IX. «ДОМ ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ»

Товарищ Том сказал правду: лавочник и близко не подошел к белому дому на солнце. И даже Васька перестал шататься около калитки. И никто больше не стучал в дверь страшными кулаками, - и никто больше не свистел за забором и не на кого уже было лаять веселому кудлатому Карошке.

Каждое утро Фомка выходил теперь вместе с Лихунькой и Артюшкой на сквозной рыжий от осени бульвар и, прижав к груди узелок с книжками, бежал в припрыжку через лужи в школу мимо синего, синего Ходынского поля; мимо широких ангаров - самолетовых домиков, мимо трамвайной станции, мимо чугунных коней на высоких воротах.

Теперь и от Фомки, как и от других ребят, тоже пахло по утрам мылом, зубным порошком, молоком и черным дуплистым хлебом, - и также, как у всех, лежала у него теперь в оттопыренном кармане куртки румяная булка, приготовленная на завтрак. Теперь Фомка не выколачивал уже больше лавочииковых полосатых перин и не таскал тяжелых ведер с водою.

И о перинах, и о воде, и о горячих самоварах, и о тележках с помидорами все рассказал Артюшка в школе своему отряду.

- Не отдадим! - кричали пионеры. - Не отдадим! Пускай лавочник сам себе капусту квасит, если хочет… И Ваське этому тоже не спустим! И не подумаем!

И так же дружно, как и члены товарищества «Друг», пионеры подняли руки и пообещали все, как один, Фомки никому в обиду не давать.

Дома, после этого собранья, Артюшка весь вечер не вылезал из-за стола. Высунув язык от усердья, он старательно вырисовывал на большущем листе бумаги замысловатый рисунок дня школьной стенгазеты. И только изредка сердито порявкивал, - совсем, как медведь на цепи, на Фомку и Лихуньку, навалившихся сзади на его плечи.

- Отстаньте! - кричал Артюшка. -Дайте дыхнуть! У меня из-за вас лавочников живот нигде не помещается!

Фомка и Лихунька на минутку откидывались от Артюшкиной спины, но потом, не утерпев, опять наваливались еще сильнее.

Каждому хотелось увидеть первому, как Артюшка приделывает рыжую бороду и тоненькие ножки к круглому шару лавочникова живота и как прячется маленький человечек-Фомка за тесной стеной других человечков, - в которых сразу и без всякой ошибки можно было угадать пионеров. Такие красные галстуки были у них на шеях и такие веселые флажки подымались над их головами!..

Артюшка рисовал, - а рядом, заложив руки за спину, расхаживала Наташа и вслух сочиняла стишки. - подписи к Артюшкиной картинке. Стихи должны были выйти самые замечательные, - но пока не выходили совсем никакие и Наташа от нетерпенья топала ногами и фыркала, как кит. Аза Наташей, не отставая, шагала Асенька и, заглядывая Наташе в лицо, подсказывала ей самые смешные слова, какие только могла вспомнить, - но это, все равно, нисколько и ничему не помогало.

…И вот примчался Фомка к нам!.. -сочиняла Наташа, красная, как флажок на Артюшкином рисунке.

…примчался Фомка к нам! -повторяла за ней Ася.

- А Ваське… а Васька… а с Васькой, - мучалась над непослушными стихами Наташа.

- Болит живот! Живот болит у Васьки, - обрадованно подсказывала Ася.-У Васьки болит живот, и ему касторку дают!

Но Наташа отмахивалась от Аси, как от мухи, - и, вдруг, подпрыгивала на месте:

- А Ваське худо по ночам! - кричала она и весело всплескивала руками.-Вот это да! Здорово! Совсем, как у Пушкина!

«И вот примчался Фомка к нам,

А Ваське худо но ночам

Потому что от хлопот

У него болит живот!»

- Здорово! - кричал Артюшка.

- Здорово! - кричал Фомка.

- Здорово! - кричал и Лихунька, - и отскочив от стола, - все трос плясали на одном месте, распевая замечательные Наташкины стихи.

Но Наташа уже не может остановиться. Стихов теперь уже не нужно придумывать. Они выдумываются сами, - одни лучше других; только поспевай говорить.

«Помидоры он таскает,

Воду в бочки наливает»;

Захлебываясь, говорит Наташа, встряхивая стриженой головой

«И от этого мученья

Он не может есть варенья!..»

- Пр-равильно! - вопит во весь голос Фомка и так стучит кулаком по столу, что стакан с Артюшкиными кисточками пошатывается и звенит; и мутная сине-черная вода плещется через край стакана на желтую клеенку стола.

«Ну, а Фомка очень рад,

Поступает к нам в отряд.

Пионером стал наш Фом…»

Тут Наташа на секунду останавливается и беспомощно оглядывается но сторонам.

- Наш Фом .. -тихонько повторяет за Наташей Асенька и хмурит брови, придумывая что-нибудь посмешнее.

Но Наташе не нужна больше Асина помощь. Она смотрит на потолок, на пол, на белые стены, - и выпаливает с торжествующим видом:

«Пионером стал наш Фом

И растет, растет, как дом!…»

- Ура! - кричит опять Фомка.

- Ура! - кричит и Лихунька.

И один Артюшка не кричит ничего. Артюшка поджимает губы и морщит нос. А потом смотрит на Наташу прищуренными глазами, - долго, долго, - самую долгую минуту, - и говорит наконец, сквозь зубы.

- А про дом ты выкрала и это очень стыдно!

- Как, выкрала? - кричит Наташка и подскакивает к брату.- Где я выкрала? Ты врешь! Ты всегда врешь… Я ничего не крала! Ни одной капелечки!

- Нет, - выкрала! - упрямится Артюшка. - Это то самое, где Жучка и сено… Там тоже воз, как дом. Я очень хорошо помню…

- Я тоже помню! - горячится Наташка. - Только это вовсе не при чем. Там воз, а у меня Фомка… Совсем другое!

- Нет, не другое!

- Нет, другое!

- Нет, не другое!

- Не другое! Не другое! - кричат за Артюшкой и Лихунька, и Фомка. А Асенька смотрит на красную от злости Наташку, смотрит на Артюшку и только головою качает. И потом, подумав, говорит тихонько.

- Ну да, другое! Вот, когда бы у Фомки вместо ног одни колеса были, - так это было б не другое… А у Фомки не колеса, а ноги. - И, еще подумав, - прибавляет уже совсем шепотом.

- И даже в калошах…

От Аськиных слов смеется Фомка, фыркает Лихунька, улыбается Артюшка и только одна Наташка стоит сердитая, носом в стенку, - а пальцы в кулаки. Но Асеньке жалко сердитую Наташку. Она дергает Наташку за юбку и заглядывает ей снизу в лицо.

- Не надо плакать, - говорит Ася Наташе. - Не надо плакать! А то у тебя от слез все глаза лопнут. И будешь ходить безглазая, - как гусеница на дереве…

Но теперь уже и Наташа начинает немножко смеяться. Совсем тихонько смеется сердитая Наташа, - но, все равно, всем делается сразу еще веселее и смешней. И всем делается сразу видно, что Наташка вовсе не только красная и растрепанная от злости девчонка, - а что ее стихи и вправду совсем хорошие стихи, -а на щеках у нее, когда она улыбается, -делаются ямочки,-и ни у одной гусеницы, конечно, не бывает таких веселых и черных глаз, - и что она настоящий товарищ и самый настоящий член товарищества «Друг».

- Ну, уж ладно! - говорит примирительно Артюшка.- Другое, так другое. Только ты напиши поразборчивей, чтобы вся первая группа прочла!

- Хорошо, я напишу! - соглашается Наташка, - и прибавляет, потупившись. - А вместо дома, можно и другое придумать… Вот., скажем так:

Пионером станет Фом,-

И в комсомол пойдет потом!

- Вот это здорово! - соглашается Артюшка. - Это уж, правда, совсем, как у Пушкина. Так и пиши!..

- Так и напишу!-откликается обрадованно Наташка и уже придвигает табуретку поближе к столу, чтобы записать свои замечательные стихи, как вдруг на улице за окном фыркает и гудит остановившийся у самых ворот автомобиль.

Опрокидывая на бегу табуретки и стулья, ребята, толкаясь, налипают на окошко. Фонари автомобиля далеко освещают черную, грязную дорогу. Самою автомобиля в темноте не разобрать, - зато и сюда слышно, как стучит и цокает мотор, - нетерпеливое автомобилье сердце.

- Это опять за Томом! - говорит Артюшка, оборачиваясь к своим приятелям. - Верно, - опять в «Дом хороших людей»! повезут… Вот бы и нам туда…

- А ты попроси! - советует Артюшке Лихунька, и кивает на дверь. - Попроси! Слышишь?

Но Артюшка только пожимает плечами. Глупый Лихунька! Будто Том и без того не повез бы ребят, если бы только было можно. А не везет, - значит, нельзя. А - нельзя, значит, и приставать нечего…

И Артюшка уже открывает рог, чтобы сказать все это Лихуньке, - но сказать ему ничего не удается. В дверь громко стучат. Раз. Два. Три. Стучат громко, но от этою стука никому не страшно, - потому, что это стучит Том,- и все сразу узнают это.

- Дети! - говорит товарищ Том, распахивая дверь. - Кто хочет ехать со мною смотреть наш новый «дом хороших людей»? Только, - чур! Самых маленьких не брать! Поедут Наташа, Артюшка, Лихуня, Фома и Кэтти-Катюшка!

- А я? - спрашивает Асенька и моргает глазами, чтобы слезы не .мешали ей смотреть на товарища Тома. - А я?

- А разве ты не маленькая?-спрашивает Асю товарищ Том и, наклоняясь, подхватывает ее на руки.

- Нет, я не маленькая!-отвечает ему Асенька и тычется мордочкой в Томово плечо. - Я уже четыре буквы знаю… И картошку умею чистить… И зайцу сама штаны с мылом выстирала… Вот Танечка у Сергеевых - та маленькая… Она и ходить не умеет. Совсем не умеет. Даже на цыпочках!…

- Вот тебе и на!-смеется товарищ Том. - Выходит, ты и, вправду, уже не маленькая. Придется, видно, и тебя брать. А я и не заметил, как ты выросла!.

И товарищ Том сам натягивает на Аськину головенку мохнатую шапочку с шишечкой, - сам застегивает ее пальто, - сам завязывает шарфик на шее и сводит ее с лестницы тоже сам.

В автомобиле дети становятся сразу тише. Сырой осенний ветер забивается под кожаный верх с тусклыми слюдяными оконцами и щипает щеки. Лужи с плеском расступаются под толстыми шинами и автомобиль, подпрыгнув на переезде, мягко выкатывается на гладкий асфальт Ленинградского шоссе.

Сначала товарищ Том не говорит ничего, - но потом, - кладет руку на колено Фомке и наклоняет к нему ближе свое смуглое, темное лицо.

- Фом!- говорит товарищ Том. - Я говорил сегодня о тебе в нашем «доме». В том самом доме, куда мы сегодня едем с тобой. Тебя там ждут. Для тебя там уже готовы и кровать, и стол, и книги, - и все, что нужно такому парнишке, как ты.

Фомка смотрит на товарища Тома и хлопает глазами. Какой дом?… И кто может ждать там его, - Фомку, лавочникова батраченка, - еще позавчера таскавшего тяжелые ведра и колотившего палкой противные полосатые перины… Кому он там нужен такой?… И зачем?..

- А зачем?-спрашивает тихонько Фомка товарища Тома - но Артюшка не дает договорить ему.

- Ура! - кричит обрадованный Артюшка и хватает за руку Тома. - Значит Фомка на совсем в Москве останется? На совсем? На совсем?

Товарищ Том смеется и отбивается от Артюшкиных рук, губ и разбрыкавшихся ног…

- А это ты спроси у Фомки! -наконец, выговаривает он.- Захочет, - будет в Москве, - захочет, - к бабке в деревню вернется - вот только к лавочнику его не пустим. Если даже и захочет.

- Да, что я дурак,что ли! - вопит в свою очередь Фомка и в свою очередь хватает Тома за рукав куртки.-Да я к лавочнику и на порог не пойду!.. А к бабке я поеду,-это да!.. Только сначала на тракториста выучусь, - или на милицейского, - или еще на кого…

- Валяй на тракториста,- опять кричит Артюшка. - Тракторист, - это вроде шофера… А я шофером буду!.. Или летчиком!.. Или дома строить буду… Это, тоже, хорошо!

- Все хорошо! - отвечает Артюшке товарищ Том и гладит его тихонько по плечу…

Автомобиль вырывается наконец из темноты и тишины широкого шоссе. За слюдяными оконцами мелькают огни Балтийского вокзала, - затем освещенные окна магазинов, затем пестрые вывески кино, - затем снова тень и синь полуосвещенных переулков, - и наконец, затрубив, как слон, автомобиль останавливается у подъезда.

- Вставайте! Приехали! - говорит товарищ Том и выходит первый, подхватывая на руки замешкавшуюся в дверях Асеньку.

На освещенной широкой лестнице гулко отдаются торопливые шаги ребят. Пахнет свежей известкой, масляной краской,- только что отструганным смолистым деревом и не высохнувшим еще, как следует, лаком. Из широких коридоров двери раскрываются в светлые, просторные комнаты. Под потолком сияет электричество в молочных матовых колпаках. «Томово электричество!» думает Артюшка и улыбка сама разжимает его сжатые от волненья губы.

В комнатах белеют кровати. На окнах, прикрытых желтыми занавесками, стоят цветы. В белых, выкрашенных масляной краской, шкафах пестреют разноцветные обложки книг.

- А где же дети?- спрашивает Асенька и даже заглядывает под кровать - Смотри Том! Сколько комнат и никаких детей!

- А дети еще будут! -отвечает Асеньке Том и весело оборачивается к старшим. - Дом откроется только через несколько дней. К седьмому ноября. Вот тогда детей будет сколько хочешь. И каких хочешь. И таких черных, как мая Кэтти. И таких белых, как Фомка. И таких желтых, как ты, Лихунька.

Артюшка кивает головой и тихонько вздыхает.

- И Фомкина кровать тоже здесь?- спрашивает он.

- Конечно здесь! - отвечает товарищ Том. - Если он только захочет, разумеется!

Но Фомка только кивает головой и не отрывает глаз от пестрых книжек, веселых картинок и сквозной зелени растений на окне.

Дети обходят с Томом весь дом и снова выходят на гулкую лестницу. В распахнутую дверь видны мокрые плиты тротуаров, - блестящий асфальт и на освещенном автомобильными фонарями кусочке мостовой светится частая сетка дождя.

- Вот и опять дождь! - говорит товарищ Том…-Шагайте быстрей! Да не лезьте в лужи…

С визгом и криком прыгают дети в вздрагивающий на месте автомобиль. Товарищ Том усаживает осторожно Асеньку рядом с собой и поправляет воротник пальто.

Один только Артюшка на минутку задерживается на ступеньках подъезда. Еще раз, - еще в последний раз он осматривается вокруг себя, - на освещенную широкую лестницу,- на сквозную клетку подъемной машины, - на красный намокший под дождем флаг, свисающий над крыльцом, и на маленькую табличку, прибитую к дверям. Там разными буквами и на разных языках написано название нового детского дома, - для детей - белых, как Фомка, черных, как Кэтти-Катюшка, и желтых, как маленький китайчонок Лихунька…

Артюшка всматривается в эту надпись, но незнакомые буквы ничего не говорят ему.

И, пока Том усаживает в автомобиль ребят, Артюшка тихонько вытаскивает из кармана огрызок карандаша и приписывает внизу под непонятными буквами - мелкие, мелкие кривые Артюшкины каракульки.

«Дом хороших людей».


Загрузка...