Город в заливе

Глава 23, где уходят и снова возвращаются чувства

- Чего? - Алиса скептически смотрела на меня, лежа вниз головой. - Ты сам-то как, хорошо себя чувствуешь? Головушка не болит? Тянущих ощущений в области неокортекса не испытываешь?

- Тихонечко, - навел я порядок. - Есть предложение не спешить пока с выводами, возможно, товарищ представит веские доказательства, и все это перестанет выглядеть как бред сумасшедшего.

- А они есть? - удивилась Славя. - Доказательства, то есть?

- Мои слова, само собой. Итак, вернемся на несколько месяцев назад, друзья - в тот прекрасный летний день, когда красивая и слегка пугающая женщина по имени Виола выдала нам официальный пропуск за пределы лагеря и отпустила, образно говоря, в свободное плавание.

Девчонки почти синхронно кивнули. Хороший день был, что ни говори.

- До того, как она это сделала, мы имели долгий и предельно конкретный разговор о том, чем мы, среди прочего, будем заниматься на воле. Мне был, скажем так, выдан список целей и локаций, которые нужно посетить - Москва, Амстердам, Лондон, Барселона, Брюссель, и так далее, сами помните.

- Просто посетить? - удивилась Алиса.

- В общем-то, да. Видимо, Виола, или кто там стоял за ее спиной, совершенно верно предположила, что само наше появление в той или иной точке земного шара спровоцирует определенные события. И так все и вышло, если помните - хоть площадь Дам вспомните, хоть наши приключения на острове...

- А я думала, там все случайно вышло, - протянула Лена.

- Случайности не случайны, - оборвал я эти оппортунистские речи. - Судя по всему, целью наших посещений была.. как это... "реморализация криминогенных точек, форсированная культивация ключевых моральных ценностей"... ну, вы знаете, что после приснопамятного мега-концерта в "Совенке" тамошний излучатель полностью зарядился и накрыл полем то ли весь мир, то ли около того, а наше пребывание в той или иной части света резко снижает там уровень насилия и преступности... Ну вот, последним пунктом этих непростых гастролей оказался Роанапур. И, что самое характерное, это уже произошло по личной просьбе Виолы.

- Почему?

- Именно это я и сказал, - энергично кивнул я. - Что за использование служебного положения и пятерых толковых подростков в корыстных целях? В ответ она рассказала мне длинную, но поучительную притчу. Жили когда-то два старика - ну, то есть, на тот момент просто крепких пожилых человека. Одного звали Зигфрид Гюнтнер, а другого - ну, скажем, Корней Марининский. Они не то чтобы дружили, но часто общались, а учитывая, что работали в одном и том же ведомстве под названием Группа Ребят-Умельцев, и крепко ненавидели другую контору, которую мы искусно зашифруем, как Команда Горячих Бунтарей, то общие темы для разговора находились сами собой.

- Это шпионский роман, я поняла, - зевнула Алиса.

- Тишина в библиотеке, - снова очертил я границы дозволенного. - У герра Зигфрида, простого немца, оставшегося после войны в стране, была внучка Виолетта. У товарища Марининского тоже имелась внучка, по имени София. Через какое-то время София выросла в комсомолку, спортсменку и просто красавицу, поучаствовала в афганской кампании СССР, дослужилась до капитана, получила сильные ожоги и комиссовалась по ранению.

В глазах девчонок забрезжило понимание.

- Насколько я понимаю, Виола с Балалайкой дружили, и когда последняя отправилась в Юго-Восточную Азию, наша славная "медсестра" решила по-свойски приглядывать за ней. И помогать, при необходимости. Сама она так решила, или ее кто-то попросил, я не знаю, и это уже неважно. Мы и есть эта помощь. Общее снижение криминогенной обстановки в славном граде Роанапуре должно ей помочь - правда, Балалайка, в смысле, Владилена, то есть, я хотел сказать, София, ничего об этом не знает. Я ответил на ваши потаенные мысли и незаданные вопросы?

- Наверное, да, - сказала Алиска и потянулась. - Правда, я думала, тут будут зловещие тайны и секретные шпионы, а оказалась всего-навсего помощь друзьям... неинтересно.

- Это да, - согласился я, помолчав. - Неинтересно и скучно. Кроме тех случаев, когда без нее - никуда.

***

За общей суматохой с нашим с Ленкой погружением и находкой золота - на подъемные работы нужно будет целый флот высылать, не иначе - равно как и с чудесным возвращением Мику, как-то совершенно забылся тот факт, что у нас на борту имелись пленные. Толстый парень Рейхардт, обретший после нашего краткого общения спокойствие и улыбку Будды, и мрачный хмырь в неизменной панаме, которого, как выяснилось, звали Билл Хойт. Что с ними делать, собрались решать коллективно, но без экипажа - пленные были нашими.

- Я их, честно говоря, сначала планировал допрашивать, - выдал я секретные намерения. - Если потребовалось бы, то достаточно жестко. На предмет личности заказчика, в первую очередь, а также зачем он сделал с Мику то, что сделал, ну и дальше по обстоятельствам. Даже на детекторе лжи собирался проверять - надежнейший способ, между прочим.

- И откуда бы ты его тут взял, детектор-то? - лениво поинтересовалась Алиса.

- Да он у меня с собой! - я достал из кармана хитрое устройство.

- И что? - Алиска прищурилась, рассматривая детектор. - Это же просто стальная пластинка.

- Конечно, - подтвердил я. - Работает так - прижимаем к ней палец проверяемого, и говорим, что отрежем его, если он, зараза такая, не расскажет правду. В любом случае, сейчас необходимость мстить за нашу зеленоволосую красавицу отпала сама собой... так что не вижу причин прибегать к излишней жестокости. Детектор, Алиска, кстати, отдай - я тебя знаю, ты его для чего-нибудь не того приспособишь, есть у тебя такой талант... Итак, друзья, какие будут мнения на этот счет - что делать с нашими почетными пленниками?

- Поинтересоваться именем заказчика, довести его до сведения Датча, дальше пусть сами разбираются, - пожала плечами Алиса. - А этих - отпустить.

- Я бы тоже отпустила, - согласилась Славя. - Или просто передала в чьи угодно компетентные руки - я даже не знаю, в Роанапуре полиция есть или нет? - и там уже не наше дело.

- Они неприятные, - согласилась Лена и поежилась, будто вспоминая что-то плохое. - Лучше бы избавиться, и побыстрее... то есть, в хорошем смысле избавиться, конечно!

Я уставился суровым немигающим взглядом на Мику.

- Твой голос решающий, о прекрасная гетера с Востока. Ты, в общем-то, пострадавшая сторона, так что, как скажешь - так и будет.

Алиса закатила глаза. Что-то я и правда ошибся - на востоке же гейши, а не гетеры. Молодчина, что заметила.

Мику чуть нахмурилась.

- Ну, с одной стороны, он меня все-таки, конечно, убил... но с другой - я же вернулась! Так что тут выходит пятьдесят на пятьдесят, хотя они же за нами гонялись еще долго и задержали на день, и кто знает, как бы все пошло, не будь их здесь...Но ведь это несчастные, запутавшиеся люди, которым не нравится то, что они делают, и они занимаются этим только из-за денег - какая это ужасная судьба... Мне кажется, нужно их просто отпустить с предупреждением, чтобы больше так не делали.

Наивная, милая Мику. Или проницательная и мудрая - как посмотреть.

***

- Плохи ваши дела, граждане, - оставшись в одиночестве, сообщил я Биллу и Рейхардту, которые сидели, прикованные наручниками, на корточках в дальнем углу. Билл зыркнул на меня мрачно, но ничего не сказал, а толстый кок, принявший буддизм, воззрился с незамутненным радостным ожиданием. Что-то с ним все же крепенько стало не то. - Мы тут посовещались с товарищами относительно дальнейших действий с вами. Мнения разнятся, большая часть предлагает привязать к ногам чугунную гирю и утопить в бурных водах. Но вот беда - на борту нет ни грамма чугуна, что, по совести говоря, серьезно осложняет вашу участь, потому что на втором месте стоит предложение...

- Говори, что нужно, парень, - разлепил сухие, потрескавшиеся губы Билл Хойт. Попить им дать забыли, это да, это моя вина, пожалуй. - Раз мы еще дышим, значит, зачем-то вам еще нужны. Точнее, я нужен, Рей теперь уже, думаю, мало ценности представляет.

- Ну, заказчик, конечно, - пояснил я. - Кто нанял, с какими целями, в какой формулировке. Вы же наемники, никакими эмоциональными узами к нему не прикреплены, а заказ честно провалили. Так что можете смело колоться, потому что девчонки мои, разозленные отсутствием чугуна, придумали несколько довольно экзотичных вариантов - ты их не оценишь, есть у меня такое подозрение.

Бородач в панаме фыркнул.

- В этом ты прав, парень, положение на этот раз, похоже, и впрямь безвыходное - но, справедливости ради, мы никак не рассчитывали на такой поворот событий. На такую... сверхъестественную реакцию со стороны простых контрабандистов. Словом... нас наняло ЦРУ.

- Ух ты, - восхитился я. - А чего не Моссад сразу, не зловещие хасиды с длинными носами и пейсами, облаченные в шерстяные пальто и курчавые шапки? Зашел бы уже с козырей.

- Я говорю то, что знаю, - пожал плечами Хойт. - Нет, она, конечно не представлялась и вообще языком не болтала на этот счет, только мы ведь тоже не сопляки, так что навели справки, пообщались со знающими людьми - у половины Роанапура есть такой "парень, который знает одного парня, который знает еще одного парня" - осведомители, короче. И вот несколько таких осведомителей, независимо друг от друга, сообщили, что как минимум она, а то и все ее заведение - Церковь Насилия - занимается, среди прочего, работой на "спуков", ЦРУшников, в смысле. Так что я, можно сказать, после всех этих лет снова послужил своей прекрасной родине за неплохие деньги в твердой валюте.

Неведомый резидент ЦРУ в Роанапуре еще, оказывается, и женщина. Вот всегда так - все зло от них.

- Боевая задача была похитить девчонок? - на самом деле, именно этот вопрос интересовал меня больше всего. ЦРУшники или нет, к заказчику подступиться все равно пока невозможно. А вот откуда у него оказались сведения про нас - это отдельный вопрос. Неужто Балалайка сдала?

Билл Хойт отвел взгляд. Впечатлительный наблюдатель мог бы сказать, что он чуть смущен.

- Не совсем. Приказ был недостаточно конкретно сформулирован - по нему за вами нужно было проследить и, в случае получения или передачи любого ценного груза, перехватить его и доставить заказчику.

- Ага, - глубокомысленно сказал я. - А чего ж вы тогда напали, черти? Не было ведь передачи. И получения - тоже не было.

- Мы пришли к выводу, что ты с помощью "Черной лагуны" перевозишь ценных пленников - было решено их перехватить, - сообщил Билл Хойт бесстрастно.

Эвон как, "было решено". Сам, небось, и решил. А что это означает? Что дело не в Балалайке, утечка была не от нее - иначе у этой гоп-компании было бы куда больше информации. А так ЦРУ просто пронюхало, что русская мафия затевает что-то масштабное и потенциально выгодное, и решило вмешаться. Хм, а может, это вообще частная инициатива конкретного резидента - сейчас уже не выяснишь, а с коррупцией в этом агентстве всегда был полный порядок.

И тогда что получается? ЦРУ получает информацию о готовящейся операции "Отеля Москва" то ли от "крота", то ли с помощью технических средств, но в сильно урезанном виде, американцы не знают, ни целей операции, ни исполнителей. После этого за штаб-квартирой "Отеля" устанавливается наблюдение - кому будет поручено исполнение. Приезжаем мы. Компания "Лагуна", главой которой является Датч, достаточно известна в городе, кроме того все знают, что с ней часто сотрудничает Балалайка, так что жучок на катере, вполне возможно, был вообще поставлен заранее, впрок. Мы отплываем, в это время наемникам ставится задание проследить, выйти на перехват и присвоить любые находки или товары, которые окажутся на борту. Они проявляют нездоровое рвение и атакуют раньше, чем и запускают весь этот каскад безумных забегов, похищений, стрельбы и искусственных штормов в отдельно взятых координатах.

Нормально это выглядит? Вполне нормально - реалистично. Это только в кино ясные взором оперативники за пять секунд получают абсолютно всю информацию и никогда не совершают ошибок. В реальной жизни всегда царит хаос, неразбериха и принимаются дурацкие инициативные решения. Плохо ли это? Упаси боже - если бы Реви с Роком успели как следует разведать испанский фрегат и поднялись на борт с золотом до прибытия орлов Хойта, трупов могло быть гораздо больше. Так что - пускай это и цинично - нам в целом скорее повезло. Несмотря даже на произошедшее с Мику.

Наверное, здесь мне полагалось снова почувствовать какие-то эмоции - сожаление, остатки того горя и отчаяния, которые затопили нас всех тогда на палубе, стоящих рядом с безвольным, бездыханным телом с разметавшимися зелеными косами. Хотя бы намек на них. Но я не чувствовал ничего.

Ритм двигателей катера изменился - судно перешло на низкие обороты. Тормозим, что ли? А как же залитые под пробку баки и полный ход до самого Роанапура?

- Ладно, - объявил я. - Насчет экзотических предложений по вашей дальнейшей судьбе, это я пошутил. На самом деле, при условии что ты все расскажешь, было решено вас отпустить с миром. Мы ж не злодеи какие, в конце-то концов.

На палубе нас встретил усилившийся ветер и качка - погода портилась, отсюда и снижение скорости. Билл Хойт ступал осторожно, он все-таки не до конца верил, что мы отпустим их просто так. Зато Рейхардт все так же радостно молчал и с широкой улыбкой смотрел на проглядывающее из-под быстрых белых облаков яркое солнце.

- Итак, - громко сказал я. Болтающая ногами на торпедном аппарате Алиска даже головы не повернула, зато из рубки вынырнула Мику, а на носу мелькнули белокурые косы Слави. - Граждане пираты, наемники, тунеядцы и хулиганы совершили проступок, и были задержаны. Но в ходе предварительного следствия осознали свою вину, раскаялись в содеянном и пошли на сотрудничество с органами дознания. В силу этого, им был вынесен максимально мягкий приговор - изгнание с прогрессивного парохода "Черная лагуна" за несоответствие высоким требованиям к моральному облику экипажа. Приговор вступает в действие немедленно.

Билл Хойт напрягся. Он явно решил, что изгнание будет истолковано буквально - за борт, головой вниз. Но мы, как уже было сказано, не душегубы. Поэтому я продолжил.

- По причине отсутствия личного транспорта, гражданам Хойту Бэ и Вольфу Рэ - китайцам, судя по именам - будет оказана единовременная помощь в виде телепортации, а также бесплатного дельного совета.

Я встал между ними, приобнял за плечи и шепнул Биллу Хойту на ухо то, что планировал. После чего исчез вместе с ними.

- Что ты им сказал? - поинтересовалась Славя через несколько секунд, когда я уже снова стоял на палубе, один-одинешенек.

- Так, выдал полезную рекомендацию насчет смены поля деятельности, - образно ответил я, неопределенно помахав в воздухе ладошками. - Сдается мне, они прислушаются.

***

- Женщина, связанная с ЦРУ и Церковью Насилия? - без особого удивления переспросил Датч. - Это Эда, ее все знают, обаятельная такая девушка. Реви с ней частенько общалась в прошлом, да и на катере они, кажется, тоже вместе бывали - тогда, видимо, мы жучка и подхватили, Бенни его как раз нашел и уничтожил. Эда, значит... Бодро она нас обставила, выходит - я как-то не рассматривал ее как угрозу, и получается, зря. Ладно, с этим мы разберемся. Спасибо за информацию, кстати.

- А что, мы теперь из-за погоды до Роанапура когда доплывем? - поинтересовался я. - То есть, я хотел сказать "дойдем", конечно.

- Чуть припозднимся - отмахнулся Датч. - Будем там не в семь, а в восемь часов вечера, скажем. А насчет "дойдем" и "доплывем" - не заморачивайся. Ничто так не выдает сухопутную крысу или салагу, как стремление к дешевым "военно-морским" понтам. Если слышишь где-нибудь, что "говно плавает, а корабли - ходят", сразу шли его в мрачные темные глубины, нормальный человек на такое никогда не обращает внимания.

- Понял, дорогой товарищ, сэр капитан Датч, - отрапортовал я, потому что и вправду понял. - Разрешите идти?

- Иди... "товарищ" матрос.

Несмотря на ветер и шустрые облака в небе, солнце, уже немного свернувшее к горизонту, по-прежнему палило. Жаркий день был все-таки, жаркий. Если бы не прохлада от буянящего по соседству моря, могли бы по-настоящему сильно запариться.

Алиска все еще сидела на стальном торпедном бидоне и задумчиво смотрела вдаль, а вокруг не было никого. Я подошел, немного подумал, и без затей устроился рядом. Аппарат протестующе скрипнул креплениями, но выдержал.

А вам приходилось когда-нибудь начинать сложный разговор о случае, в котором вы были стопроцентно неправы? Довольно гадостное ощущение, скажу я вам. С другой стороны, как говорят рассудительные американцы, "начинай говорить, ситуация сама себя не разрешит", а каждая секунда молчания только поможет выстроить стену отчуждения. Поэтому я выдохнул - да и бросился на эту стену.

- Аля, я хотел тебе...

- Славя мне все рассказала, - уронила Алиса спокойно. Слова заготовленной неловкой речи застряли в горле.

- А? - умно среагировал я.

- Она. Рассказала. Мне. Про. Вас. - пояснила Алиса сквозь сжатые зубы, и я сообразил, что ее наносное спокойствие - это маска, а внутри, как внутри вулкана, зреет сносящий все на своем пути взрыв. И остановить или предотвратить его у меня нет никакой возможности.

- Послушай, это все равно ничего...

- Ничего? - она повернула ко мне лицо, в котором было солнце и лед, и черные грозовые тучи, все одновременно. - Ничего?! Ты - ты сделал это! Ты все-таки сделал это! Ты обещал! Ты обещал мне!

Слова хлынули из нее, перехлестывая через край, как перехлестывает вода в половодье через край плотины, и лавиной понеслись на меня.

- Как ты...? Как ты мог! Ты... с ней - почему? Ведь все было хорошо, все же было замечательно... и как - и почему?! Ведь ты - ты же обещал! Обещал, что все будет хорошо, всегда! Ты обещал, что вокруг будет бесконечное лето, и счастье, и прекрасные цветы, таких цветов и оттенков, которых я никогда не видела! Ты... ты врал мне!

Я молчал. Нужно было, конечно, что-то сказать, хотя бы попытаться объясниться. Но говорить не хотелось.

Погода испортилась окончательно - налетал ветер, он ерошил алискины волосы, бросал их из стороны в сторону, и казалось, что вокруг ее головы мечется разъяренное рыжее облачко.

- Тебе что, нечего сказать?! Я же тебе верила! Впервые после того, как тогда, в лагере... Сто раз зарекалась - никому, никогда! А тебе поверила... Зря? Получается - зря! Ты... ты сделал мне больнее, чем все они! Чем все, вместе взятые - ты один!

Последние слова она кричала уже мне в лицо - зло и отчаянно.

А Славя-то, видимо, поменяла свое решение насчет "повторить приятный опыт в кармане реальности, о котором никто не узнает". Это после моей авантюры с таблетками, так думаю.

Девушка замерла. Ветер шипел вокруг нее мелкими колючими брызгами, свиваясь в прозрачные хлысты вихрей. Щеки у меня были мокрыми, но то была, скорее всего, просто водяная пыль. Алиса неверящим, раскаленным взглядом уставилась мне в глаза.

- Или... все мимо? Ты... ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего?

Я молчал. Она была, конечно, права, это началось уже давно, почти сразу после того, как мы покинули лагерь, усилилось после приезда в Роанапур, а окончательную форму приняло после смерти Мику. Мне было все равно, все чувства выгорели и превратились в хрупкий белый пепел, не дающий огня. Я еще помнил все, что ощущал тогда - искренние радость, счастье, готовность совершать добро - но воспроизвести их уже не мог.

Я перестал чувствовать, перестал отделять плохое от хорошего. И даже сейчас - даже сейчас! - с холодным любопытством исследователя анализировал собственные ощущения. Не пугался происшедшего, не ужасался тому, в кого превратился, а трезво вычислял потенциальную выгоду, которую можно извлечь из нынешней ситуации.

Я медленно кивнул. Слишком много факторов, все подсчитать не получалось.

И все-таки я плохо понимал женщин. Алиса как-то жалобно шмыгнула носом и быстрым жестом вытерла глаза. Ветер мгновенно стих, море успокоилось. Солнце, ощутимо продвинувшись по небу вниз, уже окуналось в море краешком острого пылающего диска.

- Бедный... - прошептала она. - Что ж у тебя за привычка такая - постоянно попадать во всякую гадость? А кто вытаскивать будет, опять я? Всегда я, получается - повезло мне с тобой, страшное дело...

Облака проносились по небу, как линкоры, заходящие в бухту. Солнце рухнуло в море, как идущий ко дну броненосец. Катер снова набрал ход и с мерным рокотом быстро разрезал успокоившиеся волны. Восприятие замедлялось - я внезапно понял, что лежу на палубе, а голова моя - на коленях у Алисы. Я хотел было прикинуть, какую стратегию здесь будет использовать выигрышней всего, но не смог. Сквозь прикрытые веки проникал красный закатный свет. Мне было хорошо, впервые за последние несколько дней.

- Лежи, - шепнул на ухо знакомый голос. Прохладная ладонь опустилась на лоб. - Дорога впереди недолгая, но тебе все равно лучше пока полежать.

В далеком гаснущем небе, медленно, по одной, зажигались звезды.

- На Млечный Путь сворачивай, ездок, других по округу дорог нет, - ответил я. Слова звучали странно, но были верными - я это чувствовал. Как и непонятную тягучую боль и обиду внутри, но и это было нормально - это были человеческие эмоции, и они возвращались. Чувства - именно они, а не чудовищные сверхспособности делают нас людьми.

- Саш? - по-прежнему Алиса была рядом. Лежать у нее на коленях было одно удовольствие. Я наслаждался этими новообретенными ощущениями - а ведь последнее время как-то без них обходился, даже удивительно. - Прочитай мне что-нибудь.

- Стихи? - удивился я. - Да я ведь больше по песням специализируюсь.

- Песни - это те же стихи, только закутанные в мелодию, - туманно пояснила Алиса. - А мне сейчас нужен человек внутри.

Я чуточку повернул голову и взглянул на ее лицо, раскрашенное последними отблесками вечера. Обычная девчонка, где-то добрая и нежная, где-то грубая и дерзкая, красивая - но ведь таких миллионы. Почему же именно от нее - заполошно, неровно - бьется мое сердце? Почему рядом с ней, а не с другими я становлюсь таким, которого не нужно стыдиться? Почему ее огненная ярость и мое равнодушное, ледяное безумие так хорошо уравновешивались, оставляя после себя лишь чистое безмятежное небо?

Мы подходили друг другу, сочетались, как два соседних кусочка огромной мозаики. Такое случалось в этом мире редко, очень редко. Но все же случалось.

Я закрыл глаза, еще не зная, что скажу, но с уверенностью, что нужные слова придут - они всегда приходили. Не подвели и на этот раз: как волны, как дрожь железнодорожного локомотива на скоростном перегоне, пришли неровные, рваные строки - они погружали меня в свой ритм, давали новую жизнь старым, стершимся словам.

Я слышу твой голос -

голос ветров,

высокий и горловой,

Дребезг манерок,

клёкот штыков,

ливни над головой.

Именем песни,

предсмертным стихом,

которого не обойти,

Я заклинаю тебя стоять

всегда на моём пути.

Много я лгал, мало любил,

сердце не уберёг,

Легкое счастье пленяло меня

и лёгкая пыль дорог.

Но холод руки твоей не оторву

и слову не изменю.

Неси мою жизнь,

а когда умру -

тело предай огню.

Куда-то пропал ровный шум двигателей, хотя "Черная лагуна" неслась по волнам, кажется, едва их касаясь, исчез плеск волн и крики чаек. Вселенная опустела, в нем остались только мы, и огромное небо, и еще четкий речитатив мыслей и чувств человека, умершего задолго до нашего рождения - его надежд, его разочарований, его веры и боли. Алиса не шевелилась, ее лицо, обращенное вверх, было бесстрастно.

Словно в полёте,

резок и твёрд

воздух моей страны.

Ночью,

покоя не принося,

дымные снятся сны.

Ты приходила меня ласкать,

сумрак входил с тобой,

Шорох и шум приносила ты,

листьев ночной прибой.

Видишь - опять мои дни коротки,

ночи идут без сна,

Медные бронхи гудят в груди

под рёбрами бегуна.

Смуглые груди твои,

как холмы

над обнажённой рекой.

Юность моя - ярость моя -

ты ведь была такой!

Нет, не любил я цветов,

нет,- я не любил цветов,

Знаю на картах, среди широт

лёгкую розу ветров.

Листик кленовый - ладонь твоя.

Влажен и ал и чист

Этот осенний, немолодой,

сорванный ветром лист.

- Красиво, - тихо сказала Алиса. Ее глаза, карие, огромные, были совсем не похожи на звезды - но они тихо мерцали сейчас, и они были близко от меня, куда ближе, чем огромные шары радиоактивной плазмы, рассеивающие вокруг себя ослепительный смертельный свет. Ее слова растопили еще что-то внутри меня, и в сердце тоненькой талой струйкой закапало то, о чем я давно забыл и думать. Понимание того, что потерял, и раскаяние, и бессильная злость на себя - глупого, самодовольного болвана. И еще пришли слова. Это не было религиозным откровением, слова не предлагали решений и не открывали выхода, но они давали надежду на то, что еще не слишком поздно. Иногда все, что нам требуется - это надежда.

Быть может, мы с тобой грубы.

Быть может, это детский пыл...

Я понимал -- нельзя забыть,

И, видишь, все-таки забыл.

Но слов презрительных чуть-чуть,

Но зло закушенной губы,

Как ни твердил себе -- "забудь!",

Как видишь, я не смог забыть.

Так все и было, я читал ей стихи, и мы сидели, глядя на небо с разноцветными облаками, белыми, и красными, и желтыми; и звезды, скрытые за ними, пели свою всегдашнюю песню, паря в невозможно высокой, вечной тьме.

***

Примечание к части

В главе использованы стихи Владимира Луговского и Павла Когана.