Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

И, чтобы Нэйси отстала, кинулась бегом в тоннель.

— Стой! – окликнул позади голос командира. – Лесли!

Да вернусь я, чего он боится?

Взрослые, что с них взять. Все у них смертельно опасно, хоть на улицу не выходи. Сами же ходят – и ничего.

Под ногами гулко забухала решетка. Я пронеслась через мостик, свернула за поворот и уже честно собиралась вернуться назад – как вдруг ржавая решетка со скрежетом подалась под ногой.

Я еще успела подумать, что ухвачусь за край, но почему-то не успела. Пол провалился, и я полетела вниз, в темноту. Ветер взвыл в ушах, затем последовал сильный удар обо что-то жесткое, в это жесткое я врезалась рукой, затем, перекувыркнувшись, полетела дальше и снова врезалась.

А дальше не помню.

Помню только, как кто-то плеснул ледяной водой в лицо – даже уши онемели, а с волос, так и вообще, ручьями стекало. Было холодно и жестко, и я поняла, что лежу на камнях, и в комнате ужасно тесно – даже не выпрямиться, потолок низко-низко, а стенки сводчатые и кирпичные. Я захлебнулась и мотнула головой.

— Ну? – насмешливо произнес кто-то над самым ухом. – Очнулась?..

Дэннер

— Лесли! – что есть сил, заорал я, кидаясь за девчонкой. Даже фонарь не успел подхватить – но мне вполне хватало частого дробного перестука шагов впереди, в темноте. На них я и ориентировался. Вот, бестолочь!..

Кожу немилосердно жгло, руки болели, правую ногу я успел где-то подвернуть – хороший из меня спринтер, ничего не скажешь. Прям хоть сейчас на олимпиаду. Все, хочу медаль. В отличие от Лесли, которая была как раз таки вполне себе здорова, и с фонарем, перспектив на эту самую медаль я не имел ровным счетом никаких, но об этом думать было некогда. Тут бы ребенка в катакомбах догнать, и мне абсолютно все равно, чего я там могу – а чего не могу, это никого волновать не должно.

Я задыхался, и позвать девчонку на ходу не получалось. Зато во рту метров через четыреста образовался солоновато-железистый привкус. Ну все, приехали. Ах, да, я же воды в резервуаре наглотался, пока с тварью барахтались.

М-да, везет, ничего не скажешь.

Я успел дважды споткнуться в темноте и навернуться, от души отматерить неразумное дите, сунувшееся в подземелья, вскочить и чертыхнуться еще разик – когда впереди раздался грохот, а шаги Лесли неожиданно стихли. Я завернул за угол, прошел еще несколько шагов, едва не приложился головой о низкую сводчатую арку – и почти физически ощутил, как под ногами разверзлась пустота. Пол сделался ржаво-решетчатым.

Дальше я шел уже медленно и осторожно. Еще провалиться вслед за Лесли и сломать себе чего-нибудь мне сейчас как раз и не хватает – тут проржавело все вконец, коммуникации старые и давным-давно неухоженные.

Как я и ожидал, буквально через несколько метров в полу обнаружилась дырка с рваными краями, загнутыми вовнутрь. Пришлось лечь на пол и ползти по-пластунски.

Внизу было темно. Дна у дырки не просматривалось, но делать было нечего. Если Лесли еще жива – ее нужно как-то вытащить. А жива она в том случае, если провалилась не очень глубоко. Я позвал ее, голос эхом отразился от стенок тоннеля, причудливо искажаясь. Внизу отозвалась возня.

Что ж, где наша не пропадала. Стараясь не очень тревожить чудом уцелевшую решетку, я осторожненько переполз на самый край и, оттолкнувшись, спрыгнул вниз.

Короткое падение завершилось широкой, обитой мягким прелым войлоком, трубой, на которую я приземлился и, не удержав равновесия, полусвалился-полуспрыгнул в какую-то леденющую лужу, где, не удержавшись, упал на четвереньки. Правда, тут же вскочил… Вода окатила лицо, и боль от ожогов слегка притупилась, что немного возвратило мне ориентацию в пространстве и способность трезво мыслить, вслед за чем я немедленно обозвал себя идиотом, впрочем, сразу сообразив, что глупость уже сделана, и ругаться поздно.

Тишина давила на уши.

И вдруг далеко впереди послышались быстро стихающие шаги. И свет фонаря.

Я на всякий случай проверил крепления метательных ножей на руках и осторожненько двинулся следом.

Как я собрался кидаться ножами в темноте? Что за вопрос? Как-как, на звук.

Значит, мы тут не одни. Интересно. Все интересней и интересней, я бы сказал. Сколько лет тут живу – так ни за что бы не подумал, что под городом имеется еще город.

Хотя, откуда-то же взялись поезда...

Да-да, я все еще о поездах. И нечего на меня так смотреть.

Туман, не видно ни черта.

И куда эту бестолочь понесло, спрашивается?!..

И стоило мне только пройти несколько метров – шел я, цепляясь одной рукой за трубу, чтобы не потерять направления – как вдруг послышался чей-то далекий и слабый голос, похожий на голос ребенка.

Я остановился. Эхо причудливо искажало звуки, превращая в странную мелодию плеск воды от моих шагов. Вода тихонько журчала – почти по колено, лужа сделалась стремниной.

Голос позвал снова. Мне даже показалось, что уши у меня дернулись, будто у собаки – так я старался разобрать его в приглушенном многоголосье подземелья.

Вот, пожалуйста, Селиванов. Хотел найти ребенка – получите, распишитесь. Бандеролька до востребования.

Тьфу, ты! Черт-те-что здесь творится в канализации этой. В глазах начинает темнеть от испарений, голова кружится – расстроился бы – да без фонаря и так-то ни черта не видать. Впервые за все время рейда – или даже впервые за всю мою чертову жизнь – командира четвертого взвода Селиванова, более известного под именем Дэннер, посетила-таки Она. Здравая Мысль, то есть. Здравая Мысль, если ее озвучить, звучала бы примерно следующим образом: Селиванов, где, туман тебя побери, тебя черти носили, когда боги раздавали мозги?!!

Ну, как-то так.

Голос, кажется, заплакал.

Нет, это не Лесли, точно.

Тут мне сделалось до того тоскливо, что возникло нездоровое желание впасть в тихую истерику, побиться головой об осклизлую каменную стену, или же, к примеру, по ней же и карабкаться наверх. Не то вследствие отравления, не то от боли и усталости, мне, человеку, который в жизни ничего не боялся и ни перед чем не отступал, вдруг до одури, до безумия, непреодолимо захотелось броситься на пределе человеческой скорости искать выход наверх. Больше ничего не нужно, клянусь. Только наверх, наверх, увидеть небо над головой, тусклый дневной свет, вдохнуть свежего хвойного воздуха, ощутить ветер, а не теплый затхлый сквозняк канализации.

Так, все, довольно. Ну-ка, соберись, товарищ командир, и вообще, отставить истерику.

Отставить истерику!

Ну, вот. Стыдно, черт побери... Здоровый мужик, а веду себя не лучше нервной девицы пубертатного периода.

А, ну да, я же псих... давно пора смириться...

За всеми этими размышлениями я и сам не заметил, как узенький коридорчик завернул налево, где и раздался вширь, разделившись продольным бортиком на две неравные половинки, за одной из которых, более низкой, тихо плескалась вода. Видимо, она когда-то вырвалась на свободу из обвалившейся трубы, большой дохлой змеей высовывающей из мутного потока шершавый, покрытый рыжей ржавчиной, бок.

Стоп, а с чего это я, собственно, навоображал тут себе трубу? Я ее видеть не должен – будь я хоть десять раз безумец, а глаза-то у меня все же человеческие.

Секундой позже окончательно уставшее сознание соизволило-таки выдать мне информацию о карманном фонарике, лежащем на выступе стены над головой и тусклым синеватым светом озарявшем картину. Кто и зачем его туда закинул – лично для меня оставалось загадкой, но интересовало меня вовсе не это.

Голос впереди – там, где коридор протягивал в темноту еще одну, более узкую ветку. Там, впереди, в потоке что-то смутно белело.

Я, дотянувшись, ухватил фонарь, и он тяжелым цилиндриком лег в ладонь, обжигая металлическим холодком обнажившиеся нервы. Я привычно стиснул зубы – и вдруг ощутил неприятный холодок в груди. Сердце забилось чуть быстрее.

Фонарь был покрыт солидным, промокшим, слежавшимся слоем пыли.

Но он горел.

Горел так, будто в него только что вставили новые батарейки.

При этом, вероятно, к нему не прикасаясь.

Я где-то читал, или, может, слышал о сбоях пространственно-временного континуума, когда время и расстояние сминаются, подобно листу бумаги, на котором нарисована карта. И все, что есть на этой карте, перемешивается самым непредсказуемым образом. Так, можно войти в дверь ребенком и через минуту вернуться дряхлым стариком на сто лет назад в своем реальном времени.

Лесли!..

Только не это. Боги, только не это. Прошу вас, спасите ребенка... только спасите ребенка, с остальным я и сам как-нибудь справлюсь... Честное слово! Только спасите ребенка...

Ребенок, тем временем, не замедлил себя явить.

— Кто здесь?!.. – Голосок оборвался частым, неровным дыханием из темноты – будто у перепуганного щенка. А я выдал самую идиотскую фразу, на которую только был способен в подобной ситуации.

— Патруль... все хорошо, не бойся. Я не причиню тебе вреда.

— Правда? – строго уточнили из темноты. Я зачем-то кивнул, хотя ребенок и не мог меня с такого расстояния увидеть. Для него я оставался ярким синеватым пятном фонаря.

— Обещаю, – вслух отозвался я, делая шаг вперед. Дальше пол обрывался, внизу тихонько журчала вода, поблескивая в свете фонарика. Я спрыгнул вниз, подняв каскад мутных брызг и едва не ухнув носом в почти целиком состоявшую из воды субстанцию. Правда, ведь, навскидку шестьдесят процентов – почти целиком?.. Правда-правда?.. Не ломайте мне сказку, я сказку хочу.

— Я здесь, – сказал ребенок, призывно замахав рукой. Я перевел луч фонарика, уловив движение в темноте.

Девочка. Маленькая пухленькая девочка в некогда белом платьице, с копной растрепавшихся черных волос, и густая челка щеткой лезет на нос. Глазищи большие, мокрые и синие-синие, как кристаллы, которые в мини-генераторы вставляют и лампочки. Они хорошую проводимость обеспечивают, и действуют вроде усилителя, поэтому свет лампочек всегда синий. Бывает, правда, и белый свет, и даже желтый, но таких лампочек, чтобы с нитью накаливания, у нас нет. Я о них только в старых книгах читал. Говорят, электрические лампочки – они совсем другие, как в книгах. А эти, наши, излучают свет по-другому. Но их тоже зовут электрическими – по привычке. Вот и в этом фонарике тоже есть кристаллы... Девочка слабо, жалобно всхлипнула, цепляясь за обломок все той же трубы пухлыми дрожащими ручонками. У меня даже сердце защемило – а как здесь, под землей, на достаточно большой глубине, да в полной тварей заброшенной канализации оказался ребенок – сия умная мысль в мою пустую голову, разумеется, заглянуть не догадалась, а то, как же. Наверное, все возможные умные мысли просто-напросто брезгуют моей башкой, и правильно, надо сказать, делают. Я их понимаю.

— Помоги, – сказала девочка, беспомощно барахтаясь в мутной луже.

— Сейчас. Не двигайся, хорошо?

— Не могу!.. – Голосок беспомощно задрожал. – Я падаю! Я падаю в темноту... дай мне руку... прошу тебя, скорее, дай мне руку... мне хо-олодно... – Тут курносый грязный носик сморщился – и девочка беспомощно разрыдалась, так, как плачут только в детстве – бесконечно обиженно, отчаянно, да настолько жалобно, что ни один взрослый этого вынести не способен. Я, естественно, моментально ускорил шаг.

— Да иду я!.. Погоди, не плачь, пожалуйста. Тут я. Сейчас вытащу...

Я и, правда, приблизился достаточно быстро, учитывая скользкое от слоя грязи дно потока и – резко остановился в двух шагах. Примерещилось, будто со всего маху что-то двинуло по затылку. Во всяком случае, ощущения были именно такие – голова закружилась, а глаза захотелось протереть, чтобы проверить реалистичность картинки.

Ну, разумеется, я видел из-под воды только верхнюю девочкину часть.

Нижняя была намертво придавлена здоровенной бетонной плитой. Почти по пояс. Плита была такого веса, что должна была расплющить детское тело до толщины стандартного листа акварельной бумаги.

Селиванов, ты идиот. Трижды идиот. Идиот в геометрической прогрессии. Тебе мама в детстве не говорила, что ты идиот?.. Нет?.. А где ты посеял мозги, она не напомнила?..

Нет бы, тебе задуматься при виде фонаря!

Призрак зашевелился и поднял заплаканное личико.

— Почему ты остановился, Дэннер?.. Мне больно...

— Слушай. – Я осторожно, стараясь не тревожить окончательно разболевшийся сустав на ноге, уселся на плиту. – Ну, чем я могу тебе помочь? Сама подумай.

Говорить «ты умерла» нельзя. А как ей еще это объяснить – не знаю. Прикасаться к ней тоже нельзя. Впрочем, я без того успел нарушить первое правило поведения с нечистью. Я с ней заговорил. Теперь не отвяжется. Так что мне терять? Призрак безобидный, на тот свет не утянет.

Я протянул руку.

— Держись.

Девочка тут же вскинула навстречу ладошку – но касания не последовало. Моя рука прошла сквозь ее руку, и больше ничего. Только обдало влажным холодком.

Девочка вскрикнула и уставилась на меня. Голосок прозвучал полуслышно, будто его душил ужас, который сознание из последних сил отказывается принять.

— Н-не получается... почему?! Дэннер, почему не получается?!

— И не получится, – внезапно охрипшим голосом проинформировал я. Рука моя задрожала. Она была настолько маленькая, напуганная и беззащитная... и раздавленная плитой в кровавый фарш. Она даже пожить не успела.

— Я к маме хочу... – всхлипнула девочка. – К маме... где моя мамочка... почему она за мной не приходит... мамочка...

— Замолчи!! – заорал я, резко распрямляясь. Нервы сдали. Проклятье, да этого ни одна психика не выдержит! – Ты умерла, ясно тебе! И никто за тобой не придет! И не выбраться тебе отсюда никогда, понимаешь ты это, или нет?! Никогда!

Повисла пауза. Я глядел куда-то в район потолка – не видеть бы только больше нечеловеческой боли в детских глазах.

— Ты не переживай, – неожиданно сказала девочка. – Все будет хорошо. Я, наверное, быстро умерла. Пожалуйста, помоги мне отсюда выбраться. Ты можешь. Я скажу тебе, как.

Я вздохнул и отцепился от плиты. Поглядел на нее.

— Без тебя знаю. Но я при всем желании не смогу сдвинуть плиту. Ты это имела в виду, когда просила помочь?

Она согласно кивнула.

— Я иногда себя не помню. Говорю что-то не то. Дэннер, ты же меня не бросишь. Ты не сможешь меня бросить, я же вижу. Помоги мне, пожалуйста. Я тебе тоже помогу.

— Каким образом? – поинтересовался я. – У меня каждая минута на счету.

— И тем не менее, ты свернул с дороги когда я тебя позвала.

Я фыркнул. Блестящий довод, ничего не скажешь. Одно слово – ребенок. Хоть и нечисть – а все равно ребенок, да и только.

— Я все равно не знал, куда идти.

— Тебе плохо?

— Да нет, – искренне удивился я. А девочка улыбнулась.

— Это просто воздуха не хватает. И хватит тебе обзывать себя нехорошими словами. Ты не прав. Этот воздух вреден, только и всего. И темнота – она вредна. Люди не могут жить под землей.

— Ладно, доктор, – я поднялся, – диагноз ясен. Что я могу для тебя сделать?

Девочка аж встрепенулась. Еще бы – столько времени под плитой торчать.

— Освободить меня не получится, тут бульдозер нужен. Но ты можешь отпустить меня из-под плиты. – Детские глазищи подернула пелена слез. – Пожалуйста.

Ну что ж. Если это все, чем я располагаю... К тому же, в компании все равно веселее.

Я вытащил нож и опустил руки в воду. Мало что сохранилось, видимо, лежит она тут уже достаточно давно, да еще и едкая вода ускоряет процесс разложения. Сверху намело песка и вязкой липкой грязи, о происхождении которой я предпочел не теоретизировать. Мусор неприятно царапал обожженные ладони, руки замерзли и плохо подчинялись. Тем не менее, откопал я ее достаточно быстро, правда с определением, где что есть, пришлось повозиться. Я успел разозлиться на свою извечную дурацкую сентиментальность, когда порезал ладонь осколком стекла, едва не свалился в воду да спугнул маленькую тварь, успевшую тяпнуть меня за руку и вскарабкаться на плечо. Согнав тварь щелчком, я, наконец, сообразил, что бесцеремонно залез в ее гнездо, а именно – в череп. С минуту понадобилось на выполаскивание из грязи пряди волос и срезание ее вслепую под водой. Не подумайте, что я такой уж эстет, просто мне, знаете ли, неудобно таскать кости в карманах.

Крови и так достаточно. Я вытащил из кармана носовой платок, завернул в него грязный комок, некогда бывший волосами и, при помощи фонарика и ранки на руке, начертил символ. Прикреплению души меня научили фанатики из Храма. Они хорошие ребята, когда не мечтают меня сжечь. Я на них за это не обижаюсь – фанатики есть фанатики, что с них взять. Фанатики и старые книги...

Девочка с нескрываемым облегчением поднялась из воды. С платьица потоками стекала вода.

— Спасибо тебе, – выдохнула она и, дотянувшись, осторожненько поцеловала в щеку. Правда, я не почувствовал. – Теперь я у тебя в долгу... Ты даже не представляешь, как это больно... все время в темноте...

Мне показалось, что она дрожит. Если может дрожать призрак.

— Эй, довольно уже, – позвал я. Еще мне продолжения душераздирающего детского рева не хватало, ага. Я ж тогда совсем впаду в депрессию, а мне Лесли надо искать. Вот, две вещи в мире не выношу – черный мор и детские слезы. И то, и другое способно расшатать мне нервы очень даже ощутимо. – Ладно. – Я поднялся и сунул сверток в карман куртки. – Идем.

Аретейни

— Дэннер! – заорала я, кидаясь следом за командиром, но тут кто-то перехватил меня за пояс. Обрез.

— Стой, кому сказали! – прохрипел Джонни, очень, по всей видимости, стараясь удерживать меня бережно и не стукнуть разок по голове, чтобы успокоилась – поскольку вырывалась я изо всех сил. Кажется, у меня снова начался легкий приступ клаустрофобии, или что-то вроде того – я страшно испугалась, когда Дэннер и Лесли исчезли в черной пасти коридора. Мне навязчиво казалось, что им оттуда уже никогда не выбраться, что в темноте притаились опасные твари, которые...

Твари!.. Да тут и есть этих тварей до черта! Очнись, это тебе не Москва...

Я вырвалась, Джонни отлетел назад и, кажется, придавил Нэйси – а я понеслась, не разбирая дороги. Шаги стучали где-то впереди, затем пропали. Я остановилась. Тишина и темнота. Что-то шелестит на потолке над головой, вода тихонько журчит, и кто-то плещется в потоке. Может, я свернула не туда?..

Справа, там, где, по моим предположениям была стена, вдруг тяжело, со скрежетом когтей по камню, завозилось нечто огромное. Я невольно вскрикнула, рванулась назад, поскользнулась и полетела на пол, а сверху нависло, навалилось, обдав влажным горячим дыханием, от запаха которого едва не стошнило – было бы, чем.

«Ну, все» – успела мелькнуть неожиданно спокойная мысль – как вдруг позади кто-то резко затормозил, шаркая подошвами о камни – и вспыхнул огонь.

Вместе с трескотней автомата коридор озарили быстрые синие звездочки, посыпались, со звоном стукаясь, гильзы. Тварь обиженно взвыла и с грохотом метнулась куда-то в стену, едва не разворотив ее. Секундой позже я сообразила, что в стене отверстие, мелькнул черный длинный бронированный хвост с толстой иглой-жалом на конце, затем раздался где-то впереди и ощутимо ниже пола грузный всплеск.

— Ба-бах! – весело засмеялся нервный мужской голос. Я обернулась.

Позади меня стоял худой чернявый патрульный – Артемис, кажется, так его зовут. Взгляд совершенно остекленевший и какой-то нездоровый.

— Артемис? – осторожно позвала я, поднимаясь. – Ты Артемис?..

— Не, я Кондор, – отозвался патрульный и – разразился резким, пронзительным хохотом. Ма-ма... У него явно с головой не в порядке... Мне сделалось страшно – сами представьте картину: темный коридор заброшенной канализации, опасные монстры и сумасшедший с автоматом.

— Рыжий – идиот! – уверенно сообщил мне Артемис и, стащив высокий шнурованный ботинок, для чего ему пришлось изрядно повозиться, протянул мне ногу. – Ну, будем знакомы! Ты будешь... хм... Лидия-младшая! Или, нет... Лидия-с-сиськами, во! – Тут он не удержал равновесия и свалился на пол.

— Осторожнее! – вскрикнула я, кидаясь к нему и пытаясь надеть ботинок обратно. Артемис поднял лихорадочно блестящий взгляд.

— Н-но я тебя буду звать просто Лидия, идет?

— Таня я. Аретейни. Сокращенно – Тей или Таня.

— Лидия, – упрямо повторил Артемис, отрешенно наблюдая за процессом надевания ботинка. – А Лидию рыжий чаще других трахает. Он, вообще, трахает все, что движется. И тебя разведет. Будешь Лидия.

Мне почудилось, будто кто-то подошел сзади и опрокинул на голову ушат ледяной воды. Руки упустили шнурок Артемисова ботинка.

Это как же так... ничего он ко мне не чувствует?.. Просто хочет затащить в постель?..

Быть не может... неправда... глаза... глаза не лгут. Словами можно обмануть, но взглядом – никогда. И аура... он не похож на лжеца.

А я... вот, дура! Словно малолетка какая-нибудь – сама втюрилась – так и все, нашла себе Мечту во плоти.

Нет, быть не может... ну, кому ты веришь, ласточка?.. Он же не в себе...

Слова отзвучали в сознании мягким, теплым голосом Дэннера, и «ласточка» резанула по сердцу осколком стекла.

Вот, насколько я на нем зациклилась. Уже и думаю его голосом. А с чего это, собственно, Артемису ошибаться, он же его всю жизнь знает – будь он хоть десять раз сумасшедший. А в голову упорно лезли воспоминания о том, как он меня поцеловал после боя – и голова эта немедленно начинала кружиться, и откуда-то из груди рвался теплый упругий огонь.

— Жил на свете попугай, – карикатурно-скрипучим голосом завел Артемис. – Попугая звали Гай. Он жил в сказочном лесу, пил жемчужную росу. Вот охотники пришли! – С этими словами Артемис вскинул на меня автомат, но я продолжала неподвижно сидеть в какой-то прострации, бессильно уронив руки. – ...Посадили Гая в клетку...

— Вставай, Артемис. – Я поднялась и потянула его за свободную руку. – Идем.

— На пыльных тропинках дале-еких планет останутся наши следы!

Мы шли по тоннелю, и я тащила патрульного за руку, а он спотыкался, хоть и глядел постоянно себе под ноги, и бормотал что-то.

Дэннер мне ничего не обещал. И в любви не признавался. И правда, наиболее логична версия Артемиса. Это только я могла влюбиться за несколько часов – к тому же, у меня был повод. Зеленоглазый патрульный спас мне жизнь. Он достаточно обаятелен, красив, боеспособен, немногословен, ухитряется быть разумным взрослым человеком и безнадежным романтиком одновременно. Складывается типичный психологический портрет соблазнителя.

А я дура.

Эх, командир, командир...

Сделалось как-то пусто и холодно. И разом навалились боль и усталость. Будто кусок сердца отняли.

Да брось ты, Аретейни. Настоящей любви требуется время, чтобы разгореться. Это не любовь. Это увлечение. Это пройдет...

И неважно, что я цепляюсь за это увлечение, всеми силами отчаянно цепляюсь – остановись, задержись, останься. Пусть оно и дальше согревает сердце и приносит красочный водоворот весны. Без него ты снова остаешься один в темноте, и таешь как свечка в пустом гулком холодном подвале. А оно так больно режет душу... И неизвестно еще, что хуже.

Дэннер

Мы шли по коллектору, точнее – это я шел, а девочка висела за спиной, сделав вид, что держится за шею. Ощущение было такое, будто обмотали влажным холодным шарфом, и еще руки призрака немного покалывали, словно электричеством.

— Она тебе не верит, – сказала девочка. Я споткнулся о водозаборную решетку и едва удержал равновесие. Сапог принялся немилосердно сдавливать в подъеме. Плохо.

— Кто – она? Лесли?

Призрак не ответил.

— Впереди опасность.

Я остановился и поднял оружие, отступая спиной к стене. Плеск воды отражался от каменных стен, и это эхо тонуло в вязкой темноте тоннеля. Я стоял посередине потока, по колено в воде, а по обеим сторонам тянулись узенькие решетчатые мостки, кое-где ныряющие под запертые решетчатые же, двери. Некоторые из дверей были прогрызены тварями, некоторые успели буквально врасти в стены, затянувшись слоем пыли, мха и паутины. Вдоль потока слева, на уровне моего плеча тянулась тонкая труба, из трещин в которой тоненькими струйками сочилась вода. Или не вода. Я поднял фонарь повыше, проследив лучом за одной из струек. Она не растворялась в воде, а маслянисто поблескивающей пленкой расползалась по поверхности. Так и есть. Газ. Возьмем на заметку. Почему он льется, словно вода?.. Не может такого быть. Впрочем, громадных сороконожек тоже быть не может – а они есть. Бензин?.. Для чего бензин в трубе? Бред какой-то. Я двинулся дальше.

...Это был утопленник.

Мелькнуло, смазываясь в скорости, стремительно метнулось наперерез – и в спину ударило дно потока. Вода сомкнулась над головой, удар вышиб воздух из легких, ледяные осклизлые руки сдавили шею. Сам упырь уселся на меня сверху, чтобы не рыпался.

Я, захлебываясь, сквозь ломоту в висках сообразил выхватить нож и полоснуть по душившим меня рукам – но упырь оказался быстрее. Мгновение – и я вскочил, отплевываясь грязной водой и стараясь выровнять дыхание. Противник куда-то делся. Меня повело, голова кружилась, я пошатнулся и приложился об трубу, отчего она с готовностью отвалилась, огласив подземелье оглушительным ржавым скрежетом и с плеском шлепаясь в воду. Газ растекся, но я, к счастью, успел вовремя извернуться и выбраться на мостки.

— Бей в сердце, – вертелась вокруг моя спутница. – Бей в сердце!

— Цыц, – одернул я, справляясь с приступом кашля. В висках колошматило отбойным молотком. – Нашлась советчица.

— Осторожнее! – вскрикнул призрак.

Меня снова сшибли. До чего же шустрый! Быстрее оборотня – а оборотень самый быстрый из нечисти.

А я – самый быстрый из людей.

Что ж, давай с тобой поиграем!

Я метнулся навстречу, когда кроваво-синюшный вихрь налетел из темноты коридора, упырь, не успев сменить траекторию движения, со всего маху налетел на меч и повис на нем. Тут-то я и успел его разглядеть, чему радоваться было бы, мягко говоря, странно. По всей видимости, женщина, и достаточно молодая женщина – темные волосы, изящное телосложение, длинное платье. Хотя, платье наполовину истлело, а тело изъедено тварями и висит кое-где белесыми обескровленными лохмотьями, из рук проглядывают кости, а из живота почти вываливаются темные гниющие внутренности вперемежку с улитками – и сейчас я определил, что при жизни это была довольно красивая женщина. Вот только плохой был человек. Хорошие упырями не становятся. В крайнем случае – призраками, как вот эта девочка.

Упырь зарычал, рывками сползая с лезвия, бастард рвал гниющую плоть, но упыри ведь не чувствуют боли. Только голод. И тоску... наверное. Хотя, откуда мне знать, что там чувствуют упыри. Не они же все эти умные книжки писали, в самом деле. Ну, да, про упырей.

Я отступил на шаг, швырнул противника об стенку, тело с чавканьем сползло с клинка и повисло на трубе. И – рванулось вверх.

А я и не собирался убивать.

Снова я наслаждался игрой, огнем азарта, расплавленным металлом адреналина по жилам, стремительным танцем со смертью. Для меня это все же искусство. Жестоко? Нет. Всего-навсего закон пищевой цепи. Они нападают – я защищаюсь. Они не имеют разума и не чувствуют боли. А я очищаю мир от нечисти, которая все же, на мой взгляд, является ошибкой Природы. Или болезнью Природы. Потому что не может быть таких существ, которые только вредят ей. Что-то произошло в этом мире.

Что-то пошло не так...

Запела сталь в унисон с песней ветра в трубах, я кошкой перемахнул канал, приземлившись по ту сторону, развернулся спиной к стене, выпрямился, удерживая равновесие. Я даже боли больше не чувствовал. Сейчас меня пьянило крепкое, дурманящее зелье битвы.

Упырь прыгнул следом, соскользнув в последний момент в канал и на прощание ухватив меня за ремень сапога. Я двинул ему тем же сапогом в морду, отправляя в гостеприимные объятия грязной воды и кинулся по мосткам дальше, вглубь коридора. Упырь исчез.

Появился он, как водится, стремительно и неожиданно. На этот раз я позволил прижать себя к стене и, выхватив нож, всадил в грудь, туда, где когда-то билось человеческое сердце.

Он дернулся, затем вскинул голову, глядя на меня совсем человеческими глазами. Вот, не люблю смотреть, как они умирают. Но надо же проконтролировать процесс – нечисть не рыцарь, в спину ударить не чурается. Я заставил себя провернуть серебряный нож в ране, и серебро постепенно исцеляло мертвое тело от заразы – ткани восстанавливались, кожа теряла гнилую пористость и медленно розовела, в глазах таяла белесая пелена смерти. Жаль, душа давно в тумане.

Упырь менялся на глазах – и вот уже передо мной стояла хорошенькая молодая женщина в длинном открытом платье и звездочками бриллиантов в волосах – видимо, собиралась на праздник, да так и не добралась. У нее были светло-карие глаза и полные, изящно очерченные губы, точеная шея и тонкие руки пианистки.

— Я ее знаю, – сказала девочка.

Женщина ухватилась за нож и – запрокинув голову, тяжело свалилась в грязную воду лицом вниз. Я вытер нож и сунул обратно в ножны. Как всегда, сделалось противно. Будто бы убил живого человека.

— Она плохая, – снова подал голос призрак.

— Слушай, заткнись, а, – не выдержал я, направляясь дальше.

— Ты куда? – не вняла она просьбе заткнуться. – Лесли там. – И призрак махнул рукой.

— Ладно, прости, – невольно улыбнулся я. – Что бы я без тебя делал.

Призрак весело засмеялся и, показав мне язык, вприпрыжку понесся рядом.

Лидия

Исчезли девки. Исчезли два патрульных отряда, исчезли Дэннер и Джонни Веррет, исчезла рыжая безработная, что увивалась тут всю последнюю неделю. Все сгинули в подземельях. А Дэннер больше не придет. Зря я на него злилась... Знала же, где живем. С мертвыми не должно оставаться ничего плохого. Как они там... в тумане...

Дэннера не хватало больше всех. Я так к нему привязалась, что уже жизни своей без него и представить не могла. Всегда он был рядом, всегда успокаивал людей в моменты опасности, всегда помогал и поддерживал, всегда брал на себя больше, чем необходимо. Он один умел утихомирить панику, организовать толпу, развеселить плачущего ребенка... или не дать умереть одинокой женщине. Если бы не он, в городе давным бы давно не было порядка и надежды.

А теперь его больше нет.

А сестрички?..

Такие были трогательно-серьезные, такие умилительные, так упрямо стремились поступить в патруль. Сколько раз они поднимали настроение уставшим ребятам, когда остекленевшие от боли и усталости взгляды оживали, и патрульные улыбались, и суровый Кондор усмехался в усы, пряча усмешку за краем стакана. Старательно-суровая Нэйси и мечтательная Лесли, готовая расплакаться от чужого горя. «Лидия, что с вами?»... «Настроение плохое...» И, глядь – а уже сидит надутая и шмыгает носом. «Вам же плохо...»

А сегодня еще и оборотни явились. Я слышала выстрелы на мосту, а патрульные нашли шесть трупов. Пули были из моей винтовки. Значит, Лесли и Аретейни перед смертью спасли много людей. Значит, пригодилась им винтовка.

Я прикрыла глаза, но слезы все равно стекали по щекам.

А музыка, как назло, полилась грустная. Играла Лаэрри, пианистка, мать... впрочем, это только слухи, чья она там мать.

Чувствительная я сегодня.

Я всегда такая в конце месяца... в середине весны...

Эндра

Очнулась я снова уже на рассвете, и сразу поняла, что лежу на влажной утренней траве городского парка. Раны были тщательно перевязаны, да и в целом я чувствовала себя гораздо лучше.

Я оборотень.

Мысль все никак не желала укладываться в голове, и ворочалась там холодной змеей. Я оборотень. Я даже не зверь. Я – монстр. Я – чудовище. Я – нечисть...

Захотелось разреветься, но я упрямо стиснула зубы. Ничего, переживем. Оборотень, подумаешь. Во всем есть свои плюсы.

Ага, вот только как бы мне подняться. И так, и эдак, как ни крути – не получалось.

Я вздохнула и упрямо поползла по-пластунски, пыхтя и невольно выдирая траву. Болело все зверски, аж в глазах темнело, и потому приходилось останавливаться на отдых. Изрешетили меня знатно. Ясен пень, оборотень. Спасибо, не убили.

Оборотень...

Вскоре – наверное, во всяком случае, мне это «вскоре» показалось целой вечностью, хотя расстояние-то наверняка небольшое, парковые деревья закончились, я миновала боком берег пруда и выбралась на холодный шершавый асфальт. Потянулась какая-то промзона, заборы, гаражи и задние дворы, меж кусками растрескавшегося асфальта росла трава, кустики, и даже молоденькие деревца. Неподалеку стоял покосившийся, некогда зеленый фургон. Поговаривали, что когда-то механизм, скрытый внутри фургона, мог крутить колеса на жидком топливе, но это был очень древний механизм, на смену которому пришли более совершенные. А затем более совершенным не хватило топлива, и стали ездить на лошадях... а этот так и не смогли починить – не нашли нужных деталей... это я от патрульных в баре слышала...

Тут мысли начали путаться, и я поймала себя на том, что думаю о всякой ерунде, чтобы отвлечься. Асфальт шершавыми камешками ложился в ладони, и по нему лихорадочно метались перепуганные муравьи. Наконец, впереди вырос знакомый двухэтажный дом с не менее знакомой пожарной лестницей и мусорными баками, притулившимися сбоку, в углу стоящих буквой "г" слитых корпусов. Из приоткрытых окон доносилась бодрая фортепианная мелодия.

Я доползла до двери черного хода и потеряла сознание.

Лидия

Чего-то я совсем раскисла. Надо, что ли, мусор вынести. Прозаический труд как нельзя лучше убивает сентиментальный лад, и я с энтузиазмом принялась за работу.

В довершение ко всему полился мелкий холодный весенний дождик, он сеялся сквозь тучи, как через сито, придавая тусклому городскому пейзажу серо-тоскливую окраску. Раны, недавно полученные от мелких городских тварей, немедленно принялись саднить, а по крупным пузырям в лужах и далеким громовым раскатам я определила, что идет гроза.

Посередине заднего двора лежал ничком некто, до того худой, грязный и измученный, перебинтованный, словно мумия, почерневшими мокрыми бинтами, что я не сразу его и узнала. Точнее, ее.

Догадавшись добежать до помойки и закинуть туда здоровенные мешки с мусором, я бегом по лужам ринулась к лежащему неподвижно человеку, перевернула на спину.

Рыжая...

Так она жива. Правда, судя по ее состоянию, ненадолго.

А остальные?!

Что ж, надеюсь, она расскажет – если, конечно, выживет и придет в себя. Отделали ее неплохо.

Но надежда все же оставалась.

Аретейни

Мы потерялись. Я это поняла сразу, как только почувствовала в воздухе больше влаги и свежести. Артемис шагал рядом и все напевал что-то себе под нос. В груди было пусто и холодно, и противный холодок слабостью разливался по всему телу. Так плохо мне еще никогда не было.

Надо идти назад, отстраненно убеждала я себя, но ноги упрямо несли неведомо куда – просто вперед. Авось и выйдем... найдемся... Усталость навалилась тяжелым одеялом, и вскоре я, не выдержав, сползла по холодной шершавой стене на пол. Артемис тоже остановился.

— Ты чего? – спросил он. Кажется, он немного пришел в себя. Во всяком случае, перестал бессмысленно смеяться и сплошным потоком нести околесицу.

— Сейчас, – отозвалась я, чувствуя, что не могу подняться. – Передохнем немного и пойдем.

— Ага, – согласился Артемис, усаживаясь рядом. – Мы рыжего ищем? Он не пропадет.

— Знаю. Мы выход ищем. Наших.

— А-а, – протянул он. – Так наши-то там.

Я даже вскочила.

— Что ты сказал?!

Артемис удивленно поднял голову. Взгляд оставался отсутствующим.

— Там наши, говорю. А мы в другую сторону идем.

— Тогда пошли.

— Пошли.

Обрез

Бедняга Дэннер. Это ж надо – такое терпеть. Ну, не хотел я ему рассказывать – так ведь заставил, дьявол рыжий. Нет, он не псих, как все утверждают, он мужик толковый. Только дурит иногда – так этого с кем не бывает, так что, не верьте всем этим россказням бабским.

И зачем он заставил меня вспомнить тот день?.. Ему-то хорошо, узнал, чего хотел – а мне снова ночей не спать. Это ж лучше не помнить, того кошмара уже и нет давно – но сны постоянно достают и дергаешься на каждый шорох.

Дэннер меня не понимает, считает, как и многие в городе, что я его ненавижу, но это бред. Да, я от него шарахаюсь – но не из-за него самого, нет. Просто напоминает мне все это. А так... Жаль, что мы с ним уже не станем друзьями. Очень жаль. Правда, у нас есть нечто большее и гораздо более надежное, чем самая крепкая на свете дружба. То, что нас неразрывно объединяет.

Общий кошмар.

Итак, Дэннер ушел. Девка убежала вслед за ним, а чернявый кинулся за девкой. Честно говоря, я сомневаюсь, что он оклемается – уж больно крепко ему досталось. Но сейчас его убивать нельзя, как бы жестоко это ни звучало. Разумеется, он мучается. Это не жизнь. Но сейчас нам важен каждый боец.

Ладно, надо идти.

Парни галдели, точно растревоженная стая чаек – хрен переорешь их. Пришлось стрельнуть разок. С потолка брызнула каменная крошка. Зато все разом притихли – еще бы, уши-то заложило. У меня самого уши заложило, и я их машинально потер свободной рукой – вначале одно, затем другое.

— А ну, ша, – приказал я, дождавшись тишины. – Сейчас построились и идем за тварью. Все ясно?

— Ясно, – сказал Даклер. Я его запомнил из-за привычки постоянно в ушах ковыряться. Уж очень нервный парнишка, непонятно как он в патруль-то попал с такими никчемными нервами. Ко мне тут же подлетела маленькая синеглазая комета.

— А как же наши, командир?! – гневно обличила Нэйси. – Они же пропадут в тоннелях!

— Смир-рно!! – рявкнул я. Нэйси подпрыгнула. Еще малолетки этой мне в рейде не хватало, туман ей в зад! И тварей ловить, и чертов детский сад пасти! – Ты сомневаешься в способностях своего командира, боец?! – Я-то знал, что на нее подействует. И правда – девка сникла.

— Нет, но...

— Никаких но! Шевелись, давай!

— Слушаюсь, – буркнула Нэйси и послушно поплелась вслед за всеми. Дура малолетняя. Даже будь она парнем – с ее манерой цепляться так за каждую жизнь в ущерб задаче в патруль ей путь заказан. А если инфицируют кого? Она ведь руку на человека не поднимет – а от него потом погибнет весь отряд.

Нэйси потерянно обернулась, но ее подтолкнули в спину.

Кондор

— Товарищ полковник! Товарищ полковник!..

За окном шел дождь. Наверное, моих ребят внизу совсем затопило.

Через двор, спотыкаясь и оскальзываясь на мокрой траве, бежала женщина, она машинально прикрывала голову капюшоном безрукавки – да какой там. Не спасало. Лило как из ведра. Собственно, помимо шорт, футболки в полосочку, ботинок, да этой самой беленькой безрукавки на Лидии больше ничего не было. Дура бестолковая, весна ведь. А бежать ей от бара до участка прилично. Недалеко – а при такой погоде полуголой простудиться достанет.

— Товарищ полковник... – Лидия тяжело перевалилась через подоконник, – там девка из коллектора вернулась... израненная вся...

— Девка?! Какая девка? Не было там девки.

— Была! – Лидия вытерла рукой дождевую воду с лица, окончательно размазав косметику. – Она сама за патрулем увязалась. И еще с ними Нэйси и Лесли, и...

— Кто?! – Я аж за сердце схватился. Вот, чертовки! Да как они туда, вообще, пробрались?! Кто их пустил?! А мне теперь что делать?! Ставить охрану к каждому канализационному люку, оцепление по периметру города, может, еще и собак на все водозаборные решетки?! Или дети будут погибать?!

— Нэйси и Лесли, – повторила Лидия, усаживаясь в кресло. – Я уверена, что они там. Потому что Лесли сказала мне, что Нэйси пропала как раз тогда, когда начался рейд, и отправилась ее искать. Они каким-то непостижимым образом вскрыли решетку у дамбы, и там же застрелили шестерых оборотней. Шестерых!

— Погоди... – Я окончательно потерял надежду уследить за ходом повествования. – Кто вскрыл решетку? Откуда ты знаешь про оборотней?

— Потому что оборотни были убиты из моей винтовки, – терпеливо разъяснила Лидия, – а винтовку я отдала Лесли, которая пошла искать сестру вместе с девушкой, которую нашел Дэннер!

Тут я, не удержавшись, подошел к бару, извлек из него бутылку с коньяком и налил себе для улучшения восприятия. Знаю, знаю, мне нельзя. Пожилой возраст, и все такое... Но если вы мне покажете хотя бы одного человека, которого это волнует – я вам руку пожму.

— А что за девушка?

Лидия искренне удивилась.

— Как, а вы разве не знаете?

«Тут человеку помощь нужна,» – зазвучал в памяти голос Дэннера. Вот оно что. Так он ее нашел. Где нашел? Откуда она? Почему он ее в госпиталь не отвез?

Чем дальше – тем все хуже и хуже. Откуда Дэннер может знать, кто она на самом деле такая, откуда ей взяться, если в городе ее ни разу не видели, и, наконец, как она себя проявит?! Может, это она завела Лесли в канализацию. Или к оборотням. А Лесли отстрелялась. Черт теперь знает, что у них там произошло и что может еще произойти. Может, она Дэннера и Лесли зачаровала. И теперь...

— Это не все, – продолжила Лидия. – Девка, которая тут последнюю неделю крутится – оборотень.

— Оборотень?! И ты оборотня...

— Я же говорю вам, она при смерти! Она сейчас неопасна. Но кто-то перебинтовал ей раны. Видимо, ее уже пытались убить – в ней следы от серебряных пуль. Сама она так перевязать не могла. Кто это был – я не знаю. А Аретейни появилась вслед за ней – вы не находите это странным?

— Еще как нахожу, – буркнул я, на этот раз, отпивая прямо из горла. Час от часу не легче. И как тут теперь следить за безопасностью, я что-то не понимаю! Хоть сейчас уходи в отставку... мозги плавятся... – Ладно, – говорю, – показывай своего оборотня. Может, удастся что-нибудь узнать.

Жаль будет потерять Дэннера. И Обреза.

Да и вообще, всех жалко...

Дэннер

Часа два ничего интересного не происходило.

Мы шли по коридорам, иногда отстреливаясь от тварей, кое-где приходилось перебираться через завалы или же, когда становилось ясно, что проход перекрыт намертво, искать другой путь. Призрак мой заметно приуныл и молчал. У меня стало темнеть в глазах, и фонарик уже почти не спасал. Руки немилосердно болели, порезы, в которые попала грязная вода, сделали обращение с оружием практически недостижимой роскошью.

Наконец, я сообразил, что дальше идти просто-напросто не смогу. Чисто физически. Я и без того уже буквально полз по стенам, нога отказывалась подчиняться. Пришлось признать, что спасатель из меня на данный момент никакой.

— Погоди. – Я перехватил пистолет, тут же его уронил и сполз по стенке на пол. В ушах стоял поистине малиновый звон – я начал терять сознание. – Дальше мне не пройти сейчас. Давай передохнем.

Призрак недоуменно завис. А мне было противно и невыносимо стыдно за эту слабость.

— Тебе больно? – с трогательной детской наивностью уточнила моя спутница.

— Да. И как это ты догадалась? – огрызнулся я, пытаясь распухшими и онемевшими пальцами расшнуровать сапог. Получалось, надо сказать, неважно. Откровенно говоря, не получалось совсем. Зато тугая шнуровка спасла меня от перелома, что уже хорошо. Девочка же выдала еще более дивный ответ:

— Ты хромаешь.

Вот так вот. Тут даже я заткнулся. Цветы жизни, мать их...

— А мы пришли.

Я медленно распрямился и прохрипел:

— Что ты сказала?..

Да неужто?!..

— Мы пришли.

Даже не верится.

Я кое-как поднялся, правда, тут же зашипев от боли.

— Потерпи, – вступила в амплуа утешителя девочка, – немного осталось. Видишь впереди свет?

— Нет. – Честно говоря, я уже ничего не видел.

— Во-он там, фонари. Мы пришли в город.

— Город?.. Подземный город? Тот самый, да?

Призрак пожал плечами.

— Ну, да. Здесь один город.

— Ура.

И тут завыла сирена.

Боль моментально отступила, в глазах прояснилось – и я поднял оружие. Так бывает: в моменты предполагаемой, или же реальной опасности, человек оживает, как бы хреново на тот момент ему ни было. Стресс провоцирует выброс адреналина в кровь – или как-то так. Толком не скажу, я не медик. Сестра Лаэрри, наверное, знает...

Правда, мне это мало помогло, когда с двух сторон бросились. Высокие, тощие, вооруженные какими-то не то палками, не то дубинками, одетые, как и я, во все черное.

Первых двоих я уложил из пистолета, затем патроны кончились, и пришлось выхватить меч. Перезаряжать было некогда.

Подбежали еще шестеро, кинулись в атаку. Каждый из них был выше меня на голову, а то и на две – зато в полтора раза тоньше. Странные люди. Лиц я не видел – они были скрыты не то под масками, не то под платками – я разглядеть не успел.

Я перепрыгнул первый удар, увернулся от второго, ударом в челюсть швырнул об стенку третьего из нападающих, четвертый удар успел блокировать.

Сцепилось, затрещало, ослепительным каскадом сыпанули искры. От рук по всему телу заструилось что-то жестко-покалывающее. Так вот, что у них за дубинки!..

Электричество. А меч сейчас действует в качестве проводника.

У меня хватило ума не дергаться и сил отцепить одну руку и, упав на колено, упереть раскрытую ладонь в пол. Камень. Не получится. Мне даже показалось, что волосы дыбом встали, заряд был мощный. И плевать, что такой бы заряд меня убил. На месте. Могу я пофантазировать?.. Благодарю, вы очень любезны.

Мой противник, наконец, сообразил отступить на шаг и замахнуться для нового удара, остальные осторожненько приближались с боков, образуя «клещи».

Эх, была – не была!

Я крутанулся на месте, используя головокружение в качестве способа вертеться быстрее, и завертел вокруг себя «восьмерку». Прошу прощения, ребята, но арест за незаконное пересечение границы не входит в мои планы на сегодняшний вечер. И вообще, могли бы вначале спросить, кто я такой и чего мне, собственно, надо – а не сразу с оружием кидаться. Может, я чайку, там, выпить зашел, или деловое предложение сделать. М-м?.. Скажете, не может такого быть?.. Ну и приземленные вы люди, я вам скажу. Очень приземленные.

Они повалились штабелем – видимо, не ожидали, а меня повело окончательно. Черт, я людей убил...

Хотя, откуда мне знать, кто они на самом деле такие. Может, нечисть. Датчик-то я посеял. Будем надеяться, из него по весне дерево вырастет... В канализации. Зелененькое такое. А что, будет пейзаж освежать.

Времени на философские размышления не было, и я, кое-как поднявшись и не убирая оружия, кинулся вперед по коридору, перепрыгнув трупы. Теперь и я видел фонарики по стенам.

Ну здравствуй, подземный город. Отдавай то, что тебе не принадлежит – и мы договоримся полюбовно. Ибо не зли психа, а тем более – не зли раненого психа. Результат может оказаться катастрофическим.

Аретейни

Артемис минут через тридцать улегся спать. Просто свернулся калачиком на полу – и нате вам, пожалуйста. Сопит в обе дырочки. Я вздохнула, уселась рядышком, утащив у него пистолет на всякий случай, и принялась охранять.

Мысли лезли в голову навязчиво и неотступно. Как же так... Да, все о том же. А чего вы еще хотели от напуганной одинокой девки?..

Ну, не мог он меня обмануть. Да, ему не с чего в меня влюбляться – да еще и за такое короткое время. Хотя, он мне ничего и не говорил. А, кстати, вообще-то, если уж ему так было нужно со мной переспать – так у него была куча возможностей. Мог бы и воспользоваться. А если не воспользовался – так, значит, и не хотел. Сознание уцепилось за эту мысль, словно утопающий за пресловутую соломинку. Я обхватила колени руками и невольно застонала. Мамочка, больно-то как... будто сердце на куски режет. Дэннер... Увидеть бы его сейчас – и задать вопрос напрямую. Что он ответит? Отчего-то я знала, что он не станет мне лгать.

Я сунула руку в карман и достала ключ от его дома.

«Вот, держи. Это залог моего возвращения. Только одна по темноте не ходи, будь осторожнее...»

«Возвращайся. Я буду тебя ждать...»

«Постараюсь. Ты тут не скучай, хорошо?..»

«Удачи тебе... Да хранит тебя звездный свет...»

Его беспокоила моя судьба. Не просто же так она его беспокоила.

Я снова застонала. Теперь огонь в груди жег. Очень больно жег. И одновременно согревал... Разве так бывает?..

Я сжала ключик в руке. Он нагрелся от моей ладони и был маленький и теплый, хотя вокруг было темно, холодно и влажно, и дыхание замерзало облачками пара. Нет, я просто буду ждать. А там – посмотрим.

Дэннер

Город представлял собой совокупность коридоров, гротов и переходов, лестниц и галерей, мостов через трещины в породе, отвесные стены которых терялись в темноте, домов, заводов, и даже водоемов. Это была уже не канализация – это был именно город. Все здесь было иначе, чем у нас. Так, окружали его стены, а открытый проход внутрь был только один. Неудивительно, что он хорошо охранялся. К слову, своим появлением и сопутствующим убийством часовых я подвергаю риску сотни ни в чем не повинных людей. Плохо. Меня грызла совесть, но как-то вяло и отстраненно. Не моя это забота, в конце-то концов. Похоже, вконец замотанное блужданием в темноте мое сознание радостно послало меня к черту, приобретая линейный вид. Больше одной мысли зараз оно осилить ни в какую не желало. Да и ладно. Так даже лучше.

Меня не останавливали на улицах, но косились, словно на привидение. Еще бы – грязный, растрепанный, лицо и руки сгорели, черная кожаная форма, меч за спиной и пистолет на поясе, хромаю и шатаюсь. Красавец! Прям хоть щас картину пиши. А что, для какого-нибудь хоррора очень даже сойдет! Или, нет, лучше для бестиария! Во. Как вам моя идея?.. По-моему, неплохо. Что?.. Нет, ну а чем я хуже какого-нибудь упыря? У меня тоже рожа в кровище, координация ни к черту и мозгов ни черта нет. Я вполне гожусь на страницу учебника! Детей пугать. И не отбирайте у меня светлую надежду сделать карьеру.

Прохожие попадались разные. Иногда – низкие и приземистые, иногда – карикатурно худые и высокие, как часовые у входа, – вечная им память, – а чаще всего – вполне обычные люди. Оружие тоже носили разное, включая огнестрельное и холодное, изредка – метательное. А вот электрических дубинок я больше ни у кого не заметил.

Наверняка ничего плохого они для Лесли не хотят. Город, похоже, мирный. Может, ее приняли за свою и просто спасли из катакомб, когда свалилась. Не знаю. Но хотелось бы верить, да и похоже на то.

В какой момент меня повело – я не заметил. Видимо, раны, едкая кровь твари, голод и усталость, да токсичные испарения, которых я вдоволь надышался в канализации, в совокупности сделали-таки свое дело, и я отключился. Очнулся на скамейке. Напротив была небольшая площадь в форме многогранника, посередине которой журчал фонтан. Скамеечки стояли по всему периметру, по три на каждый отрезок. Я оказался на средней. Сверху склонилось полное женское лицо, ужасно встревоженное, чуть поодаль маячили еще двое – мужчина с каменным лицом, какие могут делать представители только одной на свете профессии – милиционеры и худенькая, еще по-детски нескладная девочка-подросток с большими карими глазами, широкими скулами и темной косой.

— Что с вами? – повторяла женщина. – Что произошло?.. Позовите кто-нибудь врача!

— Я позову! – моментально вызвалась девочка.

— Не стоит! – встрепенулся я. Боль здорово отвлекала.

— Вы уверены?! – всплеснула руками женщина. – Да на вас живого места нет! Вам нужна помощь!

— Все хорошо, – неубедительно прохрипел я, совершенно не ко времени сгибаясь в очередном приступе кашля и отплевываясь кровью. Женщина была права – становилось все хуже и хуже. Интересно, мелькнула крамольная мысль, а если им сказать, кто я на самом деле такой?.. Как изменится их отношение?.. Я невольно фыркнул.

— Что смешного?! – возмутилась женщина.

— Да он не в себе! – неожиданно подал голос милиционер. – Наверняка на змей нарвался. Сладу с ними нет. Видите, кожа волдырями пошла. Будем надеяться, что этой твари тоже от той встречи несладко пришлось.

— Нет-нет! – быстро возразил я. – Я не инфицированный. Честно. Хотите – проверьте зрачки.

— Чего? – не сообразили мои сочувствующие. Черт, терминология! Будь ты хоть раз в жизни внимательнее, Селиванов! Я заставил себя распрямиться. Голос подчинялся плохо.

— Я в порядке, – говорю. – Только мелкие травмы, разум не поврежден... наверное. Во всяком случае, я вполне себя осознаю и контролирую.

Ага, это я сказал. Контролирую – аж дух захватывает от такого самоконтроля. Это был сарказм, если что.

— Но вам необходима помощь! – гнула свое женщина. – Вы себя в зеркало видели?!

— В последнее время – нет. К счастью.

Женщина возмущенно прищелкнула языком и, покопавшись в сумочке, сунула мне карманное зеркальце, которое я рефлекторно ухватил у самого носа.

О-ох... Ну, и кто просил меня в него смотреть?!..

Вот уж точно, одна дорога – в бестиарий. Физиономию мою при всем желании за человеческую не примешь – мало того, нос сломанный и шрам через пол-рожи – так теперь еще и половина шкуры слезла, половина еще не успела и только волдырями вздулась. Ожоги художественно перемазаны неповторимой смесью грязи, крови и... судя по запаху, бензина – или чего там течет в этой трубе. Что-то горючее... Губы разбиты, веки распухли, глаза красные, будто с недельного перепоя, капилляры на сетчатке полопались, взгляд мутный. На виске кожа рассечена ударом об стенку памятного резервуара, волосы превратились в грязную, слипшуюся кровавой коркой, мочалку.

Что ж, пока что, неплохо. А то!.. Я ж оптимист.

Я перевел взгляд ниже. Так, ну, шмотки только на свалку, это я с самого начала знал... руки раздулись вдвое... порезы воспалились... рубаха сгорела нафиг, да еще и намертво сплавилась с кожей, зараза.

М-да. Красив как в поле мак. И мозгов приблизительно столько же. Однако самое обидное состояло в том, что возможность свободно передвигаться отправила мне прощальную телеграмму, в которой приказала долго жить. Пришлось признать, что без медпункта мне не обойтись. Вот только, что мне это признание дало? Все равно в местный травмапункт мне соваться категорически нельзя.

— Ну?.. – торжествующе вопросила женщина. Я постарался улыбнуться, возвращая зеркало.

— Там ужасы показывают, я проверял. Спрячьте эту штуку и не травмируйте мою хрупкую психику.

— Ваше чувство юмора вас не вылечит, – заметила женщина. Но зеркало убрала.

— Знаю, – вздохнул я. – Но я уж сам как-нибудь справлюсь. Благодарю за помощь.

— Я бы на вашем месте поехал в больницу, – сказал милиционер, или кто у них там вместо милиционера.

— Нет, я... не хочу расстраивать жену! – нашелся я. – Если попаду в больницу – тогда она точно испугается, а так... Она у меня беременная, лучше ее не пугать.

Милиционер с сомнением покачал головой.

— Что ж, поздравляю вас. Но вы хотя бы можете зайти в наш медпункт, обработать раны.

— Вот за это спасибо, – обрадовался я.

...Когда меня более или менее привели в порядок путем обработки ожогов и перевязывания конечностей, в голове немного прояснилось. Мне дали какие-то таблетки, пояснив, что яд у змей, вообще-то, смертельный. Просто мне мало досталось, но это лекарство поможет восстановить зрение, память и сообразительность. Хотя бы частично. Поблагодарив милиционера, я отправился обратно на площадь.

На той же скамейке сидела девочка с темной косой. Она улыбнулась мне, будто старому знакомому и хлопнула ладонью по сиденью.

— Присаживайтесь. Вам лучше?

Я усмехнулся, но предложение принял.

— Меня зовут Майя, – представилась девочка, протягивая руку.

— Дэннер.

Все это было немного странно. Видимо, я уже успел привыкнуть к скудному, плотному и тяжелому воздуху канализации, тварям, боли, грязи и темноте, погоне, дракам и настороженности – прыгнут, ударят, разорвут. Не отвлечешься, не расслабишься, ни на шаг, ни на секунду. И вот теперь я мирно болтаю с девочкой с красной ленточкой в косе, на скамеечке в парке, светло, улицу патрулирует милиционер, а неподалеку мирно журчит фонтан. Словно вдруг очутился в странном сне. Призрак сидел рядышком, болтая ногами, но Майя почему-то его не видела. Она прищурилась на прожектор, висящий над центром площади. Кожа у нее была бледная – видимо, она все же не выходила из-под земли. Свободный балахон и плащ скрывали фигуру, но кисти рук выдавали болезненно-худую комплекцию. А я думал, это нам плохо. Майя была откровенно некрасивая, и мне было ее жалко. Круглое лицо, широко расставленные светло-карие глаза, тонкий нос, большой рот, словно у лягушонка. Ее бы наверх... Хотя бы поправилась немного. Зато у нее были красивые глаза, или, скорее, взгляд. Живой и ясный. И открытая улыбка.

— Вы в подземельях были? – спросила Майя. Я улыбнулся.

— Вопрос поставлен некорректно. Я и сейчас не на поверхности.

Девочка рассмеялась, откинув голову назад. Чему – я не сразу сообразил.

— А у вас и, правда, хорошее чувство юмора!

— Не жалуюсь. – Ага, это мое чувство юмора на меня жалуется. В письменной форме, в комитет по охране... Черт, снова я несу ахинею. Mea culpa, исправлюсь. – Слушай, я ищу кое-кого. Девочку. Десяти лет, короткие черные волосы волнами, одета... хм... жаль, внимания не обращал когда надо было... зовут Лесли. Ее нашли в катакомбах, она под решетку провалилась. Где мне предположительно ее искать?

— Ну-у-у... – Майя задумалась. – Даже и не знаю. Дочка?

— Что?.. Да. Дочка. – А черт ее знает, еще поймет неправильно.

Майя неожиданно поднялась со скамейки.

— Я не знаю, но постараюсь вам помочь.

— Благодарю. – Я поднялся следом, и мы направились через площадь.

Кондор

Девочка была совсем юная – лет шестнадцать на вид. Она лежала в кровати, бледная как известка и вся перемотанная бинтами. Под глазами залегли глубокие тени, короткие рыжие волосы слиплись от пота. Долго не протянет. Жалко ее, совсем ребенок.

Лидия топталась рядом и кусала пальцы.

— Ну? – обратился я к ней. – И как она будет что-то рассказывать в таком состоянии?

Наверное, раненая услышала мой голос, потому что приоткрыла глаза и что-то пробормотала.

— Что? – наклонился я.

— Оборотни, – чуть слышно прошептала девочка. – Они на охоту пошли... в город... предупредите патруль.

Ничего себе.

— Все хорошо, – сказал я. – С оборотнями уже справились.

— Хорошо... – прошептала она. – А вы меня убьете?

Я хмыкнул.

— Вообще-то, надо бы. Но, раз уж предупредила, убивать тебя было бы не самым лучшим проявлением благодарности – а потому мы постараемся тебе помочь. Спи. – Я выпрямился. Девочка хотела, видимо, сказать что-то еще – губы шевельнулись, но закрыла глаза и снова уснула.

— Ну, и? – поинтересовалась Лидия, когда мы, тихонько прикрыв за собой дверь, вышли в коридор. – Что скажете?

— Отхлестать бы тебя ремнем хорошенько, – буркнул я, спускаясь по лестнице. Мне надо было подумать.

Нэйси

Артемис с Аретейни догнали нас достаточно быстро, а вот командир с моей непутевой сестрой явно задерживались. Я беспокоилась, но Обрез меня гнал вперед. Мне было интересно, почему его так зовут, но спросить я не решалась – суровый больно. Дэннер – он не такой. Он, хоть и дисциплина у него железная, а больше держится как друг и товарищ. Обрез выдерживает дистанцию. Командир – и все тут. Самое удивительное, что у него при всем при этом дисциплина хуже.

Взять хотя бы меня. С Дэннером я вполне могла бы договориться – вот, просто так подойти безо всех этих «держать строй», да «разрешите обратиться» и прочей лабуды, и договориться. С Обрезом не получалось, и потому я решила тихонько дезертировать. Черт с ним, с шансом поступить – товарищи дороже. Тем более что один из этих товарищей – моя сестра.

Рассудив таким образом, я погасила фонарь, осторожненько отделилась от основной группы и уже приготовилась шмыгнуть в темноту – как вдруг сзади нагнали шаги. Это не Дэннер с Лесли – оба ходят легко и бесшумно. Эти шаги были похожи на стук женских каблуков и нечто совсем уж невразумительное – так ходить могут только раненые, пьяные и сумасшедшие. Значит – патрульный Фиар и Аретейни, на которую Дэннер всю дорогу глядит как фанатики на красный дым – с таким же блеском в глазах, прям убила бы этих взрослых. Дэннер-то куда?! Вначале был нам всем примером для подражания, героем, наставником и командиром. А теперь – теперь... Да слов на него нет! Так нас разочаровать. Мы-то все думали, он сильный и умный – а он... все туда же.

Нет, не могу больше об этом, противно на душе становится.

Итак, Аретейни буквально тащила на себе Артемиса, а он кривлялся, смеялся и нарочно спотыкался. Я заметила, что у нее кровь течет из-под рукава, но она терпит и даже улыбается. Вот, молодец, вот это я уважаю. За это я и Дэннера уважаю – ему, вообще, все нипочем. А вот Артемиса, наоборот, не очень – он все время ноет. Я удивляюсь, как ему Дэннер за это до сих пор по башке не настучал.

— Вот, – прохрипела Аретейни, задыхаясь и с видимым облегчением скидывая все еще веселящегося чему-то своему Артемиса на плечи товарищей. Получите вашу посылочку, распишитесь. Дэннер не возвращался?

— Не-а, – говорю. – Они оба пропали. Ушли и не вернулись. Дэннер и Лесли.

Она побледнела и даже как-то пошатнулась. Надо же... Беспокоится, значит.

— Не вернулись?.. – с какой-то безумной надеждой в голосе повторила она. Кажется, надеялась, что не так меня расслышала. Я в ответ отрицательно мотнула головой. – Так ведь, сколько времени прошло... Надо их найти.

— Пошли. – Я взяла ее за руку и потащила вслед за всеми. Рука была скользкая от крови. – Ты где порезалась?.. Тебя ранили? Надо перевязать.

— Надо, – согласилась она. Ее уже шатало от слабости, и она задыхалась. Ну вот, я же говорила. – Потом. Сейчас времени нет.

— Надо сейчас! – прикрикнула я, надеясь, что у меня так же строго получится, как и у Дэннера. Надо же мне было ее убедить. – Ты же кровь теряешь. Еще немного – и ты просто-напросто свалишься.

— Я знаю, – согласилась она. – Но надо Дэннера найти. И Лесли. Надо Обрезу сказать...

— Тихо ты!.. – испугалась я. И, оттащив ее в сторонку, растолковала:

— Обрез нас не отпустит. Мы убежим. Только тихо.

— Ага, – выдохнула она. Я засомневалась, что она сможет отправиться на поиски – но лучше такая спутница, чем совсем никого. Я остановилась и перевязала ей руку. Рана была большая, но у меня есть пластырь хитрый, он края ран стягивает.

— Так лучше?

— Благодарю, – сказала она.

— Вот. – Я дала ей антисептик. – Это поможет.

Она беспрекословно выполнила все мои указания – а я подозреваю, что у нее просто-напросто не было сил со мной спорить, и вскоре немного ожила, даже щеки порозовели. Хотя, это мне, наверное, показалось – все равно не видать в темноте.

А потом мы все-таки убежали.

Бежали мы долго, и Аретейни пару раз едва не свалилась в обморок, но терпела и молчала, и делала такой вид, будто все хорошо. В какой-то момент она остановилась и что-то вытащила из кармана.

— Ой. Я Артемису пистолет забыла вернуть.

— Пошли, – ответила я. – Пригодится. Ты не беспокойся, вернешь. Как придем.

— Ну, да, – согласилась она. – Только надо наших найти.

— Найдем.

Мы пошли дальше.

— Нэйси.

— Ну?

— А в каком возрасте поступают в патруль?

Я задумалась, вспоминая. Выходило и так, и эдак. По-разному выходило.

— Кто как. Некоторые с четырнадцати лет – а это значит, что мне два года осталось.

— Но здесь все мужчины.

— Ага. Но я хорошо умею драться. Меня должны взять.

Она улыбнулась. Я на нее в тот момент не глядела – шли мы один за другим – но услышала по голосу.

— И многие так думали?

— Почему это, – обиделась я. – Я буду стараться. Ну, некоторые работают официальными помощниками, как Лидия. Только она Кондору дочь, хотя об этом и не знает. Ей легче.

— Кондор – это кто?

— Это начальник их. Всего патруля. Важный дед.

— А где твои родители?

Мне об этом говорить не хотелось.

— Их забрал туман, – буркнула я. Она помолчала. Потом спросила:

— А Дэннер? Он давно работает в патруле?

Этого я не знала. Так я и сказала ей, что не знаю. И добавила, что я думаю по этому поводу:

— Давно, наверное. Он, вообще, уже совсем старый, ему лет тридцать уже.

Она тихонько рассмеялась. Смех у нее был мягкий, но мелодичный. И чего смешного такого я сказала, не понимаю!

— Мне двадцать семь, – сказала она. – Скоро на пенсию.

— Зато ты, вот, взрослая, – утешила ее я. – Это хорошо. Можешь работать, где хочешь. А меня, вот, не берут. Говорят, я еще маленькая. Да что они, вообще, в жизни понимают!

— Это точно, – неожиданно согласилась Аретейни. Голос у нее отчего-то погрустнел. – Ничего не понимают.

Чтобы она не расстраивалась, я решила отвлечь разговор.

— Ну, а ты кем работаешь?

— Я?.. Я врач.

— Хорошая работа.

— Хорошая. – И она снова замолчала. Не понимаю, чем я ее так расстроила. Надо ей что-нибудь приятное сказать.

— А ты Дэннеру нравишься.

— Да?.. – каким-то вдруг осипшим голосом отозвалась она. – Это он сам тебе сказал?

— Нет, – удивилась я. С чего это Дэннеру со мной о личной жизни болтать? Вот, странная. – Но я вижу. По-моему, он как-то к тебе по-особенному относится.

— Да?.. – Вот заладила. – И кто ему еще... нравится?

Все чуднее и чуднее у нее вопросики! Это от кровопотери, что ли?.. Или от аммиака? Воняет здесь... Канализация, еще бы.

— Никто, – ответила я. – Ну... вообще-то, он встречается с Лидией, но она ему не нравится. В смысле, нравится, но не так как ты. А Лидия, она, вообще, много с кем встречается. Да и... Дэннер тоже... Мне Алиса рассказывала.

— Много с кем?

— Ну, да. Ты не думай, Алиса знает. Она странная, Алиса, а ей Дэннер нравится, вот она и устроила за ним слежку. А нам рассказывает.

— Ясно, – каким-то деревянным голосом отозвалась она и надолго замолчала. А я удивилась, чего это она так расстроилась. Наверное, решила я, за Дэннера переживает. Он же ей тоже, наверное, нравится. Ну, и устала, конечно же. Больно ведь ей, а она все терпит. Я ее понимаю.

Аретейни

Много кто, вот как. Мне было больно, физически и духовно, одиноко, тоскливо и страшно в этих подземельях. Я, вообще, темноту и сырость не люблю. Они меня в депрессию вгоняют. А еще больше я не люблю подземелья. Мне невыносима сама мысль о тоннах земли и камня, которые отделяют меня от солнца, я чувствую себя как в могиле. Заживо погребенной. Наверное, у меня легкая форма клаустрофобии, мне в целом в закрытых пространствах неуютно. Утешала только одна мысль – солнца в этом мире и на поверхности земли не видно.

И еще мне было страшно, так страшно, что хотелось застрелиться. Если это Земля... то какое это время? Вот, у вас, например, какие есть варианты ответа? Моя страшная гипотеза обретала с каждым шагом все больше и больше подтверждений, обрастая ими как средневековый замок контрфорсами. Развитые технологии – раз. Упадок – два. Паранормальные способности людей, такие, как, например, способность воспринимать ультразвук (это три), что можно причислить к... Мутациям – четыре. Серое небо, не видно солнца – это обстоятельство наводит только на одну, крайне банальную и пресловутую мысль, столь популярную в желтой прессе.

Ядерная война.

Озоновый слой уничтожен, и облако пепла закрыло небо, будто кастрюлю огромной крышкой. Да, но где же, в таком случае, парниковый эффект?.. Должно быть жарко. Хорошо, а туман этот вокруг города откуда взялся? Наверняка, оттуда же и взялся. Туман поднимается, образуются циклоны, из-за которых здесь такая нестабильная погода. Вот ведь – весна – а сплошные дожди с грозами поливают, да ветер сшибает с ног. То есть, парниковый эффект обратился в обратную сторону – теперь облака не позволяют солнечным лучам в полной мере согревать планету. Но тогда, наверное, катастрофа произошла очень давно, достаточно давно для того, чтобы люди и животные успели мутировать и приспособиться к новым условиям, а климат выровнялся. Много-много лет назад...

О, боги... Да все в нашем времени к этому и идет.

Значит – я попала в будущее.

И это... язык русский... город большой... Москва?!

Ну, это-то, как раз, вполне логично. Если я каким-то образом переместилась во времени – то мне вовсе необязательно перемещаться заодно и в пространстве.

Нет, не Москва. Хоть и будущее – а свой-то город я обязательно узнаю. Другой город, но тоже большой. Впрочем, за сотни лет великий-могучий мог и распространиться. Скажем, хм...

— Нэйси?

— Да?

— А поблизости есть другие города?

— Где? В лесу? А где им там быть-то?

— Логично.

Одно остается неясным. Отсутствие тумана над городом.

Может, я и не права. Другой мир, другие природные законы. Почему это сразу будущее?.. Или я подсознательно стремлюсь восполнить пустоту от разлуки с Родиной?..

А, да и черт с ним. Что бы это ни было – главное, что здесь есть Дэннер. Я нашла того, кого, возможно, искала всю жизнь (ну и что, что я почти каждый раз так думаю?.. Я ж не просто думаю, я надеюсь. Надо же мне на что-то надеяться!)

Остальное неважно.

— Аретейни!..

Голос Нэйси выудил меня из омута размышлений так резко, что я невольно вздрогнула.

— Ты знаешь, куда нам идти?

Впереди был поворот.

Знаю, конечно же. Я не то, чтобы ведьма, но могу чувствовать оставленный отпечаток ауры и еще некоторые вещи. Меня бабушка научила.

— Туда. Я так быстро свернула за угол, что плащ за спиной взметнулся, хлопнув полой и погасив сигарету в руке. Сигареты были из тех, что дала мне Лесли – эта пачка хранилась в кармане. Они были ароматизированные, и я, разумеется, оставила вкусненькое на потом, одалживая у Дэннера обычные. Обычные-то, как раз, и успели закончиться. Сигареты хоть немного притупляли боль.

Вскоре мы наткнулись на дырку в полу, образованную явно кем-то очень неосторожно бегающим.

Лесли. Я ее чувствовала. Это трудно объяснить, но отпечаток ясно лежал в воздухе – кусочек ее энергии, яркой и холодной от страха. Еще бы – она ведь неожиданно для себя самой провалилась. Я попыталась настроиться и просканировать дно дыры, но Лесли внизу не было. Энергия Дэннера переплеталась с энергией Лесли. Злится. Очень. Хотя, больше, скорее, беспокоится.

— Ты чего делаешь? – поинтересовалась я у деловито обследующей дыру Нэйси. Она даже головы не подняла – так была увлечена процессом.

— Как чего? Прыгаем. Давай так, я прыгну первая, а ты смотри, все ли будет хорошо.

— Угу, – невольно фыркнула я. – Давай, первопроходец. Если все будет хорошо – тогда свистнешь, а если плохо – заорешь.

— Приблизительно так, – не уловила иронии Нэйси. Я даже ахнуть не успела, как она ловкой кошкой исчезла в дыре. Снизу раздался звук удара, затем плеск.

— Нэйси!

Она отозвалась не сразу.

— Все нормально! Прыгай!

— Ага. Отойди! – Я перелезла на край. Решетка хрустнула, заскрипела и прогнулась.

— Только осторожно, здесь труба!

Решетка с лязгом проломилась. Я извернулась, хватаясь за края, руки соскользнули, раздирая кожу об острый край – и я триумфально полетела вниз, в последнее мгновение таки вспомнив, что падать совершенно не умею. Короткий полет, в процессе которого я ухитрилась перевернуться, завершился ударом об ту самую злополучную трубу, после чего я мешком сползла в ледяную воду.

Приложилась я боком, и потому сразу же забила неприятная крупная дрожь. Что ж, мне повезло. Могла головой впечататься или позвоночник сломать. Ну, не спортсмен я! К спортсменам я имею иное отношение – я их лечу. Как раз в таких вот случаях. Холодная вода пришлась очень кстати – она сразу привела в чувство. Я, разумеется, упрямо попыталась подняться, но у меня получилось только при-подняться и уцепиться за трубу. А сигареты не промокли. И их, и пистолет спасла откровенно плохая водопроницаемость кожаного плаща. И на том спасибо.

— Ты живая?!.. – испуганно вопрошала Нэйси, вертясь вокруг меня. – Скажи что-нибудь!..

Я, наконец, ухитрилась вдохнуть.

— Да в порядке я, в порядке! Не боись... Лучше отойди в сторонку, я встану...

Нэйси облегченно выдохнула, но вместо того, чтобы отойти в сторонку, принялась мне помогать, в результате чего мы плюхнулись обе. Впрочем, поднялись мы довольно скоро и сразу же продолжили путь.

Обрез

Тварь обнаружилась за следующим поворотом. Недалеко уползла, ишь ты.

Напала она, как это у них и водится, неожиданно и сразу же зацапала парня из отряда Дэннера, имени которого я так и не запомнил. Очухались мы только, когда сверху нам на голову свалилось то, что она от него, собственно, оставила.

Я рванул вниз, по совету все того же Дэннера, на лету вскидывая автомат, а ребята разбежались жаться по стенам. Глубина здесь оказалась немаленькая – я ухнул с головой. Вынырнул, ухитрившись, однако, не замочить оружие – солдатская сноровка, как всегда, выручила, и махом всадил в тварь весь магазин.

Ах, да, гранаты. А куда, собственно, Нэйси-то подевалась? Вот, черт, сбежала малолетняя бестолочь. Ну, оно и к лучшему, следить за ней больше не придется. Артемис радостно попер прямо на тварь, распевая что-то дурным голосом, тварь, видимо, настолько ошалела от самостоятельно идущей к ней добычи, что на несколько секунд растерялась – во всяком случае, она замерла и недоуменно щелкнула жвалами. Этим-то моментом и воспользовались Хаммер и Даклер, обежав ее с обеих сторон и с каждой запихав по гранате.

Рвануло двойным зарядом так, что нас всех отшвырнуло взрывной волной, будто осенние листья. Меня обрызгало, и по лицу пополз ожог. Я едва не взвыл – боль была невыносимая. И как это Дэннер с Нэйси ее до сих пор терпят?! Ужас просто.

Стихло. Черт, да мы развиваемся. На этот раз все произошло быстро, настолько быстро, что я даже толком не успел сориентироваться. Что ж, оно и к лучшему. Метод проб и ошибок – самый лучший на свете метод – а я, между прочим, всегда это говорил. Жаль только, людей потеряли.

— Предпоследняя, – прохрипел я, выбираясь из канала. Болело так, что хотелось выть и лезть на стенку – а не на низкий канализационный бортик. Мама дорогая... – Все целы?

Парни зашевелились, растерянно переглядываясь. Я их понимаю.

— Да...

— Да, товарищ командир...

— Только один погибший...

— Вечная ему память, – сказал я. – Ну, что расселись как в театре? Пошли дальше. Еще немного – и домой.

Еще немного – и домой...

Я сам в это не верил.

Дэннер

Мы шли по улицам города, и я все никак не мог вообразить, каково это – никогда не выходить из-под земли, всю жизнь провести в этих коридорах под многотонным земляным потолком. Лично мне было бы неприятно – хотя, я-то знаю, что такое дневной... хм... свет, а они-то нет. Они здесь родились.

Перед нами выросло высокое и красивое здание неопределенного архитектурного стиля, который я сразу же определил как излишне помпезный. Здание представляло собой высокую филигранную башню с ломаной остроконечной крышей, от которой в стороны расходились два изогнутых крыла. Картину дополняли различные тяги, башенки, эркеры, полуколонны, галереи и розочки – ну, постарались, только кариатид у входа не хватает, честное слово. Вычурность зашкаливает. Странные у них вкусы, надо признаться. В то время как остальные дома в городе выдержаны в скромном и практичном стиле, безо всей этой художественной мешуры.

Нет, я люблю искусство. Но все хорошо в меру, и не думаю, что с этим мало кто согласится. Во всяком случае, здесь субъективное мнение граничит с объективным.

Что-то я опять заболтался. Пните меня, кто-нибудь, а? А то я так до вечера буду языком трепать.

— Что здесь? – не удержался я. Ответ последовал вполне ожидаемый.

— Мэрия, – удивленно обернулась Майя. – А вы разве не помните?

— Нет. Не помню. – Я смущенно улыбнулся. Майя тряхнула косичкой.

— Ничего, вы вспомните. Вам еще повезло, вы легко отделались.

— Это точно, – искренне согласился я. В общем, в голове у меня потихоньку прояснялось – лекарство действовало. Хорошо. Жизнь, определенно, налаживается. Еще бы Лесли найти и тварей убить.

Ага. Всех разом. Одним выстрелом! И Ласточке в любви признаться. Очнись ты, наконец, Селиванов. Мечтатель хренов.

— Скоро придем?

Майя обернулась.

— Почти пришли.

Коридор – или улица, не знаю, как ее лучше называть – сделался совсем тесным и узеньким. Здесь было полутемно, пахло мочой и чем-то еще, горючим, вроде бензина. А может, это мои волосы им пахли – после яркого, но непродолжительного общения с трубой в катакомбах.

Майя нырнула под низкую арку, поманив меня за собой, и ее легкие шаги застучали по каменным плитам. Мне пришлось согнуться вдвое ниже, чтобы туда пролезть. Сама девочка была нормального человеческого роста, каким и должен быть ребенок в ее возрасте, но уж очень арка была низкая. Почему, интересно, у них такой большой разброс? Странно.

Я уже сообразил, что люди, которые тут ходят, относятся к категории самых низкорослых жителей города, хотя высоты потолка вполне хватало как для меня, так и для Майи. Правда, для меня он был впритык, а Майя – Майя пока что, не выросла. Но в ней ясно просматривались пропорции обычного человека. Не очень высокая будет – но все же, вполне нормальная. Значит, относится к другому району, с высокими потолками, как и женщина, предлагавшая мне вызвать врача, и милиционер с площади.

Через несколько метров дорогу преградила решетка с замечательной табличкой «Опасно! Не входить!», но Майя, уверенно отворив калитку, проследовала дальше. Я решил пока что не удивляться. И не хвататься за оружие.

Что?.. А вот, черт ее знает. Если посмотреть с другой стороны, с какой бы это стати ей мне помогать? Не все же такие безнадежные идеалисты, как я.

Но это я все же, поспешил с выводами, хотя и оставил их в качестве запасного варианта. Надо же верить людям – а то вообще жить не захочется. Ну, иногда верить. Даже если люди эти живут в подземном городе и в гости тебя вовсе не приглашали.

Коридор окончился дверью. Дверь была толстая, металлическая с вентильным замком во всю ширь – настоящий бункер. На случай затопления, сообразил я.

Майя попыталась провернуть вентиль, но он только лениво скрипнул и не сдвинулся ни на сантиметр. Зато сама Майя разрумянилась и запыхалась.

— Помогите, – выдохнула она, оборачиваясь. – Он тугой... Сил не хватает.

— «Куда ты ведешь нас, не видно ни зги! – Сусанину в гневе вскричали враги...» – насмешливо продекламировал я, открывая дверь. Вентиль возмущенно взвизгнул, но достаточно легко поддался. Достаточно для раненого – даже швы на руках не разошлись.

— Что?.. – удивилась Майя, дождавшись прекращения визга. – А, это цех. Идемте.

Цеха за дверью не наблюдалось – только узкий, стиснутый с одной стороны стеной, с другой – рядом труб до потолка, коридор, имеющий, к счастью, высокий потолок. Здесь было свежо, сыро и пыльно, по лохматому войлоку труб деловито шмыгали шустрые крысы. В конце коридора ярко светился проход в следующее помещение. Оттуда что-то низко гудело, шумело и стучало, трещала электросварка, и даже, как мне показалось, слышался звук шлифовального станка. Это и был обещанный цех.

— Андрей! – неожиданно заорала Майя, отчаянно размахивая рукой – и к нам подошел небольшого роста чернявый парень в непромокаемом рабочем комбинезоне и каске.

— Привет, – поздоровался он, протягивая мне руку. – Побыстрее, у меня работа стоит.

— Мы быстро, – отмахнулась моя спутница. – Мы просто хотели узнать, не находили ли вы девочку?.. Сегодня?..

Андрей отрицательно мотнул головой.

— Нет. Девочку не находили. А чего, кто-то пропал?

— Сегодня и пропал, – отозвался я. – Часа четыре назад, может, побольше. В подземельях, со стороны заставы.

— Охрана убита, – сказал Андрей. – Вполне возможно, что кто-то посторонний в городе. И опасный. Иначе – зачем ему охрану убивать?

Мне сделалось стыдно. Но тут неожиданно встряла Майя.

— Да ну, брось! – возразила она. – Ты чего, тамошнюю охрану не знаешь? Понаставят гомвелей, а потом плачутся – ах, невинно убиенные! Можно подумать, они гомвелей первый раз в жизни видят – они ж все на голову двинутые! У них и мозгов-то нет, и глаз, чтобы видеть. Небось, друг дружку и перебили. Идиотизм это все. Крыса пробежит – а эти хмыри уже кидаются. Тоже мне...

— Ты не знаешь, – возразил Андрей, приваливаясь плечом к стене и закуривая сигарету. – Гомвелей убили холодным оружием. Им же настоящее оружие выдавать нельзя, поскольку, как ты успела крайне наблюдательно заметить, они чрезмерно агрессивны и мозгов у них нет. А это было оружие холодное, рубящее, как вот, например... ваш меч.

— Да у нас половина города с такими ходит, – фыркнула Майя. – Что ж теперь, каждого допрашивать?

— Да кто с него спросит за гомвелей, – отмахнулся Андрей. – Не видел я девочки. Знаете, что... – Тут он поманил нас к себе, и мы встали в плотный кружок. – Если бы ее нашли – я бы об этом уже знал. Остается только один вариант. Мне, конечно, не хочется вас пугать, но... – Андрей вдруг замолчал и резко выпрямился. – Охотники.

Майя побледнела и закусила губу.

Мы молчали всю дорогу, и даже мой чрезмерно энергичный призрак, по-прежнему видимый исключительно мне, притих и не шалил. Личико у него было мрачное и сосредоточенное, но делиться информацией со мной, похоже, не желал даже он.

Да что же это такое-то?! Они чего, сговорились, что ли? Или это мне такая месть за гомвелей-охранников? Ну, тогда принимаю и не жалуюсь.

Так, а если серьезно...

— Вы не думайте, я вам помогу, – неожиданно подала голос Майя, когда мы дошли до решетки. – Охотники так охотники. Я же вам обещала.

— Слушай, – осторожно подбирая слова, начал я. – Ты меня прости, что я постоянно задаю вопросы, я скоро все вспомню. Надеюсь, во всяком случае... Кто такие охотники, и что им нужно от детей?

Майя стиснула зубы, глядя себе под ноги. Видимо, ответ был отнюдь не обнадеживающий. Да в общем, я и сам догадался, что к чему. Просто хотел выяснить подробности.

— Увидите.

Увижу. Так-то...

Что ж, посмотрим.

Аретейни

Мы шли по коридорам, и вокруг звонко капала и журчала вода, отражаясь эхом от каменных стен. В темноте кто-то ползал, бегал и грузно ворочался. И мерно гудели трубы.

Приблизительно через час быстрой ходьбы мы обнаружили труп. Труп лежал в воде, полоща черными волосами в грязном потоке и раскинув бледные руки. У него не хватало половины ноги до колена и было кем-то отъедено пол-лица.

— Гляди, – сказала Нэйси. – Человек.

— Ага. Был. – Я пригляделась. – Свеженький труп-то. Недавно умер.

Нэйси призадумалась.

— Может, они здесь прошли совсем недавно. – Девочка присела на корточки, разглядывая обломок трубы, из которой струйкой лилось в воду что-то вонючее и масляное. Труба была испачкана кровью. Может, той женщины, что лежит сейчас в потоке. Или... Нет уж, той женщины. И все тут. Мысль, что это может быть кровь Дэннера или Лесли, вызывала головокружение, слабость и противный холодок в пальцах.

Я мазнула пальцем по краю сегмента трубы. Жидкость мазалась и воняла.

— Топливо, – поглядела на меня Нэйси. – Для генератора. Странно... Для нашего слишком глубоко.

— Я же говорю, тут есть город, – устало отозвалась я. – Откуда, по-твоему, взялась вон та покойница? Она явно не похожа на случайно заблудившегося патрульного.

Нэйси поднялась, поправляя свою глевию.

— Очень странно, – повторила она.

Но это она со странностями поспешила.

Далее открылась картина, чем-то уже знакомая – сухой и просторный освещенный коридор, перегороженный поперек невысоким шлагбаумом. Пол был перемазан кровью так, будто здесь совсем недавно шла хорошая такая драка. Кровь застывала чернеющими лужами на каменном полу, просачивалась в щели меж плит, широкими дорогами уводя под шлагбаум – видимо, кто-то утащил трупы. В лужах деловито копошились насекомые. Нэйси ахнула и зажала рот ладонью. Я подумала, что мы с Лесли поступили разумно, решив к местным жителям не соваться. Но теперь отступать было поздно. Дэннер был здесь. Я это чувствовала. Чувствовала яркую, пульсирующую энергию битвы. Он жив. И он где-то там, дальше, за перегородкой.

Я сняла с предохранителя Артемисов пистолет и направилась вглубь коридора, велев Нэйси держаться за спиной.

Мало ли, что.

Дэннер

Улицы подземного города начали приобретать какой-то заброшенный и неухоженный вид, но Майя уверенно вела меня вперед по раскрошившимся плитам пола, по трещинам в породе – иногда совсем маленьким, а иногда – настолько широким, что их было невозможно даже перепрыгнуть, и приходилось перелезать по рассыпающимся кирпичам, по бетону обнажившегося фундамента домов, рискуя каждое мгновение сорваться вниз, в темноту. Я проклял все на свете, когда сам едва не улетел, да еще пару раз пришлось вытаскивать буквально за шиворот Майю. Пустые дома глядели черными провалами окон, когда по обшарпанным стенам скользил луч фонарика. Да, здесь было темно. Оно и ясно – зачем же тратиться на электричество в заброшенных кварталах. Мне очень хотелось ехидно поинтересоваться у моей спутницы, удобно ли ей лазить в плаще и балахоне, но я молчал. И так ясно, что неудобно, а Майя, похоже, отличается полнейшим отсутствием чувства юмора. А лазает достаточно быстро и ловко, что, впрочем, можно было бы списать на годами выработанную жизнью в подземельях сноровку – если бы не одно обстоятельство. Точнее, два обстоятельства.

Она ничуть не боялась таинственных охотников. И хорошо знала дорогу. К тем самым охотникам. Рассудите сами, зачем приличной девочке гулять по опасным местам?.. И чем дальше мы шли, тем больше крепла уверенность, что она здесь далеко не впервые, и, наверное, не стоило мне так легкомысленно доверять ей. Но, как бы там ни было. В любом случае – она наверняка ведет меня к Лесли. И ради этого стоило рисковать.

...Странно все это. И поведение Майи, – мне до сих пор не была ясна ее мотивация, – и целый заброшенный район в городе, где каждый кирпич, каждый квадратный метр ровного и свободного пространства добывался тяжелым трудом. Может, здесь была эпидемия?

— Майя, – не удержался я перед очередной трещиной. Она не обернулась на мой голос. Я с разбегу перепрыгнул расселину, и поврежденный сустав немедленно отозвался взрывом боли, отчего пришлось на некоторое время замереть, пережидая каскад серебристых звездочек в глазах и спазм в горле. Майя, тем временем, успела уйти вперед. Я догнал ее и перехватил за плечо, разворачивая лицом к себе. И показалось, будто в глазах у нее скользкой змейкой мелькнул какой-то недобрый испуг. Впрочем, она тут же снова подняла взгляд и открыто улыбнулась мне.

— Вы чего? – Голос звучал мягко и спокойно. – Что-то случилось?

Я отпустил ее и улыбнулся в ответ.

— Я тебя звал. Ты слышала? – Риторический вопрос. В пустой пещере она не могла меня не услышать с такого расстояния. Под ногами зашуршало, и я инстинктивно шагнул назад, выхватив оружие. Из-под обломка пишущей машинки, в котором уже практически невозможно было узнать валик, высунулся чуткий усатый нос – а вслед за ним показалась и вся крыса. Она наткнулась на мой ботинок и испуганно шмыгнула в темноту, шурша по бетонной крошке длинным хвостом. Всего лишь крыса. А я уже дергаюсь на каждый шорох... А что поделаешь? Это, видимо, удел всех людей в нашем мире – шарахаться от собственной тени и спать в обнимку с пистолетом. Вот и Майя заметно испугалась.

— Ничего... – выдохнула она, все еще глядя вслед крысе. Зрачки у нее расширились от испуга. А по мне, наверное, было и незаметно. Я разучился бояться. Остерегаться – да. Бояться... Бояться – нет, не умею. Плохо?.. Наверное... – Ничего, господин. Я слышала... – Тут голос зазвучал тоненько и как-то чрезмерно поспешно, как бывает, когда человек лихорадочно пытается что-нибудь выдумать. – Я, наверное, просто задумалась... простите...

— Ясно. – Я, наконец, отпустил ее взгляд – и почти физически ощутил ее облегчение. Развернулся и прошел вперед. Обернулся. – Ну? Куда дальше-то?

— Туда. – Майя проскользнула между мной и стеной дома и вытянула тонкую руку. Я последовал за ней. А что мне еще оставалось?

— А почему здесь никто не живет? – все же поинтересовался я. Шаги шуршали по каменной крошке, и казалось, что шорох этот слишком громко звучит в пустом подземелье. Одно радовало – тварей здесь, похоже, нет. Раз крысы водятся, значит, их не сожрали. А твари с удовольствием жрут крыс. Вкусные, наверное. Крыс мне было жалко – все-таки удивительные зверьки. Невероятно выносливые и умные. А твари – они и есть твари, у них мозгов нет. Несправедливо...

— Чума, – отозвалась Майя. Я даже споткнулся.

Так-то. А то меня все сумасшедшим честят. А чума, выходит, и правда бывает не только в старых книгах. И... Да поезда, поезда! И как это вы только догадались?..

— Но вы ведь не боитесь, – добавила Майя, не оборачиваясь.

— Да ничего я не боюсь, – раздраженно огрызнулся я. Ненавижу идиотские риторические вопросы с подвохом. Детский сад какой-то. – А ты хочешь, чтобы я тебя от вируса спасал, что ли, я что-то не пойму. Или предлагаешь мне химзащиту? Вирус столько не живет, к твоему сведению.

Наверное, интонация у меня была чересчур резкая, потому что девочка обиженно замолчала. В следующий раз задумается. Надеюсь.

Что-то призрака моего давно не видать. Вроде, тут крутился, а теперь нету. Спит?.. А призраки умеют спать? Или...

— Пришли. – Майя остановилась перед порталом длинного здания этажей в девять – сейчас уже сложно сказать, сколько их изначально было, потому что или земля проседала под фундаментом и дом постепенно опускался вниз, или сверху намело мусора, или и то, и другое вместе – но окна первого этажа были видны лишь до половины, а верхняя ступенька проржавевшей металлической лестницы, откуда-то снизу ведущей ко входу, сравнялась с землей. Полусгнившая дверь из неопределенного материала болталась на одной петле, и с нее отслаивались широкие лоскуты краски.

Вот теперь пора.

Я резко развернулся, перехватывая Майю за запястье и заламывая руку вверх. Она вскрикнула, упала на колени и уронила фонарь, взметнулась коса с алой лентой. Теперь лежащий на земле фонарик выхватывал из темноты только песок, некогда бывший кирпичом и бетоном стен, мелкие камушки да битое стекло. Темнота, казалось, затапливала синеватый луч вязкими черными чернилами. Теперь я не видел лица девочки, но слышал громкое частое дыхание и чувствовал бешеный перестук пульса под пальцами.

— Значит, так. – Я поднял фонарь свободной рукой и погасил свет. Незачем нам строить из себя идеальную мишень для снайперов-любителей. Темнота сомкнулась вокруг тяжелым плотным одеялом, и теперь я ориентировался на слух и интуицию. Мне показалось, что стук сердца Майи слышно за версту, но это, разумеется, только игра воображения. Было тихо, но я чувствовал, что в доме кто-то есть. И он там не один. – Скажи-ка, тетя, ведь недаром? С чего это вдруг в тебе пробудился столь сильный альтруизм?

— В-вы что... – прохрипела в ответ Майя. В голосе заслышались слезы. – Вы совершаете ошибку... вы ничего не знаете!.. Отпустите меня...

— Щ-щаз. – Я усмехнулся. – Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что я не потерял память, и уж, тем более, не принадлежу к твоему миру. – Мне было тяжело держаться на ногах и внятно разговаривать, я чувствовал, что речь моя сделалась неясной, а движения неверными. Еще чуть-чуть – и я рискую снова потерять сознание. А потому надо говорить медленно и действовать быстро. Пульс набатом отдавался в ушах, руки взмокли. Наверное, я все же потерял достаточно крови. Ну, да, когда мы все втроем в окно вылетели. Сейчас те события казались чем-то невыразимо далеким, а наш город, лес, небо над головой – просто сном или сказкой. Майя извернулась, но тут же взвыла от боли – что-что, а держал я крепко, пусть даже и в таком состоянии.

— Значит, так, – устало повторил я. – Давай-ка, ты мне расскажешь все по порядку – а там уж мы решим, что нам дальше делать. Идет?

— Да некогда рассказывать! – снова взвыла Майя, захлебываясь слезами. – Пожалуйста, послушайте меня...

— Именно этим я сейчас и занимаюсь.

— Делайте, что я вам скажу! Иначе мне крышка!

— Да ну! – Я перехватил ее руку повыше, чтобы ей не приходилось сгибаться. – А мне-то до тебя что за дело, интересно?

— Да я отведу вас к вашей дочери!

Так. Дилемма. Отвести-то она отведет – а вот, дальше что? Ну, что ж, мне главное найти Лесли. А дальше – дальше я и сам уж как-нибудь не пропаду. Я вздохнул и отпустил ее руку.

— Ну, смотри. Если обманешь...

Первая пуля вошла в плечо.

Я не успел договорить, а Майя не успела встать – выстрелы прогремели громовыми раскатами, эхом отражаясь от покинутых стен.

— Ложись! – зашипел я, кидаясь на землю и рывком притягивая девочку за собой. Стреляли из окна дома.

— Все!.. – истерически прошептала она. – Мы опоздали... прощайте...

— Рано! – Я распрямился, поднял ее следом. Выстрелы стихли. – Они нас не видят. Встать!

— Видят! Кирси видят в темноте...

— Кто?..

— Они нас догонят...

— Слушай, не паникуй, – сказал я, оттаскивая ее под прикрытие двух бетонных плит, крайне удачно для нас упавших «домиком» – я их видел еще при свете фонаря, теперь нашел на ощупь. Мы нырнули под плиты, растревожив еще двух крыс и едва не наглотавшись песка по дороге – проход был достаточно узкий. – Отстреляемся. Будешь моей заложницей, идет? На время. Я тебе, разумеется, ничего не сделаю, но ты можешь мне просто подыграть. Майя!

Она все еще ревела, прижав руки к лицу, и дрожала так, что мне казалось, будто плиты сейчас свалятся нам на голову, или трещинами пойдут. Она боится не меня. Она боится тех, к кому меня привела. Ай да подземный город...

— Н-не получится... – выдохнула она. – Нас поймают... Они... ой, Дэннер, вам лучше этого не знать...

— Ничего, с ума не сойду. Мне сходить не с чего. Давай, рассказывай. У нас есть пара минут.

— Вы не знаете...

— Так потому и спрашиваю! – окончательно разозлился я. Рука онемела и отказывалась подчиняться. Я зажимал рану пальцами. Когда тебе больно и надо спешить, а рядом кто-то тормозит – это ужасно раздражает, так что, меня вполне можно понять. – Ладно, я уже понял, что с тобой разговаривать бесполезно. Только один вопрос: Лесли там?

— Да.

— Значит, мне надо туда. – Я поднялся, было, но она ухватила меня за рукав.

— Стойте. Они вас убьют.

— Мне будет не в пример легче, если при этом я буду находиться на удобной мне позиции. – Я улыбнулся. – Вон они бегут.

Я их не видел, но слышал шаги и характерное бряцанье оружия. Майя отвалилась – именно отвалилась, другого слова не подберешь, издав при этом какой-то полувздох-полустон, а я выбрался наружу. Нырнул за плиту, заряжая пистолет. Последние патроны. Я мог расстрелять их тут же, на звук, всех троих – но мне было важно выяснить, сколько здесь еще охраны. Где же призрак?.. Он бы мне сейчас помог. Я машинально хлопнул себя по карману и вздрогнул, когда сообразил, что «молния» разошлась, а в кармане ничего нет. Только мокрое пятно.

Итак, я потерял платок где-то в процессе перелезания через трещины и завалы. Надеюсь, хоть не в трещину... Сделалось вдруг очень-очень грустно, но грустить мне было некогда. Постараюсь найти на обратной дороге – если, конечно, выберусь отсюда живым. Как она там одна... бедненькая...

Я выстрелил навскидку и почти сразу же услышал хрип. Надо же, попал. Остальные двое кинулись в обход, ориентируясь на звук моего выстрела, а я, выбравшись из-за плиты, повел их за собой вдоль стены дома – во всяком случае, я надеялся, что вдоль стены. Меня шатало, рукав отяжелел, стала ощущаться нехватка кислорода – теряю кровь. Плохо. Прострелили мне правую руку, и это хорошо, поскольку сустав я себе своротил на левой ноге. Несколько раз я споткнулся, и при падении пуля болезненно резала мышцы, и от этого я снова едва не отключился.

И вдруг кто-то рванулся навстречу, обхватив за пояс и отчаянно пытаясь куда-то утащить. Майя.

— Они чуют кровь!.. – зашептала она. – Вам от них не уйти...

— А я и не собираюсь. Отпусти!

— Не делайте глупостей!

— Да отпусти, кому сказал!

Пока мы возились, охранники – или кто они там были – подбежали совсем близко. Я прекратил вырываться и быстро выстрелил вначале в одну, затем в другую сторону. Ярко вспомнились тренировки в академии – когда отключается сознание, мозг выдает образы по цепочке ассоциаций. Закрыть глаза... успокоиться... слушать... шаги... выше... дыхание... сердце... вот здесь – сердце.

Выстрел. Второй. Предсмертный хрип. Звук падения. Дыхание стихло.

Майя замерла. Ее пальцы стискивали мою куртку, она тяжело дышала и, кажется, все еще ревела.

— Они... умерли?

— Кажется, да. – Я перевел дыхание. – Ты в порядке?

— Ага. Давайте спрячемся куда-нибудь, и я вас перевяжу.

Я согласился. Сил не осталось.

— Майя, почему ты мне помогаешь?

Она помолчала.

— Вы мне нравитесь. Вы не такой, как они. А дети – дети должны быть с родителями. Иначе неправильно.

— Ты тоже охотник.

— Да. Но это не я увела вашу Лесли.

— Я знаю. Почему ты с ними?

— Меня тоже украли. Дэннер... я вам должна кое-что сказать...

Я услышал, как она тихонько вскрикнула. И звук падения. Затем в глазах взорвался цветной каскад – и я, наконец, отключился.

Я очнулся в пустой комнате.

Было темно и тихо, сверху тянуло сквозняком. Я хотел подняться, но тут же обнаружил врезавшийся в запястье наручник, коротенькая цепь от которого тянулась к стене. Тогда я поднял другую руку. Кто-то снял с меня куртку и рубаху и перевязал раны. Странно. Было холодно, но тут уж ничего не поделаешь. Ни оружия, ни фонарика, ни полевой аптечки мне не оставили, сняли даже флягу с водой с пояса. А пить хотелось ужасно – кровопотеря давала о себе знать. Я дернул цепь, но наручник только впился в предплечье, а труба, к которой был пристегнут второй «браслет», даже не пошатнулась. Крепко висит. Ну да, чего ж я еще ожидал. Дергаться было бессмысленно, и я устроился поудобнее.

Да уж, ситуация. И Лесли не вытащить, и к своим не вернуться. Я принялся думать о Майе – интересно, как она там. Значит, охотники крадут детей. Зачем?.. Чтобы делать из них других охотников? Глупо. Глупо и бессмысленно. Что они собой представляют, вообще?.. Партия, тайный орден, или какая-нибудь секта? Зачем им дети? Чем они занимаются?..

Боль сверлила раскаленными гвоздиками во всем теле, и было странно, что обо мне позаботились. Что же получается, я им нужен? Для чего?

Вопросов много, а ответов – ни одного. Я обхватил себя за плечи бесполезным жестом, который согреть уж точно не мог. Куртки не хватало, но что ж теперь поделаешь. И призрака я потерял.

Сколько я прождал своих тюремщиков, я не знал – часы на руке остались, но без фонарика они были бесполезны. Могу только сказать, что очень долго. В общем-то, приблизительно два часа – это не срок для того, кто чем-то в эти два часа занимается. Пролетят, как одно мгновение. Но вот если сидеть неподвижно в полной тишине и темноте, в компании только с болью и переживаниями оттого, что теряешь время – два часа тянутся очень-очень долго. А спустя эти два часа мне надоело ждать у моря погоды, и я, окончательно убедившись, что никто не намерен составлять мне компанию, принялся осторожно исследовать трубу.

Наручник не снять – это, как раз таки, понятно. А вот цепь теоретически, можно порвать.

Так... ничего колюще-режущего у меня не осталось. Что ж, будем изобретать велосипед.

Я пошарил рукой по полу в поисках какого-нибудь камня или вроде того, но, разумеется, ничего не нашел. Постойте-ка... в окнах ведь должны быть тонкие гвоздики.

Заветный гвоздик я все-таки отковырял, перебудив, наверное, всех охотников скрипом рамы и поломав себе все ногти. Теперь, если осторожненько просунуть его в замочек наручника и сдвинуть «собачку»... На это ушло еще около часа. Мне было неудобно вскрывать маленький замок в темноте одной рукой, но опыт спасал положение. Сколько раз я в рейдах терял ключи... теперь они у Ласточки... как она там?.. жива ли еще?.. мне ее так не хватает сейчас...

Щелкнуло. Металлический браслет распался на две половинки. Резко вставать не следовало – я немедленно свалился, упираясь обеими руками в подоконник. Дыхание сбивалось, в ушах стоял шум. Так... вставай... Вставай, Селиванов. Некогда отдыхать.

Дверь оказалась не заперта, и я на ощупь вышел в коридор.

Аретейни

Здесь же был пожар, размышляла я, пока мы шли по длинному сухому коридору, освещенному яркими лампочками в два ряда. Контраст был настолько резок, что я невольно ловила себя на удивлении и даже каком-то дискомфорте – не хватало вязкой влажной темноты, плесени, скользкой микрофлоры, запаха нечистот и шума воды. Нэйси шагала чуть позади, настороженная, словно маленький зверек. Кровавая дорога тянулась по каменным плитам пола, потихоньку бледнея.

Наконец, впереди открылась широкая расселина – метров пятьдесят, не меньше. Она была огорожена по краю заборчиком, и в темноту яркой гирляндой тянулся веревочный мост, освещенный все теми же лампочками. Мы невольно остановились и переглянулись, но другой дороги не было, а в конце моста ярким прямоугольником светился проход.

Ощущение перехода по мосту было фантастическое. Он шатался и раскачивался, а внизу под ногами летали какие-то животные, кто-то пищал, визжал и рычал на разные голоса. Табличка, прибитая на заборе у входа, любезно предупреждала об опасности со стороны тварей и настоятельно рекомендовала без оружия по мосту не ходить и смотреть в оба. Что ж, к этому мы привыкли.

Я чувствовала Дэннера, но почему-то совершенно в другой стороне, к северо-востоку от траектории нашего движения. Энергия от него исходила сильная, упругая и теплая – но далекая-далекая. Ничего, найдем.

...Мы с Нэйси ожидали увидеть кого угодно – тварей, морлоков, гномов, эльфов, да хоть призраков – но только не обычных людей. Однако город был заселен ими, навскидку, практически на две трети. Оставшаяся треть состояла из двух видов существ – одни были слишком высокие и тонкие, будто их вытянули, другие – слишком низенькие и приземистые. У тех, и других лица были закрыты. У высоких – масками, у низеньких – до половины платками. Высокие ходили в черной форме и с оружием, низенькие – водили грузовики, чинили трубы и таскали грузы – пролетариат. Удивляться было некогда, и мы просто шли дальше, ориентируясь на мои ощущения.

— Есть хочется, – вздохнула Нэйси, когда мы вышли на площадь с фонтаном. Мы со вчерашнего утра ничего не ели...

Я поглядела на часы и обнаружила, что на исходе второй день нашего пребывания здесь. Под землей ощущение времени теряется. И как это Нэйси его чувствует? Впрочем, их датчики я тоже не слышу.

— Ага, – согласилась я. – Но у нас денег нет. Придется терпеть.

— Да ну! – Нэйси упрямо тряхнула головой. – Не могу терпеть. Давай что-нибудь придумаем.

— Что?

— Ну... – Нэйси задумалась. Затем улыбнулась. Я все никак не могла понять, какого цвета нее глаза. Вроде, еще совсем недавно мне казалось, что они синие... или серые... не помню. Сейчас они были невероятного, хвойного или малахитового оттенка. Разве так бывает? Совсем я с ума схожу. – Стой тут, я сейчас приду.

И она умчалась. Я даже слова ей не успела сказать. Пришлось присесть на скамеечку, что я и сделала. Ноги просто отваливались от беготни на каблуках, да еще и натерлись. Я удовольствием стащила сапоги и закурила, разглядывая людей на площади. Мимо прошла мать с ребенком, за ней – серьезный молодой мужчина, он что-то читал на ходу, навстречу им пронеслась стайка подростков. Город как город. Вот только построен он под землей. Неподалеку неспешно прошел милиционер в фуражке. Вот кто мне нужен.

Я встала и, хромая на обе ноги и тихонько матерясь от боли, подбежала к милиционеру. Он обернулся и удивленно поглядел на меня. Ага, вид тот еще – да что ж поделаешь. Остается только надеяться, что стражи порядка тут не особенно привередливые – все же в подземельях тварей полно, наверное, раненые и окровавленные тут часто разгуливают... Но я все равно немного побаивалась.

— Простите... – обратилась я к милиционеру, уже жалея, что вообще привлекаю к себе внимание представителя закона. Еще загребет за отсутствие прописки, с него станется. – Простите, я кое-кого ищу... Вы не видели тут... мужчину, лет тридцати, длинные темно-рыжие волосы, зеленые глаза, крепкое телосложение... м-м... рост приблизительно чуть повыше вашего... одет во все черное...

— ...Носит полуторный меч и сильно ранен, – неожиданно завершил вместо меня милиционер. Я, наверное, побледнела, потому что он быстро шагнул вперед и поддержал меня за пояс. – Да вы не беспокойтесь, он жив.

Я сумела только кивнуть. Воображение услужливо рисовало цветные картинки – одна страшнее другой.

— Да все хорошо, – повторил милиционер, зачем-то глядя на мой живот, – вы только не переживайте. Он с девочкой ушел, в сторону центра. Сказал, что с ним все в порядке.

— А... – пробормотала я. – Благодарю вас...

— Не за что. Вы-то как себя чувствуете? У вас вид какой-то бледный.

— Нормально, – улыбнулась я, удивляясь, чего это он так обо мне беспокоится и чему улыбается. Я развернулась, было, обратно в сторону своей скамеечки, как милиционер снова меня окликнул.

— Вы лучше домой идите, вам сейчас переутомляться нельзя. Я понимаю, первый месяц, и вы еще не привыкли, что вы уже не одна... но ваш муж очень за вас переживает.

Я замерла, и даже пошатнулась, будто меня оглушили большим мешком с картошкой. О чем это он?!

— Первый месяц... – потерянно повторила я. – Вы о чем?

— Как это – о чем? – в свою очередь удивился милиционер. – О вашем ребенке.

— А... – окончательно ошалела я. Какой такой ребенок-то?! А может, я и правда беременная?! Фиг их знает, чего они там еще могут чувствовать помимо ультразвука. Да нет, исключено...

— И босиком не ходите! – добил милиционер, разворачиваясь и направляясь дальше в обход по периметру площади.

— А-ага, – пискнула я, ретируясь обратно на скамейку. Еще сейчас скажет, что курить мне вредно, за ним не заржавеет.

Но милиционер больше ничего не сказал. Зато вернулась Нэйси – довольная и с тарелкой в руках.

— Во. – Она поставила тарелку на скамейку. В тарелке лежало какое-то мясо и нечто вроде жареных лишайников – во всяком случае, похожее. – Ешь.

Я не стала спрашивать, откуда она взяла еду – зачем? Главное, что еда есть. А герои, даже самые героические, всегда нуждаются в пополнении сил. Героизм героизмом – а естественные потребности организма никто не отменял. Особенно раненым после боя.

Дэннер

Коридор оказался длинным и темным. В общем-то, ясно, если эти... кирси, или как их там звать, видят в темноте – то свет им не нужен.

Итак, я триумфально отключился перед носом у врага безо всякой посторонней помощи. Здрасьте, я пришел – и можете делать со мной все, что захотите. Было так стыдно, что хотелось провалиться под землю – и плевать, что я уже, собственно, под землей. Еще глубже можно! Теперь ясно, почему они передумали меня убивать – а кто бы на их месте убил врага, который вместо того, чтобы драться, в обморок хлопается.

Твою ж дивизию!.. Убейте меня, а... в порядке эвтаназии...

Коридор свернул, и я вместе с ним. Казалось, во всем здании было тихо-тихо. Только темнота, сквозняк, пустая свежесть и пыль. Я споткнулся в темноте об какую-то скамейку, рефлекторно вскинул руку, останавливая падение, и обнаружил дверь. Но и дверь не привлекла бы внимания, если бы только в последний момент я не заметил, что сделалось тише, чем было до этого. Иными словами, за дверью кто-то шумно возился, но услышал удар снаружи и притих. Я шагнул вплотную к двери, прислушиваясь. Изнутри тянуло густым звериным запахом, и кто-то явно большой, сопел и шумно вылизывался.

Тварь. Тьфу ты, а я уж надеялся наткнуться на таинственных кирси.

Майя мне не врала. Она с самого начала говорила только правду. Выходит, я не там искал врага. Исходя из последних наблюдений, девочку запугали, и очень сильно. Интересно, чем это они ей пригрозили... Впрочем, скорее всего, управились при помощи угрозы близким – друзьям или родителям. Такой шантаж обычно крепче всего держит.

— Стой!

— Стою, – согласился я, не пытаясь разглядывать стоящего впереди человека. Этот ходил практически беззвучно, и за шумным дыханием твари я не расслышал его шагов. И, судя по высоте источника звука голоса, он был обычного человеческого роста.

Вспыхнул свет фонаря, и я рефлекторно закрылся рукой.

— Не свети в глаза-то, охотничек. Будь человеком. И без того голова болит.