Марина Багирова Город Ящерров: Венилакриме

Нина Бархат & И.N — я благодарна вам за наши прогулки по лесу и длительные разговоры. За вдохновение, за посиделки у камина, за яркие помады, за уют и дружбу. Я верю, что встреча с вами была судьбоносной!

Часть первая. Женщина судьи

Глава первая

Скоро мы проникнем в город ящерров.

От этой мысли внутренности скручивает в тугой узел. Азарт вперемешку со страхом — взрывоопасный коктейль…

Тёмные коридоры «Станции 5» давили со всех сторон. Я слышала свои шаги — громкие, быстрые, абсолютно неженственные. Мне по статусу не положено быть женственной — я Командующая. Моё дело — защищать станцию.

«Станция 5» — подземный город с населением около восьмидесяти тысяч землян, место, где я живу с шести лет.

Тонны земли у меня над головой… Осознание этого должно приводить в ужас, но уже давно не пугает. Мы привыкли существовать под землёй. Привыкли не видеть солнца, заметать следы и бояться. Мы, слабые земляне, привыкли опасаться ящерров… Целый подземный город: сотни выходов, десятки планов эвакуации, максимум сил брошено на то, чтобы станцию не рассекретили. И всё равно ящерры нас находят. Как бы мы ни прятались — они приходят за нами.

Ящерры…

…Мои размышления были прерваны — навстречу шли несколько солдат. Я кивнула им и остановила одного из группы.

— Найди Шестого. Предупреди, чтобы собрал команду. Я хочу провести инструктаж.

— Когда?

— Через полчаса. В третьей смотровой.

Солдат кивнул и бросился исполнять приказ. Глядя на то, как поспешно он это сделал, мне вспомнилось собственное поведение несколько лет назад.

Я зашла в смотровую — проверить снаряжение и ещё раз убедиться, что всё идёт как надо. Солдаты как раз готовили оружие для завтрашней вылазки. Я забрала у одного из них брычь — единственное ружье, способное хоть как-то навредить ящерру, — и взялась укладывать его в чехол. Незачем доверять другим то, что лучше сделать самостоятельно.

Смотровая — одно из немногих мест на станции, где я могла чувствовать себя в относительной безопасности. Множество камер, горы амуниции (по большей части, увы, бесполезной). Я здесь провела всё детство и юность: ставила сети, заряжала брычи и училась у тех, кого среди нас уже давно нет. Большинство из нас о них уже забыли, но смотровая помнила этих людей.

На маленьких экранах, вмонтированных в стены, можно было увидеть наш лес… Там, на поверхности, сейчас день. Там светит солнце и очень тепло — лето в самом разгаре. У нас тоже тепло. Жаль, солнца нет и еды иногда не хватает. Зато работы много. Словом, не жизнь, а ад. Из года в год, из года в год…

Моя жизнь другая. Военные — привилегированная каста. Кто-то завидует нам, но большая часть обитателей станции никогда не выйдет на поверхность, не встретится ТАМ с ящеррами. А значит, сохранит эфемерное и призрачное ощущение безопасности. Нам — военным — за риск полагаются льготы. Лучшее питание, бытовые условия, шанс дожить до старости. Маленький, очень маленький. Но так как мы рискуем каждый день, сгораем обычно намного быстрее, чем гражданские. Мы переправляем людей на другие станции, добываем еду и ежедневно проверяем уровень готовности к вторжению. Часто — ценой собственной жизни. Что, в сущности, и есть наша главная привилегия — уйти раньше других.

* * *

Ящерры появились на нашей планете всего лишь около пятидесяти лет назад. Тогда казалось, их нашествие — билет в лучшую, счастливую жизнь, давно ожидаемый контакт с другим разумом. И мы растерялись, так как не знали, как себя вести. Кто-то угрожал чужакам или требовал их изгнания, но большинство землян, объявив их друзьями, радовались. Однако скоро эйфория сменилась разочарованием, так как ящерры чётко дали понять, что их мотивы далеко не так чисты, как нам бы хотелось. Они оказались очень сильними противниками. А ещё ящерры были отличными психологами. Или, если точнее, талантливыми кукловодами. Мы же для них представлялись тем же, кем для нас самих — обезьяны. Люди не могли противостоять влечению, которое в итоге и разрушило нашу цивилизацию. Всего несколько секунд — и человек превращался в марионетку, влюбляясь в своего поработителя. Мы придумали технические приспособления, чтобы ограничить их силу, но это помагало далеко не всегда.

Мне повезло больше, чем другим. Я никогда не сталкивалась с ящерром лицом к лицу. А если бы это и случилось, предпочла бы сбежать. И чем быстрее, тем лучше. Трусость? Нет, осторожность. Смельчаки, решившиеся на открытое сопротивление, умирали. Но так везло далеко не всем. Большая часть людей становилась марионетками, у которых разум был порабощён этими сволочами…

* * *

Послышался звук. Дверь открылась: на пороге стояли двое солдат, а между ними — щуплый мальчишка лет двадцати. Он не соображал, зачем его притащили ко мне. Единственное, что он понимал, — так это то, что ничем хорошим встреча с Командующей закончиться не может.

— Здравствуй, Радо.

— Командующая Лин, — промямлил мальчишка. — Что я сделал?

Я кивнула солдатам, и они отпустили юного гения. Тот дёрнулся несколько раз и послушно застыл.

— Зачем ты саботируешь мою операцию, Радо?

Его глаза суматошливо бегали по комнате.

— Я не…

— Врёшь! Почему у нас до сих пор нет карты Маятника?

— Командующая, но ведь… Не можем мы пока получить эту карту.

— Радо, — я подошла к нему и улыбнулась. — Карта уже у меня. Сегодня утром мне принёс её другой оператор, который работал над заданием параллельно с тобой. И это странно, учитывая, что тебя считают номером Один.

— Командующая… — взмолился мальчишка.

Он попытался приблизиться ко мне, но конвоиры не позволили. Так и стоял на месте, заламывая руки.

— Объясни мне, Радо, почему из-за тебя я вынуждена терять время. Ты, как никто другой, понимаешь, насколько дорого обходится станции подготовка к операции.

— Командующая… Тот ящерр, на которого мы смогли прицепить локатор… Вы поймите, он не перемещался по городу настолько часто, чтобы мы могли составить интерактивную карту. Он просто… Командующая, я не виноват!

Радо волновался не без причин. Он знал, что делают на станции с теми, кто не умеет или не способен выполнить поставленные задачи. Стоит мне упомянуть в докладе, что он не справился, — прощай стабильная должность. А это — прямой путь в никуда.

Мои доклады на особом счету. Глава лично следит за моей операцией. Он заинтересован в том, чтобы все шло как надо.

Выдержав паузу, я сказала:

— Согласно личному делу, ты не покидал станцию больше года. Теоретически, ты не мог попасть под влияние ящерров. Или я чего-то не знаю?

— Командующая Лин, всё правильно, не покидал! — закивал головой мальчишка.

— Тогда почему?

— Я просто не мог! Не знал, как! Поверьте мне!

— Это единственная причина? — спросила холодно.

— Да! — закричал неудачливый оператор-информатик.

Я выждала несколько секунд. Пусть прочувствует, каково это — зависеть от других. Ведь я зависела от него! Каждый день ждала, когда появится эта чёртова карта. На меня давили сверху, Глава собственной персоной соизволил спросить, как обстоят дела. И виноват во всём этот хнычущий кусок мяса, стоящий прямо передо мной.

Злость уже прошла. Карта загружена в сеть. Именно этой причиной объяснялось моё спокойствие — теперь я могла себе его позволить.

— Ещё один подобный прокол — и ты знаешь, что будет.

— Знаю! Больше такое не повторится, — активно закивал головой мальчишка.

Когда он ушёл, Дан закрыл за ним дверь и спросил у меня:

— Проследить за ним?

— Ещё бы! — я взглянула на монитор, который показывал, как горе-оператор двигался от смотровой к лифту, время от времени делая небольшие остановки. — У Радо минимальный допуск, но в последнее время он слишком часто косячит. И вопросов задаёт слишком много. Подключи к слежке службу безопасности.

— Центральную?

Я задумалась.

— Нет. Пока локальную. Но если тебе что-то не понравится в его поведении — ты знаешь, что делать.

Дан кивнул. Мы все знали, что делать.

— Хорошо. А теперь уйдите! — сказала я Дану и остальным солдатам, толпившимся в смотровой. Они переглянулись и направились к выходу.

Я осталась одна в ожидании своей команды.

* * *

Когда-то я даже мечтать не смела, что достигну таких высот. Но потом выяснилось, что у меня некий врождённый талант. Мне удавалось спасаться там, где остальные погибали, и вверенные мне группы всегда возвращались домой в целости и сохранности. Люди хотели со мной работать. Говоря простыми словами, они хотели жить.

Я огляделась вокруг. Села в кресло, забросила ноги на стол и попыталась свыкнуться с мыслью, что вижу эту комнату в последний раз. Если нас завтра поймают — дураку понятно, живыми нам не выбраться.

Неужели это конец? Завершение сложного пути девушки по имени Венилакриме, которую даже приёмная мать называла не иначе как Лин.

Что ж, пусть будет так. Я не хотела провести всю жизнь на станции. Достаточно того, что обитала здесь много лет и настоящее солнце видела не чаще раза в месяц. В детстве — ещё реже.

Я не знала своих родителей. Не имела и малейшего представления, как выглядел мой отец и почти не помнила матери. Всё, что у меня было, — Вира и «Станция 5».

Я попала в подземный город приблизительно в шестилетнем возрасте, когда приёмная мать подобрала меня на одном из смешанных рынков. Там собирались люди, покорившиеся власти ящерров, которые, в свою очередь, втридорога продавали предметы роскоши — то, что земным людям иметь не положено, но некоторые хотели и даже умудрялись наскрести на это денег.

Самое страшное, что этого я тоже не помню. Рынка не помню, да и города, где это случилось. Всё, что у меня осталось, — рассказы.

Мне кажется, Вира была со мной всегда. Мой ангел, моя защита и мой покой.

Она не одобрила поход в Гнездо. Считала это слишком рискованным, отговаривала. Но впервые в жизни я поступила по-своему. Мне нужен мир, в котором земляне будут жить по-человечески, имея крышу над головой и кусок хлеба на столе. И солнце, много солнца…

* * *

Я взглянула на экран. Одна из внутренних камер зафиксировала движение в моём отсеке. К третьей смотровой приближались три человека. Через несколько минут они будут в комнате.

Я убрала ноги со стола и ещё раз проверила амуницию. Кто знает, поможет ли вся эта техника, когда один из ящерров использует на мне влечение. Неужели я буду как все — замру и подчинюсь любой его прихоти?

…Внешне ящерры очень похожи на нас, лишь немного крупнее. По две руки и ноги, лица почти человеческие. Правда, у них серебристый оттенок кожи, но главное отличие — это хвост. В спокойном состоянии они прячут его меж выпуклых позвонков на спине, а когда чувствуют опасность — хвост удлиняется и становится самым опасным оружием на свете. Хвостами ящерры на ходу отбивают пули, с их помощью совершают невероятные акробатические трюки. И людям головы сносят, также используя хвосты.

Ещё одна их особенность — речь. Проклятые ящерры общаются на особом языке, постигнуть который мы не способны. Они понимают нас, а вот мы их — ни черта. Такова реальность. И тактика ведения боя у них другая: в то время, как мы повинуемся врождённым инстинктам, руководствуясь одним лишь правилом — выжить, их рефлексы — это нечто невероятное, умноженное на особую бесконтактную технику боя. Поэтому в стычках главное для нас — убежать, с таким врагом в этом нет ничего постыдного. Как противники, они заслуживают уважения.

Жаль, что к нам они не могут так же относиться. Но за что нас уважать? Трусливые подлецы, прячущиеся под землёй и ворующие мясо у фермеров, которые время от времени нас «сдают». И тогда мы пускаем себе пулю в лоб. О правиле знают все — не подпускать врага к станции…

…В дверь вежливо постучали. Я скомандовала:

— Входите.

* * *

Я проснулась за секунду до того, как прозвенел будильник. В комнате темно. Единственный источник света — экран компьютера. Видимо, я забыла его выключить, когда ложилась спать.

Пора!

Я натянула свою форму, осмотрела отсек, разложила одежду по своим местам. Хотелось, чтобы мои вещи были продолжением меня, рассказывали, каким человеком я была. Попрощалась с комнатой, в которой жила последние два года, и вышла в блок.

Команда в сборе. Четвёртая, Шестой и Восьмой. Последнего на самом деле зовут Кактус, но из-за того, что в команде уже двое носят имена-цифры, его начали называть Восьмым. Кличка прижилась и со временем понравилась хозяину.

Нас четверо, небольшая группа из представителей мужского и женского пола. Это распространённая практика — формировать смешанные команды, так как мужчины дольше сопротивляются силе влечения, исходящей от ящерров мужского пола, но почти беззащитны перед самками, мы же — наоборот, а потому полезно быть «разнополыми». Хотя… Справедливости ради стоит сказать, что женщины-ящеррицы никогда не создавали особых проблем. Их было значительно меньше, и они никогда не издевались над своими жертвами, убивали быстро и милосердно.

Вот и получалось, что быть земной женщиной в мире ящерров сложнее всего, потому что к нам представители мужского пола жалости не проявляли никогда.

* * *

Виры нет… Твою ж…, а ведь знала, как для меня это важно! Не одобряет она, видите ли…

Но ведь ты мне нужна, я могу умереть. Где ты?

Она пришла… я выдохнула с облегчением. Её свободные одежды струились вдоль стройного тела, и лишь лицо выдавало настоящий возраст.

Не думать! Не думать! Не думать о том, что вы видитесь в последний раз.

Вира крепко меня обняла. Эта женщина до сих пор злилась — она была категорически против вмешательства в дела Гнезда. Они — там, мы — здесь, такова её точка зрения.

Меня такой вариант не устраивал. Я хотела по-другому: есть яблоки по утрам, не бояться ходить по улицам, любоваться настоящим солнцем!

Был период, когда я увлекалась ящеррами. Они казались мне лучше, логичнее, дисциплинированнее. Я верила: в них есть особый шарм, они привлекали меня. Я не понимала, за что люди так ненавидят их вид, ведь те не давили открыто. Людям позволялось, по крайней мере, официально, жить в их городах и даже занимать рабочие должности.

А потом я увидела, как ящерр свернул шею мужу Виры… и увлечение прошло. Осталась только глупая дикая ненависть. Ведь именно Рамм-Дасс (муж Виры) запудрил мне голову мыслями о том, что ящерры неопасны. Именно он решил открыто работать в одном из их городов — не в Гнезде, а селении поменьше, — хоть его жена всё ещё оставалась в сопротивлении.

Рамм-Дасса убили, когда он пытался отстоять закон. Думаю, ящерров удивило не само правонарушение, а то, что земной человек стремился отстоять свои права, цитируя их кодекс. В тот день я была с ним: спряталась и была вынуждена смотреть, как его убивают.

Я тогда долго не могла понять, почему одно моё любимое создание убивает другое, тоже любимое мной, тоже нужное. Я закрывала рот руками и изо всех сил пыталась не закричать.

После пережитого шока, по моим ощущениям, я вернулась на станцию в тот же день — самостоятельно нашла дорогу, чтобы сообщить о смерти Рамм-Дасса. Но мне сказали, что я отсутствовала около недели. Вира быстро пришла в себя и придумала правдоподобную легенду о том, что я не хотела навлечь беду на станцию, а потому переждала, пока уляжется шумиха, и лишь тогда вернулась.

Меня похвалили за подобную осторожность и послали отряд на верхние (рабочие) этажи, проверить, нет ли за мной «хвоста».

Правда в том, что я не помню, где и как провела ту неделю…

* * *

Нас высадили на шестой магистрали, неподалёку от мусоропровода, куда ящерры сбрасывали мусор со всего города. Час мы шли пешком, строго придерживаясь просчитанного до мелочей маршрута. Зловоние мешало думать, а от осознания того, что на нужно будет залезть в трубу, тошнило.

Где-то ухнула сова. Ночная свежесть холодила кожу, но запах искажал восприятие, делая прикосновение ветра почти омерзительным.

Я осмотрелась. Впереди — высокая гранитная стена серого цвета. Позади — лес, и прямо перед глазами — насыпи белых мешков, в которых ящерры хранили мусор до утилизации.

Эта местность не охранялась, потому что отсюда нельзя было попасть в город… Нельзя, если незаметно не установить на ящерра локатор и не разузнать побольше о планировке Гнезда.

Я долго думала, как это сделать. Никто в здравом уме не приблизится к ящерру и не сможет прицепить локатор так, чтобы он этого не заметил. Но я нашла выход!

Всем известно, что ящерры используют своё обоняние для выслеживания врагов. Я поместила датчик в пустую банку, которая (я знала наверняка) привлечёт внимание ящерра, и бросила её в зоне, куда был вызван их отряд. Он вдохнул датчик, принюхиваясь к этой банке. Так просто на словах и так сложно в исполнении. Дальше проще — отследить сигнал, зафиксировать передвижения ящерра и составить приблизительную карту.

А теперь самое сложное — попасть в город.

Суть механизма, который мы собирались обмануть, в том, что из восточной части Гнезда по трубам спускали мешки с мусором, но если что-то, размером больше бактерии, пыталось влезть внутрь, а не выпасть оттуда, труба резко перекрывалась двумя лезвиями, которые разрезали на мелкие части то, что имело наглость оказаться крупнее. Эти острые лезвия могли и нас искромсать на мелкие части ещё до того, как мы попадём в Гнездо — один из сильнейших городов ящерриного мира.

Но я знала, как обойти механизм! Я знала!

Есть огромная дыра, которая окружена острыми лезвиями. Они выдвигаются, как только срабатывает датчик движения. В «спящем» режиме эти лезвия помещены в так называемые чехлы, и когда механизм срабатывает, чехлы остаются пустыми. Именно благодаря этой пустоте перегородку здесь можно пробить. Нелегко, но возможно!

Мы выпустили летающего жука разведать территорию, настроили пушку, после чего синхронизировали полёт жука и выстрел. Когда лезвия сработали и перекрыли мусоропровод, мы ударили по тому месту, откуда они вылезли, — по чехлам.

Я едва сдержала победный возглас — получилось! В тот момент я ощущала себя как никогда сильной и хитрой. Из дебрей моего сознания за мной наблюдала маленькая восторженная девочка, та самая, которую Вира подобрала на рынке. Девчушка улыбалась и гордилась мной.

Нарушенный механизм висел на петлях. Я быстро надела спецзащиту, забросила верёвку и полезла в мусоропровод. Моя команда — следом.

Стенки трубы источали нестерпимую вонь, даже сквозь специальные маски пробивался невыносимый смрад. Скорее всего, разыгралось моё буйное воображение, ведь ящерры выбрасывали мусор в белых герметичных мешках.

Я старалась отвлечься от мыслей об отвратительном запахе… и не думать о сигнале тревоги, который уже должен был сработать, тем самым направив к месту взрыва дежурный отряд ящерров.

Мы продолжали лезть по трубе, закидывая верёвку с крюком всё выше и выше. Сначала я, потом — Восьмой, Четвёртая, Шестой. Никакой компьютерной техники — заглушка сразу её разбалансирует.

В конце трубы в глаза начал бить свет синтетического происхождения — солнце ещё не взошло.

Мы вылезли из трубы. Встряхнули нашу одежду, сняли защитные плащи, маски и смогли наконец-то выпрямиться.

Согласно карте, мы находились на небольшом возвышении, откуда город должен быть виден как на ладони. Здесь было чисто — аккуратные белые мешки остались там, откуда мы пришли. Шестой проворно включил поисковик. Мы, повиновавшись его команде, двинулись налево… А через некоторое время позабыто было всё: и блеклое окошко поисковика, и тяжесть амуниции, и даже страх притих. Четвёрка людей, усталая, вонючая, нагруженная вещами, наблюдала самое красивое место в мире — Гнездо!

Их город отличался от наших городов — он дышал древностью и светом. Свет производили ещё непотушенные маленькие лампочки, прикреплённые к домам, обочинам дорог, витринам магазинов.

— Как это… — заикнулся Шестой.

— …невероятно, — договорила за него Четвёртая, не отводя взгляда от пейзажа перед глазами.

— Дай мне бинокль, — попросила я у Четвёртой.

Наша цель — Маятник. Их опора, сердце их империи.

Здание находилось точно в центре города. Оно было построено на воде, и все земляне, которые созерцали Маятник, говорили, что он похож на капсулу, вросшую в землю и имеющую несколько ответвлений.

— Они это создали… — прошептал Шестой. — Они могут творить подобное.

Я понимала, о чём он. Эти существа строят величественные города, размышляют над сочетаниями оттенков, сажают цветы, проектируют вертушки. И они же без сожаления сворачивают шеи тем, кто не согласен покоряться, — коренным жителям этой планеты. Какое благородство — и какое варварство.

Четвёртая хотела схватиться за голову, но в последний момент сумела укротить порыв и лишь судорожно потёрла виски. Ящерры сделали ей много неприятного, может, даже больше, чем остальным. Тем не менее, её стабильность и стрессоустойчивость была широко известна в наших кругах.

Я проверила свою амуницию и рыкнула негромко:

— Пошли. Скоро они поймут, в чём дело, и начнут отслеживать нас. Сейчас главное — затеряться.

Мы спустились вниз по склону и нейтрализовали смотрителя. Его застали врасплох, к тому же нас было четверо против одного — всё получилось.

Дальше — легче. Четвёртая, благодаря украденным кодам, внесла в базу необходимые данные, Восьмой проворно настроил заглушку. Жуки застыли там, где их остановило излучение, — дальше нас не отследят.

Я вошла в город полноправной землянкой — служанкой, уборщицей, кухаркой, любовницей, забавой для ящерров — других ролей не дано.

Естественно, они с нами спали. Для них мы как надувные куклы — покорны, не очень привлекательны, но сойдёт. А если ящерру приедались страх и смирение, он мог использовать внушение. И тогда уже мы проявляли инициативу, мы хотели быть ближе, нужнее, дарить удовольствие.

Подобное могло случиться только с женщинами. Ящеррицы никогда не заводили рабов-мужчин, и никто не знал почему. Они тоже выслеживали землян, иногда появлялись в составе охотничьих групп, но всегда действовали профессионально (если подобное слово вообще уместно в данной ситуации) — не издевались и не злорадствовали. И их было очень мало.

В городе мы в первую очередь отыскали машину, заранее оставленную для нас своим человеком. «Свой человек» не хотел иметь ничего общего с сопротивлением, он легально проживал в городе ящерров вот уже несколько лет, но грехи прошлого вынудили его отработать долг.

Дорога займёт не один час, но взлететь мы не могли — слишком рискованно. Часы показывали десять утра. Всё шло на удивление гладко.

Дневная жизнь города набирала обороты. Спокойные ящерры в одежде абсолютно разных цветов садились в машины, выходили из красивых зданий, шагали по улицам. Необычно видеть их такими… не страшными. А ведь каждый из них, узнай, что мы бунтовщики, поднимет тревогу.

Шестой припарковал машину в районе Ррьято — название, которое нам ни о чём не говорило.

— Встречаемся через три часа около Маятника.

Маятник — главное сооружение Гнезда, их мозговой центр. К нему вели четыре узких моста и ещё четыре крохотные пешеходные переправы, издалека напоминавшие корни дерева. Всего — восемь путей.

Мы разошлись в разные стороны. Каждому из нас было дано задание установить жуков для создания точной интерактивной карты центра города. Даже если мы не выберемся, карта останется. Возможно, именно она спасёт те группы, которые придут после нас.

Было принято решение идти разными путями к одному и тому же месту. Накинув на себя неприметный плащ, я двинулась в наиболее, как мне казалось, безопасном направлении — на север.

* * *

Вот так я оказалась в городе ящерров.

Мои заклятые враги были так близко, что при желании я могла коснуться их рукой. Глядя на каждого из них, я думала: насколько быстро может сработать его влечение. Вздумай он использовать этот дар, успею ли я убежать и долго ли придётся отходить от его воздействия?

Следуя маршруту, я набрела на рынок. Продавцами здесь были в основном земляне, те, которые покорились и, согласно договору, жили бок о бок с ящеррами.

Главное — пересечь рынок. Дальше будет легче.

В городе ящерры были повсюду. Когда я проходила мимо этих опасных созданий, инстинктивно напрягалась, максимально гася порыв к побегу. Они это чувствовали, но, думаю, привыкли к подобной реакции земных женщин, а потому лишь хмыкали демонстративно и шли себе дальше.

Внезапно я услышала звук, напоминающий смесь человеческой речи и ящерриного шипения.

— Пошшшдойшшди!

Капелька пота стекла на кончик носа. Инстинктивно стёрла её напульсником.

«Не мне, не мне, не мне говорит», — уверяла себя.

— Пошшшдойшшшшшди!

Меня схватили за плечо и резко развернули. Я оказалась лицом к лицу с ящерром. Вытянутое лицо, длинная мускулистая шея, хвост, нетерпеливо бьющий по земле.

О небеса, патрульный!

Голова закружилась, пересохло во рту, тело сгруппировалось, а мышцы одеревенели. Его рука продолжала сильно впиваться в плечо, причиняя адскую боль. Видимо, его разозлило то, что я обернулась не сразу.

— Пршшшедъяшшшвляю шшшшшпрашшва…

Я не поняла, что он сказал, но догадалась: это не хорошо. Тем временем вокруг нас собрался импровизированный круг зевак, среди них были и ящеррки, и патрульные, и даже обычные земляне.

— Я не… я не… — от страха я не могла сказать и слова. В голове вспыхнуло воспоминание, как семь лет назад один дозор из шести ящерров у меня на глазах скрутил шею сотне землян. Патрульные были тренированными воинами, а люди из укрытия… Обычные земные люди — слабые, несобранные, пугливые. Мы тогда сидели в засаде и понимали, что ничем не сможем им помочь.

Ящерр повторил непонятный мне звук, и в это же время колокола — настоящие колокола! — пробили двенадцать часов. Это был знак, посланный свыше! Я поняла: у меня остался всего лишь час, чтобы дойти до Маятника.

Час! Они будут ждать!

Если я провалю задание — на станцию могу не возвращаться. Либо наши расстреляют меня на одном из первых постов на подъезде к станции, либо ящерры найдут в первую же ночь. Без подземных станций мы для них как на ладони.

А там Вира, и она одна. У меня нет права провалить задание.

Я посмотрела ящерру в глаза и приготовилась убегать, заранее зная, что проиграю. Но лучше так, чем потерять свой дом.

* * *

— Прекратить! — донёсся грозный голос.

Из толпы вынырнул ещё один ящерр. Нет, не вынырнул — перед ним расступились. Я старалась не смотреть ему в глаза, но заметила: он высок, статен, и, безусловно, одет в форму, но не обычную. Ящерры питали слабость к обмундированию чёрного и коричневого цвета, а на этом был серебристый наряд. Тёмные, чуть более длинные, чем принято, волосы небрежно заправлены за уши.

Он был первым неземлянином, о котором я могла без сомнений сказать — привлекательный.

Незнакомец тем временем подошёл ближе и похлопал удерживающего меня патрульного по плечу. Тот сжался.

— Извините, Руанн… — промямлил патрульный, принимая заискивающую позу и отпуская моё плечо. — Я в своём праве.

Тот, кого назвали Руанном, улыбнулся… и посмотрел мне в глаза. Впервые. Улыбка исчезла с его лица, и я увидела сосредоточенность, странное непонимание и…

Я тоже растерялась. А вслед за этим губы сами по себе растянулись в улыбке. Захотелось крикнуть: «Как хорошо, что ты пришёл».

Это было похоже на удар под дых. И в то же время… это была приятная боль.

На мгновение показалось, что если я сейчас подойду к ящерру и обниму его — он будет не против. Он погладит меня по голове, возьмёт под свою защиту, и тогда уже никакие ящерры мне не страшны.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.

«Как хорошо, что ты пришёл», — вертелось у меня на языке. Мысль, за которую будет стыдно… потом.

Я видела, как дёрнулись его губы — как будто он читал мои мысли и пытался… успокоить.

Вокруг нас разлилась тишина. Все смотрели на ящерра в серебристой форме.

А он тем временем взял себя в руки и обратился к патрульному:

— Согласен, красивая, но ведь у тебя дома такая красавица — эта ей и в подмётки не годится.

Сказано было иронично, равнодушно, как бы давая патрульному шанс выйти из воды сухим и не уронить собственное достоинство. Но даже мне было понятно, что за меня заступился тот, чья власть не подлежит обсуждению. И это понимание согревало… до поры до времени.

И тогда ко мне пришло ещё одно запоздалое откровение. Я осознала, что ящерры всё это время разговаривали на своём языке…

Люди не понимают ящерров. Никогда.

Я — понимала ящерров. Я — не отдавая себе отчёта, понимала ящерров.

Я смотрела на одного из них и пыталась впитать в себя каждую частицу его образа.

Зачем?..

Патрульный начал оправдываться. Мужчина в серебристой форме приготовился слушать, но глаза его постоянно искали меня. И каждый раз я умудрялась поймать этот взгляд.

Не выдержав, он резко перебил лепет патрульного и подошёл ко мне. Ближе, ещё ближе. Склонился к моему уху.

— Стой здесь! — скомандовал ящерр на земном языке и сразу же отвернулся. Показательно. Он не сомневался — я послушаюсь.

В ушной раковине ещё не остыло ощущение его дыхания. Я неосознанно прикоснулась к уху.

Он снова заговорил с патрульным. И теперь я воспринимала язык ящерров правильно — как преобладающее шипение, перемешанное со щёлканем языка. Но по тембру, жестам я понимала, что ящерр меня защищает… и когда он отвлёкся, подошла ближе к толпе, чтобы нырнуть в людское столпотворение и быстро унести ноги. Благо, там было много народу, и я очень естественно «вписалась» в картинку.

Остальные патрульные видели, что я ухожу, но не придали этому значения… а вот тот, кого назвали Руанном, наверняка не привык к тому, что земляне двигаются без разрешения. Ведь он приказал «стоять здесь». Его охранники могли меня остановить, но не сделали этого — им-то он ничего не приказывал.

Я отошла в сторону и при первой же возможности нырнула за угол. Сердце колотилось как бешеное, в голове звучало небрежное «стой здесь». И постоянное ожидание, что напористая ладонь ляжет мне на плечо, а высокомерный голос потребует не нарушать приказы.

Я шла к Гнезду. Что мне странный ящерр, если домой вернуться надо. Что мне ящерр, если моя команда не решится на дальнейшие действия без моего присутствия. Я за них отвечаю.

Что мне ящерр, если он, узнав, кто я, привычным для него движением свернёт мне шею.

Ополченцы для ящерров — особое удовольствие, сравнимое с десертом после постного обеда. А руководитель отряда, да ещё и женщина, — разве сложно придумать для неё максимально действенный способ унижения?

Вероятно, он захочет поразвлечься. Использует на мне влечение и будет наблюдать, как девушка, которой хватило дерзости воспротивиться ящерриному порядку мира, покорно слизывает вино с его рук.

Сволочи, а ведь они так и делают! Губят нас, унижают за то, что пытаемся вырваться за пределы их порядков. Порядков, которые они же и придумали!

Не смей забывать, Лин, не смей!

В этот раз я двигалась глухими переулками, проклиная патрульного на рынке, невесть из-за чего проявившего ко мне интерес, а заодно и себя, ведь пока шла, вспоминала необычную встречу и ощущала приятное покалывание в груди… Так бывает, когда ожидаешь от судьбы желанного подарка и знаешь, что этот подарок будет несмотря ни на что.

Так непоследовательно!

Так неправильно!

Ждала!

* * *

Город показался намного более логичным, чем земные сооружения. Ящерры не экономили на пространстве и не забывали о природе. Я успела увидеть абсолютно разные виды транспорта, начиная с автобусов и заканчивая длинными верёвками, похожими на лианы. И, конечно же, обычные машины, они ездили по трассам и летали над зданиями.

Я узнала величавое сооружение Маятника. Так близко — всего лишь озеро пересечь.

Мой мозг безошибочно отыскал в толпе троих помощников, маскировавшихся под зевак. Они затерялись в толпе желающих пройти в Маятник — просить, работать, веселить.

Они меня ждали.

Ждали давно.

И нервничали… сильно нервничали, но весьма прилично это скрывали. Молодец, Четвёртая, а ведь за тебя я волновалась больше всего!

Забудь! Мы покоряем Маятник! Мы будем первыми ополченцами, проникнувшими в это здание. Мы столько сил потратили на эту операцию. Полгода слежки и бессонные ночи, когда глаза слипаются, но надо работать.

Нам везло. Во-первых, собралась сильная команда программистов. Затем — локатор «нашёл» правильного ящерра, который очень хорошо разбирался в системе защиты Гнезда и много где бывал. Именно этот ящерр, даже не подозревая, показал нам слабые звенья в идеальной системе: при въезде в Гнездо — мусоропровод, при входе в Маятник — доступ для человеческой прислуги. Локатор, который засел в его организме, считал нужную нам информацию, прежде чем выйти из строя.

Мы очень долго ждали появления именно ящерров из Маятника, с особыми синими нашивками. Мы сами призвали их, создав «подозрительную активность» в лесном округе. Именно туда я забросила смятую банку, к которой принюхался подопытный ящерр.

* * *

В тот день у них намечался грандиозный праздник — назначение нового судьи.

В каждом великом городе главенствует двенадцать судей, Гнездо — не исключение. У каждого из судей свои обязанности и почти неограниченная власть. Двенадцать ящерров, которые разрешали солнцу освещать их прекрасный город.

Я ни разу не видела ящерров высшего ранга, к нам отправлялись только стандартные патрули, а наша разведка вот уже несколько десятилетий не могла проникнуть достаточно глубоко внутрь города, чтобы увидеть элиту их мира.

Поговаривают, в начале экспансии ящерры сами приглашали землян к ним в поселения (тогда это были всего лишь поселения, хоть и оборудованные необычной техникой) и встречали нас как равных… Они спрашивали у нас разрешения на высадку их кораблей, и мы, дураки, соглашались.

Ящерры уверяли, что хотят строить новые города совместно с землянами, где два разных вида смогут мирно сосуществовать. «Вы люди, мы люди, между нами не должно быть вражды», — так они говорили.

Это было давно и неправда. Да и зачем ящеррам относиться к нам с уважением, если с самого начала было понятно, что они планируют захватить планету?

* * *

Охранник на входе небрежно мазнул по мне взглядом, не препятствуя движению. Дальше нас встречала женщина-ящеррица, она лепила землянам на руку светящийся белый знак и пропускала вглубь тёмного коридора, подсвеченного встроенными светодиодами. Мой белый знак иногда вспыхивал. Руки чесались достать из сумки «гайку» (раствор, которым мы выводили из строя ящерриную технику) и смыть эту дрянь со своего тела.

Длинный лабиринт, казалось, не знал конца.

Я боялась оглянуться, не допуская даже мысли, что кто-то из команды не прошёл, а потому вскинула подбородок и тряхнула длинными волосами. За несколько минут до этого мне пришлось их распустить и снять всю защиту, чтобы хоть немного походить на женственную акробатку, которую после представления уложат на стол «милые зрители».

Четвёртая невесть где раздобыла туфли на каблуке. В мужчинах я изменений не заметила, разве что лишний «балласт» сбросили. Тем не менее, их тоже пропустили.

По документам мы были заявлены как акробаты. Информация, которую каждый из нас мог легко подтвердить на практике, так как нельзя быть военным на «Станции 5» и хоть немножко не быть акробатом.

Людей, проходящих на Маятник, было много, их быстро проверяли и запускали в коридор со светящими лампочками вдоль пути. Очевидно, в Гнезде подобное освещение в чести.

Ящерры любили «приглашать» землян в качестве развлечения. А потому на своём пути я встречала людей нестандартной внешности, танцовщиц в весьма странных — откровенных! — одеяниях и полуголых мужчин. Все они были «любезно» приглашены на праздник в честь избрания нового судьи.

«Легализированные земляне». Как же противно!

Шестой засмотрелся на девицу. Я толкнула его локтем и фыркнула неодобрительно. Провожающий нас ящерр это заметил и улыбнулся… Он подумал, что я — ревнивая девушка или жена. Поддавшись импульсу, я улыбнулась ящерру в ответ. Что тут скажешь, стресс проявляется по-разному.

Тоннель закончился. Мы зашли в Маятник, но с чёрного хода, а потому ничего красивого или хотя бы необычного на нашем пути не встретилось.

Людей проводили в бани. Под присмотром ящерров, а также камер мы были вынуждены искупаться. Это унизительно, но не более. Благо, всё, что могло вызвать подозрение у ящерров, давно сброшено, и наши сумки не выдали на рентгене своих «внутренностей» — ружей, жуков, паутинок.

Нас одели, нанесли грим и завели в комнату, в которой мы должны были дожидаться, пока не позовут. До начала праздника оставалось несколько часов.

Единственный плюс — там не было ни камер, ни ящерров. Зато присутствовала вентиляция — два вывода метр на метр. У нас остался только один рюкзак с самым необходимым, остальные вещи в раздевалках. До завтрашнего дня там рыться не будут — времени хватит.

В комнате людей было много, исчезновение четверых заметить очень сложно. Да и костюмы свои — дурацкие, яркие, непригодные для серьёзных дел — мы на себя уже напялили, чтобы не слишком отличаться. Всё же лучше так, чем голыми. Но если для мужчин одежда не играла столь важной роли, мы с Четвёртой были похожи на «ночных бабочек»: на каблуках, с яркой помадой, в платьях, больше напоминавших нижнее белье.

Восьмой быстро вытащил из сумки заглушку и установил её на дверь. Затем взялся раскручивать крышку вентиляционного отверстия.

— Быстрее, — поторапливала Четвёртая.

Люди вокруг никак не реагировали на наши действия, и я не могла найти этому логичного объяснения. Неужели их не удивляло наше поведение?

— Готово! — негромко отозвался Восьмой.

Мы оказались в вентиляционной трубе Маятника, точно зная, куда идти… а если точнее — ползти.

Вскоре Восьмой и Шестой отделились — у них было задание обеспечить отступление и подготовить транспорт. Мы остались вдвоём — я и Четвёртая. Руководствуясь интерактивной картой, встроенной в наручные часы, мы ползли вперёд, к комнате, которая и была ключевым пунктом нашего плана.

Через час мы нашли «правильное» вентиляционное отверстие. Четвёртая спустилась первой. Коснувшись пола, её тело сгруппировалось и застыло, готовое к опасности (была у ящерров такая игрушка, как «взрывные поверхности», реагирующие только на землян). Ничего не происходило. Потом спустилась я. Напарница успела проверить комнату и выскользнуть в смежное помещение — подстраховать и предупредить.

Я осмотрелась. Это был обычный рабочий уголок влиятельного человека, чем-то напоминавший кабинет нашего Главы, за одним исключением — большое окно с невероятным видом.

Я прислонила рюкзак к дивану и взялась за дело.

Первоначально вылазка в Гнездо планировалась для того, чтобы расставить жуков. Мы создали особую породу этой техники, которую, насколько известно, не засекут даже технологии ящерров. Да, мы не понимаем ящерриный язык, но у Главы были личные связи. Он убедил совет, что сможет расшифровать их разговоры. Однако главное не это. Главное — узнать внутреннее устройство Маятника, и кто им управляет на самом деле.

Вот уже несколько лет по станциям всего континента бродили слухи, что двенадцать судей — лишь прикрытие для тех, у кого настоящая власть. Никто не знал, кто эту власть представляет, но в последнее время действия ящерров ожесточились. Казалось, они поставили перед собой цель — уничтожить все укрытия землян. Поэтому руководители станций стали более решительными.

Глава «Станции 5» — не исключение. Когда я пришла в его кабинет с планом проникновения в Гнездо, он согласился. Он даже позволил мне руководить операцией, хотя до этого считалось, что на данную роль больше подходят мужчины. Они дольше сопротивляются влечению ящерров, да и физически сильнее. Мой аргумент был таков: я выбиралась из ситуаций, из которых не было выхода, и вытаскивала оттуда своих людей. В этот раз тоже выберусь.

Глава поверил.

Сверхцель вылазки такова: установить прослушку в кабинете судьи.

Я застыла в центре комнаты и внимательно осмотрелась. Нужно найти места, куда поместить жуков. Мы сможем узнать, кто приходит в этот кабинет, и, возможно, среди посетителей окажется тот, кто разрушил две станции за последний год.

…Чего я не ожидала, так это неожиданного звука, похожего на щёлканье пальцев.

Опасность!

Я была в комнате не одна. И тот, другой, вошёл не через центральную (до недавних пор единственную) дверь, а через другую, так и не замеченную нами.

* * *

Я обернулась на резкий звук… и застыла как мышь перед котом. Сразу поняла — это конец.

Что происходит с птицей в момент смерти? Когда ей сворачивают шею, некоторое время она продолжает двигаться, отдавая остаток припасённой энергии.

Я — птица.

Передо мной стоял ящерр, тот самый, защитивший меня на рынке. Тот самый, от которого я сбежала.

Он — двенадцатый судья.

Я — в его кабинете.

Я — мёртвая птица.

Глава вторая

Я замерла. Не хватило мужества отвести взгляд. Зато хватило опыта, чтобы понять — бежать бесполезно.

Тело ящерра виделось неожиданно чётко, будто вместо комнаты он находился на белом фоне и был единственным ярким пятном.

Я видела руки, которые меня убьют. Видела хвост, который исполосует мне лицо. Его рот… из него вместе с улыбкой вылетит приказ перерубить мне шею.

Я пыталась что-то прошептать. Возможно, планировала воззвать к его милосердию, а может, по глупости стремилась произнести дерзкую речь.

Не получилось. От страха всё, на что я была способна, — неумело шевелить губами.

В комнате повисло глухое сдавленное бульканье. И осело, опять порождая тишину.

Ящерр был удивлён не меньше моего. Я чувствовала, как его настойчивый взгляд проползал по моим ногам, бёдрам, замедляясь на груди и шее.

Попытаться объяснить? Что именно? Просить помилования? Да встреть он меня на одной из операций вне города, — уже бы напал. Уверена, этот нападать умеет, нечего ждать помилования. Хотя… таких не увидишь на операциях. Такие сидят в кабинетах и отдают приказы, решают судьбы миллионов.

Он не нападал. Не двигался. Лишь внимательно меня рассматривал. Взгляд продолжал скользить вверх-вниз по моему телу. Пристально-пристально. Он что-то решал, что-то безумно важное, вынуждая меня трепетать от недосказанности и двусмысленности ситуации.

Его хвост дёрнулся и лёг на плечо. Я испугалась, моя рука схватилась за горло — инстинктивное действие. Ящерр проследил за движением… Конечно, понял. Зверь не мог не знать, как мы боимся их хвостов. Логично — мы боимся того, что опасно.

Он медленно выдохнул… и начал приближаться.

Судья двигался осторожно, выставив вперёд одну руку, будто не хотел испугать.

— Не бойся.

Я знаю, как быстро они могут перемещаться. Этот двигался медленно. Шаг, другой, пока не оказался прямо передо мной.

При желании, я могла протянуть руку и коснуться его. У меня бы никогда не возникло такого желания, но близость, безусловно, вызывала мурашки по коже.

Мне было очень страшно! Я начисто забыла то светлое чувство тепла и уюта, которое ящерр пробудил во мне на рынке, — а оно было, было, чувство это! Находясь с ним в кабинете один на один, я испытывала только страх!

— Не бойшшся меня, — повторил ящерр. Глухой звук оживил комнату. — Я не буду тебе вредить.

Он говорил на человеческом очень хорошо, коверкая шипящие, но ставя правильные падежи и не путая местоимения. А вот убедить «не бояться» ему не удалось.

Мне было некуда бежать. Когда он подошёл ко мне, я лишь зажмурила глаза, надеясь на быструю смерть. И почувствовала прикосновение к оголённому животу. Это было так внезапно, что я открыла глаза… и встретила насмешливый взгляд. Его настойчивая рука очертила родинку на животе и поползла выше, к плечу, к шее. Вторая рука легла мне на затылок. Он притянул меня к себе, почти впечатав в своё тело.

И только тогда мой парализованный страхом мозг осознал, что ящерр с самого начала смотрел на меня не как на врага, шею которого можно и нужно свернуть, а как на женщину, с которой собирается переспать.

— Не бойся…

Ящерр приблизил своё лицо в моему и поцеловал. Я была слишком ошарашена, чтобы сопротивляться.

Всё совпало как по нотам, и случайные действия со стороны выглядели как спланированная операция под названием «Как обрадовать ящерра на новой должности».

Я была в его кабинете — так просто туда не проникнуть. Я была в откровенном наряде, с распущенными волосами и развратно-красными губами — уж точно не заблудившаяся гостья.

Кто же я?

— Не думал, чшшшшто мои подчинённые способны быть такими наблюдательными.

Поцелуй в шею.

Ящерр прикоснулся к длинному украшению в ложбинке груди.

— Красиво, — он держал в руках украшение, но смотрел на меня. Его указательный палец, обхватив игрушечный камень, касался и моей кожи. — Красиво.

В один миг ящерр резко схватил меня за плечи и бросил на диван. Навалился сверху. Я вскрикнула.

— Не бойшшся.

Не могу! Не могу! Не могу!

— Я не обижу.

Тогда отпусти!

Он не отпустит. На меня смотрела пара безумных глаз. Я плохо разбиралась в мужчинах, а в чувствах ящерров вообще ничего не понимала. Но не заметить очевидное было сложно — я желанна.

— Не бойся, — повторил ящерр по слогам и приспустил бретельку с моего плеча.

Спадает одна бретелька, другая…

— Ты ведь знаешь, что сейчас произойдёт… Знаешшшь ведь? Ну, разве я такой страшшшный, разве неприятен тебе?.. Ведь я видел, как ты на меня смотрела раньшшше, на улице. Не так уж и противен, верно? — продолжал шептать судья, окончательно снимая с меня платье.

Ради собственного удобства он изменил позу: выпрямился и усадил меня к себе на колени — так было легче раздевать. Да и что той одежды — два лоскутка белья да прозрачное платье сверху, к тому времени уже валяющееся на полу. Те места, где соприкасалась наша кожа, горели.

Я сидела у него на коленях, лицом к лицу. Мой взгляд постоянно упирался в пуговицы небрежно брошенного на пол костюма. Серая масса ткани напоминала ручей, а пуговицы — маленькие цветы на его поверхности.

Ящерр слегка прикоснулся к моему лицу, большим пальцем раздвигая губы, и вынудил посмотреть ему в глаза.

Удар сердца! Ещё один!

Судья! Ящерр! Мужчина!

Его кожа вблизи казалась более жёсткой. Структура как у человека, лишь с отчётливым серебристым отливом. И волосы немного длиннее, чем принято у нас. Подбородок квадратный, глаза — внимательные, с поволокой грядущего удовольствия. Улыбка хищная.

Я приняла решение. Оно далось мне нелегко, и я до сих пор спрашиваю себя: смогла бы я проявить подобную выдержку и смелость, если бы на его месте оказался другой.

Ящерр был прав — ситуацию нельзя изменить. Её можно только принять.

Я посмотрела ему в глаза — сидя у него на коленях, лицом к лицу, это было довольно просто — и усилием воли расслабила мышцы. Он сразу это почувствовал! Сразу! Меня опрокинули на диван и начали целовать. Рука поползла вниз и полностью захватила оголённое бедро. Мы оба остались без одежды, я чувствовала его прикосновения в сотнях точек одновременно.

Ящерр смотрел только на меня, только в глаза, будто заглядывая в душу, в то время как руки шарили по телу, одновременно поглаживая внутреннюю сторону бедра.

— Красивая, — протянул мой монстр, удерживая мои руки вверху и совершая первое движение. — Очень красивая.

Двигался осторожно, в чём-то даже заботливо. Я попыталась отвлечься — представила свою комнату. Она сейчас пустует, ждёт блудливую хозяйку в свои тёплые объятия.

Это был недолгий самообман. Мысли то и дело возвращались к ящерру. К мужчине, который получил власть над моим телом.

Я не испытала райского наслаждения… как не испытала и ужасной боли. Но очень чётко помню момент, когда ко мне вернулось чувство… странное чувство родом из далёкого детства — из той, не потерянной его части.

Каждое его прикосновение оставляло некое послевкусие. Я ощущала это на коже так чётко, как и движения внутри себя.

Мне было спокойно. Руки почувствовали свободу — он их отпустил, начал гладить мои плечи и ноги. Острый хвост «отклеился» от хребта, обогнул мои ладони и начал медленно колебаться, туда-сюда, туда-сюда. Впервые меня посетила мысль, что он это делает от нетерпения, от удовольствия, а не пытаясь угрожать. Для меня его хвост — самое опасное оружие, а для него — всего лишь неотъемлемая часть тела.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Короткое мгновение единения, когда тела продолжают двигаться, а взгляд замирает.

— Смотрииии на меняаа… — прошептал ящерр.

Я закрыла глаза… Во мне нарастало приятное чувство…

— Открой глаза, девочка…

…завершённости. Нет, не удовольствия, не той неги, которая возникает после секса. Абсурдная мысль посетила меня: я боялась ящерра, когда он был далеко, но вот он обнимает меня, и мне мерещится, что именно с ним — безопасно.

С ним было спокойно. С ним не страшны ни извержение вулкана, ни наводнение, ни странные люди, возомнившие, что у них есть на тебя права.

Я открыла глаза. Не потому, что он захотел — я захотела. Наши взгляды встретились.

Его толчки становились всё более резкими, но не болезненными. С каждым особо активным движением он заглядывал мне в глаза, то ли проверяя, не больно ли мне, то ли извиняясь за то, что больно.

Больно не было. Только необычно. А ему — знаю наверняка — хорошо. По мужчине ведь легче сказать, что он испытывает рядом с женщиной. Женщины же умеют скрывать чувства, годами утаивая неудовлетворённость постельными «радостями». А ему… Ему! Было! Хорошо!

Какое вульгарное слово — кончить… Применимо ли оно к ящеррам?

Пауза. Громкое дыхание.

Ящерр скатился с меня и улёгся рядом — ширина дивана позволяла это сделать. Краем глаза я заприметила свою сумку, прислонённую к дивану. К ней лишь руку протяни — и нужная вещь в руках.

Несколько мгновений ящерр приходил в себя. Потом резко повернулся на бок и впился в меня взглядом.

— Как тебя зовут?

Я напряглась.

— Разве это важно?

Он хмыкнул.

Судья аккуратно перегнулся через моё тело и поднялся с дивана. Разогнулся, а потом снова сел рядом и обхватил руками мою талию… И только тогда стало стыдно! Именно это действие — руки на талии, нежность самого жеста — показалось постыдным, а не то, что мы делали раньше. Захотелось, чтобы ящерр ушёл, оставил меня в покое или отдал приказ убираться. Последнее — предпочтительнее.

А вот судья был доволен. Его взгляд блуждал по моему телу, подтверждая лучше любых слов: он ещё не наигрался новой игрушкой. Ящерр хочет ещё… ящерр захочет ещё… скоро, очень скоро.

Он поднялся и начал одеваться. Вытащил из-под дивана небольшую коробку. Как оказалось — сигары (какое странное место для их хранения).

К счастью, судья не обратил внимания на сумку около дивана. Где же, твою мать, Четвёртая?

Ящерр отвернулся в поисках зажигалки.

За те секунды, пока он на меня не смотрел, я успела нащупать свою сумку. Осторожно засунула руку в нужное отделение, готовая в любой момент её оттуда выдернуть. Внутри — игла с парализующим ядом. Проблема в том, что она была в защитной капсуле, снять которую одной рукой практически невозможно. Мне пришлось постараться.

Да, я рисковала, ведь ящерр был так близко. Но… что мне оставалось?

Он нашёл зажигалку, вспыхнул слабый огонёк. Руанн направил струю пламени к сигаре. Подкурил и медленно выдохнул. По комнате распространился приятный запах табака.

Меня его действия пугали. Медлительность, расслабленность… вальяжная уверенность в том, что новая игрушка никуда не денется.

Он обернулся ко мне. Я уже успела вытащить иглу и спрятать её в руке.

— Я просто хочу курить, — сказал судья, думая, что причина моего волнения в страхе перед ним. — Не бойся.

Умирать, так с музыкой. Ещё немного, и он спросит, кто меня сюда привёл. И на этот вопрос я ответить не смогу.

Как же страшно!

— Не кури… я не люблю запаха… не люблю этого запаха, — сказала я запинаясь. И показательно смутилась — как же, я ведь решилась заговорить с судьёй.

Он удивился. Замер с сигарой в руках.

— Этот запах не такой, к какому ты привыкла, — сказал спустя мгновение. — Этот — приятный.

— Тогда сначала поцелуй меня, а потом кури, — выгнула тело и сжала капсулу покрепче. — Или правила запрещают вам целовать женщин, рождённых на этой планете?

Его удивление очевидно. Он не думал, что я могу быть столь разговорчивой, да ещё и обратиться с подобной просьбой. Странное дело, ящерру было приятно. Я видела, что приятно. Он смотрел на меня с опаской, щурил глаза, не до конца доверяя идеальному слуху. Не двигался, и я начала волноваться.

Но прошло ещё несколько секунд, и ящерр отложил зажигалку в сторону, поле чего подошёл ко мне. Посмотрел сверху вниз, а затем наклонился, чтобы поцеловать.

Его губы почти коснулись моих. В этот момент я с силой уколола его иглой в шею.

В его глазах вспыхнуло удивление. Прикоснулся к шее. Очень медленно пришёл к пониманию того, что произошло — ещё бы, парализатор уже действует, не зря он рассчитан на ящерров.

Его хвост отделился от спины. Судья ещё не до конца понял, что случилось, но рефлексы уже работали на полную катушку — убить врага.

Внезапно мы услышали звук и обернулись. Я увидела Четвёртую с ружьём в руках, нацеленным на Руанна. Она не могла появиться раньше, он бы использовал силу влечения. Скорее всего, наблюдала из засады.

Судья беззащитен. Сила влечения не подействует из-за парализатора. Да и пуля может сильно навредить, намного сильнее, чем в обычное время. Ему элементарно не хватит ловкости отбить её хвостом — координация не та.

— Отойди он неё, — потребовала моя напарница. Я догадывалась, как сложно ей сохранять бесстрастное лицо.

Руанн не реагировал. Яд начинал действовать. Для людей, рождённых на этой планете, подобная доза смертельна, а ему ещё жить да жить. Он слабел на глазах, тряс головой в бессмысленной попытке побороть головокружение.

— Я могу убить вас обеих… ты же понимаешшшь, что я успею…

Четвёртая скривилась.

— Ящерр, ты чувствуешь, как распространяется яд? Скоро не сможешь двигаться вообще. Так что не трать силы зря. Отойди от неё и, возможно, я тебя не убью.

Руанн ухмыльнулся после слов «возможно, не убью», но, шатаясь, отошёл в сторону. И это хорошо. Было бы просто ужасно, если бы он оказался фанатиком, не идущим на компромиссы.

Хотелось хмыкнуть. Хотелось засмеяться.

Осторожно, не делая резких движений, я встала с дивана, схватила рюкзак, прислонённый рядом, и подошла к Четвёртой. Она была напугана, но об этом знала только я. Ружьё направлено на врага — чёткий прицел вышколенного солдата. Я ею горжусь.

Четвёртая оскалилась.

— Я говорила: возможно, не убью… Обещаний не было, — и приготовилась выстрелить.

— Нет! — закричала я слишком поспешно. — Незачем его убивать! — Четвёртая удивлена и недовольна, а потому пришлось напомнить: — Это приказ.

Ящерр поморщился. Безусловно, он не верил в мою «доброту». Ему всё сложнее держаться на ногах, хоть он и пытался противостоять парализатору. Я достала из рюкзака ещё одну иголку и очень осторожно подошла к судье.

— Как ты можешь жалеть… Они нас как мух убивают… — подала голос Четвёртая, наблюдая за моими манипуляциями.

Ящерр к тому времени уже опустился на одно колено и начал валиться на пол. Он обессилел. Глаза затуманены.

— Дело не в нём. Я не могу его убить.

— Что за бред! — напарница недовольна. — Раньше ведь убивала! Земные или ящерры — какая разница?!

— На то были причины! Если мы убьём его, ситуация только ухудшится.

Но мне стыдно за свои предыдущие действия, стыдно за испуг. За то, что не пыталась бороться, когда он начал снимать с меня одежду, за ситуацию, в которую меня загнали, и я надеялась, что Четвёртая подумала: я была под внушением. Как иначе всё это объяснить?

Я ударила ящерра иголкой в шею. Обязательно в шею — плечо мне пробить не удастся. Эта иголка значительно больше, почти как тоненький нож, я побоялась вытащить её из рюкзака первой, опасаясь, что не смогу спрятать в зажатом кулаке и тем самым выдам себя.

Иголка с лёгкостью пробила твёрдую кожу ящерра и подействовала мгновенно. Судья обрушился на пол, сотрясая всё вокруг. Громкий звук испугал, Четвёртая вздрогнула.

Вот и всё! Я дала себе несколько секунд на осознание.

— Закрой дверь! — велела напарнице.

— Уже!

— Нормально закрой! Так, чтобы это их задержало!

Она забаррикадировала дверь изнутри. Мы синхронно бросили взгляд на отверстие в потолке — наше спасение, — но покинуть комнату просто так не могли. Если уйдём, возложенная на нас часть работы окажется не сделанной. Мужчины жуков установили, мы — нет. Ящерр нас видел и первым делом прикажет обыскать кабинет на наличие следящих устройств. Незачем их даже расставлять.

А ведь какой был план — прослушка в кабинете судьи! Какая это могла быть грандиозная победа!

— Здесь где-то есть запасной выход, — сказала напарнице. — Возможно, потайной лаз. Поищи его.

— А как же жуки?

— Никак! — я пыталась не сорвать на ней злость. — Накрылись наши жуки медным тазом!

Я ударила рукой по стене. И сразу пожалела об этом. Скоро в кабинет кто-то заявится (странно, что этого ещё не произошло), и тогда нам конец. И этот ящерр, ещё минуту назад так нежно меня обнимавший, будет первым в очереди на убийство.

— Кажется, я что-то нашла.

Я подошла к Четвёртой. Она права — камин не настоящий, но тяга идёт. Откуда? Неужели всё так просто, и наш выход — за камином?

— Попытаемся открыть?

Я кивнула.

— Надеюсь, голосовая валидация не нужна? — говорит напарница.

— Я тоже на это надеюсь.

Благодаря нашим усилиям, камин отъехал в сторону, движимый чётким пружинистым механизмом.

По ту сторону — тоннель. Контраст между кабинетом и пыльным чёрным проходом вгонял в неприятную дрожь.

Я села на диван. Мне нужно подумать. Четвёртая посветила в тоннель сначала фонарём, потом дезинфицирующим лазером. Она боялась, что оттуда полезет орда озверевших ящерров. Её можно понять, а если страх разыграется ещё больше — последовать примеру.

Мои мысли раздвоились. Я — настоящая — сидела на диване, я — фантом — на этом же диване выгибала спину от прикосновений ящерра, помогая ему устроиться в моем теле поудобнее. Я — настоящая — смотрела на ящерра в отключке и понимала, что провалила задание. Я — фантом — пересчитывала выпуклые позвонки на его спине и гладила плечи.

Мне нужен трофей. Нужно объяснить Главе, зачем мы потратили так много средств и человеческих ресурсов. Ради чего?

Шестой и Восьмой наверняка уже установили жуков, локаторы и бомбы. Я не обольщалась — при тщательном осмотре ящерры уничтожат следы вмешательства и усилят охрану. Одна надежда на жуков — они усовершенствованы, некоторое время протянут. Всё равно мало!

Но даже если нам опять повезёт, слежка — их заслуга. Не моя!

Я подошла к Четвёртой.

— Ты ведь уже поняла, что задание мы провалили?

Она уловила осторожные вопросительно-утвердительные интонации.

— Сложно не понять. И к чему ты это?..

Вдох-выдох.

— Нужно принести то, что оправдает нашу вылазку, — иначе они не простят… Неизвестно ещё, справились ли с заданием Шестой с Восьмым. За такое даже казнить могут… Нет-нет, не сейчас, но при последующих неудачах нам припомнят… Ты ведь знаешь, как руководство «Станции 5» расправляется с неудачниками… — я давила на больное. — Помнишь, как это было…

— Лекс-Ка не позволит, — Четвёртая увязла в разговоре, к которому я её подтолкнула.

— То, что ты с ним спишь, не даёт никаких гарантий, — я раскручивала все её страхи. — К тому же, вначале ты не хотела, но его это не остановило, не так ли?

Четвёртая скривилась. Лекс-Ка многим ей помог, не раз выручал, вытаскивал из безвыходных, казалось бы, ситуаций. Он терпеливый и мудрый человек, но его методы взысканий…

Четвёртая уязвлена. Пришло время «добить» приказом:

— Мы должны принести добычу, — отчеканила безапелляционно. И красноречиво посмотрела на лежащего на полу ящерра, а потом на дверь.

Плавилась в воздухе лоснящаяся пауза. От недавно найденного тоннеля веяло запахом, идентифицировать который пока не удавалось.

— Ну что?! — взорвалась Четвёртая. — Говори уже! Что ты задумала?

Я вздохнула.

— Добычу необязательно убивать.

Пауза.

Напарница наконец-то начала понимать, что я имею в виду. Её глаза расширились. И без того немаленькие, теперь они — как два блюдца.

— Ни за что! Он опаснее любого человека на «Станции»… Я предпочту их — ему.

— Серьёзно? — я улыбнулась. — Даже Лекаря к себе подпустишь? А ведь он у нас не только любитель прекрасного, но ещё и садист. Именно к нему мы попадём, если не принесём добычу.

— Лин, не говори ерунды. Сдалась ты Лекарю, у него таких, как ты — целая очередь, — Четвёртая посмотрела на судью. — Он ведь не рядовой ящерр! Судья! Он — судья! — она почти кричала. — Только-только назначенный, но уже практически бог! Ящерры нас на клочки порвут за такое!

— Тише ты, не ори! — громко прошипела я в ответ. — Они уже убивают! Свободных людей осталось всего несколько миллионов, и количество стремительно сокращается. А этот, — кивнула на ящерра, — меня поимел, потому что думал: ему меня подарили. Он не спросил, добровольно ли я здесь, почему я так напугана, почему согласилась одеть этот дурацкий наряд. Ему было плевать! И у меня есть полное право требовать за это ответ!

— Не вплетай сюда личное! — моя напарница едва сдерживала голос на пониженных тонах. — Он тебя за проститутку принял. Многие бы приняли, учитывая…

— Какое, к чертям, личное?! Я жить хочу, и если для этого мне нужно тащить на плечах тяжёлого ящерра — пусть будет так! Это для них он бог, но не для меня! Более того, — я подошла к Четвёртой ближе и пробормотала ей в ухо, — если ты захочешь мне помешать, я расскажу об этом на станции. Они обрадуются, узнав, как ты из-за страха не захотела принести им столь ценного пленника на блюдечке с золотой каёмочкой.

— Они побоятся держать такого пленника! — Четвёртая загнана в угол, но всё ещё пытается кусаться. — Уж лучше без него!

— Это я беру на себя. Доставай снаряжение. Мы идём в этот чёртов туннель! И его тащим с собой.

Четвёртая не согласна. Но я старше по чину, и ей пришлось принять: я лучше знаю, каким образом избежать ловушек как здесь, так и на «Станции 5». Я знала, действительно знала.

— А как же…

— Вентиляция отпадает. Мы идём в туннель.

Четвёртая издала протяжный насыщенный вой — так волки приветствуют луну. Этот звук — единственное, что указывало на её настоящие чувства. Надеюсь, она не будет мстить. Не посмеет — слишком многим обязана.

Естественно, тащить ящерра на себе мы не могли — он тяжёл как слон. Зато у нас были «облачности» для переноса больших грузов. Стоит такая техника немало, поэтому грузовики и машины в ежедневном использовании удобнее. Но с собой мы подобное снаряжение взяли на случай, если кого-то ранят.

Я закрепила цепочку на ящерре, второй конец которой зафиксировала на своей руке. Мы отсчитали минуту — ровно столько длится загрузка. Вскоре его тело окутал лёгкий полупрозрачный туман.

— Действует, — я улыбнулась. — Вот видишь, в этом ящерры ничем не отличаются от земных людей.

Я резко дёрнула за цепочку — тело ящерра взмыло в воздух и зависло в горизонтальном положении на уровне моего плеча.

— Пошли!

Четвёртая вооружилась фонарём и лазером. Она боялась, что стены окажутся заражены или утыканы ловушками. Приноровившись к парившему рядом телу, я направила фонарь на стену и увидела, что она чистая. Более того — ухоженная. Но прикоснуться к ней не решилась…

Ящерр в облаке тумана смахивал на покойника. Несмотря на понимание, что в его тело вколота львиная доля парализаторов и снотворного, мы не решались идти впереди — даже в столь неприглядном виде он нас пугал.

Мы прошли весь туннель без малейших происшествий. Но сказать, что всё прошло как по маслу, не могли.

Он — судья.

Если вандал похищает из церкви статуэтку божества — он не ворует самого бога, лишь его символ.

Так и мы — мы могли похитить ящерра, но не судью.

Мы выбрались из туннеля и направились к месту встречу с проводником. Нас встретил мужчина в красной шляпе, это был наш человек в городе — неприметный, одинокий, апатичный. Он обязался проводить нас к машине.

И всё бы хорошо, если бы не эта красная шляпа — яркая, привлекающая внимание к его запавшему лицу, да и к нему самому.

Мужчина по-настоящему испугался, когда увидел ящерра, парящего в облаке. Отошёл от тела на несколько метров, боясь даже дышать рядом со столь необычным пленником.

— Молчи! — я предупреждающе подняла руку. Ту самую, к которой прикреплена цепочка, соединяющая меня и ящерра. — Просто веди.

На улице начинало темнеть. Красная Шляпа (так я его решила назвать для себя) вёл нас глухими переулками. И так совпало, что заходящее солнце буквально било в глаза. Оно — солнце — любило этот чёртов город. Оно ласкало его.

Город ящерров сверкал.

Восхитительный закат. Дурашливые лампочки, кокетливые витрины магазинов, холёные матовые тротуары. Я подсматривала за этой жизнью исподтишка. Видела мужчин, идущих под руку со своими женщинами (их хвосты были спрятаны за спиной). Как будто не существует рабства и войны. Здесь они не звери, а самые обычные жители.

Мы для них — враги, и так будет всегда. Земной женщине не дано испытать тех нежных прикосновений, которые ящерр подарит самоуверенной ящеррице. Для ящерра земная женщина — услада на ночь. Утром он прикажет ей уйти, и не нужно смотреть в глаза, не нужно целовать и сглаживать неловкость. Она уйдёт — добровольно и с облегчением. А уже через несколько часов с неё схлынет влечение, и она будет ненавидеть себя за то, что позволяла так с собой поступать.

Красная Шляпа вывел нас к машине. Из темноты вышел Шестой. И увидел…

Я взяла полную ответственность за свои действия и вынудила их принять нашу добычу. Мужчины были ошеломлены зависшим в воздухе ящерром и коротенькой цепочкой, которую я сжимала в руке, чтобы тянуть пленника за собой. Что им оставалось — чертыхнулись и пошли за мной.

Я помню музыку, разбрызгивающуюся по всему Гнезду. Она лилась отовсюду: из окон милых домов, парящих в воздухе машин, обрывков разговоров. Помню громкие фейерверки.

Город праздновал пришествие новой власти. Нового судьи. Не только Маятник — всё Гнездо праздновало. Это был день судьи. Судный день…

Вот только виновник торжества покидал границу города, чтобы оказаться в плену у землян.

* * *

Всё прошло слишком гладко. Меня глушило, сбивало с ног, взрывало, дурманило чувство, что всё прошло слишком гладко.

Слишком!

Слишком?

По дороге обратно нас не остановил ни один патруль. Никто не пытался заглянуть в багажник, не «пробивал» по сети наши номера… Никто не бросился в погоню за нашей машиной, не ожидал у выхода из туннеля. Не спрашивал, почему мы выбрали наземный транспорт, а не летим. Никому не было интересно, куда мы направляемся. Ведь их же натаскивают — быть осторожными и внимательными к чужакам.

Когда мы выезжали из Гнезда, на пропускном пункте я тряслась как осиновый лист. Шестой вёл машину, Восьмой — рядом с ним, мы с Четвёртой сидели на заднем сидении, и она, пока машина пересекала границу, всё время смотрела на меня с укором! Как бы предупреждая: всё, что случится дальше, — твоя вина! Я заткнула её ответным взглядом, мол, «что ты себе позволяешь, и какое имеешь право сомневаться во мне?»

Только я сама могу сомневаться в своих действиях… что я и делала всю сознательную жизнь. Постоянно доказывала, что нужна, что полезна. Я сомневалась, не верила похвалам и шла вперёд, не жалея сил.

Мы с самого начала планировали выезжать через пропускной пункт, а не рыскать по мусорным трубам. Ящерры почти никогда не проверяли машины, покидающие город, зато разбирали по частям въезжающий транспорт.

В какой-то момент меня посетила мысль, что ворота не откроются. Я вспомнила Виру, покатала на языке имена близких людей, но не произнесла их вслух — слишком опасно.

Четвёртая смотрела. Она ТАК смотрела!

Нас выпустили.

Контраст бросался в глаза — ящерры выжгли всю растительность на расстоянии двадцати километров от своего города, чтобы в случае нападения засечь врага на большом расстоянии. Но, думаю, безопасность ни при чём — им просто захотелось подчеркнуть контраст между красотой города и низменностью всего остального мира. До других городов (той же Бирмы) сотни километров пути.

Нам предстояло провести в пути шесть часов. Миновав искусственно созданную пустыню, машина выкатилась на неровную, усыпанную камнями дорогу.

Когда колесо натыкалось на преграду, машина подпрыгивала, и в багажнике раздавался глухой звук: тело пленника взлетало в воздухе, чтобы потом громко хлопнуться вниз.

— Поверить не могу, — Шестой засмеялся. Его рука крепко сжимала руль. — В моём багажнике, связанный и парализованный, лежит тот, кто имеет право судить ящерров. Судить — ящерров! И его тело так колотится. Подумать только!

Остальные после его слов начали улыбаться — мы пытались хоть как-то разрядить обстановку, пытались шутить о том, что страшит.

— Что ж, это доказывает — они недооценивают людей.

— Ещё как недооценивают!

Я посмотрела на Четвёртую. Она ответила понимающей ухмылкой — впервые за время нашей операции.

Через два часа мы остановили машину и проверили её на наличие следящих устройств. Благо на «Станции 5» много учёных, и даже в подполье уровень нашей техники медленно, но развивается.

Восьмой отследил сигналы локаторов, специально выброшенных час назад на дорогу. Мы это сделали, только выбравшись из города, чтобы в случае погони, если по нашему следу пустят машины, сигнал предупредил нас об этом. Очевидно, в этот раз за нами никто не гнался.

— Проверьте связь, — сказала я, захлёбываясь жадными глотками воды из полупрозрачной банки. — Если всё хорошо — нужно предупредить Главу.

— Хорошая мысль, — осклабился Шестой.

Я успела полюбоваться блеском золотых коронок на его зубах. Странно даже, этот человек в быту очень непритязателен, можно сказать, аскетичен, и неизвестно отчего носит золотые коронки.

Я вколола ящерру ещё одну порцию парализатора — процедура лишняя, он и без этого не очухается в ближайшие 15–20 часов. Но мне очень хотелось спать, а беспокойство о том, что он может прийти в себя, не очень способствует расслаблению.

Его кожа упругая и ухоженная. Но очень твёрдая — обычная иголка не проткнёт. Никаких шрамов— на ящеррах всё заживает лучше, чем на собаках.

Красивый.

Я с грохотом захлопнула багажник, раздражённая ходом собственных мыслей.

Когда мы позвонили на «Станцию 5», нас автоматически перебросило на связь с Главой. Тот внимательно выслушал, а потом наступила пауза. Секунды тишины я считала в уме, чтобы не сойти с ума.

Если бы Глава решил, что я поступила неправильно, у него было бы несколько вариантов. Первый: вынудить убить пленника, а это значит, что свою часть работы мы с Четвёртой не выполнили. Второй: приказать убить меня, после чего Восьмой выхватывает пистолет и пытается меня застрелить, а Четвёртая блокирует мою защиту. Неизвестно, смогу ли я выстоять против троих. Скорее всего, ограниченное пространство машины сослужит мне верную службу, и им придётся нападать по очереди. Это даст мне шанс спастись.

Но Глава поступил иначе. После минуты молчания он выдал:

— Везите его на станцию…

Мы привыкли постоянно быть на связи с Главой, знали характер этого человека и умели распознавать его мысли с полуслова. Поэтому одна фраза сказала о его настроении более чем достаточно — он рад нашему улову.

Только после этого мы расслабились и на некоторое время получили право вспомнить о том, что мы не только команда, но ещё и друзья… иногда… когда обстоятельства позволяют.

Глава третья

Через много лет я могла бы рассказывать правнукам, что разговаривала с пленённым ящерром сквозь прутья решётки. Что имела наглость смотреть ему в глаза и улыбаться. Что заразительно смеялась и обещала: я позабочусь о его «благополучии».

Что подходила к решётке и начинала свою любимую игру вроде «иди сюда, посмотри на меня, это я тебя сюда засадила — в тюрьму, созданную земными людьми. Это я разработала всю операцию. Я смогла обмануть великого судью. Как ты ничтожен, как ты слаб, ящерр, как жалок, будучи во власти слабых людишек».

Я могла бы…

Могла…

Но нечего будет внукам рассказывать.

На самом деле я хотела уйти. Хотела забыть, что где-то на «Станции 5» присутствует ящерр. Забыть, что здесь, в другом отсеке, далеко-далеко и в то же время бесконечно близко находится великий судья. Заперт, но всё равно смертоносен.

Но больше всего я хотела, чтобы Лекарь меня не трогал, чтобы подчинённые доверяли. Чтобы Глава уважал и прислушивался… и назначил наследницей. Чтобы мне было спокойно. И Виру рядом — добрую, понимающую и заботливую.

Но я никогда не хотела глумиться. Этого во мне не было. Никогда.

Мой авторитет как руководителя упрочился. Нашей группе поклонялись. Маленькие дети, рождённые и воспитываемые на «Станции 5», наслушавшись «взрослых» разговоров, восхищённо замирали при виде меня. В школе учителя задавали домашние задания о любимых героях, из чего становилось понятно: наша четвёрка лидирует в рейтинге. Больше всего детям нравилась Четвёртая — она среди нас самая красивая. Я — вторая в списке популярности.

Глава всё чаще вызывал в свой кабинет, я даже перестала вздрагивать при этом — он просто советовался.

Прошло несколько дней. Я вернулась к прежнему образу жизни, возобновила тренировки, попросила парикмахера на сантиметр укоротить мне волосы и через перекупщиков достала себе новые духи.

Спрашивается, зачем мне духи?

Однако спать стала хуже. Снились кошмары под грифом: «А если бы…».

А если бы операция провалилась? Что этот ящерр приказал бы со мной сделать? Сразу убил? Где бы я была сейчас?

Но утро приносило обычные каждодневные заботы. Со мной консультировались, меня приветствовали, и в столовой больше не приходилось заранее занимать любимое место — оно теперь всегда меня ждало.

О ящерре я старалась думать поменьше. После прибытия на станцию его сразу же увезли и поместили на нижнем уровне — в камеру, самую надёжную из имеющихся в наличии.

Информация о пленнике ходила разная, чаще всего — недостоверная. Касательно меня, то мне не было до него никакого дела. Меня совершенно не волновало, каким было пробуждение ящерра, впрочем, как и всё остальное, связанное с ним. Я пленника привела — дальше ваша забота: допрашивайте, пытайте, обменивайте.

Если бы не одно «но»…

Из-за бумажной волокиты мне нужно было получить подписи приставленных к ящерру охранников, чтобы прикрепить документы к отчёту для Главы (нас приучили строго следовать правилам, подобная мера предосторожности возникла в процессе разрастания «Станции 5» много лет назад).

Мне нужно было собрать сорок восемь подписей — по двенадцать человек на смену. О встрече с ящерром не могло быть и речи, я бы всего лишь оставила планшетник на проходной и ушла.

По прошествии времени я задавалась вопросом: а зачем я вообще спустилась на нижний уровень? Могла ведь передать документы с посыльным. Так почему, почему пошла к нему собственнолично?

Пленник находился в клетке, с виду обычной, а на самом деле оснащённой кучей датчиков и защитных систем. Сама клетка стояла в герметичной белой комнате.

Стена с односторонней видимостью прятала меня от Руанна, зато мне было прекрасно видно и слышно всё то, что происходило в комнате.

А там шёл допрос. И проводил его сам Лекс-Ка — заместитель Главы, его единственная и самая «правая» рука. В общем-то, человек он был довольно молодой, не старше тридцати пяти. Я его уважала, но побаивалась. Внимательный, высокий, глазастый и обманчиво медлительный.

— Нам нужны данные об устройстве Маятника. Что это за кабины на его шпилях? — спросил Лекс-Ка в своей обычной, растянутой манере речи.

В ответ Руанн громко засмеялся. Это был его третий день на станции, и тело всё ещё было покрыто ранами и кровоподтёками — клетка замедляла регенерацию. Ящерру приходилось несладко.

Лекс-Ка спокойно нажал кнопку на пульте, и ящерриный судья трепыхнулся от болезненного удара током.

Отдышавшись, Руанн подошёл к решётке. Посмотрел на Лекс-Ка. Я приклеилась к стеклу в попытке расшифровать смысл этого взгляда.

— Я могу дать тебе ответы на некоторые вопросы… — взгляд внимательный и обманчиво честный.

Лекс-Ка хранил молчание, но его поза изменилась, он подался вперёд, тем самым выдавая своё нетерпение и заинтересованность.

Я посмотрела на ящерра и поняла — радоваться нечему. Противное подозрение нежной лаской сжало сердце.

— Девушшшка, которая меня пленила…

— Что с ней? — сразу же отозвался допрашивающий.

— Я могу ответить на некоторые вопросы… И это будут правдивые ответы… Я даже доказательства предоставлю… ведь не станете же вы верить на слово, — он скривился, — ящерру.

— А взамен?

Глаза ящерра сверкнули.

— Отдайте мне её на час с условием, что я могу калечить, насиловать, а, при большом искушении, убить. И никто не попытается мне препятствовать. Тогда вы получите любой ответ.

Пауза.

— Вам нужна девушка?

Лекс-Ка всё прекрасно понял, лишь давал себе время, чтобы осознать требование пленника. Но ящерру несложно повторить, он получал от этого удовольствие.

— Девушшшка, благодаря которой я здесь оказался… Видите ли, никому не чуждо желание отыграться. Мне — тем более. Хочу её… Вы можете смотреть… как… я её хочу, — и ухмыльнулся.

Я замерла по ту сторону комнаты, забыв, зачем пришла и где нахожусь. Горло сдавило так сильно, что даже вдохнуть не получалось.

Нет! Нет! Нет!

— То есть ты хочешь девушку?

То, как спокойно Лекс-ка разговаривал с пленником, рождало во мне чувство… что меня предали. Умом я понимала: ему нужны ответы, которые могут защитить целую станцию, да и что такое один человек в сравнении с тысячами, но…

Эмоции разрывали на части.

«Я столько лет верой и правдой служила станции. Так защитите же меня кто-нибудь! Защитите не потому, что слабая, а потому что сильная! Я нужна вам!

Не предавайте! Не отдавайте! Ведь я вам верна! Не смотри на него так, Лекс-Ка, стань на мою защиту! Ведь я — ближе! Я такая же, как вы!»

От боли всё тело сжалось. Я оперлась о стол, пытаясь удержать равновесие.

Внезапно ящерр резко повернул голову. Он как будто увидел меня, хотя я знала — это невозможно. Самодовольная улыбка сползла с его лица.

Два охранника на проходной слушали допрос. Они тоже знали.

Что это? Неужели действительно стыд? Когда это я успела дойти до той стадии, что мне стыдно за действия других?

Я понимала: Лекс-Ка согласится не сразу, сначала поговорит с Главой и остальной верхушкой. Они повздыхают о том, какая я хорошая девочка и как сильно люблю станцию… А потом отдадут. Не могу так!

Поэтому приняла внезапное решение — не хотела видеть, как Лекс-Ка даст согласие, предпочла оставить себе иллюзию добровольности. Переборола все внутренние противоречия и сомнения. Охрана не успела среагировать — я нажала на кнопку. Круглая дверь-болт открылась — я оказалась в белой комнате.

«Помогите мне! Заломите мне руки и выведите из этой комнаты, даже если я буду вырываться!»

Судья меня увидел. Он пристально впился в меня взглядом.

Секунду мы смотрели друг на друга. Я уже смирилась, что этот кусок плоти передо мной повинен во всех моих несчастьях. Он захочет отыграться… а я ведь так боюсь боли.

Мы продолжали смотреть друг на друга. Он знал — я слышала разговор, а мне не удавалось полностью скрыть дрожь, и я корила себя за это. Хотелось быть дерзкой, самоуверенной, а не напуганной.

— Вы хотели меня видеть, судья Руанн? — я подошла ещё ближе, почти впритык к клетке.

Ящерриные глаза пожирали меня. У него красивые глаза, как будто вырезанные у человека с очень добрым сердцем и насильно втиснутые в ящерра.

— Значит, всё же слышшала… — я сразу поняла, о чём он.

Он улыбнулся мыслям, известным только ему. А потом на лицо его начало медленно наползать свирепое выражение.

Голос охрип, когда он сказал:

— Заведите её в клетку…

Я инстинктивно отступила назад.

— Лин, стой рядом и никуда не двигайся, — это был голос Лекс-Ка. Советник Главы вклинился в наш диалог внезапно, будто раньше в комнате находились только двое — я и мой палач. Руки Лекс-Ка легли мне на плечи. — Ты, ящерр, нас слишком низко ценишь. Информации никакой не предоставил, а девушку требуешь.

— Подойди ко мне… — прошептал ящерр. — Землянин, открой для неё клетку.

Я по-настоящему испугалась. А ведь я зайду. Если от меня потребуют, я зайду и до последнего буду надеяться на чудо — что он меня не ударит, не обидит, не изнасилует.

Но ему плевать на мою боль. Обидит, отомстит, выместит злость.

Ящерр, зачем ты так со мной?

Это было похоже на… на… на очень личное крушение… всего…

На что это похоже?

Как если бы я встретила мужчину… влюбилась в него. Мы бы встречались, смеялись, засыпали и просыпались вместе, решили связать нашу жизнь навеки. А через двадцать лет, обожая и преклоняясь перед своим мужчиной, я бы внезапно услышала от него: «… с условием, что я могу её калечить, насиловать или, при большом искушении, убить, и никто не попытается мне препятствовать…». Наверное, в тот момент я бы тоже испытала нечто, похожее на чувство, сразившее меня после слов Руанна.

Будто он не имел права делать мне настолько больно… и словно он был обязан знать об этом.

Я смотрела на ящерра — долго-долго, и пыталась понять, почему мне не только страшно, но и горько.

— Уведите её! — внезапно закричал судья.

Он был зол, на лице — дикое выражение… и готовность крушить. Я не понимала, почему вся его злость направлена… на меня. Почему он так громко дышит, почему сжимает кулаки?

— Уведите её! Ты не слышшшал, землянин? Уведи её!

Лекс-Ка удивился. Несколько секунд он растерянно смотрел на нас, а затем взялся исполнять… приказ. Он увёл меня из белой комнаты. Более того, в течение долгого времени я не слышала, чтобы Руанн снова требовал меня в свою клетку.

Лекс-Ка тоже потом не упоминал о происшествии. Судья, как ни странно, тоже…

Слух о скотском требовании пленника расползся по станции в искажённом виде. Все думали, что «Станция 5» защитила меня и отклонила предложение ящерра. Людям это понравилось, большинство понимало — на моём месте мог оказаться любой. Всем хотелось верить, что и их защитят, когда придёт время.

Правды не знал никто. Даже я.

* * *

Всё было хорошо. Август медленно доживал последние дни. Коптились от жары распаренные дороги. Сушилась под палящими лучами солнца блестящая река.

До нас дошли слухи, что ящерры планируют провести модернизацию дорог. Теперь их будут делать из какого-то необычного улучшенного материала. Нам это не сулило ничего хорошего.

Я всё чаще лезла на стенку от нехватки воздуха и просыпалась среди ночи в холодном поту. Коллекционировала воспоминания из детства. Выбиралась на рынок в поисках выращенных на солнце овощей. Встречалась с Вирой, и каждая эта встреча укрепляла ненависть к ящеррам.

Всё было хорошо.

Пока однажды вечером один из солдат не спустился в смотровую и не заявил при всех:

— Судья Руанн желает вас видеть.

Я поперхнулась. Кофе хлынул через нос.

Восхитительно! Удерживая его в плену, они называют его судьёй, даже потрудившись имя запомнить.

Я отвела солдата в сторону. Нечего остальным слушать наш разговор.

— Глава знает?

— Да, и он не против.

— Зачем ему эта встреча?

— Главе — незачем.

— Не паясничай, — прошипела в ответ. — Зачем я нужна ящерру?

— Извините, но, при всем уважении, я этого не знаю. Судья попросил вас позвать, на нашем языке попросил. Естественно, это только просьба. Если вы не желаете идти к нему, я предупрежу постовых.

— Хорошо, — ответила после паузы и одним глотком допила кофе. — Иди.

— Что мне передать Главе?

— Я сама всё передам. Иди.

Глава знал, я захочу его увидеть. Он дал разрешение пропустить меня в свой блок и уже успел заварить фирменный чай с апельсиновыми дольками, когда я вошла в кабинет.

Теория об ассоциациях сработала — меня тошнило от, казалось бы, столь нежного и приятного запаха.

— Я не хочу его видеть, — сказала с порога.

— Знаю.

— Ну, тогда примите это во внимание и не посылайте ко мне людей с идиотскими просьбами.

— Не зарывайся… — сказал Глава строго, но потом остыл. Он понимал: сейчас не тот случай. — Ну чего тебе стоит просто зайти к нему? Лин, просто зайти. С его стороны это единственная просьба.

— Никаких солнечных ванн, никакого вина, — ёрничала я. — Всего лишь меня увидеть?

— Ничего больше он не просил, — Глава протянул мне чашку с ароматным напитком, но я это проигнорировала. — Как знаешь.

Хотелось уйти от разговора. Быть в другом месте, далеко-далеко. Встреча с ящерром пугала. Я как будто чувствовала ниточки, соединяющие нас. Казалось, что если я подойду к нему ближе, чем я есть, — эта связь укрепится.

— А почему вы вообще считаете нужным исполнять его просьбы?

Глава молчал. Играл в свои игры, а в этом он большой мастер.

— Я не пойду к нему. Это моё решение!

— Венилакриме, ты пойдёшь к ящерру, — спокойно сказал Глава. — Или к нему, или уже завтра я вышвырну тебя со «Станции 5». Не посмотрю на твой авторитет, и слушать твоих защитников не буду. Мне неприятно об этом говорить, дитя, но ты вылетишь отсюда как пробка.

Вот оно! Глава резко снял маску и показал, насколько для него важно, чтобы я согласилась встретиться с судьёй.

— Почему?

Глава уткнулся в планшетник. Сделал вид, что меня в комнате больше нет.

— Свободна. И думай, Венилакриме, думай.

Пауза.

— Я поняла, — пробормотала сквозь зубы, направляясь к выходу.

— И вот ещё что, — Глава протёр очки. — Ты, конечно, можешь пожаловаться Вире на несправедливость судьбы. Но, надеюсь, понимаешь, что не стоит огорчать старую женщину по пустякам.

Мне стоило значительных усилий промолчать.

Я спустилась на нижний этаж и направилась в дальние блоки — туда, где оборудована камера Руанна.

Люди, почему вы такие ящерры?

Что бы я ни делала, как бы не доказывала свою важность — Глава был готов выбросить меня на улицу за попытку принять собственное решение. Всего лишь одно решение! А там, на улице, ничего нет. На другую станцию без рекомендаций меня не примут, сочтут ящерриной доносчицей. А даже если бы поверили, что это не так, — побоятся ссориться с Главой.

Я подошла к пропускному блоку. Меня не остановили, военные не задавали лишних вопросов.

Клетка ящерра располагалась посреди белой комнаты — мощное ограждение, блокирующее силу влечения, с кроватью, умывальником и герметичным унитазом в углу.

Я увидела Руанна со спины. Без парадной формы и без ореола власти — всего лишь сильное тело смертоносного создания. Он сразу же почувствовал присутствие нового человека — обернулся.

«… с условием, что я могу её калечить, насиловать или, при большом искушении, убить, и никто не попытается мне препятствовать…».

— Здравствуй, ящерр, — я улыбнулась нарочито вызывающе, презрительно.

Он не ответил на приветствие. Поднялся с постели и подошёл к прутьям клетки. Посмотрел пристально. От этого взгляда стало не по себе.

Мы остались вдвоём. Теоретически за нами наблюдали через широкое бронированное окно надсмотрщики. Практически — мы остались один на один.

Я боялась подходить к клетке слишком близко. Мне не нравился мой страх, а потому я подтащила к себе кресло, до этого стоявшее возле стены, и села на расстоянии двух метров от ограждения, оседлав это кресло как коня.

Мы посмотрели друг на друга.

Судья похудел. Вокруг глаз залегли синяки — ещё бы, ящерры не очень хорошо переносят отсутствие солнца и нуждаются в чистом воздухе намного больше, чем мы.

Я ждала. По сути, именно ящерр настоял на нашей встрече, так пусть теперь и говорит.

Минута молчания. Смотрел. Молчал.

Две минуты.

Я смотрела на часы.

58, 59, 60… три минуты.

Внезапно ящерр ударил кулаком по решётке. Я вскочила. Кресло перевернулось и упало.

— Что ты… — и замолчала.

Ящерр в ответ лишь усмехнулся. Его по-прежнему веселила моя реакция. Нет, не только реакция — я его веселила.

— Да ты напугана, — произнёс, не переставая скалить зубы, — как… землянка…

Я ничего не ответила, но ящерр не тяготился молчанием. Внимательно меня осматривал.

Ещё одна минута вытекла из комнаты. Перевёрнутое кресло так и валялось ножками верх, а я стояла рядом и ждала непонятно чего. Терпение моё было на исходе.

— Я не знаю, нравится тебе факт моего присутствия или нет, да и плевать, — произнесла сквозь зубы, — но мне сказали, что ты хотел меня видеть… И вот я здесь, в твоём полном распоряжении… Так чего же, великий судья, вы хотите от моей скромной персоны?

Он почувствовал насмешку. Ещё как почувствовал! Мы оба вспомнили о том моменте, когда я была в его распоряжении. На лице судьи медленно расползлась кривая презрительная улыбка.

Ящерр подошёл к ограждению, почти впритык к прутьям. Между нами — мощный защитный электрический барьер, но мне всё же хотелось отодвинуться подальше. Именно поэтому я поступила с точностью до наоборот — подошла ближе.

— Маленькая слабая женшщина, — произнёс наконец пленник, коверкая каждое слово шипящими звуками, — тебе нечего бояться. Тебе понравится жить со мной.

Внутри меня взорвался страх.

Я отпрыгнула от ограды, едва не споткнувшись о перевёрнутое кресло. Этими словами он подтвердил все мои опасения относительно того, что будет, если ему непонятным образом удастся спастись. Он — ящерр, и он — мужчина, который захочет ответить на нанесённое оскорбление.

Судья следил за моей реакцией. Потешался надо мной. И это бесило — хуже некуда. Я хотела нанести удар в ответ, но пока не знала как.

Ну что ж, я тоже могу играть по твоим правилам.

Подошла к рубильнику и отключила микрофоны. Не хотелось, чтобы наш разговор слышали постовые. Глава не узнает, а кроме него и Лекс-Ка мне на станции некого бояться. А теперь, пожалуй, поговорим.

Подошла к клетке.

— Когда я увидела тебя впервые, ты меня привлёк. Такой… окутанный властью, силой… — сделала паузу, оглядела его, как покупатель рассматривает живой товар на рынке. — Посмотри на себя сейчас, — хмыкнула. — Но… это не самое страшное…

Улыбнулась расслабленно. Сняла заколку — и волосы рассыпались по плечам. Запах духов распространился по комнате. Ящерр молчал и смотрел напряжённо.

— Так ты хочешь знать, что самое страшное, ящерр?

Он скривился.

— Ты не особенный… Ничем не отличаешься от других. Ты говоришь то же самое, что в подобных ситуациях говорят другие мужчины, неважно — ящерры они или обычные земляне.

— Тебе говорили? — резко спросил судья.

Я подняла кресло и села на него в той же позе, что и раньше, лишь ноги шире развела. Положила руки на спинку, опершись на них подбородком.

— Я женщина, добившаяся успеха на мужском поприще. Поверь, если бы я была пустышкой, мне бы не доверили делать то, что я делаю. Да, ящерр, мне угрожали, меня запугивали, указывали на моё место множество раз! Но, как видишь, я сумела всё преодолеть.

Он пожирал меня голодным взглядом. Хищник, избравший себе жертву. Раздразнённый, а потому ещё более опасный.

— А спать с мужчинами тебе часто приходилось? Это тоже часть твоей работы?

— Ни разу. Ты — не в счёт! Ты же другого вида. Ящерр, для меня ты практически животное… — и засмеялась громко.

Он поморщился. В глазах — лёд.

Я уже вошла в раж, хотелось добить его окончательно.

— Ты думаешь, нам нравится быть с ящеррами? Вы используете влечение, принуждение, которому мы не можем противостоять. Если бы не это — быть бы вам на этой планете монахами. Или начали бы ящерриц усиленно импортировать. Их, я погляжу, намного меньше, чем вас, мужчин.

Наступил его черед смеяться. Но лёд во взгляде никуда не исчез.

— Мы далеко не всегда используем влечение. Поверь, девочка, далеко не всегда.

— Не всегда? — хмыкнула. — Но довольно часто, не так ли? Иначе зачем бы им соглашаться? Как можно идти в постель с ящеррами… с животными… с тобой добровольно?

Я чувствовала, что ступила на зыбкую почву. Хотелось поскорее завершить разговор и уйти, но приходилось доигрывать роль до конца.

Ящерр оскалился.

— Ты удивишшшься, но таких много. Это для вас, повстанцев, нашшш мир столь ужасен. Для тех, кто принял закон, жить намного прошще. И женшшщины вашши ради выгоды почти на всё согласны. Они добровольно, в трезвом уме исполняют всё, что ни попроси, — он слегка подался вперёд. — А просил я о многом.

Он сделал вид, что задумался, но я знала — нужная фраза ждала своего часа.

— И ты тоже будешшшь делать всё, что я попрошшшу… в своё время…

Моё лицо не дрогнуло. Это стоило мне невероятных усилий. В душе бушевал ураган, но моё лицо не дрогнуло.

— Жаль… Мне хотелось, чтобы в памяти ты остался эдаким… судьёй с чувством меры… А у тебя его нет. Как, впрочем, и у большинства мужчин.

— С чувством меры, это как? — спросил насмешливо. — Чтобы не сажал тебя на поводок, когда весь этот фарс закончится? Не запирал в тёмной комнате, где ты солнца годами не будешшь видеть… Венилакриме?

— Я и так не вижу солнца годами, ящерр. Я живу под землёй с шести лет.

Финальный аккорд.

А теперь убежать, чтобы он не заметил, как мне страшно.

Поставила кресло на прежнее место и направилась к выходу. Постучала во входную дверь — запустить охранников обратно.

Судья смотрел мне вслед. Я этого не видела — чувствовала.

— У тебя не будет выбора, кроме как смириться.

Он почти шептал. Говорил о том, чего я подсознательно так сильно боялась — мести ящерра. Ведь его же выпустят, он слишком ценен, чтобы быть убитым. И тогда он объявит на меня травлю. И меня сдадут рано или поздно.

Злость клубилась внутри. Злость помогла взять себя в руки и затолкать страх подальше.

— Захочешь поговорить по сути — сообщи. Но ради твоих банальных угроз я больше не явлюсь сюда. Даже если мне придётся ради этого покинуть станцию.

Закрылась круглая дверь-болт. Коридор отделил меня от запертого в клетке судьи.

Ящерры, почему вы такие… люди?

* * *

— Он отказывается есть, — с ходу сообщил Глава.

Впервые мы разговаривали не в его кабинете, а в рабочей лаборатории.

— Кто? — спросила, не отвлекаясь от происходящего за стеклом. Там как раз проводили эксперимент.

— Судья твой, — фыркнул Глава.

Я сняла защитные очки и встретилась с ним взглядом. Сморщилась на слове «твой».

— Чего вы от меня хотите?

Молчал. Чувствовал, что и эти слова мне не понравятся.

— Будешь приносить ему еду!

Я фыркнула. За стеклом молодой практикант возился с колбами.

— Вы меня, Глава, кажется, с кем-то путаете. Служанкой мне давно бывать не приходилось. Казалось, вы это тоже заметили.

Глава потёр переносицу. Он мужчина в летах, он не привык просить — только приказывать.

— Венилакриме… Лин. Даже находясь в плену, Руанн остаётся их судьёй, их авторитетом. У нас есть надежда обменять ящерра на пленных. Ты хоть представляешь, скольких людей они будут согласны отдать в обмен на него одного?!

— Как мы их спрячем, этих освобождённых? Ящерры отследят их передвижения… мы подставим всю станцию.

— Мы знаем как, об этом не беспокойся.

— Да как я могу…

— Побеспокойся лучше о том, чтобы он не умер, — разозлился руководитель станции. — А он может, если и дальше не будет принимать пищу.

Мне казалось, обменивать его на пленных глупо. Уж лучше торговаться за права для всех людей, возможно, за новые законы, уступки с их стороны, элементарно за урожай пшеницы. Но меня слушать никто не собирался, я не политик, моё дело — воевать.

— Сколько дней?

— Что?

— Сколько дней он не ест?

— Два…

— Всего лишь?

— Да просто поставь поднос рядом и уйди — это всё, о чём тебя просят! Обрати внимание — просят, не приказывают.

Мы обменялись взглядами. «Да, Глава, я всё помню».

— Это его требование?

— Чьё же ещё! Думаешь, у нас подавальщиц мало?

Я посмотрела на Главу. Мы с ним почти одного роста.

— Странно это… умный ящерр… зачем так по-глупому от еды отказываться? У него столько рычагов давления, а он зацепился за пищу.

— Каких ещё…

— Полно вам, Глава, — я фыркнула и вернулась к наблюдению за экспериментом. — И без меня знаете.

Глава промолчал. Наверняка у него в разработке как минимум шесть-семь вариантов касательно пленника.

* * *

Вот таким вот нехитрым образом я превратилась в личную служанку ящерра. Я приносила еду и подавала её через специальное отверстие. Наблюдала, как он ест, а потом забирала поднос и уходила.

Принимал пленник пищу медленно, как бы напоказ, вынуждая меня ждать. Мне чудилась насмешка во всём, что он делал, даже в том, как Руанн возвращал тарелку на поднос. Казалось, этим действием он говорит: «Вот видишь, даже здесь ты вынуждена подчиняться моим желаниям».

Уверена, в обычных условиях он поглощал пищу намного быстрее, но ради меня растягивал трапезу почти на час.

Чаще всего я ждала, пока ящерр закончит есть, в кабинке на проходной, рядом с солдатами. Вначале их это немного пугало — они тоже были наслышаны о нашей вылазке в Гнездо. Польщённая и раздражённая одновременно, я начала зубоскалить и муштровать надсмотрщиков, срывая на них свою злость.

Поведение моё было достойно продавщицы овощей. Эти знали, как сложно на станциях достать свежие овощи, потому пользовались эфемерной властью, задирая стоимость до небесных высот. И если упрекнуть их в повышении цен сложно — спрос управляет ценообразованием, — то за наглость иногда возникало желание прикончить.

Вся эта ситуация выглядела достаточно иронично. Меньше месяца назад я была человеком, поместившим ящерра в камеру, пленившим его. Пусть операция и прошла не так, как рассчитывалось, но тогда я руководила своими действиями.

И вот я вернулась домой, к людям, ради которых рисковала жизнью, а они сделали меня прислугой для ящерра. Даже скупой умишко Главы не мог не понимать, каким унижением воспримется подобная просьба.

Было очень сложно не думать об этом. Сложно не видеть понимание происходящего в глазах судьи. Если с его стороны это была некая вендетта — она удалась.

Я гнала от себя мысль о предательстве, о людях, которые сочли подобную ситуацию приемлемой. Но больше всего я боялась признаться себе в том, что подчинилась их правилам игры. Уговаривала себя, что это нормально, когда руководительница высших отрядов носит еду своему пленнику.

Моя злость и отвращение крепли с каждым днём. Я была вынуждена неотлучно присутствовать на «Станции 5», чтобы — подумать только! — кормить пленённую ящеррку.

Он не пытался со мной заговорить. Да и я не давала поводов — не смотрела в его сторону, не позволяла себе лишнего слова, лишнего движения. Молча убирала остатки еды или пустой поднос — когда как — и убиралась из белой комнаты.

Всегда молча. Всегда уверенно. Стараясь даже не смотреть ему в глаза. Но иногда, от неуместного любопытства, поворачивая голову в его сторону, я сразу же натыкалась на его взгляд, как будто ящерр неотрывно за мной следил.

Он меня страшно бесил, чокнутый судья. Я внушала себе, что испытываю к нему презрение, что ненавижу всю их породу, хотя, по правде говоря, злилась на саму себя за слабость духа.

Два раза я «случайно» забывала принести еду, а потом узнавала, что он в те дни ничего не ел. Причём на его весе это никак не сказывалось. И это была ещё одна странность. В шутку я как-то сказала одному из подчинённых, что нашего ящерра, видимо, подкармливают на стороне. На следующий день ко мне пришёл Глава с уверениями, что это не так. Глава! Ко мне!

Но и у меня тоже появился новый каприз — каждое утро после подачи пайка я уезжала из «Станции 5» на два-три часа.

Я выбиралась на поверхность и поднималась высоко в горы, туда, где создавалось впечатление, будто небо и вода в озёрах способны соприкасаться и создавать бесконечную гармонию. Последние дикие земли.

Наши земли.

Ящерры очень сильно нуждались в кислороде — поэтому они возродили наши леса по всей планете и постоянно заботились о них. И я не знаю, что бы мы, земные люди, делали, если бы не эта их слабость. Зависимость агрессоров от чистого воздуха стала для нас неожиданным подарком: ящерры не могли существовать без густых диких лесов, а мы в них (точнее, под ними) прятались. Ящерры не желали разрушать природу ради поимки никчёмных людишек… пока.

После того, как ящерр появился на «Станции 5», моя потребность в чистом воздухе и вылазках окрепла. В те дни я увидела больше солнца, чем за всю сознательную жизнь.

Лес, горы, утренняя роса — одна только мысль об этом наполняла тело сладкой истомой.

Лекс-Ка, скрипя ручкой, лично подписал приказ о разрешении покидать «Станцию 5» почти в любое время — моя награда за поимку судьи. Невелика награда, если подумать.

* * *

Дорога занимала не так уж много времени — тридцать минут по магистрали, не считая момента, отведённого для конспирации. Собственно, на это и уходило почти всё время — замести следы, выехать со станции, не привлекая внимания. Раньше на мои вылазки смотрели косо, но с повышением статуса успокоились. Ещё и Глава куда-то уехал, так что я, ощущая полную свободу действий, нагло пренебрегала правилами безопасности и каждый день выбиралась к своему любимому месту.

Я садилась на поваленное дерево почти на краю обрыва, куталась в тёплую одежду и любовалась самым красивым пейзажем в мире — лес, лес, лес, а далеко, на линии горизонта — ещё не погасшие огни Гнезда. Мне казалось, даже в этой маленькой яркой точке я могу рассмотреть свечение, издаваемое Маятником. Бред, конечно, но я верила. Пила кофе, подшучивала над собой и верила.

Наша станция была одной из самых защищённых. Всего их осталось не так уж много — семнадцать на нашем континенте, ещё около тридцати разбросаны по остальным материкам. А ведь не так давно мы заселяли всю планету.

Раньше, в самом начале порабощения планеты, станций было больше, но ящерры очень быстро находили наши убежища, а землян превращали в безвольных рабов. В лучшем случае — поваров, уборщиков, строителей или танцовщиц.

А в худшем — любовниц. Красивые девушки, как и в древние времена, становились разменным товаром. Только гораздо более дешёвым и потому доступным. Иногда их обучали разным видам спорта и делали из этого шоу. В том же Мыслите, поговаривают, один из судей выкупил полгорода и начал устраивать там соревнования, посмотреть на которые приезжают со всего мира.

Ненавижу!

* * *

Несколько лет назад у меня состоялся интересный разговор с Годо — он отвечал за нашу систему безопасности и, в общем-то, имел довольно высокий статус на станции, но, казалось, не замечал этого. Этот человек вообще редко что-либо замечал — его внимание полностью было отдано компьютерам.

Годо не любил визуализаторы, считал их игрушками для детей. Не признавал планшетников. Работал с самой обычной клавиатурой и старыми мониторами-«жидкарями».

Внешне этот парень напоминал подростка, шалопая и баламута. И лишь мимика, движения, короткие реплики, которые он извлекал из себя, отрываясь от экрана, выдавали в нём нечто большее…

В один из вечеров, когда пришла моя очередь дежурить, я попала в его смотровую комнату. Там было темно, и в этом непроглядном мраке мигали два источника света — включённый экран… и его глаза.

Годо был чем-то огорчён. Он остервенело молотил пальцами по двум клавиатурам одновременно, а потом вдруг рухнул на них, разбив лоб. Я не могла разобрать, что он выкрикивал, но понимала: человеку плохо, и я здесь — гость нежеланный. Уже собиралась уходить, почти нажала на кнопку, открывающую дверь, когда послышался тонкий голос:

— Ты ведь воспитанница Виры, не так ли?.. Вени… лакриме?

— Вообще-то Лин. Просто Лин.

Он улыбнулся непонятно чему. Годо пытался казаться спокойным, но огорчение явно читалось на его лице…

— Тебя должны называть Лакриме… Только такое сокращение и может считаться правильным. Что такое Лин? Не имя — просто звук.

Годо предложил выпить. Я не очень-то сопротивлялась, а он — сильно настаивал, так что попойке было суждено состояться.

— Ты знаешь, куда деваются люди из разворошённых станций? — внезапно спросил информатик.

Он хитро улыбнулся… и разочарованно опрокинул в себя ещё одну чашку, когда понял, что я не улавливаю, к чему он клонит.

— Вот подумай, миллиарды земных людей жили на этой планете, а осталось несколько миллионов. Массовых убийств они не устраивали… Уж такое сложно скрыть. Так или иначе, а мы бы узнали. Даже если взять во внимание тех людей, которых они оставляют для отвода глаз, — слуги разные, игрушки для ночных забав и всё такое… Куда делись остальные земляне?

Он очень неожиданно и проворно схватил меня за затылок и притянул к себе (у Годо, как оказалось, были очень сильные руки). Заглянул в глаза и спросил пьяно:

— Ну?

Я лишь хлопала глазами. Собеседница из меня была чертовски неподходящая.

Он это понял. Он понял, что в моей голове нет ничего «лишнего» — я примерная солдафонша, взбирающаяся по карьерной лестнице и возомнившая себя сильной и храброй.

— Иди уже, — буркнул Годо разочарованно, отталкивая меня от себя…

«Солдафонша» сорвалась с места. Я мечтала уйти из смотровой как можно быстрее.

— Кстати, впервые я этот вопрос услышал от Виры, — улыбнулся Годо, делая ещё один глоток спирта. — Любопытно, но… но я тебе клянусь — она знала ответ. И спрашивала, пытаясь… пытаясь расшевелить мои мозги. Эта женщина много чего знает. И главное… Упс! — жидкость щедро расплескалась на брюки. — Главное — какого черта она прозябает на этой станции?.. Ведь могла бы…

Внезапно информатик ещё шире улыбнулся. Выражение лица его стало хитрым-хитрым, как у ребёнка, запланировавшего пакость.

— Я знаю, что ты должна сделать! Спроси у неё о городе Мыслите… Спроси, Лакриме, не пожалеешь.

А через неделю Годо убили…

Я на долгие годы забыла об этом разговоре, пока во время дежурства старый командир не упомянул, что, будучи ребёнком, ему довелось побывать на «Станции 17».

(Информатик ошибался — я не пустышка. В то время я просто слишком старалась быть полезной другим, и это мешало мне проявлять истинную наблюдательность).

— И чем же она такая особенная, эта станция? — спросил кто-то из слушателей.

Я молчала.

— Да тем, — хмыкнул старый командир, — что это единственная станция, которую никто ни от кого не прятал. Да и не станция это вовсе. Если подумать, это было место, где ящерры и земные люди жили на равных.

— А чего мы о ней не слышали тогда? — полюбопытствовал молодой задира-солдат.

— Ты думаешь, — хмыкнул дед, — ящерры захотят, чтобы мы знали о существовании подобного места?

— Где эта станция находилась? — я была новенькой, никто не ожидал, что решусь заговорить с командиром.

— В городе… в самом красивом городе мира. Говорят, он был красивее Гнезда… Мыслите.

* * *

Прошёл месяц с того дня, как мы привезли нашего пленника на «Станцию 5». Я не спрашивала, что они собираются делать с судьёй дальше. Это может показаться странным — моя незаинтересованность в его судьбе, — но таков наш мир. Младшие по званию подчиняются старшим, военные не лезут в политику, а политики не советуют военным, как лучше исполнить их приказ. Конечно, и у нас были желающие резко взобраться по карьерной лестнице, но подобные «скакуны» дохли как мухи. Щёлк — и нет человека.

Но всё же некоторые вещи я узнавала, и они меня беспокоили.

Во-первых, велись переговоры об обмене пленными.

Во-вторых, ящерры почему-то затягивали с ответом.

Все наши знания об иерархии ящерров говорили, что для них судьи — цари и боги в одном обличии. Ящерры — не земные люди, своих не бросают, о Руанне не могли забыть. Тогда почему не прочёсывают лес в поисках станций — мест, где могут удерживать судью? Почему не бьют тревогу? Почему затягивают с ответом и не требуют его возвращения?

Мне было очень плохо. Приступы беспокойства, тревоги, бессонница, кошмары участились. Постоянно казалось, что за мной следят. Я срывалась на гражданских, кричала на солдат — а это действительно опасно. Сдержанная Лин никогда не показывала своих эмоций. Она понимала — удар в спину может последовать в любой момент.

Спокойно было только в лесу. Я приезжала на своё любимое место затемно, наполняла лёгкие воздухом, доставала из рюкзака термос и наливала травяной чай в стакан. На моих глазах Гнездо начинало тухнуть, а солнце — всё ярче и ярче освещать мир.

Рано или поздно они придут и сюда. Они срубят лес, уничтожат станцию, и я не была уверена, что хочу дожить до этого момента. Иногда мне казалось, что наша борьба не имеет смысла, и если бы ящерры сильно захотели — они бы очень быстро истребили всю земную расу.

Я гнала эти мысли прочь. По крайней мере, пыталась.

Судья Руанн был главной причиной моего беспокойства, и чем чаще я к нему приходила, тем хуже мне становилось. Снились сны, где я видела его… иногда в окружении незнакомых людей, иногда — запертого в клетке. Во сне я подходила к нему, наклонялась к узкой койке, той самой, на которой он спал, находясь в плену, и в этот момент он резко открывал глаза.

Просыпалась и я вся в холодном поту: мне было страшно, что в следующий раз я не смогу проснуться вовремя, и тогда мы окажемся в клетке один на один.

Ещё несколько дней назад мой кошмар обрывался на том, что я останавливалась около клетки и просто смотрела, как он дремает. Просыпалась я тогда, когда он улавливал, что за ним наблюдают, и резко поднимался с постели.

А в самом начале, когда ящерр только прибыл на станцию, в сновидениях я просто замирала по ту сторону двери, сомневаясь, стоит ли мне заходить в белую комнату. Всё было так реально! Я видела охранников, сидящих в соседней комнате, видела, как меняется их смена.

Наяву ящерр тоже начал проявлять ко мне нездоровое внимание. Он почти не притрагивался к ужасной еде, которую я ему приносила, лишь рассматривал меня пристально. И я могла поклясться, что в его взгляде таились и неверие, и удивление, и злость одновременно.

Паранойя прогрессировала — каковы шансы, что он видит те же сны, что и я?

Внезапно ужасная догадка пронзила меня — влечение! Он использует на мне эту силу!

Но ведь клетка блокирует потоки? А если раньше? Если он успел это сделать раньше? Могло ли его влечение сработать как-то по-особенному? Ведь он судья, должен быть сильнее.

Я сорвалась с места, прочь от старого дерева у обрыва, и отправилась на «Станцию 5», успокаивая себя мыслью, что всё мучившее меня — лишь результат самого обычного влечения. Глупая, наивная, я мечтала, чтобы это было правдой! Ведь тогда всему можно найти объяснение.

Я ехала по магистрали, не будучи уверенной, что успеваю блокировать следящие устройства. Рука дрожала, когда я щёлкала на пультах нужные комбинации. Всё было нипочём, лишь бы посмотреть в глаза этому…

Вернувшись, я сразу же направилась к ящерру.

— Лин, куда вы…

— Открой эту чёртову дверь. Мне нужно его увидеть! Немедленно!

Я ворвалась в белую комнату. Ящерр поднялся с постели. Он был удивлён.

— Извините, Венилакриме, — охранник зашёл за мной следом, вежливо придерживая рукой дверь-болт.

— Вон! — закричала на охранника. — И уйдите с проходной. Камеры отключить! Чтобы никакой записи! Вон! Вон! Все вон! Выполнять приказ!

Я была уверена: о моей вспышке ярости доложат Главе. Но это будет потом. Я выключила микрофоны и подошла к клетке.

— Что ты со мной сделал?! — закричала.

Мы стояли очень близко друг от друга, но он был выше, что в нормальных условиях вызвало бы у меня опасения. В нормальных, а не когда он в тюрьме.

— Что ты со мной сделал!?!

Пауза.

— О чём ты? — поинтересовался ящерр спокойно.

У пленника был охрипший голос, не такой, каким он запомнился с первой встречи. Судья смотрел на меня с некоторым… недоумением, как будто видел впервые.

Злость переполняла меня. Плевать мне на его взгляды.

— Сны! Объясни, к чему эти сны?! Учти, ящерр, от кошмаров земные люди не умирают, но если всё это будет продолжаться и дальше — я нарушу приказ и убью тебя! Или ты думаешь, что неуязвим?

На лице моего врага промелькнуло замешательство. Он наклонился ко мне ближе и спросил растерянно:

— Какие сны?

Его глаза блуждали по моему лицу, но не как раньше — унижая и насмехаясь. По-другому…

Я ему не верила. Я воспринимала удивление как часть некой игры.

— Не знаешь? — фыркнула. — Великий судья не знает, на кого растрачивает свои драгоценные силы? Сны! Те сны, от которых я не могу избавиться! В которых прихожу к тебе и часами наблюдаю, как ты спишь, как поворачиваешься, как чихаешь и как вздрагиваешь! Сколько можно?! Меня уже и от них, и от тебя тошнит!

Я чётко видела, как сужались его зрачки.

— Это была ты?! — ошарашенно спросил ящерр.

Думаю, меня остудил взгляд, сопровождающий вопрос. Недоверчивый, не побоюсь сказать, сумасшедший. Как будто я сообщила что-то противоестественное, нарушающее законы Вселенной. Таким я его не видела ни разу. Да я и подумать не могла, что у ящерров есть мышцы, отвечающие за подобное выражение лица!

Говорят, «щёлкнуло в груди». Правильно говорят — у меня действительно щёлкнуло. Я отошла от клетки, и злость сменилась растерянностью. Ящерр впился в меня взглядом, и, казалось, был готов разломить прутья решётки и наброситься… нет, не наброситься, — залезть под кожу. Разодрать меня изнутри в попытке разгадать эту головоломку.

— Это не могла быть ты, — сказал. — Ты не могла… У меня были подозрения, но я смеялся над самим собой… ведь логика говорит об обратном… Ты не могла…

Ящерр всё повторял эту фразу, продолжая смотреть на меня остекленевшим взглядом. Это длилось добрых несколько минут.

Меня пугало его поведение. Казалось, судья меня не видел и не слышал, но когда я повернулась к двери, властный голос скомандовал:

— Стой!

Это уже был другой голос — уверенный и крепкий. Голос человека, осознающего свою силу.

Я обернулась. Он сбавил обороты.

— Вернись, пожалуйста. Венилакриме… Венилакриме… Какое красивое имя. Кто тебя так назвал?

Мы оба понимали: вопрос — всего лишь повод. Я считала, в нашей ситуации мы обойдёмся и без этого.

— Хорошшшшо… Венилакриме… — он поднял руки ладонями вперёд и медленно подошёл ко мне настолько близко, насколько позволяла клетка. — Когда тебе начали сниться эти сны?

Я задавалась вопросом: стоит ли отвечать? Он пленник, я — человек, подогнавший под него эту роль. Я прямо и косвенно виновата во всех его бедах, в запёкшихся губах и кровоточащей ране на плече. Мне не пристало вести с ним беседы.

— Почти сразу, как только ты появился… Ящерр, я думала, ты для этого вынудил меня приносить тебе еду, чтобы как-то усиливать действие влечения. Я думала, ты таким образом … мстишь.

Он лишь покачал головой. Попытался улыбнуться, но получилось донельзя плохо. Оскал, а не улыбка.

— Ты прекрасно знаешшшшшь — эта клетка блокирует мои силы. Я даже физически здесь слабее… — и указал на раненное плечо.

Кривой надлом брови и уставший голос дали мне понять, что Руанн тоже измотался от заточения. Всё это время я почему-то думала, что пребывание в плену он воспринимает как небольшое досадное происшествие, которое скоро разрешится. Видимо, я была неправа: его тоже тяготила вся эта ситуация, намного больше, чем могло показаться на первый взгляд.

— Если не влечение, тогда… объясни…

В эту фразу я вложила намного больше, чем хотела.

Следовало потребовать ответов: «Объясни мне, потому что эти сны сводят меня с ума! Объясни, так как сюжеты нарастают как снежный ком, и я не знаю, что будет, если в одном из снов ты откроешь глаза, а я не успею проснуться. Объясни, почему в кошмарах я боюсь тебя и твоего пробуждения больше, чем в реальной жизни? Объясни!»

Вместо этого я спросила:

— Почему ты так отреагировал на признание о снах?

Судья бросил на меня колючий взгляд.

— Ты даже не представляешшшшшшшь, как сложно в это поверить… в первую очередь мне. Сложно. В это. Поверить.

— Ближе к делу, Руанн. Ты говорил, у тебя были подозрения, но не верил. Что именно ты подозревал?

Я впервые назвала его по имени. Для меня это был определённый рубеж, который я наконец решилась пересечь.

Руанн оскалился. Захотелось сделать то же самое.

— Я отвечу на твой вопрос, но сначала ты ответь на мой. Кто твои родители, Венилакриме?

— Ты на мой вопрос не ответил, почему я…

— Потому что иначе я говорить не буду! — перебил. — Кто твои родители?

— Я могу выбить из тебя признание, и тогда…

— Не можешшшшь, — он захохотал. — Глава следит за каждым твоим движением, и даже этот внезапный порыв злости стал возможен только потому, что его сейчас нет на «Станции 5», — ящерр заломил бровь, как бы говоря «да, я всё знаю». — Будь он здесь, ты бы действовала осторожнее.

Инстинктивно я посмотрела на дверь. Переместила взгляд немного влево. В прозрачном окне видны были физиономии охранников, благо они нас не слышали.

— Откуда ты узнал…

— О том, что это именно пятая станция, или о том, что вашшш руководитель отсутствует? — усмехнулся. — Кстати, зря ты его не уважаешшь, именно благодаря Главе «Станция 5» до недавних пор оставалась одной из самых зашщищённых.

Каждое слово — удар под дых. Ящерр раскрывался во всей мощи, во всей наблюдательности. А сколько ещё он успел узнать? Как много информации почерпнул из обрывков болтовни охранников или медперсонала?

«Мы не можем его вернуть, не можем обменять на пленных, — пришло чёткое осознание. — Он слишком много знает».

Я сохраняла эти мысли при себе, представляя, какой сложный разговор с Главой мне придётся выдержать.

Думая о приземлённом, я на заметила самого важного.

— Так как, Венилакриме, кто твои родители? — его голос ворвался в мои мысли.

— Почему ты заставил меня приносить тебе еду? — спросила, лишь бы не молчать. — Не поверю, что из мелочного удовольствия.

— Я обешшшщаю ответить на твой вопрос, но ответь сначала на мой — таков был уговор. Итак…

— Моего отца убил ящерр несколько лет назад, — пробормотала на одном выдохе. — Мать живёт на станции. Доволен?! Братьев и сестёр…

— Врёшшшшшь! — он рассердился. — Ты мне нагло врёшшшшшшь!

Хвост дёрнулся, напоминая, кто передо мной.

— Ты можешшшшь говорить, что хочешь… Я знаю — это не так. Кем бы ты ни была, но ты не землянка! Ты физически не можешшшь быть… — и умолк.

— Что?!

Пауза.

— Меня не могла привлечь земная женщина! — зарычал Руанн.

Признание, которое он так долго держал в себе.

Показалось, что когда он проговорил свою мысль вслух, ему как будто полегчало. Ящерр посмотрел на меня.

— Послушшшай, Венилакриме, тебе выпала очень большая удача. Ты даже не представляешь…

— Удача? Ящерр, ты издеваешься?

— …и тебе нужно радоваться…

— Радоваться, серьёзно?!

— …что ты встретила меня. Подумать страшшшно, что могло произойти, попадись ты на глаза другому…

— Да я проклинаю миг, когда попалась на глаза тебе! Я вас всех ненавижу! Вы забрали наш мир! Загнали под землю! Даже детей, маленьких детей, лишили солнца и нормальной еды! Если бы ты знал, с каким наслаждением я бы выпустила тебе кишки! Здесь и сейчас!

Пауза.

Ящерр никак не реагировал на меня и мои слова. Я дала ему несколько секунд, чтобы ответить. Когда ничего не произошло, молча развернулась и пошла к выходу.

— Мы лучшшше вас, и ты это знаешшшь, — сказал ящерр мне вдогонку. Я хотела обернуться, но замерла — кости будто заржавели. — И у тебя есть выбор: стать мимолётным увлечением или чем-то большим. Не у каждого есть возможность выбирать.

Я хмыкнула.

— Да с чего ты взял, что я захочу стать чем-то большим?

— Я выберусь из этой клетки, Венилакриме, и намного быстрее, чем ты думаешшшь.

— Думаю? Зачем мне о тебе думать?

Он усмехнулся и ответил без промедления:

— Врёшшь!

Я повернулась к нему. Подошла обратно к клетке. Расстояние между мной и ящерром — не более трёх метров.

— Интересно, каково это — спать с женщинами, понимая, что они тебя не хотят?.. — я усмехнулась. Придала лицу заинтересованность. — Ты удовлетворён? Всесилен? Ощущаешь свою власть? — и резко оскалилась. — Тебе будет полезно узнать, что когда я трахалась с тобой, то думала лишь о том, как достать нож из сумки и прикончить тебя!

И ушла.

Охранник открыл мне дверь. Впереди — чёрный коридор, позади — белая комната. И ящерр, от которого я так и не дождалась ответов.

Глава четвёртая

Наступила осень. Полуобнажённые деревья протягивали к небу длинные худые ветки-руки. Опухшая листва рваными клочьями обрызгала землю.

В конце сентября станция готовилась к зимней спячке. Мы утепляли тоннели, перестилали теплицы, удобряли чернозём, а дети — полувсерьёз, полушутя — мастерили из фантиков белые маскировочные сети на зиму.

К одному из наблюдательных пунктов прибился чужак. Он утверждал, что убежал из города ящерров, чтобы жить с вольными людьми, и был немедленно расстрелян — видели мы подобных «свободолюбивых», которых засылали ящерры для получения дополнительной информации.

К пленнику я больше не ходила… и от этого стало ещё хуже. Постоянно хотелось спать и есть. Так плохо я себя не чувствовала никогда в жизни, но показывать это на «Станции 5» всё-таки боялась — у нас не очень уважали старость и немощность.

Другое дело в лесу. Я отправлялась в любимое место у обрыва, прислонялась спиной к поваленному дереву, устраивалась поудобнее и выпивала чашку крепкого травяного чая, после чего меня смаривал сон.

Я больше не задавалась вопросом: что будет с ящерром дальше. Ну, а он, что любопытно, постоянно требовал встречи со мной. Я отказывалась. Не будет есть с чужих рук — пусть сдохнет.

Удивительно, но и Глава не очень нагружал меня операциями, даже позволил взять месяц отпуска. Не знаю, что бы я делала, сложись обстоятельства иначе.

И всё же долго так продолжаться не могло.

Ко мне пришёл Шестой. Он был в ярости, размахивал руками и тряс передо мной планшетником. Руководителю пристало быть в курсе всех новостей, но в тот раз я ничего не знала. Главное — я не знала, как выкрутиться и не выдать своей неосведомлённости.

— Ящерры не отвечают на запросы! Представляешь!? Не отвечают! Как такое вообще возможно?

— Ну… может, мы чего-то не знаем…

— Глава сказал: если до конца недели не будет результата — примет меры.

Сердце бухнуло, да так, что я вышла из транса и впервые за долгое время начала осмысливать ситуацию.

— А что ящерры? Новый запрос для них?

— Да, на этот раз последний.

— Скажи… Ты думаешь, он всерьёз обдумывает идею убить судью?

— Нет, конечно, но у наших медиков руки чешутся обследовать ящерра, так сказать, на полную катушку. И если то, что было до этого — «только слегка», тогда я без понятия, что они имеют в виду.

— Он р-ранен? — голос сорвался, но мой собеседник этого не заметил.

— Он жив, Лин, это главное. Но если вначале Глава относился к Руанну, — Шестой скривился, — с трепетом, то сейчас ситуация изменилась.

Я схватила напарника за рукав. Он всегда испытывал ко мне добрые чувства, и я надеялась, не скроет правды.

— Скажи, вы вините меня в том, что ящерр оказался на станции?

Шестой посмотрел на меня как на умалишённую. Ещё бы, он не мог ожидать такого поведения от женщины, которую привык слушаться на операциях.

— Ну что ты, Лин! Ты разве не слышишь? У медиков. Руки. Чешутся. Так что когда они учинят настоящий допрос, он нам выдаст всю требуемую информацию.

Я криво улыбнулась. Утешил.

Шестой оставил меня в растрёпанных чувствах. Я закрыла глаза и попыталась понять, что испытываю по отношению к полученной информации.

Беспокойство. Мне было нужно увидеть Руанна.

* * *

Шестой наблюдал за девушкой, второпях выбегающей из комнаты. Её реакция — ещё одна деталь в сложной цепочке событий, разгадать которые не удалось даже Главе.

Мужчина размышлял о том, как странно легла карта — ещё вчера Лин была верным солдатом, надёжным партнёром в операциях и хорошим товарищем. Сегодня он увидел её с другой стороны… Как ту, что сумела привлечь внимание судьи Руанна.

За Лин следили все руководители «Станции 5». Они делали прогнозы на то, чем всё это обернётся. Девушка стала монетой, которую давно разменяли, иначе его, Шестого, не послали бы сюда с приказом передать ей неправдивую информацию. Они вынуждали её пойти к нему.

Мужчина усмехнулся. Кто знает, может, всё это к лучшему… и скоро ящерр запляшет под дудку этой наивной девочки… Или разочаруется, и тогда…

Об этом Шестой предпочитал не думать.

* * *

К двери я подходила очень медленно. Охранник нажал на рычаг, и круглая большая дверь, похожая на шапку болта, отъехала в сторону. Я переступила высокий порог и оказалась в белой комнате.

— Оставьте нас, — бросила охране.

И замерла рядом с клеткой.

Пленник лежал на кровати, закинув руки за голову. Острый наконечник хвоста колебался, иногда доставая до пола. Раны на его теле практически затянулись — даже в клетке ящерр восстанавливался.

— Ей, ящерр… Руанн!

Он резко поднял голову. Одним проворным движением сел, забрасывая хвост себе на плечо, но не втягивая его до минимальной длины.

— Ты снова назвала меня по имени… — угол его рта резко пополз вверх.

Невольно я задавалась вопросом: осознавал ли он опасность, нависшую над ним. Обязан был осознавать, иначе какой из него судья?

— Дай мне свою руку, — внезапно сказал ящерр.

Пауза.

— Что?

— Дай. Свою. Руку, — по словам повторил Руанн.

— Я похожа на сумасшедшую?

— Нет. Я обешшщаю тебе не вредить.

— О, это всё меняет! — я подошла ближе к клетке. Крылья носа задрожали, и я невольно вдохнула чужой запах.

— Тебя уже потянуло на природу, Венилакриме? — Ящерр усмехнулся. — Дышшшшать тяжело?

— Откуда ты?..

— Дай мне руку. Если бы ты думала, что я могу тебе навредить, тебя бы здесь не было…

— Я знаю, что ты можешь мне навредить.

Он смотрел. Молчал.

— Могу — не значит, что собираюсь. Посмотри на меня… — я посмотрела. — Дай мне руку, Венилакриме.

— И что потом? Меня отсюда унесут на носилках? — хмыкнула. Но страх, он ведь всё равно никуда не делся.

— Не сегодня.

— Мне не нравится твой ответ, ящерр.

Он усмехнулся, но глаза остались серьёзными.

— Понимаю.

Я дышала тем же воздухом, что и он. Я дышала его потом. Этот запах ощущался как нечто на удивление приятное. Знакомое.

Я осторожно, стараясь не задеть прутья, протянула к нему руку. Он сразу схватил её и уже не отпускал. Сердце колотилось как сумасшедшее. Я проклинала себя за доверчивость и ожидала скорую боль. Если ящерр вздумает навредить, у него предостаточно возможностей.

Но Руанн не вредил. Наоборот, он был очень осторожен. Судья не двигался, лишь закрыл глаза, затих… и расслабился.

— А теперь жди…

Сначала я не поняла, почему он так резко успокоился. Это было похоже на театр одного актёра, где только он сам понимает смысл спектакля. А потом я почувствовала неладное. Нет, не так. Я испытала столь внезапную и дикую радость, что была готова взлететь. Тело моё наполнилось мыльными пузырьками и ванильной пудрой; оно стало пластичным как карамель.

В голове прояснилось. Я поняла, что до этого видела мир чёрно-белым. Прикосновение к ящерру как будто вернуло краски в мою жизнь!

— Что ты… — я пыталась возмутиться, но вырваться даже не пробовала.

Закрыла глаза.

Хотелось держать его за руку вечно. Вспомнилось, как он обнимал меня на диване в его кабинете. Несколько бесконечно сладких мгновений мы не разрывали контакт.

Секунды экстаза.

И тогда он отпустил мою руку. А я была вынуждена открыть глаза.

Передо мной стоял судья Руанн собственной персоной. Не пленник, не заложник — сильнейший из ящерров.

— Теперь ты знаешшшшь!

Он был так безмятежен, так удовлетворён случившимся.

— Не бойся, Венилакриме. Я принимаю твой выбор, — и его лицо озарила очень спокойная улыбка, вызвавшая во мне трепет.

Как бы парадоксально это ни звучало, Руанн был обо мне слишком высокого мнения. Он думал, я разбираюсь в традициях ящерров и знаю смысл нашего прикосновения.

Но я не знала. Я ничего не знала об их мире. Я даже ящерров вблизи практически не видела — воевала издалека, что-то исследуя, что-то перехватывая или воруя… всего лишь наблюдая.

Потому ошибочно решила, что он окончательно закрепил моё влечение к нему.

Зависимые люди умирали без ящерров. Когда мы пытались увести этих несчастных подальше от заразившего убийцы, они брыкались и требовали вернуть их к… любимым. Иногда они убегали, прямо в объятия «любимых», которые без жалости дробили им кости и сворачивали шеи.

Некоторые земляне избавлялись от влечения уже на следующий день, некоторым не хватало и года. Главное, чтобы оно было — время избавиться. И если бы ящерр захотел использовать его на мне — нет способа лучше, чем видеть меня каждый день. Тогда я бы не успевала восстанавливаться.

Я! Поддалась! Силе! Влечения!

Эта мысль вызвала во мне столь ярый протест, что Руанн уловил перемену. Он нахмурился, острый хвост забился в беспокойстве.

Ему бесполезно объяснять, как сильно мы их боимся и ненавидим, наблюдая, как они сворачивают шеи нашим родным и близким. Бессмысленно объяснять ту боль, что я испытывала, глядя, как ящерры убивают мужа Виры. Меня не могли обрадовать чувства, возникшие к ящерру.

— Скорей бы ты сдох!

Я буквально вылетела из белой комнаты, не вспомнив, что не выключила камеры, забыв, что не велела охранникам убраться с поста, а только из белой комнаты. Не вспомнив, что Глава уже должен был вернуться из очередной поездки.

— Вениклакриме, не беги! Не убегай от правды! Тебе некуда бежать! Я приду за тобой, где бы ты ни была! Венилакриме!

Но я не желала слушать. Мне было слишком страшно.

Я уехала в лес.

И приняла решение там переночевать.

Мне было плевать, что меня могут сместить с поста руководителя отрядов первого класса. Даже мысли о Вире и её безопасности не заставили бы меня вернуться обратно.

Тело до сих пор помнило состояние расслабленности, подаренное ящерром, но мозг корил себя за разгильдяйство. Физическое и моральное боролось во мне.

Впервые за долгое время я почувствовала холод и поняла, что это результат прикосновения к ящерру. Впервые за два месяца заглянула в багажник мотоцикла, чтобы найти там заботливо уложенный Вирой плед.

Мысли о названной матери согрели.

Размышления о пленённом ящерре ужаснули. Кто я для него? И кто он для меня?

Я заставила себя отвлечься. Оглянулась вокруг. Какой прекрасный закат!

Нас вынуждали сидеть в подземных норах и не высовываться. Большинство детей, родившихся на «Станции 5», впервые видели солнце лишь в семилетнем возрасте — когда начинались учения. Эти ребята вырастут намного умнее нас — они с малого возраста умеют драться и сооружать ловушки. Но мечты нового поколения будут очень примитивными — всего лишь увидеть светило.

Красное небо кричало об опасности. Как же мне хотелось остаться на поверхности, никогда не возвращаться под тонны земли, где длинные серые коридоры давят, и вся твоя жизнь определяется уровнем, на котором ты живёшь.

Я бы привыкла к красному небу. Я бы привыкла мёрзнуть.

Глава пятая

Ещё на пересечении первых барьеров по дороге обратно на «Станцию 5» я ощутила опасность. Патрульные на заставах очень долго копошились, прежде чем открыть въезды.

Инстинкты заныли, когда я спустилась в трубу.

Они завопили, когда я пересекла рабочие уровни и оказалась на жилой территории.

Что-то не так. Слишком много звуков, которых не было раньше. Постоянно закрывались-открывались двери, непонятно откуда дул ветер.

Я застыла на месте, пытаясь понять, что меня так настораживает.

Внезапно по барабанным перепонкам ударил громкий звук. Включились динамики — сигнал опасности.

Вторжение!

Не нужны подсказки, чтобы понять, что случилось. Ящерры вышли на след «Станции 5». Возможно, они уже внутри — явились вызволять своего судью.

«Успокойся, Лин! Думай!»

Я повернула налево и вышла в общий коридор шестого уровня. Я пыталась не спешить, чтобы не создавать лишней суеты, но ноги сами по себе иногда срывались на бег.

Из комнат начали выходить люди, ещё не до конца верящие в опасность, но слишком хорошо вымуштрованные, чтобы правильно реагировать на сирену.

Если б я была на станции с самого начала, меня бы уже откомандировали на пост и уведомили о ситуации. Но побег в лес сыграл со мной злую шутку — я застыла посреди человеческой толпы, не зная, какой из планов выбрал Глава и куда мне нужно двигаться.

Важно понять: «Станция 5» — это огромный механизм. Не один, не два и не три этажа — целый улей, максимально приспособленный для жизни десятков тысяч людей. Инфраструктура была разработана по примеру обычных городов, какими они были пятьдесят лет назад. Мы сделали всё возможное, чтобы в случае нападения жители могли быть эвакуированы.

Почти все люди вышли из комнат. Они были напуганы, но чёткое знание правил делало своё дело — ждали, когда военные подадут сигнал и скажут, как нужно действовать.

Маленькие экраны, установленные в коридорах, горели красным цветом — кто-то вломился на станцию. Чужие. Ящерры.

— Как, уже внутри? — прошептал незнакомый мужчина слева. — Когда они успели?

— Небеса, помогите нам, — прошептала какая-то женщина, всматриваясь в мигающий экран.

Я рванула в направлении шестнадцатого тоннеля. Все знали: это самый короткий путь к кабинету Главы. Но не успела пробежать и нескольких метров, как увидела группу из тридцати военных. Они неслись навстречу мне.

— Куда? — остановила одного из солдат.

— Был получен сигнал о вторжении, — отрапортовал он. — План «7А».

Я промотала в уме кассету со всеми планами типа «А». И почувствовала, как в груди образовался ком.

Наводнение! Они устроят наводнение!

Руанн!

Не знаю, почему именно эта мысль пришла в голову самой первой. Я должна была подумать о Вире… о сослуживцах, в конце концов! О тысячах людей на станции, ради которых и выбрала военную стезю.

А подумала о Руанне.

— Кто остался с пленником?

Солдат посмотрел на меня как на сумасшедшую. И я его понимала.

— Командующая Лин… вы слышите? — он заглянул мне в глаза. — На станцию ворвались!

— Я не глухая! Где сейчас Глава?

— Его нет… Он уехал сегодня утром.

— Тогда кто отдал приказ?!

— Передали по динамикам первого уровня. Естественно, заместитель Лекс-Ка.

— Бред! Лекса-Ка тоже нет на станции…

Я отпустила солдата. Тот поспешил догнать сослуживцев. Ну, а я стремглав понеслась на нижние уровни — там держали судью. Навстречу бежали испуганные люди.

На сорок втором этаже меня подкараулила соседка Виры. Она схватилась за мою куртку и заголосила:

— Лин, помоги! Двери заблокированы, мы не можем выйти из уровня!

— Найди второй коридор, — ответила я, сдерживаясь, чтобы не вырвать свою куртку из её рук. — Скажи, что просишь от моего имени, тебя выпустят. Возьми с собой человек шесть-семь, попытайся их спасти. Но не больше, иначе могут вообще не выпустить.

И поспешила к лифту, на ходу кивая нервному солдату, чтобы тот меня пропустил.

Ему было неуютно. Инстинкт обычного человека требовал от солдата бежать, когда бегут остальные, а не стоять на месте. Но долг вынуждал оставаться на посту.

По дороге увидела таксофон. Старый аппарат, установленный на случай, если обрубят радиосвязь.

— Алло, Мир, это Лин… нет, не пропала… на станции. Согласно плану «7А», я назначена руководителем двенадцатой роты. Найди замену или разбей по другим ротам… нет, не могу… личный приказ Главы… подойду позже. Проследи, чтобы с Вирой ничего не случилось… нет, просьба.

Швырнула трубку на рычаг. Отбросила назад растрёпанные волосы. Теперь я дезертир. Нет, ещё хуже: я предела людей, которых поклялась защищать. Предала «Станцию 5» — мой дом и моё убежище. Ради него… Потому что одна только мысль о его смерти пробуждала во мне нечто… странное.

Это было так глупо и дико. Я корила себя за принятое решение. И главное, не знала, почему продолжала бежать.

Дверь. Ещё одна дверь. На нижних уровнях почти никого не осталось. Руководство «Станции 5» эвакуировано в первую очередь. Я удивилась скорости, с какой реализовали план спасения. Удивилась, но не обратила на это особого внимания. А зря, ведь если б немного подумала — поняла бы очевидное: нельзя так быстро эвакуировать столь огромное количество людей.

На секунду застыла. Чертовски важно решить, что делать дальше. Ответ подсказали динамики:

«Внимание! Чужие замечены на первом уровне. Самоликвидация «Станции 5» начнётся через 30 минут. Внимание! Чужие замечены…»

Я бежала и молилась о том, чтобы мои страхи не подтвердились и о пленнике позаботились. Это избавит меня от многих проблем.

О нём не могли забыть. С другой стороны, он слишком опасен…

Я подошла к белой комнате. Увидела знакомые двери, напоминающие крышку болта. Закрыто. Повсюду темно. Пришлось включить аварийное освещение.

В первые мгновения меня одолела паника. Впрочем, она быстро прошла. Руки действовали на автомате, пока голова паниковала.

Зашла в прозрачную комнату и нажала на кнопку деактивации. Автоматика, к сожалению, не сработала. Пришлось взять в руки ключ, вставить его в замочную скважину и что есть силы толкнуть массивную дверь.

Белая комната больше не ослепляла яркостью света. Электричество успели отключить. Темнота никак не вязалась с этим высокотехнологичным помещением, утыканным разноцветными проводами и чипами, тянущимися от клетки к контрольному пункту. Тем не менее, в комнате было темно…

Перед глазами пронеслись воспоминания о людях в белых халатах, постоянно шастающих туда-сюда. Врачи. Инженеры. Программисты. Живы ли они? Или ящерры превратят в рабов даже настолько умные головы?

Но это неважно. Всё неважно.

Я увидела судью — моего ящерра. Он стоял посреди клетки, пытаясь казаться спокойным, но напряжение мышц было заметно даже издали. В глазах его задумчивость удивительным образом переплелась с уверенностью.

Он посмотрел на меня — вспотевшую, раскрасневшуюся, растрёпанную.

Нельзя забыть подобное. Нельзя забыть то мгновение, когда я осознала, что он жив.

Руанн понимал: станция будет ликвидирована. Знал, что его сознательно оставили умирать, а именно — захлебнуться, когда вода затопит помещение. Он знал, что его не успеют спасти. И он наверняка знал, что меня рядом с ним быть не должно.

Он. Знал. Что я. Пришла. По доброй. Воле. К нему.

— Руанн, — прошептала.

Мы посмотрели друг на друга. Мой Руанн! Ящерр мой!

Не к месту заметила, какая у него массивная шея. И плечи, какие крепкие плечи.

Я подошла к клетке. Она была активирована от дополнительного генератора, который не был отключён. Клетка — единственное, что удерживало ящерра от того, чтобы выбраться и свернуть мне шею.

Страх. И осознание того, что я всё же открою эту чёртову камеру несмотря ни на что.

— Что ты со мной сделал, ящерр? — прошептала, щёлкая по панели управления в углу комнаты в поисках нужных кодов. — Ты использовал на мне силу влечения. Радуйся, она действует безотказно!

Хотелось нападать, хотелось обвинять. Задушить ящерра за собственную слабость! Раздавить за этот внимательный спокойный взгляд!

— Лин… что заставило тебя прийти?

Я не обернулась. Лишь сделала паузу в безуспешном поиске нужной комбинации кнопок.

«Он тебя убьёт, Лин! Если откроешь эту клетку — он тебя убьёт!»

— Я пришла. Потому что… я не знаю, Руанн, не знаю! Я не знаю, почему пришла!

Крик вырвался из горла.

— Будь проклят за то, что ты со мной сделал!

Я нашла нужный код и ввела его на панели. Оставалась завершающая часть — взять ключ, вставить в замочную скважину и два раза прокрутить механизм. Мы всегда делали двойной доступ — механический и программный код, не доверяя ни компьютерам, ни людям.

Я подошла к клетке. Ключ в руках блестел как украшение.

Руанн внимательно следил за моими движениями. Его брови были сведены на переносице, хвост послушно замер где-то за спиной. Думаю, он пытался меня не спугнуть.

Моё сердце бешено колотилось. Я все ещё могла уйти… Могла отыскать Виру, и мы бы убежали на другую станцию.

И позволить ящерру умереть?

— Что ты делаешь, Лин, опомнись… — сказала самой себе.

Руанн услышал. Он засмеялся, но не самоуверенно, а как-то… понимающе.

— Бедная девочка, как же сложно тебе быть сильной, испытывая то, что ты испытываешь… Именно поэтому я так ценю твой поступок…

Его слова… добрые. Это та доброта, которую мы ищем, сидя на коленях у заботливого отца. И она ранит больше всего, потому что когда он будет сворачивать мне шею, у меня в ушах прозвучат слова: «Бедная девочка…».

Это невообразимо сложно объяснить. Я видела свою руку, а в ней ключ, готовый быть вставленным в замочную скважину. Красивый такой ключ, с готичной резьбой. И кто только придумал делать для тюрем такие красивые ключи?

Я такая же жертва, как и остальные девушки, привлечённые силой ящерров. Мой случай в чём-то особенный — я осознаю свою уязвимость. Сколько у него было таких, как я? Скольких он обманул, обещая защиту?

Мне он хотя бы ничего не обещал.

— Если у тебя есть хоть капля чести — ты убьёшь меня быстро, ящерр. Потому что ради тебя я… я рискнула всем.

Он оскалился. Двинул челюстью. Думаю, судья понял: я действительно верила в то, что говорила. И его это раздражало.

— Разве не из-за тебя я попал в эту клетку? — спросил насмешливо. — Не из-за тебя меня пытали?

— Разве не из-за тебя и твоих приказов я каждый день наблюдала, как умирают дорогие моему сердцу люди? — огрызнулась. — Муж моей названной матери — яркий пример. Он заменил мне отца, а ему свернули шею прямо на улице. У меня на глазах, ящерр!

— Лин, я не отдавал этого приказа…

— Естественно, для него не нужен приказ, он был слишком мелкой пешкой. Ему без каких-либо распоряжений свернул шею самый обычный патрульный.

Руанн недобро усмехнулся.

— Если ты думаешшшь, что я стану для тебя угрозой, оставь меня в клетке. Тогда тебе не будет угрожать никакая опасность.

— Умрёшь ведь, великий судья! — закричала. Меня злило его наглое манипулирование.

— В таком случае освободи меня — и не умру! — ответил ящерр.

— Тогда умру я…

— Если ты так хорошшшо всё понимаешь, тебе всего лишь нужно решшшить, чью жизнь ты ценишшшь вышшше.

— Свою, ящерр, безусловно, свою!

— Тогда почему ты здесь!?

Его хвост дёрнулся и с силой ударил о прутья клетки. Я вздрогнула.

— Чего ты от меня хочешь, ящерр? — пробормотала растерянно. Мне был противен собственный голос с этими высокими писклявыми нотами.

— Я хочу, чтобы ты самой себе ответила на вопрос: что ты здесь забыла? Ты должна принять то, что делаешшшь! Не будь слепой! Не будь дурой, как все вашши женщины, идущие у нас на поводу!

Мне бы рассердиться. Мне бы оскорбиться на его слова. Мне бы сказать, что женщины не виноваты в том, что не могут противостоять влечению. Но ящерр был прав, произнося вслух то, что таилось в глубине моего подсознания.

Я посмотрела вверх на идеально белый потолок… и начала говорить, так и не опустив голову:

— Потому что… ты в моих снах, Руанн… Я вспоминаю твои прикосновения. Что же я… К-когда ты уложил меня в постель, мне не было приятно. Мне было… никак. Я лишь боялась, что ты почувствуешь неладное.

— Неужели испытывала отвращение?..

— И всё же… я хочу повторения. Хочу желать тебя. Хочу прикасаться к тебе… и я осознала это лишь сегодня, когда поняла, что ты можешь умереть.

Бессвязный бред прекратился. Я посмотрела прямо на него, наши взгляды встретились.

— Если я признаю, что стала от тебя зависимой, — это меня убьёт. Руанн… ты выбрал самого подходящего человека для своих игр. Никто не боялся попасть под силу вашего влечения больше, чем я, — я усмехнулась. Посмотрела на блестящий ключ в руке. — Но, как видишь… вот я здесь… Пожалей меня, ящерр. Когда я открою клетку — оставь мне жизнь.

— Лин…

— Ради тебя я рискнула всем. Не смей меня трогать!

— Лин… Я на километр чую твой страх. Даже сейчас, когда, как мне казалось, ты почти осознала… — он сделал паузу, насильно выталкивая из себя слова, — ты продолжаешшшь бояться. Меня раздражает твой страх. Ты здесь ради меня, мы оба это знаем — открывай клетку.

«Ты здесь ради меня»…

Ящеры, почему вы такие… люди?

Я медлила. Подошла к клетке. Я была так близко, что при желании он мог достать меня хвостом.

Вставила ключ в замочную скважину. Один щелчок, второй… Клац!

Дверь открылась. Всё, больше от меня ничего не зависит.

Ящер очень медленно переступил порог, отделяющий его от свободы. Мне эти секунды показались вечностью.

Руанн вышел. Позади него захлопнулась дверь, ведущая в пустую камеру.

Тишина.

Он на свободе. В трёх шагах от меня. Я всё ждала от него действий и подавляла в себе желание оглянуться на входную дверь. Бежать.

Он не двигался. Лишь смотрел на меня пристально. От жалости к себе хотелось завыть. Добрая, всем помогающая Лин, которая только недавно научилась быть собой.

— Ты спасла ящерра, Венилакриме, — улыбнулся Руанн. Меня испугала эта улыбка. — Зачем ты это сделала?

Впервые я увидела его таким — настоящим судьёй Руанном. Да, этот не виноват в смерти моего названного отца. Этот подписывал приказы об истреблении целых убежищ, если не станций.

Что я наделала?!

Он сыто облизнулся и начал двигаться в мою сторону. Я приняла единственно верное решение — резко сорвалась с места и побежала к выходу.

Не успела. Меня с силой припечатали к стенке, как раз около двери. Ящерр развернул меня лицом к себе. Такой довольный, что противно.

— Станцию затопят! — закричала, пытаясь достучаться до его сознания. — Без меня ты не успеешь найти выход. Умрёшь, как последний… как последний человек!

Ящерр не слышал. Он разглядывает меня, сохраняя непонятное выражение лица. Прикоснулся рукой к моему плечу, шее, медленно обвёл контур лица и губ. И лишь когда прикосновений ему показалась мало, наклонился к моей шее.

— Нет, девочка, ты не права, — прошептал на ухо. — Приказ о затоплении станции звучал сорок минут назад. Как видишшшь, все целы, воды нигде нет.

— Но…

— Молчи, Лин…

Он прикоснулся руками к моим губам, почти сдавливая их. Я закрыла глаза, ожидая жестокость.

— Попалась, птичка-невеличка.

И он меня поцеловал. Жестоко, жадно, жарко. Властно.

Сначала я пыталась сопротивляться, но потом… На меня нахлынули те же чувства, что и в момент, когда Руанн впервые прикоснулся ко мне через прутья решётки. Опять показалось, что мир был чёрно-белым, и лишь с его прикосновением обрёл недостающие краски.

Как поэтично — «мир обрёл краски».

Ненавижу поэтов!

Глава шестая

Банальность ситуации вызывала омерзение. Моё тело стремилось к Руанну, в то время как нечто более глубокое (то, что мы называем душой) вздрагивало от неприятия и брезгливости.

Разум. Его сложно побороть, сложно обмануть. И в моём сознании этот поцелуй всё так же оставался предательством того, во что я верила, несмотря на все помутнения и зов тела. Думаю, многие проблемы человечества возникают тогда, когда тело и разум требуют разных вещей. Когда мы что-то делаем, но считаем, что это плохо, и подсознательно пытаемся наказать себя за «неправильный» поступок.

Не я внутри мира, а мир внутри меня.

Поцелуй Руанна стал более напористым. Его руки полезли под свитер. Я попыталась отстраниться, но у меня плохо получилось. В раздражении Руанн ударил хвостом по стене. Я вздрогнула и затихла. Судья понял, что испугал меня. Он немного ослабил хватку, но глаза по-прежнему были затуманены желанием.

— Лин… извини. Это просто рефлекс… часть моего тела. Да не бойся ты… Пугливая, как заяц…

Я не пугливая. Я — нормальная.

— Станцию затопят… почему ты…

— Лин…

— Я не разрешала себя называть… так… для родных…

— Хорошшо. Венилакриме… — ящерр взял себя в руки. — Я должен был убедиться, что ты та, кем кажешшшься.

— О чём ты, ящерр? — я пыталась вырваться из его захвата. Слова не имели значения. Было по-прежнему страшно.

— О том, что из-за тебя я был вынужден изменить весь план…

— Какой план?.. Да выпусти ты меня наконец!

Я резко дёрнулась, и судья в конце концов отпустил меня, позволяя сделать несколько шагов в сторону. Но когда мой взгляд остановился на двери, Руанн мотнул головой. Я поняла: выйти мне не позволят.

— О чём ты? — спросила уже более спокойно, продолжая смотреть на дверь.

— О том, что мы с самого начала держали под контролем всю вашшшу операцию. Мы знали, что вы собираетесь пробраться в Гнездо.

— Что?!

— Это правда… Венилакриме.

— Не могли… — пробормотала неуверенно. Но сразу поверила — могли. Мои инстинкты с самого начала кричали об опасности.

Начала вспоминать. А он говорил, соединяя обрезки событий и мыслей в цельную картину:

— Мы за вами следили с самого начала. Я получал доклады о тебе и твоих действиях почти каждый день. Я видел тебя на проекциях, но при первой встрече, как видишшь, не узнал… Этот наряд…

— Я помню… этот наряд.

— Но вы внесли сумятицу в наш план. В первую очередь, вы начали операцию на несколько дней раньшшшше, чем мы ожидали…

— Да, я подключила второго оператора, который проделал работу быстрее, — сказала отрешённо. — Тот, что был, слишком долго не мог выполнить свои обязанности.

Вспоминала. Заново анализировала. Не замечала, как ящерр пытается подойти ко мне ближе.

— Не вашшего оператора — нашшего человека. Он давно завербован, и мы отдали ему приказ отложить операцию, чтобы вы не испортили нам праздник. Да-да, всё было так просто, — он усмехнулся. — Я не хотел переносить празднование из-за каких-то… землян. Этот день по моей вине переносился уже несколько раз, дальше тянуть с назначением на пост было некуда. А тут вы с вашей смехотворной попыткой проникнуть в Гнездо.

Вспомнила Гнездо. Пропускные пункты на выезде, которые мы так легко преодолели. Видимо, они знали о нас… Не знали только, что в багажнике нашей машины лежал их судья.

— Зачем? Если у вас был свой человек на станции, зачем вы позволили нам проникнуть в Гнездо? Ведь вы знали расположение «Станции 5».

— Оператор не знает кодов, он всего лишшь оператор, — ответил Руанн. — Если бы мы напали, имея только информацию, полученную от него, вы бы назначили эвакуацию. У вас сильные инстинкты, в этом вам не откажешшшь. Проникновение на станцию — дело не одного часа, тебе ли не знать.

— Но вы могли…

— Лес большой. Даже накрой мы его сетью, нам бы не удалось проследить за всеми, — опередил мой вопрос Руанн. — Многим бы удалось сбежать. А нам был нужен контроль над всеми землянами. Именно поэтому мы хотели, чтобы вашша группа проникла в Гнездо. Мы планировали проследить вашшш путь обратно. И уже тогда, — ящерр потёр шею, — напасть.

Я уставилась на Руанна. Он не казался довольным. В нём не было ничего от триумфатора, раскрывающего блистательные карты.

— Но ты правильно всё рассчитала, — признал Руанн. — В суматохе мы были менее собраны, нас было легче застать врасплох. У тебя это почти получилось. Я узнал о вашем появлении в Маятнике, когда вы уже проникли внутрь. Чего я не знал — где вы. Кто ж мог подумать, что полуголая девушшшка в моём кабинете окажется причиной, по которой мне пришшлось прервать празднование и в этот кабинет прийти.

Ящерр засмеялся:

— И второй сюрприз…

Он не договорил. Предпочёл, чтобы я сама догадалась. Сделать это оказалось совсем нетрудно.

— Я взяла пленника.

— Да, — он улыбнулся. Он был рад, что я так быстро всё схватываю. — Ты взяла пленника. И не просто пленника, Лин. Ты пленила ящерра, который в нормальных условиях выносил бы тебе приговор. Я нёс ответственность за вашшу операцию.

Судья Руанн подошёл ко мне. Прикоснулся к моему лицу и осторожно отвёл упавшую на лицо прядь в сторону. Страх усилился. Мы пленили не ящерра, а дракона.

— Но когда я увидел тебя в своём кабинете, в том наряде, я и подумать не мог, что ты — часть разработанного мной плана по вычислению «Станции 5». Я наблюдал за твоими действиями по монитору, даже восхитился тем, как ловко ты придумала прицепить локатор на патрульного. Но когда я увидел тебя в кабинете…

— То принял за…

— Да, за подарок, эскорт, развлечение, женшщину, которую хотел, — называй как хочешшь!

Я была на грани нервного срыва. Странно, но осознание собственной глупости проникало постепенно, как будто в мозгах поставили фильтр, чтобы я не сошла с ума. Тяжело думать, находясь так близко от столь опасного существа.

Вот почему нас так легко выпустили из Гнезда.

Вот почему за нами не устроили погоню.

Вот почему меня не покидало чувство опасности.

Помню, как в тот момент посмотрела на свои руки — чистые и аккуратные. А какими они были в тот день, когда я прикрепляла локатор к банке и мастерила с группой укрытия. И всё зря, ради развлечения ящерров. Представляю, как ему было весело — наблюдать за нашими потугами.

— А встреча на рынке? Тоже подстроена? Тогда я не понимаю…

— Лин, ты действительно не понимаешшь, — он вздохнул. — Я руководил операцией, но не был её непосредственным участником. Мы с тобой ни при каких условиях не должны были встретиться.

Он усмехнулся чему-то своему.

— Когда вы меня схватили и вывезли из Гнезда — это было неожиданностью для всех, в первую очередь для меня. Я очнулся в клетке с единственной мыслью — взорвать станцию к чертям. Но спустя несколько часов размышлений я решшшил воспользоваться шшансом. Я хотел изнутри понять, как вам удаётся у нас под носом строить засекреченные станции, понять вашшу систему.

— Поэтому вы не отвечали на наши требования о выкупе? — то ли спрашивала, то ли утверждала. — Твоё начальство с самого начала знало, где ты находишься, верно?

Руанн откашлялся.

— У меня не так много начальства, как тебе кажется… но суть ты уловила.

— А Глава?

— Глава не знал… вначале. Но ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Как ты думаешшшь, почему в последнее время он так часто уезжал? И зачем просил тебя прийти ко мне? Настойчиво просил, не так ли? Когда я узнал, что он пригрозил выгнать тебя из станции, я всерьёз обдумывал идею устранить его.

— А раны? Ты же был избит…

— Вначале — да. Первые несколько дней меня пытали. Но потом я поговорил с Главой и объяснил, — Руанн недобро оскалился, — в какую шшщекотливую ситуацию он попал… Я мог отдать приказ о нападении на «Станцию 5» в любой момент…

— Но не отдавал…

— Не отдавал, — подтвердил Руанн. — А уговоры с едой… Подумай только, как глупо это звучит: «пленник не хочет принимать пишщу»…

Он сделал паузу, давая мне возможность обдумать услышанное. Забавно, ящерр как будто проговаривал вслух все мои мысли.

— Глупо… звучит… — согласилась.

Он прикоснулся к моему плечу, всего лишь погладил. Я не пыталась сбросить его руку, только вздрогнула. Руанн с сожалением прервал ласку.

— И этого боишься…

— Боюсь, — подтвердила покорно и спросила: — Зачем ты так долго тянул?

Руанн посмотрел прямо в глаза. Как много взглядов, и какие они все разные.

— На то были причины, о которых я расскажу тебе немного позже.

— Нет! — разозлилась. — Почему вы так долго тянули?! Почему тебя не спасли сразу же?! Ведь мы же тебя пытали! Я видела следы, и они были настоящими! Вот что-что, а это я знаю точно!

— Потому что тогда я бы не успел понять твою сушшщность!

Руанн близко. Очень-очень близко. Спиной я ощутила холод стены. Ящерр наклонился и выдохнул мне в лицо:

— Я оставался здесь ради тебя, девочка. Нас влекло друг к другу, и я хотел понять почему. Если бы не ты — вашшу станцию стёрли бы с лица земли уже на следуюшщий день, а то и раньшше.

Чокнутый мозг отказывался принимать все факты. Хотелось потереть лицо руками. Или застегнуть куртку. Или размять шею. Сделать что угодно в надежде, что смогу расшевелить ватные мозги.

— Лин… Вспомни всё то, что ты мне говорила. Твои сны, мысли. А что, если я испытываю нечто похожее? Что, если я встретил очень необычную женшщину, к которой у меня чувства?

— Глупость! Бред полный! Мы разные виды, в конце концов!

— Это вы, земляне, полны глупостей! — повысил голос. — Мы отличаемся от вас лишь цветом кожи и наличием пятой конечности — хвоста. То, что вы называете нас ящеррами, не значит…

— Хорошо, ящерр, как скажешь! — я перебила его. — Скажи хотя бы, правда ли то, что на «Станцию 5» ворвались, или ты предпочтёшь побыть пленником ещё несколько дней?

Улыбка вырезала из его губ кривой полукруг. Почти ухмылка, позволяющая распознать плохо скрытое удовольствие.

— Нет, пленником я большшше быть не собираюсь. Всё, что мне было нужно, я уже узнал. И, стоит сказать, результаты превзошшли все мои ожидания.

На его плече запёкшаяся кровь. Судья резко дёрнул рукой — и покрывшаяся тонкой коркой кожа лопнула. Насыщенная тёмно-красная жидкость начала впитываться в грязную белую ткань.

Руанн проследил за моим взглядом.

— А вот это сделал Лекс-Ка всего несколько часов назад. Не хотел, сволочь, мириться с приказом Главы эвакуировать станцию. С моим приказом.

— Зачем ты отдавал этот приказ?

Он посмотрел на меня внимательно.

На губах до сих пор ощущался вкус жёсткого поцелуя. Свежи воспоминания о страхе, испытанном, когда он вышел из клетки.

— Ты поверишшшь, если я скажу, что всё это ради тебя?

— Не поверю, — ответила поспешно, заталкивая страх подальше.

— Я уже давно знал, что сегодня на «Станцию 5» нападут. Динамики, сообщившшие, что уровни затопят; план эвакуации «7А», так невовремя уехавший по делам Глава — всё это было подстроено для того, чтобы внушшить тебе: я умру, если ты не придешшшь за мной.

— А если б я не пришла… Я ведь могла… Откуда тебе было знать?

— Я не знал. Но надеялся, очень сильно надеялся. И я осознаю, что ты рискнула всем: своим положением, убеждениями. Ты думала, что рискуешшшь жизнью, когда спускалась сюда, — он провёл рукой по спутанным волосам. — И я обещаю — ты не пожалеешшшь…

Я нервно рассмеялась.

— А как же… Как ты там говорил: «С условием, что я могу её бить, калечить»? — я попыталась перевести вопрос в шутку, но даже для меня мой голос звучал совсем не шутливо. Да и какие могли быть шутки в нашей ситуации?

— Ты не понимаешшь! — ящерру было неприятно, что я вспомнила об этом инциденте. — Я это сказал, потому что не знал, кто ты!

Я, не сводя с ящерра глаз, отошла в сторону. Так близко от двери — и одновременно так далеко.

— Так кто же я? Судья Руанн, кто я?

Наш разговор прервался. Я услышала, как открывается дверь. Кто-то очень сильный толкал тяжёлый круглый болт с наружной стороны. К нам приближались чужие. Чужие и сильные.

— Лин, не бойся, — успокаивал Руанн. — Тебе ничего не грозит.

Он подошёл ко мне и обхватил за талию. Я не успела возразить — в дверь ломились!

«Ты пленила ящерра, который в нормальных условиях выносил бы тебе приговор».

Во мне разворачивалась спираль эмоций. Хотелось бежать, паника накрывала волнами — то усиливалась, то отступала. Руанн что-то шептал мне на ухо, но я не понимала, что именно.

Дверь открылась. В комнату завалились ящерры.

Спиной я чувствовала грудь Руанна, его руки обвили моё тело, и эта поза странным образом успокаивала, как будто ограждая от остального мира. Если бы он этого не сделал, я бы сошла с ума от страха.

Ящерров было много, их лица выражали готовность крушить и ломать. Уничтожать. Они пришли за своим судьёй.

Это были не просто патрульные. Это были терции — ящерры высшего ранга. Им доверяли особо важные дела. Естественно, большинство поручений были связаны с нами, земными людьми. Не со всеми — с лучшими из нас.

Их было легко отличить по массивным пластичным фигурам и особому виду оружия — терциям — треугольным дискам, способным на лету оторвать человеку голову. Мой взгляд упал на чехлы, где они держали экипировку. Я дёрнулась, но крепкие объятия Руанна не позволили сделать и шагу назад.

В голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как несколько лет назад я зашла к Вире в комнату и увидела у неё в руках такое же оружие. Вира тогда почему-то стушевалась и потребовала оставить её одну.

Ящерры заполняли комнату. Они не нападали, но их позы говорили сами за себя: «Дай только повод».

Руанн крепче сжал меня в своих объятиях. Он сказал что-то на их языке. Я не поняла. Из двух бед я выбрала меньшую — и прильнула к судье. Он почувствовал это, и (готова биться об заклад) ему польстила моя попытка искать у него защиты.

— Не бойся, они тебя не тронут, — прошептал Руанн мне на ухо.

Я не ответила. Тронут или не тронут — это зависит от него.

Я насчитала около сорока терций. Их лица выражали индифферентное послушание, и лишь глаза покалывали заинтересованностью — им тоже было любопытно, почему судья держит в объятиях земную женщину.

Руанн сказал что-то на ящеррином. Терции резко опустили оружие и застыли в ожидании приказов.

Руанн сохранял спокойствие. Не было нужды смотреть на него, чтобы понять это. Он привык командовать. Он — судья, хоть я иногда и забывала об этом.

А сколько ещё таких «сногсшибательных» ящерров бродило по «Станции 5»? Скольких людей они… сшибли… на пути в белую комнату?

Из группы вышел вперёд один ящерр. Его форма не отличалась от экипировки остальных солдат, но на плечах больше нашивок — командир. Этот ящерр меня пугал, я ощущала угрозу с его стороны. Непонятно как, но я также чувствовала, что и он был недоволен присутствием меня, «завёрнутой» в объятия судьи.

Мне был противен собственный страх и ощущение полной беспомощности. Я была на неизведанной территории, а мои противники слишком сильны.

— Как вы и приказывали, мы на месте, — командир посмотрел на Руанна. — Надеюсь, вы довольны исполнением?

Я вздрогнула. По телу поползли мурашки. Чертовщина! Я понимала, о чём он говорит!

— Да, Белюа, лучше и быть не могло.

Странно было слышать голос Руанна, лишённый привычного акцента. На родном языке он звучал мягче. Я поняла, почему судья так растягивал некоторые звуки: в их системе речи это очень важная часть построения предложений.

Как я это могла понять?!

— Вы всё подчистили?

— Да, судья Руанн. Мы ждали в засаде и, как вы и приказывали, позволили девушке вернуться на станцию. Других «гостей» не было.

— Она не увидит ничего… лишнего?

— Нет, судья, не увидит, — покорно ответил командир. — Но мы должны выйти через шестой коридор. Третьего и четвёртого желательно избегать.

— Вы предупредили Маятник?

— Безусловно.

— Хорошо, свободен.

Руанн повернул меня лицом к себе и спросил серьёзно:

— Ты готова ехать?

«Она не увидит ничего… лишнего? — Нет, судья, не увидит».

— А если я откажусь… Отпустишь?

— Нет, — категорично ответил Руанн. — Ты, Лин, поедешшь со мной. Вопрос в том, добровольно ты это сделаешшь или под принуждением?

Это было не хвастовство и не надменность. Он давал мне право сделать вид, что я контролирую ситуацию, и в то же время не собирался проявлять излишнюю мягкость на глазах у подчинённых.

— Куда ты меня отвезёшь? — спросила, осматривая толпу терциев вокруг меня. Они нас окружили.

— В Гнездо.

— А поконкретнее?

— Ко мне домой.

— Ты живёшь в Маятнике?

— Нет, я там работаю.

— Разве я — не часть твоей работы?

— Нет, — ответил Руанн и позволил себе скупую улыбку. — Теперь ты часть моего дома.

В тот день он подозрительно много улыбался, этот ящерр.

А дальше… у меня начала болеть голова. Воспоминания затуманены, они липкие, как облизанный леденец. Я запомнила, как просила Руанна вывести меня пятым коридором. Хотела увидеть, что они от меня скрывают. Но это всё тоже растворилось в тумане.

Наверное, именно тогда по-настоящему и началась эта история, полная недопонимания и размолвок. Ему не стоило скрывать от меня правду… но он это сделал. За что и поплатился…

Глава седьмая

Дорога, петляющая среди множества деревьев, проплывала перед глазами. Мы все ещё двигались по территории леса, но по просматриваемой её части, куда жители станции заходить опасались.

Машина гнала на дикой скорости. Я всё ожидала, что вот-вот — и мы врежемся в поваленное дерево или собьём слишком беспечное животное, пересекающее дорогу.

У меня болела голова. Я прислонилась лбом к окошку, но боль не проходила. Мир понемногу расплывался.

Мягкая обивка машины ощущалась как клочья облаков. Настойчивый взгляд Руанна буравил, усугубляя и без того скверное состояние. В висках заломило сильнее.

— Почему мне так больно? — задала вопрос.

— Не знаю, Лин, — ответил ящерр. У него был озабоченный вид.

Он резко пересел на мою сторону сидения. Его руки сразу оказались у меня в волосах, как будто он пытался определить размер моего черепа.

— Врёшь, судья… — меня накрыла новая волна боли. — Всё ты врёшь… Все судьи врут.

— И много ты знаешь судей? — полюбопытствовал ящерр, не отвлекаясь от ощупывания моей головы.

— Нет, — сморщилась и попыталась оттолкнуть его руку. — Но мои выводы сделаны… сделаны, исходя из твоего поведения.

Я закрыла глаза и, кажется, уснула.

* * *

Когда мы только выбрались со станции на поверхность, я оступилась. Запахи зарождающегося утра поглотили меня. Солнце уже взошло. Я замерла посреди леса — на изломе дня и ночи.

Казалось, ящерры испытали то же самое. Они позволили себе минуту заминки. Это было поведение, рождённое инстинктами, — застыть на несколько секунд и полной грудью вдохнуть прохладный утренний воздух. Я впервые увидела то, о чём нам рассказывали с детства, — ящерры зависимы от кислорода и леса, намного больше, чем люди. Да, они выжгли всю растительность непосредственно вокруг Гнезда, но оставили нетронутыми тысячи акров дикой природы.

Именно тогда у меня и закружилась голова. Наверное, чуть ли не впервые в жизни — я была поразительно здоровым человеком.

— Лин, что с тобой?

Терции насторожились. Руанн тронул меня за руку.

— Не знаю… дай мне несколько минут… пожалуйста. Мне нужно… отдышаться.

Ящерр прошипел на своём языке короткую команду — терции перегруппировались и застыли на своих позициях. Им поведение командира, мягко говоря, не понравилось. Руанн же… его моё «пожалуйста» обеспокоило — должно было случиться нечто действительно необычное, чтобы я была с ним так вежлива.

Терций просканировал лучом поваленное дерево. Он, кажется, заподозрил в нём опасность. Ещё бы, изнутри оно было нашпиговано техникой. Мне стало интересно, заметит или нет…

— Всё, пора…

Ящерры не позволили мне долго стоять на месте. Судья не позволил, без слов взял под локоть и повёл вперёд. Мы пересекли мост. Метров через триста нас ожидали машины. Руанн открыл мне дверцу одной из них, я села, он — следом.

Машина была настроена на автопилот. Я удивилась: когда это они успели запрограммировать маршрут, если до этого ни разу не бывали на станции?

— Мы давно знали координаты, — Руанн перевязывал рану на плече. — Я просто не давал команды идти в наступление.

— Да, ты говорил, — я отвернулась к окну. — Ради меня ты задерживал наступление.

Он отвлёкся от перевязки. Посмотрел на меня задумчиво.

— Почему ты так недоверчива? Многие женшщины мечтают оказаться на твоём месте, — Руанн вздохнул. — Как думаешшь, куда я тебя везу, Лин?

— Не знаю…

— В свой дом. Я хочу, чтобы ты там жила, вместе со мной, на равных правах.

— Действительно, с чего бы мне быть недоверчивой!? А знаешь, — я склонила голову набок, засмеялась, — ты прав, я действительно слишком недоверчива, тебе такая не нужна. Давай я просто выйду из машины, потеряюсь в лесу, и больше не придётся меня терпеть.

Ящерр молчал. Я наблюдала, как белая ткань, повязанная на рану, понемногу окрашивается красным цветом. «Повязку опять нужно поменять» — подумала не к месту. Ничего, скоро это пройдёт. Ящерр вышел из клетки, его силы начнут восстанавливаться в геометрической прогрессии.

Руанн не обращал внимания на рану, он был полностью сконцентрирован на мне.

— Об этом ты думала, когда шшшла меня спасать? — спросил. — О том, чтобы потеряться в лесу? — он наклонился ко мне. — Тогда у тебя была такая возможность. Сейчас — нет.

Пауза.

— У тебя руки в крови, Руанн.

Я откинулась на спинку сидения, давая ему возможность насладиться двусмысленностью фразы. Действительно, у него на руках осталась кровь от раны, но мы оба понимали: это не то, что я имела в виду.

Я посмотрела в окно. Мне ещё ни разу не доводилось находиться по эту сторону стекла. Всегда с другой стороны, снаружи, из засады наблюдала за стройными рядами машин, рассекающих по нашим территориям.

И вот я сидела внутри — гостья-невольница из древних сказок, похищенная злым драконом. Впору бы улыбнуться, а хотелось завыть.

Он больше не пытался со мной заговорить. Наверное, я бы хотела этого — любой фразы, любой зацепки, чтобы возобновить придирки и обозлиться ещё больше. Но Руанн молчал. В конце концов, я скукожилась в углу машины, наблюдая, как ящерр возится с повязкой, хоть и дураку понятно, что стоит ему свистнуть — в салон запустят человека, который мигом решит проблему.

Но никто в салоне не появился. Пришлось признать, что это из-за меня. Он не хотел лишний раз меня пугать.

В конце концов, напряжение дня и ночи погрузило меня в некое подобие полудремы. Я то засыпала, то опять просыпалась, чтобы поймать на себе его задумчивый сосредоточенный взгляд.

К концу путешествия головная боль почти прошла.

Ноющее беспокойство — осталось.

* * *

Я протёрла глаза и осмотрелась. Ящерр наблюдал за мной с другого конца салона. Он сделал слабый жест рукой, показывая, что заметил моё пробуждение.

— Мы не сели в самолёт?

— Взлётная полоса не настроена, — ответил судья. — Пришшшлось отложить.

Я сфокусировала взгляд. То, что увидела, испугало. Злость вернулась.

— Это так романтично, судья Руанн, — пробормотала, а сердце разрывалось на части от того, что мы уже покинули территорию леса. — Похищение всегда в тренде.

— Уж кто бы говорил, — хмыкнул ящерр, отворачиваясь.

Свет из окна обрисовывал профиль судьи, и невольно я любовалась им. Нарастало ощущение того, что мне здесь не место, я — чужая.

— Судя по всему, вы, уважаемый судья, возомнили, что у вас ко мне чувства, — ёрничала. — Ну разве это не мечта любой наивной девушки — попасть в подобную ситуацию?

Он нахмурил брови. Ему совсем не хотелось идти на поводу моего саркастичного тона.

— Было бы хорошшшо, если бы я нашшшёл тебя раньше, — пробормотал задумчиво, выглядывая в окно.

— И что? Я бы сразу в тебя влюбилась?

— Нет, Лин, — он посмотрел на меня. — Влюбилась бы ты так же быстро, как и в этот раз… но признала бы это намного быстрее. А так мне ещё долгое время придётся выбивать из тебя все твои страхи и плохие воспоминания.

Я фыркнула.

— И как ты собираешься… хм… выбивать?

Он отвернулся. Видимо, пейзаж за окном интереснее.

— Ты даже в этой фразе умудрилась найти угрозу… Что ж, твоё мнение обо мне оставляет желать лучшшего…

— Хочешь, расскажу почему?

— Думаю, не стоит. Мы подъезжаем к Гнезду.

— Как?! — я выровняла спину. — Почему так быстро? Мы ведь даже не взлетали?

— Ты недооцениваешшшь скорость этих машшшин. К тому же ты долго спала.

Около двадцати минут ушло на то, чтобы пересечь пропускные пункты. Естественно, на этот раз всё происходило быстро. Бояться нечего.

Вымуштрованные пограничники все как один кланялись великому судье. Я пыталась не слишком любопытствовать, но мне действительно было интересно.

Эскорт судьи пустили по второму треку. На нескольких параллельных дорогах наблюдалась очередь из машин. Большинство из них принадлежали ящеррам, не так много найдётся в мире землян, которым по карману въезжать в Гнездо на собственном транспорте.

Вспомнилось, как мы пробирались в город впервые. В нос ударил мерзкий запах из мусорной трубы, которого сейчас я, естественно, чувствовать не могла.

— Кстати, мне понравился твой план проникновения в Маятник. И локатор придумала как внедрить, и время выбрала правильное.

Руанн пытался меня отвлечь разговором, и, наверное, это была неплохая идея, но я была слишком зла, напугана и растеряна, чтобы оценить попытку.

— Спасибо, судья Руанн, я учту ваши замечания, когда запланирую следующую операцию.

Он лишь хмыкнул в ответ. Потом резко наклонился ко мне и прошептал:

— Лин, я многое тебе прошшщу. Ты, по сути, ещё ребёнок, несмотря на роль, которую тебе приходилось играть… — красноречивая пауза. — Но я тебя очень прошшшу… не делай глупостей…

Судья говорил серьёзно. Слишком серьёзно. Это пугало.

— Тогда позволь мне уйти.

— Тебе этого хочется? — спросил. — Куда ты пойдёшшь?

Куда я пойду?! Мне некуда идти. Станция разрушена, и, главное — я не знала, где Вира.

Где Вира? Как она без меня? Паника отразилась на моем лице, и Руанн это увидел, но трактовал по-своему.

— Придёт время — я дам тебе возможность уйти, — серьёзно пообещал ящерр.

— Кто дал тебе право решать, к чему я готова, а к чему — нет?

— И на этот вопрос я отвечу…

— Но, естественно, не сейчас? — хмыкнула.

— Естественно, — он вальяжно откинулся на спинку сидения. — Посмотри в окно — ты находишшшься в одном из самых красивых городов мира.

Мы въехали в Гнездо…

Искусственные лампочки, которые ночью делали город похожим на сказочный, в дневное время напоминали маленькие зеркала. Казалось, в величии Гнездо соревнуется с солнцем. Острые шпили Маятника ловили больше всего света. Я подумала, что если уколоть палец об одну из этих иголок, Маятник зальёт кровью.

Здание, вросшее в дерево, неравномерное, с разнообразными ответвлениями, арками, тайнами. Но такое красивое!

Так тоскливо, как в тот день, мне в жизни бывало нечасто. Судья привёз меня в город, из которого я убегала, и пытался убедить, что мне нечего бояться. Задать главный вопрос, спаслись ли люди со «Станции 5», я не решилась. Интуитивно чувствовала — слишком рано.

Другое дело Руанн. Несмотря на озабоченность всеми проблемами, несмотря на раны, долгое отсутствие и кучу дел, которые наверняка накопились за это время, он был доволен. И я подозревала, что дело не только в успешном завершении операции — дело во мне.

— Можно опустить стекло?

— Да, — ответил Руанн и сам же нажал на некую кнопку позади. Створки плавно уехали вниз.

Я выглянула в окно. Мы поднимались по склону.

— Мы едем не к Маятнику?

— Нет.

— А куда?

— Я уже отвечал на этот вопрос — ко мне домой… — он сделал паузу. — В то место, которое я привык называть домом.

— И что я там буду делать? — задала я глупейший из вопросов.

— Что пожелаешшь, — усмехнулся и начал импровизировать: — Иногда будешшь выезжать со мной на встречи, где я познакомлю тебя со всеми людьми, которых считаю достойными уважения… — я поморщилась, привычка ящерров называть себя людьми всегда вызывала у меня отторжение. — Хотя и с остальными тебе, к сожалению, тоже придётся познакомиться. Тебе сошшшьют красивую одежду. Ночью я буду снимать с тебя все тряпки, и тогда…

Улыбка резко слетела с его лица. Он увидел, как я вжимаюсь в спинку кресла.

— Лин, — его голос прозвучал серьёзно и собрано. — Никто не посмеет тебя и пальцем тронуть без твоего согласия. Ты понимаешшь?

Я засмеялась — громко, неправдоподобно и жалко. Хотелось закрыть лицо руками или закричать в кулак. Непонятно отчего, но мне было стыдно за его слова.

Ящерр не отреагировал на издёвку. Его беспристрастное лицо так диссонировало с тем, что он говорил.

— Не буду врать — хочу тебя до зубного скрежета. Я жду момента, когда мы останемся одни, и я смогу…

— Сможешь — что?

— Многое смогу… — пауза. — И всё же… Я хочу, чтобы тебе было хорошшшо со мной. На данный момент это моя главная цель.

Я прикусила язык, чтобы не спросить, часто ли у него меняются цели.

Машина остановилась. Я дёрнулась — не знала, как себя вести. Руанн осадил меня взглядом:

— Не волнуйся.

Перед нами открыли ворота. Ощущение было, будто нечто очень важное остаётся за этими воротами. Возможно, моё прошлое.

Глава восьмая

Когда я впервые увидела дом судьи Руанна, я ничего не знала о владельце дома, что бы там ни говорило моё уязвлённое эго.

Я не знала, что слуги у него (не считая охраны) были в основном землянами, что любовниц он предпочитал иметь — иметь! — на работе или в специально отведённых местах, что, в принципе, не очень зависел от противоположного пола.

Я переступила порог его дома в первый день октября. Для меня этот день навсегда останется особенным, ведь он разделил мою жизнь на две половинки: закончилась жизнь Лин — наступила эра Венилакриме.

Хозяин дома вышел из машины первым. Он подал мне руку, от которой я не посмела отказаться, и помог выбраться.

— Мы приехали.

Величавое сооружение покорило. Никакой яркости, никаких ангелов, горгулий или замысловатых арок — надёжное здание из тёмного камня с несколькими башнями. Здание, которое с первого взгляда создаёт ощущение несокрушимости. К центральному входу вели десяток ступенек. Видимо, фундамент очень высокий.

Навстречу вышли люди: и ящерры, и земляне. Чувствовалось — прибыл хозяин дома.

— Пошли, — сказал Руанн и слегка подтолкнул меня вперёд.

Всполошённая хлынувшим от двери теплом, я поняла, как сильно устала и замёрзла. Весьма некстати подумала, что хочу спать… и есть… и помыться. Видимо, не так уж сильно я была напугана, если не забывала об основных потребностях.

Руанн завёл меня внутрь.

В первую очередь внимание привлекли витражи на окнах и замысловатая роспись на высоком потолке. Рисунок отдалённо перекликался со стилем лестницы, ведущей на второй этаж.

Просторный холл, рассчитанный на огромное количество посетителей. В этом виделось нечто греховное — иметь дома подобную красоту.

Навстречу вышла женщина в строгом чёрном платье. Она была уже немолода, но черты лица по-прежнему хранили былую привлекательность. И держалась она не как остальные: никакого раболепия, никаких поклонов до земли.

— Комната готова? — без предисловий поинтересовался судья.

— Да. Мне подобрать для вашей гостьи пароли?

— Нет! — поспешно ответил Руанн. — Я хочу, чтобы дом её принял. Пароли не нужны.

Женщина кивнула и поклонилась. Ящерр — удивительно! — в ответ тоже слегка склонил голову.

Руанн повёл меня через холл на второй этаж. Все мои силы уходили на то, чтобы не глазеть по сторонам, рассматривая обстановку.

— Завтра у тебя будет возможность обследовать весь дом, — пресёк мои попытки замедлиться судья. — Иди за мной, я покажу тебе твою комнату.

Он шёл впереди. Хвоста не видно под одеждой, повязка окрашена засохшей кровью.

— Но должен предупредить: эта комната только на несколько дней, пока не привыкнешшь.

— Хорошо, — пробормотала терпеливо и добавила: — Ну, а дальше куда?

Судья предпочёл не услышать вопрос. Я не настаивала. Что тут непонятного?

Он остановился около двери, обычной непримечательной двери в веренице других.

— Проходи.

Я сделала шаг вперёд… и увидела самую ординарную комнату. Никаких решёток, никаких цепей. Кровать, тумбочка, на ней лампа и несколько книг — раритет в мире планшетников и визуализаторов.

Большое окно, на низком подоконнике раскиданы подушки. Словом, приятная женская комната. Именно женская, обставленная со вкусом.

Руанн остановился в проходе и внимательно следил за моей реакцией. Дал мне несколько секунд, чтобы потрогать покрывало на постели и сдвинуть штору на окне.

— Нравится?

Я бросила на него острый взгляд:

— Мило…

Он кивнул и закрыл дверь. Мы остались наедине.

— Когда мы сможем продолжить разговор, начатый на «Станции 5»? — спросила, лишь бы не молчать. И чего я тряслась как маленькая?

— Скоррро…

Его акцент внезапно усилился. Он знал: мне не нравится факт его присутствия в комнате, но уходить не собирался.

— Там ванная комната, — указал на дверь, — а там гардеробная, — махнул рукой в сторону другой двери. — Все вешщи куплены специально для тебя, — он помолчал. — Я распоряжусь, чтобы принесли еду.

— Ты что же, приказал приготовить мне комнату, когда находился в плену?

Я пыталась говорить шутливо, но получалось донельзя плохо. Руанн обернулся и открыл дверь.

— Как у вас принято говорить… приятных снов.

Я растерялась от его слов, точнее, от того, что ожидала услышать и не услышала. Мне не нравилось ощущение зависшей в воздухе опасности.

— И что же, так и оставишь меня здесь? Без присмотра, без ограничений, посреди гор режущих и колющих предметов? — кивнула на стеклянную вазу. — Только не говори, что доверяешь.

Ящерр обернулся. Знакомый, оценивающий мужской взгляд.

— Ты права, Лин, не доверяю, — он осторожно подбирал слова. — Но ничто не помешает мне сделать твои ограничения предельно незаметными, а условия — максимально комфортными.

— Проще говоря, за мной будут следить, но сделают это в вежливой форме, да?

— Прошще говоря, ты будешшшь видеть только то, что пожелаешшшь. Для всех ты — моя избранница.

— Что за бред?! — нервно повела плечом. — Ты меня не знаешь даже! Ты ничего обо мне не знаешь!

— Вот и буду узнавать. А заодно — ужинать с тобой, обедать и, конечно же, спать.

— Ты неправильно составляешь предложение, — пробормотала желчно, раздражённая его ухмылкой. — Ты будешь со мной спать, а я за это получу возможность обедать и ужинать. Давай будем называть вещи своими именами! А если что-то пойдёт не так — посмотри, как легко сломать мою шею, — и подняла волосы вверх. — Ну же, Руанн, оцени, какая удобная жертва тебе попалась.

Сказав это, я сразу пожалела о вылетевших словах. Ноздри Руанна раздулись, рука, застывшая на ручке двери, от напряжения покрылась вздувшимися венами. Он разозлился.

— Что ж, Лин, если ты не замечаешь усилий, которые я прикладываю, чтобы не напугать тебя… В таком случае, начнём прямо сейчас. Незачем откладывать на завтра то… как там заканчивается поговорка?

Он зло усмехнулся, рывком приблизился ко мне и бросил на кровать. Я даже отреагировать не успела. Придавил телом. Из-за его плеча был виден хвост, болтающийся туда-сюда. Эдакий хищник, ожидающий, когда ему позволят напасть на жертву.

Я не могла пошевелиться. Он наблюдал за моими глупыми попытками выбраться и, кажется, испытывал от этого удовольствие.

— Видишшшь, какая ты слабая…

Мы смотрели друг на друга, он — сверху, я — снизу.

— Вам, земным людям, с детства внушшшшшают, что не стоит вступать в бой… — он сделал паузу, — с ящеррами. Ты же, Лин, постоянно выводишшь меня из себя. А знаешшшь почему? — Руаннн прикоснулся носом к моей шее в обманчиво нежном движении, вот только я чувствовала нити раздражения, опутывающие всю его фигуру. — Потому что понимаешшшь, что тебе за это ничего не будет… — потёрся носом о грудь. — Может, пора оценить то, что тебе дают, и не провоцировать меня?

Мои зубы были сжаты с такой силой, что отдавало в районе шеи. Понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Я отклонила голову в сторону и заговорила:

— Чего ты стоишь, ящерр, если тебя так легко спровоцировать? Поддаёшься на провокации слабой земной женщины, — челюсть болела от того, как сильно я её сжимала. — Чего ты стоишь, судья?

Руанн оскалился:

— Знать бы ешщё, где вырашщивают таких «слабых» женщин.

В один миг он скатился с меня и застыл над кроватью. Я осталась в лежачем положении. Попыталась подняться.

— Лежи.

— Не хочу!

— Либо так, либо я присоединюсь к тебе.

Я затихла. Он запустил руки в свои волосы и сделал несколько быстрых шагов по комнате.

— Я пытаюсь вести себя по-другому, — медленно выдохнул. — Скажи мне, Венилакриме, какой выход из этой ситуации видишшь ты? Из всего этого… — развёл руками, как будто обстановка комнаты могла обозначить «ситуацию».

А мне и не объяснить, что его праздношатающийся хвост каждый раз доводит меня до истерики. Что я, как и другие земные люди, с детства боюсь вида ящерров, что моего названного отца убил один из них, у меня на глазах. А я пряталась, неспособная защитить родного человека. Где люди со станции? Что они… что он с ними сделал?! Ящерр не понимал — не мог понять — что дерзить я начинала не со злости, а от страха. И он определённо не имел ни малейшего понятия о буре, которую поднял в моей душе своим желанием поставить меня на место.

— Вон! — закричала что есть мочи, предчувствуя надвигающуюся истерику. — Уйди прочь! Вон! Вооон отсюда! Вон!

Я продолжала кричать даже тогда, когда осталась одна. Я кричала в подушку, оставляя на белой ткани пятна от пота и грязи.

Белизна постели вызвала неконтролируемый приступ смеха. Я захлёбывалась в диком хохоте, и так до тех пор, пока вид мягкой кровати не стал заманчиво-расслабляющим, но никак не веселящим.

Уснула.

* * *

Утренняя мгла нашёптывала: спрячься под подушку и никогда не вставай с постели. Полчаса я лежала без сна, всматриваясь в пейзаж за окном.

Перед глазами вспыхнуло одно из самых ценных детских воспоминаний.

Я иду по дороге, вокруг много высоких деревьев. Дует очень сильный ветер. Он крошит ветки и бросает в лицо непослушные волосы.

Я не знаю, сколько мне лет, но ощущаю себя очень маленькой. Кто-то ведёт меня за руку. Кажется, с каждым шагом горизонт всё ближе и ближе. Чёткая линия — она приближается, хочет приласкаться к рукам человека, идущего рядом со мной.

Я слышу только одно слово, произнесённое эфемерным поводырём: «Когда-нибудь…». Голос звучит с такой тоской и сожалением, что даже моё детское сознание пронизывает понимание чего-то нового. Некое чувство, о котором я раньше не знала, но оно жило внутри меня, дожидаясь, пока я повзрослею и пойму.

Когда-нибудь…

Когда-нибудь, когда линия горизонта приблизится вплотную.

Когда-нибудь…

С тех пор у меня вошло в привычку в моменты особого неприятия реальности смотреть на горизонт и шептать: «Когда-нибудь». Эти слова в своё время произнёс тот, кому я была дорога. А иначе зачем бы ему вести меня к горизонту и рассказывать, как иллюзорны знания человека о стабильном материальном мире?

Когда-нибудь…

Вставать не хотелось. Я перекатилась на другую сторону постели, полностью отворачиваясь от окна. Взгляд упёрся в стену кремового цвета с очень мелким рисунком. В поле зрения попала картина, на которой были нарисованы лилии в прозрачной вазе. Всё очень реалистично, но, приглядевшись, я заметила небрежные мазки кисточкой — рисунок, а не фотография.

Это было второе пробуждение. Первый раз я проснулась в верхней одежде и ботинках, заляпанных грязью.

Мой запах, вид, моё помятое состояние и резко контрастирующая чистая постель вызвали едва ли не омерзение. Захотелось помыться.

После душа кожа раскраснелась, а волосы от излишнего количества шампуня стали жёсткими. Я вытащила из гардеробной то, что показалось максимально пригодным для сна, зарылась в постель и отрубилась по второму кругу.

Утром всё было… иначе. Спать не хотелось, как и кричать в подушку. Вот так и лежала, понемногу восстанавливая желание жить.

Не знаю, сколько времени утекло, прежде чем я свесила ноги с постели. Впервые заметила аккуратные тапочки, поджидающие меня около кровати. Ощущения от их мягкой подкладки неожиданно вызвали улыбку.

Всё не может быть так плохо. Он помнит, что я спасла его. Не имеет права забыть. С другой стороны, кто ему помешает? А зачем тогда весь этот цирк? Ведь видно же — ящерр заботится обо мне.

Я нашла в гардеробной всё необходимое — бельё, брюки и кофту. И только о заколках для волос никто не подумал, так что пришлось собирать волосы в хвост, используя вместо резинки тонкий ремень с липучкой вместо пряжки.

Минут десять заняли размышления о том, как я себя буду чувствовать, если дверь окажется запертой. Надо было, конечно же, сразу надавить на ручку и не волноваться о несуществующей проблеме, но логика не всегда способна выстоять там, где задействованы эмоции. Так что я смотрела на дверь и упивалась жалостью к себе. Что если дверь заперта? Насколько мерзко я себя буду чувствовать в таком случае?

Я агрессивно нажала на ручку и, действуя по инерции, с тем же решительным видом шагнула в коридор.

И ничего. Никто меня не охранял. Никто не пытался запихнуть обратно в комнату. Вместо этого ко мне подошла — и где она только пряталась? — та женщина, которую я видела вчера. Именно у неё Руанн спрашивал о том, готова ли комната.

Женщина кивнула, жестом приглашая следовать за ней.

— Куда мы идём?

— В малую гостиную, — ответила без колебаний. — Судья Руанн приказал накрыть для вас стол именно там. Он присоединится к трапезе.

— Далеко идти?

— Нет, вас разместили в непосредственной близости от его апартаментов.

— О-о-о, — изрекла глубокомысленно. — А почему не в его апартаментах, если уж мы понимаем цель моего пребывания здесь?

Женщина повернулась ко мне. Ответила бесстрастно:

— Извините, но ответить может только судья Руанн. Я не вправе задавать подобные вопросы, и тем более отвечать на них.

Чётко. Лаконично. Без высокомерного выражения на лице. Без раболепия.

Она открыла передо мной дверь и жестом пригласила внутрь. Я вошла как раз в тот момент, когда Руанн усаживался за стол.

Внимание привлёк пузатый прозрачный кувшин с жидкостью оранжевого цвета. Сок. Я могла по пальцам посчитать, сколько раз в жизни пила этот напиток. Взгляд переместился на остальные атрибуты сервированного стола. Белая скатерть. Вкусные запахи и наверняка не менее вкусные блюда.

Много света. Красиво. Аккуратно.

И Руанн. Он другой — чистый, одетый с иголочки, так идеально вписывающийся в этот мир.

Ненавижу ящерров!

— Доброе утро, Лин. Как спалось? — спросил, наливая в стакан сок.

И снова это чувство — будто путнику, пересекающему пустыню, неожиданно вручили стакан холодной воды. Я презирала ящерров, но Руанн… Лишь увидев судью, я вспомнила, почему спасала его… думала, что спасаю. А ящерр будто читал мои мысли. Оттого, наверное, он выглядел таким довольным.

— Хорошо спалось, — сказала, приближаясь к столу. Было приятно на него смотреть. И это ужасно злило. — Я очень голодна.

Казалось, ящерр испытывал аналогичные чувства. Он тоже был голоден, и ему тоже было приятно на меня смотреть.

— Мы это исправим, — прищурился довольно.

Он встал, отодвинул стул и помог мне сесть. Будто случайно, коснулся моей шеи, неприкрытой свитером. От его касания по коже забегали мурашки. Закружилась голова.

— Лин, всё хорошшшо? — он озабоченно всмотрелся в моё лицо.

— Всё хорошо.

— Посмотри на меня… Ты не больна?

Я засмеялась. Непонятно отчего, но мне хотелось засмеяться, это была почти физическая потребность.

— Судья Руанн, успокойтесь. Вам по статусу не положено суетиться вокруг земной женщины.

Ящер хмыкнул и занял свободное место рядом со мной.

— Преимушщество моего статуса в том, Лин, что я могу вести себя так, как пожелаю.

Я посмотрела на него. Да, этот осознает все преимущества.

Головная боль почти полностью прошла, а с её уходом испарилась и моя подозрительность. Ситуация показалась намного проще. И непонятно уже, отчего я пролежала всё утро в постели, всматриваясь в горизонт и предаваясь детским воспоминаниям. Нужно радоваться последнему осеннему месяцу.

Мы делали вид, что я — просто гостья, а он — заинтересованный во мне кавалер. Предпочли на короткое время забыть историю наших отношений.

Я не решилась портить весьма припозднившееся утро злобными комментариями. Кощунством выдалась сама идея омрачить столь прекрасный момент.

Руанн внимательно на меня посмотрел.

— Что-то ешшщё?

— Я… хм… Я испачкала постель. Уснула в грязной одежде.

Ящерр усмехнулся.

— Я распоряжусь, чтобы её перестелили. Если будут вопросы, касающиеся быта, обращайся к Вознице.

— Вознице?

— Согласен, странное имя…

— Ты имеешь в виду ту женщину, которая меня сюда проводила?

— Да. Она заведует домом, любые вопросы — к ней.

— Хорошо, Руанн, я учту.

Он бросил на меня странный взгляд.

— Никогда бы не подумал, что мне будет так приятно слышшшать собственное имя.

Я боролась с желанием улыбнуться. Вместо этого схватила стакан сока и сделала несколько поспешных глотков. Руанн последовал моему примеру.

Я наблюдала за его действиями с интересом. За тем, как он ест, как наслаждается горячим кофе, как орудует вилкой. Почему-то его руки казались особенно сильными именно тогда, когда он занимался обыденными делами.

— Если ты и дальше собираешься столь внимательно за мной следить, объясни, по крайней мере, причину.

Не понимает? Действительно не понимает?

— Прекрасная комната. Тот же сок на столе…

— Удивлена, что не завтракаю сердцами убитых мною врагов?

— Ты же знаешь, что у меня были… есть причины так думать.

Руанн отставил в сторону чашку с кофе.

— Да, знаю. И буду рад развеять все мифы, которыми тебе забили голову на «Станции 5». Попробуй сыр, это очень вкусно.

Я взяла ломтик и аккуратно откусила. Была бы одна — ела бы не так опрятно.

— Ну как?

— Гадость редкостная.

Мы улыбнулись, он — с некоторым умилением, я — с принятием того факта, что мне нравится быть причиной его радости. И все же радость, как в сказках, не может длиться вечно.

— Почему рядом с тобой я чувствую себя так…

— Легко? Беззаботно? Спокойно?

Он говорил со знанием дела и с лёгким флёром улыбки, внимательно изучая мою реакцию. Забывшись, я съела ещё несколько кусочков сыра. На этот раз во рту появилось приятное послевкусие.

— Там, на «Станции 5», твоё прикосновение как будто…

— …вернуло тебе желание жить? Всё вокруг внезапно показалось ярким и красивым?

— Да! — почти выкрикнула, удивлённая тем, как точно он передал мои чувства.

— А ещё тебя тянуло в лес и, сама того не замечая, ты начала громче и чаще дышшать. Ты испытала апатию и раздражение, даже ненависть, и всё равно не могла обо мне не думать.

Я смутилась. Ящерр говорил о моих чувствах как о зависимости. Как о факте, не поддающемся опровержению.

— И тебя, естественно, удивляет, почему я понимаю твои чувства?

— Разве ответ не очевиден?

Ящерр кивнул непонятно чему.

Он пододвинул мой стул ближе к себе, так, что наши ноги соприкоснулись. Его рука с едва заметным серебристым отливом легла на моё колено.

Дождь, моросивший с самого утра, внезапно перешёл в полноценный ливень. Тяжёлые капли-гранаты с силой застучали по окнам. Руанн схватил мою руку и крепко её сжал обеими ладонями.

— Лин, с самого начала я испытывал то же самое. Используя местные, земные, понятия, скажу — я влюблён в тебя. И ты, хоть и не признаёшшь вероятность подобного, тоже влюблена в меня. Я это знаю и не усомнюсь, как бы ты себя ни вела и что бы ни говорила.

Тишина.

— Я не могу… — голос охрип. — Не могу поверить в подобное.

— А ты не верь, — сказал, позволяя себе скупую улыбку. — Главное, знай, что чувствую я.

Он встал. Обошёл меня и остановился позади. Его руки оказались у меня на плечах.

— Лин… Венилакриме. Я желал быть с тобой с самого первого дня… даже не осознавая… Я бредил тобой, находясь в той проклятой клетке… И большше не могу терпеть.

Перед глазами всё расплывалось. Понемногу накатывало физическое желание, а вместе с ним — тупая боль в районе затылка. Я не понимала почему.

— Лин, — звучал хриплый голос. — Пожалей меня, Венилакриме…

Резкое движение — он схватил меня за талию и поставил на ноги, развернув к себе лицом.

— Не бойся…

Второе резкое движение — усадил на стол и втиснулся между ног. Близко, очень близко. Боль усиливалась. Желание — тоже.

— Лин, — его рука в моих волосах. Он вынудил меня запрокинуть голову и посмотреть ему в глаза.

Есть ли у женщины шанс устоять перед умным, привлекательным, влиятельным мужчиной? А если он к тому же восхищает своим поведением, манерами, хищными повадками?

Этот ящерр умел восхищать. То, как он двигался, как реагировал на нападки недругов, как добивался поставленных целей.

Он взял меня на руки. Даже не спрашивая, я знала, куда меня несут. Руанн вышел из комнаты, мы в коридоре, ногой он толкнул дверь. Прошло всего мгновение — и моя спина уже прижата к мягкому покрывалу его кровати. Какой удивительный контраст — сильные руки и мягкая постель.

Головная боль почти не мешала…

Почти…

* * *

Желание получить её в полное распоряжение накатило на ящерра во время первой встречи, когда она стояла в толпе людей на рынке, сражаясь со своими страхами. Собственнический инстинкт, как поговаривали, столь несвойственный беспринципному судье, сработал на полную катушку.

Патрульного, предъявлявшего на неё права, хотелось задавить. А ведь существует негласный закон — можно всё, но не у всех на виду.

Особенно разжигало кровь то, что она убежала. Земная женщина умудрилась исчезнуть, и никто из олухов-сопровождающих не препятствовал этому.

Руанн не сразу поверил в случившееся. Он раз пять переспросил, действительно ли её нет поблизости. Может, ждёт где-то за углом, польщённая и напуганная вниманием судьи?

Не было. Убежала.

Попав в плен, он понял, что эта солдафонша, имени которой он так и не узнал, занимает слишком много его мыслей. В самом начале Руанн ошибочно решил, что это заурядное желание. Возможно, та самая жажда обладания, о которой так любили рассказывать соплеменники. Руанн никогда не понимал подобного, а уж назвать его влюбчивым не посмел бы даже законченный романтик.

Он пытался контролировать свои эмоции, уверял себя, что не ждёт её появления, и ему плевать, куда запропастилась девчонка, наивно возомнившая, что смогла захомутать судью. Задевало ещё и то, что она не желала его видеть. А ведь могла, если бы захотела. Так неужели он — тот, кто попался, тот, кто заинтересован больше?

Встретить её среди обычных людей — каковы шансы?

Когда судья понял, что произошло, испытал смесь радости и — подумать только! — страха. Повезло, не каждому так фартит, и всё же его благополучие теперь полностью зависело от девчушки, пытающейся играть во взрослые игры.

Играла неплохо, судя по комментариям, отпускаемым его смотрителями на «Станции 5». Они её уважали, гордились ею, к ней прислушивались. Пришлось вспомнить, что именно он читал в её досье, но тогда всё представлялось по-другому. Его не впечатлили успехи мелкого руководителя, жизнь которого Руанн собирался походя сломать в ходе операции.

Когда в Гнезде стало известно, что он попал в плен, начались неформальные переговоры с Главой. Маятник требовал немедленного возвращения своего идола, но у Руанна были свои цели.

Удивительно, но Глава защищал девушку, никак не поддаваясь на уговоры. Он требовал, чтобы в случае побега Лин могла уехать с ним.

— В роли кого? — взбесился Руанн. Старик ей в дедушки годился.

— В роли воспитанницы, — хмыкнул Глава. — Я бы её и пальцем не тронул — слишком уважаю опекуншу девушки.

— Тогда сделай так, чтобы она каждое утро приходила ко мне. Иначе тебя постигнет участь остальных членов вашшшей обшщины.

— А не много ли ты на себя берёшь, ящеррка? — разозлился Глава. — Ты пока только словами разбрасываешься, находясь на нашей территории и в нашей клетке, — и стукнул тростью по прутьям решётки.

— Разве с тобой не связывались?

Глава бесстрастно сдвинул брови, а пленник продолжил:

— Как ты думаешшшь, кто сдерживает загоны терциев от вторжения на вашшу хило упрятанную территорию? Да-да, атаковать будут именно они.

— Вы нас десятилетиями найти не могли! — разозлился Глава.

— Да, но всё же нашшли, — ухмыльнулся Руанн. — И даже смогли завербовать вашего человека.

Глава потёр переносицу. Он из последних сил пытался успокоиться.

— А если она не придёт — голодать будешь, ящерр?

Руанн не обратил внимания на эти слова.

— Сделай так, чтобы она пришшла!

И она приходила. Злилась, но приходила. Ставила перед ним поднос с едой и ждала в кабинке на проходной, пока он поест. Сидеть рядом не хотела.

Руанн потихоньку сходил с ума. И хоть знал (должен был знать), что она испытывает то же, что и он, решил проверить её, разыграв карту с затоплением станции.

Он ждал с нетерпением, и даже для себя не нашёл ответа на вопрос: что будет, если она наплюёт на всё и не придёт, чтобы спасти его, Руанна, от неминуемой смерти? Что он сделает? Неужели откажется от девушки?

Нет, не откажется, с сожалением пришлось констатировать судье. Не сможет.

Но она пришла. И Руанн испытал такую отчаянную смесь радости и желания защитить, что на миг стало страшно. За себя. За неё.

Сбылось самое древнее и самое почитаемое предсказание их предков. Это она!

Глава девятая

Просыпаться в его объятьях.

Завтракать и обедать рядом с ним.

Доверять и быть той, кому доверяют.

Обнимать, когда пожелаю, и знать, чувствовать, что любима.

Спать с ним… Дотрагиваться до его кожи.

Чувствовать его. Понимать его.

Быть под его защитой.

Ждать его. Желать его. Радовать его и радоваться вместе с ним.

Заботиться о нём.

Ощущать его заботу…

Куда делись люди со «Станции 5»?

* * *

Я проснулась… рядом с Руанном. Несколько секунд ушло на осмысливание ситуации. Захотелось растянуть миг бездействия.

Я люблю тебя, ящерр. Странно, что я осознала правду так быстро. И это не просто слова. Я под твоим влиянием, в твоих руках. Какая сила привяжет тебя ко мне надолго?

У тебя власть, ты нужен целому городу, ты отдаёшь приказы.

Я — часть другого мира. Ещё несколько месяцев назад я боялась даже вида ящерров, а сейчас просыпаюсь в обнимку с одним из них.

Какая сила способна удержать твой интерес надолго? Что будет со мной, когда ты уйдёшь наигравшись?

Я всегда верила в равенство. Вызывающий восхищение мужчина должен быть с женщиной, которой так же безоговорочно восторгаются. Я тебе не ровня.

С тобой тепло… надёжно. Я прячусь от вашей системы, а ты — часть этой системы — защищаешь меня.

Надолго ли?

Заходить в твой дом, когда ты собственноручно открываешь дверь, и чувствовать, как важно для тебя моё одобрение.

Надолго ли!?

Я приподнялась на руке, разглядывая комнату, в которой посчастливилось проснуться.

Его комната. Высокий потолок, метра четыре, наверное. Занавески насыщенного винного цвета. Открытое окно, откуда дул сильный ветер, он гонял шторы то вверх, то вниз.

Мы уснули в окружении ветров. На улице осень — пронизывающая, неспокойная, а я и не заметила, потому что с ним — тепло.

Надолго ли?

Я повернула голову и встретила его внимательный взгляд. Руанн думал, что понимает меня:

— Хочешшь убежать?

— Возможно…

— Извини, но у тебя вряд ли получится.

Великий судья грубо схватил меня за талию и припечатал к себе. Я затихла у него под боком. Помолчали. Мне не хотелось вставать с постели и встречать мир, в котором я оказалась без малого два дня назад.

— Всё слишком быстро… — пробормотала, разглядывая его пальцы: крупные, с серебристым оттенком.

— Наоборот, всё слишшшшком медленно… Представь, каково было мне — сидеть в клетке, маяться от безделья в ожидании, когда ты появишшшься.

— Ты не создавал впечатления мающегося от безделья, а тем более — ожидающего.

— Не хватало только раскрывать все карты, — прищурился Руанн. — Ты бы сразу начала вить из меня верёвки…

— Как же! Попробуй свить из тебя верёвки!

— Ну, — он перекатился и навис сверху, — если хорошшшшенько постараться…

* * *

На этом история могла закончиться. Я смирилась и доверилась мужчине, обещавшему посадить меня в клетку. Так тривиально, так естественно — сдаться в руки сильнейшего.

Но!

Всегда бывает «но».

Я лежала в предрассветной мгле, в абсолютной тишине, и дыхание Руанна было единственным, что нарушало утренний покой. Свет заглядывал в комнату сквозь занавески… Это было так прекрасно, что даже становилось страшно.

Меня беспокоило, как быстро я покорилась. И я не имела права откладывать разговор о том, что произошло на «Станции 5». Даже окунувшись в омут нового чувства, я не переставала волноваться о Вире, о Четвёртой и даже о Шестом с его золотыми коронками на зубах.

Правильную девочку Лин в буквальном смысле глушило чувство долга. Я задавалась вопросом: что происходит? Почему всего за несколько дней я так сильно изменилась? Почему, когда я с ним, постоянно держу рот на замке?

«Лин, что с тобой? На станции была Вира, женщина, заботившаяся о тебе столько лет! Твоя приёмная мать! Неужели ты забыла?»

Понемногу накатывала головная боль. Я представила, как передо мной развернулась глубокая чёрная воронка, и из неё начало вываливаться осознание того, в какую ситуацию я угодила.

Внезапно я почувствовала движение рядом. Руанн проснулся. Он посмотрел на меня сонным взглядом и, видимо, увидел нечто, что ему не понравилось. Судья прикоснулся к моему лицу и притянул ближе к себе.

Воронка исчезла. Исчезли сомнения. Мне удалось убежать от предрассветной мглы.

* * *

Ранним утром я застала Руанна за завтраком. На третий день моего пребывания в доме он собирался на службу. До этого проводил всё время со мной — показывал дом, рассказывал о себе… Я слушала. Молчала и слушала.

Две ночи вместе, а как много всего изменилось.

Руанн дал понять, что график у него нестабильный. Иногда он решал вопросы дома, но часто был вынужден ездить в Маятник. У него обязанности. Он не говорил об этом вслух, но я догадывалась, что в ближайшее время все его дела и разговоры будут касаться последней операции.

«Станция 5». Он должен отчитаться.

Я подошла к своему судье и положила руки ему на плечи. Он моментально напрягся и так же быстро — расслабился. Это было не отторжение, скорее удивление.

Ночью я прикасалась к этим плечам и целовала без чувства стыда. Но утром, когда мы были в одежде, не могли закрыть глаза и предаться страсти, всё ощущалось иначе.

Две ночи вместе. Ни о каких привычках не может быть и речи. Что бы мы ни делали — всё вызывало удивление.

— Когда вернёшься?

Ящерр поцеловал мою руку. Посадил к себе на колени.

— Поверь, как можно быстрее… Вот так, прогнись немного…

Я выгнулась. Его рука скользнула по шее…

Завтрак позабыт, тарелки отодвинуты в сторону. Он усадил меня на стол перед собой, раздвинул ноги и встал между ними. Крепко поцеловал. Беспокоившая меня с утра головная боль почти исчезла. Кажется, я научилась с ней мириться.

Его поцелуи перемежались моими воспоминаниями. Прогулки по осеннему лесу, желание надышаться на несколько дней вперёд, мысли о необычном ящерре, запертом в клетке.

В момент, когда Руанн уже едва сдерживался от желания, я прошептала:

— Куда делись люди со «Станции 5»?

Его руки замерли, взгляд сфокусировался на моем лице. Ощерился.

— Учишься быть хитрой?

К чёрту всё — учусь!

— Скажи правду, и мы попытаемся двигаться дальше, — я схватила его за одежду и притянула к себе практически вплотную. — Ты не сможешь скрывать от меня вечно…

Ящерр разглядывал меня с непонятным выражением на лице.

— Ты права, я не смогу скрывать от тебя вечно…

Затем очень медленно отодрал мои руки от своей рубашки. Одним глотком допил странную густую жидкость в чашке и направился к выходу.

— Сейчас я должен идти. Венилакриме… — голос смягчился, — вечером. Я даю тебе своё слово — вечером.

И вышел.

* * *

Не могу сказать, что ждала судью, будучи как на иголках. За время его отсутствия у меня появилась возможность ещё раз обследовать дом и даже запомнить расположение некоторых комнат.

В жилище Руанна все подчинялись определённой иерархии. Эта иерархия устанавливалась годами, и лишь ко мне не знали, как относиться. В один миг я перепрыгнула все общественные ступени и оказалась на самой верхушке.

Руанн преподносил меня как второго человека в имении. Но и он, и я понимали, что это не так, хотя бы потому, что за мной следили все кому не лень: ящерры, жуки, земляне. Да ещё и камерами был утыкан каждый закуток.

Бедная Возница, она была вынуждена ходить за мной по пятам и объяснять устройство дома, а также основы ящерриного миропорядка.

Из её рассказов я поняла, что всё не так, как кажется. На первый взгляд, жизнь ящерров и земных практически ничем не отличается. Казалось бы, та же еда, одежда, транспортные средства, обстановка в доме. На самом деле всё другое. Вместо кофе — непонятная каффа, вместо замков — необычные коды. У них другие верования, отношение к работе и свободному времени. Даже стричься им можно только в особые дни.

Иногда эта терпеливая женщина останавливалась посреди комнаты или коридора и указывала на мелочи, на которые я бы не обратила внимания.

— …А вот эта картина на стене — из разрушенного города.

— Какого города?

— Вы, наверное, и не слышали о нём. Назывался Мыслите. Ударение на первом слоге… Мыс-ли-те.

— Почему же, слышала. Именно рядом с этим городом находилась трагично разрушенная «Станция 17».

Женщина усмехнулась. Думаю, ей понравилась моя осведомлённость.

— Судья Руанн собирает антиквариат из Мыслите. Многое, конечно, было утрачено, сгорело или попросту сложно достать.

— Ну да, наш ящерр испытывает особое пристрастие к тому, что сложно достать.

— У нашего ящерра есть такое свойство, — хмыкнула собеседница. — Но на Мыслите действительно стоит обратить внимание. Единственный город, построенный совместно землянами и ящеррами.

— Интересно. А что там сейчас?

Женщина посмотрела на меня… странно. Я не поняла этого взгляда.

— Город реставрировали, восстановили величие. Но судья считает, что теперь это просто большой населённый пункт, не более.

— Возница, а вы как считаете?

Слабая улыбка украсила лицо управляющей.

— Мыслите — единственный город, виденный мной, мощь которого имеет право соревноваться с Гнездом… Но там свои законы, своё правление. В этом городе не особо хорошо относятся к земным людям. Какая ирония судьбы, не так ли?

— Пожалуй.

— Вы ведь слышали, наверное, о соревнованиях? — спросила она осторожно.

— К сожалению, нет.

— Может, оно и к лучшему. Лучше вам не знать, какими жестокими бывают судьи.

От этой фразы повеяло чем-то личным. Мне стало неуютно, будто я подслушала чужой разговор.

Мы молчали. Шли дальше. Мне была интересна тема разговора и я очень хотела её продолжить.

— А вы как туда попали?

— В Мыслите?

— Да.

— Ездила с судьёй. Он вынужден там бывать время от времени, — пауза. — К тому же там живёт мой муж с дочерью.

— Ох. А почему…

— Так сложились обстоятельства, — прервала управляющая и ускорила шаг. В её голосе послышались нотки раздражения.

— Ясно…

Возница оказалась неглупой женщиной. Хоть и по приказу, она исполняла свой долг весьма тщательно. Проявила завидное терпение, объясняя, кто за что отвечает, и чем, при желании, я могла бы занять свободное время. Например, упомянула о цветах в оранжерее, о роскошных купальнях под прозрачными куполами. Намекнула, что Руанн был бы рад, если бы я поездила по городу и порадовала себя чем-то: одеждой, едой, другими забавами…

Я удивилась тому, что Руанн позволил мне выезжать, о чём не преминула сообщить Вознице.

— Меня это тоже удивило, — осторожно ответила управляющая. — Это говорит об уважении с его стороны. Но…

— Что?

— Не думаю, что вам позволят выезжать одной. Насколько мне известно, вам полагается охрана… — заметив, что я раздражена упоминанием об охране, она поспешила сменить тему. — Если пожелаете, я могу дать список ювелирных магазинов…

— Посмотрите на меня. Неужели я похожа на человека, желающего обвешаться золотом на третий день рабства?

Женщина дёрнулась при слове «рабство».

Ближе к вечеру моя нервозность достигла предела. Я была взвинчена, снова болела голова. Было ощущение, что чем дольше нет Руанна, тем чётче я осознаю странности собственного поведения. Как я могла всего за несколько дней превратиться в домашнего зверька?

Управляющая это видела.

— Не стоит воспринимать всё так…

— Определённо? А как я должна всё это воспринимать? Вы же прекрасно понимаете — меня сюда ради развлечений ящерра привезли.

Возница поджала губы.

— По крайней мере, вы можете противостоять его влечению. Большинству и это недоступно.

— Почему вы думаете, что могу?

— Потому что видела, как это бывает. Привлечённая девушка — глупа, она ничего не видит и не знает, ей только ящерр нужен. Вы, насколько я могу судить, не такая.

— Не такая, — ответила я, думая о своём. — Скажите, надолго он отлучился?

— Обычно в шесть судья уже возвращается домой, — ответила Возница. — Но бывает, и до ночи там засиживается. Маятник ведь очень близко, Руанн потому и выбрал этот дом.

— А где он жил раньше?

— Он хозяин имения уже очень давно. Жил здесь, когда я начала у него служить.

— Сколько в таком случае Руанну лет?

— Сложно сказать… Я поступила на службу почти двадцать лет назад — переехала в Гнездо из другого города.

Возница вошла в гостиную. Я — следом.

Большая светлая комната, приятная, ненавязчивая. По центру стол, на столе — тарелка с фруктами.

Я схватила яблоко и жадно вгрызлась в сочную мякоть. Кислое. На станции мы были ограничены в свежей пище, а у Руанна еда валялась на каждом углу.

— Мне кажется, он… жесток, — выдавила я из себя. Женщина замерла. — Не волнуйтесь, Возница, это был не вопрос — так, констатация факта.

В комнату вошла девочка-подавальщица с подносом в руках. Оказывается, Руанн приказал подать ужин именно сюда.

— Извините, но я должна накрыть стол к приходу судьи. Это мои прямые обязанности, — сказала Возница, приступая к сервировке. Девчушка-подавальщица была у неё на подхвате.

Я наблюдала, как они накрывают стол: блюда с использованием ингредиентов, которые земным людям достать просто нереально, фарфоровые чашки, серебряные столовые приборы. Девочке-служанке лет шестнадцать… ей бы учиться, а не столы сервировать.

Я взяла из тарелки второе яблоко. Оно оказалось очень сочным — сок стекал по пальцам, оставляя липкий след. Я хотела казаться расслабленной, как будто для меня всё привычно, но на самом деле…

Своей вольготностью и дерзким поведением я пыталась скрыть чувство неуместности своего нахождения в этом доме. Сделалось противно… Я стояла и смотрела, как они накрывают шикарный стол для судьи Руанна, которого мы, бунтовщики, несколько дней назад держали в клетке.

На мне чистая красивая одежда. Я ничем не занята, и впервые за много лет мне не нужно никуда бежать. Но я ничего не контролирую, полностью подвластна чужой воле.

«Неужели ты ожидала другого? — задавалась я вопросом. — Очнись, Лин, он ведь судья! Правитель и вершитель судеб. Живая легенда! Он что, по-твоему, должен себе сам пуговицы пришивать и обувь чистить?»

Я положила недогрызенное яблоко на стол. Капельки сока стекли на белую скатерть, куда сразу устремились взгляды всех присутствующих в комнате.

Ни Возница, ни служанка ничего не сказали, не упрекнули ни словом, ни делом. Они молча убрали все блюда, что были на столе, обратно на поднос, и начали снимать белоснежную скатерть, чтобы заменить её другой.

Из-за нескольких капелек сока!

В руках умелой управляющей другая скатерть. Она резко расправила её над столом — ткань брызнула в воздухе белым цветом, а затем медленно опала на дубовую поверхность.

Всё было сделано молниеносно. В один миг. Наблюдая за тем, как «старая» скатерть с несколькими капельками сока исчезает где-то под тележкой, скомканная и ненужная, я поняла, насколько мы с Руанном разные. И дело не только в принадлежности к разным видам, но и в банальных привычках.

Я — не изысканна. Я жую яблоки стоя, а не разделяю на кусочки ножом над блюдцем. Я — это старая скатерть с капельками сока.

Как долго?

Как долго?!

Я вышла из столовой. Рванула в комнату — ту, в которой ночевала в первый день. Дорогу запомнила, уроки Возницы не прошли даром. Мысль о его спальне вызвала отвращение.

Почему так болит голова?

Открыла дверь. Удивилась тому, как быстро они перестелили постель. Опять белоснежные наволочки. Стало интересно, где моя старая одежда? Тоже выбросили в мусорное ведро? Мои ботинки и свитер окажутся на свалке, той самой, через которую мы с командой пробирались в Гнездо?

Я села на кровати в позе лотоса, прямо передо мной — окно. Сумерки. И чёткая линия горизонта.

Когда-нибудь!

Когда-нибудь?

А если это «когда-нибудь» не наступит? Если мой удел — попасть под влияние ящерра? Ведь так и произошло? Ну не мог, не мог здравомыслящий земной человек пойти на измену, ослушаться приказа ради ящерра.

Не мог? Мог?

Когда-нибудь.

Горизонт завораживал. Красное небо — как глаза заплаканной женщины. А почему, собственно, женщины? Мужчины тоже плачут, но не так элегантно.

Я не следила за временем. Лишь наблюдала, как солнце медленно прячется за горизонт. Сейчас оно уже там, где мой таинственный сопровождающий из эфемерного воспоминания обещал это самое «когда-нибудь».

Когда-нибудь.

Я в темноте. Солнце зашло. Единственный свет, нарушающий мерное наступление кромешной тьмы, — тонкая полоска из-под двери и глухое освещение с улицы. Мне хорошо во мраке.

Несколько раз мимо закрытой двери шмыгали люди, громко шуршала обувь, но никто не заходил. Уверена, они знали, где я, но кто ж рискнёт?

Я знала, кто рискнёт. Его и ждала.

Послышался скрип — дверь открылась. Свет из коридора осветил комнату. Как же долго тебя не было, ящерр. Не поворачиваясь, я обратилась к новоприбывшему:

— Здравствуй, судья Руанн, — погас фонарик на улице. — Что со мной происходит?

Пауза. Шорохи.

Дверь закрылась. Свет из коридора тоже исчез, и мы опять в кромешной темноте.

— Лин, я не могу… — он потянулся ко мне. Я почувствовала — хочет прикоснуться.

— Нет! Не трогай! — вскрикнула, отодвигаясь от протянутой руки. — Сначала поговорим. Просто ответь: я нахожусь под твоим влиянием? Да или нет?!

— Лин…

— Да или нет?

— Всё не…

— Просто ответь, долбаный ящерр!

— Да! Да, находишшшься! — рыкнул и добавил сердито: — Как и я — под твоим!

Я резко отвернулась от окна. Взглянула на Руанна. Вокруг слишком темно, но это не помешало мне догадаться, какое у него выражение лица.

Недолго думая, судья подошёл ближе, сел позади и положил руки мне на плечи. Делал это медленно, опасаясь, что я могу взбрыкнуть. Я не взбрыкнула, и его руки обняли меня.

— Я расскажу… — прозвучал уверенный голос у меня за спиной.

Глава десятая

— Мы с тобой не должны были встретиться, это произошшло случайно. Вы вышшшли на операцию раньше времени, вашшу группу тогда ещё не успели засечь. Мы знали, что вы должны появиться, у меня на столе лежал файл с твоим именем и предположительными вариантами развития событий. Для Маятника было важно получить все допуски и застать станцию врасплох. Если бы мы начали ломиться в открытую, Глава назначил бы план эвакуации, и к тому времени, когда мы были бы внутри, там бы уже никого не осталось. Поэтому мы решшили позволить вам проникнуть в Гнездо и проследить за вами до станции. У вашей группы были все допуски — то, что мы искали. Но вы изменили план и вышшли на операцию раньшше времени. Насколько я понимаю, ты перестала доверять нашшему человеку. Правильное решение, ведь он до последнего саботировал операцию. К тому же в городе вы разделились, а это отвлекло от лишшшних подозрений. В Гнезде почти двадцать миллионов людей — естественно, за всеми не проследишшшь.

Он сделал паузу.

— Лин… Я даже подумать не мог, что ты — часть операции, над которой я в то время работал. Это странно, если поразмыслить. Не могу сказать, что отличаюсь сильной страстью к городским представлениям. Тем не менее, в тот день я вышшел из машшшины и решшил прогуляться по рынку. Меня будто магнитом тянуло на плошщадь. Я шшёл, посмеиваясь над самим собой. Но продолжал двигаться вперёд. Как я теперь понимаю, — к тебе.

Я помнила свои ощущения. Для меня всё было совсем по-другому. Не было никакого ожидания, никакой магнит меня никуда не тянул, но, может, я была слишком напугана в тот момент?

— Девочка, ты даже не представляешшшь, каково это — видеть человека впервые и чувствовать, что он — твой. Меня сразило ошщущение того, как ты мне дорога. Будто я всю жизнь нуждался в твоём присутствии, но не знал об этом. Я видел в твоих глазах протест, меня удивила дерзость, с какой ты смотрела в глаза тому ящерру. Люди в Гнезде… одомашшшнены, так сказать, они на нас давно так не смотрят. Я приказал тебе ждать, пока я поговорю с патрульным. У нас, ящерров, сушшществует понятие чести, поэтому, хоть патрульный и принадлежал к низшшему сословью, я должен был уладить вопрос мирно, не оскорбив заявившшего на тебя права.

— Честь? То есть забирать девушку против её воли — это честь? Руанн, это насилие!

— Да почти никто и не сопротивляется! Мы даже влечение не всегда используем.

— Надо же! Ну, тогда это всё меняет! — мой голос сочился сарказмом. — Теперь всё становится на свои места. Со мной ты планировал так же себя вести?

— Вначале — да. — Руанн крепче сжал мои плечи. — Я представлял, как заберу тебя к себе и наконец-то смогу отпраздновать назначение на пост судьи. В мыслях уже представлял… — он сделал паузу. — К счастью, ты убежала…

— К счастью? — я хотела обернуться и посмотреть ему в глаза, но он не позволил. Сильные руки лежали у меня на плечах подобно многовековым камням.

— К счастью, ведь обстоятельства сложились так, что я смог увидеть тебя в действии. Не только как женшщину, но и как сильную личность.

Он наклонился ко мне. Горячее дыхание согрело ушную раковину.

— Ты проявила находчивость, благодаря которой вашша группа проникла в Гнездо, не будучи замеченной. Ты сумела взять меня в плен. Догадываюсь, как тяжело тебе далось это решшшение, ведь я — выгодный, но и весьма опасный пленник. Однако ты не учла последствий — станцию рассекретили сразу после моего пленения.

Мне снова захотелось обернуться и посмотреть на него, но Руанн опять не разрешил.

— Лин, они бы тебя убили. Не просто свернули шею за моё похищение — устроили бы тебе ад. Пытали. То, что ты захватила судью, заставило Маятник активизироваться. Это раздразнило. Ты не совсем понимала, кто я, — возникла пауза. — И сейчас не понимаешшь. Маятник направил к Главе переговорщиков, они выстроили систему зашшщиты…

— Но ты долгое время не позволял захватить станцию. Теперь объясни почему? Ни за что не поверю, что ради человеческой женщины…

— Мне нужно было кое в чём убедиться.

— В чём же?

— Лин… Помнишшшь нашше прикосновение? Что ты тогда почувствовала, помнишшшь?

— Помню. И до сих пор не понимаю…

Спиной я ощущала его тело, слышала дыхание. Его руки были у меня на плечах — горячие, сильные.

— Когда мои подозрения подтвердились, я сразу же дал добро на захват «Станции 5». И опять всё пошшшло не так. Во-первых, тебя не было на станции, когда мы занимали посты. Я приказал, чтобы тебя схватили ещё на переправе через мост, но… вскоре изменил своё решение. Венилакриме… я не собирался тебя отпускать. Я бы забрал тебя с собой в любом случае, даже если бы ты не явилась за мной. Даже если бы проклинала и ненавидела. Но… я не хотел этого. Хотелось твоего добровольного согласия…

— Поэтому… поэтому ты решил меня проверить?

— Да. И когда ты пришшшшла спасать меня — я понял… что бы это ни было, оно взаимно.

— Ты… ты бы меня что, на цепи держал, если бы не… не уверовал в мои чувства? Какие к чертям чувства, если я сама не знаю, зачем вернулась за тобой?

Я понимала — Руанн раздражён.

— Ты склонна врать сама себе. Плохая черта характера.

— Так не терпи! Я могу прямо сейчас покинуть этот дом.

— И куда ты пойдёшшшшь? — хмыкнул ящерр. — Каким бы хорошшим солдатом ты ни была, в Гнезде ты всего лишь земная женшщина. Молодая и привлекательная. Строптивая, как раз для гурмана. «Станция 5» разрушшена, у тебя не осталось дома. Теперь я — единственный, кому ты нужна. Таково положение вещей. Вне Гнезда — другие города. Нашшши города. С нашшшими же правилами.

Его слова пришибали. На протяжении нескольких дней мне удавалось гнать жестокую реальность прочь. А теперь он бросил правду мне в лицо. Некуда прятаться, некуда идти.

— Но это ты виноват, что у меня нет дома, — прошептала. — И сейчас ты хитришь, — «не жалеть себя, Лин, только не жалеть», — намекая, что за каких-то несколько дней я стала зависимой от своего злейшего врага! Ведь это ты, Руанн, разрушил мой дом, ты сделал меня зависимой.

— Лин, — его голос смягчился, — вы полезли в Маятник, не мы к вам. Мы виноваты лишшь в том, что не позволили вам проникнуть в нашш город.

— Но ведь вы захватили нашу планету! — я повысила голос. — За каких-то пятьдесят лет вы превратили всё население в рабов. Это наша планета! И тебя, — фразы превращались в острые ножи, — здесь быть не должно.

— Вот тут ты права, — выдохнул устало. Его мои слова не впечатлили. — Меня здесь быть не должно. Вся проблема в том, что я пытаюсь говорить с тобой, руководствуясь понятиями твоего мира. Венилакриме… Мне с самого начала стоило сказать, что у нас другая иерархия. Ты для меня — самое ценное. И я не могу этому сопротивляться. Цепочка замкнулась в тот день, когда я впервые к тебе прикоснулся.

Я почувствовала дыхание Руанна на шее.

— Я говорю, что ты никому не нужна, лишшшь потому, что не желаю тебя никуда отпускать. Звучит малодушшшно, но это правило твоего мира. Я не раз наблюдал за тем, как вашше обшщество, столь презирающее нашшу иерархию, отрекается от женшщины, которая поддалась влечению. А ведь вы прекрасно понимаете, что она не виновата, и, тем не менее, называете её грязной.

Моя кожа покрылась мурашками. Руанн продолжал говорить:

— Для меня ты не просто женщина. И ты не знакома с нашшими обычаями, а потому даже не представляешшь, чего стоит моё признание. Подобные слова я не говорил никому. И не скажу. Ради тебя я нарушшил все мыслимые протоколы. Правила, на выполнении которых так настаивал и за несоблюдение которых жестоко наказывал. Ты приехала в мой дом, не зная, от какой опасности я тебя спас.

«Ну и что?» — рвалось выкрикнуть инфантильное создание внутри меня. Но правда в том, что Руанн действительно спас. Он мог запереть меня в подвале, никто бы и слова не сказал. Мог отдать меня под трибунал.

Даже то, что у меня есть право сердиться и требовать объяснений, — привилегия, которой не было на «Станции 5».

Я освободилась от его рук, встала с кровати и подошла к окну. Я нуждалась в движении и таким образом пыталась сбросить с себя тяжесть сказанных Руанном слов.

Какая красивая ночь. Какая природа. Всё это — для ящерров.

— А как… как насчёт остальных? Кто подлежит суду?

Он подошёл ко мне. Мы стояли так близко друг к другу — две натянутые, как струны скрипки, фигуры.

— Все, кто замещал Главу, почти весь высшшший состав. Им вынесли приговор вчера, сегодня привели его в исполнение. Большшшшинство — мертвы.

Мне нужно на улицу. Как же я хочу на улицу. Устала. Та правда, о которой я так мечтала, захлёстывала. Поглощала. Я попыталась выбраться из крепкого захвата Руанна, отойти от него — не смогла. Судья прививал мне рефлексы, учил не дёргаться. Дрессировал.

— Наше обшщество намного более развито, чем вашшше, — хладнокровно вещал великий судья, удерживая меня. — Вы загнаны в подземные норы, ради красивого словца названные станциями. Венилакриме, в моём мире тебе будет лучшше. Со мной ты в безопасности.

— Ты их убил! — из меня вырвался громкий глухой крик. — Ты убил, пока я сидела здесь, в этом доме! Убил из-за моего провала! Меня нужно судить! Я виновата! Я! Я привезла тебя на станцию!

Я хотела наброситься на него с кулаками. Нанести физические увечья. Разорвать.

— Тебя я никогда не буду судить! — ответил Руанн, встряхивая меня как тряпичную куклу. — И если хочешшшь знать причину — прекрати истерику! Успокойся!

В тот момент Руанн казался всесильным. Я верила: он сможет объяснить причину. Я смотрела на него как на нечто страшное. Разрушающее. Именно в тот момент я его по-настоящему боялась.

— Успокойся, Лин! — он встряхнул меня сильнее.

— Отпусти меня… — пробормотала и затихла.

И он отпустил.

Я начала растирать плечи. Руанн прикоснулся к моему лицу, заправил за ухо прядь волос.

— Наш вид подвержен… успокойся, Венилакриме, не бойся… определённому природному катаклизму — у нас рождается очень мало детей женского пола. Разница — приблизительно сорок к шшестидесяти. И если тебе кажется, что это не так плохо — ты ошибаешшься. Видимо, в процессе эволюции нашш вид приспособился… Лин, слушшай, слушшай внимательно, это та правда, которую ты от меня требовала.

— Я… я слушаю, судья

— Существует влечение, которое ошщущают мужчина и женшщина, когда встречают друг друга. Учёные говорят, оно развилось, чтобы мы не убивали соплеменников из-за женшщин. Суть в том, что двое начинают испытывать… у вас, на Земле, есть похожее понятие, вы называете это «любовью». Когда он и она впервые прикасаются друг к другу, запускается мощная реакция, возникает связь, крепнущая с каждым днём. Когда у этой пары нет физического контакта, им становиться плохо. Поэтому тебе, Венилакриме, на станции было так нехорошо. Ты не прикасалась ко мне долгое время. Мы влюбляемся. По-настоящему, не так, как земные. И никому из нас не приходит в голову сомневаться, потому что настоящая связь… Люди, нашшшедшие друг друга, спустя некоторое время понимают, что они — две половины одного целого. Они едины, Венилакриме, это проверено тысячелетиями.

Руанн схватил меня за плечи. Приблизил к себе — осторожно, но настойчиво. Заглянул прямо в глаза, так, что ни отвернуться, ни отойти.

— Благодаря влечению мы уверены в своих избранницах, а они — в нас. Мы не ревнуем, не сомневаемся, не калечим чужие жизни из-за любви. Пойми, далеко не каждому ящерру посчастливилось найти свою привлечённую. Мы до сих пор не знаем почему, но лишь десять процентов от всей популяции оказываются столь удачливыми, на этой планете процент ещё ниже.

— Почему?

Руанн усмехнулся.

— Нашшши женшщины не хотят лететь на эту планету. Считают то, что мы здесь делаем, унизительным. Только уже обретшие влечение приезжают сюда следом за мужем. Если у них есть дети, их тоже берут с собой, но для дочерей создают такие условия, чтобы не афишировать рабовладельческий строй на планете. Ящеррицы не признают насилия. Изначально они ему противятся. Только некоторые и избирают военную стезю, но таких очень мало. Да, к нам приезжают непривлечённые ящеррицы, например, на особые праздники, но жить они здесь редко соглашаются. Исключение — если на эту планету был отправлен их избранник, но тогда у них просто нет выбора. Многое зависит и от рода. У нас много кланов, около трёхсот. Некоторые довольно воинственны (как, например, мой клан), другие не приемлют насилия в любой форме. Именно они считали, что мы не имеем права порабошщать чужую планету.

Судья задумался. Слова давались ему с трудом. Казалось, он рассказывал против собственной воли.

— Я тоже не хотел сюда лететь. В самом начале экспансии в нашшем обществе превалировало мнение, что мигрировать соглашшаются лишшь отбросы и те, кто не способен найти свою привлечённую, да и вообшще — завоевать женшщину. Но ко мне обратились с просьбой возглавить город, ко мне и ещё к нескольким главам родов. Мы согласились. Мы верили, что сможем создать что-то великое.

— И как, получилось? — спросила.

Пауза.

— Мы много воевали, — уклончиво ответил Руанн. Нелогично ответил. — Но смогли создать свой порядок и заставить остальных его придерживаться.

— А род и клан… В чём отличие?

— Клан — как когда-то вашши страны, род — как самые сильные и влиятельные города в этой стране.

Руанн поцеловал меня в лоб. Его руки запутались у меня в волосах.

— Я хочу рассказать тебе о влечении. Хочу, чтобы ты поняла. У нас есть своя планета… Нашш дом… нашша земля… И она процветает. Мы бы никогда не явились к вам, если бы не случайность. Всё началось в того, что один из военных кораблей захватил несколько пленных с вашей планеты. Ты не можешшь даже представить, что мы почувствовали, когда поняли, что земляне поддаются влечению. И мужчины, и женшщины. По понятным причинам нас интересовали женшщины. Вы на нас очень похожи внешшшне. Вы привлекательны. Цвет кожи другой, к тому же у вас нет… вы называете это хвостами… Но в общих чертах — похожи. Посылая первые корабли, мы надеялись, что земные женшщины устроены так же, как и нашши, — испытают влечение только к одному мужчине. Мы надеялись на этой планете забыть об одиночестве. Но всё обернулось катастрофой. Вы массово покорялись влечению, не обращая внимания ни на внешшшность, ни на характер. У вас не было иммунитета, и вначале это казалось благословением. Мы не могли устоять — создавали себе целые гаремы. Роскошь, доселе неведомая ящеррам. Что за ощушщение — знать, что можешшшь получить любую женшщину. Любую!

Он усмехнулся. Жёстко и, как мне показалась, презрительно.

— Но рай обернулся адом. Вашше влечение — другое, оно слепое и хаотичное. Великая традиция обернулась злой насмешшшкой.

— Насмешкой? — я захохотала. — Но ведь получается, вы получили то, что искали. Разве не так? Ведь женщины вам покорялись… в любом количестве. Ты сам говорил — добровольно.

— Я старшшшше, чем может показаться. Мне приходилось участвовать в тех, самых первых экспедициях. И я наблюдал, как восторг моих соплеменников от того, что они могут получить любую, абсолютно любую женшщину, сменяется равнодушшшием, а потом и ненавистью, даже брезгливостью.

Он посмотрел в окно, мой ящерр. Его мысли были далеко.

— Что за странное чувство: вот женшщина в твоих объятиях, и в твоей системе мировоззрения это значит, что она — твоя. В следуюшщий миг она обнимает другого, но она в этом не виновата — женшщина под влечением. Но ведь мы собственники, тысячелетия борьбы научили нас быть осторожными и ценить обретённое, а потому два противоположных чувства разрывают нас на части. С одной стороны — схватить её и трясти до тех пор, пока она не осознает, что переспала с шшшестью, семью, двадцатью разными мужчинами за один день. А с другой стороны… Лин, я ведь понимаю, что они невиновны, ведь это мы, оголодавшшшие по женской ласке, вполне сознательно ташщили их к себе в постель… Если бы не одна случайность. Были единицы, которые сопротивлялись влечению. Между этими исключительными женшщинами не было ничего общего. Разное воспитание, они из разных уголков Земли, даже цвет кожи — разный. Со временем мы нашшшли разгадку — они были влюблены, влюблены по-настоящему.

— Что?! — я подняла голову и посмотрела прямо на Руанна.

— Да, милая Лин, истинно влюблённые женщины не поддаются нашшему влиянию. И ты не знаешшь об этом, потому что на вашшей планете ничтожно мало настоящей любви.

— Но как же я? Руанн, но ведь… Получается, я тоже должна…

— Лин… — он посмотрел на меня задумчиво. — Когда мы находились там, на станции, на тебя воздействовало около десятка терциев одновременно. Они — высшшшие исполнители, их влечение усилено, их природа особо крепка. А ты осталась равнодушшшна. Я всё ждал, когда моё столь желанное подозрение разобьётся на мелкие части… Но… — Руанн выдавил из себя весьма неуместную улыбку. — Но ты смотрела лишшь на меня. Ты искала у меня зашщиты, хоть и не признаёшшшь подобного. И я окончательно убедился, что нашшёл своё влечение в самом неожиданном месте. Тогда, когда я уже смирился со своей участью…

— А ящерры… они могут испытать настоящее влечение к… к земной женщине?

Он громко вздохнул.

— Да, могут. Изредка. Но… они предпочитают убивать своих избранниц. Если девушшка не может противостоять влечению — для ящерра это хуже ада. Он понимает, что стоит другому ящерру её поманить — и она побежит за ним.

— Почему… почему ты думаешь, что моё влечение — другое? Я ведь обычная.

Руанн прижался лбом к моему лбу. Я почувствовала жар его тела и дыхание, согревающее моё лицо.

— Венилакриме… я не могу без тебя. Ты — моя физиологическая и моральная потребность.

Его прикосновение — как разряд тока. Я закрыла глаза.

Могла ли женщина мечтать о большем? Находиться в богатом доме, в роскошной комнате с безумно притягательным мужчиной, растекающимся мыслью по древу о том, какие сильные чувства он к ней испытывает? Не этого ли хочет каждая женщина? Чтобы все её проблемы взял на себя другой? Тот, кто будет любить и беречь.

Это казалось слишком нереальным. Не нужно стараться, чтобы отношения стали идеальными, не нужно искать и сомневаться. Не нужно сравнивать с другими.

Я — его избранница, и самоуверенные ящерры обязаны с этим считаться. Те самые ящерры, перед которыми я трепетала. Которых боялась. Один из них — убийца Рамм-Дасса.

— Так не бывает…

Сказав эти слова, я осознала нечто новое. Меня пугала такая любовь. Хотелось заслужить своё чувство, а не получить его в подарок.

— Руанн…

— Да, Лин, — мы и дальше соприкасались лбами.

— Ты меня не знаешь… я не могу…

— Не можешшь довериться мне… я это понимаю…

— Довериться тоже… но… есть так много слов, которые передают лишь малую часть… не могу довериться, поверить не могу. Ты меня принуждаешь, я знаю… Любое неверное движение — и мне придётся увидеть другую сторону твоего характера… Я не хочу…

— Да, Лин, я тебя принуждаю. Я принуждаю… Живи в этом доме и будь счастлива со мной.

— Но… я не живу столетиями… наш век короче вашего… и…

— Я рад, что ты начала задумываться о правильных вещах, о нашшей совместной жизни.

— Руанн! — я оттолкнула его, и он поддался. — В конце концов, у тебя хвост!

Я почти выкрикнула эту фразу. Несколько секунд он молчал отрешённо, а потом… начал смеяться. У Руанна красивый смех — хриплый, мелодичный. Серьёзный разговор свёлся на нет. Мне тоже стало смешно, я схватилась за живот.

— У тебя хвост, судья. У тебя настоящий хвост!

Смех усилился.

Немного успокоившись, ящерр сказал:

— Да, у меня хвост… И если будешь себя хорошшо вести, я разрешшу его потрогать…

И продолжил смеяться, видя, как от удивления вытягивается моё лицо. Я не решилась напомнить, что Руанн — судья, ему не положено заливаться смехом.

Тем не менее, вот он — ящерр, с которым я спала, искрящийся весельем и беззаботностью.

«Все, кто замещал Главу. Почти весь высший уровень. Им вынесли приговор вчера, сегодня привели его в исполнение. Большинство — мертвы».

Высший уровень — около шестидесяти человек.

Куда делись все остальные со «Станции 5»? Где Вира?

— Руанн, где население «Станции 5»?

Руанн продолжал улыбаться по инерции, но лицо его понемногу обретало серьёзный вид.

— Я рассказал тебе о нашшем святом обычае, а ты спрашшиваешь о людях со станции?

— Да, я спрашиваю о людях со станции… Да пойми же, среди них была моя приёмная мать. Эта женщина вырастила меня!

Опять заболела голова. Как неприятно!

— Большшинство из них убежало. Мы, конечно, схватили несколько заложников, но ты ведь знаешшь — гражданские не в курсе плана эвакуации. Глава в последнюю минуту решшил разыграть карту героя и предупредил узкий круг командования. Те распространили информацию об эвакуации задолго до нашшего прибытия.

— Но ведь такое большое количество людей! Десятки тысяч! Как вы могли не знать, куда они делись? Да они бы не спрятались…

— Тебя не было на «Станции 5» во время эвакуации, — Руанн пожал плечами. — Видимо, у них появился новый план. Глава мог предупредить.

— Когда я вернулась, там всё ещё было много людей! К тому времени твои ящерры уже успели окружить «Станцию 5». Вы бы заметили…

— Я был в клетке. Ждал тебя.

— Руанн, я не могу тебе поверить. Ты знаешь обо всём и всегда. Как ты мог не знать об этом?

— Лин, — опять эта улыбка, спокойная и задумчивая. — Я не знаю всего. В тот день меня волновала лишшь ты. Видимо, у вас был подземный ход, о котором руководство умалчивало до последнего.

— А почему ты говоришь об этом так спокойно?

Руанн посмотрел на меня. Усмехнулся.

— Потому что мне плевать, куда делись эти люди. Меня волнует одно: женшщина, которой я признался в любви, в ответ разговаривает на совершшшенно отстранённые темы.

У меня было ощущения, будто передо мной разыгрывают весьма умелую карточную игру. В рукаве у шулера — колода меченых карт и несколько припасённых хитрых трюков. Я понимала: что-то не так, но не догадывалась, что именно.

— Хочешь сказать, люди спаслись?

Руанн подошёл ко мне. Свет с улицы обрисовал его лицо, делая черты более жёсткими.

— Да, именно это я и хочу сказать, — он уловил мой взгляд, полный сомнений. — Лин, я не вру. Твои люди в порядке.

Он был так убедителен, а я так хотела поддаться обману.

Тяжёлый груз упал с моих плеч. Впервые за время пребывания в его доме я не испытывала чувства вины. Я позволила себе оглядеться вокруг и заметить, в каком удивительном месте я оказалась.

— Руанн…

— Да, Лин…

— Я так хочу тебе верить…

— Я знаю…

— И что теперь? — я покорно заглянула ему в глаза. — Будем жить долго и счастливо?

Руанн привлёк меня в себе, моя голова прижалась к его груди. Он ничего не ответил, его действия говорили сами за себя. А я осторожно вдохнула запах моего мужчины, впервые допуская мысль, что это — надолго.

Глава одиннадцатая

Наш разговор многое прояснил. Я наконец-то позволила себе расслабиться и не думать о прошлом. Чувство вины за потерю станции не исчезло, но я поняла, что не единолично виновата в происшествии, и ящерры давно планировали напасть на «Станцию 5».

Глава нас предал, высшее руководство всё же сумело спастись. Главное — остальные люди вне опасности.

Разговор с Руанном позволил мне насладиться обретением нового мира, где нет лишений, нет постоянного искусственного света, нет сигнала сирены, возвещающей об учениях. В этом мире я могла просыпаться, когда угодно, и делать, что хочу. У меня было всё!

Откуда-то из потаённых закуточков сознания начала выглядывать гордыня. Другая, новая Лин шептала мне на ухо: «ты покорила Гнездо — один из самых великих городов мира».

Прошло несколько дней, прежде чем меня сразило понимание того, что я — избранница ящерра. Это произошло в один миг — я вошла в гостиную, чтобы увидеть судью перед его уходом на работу. Он был очень привлекателен в своей строгой форме, так некстати смотревшейся на нём в сочетании со свободной манерой наслаждаться завтраком, пить кофе и читать планшетник. Эдакий прожигатель родительских денег, холёный франт, а не серьёзный судья.

Утреннее солнце отражалось на его посеребрённой коже, делая похожим на ангела из религиозных текстов.

«Какой же ты родной, ящерр», — промелькнуло в голове.

Я испугалась собственных мыслей. Видимо, это отразилось на моём лице. Ящерр без раздумий подошёл ко мне и поцеловал. Наверное, мужчин учат успокаивать своих дам на секретных курсах по завоеванию женских сердец. У Руанна получалось просто бесподобно.

Мой судья расспрашивал о жизни на станции. У нас был негласный уговор — не касаться «лишнего». Мы оба прекрасно знали границу этого самого «лишнего» и долгое время не пересекали её.

Он спрашивал о моём детстве. Выпытывал об отношениях с приёмной матерью, о друзьях и знакомых (имени Виры я не называла — это было единственное, о чём я молчала). Особенно его интересовали ранние воспоминания. Пришлось немного «подлечить» картинку.

* * *

Ящерриный судья наслаждался моим телом. Кажется, он до конца не мог поверить, что я жду его дома, всегда доступная и довольная. А в те времена так и было, нечего лукавить. Он дал мне отсрочку и позволял не ездить на официальные встречи, прятаться в уюте его дома, как в безопасной скорлупе.

Вечером, поужинав и приняв ванну, Руанн начинал бросать на меня взгляды, говорящие: «Скоро я отведу тебя в спальню, и тогда…».

Подобные взгляды вызывали вспышку радости, а между ног разливалось приятное тепло.

Мы подходили друг другу. Удовольствие накатывало уже с момента, когда он начинал раздевать меня. Я смотрела ему в глаза и видела удивительней горячий туман, подстрекавший делать самые разнузданные вещи.

Сначала обхватить его талию и пройтись пальцами по кубикам пресса. Затем ощутить его руки на спине… ниже, ниже, ещё ниже. Он срывает одежду, раздевается сам. Ближе, надёжнее, нежнее… вот так, вот так, ящерр…

Я целовала его как и где хотела, наслаждаясь обладанием столь привлекательным и сильным мужчиной.

Ощущение нереальности происходящего преследовало меня ещё долго. Я представляла, как судья Руанн однажды войдёт в комнату и спокойно заявит, что перепутал любовь с элементарным желанием, и моё присутствие в его доме более неуместно.

* * *

Прошёл месяц, за ним ещё один, мы застыли на середине зимы… Слуги по несколько раз в день прочищали дорожки. Над Гнездом раскрыли купол, чтобы немного повысить температуру воздуха.

А мне было хорошо.

— …И всё равно я считаю, что прикасаться к твоему хвосту не стоит. Подумай, как глупо звучит это предложение.

Руанн улыбнулся. Предмет разговора преднамеренно сделал кульбит и спокойно улёгся около моей руки.

— Попробуй. Он мягкий.

— Не говори глупостей. Он как будто из стали.

— Мы до сих пор мой хвост обсуждаем?

В конце концов в спальне наблюдалась забавная картина: я, крайне осторожно гладящая его хвост, и Руанн, цепко за мной наблюдающий.

— Для нас такие прикосновения очень интимны… Далеко не всем женшшщинам позволяется подобное.

— Почему?

— Хвост — нашше главное оружие. Без него мы слабеем. Особенно это касается женщин. Некоторые так и живут всю жизнь, не получив этого дара.

— Разве у женщин хвост не с рождения? — удивилась.

Руанн усмехнулся.

— Это сложно объяснить…

Я начала понемногу привыкать. Настолько, что однажды решилась на поединок с тем, кто когда-то был неотъемлемой частью моих детских кошмаров. С моим бичом, моим ужасом, моим ящерром.

Он разминался в боевой зоне. Все называли эту территорию именно так, я же придерживалась мысли, что это обычный спортзал, нашпигованный оружием и гантелями вперемешку с мечами да арбалетами. К тому же его площадь была непомерно большой.

На территории имения существовал целый полигон, где можно оттачивать боевые навыки, но Руанна зимой вытащить на улицу сложно. Он говорил, что может выдерживать самые низкие температуры, но на их планете зим не бывает, поэтому лето для них привычнее.

Странное место, оно идеально подходило для тренировок. Впервые я наткнулась на боевую зону случайно, когда Руанн был на работе, а я от нечего делать в очередной раз исследовала дом.

В тот день там тренировались несколько мужчин. Они соревновались между собой, да так, что я приросла к стенке и не знала, что делать — восхищаться боем или завыть от ужаса.

Во второй раз я пришла намеренно, посмотреть, как Руанн соревнуется с терциями, которые, как объяснила Возница, были отобраны из основного состава для того, чтобы помогать судье оставаться в хорошей форме.

Чем дольше я наблюдала, тем отчётливее понимала, как мне тогда повезло, что мы пленили судью. Это была удача, не более.

Терции наступали — иногда по одному, иногда сразу по двое на одного Руанна. Мой ящерр отбивался с завидным успехом.

Руанн когда-то шутил, что их техника боя учит противопоставлять законы физики силе мышц. Я этого понять не могла и продолжала верить в ловкость рук и непогрешимую выносливость.

Мне уже посчастливилось увидеть особый бой — поединок с использованием лишь хвостов. Его созерцание вызывало только одну мысль: зачем им вообще оружие, если из тела растёт смертельно острый и ядовитый кнут?

Наблюдая за боем, я задумалась и о более важных вещах.

Мировая сеть была полностью настроена на ящерриный мир. Их проблемы, их рынок сбыта, их физиология и мода… Ни слова о земных людях. А если и были, то, например, реклама о продаже «орешников» — ошейников, созданных специально для землян, чтобы не убегали. Или услуги проектировщика комнаты удовольствий. Сколько девушек умерло в подобных местах, до этого страдая и умоляя о пощаде?

Руанн и его дом казались отдельным островом, где ничто подобное произойти не могло. Иногда, наблюдая за терциями, за их соревнованиями, я выбирала одного из них и начинала додумывать, каких женщин он предпочитает? Посчастливилось ли ему найти ту самую ящеррицу?

Земная женщина? Как он ведёт себя там, за закрытой дверью своего дома? Жесток ли он к той девушке, которую удерживает подле себя? Для меня он — один из воинов судьи, а для той, другой, возможно, целый мир.

Нега обуяла тело. На расстоянии не более десяти метров продолжался бой сильнейших созданий на этой планете, а я, закутанная в тёплый плед, держала в руках уютную согревающую чашку. Мне было хорошо.

На улице — снег. В помещении — тепло. Огромные окна усиливали впечатление от морозной зимы. Так холодно на улице, и так тепло внутри.

Я присматривалась к технике боя терция с Руанном, военное прошлое дало о себе знать. Если не участвовать в поединке, а только наблюдать, ящерриные атаки могут привести в восторг.

Внезапно Руанн прервал бой и отдал терциям команду покинуть зал. Он обратился не только к ящерру, с которым соревновался, но и к тем, кто находился рядом и следил за боем. Я засуетилась. Инстинкт побудил выйти вместе с остальными, но хищная улыбка Руанна пригвоздила к месту.

— Лин, тебе я уходить не приказывал.

Я хмыкнула.

— Да, мне не приказывал, — сделала акцент на последнем слове.

Его власти я была в силах противопоставить лишь моё уважение к нему. Мы оба знали, что судья мог приказать, но также знали, что это сделает с нашими отношениями.

Он подошёл ко мне. Подал руку и помог подняться. На лице всё так же блуждала лукавая и самодовольная улыбка.

— Что?

— Хочу с тобой… — и сделал красноречивую паузу.

— Хм… — я оглянулась. — Здесь?

— Не о том думаешь, Лин, — насмешничали ящерриные глаза. — Хочу с тобой… посостязаться.

Издевается!

— Я… хм… Ты знаешь, что избиение младенцев в моей культуре не приветствуется?

Руанн подошёл к стене и снял с неё два длинных, немного закруглённых ножа. Мы их привыкли называть «гражданскими» за удобство при ежедневном ношении.

— Милая Лин, — обманчиво сладко сказал ящерр, — мне казалось, мы пришшли к пониманию того, что я не принадлежу к твоей культуре.

Он бросил мне острый нож, и я инстинктивно схватилась за рукоятку. Рука поймала оружие до того, как мозг осознал, что я таким образом приняла вызов. Ещё бросок — второй нож тоже у меня.

Мгновение — у него в руках два таких же ножа.

И он без предупреждения начал атаковать. Резко. Молниеносно!

Угрожающие наступательные движения пробудили во мне настоящий страх. Я уже не видела того Руанна, в объятиях которого проснулась утром.

Ящерр! Убийца!

— Я не в подходящей форме. Мне нужно переодеться, — пробормотала, отступая к стене. Я все ещё пыталась свести всё к шутке. Весьма неудачной шутке!

— Можешшь снять с себя одежду. Если хочешшь, я сделаю то же самое, чтобы мы были на равных, — продолжал паясничать Руанн.

Он нанёс резкий удар. Я едва успела уклониться.

— Ты с ума сошёл?! — закричала, боковым зрением подмечая путь к отступлению. Хотелось верить, что вне этой комнаты он опять превратится в чуткого к моей ласке Руанна.

— Даже не думай, — прочитал мои мысли ящерр и нанёс ещё один удар.

Я начала увиливать, а потом и наступать по-настоящему. Руанн намного сильнее, но предпочитал играть, периодически давая столь необходимые мне передышки.

— Подстраивайся под меня, — поучал ящерр, замахиваясь. — Анализируй мою скорость. И главное, не напрягайся.

— Сволочь! — и изо всех сил отбила удар.

Его слова воспринимались как издёвка. Долой шутки! К страху примешалась озлобленность. Вот он-то как раз не напрягался. Ловко орудовал лезвиями, прищуренные глаза лучились весельем.

— А теперь представь, что могло случиться, если бы ты встретила ящерра в реальных условиях. Он бы тебя не пожалел.

— Но тебя-то я, Руанн, в клетку засадила!

Я пыталась напасть. Он не обращал на это внимания, и лишь его рука на автопилоте отбивала и наносила удары. В основном, всё же наносила.

— Действительно, посадила. Но лишшь потому, что я был слишшшком… хм… увлечён.

— Ну, а сейчас, значит, не увлечён? — замахнулась.

— Ещё как увлечён. Представь, что я с тобой сделаю, когда выбью из рук оружие.

Он сделал выразительную паузу, а потом резко начал атаковать. Я почти прогнулась под силой удара, в последнюю минуту отскакивая в сторону.

Нет, всего лишь шутка. Мы оба знаем: судья способен на большее.

Его широкие брюки были похожи на веер. При особо резких движениях ткань развевалась, создавая вокруг чёрное облако. Почти красиво, если бы не было так страшно.

Ненавижу!

Боюсь!

Ящерр играл со мной и наслаждался этим. По телу пробежала дрожь. Это не предвкушение — скорее, твёрдое намерение не попасться ему в руки. Не сегодня. Не сейчас. Я была готова защищаться до последнего.

Он видел решимость на моем лице и усилил напор. Удары сыпались как из рога изобилия. Я чувствовала: он пытается что-то доказать, но не понимала кому — себе или мне? Руанн начал продвигаться вперёд, оттесняя меня к стене, и я, не видя другого выхода, поддалась на провокацию и начала отступать.

В конце концов, усталость вынудила меня задать давно назревавший вопрос. И страх, он тоже виноват.

— Что ты делаешь?! Руанн, что ты, к чертям, делаешь?!

Я продолжала отбиваться, но в голосе неожиданно проскочила горечь. Неприятно вызывать в памяти образ того Руанна, каким я видела его вначале. Того Руанна, который требовал, чтобы я зашла к нему в клетку, чтобы он смог делать со мной всё что угодно.

Насмешливое выражение сползло с его лица. Он остановился и замер, а это значит, что я — тоже.

— Я жду, когда ты бросишшшь ножи и хлопнешь дверью у меня перед носом. Это то, что ты должна была сделать, как только почувствовала, что тебе неприятно или страшшшно.

Дышать тяжело. Сконфуженная, я спросила хрипло:

— Что?

Молчание. Он смотрел на меня. Спустя некоторое время Руанн сказал:

— Я хотел кое-что проверить, и мои подозрения, к сожалению, подтвердились.

Он сделал несколько резких движений и выбил сначала один, а потом и второй нож из моих рук. Затем отбросил в сторону и своё оружие.

— Ты в моём доме почти два месяца. И я понимаю: нарушшшена система твоего мировоззрения, тебе сложно. Но проблема в том… Смотри на меня, Лин, смотри в глаза… Проблема в том, что ты не доверяешшшь самой себе. Твоё сознание продолжает отталкивать меня. Если бы ты не делала этого, мы бы…

Он подошёл ко мне. Прикоснулся к щеке. Стало неприятно, ведь мозг всё ещё оставался под впечатлением от боя.

И это меня рассердило.

— Дай мне время! Я делаю всё, что могу! Не смей требовать большего!

— Значит, мне мало! — жёстко ответил Руанн. — В гостиной, когда я открываю перед тобой дверь и пропускаю вперёд, ты напрягаешшься. Когда я пытаюсь поцеловать тебя без интимного подтекста, просто как дорогую мне женшщину, — отстраняешшшься. И даже сейчас… Ты устала от нашшшего поединка, но не попросила о перерыве. Продолжала зашщищаться… ожидая чего? Что когда опустишшшь меч — я отрублю тебе голову? Так ты считала? Ты смотрела на меня как на врага! Думаешь, я этого не вижу?

Руанн молча поднял с земли выбитые из моих рук ножи и вместе со своими повесил на стену.

— Проблема в том, что я не привык к подобному. Я точно знаю: ты — моя привлечённая. Что с тобой не так, Лин?

— Руанн…

— Почему ты постоянно меня отталкиваешшшь…

Он был прав — отталкивала. И прекрасно знала об этом. Но не могла иначе.

— Руанн, — я подошла к нему и попыталась обнять. — Я стараюсь. Ты даже не представляешь, как я стараюсь. Но два месяца — это ничто по сравнению с годами, которые я провела, ненавидя таких, как ты… Ещё…

— Что? — его тело окаменело.

— У меня странное чувство. За последние два месяца я очень сильно изменилась. И я не могу понять — почему. Но… у меня голова часто болит. И… я слишком быстро смирилась.

Он позволил мне обхватить свою шею руками. Не двигался, и это уже хорошо.

— Я знал, что мне стоило провести на станции большше времени, — сказал и сделал паузу. — Я должен был уже там позволить тебе признать свои чувства. Но… Лин, я не мог так долго ждать. Мне нельзя было и дальшшше оставаться вдали от Гнезда…

— Руанн, правда в том, что я полюбила тебя с первого взгляда. И моё поведение на «Станции 5», нежелание тебя видеть было поступками от противного — слишком уж много места ты занимал в моих мыслях. Но… мне просто нужно больше времени. Ты пойми, я не могу забыть своё прошлое. Не могу, даже если ты думаешь, что это не так.

Я крепко его обняла, и ящерр после секундного замешательства прижал меня к себе ещё сильнее. Так и стояли — я и мой судья.

— Лин… Пожалей…

Он подтолкнул меня к стене. Придавил ростом, положением, опытом.

Его руки схватились за мою внутреннюю сторону бёдер и подняли меня вверх. Положение вынудило обхватить его торс ногами.

— Венилакриме…

Впервые я подумала, что моё полное имя звучит не так уж плохо.

Глава двенадцатая

Птичка-невеличка. Она оставляла следы повсюду, приспосабливая его пустой дом для семьи, а не для одиночества… А ещё приноровилась слушать и понимать. Не из-за покорности, а потому, что хочет слушать.

Она взбрыкивала, когда от неё требовали того, что птичка делать не хотела.

Иногда её вопросы скручивали внутренности Руанна в тугой узел. Даже вдалеке от «Станции 5» Венилакриме не забывала о своём прошлом. Он, Руанн, её за это уважал, но этим же она и отталкивала.

Сейчас критически важно узнать о прошлом Лин. Причастность женщины, которую Венилакриме называет матерью, к «Станции 17» очевидна. Руанн бросил по её следу лучших ищеек — всё зря, подозрительная землянка исчезла. На «Станции 5» на неё даже досье не завели. Впрочем, как и на Венилакриме. Официально их обеих не существовало.

Да и сама Лин удивляла. Она боролась с его блоками. Головная боль — лишь первый признак.

Руанн загнал себя в ловушку. С одной стороны, для него было важно, чтобы девушка прогрессировала и вспоминала, с другой — некоторые блоки следовало оставить. Она не простит. А значит, нужно, чтобы не узнала.

* * *

Неизвестность, как ревнивое существо женского пола, пряталась по углам. Она боялась выползать на свет, боялась нашей нежности и наших улыбок. Но она наблюдала за нами из-за штор, из-под кровати; качалась на люстре, пока мы танцевали в пустой гостиной.

«Это только начало», — нашёптывала ревнивица. Мы слышали, но предпочитали делать вид, что это всего лишь ветер.

— Руанн, тебе не сложно разговаривать со мной на неродном языке?

Я сидела у него на коленях, пока он пил кофе и кормил меня финиками.

— Разве у меня есть выбор? Или так — или не разговаривать с тобой вообшще. Иногда это, конечно, выход… не толкай, я кофе разолью…

Руанн рассмеялся. Он был похож на большого расслабленного кота. Я же задумалась.

— И что, я не могу выучить твой язык?

— Нет, — и встретил мой вопросительный взгляд.

Руанн поставил чашку с кофе на стол.

— Ты даже не представляешшшь, как бы я этого желал. Но… земляне в принципе не способны постичь нашшу речь.

— То есть?

— Хорошшо… — он положил на тарелку косточку от финика. — Начнём с того, как вы разговариваете. Ваш вид задействуете речевой аппарат: мягкое нёбо, язык, глотка, язычок и т. д. Внешшшне это незаметно, но нашша с тобой анатомия немного отличается. Когда разговариваем мы — работают дополнительные органы, которые возбуждаются при возникновении потребности произнести звук. И если вашши дети постигают речь, наследуя и слушшшая, то нашши — посредством сильных эмоций.

— Не понимаю… Вас что, напугать нужно, чтобы вы начали разговаривать?

Он усмехнулся.

— По сути, да, дети начинают говорить лишшшь тогда, когда становятся способными чувствовать. Так просыпается механизм. Испуг, радость, вдохновение, даже сильное раздражение. И слышшшим мы свою речь по-другому, нашши ушшные раковины настроены на дополнительные частоты.

Руанн обнял меня. Он не понимал, почему я так удивлена и даже в какой-то степени напугана.

— Лин, ты не должна беспокоиться об этом…

Мой ящерр заглянул мне в глаза. Несколько мгновений я находилась в прострации, не зная, стоит ли говорить о своей «необыкновенности».

— Я… я… мне кажется…

«Мне кажется, я должна рассказать тебе правду, Руанн. Я понимаю вашу речь. Но это невозможно, ведь я — земная». Но вместо этого я сказала:

— Я… я надеюсь, языковой барьер не встанет между нами.

— Конечно, нет. Каждый ящерр более или менее высокого уровня знает вашшш язык, иногда не один. А с остальными тебе общаться не придётся.

И он начал меня целовать, целовать, целовать. Я отвечала, мыслями находясь далеко.

Мои размышления так волновали меня, что я не заметила реакцию Руанна. А ведь если бы присмотрелась внимательнее, увидела бы… разочарование. Он подозревал — я хотела сказать нечто другое.

* * *

Я сдержала обещание, данное самой себе, ни словом не обмолвившись о том, что понимаю язык ящерров. Тем не менее, меня не оставляло чувство, будто небольшая дымовая завеса скрыла меня от остального мира.

Предосторожность.

Мир сузился до имения Руанна. Мой судья был единственным, с кем я разговаривала. Случилось то, чего не должна допускать ни одна женщина. Мужчина стал центром моей вселенной.

Так долго продолжаться не могло, поэтому в один прекрасный день, когда ящерр отправился в Гнездо, я села в автомобиль и выехала за территорию его дома — познакомиться с городом, в котором мне предстояло провести немалый отрезок жизни. Я решилась на это через два с половиной месяца после попадания в Гнездо.

Вначале Руанн предлагал сопроводить меня, но я решительно отказалась. Внутренний голос требовал осуществить эту поездку самостоятельно, без посторонних. Я нуждалась в отдыхе от мужчины, которого видела каждый день.

Руанн согласился, хоть я и понимала: ему неприятно моё желание обследовать город в одиночестве. Тем более этот город… Его город!

— Это была моя идея — показать тебе Гнездо. Почему ты отказываешшься от моей компании?

— Потому что ты — судья, тебя все боятся.

Он хмыкнул.

— Ты будешшшь ехать в моей машшшине и с моей охраной. Тебя тоже будут бояться.

— Руанн, я тебя во многом слушаюсь…

— Я не ставлю никаких условий.

— Тебе и не нужно. Я подчинена твоей воле.

— Лин…

— И даже когда ты уезжаешь в Маятник (или куда ты там уезжаешь), я остаюсь на твоей территории, с твоими слугами и под наблюдением.

Он скривился.

— Это необходимо…

— Знаю.

В конце концов, Руанн выделил мне отряд терциев и землянина в сопровождающие.

Проказник-провожатый поразил весёлым характером и неуёмной верой в то, что Гнездо — лучший город в мире. Он открывал передо мной двери, постоянно извинялся за неуклюжесть и просил называть его Квик-Ли.

Ворота моего дома закрылись. Машина покатилась по склону в торговые кварталы.

Величие города окрыляло. Множество озёр, уникальное сочетание первобытной природы и высоких технологий… Город встречал меня распростёртыми объятиями, являя другие грани своего характера, — не лабиринт, полный капканов и внезапных теней, а вершину человеческой мысли. Вершину их мысли.

Нас сопровождали три машины. Для моей безопасности снарядили целый отряд — ради защиты женщины судьи.

«Женщина судьи»… Это звучало уверенно и чётко, и взывало к самой глубинной женской страсти — желанию обладать.

…Обладать мужчиной в нашей, земной, культуре невозможно. Наши мужчины с помпой во всеуслышание заявляют, что они свободны, независимы, что они — полигамны… Им верить нельзя. Отдать сердце такому мужчине — самое глупое, что может сделать женщина!

Мне же выпал джекпот…

Я с улыбкой смотрела в окно и чувствовала, как внутри рождается незнакомое доселе чувство. Великое чувство, оно гоняло по моей коже стаи мурашек и сбивало дыхание.

Триумф!

Первобытная радость обладания незаслуженным, всем тем, что я получила благодаря Руанну. Моя охрана, отношение ко мне, трепет, с которым люди реагировали на моего мужчину. Ненавязчиво, находясь на расстоянии десятков километров, Руанн показывал, что именно он значит для города и чем обладает.

— Отсюда всё кажется таким… глянцевым… Снега нет…

— Естественно, — засмеялся Квик-Ли. — Гнездо — идеальный город!

Я вспомнила канализационный путь, через который попала в Гнездо впервые. Вспомнила танцовщиц в прозрачных одеждах, которых добровольно-принудительно заставили мыться перед тем, как развлекать ящерров.

Всё то, что я вижу сейчас, — другая сторона Гнезда, о которой я бы могла и не узнать.

Но узнала!

— Ты прав, Квик-Ли, город очень красив…

Но найдётся ли в этом городе место для меня?

Движения транспорта почти не слышно. Через стекло авто весь город как будто на беззвучном режиме. Я знала, что когда выйду, меня накроет лавина звуков. Только тогда я окажусь в Гнезде по-настоящему.

— Так какой у нас маршрут?

Услышав мой вопрос, Квик-Ли подпрыгнул, как большой пружинистый мячик.

— Судья Руанн высказал несколько предпочтений. Особенно он настаивал на Переправе. Но если вы пожелаете что-то изменить, вам стоит лишь сказать, и маршрут…

— Квик-Ли, я не знаю этого города. Я была здесь только раз, и мне было не до экскурсий. Просто скажи, куда мы едем.

— В таком случае… Сначала мы едем на большую Переправу… Там очень красиво в любое время года… хм…

— Хорошо… ещё я бы хотела купить себе одежду… Да, в имении достаточно всего, но… эти вещи мне не подходят. Слишком много серого.

Квик-Ли согласно закивал.

— Прекрасно, что вы изъявили подобное желание… Я знаю несколько неплохих мест.

И мы поехали. Всё это время я боялась упустить из виду даже малейшую деталь. Что меня удивило, так это наличие хорошо одетых землян на улицах Гнезда. Раньше, поглощённая своей ненавистью к городу, я видела лишь нищенские тряпки да измождённые лица.

Логично, что хорошо выглядящих ящерров было больше, чем земных людей, но и среди них попадались «неплохие». Я задумалась: чем они занимаются в этом городе? Что делают ради того, чтобы иметь столь приличную одежду?

— Квик-Ли, ты работаешь на Руанна?

— Не совсем. Я работаю с теми, кто непосредственно служит судье…

— Какой пространный ответ. А… тебе не сложно… не знать их языка…

— Сложно, конечно, но в городе большинство ящерров говорят по-нашему. Конечно, правильнее было бы, если б мы изучали их речь, но… сами понимаете, это невозможно.

Я решила, что стоит задать земному человеку, работающему с ящеррами, несколько дополнительных вопросов.

— Утоли моё любопытство, ты тоже используешь слово «земляне», а не люди?

Мой провожатый улыбнулся.

— А что остаётся делать? Ведь ящерры считают себя людьми и вкладывают в это слово то же значение, что и мы. Вот и приходится…

— Приспосабливаться, — подсказала.

— Точно, приспосабливаться… Хм… О, смотрите, мы уже приехали.

Не могу сказать, что представляла что-то другое. Всё было как на старых картинках. Раньше у земных людей были такие же магазины, такие же развлечения, и одежда была не только первой необходимостью, но и способом выделиться.

Охранник-терций открыл дверь. Я обратила внимание на свою ногу, ступающую на твёрдый асфальт. Чёрные замшевые туфли, обутые наспех, показались донельзя приятными глазу.

— Сюда, пожалуйста, — указал швейцар.

Меня встречали как заморскую царевну. Продавщицами оказались земные женщины, а высшее руководство, по всем законам жанра, — ящеррицами.

Девушки напоминали птиц-снегирей — маленькие, шустрые, с пышными бантами, приколотыми к груди.

Женщины-ящеррицы. Среди боевых групп они встречались очень и очень редко. Такие группы часто направляли в леса, рыскать по местности в поисках землян. Женщины казались мне очень… пластичными. Их движения создавали тревожащее впечатление отсутствия костей, будто при желании любая из них легко сложит себя вчетверо, но пока воздерживается от подобной идеи.

Ящеррицы, виденные в городе, — другие. Неспешные, спокойные, кажущиеся милыми и деловыми. Такие, наверное, шеи не сворачивают, они даже о существовании у них под носом рабства не догадываются. Хотя кто знает…

Комната, в которой мы оказались, в первую очередь радовала обстановкой. Одна стена — прозрачная, с налипшим снегом по углам. Из окна — вид на Маятник и окружающие его озера. Вдоль других стен — одежда, висящая на аккуратных вешалках.

Я взялась выбирать, а спустя несколько минут, слушая щебетание продавщиц, увидела женщину, замершую в углу — управляющая. Небрежная поза говорила об уравновешенном характере, и лишь мельтешение хвоста давало понять: не так-то всё просто…

Уловив, что не осталась незамеченной, она подошла ко мне.

— Извиниттте, я просто хотела посмотреть на избрранницу судьи Руанна.

Произношение управляющей создавало странное ощущение, будто её язык, перед тем как произнести слово, тщательно просушивал каждый звук. Это было не некрасиво — всего лишь непривычно.

Предубеждение, навязанное обществом и утверждающее, что женщина женщине — волк, вынудило меня ответить желчно:

— Ну и как, вы довольны осмотром?

За дерзостью пряталось понимание того, что мне здесь не место. Я чувствовала себя уязвимой. Тем не менее, ящеррица как будто не заметила моей резкости.

— Должжжно быть, вы очень… особенная, если природа избрала вас парой для такого, как он… Судья Руанн — поисссстине легендарная личность.

— Какое разочарование, не так ли? Легендарная личность — и земная женщина ему в пару.

Ящеррица покровительственно улыбнулась и отрицательно помотала головой.

— Мы не сходимся с землянами, — сказала. — Мы — разные виды.

— Я — не ящеррица.

При слове «ящеррица» моя собеседница скривилась.

— Где вы родились? — прозвучал внезапный вопрос. — На «Станции 17», не так ли?

— Нет, — ответила удивлённо.

Управляющая растерялась.

— Простите… Наверное, я лезззу не в своё дело…

— Ничего, я понимаю. Как я уже говорила, тяжело поверить, что ваш судья привлечён к такой, как я. Какая печальная случайность.

— Если вы верите в случайности, — ящеррица усмехнулась, — это вашше право. Но я бы хотела, чтобы вы кое-что знали… Любая из нас будет рада вам помочь и зашшщитить. Вы теперь — часть нашшего мира. Вы — составляющая того, к чему землянам никогда не будет доступа…

Мы, не сговариваясь, одновременно посмотрели на девушек-снегирей. Я задумалась: может ли быть такое, что влечение — случайно, и на моём месте при ином раскладе оказалась бы другая.

К сожалению, представить подобное легко! Вот великий судья Руанн заходит в это роскошное место, где чувствует себя так уверенно. Вокруг него все суетятся, пытаются угодить. Он видит одну из птичек-продавщиц с красным бантом и пухлыми губами. Влюбляется с первого взгляда, забирает её в свой прекрасный дом и овладевает прямо на том столе, на котором сегодня утром лежала я — расслабленная и удовлетворённая.

И тогда ей бы достались все приятные слова от новоявленной знакомой. Не мне. А я бы стояла в углу, как эти продавщицы, и боялась помешать разговору двух влиятельных женщин — управляющей магазина и избранницы Великого Судьи.

Я ничем не заслужила его любовь, он просто поддался влечению.

Стало нехорошо.

— Я хочу к Переправе, Квик-Ли, — рыкнула я, и провожатый поторопил продавщиц, чтобы те побыстрее упаковывали мои покупки.

Ящеррица лишь улыбнулась и молча отошла в сторону. Если бы я только знала, о чём она думала в тот момент… Я бы не поверила!

* * *

Руанн вернулся домой раньше обычного. Он не пробыл в Маятнике и часа — не мог побороть внутреннего беспокойства. Уже на подъезде к дому ему сообщили — Лин едет на Переправу.

Она будет на Переправе. В тот миг Руанн проклял свою излишнюю уступчивость. Почему он не поехал с ней? Знал, почему: взыграла неуместная гордыня. Лин не хотела, чтобы он ехал вместе с ней, и в какой-то момент Руанн решил: что ж, пусть отправляется сама, ничего плохого не случится. Ведь главное, чтобы его избранница увидела Переправу.

Правда в том, что она будет вынуждена пережить эту боль в одиночестве. И ещё неизвестно, как это повлияет на барьеры, им же установленные. Их нельзя снимать ни в коем случае, ко второй части правды она не готова и никогда не будет готова.

Его сила, конечно, не подвергается сомнению, и даже Переправа не сможет снять блоки, но…

Ящерр остановился посреди просторной гостиной. На улице — снег, в комнате — тепло. Ему навстречу вышла Возница и помогла снять пальто. Затем отдала верхнюю одежду служанке и уставилась на Руанна в ожидании приказов.

— Всё, как всегда. И специй в вино побольшшше…

Не зря он так ценил Возницу. Уж эта женщина знала обо всех пороках его натуры намного больше, чем его сослуживцы. И всё же непонятным образом ей удавалось выглядеть примером добродетели. Как служанка, которая, скорее, умрёт, чем будет работать на испорченных господ. А ведь именно Возница по утрам отдавала приказы развезти гостей и забирала девушек из сада. Она видела, в каком они были состоянии. Но никуда не уходила!

Руанн поднялся по ступеням в свою комнату. Он как никогда раньше был близок к чувству, похожему на волнение. Ничего подобного великий судья не испытывал уже многие годы. Десятилетия…

* * *

Восторг проникал под кожу!

Восторг поглощал!

Величие того, что предстало перед глазами, вызывало желание упасть на колени и преклониться. Никогда я не видела ничего прекраснее.

Переправа — не просто водопад, окружённый мостами. Это грандиозное творение, призванное в равной степени развлекать и служить.

Позади меня раскинулся поражающий красотой величественный город, а прямо впереди — самый большой водопад в мире. Белые лоскутки воды стекали в озеро, разрезая водную гладь. Мосты… они были похожи на сеть канатов, опутавших лежащего титана.

Я стояла на одном из этих мостов, и у меня захватывало дух. С одной стороны от меня разместились терции, с другой — Квик-Ли. На каждом из мостов можно было увидеть таких же зрителей. Они сидели в небольших кофейнях, замирали парами около парапетов, просто прогуливались.

Сквозь воду, как из другого измерения, проплывали корабли. Они напоминали призраков, а сам водопад служил проводником между двумя мирами. Эти корабли были громадными. Наверное, даже «Станция 5» со всеми её переходами и тоннелями была меньше. А ведь там жили десятки тысяч людей!

Каждый корабль плыл к своему мосту. Один из них нырнул под тот, на котором стояла я, мне даже удалось рассмотреть верхнюю палубу. Увидела капитана. Мужчина стоял на носу корабля, его хвост отбивал резвую мелодию. Я была уверена — это именно мелодия. Знала также — он капитан.

Ящерр. Сильный, наделённый властью подонок. Один из тех, кого я так ненавидела.

Было безумно холодно, но я отказалась от одеяла, не желая стеснять движения. Я расправила руки, ощущая холодный бриз на неприкрытых участках кожи. От холода руки посинели, губы покрылись коркой инея и, наверное, к вечеру потрескаются.

Но оно того стоило.

Энергия проникала в меня через пальцы рук, приклеивалась к выгнутой шее, беспардонно лезла в карманы пальто и приоткрытый рот. Квик-Ли подошёл ближе.

— Водопад — прямая связь с другим великим городом, Драгобратом. Это засекреченный город, землян туда не пускают. Некоторые шутят, что там, за Переправой, — логово зверя.

— Кто управляет кораблями?

— В основном автоматика. Экипаж небольшой. Вот этой махиной управляют около ста ящерров, ещё столько же выполняют оборонительную функцию.

— Неужели ящеррам есть от кого защищаться?

— По ту сторону, — Квик-Ли повёл плечами, — кто знает.

Да, это было восхитительно. Перед тем как вынырнуть из водопада, каждый корабль бросал на водную гладь свет прожекторов и осветительных приборов, и тогда создавалось впечатление, что вся вода соткана из тонких золотистых нитей. Потом корабль начинал пересекать эту величественную стекающую стену, и тяжесть падающей воды оседала на его корпус.

Стоит отдать должное инженерам, спроектировавшим подобное чудо — тонны воды, обрушивающиеся на корабли, ничего не ломали, они как будто плавно огибали творение ящерриных рук.

Единственная уступка силе природы — во время перехода на палубе не было людей. Пассажиры и члены команды выходили после того, как корабль уже миновал водную опасность, оказавшись на официальной территории Гнезда.

В этот момент зрители на мостах начинали аплодировать, на что пассажиры отвечали едва заметными, строгими улыбками. Члены экипажа — те не реагировали на приветствия никак. Они не мельтешили, не оглядывались по сторонам, будто на несколько минут оказаться под напором огромного водопада — дело пустяшное. Выдержка служила им верой и правдой.

А какие это были корабли!

— Да, — будто из небытия прозвучал голос моего экскурсовода, — Руанн очень хотел, чтобы вы это увидели. Я так понимаю, поездка планировалась для вас двоих… но вы так внезапно… отказались… от его сопровождения… что…

Квик-Ли затих. Он слишком поздно догадался, что я не желаю слышать этих разговоров. Да, я действительно не хотела, предпочитая не думать о том, почему я отказалась разделить восторг от созерцания подобной красоты с мужчиной, за которого была готова отдать жизнь. А ведь я была готова, там, на «Станции 5».

— Скорее всего, именно поэтому ящерры сделали Переправу такой сногсшибательной, — прошептала я, ощущая на лице холодный бриз, — чтобы мы, земляне, знали: есть то, к чему они нас никогда не подпустят.

Квик-Ли поёжился. Ему не нравилась зима, не нравился неубранный снег под ногами и отсутствие купола над Переправой. Ему было холодно. Мне — хорошо. В меня как будто медленно, капля за каплей проникали покой и уют.

— Позволю себе не согласиться. Ящерры очень мало заботятся о том, что подумают или увидят земные люди. Вы уж извините, Венилакриме, но отношение Руанна к вам — это то чудо, на которое другим землянам не стоит и надеяться, — он замешкался. — Возвращаясь к теме Переправы, они очень ценят это место.

— Они много чего ценят, — я посмотрела на очередной появляющийся сквозь водную стену корабль. Холодный бриз долетал до моего лица. — Гнездо, Маятник. Они говорят о нём как о самом большом чуде света.

— У ящерров есть на это право, не так ли? Ведь вы уже видели Маятник?

— Да, приходилось.

— Разве он не прекрасен?

— Прекрасен, — согласилась.

— А Переправа? Здесь особенная энергетика. Земные люди этого не чувствуют, но на ящерров она действует очень странным образом.

— Поясни, — стало интересно.

Квик-Ли улыбнулся. Ему было приятно, что он смог привлечь моё внимание.

— Некоторые ящерры наделены определёнными способностями. Например, гипноз, лёгкая левитация, мысли почитывают иногда. Это редкость, конечно, но в сильных родах — бывает. На Переправе такая сильная энергетика, что она стирает любое влияние.

— Стирает? — Я посмотрела на него озадаченно. — Не понимаю.

— Ну, очищает сознание.

Я осмотрелась вокруг. Ящерры, повсюду ящерры. Квик-Ли понял мой невысказанный вопрос.

— Не на всех ящерров Переправа оказывает такое воздействие. Обычные люди приходят сюда ради отдыха. Здесь им легче дышать. Не знаю, как это объяснить по-научному, что-то связано с кислородом. Но ведь далеко не на всех ящеррах лежит чужое влияние. Другое дело — судьи. Они приезжают сюда перед особо важными встречами… убедиться, что никто на них не наложил чего-нибудь. Или после. Так сказать, очиститься от всей этой заразы.

— А Руанн? Тоже сюда приезжает?

— Судья Руанн слишком силён, это все знают. Никакая Переправа не снимет его влияние, как и не сможет воздействовать на него.

Я была сконфужена.

— Но ведь действует на других… почему…

— Венилакриме, — Квик-Ли вздохнул. Он успел сообразить, что я не его проверяю, я действительно ничего не понимаю. — Весь город знает, что Руанн принял должность судьи, чтобы упростить многие официальные процедуры и избежать лишних объяснений. Он… поймите, он не просто судья… — и замолчал, видимо, сомневаясь, уполномочен ли делиться информацией.

— В таком случае, кто же он?

Я пыталась говорить шутливо, но ни погода, ни выражение лица моего провожатого не способствовали сохранению весёлого тона. Наверное, шутить, находясь около Переправы, — нельзя.

— Его прислали оттуда, — кивнул головой куда-то вверх. — В каждом более-менее значимом городе есть такой человек. Иногда они маскируются под судей, иногда предпочитают оставаться в тени, что до последнего и делал Руанн. Все об этом знают, так что я не выдаю вам никакой секретной информации.

Квик-Ли умолк. Было понятно — он на интересующую меня тему больше и слова не скажет.

Я замерла у парапета, засмотревшись на водную гладь. Ветер разносил брызги по всем мостам. Зима, холодная зима поглотила планету.

— Тяжело поверить, что столь прекрасное место может быть опасным, — сказала спустя несколько минут.

— Разве вы не ощущаете этой энергии? — оживился Квик-Ли. — Переправа — это нечто особенное как для людей, так и для ящерров.

— Да, ощущаю.

Я засмотрелась на водопад. Наступило затишье, уже около пятнадцати минут оттуда не выныривал корабль. Интересно, когда выплывет, к которому из мостов направится? Хорошо бы, если к моему — я смогу увидеть экипаж и пассажиров вблизи.

Откуда приплыли эти ящерры? Что такого особенного они повидали «по ту сторону». Ведь на кораблях не только экипаж. Пассажиры — вот ради кого весь сыр-бор.

Хотелось кричать. Так громко, как только возможно! Кричать, позволяя воздуху наполнять горло, хозяйничать внутри моего тела. Мне казалось — вот именно в этот миг я рождаюсь. Только сейчас!

Жизнь до этого — лишь некое подобие, эфемерное существование.

Но внезапно…

Как гром среди ясного неба всё изменилось.

Холодный ветер перестал играть, он беспощадно точил лезвия о моё горло. Резко снизилась температура.

Я оперлась о перила, но это не помогло. Руки стали ватными, вялыми, неспособными удержать хозяйку. Порыв ледяного ветра взлохматил волосы, они прилипли к лицу, скользкими змеями оплелись вокруг шеи. По ногам пробежала судорога, и я внезапно ощутила, что на мне лёгкие замшевые туфли, совершенно не подходившие для зимы.

— Квик-Ли…

Водопад превратился в опасного зверя. Из его здоровенной глотки хлынула лавина ледяного воздуха. Никто этого не видел, никто не обращал внимания. И лишь я в оцепенении наблюдала, как струя морозного дыма замирает над водопадом, а потом резко срывается в мою сторону.

Я не могла закрыть глаза. Не могла уклониться. Всё, на что я была способна, — наблюдать, как лавина холода приближается ко мне, а потом со звуком трескающегося льда врезается в моё тело.

…Маленькая девочка Лин внимательно следила за тем, как тело взрослой Венилакриме падает на землю и начинает биться в конвульсиях. К ней подбежал Квик-Ли…

Он был очень собран, не суетился, не волновался. Уже не тот неуклюжий здоровяк, каким он притворялся весь день, — собранный, сильный солдат.

Обман, всё обман.

Квик-Ли взял девушку на руки. Рядом уже топтались стройные ряды терциев. Они отгородили Венилакриме от любопытствующих зрителей и понесли к машине.

Тело Лин затихло. Она отключилась.

Я — отключилась.

Глава тринадцатая

Меня разбудили звуки, подобно мухам тревожащие спасительное забытье. Это был удивительный сон, лишённый страхов и воспоминаний.

Сладость дремоты улетучилась. Подушечками пальцев я чувствовала прикосновение шелка, полностью контролировала позу, в какой находилась. Я знала, где я и кого могу увидеть рядом. Осознавала, сколько мне лет, и какое количество из них я потратила впустую.

Я была здесь и сейчас. Ничего не изменилось — стало другим восприятие. И всё это я почувствовала за доли секунд, ещё не успев открыть глаза.

А потом было слово…

Два голоса. Первый принадлежал Руанну, второй — незнакомому человеку. Они находились в нескольких метрах от моей постели, как я успела догадаться, в малой гостиной. С улицы в комнату долетал шум ветра, шуршание веток, хлюпанье талого снега.

Несмотря на слишком громкие звуки с улицы — каждая капля подтаявшего снега ударялась о перила балкона, как барабанная дробь, — я слышала, о чём разговаривают ящерры.

— Вы можете скрывать её сколько угодно, но это вряд ли имеет смысл… возможен рецидив, дестабилизация, и никто не знает, как это повлияет на её здоровье.

— Но почему? С другими происшествий не было! — удивился Руанн. В его голосе было слышно беспокойство.

— Что ж, ваш случай уникален. Вы не можете продолжать делать то, что делаете. По крайней мере, если вас волнует её физическая безопасность. Следующий раз может иметь другие последствия. Вы знаете, как действует Переправа, — все блоки должны быть сняты. Если нет — это отразится на её здоровье. Тот же рецидив… — говоривший на мгновение умолк. — Есть другие варианты развития событий. И гарантий я дать никаких не могу. Я врач, а не провидец.

— Я делаю это ради её блага, — пауза. — В любом случае, никакая Переправа не снимет мои блоки, а вот то, что наложили на неё в детстве, снять необходимо.

— Я это знаю, — прозвучал ответ, лишённый эмоций.

Пауза.

— Мы не можем предугадать, как будет реагировать организм этой девушки, — разворачивал свою мысль доктор. — То, что она испытывает к вам настоящее влечение, но при этом не превращается, — невозможно генетически. Я, по крайней мере, этого объяснить не могу. Она не видит других мужчин, более того, из-за крайне деструктивного земного воспитания испытывает к ним омерзение. С вашего согласия вчера был проведён ещё один эксперимент. Сотрудник нашего института, женщина, завела с ней разговор. Сильфия утверждает, что на неё девушка произвела весьма приятное впечатление. Если бы вы позволили мне вынести этот вопрос на публичное рассмотрение… — осторожно намекнул голос.

— Никакой публичности, — категорично ответил Руанн. — Меня не интересует, почему она любит. Она любит, и это главное.

— В таком случае, — доктор подбирал слова, — перестаньте на неё воздействовать. Мы пока не понимаем почему, но её организм отторгает ваше влияние. Частые головные боли — лишь первый признак, дальше будет хуже.

— Не волнуйтесь, доктор, это моя забота.

Собеседник умолк. Видимо, задумался. Сказал осторожно:

— При всём уважении, если девушка пострадает — вы обвините меня. И тогда это будет моя забота. И вы не вспомните мои настоятельные рекомендации… перестать деформировать её сознание.

Пауза. Затем — голос Руанна, глухой и сдержанный:

— У других не было таких последствий. Я не понимаю, почему они есть у неё? И люди, и ящерры переносят моё влияние без каких-либо негативных реакций.

— Не забывайте, мы до сих пор не знаем, какая у неё наследственность.

— Да какая у неё может быть наследственность?! — разозлился Руанн. — Если мы правы и её корни со «Станции 17», то каждый более-менее великий род оттуда был уничтожен, я лично об этом позаботился. Не может у неё быть серебрёной крови.

Доктор молчал. Послышалось шуршание — Руанн изменил позу в кресле. Звякнули чайные приборы — то ли кофе наливали, то ли ложкой размешивали сахар.

— А мог ли кто-то… спастись?

— Из ящерров — нет! — категорично ответил судья.

— Странный, весьма странный случай, — сказал доктор. — Лакриме… Венилакриме анализирует ваши ошибки. Её любовь не слепая. Жаль, что она не распространяется о прошлом… А силой вы, конечно… — пауза. — У вас тут холодно. Может, перейдём в комнату…

— Да, вы правы, — после некоторого раздумья выдал Руанн. Последнюю фразу он предпочёл не услышать. — Её любовь не слепая, потому так ценна. Я знаю, она — то, что я искал. Именно поэтому нужно ускорить процесс.

— Как неожиданно слышать подобное от всеми уважаемого судьи Руанна, — голос звучал по-прежнему холодно, диссонируя с приятными словами. — Тем не менее, если её случай такой особенный, Переправа могла разрушить не только ранние блоки, но и ваш… тоже… И тогда… Насколько я понимаю ситуацию, девушка не склонна воспринимать вашу манеру поведения как приемлемую.

— Не склонна.

На улице было холодно. Падал снег. Лютая зима. Я не к месту подумала, что у доктора, наверное, неплохое чувство юмора.

— Мои блоки не под силу разрушить никому, — категорично заявил Руанн. — На этой планете уж точно. Те, кто мог, давно гниют в могиле. Мы провели зачистки вместе с разрушением Мыслите. Представители либеральных кланов были уничтожены, Лакон и его шайка — мертвы.

— Конечно, — человек поставил на стол пустую чашку. Звякнуло блюдце. — Всё равно важно узнать, кем были её родители. Я так понимаю, вы уже подняли архивы «Станции 17»?

— Да. Но там ничего найти не удалось. Искать нужно не в архивах. Спрашивать имеет смысл у женщины, которая воспитывала Венилакриме.

— Убежала, — с пониманием произнёс доктор.

— Найдём. Вопрос времени. Планета маленькая, и это уже давно наша планета.

Все мои силы уходили на то, чтобы не пошевелиться. Я сдерживала дыхание, пыталась расслабить мышцы. Страшно. Тот Руанн, разговаривающий с доктором, — другой. Это не мой Руанн. Этот угрожал и требовал зайти к нему в клетку.

Не верилось, что ящерры могут быть так неосторожны. Как могли они вести столь важный, непредназначенный для меня разговор, даже не закрыв дверь?

— Как скоро можно ожидать изменений? — спросил Руанн.

— Это очень индивидуально. Следите за ней внимательно. Когда начнёт понимать нашу речь — тогда и ожидайте.

Пауза.

— Хорошо. Ваш ответ мне подходит. Но… Возможен ли вариант, что она не превратится? Мозг — инертный механизм. Я склоняюсь к мысли, что нужен некий… катализатор, который бы ускорил процесс. Действие, которое…

— …которое введёт её в состояние шока, — спокойно закончил собеседник.

— Верно. Иначе пройдут годы, прежде чем она сможет меня окончательно принять.

— При всём уважении, судья Руанн, я не придумываю диагнозы, я их просто оглашаю. Естественно, я продолжу следить за её здоровьем… но пока советую воздержаться от провоцирования слишком ярких эмоций… и…

— Какого рода эмоций? Спать я с ней могу?

— Если не причините никаких физических увечий. И только по обоюдному согласию. А относительно состояния шока… Пока — рано. Как показывают тесты, она и так в достаточно стрессовом состоянии.

Руанн хмыкнул.

— У вас мышление, как у торговцев людьми. Даже тембр их голоса узнаю. И поверьте, иногда, в очень редких случаях, я такую точку зрения разделяю, но не в случае с ней, — возникло молчание. — Сами знаете, я не могу ей навредить.

— Знаю, конечно, но…

— Но не верите, что влечение настоящее. Думаете, я одичал от одиночества на этой планете, — Руанн засмеялся. — Вам нужно с ней поговорить, и вы сами всё поймёте.

— Возможно, я последую вашему совету…

Послышался резкий звук — с крыши упала груда снега.

— А теперь давайте обратим внимание на ваш намёк и перейдём в комнату потеплее. Венилакриме скоро проснётся.

Я открыла глаза вместе с щелчком двери и сразу осознала две вещи: первое — дверь в малую гостиную была закрыта, я не могла их слышать; второе — они разговаривали на своём языке. Я. Не. Могла. Их. Слышать.

* * *

Если бы мы были хоть чуточку умнее — мы бы жили по-другому. Мы бы знали, куда и с кем идём, где нас ждут, а для кого мы — недруги.

Мы бы научились не наступать на одни и те же грабли.

Но мы есть те, кто мы есть.

Ящерр пришёл ко мне в комнату, следуя за служанкой с подносом, нагруженным едой. Она поставила поднос на туалетный столик и удалилась.

Руанн — остался. Он присел на кровать и потрогал мой потный лоб. Я не удержалась от улыбки. Я улыбалась ему, даже помня подслушанный разговор.

— Я подумал, что ты проголодалась.

Его прикосновение успокоило.

«Ящерр, что же ты со мной делаешь?»

Я приподнялась на высоких подушках.

— Никогда не понимала, как можно есть в постели.

Руанн засмеялся. Вряд ли над моим комментарием, скорее, от облегчения, что я так быстро иду на поправку.

— Как ты? — спросил после паузы.

— Тебе лучше знать… Я была без сознания.

— Врач говорит, ты переутомилась. Я должен был это предвидеть — на Переправе другое атмосферное давление, да и подача тока слишшком большая. Там используются резисторы с большим сопротивлением, но это мало что меняет… Многим становится плохо.

Он наклонился.

— Что случилось, Лин? Квик-Ли сказал: тебе всё нравилось, ты была в восторге… и внезапно упала.

Для меня это было совсем не внезапно.

— Ты мне скажи. Что со мной случилось, Руанн?

Он поднял брови.

— Ты думаешшь, я это знаю?

Подслушанный разговор, подслушанный разговор, подслушанный…

— Я думаю, ты многое от меня скрываешь.

Ящерр замер. Его лицо сосредоточено, взгляд сфокусирован на мне. Такая внимательность пугает.

Я отвернулась от Руанна. Закрыла глаза и заговорила. Медленно, спокойно, но в тишине комнаты мой голос звучал как закадровый текст в хорошем фильме.

— Я часто вспоминаю тот случай на «Станции 5». Помнишь, ты хотел, чтобы я зашла к тебе в клетку? Одна мысль не даёт мне покоя. Если бы я вошла — ты бы меня убил?

Я обернулась. Прикоснулась кончиками пальцев к его шее. Так легко и просто — я прикасалась к столь уязвимому месту на теле судьи, потому что он мне это позволял. Мне и никому больше.

«Я понимаю ваш язык, у меня как минимум в несколько раз улучшился слух… Я начала видеть мир по-другому, как будто сняли с глаз серую вуаль.

Расскажи мне правду, мой любимый ящерр».

— Лин… Ты даже не представляешшь, насколько иначе видел ситуацию я…

— Объясни, — я погладила его щёку.

— Это сложно.

— Такой ответ не принимается.

— Другого пока нет, — он усмехнулся и поцеловал мою ладонь. — Тебе нужно поесть.

— Да, нужно.

Я схватила с подноса ароматную булочку, пока Руанн наливал в чашку горячее молоко. Оказывается, я была ужасно, зверски голодна.

— Тебе нужно отдохнуть. Я приду позже, — он встал с постели с намерением покинуть комнату.

Я схватила его за руку.

— Уже!

— Что «уже»? — он усмехнулся.

— Уже отдохнула. Присядь ещё на минуту.

Руанн удивился, но присел на кровать. Я отложила поднос в сторону. В комнате мало воздуха.

— Понимаю, мы не идеальная пара, что бы ты там ни говорил. Ваше отношение к людям весьма показательно, и у тебя нет причин доверять мне… Но, — я наклонилась к нему, — если ты настроен на моё пребывание в твоей жизни — не скрывай от меня ничего.

Пауза.

— Почему ты решшила, что я от тебя что-то скрываю?

— Потому что ты судья, — я посмотрела ему прямо в глаза, — и потому что от плохих привычек сложно избавляться.

Длинный протяжный звук вырвался из его горла. Не рычание, но как похоже…

— Да, я много чего скрываю, — пауза. — Но все эти секреты касаются работы. К тебе они не имеют никакого отношшшения.

Переправа. Падение тонн воды на корабли. Дерзость, с которой железные глыбы принимают эту тяжесть. Хладнокровный капитан корабля.

— Мне казалось…

— Лин, — Руанн взял меня за руку, — ты не о том беспокоишшься.

Он лёг рядом. Поцеловал. Его тело нависало над моим. Судья был не прочь остаться.

— Хорошо, Руанн, — я положила ладонь ему на грудь, — иди. Я хочу ещё немного поспать.

Мой судья усмехнулся и одним проворным движением поднялся. Завис над кроватью.

— Встречное предложение: не скрывай ничего от меня.

Наступила моя очередь саркастично хмыкать.

— Разве мне есть что скрывать?

Когда Руанн ушёл, я с головой спряталась под одеяло и попыталась отрешиться от всего. Но одна мысль никак не покидала: мне нужно научиться жить, понимая, что мой любимый ящерр прежде всего — великий судья Руанн.

Опасен…

Хитёр…

И он меня обманывает.

* * *

Пар лип к глазам, заставляя их то и дело закрываться. Горячая вода превратила моё тело в облако. Дыхание рассеивалось в воздухе.

Ощущая полнейшую расслабленность, я отвлеклась от проблем. Всё теперь воспринималось по-другому. И обморок около Переправы, и разговор ящерров, и моё странное восприятие реальности. Даже жизнь на станции я видела по-другому, будто и не со мной это было.

Внезапно послышался скрип двери.

Руанн.

Мой ящерр.

Он без слов подошёл к бассейну, сбросил халат и спустился по ступеням вниз. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы подплыть ко мне. Я ни о чём не спрашивала — пожирала глазами его тело.

Шаг, ещё шаг — он рядом.

Его руки обхватили меня за талию и осторожно сдвинули в сторону. Я оказалась сидящей у него на коленях.

Несколько секунд мой ящерр смотрел мне в глаза.

— Лин, — он погладил мои влажные волосы. — Ты ведь помнишшшь, как ради меня спустилась на нижние уровни? — я молча кивнула. Он и дальше гладил мои волосы. — Это было только твоё решшение. Только твоё…

На этом слова закончились. Удовольствие от горячей воды смешалось с другим, не менее приятным удовольствием.

Глава четырнадцатая

Руанн устраивал ежегодный приём. Это была традиция, рождённая много лет назад. Каждый судья раз в год приглашал сливки ящерриного общества к себе домой. Подготовка началась за месяц до события.

Я в этом фарсе участвовать отказалась и с лёгкой душой заверила, что с удовольствием пережду праздник у себя в комнате. Руанн сказал, что это необязательно. Я настояла — обязательно.

— Ты сможешшь потом уйти, — настаивал ящерр. — Согласно традиции, хозяева приветствуют гостей у порога. Ты их встретишшь, а потом уйдёшшь. Это займёт не более двадцати минут.

— Двадцать минут? — повторила я как попугай.

— Да, Венилакриме, двадцать минут. И тебе не придётся улыбаться этим напыщенным, самоуверенным…

— …наглым, — подсказала я.

— Наглым, — покорно подтвердил Руанн, — ящеррам.

— Я согласна. Двадцать минут я выдержу.

После инцидента на Переправе во мне проснулся хитрый маленький зверёк. Он требовал скрыть факт понимания ящерриной речи, подсказывал: об обострении слуха и зрения также стоит умолчать. А главное — ничего не говорить о «картинках».

А картинки, безусловно, были. Чаще всего, они появлялись сразу после пробуждения, теряясь на границе сна и яви. То были вспышки воспоминаний из далёкого детства: лицо Рам-Дасса, тёплые руки Виры, странные вывески, надписи на которых я не могла или не успевала разобрать.

Но иногда, внезапно, током ударяло странное моё-не-моё воспоминание об удивительных зданиях, людях и ящеррах, которых я знать не могла. Происходило это в очень неподходящие моменты: во время завтрака или, например, на прогулках с Руанном.

Самым ярким оказался случай на утренней пробежке. Преодолевая препятствие в виде маленького снежного сугроба, я поскользнулась, и в момент, когда падала, перед глазами высветилась картинка: много людей, они куда-то бегут. Не все, некоторые остаются на месте. И я с удивлением пониманию, что на них колодки и орешники. Я чувствую, что тоже хочу убежать, но не получается — вокруг слишком много ящерров.

На этом видение прервалось — я грохнулась в сугроб снега. Ко мне сразу же подбежали слуги, поставили на ноги, отряхнули… и увели обратно в дом.

К приёму готовились все в доме, даже Руанн заказал себе новый костюм. Портной приехал в точно назначенное время — аккуратный высокий старичок лет шестидесяти.

Когда я увидела Руанна в праздничной одежде — застыла в проёме двери с восторженным выражением на лице.

— Руанн, — и задохнулась от ответного взгляда, пойманного в зеркале. — Таким ты был, когда я увидела тебя впервые. Помнишь? — засмеялась и подошла ближе.

Он посмотрел на меня с улыбкой. Кивнул портному, и тот неспешно удалился.

— Что ж, таким я буду на приёме весь вечер.

— И первые полчаса я не смогу спустить с тебя глаз.

— Венилакриме, — он оторвал взгляд от пуговиц на рукаве и посмотрел на меня. — Ты ведь знаешшь, стоит тебе только захотеть…

— Знаю. И ты знаешь, что я не захочу. Рано мне ещё с убийцами знакомиться. Будет намного лучше, если я проведу это время у себя в комнате. Встречу гостей — и уйду. Не смотри на меня так, я не могу за несколько месяцев разувериться в том, в чём меня убеждали всю жизнь. Завтра в твоём доме соберутся самые опасные ящерры не только Гнезда, но и, возможно, всего вашего мира. Я не могу улыбаться и делать вид, что всё в порядке. Я их ненавижу.

— Не забывай, я — тоже часть этого мира.

— Руанн, ты даже не представляешь, как я об этом сожалею.

Молчание.

Он поправил нашивку на рукаве. Отвернулся и посмотрел на себя в зеркало. Сказал сухо:

— Есть несколько людей, с которыми я бы хотел тебя познакомить.

— Что за люди? — спросила, зная, что Руанн говорит о ящеррах.

— Один человек. Мы давно не виделись, он живёт на далёкой планете…

— Звучит как начало сказки… — я усмехнулась.

— Ещё какой, — серьёзно ответил Руанн. — И главная героиня этой сказки — мозоль в системе многих миров. Так вот, мой друг воюет на стороне этой «мозоли». Из-за этого он попал в опалу, ему запретили въезд на Цертамину.

— Это название вашей планеты?

— Да, — он усмехнулся. Видимо, вспомнил нечто приятное. — Но сюда он приехать имеет право, и я хочу его увидеть.

— В таком случае, мне будет приятно познакомиться с этим человеком… — мы с Руанном нашли свои отражения в зеркале, и, думаю, оба пришли к выводу, что смотримся просто отлично. — Меня немного страшит этот твой приём. Я не привыкла к такому большому скоплению ящерров.

— Венилакриме…

— Но ведь ты сам говорил, что ящерры не испытывают настоящего влечения к земным женщинам. А что, если…

— Я такого не говорил, — ответил Руанн. — Есть случаи, когда испытывают, к величайшему сожалению, ведь эти женшщины поддаются влечению к любому. Для ящерра это проклятие, — он прикоснулся к моей шее. — Ты не поддаёшшшься. Ты, Венилакриме, моя привлечённая.

Его слова успокоили. Руанн прав, я действительно его избранница. Его выбор. Его женщина.

Польщённая, я решилась пошутить:

— Знаете, судья, увидев вас впервые, я уже знала, что меня ждут огромные неприятности.

Мой мужчина усмехнулся.

— Что ж, ты их получила.

— Нет, — поцеловала его в щёку. Мне хотелось сгладить прошлую резкость, извиниться за то, что открыто пренебрегаю его традициями и не хочу появляться на приёме. — Помимо неприятностей, в придачу у меня есть много сладких… — погладила его шею, — возможностей. Но, возвращаясь к нашей первой встрече, я выдам большую тайну и признаюсь, что ты был первым ящерром, который показался мне по-настоящему привлекательным.

— Что ж, это приятно… Но неужели это всё, что ты испытала? — Руанн пытался казаться ироничным и незаинтересованным, однако цепкий взгляд выдавал противоположное. Как всегда, серьёзен. Любой разговор превращает в допрос.

— Как?! Неужели этого мало?! — я ткнула его под бок и услышала в ответ шутливое «Ах!». — Нет, конечно, я сразу поняла, что ты отличаешься от других. Я часто о тебе думала и уезжала со станции, чтобы быть подальше от Вашего Превосходительства судьи Руанна. Но, как видишь, это не принесло никаких положительных результатов.

Он поцеловал меня в висок.

— Что касается меня… — он вдохнул побольше воздуха. — Я годами не испытывал разочарования подобного тому, какое испытал после твоего исчезновения… да-да, когда ты прошшмыгнула мимо охраны там, на рынке. И меня током ударило, когда я увидел тебя у себя в кабинете — соблазнительную, желанную… Добыча, которую нужно покорить…

— Ну что ж, у тебя это получилось… — хмыкнула.

— Нет, милая, не получилось, но я надеюсь, у меня ешщё всё впереди. Да и ты оказалась не добычей. Скорее, ценной наградой за годы служения Гнезду и Империи. Иди сюда…

Он прислонил меня к зеркалу и расставил мои ноги шире. Провёл рукой по бедру и одним резким движением подмял юбку вверх. Я видела в зеркале, с каким заинтересованным лицом он всё это делал — будто подарок распаковывал.

Как оказалось, серебристая форма ящерров снимается за несколько секунд…

* * *

Наступил день приёма.

Мои отношения с Руанном не изменились, но я всё чаще ловила на себе его внимательный взгляд. Он, как коршун, следил за жертвой и выжидал, когда она совершит ошибку. Я понимала: моё молчание ведёт в никуда — нужно признаться, что я понимаю их речь, и посмотреть, как он на это отреагирует. Руанн знает намного больше, чем любой другой ящерр, наверняка сможет помочь. Но я молчала. Сложно сказать, было ли это проявление врождённого инстинкта или приобретённая недоверчивость.

Я знала наизусть устройство дома, облазила территорию имения, все скверы и закоулки в парке. Особый интерес вызывал, конечно, сад. Он представлял собой загадочный лабиринт, созданный из деревьев и золотистой проволоки. Повсюду стояли скамейки из блестящего камня.

В честь приёма над садом поработали на славу — включили подогрев, раскрыли тент, положили на скамейки мягкие покрывала и подушки. Словом, превратили этот лабиринт в средоточие уюта и тепла посреди лютой зимы. Меня удивляла такая забота именно о саде. Я не понимала, зачем нагревать и обустраивать столь огромную территорию? Неужели они ожидают, что все гости массово бросятся на природу?

Ящерры, ненавидящие зиму, ринутся в сад?

Чем ближе к началу приёма, тем быстрее бегали слуги. Я спрашивала себя — не пропущу ли чего-то важного, отказавшись участвовать в торжестве. Ведь я лишь встречу гостей — и уйду, никаких светских разговоров, никаких знакомств. Для гостей я так и останусь абстрактной «женщиной судьи».

Наверное, огорчало и то, что Руанн так быстро смирился с моим решением. Не хочешь — не нужно. Поведение, несвойственное упёртому как баран судье. В глубине души я ожидала больше возражений. Они бы польстили моей гордыне.

В тот день ко мне приехали косметологи и стилисты. Меня мыли, одевали… словом, приводили в порядок. Я к такому не привыкла, а потому вместо удовольствия испытывала прямо противоположное. Как бы отреагировал Руанн, если бы увидел меня в моём худшем состоянии? Частенько бывало, что я ела руками и вытирала жирные пальцы об одежду. Что бы там ни утверждала Вира о манерах и правильном поведении, в диких условиях ты сам становишься дикарём.

Года четыре назад я обрезала волосы ножом — чтобы сэкономить время. И мне бы никогда не пришло в голову красить шевелюру «в натуральный цвет»!

Я задала одной из девушек вопрос: «А мой цвет — он разве не естественный?», после чего она застыла передо мной как статуя. Её помощница пришла на помощь и начала оправдываться: «Так волосы будут ярче, здоровее». Я не спорила — ярче так ярче, тем более что результатом я осталась довольна.

Думаю, в тот вечер я выглядела роскошно: длинное медное платье с очень необычным узором из серебряной проволоки, оно блестело ярче солнца. Мне уложили волосы в небрежный пучок и вручили Руанну.

Прежде чем он успел сказать хоть слово, я предупредила:

— Не более двадцати минут.

— Да, Венилакриме, я помню, — усмехнулся мой невероятно привлекательный ящерр.

Он взял меня за руку и повёл к входной двери. Хозяева дома обязаны встречать гостей.

— Такова традиция, — объяснил он, в то время как я любовалась его костюмом и фантазировала о том, что под ним. Я знала, помнила, как выглядят эти широкие плечи. — Мой дом должен знать, что ты — хозяйка.

Я не поняла смысла фразы о доме и продолжала пялиться на Руанна.

— Не смотри на меня так, Лин, — он провёл рукой по моей спине. — Ты меня очень… отвлекаешшшь.

— Хорошо… Так — не буду.

Чтобы сбросить с себя смущение, я спросила:

— А если некоторые гости опоздают?

Руанн сжал мою руку. Потом аккуратно взял под локоть.

— Мы не опаздываем. Никогда. Мы либо приходим, либо нет — третьего не дано.

— Но ведь бывают обстоятельства…

— Бывают, — он хмыкнул в ответ на собственные, потаённые мысли. — Но не так часто, как у вас.

Весь дом был готов. Слуги постелили ковровую дорожку от ворот к входной двери и подключили обогрев — таким образом, гости ступали на тёплый сухой ковёр, а не на холодную землю. Сами слуги тоже оделись по-особенному: тонкие синие и серебристые линии на белом фоне — так выглядела их форма.

Живой оркестр настраивался, дирижёр заметно нервничал. Не сидели без дела и инженеры-электрики: в рабочем отсеке они проверяли отопление и орали на информатиков за то, что те лезут куда не надо.

Мы в это время стояли в холле, перед входной дверью — собранные, официальные, претенциозные. В зеркалах отражались наши фигуры в полный рост. Я любовалась Руанном, его сильным телом. Вечером сниму с него одежду и укушу за плечо.

Мой ящерр дал команду открывать дверь. Двое слуг одновременно потянули за рычаги. Вручную. Пульт управления задействован не был. Видимо, это тоже часть их ритуалов.

Когда дверь распахнулась, на нас хлынула волна света. Это было сверкание машин, светодиодов, растыканных по периметру сада, и украшений женщин. Сотни людей в строгом порядке выстроились в длинный ряд. Их лица искрились удовольствием, смертоносные хвосты покоились на спинах или же нетерпеливо следовали за хозяевами.

Ближайшие гости были в двух метрах от нас. Так близко!

Волнение захлёстывало, сердце застревало в горле, дыхание перехватывало. Сейчас в этот дом войдут те, кто отравлял моё существование на протяжении многих лет, кто выслеживал нас и убивал. Они отдавали приказы о нашем истреблении. Они — это ожившая мечта собрать всё зло мира в одной комнате и поджечь её!

Но я знала: я не сделаю ничего, что навредит Руанну. Я буду молчать и благодарить за оказанную мне честь, и буду делать это искренне. А потом уйду — подальше от сволочей, которые истребляли наши укрытия и радовались нашему унижению. И пусть они празднуют, пусть. Главное — без меня!

— Почему никто не заходит? — прошептала я очень-очень тихо. Я не знала, какое из моих чувств сейчас сильнее — ненависть или страх.

Руанн резко повернул голову в мою сторону и несколько мгновений не сводил с меня глаз. Никогда я не видела на лице бесстрастного ящерра таких эмоций — ярких, чётких, пугающих. Он был чем-то удивлён.

— Руанн, очнись… Руанн, ты слышишь меня?

— Венилакриме…

— Почему ты на меня так смотришь?..

Он не успел ответить — к нам подошла Возница. Она аккуратно дёрнула Руанна за рукав и молча кивнула в сторону ожидающих людей. И лишь тогда Руанн очнулся:

— Двери нашего дома открыты! — громко продекламировал заученную фразу. Ящерриную.

И наши необычные гости начали по парам заходить внутрь, здороваясь и улыбаясь. Эти ящерры пришли к человеку, мнение которого для них важно. Пришли с жёнами… дочерьми… и с земными женщинами, статус которых был всем понятен.

Последних я определила сразу. Взгляд другой — либо влюблённые собаки, подверженные влечению, либо индифферентность и некоторое пренебрежение. Всё прилично, всё в рамках, так, чтобы хозяин не обвинил в непокорности.

Руанн жал протянутые ему руки. Я улыбалась. Возникли сомнения: к месту ли я стою рядом с ним как хозяйка большого красивого дома, который не строила вместе с ним по кирпичику, а заняла всего несколько месяцев назад.

Гости были вынуждены меня замечать, вынуждены под давлением авторитета пожимать мне руку. Потому что так захотел судья Руанн.

Их одежда вызывала интерес. Костюмы были сшиты с учётом остроконечных хвостов, в цветовой гамме преобладали преимущественно серый, синий и чёрный в комбинации с другими цветами. У кого-то, например, платье было голубого тона, и лишь перчатки как бы говорили — серебристый цвет не забыт.

Ещё я обратила внимание, что Руанн, представляя меня, использовал только моё сокращённое имя. В ответ на удивлённый взгляд он объяснил:

— Венилакриме — имя, созвучное с нашшими именами, оно имеет очень глубокие корни. Это может сбить гостей с толку.

Я обдумала эту информацию. Как много странных совпадений.

Мой судья тем временем жал руку похожему на шкаф ящерру.

— А что оно значит? — спросила, когда ящерр отошёл.

— Венилакриме — «приходяшшщая слеза». Произносится немного по-другому, да и окончание отличается, но в общих чертах…

Я удивилась. Мне с самого детства говорили, что моё имя слишком длинное и неблагозвучное. Наиболее ярой противницей называть меня так всегда была Вира, и даже обычно нейтральный Рамм-Дасс иногда поддакивал, мол, да, Лин звучит, безусловно, намного лучше.

Я впервые попробовала своё имя на вкус. Посмотрела на него без предубеждения, привитого с раннего детства. Покатала на языке и произнесла вслух:

— Венилакриме…

Уши уловили звук собственного голоса. Уловили по-новому. Это был необычный звук, рождающийся где-то в животе.

Красивый звук.

Руанн наклонился ко мне:

— Существует сокращение этого имени, которое используем мы. Никто не сокращает Венилакриме до Лин.

— А как сокращают?

— Лакриме.

Красивое имя. Имя для настоящей… ящеррицы. Ящеррицы, которую кто-то будет любить. По-настоящему.

Откуда-то из глубины сознания возникла интересная мысль: всё наше земное общество пронизано желанием любви с первого взгляда, любви слепой и спонтанной. И когда я получила эту любовь, ничем не заслуженную, — что-то внутри меня не позволяет радоваться этому обретению.

Хочется заслужить мужчину, быть достойной его, и чтобы он был достоин меня. Здесь. Сейчас. Это важно.

Я замечала любопытствующие взгляды женщин. Они приветствовали меня и Руанна. Мне — несколько фраз на человеческом. Всё остальное — на ящеррином.

Около шести сотен гостей прошествовали мимо нас. Начиналась официально заявленная часть — непосредственно приём.

Я стояла в красивом платье на пороге красивого дома, встречая самых влиятельных людей на континенте. Благодаря Руанну, глядящему на меня с тихой задумчивостью.

Весь этот фарс, если б не его мудрое поведение, мог превратиться в принуждение. Он был способен низвести меня до уровня прислуги, заложницы, рабыни… никто и ничто не помешало бы судье воплотить злые намерения в реальность.

Но он не сделал этого. Ни разу — ни словом, ни жестом — он не указал мне на «моё место». Во всем его поведении читались вежливость и уважение.

Всё то время, что мы были вместе, я считала, что знаю, кто находится рядом со мной.

Мой мужчина влиятелен… красив… самоуверен… напорист. Он скрывает от меня много важных вещей. Ему хватило терпения выдержать мои нападки и недоверие… и плен. И только там, на пороге его дома, я поняла, насколько мне повезло. Увидеть Гнездо не со стороны бедности и страданий — пустые тарелки, работа с утра до ночи и тяжесть, тяжесть, тяжесть в груди и на сердце…

В тот день всё выглядело по-другому. Одно дело — знать, что он уезжает в Маятник и вершит там важные дела. Другое — видеть результаты его действий. С каким поклонением к нему относились. Как осторожно подходили к нему женщины. Понятное дело — они не могут пересечь черту дозволенного и оскорбить меня открыто. С другой стороны, как сложно, наверное, им воспринимать всерьёз обычную землянку, поверить, что я действительно его привлечённая.

Мне ткнули в лицо всем тем, к чему я относилась с таким пренебрежением.

Тот вечер был для меня наукой. Болезненной… прекрасной… и страшной. Волосы становились дыбом от мысли, кого я целовала по вечерам. С кем спала, кого просила быть мягче, жёстче, ускориться или… замедлить движения.

И мне не нравились собственные мысли. Не нравилось то, как Руанн преподносил этот приём. Его взгляд без обиняков говорил: «Смотри, Лин, смотри… смотри и мотай на ус. Меня злить нельзя».

Мы остались в холле одни. Все гости прошествовали мимо нас в бальную комнату, где их ждала живая музыка, круглые столики и много танцев. Слуги не закрывали дверь, так как ожидался ещё один гость — друг Руанна, который прилетел с другой планеты.

Я отсчитывала секунды, когда смогу уйти, заявив, что выполнила своё обещание — двадцать минут прошло. Для бедной девочки Лин, выросшей на станции, полученной информации оказалось слишком много. Она не могла её переварить. Она нуждалась в одиночестве и во времени, чтобы всё обдумать.

— Вас можно поздравить, судья Руанн?

Ящеринный язык резанул слух. Вопрос прозвучал желчно, дерзко, без уже привычного заискивания.

Я обернулась. Позади нас стоял мужчина, а за ним две женщины — темноволосая и русая, — а также слуга. Лакей находился ближе к черноволосой, она была ящеррицей. Другая — высокая стройная землянка в зелёном платье. Грациозная, эдакая княгиня из древних сказок.

— Да, вои Люмиа, меня можно поздравить.

— Судья Руанн нашёл свою привлечённую, — человек взглянул на меня и недобро усмехнулся. — Какой прекрасный повод позлорадствовать для всех ваших врагов.

Руанн сохранил бесстрастное лицо. Я же была вынуждена делать вид, что ничего не понимаю — они разговаривали на ящеррином.

— Все мои враги здесь, вои Люмиа, и они могут убедиться, что она не та, кем кажется на первый взгляд.

— Она бесхвостая! — выкрикнул мужчина. — И это говорит о многом! Это значит, ты удерживаешь её силой. Я за километр чувствую твоё влияние на её сознание. У неё ни рода, ни наследия, её некому защитить. И ты прячешь её. Не хочешь, чтобы она находилась среди нас, ведь тогда могут учуять, — мужчина засмеялся. — Ты прав, судья, они не успели заметить, кто она. Но я сильнее, ты ведь знаешь. Я могу издалека…

Лицо Руанна застыло. Вокруг судьи сгустился воздух.

— Ты опоздал на приём, на который тебя не приглашали, вои Люмиа… — Руанн говорил сквозь зубы. — И теперь тебе хватает наглости говорить о наследии? Её наследие — я. Я дам ей имя, статус и защиту.

Судья был взбешён и не пытался этого скрыть. Инстинктивно я хотела отойти в сторону, но понимала: сейчас этого делать нельзя.

— А почему вы так уверены, судья, — спросил Люмиа, — что ей нужна именно ваша защита?

— Я могу тебя убить за подобное оскорбление.

Вои Люмиа обнажил зубы. То ли улыбка, то ли оскал дикой собаки.

— Тебе не простят.

— Мне многое прощают. Это мой город, — Руанн оскалился. — Тебя в этот дом не звали, Люмиа. Забирай свои игрушки и покинь нас немедленно.

«Игрушками», судя по всему, он назвал двух девушек — ящеррицу и землянку. Та, что ящеррица, оскорблённо нахмурилась. Красавица в зелёном так и не подняла глаз от пола.

— Разве это справедливо, дорогой судья? Ты свою игрушку сделал жемчужиной вечера. Моя жемчужина тоже хочет блистать. Посмотри, — он обернулся и схватил земную женщину за подбородок, — разве она не прекрасна?

— На моей, как ты сказал, жемчужине, нет и следа насилия. И не будет, — Руанн взглянул на девушку в зелёном. — Платье твоей скрывает синяки и побои. Она даже убить себя боится из страха ослушаться твоего приказа.

Вои Люмиа ухмыльнулся.

— Так интересней, — он отпустил девушку, и та сразу отошла назад. Я заметила, как другая схватила её за руку и спрятала за спиной. Кажется, ящеррка пыталась смягчить удар, который выпал на долю землянки. Мне почему-то стало приятно. — Я никогда не использую влечение на своих рабынях. Что толку задействовать силу? От этого начинает жутко болеть голова.

Наступила очередь Руанна ухмыляться.

— От нехватки сил и только от неё начинает болеть голова, — кивнул охране. — Выведите его.

Вои Люмиа вмиг посерьёзнел.

— Судья, ты перегибаешь палку… — ящерр подчеркнул слово «судья».

— Ты прекрасно знаешь, я в своём праве.

Мужчины смотрели друг на друга несколько секунд. Затем — резко вдохнули воздух. Одновременно. Это напоминало глоток кислорода после долгой задержки дыхания, как будто оба внезапно вынырнули из-под воды.

Нежданный гость скривился:

— Хорошо, Руанн, продолжим этот разговор в Маятнике.

Руанн бесстрастно кивнул. Он подозвал официанта и схватил с подноса бокал шампанского. Отсалютовал им собеседнику:

— Да, Люмиа, мы продолжим этот разговор. Я тебе обещаю.

Мужчина повернулся и направился к двери, той самой, с изысканной резьбой. Вслед за ним двинулись девушки. Пока они шли к выходу, я никак не могла оторвать взгляд от землянки в зелёном платье.

Сколько их… таких? Сколько красавиц попадают в руки подобных тиранов? Синяки? Не видела. Но, скорее всего, они есть, где-то под этим роскошным платьем на роскошном теле.

«Одна из»…

Вечером я вернусь в комнату, которую уже привыкла считать своей. Буду делать, что захочу. С мужчиной, которого хочу.

А куда придёт она? Что заставит её делать вечером этот садист и насильник?

Дверь захлопнулась с мягким щелчком. Руанн тронул меня за плечо. Осторожно. В этот момент я испытала к нему щемящую нежность за столь бережное прикосновение. Какой резкий контраст. Мне не нужно его окружение — только он.

— Лин, как ты себя чувствуешшшь? — спросил Руанн хрипло, продолжая всматриваться в моё лицо, будто отыскивая ответ на мучивший его вопрос.

— Руанн, что случилось? — попыталась улыбнуться. — К чему такая обеспокоенность? Надеюсь, это был не тот друг, о котором ты мне рассказывал?

Ведь мне не положено понимать ящерриный язык.

— Этот мне кто угодно, но не друг… Ты не волнуйся, Лин… я просто… перестраховываюсь. Не беспокойся ни о чём.

Возникла неловкая пауза. Кажется, впервые мы не знали, что сказать друг другу. Мне хотелось объяснить: «Не беспокойся, Руанн, я ожидала подобного. Я знаю ваш мир, знаю его законы. Для твоего окружения я — ничто, пустое место, как бы ты меня не наряжал и не успокаивал».

Вместо этого я сказала:

— Разве по протоколу ты не должен уже заходить? Ну… в бальный зал?

Руанн обернулся. Посмотрел на дверь.

— Да, пожалуй, — он поцеловал меня в висок. — Возвращайся к себе в комнату, Венилакриме. Ты прекрасно справилась с обязанностями хозяйки дома. И выглядишь сегодня великолепно.

— А как же твой друг?

Руанн усмехнулся.

— Видимо, он всё же не смог приехать.

Я пыталась сохранять бесстрастное лицо. Но мысли… иногда их сложно контролировать. Может ли быть такое, что он предвидел моё нежелание находиться в компании ящерров? Может, поэтому так быстро согласился, чтобы я ушла сразу после приветствия? Как удобно — показал меня и сразу спрятал. Он не хотел, чтобы я присутствовала на приёме!

Тогда почему я смотрела на него и думала лишь об одном: «Как хорошо, что ты не похож на Люмиа!»

Но, с другой стороны, откуда мне знать? Может, он ещё хуже? Я уже столько всего слышала, столько подозревала. Дураку понятно — он водит меня за нос.

Я приготовилась улыбнуться и сказать, что мне действительно пора, но улыбка застыла на моменте слегка приподнятых уголков губ. Невозможно!

Меня током ударила догадка: кажется, сегодня я сказала свою первую фразу на… его языке. Тогда, когда дверь открывалась впервые.

Я посмотрела на Руанна. Если у него и были подозрения, внешне это не отразилось никак. Он умел быть хладнокровным, когда нужно.

Почему, почему я раньше не сообразила?

Он знает, что я понимаю их речь. Нет смысла отрицать. Если я могу говорить, значит, могу и понимать.

Наверное, он бы хотел узнать об этом по-другому, не после того, как я услышала столь неоднозначный разговор.

Руанн не сводил с меня глаз. Даже сейчас он, казалось, читал мои мысли. Что же пошло не так? Неужели я действительно начала говорить на его языке? Что это значит лично для меня? А что — для него? Ведь понятно же: ящеррицей я быть не могу. Тогда что?

Он дёрнулся, будто учуял эту мысль. Но не успел сказать и слова — дверь открылась: к нам приближался пожилой мужчина со спутницей. Они были последними из гостей, вошедших в дом.

Мужчина был высокого роста, усат. В летах. Его серебристо-синяя форма разбавлена интересными нашивками-пуговицами, они сразу бросались в глаза. У Руанна на костюме — такие же, но их меньше и они крупнее.

Седовласый мужчина похлопал Руанна по плечу. Я понимала значение этого жеста — обычное человеческое приветствие. Они были рады видеть друг друга.

— Как положено по уставу, я прибыл позже остальных, — сказал гость. — На Цертамине будут довольны, что я чту их приказы, оскорбляя твой дом опозданием.

— Ты знаешь, что в моём доме все указы Цертамины теряют силу.

— Знаю, Руанн, — гость басовито засмеялся.

Они сказали друг другу несколько фраз на своём языке и поклонились друг другу. Девушка, державшая мужчину под руку, неожиданно вставила в разговор несколько скупых реплик на ящеррином. Мужчины рассмеялись. Я же была в ступоре.

Она — ящеррица?!

Я помнила слова Руанна о том, что их язык понимают лишь настоящие ящерры. И это была загадка, беспокоившая уже давно, потому что я понимала их язык, но хвоста у меня не наблюдалось.

Как и у неё!

У меня не было возможности как следует удивиться. Когда времени мало, приходится брать себя в руки. Я нацепила на себя благожелательную — как я себе её представляла — улыбку и ещё раз кивнула.

— Как прекрасно, что вы обучччаете леди нашшшшим традициям, Руанн, — сказал мужчина на земном языке.

Руанн повернулся ко мне. Показалось, на моём месте он ожидал увидеть кого-то другого. Да, именно такое впечатление производил его взгляд. Что я сделала не так? Всего лишь поклонилась.

Судье не к лицу подобное выражение, подумала внезапно.

Я взглянула на девушку ещё раз. Ниже ростом, щупленькая, улыбчивая, похожа на балерину из моего любимого довоенного фильма.

Героиня того фильма меня не раздражала, хоть и творила дикие вещи. Эта девушка, как ни странно, тоже — она вызывала стойкое любопытство. Усилием воли я оторвала от неё и без того слишком пристальный взгляд.

— Венилакриме, позволь тебе представить… ГАК Токкиа и его очаровательная дочь Немая.

Миг — и в голове вспыхнула картинка, так не вовремя и так мимолётно, что я не успела её уловить. Но воспоминание выбило из головы уже заготовленный ответ, и вместо этого я произнесла:

— Вам стоит чаще бывать в нашем доме.

Я испугалась собственной дерзости. Какие причины вынудили меня быть настолько уверенной в себе, что я использовала фразу «наш дом»?

Краем глаза я посмотрела на Руанна. Удивительно, но он был польщён! Потому что я назвала его дом — нашим.

Так вот что важно для моего мужчины!

В тот миг я осознала, насколько у землян и ящерров разное отношение к женщине. Всё слышанное, виденное и домысленное сошлось воедино.

В их культуре женщина — высшая награда. Природа позаботилась о том, чтобы этот интересный и сильный вид находил свои половинки. Влечение двух не ставилось под сомнение. Когда девушка предъявляет права на дом жениха, это не самоуверенность — это признание того, что она готова жить под его крышей. Это уровень доверия, выбор в его пользу.

Это то, чего не хватило нам для построения крепкого, здорового общества! То, из-за чего мы так быстро проиграли толком не начатую войну и стали прятаться под землёй. Неразвитые семейные связи и слабость духа… Может, мы не боролись за солнечный свет потому, что нам не было ради кого бороться? Некому было сказать: «Я так люблю солнце. Сохрани его для меня».

Эти — боролись. Ради своей женщины. И ради своего дома.

Сколько сил мы тратим на поиски тех, с кем будет хорошо, но даже через много лет продолжаем сомневаться и предаём. Насколько другими были бы отношения, если бы мы знали наверняка, что наши любимые с нами не только из-за материальной выгоды, амбиций или же детской инфантильности? Каково это — быть абсолютно уверенным в партнёре?

— Вы говорррите как настоящая ящеррица, — с улыбкой ответил ГАК Токкиа.

— Спасибо, — я поклонилась и бросила взгляд на Немаю — слышала ли она. — А как расшифровывается ваше ГАК?

Все переглянулись. Руанн странно напрягся.

— Хм, а почему вы решшшили, что это должно расшшшифровываться? — Токкиа пристально на меня посмотрел. Улыбка не смягчила резкость взгляда. Его дочка забеспокоилась.

Что я сказала не так?

— Видимо, чутьё подсказало. Но… разве я не права?

— Ну почему же, правы… — он вздохнул и погладил руку дочки, которая лежала на его плече. Успокоил. — Скажем так, я воюю на стороне повстанческих армий на другой планете. Это было моё личное решшшшение, — Токкиа глянул на Руанна. Взгляд, понять который нелегко. — ГАК — сокрашшшщение, которое используется по отношшению к главнокомандующим на этой планете, — он улыбнулся. — Но давайте не будем об этом. Вечер слишшшком прекрасен, чтобы говорить о ней.

— О ней?

— Я имел в виду о них… о повстанцах.

Лицо Руанна застыло. Показалось, его зрачки немного вытянулись. Я слегка притронулась к его пиджаку.

— Видишшшь ли, Лин, я придерживаюсь немного других политических взглядов… — видя моё замешательство, попытался объяснить Руанн. — В этом вопросе мы с Токкиа по разные стороны баррикад. Но разница в убеждениях не мешшает нам уважать друг друга.

— И в угоду этиммм убежждениям ты жжживёшшь на этой планеттте столько леттт, — дерзко встряла Немая, сверкая лукавой улыбкой.

Всполох чистого детского веселья окутал нас вместе с произнесённой фразой! Наверное, всё дело в непосредственности Немаи. А ещё она коверкала язык. Заметно, что на человеческом разговаривает нечасто. И всё же в её реплике чувствовалась скорее обычная шалость, нежели желание навредить или оскорбить.

— Немая! Это недостойно! — укоризненно произнёс Руанн на ящеррином. Девчушка сделала вид, что его упрёк произвёл впечатление, хотя очевидно же — нет, не произвёл. Ух ты, Руанна не боялись!

— Подожди, Немая, найдёшшшь своего спутника, и все остальные мужчины перестанут перед тобой стелиться… — шутливо пожурил Токкиа и обратился к Руанну. — Тогда она будет только своего мужжжа доставать капризами, — с гордостью усмехнулся отец. — Вокруг неё так и вьются толпы мечтателей в надежжде оказаться «тем самым». Неужели не видят — рано ей ешшщё!

Я рефлекторно бросила взгляд на Руанна, мол, почему рано? Но отцу лучше знать. Наверное, у них брачный возраст наступает позже? На вид девушке было лет двадцать, возможно, чуть больше — хороший возраст для всего. Даже для брака.

— Ты и через сорок лет будешшшь говорить то же самое, — улыбнулся Руанн, отпивая из своего бокала. — Жаль, некому открыть тебе глаза на правду. Твоя дочь — уже взрослая и невероятно привлекательная. И я рад, что ты, несмотря на всеобшщее предубеждение, привёз её на эту планету.

Руанн прищурил глаза и отсалютовал девушке бокалом. Немая молча, без какого-либо смущения приняла комплимент. Отец лишь хмыкнул, как бы признавая очевидность сего утверждения.

— Я с опасением жжду момента, когда она найдёт своё влечение и упорхнёт от меня.

Токкиа на человеческом говорил очень хорошо, так же хорошо, как и Руанн, коверкая лишь некоторые звуки, да и то не во всех словосочетаниях. Я решила, что он часто разговаривает на земных языках, но, скорее всего, не на моём.

А вот Немая с земными людьми дела не имела. Она разглядывала меня украдкой, думая, что я не вижу. В её поведении не было брезгливости или отвращения, чего я могла бы ожидать от знатной ящеррицы… просто интерес. Она будто примеряла меня к Руанну — подхожу или нет?

Я сделала очевидные умозаключения — девушка не влюблена… и бесхвостая. Вряд ли ящерры могли не обращать внимания на сей занимательный факт.

Мне хотелось без промедления задать этот вопрос Руанну. Но вечер продолжался, и мы были обязаны сохранять соответствующее своей роли лицо.

В конце разговора ящерры опять перешли на свой язык. Я услышала несколько реплик и сперва ничего не поняла. Каким-то образом лишь последние несколько фраз «включили» мой мозг для понимания ящерриного.

— Я в Гнезде недавно, но все в городе только и говорят о судье, нашедшем свою привлечённую-землянку, — говорил Токкиа. — Признаться, я до последнего не знал, что в данном случае предпочтительнее — поздравить тебя или посочувствовать.

Руанн усмехнулся.

— Так чего же я удосужусь от тебя — поздравлений или сочувствия?

Токкиа бросил на меня, как ему казалось, незаметный взгляд.

— А чего бы ты хотел?

— А как ты думаешь, друг?

ГАК Токкиа ещё раз изучающе посмотрел на меня… Бесконечный миг.

— Соглашусь, она необычная. Непохожа на людей, даже двигается… видимо, от тебя набралась… — и снова взгляд украдкой в мою сторону. — Но если она — не одна из нас, то какие могут быть намерения?

— Токкиа, не сейчас, — прервал его Руанн. — Об этом мы поговорим в другом месте. Тебя не было, ты не знаешь…

— Единственное, чего я не понимаю, — как ты удержался от соблазна покопаться у неё в голове. Ведь, согласись, соблазн…

— Удержался — и точка, — посерьёзнел Руанн. — Скажи лучше, когда ты возвращаешься обратно? Я бы хотел встретиться ещё раз в более формальной обстановке. От тебя ждут отчёта…

Дальнейший их разговор не представлял для меня интереса. Я мастерски изображала непонимание их языка, стояла рядом с Руанном, пока они беседовали, а в конце вежливо попрощалась с отцом и дочерью.

Они ушли в бальный зал. Мы с Руанном остались одни. Когда дверь открывалась, мельком я успела увидеть яркие отблески света и людей в праздничной одежде. Ящеррицы и земные женщины, все они там. И не понять с первого взгляда, какая огромная пропасть лежит между свободной ящерркой и бесправной земной женщиной.

Мне было не по себе. Я заглянула Руанну в глаза. Не знаю, что я надеялась отыскать, — обвинение в том, что скрыла факт понимания его речи, или… извинение? Потому что из прерванного разговора я поняла: он соврал Токкии. Руанн копался у меня в голове. Вопрос в том, как отразилось подобное влияние на моём поведении?

Опять закружилась голова. Перед глазами вспыхнула картинка, некий эфемерный образ, который на этот раз я успела ухватить.

Миг — я вижу руку, указывающую вверх. Светит солнце, ничего не видно. Я — ребёнок. Меня поднимают на руки, и я, наконец, могу рассмотреть то, на что мне указывали: вывеска «Станция 17». На ящеррином языке!

— Что такое, Лин?

Мне не хватало воздуха. Я громко дышала, надеясь побороть панику.

— Плохо… Очень плохо мне…

— Пойдём в сад, — встревожился Руанн. — Там дополнительные настройки, дышшать легче.

— А как же приём? Тебя все ждут.

— Подождут.

Он отошёл на секунду, чтобы отдать Вознице распоряжения. Вернулся уже через две минуты и сразу повёл меня через запасной выход в сад.

Как же болела голова!

— Ещё немного — и мы выберемся отсюда, — пообещал Руанн.

Дворовой (именно так ящерры называли швейцаров) открыл дверь. Руанн кивком головы указал на сад, мол, мы уже близко. Ворота приветливо распахнули свои объятия.

Невольно я залюбовалась представшей передо мной картиной. Бесконечные лабиринты, подсвеченные мягким светом, тепло, испускаемое генераторами, снег, который не таял… И лишь вдали маячила темнота — как будто сад уходил в полный мрак.

— Так… романтично.

— Только при входе. Дальшшше очень темно, и нам туда идти не стоит. Прости, Лин, но скоро мне придётся вернуться в дом, меня ждут.

— Ты мог бы оставить меня здесь одну, — предложила я. — Мне станет легче, и потом я уйду.

— Исключено, — категорично ответил Руанн и добавил: — Не хочу бросать тебя в одиночестве. Давай просто постоим здесь, пока тебе не станет легче, и вернёмся обратно в дом.

Внезапно я заметила двух мужчин, вышедших из-за угла. Они были далеко, и в какой-то момент показалось, что их фигуры просто утонули в темноте.

— Руанн, ты это видел!? — удивилась я. — Они как будто сквозь землю провалились.

Руанн всмотрелся куда-то во мрак. Его зрение даже в кромешной темноте было намного лучше моего. А ещё он напрягся.

— Видимо, они хотели поговорить без свидетелей, — сказал мой судья, — вот и выбрали это место. Нам не стоит им мешшать. Тебе уже лучшше?

Головная боль понемногу отпускала. Я сделала ещё несколько сытных глотков воздуха. Посмотрела в направлении, где исчезли ящерры. Показалось, темнота как будто немного отступила назад.

— Руанн, пошли вглубь сада, — попросила я вдруг.

— Не стоит, — ответил он небрежно. — Если мы нарушшим покой гостей, они сочтут это оскорблением. Кстати, одень…

Он вытащил из кармана лёгкие полупрозрачные перчатки. На вид они казались созданными из воздушной паутинки.

— Знаю, выглядят не очень надёжно, но они согреют тебя хорошшо. Сад, конечно, обогревается, но всё же небольшая температурная разница в доме и здесь присутствует.

Его забота развеяла любые подозрения. Как можно сомневаться в мужчине, который носит в кармане перчатки, чтобы я не замёрзла?

— К сожалению, мы не можем задерживаться здесь надолго, мне пора возвращаться. Официально я так и не появился на приёме.

Мы двинулись по ухоженной аллее обратно к дому.

— А почему изменили освещение сада? — спросила я. — Некоторые лампы ведь не горят.

Руанн ответил сразу, без колебаний:

— Такова была задумка дизайнера… так вы называете эту профессию, кажется.

— А вы её по-другому называете?

— Да. В вашшем языке для меня это одно из сложнейшшших слов, — он поцеловал меня в лоб.

— Буду знать. Так кто у нас дизайнер?

— Он среди гостей. Я могу тебя с ним познакомить, если хочешшшь. Очень умный человек. Приехал из Драгобрата. Это город…

Хватит!

Я схватила Руанна за руку.

— Руанн, это чудесно, но мне бы не хотелось сейчас обсуждать лампы и архитектуру, — я посмотрела ему в глаза. — Почему дочь Токкии выглядит как земной человек?

Руанн выгнул бровь дугой и усмехнулся.

— Знал, что ты об этом спросишшшь. Достаточно было увидеть твоё лицо, когда ты поняла, что Немая — одна из нас…

— Ну и?

— Она выглядит как человек, поскольку ещё не вошшшла в детородный возраст. Или не влюблена, что бы ни говорили учёные обо всех этих возрастных ограничениях.

Пауза.

— Поясни…

Он вздохнул.

— Нашшши женщины до первой влюблённости остаются как бы в состоянии «имаго». Генетически это объясняется тем, что хвост — сильное средство защиты, а тело приобретает серебристый оттенок, когда организм начинает вырабатывать универсальное противоядие и иммунитет ко многим заболеваниям. Так что серебристое напыление на нашшей коже — в первую очередь мощнейшшая защита. У женщины нет такой сильной потребности зашщищать себя, пока она не становится готовой забеременеть. Для зашщиты у нашшего вида есть мужчины, которые рождаются с хвостами и всеми средствами обороны. Прошще говоря, нам не страшшны никакие микробы, мы почти солнечных ожогов не получаем, нас ранить сложнее именно благодаря этому серебристому напылению, которое у мужчин появляется при рождении, а у женщин — с того момента, когда у них начинает вырабатываться определённый феромон. Это немного похоже на изменения, происходящие в организме во время беременности. Тело женшщины меняется. Вот тогда-то у неё отрастает хвост, а кожа становится серебристой. Сушществуют способы искусственно ускорить процесс и обрести хвост без влюблённости, к этому прибегают те, к кому привлечение не приходит.

— Такие есть?

— Ты невнимательно меня слушшшала, Венилакриме. Я рассказывал: влечение испытывают лишшшь около десяти процентов населения. Остальные нашши женщины, когда находят мужчину, который их удовлетворяет физически и материально, проводят сложную процедуру, в результате которой у них появляется хвост и нормальный для нашшего вида цвет кожи. Конечно, на самом деле всё намного сложнее, но это уже детали.

— А почему отец Немаи так… спокоен? Ведь может же такое быть, что у неё не будет… привлечения?

Руанн усмехнулся.

— Он спокоен, потому что Немая — девушшшка. Она в любом случае не пропадёт. К тому же… кровь у их семьи сильная. Такие семьи, как правило, всё же обретают влечение.

— Но… я раньше не видела бесхвостых ящерриц.

— Потому что на этой планете их совсем немного. Женшщины беззашщитны, пока не переступят порог взросления. На нас лежит обязанность оберегать своё наследие. И уж тем более ящеррицы не выезжают из безопасных городов. Они… другие, они привыкли быть в центре внимания. Думаешшь, почему в городах никто открыто не нападает на земных людей? Согласись, внешшне Гнездо кажется очень демократичным.

— Да, кажется…

— Знаешь почему? — Руанн засмеялся. Очень странно засмеялся. Видимо, у него были собственные соображения на этот счёт.

— Вы не хотите, чтоб ящеррицы это видели, — догадалась я.

— В точку. Конечно, многие ящеррицы понимают, но им приходится мириться с таким положением вещей. Чаще всего они прибывают на вашшу планету в детстве, с родителями, и здесь вырастают. Они просто не знают другого.

Он смотрел на меня выжидающе. Его идеальный костюм был скроен таким образом, что всё это время хвоста не было видно. Одежда, придуманная для ящерра, поэтому когда хвост появится — ткань нигде не порвётся.

— А Немая?

— Она здесь проездом, вместе с отцом. Скоро уедет.

— На родину?

— Не совсем на родину, хотя там она тоже побывает. На особо важные мероприятия к нам приезжают гости из Цертамины, мужчины и женщины. Но и уезжают они очень быстро. Для многих ящерриц найти своё влечение на вашшей планете, — он подчеркнул слово «вашей», — чуть ли не проклятие.

— Почему?

— Женщщины не одобряют. Мы здесь считаемся испорченными. Им не нравится нашше отношшшение к земным людям.

— Умны они, эти ваши ящеррицы, как я погляжу.

Руанн лишь хмыкнул.

— Получается, — осторожно спросила я, — ты бы не смог найти себе женщину с… как она называется… с Цертамины, если бы захотел?

— Я бы мог, — он усмехнулся. — Меня на вашу планету отправили, говоря понятными тебе словами, с самой верхушшки. И я остаюсь на этой верхушшке. Я глава рода, притом не самого слабого. К тому же нашши действия на вашшей планете приносят прибыль Цертамине. Мой род поошщряет то, что я здесь нахожусь.

— Какая может быть им из этого выгода? — удивилась я.

— Мы поставляем туда провизию и…

— И?..

— Что ж, всё равно ты узнаешшь об этом рано или поздно, — Руанн вздохнул. — Земных людей мы тоже поставляем. Женшщин. Это даёт выручку, и очень большшую.

Куда делись люди со «Станции 5»? Куда делись люди со «Станции 5»? Куда делись люди со «Станции 5»? Куда делись…

— Но многое держат в тайне, — продолжал Руанн. — Есть кланы, которые не приемлют насилия ни в каком виде. Вначале экспансии они отправляли на вашшу планету своих посланников, но те не выдерживали, — он сделал паузу, — здешнего климата и… возвращались обратно. Ну и ящеррицы… от них скрывают.

— Ящеррицы… против насилия?

Руанн засмеялся.

— Да, против… Они считают, что все зверства творятся только здесь, не на Цертамине.

…Некто очень мудрый в моей голове истошно завизжал: берегись! Убегай! Но в то же время — как могла я прислушаться к этому голосу? Руанн — сила, которая удерживает меня на плаву. Мой мир держится на нём! Но главное, как ни печально, не это… здравый смысл ни при чём… Я верила, что люблю его…

Я восстановила дыхание и постаралась отрешиться от «лишних» мыслей.

— Вы, наверное, поздно влюбляетесь? — спросила.

Руанн посмотрел на меня внимательно. Уверена, он пытался разгадать: какое впечатление на меня произвели его слова и почему я так резко сменила тему.

Я улыбнулась несмело, и мой ящерр медленно выдохнул. Наверное, я всё же научилась скрывать эмоции.

— Нет, просто Токкиа слишшшком оберегает единственную дочь. Да и ей с отцом хорошшшо, иначе уже давно испытала бы влечение. Не такая уж она независимая, как хочет показаться, — усмехнулся. — И избалованная ужасно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я неправильно использовал это слово? Ну, что ей позволяли всегда очень много, без ограничений, — Руанн поймал мой упрекающий взгляд и сразу понял: — А, ты о другом. Я имел в виду то, что влечением управляет сознание. И когда девушшшка не готова, то она может его ослабить или полностью погасить. Отсрочить на определённое время, так сказать.

Он прикоснулся большим пальцем к моему подбородку, наклонился и поцеловал. Не эротично, скорее, нежно, заботливо.

— Видимо, девочка не хочет отпускать отца, не готова поверить другому мужчине, что бы она там ни говорила о своей независимости, — Руанн сделал многозначительную паузу. — А её избранник бродит где-то рядом, не понимая, почему его привлечённая не преврашщается.

— То есть такое тоже бывает, когда настоящее влечение не взаимно? — спросила я удивлённо, не замечая его намёков.

— Бывает, но это, скорее, исключение. Не так много в мире женщин, не желающих найти спутника жизни. Мужчин, поверь, тоже.

Серебристая кожа моего ящерра переливалась в свете фонарей. Глаза — сверкали. Он говорил как-то… по-особому, но я не понимала, в чём конкретно состоит отличие.

— Получается, ваши женщины до того, как влюбиться, похожи на нас, выходцев из этой планеты? Их не отличить?

— Не совсем. Отличить можно, хотя бы по тому, что они понимают нашшшу речь. Но есть и другие детали, которые для нас очевидны.

Хотелось смеяться. Я представила несколько шестерёнок, которые впервые за долгое время заработали в такт.

— Теперь я понимаю, почему вы так присосались к нашей планете… Мы напоминаем вам ящерриц, которых ещё можно выбрать. Которые не заняты, не влюблены.

Руанну не понравились сделанные мной выводы. Это его раздразнило.

— Что ты хочешь услышшать, Лин? Мы бы вели себя по отношшению к вам по-другому, если бы вы не продавали себя.

— Мы под принуждением! — выкрикнула я в ответ. — Из-за вас мы теряем волю! Как ты можешь не понимать очевидного!

Руанн усмехнулся. Злая, недобрая улыбка.

— Ты думаешшь, те, что пришшли сюда, делали это не по своей воле? Мы редко используем внушение — нас не прельщает тупая покорность. Последние несколько лет мы принуждаем лишь бунтовшщиков. Женшщина для постели — другое дело. Они все здесь добровольно.

У меня снова разболелась голова. Резко, внезапно. Я почему-то представила стену, сквозь которую пытается прорваться прозрачный поток сжатого воздуха. Стена трескается, но не поддаётся.

Я знала — он врёт. Очень убедительно и легко. Не все пришли сюда добровольно. Я выплюнула самый яркий аргумент:

— Руанн, а та девушка в зелёном платье? Не её ли синяки ты предъявил как доказательство вины вои Люмиа? Мне показалось, ты сам был против подобного поведения, а сейчас защищаешь таких, как он!

Пауза.

Лицо Руанна изменилось. На нём отразилась настоящая жажда крови.

Я не поняла почему, а потом как током ударило… «Не её ли синяки ты предъявил как доказательство?».

Я открыто призналась, что понимаю язык ящерров.

К лицу прилила кровь.

Мой судья только этого и ждал. Подтверждение. Нельзя отрицать. Нельзя неправильно понять. Он знал, знал и раньше… тогда почему так страшно?

Мне не понравилось выражение его лица.

— Руанн, я…

Я испугалась. Я очень сильно испугалась.

— Милая Лин, — очень нежно прошептал Руанн. Мне послышалось шипение змеи в этих звуках. — Милая моя девочка…

Ящерр подошёл ближе и прижал меня к себе. Крепко-крепко, так, что я даже сквозь костюм почувствовала текстуру его кожи. Железный захват не оставлял и шанса вырваться. В очередной раз меня пугал мужчина, в любви к которому я себя убеждала.

Он обхватил моё лицо руками, наклонился и поцеловал. Его согнутая спина напоминала полукруг. Нет, камень, нерушимый столетний камень, который, в попытке сделать менее пугающим, затянули в дорогую ткань.

Понемногу страх начал отпускать. Когда Руанн прервал поцелуй, я почти обрела внутреннее равновесие. Голова перестала болеть, в «кирпичную стену» больше не ломилась полупрозрачная сила.

— Понимаешшшь всё-таки…

Не спрашивал — утверждал. Пугал напористостью.

— Понимаешшшшь. Я знал, так давно знал, но теперь…

Рядом с нами никого не было. Мы оказались внутри квадратного ограждения с тремя выходами. Было тепло, несмотря на моросивший снег.

Впору бы спросить прямо: «Руанн, почему я понимаю вашу речь? Руанн, ты влияешь на моё сознание? Руанн, почему у меня так часто болит голова?»

Боялась. Он по-прежнему оставался ящерром, тем, кому нельзя доверять.

— Мне… нам нужно про… пройтись.

Мой судья посмотрел на меня сосредоточенно, и в который раз я поразилась перемене его настроения.

— Только недалеко. Там… темно.

— Как скажешь, судья Руанн. Всё будет так, как ты захочешь.

Он ухмыльнулся. Мы побрели вперёд.

Несколько минут мы молча шагали, как мне казалось, куда глаза глядят. Начался лёгкий снегопад, и это создавало странное ощущение неестественности, так как в саду было очень тепло.

Я хотела говорить о том, что волновало по-настоящему. Но в который раз не знала, с чего начать. Наша беседа напоминала сцену в кукольном театре. Кто-то дёрнул за ниточку — я заговорила, подвигала рукой или умолкла.

«Объясни мне, что со мной не так?! Расскажи правду! Не играй со мной в эти игры! Успокой меня! Руанн, ты ведь обещал любить и защищать! Так позаботься обо мне, не лги! Прекрати этот спектакль!»

— Почему здесь так тепло? — спросила я. — И снег не тает…

— Это только элемент декорации, — Руанн выставил ладонь вперёд. Он принял мои правила игры. — Снег ненастояшщий, видишшшь, он даже одежду не увлажняет. Это мираж.

Я тоже выставила ладонь перед собой и почувствовала, как на неё оседают снежинки. Это ощущение казалось таким настоящим. Пощипывание холода на коже напоминало о диких временах странствий с Вирой и Рамм-Дассом.

— Надо же, а ощущается как настоящий.

Руанн прикоснулся к моей руке. Мы остановились.

— Неужели ты разочарована?

Не было смысла отрицать — разочарована.

— Пожалуй… Мне хочется, чтобы всё, что меня окружает, было настоящим. Иначе теряется смысл.

Я посмотрела ему в глаза.

«Где люди со станции? Действительно убежали, или вы отправили их на свою планету? Почему я понимаю вашу речь? Что ещё ты от меня срываешь? Почему я это терплю?»

— Нет, Лин, здесь я с тобой не согласен. Снег — это красота, призванная очаровать посетителей моего дома. Важно не то, из чего он создан, а какую пользу лично тебе приносит. Я хочу любоваться снегом, при этом не замерзая. Разве это плохо?

Он посмотрел вверх. Глубокое ночное небо ласкало Руанна иллюзорным снегом. Полупрозрачный тент высоко над нашими головами был почти незаметен.

— Руанн… Ты больше не можешь отрицать. Со мной что-то не так.

Он молчал. В какой-то момент начало казаться, что он не услышал моих слов.

— Всё с тобой хорошшшо, Венилакриме, — сказал ящерр спустя мгновение, продолжая смотреть на небо.

— Что… что ты имеешь в виду?

Он взглянул на меня. Ощущение было, будто на плечи обрушился поток воды.

— Я тебя кое о чём попрошшу. Это нелегко принять, но другого выбора нет, — пауза. — Мне нужно, чтобы некоторое время ты не задавала вопросов. Недолго.

Я пыталась осмыслить услышанное. Поверить, что он действительно это сказал.

— Нет!

— Венилакриме…

— Нет, Руанн, нет! Ты не смеешь просить о подобном.

— Я обещаю тебе всё объяснить. Но не сейчас, ты просто не поймёшшь. Ты не в том состоянии, чтобы понять. Лин, воздержись на некоторое время от вопросов, прошу.

— Нет!

Чёртов игрушечный снег не прекращался. Я была зла, но понимала: если скажу, что не могу и не хочу принять его правила игры, Руанн выкрутится. Он всё сделает по-своему, всегда делал.

Я медленно вдохнула и выдохнула. Привычка, которой часто злоупотребляли ящерры.

— И долго мне придётся… ждать?

— Это зависит от тебя.

— Руанн, что за…

Внезапно на меня накатило очень странное чувство. Фраза, готовая слететь с языка, так и осталась несказанной. Я огляделась. Ощущение было, будто кто-то ножом срезал верхний слой красок с идеальной картинки, оставив лишь неаккуратные следы от некогда чётких линий.

Я помнила это чувство — так бывало, когда в радиусе настраивали колпак.

Руанн тоже это почувствовал. Он хищно оскалился и подошёл ко мне ближе.

— Стой здесь! — приказал.

И тут я услышала звук. Я вспомнила, где его слышала, ещё до конца не осознавая, откуда он. Мне нужно туда! Туда! Прочь от Руанна, в темноту аллеи.

— Лин! — выкрикнул Руанн.

Он схватил меня за руку. Действуя инстинктивно, я резко дёрнулась и смогла вырваться. Эффект неожиданности помог мне.

Руанн не сразу понял, что происходит. Во-первых, он, как я потом поняла, не слышал звука, а во-вторых, привык считать, что на территории его имения ничего плохого — для него! — произойти не может. Ну а в-третьих, я очень хотела уйти. Если бы он не отпустил, я бы, наверное, отгрызла себе руку.

Я кинулась в сети лабиринта, точно зная, куда мне нужно. Длинный подол превратился в путы, сковывающие движения.

Я знала куда бежать. Безошибочно. Приближаясь к звуку, мне показалось, что я пересекла стену, созданную из густого воздуха. Эта преграда замедлила моё движение, но не прекратила его. Я не знала, что искать, а потому в какой-то момент остановилась, ощущая, что звук больше не зовёт за собой, его эхо не дребезжит в ушах.

Отчаяние накатило на меня. Здравый смысл велел вернуться обратно к Руанну. А если кто-то видел, как я убегаю от судьи? Во что я превратила этот приём? В глупые игры! Что за голос, куда он мог меня звать?

Но потом…

Тьма изменила свои очертания.

В сумраке аллей, там, куда почти не проникал свет, мне привиделась фигура в свободных одеждах… Это была Вира!

Женщина, о которой я не вспоминала месяцами, ластясь к серебристой коже Руанна. Её образ пробудил во мне целую гамму чувств. Как будто всё, что притаилось глубоко внутри, вдруг всплыло наружу, разъедая глаза и царапая горло.

«Вира!» — хотелось закричать, но вместо этого получился жалобный стон.

Она выглядела по-другому. Никогда ещё я не видела на её лице такого выражения. Суровая. И в то же время знакомая, моя дорогая Вира — свободные одежды, мудрые миндалевидные глаза. Руки, спрятанные в бездонные рукава.

Мир вокруг закружился.

Мне казалось, я нахожусь на пороге открытия, очевидного для всех, особенно для мудрых миндалевидных глаз Виры, но только не для меня.

Что случилось на Переправе?

Разговор Руанна с врачом — то была достаточно однозначная беседа, я уже тогда должна была всё понять.

Обострённые зрение и слух. Новое ощущение от касания к знакомым с детства вещам, как будто подушечки пальцев обрели дополнительную чувствительность.

Гнездо — это город ящерров. Земной женщине в нём хорошо быть не должно.

Что со мной!?

Я сорвалась с места, предвкушая прикосновение к самому важному человеку в моей жизни — к женщине, ставшей мне матерью. Зная, каким будет запах её кожи, тепло её шершавых рук, я вбежала в темноту. Зрение сфокусировалось. Место, на котором, как мне казалось, должна была стоять фигура в длинной просторной одежде, пустовало… На снегу остался отпечаток — утоптанный след.

Я наклонилась, пожирая взглядом эту отметину — единственное доказательство того, что я не сошла с ума. Вира была здесь. Даже запах — чёртов запах остался!

А потом я посмотрела вперёд.

В одно мгновение я поняла, зачем сад был затемнён. Поняла, что стена, замедлившая мои движения, — не плод моей фантазии. Не для ящерров всё это, тем не страшна никакая тьма — для земных людей. Для одного единственного человека.

Для меня. Чтобы я ничего не узнала.

Вира провела меня сюда. Она хотела, чтобы я увидела.

Не хотел — Руанн.

В конце лабиринта сверкали прикреплённые к изгороди искусственные свечи. Вилась тонкая ткань листьев, припорошенных тёплым снегом. Я находилась в маленькой нише сада, посредине которой — огромное ложе. Из-за снега лежать там казалось невероятно неудобным. Холодно. Я привыкла к тому, что снег — холодный.

В их мире всё не так. Снег — всего лишь мираж. Иллюзия. Ложь. Приглядевшись, я поняла, что это не кровать — скорее, глыба, поверх которой положили мягкий матрас и подушки. Застелили постель. Я усмехнулась — если убрать все ткани, получится плоский камень для жертвоприношений.

Там находилось два ящерра. Оба — в серебристых костюмах, сливавшихся по цвету с их кожей. На Руанне это всегда смотрелось величественно, но этих ящерров делало какими-то безликими. Костюмы были проще, без вычурных пуговиц и нашивок. Я сразу определила — военные, не из высших эшелонов.

Посреди постели, окружённая красными подушками с серебристой вышивкой, лежала девушка. В вульгарном платье, с застывшим, почти детским личиком и маленькими руками, неловко уложенными на плечи одного из ящерров.

На ней не использовали влечение. Это был тот случай, когда покорность приелась. Я видела — девушка пытается отбиваться, но слишком вяло, несмело, изначально не веря в силу собственных рук.

Мужчины были полураздеты. Они поставили девушку на колени, и начали снимать с неё платье. Именно снимать, а не срывать — медленно, со знанием дела, наслаждаясь каждым прикосновением к нежной коже. Атласная ткань повисла на бёдрах.

Аккуратная грудь была подхвачена рукой одного из ящерров, того, что стоял на коленях позади девушки. Он притянул жертву к себе. Её спина оказалась распластана на его груди. Другой в это время как раз забирался под подол её платья.

Картина, достойная работы лучшего художника. Белый снег, падающий на красные как кровь подушки, и два ящерра, знающих, что они в своём праве.

Девушка была их жертвой, и она об этом знала. Понимала, что не убежит, что никто её не спасёт. Потому-то сопротивлялась лишь слегка, автоматически.

Кричать — не хотелось. Мой мозг, будто проснувшись после долгой спячки под названием «Руанн», впервые заработал так отстранённо от чувств. Красная постель. Готичное место — кровать в конце тоннеля. Искусственный снег. Такой не намочит волосы, не украдёт тепло.

Я подумала, что-то подобное никогда бы не случилось, например, с Немаей. Она защищена всевозможными законами их мира. Мужчины, наверное, даже не позволят ящеррице находиться в одной комнате с этой землянкой, сочтя её недостойной или опасной для нежной Немаи. С ней — а не с двумя насильниками-ящеррами!

Я замерла. Отрешённость понемногу отступала. Я всё ждала, когда ящерры почувствуют моё присутствие. Возможно, перестанут шарить у девушки между ног и больно сдавливать соски, когда поймут, что женщине судьи такого видеть нельзя.

Как могла я пропустить приготовления к балу здесь, в саду? Как слуги умудрились так быстро установить это ложе, подключить обогрев, постелись ковры? Сколько их здесь, таких постелей по углам лабиринта?

Неужели все гости, желая изнасиловать свою человеческую спутницу, шли сюда? Зная, что их ждёт столь комфортная обстановка? Смотрели на меня и знали…

Я закрыла глаза. Непроизвольно навернулись слезы. Это была жалость к себе вперемешку со злостью. Ещё во время своих первых прогулок по саду, несколько месяцев назад, я от нечего делать посчитала количество таких вот ниш. Неужели они все сейчас заняты желающими испробовать очередную игрушку?

Ящерры — люди.

Люди — не ящерры.

Эти существа умны и образованы, они строят умопомрачительно красивые города. Структуры их власти отлажены до мельчайшего механизма, сбоев не бывает. Их технологии превосходят земные. Ящерры опережают нас, людей, по развитию на несколько столетий…

Во всём, даже в скотстве!

Ко мне бы относились так же, если бы за моей спиной не стоял могущественный судья. Не об этом ли думали остальные ящерры, заходя в дом Руанна?

Паника накрыла, голова закружилась. Мне начали мерещиться голые тела и хвосты, нетерпеливо стучащие по земле (так бывает, когда ящерры не контролируют свои эмоции). Звучали молящие голоса. Всё это длилось несколько коротких секунд.

Всё это длилось вечность!

Вот почему люди так любят это слово — вечность. Потому что только оно передаёт ступор, который накатывает на человека при виде того, во что верить не хочется. Того, что выходит за грани отлаженного годами и опытом мировоззрения.

Жестокий голос у меня в голове противно захихикал: «А разве ты не знала? Разве забыла о сотнях девушек-танцовщиц, приглашённых на торжество в честь назначения нового судьи? А ведь праздник был не для абы кого. Для твоего Руанна! Ты думаешь, этих девушек для танцев пригласили? Ты думаешь, у них спрашивали, хотят они этого или нет? Забыла?

Опомнись, Венилакриме, это было не так давно. Всего несколько месяцев назад…

Ты думала, с твоим появлением что-то изменилось? Он даже не побоялся вести тебя в сад, уверенный, что ты ничего не заметишь. Да если бы не странный звук, ты бы ничего и не заподозрила!»

Мне стало жарко. Я посмотрела под ноги. Оказалось, я стояла как раз на том месте, где, как мне причудилось, была Вира.

Я пригляделась. В живой изгороди мигала жёлтая лампочка. Я подошла ближе. Вытащила. У меня в руках оказался небольшой предмет квадратной формы.

Мощнейший колпак — разработка «Станции 5».

Смех вырвался непроизвольно. Громкий смех, истеричный. Как же всё просто. Средство, которое я использовала не один раз во время вылазок.

Вира была здесь, я знала точно. Только ополчение использует колпаки, и только мы прячем такие возможности в столь маленькие коробочки. Это было достижением нашей станции!

Я открыла коробку со светящимся светодиодом в углу. Отключила контакты. И улыбнулась. Шаркнула ногой по снегу — скрипучему, ненастоящему. Вот теперь они меня увидят и услышат. И Руанн сможет меня найти. Именно этот колпак блокировал сигнал.

Ящерры заметили меня. Замерли. Девушка даже не смотрела — усталая покорность не связанной, но угнетённой жертвы.

Подбежал Руанн. Рядом с ним — четверо охранников: терции в полном боевом обмундировании.

Ящерр кинулся ко мне.

— Венилакриме…

Он силком спрятал моё лицо у себя на груди. Я не сопротивлялась — мне уже было всё равно. Руанн посмотрел на двух насильников, оторвавшихся от любимого дела, и рыкнул:

— Вон! И её уберите.

Я всхлипнула. Мне было больно и обидно. Как женщине, которую предали.

— Лин…

Руанн волновался. Чёртов бесстрастный ящерр волновался!

Бесполезно утаивать. Бесполезно оправдываться.

— Хотя бы сегодня, Руанн… Хотя бы сегодня ты не мог прекратить… это? Ради меня…

Я оттолкнула его от себя — резко, несдержанно. Сделала шаг назад. В ноздрях застрял его запах — родной запах. Меня скрутило от боли. Я согнулась, но когда Руанн попытался подойти ближе, резко крикнула:

— Нет! Не подходи! Ведь ты не мог не знать… Тогда почему… ведь я же не могу, — я выпрямилась и беспомощно развела руками, — это… Ведь если я для тебя так важна, разве нужно… это?.. Нужно!?

— Лин… — он использовал моё короткое имя — то, которое я считала родным. — Пошли, я уведу тебя отсюда.

На губах ощущался солёный привкус. Мои слёзы или кровь из прокушенной губы?

— Поэтому ты не хотел меня сюда вести? Отвечай! — закричала. — Вы использовали заглушки, не так ли? — я засмеялась. — Очень умно. И, насколько я понимаю, настроили их персонально под меня, чтобы я ничего не видела? Отвечай мне, чёрт подери!

Он молчал. Смотрел на меня и молчал. Красивый, самоуверенный ящерр, наверное, для него это в новинку — ощущать вину и пытаться оправдываться. Хотя… есть ли вина? Скорее всего, лишь сожаление оттого, что застукали.

— Лин…

— Да, судья Руанн.

Мой голос был резок. Его — надтреснут.

— Давай уйдём отсюда. Я попытаюсь объяснить…

Я показательно отвернулась в другую сторону. Посмотрела на постель, расстеленную прямо на твёрдой глыбе. На красные подушки и неостывший след от голой девушки. Её обидчики давно ушли, а саму жертву унесли терции.

Руанн всё же подошёл ко мне. Чем ближе он придвигался, тем выше мне приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Лин, почему ты так резко сорвалась? — осторожно спросил ящерр. Он пытался казаться спокойным.

Я засмеялась. Смех сквозь слёзы — не лучшее зрелище.

— Так вот что тебя интересует! Руанн, очнись! Хотя… Постой-постой, — я закрыла лицо руками, так, что подушечки пальцев оказались поверх глаз. — Почему тебя должно волновать что-то другое? Кто я для тебя? Земная женщина!

— Венилакриме…

— Лин! Меня зовут Лин, ящерр! Неужели тебе тяжело запомнить моё имя?!

Я надавила пальцами на глаза. Стало немного легче. Я отняла руки от лица и посмотрела на Руанна. Как мне казалось, спокойно.

— Мне почудилось, я увидела призрак.

— Призрак кого?

Я знала, что не отвечу. И он тоже это знал.

Во мне клокотала злость. Не только из-за увиденного, а ещё и потому, что он допустил это. Если бы не Вира — я бы не узнала. Таков был замысел.

— Ты даже не соизволил увести меня подальше от сада. Неужели настолько уверен в себе? Ведь было много мест, куда мы могли пойти. Но в сад! Почему? Так близко от… этого ада…

— Потому что… — он встретил мой взгляд, — все гости были в доме.

Я всхлипнула. Руанн продолжил говорить, несмотря на мою реакцию.

— Те двое, кого ты видела, — они из охраны. Решшили развлечься, пока руководство отдыхает. Их здесь быть не должно. Видимо, слуги разрешшшили им взять женщину… не разобравшшись.

Ещё один всхлип. Я не смогла сдержаться, и от этого было противно.

— Ты даже не попытаешься… оправдаться?

Он подошёл так близко, что подол моего платья накрыл его обувь.

— А смысл? Ты всё правильно поняла, Венилакриме, — он прикоснулся к моему плечу. Неприятное прикосновение. — Вопрос в том, кто тебя сюда привёл.

— Я не… не могу тебе этого сказать…

— Лин… не бойся меня. Кого ты видела?

Я без слов протянула ему маленькую коробочку — колпак. Засмеялась.

— Треснула ваша защита, великий судья Руанн.

Руанн сразу понял предназначение коробки.

— Лин… тебе не стоило убегать в лабиринт… — он положил руку мне на талию и посмотрел внимательно — отброшу я эту руку или нет.

Я горько усмехнулась, даже не пытаясь отстраниться.

— Но ведь ты же рядом. Ты защитишь? Не так ли, великий ящерриный судья?

Не обращая внимания на очевидную издёвку в моих словах, Руанн прижал меня к себе и крепко обнял, как будто пряча внутри себя, распластывая по своему телу.

Но меня его объятия не тронули.

Я прислушивалась к своим внутренним чувствам, пыталась в них разобраться.

Где-то там, в доме Руанна, танцуют восхитительно грациозные пары. Обычные девушки и ящеррицы. Те, что уже с хвостами, должно быть, поглядывают на остальных с некоторым превосходством. Они уже стали полноценными боевыми машинами.

Я попыталась саркастично хмыкнуть, но получился лишь жалобный писк.

— Руанн…

Я поднялась на цыпочки, к его уху, и прошептала:

— Хочу, чтобы этот день закончился. Ты можешь?

В тот миг я была уверена, что при желании с лёгкостью сказала бы эту фразу на ящеррином. Передо мной как будто открылось два пути. Один — знакомый, пройденный сотни раз: водопад привычных слов, легко ложащиеся на язык глаголы, до мелочей знакомые местоимения. Другой путь весь утыкан мелкими иголками, пройти через которые нельзя — мимо них можно только просочиться.

Я понимаю их язык. Во мне начали просыпаться новые умения, многократно улучшились слух и зрение, изменилась чувствительность кожи…

Я — ящеррица! И у меня нет хвоста…

Значит, Руанн — не мой избранник!

Моё влечение — не настоящее.

И он знает об этом.

Загрузка...