Глава 14

Звонкий, восторженный детский смех побудил Рэйвен Сен-Жермен, графиню Монтеррей, подойти к окну гостиной. Когда она посмотрела из окна на залитый солнцем сад, улыбка тронула ее губы, а золотистые глаза заблестели от удовольствия. Смеялся Лайм, который в эту минуту визжал оттого, что два пузатых щенка, которых он вовлек в игру, прыгали на него, возбужденно тявкая. Рэйвен лишь покачала головой, увидев, как один щенок схватил своими острыми, как бритва, зубами рукав Лайма и разорвал его, но Лайм как бы не заметил этого. Казалось, он был просто счастлив, кувыркаясь в пахучей траве с поистине щенячьим энтузиазмом.

Выражение лица Рэйвен смягчилось, когда она заметила Сэйбл, которая, расправив юбки на траве, сидела под ветвями каштана. Дочь поглаживала шелковистые уши щенка, забравшегося к ней на колени; ее голова была низко наклонена, но под низко опущенными полями соломенной шляпы дочери было видно ее лицо – она улыбалась, и ямочки обозначились на ее щеках.

При виде улыбки девушки у графини стало теплее на душе. Слишком часто после ее недавнего возвращения из Танжера она замечала, что дочь молча грустит. У Рэйвен защемило сердце при воспоминании о том, что переживала дочь, пока ее родители находились в блаженном неведении. Рэйвен не могла забыть об охватившем ее ужасе и неистовой ярости Чарльза, когда по возвращении детей из Африки Эдвард рассказал родителям правду о несчастье, приключившемся с Сэйбл.

Суровым тоном, какого Рэйвен еще не знала у мужа, граф потребовал объяснений, почему сын ничего не сообщил ему, как только это произошло. Эдвард гордо расправил плечи, и в тот момент Рэйвен впервые поняла, как ее старший сын похож на Чарльза. Он совершенно спокойно заявил, что таково было его решение, поскольку он посчитал, что Сэйбл попала под опеку сэра Моргана Кэри, которого все они прекрасно знают и которому доверяют. А учитывая состояние прикованного к постели отца, Эдвард решил умолчать о случившемся, – ведь на борту корабля сэра Моргана сестра находилась в полной безопасности.

– Я ведь знаю, что иначе ты обязательно отправился бы за ней, отец! – мрачно заключил он. – И вполне возможно, что, встав с постели раньше предписания врача, еще сильнее повредил бы позвоночник!

Графу пришлось признать, что сын прав, и хотя выражение лица сэра Чарльза оставалось суровым, Рэйвен заметила в его глазах цвета морской волны блеск, свидетельствовавший о восхищении поступком сына. Гнев графа, кроме того, в определенной степени остудило присутствие Дмитрия, и Рэйвен очень жалела, что Дмитрий и Флер так быстро уехали от них на Барбадос.

Новый взрыв неудержимого смеха на лужайке заставил графиню отвлечься от этих размышлений. Выглянув в окно, она увидела, как ее младшенький пытается отбиться от наседающих на него щенков – те изо всех сил старались облизать его своими розовыми язычками. Неожиданно он вскочил и с радостным криком помчался через лужайку – к ним шли Чарльз и Эдвард. Строгая мать – сука Дайна, оставив хозяина, начала загонять своих отпрысков в конюшню, где Сэм устроил для них убежище в пустом стойле. Лишь самый маленький щенок отказался подчиниться, не желая расстраивать свою новую хозяйку, на коленях которой он блаженно разлегся, закрыв глаза и подставив животик теплым лучам солнца и ласкающей его руке девушки.

Дайна сунулась было к нему длинной белой мордой, но затем вернулась к остальным малышам, по-видимому, доверив Сэйбл заботу о сыне. Сэйбл и оба ее брата рассмеялись, наблюдая за поведением благородной собаки. «Как славно, что Сэйбл вновь улыбается!» – подумала графиня. Она перевела взгляд на мужа, который, запрокинув голову назад, тоже расхохотался.

Но мягкие губы леди вдруг вновь крепко сжались: она подумала о том, как, должно быть, страдала дочь, уверовав в то, что родители пообещали выдать ее за Моргана Кэри. Это ужасное недоразумение все еще продолжало терзать сердце матери. Если бы Дэнни понимала, что она натворила, придумав эту нелепость в разговоре с Уайклифом Блэкберном! И если бы Сэйбл решилась поговорить с ними на эту тему, переступив гордыню, присущую всем Сен-Жерменам, до отъезда с Недом в Марокко! Рэйвен содрогнулась при мысли о том, что ее нежная дочь пережила из-за этого недоразумения.

– О чем ты размышляешь, любовь моя?

Ощутив теплое дыхание Чарльза на щеке, Рэйвен вздрогнула. Она так погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как муж, расставшись с детьми, подошел к ней.

– Я увидел тебя у окна, – добавил он, поглаживая ее плечи. – Ты казалась такой задумчивой, я и решил узнать, что так тревожит тебя.

Она повернулась к супругу, всматриваясь в его суровое лицо.

– Я думала о Сэйбл, – дрогнувшим голосом призналась она. – Думала о тех ужасных последствиях, которые имели место из-за болтовни Дэнни с Уайклифом.

– По поводу того, что мы якобы согласились выдать нашу дочь за Моргана Кэри?

Рэйвен кивнула, и лицо графа стало серьезным.

– Если бы Дэнни не верила в это сама, то Сэйбл не пришлось бы сопровождать Неда в Танжер, – согласился он, – и с ней не случилась бы вся эта ужасная история.

Он прочел страдание в золотистых глазах Рэйвен и понял, что она думает о походе «Вызова» в Стамбул. Они оба знали, что Морган Кэри намеревается освободить пленника из крепости на мысе, где расположен дворец султана, и Чарльз одобрительно отнесся к этой идее, но кто мог предполагать, что в этой рискованной операции примет участие их юная дочь!

– Я рада, что Дэнни не знает, что она натворила, – тихо сказала Рэйвен. – Я совершенно уверена, что она бы не пережила такого удара! Но, Чарльз, мне невыносима мысль, что Сэйбл находилась на борту судна, капитан которого был готов навлечь на себя гнев такого страшного человека, как султан Абдулазиз!

– Я бы пошел на все, чтобы предотвратить это! – мрачно сказал граф, и в его голосе прозвучал такой гнев, что Рэйвен попыталась смягчить его боль, погладив по щеке.

– Слава Богу, все это позади, – прошептала она, – и наша дочь в целости и сохранности, она дома. И ты очень хорошо поступил, что не стал бранить Эдварда за его решение не сообщать нам о происшествии. Можешь себе представить, как бы я чувствовала себя, зная, что Сэйбл не просто находится на судне Моргана, совершающем обычный рейс, но и вовлечена в опаснейшую операцию по вызволению политического заключенного! Из самой надежно охраняемой крепости султана Турции! – Она вздрогнула, так как даже теперь ее мучили всякие ужасы при одной мысли о том, что могло бы случиться с ее дочерью.

Чарльз коснулся губами лба супруги.

– Нед прав, сказав, что я не в состоянии был чем-нибудь помочь. Даже если бы я отправился в погоню за «Вызовом» со следующим приливом, то не сумел бы остановить их. Хвала Господу, все обошлось благополучно! И я согласен с тобой: самое благоразумное для нас – продолжать жить, словно ничего этого не было. Одного до сих пор не пойму: почему Морган не захотел проявить по отношению к нам любезность и не возвратил перед своей операцией нашу дочь в Танжер, где она была бы в безопасности?..

– Сэйбл настаивает, что была действительно очень больна, – напомнила графиня, но это не особенно убедило графа. – Теперь это не имеет никакого значения, – быстро добавила она, понимая, что затронула очень скользкую тему и муж может вспылить. – Сэйбл утверждает, что в течение всего плавания была в полной безопасности на борту судна Моргана. Он успешно выполнил свою миссию, а дочь вернулась домой. Надо успокоиться и забыть все это.

На губах Чарльза появилась улыбка, и его суровое лицо враз помолодело, и он напомнил Рэйвен того беззаботного молодого человека, которого она встретила много лет назад.

– Ты, как всегда, благоразумна, радость моя! – пробормотал он и поцеловал ее тонкое запястье, в том месте, где прощупывается пульс.

Рэйвен улыбнулась ему в ответ, и в глубине ее глаз вспыхнул огонек негаснущего чувства к мужу, но на душе у нее все же было тяжело. Все бы хорошо, но сдержанность и грусть Сэйбл тревожили ее. Она рассчитывала, что дочь придет и поделится с ней своими тревогами, но, похоже, девушка избегала откровенности.

Рэйвен снова выглянула в окно и глубоко вздохнула, наблюдая, как три темноволосые головы склонились над трогательно неуклюжим щенком, которого Сэйбл все еще держала на коленях. Ощущение потери чего-то очень ценного тревожило графиню, но она не в состоянии была объяснить даже самой себе, что же произошло. Однако она твердо решила, что, пока Сэйбл сама не придет к ней, она не станет ни вмешиваться, ни делиться своей тревогой с Чарльзом. Лучше оставить пока все как есть, чтобы дело прояснилось само собой, и тогда золотое лето в Нортхэде поможет снова наладить счастливую, безмятежную жизнь их семьи.

– Простите, милорд и миледи!

В дверях, неловко вытянувшись, топтался один из слуг, смущенный своим вторжением в личные покои графа и графини.

– В чем дело, Уильям? – Граф назвал молодого человека по имени, чем помог ему справиться с неловкостью. Рука графа лежала на плече супруги, но это отнюдь не смущало его.

– Там пришел мистер Уайклиф Блэкберн, – ответил Уильям, пытаясь не показать своего отношения к этому омерзительному человеку. – Я оставил его в Красном зале.

– Будь он неладен! – вздохнула Рэйвен, бросив взгляд на резные каминные часы. – Видимо, придется пригласить его отобедать с нами.

– Уайклиф всегда норовит приурочить свои визиты к тому времени, когда мы собираемся на трапезу, – сухо заметил Чарльз. – Ладно, Уильям, мы сейчас спустимся.

Слуга вежливо склонил голову.

– Как вам будет угодно, милорд. Да, я не сказал, что вместе с мистером Блэкберном приехала его мать.

Граф и графиня обменялись встревоженными взглядами.

– Летисия Блэкберн? – воскликнула Рэйвен. – Ведь она поклялась, что ее ноги больше не будет в Корнуолле!

– Пожалуй, пойдем к ним, – покорно вздохнул Чарльз. Рэйвен бросила тоскливый взгляд в окно. Эдвард и Лайм теперь о чем-то говорили, видимо, очень серьезном, а Сэйбл снисходительно поглядывала на них.

– Это ужасно, что Уайклиф так быстро возобновил свои ухаживания за Сэйбл!

– Хочешь, я отправлю его восвояси? – спросил Чарльз, весело блеснув глазами.

На щеках Рэйвен появились ямочки.

– Поистине, милорд, вы просто-таки пиратская душа! Иногда меня поражает, как вы можете так удачно играть роль аристократа! Уайклиф – наш сосед, – добавила она, – и хотя в качестве соискателя руки нашей дочери он неприятен нам, мы не проявим невежливости. В конце концов он гость.

– Клянусь, мадам, вряд ли кому-нибудь удастся настроить вас против Блэкбернов! Для этого у вас слишком мягкое сердце, – добавил Чарльз, хватая ее в объятия и целуя шейку, когда она пыталась пройти мимо него. – И я начинаю подозревать, что наша дочь унаследовала от вас эту особенность.

– Сэйбл достаточно разумна, чтобы понять, каким неблагоприятным выбором был бы для нее брак с Уайклифом, – нахмурила брови Рэйвен.

– Следовательно, – закончил тираду Чарльз, – я просто-напросто дам этому парню от ворот поворот!

Рэйвен тихо рассмеялась, представив себе, с каким удовольствием он бы сделал это! Все эти годы, которые они провели в уютной семейной атмосфере Нортхэда, поднимая на ноги своих детей, она знала, что под респектабельной внешностью мужа таится беспокойный искатель приключений, в которого она когда-то безумно влюбилась. Теперь, когда Чарльз полностью оправился после болезни, он, как прежде красавец и здоровяк, стоял подле нее, а она, как юная дева, потеряла голову, когда он, наклонившись, жадно облобызал ее, а затем, не торопясь, пошел вслед за супругой вниз.

Сэйбл без лишних слов поняла, что к ним пожаловал Уайклиф: достаточно было одного взгляда на мрачное лицо Парриса, когда тот пришел в сад сообщить, что графиня ждет их.

– У меня предчувствие, что приехал Уайклиф, – пробормотал Эдвард, как и сестра, прекрасно уловив все по выражению лица старого дворецкого. – Я прав, Пар-рис? – спросил он нахмурившись.

– Насчет чего, лорд Одли? – сухо спросил Паррис, притворяясь, что не замечает лукавого огонька в глазах молодого Монтеррея.

– Клиф Блэкберн здесь, не так ли? Дворецкий поджал губы.

– К сожалению, это так, сэр. Уильям провел его в Красный зал.

– Значит, он останется на обед! – застонал Эдвард.

– А Дэнни лежит наверху с простудой, – фальцетом вставил Лайм. – Как же нам выставить его без ее помощи?

– Никто не собирается никого выгонять, – твердо заявила сестра, но Лайм уловил насмешку в ее голосе. Это обрадовало его – с тех пор как Сэйбл вернулась домой, она почти не смеялась. Он пытался, как мог, ободрить ее: приносил ей из леса букетики ее любимых колокольчиков, маленьких щенят Дайны, – но не был уверен, что это поможет. Он подозревал, что причиной грусти Сэйбл был именно Уайклиф Блэкберн: ведь он не раз слышал разговоры родителей о нем с тех пор, как Эдвард и Сэйбл уехали в Марокко.

– Ты же не собираешься за него замуж? – спросил он сестру, опасаясь, что она ответит утвердительно, и вспомнив, что в беседах родителей о Сэйбл и Уайклифе постоянно звучали такие слова, как «обручение», и другие, не очень понятные.

– Конечно, нет! – строго сказал Нед, когда все трое торопливо шагали по ковровой дорожке длинного коридора, а Паррис учтиво следовал за ними.

– Мне хотелось, чтобы ты вышла за сэра Моргана, – добавил Лайм, неожиданно вспомнив, что во время серьезных разговоров родителей в кабинете отца они часто упоминали имя высокого капитана корабля. – Он мне очень понравился, – уверенно добавил он, не замечая волнения на лице сестры.

– Я вообще не собираюсь замуж, Лайм, – заявила она брату. – Ни сейчас, ни потом. – В ее нежном голосе прозвучали такие жесткие нотки, которых он еще не слышал у нее. Он нахмурился, удивленный ее реакцией. – А теперь пойди и умойся, – сказала сестра гораздо мягче, чтобы успокоить брата. – У тебя грязное лицо и сальные волосы. Я сейчас приду, – добавила она, обратившись к Эдварду.

Остановившись у небольшого столика в коридорчике, она сняла шляпу и, взглянув на свое отражение в настенном зеркале, закусила губу. Ей показалось, что эти затравленные глаза, глядевшие на нее, принадлежат не ей, а кому-то другому. После возвращения домой она отчаянно пыталась скрыть свою тоску от всех, и постоянные усилия стали изнурять ее. Она понимала, что долго скрывать это ей не удастся. «Боже мой, – думала девушка, – что сказать, когда они начнут задавать вопросы?»

Сэйбл думала, что ощущение ужасной пустоты в душе пройдет с приездом домой, но оказалось, что стало еще хуже. В разгар цветущего лета Нортхэд был умопомрачительно хорош! Комнаты с высокими потолками были залиты солнечным светом и танцующими бликами, отражающимися от ряби морских волн. Луга утопали в пестрых ароматных цветах. Во дворе можно было полюбоваться игривыми котятами и щенками, а возле конюшни – новорожденными жеребятами. Стояло то короткое и чудесное время года, которое Сэйбл особенно любила, но теперь чувствовала себя опустошенной и одинокой.

Даже в ту неделю, когда в Нортхэде эхо разносило веселый смех, всегда сопровождавший присутствие в нем Флер и Дмитрия, Сэйбл ничто не могло развеселить. Она надеялась, что время будет лучшим целителем, однако дни шли, а на душе у нее становилось все тяжелее. Она знала, что родители обеспокоены ее состоянием, но разве она могла сказать им, что причина ее страданий заключается в том, что ее настигла безответная любовь, такая же глубокая и сильная, какую они сами испытывают друг к другу.

– Леди Сэйбл?..

Она вздрогнула, испугавшись, что добрый Паррис увидит в зеркале ее глаза и поймет, как она страдает.

– Простите, Паррис. Меня ждут?

К ее радости, он промолчал по поводу ее странного поведения.

– Да, миледи. Они перешли в оранжерею.

Сэйбл поспешно пригладила локоны, растрепавшиеся, когда она сняла шляпу, и быстро пошла к гостям. Оранжерея, когда-то использовавшаяся в качестве теплицы для выращивания тубероз и орхидей, которые особенно ценил дед Сэйбл – Джеймс Бэрренкорт, стала любимым местом сбора семейства Сен-Жермен. Семья росла, места для растений стало мало, и наконец Чарльз решил построить теплицу для любимых цветов графини в другом месте.

Зато Лайм увлекался выращиванием овощей, и потому теплица быстро стала любимым местом овощеводов – графини и ее младшего сына. А в новую оранжерею, к радости Чарльза, не так давно приезжали эксперты из самого Кембриджа, чтобы осмотреть крупную коллекцию цветов Сен-Жерменов.

Несмотря на то, что старая оранжерея стала местом вечерней трапезы, Рэйвен все же сохранила там многие растения, хотя граф постоянно просил ее перенести их в новую оранжерею. Однако графа всерьез никто не поддерживал – так приятно было ужинать, вдыхая аромат роз и созерцая искрящиеся волны Атлантики через завесу зеленой листвы миниатюрных апельсиновых деревьев, росших в изящных вазонах. Летом, когда там становилось душно, открывались французские раздвижные окна, через которые проникал прохладный бриз, и запах моря смешивался с острым ароматом спеющих фруктов.

Когда в тот теплый вечер Сэйбл вошла в старую оранжерею, первыми ее приветствовали цветущие чайные розы самых разных оттенков, при виде которых на ее губах заиграла довольная улыбка, а затем возник Уайклиф Блэкберн, и улыбка тут же увяла.

– Добро пожаловать домой, в Нортхэд, леди Сэйбл! – приветствовал он ее, поднявшись из-за стола и пожимая обе ее руки.

– Благодарю вас! – пробормотала она, опустив глаза. Сэйбл уже успела забыть и его нездоровую бледность, и холодные, липкие руки.

– Как приятно, что вы снова с нами! – хрипло добавил Уайклиф, не замечая угрожающего блеска в зеленых глазах графа, которому был невыносим его интимный тон. Уайклиф не верил своим глазам: в девушке произошла разительная перемена, или он просто забыл, как она прекрасна? Нет, решил он, внимательно вглядываясь в нее, она действительно изменилась: стала еще краше. Жаркое африканское солнце придало ее светлой коже золотистый оттенок, и он пожирал глазами обнаженные плечи красавицы, выступавшие из широкого разреза узорчатого сатинового платья.

Уайклифу стало ясно, что Сэйбл уже не та невинная юная дева, которую он помнил. Она превратилась в чувственную женщину с пышными формами, и ему страстно захотелось вкусить сладость ее созревающего тела.

– О, миссис Блэкберн! – удивилась Сэйбл, заметив мать Уайклифа, которая сидела, сложив руки на коленях, на небольшой ярко-красной софе. – Я не знала, что вы вернулись в Корнуолл!

– Я приехала с кратким визитом, дорогая, – поспешно заверила ее Летисия Блэкберн. – Утром я снова уезжаю в Девон!

Ее эмоциональный тон напомнил Сэйбл, как вдова Блэкберн недолюбливает Корнуолл, постоянно жалуясь на ужасный климат и бесплодную землю побережья. После смерти супруга она тут же уехала в свой родовой дом, оставив Уайклифа одного в поместье отчима. Сэйбл помнила ее как тихое, робкое создание, но, судя по всему, она очень изменилась после смерти Джосиа Блэкберна.

Ее всегдашний строгий шиньон сменили аккуратные локоны, а наряд уже не был таким безвкусным, как прежде. Куда-то делась и суетливость, характерная для нее, когда она посещала Нортхэд со сквайром, и Сэйбл подумала, не был ли сам Джосиа виноват в том, что его супруга нервничала.

– Как приятно снова увидеть вас! – добавила Летисия, тепло улыбнувшись. – Я рада, что заехала в Нортхэд перед отъездом. Клиф говорил мне, что вы уезжали в Марокко. Представляю, сколько у вас накопилось впечатлений! Вы должны рассказать мне все об этом путешествии!

Сэйбл беспомощно оглянулась на отца, не имея ни малейшего желания доверяться Клифу или его матери. Ей почти не пришлось увидеть Танжер, а о плавании на «Вызове» было слишком мучительно вспоминать, не говоря уж о том, чтобы вдаваться в подробности с совершенно чужим человеком, каковой и была вдова Блэкберн.

– Мой сын любезно согласился побывать от моего имени на аудиенции у султана Марокко в Фесе, – тут же вступил в разговор Чарльз, переживая за дочь и не в состоянии помочь ей вновь обрести душевное равновесие.

– Клиф говорил мне, что несет ответственность за несчастный случай, из-за которого вы не смогли сами поехать к султану, – сказала Летисия, и в голосе ее прозвучало куда больше раскаяния, чем в поведении ее сына.

Граф пожал плечами.

– К счастью, все обошлось благополучно, хотя жаль, конечно, что одну из лошадей пришлось пристрелить.

– Ваша поездка в Марокко была связана с коммерцией? – поинтересовался Уайклиф. После выздоровления графа он не раз приезжал в Нортхэд, но ничего не смог узнать о местопребывании Сэйбл и Эдварда.

Брови Чарльза грозно сошлись: он заметил неприкрытую алчность в глазах бледного молодого человека. Ни для кого не было секретом, что Блэкберн-Холл находится на грани финансового краха, и граф не без основания подозревал, что его беспутный владелец был бы счастлив завладеть хотя бы какой-то частью имущества Сен-Жерменов.

– «Бэрренкорт Лтд.» откроет там магазин к концу будущего года, – холодно сообщил он визитеру, и на этот раз Уайклиф не мог не заметить неприязни, отразившейся на мужественном лице графа. Клиф поджал свои и без того тонкие губы, стараясь скрыть досаду. «Почему граф так враждебно настроен ко мне? – думал он. – Неужели он не видит, что я изо всех сил стараюсь быть учтивым, да и вообще ему не найти лучшего зятя».

– Судно, на котором находились брат и сестра, попало в аварию, – подчеркнуто холодно вставил Лайм, тонкий голос которого вдруг прорезал тишину. Для него это казалось самым волнующим эпизодом в путешествии Неда и Сэйбл.

Летисия Блэкберн побледнела:

– Боже правый, авария?

– Ничего страшного, – быстро заверил ее Эдвард. – Нас пригласили покататься на яхте, и в темноте на нее налетел другой корабль.

– Надеюсь, никто не пострадал? – воскликнул Уайклиф, внимательно приглядываясь к Сэйбл.

– Погибли два матроса, и было начато расследование, – спокойно пояснил граф, придя на помощь Эдварду. Он видел, что сын не хочет обсуждать эту тему с чужими людьми. – К счастью, выяснилось, что виноват шкипер второго судна, оказавшийся сыном хозяина молочной фермы, который взял судно без разрешения отца.

– Должно быть, для вас это был очень печальный опыт, леди Сэйбл? – пробормотал Уайклиф, сожалея, что она сидит рядом со своими родителями и он не может, утешая девушку, взять ее руки в свои. – Надеюсь, с вами было все в порядке?

– Сэйбл чуть не утонула, – успел выпалить Лайм, – но ее спас капитан сэр Морган!

– Морган Кэри? – взорвался Уайклиф. – А он-то какого черта оказался в Марокко?

Сэйбл наклонила голову, словно избегая любопытствующих взглядов Уайклифа и его матери. Ярость охватила графа при виде ее поникшей фигурки. Ему отчаянно захотелось уберечь своего беззащитного ребенка от чужих людей.

Почувствовав, что он вот-вот выйдет из себя, Рэйвен взяла его за руку.

– Чарльз… – проговорила она, но, к счастью, напряженное молчание было нарушено появлением пожилого дворецкого.

– Обед готов, миледи, – вежливо сообщил он.

– Спасибо, Паррис! – со вздохом облегчения произнесла Рэйвен.

Стол был накрыт, и Рэйвен без труда удалось загладить неловкость, пригласив членов семьи и гостей занять места.

Уайклиф досадовал, что Эдвард Сен-Жермен сел возле сестры, не уступив это место ему, но скрыл неприязнь к молодому наследнику под напускной улыбкой.

В этот знойный летний день Перри решил приготовить ледяную окрошку, которую разливали Паррис и еще один слуга. Лайм был в восторге от первого блюда и в особенности от свежеиспеченных булочек, поданных к нему. И лишь когда супницу отставили в сторону, заговорила Летисия Блэкберн.

– Вы упомянули сэра Моргана Кэри, я не ошиблась? – спросила она у графа, сидевшего, как обычно, во главе стола. – Я подумала, что это имя как будто бы знакомо мне, и теперь вспомнила, что вблизи Тотниса, примерно в десяти милях от моего дома в Девоне, живет джентльмен, носящий такое имя.

– Мне точно неизвестно, где проживает сэр Морган, – лаконично ответил граф, по тону которого было ясно, что он не намерен углубляться в эту тему.

К несчастью, миссис Блэкберн явно не умела замечать такие нюансы и беспечно продолжала:

– Этот Морган Кэри был офицером, но мне помнится, что он вышел в отставку совсем молодым. Кажется, он получил рыцарский титул от королевы, но, в общем, о нем мало что известно. Он уединился в своем большом доме. По-моему, это место называется Эмблинг-Кросс, так как дом построен у пересечения дорог между деревней Эмблинг и Тотнисом.

Сэйбл слушала ее, опустив глаза и моля Бога, чтобы никто не заметил, как ей интересно то, что говорит эта дама. Неужели правда, что у Моргана есть поместье в Девоне? Был ли Эмблинг-Кросс тем домом, который Грейсон всегда упоминал, рассказывая о славной жизни в деревне, которой он наслаждался до того момента, пока Морган не снарядил «Вызов» и не сделал его стюардом? Девушка старалась сурово напомнить себе, что ее больше не интересуют дела Моргана и его прошлое, как и его будущее больше не волнует ее, и лучше вообще не вспоминать о нем.

– Кажется, несколько лет назад он продал свое поместье, – продолжала миссис Блэкберн, морща лоб. – Меня это не удивило: ведь он не тот человек, который мог бы смириться с тихой жизнью в деревне. К тому же Эмблинг – весьма маленькая деревенька, и я припоминаю, что его необычный образ жизни приводил в недоумение многих односельчан. Но, конечно, – добавила она, вдруг сообразив, что сплетничает о человеке, который, возможно, является другом графа, – все это относится к тому времени, когда я еще была замужем за Джосиа, и все эти пересуды я вновь услышала, лишь вернувшись в Тотнис.

– Сэр Морган навестил нас в начале лета, – важно сообщил Лайм, ему понравилось все, что миссис Блэкберн говорила о капитане. – Он был весьма любезен со мной и даже катался на Фальстафе – лошади Сэйбл, которая обычно сбрасывает с себя незнакомого седока.

Миссис Блэкберн снисходительно улыбалась, хотя в душе удивлялась, почему граф и графиня терпят присутствие своего младшего сына за столом. Дети его возраста должны есть в детской со своей няней, а не встревать в разговоры взрослых!

Уайклиф сидел молча, пока говорила его мать. Он был весьма шокирован, когда эта беззубая старуха Ханна Дэниэлс поведала ему, что Морган Кэри притащился в Нортхэд просить руки Сэйбл Сен-Жермен. Трудно даже представить себе более неподходящую пару: такая нежная и сердечная леди Сэйбл и несдержанный грубиян Морган Кэри! Позднее он, конечно, выяснил, что старуха нафантазировала, но тот факт, что сэр Морган оказался в Танжере одновременно с леди Сэйбл и ее братом, вновь вызвал его подозрения.

Он никогда не забывал надменного капитана, который вел себя так, словно у него больше прав гостить у Сен-Жерменов, чем у него, у самого Уайклифа. И его все еще бесило воспоминание о том, как грубо обошелся с ним Морган Кэри в тот день, когда он потерял голову и поцеловал Сэйбл в коридоре! Не будь тогда рядом Сэйбл, уж он бы осадил надменного негодяя, говорил себе теперь Уайклиф, поджимая губы и забыв, насколько тогда был напуган грозным капитаном.

Уайклифу мучительно хотелось побольше узнать о странной связи между графом Монтерреем и капитаном сэром Морганом Кэри, но его желанию не суждено было сбыться. В этот момент Паррис принес следующее блюдо. Все разговоры оборвались, и ему пришлось молча ждать, хотя он сгорал от нетерпения получить ответы на свои невысказанные вопросы.

– О-о, что это? – воскликнул Лайм, поедая глазами огромное блюдо, прикрытое крышкой. Серебряная крышка прилегала так плотно, что не разглядишь, что же там внутри. Любопытство одолевало мальчугана.

– Здесь одно из ваших любимых блюд, лорд Лайм, – подмигнул Паррис, не в силах удержаться от замечания при виде восторженной улыбки и оживления мальчика, что, по мнению миссис Блэкберн, было непростительной фамильярностью для слуги.

– Маринованная селедка! – вскричал Лайм, у которого округлились глаза, когда дворецкий учтиво приподнял крышку. Протянув ложку, чтобы попробовать кусочек, он замер, заметив жесткий взгляд отца. Лайм покраснел, поняв, что совсем забыл о присутствии гостей, и тут же положил руки на колени, являя собой образец благовоспитанности.

Губы графа дрогнули, когда его глаза встретились со смеющимися глазами супруги. Ему не нравилось, что спокойная атмосфера семейной трапезы нарушена присутствием нежеланных гостей, которых раздражает поведение Лайма, но он не мог и не посмеяться над гримасами младшего сына. Но тут его взгляд упал на дочь – нежные губы ее дрожали. «Что же так тревожит девочку?» – задавал он себе вопрос, досадуя на свою беспомощность. Несмотря на ее заверения, он начал подозревать, что во время плавания с ней произошло нечто чрезвычайное – его мягкую, доверчивую дочь подменили печальным существом, с которым он никак не может установить контакт.

«Проклятый Морган Кэри!» – Чарльз чертыхнулся про себя. Если так будет продолжаться, то, несмотря на увещевания Рэйвен пустить все на самотек, он разыщет капитана и заставит его рассказать, что именно претерпела его дочь во время плавания, отчего она так изменилась.

Не замечая на себе тревожного взгляда отца, Сэйбл с вялой улыбкой приняла порцию селедки, предложенную ей Паррисом. Девушка любила это острое блюдо не меньше Лайма, но когда она подняла вилку, чтобы отведать его, и с тарелки резко пахнуло рыбой, луком и сметаной, к горлу ее вдруг подступила тошнота, и вилка со стуком упала на иол. В ужасе она увидела, что взгляды всех присутствующих устремились на нее. Покраснев, она, пошатываясь, поднялась из-за стола.

– Что с тобой, Сэйбл? – озабоченно спросила Рэйвен.

– Н-ничего, все в п-порядке, – дрожа, заверила она мать, но в горле стоял комок, и она не могла смотреть на селедку на своей тарелке – еду, которая всего минуту назад казалась ей такой аппетитной.

– Ты уверена? – настойчиво переспросила Рэйвен. Отложив салфетку, она хотела встать, но Сэйбл остановила ее:

– Нет-нет, мама, все хорошо! Просто мне нужно выйти на свежий воздух, вот и все. Простите меня, пожалуйста.

И, не обращая больше внимания на взоры окружающих, она быстро вышла на веранду и поспешила туда, где с утесов постоянно дул океанский бриз. Опершись на балюстраду, она сделала несколько глубоких вдохов, пока не прошло головокружение. Она не могла понять, почему так отреагировала на запах блюда, приготовленного Перри. Может быть, ее расстроило то, что в центре общего разговора был Морган?

– Черт бы его подрал! – прошептала она, и слезы брызнули из ее глаз. Неужели она никогда не избавится от любви к этому человеку? Над белыми гребешками волн она заметила одинокого баклана и внезапно поняла, что тоскует о времени, проведенном на залитой солнцем палубе «Вызова», где над головой хлопали паруса, а на юте у штурвала гордо стоял высокий капитан. Ей стало ужасно горько, но она решительно смахнула слезинки. Морган сделал свой выбор. Он даже не попрощался с ней в ту ночь, когда за ней прибыл Дмитрий! Так ей, глупой, и надо – влюбилась в человека, который считал ее не более чем объектом случайного увлечения.

Но вернуться в оранжерею и предстать перед любопытными взорами семьи и гостей она уже не могла. Угнетала и мысль, что придется терпеть назойливые ухаживания Уайклифа, и не хватает только, чтобы Летисия Блэкберн снова завела беседу о Моргане!

– Я больше не вынесу этого! – прошептала девушка. – Господи, как я ненавижу его!

И она проворно побежала через лужайку к одному из служебных входов восточного крыла, где напугала своим неожиданным появлением проходившего мимо слугу.

– Слушаю, миледи? – проговорил он, когда она обратилась к нему, удивляясь, почему обычно веселая, смешливая и счастливая дочь хозяина чуть не плачет.

– Будьте любезны, скажите папе и маме, что я ушла к себе. Скажите, что у меня болит голова, но чтобы они не беспокоились.

– Конечно, миледи. – Ему хотелось предложить ей послать за лекарством, но ее уже и след простыл.

Воланы ее юбки мягко прошелестели по коридору, ведущему к парадной лестнице…


Получасом позже, возвращаясь в своем экипаже в Блэкберн-Холл, Уайклиф бесился, он был явно недоволен визитом в Нортхэд. Повернувшись спиной к внушительному каменному особняку, он устремил взгляд на женщину, сидевшую рядом с ним в открытом экипаже. У него был подавленный вид, на бледных щеках выступили красные пятна.

– Ты же обещала, мать, обещала! – яростно шипел он, сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик, – их мог услыхать возница. – И зачем только я посылал за тобой, если ты отказалась помочь мне?

– Я не думаю… – сухо заговорила Летисия, но сын резким жестом заставил ее замолчать.

– Ты должна была поговорить о моем браке с леди Сэйбл! – обвинял он ее. – И перед нашей поездкой сюда ты клялась, что улучишь момент для того, чтобы поговорить с леди Монтеррей! Я уверен, что она бы благожелательно отнеслась к твоей просьбе, а вместо этого ты спешила, не могла дождаться, чтобы распрощаться. Почему? Ну, почему?

– Уайклиф, не шуми! – укорила его мать, бросив многозначительный взгляд на неподвижную спину возницы.

Маленький экипаж, покачиваясь, катился по обсаженной деревьями аллее, которая вела от представительного портика Нортхэда к почтовому тракту. Был чудесный день, но ни мать, ни сын не замечали зеленых кущ и массы цветов в парке.

– Поскольку леди Сэйбл занемогла, я сочла неудобным затевать разговор о вашем браке, – жестко добавила она, и было видно, что это уже не то униженное существо, на котором когда-то женился Джосиа Блэкберн, после того как Рэйвен Бэрренкорт предпочла ему другого человека.

– Напротив, это только благоприятствовало такому разговору! – возразил Уайклиф. – Ты согласилась поехать со мной сегодня в Нортхэд, чтобы поговорить с графиней, но не воспользовалась идеальной возможностью сделать это наедине, когда Сэйбл убежала!

– Я отказалась от этой затеи, мой мальчик, – отозвалась Летисия, с неудовольствием глядя на своего разгневанного сына. Он настолько стал похож на своего несдержанного отчима, что ей не терпелось расстаться с ним. – У меня была самая веская причина отказаться от разговора с графиней, и тебе следует внимательно выслушать меня!

Уайклиф заставил себя сдержаться. О, как он умолял ее приехать в Корнуолл, когда узнал о возвращении леди Сэйбл! Он был просто уверен, что дело сдвинется с мертвой точки, если мать поговорит от его имени. И чем все закончилось? Эта бестолочь не сумела ничего сделать, и теперь его план рухнул. Рухнул!

– Итак, какие у тебя были основания, чтобы отказаться от беседы с леди Монтеррей? – холодно спросил он, брезгливо поджав губы.

Хладнокровие изменило Летисии Блэкберн:

– Господи Боже мой, у тебя что, сын, нет глаз? Неужели ты не понял, что девчонка Сен-Жерменов на сносях?

Уайклиф воззрился на нее так, словно она потеряла рассудок.

– Да, представь себе, я абсолютно уверена, дорогой юноша, – спокойно продолжала она. – Ты забыл, что до тебя у меня было четверо детей, хотя из всех, к несчастью, выжил только ты. Это было давно, но я отнюдь не забыла, как беременные реагируют на вид и запах пищи. Попомни мои слова: эта высокородная сука, по которой ты сохнешь, носит в своем чреве ублюдка!

– Ты, мать, видно, спятила! – вскипел Уайклиф.

– Неужели? Даю слово, еще до наступления лета лорд и леди Монтеррей станут дедушкой и бабушкой ребенка, у которого нет отца! – Она покачала головой. – Никто из них, кажется, ничего не подозревает, и меньше всех – сама мисс Недотрога. Мой совет тебе, Клиф, – язвительно добавила она, – чтобы восстановить свое порушенное поместье, поищи приданого где-нибудь в другом месте. Девчонка, которая отдается первому встречному, недостойна тебя!

Уайклиф не ответил, потрясенный этим откровением. Уткнув голову в ладони, он молча сидел рядом, а она упивалась своей неожиданной победой. Сколько раз в годы замужества ей приходилось терпеть унижение, ведь Джосиа все еще страстно любил графиню Монтеррей. Ей было невыносимо горько оттого, что и ее сын увлекся девушкой из того же знатного и могущественного рода Сен-Жерменов. Летисия понимала: как бы ей ни была симпатична добрая и славная Сэйбл, граф никогда не допустил бы брака дочери с Уайклифом.

Она согласилась приехать в Корнуолл и выступить в роли свахи лишь потому, что его бесконечные приставания стали ужасно нервировать ее. И теперь она была в восторге оттого, что его надежды рухнули. «Бесхребетное создание», – безжалостно подумала она. Какая жалость, что он так похож по характеру на своего отчима – человека, которого она с годами все больше и больше презирала!

«Ладно, теперь с этим покончено!» – сказала она себе. Хорошо, что по выражению ее лица граф не догадался, что происходит с его дочерью. В это дело она не собиралась встревать, и по ее спине пробежал холодок, когда она представила себе, как высокородный граф рассчитается с виновником греха своей дочери. Слава тебе, Господи, что она «не выпустила кота из мешка»!

Когда вдали показалась черепичная крыша Блэкберн-Холла, пассажиры экипажа не проронили ни слова. Даже возница был погружен в свои собственные мысли, и миссис Блэкберн пришла бы в ужас, если бы могла прочитать их. В запале она говорила так громко, что ее информация не могла пройти мимо ушей человека, сидевшего на облучке.

Миссис Блэкберн не могла предположить, что станет источником информации о состоянии Сэйбл, дошедшей до Нортхэда уже на следующий день, ибо возница был не кто иной, как Джиме, старший грум Блэкберн-Холла и новоиспеченный муж Люси Уолтерс, бывшей камеристки леди Сэйбл. Хотя Джиме ни на грош не поверил словам злоязычной женщины, он не мог не встревожиться. Кто-то должен уведомить графа о сплетнях, распространяемых Летисией Блэкберн, и его милость должен сделать все, чтобы они не вышли за пределы Блэкбери-Холла.

Ситуация весьма деликатная, но Джиме гораздо лояльнее относился к Сен-Жерменам из Нортхэда, чем к своему новому хозяину. Он знал, с каким обожанием его жена служила леди Сэйбл и теперь буквально придет в ужас, если такие шокирующие слухи начнут распространяться по округе. «Следует немедленно поговорить с женой», – твердо решил Джиме, а уж Люси сообразит, как поступить.


– Конечно, ты прав, дорогой, нужно срочно съездить в Нортхэд, – сразу же сказала Люси. – Уф, какая ужасная, какая мерзкая женщина! – добавила она; при одном упоминании имени Летисии Блэкберн у нее сверкнули глаза. – Ей повезло, что она убралась в Девон, а не то, клянусь, я задушила бы ее! Надо же заявить, что леди Сэйбл ждет ребенка! И лишь на том основании, что ее затошнило. Уф! Да эта дамочка не знает, как ведут себя перед опоросом даже свиноматки, не то что люди!

– Люси, ради Бога! – прервал ее муж, испытывая неловкость оттого, что слышит. Вопрос о деторождении казался ему слишком деликатным, чтобы обсуждать его с кем-либо, даже если это его жена, в особенности же когда речь шла о глубокоуважаемом семействе Сен-Жерменов!

– Я поговорю с ее милостью завтра, – успокоила его жена. Хотя Люси вышла за Джимса и переехала в его домик в поместье Блэкбернов, она продолжала работать в Нортхэде и всей душой была предана Сен-Жерменам. Многие ее обязанности взяла на себя маленькая Кэйти Пендэйвис, но Люси настояла на том, чтобы продолжать служить у леди Сэйбл, когда бывала в большом доме, и готова была встретить в штыки любые критические высказывания в адрес своей обожаемой молодой барышни.

У нее вновь засверкали глаза. Никто не посмеет обидеть ее малышку грязной ложью, пока она жива, и уж, конечно, это не удастся сделать этой мерзкой кумушке – вдове Блэкберн! Завтра рано поутру она поедет в Нортхэд и расскажет графине все, что слышал Джимс, а потом уж, когда это дойдет до графа, кое-кому несдобровать!

Загрузка...