Горный цветок

Надежда

Заметая следы, банда уходит в горы. Бир хорошо ориентируется и здесь.

— Раз внизу дождь, наверху ждите снега или снега с дождем, — поучает он. И верно, чем выше они поднимаются, тем гуще лепят мокрые белые хлопья. Сильнее становится ветер.

— Черт нас понес в горы, — ругается красногубый.

— Заткнись! — обрывает его Бир. Он видит, недовольны и другие, хотя главарь и не ошибся: наверху их встретил спасительный снег. Они злы потому, что рейд сложился совсем не так, как обещал Бир. Мужики встретили их враждебно. Одни, видать, комиссаров испугались, другие продались. Продукты приходится брать силой. Это к хорошему привести не может. А сейчас по пятам гонятся пограничники.

— Уходить треба совсем, — настаивают начальники сотен, — у лес!

Бир хмурится, слушая их советы. Он и сам хочет не меньше их оторваться, уйти от погони. Но в лес нельзя. Дурни! Они не поймут, что именно на пути туда их и хотят перехватить «зеленые шапки». Бир не желает еще раз рисковать своей головой. Обстановка сложная. Но Бир уверен в себе. Его план — в горах замести следы и все же, вырвав у пленного признание, неожиданно соколом налететь на села, вырезать активистов, а оттуда уже — в безопасное место.

Бир не знал, как он выйдет из создавшегося положения, но в том, что ему удастся выпутаться, не сомневался. Даже в самых критических обстоятельствах, когда разум не мог уже дать совет, он собачьим чутьем находил выход.

Так было и прошлой осенью, когда убили Хрина. Бира предали, и они попали в кольцо. «Зеленые шапки» наседали, загоняя их на дальнюю опушку леса. Справа было болото, слева пограничная застава и пропасть.

Бир опасался, что в лесу их ждет засада. Хрин надеялся, что им удастся прорвать кольцо. Бир послал с Хрином всех — три отборные сотни. Он бросил их в узкую горловину между заставой и пропастью. Хрин рассчитывал на удачу. Бир почти не верил в него, но это был единственный шанс.

«Зеленые шапки» разгадали маневр. На пути сотен оказались главные силы пограничников. Толпы бандеровцев ринулись назад. Бир понял, что это конец, и бросил всех, пошел навстречу пограничникам. Да, да, навстречу, один.

В пылу боя пограничники, преследовавшие бандеровцев, прошли мимо притаившегося в кустах Бира, и он пробрался дальше в тыл.

Свидетелей не было. Весь курень был перебит или попал в плен. Только двое бандеровцев, которых Бир посылал на связь, перешли границу. Никто не знал, как спасся Бир. Он сам рассказал Бандере, как геройски сражался курень, как у него на руках умер Хрин, и о том, как он с горсткою храбрецов пробил себе дорогу и спасся…

Бир объявил, что теперь без свидетелей, известных пограничнику, будет трудно привести в исполнение его замысел: больше всего Бир хотел восстановить пошатнувшийся престиж.

— Я сам дрожу от этой проклятой сырости, — поеживался главарь. Ему понятно настроение сотен. Кольцо сжимается. Они чувствуют это. Его раздражает сырость, для нее нет преград, она проникает повсюду. Успокаивает одно — ночью они должны прийти в безопасное место. «Зеленые шапки» долго будут распутывать их следы. Но пока Бир не уверен, что они в безопасности. Какое-то неясное предчувствие беспокоит его.

Сотники во всем согласны с вожаком, только требуют немедленной казни солдата. Своей стойкостью он плохо действует на их людей.

Бир и сам был бы рад поскорее разделаться с пленным, но для этого нужна гарантия, что они надежно запутали свои следы. Бир, как всегда, осторожен. Для зрелища нужно место и время. Просто убить пленного, как требует красногубый, он не хочет. После того, что произошло, это невозможно. Бир невольно дотрагивается до щеки, заклеенной пластырем.

«Ни, не просто вбити, а зломати его, зломати на очах у всих», — мечтает Бир. Он уверен, что на этот раз солдат не выдержит, будь он хоть сто раз чекист и коммунист. Еще не родился такой человек, который бы сумел перенести то, что придумал Бир.

Идею, собственно, подал рябой. Но Бир развил ее, придумал, например, сбор сотен на одной поляне, и сейчас главарь выдает этот план за свой. Долговязый молчит, довольствуясь обещанной наградой.

Весь вечер и половину ночи бандеровцы кружат по тропам. Теперь даже осторожный вожак уверен, что им удалось запутать следы.

На исходе ночи главарю не спится. Бир смакует подробности задуманного зрелища. Оно не только восстановит, но и укрепит его авторитет, хлопцы поймут, на что способен Бир. И не только они.

Главарь мечтает, как, казнив пограничника и разделавшись с мужиками, которые их выдают, он вернется и расскажет Бандере, каким трудным и опасным был этот рейд. Бандера поймет. Только он, Бир, мог справиться с ответственным заданием в сложившейся обстановке…

Бир ловит себя на мысли, что расслабился. А этого допустить нельзя. Он должен быть начеку. Иначе… Даже его чутье может изменить.

Во мгле повис тяжелый багровый месяц. При его свете Шныриков увидел скалистые хребты Гарганских гор, которые Рудой окрестил «петушиными гребнями».

Пограничнику хорошо знакомы их поднебесные кручи с острыми вершинами. Скалистые, крутые, безлесые, они были крепостью, которую довелось штурмовать Николаю и его товарищам по Четвертому Украинскому фронту. Здесь пулеметчика Шнырикова со взводом пограничников забросили в тыл гитлеровским егерям. Атакованные вдесятеро превосходящими силами гитлеровцев, пограничники стояли насмерть и удержали перевал до подхода своих.

Он верил: и теперь на помощь придут друзья. Они где-то близко. Об этом говорит беспокойство стражей, стрельба, петляние по лесам, внезапный уход бандеровцев в горы.

Уже несколько часов льет дождь. Неужели Серега потерял их след? Дождь и снег. Вокруг опять все помутнело. Горные потоки вздулись, словно вены на теле земли. Пелена сгущалась. Даже ели, растущие вблизи, едва видны. Дождь льет частый и крупный, как, бывало, дома весной.

…Босые ноги шлепают по лужам, оставляя на размытой дождем дороге следы. Впереди, лениво обмахиваясь хвостами, степенно идут коровы. Они то и дело останавливаются, будто оглядываясь на шагающих за ними деревенских мальчишек.

Ребята гонят стадо на выпас.

«Слыхал, Колька, челюскинцев сняли с льдины? Во здорово! Это летчики!..» «Водопьянов, Леваневский, Ляпидевский, — залпом уточняет всезнающий Михаил. — Мне учительница говорила. Я, ребята, как вырасту, тоже летчиком стану». «Так тебя и возьмут!» «Возьмут, — уверенно парирует Мишка. — Батя сказывал, что Гришка, сын сторожа из деревни Тупик, в армии выучился на летчика. А что, Комаровка хуже?»

Комаровка… Она была для них целым миром.

Рубленые, низкие, конопаченные мхом избы под соломенными крышами, в которых керосиновая лампа только начала вытеснять лучину. А теплая печь!.. Сколько раз они с Мишкой, бывало, на этой печи, мечтали…

— Отдыхаешь? — долговязый подозрительно смотрит на пленного. Сегодня им не до пыток. Пограничники рядом. Нужно уходить скорее.

Шныриков, слышавший выстрелы карабинов, все понял.

Надежда снова затеплилась в душе. Товарищи недалеко. При мысли о них Николай забывает о боли. Еще час, два, день — ребята наверняка найдут верный след. Их, наверное, ведет Серега…

Только суждено ли им увидеться? Когда банду настигнут, «кабан», конечно, прикажет убить его…

И все-таки Николай надеется. Наперекор всему хочется жить.

И он будет жить. Вера придала силы. Николай уснул. Словно и не было кошмара истязаний, будто не его ждала смерть.

Снова приснилась Комаровка. Старенький деревенский дом и двор, по которому метался огненно рыжий Шарик.

Сильный удар в бок разбудил Николая.

— Не храпи, думать мешаешь! — шипит рябой и скалит зубы, довольный собственной остротой. И в то время, когда губы его растягиваются в улыбке, глаза продолжают смотреть немигающим мертвым взглядом.

«Опять будет пытать!» — содрогнулся Николай. Снаружи донесся какой-то шум и крик. Долговязый, чертыхаясь, вышел из бункера.

Шныриков изнемогает. Ему кажется, что он не выдержит больше пыток. Но он должен выдержать, он обязан…

Все то, что Николай перенес у бандеровцев, позволило ему яснее, чем когда-нибудь, ощутить, насколько нужна людям их пограничная служба.

Изнемогая от ран и боли, он все же не чувствует себя побежденным. Нет, он не повержен. Побеждает он…

— Вставай! — В блиндаж в сопровождении долговязого вошел красногубый. — Не притворяйся!

— Шо ты его уговариваешь, дай я его подниму! — сказал рябой.

Но Шныриков на этот раз их не слышит. Силы оставили его, и он вновь потерял сознание.

— Вроде без памяти, — сплюнул долговязый и длинно выругался, — придется нести.

— Проклятый москаль! — дергается красногубый. Нагнувшись, он хватает пограничника за ногу и тащит. — Тяни за вторую.

На поляне, куда они волокут пленного, их ожидают сотни. В сборе все, кроме тех, кто караулит лагерь. Бир обещал зрелище. Обозленные, усталые, страшась угрожающей им опасности, они свирепо радуются предстоящему развлечению.

Снег и дождь прекратились. Прояснилось небо.

— Сейчас будет казнь, — обещает Бир.

Главарь, как опытный режиссер-постановщик, продумал все детали спектакля.

Он сам выбрал деревья. Бир уверен, пограничнику не устоять. Мертвый и тот не выдержит…

— Вы побачите, як вин зломается, — говорит главарь. — Кличьте усех, нехай побачут. — Биру хочется, чтобы все видели его победу.

Николай лежит без сознания недалеко от деревьев, где распоряжается Бир. Он не знает, что замыслил вожак. Впрочем, Шныриков не ждет ничего хорошего. Еще утром красногубый сообщил ему со злорадной улыбкой:

— Отнянькались мы с тобой. Сегодня Бир зломает тебя.

Не зная точно, что затеял «кабан», Шныриков понял: конец.

«Только бы устоять. — Шныриков смотрит на перекошенное злобой лицо красногубого. — Должен выдержать. Отроду не было предателей среди Шныриковых…» Перед глазами проплыли лица деда, отца, дяди… «Ваш муж, бронебойщик Алексей Кондратьевич Шныриков, пал смертью героя…»

Николай представил себе этот миг. На дядю Алексея, громыхая гусеницами, ползут тупорылые бронированные чудовища.

Дядя нашел силы, как тот солдат, которого замучили бандеровцы. А Михаил, направивший горящий танк на машины фашистов?

И он, пограничник ефрейтор Шныриков, умрет как солдат. Зря сорвали значок с его гимнастерки. Комсомол у него в сердце, врагам его не достать. А боль? Стоит ли ее бояться? Он ведь уже переступил ту незримую черту, которая разделяет жизнь и смерть. Пусть боятся враги. Им не уйти. Возмездие близко. Не сегодня, так завтра они будут разбиты. Их действительно много. Красногубый не соврал. Наверное, сотни три. И все же они бегут. Прячутся… Их преследуют не только пограничники, но и страх…

Пытки сделали Николая совсем слабым. Без посторонней помощи ему не сделать и трех шагов. Но вера его жива. На последнем привале, лежа у дерева, Николай нацарапал на гладкой коре несколько букв: «Верю!»

На большее не хватило сил. Но товарищам достаточно будет и этого. Напрасно бандеровцы тщательно маскируют следы. Все равно их прочтут Серега, Варакин…