Горизонты ада

11

Следующие несколько часов я неприлично скандалил. Я поставил на уши Велоурию и ее начальника, зацепив также одного из менеджеров, которому не повезло попасться мне на глаза. Я рвал и метал. Угрожал. Даже вытащил пистолет и помахал им над головой наподобие индейца, размахивающего томагавком. В конечном счете утихомиривать меня обязали моего старого приятеля доктора Сайнса. Тот пытался увести меня в отдельную комнату, но я отказывался двинуться с места. Мне в голову пришла дикая мысль, что в мое отсутствие местные пройдохи в белых халатах сунут в контейнер с именем моего отца чье-нибудь тело.

— Трупы теряются постоянно, — вздохнул доктор Сайнс, предлагая мне сигарету. Я отказался, и, пока он закуривал, группка врачей и медсестер, собравшихся посмотреть, как летают искры, начала потихоньку рассасываться. — Ничего особенного.

— Там был мой отец!

— Отец, — заметил Сайнс, листая досье, — которого вы до сегодняшнего дня ни разу не навестили.

— Я не знал, что он здесь, — проворчал я.

Сайнс, явно не страдавший сочувствием, заметил:

— Если собственный сын не интересовался его местонахождением, вам не стоит удивляться, что и мы такого интереса не проявили.

— Вам платят, чтобы вы этот интерес проявляли!

— Нет, — возразил доктор. — Нам платят, чтобы мы принимали тела и помещали их в контейнеры. Если нас просят позаботиться о теле, мы это делаем, в противном случае — как повезет.

— Кому повезет?

Сайнс спросил, можно ли задвинуть платформу и закрыть дверцу отцовского склепа. Бросив последний взгляд на пустой контейнер, я положил записку на платформу и кивнул. Закрыв контейнер, доктор негромко продолжил:

— Стащить труп могли самые разные люди. Например, ваши коллеги. Гвардейцы появляются здесь довольно часто и увозят один или два трупа.

— Зачем?

— Тут вариантов множество. С трупом можно самые разные вещи проделывать. Гвардейцы не мои подчиненные. Так что выясняйте сами. Есть еще врачи — я этого никогда не заявлю публично, — которые обращаются с трупами гораздо более вольно, чем полагается. Там, снаружи, мертвое тело — редкий товар. Если одному из моих коллег требуется мертвец для экспериментов, он забирает мертвеца. Не надо заполнять никаких форм, отвечать на вопросы, если только у тела нет особой сохранной грамоты — к таким останкам никто никогда не прикасается.

— Мерзость… — пробормотал я.

— Что, если один из таких врачей найдет лекарство от рака? — Сайнс улыбнулся. — Но давайте не будем об этом. Мне кажется, записка исключает вмешательство профессионала — патологоанатомы не обременены чувством юмора. Значит, постарались гвардейцы или кто-то из служащих Холодильника.

— Медсестра?

— Медсестры, грузчики, сторожа, технический персонал, работники столовой — выбирайте сами.

— Зачем кому-то из них труп?

— Включите воображение. — Сайнс хмыкнул. — Одному очень хочется, чтобы о нем говорили на вечеринке, другой вздумал напугать до смерти дорогую старенькую бабушку или захотел отрезать голову и использовать ее вместо шара в боулинге. Могу продолжать до бесконечности.

— Как можно сузить круг вариантов? — поинтересовался я.

— Никак, — вздохнул Сайнс. — Вашего отца привезли в Холодильник давно. Тело могли утащить через неделю после помещения сюда или вчера, узнать это невозможно. Если вы настаиваете, можно начать расследование, но я бы не советовал, поскольку шансы найти виновного ничтожны.

Я уже успокоился — Сайнс действительно умел действовать на человека умиротворяюще. И, подумав, понял, что он прав. Поднимать волну неразумно. Только привлеку к себе внимание. К тому же это отнимет у меня время и отвлечет от главной задачи. Это загадка для другого дня, когда на моей шее не будет сидеть Кардинал.

— Я не стану заводиться, — сказал я, — но временно. Это ведь мой отец, и какая-то сволочь издевалась над его останками. Как бы вы себя чувствовали на моем месте?

— Разозлился бы. — Доктор Сайнс ухмыльнулся. — Но вы мне симпатичны, поэтому я поспрашиваю потихоньку. Сделаю вид, что интересуюсь анекдотами. Так можно больше узнать. Шутники такого рода обычно не в состоянии держать рот на замке, особенно если представляется возможность похвастать в разговоре с таким же чудиком.

— Спасибо, Сайнс. — Я не ожидал такого отношения.

— Только одно условие, — прибавил он.

— Выкладывайте.

Он показал на свой беджик:

— Не могли бы вы называть меня доктор Сайнс? Пожалуйста.

Когда уже дома делал в блокноте заметки о встрече с доктором Сайнсом, я вспомнил кое-что, сказанное Руди Зиглером. Полистав блокнот, я нашел нужные записи. Когда я спросил у старого предсказателя, не имеет ли, по его мнению, отношения вырезанное на спине Ник солнце к брошке с символом инков, которую она носила, он ответил, что сомневается. И пояснил: инки поклонялись Солнцу, а Ник лишилась жизни ночью. Кроме того, добавил Зиглер, инки, будь они причастны, совершили бы убийство не в отеле «Скайлайт», а на месте возведения памятника Манко Капаку.

Я записал прописными буквами: СТАТУЯ МАНКО КАПАКА — РАЗОБРАТЬСЯ — и подчеркнул надпись. И решил: уже поздно туда ехать, отправлюсь завтра утром.

Я чувствовал себя слишком взвинченным, чтобы оставаться дома. Если буду сидеть и размышлять, мысли наверняка вернутся к Холодильнику и пустому контейнеру с именем моего отца на дверце. Мне было необходимо действовать.

Я вышел на улицы и снова принялся расспрашивать про Паукара Вами. Слух о моей заинтересованности распространился уже весьма широко, и многие понимали, в чем дело: слышали о Ник и нашей с ней связи. По слухам выходило, что я ее любил и над ее мертвым телом поклялся расквитаться с убийцей. Я не стал тратить время на возражения.

Я не узнал ничего нового, хотя в этот раз о Паукаре Вами рассказывало значительно больше людей. Кое-кто даже видел убийцу, и это, вместе с задаваемыми мною вопросами, убедило многих в его виновности. Некоторые хвастались, будто видели, как Вами убивал Ник, а пару человек заявили, что помогали ему. Но оказалось достаточно лишь немного на них надавить, чтобы выяснилось, что никто не может представить никаких доказательств.

Я прикатил домой поздно, ноги болят, блокнот полон имен, теорий и подсказок. Несколько человек упомянули Фабио, предположили, что он знает о Вами больше, чем другие, но я не хотел ехать к нему вскоре после нашей последней встречи. Это выглядело бы так, будто я прошу об одолжении сразу после моей попытки вылечить мальчика. Надо подождать пару дней и обратиться к столетнему сутенеру, если все другие способы окажутся неудачными.

Я прибрался в квартире, надеясь устать и потом быстро заснуть, а не лежать без сна, ворочаясь с боку на бок и думая об отце.

Не сработало. Хоть я и вымотался, заснуть не смог, а когда удавалось задремать ненадолго, в сны мои тут же вторгались разноцветные гробы, смеющиеся скелеты и визжащие свихнувшиеся призраки.

На строительной площадке кипела бурная деятельность. Рабочие сновали в разных направлениях, как муравьи. Прорабы с мегафонами координировали их действия резкими командами. Краны перемещали огромные тяжести с одного конца стройплощадки на другой. Наибольшая активность наблюдалась в центре, где высились два одинаковых сооружения, опутанных лесами. Они находились рядом, и я решил, что это две огромные ноги.

Я с интересом оглядывался по сторонам. Никто не задавал мне вопросов. Судя по размерам ног, статуя возводится огромная. Кто может финансировать такое строительство? Я присмотрелся к некоторым фургонам в поисках названий, но оказалось, что участие в строительстве принимают несколько компаний, причем все — через субподрядчиков. Рабочие в разговоры вступали неохотно: они уже отстают от графика, и, как я выяснил, если не успеют закончить вовремя, то лишатся крупной премии.

Тот, кто финансирует проект, кто бы он ни был, наверняка большая шишка. Стройка велась в деловой части города, мешала движению транспорта, а пыль и грохот наверняка доставали тех, кто живет в домах по соседству. Для того чтобы закрутить такое дело, требовались дружки на самом верху. Может быть, подумал я, один из этих «дружков» был одновременно и другом Ник Хорняк — возможно, тот, кто натравил на меня Говарда Кетта.

Я бродил по стройплощадке, обменивался замечаниями с наблюдающими за работой местными жителями, когда вдруг заметил знакомую фигуру около лесов: Руди Зиглер разговаривал с прорабом. Я дождался, когда медиум останется один, подкрался сзади и шепнул на ухо:

— Не иначе как вы за мной следите, мистер Зиглер?

Предсказатель резко повернулся и беспокойно заморгал. На нем были халат из плотного пластика, зеленый строительный комбинезон и большие очки для защиты глаз от пыли. Узнав меня, он расслабился и поднял очки на лоб.

— Ал Джири, — улыбнулся Зиглер, обмахивая лицо пухлыми ладонями. — Вы меня напугали. — Он нахмурился. — Почему вы спросили, не слежу ли я за вами?

— Вчера вы присутствовали на траурной церемонии, как и я. И теперь мы оба здесь.

— Вы были в крематории? Я вас не видел. — Он с силой втянул воздух носом. — Хотя, если честно, я мало кого замечал. Да еще яркий и прозрачный гроб — ведь это настоящее варварство с их стороны. Идея братца Николы. А что касается этой стройки, последние полмесяца я прихожу сюда несколько раз в неделю. Я не раз подписывал обращенные к властям коллективные прошения о возведение статуи в память наших предков-инков, но они оставались без внимания. И вот, пожалуйста… — Он радовался, как маленький ребенок.

— Кто такой Манко Капак? — спросил я. — Бог Солнца?

— Сын бога Солнца, — уточнил Зиглер. — Манко Капак основал государство инков. Его последователи верили, что он прямой потомок бога Солнца.

Кивнув, я с умным видом поинтересовался:

— А когда жил этот парень?

— В первой половине двенадцатого века, на территории современного Перу.

— Тогда подскажите мне, пожалуйста, с какой стати мы сейчас строим памятник ему именно здесь?

— Наш город имеет мощные инкские корни. Разве вы не знали? — По моему лицу Зиглер понял, что я слышу об этом впервые. — Несколько веков назад здесь находилась деревня инков. Небольшое зимнее поселение. В шестнадцатом веке, как раз перед испанским вторжением, здесь появились инки и остались надолго.

— Как они попали сюда? — с неподдельным любопытством спросил я.

Зиглер пожал плечами:

— Никто не знает. Археологи бьются над этой загадкой десятки лет. Когда были найдены первые инкские свидетельства, многие решили, что это чья-то шутка, что старые инкские артефакты зарыли какие-то мистификаторы. Но в дальнейшем выяснилось, что инки действительно жили здесь. Более того, они построили город, который стал прообразом того, что мы видим сегодня вокруг.

— Это значит, что мы все потомки инков?

— Наша генеалогия невероятно запутана, — сказал Зиглер, опуская на нос огромные защитные очки, поскольку на нас надвигалось облако пыли. — На протяжении нескольких веков здесь оседали представители самых разных рас. Но те, чьи корни тянутся, как минимум, на два поколения вглубь, безусловно связаны, хоть и весьма отдаленно, с инками.

— И один из них решил наконец почтить память своих предков, — улыбнулся я. — Случайно не вы?

Зиглер тоже улыбнулся:

— Если бы!.. Вообще-то, я совсем не уверен, что этот благодетель — потомок инков. Но верно, мне это приятно видеть. Для человека, который жизнь провел, изучая все, что связано с инками, это необыкновенно вдохновляющее событие. Ведь здесь не только возведут статую, но и построят музей. Привезут сюда украшения, сделают копии, будут организовывать вечеринки в стиле инков.

— Вашему делу это точно не повредит, — заметил я.

— Верно, и не думайте, что я не собираюсь этим воспользоваться, но сейчас я здесь по другому поводу. Финансовый аспект бледнеет в сравнении с потрясающим эстетическим величием проекта.

Зиглер с обожанием уставился на каменные ноги. Я не хотел ему мешать, поэтому принялся рассматривать их с ним вместе, наблюдая, как по рукавам подается бетон для их утолщения, чтобы, как я подумал, они смогли выдержать массивное туловище.

— Манко Капак… — проговорил я. — Откуда дизайнерам знать, как он выглядел? Ведь двенадцатый век… довольно давно это было.

— Правильно, — согласился Зиглер. — Но даже у древних пещерных жителей были свои художники. Я не знаю, какими источниками пользовались дизайнеры, работая над проектом статуи, но существует несколько изображений Манко Капака, которыми можно было воспользоваться. Скорее всего, статуя и не будет точной копией какого-либо изображения, ведь в таких случаях важнее символизм.

Символизм. Символы…

— Помните, вы мне говорили, что инки практиковали человеческие жертвоприношения? — спросил я.

Зиглер кивнул:

— В истории почти каждого государства существовали человеческие жертвоприношения. Инки не были исключением, хотя они в этом вопросе оказались более утонченными, чем большинство цивилизаций.

— Как можно быть утонченным при человеческом жертвоприношении? — засмеялся я.

Лицо Зиглера приняло мечтательное выражение.

— Они выбирали наиболее желанных из девственников — девушек или юношей, — одевали в роскошные одежды, украшали цветами, кормили экзотическими фруктами и водили всюду, как знаменитостей. Затем им незаметно давали наркотики, которые затуманивали им мозг, поднимали высоко в горы и оставляли там замерзать. Без особой боли, просто тихий уход и воссоединение с богами. — Он довольно вздохнул. — Наверное, это было очень красиво.

Решив обойтись без комментариев, я поинтересовался:

— Инки только таким способом умерщляли свои жертвы? Они никогда не нарушали обряд, не пользовались, к примеру, ножами?

Зиглер поднял одну бровь:

— Инки приносили в жертву людей только по особым случаям. Уверен, существовала масса других, кровавых жертвоприношений. Но без ножей — инки не плавили железную руду.

— Они должны были использовать какие-то режущие инструменты, — заметил я.

— Разумеется. Острые обломки камней, заостренные кости.

— Это тоже своеобразные ножи.

Зиглер слегка улыбнулся:

— Да, своеобразные.

— Ими можно было вырезать символ солнца на спине Ник?

— Я очень сильно в этом сомневаюсь, — ответил предсказатель.

— Помните, что вы мне сказали по поводу ее убийства, когда я заходил к вам?

— Напомните, пожалуйста.

— Вы сказали, что если бы убийство Ник было связано с инками, то оно произошло бы в не «Скайлайте», а где-нибудь здесь, вблизи строящегося памятника. Вы все еще так думаете?

Озадаченно помолчав, Зиглер сказал:

— Я думаю, это хорошее место для жертвоприношения богу Солнца, верно, но Николу убили в гостинице.

Покашляв, я отвернулся.

Зиглер внимательно посмотрел на меня:

— Вы хотите сказать, что нет?

Я заколебался, сомневаясь, стоит ли выкладывать своего козырного туза, затем решил, что не стоит, лучше пока придержать.

— Ну, разумеется, она была убита в гостинице, — сказал я. — Но возможно, Ник бывала тут раньше. Вы когда-нибудь говорили ей об этом месте?

— Может быть, упоминал, но только походя. Ко времени наших последних сеансов она уже охладела к инкам и Солнцу. Ее потянуло к демонам.

Подъехал грузовик, и нам пришлось отойти в сторону. Зиглер вел меня уверенно, он ориентировался на стройке, как дома. Я заметил высокого мужчину в хламиде недалеко от нас. Казалось, он смотрит на строящуюся статую, но это было невозможно, потому что, когда он повернулся, я понял, что он слепой. Он повернулся ко мне лицом так же, как слепец в зале крематория. Сначала я решил, что это один и тот же человек, потом сказал себе, что слепец не мог следовать за мной по всему городу.

— Какой высоты будет эта штука? — спросил я, не отводя глаз от слепого человека в хламиде и недоумевая, что он может делать на строительной площадке.

— Примерно девятьсот футов, — ответил Зиглер.

Я обомлел:

— Черт! Такая огромная статуя? Зачем?

— Внутри она будет пустой, — пояснил Зиглер. — Там будут храниться музейные ценности, ими можно будет любоваться, поднимаясь наверх. Проект статуи предполагает использование солнечных лучей. В голове разместят много зеркал, которые превратят ее в гигантскую световую сферу. Когда статую возведут, вы получите возможность подняться наверх и побывать в помещении настолько светлом, что вам покажется, будто вы находитесь внутри Солнца.

— Это ведь опасно. Такой яркий свет… — Я огляделся в поисках слепца, но тот исчез. — Такой яркий свет может ослепить. — Я нахмурился, покачал головой и показал на краны: — А как их монтировали?

Зиглер пожал плечами:

— Ни малейшего понятия. Прямо удивляюсь, как подумаю об этом.

— Почему вы не спросите у кого-нибудь, кто в курсе?

— Я собираюсь каждый раз, как мне это приходит в голову, но затем снова забываю…

Несколько минут мы не разговаривали. Просто разглядывали возвышающиеся над нами краны и думали каждый о своем. Зиглер, скорее всего, мечтал об инках. Я же думал о символе, вырезанном на спине Ник.

Наконец медиум проговорил:

— Мне нужно уходить. Через час встреча с клиентом. Когда приеду домой, вымоюсь и переоденусь…

Он замолчал и устремил взгляд вдаль. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, куда он смотрит. Затем я тоже увидел. Льющийся с неба поток дождя, напоминающий вертикальную колонну до небес, в сотне футов за статуей.

Зиглер поспешил туда, я последовал за ним.

— Что это? — спросил я на ходу.

— Божий дождь, — выдохнул он. От возбуждения он раскраснелся. — Вы никогда не видели?

— Нет.

— Это редкое явление. Я вижу его всего третий раз.

Мы остановились в непосредственной близости от необыкновенного потока дождя, капли которого казались прямыми серебристыми нитями, уходящими в облака.

— Невероятно, — произнес Зиглер. — Никогда не видел его так близко.

— Действительно странное явление, — согласился я.

Дождь падал стеной, около шести футов в длину и пару футов в толщину. Земля за пределами этого прямоугольника была абсолютно сухой, если не считать пятен от брызг по краям.

— Виллаки верили, что это голос бога Солнца, — просветил меня Зиглер. — Таким способом они с ним связывались.

— Виллаки?

— Древние жрецы инков.

Пока мы смотрели на дождь, слепец в хламиде, которого я заметил ранее, появился откуда-то со стороны. Он встал ближе к дождю, и на его длинном белом одеянии стали расплываться влажные пятна. Очень старый, короткие седые волосы. Слева на подбородке родинка. Голова его слегка покачивалась вперед и назад, и казалось, он не ощущает нашего присутствия.

Я повернулся к Зиглеру, желая расспросить его о жрецах, но тут слепой рванулся вперед, схватил меня за руку и втащил под «душ». Я хотел было возмутиться, но не успел издать и звука, как мир рассыпался хрустальными осколками света, и мне пришлось закрыть глаза руками.

Когда спустя несколько секунд осторожно убрал руки от лица, я находился уже не на стройплощадке. Даже не в городе. Я стоял на каменистом краю утеса, который возвышался над плодородной долиной.

— Красиво, верно? — произнес кто-то.

Повернувшись, я увидел слепого.

— Да, — согласился я. Часть меня знала, что ничего подобного не может быть, но я подчинился гипнотизирующему видению.

— Нам скоро нужно уходить, — сказал слепой, и я послушно кивнул. — Мы никогда не сможем вернуться.

— Никогда, — подтвердил я.

— Но мы построим заново. И на этот раз построим навсегда. Видишь реки? — Слепой показал на три речушки, которые стекали с гор и встречались в долине, образуя широкий речной поток. — Это реки крови. Плоть крови. — Он показал на реку дальше слева. — Плоть, сотворенная сновидениями. — На этот раз он показал на реку далеко справа.

— И плоть сновидений, — сказал я, показывая на среднюю красную линию.

— Да. А знаешь, как называется место, где они все встречаются?

Я немного подумал, но ничего не пришло в голову.

Это будущее. И оно наше.

Слепой встал у меня за спиной и положил ладони мне на плечи. Я даже не дернулся, чтобы помешать ему, а он мягко меня толкнул. Я не крикнул, не почувствовал страха, когда повалился в пустоту. Вместо этого раскинул руки, запрокинул голову и полетел. Я скользил подобно птице над средним потоком крови, так близко, что мог ее коснуться. Когда достиг места, где он сливался с другими потоками, я замедлил полет и посмотрел на бурлящую кровь в месте слияния.

В красной жидкости мелькали лица, но ни одно я не узнавал. Молодые и старые, женские и мужские, черные и белые. Они двигались в крови подобно рыбам, попавшим в водоворот. Через некоторое время я осознал, что ниже этих лиц находится другое лицо, крупнее остальных. Сначала я решил, что это мое собственное лицо, но кровь посветлела, и я разглядел извивающихся змей на скулах. Я знал, что это должен быть Паукар Вами. Мысль эта меня не испугала. Ничего в этом мире видений меня не пугало.

Пока я наблюдал, Паукар Вами открыл глаза — темно-зеленые щелки — и улыбнулся. Губы видения беззвучно произнесли: «Иди!» — и я нырнул в бурлящую кровь. Как только погрузился, красной пеленой застило глаза. Краснота тут же почернела, и я начал ускользать из видения, из лужи, назад в реальный мир, и…

…оказался под дождем.

Я посмотрел вверх, откуда потоком лился дождь. И тут чьи-то руки схватили меня и выдернули из стены дождя. Я ожидал увидеть слепого, который втащил меня под гигантский «душ», но это оказался Руди Зиглер.

— Вы промокли насквозь, — сказал он, за рукав встряхивая мой пиджак.

— Что произошло? — тупо спросил я. Сделал шаг, но ноги подогнулись, и я опустился на землю.

— Какой-то сумасшедший слепой в хламиде толкнул вас под дождь, — ответил Зиглер. — Я целую минуту пытался вас оттуда извлечь. Казалось, вы меня не замечали.

— Мой разум был… в другом месте. — Я огляделся по сторонам. — А где слепой человек?

— Один Бог ведает, — вздохнул Зиглер.

— Жаль, — пробормотал я и поднялся на ноги.

Зиглер мне помог.

— Вы в порядке? — спросил он, когда я покачнулся.

— Все нормально, — уверил его я, сделав пару маленьких шагов. После этого почувствовал себя увереннее. Силы возвращались. — Нормально, — повторил я и улыбнулся, давая понять, что говорю правду.

— Дождь кончается, — заметил Зиглер.

Обернувшись, я успел увидеть, как падают последние капли. На небе не было ни облачка.

— Если вы уверены, что справитесь, то я пойду, — сказал медиум. — Мой клиент ждать не станет.

— Все в порядке, — кивнул я. — Идите.

Зиглер, однако, продолжал сомневаться.

— А вы когда пойдете? — поинтересовался он.

— Чуть позже, — ответил я. — Хочу немного отдохнуть. Высохнуть на солнце.

— Я могу прислать кого-нибудь за вами, — предложил Зиглер.

Я покачал головой:

— В этом нет необходимости.

Предсказатель помолчал, и я ободряюще ему улыбнулся. Он улыбнулся в ответ, попрощался и ушел. После его ухода я снова сел на землю, посмотрел на то место, где впитывались в почву последние капли дождя, и задумался о смысле моего видения, особенно о лице, которое мельком увидел в бурлящей крови.

Дома я переоделся в сухую одежду. Я не мог выкинуть видение из головы. Со мной никогда ничего подобного не происходило. Чем оно было вызвано? Слепцом? Дождем? Или кто-то тайком скормил мне таблетку ЛСД?

Поскольку ответов на эти вопросы не было, я отодвинул их в сторону и снова отправился на поиски Паукара Вами. После видения найти знаменитого убийцу стало казаться мне еще важнее.

Поиски оказались пустой тратой времени. Его видели на севере города, он убил священника на Швейцарской площади, он скрывается на пятнадцатом этаже Дворца, у Кардинала, — проверить даже один из этих слухов не представлялось возможным. Никто не знал, в какой части города находится Вами, зачем он здесь появился и как долго намеревается оставаться.

Как ни трудно было выкинуть из головы видение, к вечеру мне все же удалось сосредоточиться на Руди Зиглере. Я готов был съесть свой берет, если Зиглер окажется убийцей, но мне никак не удавалось отделаться от мысли, что он каким-то образом связан с убийством Ник. Может быть, он порекомендовал ей другого медиума, когда она изъявила желание заполучить в любовники демона. Я решил выяснить, к кому он посылает клиентов, которые хотят больше, чем он может дать.

Я мог приставить к нему одного из тупиц Кардинала, но ведь Кардинал не сказал мне правды о том, где была убита Ник. Значит, я не могу положиться ни на него, ни на его приспешников. Мне нужен человек, которому я могу доверять полностью. Выбор у меня имелся небольшой. Я не хотел втягивать в это Билла. Выходит, оставалась Эллен.

Она что-то заподозрила, когда я пригласил ее на ужин в ресторан «У Кафрана». Захотела узнать, что мне нужно. Но я не сказал. Это подогрело ее любопытство, и она согласилась встретиться со мной в девять, что оставляло мне два часа для разговора с Присциллой, от которой я потом рассчитывал отделаться.

Я занес текущий отчет в штаб. Хотя Кардинал не требовал от меня регулярных отчетов, я подумал, что целесообразнее держать его в курсе. Затем я отправился домой, чтобы снова переодеться.

Как и раньше, я не представлял, что надеть для свидания с мисс Пардью, но решил на всякий случай подстраховаться: лучший костюм, туфли, начищенные до такого блеска, что я мог видеть в них трещины на потолке, запонки, шикарный галстук. Я даже провел расческой по волосам (хотя особо причесывать было нечего) и почистил зубы. Где бы ни очутился, следует выглядеть прилично.

Я приехал на четверть часа раньше условленного времени и тут же пожалел, потому что это означало, что придется чувствовать себя идиотом лишние пятнадцать минут. Ресторан «У Кафрана» оказался симпатичным заведением, но не для костюма с галстуком. Большинство посетителей были старше меня, одеты в повседневную одежду и так же подходили этому заведению, как резиновые пальмы. Я среди них выделялся, как Кинг Конг.

Присцилла на двадцать минут опоздала, но не извинилась. На ней было донельзя откровенное платье: зеленая лента вокруг торса, едва прикрывающая грудь, и настолько короткая юбка, что вполне сошла бы за широкий пояс.

— Вау, — улыбнулась она, — ты похож на мистера Пингвина.

— Еще одно оскорбление, и только ты меня и видела, — проворчал я. — Лучше пойдем к нашему столику.

— Вечер только начинается, Ал.

— У меня еще дела сегодня. Я спешу.

— Прекрасно. — Присцилла засмеялась и взяла меня под руку.

Мы уселись у окна, выходящего на улицу, и теперь все посетители могли, открыв рот, пялиться на меня. Стараясь не ерзать на стуле, я принялся листать меню.

— Ты должна была сказать мне, что это… — Я заткнулся и прислушался к музыке. — Это ведь битловская «Желтая подводная лодка», верно?

— Здесь крутят бодрые старые песни, — сказала Присцилла. — Именно поэтому мне здесь нравится.

— Класс! — простонал я. — Теперь в своем костюме чувствую себя еще глупее.

— Расслабься, — хихикнула она. — Ты привлекаешь к себе внимание. И оставь в покое меню. Раз торопишься, обойдемся без еды. Быстренько выпьем, и я слиняю.

К нам подошел официант невысокого роста, в красных подтяжках, с надписью «Я ЛЮБЛЮ КАФРАН» на груди.

— Пинаколаду, — заказала Присцилла. И взглянула на меня: — Ал?

— Минеральную воду, пожалуйста.

Официант вежливо кивнул и удалился. Мы поговорили о траурной церемонии и присутствовавших в крематории людях. Присцилла слепого мужчину не заметила, но знала большинство остальных и рассказала, что с ними связывало Ник. Я собирался потратить на предварительную подготовку всего несколько минут, но один анекдот вел к другому, и время летело незаметно. Внезапно обнаружив, что вспоминаю о своих страстных ночах с Ник, я заткнулся на середине фразы, взглянул на часы, увидел, что уже восемь, и перешел непосредственно к делу.

Сложив руки домиком, я откашлялся и начал по-крабьи подбираться к основным вопросам:

— Помнишь, ты говорила, что хотела бы помочь узнать, кто убил Ник? — Присцилла кивнула. — Ты ведь знаешь, что я веду расследование? — Она снова кивнула. — Так вот, есть некоторые… То есть, если ты не возражаешь, я бы хотел…

Она засмеялась:

— Выкладывай. В любом случае я не обижусь.

— Это довольно личное, — предупредил я.

Она стукнула своим бокалом о мой стакан:

— За довольно личное!

Я опустил глаза, хотя мне следовало бы следить за ее лицом и проверять, правду она говорит или врет.

— Ты обманула меня, когда сказала, что не знаешь Руди Зиглера.

Короткая пауза. Затем:

— Да, я хожу к нему пару раз в месяц. Меня забавляют его фокусы. Я позволяю ему играть с его зеркалами и вызывать фальшивых духов. Я ахаю, хлопаю в ладоши и трясусь как осиновый листок, потом расплачиваюсь и отправляюсь домой. Зиглер невероятно забавен.

— Ты встречалась с ним после смерти Ник, если не считать траурную церемонию?

— Да. Это ведь я представила его Ник. Если он имеет какое-то отношение к ее смерти, то вина частично лежит на мне. Я спросила, знает ли он что-нибудь об этом. Зиглер ответил отрицательно. Я ему поверила.

— Почему ты мне соврала?

— Не знаю. — Присцилла тряхнула волосами. — Наверное, не хотела казаться дурочкой, которая тратит деньги на дешевых мошенников.

— Может, были и другие причины?

— Может, и были, — спокойно признала она.

Я подождал, когда Присцилла прервет молчание. Мне не хотелось подталкивать ее больше, чем необходимо. Наконец она вздохнула и взяла бокал:

— Ладно. Есть вещи, о которых тебе лучше было не знать. Секреты. — Она с нажимом произнесла последнее слово. — Я думала, что если ты узнаешь про Руди, то сможешь вытащить их из него.

— Если так, зачем тогда вообще о нем упомянула?

— Я решила, что ты все равно о нем узнаешь — и будет подозрительно, если я стану прикидываться дурочкой.

— Эти секреты… — сказал я, замечая, что мои пальцы невольно сжимаются в кулаки. — Не касался ли один из них тебя и Ник: Чем вы занимались в свободное время?

Длинная пауза. Затем:

— Не темни. О чем конкретно хочешь спросить?

— Вы с Ник обслуживали клиентов? — выпалил я.

Присцилла отреагировала спокойно:

— Да. Я ее в это и втянула. — Она медленно отпила глоток. — Вот так подруга, верно?

— Расскажи об этом, — попросил я.

Она допила коктейль и показала официанту пустой бокал. Своего стакана я не касался. Присцилла молчала, пока ей не принесли новую пинаколаду.

— Тут дело не в деньгах. Во всяком случае, Ник деньги не интересовали, она в них не нуждалась. Я иногда занималась этим за деньги, но по большей части ради забавы. Подцепляла богатого парня и тащила его в трущобы. Или наоборот. Волокла бродягу в «Скайлайт». Мы делали вещи, которыми никогда не могли бы заняться с нашими бойфрендами.

— И сколько это продолжалось?

— Я занимаюсь этим с подросткового возраста. Ник начала всего год или два назад.

— Это все происходило и в то время, когда она встречалась со мной? — спросил я, вспоминая те случаи, когда во время секса с Ник не использовал презерватив.

— Не часто — к тому времени ей уже прискучило, — но да. В ночь убийства… — Присцилла замолчала.

— Продолжай, — потребовал я.

Покачав головой, она вздохнула:

— Не могу.

Когда молчание затянулось — она не выказывала ни малейшего желания его прервать, — я вернул ее к жизни, сказав:

— Я знаю, что ты была в тот вечер в «Скайлайте».

Присцилла резко подняла голову. Она была готова расплакаться, но шок заморозил слезы в уголках ее глаз.

— Откуда?

— Я же говорил, что веду расследование, — ответил я, с трудом сдерживая самодовольную улыбку.

Присцилла молча вертела свой бокал, сначала по часовой стрелке, потом против, не сводя глаз с капель, стекающих по стенкам на дно бокала. Потом, не поднимая глаз, заговорила:

— Ник кое-что задумала. Мы обе должны были участвовать. Ей нравился секс втроем. Я приехала заранее и сняла номер, восемьсот двенадцатый. Записалась как Джейн Доу, так всегда делаю в гостиницах. Пошла в бар. По пути столкнулась с бывшим клиентом. У меня нет постоянных клиентов, но с этим китайским бизнесменом я встречалась несколько раз. Он пригласил меня в свой номер. Я сказала, что у меня уже назначено свидание. Он предложил мне самой назвать цену.

— Как зовут этого типа?

— Не твое дело, — огрызнулась Присцилла. — Кроме того, он был в городе всего пару дней. Он уже вернулся в Гонконг.

— Трудно проверить, — заметил я.

— Если бы знала, что случится, позаботилась бы о более надежном алиби.

— Давай вернемся в отель, — спокойно произнес я. — Китаец сказал, что ты можешь назвать свою цену. И что потом?

— Мы поторговались — китайцы обожают торговаться — и сошлись на приемлемой для каждого сумме. Его еще ждало какое-то дело, так что он дал мне карточку, открывающую его номер, и велел идти туда. Я сначала зашла в бар и заказала выпивку. Появилась Ник. Я рассказала ей насчет изменений в плане.

— Как она отреагировала?

— Мне было наплевать. Бизнес есть бизнес.

— Она не казалась испуганной или расстроенной?

— Нет.

— Ты не думаешь, что она предполагала, что с ней может случиться?

— Вряд ли.

— Что потом?

— Она пошла своим путем, я своим.

— И все?

— Да. Я дала ей карточку от восемьсот двенадцатого номера перед ее уходом.

— Она сразу поднялась наверх?

— Наверное. Я с ней не пошла. Я сняла туфли, пока сидела, поэтому задержалась немного, пока их надевала.

— Она тебе сказала, как зовут ее Джона Доу?

Я увидел в отражении на стекле, что Присцилла саркастично улыбнулась:

— Вряд ли я сидела бы сейчас здесь, если бы она сказала. Я не позволила бы стыду помешать мне открыть имя ее убийцы, если бы я его знала.

— Ты его не видела? В вестибюле его не было?

— Когда я вышла из бара, Ник уже исчезла.

— Она ничего о нем не сказала? Национальность, чем занимается, богатый или бедный, как выглядит?

— Ничего. — Перестав вращать бокал, Присцилла стиснула его в ладонях. — Мой китаец оказался в плохой форме в тот вечер. Я освободилась рано, около половины двенадцатого, и отправилась домой. Я была на шестом этаже. Когда входила в лифт, в голову даже пришла мысль присоединиться к Ник и ее партнеру, но…

— Почему не присоединилась?

Она вздохнула:

— Я устала. Поехала домой и хорошенько выспалась, что редко удается в пятницу. Позвонила Ник на следующий день. Ни о чем не думала, когда не дозвонилась. Не связала ее отсутствие со вчерашней ее затеей в «Скайлайте», пока…

Присцилла замолчала и несколько раз прерывисто вздохнула. По щекам ее ручьем потекли слезы.

— Из того, что я читала об этом деле, выходит, что в половине двенадцатого Ник еще была жива. — Присцилла застонала. — Если бы я поднялась на восьмой этаж или сразу бы пошла с ней, как мы и договорились накануне…

— Тебя тоже могли убить, — сказал я, касаясь ее руки в знак поддержки.

— Или я могла бы ее спасти, — сказала Присцилла сквозь слезы. — Она осталась одна. Ник первый раз задумала секс втроем, она умоляла меня пойти с ней, так боялась. Я сказала ей, чтобы не глупила, засмеялась и отправила ее одну. Я должна была там быть. Я…

Она снова замолчала, и на этот раз я понимал, что быстро успокоиться у нее не получится. Я положил ладони на ее руки — чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы позволить себе настоящий контакт, — и принялся утешать ее тихим голосом.

Присцилла слабо улыбнулась, понемногу беря себя в руки.

— Спасибо, — сказала она.

— За то, что довел тебя до слез? Мне бы лучше держать рот на замке.

— Нет. — Она высвободила правую руку и, вытерев слезы с лица, приложила ладонь к моей левой щеке. — Ты правильно сделал, что заставил меня исповедаться. Это рвало меня на части. Теперь все открылось. Я могу уже плакать по этому поводу, и, возможно, начну себя прощать.

— Тебе не за что себя прощать, — уверил я Присциллу.

Она прикусила губы, потом принялась прихорашиваться; я сидел без дела, жалея, что уже не держу ее за руки.

Захлопнув пудреницу, Присцилла встала. Я тоже начал подниматься, намереваясь проводить ее до такси, но она с улыбкой положила руку мне на плечо:

— Все в порядке. Допивай свою воду. Я заплачу по чеку на пути к выходу.

— Не глупи, — возразил я, но она слегка сжала мое плечо, останавливая меня:

— Пожалуйста, Ал. Я хочу остаться одна. Когда почувствую себя нормально, позвоню.

— Ладно, — кивнул я. — Но позволь мне заплатить. Это ведь я просил тебя о встрече, так что будет справедливо, если…

— Насчет этого спорить не буду. — Она усмехнулась, резко повернулась и столкнулась с другой женщиной. — Извините, — виноватым тоном произнесла Присцилла.

— Ничего страшного, — ответила другая женщина. — Я должна была уступить… Зачем ты напялил этот костюм? — Вопрос адресовался мне.

— Вы знакомы? — сказала Присцилла, вежливо делая шаг в сторону, чтобы Эллен, которая впервые в жизни пришла на свидание раньше времени, смогла увидеть меня во всей красе.

— Да. — Я поднялся с таким ощущением, будто меня уличили в супружеской измене — на пару секунд забыл, что мы с Эллен разведены. — Присцилла, познакомься с Эллен Фрейзер. Эллен, это Присцилла Пардью.

— Двойные рандеву, Ал? — насмешливо произнесла Эллен. — На старости лет начинаешь прибегать к низкопробным приемам?..

— Пожалуйста, — быстро проговорила Присцилла, — не подумайте ничего плохого. У нас вовсе не свидание, а просто…

Подняв вверх руки, Эллен засмеялась:

— Нет нужды извиняться. Я тоже к этому проходимцу пришла не на свидание.

Присцилла моргнула и вопросительно посмотрела на меня.

— Мы с Эллен когда-то были женаты, — пробормотал я.

— Ох, — выдохнула Присцилла, хотела было что-то сказать, передумала и жестом показала, что рот ее на замке. Но таки прибавила: — Тогда я вас оставлю.

— Вам не стоит уходить из-за меня, — заметила Эллен.

— Я все равно уже уходила, — ответила Присцилла, затем подмигнула мне и, попрощавшись, направилась к выходу.

Когда Эллен провожала Присциллу взглядом, уголок ее рта слегка подергивался.

— Новая зазноба? — спросила она как бы между прочим.

— Подруга подружки, — правдиво ответил я.

Эллен повернулась ко мне:

— Так вот что теперь носят подруги подружек.

— Оставь, — попросил я. И добавил: — Давай заказывать.

— Да, Ромео, — сказала Эллен, скрывая лицо за меню, чтобы я не видел ее насмешливой улыбки.

Эллен спросила меня, зачем я ее позвал, пока мы ждали, когда нам принесут еду. Она всегда сразу переходила к делу.

— Ты слышала про девушку, которую убили в «Скайлайте» в прошлый четверг? — Это была официальная дата смерти Ник.

— Конечно. Газетчики достаточно порезвились. Они обожают лягать Кардинала. Да и такой шанс представляется им крайне редко.

— Я ее знал, — прибавил я.

Эллен нахмурилась:

— Простое знакомство?

— Мы были любовниками.

Я собирался изложить факты выборочно, обойдя участие Кардинала и свое собственное молчание. Но мне никогда не удавалось ничего утаивать от Эллен. Вскоре я уже рассказывал ей все в подробностях, включая мою интрижку с Ник, то, как и где я ее нашел, когда ее убили, что я узнал о ней впоследствии, мои встречи с Кардиналом, Присциллой и Зиглером, да и все остальное. Не упомянул лишь о Паукаре Вами, видении и моем отце. Если Эллен узнает о Вами, то может испугаться, когда я попрошу ее о помощи. О видении я стыдился говорить. А Том Джири был только моей личной заботой.

Я говорил на протяжении всего ужина, даже за десертом и кофе. Почти все время Эллен слушала, не проявляя эмоций, лишь изредка поднимала бровь, и задала всего несколько вопросов.

Когда я закончил, она покачала головой и, отпив глоток кофе из чашки, сказала:

— Ну, надо же! — Я придержал язык, зная, что это не все: просто Эллен хочет немного подумать. — Кардинал. После всех этих лет. Он что, действительно производит такое впечатление, как говорят?

— Он производит более сильное впечатление, чем все, кого мне когда-либо довелось видеть, вместе взятые, но есть в нем также что-то мелкое. Вроде как он самый сильный ребенок в самой большой песочнице в городе.

— Ты когда-то говорил, что умчишься в горы, если вдруг Кардинал лично тобой заинтересуется, — напомнила мне Эллен.

— В самом деле чуть не уехал. Если бы не Ник…

— Вы с ней были очень близки?

— Да нет. Я даже не догадывался, насколько она двулична. Я понимал, что она кое-что повидала, но не знал, что она была… — Я не хотел произносить слово «проститутка», и не стал. В наших отношениях и так было мало романтики.

— Но зачем ты влез в это дело, если она умерла? — резким тоном задала Эллен вполне логичный вопрос.

— Потому что Ник была другом, а я ценю дружбу.

— Или тебе хочется распутать это дело и на час стать королем?

— Ну, а что в этом плохого? Ты всегда говорила, что я способен на большее.

— Верно. Мне было противно сознавать, что ты смирился со своим жалким положением. Это сильно меня от тебя отдалило. Тщеславие — хорошая вещь, Ал. Но стоять высоко и стоять по уши в дерьме — это разные вещи.

— Ты считаешь, что я должен прекратить расследование? — Мне понравилось, как просто она расставила все по местам.

— Не обязательно. Если тебе этого хочется, продолжай. Мне по работе случалось общаться с детективами. То, чем эти ребята занимаются — слежка за людьми, установка «жучков» в телефоны, вторжение в частную жизнь, — все это мне не по душе. Детективы разрушают взаимоотношения и жизни. Не уверена, что ты сделан из такого же теста.

— Но здесь другое дело. Это личное. Я никому не нанесу вреда.

— Ты не можешь этого гарантировать. Все может случиться.

Я опустил глаза:

— Думаешь, нужно прекратить?

Эллен вздохнула:

— Я уже тебе не жена, и не мое дело, чем ты занимаешься. Одно хочу сказать: думай, прежде чем что-либо предпринять. Не торопись, если испытываешь сомнения. Делай все правильно — или не делай вообще.

Эллен внимательно следила, как я притворяюсь, будто раздумываю над ее словами, поняла, что я не собираюсь прекращать расследование, и нетерпеливо покачала головой:

— Сказал бы сразу, чтобы я не распиналась. Ты даже не думал бросать.

— В общем-то, нет, — смущенно признал я.

— Тогда зачем звать меня и изливать душу, если тебе не нужен мой спасительный совет?

Улыбнувшись, я ответил:

— Мне нужна твоя помощь. — Я снова вернулся к Руди Зиглеру и объяснил свои подозрения. Потом заключил: — Так что про этого медиума стоит узнать побольше.

Эллен молча выслушала меня, затем наградила одним из своих наиболее ледяных взглядов и подытожила:

— Ты спятил.

— Это означает «нет»? — спросил я.

— Этот человек может оказаться убийцей!

— Сомневаюсь. Он безобидный, безобидней не бывает.

— Но вдруг он посылает своих клиентов к убийцам? Забудь! Поищи другого помощника! Я бы к такому не прикоснулась, даже если бы ты мне заплатил. Если же дело в том, что, по-твоему, я у тебя в долгу, то очнись, ничего подобного!

— Нет, конечно, ты у меня не в долгу, — нетерпеливо возразил я. — Я никогда…

И замолчал, боясь сказать что-нибудь такое, о чем потом пожалею. Я уже начал жалеть, что затеял эту встречу, но давать задний ход было поздно.

— Я не имею права просить тебя об этом, — пробормотал я, — тем не менее все равно прошу, потому что мне не к кому больше обратиться. Никакого риска нет. Я не просил бы тебя, если бы сомневался, что это не опасно.

Эллен снова вздохнула:

— Знаю. — Длинная пауза. — Но я должна и о работе подумать. Мы сейчас очень заняты. Я не могу…

— Это работе не помешает, — торопливо проговорил я. — Можно все сделать и в нерабочее время. Будет занятно. Разминка в виде посадки на кол. — Это было выражение Эллен.

Она улыбнулась, и я понял, что уже почти победил.

Эллен сделала вид, что раздумывает над моими словами, затем откинулась на спинку стула.

— Ладно, — кивнула она. — Я тебя выслушаю. Но ничего не обещаю. Усек?

— Усек.

— То-то!..

Смочив горло, я приступил:

— Ты посетишь Зиглера пару раз, пусть он почитает твою судьбу по ладони, узнаешь свое будущее… и все такое. Познакомишься с ним, посмеешься его шуткам, немного с ним пококетничаешь. Потом попросишься поприсутствовать на сеансе, выразишь желание двигаться дальше, скажешь ему, что хочешь установить ощутимый контакт с другим миром и найти любовника среди теней мертвых.

— Что?! — воскликнула Эллен, придя в восторг, несмотря на свои опасения.

— Так поступила Ник. — Я ухмыльнулся. — Страстно возжелала духовного любовника, призрак.

Глаза Эллен сверкнули.

— Могу поспорить, ты получал от нее удовольствие в постели.

— Такое, что ты даже представить не можешь. — Я улыбнулся. — Остальные женщины, с которыми доводилось спать, в сравнении с ней снулые рыбы.

— Попридержи язык. — Эллен щелкнула меня по носу.

— Как бы дико ни выглядела твоя история, делай серьезный вид, тогда Зиглер будет относиться к тебе с уважением. Если он будет думать, что ты веришь, проблем не возникнет. Скажи, что жаждешь проникнуть в тайны древних перевоплощений, неси другую подобную ахинею. Упомяни о египтянах и инках — Зиглер повернут на инках, — и вообще, наговори что-нибудь в этом духе, все что в голову взбредет.

— Пока звучит довольно безобидно, — заметила Эллен. — Что дальше?

— Если он заявит, что такими вещами не занимается и откажется с тобой работать, поблагодари за помощь и уходи. Адье, конец твоему участию в этом деле. Если же Зиглер станет пудрить тебе мозги, подыгрывай ему, но при этом подталкивай его к решению.

— Какому решению?

— Настаивай на результатах. Если он не может их обеспечить, попроси его направить тебя к другому медиуму, любому, кто более тесно контачит с мертвыми.

— Что я делаю в этом случае? Отправляюсь с визитом?

— Нет. Если Зиглер назовет тебе имя, сообщи его мне и забудь обо всем. Я сам проверю. Другой медиум о тебе никогда не узнает… Как видишь, никакой опасности. Как я и говорил.

Взвесив все «за» и «против», Эллен сделала гримасу:

— Какого черта? Я собиралась навестить какого-нибудь факира уже много лет. Вдруг он направит меня к мужчине моей мечты? Все остальное я уже перепробовала.

— Ты просто прелесть. — Я наклонился через стол и поцеловал ее: легкий поцелуй двух старых любовников, между которыми сохранились только дружеские отношения.

— Когда следует начинать? — поинтересовалась Эллен.

— Как можно скорее.

— Что, если он узнает о нашей с тобой связи?

— Откуда? Не упоминай ни о Ник, ни обо мне. И у Зиглера не появится никакого повода для подозрений. Сначала делай вид, что пошутила. Не начинай с серьезного. Пусть он внушит тебе веру. Пусть он тебя убеждает и двигает вперед.

— Что ж, ладно. Но ты будешь здорово мне должен за это. У меня скоро день рождения, и я не удовлетворюсь коробкой конфет. Ясно?

— Это будет алмазная тиара и тапки из золота, — заверил я Эллен.

— Обязательно, — улыбнулась она и приветственно подняла свою чашку. — За мисс Марпл и Эркюля Пуаро двадцать первого века!

— Марпл и Пуаро, — повторил я, и мы глупо улыбнулись, чокнувшись чашками так, будто в них было шампанское, а не кофе.

12

Все утро четверга я проверял сведения, связанные с Паукаром Вами. На улицах курсировали многочисленные слухи о том, что его где-то видели, но никаких зацепок не обнаружилось. Я подумывал объявить награду за информацию о его местопребывании, но это наверняка вызвало бы бурный приток психов.

Я заглянул во Дворец, поискал Франка. Хотел спросить, кто из гвардейцев в ночь убийства Ник охранял «Скайлайт». Секретарша нашла его по пейджеру: он был на заседании, но через пятнадцать минут освобождался. Я сказал, что вернусь, и спустился в кафетерий, желая послушать последние сплетни.

В коридоре я повстречал Ричи Барни, того самого парня, которого Винсент хотел взять с собой, когда потребовалось вернуть тело Ник из Холодильника в «Скайлайт».

— Как прошел семейный праздник? — поинтересовался я.

— Семейный праздник? — непонимающим тоном переспросил Ричи.

— День рождения твоей дочери.

— Моей?.. — В глазах его блеснула догадка, и он смущенно проговорил: — Замечательно. Спасибо, что снял меня с крючка. Если смогу чем-нибудь помочь…

Он поспешил прочь, оставив меня недоумевать, почему он так смутился. Может быть, Ричи променял праздничный ужин в кругу семьи на свидание с любовницей?

В кафетерии не оказалось ни Джерри, ни Майка. Двое парней, которых я едва знал, поздоровались со мной. Я помахал им, но не подошел: они смотрели бега, а я этим совершенно не интересовался. Я уселся за столик и включил другой канал; выпил кофе и вернулся в офис Франка. Он вскоре тоже появился:

— Ал. В чем дело?

Я спросил, есть ли у него список гвардейцев, которые охраняют «Скайлайт». Список имелся. Можно получить копию? Правила это запрещают, но поскольку я сейчас хожу в любимчиках Кардинала…

— Всего тридцать шесть имен.

— Что-нибудь на этих парней есть? — спросил я без особой надежды. Меня не радовала перспектива проверять такое количество народа.

— Каждый гвардеец чист, ты же знаешь, Ал.

Я ухмыльнулся:

— Еще бы! Чище ангелов. Вы знаете, что мне нужно. Есть ли среди них кто-нибудь, в ком вы сомневаетесь и кого сослали в отель, чтобы он тут не болтался под ногами?

Пробежав глазами список, Франк объявил:

— Ни в ком я не сомневаюсь. Хорошие гвардейцы, все до единого… Что ты ищешь? — прибавил он.

Я рассказал про Ник, про то, что ее убили не в «Скайлайте». Франк впервые об этом слышал. Когда я ему выложил все, лицо его налилось кровью.

— Мерзавец! — прорычал он. — Поверить не могу, что он мне не сказал. Я возглавляю гвардию, черт бы все побрал, мне он должен был сообщить первым делом…

— Франк, успокойтесь, не то взорветесь.

Он уставился на меня, потом расслабился:

— Он действует мне на нервы, Ал. Ты представления не имеешь, что значит работать рядом с этим маньяком.

Вспомнив свое недолгое общение с Кардиналом, я подумал, что имею представление, но счел за лучшее промолчать.

— Чем скорее он меня переведет и отдаст все в руки этому уроду Райми, тем лучше, — проворчал Франк.

— О чем это вы?

— Я на вылете, — раздраженно сказал Франк. — Он прямо этого не говорит, но мы в последнее время несколько раз беседовали, и я почувствовал, чем пахнет. Я не такой тупой, как он думает. Мои дни во главе гвардии сочтены, мать твою.

Кардинал сказал мне об этом еще во время нашей первой встречи, но я сообразил, что Франку незачем это знать. Вместо этого я спросил, кто такой «урод Райми».

— Капак Райми, племянник Тео Боратто. Ты его знаешь?

— Ага, — кивнул я. — Слышал, что его готовили для серьезного дела. Но никак не думал, что он метит на ваше место. Винсент упоминал о нем в ту ночь, когда мы с ним поехали в Холодильник, чтобы забрать тело Ник. Он его тоже не жалует.

— Ничего удивительного. Винсент всегда воображал себя преемником Форда. Если последить за Райми, то станет ясно, что он нас всех обскачет. Кардинал к нему неровно дышит. Райми займет мое место, может быть, даже место Форда. И место Кардинала в конечном итоге, подожди — и сам увидишь. Гребаный золотой мальчик… — Франк продолжил ругаться, затем переключился на убийство Ник: — Раз ее убили не в «Скайлайте», что заставляет тебя думать, что в этом мог поучаствовать один из наших парней?

Я пожал плечами:

— Мне известно, что в отеле все работают спустя рукава, но я представить не могу, как можно не заметить парня, который волочит тело?

— У нее только спина была изрезана, — возразил Франк. — Убийца мог накинуть на нее пальто и обставить все так, будто она в отключке. Протащить ее у всех на глазах. Здесь такой номер не пройдет, но в «Скайлайте»…

— Мне все равно хотелось бы проверить охранников. Не возражаете?

— Трать свое время как хочешь. Но поставь меня в известность, прежде чем вздумаешь кого-либо из них беспокоить. Мне не нужно волнение среди подчиненных, особенно сейчас, когда этот поганец Райми наступает мне на пятки.

Я решил уйти до того, как Франк снова начнет разглагольствовать. Но когда направился к выходу, держа в руке список, в голову пришла светлая мысль.

— Вы Ричи Барни знаете? — спросил я, обернувшись.

Франк задумчиво нахмурился, соотнося имя с лицом, потом кивнул.

— Он сказал, что у его дочки был день рождения на прошлой неделе. Не могли бы вы проверить?

— У Ричи Барни нет никакой дочери.

Помолчав, я спросил:

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Он женат?

— Разводится. Детей нет.

— Тогда я, очевидно, ошибся. Всего хорошего, Франк.

Выйдя из офиса Франка, я поискал Ричи, но тот, вероятно, уже покинул здание. Значит, надо узнать его адрес и выследить его, сказал я себе. В этот момент я заметил Винсента Карелла, болтающего с секретаршей, и решил вместо Ричи переговорить с ним. Он не обрадовался, что его отвлекают, но я сказал, что дело срочное, и мы отошли в сторону.

— Что тебе неймется? — проворчал Винсент. — Разве ты не заметил, что между нами искры пробежали? Я уже совсем близко…

— Ты помнишь, как мы ездили в Холодильник? — перебил я его.

— Я что, на дурака похож? Конечно помню. Ну и что?

— Сначала ты хотел взять с собой Ричи Барни.

— Да? — Винсент насторожился.

— Ричи хотел попасть на день рождения дочери. Он сказал, что пропустил ее первое причастие и что если пропустит еще и день рождения, то жена устроит ему веселую жизнь.

— Ну и?.. — с недовольным видом произнес Винсент.

— У Ричи Барни нет дочери.

— В самом деле?

— А с женой он сейчас разводится.

— Правда?

Я склонился к уху Винсента:

— Лучше скажи, что происходит, или я вытрясу это из Ричи. В любом случае, я это выясню.

— Барни ничего не скажет. Он парень сообразительный.

— Но ему меньше терять, чем тебе. Если он заговорит в обмен на мою клятву раззвонить всем, что я узнал подробности от тебя…

Ноздри Винсента раздулись.

— Не шути со мной, Ал.

— Не буду. Если ты пойдешь мне навстречу. Расскажи, что все это значит, и я оставлю это при себе. Никому ни слова. Это будет наша маленькая тайна.

Винсент глубоко вздохнул:

— Если хоть одно слово…

— Ни звука.

— Меня Форд науськал.

— В смысле?

— Велел мне дождаться, когда ты спустишься вниз в раздевалку, затем тоже туда идти. Барни должен был уже ждать там, готовый мне подыграть, когда я скажу то, что приказал Форд.

— И?..

— Форд решил, что ты пожалеешь парня и предложишь заменить его. Если бы этого не случилось, я должен был подраться с Ричи и велеть тебе его заменить.

— Зачем?

— Не знаю.

— Винсент…

— Ни хрена не знаю, Алджерс. Форд тоже не в курсе. Он следовал указаниям Кардинала. Мы оба ничего не знали про твою подружку.

— Ты не знал, что в Холодильнике лежала Никола Хорняк? — скептически заметил я.

— Никогда не слышал о ней до того, как ты ее узнал. И Форд тоже.

— Кардинал знал.

Винсент пожал плечами.

Я поблагодарил его за содействие. Он поморщился, еще раз предупредил меня, чтобы я никому не разболтал то, что он мне сказал, и вернулся к занятию, которому я помешал: продолжил охмурять секретаршу. Подвинув стул, я присел.

Я отдавал себе отчет, что Кардинал знал о Ник с самого начала — доказательством тому служило собранное на нее досье. Но мне даже в голову не приходило, что меня направили в Холодильник, где я должен был обнаружить ее труп, причем Кардинал потрудился организовать все так, чтобы я сам сделал выбор.

Я вспомнил карточные фокусы, которые знал в детстве, и вспомнил, что хороший фокусник способен навязать выбранную им карту человеку из публики, при этом зрителю будет казаться, что он выбрал карту сам. Моя поездка в Холодильник оказалась частью замысла Кардинала, призванного придать событию видимость невероятного совпадения. А я, придурок, на это купился.

Теперь, когда знал про Винсента с Ричи, я невольно думал, какие еще фокусы приготовил для меня Кардинал. Я предположил, что его интерес ко мне связан с Ник, хотя вполне могло быть ровно наоборот. Кардинал ведь признался, что присматривал за мной с того времени, как меня зачислили в гвардию. Возможно, он решил, что пришло время надуть меня и посмотреть, как я буду скакать. Тогда Ник могли убить по его приказу и подстроить так, чтобы я ее нашел? Если так, то я занимаюсь бесполезным делом. Немыслимо добиться правосудия в отношении смерти Николы Хорняк, если убить ее приказал Кардинал.

Я провел остаток четверга и большую часть пятницы во Дворце, копаясь в досье на тридцать шесть гвардейцев охраны «Скайлайта» в поисках компрометирующих данных, коих оказалось в избытке. На девятнадцати гвардейцах висело по меньшей мере одно убийство, двенадцать отсидели в тюрьме, четверо были наркоманами, девять проходили реабилитацию. Один служил тайным агентом на Ближнем Востоке, оказался в списке тридцати шести даже анархист, переживший моральный кризис после того, как подорвал школу, полную ребятишек. Трое когда-то работали мальчиками по вызову. Двое занимались сутенерством. Большинство играли, много пили и без зазрения совести цеплялись к каждой юбке.

Но с Ник, Руди Зиглером или Паукаром Вами их не связывало абсолютно ничего. Я уделил много времени бывшим мальчикам по вызову и сутенерам, полагая, что они могли вращаться в том же кругу, что и Ник. Но если и так, это нигде не нашло отражения. Я пометил в блокноте, что необходимо поговорить с ними лично, но с этим можно было не спешить. Пока мне требовалось прищучить другую рыбу — Паукара Вами.

После того как он убил Джонни Грейса, все еще не появилось надежных свидетельств, что кто-то его где-нибудь видел, хотя было обнаружено несколько умерших не своей смертью людей, которых, судя по почерку, отправил на тот свет именно Паукар Вами. В пятницу я вел все расспросы по телефону: не лучший способ общения, люди обычно охотнее идут на контакт, когда беседуешь с ними лицом к лицу. Я рассчитывал закруглиться с экскурсами в личную жизнь гвардейцев рано в субботу и провести остаток дня, прочесывая улицы. Если ничего не подвернется, в воскресенье навещу Фабио, решил я.

Домой я прикатил поздно; из-за того, что не привык долго работать с бумагами и пялиться в экран монитора, слезились глаза и болела голова. Я зашел к Али за парой рогаликов. Мне даже думать о книге или журнале было противно, поэтому я просто съел рогалики, заварил и выпил лимонный чай, надеясь унять пульсирование в голове, и отправился спать. Заснул я быстро.

Меня разбудил стук капель. Мягкий и равномерный, слишком тихий, чтобы разбудить обычного человека. Но меня обучили просыпаться при малейшем нарушающем привычную картину звуке, будь то шаги, скрип двери, падение капель.

Я знал, что капает не из кранов. Я проверяю их каждый вечер, поскольку берегу воду, как следует делать каждому сознательному гражданину в наши дни глобального потепления. Да и ванная комната находилась по другую сторону стены, возле которой стояла моя кровать. Кухня располагалась в дальнем правом углу квартиры, а звук падающих капель доносился из гостиной.

Я бесшумно спустил ноги на пол. Рукой нащупал пистолет, который всегда держу под матрасом. Встав, я посмотрел на дверь, затем тихо двинулся к ней, как был, без одежды, готовый немедленно пустить в ход оружие.

Приложил ухо к двери. Капли продолжали падать, но я постарался расслышать другие звуки, например, тяжелое дыхание или биение взволнованного сердца.

Ничего.

Не зажигая свет, я повернул ручку и распахнул дверь, отступая влево на случай, если кто-то прячется непосредственно за дверью, готовый к рывку.

Никаких движений.

Я вошел в гостиную, поддерживая левой рукой правую руку с пистолетом.

Никого. Комната была полна теней, но я с первого взгляда понял, что в ней нет непрошеного гостя. Если не считать предмета, висящего в центре комнаты и являющегося источником звука.

Я направился к предмету, оглядываясь по сторонам, не позволяя себе терять бдительность. Когда приблизился, стук капель усилился. Но я снова постарался отрешиться от этого звука.

В футе от предмета я остановился. Перед глазами оказался затылок отрубленной человеческой головы. Подвешенная на проволоке к люстре, она медленно вращалась.

Еще немного, и увижу лицо. Мне показалось, что ожил один из моих ночных кошмаров. Призрак Тома Джири. У меня перехватило дыхание, и я машинально направил на голову пистолет. Но сумел взять себя в руки и не выстрелил. Голова угрозы не представляла. Стрелять в нее означало зря тратить патроны и дать волю слепой панике.

Затаив дыхание, я ждал, когда покажется лицо. Я понимал, что это не может быть голова моего мертвого отца, но не мог избавиться от страха, что его дух преследует меня за то, что я не позаботился о его останках.

Затем я заметил двух извивающихся змей, ползущих по скулам, и все мысли о сверхъестественном явлении улетучились. Никакой это не фантом. В моей гостиной висела на проволоке голова городского императора смерти — Паукара Вами.

13

Куда только подевались годы тренировок. Я застыл, опустив руки и округлив глаза. Мой взгляд приковало к себе лицо Паукара Вами. Падающие на пол капли крови заглушили все остальные звуки. Весь город мог полыхать, я бы ничего не заметил. Видел только голову с выпученными глазами, дыры диаметром с большой палец на месте ноздрей, подбородок, разрубленный надвое — молоток и зубило? дрель? — как раз в том месте, где должны были встретиться головы змей.

Меня настолько заворожило жуткое зрелище, что я даже не задумался, как голова убийцы могла попасть в мою гостиную, кто подвесил ее на моей люстре и где этот человек сейчас.

По моему правому плечу скользнула рука, и пальцы сжали горло. Вторая рука появилась у моего лица слева. На среднем пальце кольцо, из которого выступает острие длиной четыре дюйма. Одно движение, и я лишусь глаза.

— Брось пистолет, расслабься и не делай глупостей, — прозвучал тихий, но уверенный и жесткий голос.

Я выпустил пистолет и опустил руки вдоль тела.

— Сядь, — произнес голос, и я почувствовал край стула.

Скорее всего, это был стул, который стоял около окна в спальне.

Он врезался в мои ноги сзади. Если бы на лице передо мной не застыла гримаса боли, я мог бы поклясться, что голова смеется.

Рука, державшая меня за горло, исчезла, так же как и рука со смертоносным кольцом. Дурак рванулся бы к пистолету. Но я остался сидеть неподвижно.

— Где вы прятались? — спросил я, испытывая досаду оттого, что так легко попался.

— Под кроватью, — ответил незнакомец. И, хмыкнув, прибавил: — Ведь именно оттуда всегда появляются все чудища.

Значит, пока я пялился на голову, ему хватило нескольких секунд, чтобы выскользнуть из-под кровати, взять стул и приблизиться ко мне. Почему я не ощутил его присутствия? Даже призрак производит слабый шум.

— Кто вы? — спросил я. — Что вам надо?

— Всему свое время, — ответил человек, протянул руку и толкнул голову. — Знаешь, кому это принадлежит?

Я вздрогнул:

— Да.

— Назови имя. Я хочу его слышать.

Я облизал губы. Я не понимал, что происходит, но пришлось повиноваться. Кем бы ни был этот тип, он убил человека, которого, по утверждению многих, убить невозможно. Его нельзя недооценивать.

— Это Паукар Вами, — прохрипел я.

— Да что ты? — Незнакомец явно забавлялся.

Последовала длинная пауза. Я едва не сорвался с места. С трудом удержался.

— Ты знаешь, почему я здесь?

Вопрос удивил меня. Я не знал, что ответить. Затем почувствовал, как что-то острое прошлось по моей голой спине, и слова посыпались из меня:

— Нет, я даже не знаю, кто вы такой. Как я могу…

— Хватит. — Человек похлопал меня по правому плечу. — Я пришел не затем, чтобы убить тебя. — Его рука указала на отрезанную голову. — На сегодняшнюю ночь мне достаточно одного убийства.

— Не могли бы вы это написать? — Мои стучащие друг о друга зубы превратили попытку бравады в насмешку.

— Если хочешь, могу написать кровью, — произнес незнакомец издевательским тоном. Затем предупредил: — Не вздумай оглядываться! Если увидишь мое лицо, придется тебя убить.

— Кто вы? — спросил я, на этот раз спокойно. Возможно, он играет со мной и не имеет намерения оставить меня в живых, но почему-то мое положение уже не казалось мне таким отчаянным, как минуту назад.

— Лучше спроси, кем я не являюсь, — коротко посоветовал незнакомец.

— Ладно. Кем вы не являетесь?

— Я не он. — Рука снова показала на голову. — И он вовсе не Паукар Вами. Его звали… Аллегро Джинкс.

Я нахмурился и присмотрелся к чертам лица с татуировкой на скулах. Таким я и представлял себе Вами.

— Не понимаю, — пробормотал я. — Если это не…

Затем до меня дошло, и я застонал.

Паукар Вами — а именно он пожаловал ко мне в гости — засмеялся:

— Вижу, мне нет нужды представляться. Прекрасно. Ненавижу официальные представления.

— Зачем вы здесь? — спросил я. — Что вам нужно?

— Ничего, Ал. Я пришел как союзник и в знак дружбы принес тебе эту замечательную голову. Хотел послать ее по почте, но потом решил, что ты оценишь мой визит. — Убийца наклонился ближе, и я почувствовал его дыхание на шее, когда он проговорил: — Ты меня разыскивал. Задавал вопросы. Распространял слухи. Сказал, что я убил Николу Хорняк. А я не могу терпеть такую клевету. Как правило, я пресекаю такого рода вранье быстро и эффективно. Но я не мог понять, почему ты так уверен в моей причастности к этому убийству. Я немного покопался и выяснил, что девчонку видели с двойником Паукара Вами.

— С двойником?.. — Я чуть не оглянулся через плечо, но вовремя вспомнил о предупреждении. — Так это не вы были с Ник?

— Я никогда не встречался с Николой Хорняк и не слышал о ней до тех пор, пока твои поиски не привлекли к ней моего внимания.

Паукар Вами навалился мне на спину. Я не пошевелился, хотя желание отодвинуться и не чувствовать его прикосновение было огромным.

Он провел пальцами по щекам Аллегро Джинкса, словно лаская извивающихся змей по очереди, одну за другой:

— Эти красотки принадлежат мне, и больше никому. Никто другой не имеет право носить этих змей. Когда услышал о самозванце, я заглянул в несколько салонов, где делают тату, чтобы выяснить, кто скопировал змей без моего разрешения. Это оказался тощий китаец по имени Юн Фен. Мастер своего дела. Даже жаль было его убивать. Но Юн вспомнил змей, имя клиента и хорошенькую девушку, которая пришла с ним.

— Когда это было? — поинтересовался я.

— За пять недель до ее смерти… Да, — прибавил Вами, заметив, что я намереваюсь задать другой вопрос, — мистера Джинкса сопровождала Никола Хорняк, хотя это выяснилось, только когда я нанес ему визит. Он долго не называл ее имя, несмотря на то, что это было весьма болезненно, но в конце концов признался…

Я взглянул на изуродованное лицо Аллегро Джинкса и мысленно решил рассказать Вами все, что он захочет знать, в ту же секунду, как он о чем-либо спросит.

— Джинкс убил Ник?

— Нет. — Вами вздохнул. — Она в тот вечер позвонила ему, попросила никуда не уходить и пообещала приехать. Он заснул, пока ждал ее. Ничего больше о ней не слышал, пока на следующей неделе не прочел газеты.

— Он так сказал?

— Это правда. — Я чувствовал, что Вами улыбается. — Люди не врут, когда выдавливаешь им глаза, а потом принимаешься за гениталии.

При этих словах мои причиндалы скукожились.

— Вы знаете, кто ее убил? — спросил я, отводя глаза от головы Аллегро Джинкса.

— Нет. Что до Джинкса, он с ней был знаком всего ничего. Она подцепила его примерно за пару недель до того, как он сделал татуировки на своем лице. Назвалась вымышленным именем. Никогда не говорила ему, где живет. Использовала его как хотела.

— Для секса?

— И не только. Татуировки — это ее идея. Он отказывался. Чтобы уломать его, она пустилась в такое необузданное распутство, что я краснею при одной мысли об этом. Она также заставила Джинкса побрить голову. Когда они познакомились, у него была пышная темная шевелюра.

— Зачем ей это понадобилось?

— Она сказала Джинксу, что так он будет выглядеть гораздо сексуальнее, и это, надо заметить, вполне справедливо. — Вами хохотнул.

Мои глаза снова остановились на разноцветных змеях, но затем я перевел взгляд выше и увидел, что кожу головы покрывает короткая щетина. Пока я рассматривал отрезанную голову, пытаясь найти объяснение всему этому безумию, Вами снова заговорил:

— Такая вот история. Как насчет тебя? Есть хоть какое-то объяснение поведению твоей подружки? Зачем она так изменила внешность Аллегро?

— Ник была знакома с медиумом, его зовут Руди Зиглер, — ответил я, послав ко всем чертям конфиденциальность, которой требовал Кардинал. — Она приводила Вами, то есть Джинкса, к нему в салон. Сказала Зиглеру, что он ее любовник-демон. Возможно, она слышала про ваши подвиги и решила, что демон должен выглядеть именно так.

— Интересно. Аллегро упомянул об ее интересе к потустороннему. Считаешь, мне стоит навестить Руди Зиглера?

— Нет. Он безвредное старое трепло. И не имеет никакого отношения к смерти Ник.

— А кто имеет?

— Не знаю. — Я застонал. — Думал, что Паукар Вами, пока вы тут не появились собственной персоной.

— А это не ты? — как бы между прочим спросил Вами.

— Что?! — Я чуть не подскочил на стуле.

— Забота — прекрасная форма маскировки. Никто не станет подозревать человека, стремящегося призвать убийцу к ответу, героя, который рыскает повсюду и обвиняет всех, кроме себя.

— Я не убивал Ник, — твердо сказал я.

— Мне плевать, убивал ты ее или нет. В любом случае, я оставлю тебе жизнь. Но исповедь очищает человеческую душу.

— Я не убивал Ник, — повторил я, на этот раз с обидой в голосе.

— Ладно, проехали. — Вами вздохнул. — Просто вздумалось спросить. — Он отошел, двигаясь практически бесшумно. — Я ухожу.

— И все? — удивился я.

— Да, если не хочешь выпить со мной пива с крендельками, — засмеялся убийца.

— Вы только за этим приходили? Показать мне голову и рассказать о Джинксе?

— И очистить свое имя. Это было необязательно — в городе многие убийства приписывают мне, и обычно я не парюсь на счет того, что люди думают, — но я знал о твоей связи с Кардиналом, и также… — Паукар Вами помолчал, затем пожал плечами (я догадался об этом по шуршанию одежды). — Дело в гордости. Я раскрыл тайну, и мне хотелось с кем-нибудь поделиться находкой.

— Вы раскрыли только часть тайны, — напомнил я. — Вы не узнали, кто убил Ник.

— Мне это неинтересно. Я хотел знать, кто притворяется мною и зачем. Если бы Никола Хорняк была жива, я навестил бы ее и спросил, с какой целью она преобразила Джинкса, но даже мне еще никогда не удавалось ничего вытащить из мертвых.

— Почему я должен вам верить? — спросил я. — Вы вполне могли заказать эту татуировку, чтобы направить меня по ложному следу.

— Зачем?

— Чтобы я прекратил выведывать о вас.

Вами громко рассмеялся:

— Я сказал, что ты меня интересуешь, Ал Джири. Ты никогда меня не раздражал. Если бы такое случилось, я отправил бы тебя следом за Аллегро Джинксом. Ты можешь расспрашивать обо мне и дальше, но я бы не советовал.

— Как насчет головы Джинкса? — сказал я, не столько слыша, сколько чувствуя, что Вами двинулся в спальню. — Вы ее с собой не возьмете?

— Ал. — Он хмыкнул. — Я избавился от тела. Будет справедливо, если ты позаботишься о голове.

— Но если меня с ней поймают…

— Не поймают.

Окно в моей спальне открылось, послышался легкий скрип: Вами выбрался наружу. Пожарная лестница обвалилась много лет назад, так что он наверняка прижался к стене, как летучая мышь.

— Считай до пятидесяти, — прибавил он. — И еще, Ал…

— Да?

— Считай медленно.

И Паукар Вами исчез. Так медленно я не считал еще никогда в жизни.

Мне хотелось как следует обдумать то, что я узнал от Вами. Зачем Ник понадобилось связываться с Аллегро Джинксом? Зачем изменять его внешний вид? Или это игра такая: Ник хотелось, чтобы любовник походил на знаменитого убийцу? Хотелось пощекотать себе нервы? Или кто-то ее надоумил?

Однако я отодвинул эти мысли в сторону и сосредоточился на первостепенной проблеме: голова, от которой следует избавиться как можно быстрее. Паукар Вами мог беззаботно насвистывать, разъезжая по городу с отрезанной головой под мышкой, а мне, если попадусь, мало не покажется. Некоторые люди — например, Говард Кетт — с радостью засадили бы меня за решетку надолго, и голова Аллегро Джинкса предоставит им такую возможность. Вполне вероятно, что Вами именно на это и рассчитывал.

Я срезал проволоку — развязывать узлы было слишком муторно — и сунул голову в пластиковый пакет. Пакет завернул в наволочку, затем поместил этот сверток в черный мешок для мусора и крепко его завязал. Наскоро вытер кровь с пола половиком и впихнул его в раковину. Как следует уберусь позже. Сейчас главное — избавиться от головы.

Я надел темную одежду, схватил мешок и сбежал по лестнице. К багажнику своего велосипеда я не приделал корзину для вещей, поэтому пришлось ехать, сжимая руль одной рукой, а мешок другой. Причем держал я его за узел так, чтобы зашвырнуть подальше при малейшей опасности.

До Холодильника я добрался без приключений. Пока набирал нужный код, ждал, что вот-вот из-за угла выскочат копы, но пронесло. Когда дверь за мной закрылась, я прислонился к стене и расслабился, впервые после того, как проснулся от стука капель.

Служащий Холодильника помог мне зарегистрировать голову. Он даже глазом не моргнул, когда я грохнул мешок на стол и сказал, что хочу оставить его на хранение.

— Вам требуется гроб или коробка? — вежливо спросил служащий.

— Хохмить вздумал? — произнес я со злостью.

— Нет, сэр. Выбор за вами.

Я сказал, что коробка подойдет. Когда служащий принялся интересоваться деталями, я заявил, что предпочитаю опустить их. Он напечатал что-то на компьютере, затем повернул ко мне монитор и подвинул клавиатуру:

— У вас есть код доступа, сэр? — Я отрицательно покачал головой. — Тогда наберите ваше имя и должность, потом нажмите клавишу «Энтер».

— Я не хотел бы называть своего имени.

— Понимаю, сэр. Я ваше имя не увижу, только статус. Мне нужно убедиться, что у вас есть доступ.

Я сделал, как сказал служащий Холодильника, и не поворачивал к нему монитор до тех пор, пока с экрана не исчезло мое имя и вместо него не появились цифры кода.

Служащий изучил данные, кивнул, затем вручил мне короткую анкету и конверт:

— Пожалуйста, впишите имя покойного и те данные, которые вы хотите сообщить. Возраст, адрес, родственники, если есть, и так далее.

— Это обязательно?

— Боюсь, что да. У вас синий доступ. Он требует заполнения анкеты. Ее закроют, не распечатывая конверт, и взять ее можно будет только по запросу Кардинала.

— И моему.

Служащий покачал головой:

— Нет, сэр. Только Кардинала.

— Вы хотите сказать, что, как только оставлю здесь мешок, я не смогу ни забрать его, ни проверить содержимое?

— Вы можете делать все, что пожелаете, с мешком, но анкету на руки не получите. Она становится собственностью Кардинала.

— Куда она отправляется?

— Не имею права говорить. Но уверяю вас: только Кардинал сможет ее прочесть — или кто-либо другой по его особому разрешению.

— Мне не нужно писать в анкете свое имя?

— Нет, сэр.

— Что, если придумаю имя для?.. — Я кивнул на мешок.

Служащий улыбнулся:

— Если желаете, сэр, можете солгать Кардиналу.

Ухмыльнувшись, я написал имя Аллегро Джинкса. Поскольку ничего о нем не знал, оставил остальные вопросы анкеты без ответа, сунул ее в конверт, запечатал его и отдал служащему. Потом сказал.

— Я не хочу, чтобы из мешка вынимали его содержимое.

— Конечно, сэр, — кивнул служащий.

— Как мне получить мешок обратно, если понадобится?

— Я выдам вам квитанцию, когда закончу оформление, — сказал служащий. — В ней будет значиться номер коробки.

— Кроме меня кто-нибудь еще будет знать этот номер?

Служащий пожал плечами:

— У нас в записях будет указано, что коробка занята, а никакой другой информации в системе не окажется.

Я уже хотел на этом остановиться, но тут в голову пришла неплохая мысль. Только Вами и я знали, что произошло с Джинксом. Если Ник кто-то надоумил уговорить Джинкса изменить внешность, то этот человек может начать искать свою исчезнувшую марионетку.

— А можно как-то так устроить, чтобы мне сообщили, если кто-нибудь будет интересоваться коробкой?

Служащий кивнул:

— Для тех, у кого есть допуск.

— У меня есть допуск?

— Определенно есть, сэр.

— Тогда сделайте это.

Служащий вызвал новые данные на экран монитора и снова повернул его ко мне:

— Сверху напечатайте имя покойного. Нажмите клавишу «Таб», а снизу добавьте свое имя и способ связи с вами. Если кто-нибудь попросит нас отыскать его в нашей системе, вас тут же известят, от кого поступил запрос.

— Что, если человек не назовется?

— Тогда мы просто сообщим вам о проявленном интересе.

— Есть ли какой-нибудь способ связать меня с этим трупом?

— Нет, сэр. Если только Кардинал не разрешит сообщать ваши данные.

Я напечатал два имени и номер моего телефона, нажал «Энтер» и проследил, как информация исчезла. Спустя несколько секунд процедура закончилась. Служащий Холодильника протянул мне квитанцию, а мешок тем временем положили на поднос и отправили куда-то, где его поместят в коробку. Я вышел, сел на велосипед и покатил домой, где сразу же принялся за уборку.

14

Если Вами говорил правду — а ему, судя по его словам, проще было меня убить, чем врать, — мне срочно требовалось искать главного подозреваемого. Было крайне досадно начинать все с начала, но, с другой стороны, я чувствовал облегчение от сознания того, что Паукар Вами не причастен к убийству Ник. Кроме того, моя самоуверенность невероятно возросла. Если остался в живых при встрече с Паукаром Вами, я сумею выжить практически в любой ситуации.

Я провел субботу в поисках связей между Аллегро Джинксом и гвардейцами, охранявшими «Скайлайт». За Джинксом тянулась цепь арестов и приговоров, берущая начало еще в его детстве; четыре года под стражей он провел подростком, и к восемнадцати годам набежало восемь лет за решеткой. Он сидел на кокаине, приторговывал наркотой, когда не хватало денег. В разное время примыкал к разным бандам — до того, как донес на двух своих «братьев» в обмен на снисходительное отношение.

Однако в его прошлом оказалось на удивление мало насилия. Джинкс был трусом. По возможности избегал драк. Крал у своих женщин — тех немногих, которые соглашались иметь с ним дело, — но никогда их не бил. Никогда никого не лишал жизни, хотя иногда любил прихвастнуть, что убивал. Возможно, Ник купилась на его бахвальство. Может быть, она решила, что спит с убийцей, это ее возбуждало, а когда узнала правду, сделала из него Паукара Вами в надежде, что часть темной страсти киллера перейдет на его двойника.

Мне не удалось найти никакой прямой связи между Джинксом и гвардейцами. Один из них жил в паре кварталов от того места, где обитал Джинкс после своей последней отсидки. Шесть других выросли в том же районе, что и он, так что могли знать его пацаном. Еще три гвардейца — один из них в прошлом работал мальчиком по вызову, что обещало дать хоть какую-то зацепку, — сидели в тюрьме одновременно с Джинксом.

Прежде чем общаться с бывшими зэками, я связался с Франком. Двое гвардейцев дежурили в «Скайлайте», третий оказался дома. Франк вызвал всех троих во Дворец и поговорил с каждым в отдельности, расспрашивая о прошлом, Ник Хорняк и Аллегро Джинксе.

Никто из троих не знал Ник лично, хотя все запомнили ее имя после шороха в гостинице. Бывший мальчик по вызову помнил Джинкса по тюрьме. Сказал, что пару раз покупал у него травку: Джинкс умудрился пронести в тюрьму наркотик и некоторое время неплохо зарабатывал, пока сам не выкурил весь остаток; на этом их отношения и закончились.

Никто из троих не знал, чем Джинкс занимается в настоящее время, где живет и что с ним стало. Похоже, гвардейцы говорили правду, поэтому я их вычеркнул из своего списка и принялся искать новых подозреваемых.

Вечером в субботу позвонила Присцилла. Говорили долго. Она была более открытой теперь, когда я знал о ней правду. Свободно говорила о Ник и о том, что они вместе вытворяли. Я спросил, не могла бы она теперь познакомить меня с дружками Ник.

— Нет, — ответила Присцилла, — но я готова представить тебя нашим друзьям, коллегам и клиентам.

Еще она пообещала связаться с бывшими поклонниками Ник и спросить, не хотели бы они поговорить со мной. Мы договорились выйти на старт с утра.

— Но не слишком рано. — Присцилла хихикнула. — Конец субботы я обычно провожу на вечеринке.

Она отправилась развлекаться, а я вернулся к своему бумажному болоту. Бумаги устилали весь пол. И я копался в них в надежде найти ниточку, которая выведет меня на след убийцы.

Вполне понятно, что друзья Ник совершенно не хотели обсуждать свои личные дела, так что сам я не вытянул бы из них ничего. А Присцилла сумела, найдя подход, разговорить большинство из них. Но все равно мы ничего не узнали. Некоторые принимали участие в затеях Ник, но никто не видел ее и не разговаривал с ней в ночь убийства. Не знали друзья Ник и о каких-либо опасных клиентах, с которыми она могла иметь дело. Никто не слышал даже имени Аллегро Джинкса.

Несколько человек упомянули об интересе Ник к потусторонним вещам. Подросток с линией следов от уколов на руке, напоминающей шов, рассказал, что однажды видел Ник в темной подворотне, склонившуюся над бумажным пакетом.

— Ее лицо было размалевано, как у индейца в кино. Или как у африканца с боевой раскраской или еще черт знает с чем. Извилистые линии, круги, треугольники…

Ник была голой, плохо держалась на ногах, бормотала что-то непонятное, поднимала пакет к лицу и вдыхала. Через некоторое время она швырнула пакет в мусорный бак и, покачиваясь, ушла. Мальчишка решил взглянуть.

— Это была дохлая крыса! — взвизгнул он. — Пакет весь пропитался кровью. Вот что она нюхала. С того дня я старался держаться от нее подальше.

Одна из ее подруг рассказала, что Ник пыталась заинтересовать ее черной магией.

— Она все время советовала мне прочитать странные книги, которые называла фолиантами. Я просмотрела несколько томов. Отвратительные книги! Фотографии мертвых животных, страшные маски, заклинания для воскрешения мертвых…

Я спросил, не приглашала ли ее Ник на спиритические сеансы.

— Пару раз.

— К кому?

— Какому-то Зиглеру.

Руди!

Другие тоже рассказывали похожие истории. Почти все, кто знал Ник, сказали, что она интересовалась колдовством, мистикой, волшебством, «всяким таким дерьмом». И я решил: стоит всерьез рассмотреть версию, что убийство Ник — это жертвоприношение.

Во вторник я позвонил Эллен и спросил, как у нее продвигаются дела с Зиглером. Она моему звонку не обрадовалась.

— Я же сказала, что позвоню, если будет что рассказать, — огрызнулась она.

— Знаю. Я только…

— Не дави на меня.

— Я не давлю…

— Еще позвонишь — конец нашему уговору.

На этом и распрощались.

Мне понравились два дня, проведенные с Присциллой. Она настаивала, чтобы, гуляя, мы держались за руки, и у нее была милая привычка класть голову мне на плечо и тихонько шептать мне на ухо, чтобы, кроме меня, никто не мог слышать ее слова. Я не пытался приударить за ней, но часто мысленно представлял нас в интимной обстановке и, когда она не видела, раздевал ее глазами.

Вечером во вторник Присцилла сказала, что мне придется обойтись без нее до конца недели. Она совсем запустила свою работу в салоне, да и невозможно динамить, постоянно ссылаясь на недомогание. Присцилла пригласила меня пойти куда-нибудь в пятницу вечером после работы, чтобы встретиться с другими друзьями. Я пообещал подумать и перезвонить. Когда мы прощались, она по-сестрински чмокнула меня в щеку. В этом поцелуе не было ничего романтичного или многообещающего, но я большую часть ночи вспоминал о нем.

Я собирался снова погрузиться в изучение бумаг в среду, поискать связи между Зиглером, Джинксом и гвардейцами, но, когда глянул на разбухшие папки, в моей голове будто щелкнул выключатель. Я вникал в биографии, факты и цифры и выстраивал теории почти две недели. Мне требовался перерыв. И я, будучи сам себе боссом, такой перерыв сделал.

Я покатил на велике в «Шанкар» завтракать — и поел плотно, чтобы продержаться весь день. Ел один — не хотел, чтобы что-нибудь отвлекало меня от моего дня отдыха. После завтрака долго гулял вдоль реки — два часа, ровным шагом. Пейзажи глаз не радовали, но было приятно смотреть на проплывающие мимо лодки. Мне всегда хотелось иметь лодку. Может быть, если раскрою убийство Ник, попрошу Кардинала подарить мне в награду маленькую яхту, возьму пару месяцев отпуска и буду курсировать вдоль побережья.

День выдался жаркий, и за два часа прогулки я весь взмок. Я двинулся было в направлении своего дома, желая принять душ, но тут в голову пришла идея получше. Я решил поплавать в общественном бассейне. В итоге сорок раз пересек бассейн, то и дело меняя стиль плавания. Почувствовал себя рыбой и вылез.

Затем пошел в бар «Зоб пингвина». Тихая забегаловка для выпивох, никакой музыки, один телевизор. Только напитки, никакой еды. Возле стойки много стульев. Заказав кофе, понаблюдал, как два старикана играют в дартс. Поболтал с ними об их детях, об их работе до ухода на пенсию и нынешнем времяпровождении.

Потом я бесцельно побродил по городу, разглядывая припозднившихся прохожих. Зашел в книжный магазин, работающий круглосуточно, и прикупил книжку Джеймса Эллроя[6]. Спустился к реке и снова посмотрел на лодки. Поужинать зашел в ресторан, оформленный в пиратским стиле, под названием «Галера Черной Бороды». Пришел домой около часа и сразу же лег спать.

Мне так понравилось отдыхать, что я устроил себе выходной и в четверг. Увы, второй день отдыха был прерван звонком, как только я открыл книгу Эллроя.

— В чем дело? — рявкнул я в трубку.

— Мистер Джири? — Женский голос, незнакомый.

— Да?

— Меня зовут Моника Хоуп. Я работаю в Холодильнике. Вы хотели, чтобы мы вам сообщили, если кто-нибудь станет интересоваться Аллегро Джинксом.

Мое сердце забилось чаще.

— Да.

— Поступил запрос.

Я схватил ручку:

— Человек назвался?

— Да, сэр.

Бинго!

Бретон Фурст оказался одним из гвардейцев, охранявших «Скайлайт» в ночь убийства Ник. Самый чистый из всей компании: никогда не сидел, никаких пагубных привычек, с девятнадцати лет женат, трое детей, надежный.

Я не стал спрашивать у Франка разрешения расспросить его, так как в этом случае пришлось бы рассказать боссу про Джинкса, а мне хотелось, чтобы это осталось между мною и Фурстом. Я выяснил в штабе, где он проживает, и узнал, что он дома, взял отгул на день. Я записал адрес и рванул через весь город.

Когда я подъехал к дому Фурста, тот укладывал корзину с продуктами в багажник своего фургона: видимо, семейство готовилось отправиться на пикник. Двое старших детей — мальчик и девочка — сидели на заднем сиденье, наблюдая за отцом. На порог дома, ведя за руку малыша, вышла жена Фурста; она спросила у него, все ли он взял. Фурст ответил, что взял все, и она закрыла дверь и направилась к машине.

— Мистер Фурст! Бретон! — крикнул я, прислоняя велосипед к стене и быстрым шагом направляясь к своему коллеге.

Он подозрительно посмотрел на меня, правая рука машинально двинулась к пистолету в кобуре на боку. Я улыбнулся и показал, что в руках у меня ничего нет. Я узнал лицо Фурста по фотографиям в досье, но он меня не знал.

— Чем могу помочь? — спросил он.

Его жена тем временем передала пакет детям, сидящим на заднем сиденье. Младший сын Фурстов потопал к отцу.

— Меня зовут Альберт Джири. Мне нужно…

— Я слышал о тебе. Ты работаешь во Дворце, так?

— Так. Мне надо с тобой поговорить.

Нахмурившись, он взглянул на жену и детей:

— А подождать нельзя?

— Это касается Аллегро Джинкса.

Лицо Фурста сразу помрачнело; он огляделся по сторонам. Дальше по дороге пожилой мужчина мыл свою машину. По другой стороне двигалась женщина с детской коляской. За ней шел второй ребенок.

— Ты пришел только поговорить? — Фурст явно нервничал.

— Да.

Он вздохнул:

— Не думаю, что могу чем-то помочь, но пойдем в дом. Я только…

Он поворачивался, собираясь сказать жене о задержке, и вдруг пошатнулся и сделал несколько шагов назад, взмахивая руками. Я подумал, что он оступился, но сразу же заметил красное пятно, расплывающееся по его рубашке, и понял, что взмахи рук — симптомы скорой смерти, а не слабая попытка удержать равновесие.

— Бретон? — громко произнесла жена Фурста и двинулась к нему, желая удержать его на ногах, но не успела: он рухнул на асфальт. — Бретон? — вскрикнула она и кинулась к нему. Хотела было снова закричать, но ее горло прошила пуля.

Раненая женщина упала на колени, затем поползла на четвереньках к своему уже мертвому мужу.

— Не приближайтесь! — закричал я. Несмотря на потрясение, пистолет уже был у меня в руке, и я оглядывал ряд домов на противоположной стороне улицы. Но убийца действовал слишком быстро. Я не сумел заметить, откуда он стрелял. — Миссис Фурст, не приближайтесь…

Верхняя часть ее головы разлетелась на мелкие части, и жена Бретона Фурста упала ничком рядом с мужем. Двое детей в машине принялись дико визжать. Девочка барабанила кулачками по стеклу с криками: «Мама! Мама!» Мальчик изо всех сил колотил ногами в дверь, которая, очевидно, была заперта.

— Ложитесь! Вниз! — крикнул я. — Ныряйте вниз, черт побери!

Дети меня не слышали. Мальчик оставил в покое дверь и опустил стекло. Он уже наполовину выбрался наружу, когда пуля крупного калибра разворотила ему грудь. Его голова резко откинулась назад, ударившись о крышу машины — мальчик этого уже не почувствовал, — и через секунду он повис на двери.

Заметив стрелка — через два дома слева, окно на втором этаже, — я выстрелил несколько раз. Но, стреляя из пистолета навскидку, я не мог его достать, только зря тратил патроны.

Заднее стекло машины за головой девочки разлетелось вдребезги. Она закричала от боли, закрывая лицо руками. Девочка исчезла из виду, и несколько секунд я надеялся, что она останется внутри машины и спасется. Но девочка показалась снова, внезапно, как чертик из табакерки, и принялась кричать, жалуясь, что у нее болят глаза, умоляя о помощи и зовя маму. Послышались два тихих хлопка, словно разомкнулись влажные губы, и она перестала кричать.

Я уже стоял на одном колене и целился, держа перед собой пистолет двумя руками. Я попал в окно — можно сказать, повезло, если учесть мою позицию и расстояние, — и снайпер отошел назад. Мои глаза остановились на единственном выжившем члене семьи Фурстов, младшем сынишке. Малыш стоял около отца, рыдая, тянул за его окровавленную рубашку. Он был слишком мал, чтобы понять, что случилось, но уже достаточно большой, чтобы сообразить, что происходит нечто очень плохое.

Мне следовало остаться, где был, или нырнуть за машину — но как я мог бросить ребенка на открытом месте, на милость убийцы, который о милости не помышлял?

Молясь, чтобы стрелок не успел занять свою позицию, я кинулся к мальчику, подхватил его левой рукой и прижал к себе.

Пуля задела мое правое плечо. В глаза плеснул красный фонтанчик. Я крепко держал пистолет, хотя теперь, когда на время ослеп, он был бесполезен. Споткнувшись, я упал на пятую точку, и мы с мальчиком превратились в идеальную цель. Я начал поворачиваться, желая закрыть собой малыша, чтобы хотя бы он уцелел в этой бойне, но, прежде чем смог принести себя в жертву, лицо его превратилось в кошмарное месиво из крови, костей и мозговой жидкости.

Выпустив пистолет из правой руки, я обнял ребенка и стал ждать, когда убийца закончит свою работу. Прошло несколько секунд. Я решил, что снайпер перезаряжает ружье, но вскоре, когда потрясенные соседи начали выползать из своих домов, до меня дошло, что он свою дневную норму выполнил. Меня оставили жить.

Я смотрел сквозь красную пелену перед глазами на безжизненные тела и не мог придумать ничего, за что бы поблагодарить Бога. Перед лицом такой ужасной трагедии казалось, что оставленная мне жизнь — самый циничный акт милосердия Всевышнего после того, как по Его милости Лот переспал с собственными дочерьми, лишившись перед тем жены, превращенной в соляной столб.

Я не выпускал из рук мальчика до приезда «скорой помощи». Я сидел в остывающей луже крови и слегка его покачивал, не чувствуя боли в раненой руке, не замечая собравшейся толпы — только тупо смотрел перед собой.

Первые копы, появившиеся на месте преступления, осторожно приблизились ко мне и, заметив рядом со мной пистолет, крикнули, чтобы я отбросил его подальше, одновременно беря меня на прицел. Пожилой человек, тот самый, который мыл машину, встал у них на пути и рассказал, что произошло и как меня ранили, когда я пытался спасти ребенка. После этого они расслабились и опустили пушки. Один из них, обращаясь ко мне, спросил:

— Ты в порядке?

Я кивнул. Не хочу ли я отдать ребенка? Я отрицательно покачал головой.

Когда я наконец выпустил мальчика из рук, они положили хрупкое тельце на носилки, закрыли простыней и укатили. Присев около меня, санитар осмотрел мою руку. Легкая царапина. Повязка и пара дней отдыха, и все будет в порядке. Командир наряда копов удостоверился, что я не нуждаюсь в отправке в больницу, затем усадил меня в полицейскую машину и отвез в местный полицейский участок для допроса.

Копы обращались со мной мягко, учитывая пережитый мною шок, спрашивали, не надо ли мне чего, предлагали попить-поесть, сказали, что могут предоставить адвоката. Я на все предложения ответил отрицательно и сказал, что хочу только одного: рассказать, как все происходило, и отправиться домой.

Допрашивали меня сразу три копа (вежливые, но какие-то дерганые). Один был в форме, другой в деловом костюме, третий в повседневной одежде. Они все представились, но мне легче было различать их по одежке. Тот, что в форме, оказался настоящим придурком, и, хотя он воздерживался от грубостей, из всей троицы он меньше всего мне сочувствовал. Они записали мои данные, имя, адрес, чем занимаюсь. Все трое навострили уши, когда я сказал, что служу в гвардии. Я заметил, как сузились глаза у копа в форме.

— У вас есть разрешение на ношение оружия? — спросил он, хотя по марке моего пистолета мог сразу определить, что это стандартное оружие гвардейцев.

— Да.

— Бретон Фурст тоже был гвардейцем, не так ли? — спросил коп в повседневной одежде.

— Да.

— Вы были добрыми друзьями?

— До сегодняшнего дня я его ни разу не видел.

Копы переглянулись, затем тот, что был в обычной одежде, кивнул коллеге в форме.

— Тогда что вы делали у его дома? — потребовал ответа коп в форме.

Мне требовалось быстро соображать, чтобы правдиво соврать. Это было нелегко после всего, что пришлось пережить.

— Бретон работает… работал охранником в «Скайлайте». Я несу службу во Дворце, но я подумывал о том, чтобы сменить место работы. Пытался выяснить, можно ли сделать хорошую карьеру в отеле или нет. Один из моих приятелей посоветовал поговорить с Бретоном, сказал, что тот работает в «Скайлайте» уже почти шесть лет. Если кто и знает, как там и что, то это он, сказал приятель. Я сегодня позвонил. Бретон сказал, что собирается на пикник с женой и детьми, но если я не возражаю поговорить о работе за хот-догом и пивом, то могу к ним присоединиться.

— Вы много пьете? — спросил коп в форме.

— Некоторое время я не пью вообще, но Фурст об этом не знал. Как я уже сказал, мы с ним раньше не встречались.

— Продолжайте, — мягко произнес коп в костюме.

— Да почти нечего больше рассказывать. Я подъехал к дому Бретона, подошел к нему поздороваться, и тут… — Я побарабанил пальцами по столу, изображая град пуль.

— Вы не видели убийцу? — Костюм.

— Я видел, откуда он стрелял, но его самого не рассмотрел.

— Не догадываетесь, кто мог так жестоко расправиться с Фурстами? — Форма.

— Нет. Я ведь их совсем не знаю.

— Вы не считаете, что их расстреляли из-за того, что вы к ним приехали? — Костюм.

— Нет. — Наглая ложь.

— А вдруг снайперу нужны были вы? — сказал коп в форме, и даже его коллег смутил такой идиотский вопрос.

— Да, — ответил я, мрачно улыбаясь. — Но он оказался паршивым стрелком: случайный рикошет — и пять трупов.

— Наверное, та же самая резиновая пуля, которая убила Кеннеди. — Коп в повседневной одежде хохотнул и тут же смутился.

Так продолжалось несколько часов. Когда копы пришли к выводу, что я либо невиновен, либо расколоть меня невозможно, они от меня отвязались. Тем временем для меня приготовили чистую одежду, и после допроса меня отвели в душ мыться. Я слышал крики репортеров, жаждущих новостей. Когда я натягивал носки, в раздевалку вошел коп в деловом костюме. Хочу ли я пообщаться с прессой, спросил он. Я ответил коротко: нет. И поинтересовался:

— Как насчет моего имени? Они его знают?

— Нет, но утечка возможна, — ответил костюм.

— А нельзя это скрыть?

Коп пожал плечами:

— Мы не сможем утихомирить прессу, но это умеют делать ваши ребята. У Кардинала больше опыта в лакировке скандалов, чем у нас.

— Когда покину участок, могу идти, куда хочу, и делать, что хочу?

— Конечно. Но несколько недель не покидайте город, может возникнуть надобность с вами связаться. Хотя сомневаюсь, разве что мы поймаем сволочь, которая совершила убийство семьи.

— Думаете, поймаете? — спросил я.

Коп хмыкнул.

Когда я собрался уходить, он сказал, что меня ждут: один человек пожелал проводить меня до дома. Я ожидал увидеть одного из гвардейцев, но это оказался Билл.

— Тассо позвонил и все рассказал, — пояснил он. — Еще сказал, что тебе будет приятнее, если за тобой заеду я, а не один из верных солдат Кардинала.

Я слабо улыбнулся:

— Он прав. Полагаю, за одежду тоже тебя надо благодарить?

— Я прихватил по пути. Хочешь поехать домой или ко мне?

— К тебе. Одиночества я сегодня не вынесу.

— Тогда подожди минуту, пока улажу формальности.

Билл сообщил дежурным полицейским, куда он меня везет, оставил номер своего телефона на случай, если им понадобится со мной связаться, и попросил их известить его, если обнаружатся какие-нибудь улики. Некоторые дежурные копы были с ним знакомы, и Биллу пришлось пару минут с ними поболтать. Отдав дань вежливости, он попрощался с товарищами, вывел меня через боковую дверь, усадил на заднее сиденье своей машины, и мы поехали к нему домой. Как только завернули за угол, я попросил его включить радио и всю дорогу слушал музыку и думал о мальчике и о том, каким легким казалось мне его безжизненное тельце.

Билл жил в старом, разваливающемся доме в пригороде. Настоящая развалюха, но это было его родовое гнездо, и он его обожал. Я окинул взглядом многочисленные книжные полки в холле. Билл был библиофилом. Он собрал тысячи книг, в том числе редкие первые издания, книги, которым было больше сотни лет, а также отдельные экземпляры с автографами авторов. На это хобби он потратил небольшое состояние. У него были полные собрания сочинений Диккенса, Хемингуэя и Фолкнера — трех его любимых писателей — и невероятная коллекция фантастики.

Книги Билла, аккуратно расставленные, хранились на бесчисленных полках по всему дому. Его библиотека имела большую ценность, но он не считал, что книги следует запирать. Он держал их там, где до них было легко дотянуться. Он их постоянно читал и перечитывал, даже иногда загибал страницу, чтобы отметить место, на котором остановился. Библиотекари и другие библиофилы расстреляли бы его за такое небрежное отношение к книгам, но Билла это не заботило. Он собирал книги для себя, и ему было до лампочки, что с ними случится после его смерти. «Когда помру и отправлюсь в ад, пусть книги хоть горят, хоть гниют, — часто заявлял он. — Я хранил их так долго, как мог».

— Я вчера купил роман Эллроя, — сказал я, когда Билл вошел в холл следом за мной.

— Эллрой великолепен, — сказал он, делая вид, что все в порядке, но у него это плохо получалось.

Мы перешли в другую комнату, где я сразу занял свое привычное место — уселся в большое кресло-качалку напротив Билла. За моей спиной находилось огромное окно, и я ощущал сквозняк. В доме давным-давно надо было вставить двойные рамы, но Билл и слушать об этом не хотел.

— Кофе? — предложил он.

— Потом.

Потекли неловкие секунды.

— Тебе сильно повезло, — проговорил Билл.

— Нет, — вздохнул я. — Меня и не собирались трогать. Снайпер расстрелял Фурстов, всех до одного. Слегка задел меня… — я провел ладонью по раненому плечу, — когда посчитал, что мне удастся спасти мальчонку. Проще было убить меня, но он оставил меня в живых.

— Имеешь представление почему?

Я покачал головой.

— Это имеет какое-нибудь отношение к Николе Хорняк? — Билл заметил мой настороженный взгляд и пожал плечами. — Я же коп. Часть моей работы — говорить с людьми и держать нос по ветру. Я не мог не слышать о задании, которое поручил тебе Кардинал.

— И давно ты об этом знаешь?

— Неделю. Я все надеялся, что ты придешь с этим ко мне. Когда не дождался, понял, что ты мной намеренно пренебрегаешь и что мне не следует совать нос в твои дела.

— Это вовсе не пренебрежение, Билл. Мне просто не хотелось забивать тебе этим голову. Если я найду убийцу, перед судом он не предстанет. Я решил, что тебе не стоит мараться в таком дерьме.

Билл сухо улыбнулся:

— Ну, теперь я уже замарался. Так что говори, есть связь между смертью Ник и расстрелом Фурстов?

— Думаю, есть, — осторожно признался я, не желая открывать Биллу все карты. — Я пошел к Бретону, чтобы задать вопросы, касающиеся Ник. Я уверен, убийства связаны.

— Киллер не хотел, чтобы Бретон Фурст с тобой разговаривал?

— Полагаю, что не хотел.

Билл нахмурился:

— Но зачем понадобилось убивать его жену и детей? Киллер полагал, что он с ними об этом говорил?

— Наверное. Мужья часто многое рассказывают женам. А дети подслушивают.

— Разве не проще было пристрелить тебя? — предположил Билл.

Я медленно кивнул.

— Хоть имеешь представление, кто это мог быть? — спросил он.

— Если бы имел, меня бы здесь не было. Я бы уже прибивал яйца этой сволочи к облакам.

— Я слышал, ты разыскивал Паукара Вами. Думаешь, он мог быть…

— Нет, — перебил я Билла. — Вами ни при чем.

— Полагаешь?

— Он сказал, что не убивал Ник. Я ему верю.

— Он сказал? — Билл даже подскочил в кресле. — Ты встречался с Паукаром Вами?

— Он меня навестил, — ответил я и рассказал о ночной встрече с ангелом смерти.

— Милостивый Боже, — выдохнул Билл. — Если бы оказался на твоем месте, я бы взбежал на холм и скатился бы с другой стороны прямиком в океан. О чем ты думал? Я знаю, ты легких путей не ищешь — но Паукар Вами?!.

— Не доставай меня, — взмолился я.

— Хорошо, но, сам понимаешь, этот мерзавец может быть причастен. Только такое чудовище, как Паукар Вами, могло застрелить троих детей. Мы должны…

— Билл, пожалуйста. — Я опустил голову, чтобы скрыть слезы.

— Ал? — Подойдя, он присел около меня на корточки. — Ты в порядке?

— Я его держал. — Из моих глаз текли слезы. — Я видел, как пуля разворотила его личико, и он сразу умер.

Я совсем потерял контроль над собой. Билл немного подождал, потом обнял меня и проговорил:

— Все в норме. Все позади, Ал. Ты в порядке. Успокойся.

Я довольно долго не мог взять себя в руки. Рыдал, проклинал киллера, потом себя за то, что не двигался быстрее. Я попытался все подробно объяснить Биллу, чтобы он понял: я не виноват, я могу доказать — себе, не только ему, — что сделал все, что мог. Но Билл только похлопывал меня по спине и шептал: «Тихо, тихо, успокойся», — как будто я норовистая лошадь, которую нужно утихомирить.

Совладать с собой мне удалось поздно ночью. Я утер слезы и сказал Биллу, что теперь выпил бы кофе. Он сделал бутерброды и открыл коробку печенья. Двадцать минут мы ели, не упоминая ни про Ник, ни про Фурстов.

Позднее Билл повел меня вниз, в подвал. Гигантское помещение было заставленно ящиками и коробками, наполненными фейерверками разного рода, порохом и взрывателями, которыми он менялся с подрывниками. Имея много приятелей в полиции, Билл мог раздобыть практически все что угодно.

Билл был специалистом по пиротехнике. Десятилетия подряд он устраивал фейерверки и в качестве инспектора по безопасности помогал другим пиротехникам. Кроме этого, а также книг и рыбалки (иногда), его ничего не интересовало.

Он готовился к большому шоу, ежегодному представлению для сирот. Ожидалось, что приедут звезды кино, будут присутствовать мэр и все, кто хоть что-то значит в городе, и ему хотелось показать класс. У него глаза горели от предвкушения.

Мы провели несколько часов, разглядывая коробки с яркими рисунками. Билл объяснял, какие фейерверки использует, как они будут выглядеть, как он придумал их сочетать. Его лицо сияло, когда он говорил, каких животных и какие картины создаст в воздухе. Все дело в хронометраже, сказал Билл. Если время рассчитано правильно, можно совершать чудеса с горстью пороха, набором юного химика и куском фольги. Если же ошибешься, никакие деньги и техника не помогут.

Я думаю, что Билл зря тратил время, служа в полиции. Ему бы создавать магические пиротехнические шоу в каком-нибудь экзотическом месте вроде Китая или Японии, где его умение смогут оценить по достоинству и где он будет всеми обожаем.

— Ты на шоу придешь? — спросил он.

— Может быть, — ответил я, зная, что не приду. После сегодняшнего столкновения с кошмаром я буду слишком занят, чтобы интересоваться фейерверками. Я решил, еще когда сидел посреди улицы с мертвым малышом на коленях, что обязательно достану киллера. Чего бы это мне ни стоило, я заставлю эту сволочь заплатить за содеянное.

— Давай приходи, Ал, — с улыбкой сказал Билл. — Будет замечательно. Я достал самолеты двух моделей, собираюсь запустить их через густой поток ракет. Кругом будут взрывы, немного слева, немного справа, чуть выше, чуть ниже, но самолеты даже не покачнутся.

— Как насчет турбулентности?

— С этим справились. Я же тебе не раз говорил, что при работе с взрывчатыми веществами можно учесть практически все. Подожди, сам увидишь. Будет похоже на те старые картины о войне, где самолеты летят сквозь огневой вал. — Он похлопал по крышке коробки. — Это будет мое лучшее шоу.

Когда мы снова поднялись наверх, часы показывали половину третьего. Я устал, но для Билла это было обычное время: он страдал бессонницей и редко ложился раньше трех или четырех. Он предложил сварить еще кофе. Отказавшись, я сказал, что пойду домой.

Билл моргнул:

— Я думал, ты останешься здесь на ночь.

— Я тоже так думал. Но теперь… — Я слабо улыбнулся. — Думаю, теперь мне будет лучше одному. Я уже давно так не плакал. Чувствую себя неловко.

— Не стоит. После того что тебе пришлось испытать, это нормальная реакция. Оставайся, Ал. Гостевая спальня готова.

— Я хочу уйти.

— Ну, тогда давай я тебя отвезу. Войду с тобой, и…

— Нет. Спасибо, но не надо. Прогулка пойдет мне на пользу. Может быть, еще поплачу по дороге.

Биллу все это не нравилось, но он знал, что спорить со мной бесполезно.

— Позвони, когда доберешься.

— Если не будет слишком поздно. В противном случае позвоню утром.

Я направился к двери.

— Ал? — окликнул меня Билл.

Обернувшись, я встретил его мрачный взгляд.

— Будь осторожен. Сегодня тебе повезло. В следующий раз — а мы оба знаем, что следующий раз обязательно будет… В следующий раз удача может отвернуться от тебя.

— Знаю, — вздохнул я.

— Мне бы совсем не хотелось хоронить тебя, Ал.

— Да мне и самому этого не слишком хочется. — Я с трудом усмехнулся и вышел.

До моего дома было далеко, но это меня не беспокоило. Пока шагал, я мог не думать о мальчике с развороченным пулей лицом.

15

На следующий день я старался не высовываться, полагая, что репортеры все еще за мной охотятся. Но вскоре выяснилось, что зря беспокоился. Очевидно, люди Кардинала хорошо поработали: хотя по радио то и дело звучала фамилия Фурстов, мое имя ни разу не было названо. СМИ даже не стали обсуждать тот факт, что один человек выжил, только несколько газет коротко об этом упомянули.

Около десяти часов нарисовался коп, привез мой велосипед и с улыбкой передал привет от Билла Кейси, и больше я никого не видел, пока не спустился в конце дня к Али за рогаликами. По пути я миновал нищего, который, переходя от двери к двери, предлагал купить у него какие-то открытки. Когда я вошел в булочную, Али обсуждал убийство Фурстов с покупателем. Они сошлись на том, что человек, виновный в таком безжалостном убийстве, заслуживает, чтобы его поджарили на электрическом стуле без суда и следствия. Я не хотел участвовать в дискуссии, боялся, что эмоции выдадут, поэтому быстро забрал свои рогалики, заплатил и удалился. Когда начал подниматься, снова прошел мимо нищего. Он уже почти добрался до моей квартиры и, видимо, скоро позвонит в мою дверь. Я вошел, приготовил мелочь и остановился у двери, поджидая его.

Нищий постучал дважды. Открыв дверь, я протянул монеты:

— Вот, возьмите…

И тут же замолчал, заметив трость и темные очки. Я сразу же вспомнил слепого, которого видел в крематории, и слепого на строительной площадке, но этот человек был совсем не похож на тех двоих. Он был моложе, ниже ростом и одет в обычную одежду.

Улыбнувшись, нищий помахал стопкой открыток, стянутых резинкой.

— Виды города, — пропел он. — Могу я заинтересовать вас видами нашего города? — Небольшая пауза, во время которой он приподнял голову и принюхался. — Сэр? Лучшие снимки города, какие только можно купить за деньги. Швейцарская площадь ночью, Петушиная бухта, гробницы-пирамиды. Очень красочные открытки. Идеально подходят для помещения в рамку или…

— Сколько?

— Сколько не жалко.

Я опустил монеты в банку, висящую на шее слепого нищего. Он прислушался, склонив голову, как падают монеты, и по звуку определил их достоинство; затем улыбнулся и протянул открытки в мою сторону. Я в них не нуждался, но взял, чтобы не обижать человека.

— Да благословит вас Господь, сэр, — сказал он, вежливо поклонился и двинулся к следующей двери.

Я взглянул на верхнюю открытку — неважный снимок гробниц в виде пирамид. Богатые идиоты платили большие деньги, желая быть погребенными в «египетском стиле». Я швырнул открытки на пол и принялся за рогалики.

Позднее я взялся за роман Эллроя, не забыв включить радио. И так увлекся замыслом автора, что только через двести страниц отложил книгу в сторону, чтобы дать отдохнуть глазам.

Я прослушал шестичасовые новости и, убедившись, что мое имя не упоминается, вложил в книгу закладку и пошел прогуляться. В конце улицы я выбрал направление наугад. Вечер оказался на удивление прохладным, и я похвалил себя, что захватил легкую куртку. Ходьба возбудила аппетит, поэтому я купил фруктов и хлеба в ларьке и принялся жевать на ходу.

Вернувшись домой, я заметил валявшиеся на полу открытки, когда стягивал куртку. Решил посмотреть поближе, поднял их и снял резинку. Я изучил открытку с видом кладбища и прочел на обороте, когда оно открылось, кто его строил, а также узнал, что гробницы представляют собой точные копии египетских пирамид и что там захоронены известные люди.

На следующей открытке были виллы Версаля. В этой части города я не бывал. Ее основала группа французских аристократов, бежавших из своей страны вскоре после Революции. И до сих пор там говорят преимущественно на французском языке. Богато украшенные дома отгорожены от окружающего предместья высокими стенами, многие здания переоборудованы в гостиницы, хотя с туризмом дела у нас всегда обстояли неважно.

Когда перевернул вторую открытку, желая прочитать надпись на обороте, я увидел третью, и первые две полетели на пол. Я взглянул на две последние открытки — Швейцарская площадь и Сад Кончита, — прежде чем отбросить их и присмотреться к джокеру. Это оказалась обычная фотография, а не открытка, и то, что было на ней, могло представлять интерес только для меня, а именно: вестибюль «Скайлайта».

Определить точно, днем или ночью был сделан снимок, не представлялось возможным: скорее всего, тот, кто снимал, стоял спиной к окнам. На заднем плане находились два человека, но фотография делалась не из-за них. Объектом съемки был мужчина в центре, застигнутый врасплох, когда он повернулся от стойки регистрации. Он был сильно загримирован, в шляпе с вуалью, но я сразу узнал Николаса Хорняка.

Перевернув фото, я обнаружил короткую насмешливую надпись от руки: «Угадай дату. И выиграй приз Фурста!»

Оказалось очень просто выяснить, что снимок был сделан вечером в день убийства Ник (как я понял, предполагалось, что я об этом догадаюсь). Я получил копию регистрационного журнала «Скайлайта», а в досье на Ника нашлось много образцов его почерка. Понадобилось около пяти минут, чтобы установить совпадение. Ник зарегистрировался в отеле под вымышленным именем Ганс Зиммермюллер, но запись в журнале, вне всякого сомнения, сделал он собственной рукой. И как оказалось, «мистер Зиммермюллер» получил 814-й номер, по соседству с номером, который сняла Ник.

Я не мог найти Ника. Звонил ему домой, в «Красную глотку», в несколько пабов и клубов для геев, куда он часто заглядывал, но безуспешно. Многие, с кем я разговаривал, видели его раньше днем, но никто не встречался с ним в последние несколько часов. Один гомик рассказал, что Ник часто уходит рано, везет любовника домой или в какую-нибудь гостиницу. Тусоваться на вечеринках допоздна он предпочитает в выходные дни.

Спал я мало — все еще боялся видеть в кошмарных снах убитого мальчика, — так что провел большую часть ночи и все утро, копаясь в досье и пытаясь найти связь между Ник и Аллегро Джинксом и Бретоном Фурстом. Безрезультатно. Вечером я снова отправился бродить по улицам, возобновил поиски Ника.

Начал с «Красной глотки». Там его не оказалось, но бармен сказал, что он может появиться позже: Ник заходил почти каждую субботу.

Я прошвырнулся еще по нескольким его любимым местечкам, затем вернулся, решив сесть за столик и подождать.

Я обошел здание; когда пристраивал велик у черного хода, кто-то вывалился из бара, чтобы проблеваться в переулке. В мое отсутствие «Красная глотка» наполнилась народом. Когда начал пробираться к одному из немногих свободных столиков, я заметил у музыкального автомата Ника. Он имел импозантный вид — килт и клетчатый топ в тон — и болтал с каким-то толстяком. Я протолкался к ним и втиснулся между ними.

— Привет, Ник? Как делишки?

Он уставился на меня, узнал и храбро улыбнулся:

— Ал! Ты вернулся. Как мило.

— Кто этот человек, Николас? — спросил толстяк, возмущенно оглядывая меня.

— Отваливай, — сказал я, оттирая его в сторону.

— Николас?.. — неуверенно произнес он.

— Беги, дорогуша, — велел ему Ник.

Сделав кислую мину, толстяк удалился.

— Ну, что я могу для вас сделать, мистер детектив? — промурлыкал Ник.

— Я знаю, что ты убил свою сестру.

— Да неужели? — протянул он, ничуть не взволновавшись. — Какой же я плохой мальчик. Так неприятно, когда братья и сестры нападают друг на друга.

— Ты был в «Скайлайте» в ночь ее убийства в номере рядом с ее комнатой.

Его лицо побледнело.

— Ты не сможешь это доказать.

— У меня есть копия регистрационного журнала. Имя там другое, но почерк твой. — Я ухмыльнулся. — Мистер Зиммермюллер.

— Я был… с любовником, — сказал он, заикаясь. — Я не видел Николу. Меня не было в отеле, когда она погибла.

— В самом деле?

— Клянусь, я не убивал. Я был с парнем, его зовут Чарли Крол. Он может подтвердить. Мы ушли из отеля около полуночи, за несколько часов до того, как была убита Ник.

— За несколько часов до того, как она умерла, — уточнил я. — Ник подверглась насилию значительно раньше.

Николас энергично тряхнул головой:

— Это не я.

— Ты знаешь, что я работаю на Кардинала. Если я ему скажу что Ник убил ты, он поверит мне на слово, и тогда… — Я слегка улыбнулся.

Николас Хорняк глубоко вздохнул:

— Ладно, я был там с Чарли, как уже говорил. В вестибюле я столкнулся с Ник, она регистрировалась в отеле. Мы решили взять номера рядом, просто ради прикола. Она сказала, чтобы я постучал в ее дверь, когда соберусь уходить, и если к тому времени уже расстанется с партнером, она меня впустит.

— У нее там было свидание?

— Разумеется.

— Не просто Джон?

— Какой Джон? — спросил он с недоумением.

Не став пояснять, я сказал:

— Я тебе не верю.

— Это правда.

— Ты врешь, Ник не регистрировалась.

Он помрачнел:

— Разве?

— За номер расписался ее спутник. — Я не хотел упоминать Присциллу.

— Но я думал… — Он запнулся.

Помолчав целую минуту, я спросил душевно:

— Почему ты убил сестру, Ник?

Он выглядел запутавшимся и испуганным.

— Ты соврал, когда сказал, что встретил ее в вестибюле, — прибавил я.

— Нет. В смысле… да. Но только потому, что это звучало более правдоподобно. Дело в том, что в соседних номерах мы оказались случайно. Но я сомневался, что ты этому поверишь.

Он снова врал. Догадался бы даже ребенок. Но я решил, что он говорит правду насчет того, что не убивал сестру.

— Может быть, ты помог киллеру, — предположил я. — Как бы случайно подставил Ник.

— Нет! Я не имею к этому никакого отношения. Я ее не убивал. И не знаю, кто убил.

Я подумал, что стоит надавить на него еще, чтобы узнать больше подробностей, но решил, что вряд ли в этом есть смысл. Ник паниковал, но в истерику не впадал. Разумнее отпустить его, пусть поразмыслит на досуге, а затем, когда соберу больше улик, снова прижму.

— Ладно, — сказал я. — На сегодня хватит. Но я знаю, что ты был в отеле. Еще немного времени, и я докажу, что ты заходил в ее номер. Скоро снова увидимся.

Я огляделся в поисках выхода. Ник схватил меня за плечо. Я оглянулся.

— Я ее не убивал, — прорычал он. — Никола была моей сестрой. Я ее любил.

— Скажи правду, почему ты оказался в «Скайлайте» и как попал в соседний номер, — и я, возможно, тебе поверю.

Он закусил губу и покачал головой. Я сбросил его руку с плеча:

— Увидимся, Ник.

На этот раз он меня не остановил.

В переулке никого не было. Я встал рядом со своим велосипедом, опустив голову и закрыв глаза. Я не думал, что Ник убийца, но он как-то замешан в этой истории. Вопрос в том, напрямую или косвенно. Покрывал ли он кого-то, может быть, Чарли Крола, которого упоминал? Или он боялся…

Мою шею охватила и стиснула чья-то рука, перекрыв доступ воздуха в легкие, и мысли мои разлетелись в разные стороны. Когда я машинально вцепился в руку душителя и попытался высвободиться, кто-то другой обхватил меня за ноги и рванул в сторону. Я тяжело рухнул на землю. Один нападавший пнул меня по ребрам, другой замахнулся дубинкой, намереваясь обрушить ее мне на голову.

От дубинки я увернулся, но получил удар ботинком в лицо. Нападавший снова занес ногу для удара, но я резко повернулся, и ботинок задел меня вскользь. Затем удары посыпались на меня градом.

Нападавшие ржали и пыхтели, как собаки, при этом действовали по-дилетантски, и часть ударов не попадала в цель. Если бы находился в хорошей форме, я бы с ними справился. Но они застали меня врасплох, сбили с ног и уже успели нанести ощутимые побои. Я мог только прикрывать голову, терпеть и молиться, чтобы они меня не покалечили всерьез.

В какой-то момент один из них подобрал пустую бутылку, взял ее за горлышко, отбил нижнюю часть и помахал «розочкой» у меня перед лицом. Его подельник рывком поставил меня на колени и захихикал.

— Щас тебя распишу, черножопый, — прошипел тот, что держал разбитую бутылку. — Так распишу, что от твоей морды ничего не останется.

— Я тоже хочу развлечься, — заметил второй нападавший.

— По очереди, — отозвался его подельник.

Я как завороженный смотрел, как он замахивается «розочкой». Я боялся не порезов, а того, что он мог зайти слишком далеко. Я мог жить изуродованным, но не хотел терять жизнь.

В этот момент я ощутил какое-то движение справа. Из тени появилась темная фигура — молча и стремительно. Через мгновение послышался хруст и звон разбитого стекла, и вот уже тот нападавший, что угрожал мне «розочкой», пятился и орал диким голосом, прижимая к груди сломанную кисть.

Его подельник, который меня держал, не знал, что делать. Он толкнул меня на моего таинственного спасителя, но тот перепрыгнул через меня и бросился на него подобно тигру.

Голова у меня шла кругом. Чувствуя, что сознание меркнет, я перекатился на спину и увидел, что мой спаситель выхватил дубинку у своего противника, нанес ему ею несколько ударов, отправив в нокаут, а затем утихомирил крикуна.

У меня перехватило дыхание. Хотя было темно, я различил извивающихся змей на скулах и понял, что мне на помощь пришел Паукар Вами. Но поразило меня до потери пульса не это, а его лицо: знаменитый убийца был похож на меня. Прошло много лет с той поры, когда я видел этого человека последний раз — тогда на его лице не было змей, а голову украшала пышная шевелюра. Но не узнать знакомые черты было невозможно.

Это было лицо моего отца.