Горизонты техники для детей, 1969 №8

Что стучало в металлической коробочке

(Продолжение)

Прошли года. Давно уже не стало — часового мастера Анджея Хейнлейна, а его место в мастерской занял ставший уже взрослым Петр. Он по-прежнему делал песочные, водяные и пружинные часы. Жена у него попалась сварливая, и поэтому часто, чтобы ее не видеть, он запирался в своей мастерской и там просиживал целые ночи. Трудолюбивый и способный, Петр становился из года в год богаче.

И вдруг всё переменилось. Доходы от продажи часов резко снизились, а пронырливая Хейнлейнова вскоре обнаружила, что хотя муж и просиживает днями и ночами в мастерской, часов больше не делает. Это обеспокоило жадную женщину. Ко всему этому она еще заметила, что Петр, всегда весёлый и любящий побалагурить, стал молчаливым и задумчивым. Бывало встанет ночью и идёт в мастерскую, где работает до самого утра, пока не придут подмастерья. А готовых изделий от этого не прибавлялось.

— Что он там делает? — раздумывала жена Петра. — На что транжирит время? И что прячет в карман, когда увидит людей? А вдруг он помешался… — и, вспомнив его отсутствующий взгляд, вздрагивала от страха за свое невеселое будущее.

Наконец, она не выдержала и рассказала обо всем подруге-соседке. Вскоре весь Нюрнберг заговорил о том, что часовых дел мастер Петр разума лишился.

Что он делает, о чём думает? — ломала всё время голову жена. А проверить было очень трудно: Хейнлейн всё тщательно прятал в кладовке, а ключ всегда носил с собой.

Время шло и ничего не изменяло. Зима сменилась весной, а весна летом. Однажды в жаркий летний день в городе начался пожар. Петр вместе со всеми бросился его тушить. Жена тоже хотела было помогать, как вдруг заметила торчащий в двери ключик. Она забыла обо всём. Возможность раскрыть секрет мужа была близка.

Хейнлейнова открыла дверь. На полках она увидела различные кольца и пружинки, инструменты, ей хорошо знакомые, а отдельно стояла какая-то металлическая коробочка, величиной с большую лукавицу, только плоская.

— А что это? — подумала она и осторожно взяла в руки коробочку. Но сразу же бросила её: в коробке, как показалось любопытной женщине, билось чье-то сердце. Может это какое-нибудь живое существо? А вдруг ее муж стал колдуном или связался с нечистой силой?

— Да, наверняка, — теперь уже твёрдо решила она, — здесь, в этой коробке бьется дьявольское сердце.

Изо всех сил она ударила о пол коробкой, схватила молоток, и шепча молитвы, начала им бить по коробке.

Пожар потушили быстро, и Петр вернулся домой. Как всегда, он заперся в своей мастерской. Но не прошло и нескольких минут, как, бледный и взволнованный, он бросился в комнату жены.

— Что ты наделала? Что наделала? — кричал он одно и то же, так, что у жены уже после этого не было совсем сомнений о том, что муж действительно сошёл с ума.

— Я… Петр, ничего… только эту дьявольскую душу…

— Двадцать лет думаю над этим изобретением! Двадцать лет моего труда пропало даром! Что ты наделала? — рыдал Петр, выбегая из дома.

Госпожа Хейнлейнова долго сидела у окна, испуганная и недоумевающая. Как можно отчаиваться по поводу одной металлической коробочки? — не понимала она.

А Хейнлейн тем временем шёл быстрым шагом в сторону леса. Никогда он не был так взволнован. Жена разрушила мечту всей его жизни в тот момент, когда все было уже почти готово. Найдётся ли у него ещё столько силы и мужества, чтобы начать всё сначала?

Утром, вернувшись в город, он сразу же направился к бургомистру. Хейнлейн хорошо знал бургомистра, старого друга его отца. Сейчас, усталый и грязный, он пришёл к нему просить о необычном.

— Ваше превосходительство, — сказал он. — Прикажите посадить меня в тюрьму. Разрешите только выбрать самое светлое помещение и взять с собой все инструменты.

Бургомистр очень удивился.

— В тюрьму? А за что?

— Ни за что, ответил в порыве Петр. — Я вас очень прошу… а выпустите меня только тогда, когда я вас об этом извещу.

Бургомистр внимательно посмотрел на Хейнлейна-младшего. И до него, главы города, доходили слухи, что сын его старого друга сошел с ума. Вот и сейчас всё выглядело так, что люди были правы.

«Да, — думал бургомистр, — лучше запереть его заранее, пока беды не наделал».

Итак, Петр Хейнлейн оказался в тюрьме. Теперь уже никто не сомневался, что часовой мастер лишился рассудка и все одобряли решение бургомистра, сохранившего спокойствие мещан.

Тюремный надзиратель тоже был доволен. Заключенный вел себя спокойно, целыми днями занимался каким-то странным занятием, пользуясь отвертками и другими небольшими инструментами, был доволен всякой едой, только странно: не хотел видеться с женой.

Прошло опять несколько лет, и, казалось, что уже ничто не изменится, как в один прекрасный день Хейнлейн изо всех сил начал бить кулаками в дверь и кричать во весь голос:

— Надзиратель! Надзиратель! Ян, сюда!

Ян прибежал сию же минуту.

— Иди, скажи бургомистру, — изо всех сил кричал часовой мастер, — что я уже хочу сегодня выйти из тюрьмы.

Тот рассмеялся.

— Что? На свободу захотелось? Ты — болен! Успокойся немедленно!

— Иди к бургомистру, — не унимался Хейнлейн, — и скажи, что я уже могу выйти отсюда, уже хочу…

— Ну и что ж такого, что хочешь? Напейся лучше холодной воды, а не то я тебя сам охлажу.

Так и не узнал бы бургомистр о желании часового мастера, если бы не случай. Как-то, проходя мимо тюрьмы, бургомистр услышал крики. Он немедленно позвал тюремщика, чтобы узнать, в чем дело.

— Ничего особенного не случилось, — объяснил надзиратель, — только этот сумасшедший вот уже третий день кричит, что хочет выйти на свободу. Мы его уже водой поливали, но ничего не помогает. Говорит, что так договорился с бургомистром.

Бургомистр начал вспоминать. Ведь прошло столько лет с того дня, когда Петр разговаривал с ним. Не может быть, чтобы сумасшедший так долго помнил о том, что требовал.

— Проведите меня к нему! — потребовал бургомистр.

Надзиратель удивился смелости хозяина города, особенно тогда, когда тот захотел войти в тюремную камеру.

— Говорят, что ты меня звал, Петр? — спросил бургомистр.

— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Я всё-таки сделал часы, которые можно носить в кошельке!

— Какие часы? В каком кошельке? — недоумевал бургомистр.

— Вот эти! Они ходят в любом положении: и когда держишь вертикально и горизонтально, и когда даже переворачиваешь вниз циферблатом. Вот посмотрите!

Он вынул из ящика своего небольшого стола маленькую плоскую коробочку. Открыл крышку. Внутри был виден коричневый циферблат с цифрами и стрелками. На обратной стороне виднелась надпись, выгравированная на латинском языке: «Сделал Пётр Хеле из Нюрнберга в году 1510».

— Хеле? — удивился бургомистр.

— Не важно, как я сократил свою длинную фамилию, — заметил часовой мастер, — вы только посмотрите на эти часы, на их внутренности…

— Часы, как часы… пружинные. Ничего нового не вижу. Ведь пружинные часы у нас уже давно делали. Эти только уж совсем маленькие, таких еще не было. А пружинка-то какая малюсенькая… И, что? Они ходят? — спросил, наконец, гость заключенного.

— Ваше превосходительство, лучше всего, чтобы вы сами лично убедились. Одного завода пружины хватает на сорок часов!

— Быть не может! — удивился бургомистр. — Большие, настоящие часы и те не ходят дольше восьми часов, а потом их опять надо заводить.

Но всё же он внимательно посмотрел на открытый механизм хейнлейнсвского изобретения.

— Ты прав. Хоть твои часы и пружинные, а что-то в них есть такое, что отличает от остальных. Вот и бильянц[1] совсем другой формы. А это что? Обо что он так ударяется? — теперь уже не на шутку заинтересовался бургомистр изобретением заключенного.

— Это две свиные щетинки, ваше превосходительство. Они эластичнее металлических проволочек, лучше отбивают бильянц. Это благодаря им мои часы ходят в любом положении.

Бургомистр долго рассматривал механизм новых часов. Наконец, внимательно посмотрев на Хейнлейна, сказал:

— Я ошибался, дорогой друг. Часы эти совсем не похожи на все предыдущие. Да и в отношении тебя я тоже ошибался…

— Ваше превосходительство, — прервал его часовой мастер, — только благодаря этим годам одиночества и полного спокойствия я смог добиться своего. Вам, моему доброжелателю, я и хочу отдать свое изобретение.

— Мне? Эти часы? Петр, ведь это единственные часы в мире! Их можно бы подарить даже царю!

— Эти часы сегодня единственные, но одновременно только первые. Часы, которые можно носить при себе, понравятся всем, а я их сделаю много.

Спустя четыреста лет после изобретения первых карманных часов, в 1910 году в Нюрнберге был поставлен памятник Петру Хейнлейну. Молодой человек в средневековой одежде стоит, держа в одной руке часы, а в другой какой-то инструмент. Глаза его смотрят на механизм так, как будто хотели бы еще внести какие-либо поправки. A у ног лежит брошенная гиря с цепочкой — символ старых и неточных часов.

Ганна Кораб