачев? С точки зрения его противников распавшуюся державу, которая именовалась Советским Союзом; безудержную инфляцию, нищих на улицах; милиционеров и, как говорят, до 80 процентов людей у черты бедности.
Но зато мы имеем имя Андрея Дмитриевича Сахарова и собственное прозрение. Имеем книги Александра Исаевича Солженицына и постижение великой истины — «Человек» действительно может звучать гордо. Так ли мало?
В своей прощальной речи Михаил Горбачев с горьким назиданием сказал: «Не научились еще пользоваться свободой». Воспользуемся этим его совсем не лишним советом. Спасибо, Михаил Сергеевич…
(…) Главное преступление горбачевых, яковлевых, ельциных против своего народа, и прежде всего русского народа, в том, что они стали внушать ему ненависть к самому себе, к своей истории, культивировать в нем комплекс неполноценности.
(…) Нации стали разбегаться из Советского Союза не только и не столько из-за трудностей, сколько из-за того, чтобы избежать парализующего волю яда неполноценности и вины, распространяемого Горбачевым. То же самое происходит сейчас и в России «благодаря» Ельцину.
А ведь действительно Горбачев и Ельцин (сознают они это или не сознают) презирают свой народ, видя в нем низменных, ни на что не годных рабов.
(…) Возможны ли реформы в стране, где подорван национальный дух?
Люди труда! Товарищи! Антинародная политика Горбачева — Ельцина привела к развалу страны, к братоубийственным конфликтам, к голоду и нищете. Сегодня Горбачев, сделав, как он заявил, дело своей жизни, умывает руки. Дело продолжает Ельцин. Если Горбачев развалил СССР, то Ельцин разваливает Россию. Оба проводят политику в интересах западного капитала. А западный капитал заинтересован разграбить и уничтожить нашу страну, превратив ее в конгломерат враждующих между собой полуколоний. Сегодня Ельцин и его окружение, состоящее из лиц, входивших вчера в окружение Горбачева; проводят политику приватизации и либерализации цен. В результате общественное достояние переходит в руки тех, кто нечестным путем нажил капиталы, а цены так растут, что честному труженику становятся недоступными основные продукты питания, одежда и кров. Напомним, что в своих предвыборных выступлениях Ельцин клялся лечь на рельсы, но не допустить роста цен. Так пусть же Ельцин выполнит свое предвыборное обещание и ляжет на рельсы.
Политика Ельцина никогда не принесет блага трудящимся, так как она преследует иную цель: создать благоприятные условия для западных монополий и нашей криминальной буржуазии грабить страну и народ. Все разговоры о социальной защите, социальных гарантиях и т. п. на поверку являются демагогией. Наши дети недоедают сегодня. Подрывается здоровье будущего поколения. Следовательно, мы вправе определить эту политику, как политику геноцида против российских народов…
Какую оценку даст история Михаилу Горбачеву? В глазах некоторых он был освободителем. Для других — защитником старого, репрессивного режима… Лидеры советских республик проигнорировали его при формировании нового содружества независимых государств. Его собственный народ относится к нему с неприязнью, и многие винят его в экономическом хаосе, охватившем страну. К отставке его подталкивали почти все его прежние коллеги, и он, видимо, был бессилен изменить последнюю, печальную главу советской саги.
(…) Талант Горбачева к компромиссам и уклончивость были одновременно и его силой, и его слабостью. Его тактические маневры, вероятно, в нескольких случаях спасли страну от возврата к правлению коммунистов сторонников жесткой линии. Однако, отказавшись пойти на решительный разрыв с прошлым, он потерял свой шанс осуществить значительные экономические реформы.
(…) В отличие от российского президента Бориса Ельцина, также бывшего областного партийного босса, Горбачеву никогда не удавалось порвать со средой, из которой он вышел. Его политическая власть скорее проистекала из его лидерства в правящей партии, чем из подлинного мандата народа. До самого августовского путча он оставался человеком партии с присущими ей мелкими интригами и напыщенным бюрократическим языком.
(…) Чем больше Горбачев латал систему, тем яснее становилось, что просто залатать ее будет недостаточно. Лозунг «ускорение» уступил дорогу лозунгу «перестройка». В конце концов и сама перестройка была дискредитирована. Все прогнившее здание нужно было реконструировать. То, что началось как попытка обновить коммунистическую систему, привело к антикоммунистической революции. Попытавшись реформировать коммунизм, Горбачев в конце концов лишь ускорил его закат.
(…) Мирный демонтаж тоталитарного государства Горбачев считает своим главным историческим достижением. Он указывает на провал августовского путча как на доказательство, что демократия начинает наконец приживаться на неприспособленной к этому русской почве. «Моей целью было сделать так, чтобы наша страна впервые в своей многовековой истории прошла важную поворотную точку без кровопролития», — говорит он.
Еще неясно, достиг ли Горбачев своей главной цели. Пока что вторая русская революция проходила относительно бескровно, учитывая размах и скорость свершения событий… Но события в бывшем Советском Союзе еще не завершены. Нынешний экономический хаос делает возможным практически любой исход, включая насильственную реставрацию какого-либо авторитарного или фашистского режима.
Он съезжает со своей квартиры на улице Косыгина (не по своей, конечно, воле, а по решению глав 11 государств). Ее не будет занимать Б. Ельцин, и не только потому, что не хочет жить по соседству с Язовым.
А вот подмосковную дачу «особого назначения» Горбачева Президент России скорее всего займет в самое ближайшее время, поскольку она оснащена средствами связи, управления, военными и прочими делами. Семья же Горбачевых получит меньшую, но тоже неплохую дачу.
Кроме того в распоряжении экс-президента будут две «Волги» (или «ЗИЛ» + «Волга»), ему оставлена также его нынешняя зарплата в виде пенсии, медицинское обслуживание и 20 человек челяди. По этой цифре возникли разногласия. М. Горбачев запросил вначале 200 человек на охрану и обслугу.
И еще по одному, исключительно принципиальному вопросу М. Горбачеву было отказано — в предоставлении неприкосновенности. «Если вы за что-то беспокоитесь, покайтесь сейчас, пока Вы Президент», — сказал Б. Ельцин во время девятичасового разговора.
Сейчас, когда пишутся эти строки, первый и последний Президент бывшего СССР, отрекшийся от КПСС ее Генсек, любимец Запада и солидной части остального зарубежья вот уже третий месяц, как сошел и, по мнению многих, навсегда с большой политической арены. И напротив, его оппонент, долгое время игравший «вторую скрипку», сегодня — в ранге Лрезидента России, на вершине власти.
В то время как пресса многозначительно толкует о будущей деятельности «Горбачев-фонда», становится распространенным убеждение в том, что народ «быстро и с удовольствием» забыл главного архитектора катастрофической перестройки. Но так ли это? В оппозиционных средствах массовой информации, по преимуществу национально-патриотической ориентации, тема Горбачева в последнее время настойчиво зазвучала в совершенно новом аспекте. Создана и заявила о себе общественная комиссия «по расследованию антинародной, антигосударственной деятельности» М. Горбачева, обвиняемого в «сознательном уничтожении страны в интересах других держав», развале ее хозяйства и государственности, нарушении территориальной целостности, провоцировании межнациональных конфликтов и массового обнищания народа, в проявлении личной нескромности и своекорыстия.
Такова реальность. Понятно, что ответственность возлагается не только на Горбачева, не обходится вниманием и его ближайшее окружение. Насколько справедливы подобные, пока не лишенные эмоционального перехлеста обвинения, видимо, покажет будущее, когда общество получит доступ к исчерпывающей информации обо всем, что связано с замыслом и осуществлением перестройки. Но надо ли удивляться столь болезненной реакции народа, пострадавшего от непродуманных или неосуществленных, или не так осуществляемых реформ? Нет, удивляться решительно нечему — ведь Горбачев добился результатов, прямо противоположных тому, что декларировалось шесть лет назад, на взлете его политической карьеры. Лидер обещал советскому народу обновление общества, образно говоря, «сияющий Храм на зеленом холме», но храм социалистический, с его социальной справедливостью для всех, равными правами для всех, законами для всех, дисциплиной для всех, высокими обязанностями для каждого. Именно он повторял: все свои преобразования мы намерены осуществлять в соответствии с социалистическим выбором и это не прихоть вождей, это требование народа. «Народ просит только одного: не отходите от социализма». Такие и подобные по смыслу слова и Генсек и Президент повторял неоднократно с самых высоких трибун, суля «горькое разочарование» тем, «кто надеется, что мы свернем с социалистического пути», а уж тем более «перейдем в другой лагерь». Говоря, что «мы будем идти к лучшему социализму, а не в сторону от него», он считал необходимым постоянно подчеркивать честность и открытость такой позиции, отсутствие всякого лукавства как перед своим народом, так и перед заграницей (на это полезно обратить внимание, т. к. позже по данному поводу последуют обескураживающие признания).
Поскольку в итоге все получилось, по популярному выражению, «с точностью до наоборот» — становится понятен и ясен гнев народа, во всяком случае той его части (а это, безусловно, весьма значительная часть), которая не смогла с легкостью иных политиков в одночасье отрешиться от так называемой социалистической ментальности.
Но было бы не верным утверждать, что в общественном мнении изжиты всякие следы позитивного отношения к деятельности М.С. Горбачева. В газетах еще появляются, правда уже очень редко, письма «простых людей», горячо защищающих Михаила Сергеевича, главным образом, за его благие намерения. Далеко не всеми осознаются масштабы национальной трагедии, к которой объективно, вне зависимости от первоначальных устремлений, подвели страну лидеры перестройки в слепом угаре тотального разрушения основ государственности, экономических и социальных связей.
Пытаясь объективно взглянуть на плоды реформаторства М.С. Горбачева, политологи признают за перестройкой определенные достижения, подчеркивая, что все они лежат в сфере духовной, идейно-психологической: плюрализм мнений, деидеологизация, гласность. Говорят (по преимуществу в сегодняшней правительственной прессе) об избавлении «от страха порабощенности партокра-тическим государством». Отмечаются успехи международной политики, приведшей к окончанию «холодной войны». При этом следует трезвая констатация того факта, что цена, уплаченная обществом за полученные духовные блата, оказалась непомерно великой, ибо на другой чаше весов распад государства, экономики, социальных и национальных связей, правовой беспредел плюс вместо «войны холодной» — очаги вполне «горячих» конфликтов.
Что касается вычленения негативных результатов перестройки, то здесь мы, пожалуй, не обнаружим какого-либо разброса мнений, во всяком случае среди отечественных политиков, не причастных к реализации ее курса, политологов, публицистов. А вот на отмеченные выше «достижения» имеется и иная точка зрения, сторонники которой также находят убедительные аргументы. С оптимистическим выводом М.С. Горбачева, сделанным им по итогам собственной деятельности, о том, что «общество получило свободу, раскрепостилось политически и духовно», считают они, согласен видимо только тот, кто еще не оказался за чертой бедности и не вкусил всех прелестей нищеты, не ввергнут в пучину межнациональной бойни, не рекрутирован в стремительно растущую армию безработных, кто глух к беспрецедентным унижениям нации на международной арене, не видит уготованных бывшей великой державе колониальных перспектив. Деидеологизация оборачивается просто заменой одной идеологии другой, с противоположным знаком, возможность свободно выражать мнения ограничивается «экономической удавкой», наброшенной на неугодные средства массовой информации. Таким образом, вопрос о политической и духовной раскрепощенности, утвердившейся демократии оказывается дискуссионным. И применительно к переживаемому моменту все чаще можно слышать об опасности растущей анархии, движущейся в лучшем случае к жесткой авторитарной системе, а то и к новому диктату, хотя и названному демократическим. Московские события 23 февраля нынешнего года дали новые основания для такого рода суждений (кстати, поборник демократии М.С. Горбачев оправдывает действия верхушки московского правительства с применением дубинок против ветеранов войны, стариков и женщин. Как это понять?).
Подвергается сомнению и тезис об избавлении от страха порабощенности тоталитарным партократическим государством. Испытывала ли такую «порабощенность» основная масса трудового люда, имевшего вполне приличный уровень жизни и спокойную уверенность в завтрашнем дне? И если все же такой страх был, то чем лучше пришедший ему на смену страх перед безработицей, нищетой, голодом, угрозой нового кровопролития в гражданской войне?
И, наконец, самый весомый «козырь» — заслуги на международной арене, прекращение «холодной войны». Но ведь о прекращении предпочитают говорить Горбачев и вдохновители его политической линии. Президент Буш у себя дома прибегает к другой формулировке: победа Запада в «холодной войне». А если есть победа, значит есть и поражение. Подобного рода сомнения также не могут не посещать многих и многих людей.
Таким образом, что же остается от «положительного сальдо» перестройки? Трудно сегодня на все эти вопросы простому человеку получить сколько-нибудь утешительные ответы. Но сегодня о наших домашних делах, не без нашего раболепного поощрения, безапелляционно судят где-то там, «за бугром», и сбитое с толку общественное мнение, как в достославные грибоедовские времена, ориентировано исключительно на Запад. А что же говорит Запад? Способен ли он понять наши беды и боли? Или, подхваливая нас за безумный порыв саморазрушения, преследует свои эгоистические, корыстные цели? Послушаем его…
Мировые лидеры Запада и США единодушно прочат М.С. Горбачеву «почетное место в истории» по той простой причине, что он, по выражению французской газеты «Монд», «делал именно то, что от него ожидали…» (не лишне заметить: ожидали там, на Западе, а не у нас). Ну, а чего ожидали — тоже не секрет. С его уходом, как считает «Голос Израиля», «завершилась эпоха расшатывания основ советской империи и коммунистической идеологии», а радио «Свобода» всемирно-историческое значение дня ухода в отставку последнего руководителя Советского Союза связывает с тем, что «отныне нет этой огромной страны». Да, зарубежные лидеры не скупятся на превосходные степени, оценивая деятельность нашего Президента. «Его отставка знаменует собой кульминацию замечательной эры в истории его страны (это тогда, когда в стране льется кровь в межнациональных конфликтах, ее наводнили сотни тысяч беженцев, когда 80 % населения отброшены за черту бедности, а над крупнейшими городами нависает угроза голода…) и ее долгих, зачастую трудных отношений с Соединенными Штатами», — считает президент США Дж. Буш. «Он установил в своей стране свободы, способствовал прекращению „холодной войны“ и началу процесса разоружения», — подхватывает президент Франции Франсуа Миттеран. «Горбачев сумел „изменить ход истории“, оставил свою страну „на уверенном пути к демократии“, — вторит им премьер-министр Великобритании Джон Мейджор, ну, и конечно, канцлер объединенной Германии Гельмут Коль уверяет всех нас, что Михаил Горбачев „вывел свою страну из 70-летнего состояния застоя и угнетения, способствовал свободному развитию народов Центральной, Восточной, Южной Европы и подтвердил их право самим выбирать свой путь…“».
Да, мировые и западноевропейские политики оперируют категориями исторического масштаба. Но оперируют преднамеренно не желая за абстракциями типа «свободы и демократии» видеть горькие реалии, конкретные беды простого человека, народа.
Зарубежные политологи, в отличие от политиков, нередко весьма критичны в отношении к Горбачеву, вменяя ему в вину то, что он много говорил и мало что делал, недооценивал значение межнациональных конфликтов, упорно настаивал на сохранении Союза и уклонялся от необходимых экономических реформ, потому что они были невозможны в политическом отношении. При этом однако их вывод снисходителен: «не следует возлагать на него слишком тяжелое бремя вины».
Да, вопрос об ответственности лидера тоже острейший. И снова, отбрасывая оттенки, мы видим две позиции: уже упоминавшиеся нами призывы к расследованию «антинародной деятельности» — с одной стороны, и с другой целиком положиться на суд истории. А приговор истории будет зависеть от того, выберется ли страна на торную дорогу цивилизации, восстанет из пепла или же погибнет, исчезнет, как исчезали некогда могучие государства иных эпох. Если выживем — Горбачев будет предтечей возрождения страны, если нет — ее могильщиком. Стало быть не кому другому как опять-таки народу предстоит, затянув пояса и стиснув зубы, поработать на светлый имидж нашего лидера в исторических аналах.
Судьба реформаторства в России и недавнем Союзе пробуждает горькие раздумья и оставляет много вопросов, на которые еще не получены исчерпывающие ответы. Исторический опыт, даже не столь отдаленный, свидетельствует, что хороший реформаторский замысел, как правило, или тормозился на пол-пути, недоосуществлялся или воплощался в нечто прямо противоположное. Такова недосказанность, половинчатость реформ 60-х годов прошлого века, насильственно прерванный процесс столыпинских начинаний, та же «узда» пресечения курса новой экономической политики, крах буйных реформ Хрущева, робких попыток Косыгина, Андропова в условиях абсолютного цейтнота… И всякий раз — незавершенность, отторжение реальностью. Всякий раз практика посрамляла теоретическую модель, концепцию.
Та же судьба, если не более драматичная, постигла и реформаторство Горбачева. Прекрасно начиналась перестройка: была разработана, как утверждалось, концепция обновления общества, достижения его нового качества, нарисованы радужные перспективы… Народ горячо поддержал ее. А в итоге — трагический финал. Как говорится, пошли по шерсть, а воротились стрижены. Каковы причины этого — вопрос, разумеется, специального изучения, но внимательный читатель без сомнения многое получил для ответа на него в ходе знакомства с материалами настоящей книги.
В многочисленных публикациях, пытающихся осмыслить крах «эры Горбачева» и задуманных им реформ, проблема, к сожалению, редко рассматривается глобально, в контексте назревшей модернизации в рамках всего мирового сообщества. Да и в масштабах страны объективный фактор также учитывается не в полной мере. Поиски причин поражения перестройки пока сводятся по преимуществу к субъективному фактору и на поверхности разговор о роли личностей, их позициях, уровне компетенции, нравственных нормах и других индивидуальных качествах. По горячим следам событий это, вероятно, и естественно, тем более, что и недооценивать субъективные моменты тоже нельзя (а более фундаментальные исследования — впереди).
Причины поражения Горбачева-политика интерпретируются по-разному. Существует мнение, что его погубили полумеры (кстати, это постоянный упрек в его адрес со стороны Ельцина), стремление лишь подремонтировать, подналадить систему. Он — реформатор, которого постоянно «держали за фалды» старые, прежде всего партийно-бюрократические структуры, та среда, которая его взрастила и с которой он не мог порвать. И хотя он эволюционировал в сторону все большего радикализма, тем не менее решительно определить своих позиций не успел (или сделал это слишком поздно). При этом, Горбачев-реформатор, пользовавшийся революционной фразеологией, что позволило радикальным либерально-демократическим силам (именовавшимся леворадикальными) перехватить «знамя перестройки», изменив существующую политическую и экономическую систему. Те, кто полагает, что как политик Горбачев оказался полным банкротом, при всех нюансах отношения к нему, пожалуй, сходятся в одном, когда решительно отказывают ему в профессионализме: отсутствие собственных выстраданных взглядов, концепции и четкой цели, ответственности, дара предвидения.
Но есть и иная позиция. Горбачев-революционер. И свои революционные намерения он объявил открыто и сразу — «революционная перестройка». А поскольку всякая революция предполагает социально-политический взрыв, смену системы, то разговоры о гуманном демократическом социализме были не чем иным, как отвлекающей риторикой и тот, кто попался на эту удочку, должен винить самого себя, а свершившийся в августе 1991 г. «буржуазный переворот» — не что иное, как изначально искомый результат. В свете этого уход Горбачева-политика со сцены не воспринимается как его банкротство, ибо главная цель достигнута, а начатое дело продолжает его оппонент, будто бы противостоявший ему в течение нескольких перестроечных лет.
Думается, что только время покажет, какие из бытующих сегодня точек зрения на Горбачева ближе к истине.
Это о Горбачеве. А что же говорят, думают и пишут сегодня о Ельцине? Он постоянно рядом. Он идет об руку с Горбачевым. И все как обнадеживающие, так и безрадостные итоги — это плод их общих усилий. Правда, на каких-то этапах Ельцин предпочитал дистанцироваться от Горбачева. Но сегодня определенная часть общественности склонна считать, что именно Ельцин принес нашей стране окончательное освобождение от чуждого ей режима власти, что именно он «великий разрушитель».
С именем Б.Н. Ельцина связан бунт против системы, ее кризис, разразившийся в самых верхних эшелонах власти. Так называемый «феномен Ельцина» тем и феноменален, что вызов партийно-бюрократическому аппарату был брошен одним из самых высокопоставленных функционеров этого аппарата, а массы, давно недовольные всевластием партийной аристократии, сразу же откликнулись на популистские лозунги борца с ее «необоснованными привилегиями», ярого защитника социальной справедливости и с восторгом признали в нем своего вождя. Тем более, что бунтарь подвергся суровой экзекуции и был низвергнут с Олимпа. Существует мнение, что секрет популярности Ельцина объясняется не только социально-психологическим фактором сердобольности русского народа, всегда отдающего свои симпатии пострадавшему за правду, но и целенаправленной деятельностью средств массовой информации, оказавшихся по преимуществу в руках тех политических сил, которые, стремясь к изменению общественно-политической системы, сделали ставку именно на этого политика как единственного, кто, имея личные счеты с властью, в то же время мог на достаточно высоком уровне бросить вызов всесильной партийно-бюрократической системе. Пресса, телевидение и радио сделали партийного функционера Ельцина выразителем и защитником народных интересов, имея прагматическую цель — убрать с политической арены партию. Другой, более подходящей фигуры на политическом небосклоне просто не было.
Отныне все, что говорил Ельцин, стало гласом народа. И очень многие политологи видят разницу между Горбачевым и Ельциным как раз в том, что первый, при всей приверженности к демократическим реформам, повязан своим аппаратным первородством, средой, которая его создала, а второй решительно порвал с ней, встав на сторону народа. Отсюда его радикализм, горячее желание реформировать систему во имя всеобщего блата.
Распространено и иное мнение, что движущая сила политической активности Ельцина — неуемная жажда власти. Что его стиль — это «железная рука», стремление к диктатуре, а рассуждение о демократии лишь удобное средство достижения цели. Иным он просто и не может быть, ибо весь его руководящий опыт — это опыт административно-командной системы, с которой он повязан, хотя и повел с ней борьбу. Его популизм отнюдь не признак демократизма, а как раз наоборот. Как свидетельствует история, именно популизм есть признак диктатора, он возводит его «на престол», обеспечивает ему всенародную поддержку, которая потом легко игнорируется утвердившимся во власти.
Ельцин-политик рассматривается и как оппозиционер по своему амплуа, как разрушитель. Созидательная часть программы — это то, в чем он еще никак себя не проявил и в способности к чему многие политологи ему попросту отказывают.
Неожиданно диаметрально противоположные взгляды высказываются на ту мировоззренческую базу, которая определяет деятельность Ельцина. Одна точка зрения: Ельцин прагматик-управленец. Он совершенно свободен от какой-либо идеологии. Его нет смысла обвинять в отступничестве от марксизма, потому что марксистом он никогда не был, несмотря на свой сорокалетний партийный стаж. Он был прилежным функционером той системы, которая называлась социалистической, и руководствовался до поры до времени, пока она еще была жизнеспособна, установленными ею «правилами игры». Искренне стремился на своем месте сделать ее более эффективной. Со сменой конъюнктуры он легко освободился от воздействия «измов» и в новом качестве вновь озабочен не служением идеологическим идолам, а эффективностью конкретного дела… И это его качество представляется великим благом для России, с избытком натерпевшейся от идеологического диктата большевиков.
Но есть и другой взгляд. Беспартийность Ельцина мнима. Он сбросил марксистские одежды, чтобы тут же облачиться в одежды демократические, точнее — либерально-демократические, в которых щеголяет большинство «демороссов». Их идеология — это «зеркальная идеология» только что отринутой марксистско-ленинской, лишь с противоположным знаком (плюс изменен на минус). Отсюда логически вытекают необольшевистские методы руководства: та же идейная нетерпимость, тот же авторитарный стиль, пренебрежение правом и т. д. и т. п.
Понятно, что политика лидеров формируется под воздействием целого комплекса факторов социально-экономического, политического, даже геополитического характера. Но сильны и воздействия субъективного толка определенных политических сил, группировок, вплоть до ближайшего окружения лидеров. И с этой точки зрения, Горбачев всегда подозревался одними в сильной подверженности влиянию со стороны партийно-советского корпуса, всех старых структур реформируемого госаппарата, другими — в следовании в русле так называемой леворадикальной политики. А его упорные призывы к разумному центризму воспринимались с одинаковым недоверием как справа, так и слева.
Применительно к Ельцину вопрос о влиянии столь же актуален. Однако здесь имеется существенный нюанс. Если критика справа, обвиняющая в пагубности проводимой политики его команду, распространяется и на самого Российского Президента вплоть до требований отставки, то критика слева пока ограничивается лишь порицанием «команды», выводя самого Президента из зоны «обстрела».
Итак, два лидера, два стиля. Что-то их роднит и что-то разводит по разные стороны баррикад. Истории было угодно распорядиться так, чтобы столкнуть их в изнурительном противоборстве на ответственнейшем из этапов в жизни страны. Противоборстве драматичном для ее судьбы.
Сейчас, когда разрушено еще недавно могучее государство, размещавшееся на шестой части суши земного шара, когда в рассыпавшихся республиках произошла смена общественно-политического строя, конфронтацию Горбачев Ельцин следует рассматривать под самым «острым» углом зрения: в какой мере она способствовала развалу Союза, какова их реальная роль в том трагическом повороте событий, когда неуправляемые процессы взяли верх над собственно преобразующими?
И была ли внешняя конфронтация двух лидеров конфронтацией по своей глубинной, внутренней сути? Не двигались ли оппоненты изначально к одной цели, но прямо противоположной той, которая декларировалась? Мы ставим эти вопросы, не считая необходимым давать на них однозначный ответ. Пусть приводимый в книге материал послужит пищей для размышления… А мы лишь напомнили, какие существуют позиции, взгляды на эту проблему.
Противостояние Горбачев — Ельцин первоначально выглядело как борьба более радикального крыла перестройки с менее радикальным, а точнее с центристским направлением, при общем большевистском, партократическом прошлом реформаторов и, в принципе, одинаково понимаемом характере модернизации общества. Еще на I съезде народных депутатов СССР в мае 1989 года раздавались голоса, призывающие не сталкивать лбами Горбачева и Ельцина, не противопоставлять их друг другу, поскольку «это два крыла перестройки». И сам Ельцин, как известно, летом того года был готов «драться за Горбачева». Принципиальные расхождения, связанные с отрицанием социалистической идеи и легализацией курса на капитализацию общества (если, конечно, эти расхождения не были, как считают некоторые, мнимыми, и риторика Президента не противоречила его истинным устремлениям), начали проявляться с лета 1990 г., т. е. с I съезда народных депутатов РСФСР, на котором Б.Н. Ельцин уже старательно обходил вопрос о социалистическом характере устройства Российской Федерации, усилились к ноябрю 1990 года, после его выхода из КПСС, и вылились в откровенную расстановку точек над «i» к марту-апрелю 1991 года. Б.Н. Ельцин становится фактически во главе той оппозиции, которая, перехватив поначалу социалистическое «знамя перестройки» и с определенного момента уже не считая нужным скрывать далее свои истинные намерения, взяла открытый курс на реализацию исключительно либерально-демократических ценностей, повела борьбу за власть с целью изменения общественно-политического и социально-экономического устройства в стране.
В леворадикальных, демократических средствах массовой информации преобладает жестко навязываемый общественному мнению мотив: Президент СССР изменил перестройке, ушел вправо, стал стремиться к диктатуре, к реставрации тупиковой модели бюрократического, унитарного государства сталинско-брежневского типа. Отсюда — непримиримая позиция конфронтации, требование отставки Президента, роспуск ВС СССР, съезда народных депутатов СССР и т. п. Кстати, именно к этому времени относится вспыхнувший весьма симптоматичный спор о том, где же все-таки «право», а где «лево». Горбачев, дерзнувший напомнить политизированной общественности классическое понимание левого радикализма и правого консерватизма, тут же получил сокрушительный отпор из всех орудий «демократической» прессы. Вообще средства массовой информации на этом этапе оказывают все более откровенный нажим на Президента, буквально диктуя, подсказывая ожидаемые необходимые шаги. Делается это и с той и с другой стороны, так что Президент находится перманентно под огнем критики, постоянно маневрирует, демонстрируя свой знаменитый талант к компромиссам и уклончивость (что в конечном счете и привело его к закономерному финалу).
К противоречиям, связанным с постепенным отходом от социалистического характера перестройки, с лета 1990 года прибавляются противоречия центр-республики, вспыхивает борьба за сохранение и уничтожение Союза. Ее апогей — референдум 17 марта 1991 г. В сознании значительной, едва ли не подавляющей части людей вопрос — быть или не быть Союзу? — свелся к формуле «Горбачев или Ельцин». Борьба политических линий, пожалуй, беспрецедентно для послесталинского периода нашего развития персонифицировалась в двух этих личностях, в их противостоянии. В газете «Советская Россия» была опубликована имевшая почти символический смысл информация о том, как на одном из заводов спор двух рабочих, сторонников Горбачева и Ельцина, переросший в драку, трагически закончился смертью одного из них. Страсти накалились до угрожающе опасной степени. И хотя опять же, в силу одностороннего по преимуществу воздействия средств массовой информации на общественное сознание, М.С. Горбачев выглядел как защитник опостылевшего тоталитарного государства и тормоз радикальных преобразований, а Ельцин олицетворение демократии, реформ, независимости республик и, в частности, суверенитета России — народ высказался все же за сохранение Союза. Однако на практике это не означало завершения конфронтации по данному вопросу в пользу М.С. Горбачева. Борьба продолжалась. Народ — это та сила, утверждают политики, с которой нельзя не считаться. Теоретически верное положение. Однако в реальной жизни мы, к сожалению, не так уж редко сталкиваемся с лидерами, которые не просто манипулируют народным мнением, но подчас откровенно игнорируют его. Правда, это имеет свои определенные последствия. И для судеб политиков, и для народов.
Следует заметить, что на характер противостояния Горбачев-Ельцин имелась и точка зрения, отличная от только что рассмотренной нами. Причем, высказывалась она, хотя и не так громко, уже на достаточно ранних стадиях конфронтации двух лидеров перестройки. Согласно этой позиции, противостояние расценивалось как фикция, как лжепротивостояние, как политическое шоу, к которому прибегают одни и те же силы деструктивного, антинародного, антигосударственного характера. Политическая линия за исключением может быть каких-то незначительных нюансов, одна — разные лишь декорации в виде ключевых политических фигур. И как только одна фигура теряет в глазах народа кредит доверия, ее сменяет другая, вновь обретающая кредит доверия на критике предыдущей, но проводящая в сущности ту же политику. Недаром, подчеркивают сторонники этой точки зрения, бывшая «президентская команда» Горбачева, дискредитировав его, почти в полном составе перешла к Ельцину. Ясно, делается отсюда вывод, что политика нового лидера, направляемая старыми советниками, будет той же самой.
Любопытно, что эта точка зрения уже как бы на качественно ином уровне, но подтверждает исходную позицию противостояния, когда при тактических расхождениях оппонентов, непреложной считалась истина, что Горбачев и Ельцин «два крыла перестройки», что идут они в одном направлении. Да, действительно, на поверку вышло, что и шли они первоначально в одном направлении и эволюционировать затем стали тоже в одном направлении. Разница опять же лишь в темпах, откровенности, большем или меньшем лукавстве, но не в объективном содержании самого процесса.
На последнем, катастрофическом этапе борьбы, когда М.С. Горбачев последовательно сдавал свои социалистические позиции, стремясь любой ценой зацепиться, если не за власть, то хотя бы за ее иллюзорное подобие, он наговорил много такого, что дает основание усомниться в искренности его первоначальных позиций (для многих остается неясной другая дилемма: или он допустил грубый промах или это трагическая фигура, ставшая жертвой непреодолимых сил). Так, М.С. Горбачев объявил своим главным историческим достижением «мирный (?) демонтаж тоталитарного государства» (видимо, кровавые столкновения на национальной почве не в счет). Но разве такие цели ставились в 1985 году? И вот тут следует более чем симптоматичное признание, сделанное М.С. Горбачевым в беседе с главным редактором «Московских новостей» Л. Карпинским: «Я все-таки лучше других представляю замысел перестройки, не все, что обрисовано в политических документах, охватывает масштаб и глубину задуманных преобразований. Надо было менять систему, я к этому пришел. Но если бы с самоРо начала, не подготовив общество, так поставить вопрос, ничего бы не получилось…»[245]. Позиция предельно ясна: надо было менять систему! Но, так как народ не готов к резкому повороту в своей судьбе, цели от него скрываются, в политических документах царит гуманно-социалистическая риторика… Если бывший президент и архитектор перестройки искренен в этих последних своих высказываниях, то было ли серьезное основание для конфронтации Горбачев-Ельцин? Разумеется, кроме амбициозно-личных мотивов… Кстати, о приверженности бывшего Президента к разного рода тайнам и «фигурам умолчания», недавно лишний раз обмолвился его новый пресс-секретарь, сообщив, что у держателя «Горбачев-фонда» имеется еще с десяток тайн, способных сделать бестселлером его очередные мемуары.
Во что обходятся эти тайны доверчивому народу с его неизжитой верой в возможность достижения социальной справедливости?
Впрочем, составители, как уже подчеркивалось, не навязывают читателям ни одной из существующих и изложенных выше точек зрения на противостояние Горбачев-Ельцин. Исходя из того, что факт этот состоялся и обрел завершенность, а его общественно-политическая значимость не вызывает сомнений, они и предложили хронику данного противостояния, его внутреннее наполнение для самостоятельного анализа и выводов.
М. К. Горшков, доктор философских наук
Л. И. Доброхотов, кандидат философских наук