Гори, гори, моя звезда!

Уж как пал туман на сине море,

А злодейка-тоска в ретиво сердце,

Не сходить туману с синя моря,

Уж не выдти кручине из сердца вон.

Не звезда блестит далече в чистом поле,

Курится огонечек малешенек:

У огонечка разостлан шелковый ковер,

На коврике лежит удал добрый молодец,

Прижимает белым платом рану смертную,

Унимает молодецкую кровь горячую.

Подле молодца стоит тут его добрый конь,

И он бьет своим копытом в мать сыру землю,

Будто слово хочет вымолвить хозяину:

«Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец!

Ты садися на меня, на своего слугу,

Отвезу я добра молодца в свою сторону,

К отцу, к матери родимой, роду-племени,

К милым детушкам, к молодой жене».

Как вздохнет удалой добрый молодец —

Подымалась у удалого его крепка грудь;

Опускались у молодца белы руки,

Растворилась его рана смертная,

Пролилась ручьем кипячим кровь горячая.

Тут промолвил добрый молодец своему коню:

«Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная,

Ты товарищ моей участи,

Добрый пайщик службы царския!

Ты скажи моей молодой жене,

Что женился я на другой жене;

Что за ней я взял поле чистое,

Нас сосватала сабля острая,

Положила спать калена стрела».

Размучен страстию презлою

И ввержен будучи в напасть,

Прости, что я перед тобою

Дерзну свою оплакать часть.

Хотя твой милый взор, драгая!

Мне остры стрелы в грудь бросая,

Зрел действие своих побед, —

Но ты еще того не знаешь,

Колико мне ты причиняешь

Несносных мук и лютых бед.

Я с той жестокой мне минуты,

Как первый раз тебе предстал,

Питаю в сердце скорби люты,

Питаю страсть и пленник стал.

Не видишь ты, как я смущаюсь,

Как стражду, рвуся и терзаюсь

И горьких слез потоки лью?

Ты прежних дум меня лишила,

Ты жизнь мою переменила,

Тебя, как душу, я люблю.

Всегда тебя в уме встречаю,

А стретив, зреть тебя хочу;

И где тебя найтить лишь чаю,

Бегу туда, и там грущу.

Места, где страсть моя родилась,

Где кровь тобою вспламенилась,

Свидетели тоски моей:

Я в них тебя воспоминаю,

Твое в них имя повторяю

Стократно в памяти своей.

Теперь узнав себя подвластна

И частию владей моей;

Но сколько ты, мой свет! прекрасна,

Ты столько жалости имей,

За скорбь в душе моей смертельну

И рану в сердце неисцельну

Хоть сладку мне надежду дай.

Коль стыдно то сказать словами,

Хотя прелестными глазами

Скажи, скажи мне: уповай.

Ты проходишь мимо кельи, дорогая,

Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет,

Где пострижен добрый молодец насильно,

Ты скажи мне, красна девица, всю правду:

Или люди-то совсем уже ослепли,

Для чего меня все старцем называют?

Ты сними с меня, драгая, камилавку,

Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу,

Положи ко мне на груди белу руку

И пощупай, как трепещет мое сердце,

Обливался всё кровью с тяжким вздохом;

Ты отри с лица румяна горьки слезы,

Разгляди ж теперь ты ясными очами,

Разглядев, скажи, похож ли я на старца?

Как чернец, перед тобой я воздыхаю,

Обливался весь горькими слезами,

Не грехам моим прощенья умоляю,

Да чтоб ты меня любила, мое сердце!

Не будите молоду

Раным-рано поутру;

Разбудите молоду,

Когда солнышко взойдет,

Когда птички запоют,

Перепархивать начнут,

Когда милый пастушок

Заиграет во рожок.

Хорошо пастух играл,

Будто словом говорил:

«Собирайте, девушки,

Свое стадо на лужок».

Собиралися девушки,

В хоровод пошли играть.

Одна девка весела

В хоровод плясать пошла.

Манит девушка рукой

Пастуха плясать с собой:

«Сюда, сюда, пастушок!

Сюда, миленький дружок!»

Бросил стадо пастушок,

Пошел с девушкой в кружок.

Он часочек проплясал —

Коровушку потерял.

Он еще час проплясал —

И полстада потерял.

«Когда б знала молода —

Не манила б пастуха!»