Город Ящерров: Венилакриме

Глава первая

Статисты доделывали отчёты, информатики готовили сводки новостей, программисты выводили на экраны сигналы датчиков — через пять минут ожидали прибытия судьи Руанна.

Он ворвался в главное здание Гнезда подобно урагану, пугая своим грозным видом и громкими шагами. Когда приближался к лифту, у тех, кто уже находился внутри, возникло паническое чувство попадания в ловушку. Все резко освободили кабину, и лишь когда дверь закрылась, пряча грозного судью, удивились, почему он появился через общий вход, если раньше пользовался взлётной полосой. Ведь всем известно — судья не жалует случайных встреч.

Откуда им было знать, что ящерр в тот день проснулся очень рано, в предрассветном тумане. Около двадцати минут смотрел на спящую рядом Венилакриме, а когда понял, что больше не уснёт, — решил скоротать время на работе.

Утренняя мгла превратила Гнездо в стеклянную побрякушку. Судья потребовал у водителя, чтобы они ехали наземным путём. Пересекая город, Руанн пытался понять, каким виделось это чудо единения архитектуры и природы его Лакриме? Вызывал ли город у неё такой же восторг, как и у него?

Руанн вздохнул. На стекле остался запотевший след.

Всё не так, всё не сходится. Он знал: если природа наградила его влечением к Лакриме — значит, никого более подходящего для него в этом мире нет. Но и отрицать очевидного тоже не мог — сложно всё, неожиданно сложно.

А ведь когда она вернулась за ним, там, на «Станции 5», у него в горле запершило от облегчения и почти детской радости. Руанн помнил, при каких условиях в последний раз испытывал подобное — когда его в юношестве наградили первой «пуговицей». Он носил её с гордостью. Ему казалось, каждый прохожий смотрит на него с восхищением. Скорее всего, так и было. Он был наивен, смазлив, исполнен амбиций и вызывал интерес у молодых ящерриц.

Как же давно это было. И как далеко от этой планеты.

Ящерр помнил, как росла его власть и угасала надежда. Сначала он думал, что создаст семью, когда ему этого захочется. То был период самоуверенности, святой убеждённости в том, что всё зависит лишь от собственного желания. Потом поддался заблуждению, что влечение не приходит, поскольку он сам задерживает его мыслями о военных подвигах и новых экспансиях — какая тут семья, какое влечение? Ведь не только ящеррицам свойственно задерживать влечение, мужчины тоже иногда так делают.

На третьем этапе жизни всё было так же безоблачно. Но иногда, после тяжёлых рабочих будней, он начинал задумываться о том, как было бы приятно разделять мысли и увлечения с той, которая поймёт. Которая восхитится его действиями и успехами, а в случае поражения — поддержит. Эти мысли возникали внезапно, вспышками. Резкими, неимоверно болезненными вспышками.

А потом пришла злость. И Руанн почти поверил, что природа хоть в этом решила отыграться и лишила его влечения. Что он не относится к тем десяти процентам, благословенным привлечёнными…

…Руанн попросил водителя ехать быстрее. Наверное, ему хотелось нарушить тишину внутри машины и всколыхнуть мысли. Тщетно.

Судья отвернулся от окна и уставился в планшетник. Но потом опять — в окно, будто не желая пропустить нечто важное.

Он придирчиво осмотрел острые шпили зданий, старинные вывески питейных заведений. Людей, выползающих из поникших от утренней влаги домов.

Каким этот город видит Лин?

Иногда ему хотелось прокричать, что это он создал все эти скверы и улицы. Он не основывал этот город с нуля, но именно он, Руанн, сделал его великим, таким как Мыслите и Драгобрат.

Он запустил фабрики в промышленном районе, именно он нашёл компетентных информатиков и посадил их за пульты управления. Он создавал инфраструктуру, был одним из родоначальников.

Хотелось восхвалять Гнездо, восхищать рассказами о планировке, но Руанн понимал: не наступило ещё время для таких разговоров. Не время петь дифирамбы миру, к которому она не привыкла.

Какая ирония — он не может поделиться своими достижениями с женщиной, которую любит.

Руанн гнал эту мысль прочь, но она постоянно возвращалась. Слабая, угнетённая, бесконечно живучая. Это неправильно, что между землянами и ящеррами иногда возникает настоящее влечение. Они слишком по-разному смотрят на жизнь. У землян в крови установка, что даже самые родные могут предавать. Венилакриме выросла среди таких, они заразили её земным мышлением.

У ящерров не так! Они могут быть жестокими, но никогда — никогда! — не сделают больно тем, кого любят.

Для него это было так очевидно, так естественно и просто, что тупость земных людей вынуждала иногда относиться к ним как к мясу… Слабохарактерные, безвольные создания…

Как ей объяснить, что законы ящерров запрещают совокупление под крышей чужого дома? Что дома у них — живые. Врагу хозяина дом может иногда и навредить. Конечно, любое правило можно обойти, что он и сделал, организовывая приём.

Но её его дом любит по-настоящему.

Потому что он, Руанн, тоже её любит.

Сквозь стекло авто он увидел двух мальчиков, идущих по улице, и ручную андромаху рядом с ними. Домашний питомец мигал красным, извещая, что дети двигаются слишком быстро. Руанн улыбнулся — как для них всё просто.

Мысли повернули вспять.

Приём…

У каждого уважающего себя ящерра, живущего на Земле, есть специально оборудованные сады. Лабиринты. И если бы он внезапно запретил гостям заходить вглубь сада, это было бы воспринято как слабость.

Великий судья усмехнулся: какой же он великий, если не отменил традицию? В конце концов, никто бы ему и слова не сказал. Как не сказали, когда он предупредил, что хозяйка на приёме не появится.

Это могло быть воспринято как оскорбление, если бы нечто подобное позволил себе любой другой судья. Но ведь он не только судья, он — ставленник одного из сильнейших родов Цертамины.

Руанн не хотел, чтобы она присутствовала на приёме. Не хотел, чтобы кто-то раньше времени понял, кем является его привлечённая. Пусть лучше думают, что она землянка, пока он не выяснит, кто она на самом деле.

Порой он её почти ненавидел. За то, что не желала восхититься результатами его работы, не понимала их мировосприятия, за то, что постоянно скрывала, скрывала, скрывала…

Руанн усмехнулся. Он сам себе врёт, ведь сам же во многом виноват. Забрал её из привычного мира, охотится на её мать, бросил во враждебное окружение. Лин не глупа, потому и не верит. Он бы на её месте поступал так же. Но он не на её месте, а потому играет по своим правилам.

Хищная улыбка исказила холёное лицо судьи.

Если память вернётся — она не простит. Вспомнит и возненавидит… Значит, нужно сделать так, чтобы не вспомнила.

Погружённый в свои мысли, Руанн покинул машину, зашёл в Маятник, пугая грозным видом служащих, и поднялся на верхний этаж, на самую верхушку.

Внезапно ему стало смешно от мысли, что всего этажом выше — пусковые капсулы. Как близко… схватить Лин — и уехать. Да так, чтобы она не имела возможности отойти от него и на шаг. А здесь даже воздух пропитан землянами — их страхом, их запахом.

Его хвост резко ударил по кабине лифта. В хаотичном порядке зажглось несколько светодиодов. Автоматический писк возвестил об опасности, но потом кабинка стабилизировалась.

Руанн вспомнил помещение, где работал раньше. Наверное, то был юношеский порыв — выбрать столь незащищённый кабинет. Но ему и в голову не могло прийти, что кто-то рискнёт сунуться к нему в логово. Тем более его привлечённая.

Он понимал: его влечение имеет странный привкус… желания обладать. Не таким Руанн представлял себе это чувство. Он до сих пор вынужден бороться за свою избранницу. Постоянно в напряжении, в ожидании удара в спину. В первую очередь — от её заботливой псевдомамашеньки. Уж теперь-то Руанн знал, кто она такая, и это знание не приносило успокоения.

Ещё в детстве, слушая наставления старших его рода, он получил совершенно другое представление о любви. Глупое, по сути, представление. Будто его избранница всенепременно окажется идеальной. Потом наступил черёд работы, напряжённой и раздирающей мозги, но вот это детское восхищение в предвкушении столь важного чувства не исчезло.

Ему надоело одиночество, осточертели встречи с уважаемыми семьями, где родители надеялись, что именно их дочь окажется «той самой».

Ему нужна Венилакриме.

Хвост дёрнулся. Двери кабинки распахнулись, выбрасывая его на нужный этаж.

Действительно, тем утром Руанн был в отвратительном настроении. Все проблемы навалились на него в одночасье — бунтовщики нарываются, терции требуют новых прав, Лин начинает подозревать…

…Вечер после приёма они провели в гробовом молчании. Руанн на некоторое время был вынужден оторваться от подозрительно спокойной Лин — долг требовал проводить гостей. Когда зал опустел, он сразу же вернулся в спальню. В их общую спальню.

Велинакриме сидела в кресле, спокойная и задумчивая. Отстранённая.

В комнате было темно. На улице — фонари. Они отбрасывали на окна тени, похожие на причудливых уродцев, одновременно до одури красиво подчёркивая строгий профиль его избранницы.

Руанн подошёл к ней. Захотелось сломать эту отстранённость. Разрушить барьеры.

Он протолкнул свою ногу между её ног. Лин продолжала сидеть в кресле, но глаза вспыхнули ярким жёлтым цветом — то ли отблеск уличных огней, то ли померещилось.

Наклонился и больно впился в её губы. Хотелось выпить её всю до капли. Наказать за то, что думает по-своему. Не ценит того, что получила так легко, не прилагая усилий, просто потому, что он, судья, её выбрал.

…Только вчера Руанн узнал, что накрыли целый притон, где земных женщин заставляли делать такое, от чего даже хладнокровные терции, участвующие в операции, потеряли дар речи…

Судья подхватил Лин на руки и отнёс в постель. Освободил от одежды. Разделся сам.

— Я понимаю ваш язык…

Фраза прозвучала тихо, неуверенно. Руанн застыл. Ему понравилась эта её кротость — единственная эмоция за последние несколько часов.

— Я надеялся, что это произойдёт.

Она выгнула шею. Приняла мужчину в себя. Уже не отстранённая — живая.

— Значит, не удивлён? — спросила, пытаясь совладать с дыханием.

— Почему же, очень удивлён.

— Объяснишь?

— Потом, Лин, всё потом. Ты ведь помнишшь наш уговор?

Она обняла его за плечи.

— То было до лабиринта…

Руанн уткнулся ей в грудь.

— Это ничего не меняет. Дождись.

— А если я не готова ждать? — спросила она глухо.

Пауза. Тело Руанна ликовало от облегчения, в то время как мозг медленно копил раздражение.

— А разве у тебя есть выбор? — спросил он жёстко. И выдержал её полный укора взгляд. «Да, Лин, я могу разговаривать и так»…

…Он вошёл в свой кабинет. Окно автоматически мигнуло и переключилось в живой режим. Вид Гнезда с высоты птичьего полёта немного успокоил. Придал смысл всему, что Руанн делает.

Он должен заботиться о своей расе, а это значит — земные люди обязаны знать своё место.

Все должны знать своё место… даже Венилакриме…

Руанн немного подумал.

Особенно Венилакриме!

Она не понимает, насколько совершенен тот мир, в котором оказалась. Стала женщиной судьи, не побрякушкой, а ведь он мог…

Руанн отбросил эту мысль как неуместную… унизительную в первую очередь для него.

В дверь постучали. Судья прошипел неразличимый звук, и на пороге показался высокий долговязый мужчина. Сразу же обращали на себя внимание его руки — тонкие, шершавые, похожие на две согнутые палки. Они как будто не знали, куда пристроиться на длинном иссохшем теле.

Ящерр с худым лицом и продолговатыми зрачками. Подобная аномалия встречалась довольно часто, и всё же это была аномалия… Продолговатыми зрачки у ящерров становились в моменты высшего напряжения, очень-очень редко. Но не в спокойном состоянии.

— Проходи, Гажди.

Мужчина молча повиновался. Подошёл к креслу, расположенному около окна. Присел.

На улице шёл то ли дождь, то ли мокрый снег, так что, несмотря на большое окно во весь рост, в кабинете царил полумрак.

Руанн опустился в свободное кресло напротив молчаливого гостя. Впился в него взглядом, ничего не говоря и даже не двигаясь. Как правило, людей пугала привычка судьи так пристально рассматривать собеседников. Этому было всё равно! Мужчина по имени Гажди спокойно выдержал испытующий взгляд.

Руанну такая выдержка пришлась по душе. Ничего другого он от своего верного помощника и не ожидал.

— Я хочу поговорить с тобой об одном необычном деле…

Мужчина кивнул. Он не сомневался, его вызвали не ради мелкого задания. Для подобных вещей у судьи достаточно штатских.

Пауза. Бесстрастное лицо судьи напоминало маску. Если бы в этот миг его увидела Лин, она бы отшатнулась в испуге — таким чужим и холодным было то лицо.

— Девушка. Венилакриме, — Руанн помедлил, как будто не желая делиться секретом, а затем резко рыкнул: — Узнай, откуда родом.

— В каком поколении?

Руанн хмыкнул.

— Вызывал бы я тебя, если бы всё было так просто?

Долговязый кивнул, принимая замечание. Тем временем судья продолжал:

— Нужно провести расследование. Проверка дала сомнительные результаты. Её корни теряются в Мыслите, что, в принципе, логично — разрушение города повлекло за собой много потерь. Но…

— Но? — Гажди наклонился. Его глаза загорелись азартом охотника, предвкушающего начало преследования. И это смотрелось устрашающе на столь бесстрастном лице.

— Я думал, она не может быть из высшего рода…

Гажди усмехнулся. Ещё бы «не может» — судья истребил всех представителей серебряной крови. Но напоминать об этом ему, естественно, не стоило.

— …но последние события вынуждают меня думать иначе, — выдохнул Руанн.

Гость осторожно спросил:

— Я правильно понимаю: мы ищем потерянные после катастрофы фамилии? Закрытые архивы «Станции 17»?

Впервые Гажди был близок к тому, чтобы проявить эмоции. Его лицо обрело живой цвет, а зрачки, если это вообще возможно, ещё больше удлинились.

— Да, — прозвучал лаконичный ответ.

— Всё-таки одна из нас?

Руанн посмотрел на Гажди как на умалишённого.

— А могло быть по-другому?

Ищейка умолк. На языке вертелся ответ: «Всё возможно. Вы, судья, и не такие извращения можете себе позволить. И позволяли, если уж на то пошло. Так почему бы не испытать влечение к земной женщине? Многих великих постигла такая же печальная участь, хоть официальная статистика и предпочитает об этом умалчивать».

Но Гажди промолчал. Не время злить судью. Да и бывает ли оно, подходящее время злить судью?

— Мои полномочия?

— Не ограничены — после некоторого колебания ответил Руанн.

Долговязый удивлённо приподнял бровь. Все знали: его собеседник не очень жалует раздавать полномочия, предпочитая держать каждого под контролем. Иногда это было его достижением, иногда — поражением.

— Хорошо. Детали?

Руанн отвернулся к окну.

— На правильный след тебя выведут архивные данные о её приёмной матери, — судья сделал многозначительную паузу, — Вирославе…

Назвав имя, он посмотрел на ищейку. Тот редко удивлялся — эта способность атрофировалась, как только ящерр заступил на пост в ведомстве. Работа грязная, был вынужден привыкать. На этот раз выдержка изменила бесстрастному служаке — безусловно, удивлён.

— Я уверен, это она пробралась в мой дом. Она же установила колпак, чтобы я не мог найти Венилакриме в лабиринте. Больше некому, умений не хватит. Да и сама разработка колпаков — это, скорее всего, тоже её рук дело. Другому, а тем более земному, создание чего-то подобного не под силу.

На лице Гажди отразилось такое откровенное удивление, что Руанн усмехнулся. Ещё бы, кто ж поверит в такое. Он бы не поверил.

Гажди медленно набрал в лёгкие побольше воздуха. К сожалению, даже острый ум не спасал от плохой наследственности — ищейка был из низших веток рода. Гажди уже и забыл, каково это — дышать, не чувствуя нехватки воздуха, и не пить постоянно таблетки с калием и магнием, лишь бы полегчало. Выход был: уехать на Цертамину, но Гажди уж слишком привык к этой удобной планете вседозволенности, где женщины не обожествляются и не смотрят на тебя как на ничтожество. На этой планете он был ящерр — сильный, могущественный…

— Вы же понимаете, великий судья… — Гажди запнулся. — В свете того, в чём вы её подозреваете… Это может означать, что ваше влечение не взаимно.

Руанн сцепил зубы.

— Не валяй дурака, Гажди. Других объяснений быть не может.

Ищейка причмокнул. Вот оно как…

— Вы, конечно, можете использовать последний шанс и напугать девушку так, чтобы её суть проявилась. Но не факт, что этим вы не сделаете ещё хуже.

— Ближе к делу.

— С другой стороны, если она ящеррка, тогда земляне совершили преступление, и все права этой девушки должны быть восстановлены.

Руанн дёрнулся. Первым его порывом было вышвырнуть фантазёра на улицу — вот ещё! Судья сдержался.

Но если бы к нему на стол попало дело, из которого выходило, что кто-то укрывает ящеррицу и не предоставляет ей положенных по закону прав, — он бы убил. Собственноручно.

— Убедись сначала… Я хочу знать, кто она, но ни в коем случае не собираюсь выставлять эту информацию на публику. Никто, кроме меня, не должен быть в курсе.

— Но ведь это изменит всю ситуацию. Ей будет намного легче жить, Гнездо примет ваш выбор…

— Гнездо и так примет мой выбор! — гаркнул судья.

Гажди умолк. Он пристально посмотрел в глаза нанимателя. Те светились сумасшествием. Гажди его понимал. Найти ящеррицу с правами обычной землянки и отпустить её? Он бы, наверное, тоже не отпустил… Но ведь он и не находил, так везёт, наверное, только великим судьям.

— Вы не хотите, чтобы она знала правду?

— Естественно, не хочу, — Руанн скривился. — Никаких изменений в её внешности не произошло. Это значит, я — не её привлечённый, и когда она получит права, то будет вольна уйти от меня.

— Но ведь вы должны видеть её отношение к вам…

— Какое может быть отношение?! — разозлился судья. — Я бы мог обращать на это внимание, будь она земной женщиной! Но не сейчас, когда уверен, что в её генах бес запутался! Она начала слышать, как мы, видеть, как мы, в ней раскрылись особенности поведения, не свойственные землянам. Мне кажется, она и раньше понимала нашу речь, но не признавалась до последнего. Я думал…

Его хвост сильно сжал подлокотник, так, что впору бы дереву треснуть. Но кресло было приличное — выдержало гнев судьи.

— Я давно знаю, что она ящеррица. Ещё на станции понял. Но думал, что она обычная, потерянная среди земных людей, и со временем превратится. Ведь было же несколько случаев в городе Мыслите с этим их равноправием, когда земляне спасали и воспитывали наш вид. Потому и позволил себе влезть в её сознание. А теперь понимаю — не обычная.

— В чём… в чём это выражается?

— В том, что она пробивает мои барьеры! — разозлился судья. — А это говорит о том, что у неё чертовски сильный род! Я даже не уверен, что такие были в Мыслите. А теперь я изо дня на день жду, когда её сила окончательно пробьёт мои блоки, и она вспомнит.

— Если вы не хотели, чтобы в ней это пробудилось, зачем повезли её на Переправу…

— Тогда я ещё не знал, понятия не имел, что она может быть такой сильной, — Руанн уставился в окно, но взгляд был пустым, его мысли витали где-то далеко. — Я подозревал, что на её сознание наложены барьеры. Давно наложены. Думал, Переправа смоет с неё эту дрянь. Но получилось наоборот — именно моё влияние пошатнулось.

— Хотите сказать, тот, кто наложил блок, был сильнее вас?

Руанн посмотрел на Гажди. Его колючий взгляд, казалось, был способен заморозить.

— Я не вижу другого объяснения, — выдал Руанн после паузы. — Он мог и не быть сильнее меня, но способность к гипнозу у него развита по максимуму. Я думаю, изначально наши силы были равны, но в то время, когда я развивал свои боевые навыки, он заботился о ментальных способностях. Отсюда и разница в силе воздействия.

Руанн разжал подлокотник. Его хвост медленно лёг на плечо. Гажди проследил за этим движением.

— Нет, там не обычная кровь, — сказал Руанн задумчиво. — Там — нечто большее. Сначала я подумал на Лакона, он был единственным в Мыслите, более-менее равным мне по силе. Но ведь, сам понимаешь, не совпадает…

Гажди не знал, что сказать. Переправа наверняка раскрыла в девушке потенциал, заблокированный кем-то, притом много лет назад. Вопрос — кем — важен, но сейчас ящерр был слишком удивлён, чтобы думать ещё и об этом.

Неужели есть в Гнезде рода, способные пробить силу судьи Руанна?

— Если это так, то процесс необратим, вы и сами это знаете. Она вспомнит. Что вы от неё скрывали? — осторожно спросил ищейка.

Руанн на минуту задумался, стоит ли выкладывать перед Гажди подобную информацию. Надёжность этого человека доказана десятилетиями преданной службы. И всё же…

— В последний день моего пребывания на «Станции 5» она увидела… скажем так, лишнее. Белюа виноват, не продумал маршрут. Ты ведь знаешь, Гажди, что случилось с Белюа?

— Что она увидела? — спросил Гажди. О Белюа он, естественно, слышал.

— Погрузку людей, — выплюнул и умолк. Больше Руанн рассказывать был не намерен. — Делай своё дело! Неважно, что она видела. Просто делай своё дело. Найди данные о её родословной. Обратись к Доганну, если нужно.

— У меня нет валидации, — осторожно заметил Гажди.

— Когда это тебя останавливало? — с ухмылкой бросил Руанн.

Пауза.

— Я не могу подписать запрос, — соизволил объяснить судья. — Не хочу, чтобы кто-либо знал. Выкручивайся сам.

Слова Руанна совпали с клокотанием огня. Четыре тонкие, как змеи, трубы по углам комнаты извергли пламя, очищая помещение от остатков ментального воздействия. Древняя технология, известная большинству развитых миров. И лишь земляне…

— Я вышлю тебе дело сегодня же. Все остальные задания отклони. У тебя неограниченный доступ. И, — добавил Руанн с нажимом, — найди Вирославу…

Судья поднялся. Это был сигнал — разговор окончен.

…Найти Вирославу — задание не из лёгких, — признал Гажди, подходя к двери. — Она столько лет скрывалась, её искали по всему Драгобрату, и не кто попало, а он искал. Вирослава была признана мёртвой. И что теперь? Судья Руанн требует сделать то, что не удалось целому военному городу?..

…Хлопнула металлическая дверь. Руанн остался в комнате один. Он в который раз посмотрел на город с самой высокой точки — с предпоследнего этажа Маятника.

Первый месяц весны.

Тогда была осень. Такая же дождливая, такая же пасмурная…

Руанну хотелось растрощить эту комнату, разбить вдребезги окна и попытаться выжить после падения. То, что Лин считала Вирославу матерью, вызывало у него нездоровый смех. До чего же причудливо тасует колоду судьба.

Правду говорят — за грехи надо платить.

Но кто ж знал, что так скоро…

Глава вторая

Ей не нравился холод. Он раздражал, сковывал движения, вынуждал подчиняться другому распорядку жизни — не выходить из дома, одеваться в тёплые вещи, пить много горячего и содрогаться от одного только вида уличной слякоти.

Лин только сейчас заметила, что зимой на улице работали в основном земляне. Ящерры, пусть и низшего порядка, перекочёвывали в дома и оставались там до первых тёплых лучей. Нарушалось правило лишь в особых случаях. Ну и охрана, конечно. Те были вынуждены терпеть. Но на их форму и утепление тратили значительно больше, чем на уборщиков.

Терции окружали дом судьи со всех сторон. Лин научилась не обращать на них внимания, но иногда вбитая в голову привычка опасаться брала верх. Однажды, увидев одного из охранников в арке сада, она закричала, чем очень удивила молодого терция.

Ещё один странный эпизод в её не менее странной жизни.

Она чувствовала: что-то непонятное происходит с телом. Как будто в её организме всё разрывается. Трескается кожа, раздувается мышечная ткань, нервные окончания электризуются. Кровь бурлит.

Видения и сны наяву атаковали с новой силой. Картинки не имели смысла, они были хаотичные, и вместо разъяснений доводили Лин до бешенства.

Привлечённая судьи пребывала на распутье. Иногда она посматривала на Руанна, и это были весьма странные взгляды. Неоднозначные. Они как будто вопрошали: кто ты для меня?

Руанн эти взгляды перехватывал и анализировал. Лин повзрослела у него на глазах. Он не забыл, как смело она выдерживала его нападки на «Станции 5», как боролась со страхами и шла вперёд. Эта девушка заслужила уважение за то, как вела себя в окружении озверевших повстанцев. Но раньше всё это воспринималось как… нечто далёкое, не имеющее отношения к жизни, которую он для неё определил.

Впервые ему пришло в голову, что и в его мире она могла бы проявить эти качества: самообладание, стойкость, определённое равнодушие к сложившимся устоям и умение правильно держать паузу.

Да, Лин действительно повзрослела. И дело не в возрасте, а в увиденном и услышанном. Девушка поняла: чёрное — не всегда зло, оно просто отличается от белого.

И всё же…

Созданный Руанном мир начал разваливаться на части. Идеальная картинка, будто насильно втиснутая в рамку, перестала в ней помещаться.

Приём многое изменил. Руанн вдруг предстал перед фактом, что его настоящее сражение ещё впереди. Его избранница оказалась не завоёванной добычей, а постоянно ускользающей птицей.

Руанн вспомнил, как на следующий день после приёма он проснулся в одиночестве. Позвал слугу, чтобы спросить, где Лин, но на зов пришла Возница.

— Где она?

— В купальнях, — лаконично ответила управительница. И даже не шелохнулась под его пронзительным взглядом.

— И что она там делает?

— Мы не знаем. Она попросила разогреть купальни, а потом выгнала всех слуг прочь.

Секунда ушла на осознание сказанного. Нет, он не мог этого услышать.

— Идиоты! — закричал великий судья, поспешно соскакивая с постели и на ходу одеваясь. — И ты позволила?!

Возница посмотрела на него бесстрастно, хоть он и почувствовал её волнение.

— Вы сами дали ей все полномочия, судья, — очень осторожно напомнила женщина. Каждое слово выходило из её горла с усилием. — Мы не могли ослушаться вашего приказа.

— А меня разбудить?! — взревел ящерр. — Кто я в этом доме!?

Он натянул на себя брюки и оглянулся в поисках рубашки. Увидел на спинке кресла лишь камзол парадной униформы да обычный халат. Без колебаний потянулся за вторым.

— Как давно она там? — он завязал лямки халата и направился к выходу.

— Давно… Больше часа.

Возница отшатнулась, словно была готова к тому, что судья её ударит. Руанна эта реакция отрезвила. Он никогда — никогда! — не бил слуг. Он никогда не бил тех людей, к которым испытывал уважение или стоящих значительно ниже по социальной лестнице.

Дорога к купальням превратилась в один сводящий с ума вопрос: «Жива ли?»

Жива ли его Лин?

Руанн знал: Лин — сильная. И он ни в коем случае не допускал мысли, что она покончит с собой. Но…

Выскочив на улицу, он почувствовал холод. На задворках сознания проскользнула несмелая мысль: «Надо же, меня каждый раз удивляет, какие продолжительные у них зимы»…

Он осторожно вошёл в купальни. В лицо дунула жаркая влажная струя — приятное ощущение после уличной слякоти. Руанн огляделся.

Лин сидела спиной к нему у просторного бассейна, свесив одну ногу в горячую воду. От пола и от бассейна поднимался пар. Помещение было заполнено разогретым воздухом. Тело девушки выделялось ярким пятном на сером фоне. Одежда — майка и шорты — промокли. Распущенные волосы вобрали влагу и теперь казались темнее, чем обычно.

Руанн подошёл ближе. Облегчение от того, что она жива, уступило место раздражению.

Клубы пара вились над бассейном. Руанн посмотрел на опущенную в воду ногу Лин. Та была красной как панцирь варёного рака.

— Лин…

Девушка не обернулась, лишь вытащила из воды одну ногу и опустила другую.

— Доброе утро, великий судья, — сказала спокойно. Эта бесстрастность разъярила Руанна.

— Почему ты ушшла?

Ответа не последовало.

— Отвечай на вопрос!

Крик испугал девушку. Она вздрогнула. Руанн очень редко позволял себе повышать голос. Но его властная натура требовала реванша. За те минуты ужаса, что он провёл по пути в купальни. Представляя худшее. Боясь за неё и за себя.

Лин не поднялась. Не пошевелилась. Лишь немного повернула голову в его сторону.

— Ты на мои вопросы не отвечаешь. Почему я должна отвечать на твои? — и сжалась, будто ожидая удара.

Он смотрел на неё сверху вниз. Птичка-невеличка, женщина, без которой он не выживет.

— Хорошшо…

Судья закатал штанины, присел рядом с Лин и опустил обе ноги в воду. По телу сразу же волной разлилось тепло — то самое, в котором он так нуждался.

— Я хочу, чтобы ты меня слышал, — прошептала девушка, глядя куда-то вглубь воды. — У меня есть это право. Ты мне сам его дал, когда заявил, что я тебе ровня. Перестань обвинять меня! Это — не странности. Это — печаль, горечь и скорбь!

— И по кому ты скорбишшшь? Кого оплакиваешшь? — саркастично спросил Руанн.

Он понимал: причин злиться нет — ну ушла она утром, и что с того. Но отголоски пережитого ужаса всё ещё не выветрились.

— И по кому, и по чему. По укладу жизни. По людям, которых любила. По матери, которую потеряла.

Руанн прикоснулся к ноге Лин под водой. Девушка сразу же вытащила её на бортик и обхватила руками.

— Ты хочешшь поговорить о своей скорби? Извини, Венилакриме, но я неподходяшщий собеседник для таких разговоров.

Пауза. Руанну не нравился собственный голос — как будто он с обвиняемым разговаривает, а не со своей Лин.

— Да, об этом я говорить с тобой не буду.

Она впервые повернулась к нему лицом. Всем телом повернулась. Он мог сосчитать количество бликов в её глазах.

— Кто я, Руанн?

Великий судья сразу понял смысл вопроса. Но не знал, как на него ответить. Хотелось схватить Лин на руки и унести в дом. Затащить в постель и не выпускать оттуда, пока не перестанет задавать неудобные вопросы.

— Почему я понимаю ваш язык? У меня изменилось восприятие мира. Я слышу лучше, чувствую физические вещи по-другому, дышу иначе…

По мере того, как она говорила, её голос нарастал. Как будто проговаривая вслух собственные мысли, она постепенно набиралась смелости. Руанн посмотрел на воду. Оттуда на него таращилось мутное чудовище в клочьях пара. Пар шёл из носа, от волос, от кожи.

— Я не знаю.

— Не верю. Ты бы этого так просто не оставил. Обычный человек…

— Мы тоже люди, но другие…

— …начинает говорить на ящеррином, понимает вас. Ведёт себя неестественно, в конце концов. Ты бы этого так просто не оставил. Ты должен что-то знать.

— Я и не оставил. Лин, я нанял лучшшших ищеек. С самого начала я замечал за тобой странности. Ты отвечала на вопросы, которые не поизносились вслух, интересовалась местами, которые простых землян всегда оставляли равнодушшшными… Но я пока не знаю, почему это происходит.

«Не знаю» эхом разнеслось по большому, окутанному паром помещению, всколыхнув воду во всех бассейнах.

— То, что ты только что описал… — она засомневалась. Боялась задать вопрос, ответ на который он подготовил заранее. — Руанн… — наклонилась к нему, — могла ли я стать ящеррицей?

Руанн выдохнул.

— Ящеррицами не становятся. Ты либо родилась одной из нас, либо нет.

Судья старался говорить грубо. Хотел, чтобы ни одно сказанное слово не потерялось. Венилакриме должна понять.

— У нас фамилии. Целые фамильные деревья. И если бы ты была одной из нас, твоя связь с фамилией, с родом… Ты бы ощущала эту связь. Они бы чувствовали тебя.

— А если… если у меня нет рода? Если все они умерли?

— Так не бывает. Род — это несколько сотен, а то и тысяч… ящерров. Они бы ощушшщали тебя… И не оставили одну.

Лин отвернулась. Она старалась скрыть разочарование. Всё ещё пыталась не верить.

— У тебя… тоже есть род?

— Да, конечно, — Руанн усмехнулся, — но они все очень далеко.

Руанн чувствовал — Лин интересно. Она хочет продолжить расспросы, и был этому рад. Что угодно — лишь бы не то, о чём они говорили раньше.

— Кроме того, — продолжил он, — если бы ты была ящеррицей, после нашшей встречи ты бы изменилась.

Она посмотрела на него непонимающе.

— То, что вы называете хвостом и серебристым цветом кожи. На самом деле это лишь внешние признаки. Организм меняется изнутри.

Клочья пара почти полностью поглотили комнату. Даже Руанну, любящему высокие температуры, стало неприятно.

— Пошшли отсюда. Становиться слишшком жарко.

Кажется, она не услышала. Тогда он поднялся сам и поставил на ноги её.

— Лин… Ты слышшишь меня?

Девушка вздрогнула. Она посмотрела на него, и этот взгляд пробрал до костей. Судья устыдился грубости, с какой разговаривал.

— Руанн… Я очень одинока. Я… я не понимаю себя… Руанн. Ну помоги же мне!.. Ну неужели, — она всхлипнула, — неужели ты думаешь, меня устроит такое объяснение. Я… я начала подозревать… Руанн, мне страшно!

Её голос сорвался. Она уткнулась в его промокший халат и заревела. Не красиво, не элегантно, не тихо — просто заревела. От неудовлетворённости ответом. От одиночества.

И застала Руанна врасплох. Он не знал, как ей помочь. Начал гладить её по волосам и попытался успокоить бессмысленными фразами:

— Тихо, Лин, не плачь. Всё образуется. Ты привыкнешшь.

Шёпот внутри, очень напоминающий отцовский голос, утверждал, что Руанн всё делает правильно… Но мысли об этом не приносили удовлетворения. Лишь горечь осторожно прислонилась к его спине, не утяжеляя движений, но напоминая: «я здесь, я рядом, помни обо мне».

Лин несчастна. И это его вина.

Глава третья. Вира

Гнездо просыпалось. Солнце медленно всплывало где-то позади величественного Маятника, и на миг могло показаться: светило не сможет победить, оно в этом городе нежеланно — уж слишком прекрасными были искусственные огни.

Но это ощущение исчезало, как только лучи умудрялись отвоевать своё законное право озарять этот удивительный город. Гасли сотни серебристых светодиодов, солнце вступало в законные права.

Вира любила смотреть на Гнездо. Утром оно не казалось ей враждебным, переполненным агрессивными созданиями. Это был город, созданный умными людьми, превосходящими землян по интеллекту; сложный концентрированный механизм, к которому она, Вира, приложила руку.

Этот город поглотил Венилакриме.

Вира отвернулась от окна и вылила остатки чая в раковину. Её движения были отрывисты и поспешны. Подобной прыти не ожидаешь от женщины, внешне приближающейся к пятому десятку.

К Вире подошли люди и начали задавать вопросы, на которые ей пришлось отвечать. Посматривая на всех этих «вопрошающих», Вира пыталась понять, что она чувствует. За время жизни на «Станции 5» она отвыкла принимать важные решения, слишком долго была обычной — в движениях, внешнем виде. Так долго скрывалась, что уже и позабыла, кто она на самом деле.

К чему это её привело? Оказалась в конуре, одинокая, вынужденная сосуществовать с выскочкой-Ярмаком. Станция разгромлена, Венилакриме в плену у ящерра. Рамм-Дасс мёртв, и не на кого свалить вину за случившееся. Старый дурак сам виноват, считал, что ящеррам можно доверять. Можно, но только если ты один из них!

Рамм-Дасс не был одним из них.

Вира заварила себе новую порцию чая, увильнула от очередных, порядком поднадоевших расспросов, и, прихватив горячую чашку, выбралась на крышу.

Старая карга! Какая же она теперь старая карга… Так должны думать все остальные… Правду знают — единицы.

Она опустила люк на место и наконец-то смогла разогнуться. Вдохнуть свежий воздух и ощутить, как в приятной истоме заныли мышцы — они требовали движения.

Вира взглянула на город. Машины едут, летят, ползут, притом синхронно, как будто в воздухе расчерчены невидимые линии. Женщина посмотрела на часы. Через шестнадцать минут — плановая проверка, к этому времени ей надо вернуться обратно в здание.

Если бы она знала, что всё так повернётся… Ещё год назад ситуацию можно было исправить. Один год! Она бы не позволила Лин остаться на «Станции 5». Нет безопасных станций — все они рано или поздно оказываются раскрытыми.

Мысли повернули к ящерру… Сопротивление заинтересовано в Руанне. Они считают его новым, а потому наиболее слабым судьёй. Им кажется, что всё просто. Но Вира-то знает — всё как раз наоборот. Номинальный судья, практически он ставленник Цертамины, и самый опасный ящерр во всем Гнезде.

Она видела его издали. Изменился, конечно, набрался сил, стал ещё более влиятельным. Тогда, много лет назад, он тоже был могуществен, тоже привлекал внимание. Серебряная кровь у него от предков, не зря ящерру её Лин приглянулась — сила липнет к силе.

Вира знала, у Лин пока нет хвоста. Знала также почему. Хотелось засмеяться — какой болезненный удар по самолюбию судьи Руанна, его привлечённая — и не превращается.

Женщина вздохнула. Её дыхание окрасило воздух в серо-серебристый цвет. Холодно.

Вира открыла люк, чтобы спуститься обратно в здание. Она немного взбодрилась при мысли, что сегодня сможет не только увидеть, но и поговорить с Лин.

Уже сегодня.

Спустилась вниз. Неприятно звякнула ржавая крышка.

В прошлый раз всё получилось просто отлично. Лин узнала о предназначении сада. Эта картина создала благоприятную почву для сегодняшнего разговора. Одно дело знать, что её судья на стороне ящерров, и совершенно другое — что он против земных людей. Её Венилакриме…

Вира замерла. Она несколько лет приучала себя называть девочку Лин, но в голове время от времени проскальзывало другое…

Венилакриме — благородная дочь гениального отца.

Наследие предков понемногу брало верх над девушкой. У Лин улучшилось зрение, она двигается по-другому, но главное — ящерр испытал к ней влечение. Да ещё какой ящерр!

Этого Вира предвидеть не могла. Но она знала, как извлечь из ситуации максимум пользы. Вира всегда знала, как из любой ситуации извлечь пользу. Главное — сделать так, чтобы её названная дочь была счастлива.

…Время шло. Лин не задавала лишних вопросов, но они вертелись у неё в голове как рой обезумевших пчёл.

Почему Руанн не потрудился запретить гостям выходить в сад во время приёма? Один день! Всего лишь на один день ограничить вседозволенность их породы. Ради той, которую, как сам утверждал, он любит.

Вот что мог бы ответить Руанн: «Я не думал, что ты, Лин, что-то заметишшь. Тебе была уготована другая роль — моей почитательницы, музы. Я не ожидал, что ты очаруешшь Токкию на балу, столь принципиального и высокомерного… Что мои гости воспримут тебя намного лучшше, чем я мог предположить. И, конечно же, я не допускал даже мысли, что ты забежишшь так далеко в сад, а твои рефлексы окажутся так сильны, что я не успею остановить тебя».

Будь они откровенны друг с другом — история могла бы развиваться совершенно по-другому. Вот только… они не были откровенны.

Ну а Лин… она выросла в других условиях, где не только доверие, но и любовь нужно заслужить. В миропонимании девушки это чувство проходит испытание временем и не всегда побеждает. В её вселенной за любовь надо бороться.

Руанн уехал. Лин знала: утром ему нужно в Маятник, но когда почувствовала под рукой лишь холодную подушку — испытала минутное замешательство.

Она два часа оставалась в постели, отогреваясь. Может, пролежала бы без движения и весь день, если бы не одно «но»: девушке как будто не хватало воздуха. Стены давили со всех сторон, а потому пришлось побороть антипатию к холоду и выйти в сад на утреннюю прогулку.

Без Руанна особняк превращался в тюрьму. Никто не ходил за Лин по пятам, но её постоянно подмывало сделать нечто сумасбродное и посмотреть, что из этого получится. Не выпрыгнет ли из-за угла экипированный терций, нацелив на неё оружие?

Сойдёт ли ей с рук побег?

В такие моменты она пугалась по-настоящему. Своих мыслей, ощущений, того, что не могла без разрешения судьи выйти из имения, которое должна считать своим домом.

Вечером, снимая с Руанна рубашку, девушка не могла избавиться от мысли, что вот это тело вершит её судьбу. Если бы он внезапно вызвал охрану — в комнату вбежали бы десятки солдат и молча застыли в ожидании приказов.

Если крикнет она… Остаётся надеяться, что где-то в дальней комнате Возница зажмёт уши, чтобы не слышать надрывного женского крика. То будет единственный жест сочувствия, на который Лин смеет рассчитывать.

Вчера она решилась начать очень важный разговор.

— Руанн…

— Гмм? — он положил руки ей на бедра и подтащил к постели. Сел. Поставил у себя между ног. Смело подмял вверх кофту и уткнулся поцелуем в живот.

— Я хочу к Переправе.

Судья замер. Прекратилось движение рук.

— Хорошо. Поедем вместе, как только я освобожусь.

Она кивнула. Лучше, чем ничего, но Лин не проведёшь. Она видела, как он напрягся. Просьба Руанну не понравилась.

Лин продолжила снимать с него рубашку. Когда с этим было покончено — наступил его черёд стягивать с женского тела бельё.

В такие мгновения всё плохое забывалось.

Но подобным моментам не свойственно длиться долго.

Потому этим утром она вышла в сад — хотела остаться наедине со своими мыслями. Ну а Руанн уехал… потому что у него было слишком много обязанностей, и он не позволял себе пренебрегать ими.

У Лин не было обязанностей. Никаких.

Март выдался самым холодным месяцем в году. Ящерров на улице было ничтожно мало. Земных людей — тоже, им мороз также не по душе. Лин старалась ступать только по расчищенным дорожкам. Шаг вправо, шаг влево — и она бы оказалась в снегу как минимум по пояс.

Лицо буквально жгло от холода, тёплые рукавицы не спасали. Девушка чувствовала, что под тканью кончики пальцев заледенели, но продолжала идти вперёд. В сад. В лабиринт. К третьему повороту. Туда, где в тот вечер заметила тень Виры.

Мазохистское удовольствие ни при чем. Лин не хотела забывать, что всё увиденное — не плод её воображения. Она любит Руанна, но ей нужно научиться жить с другой, тёмной стороной его личности.

Обогрев сада отключили, тент — убрали. Теперь вся территория казалась холодной, красноречиво белоснежной. Ничто не напоминало о недавних событиях.

Лин вспомнила: когда выпадал снег снаружи, под землёй тоже становилось светлее. Жители «Станции 5» не имели возможности снег видеть, но благодаря наружным камерам они узнавали, что он есть. И тогда дети бегали чуть-чуть быстрее, люди разговаривали несколько громче, и почти всегда, если прислушаться, можно было уловить, как некто в столовой мурлычет старую праздничную мелодию.

Раньше ей нравился снег. Теперь холод лишал Лин ощущения прекрасного. Вперёд она шагала из-за глупого желания доказать непонятно что непонятно кому. Единственный плюс — дышать стало легче.

Снег хрустел под ногами. Создавалось странное впечатление невесомости, как будто за стенами имения ничего не существует. Может, и правда, рухнул Маятник — ушёл под воду, а с ним — и весь ящерриный мир. Остались только двое — она и Руанн.

Лин посмотрела вверх, на небо. Оно было ярко-голубым. Такое небо значительно больше подходит к другой, солнечной погоде.

Внезапно девушка услышала странный звук. Мелодия. Слабая, время от времени неритмичная, как будто великий композитор создал шедевр, но неумелый музыкант испоганил звучание плохой игрой.

Лин споткнулась. Холодный снег хрустел под ногами. Времени на раздумья не было. Она двинулась вперёд.

— Венилакриме…

Тихий, едва различимый шёпот.

Девушка ни секунды не сомневалась в том, кто её только что позвал. Этот голос сложно не узнать.

Она медленно оглянулась. Звук доносился из сада, а позади, метрах в двадцати от Лин, охранник. Тот почувствовал на себя взгляд и обернулся. Ещё двое — на вышках у ворот. Вроде бы далеко, но оттуда она тоже видна. Ну, и камеры — незаметные «жуки», ползающие по деревьям. Если она начнёт двигаться слишком быстро — привлечёт внимание «жуков», они мигом поползут за ней.

Лин доверяла самой себе — звук ей не послышался.

Медленно. Уверенно. Улыбнуться охраннику и получить в ответ скупой кивок, мол, вижу-вижу, иди куда шла. Заработать от него некое «благословение», чтоб охрана не беспокоилась и не начала потом разыскивать сбежавшую землянку.

Девушка направилась в сторону сада. Там было холодно, но благодаря живой изгороди, выдерживающей очень низкие температуры, завывание ветра казалось лишь далёким эхом.

Это было невероятно. Сад приглушал звуки, доносящиеся из внешнего мира. Сейчас он был не обогрет, а потому ещё более прекрасен. Длинные тоннели, казалось, не знали конца. Зелёные стены, присыпанные снегом, ползли вглубь. Аккуратные кусты сплетались над головой в ровную арку, оставляя лишь тонкую полоску голубого неба.

Лин казалось, что она попала в сказку. Голос звал её за собой. Необычная музыка сопровождала.

Она шла тоннелем, время от времени натыкаясь на аккуратные столики и гранитные кресла. Сейчас они казались неуютными, но когда подключали обогрев, мрамор превращался в источник тепла, и тогда отдыхать в таких креслах — одно удовольствие.

Охрана не спешила за Лин, а «жуки» дремали на месте. Хорошо. Это значит — не привлекла внимания. Спокойствие давалось с трудом — постоянно хотелось сорваться на бег.

Она завернула ещё раз. Следующий поворот приблизил её к желанному звуку… и…

Сначала она увидела шкатулку. Бронзовая коробочка, издающая дивный звук. Старая. Механическая. Именно шкатулка так портила мелодию, она плохо работала, искажая совершенные ноты.

Девушка подошла к коробке, чтобы рассмотреть её ближе. Она уже практически приблизилась к следующему повороту лабиринта… Но…

Шкатулка так и осталась лежать на земле.

Лин перестали держать ноги. Истерика накатила внезапно. Миг — и вот она уже не может контролировать своё тело, хочется падать, падать, падать…

— Вира… Вира…

Женщина стояла за углом. Молчала. Терпеливо дожидалась свою дочь. Её тёплая одежда и седые волосы прекрасно гармонировали со снегом вокруг, непонятно как выжившей зелёной изгородью и чистым небом.

— Лин…

Сложно сказать, что почувствовала девушка, увидев эту женщину. Она была для неё всем. О ней Лин беспокоилась, соглашаясь на вылазки и покидая «Станцию 5». К ней спешила, возвращаясь с заданий… И о ней же не вспоминала несколько месяцев, как только в её жизни появился Руанн.

Лин упала на колени. Не потому, что так хотела — ноги не держали. Вира подбежала к ней и тоже опустилась на колени. У Венилакриме случилась истерика. Она не могла говорить, лишь издавала рваные булькающие звуки.

— Вира…

— Тихо, тихо, — зашептала женщина, поглаживая девушку по голове. — Лин, у нас нет времени. Ты должна успокоиться и следовать моим командам. Немедленно, иначе нас ждут проблемы… Меня поймают… Слышишь, Лин, меня поймают, и даже твоё влияние на Руанна не спасёт… Лин, не плачь.

Девушка глотала слезы. Она как будто проснулась после глубокого, высасывающего жизненную энергию, сна. Только в тот миг она осознала всю глубину происходящего.

Реальность настигла её.

Лицо Виры, её запах, родное прикосновение — всё это стало катализатором.

Вспышка — Руанн со всей силы ударяет хвостом по прутьям клетки. Лин стоит всего лишь в нескольких сантиметрах, она чувствует на лице воздушную волну — отдача от удара.

Вспышка — и он хватает её за горло. Другой день, другая одежда — но всё та же клетка.

Вспышка — и она бежит по коридорам станции, зная, чувствуя, кто находится позади… Её преследуют. Ей страшно.

Вспышка — Руанн приближается…

Вспышка — люди в колодках и орешниках. Они окружили её.

Вспышка!

Вспышка!

Вспышка!

Ещё одна вспышка!

Вира зажала Лин рот, не позволяя звукам вырываться на волю. Все действия были просчитанными, резкими. Вира предвидела, что так будет, блокируемые воспоминания полезли наружу.

— Лин… Лин… Очнись, сюда идут. Приди в себя… Лин.

Постепенно вспышки картинок прекратились. Венилакриме чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы заметить, что к ним подошёл охранник.

— У вас всё хорошшшо?

Лин встала с коленей. Отряхнула куртку.

— Да, — откашлялась, но видя, что он продолжает приближаться, жёстко рявкнула: — Уйдите! Я хочу находиться здесь одна! Уйди!

Терций послушался. Он смерил её недовольным взглядом (ещё бы, охранять земную женщину — обязанность не из почётных) и удалился.

Лин оглянулась. Виры нигде не было.

Куда она делась?

У девушки начали закрадываться подозрения, что она сходит с ума. А что если всё это ей только привиделось?

Минута.

Она действительно сошла с ума?

Вторая минута.

«Вира, где ты? Я не сумасшедшая!»

Третья минута.

Зашелестели живые, припорошённые снегом, листья. Из-за угла выбралась Вира. Она отряхнула одежду и молча протянула Лин зажатый кулак. Когда она его разжала, на ладони показался раздавленный «жук» — камера, реагирующая на эмоции.

Таких в имении было немного. В основном использовали устройства с датчиками движения.

— Когда ты появилась, Руанн усилил защиту… Теперь понимаешь, почему так важно не шуметь? Второй раз я до тебя добраться не смогу.

Эта Вира была другой. Эта — хорошо знала, что делает, она излучала уверенность, распространяла её вокруг. Девушка не понимала почему, но женщина, стоявшая рядом, вызывала у неё чувство опасения.

— Не бойся, — Вира как будто ощутила смятение Лин. — Иди за мной. Это место натыкано защитными маячками. Я установила колпак — на некоторое время мы в безопасности.

— Что? — пауза. — Куда?

Вира понимала: Лин страшно. Она её в этом не винила, хоть внутри и кольнуло неприязнью к ящеррам. Это они посмели заставить Венилакриме сомневаться в ней, Вире.

— Лин, я не могу долго объяснять. У нас почти не осталось времени, ты должна пойти со мной.

— Но, — на лице её дочери отразилось такое непонимание, что Вире захотелось убить судью-ящерра немедленно, — здесь мой дом. Я сама его выбрала.

Вира подошла к Лин и заглянула ей в глаза.

— Тогда скажи, что в последние несколько дней тебе не снилось то, что, казалось бы, не происходило наяву? Не было сновидений, в которых он вёл себя как зверь?

Лин застыла. В её глазах Вира увидела ответ, и это позволило женщине заговорить ещё увереннее.

— Он играет с тобой, Лин. То, что у тебя появились разнообразные видения, — это запоздалые последствия. Твой организм борется с блоками, которые он на тебя наложил, ты начинаешь вспоминать…

— Что ты…

— Задумайся, пожалуйста, почему у тебя почти нет воспоминаний обо мне за период, пока ящерр находился на станции, лишь мимолётные блики? Ты помнишь самое яркое, то, что удалить никак нельзя. Потому что я была той, кто активно настраивал тебя против судьи! И проклятый ящерр это знал, поэтому с хирургической точностью почистил тебе память, — Вира оскалилась. — Но он, сволочь, просчитался. Руанн не знал, с кем имеет дело. Твоя кровь побеждает.

Она схватила девушку за плечи и приблизила её лицо к себе. Вира была сильной, а Лин — не сопротивлялась, поэтому сделать это было просто.

— Но… — запротестовала Лин, закрывая глаза.

Она ощущала себя такой слабой, как будто сила по капельке вытекала из её тела.

— Да, Венилакриме, они способны это делать. А твой ящерр — особенный, он может в сотни раз больше, чем обычные ящерры. Руанн — самый опасный из них. Он оставил тебе несколько воспоминаний о последних месяцах на «Станции 5», но самое важное убрал.

Вире не нравилось действовать так грубо. Ей следовало вести себя более осмотрительно, понемногу усиливая сомнения в сознании дочери. Но времени было так мало. К тому же необходимость убеждать в таких вещах родного человека — вот что беспокоило больше всего. Ей хотелось, чтобы Лин всегда была на её стороне, принимала без слов, без объяснений.

— А головные боли были? Они проходили, как только он к тебе прикасался, верно? Но потом опять становилось плохо, не так ли? — Вира встряхнула Лин. — Потому что твой организм боролся! У тебя сильная кровь, и даже Руанн не способен это изменить. Он слишком поздно начал догадываться, кто ты, иначе не менял бы твои воспоминания. И к Переправе бы не подпустил.

Лин отпрянула от Виры и отошла назад. Заскрипел снег. В тот миг она видела перед собой не мать, а ужасное чудовище, которое рассказывало страшные вещи. Вещи, лишающие её остатков того спокойствия, которое она так берегла.

— Вира… Вира… я не могу тебе верить. У меня же… — она схватилась за голову, — у меня же ничего нет! Только он!

Вира подошла к девушке и сильно её встряхнула.

— Ты позволила себе быть зависимой, — укор в глазах женщины. — Это твоя вина, но ты можешь всё исправить. А сейчас сделай выбор. Иди за мной или оставайся здесь.

Вире было присуще такое качество — когда нужно, действовать просто и грубо. Если бы она начала успокаивать Лин, это бы не принесло никакого результата. Но она действовала по-другому.

— Послушай, нас ждёт машина, и времени очень мало. Я не предлагаю тебе делать ничего опасного. Но если уж ты решила быть женщиной судьи, убедись, что это твоё место. Иди со мной. Захочешь — вернёшься. Разве не примет он тебя обратно, если так любит?

Счёт шёл на секунды. Колпаки скоро разрядятся. Водитель машины наверняка волнуется. Волнуются солдаты. Небось, считают себя смертниками, совершающими великий подвиг.

Но Лин торопить нельзя, нужно найти правильные слова.

— Я знаю, почему ты понимаешь их речь, Лин… — девушка подняла голову. Удар попал в цель. — Я всё о тебе знаю. Доверься своей матери, иди за мной.

Вира протянула руку — маленькую, с до боли знакомыми рубцами и впадинками.

— Если всё то, что он говорил, — правда, я вернусь к нему, — прошептала Лин, глядя Вире в глаза.

Женщина промолчала.

Глава четвёртая

Звук мотора успокаивал.

Лин казалось, жизнь с Руанном — это сон. Она наконец-то очнулась после долгой спячки. И первое, что услышала после пробуждения, — жужжание мотора. Древний успокаивающий звук, ритм её предков.

Машина медленно ползла по магистрали, всё ещё в пределах города. От врагов-ящерров их отделяли лишь дверцы грузовика.

Рядом сидела Вира. Из всех присутствующих она казалась самой спокойной. Всматриваясь в её профиль, Лин внезапно подумала, что сейчас эта женщина выглядит намного младше, чем раньше.

За окном чавкал снег. В машине — большом тёмно-зелёном грузовике — их было пятеро. Водитель и двое военных, поглядывающих на Лин с любопытством. Ещё один человек мирно спал в кузове — он, насколько Лин поняла из обрывочных фраз, проделал всю тяжёлую работу. Сама Лин, как финальный пункт всей этой операции, его, видимо, не интересовала. Когда её и Виру вытащили из бидонов, в которых они прятались, пока машина не выехала из имения, солдат уже сопел под стенкой.

Лин не могла не вспомнить такую же поездку много месяцев назад (когда это было? Прошлым летом? Несколько лет назад?). Их четвёрка везла Руанна на станцию, и для команды эта поездка обошлась недёшево, а именно — хорошенько подорванной психикой. Ведь у них в багажнике находился такой пленник!

Тогда ценным грузом был Руанн. Сейчас (Лин не могла избавиться от этой мысли) — она сама.

Если бы не присутствие родного человека — она бы уже давно выпрыгнула из машины и вернулась к Руанну. Он, небось, все ещё в Маятнике и не знает, что в это же время его избранницу вывозят из города. Хотя нет, знает, конечно. Ему ведь сообщили о взрыве, который устроила Вира, чтобы отвлечь внимание.

— Куда мы едем? — спросила Лин шёпотом, таращась в окно. Дождь мешал думать.

— На базу, — ответила Вира. — Ты скоро увидишь…

— Но… — девушка растерянно оглянулась: она знала эту улицу, — мы всё ещё в Гнезде.

— Да, здесь же и останемся. Город достаточно большой, чтобы в нём можно было затеряться.

Лин откинулась на спинку сиденья. Перед глазами проплывали знакомые заведения. Два её мира соприкоснулись. По одну сторону — мужчины в броне и с колпаками в карманах, всегда готовые выстрелить или дать деру. По другую — улицы, по которым она ездила со своим судьёй: безопасные, мирные и уютные.

Она до сих пор не понимала, как им удалось выбраться из имения. Ведь там такая охрана! Как Вире удалось заблаговременно понатыкать столько колпаков? Кто ей помогал? Зачем рисковал? Лин не обольщалась — в связи с её исчезновением многие могут пострадать…

…Устройство сада сработало беглецам на пользу, ведь там было множество тоннелей и закоулков — есть, где затеряться. Извращённая фантазия архитектора — сад конструировался так, чтобы в нём было нескучно преследовать свою жертву. Не для этого ли они придумали лабиринт?

Самый опасный момент был, когда Лин и Вира подобрались к выходу из имения. «Трупы» «жуков» остались позади, они очень натурально переворачивались на спины и дрыгали лапками. Если не знать, можно поверить, что это живые существа, созданные природой, а не двигающиеся камеры, несущие опасность. Не счесть, сколько раз, выезжая на задания, в обычных букашках ей виделись вот эти следопыты.

— Слушай меня внимательно, — командовала Вира. — Нас ждут по ту сторону. К Руанну привезли продукты, каждый день привозят. Большой тёмно-зелёный грузовик. Рядом будут стоять две бочки — контейнеры из-под молока. Они большие, мы должны в них поместиться. Внутри холодно, но в контейнерах мы пробудем недолго — не успеем замёрзнуть. Нас вытащат при первой же возможности.

— Они не просвечивают на экранах… — догадалась Лин. — Что ж, это очень умно.

— Спасибо, — без колебаний ответила Вира и двинулась вперёд.

Она подбежала к дереву и резко ударила рукой то стволу. Лин не сразу поняла зачем, но, присмотревшись, увидела прикреплённый к дереву диск.

— Что за программа? — взыграло профессиональное любопытство.

— Из сектора визуализаторов, она их отвлечёт.

Через несколько секунд послышался взрыв. Рвануло в доме.

У Лин заложило уши. Ей стало плевать на всё. Она была готова бежать обратно в дом и проверять обстановку. Рука Виры, вцепившаяся в её плечо будто клещ, стала единственной нитью, удерживающей Лин от возвращения.

— Не волнуйся, ничего плохого не случится. Рвануло в холле, — спокойно объясняла Вира, даже не оглядываясь и, кажется, не слыша шума вокруг. Её интересовало одно — как выбраться из имения.

Терции устремились в дом. Девушка бросила взгляд на Виру — та пыталась казаться отстранённой, но как только Лин делала даже малейшее резкое движение, она тут же поворачивалась в её сторону. Вира волновалась. Она считала, что самое слабое звено в до мелочей продуманной операции — это Лин.

На пропускном пункте, несмотря на немалое количество отбывших в дом терциев, всё ещё оставалось приличное количество охраны. И это нормально — что бы ни произошло, у каждого свои обязанности. У этих — охранять въезд в имение судьи.

Лин наблюдала за пропускным пунктом. Вира стояла рядом, рукой сканируя территорию. Браслет на правом запястье постоянно мигал зелёным — значит, жуков поблизости нет. Но ведь он не способен защитить от взора терциев. На что она надеется? Девушка не понимала…

Тем временем слуги в спешке вынесли из дома два бидона. Да, в такие они с Вирой легко поместятся. Один из мужчин посмотрел в сторону беглянок. Длинная цепочка на его груди — вот что привлекло внимание, хоть Лин не сразу поняла, почему так. Было в этом что-то знакомое.

Оказывается, залезть в пахнущую молоком посудину, которая к тому же герметично закрывается, довольно тяжело. Если бы крышку захлопнули до конца — Лин бы вскоре задохнулась.

Внутри было темно и холодно. Неприятное чувство.

Что было дальше — она не знала. Их погрузили в машину и повезли в неизвестном направлении. Минут через двадцать (на самом деле намного меньше) крышка приоткрылась, и надтреснутый голос сообщил, что она может выбираться.

Лин осторожно вылезла. Вира в это время уже сидела рядом с водителем. Как давно они её достали? На одежде Виры Лин увидела мокрые пятна — следы от молока. Это её немного успокоило — значит, не так давно.

Вира представила Лин мужчин — водителя и солдат. Даже кивнула на того, что спал в углу, — его имя тоже прозвучало. Лин была почти уверена — парня оглушили. Непонятно, правда, за что? Она сама нередко прибегала к подобному способу «успокоения», чтобы долго не разбираться. А потом, уже на станции, устраивала «разбор полётов».

День разделился на две абсолютно несопоставимые половинки. Утром она проснулась рядом с Руанном, а сумерки встречала в окружении незнакомых людей.

Дождь вперемежку со снегом сошёл с ума. Он бил по крыше грузовика, будто обвиняя: «Предательница! Вернись к тому, кого обещала любить!»

Лин затолкала такие мысли подальше и попыталась уснуть. Она закрыла глаза и прислонилась к спинке сиденья. Всё плохое забудется, она вернётся к Руанну, как только сочтёт нужным. Он поймёт.

Последнее, что она увидела, перед тем как закрыть глаза, — встревоженное, сосредоточенное лицо Виры.

Утренний туман поглотил Гнездо. По окнам-стекляшкам стекали капельки росы. Город опустел. Подметали дороги и чистили витрины магазинов закутанные в тёплую одежду земные люди. Патрули, одетые с иголочки, время от времени пугали присутствием на дорогах, но тёмно-зелёный грузовик, по странному совпадению, их не интересовал. Лин заподозрила, что её провожатые используют некий код, ни разу не ломанный, а потому надёжный. Откуда у них столько средств?

Машина петляла всю ночь, совершив лишь несколько остановок, — сходить в туалет, размять ноги… Во время одной из них грузовик сменил цвет на темно-бордовый, ловкий механик-водитель поменял колеса и налепил новый штрихкод. На Лин надели код балаклавы, для того чтобы спрятать внешность. Изменились лишь длина волос и разрез глаз — похрамывающий код. Но лучше так, чем ничего.

Девушке казалась, что вот сейчас из укрытия выскочит отряд терциев, и их повяжут. Её приведут «на покаяние» к Руанну и вынудят просить прощения публично. Он на подобное не согласится, но Лин после побега придётся ох как несладко. Эта мысль вызвала страх вперемешку со своего рода приятным волнением… возбуждением. Она призналась самой себе, что по-настоящему Руанн уже не пугает. Да, он делает страшные вещи, но не по отношению к ней.

Что было неприятно — она заранее чувствовала себя виноватой. А ведь уехала, потому что хотела… хочет знать правду. Если он ни в чём не замешан — Лин сразу же вернётся к своему ящерру.

Тогда откуда чувство вины?

Глазастый солдат не сводил с неё пристального взгляда. Лин стоило бы оскорбиться, но даже на это не было сил. Она пыталась анализировать то, что произошло.

Зачем она уехала? Поверила словам Виры. А как иначе? Лин всегда верила матери, ведь она никогда не врала.

На заднем сидении заворочался спящий солдат.

Грузовик покатился по тёмному переулку, настолько узкому, что открыть там дверь и выйти было бы просто невозможно. Справа и слева — обычные стены, из-под облупленной штукатурки проглядывали кирпичи. Никто, кроме Лин, не обращал на это внимания. А ей хотелось воскликнуть: «Кирпичи! Кирпичи в городе ящерров!».

— Мы подъезжаем… Пристегнись.

Не успела Лин спросить зачем, как машину резко тряхнуло. На секунду ей показалось, что земля разверзлась, увлекая их под своей тяжестью. Она закричала, и это был единственный звук, издаваемый в машине. Остальные члены группы никак не отреагировали, лишь сонный солдат на минуту оторвался от самодельной подушки — почувствовал рывок. Его светлые непослушные кудри выбились из-под одеяла.

Находящиеся в салоне авто оставались в невесомости несколько секунд. Этого хватило, чтобы Лин оказалась на грани нервного срыва. Когда колеса резко опустились на твёрдую землю — отдача чуть не сломала ей нос. Удержал ремень, прочный защитный ремень.

На секунду воцарилась тишина. Затем голос одного из солдат возвестил:

— Вот мы и дома.

Этот звук, вместо того чтобы взбодрить, заставил утробу грузовика замереть. Лин попыталась отстегнуть ремень, но Вира положила руку ей на живот в сдерживающем жесте.

— Подожди. Рано ещё.

— Что происходит?

— Сканирование.

Девушка чуть не хмыкнула — ну какое может быть сканирование здесь? Но потом она заметила тонкие золотистые нити, опутывающие машину подобно паутине. Послышался щелчок. Он что-то означал, это стало ясно по вмиг расслабившимся лицам её провожатых.

— Нас верифицировали, — объяснила Вира.

Когда беглянка уже была готова задать следующий вопрос, машину качнуло, и они опять полетели вниз.

На этот раз Лин не кричала. Она посмотрела в окно и поняла, что их тянет вниз некое поле. Это же поле стабилизирует грузовик, не позволяя ему клониться ни вправо, ни влево.

Их тряхнуло последний раз. Транспорт коснулся земли. Вокруг — темнота, и лишь бордовую машину подсвечивала сверху неаккуратная, шатающаяся лампа. Эта лампа, в контрасте с липкой темнотой вокруг, создавала впечатление бесконечности комнаты. Лин это нервировало.

Солдаты начали выбираться наружу.

Они разминали ноги и массировали шею. Настроение людей резко изменилось — сосредоточенность ушла, уступив место более расслабленному состоянию. С такими же лицами их предки сотни лет назад выходили из домов под соломенными крышами, чтобы после долгой засухи насладиться дождём.

Вира прикоснулась к плечу Лин:

— Выходим.

Как деревянный болванчик, негибкий, чуточку стёртый по краям, она выбралась из машины. Хлопок её сапог о землю прозвучал слишком громко — громче, чем у остальных. Этот звук привлёк всеобщее внимание. Взгляды солдат присобачились к её сапогам и медленно поползли верх.

Лин не знала, что говорить. Она молча наблюдала за «самым глазастым» из солдат, здраво рассудив, что он — главный.

— Идите, — властно скомандовала Вира. — Сообщите о нашем прибытии.

Глазастый хмыкнул.

— Они и так знают. Небось, наблюдают за нами.

Лин осмотрелась. На секунду ей представилось, что вот сейчас из тьмы вынырнут глаза наблюдателей.

Глаз не было. Вместо этого комната зажглась светом. Нормальным таким светом, качественным, приятным для глаз, а не той дурацкой лампочкой, что шаталась туда-сюда непонятно от какого ветра.

Они находились в большой комнате, похожей на спортзал. В подобном помещении Руанн упражнялся в боевом искусстве. Там же устроил для Лин показательный урок. Давно, в другой жизни.

В груди неприятно заныло.

Потолок — метров десять, если не больше. В углу — горшки, в которых рос крыжовник с человеческий рост. И как только растения выживали в столь неблагоприятной среде?

Куча всякого хлама, сервоприводы вперемежку с датчиками уровня воды — всё это валялось по углам в рухляди, которая некогда была мебелью. А ещё в дальнем конце комнаты была дверь, из которой вышли и приближались к Лин семеро мужчин.

Одежда — что попало: рваные свитера, брюки, куртки. На поясах — оружие. В руках у двоих планшетники, вероятнее всего, с атакующими кодами.

Лин застыла. В городе ящерров она забыла, каково это — ощущать рядом врага. Врага сильного, влиятельного, который не только угрожает, но и действует. Ведь рядом всегда был Руанн.

Она сразу определила, кто из них главный — высокий мужчина с вытатуированной ящерицей на голове. Морда животного начиналась где-то на черепе мужчины, но из-за волос была незаметна. Зато хвост — нижняя часть татуировки — медленно спускался по шее за ухо.

Этот человек не шёл впереди всех, не выпячивал грудь и на первый взгляд не отличался от остальных пришельцев. Ничто не выдавало в нём руководителя…

Если бы не одно «но».

Остальные пытались приноровиться к шагам татуированного. Лин была ополченкой долгое время — она такие вещи мгновенно улавливала.

Она и есть ополченка… Или нет? Так кто же она?

Незнакомцы подошли к застывшим солдатам. Те в свою очередь перестали разминать ноги и чинно обступили Лин со всех сторон. Девушка даже испытала своеобразную благодарность к людям, имён которых не запомнила.

Венилакриме поймала на себе цепкий, пружинистый взгляд. Этот взгляд не обнажал, не заплывал за воротник. От него не слезились глаза. Она любила такие взгляды. Они означали — «я просто хочу оценить ситуацию».

Лин не успела ответить — мужчина отвернулся от неё и весьма неделикатно уставился на Виру.

— Всё прошло согласно плану?

Вира кивнула и положила руку Лин на плечо.

— Позвольте представить вам мою дочь, Венилакриме.

Лин выдержала пристальный взгляд и спросила у главного:

— Мне позволено узнать ваше имя?

— Это командующий «Станции 7», Лин, — прозвучал голос Виры. — Ярмак.

Ярмак. Какое странное имя.

— Мы рады приветствовать вас на нашей станции, Венилакриме, — отозвался Ярмак спустя мгновение.

Голос был грубым, как будто простуженным. Мужчина выступил вперёд и протянул ей руку. Улыбнулся, но глаза оставались холодными.

Лин протянула свою руку и ощутила твёрдое пожатие, на которое ответила не менее уверенно. Девушка знала правило: слабое рукопожатие — слабый характер.

Она позволила себе заглянуть мужчине в глаза. Они были цвета молочного шоколада и, по большому счету, даже приятные. Но взгляд! Этот — сожрёт и не подавится.

— Вы устали с дороги. Мы проводим вас в ваши комнаты.

— Спасибо, мы знаем, где наши комнаты, — мгновенно отозвалась Вира. — Я предпочту пройти на территорию моих людей, не затрагивая жизнь «Станции 7».

Пауза. Мужчины переглянулись. Нечто в поведении Виры показалось им вызывающим. Лин подозревала: дело в тоне, выбранном её матерью. А может, и не только в нём.

— Хорошо. Позвольте, по крайней мере, вас проводить.

Сказав это, Ярмак посмотрел на дочь Виры, как будто ожидая возражений. Его представления о ней никак не совпадали с увиденным. На единственном фото, которое для него достали шпионы, девушка выглядела как избалованная любовница судьи. Строгий неприступный вид и самый влиятельный ящерр под боком, как коршун наблюдавший за каждым, кто к ней приближался.

Та, что появилась на его территории, — настороженный зверёк со вздыбленной шерстью. И непонятно — то ли этот зверь охотится, то ли убегает от преследователей.

Вира, конечно, знает своё дело, она смогла убедить станцию, что Венилакриме попала в ловушку. И все поверили, даже сочувствовали. Ярмак не протестовал — высшие чины просили за Виру. К тому же долг, будь он проклят.

Но Ярмак знал значительно больше, чем другие, его шпионы честно отрабатывали свой хлеб. Ни в какую ловушку девушка не попадала.

— Следуйте за мной, — скомандовал главарь, двинувшись в сторону двери.

На повороте он успел уловить подозрительный колючий взгляд. Да уж, чертовка хоть и не родная дочь Виры, но они, безусловно, похожи.

Стены — из проволоки. При особой нужде за неё можно ухватиться, чтобы удержать равновесие, но не слишком сильно и не очень долго — будет больно.

Лестницы немного покачивались. Лин не понимала, как они здесь вообще находят дорогу. Зачем так много лестниц, и все так близко расположены друг к другу?

Её подвели к двери. Вира с усилием, продавливая пальцами тугие резиновые кнопки, ввела пароль.

— Проходи.

Девушка застыла в нерешительности. Солдаты усмехнулись — чуть ли не впервые за день.

За дверью оказалось довольно большое пространство. Внизу — от выхода нужно было спускаться по ступеням вниз — дети играли в мяч. Женщины в углу, сидя на длинных низких лавках, штопали одежду. Около трубы скопилось несколько велосипедов. И двери… их было несколько.

Лин вошла. Позади — Вира, Ярмак и остальные солдаты.

Все замерли. Такую тишину в столь бешеном скоплении людей Лин не представляла возможной. На несколько секунд девушка зависла вне времени и пространства. Она не знала, почему все так на неё смотрят. Резко захотелось к Руанну — под его защиту, в комнату, согретую теплом двоих.

А затем послышались крики — громкие, надрывные. Если так вопить — потом ещё долго болит горло и хочется выпить горячего. Несколько секунд понадобилось ошалелой Лин, чтобы понять — это крики людей, радующихся её появлению.

Женщины бросили штопать одежду, разноцветные ткани так и остались лежать на деревянных лавках. Мальчуганы перестали играть в мяч.

— Спускайся! — закричала Вира ей на ухо. Закричала, потому что иначе Лин бы не услышала.

Чем ниже Лин спускалась, тем больше, казалось, становилось людей. Они протягивали к ней руки, касались её одежды.

Неосознанно, в попытке защититься от толпы, девушка посмотрела наверх — и увидела у двери застывшего Ярмака. На этот раз его взгляд не был равнодушным. В глазах мужчины плескалась такая ненависть, какую испытывают только к злейшим врагам.

Он смотрел — внимательно, выжидающе. Застывший напряжённый взгляд нельзя было истолковать превратно — Лин приобрела ещё одного врага. Непонятно только, когда она успела это сделать.

Венилакриме повернулась к людям. Она не видела, как наблюдательная Вира перехватила замораживающий взгляд молодого предводителя «Станции 7». И как он, подчиняясь воле долга, отвернулся.

Девушку постоянно трогали. От этих касаний (к рукам, плечам, иногда — к лицу) она постоянно вздрагивала.

— Мы рады, что ты дома, Лин…

— Почему вы так долго? — спросил детский канючащий голос. — Мы ведь вас ждали.

— Мы верили, что ты сможешь убежать…

Вира мягко, но настойчиво продвигала Лин вперёд, к выходу. Следующая дверь вела к зданию, на крыше которого устроили гоночную дорожку. Как такое может быть, удивилась Лин, — здание внутри здания?

Они вошли. Гул толпы просачивался сквозь стены, напоминая журчание воздуха в ракушке. Вира двинулась вперёд, в «кишку» длинного коридора, увлекая за собой Венилакриме. Вместе с ними шли солдаты, и Лин не могла избавиться от чувства, что это их конвой.

Счастливые лица остались за дверью. Некоторые из них — Лин так показалось — она узнала, как эхо подзабытой, давно разрушенной «Станции 17».

Позади остался дикий человек Ярмак: грива волос, татуировка ящерицы, крепкие руки и растянутый кардиган телесного цвета.

— Куда мы идём?

Ответа не последовало.

— Вира, — повторила Лин более настойчиво, — куда мы идём?

Пауза. Где-то капала вода.

— Они тебя уже ждут, — вздохнула Вира.

— Кто?

— Ты должна сама всё увидеть. Потерпи ещё немного.

Под ногами чавкала вода. Они поднимались вверх крутыми витыми ступенями.

— Это наша территория, Лин. Люди Ярмака сюда не сунутся.

— А если сунутся, — пробормотал Глазастый и усмехнулся, — то пожалеют об этом.

Обстановка понемногу менялась. Чем дальше они продвигались, тем уютнее было вокруг. Аккуратные дорожки, нежные кремовые стены, картины…

Одно из произведений привлекло особое внимание. На нём была изображена молодая женщина с прядью седых волос. Она сидела в большой круглой библиотеке и смотрела куда-то вверх. Казалось, художник был подвешен к потолку и рисовал её оттуда. Жаль, он поленился изобразить то, на что смотрела эта женщина с таким отчаянием.

— Заходи.

Лин осторожно переступила порог.

Дверь закрылась. Прозвучал хлопок. Девушка замерла, поражённая.

Комната была заполнена людьми. Не такими, как вначале. Эти — холёные, хорошо одетые, откормленные. Они вальяжно расположились на диванах, в креслах, но как только Лин вошла, все поднялись.

— Что за…

Она узнала Лекс-Ка. Узнала некоторых командиров со «Станции 5». В сумме — человек тридцать.

— Те, кто уцелел, моя милая, кто уцелел, — прочитала её мысли Вира.

Повисла клейкая тишина.

Роскошная большая комната. Женщины в сдержанных одеждах. Эти — не любовницы, эти сами руководят.

— Мы рады твоему возвращению, — первым очнулся Лекс-Ка. — Мы надеялись, ты сможешь вернуться.

«А я не надеялась, — со злостью подумала Лин. — Я о вас забыла. Наслаждалась жизнью, как последняя…»

За подобные мысли стало стыдно. Лин несмело прошла в комнату. Грязная обувь оставила на ковре отвратительные чёрные следы. Некрасивые. Несоответствующие обстановке.

— Лин, — голос Виры разрезал тишину. Её — не Лекс-Ка — голос пробудил людей от молчания.

Девушка рассеяно улыбнулась. Несколько минут назад её встречали криками. Сейчас люди другие, и они молчаливы, но чем-то неуловимо похожи на тех, которые тянули её за одежду и прикасались к лицу.

— Что ж, вы убедились, — вторая реплика Виры, — она жива.

Лин встрепенулась от этого слова. Жива? А какой она должна быть? Неживой?

Зажёгся дополнительный свет. Командир со «Станции 17» зажёг. Лин его помнила — добрый жёсткий дедушка старой закалки, что так часто попивал чай на диване в кабинете Главы.

— Присаживайся, Венилакриме…

Все стояли.

Она медленно уселась в большое уютное кресло. В такое надо с ногами забираться, а не вот так, осторожненько. Скрипнула подшивка.

Её руки легли на подлокотники, обработанное дерево согрело кожу. Всё это Лин делала медленно, и лишь ощутив, что смогла занять максимально удобную позу, опять посмотрела на гостей. На всех разом.

Им было что сказать, но никто не смел произнести первую фразу. Бывшие руководители «Станции 5» глядели на девушку в кресле — усталую, растрёпанную, с прилипшими к лицу волосами, — и сравнивали её с той, что ещё год назад так настырно требовала от них повышений. Осталась ли она прежней: вздорной и чуть-чуть грубоватой, с этими её попытками всем угодить, быть полезной каждому?

— Лин, мы благодарны тебе…

Это Лекс-Ка. Он, конечно, он, кто ещё мог сделать первый шаг?

— Ради «Станции 5» ты рискнула всем. Мы знаем о твоём поступке. И мы собрались здесь… чтобы выразить признательность.

Она едва удержалась от того, чтобы не спросить: «О каком поступке идёт речь?». Удержалась. Древнее правило гласило: если ты молчишь — другие говорят.

Кашлянула Вира. Она до последнего сомневалась — стоит ли идти на такой решительный шаг и позволять Лин увидеть всё самостоятельно. Решила, стоит. Слова этих псевдоруководителей, утративших свою власть вне «Станции 5», возымеют эффект. Лин столько лет добивалась их расположения… Она поверит.

Вире стало не по себе. Зачем она столько лет позволяла своей дочери верить в то, что они — высшая власть? Ради безопасности? Той самой, эфемерной и утраченной…

— Хорошо… — Лин на секунду прикрыла глаза. — Объясните, за что же вы так благодарны?

Вира подошла к креслу Лин. Положила руки ей на плечи. Защищая или только создавая видимость защиты.

— Думаю, ты захочешь узнать их версию развития событий…

Лин подумала. Оглянулась на Виру.

— Да, наверное, захочу…

— Остались записи, — отозвался Лекс-Ка, — где ты, Венилакриме, пытаешься остановить ящерров. Мы знаем, многим людям удалось спастись благодаря тебе. Ты отвлекла ящерров, давая нам время эвакуировать население.

— Не вы эвакуировали, — тихо произнесла Вира, но все её услышали. Прищуренный взгляд остановился на Лекс-Ка. — Не делай вид, будто вы причастны к спасению этих людей.

— Но, — Лин беспомощно оглянулась на Виру, — такого… такого не было.

— Было! — громко возразила Вира. Чересчур громко, даже резко. — И мы можем это доказать… Славий, включи проекцию.

Мужчина, которого Лин про себя называла Глазастым, наконец-то обрёл имя. Он достал из внутреннего кармана квадратный диск. Резко замахнулся от плеча и прилепил его к стене. Посреди комнаты возник большой двусторонний экран. Плоский, как монета, с синеватым отливом по бокам.

На экране — движение. Бежала девушка. Жуки начали снимать не с самого начала, поэтому непонятно — откуда и куда она бежала. Ясно одно: эта девушка — Венилакриме.

Каждый присутствующий в комнате с лёгкостью узнает эту дорогу. Именно её нужно выбирать в случае эвакуации. Лин ощутила, как по спине пробежал холодок.

Позади были слышны крики. Ящерриное клокотание. Возникло подозрение, что за Лин гонятся, не уверенность — смутное подозрение. Она подбежала к выходу и ввела код. Дополнительный источник питания всё ещё работал — дверь поддалась.

Лин ступила на сырую землю. На улице ночь, но искусственное освещение делало картинку очень светлой, почти как днём.

Листья, которыми был прикрыт выход, ударили её по лицу. В уголке губ собралась маленькая капелька крови. В глаз попала соринка. Она сделала несколько размашистых шагов вперёд и увидела…

Вокруг было много земных людей. Ящерры выстроили их в стройные ряды и медленно заставляли заходить на борт кораблей — больших, круглых, зависших в метре от земли. Повсюду была слышна ругань, детские крики, мольба.

Процессом отправки руководили не терции, а обычные военные ящерры. Но их было много, и они все вооружены до зубов. Враги не использовали влечение — сила оружия убедительнее и требует меньше затрат.

Девушка на экране вздрогнула. Её ужас очевиден, ведь она ещё не жила в доме судьи, не привыкла быть окружённой ящеррами. Она бы хотела убежать обратно на станцию. Спрятаться, и пусть они её подорвут вместе с этим местом. Все её силы уходили на то, чтобы не закричать.

Как они могли не услышать скрип открываемой ею двери?

Да нет же, услышали. Девушку увидели как минимум двое ящерров. Один из них прошипел непонятный звук. Тогда и остальные заметили застывшую фигуру. И лишь руководившие погрузкой не стали отвлекаться.

Ящерры начали приближаться. Их тела сгруппированы — каждый готов к прыжку.

Лин осмотрелась.

Тысячи людей. И десятки кораблей. Не машин, а настоящих кораблей для дальних полётов. Наверное, камера-жук засел на дереве. Он удачно сфокусировался, и на экране крупным планом появилось лицо Лин — с капелькой запёкшейся крови в уголке губ и покрасневшим глазом. С лицом, концентрирующим в себе ужас, отчаяние и решимость одновременно.

Ящерры тем временем сужали круг. Они были осторожны — землянке вредить нельзя, но девушка об этом не знала. Она понимала другое — через несколько секунд её поймают. Что будет дальше — непонятно. Всё, что ей оставалось, — это задаваться вопросом: что происходит и почему земных людей сгружают на корабли.

«Станция 5». Те, кто там жил. Мужчины и женщины. Дети в колодках. Васильковое свечение на руках пробивалось даже сквозь одежду. Это мерцание, излучаемое орешниками.

Ящерры очень близко — рукой подать, но они не нападали.

От напряжения мышцы свело судорогой. Видно, что ей было очень страшно. Девушка была готова вытащить нож, который (она знала наверняка) прольёт не кровь ящерров, но её собственную.

— Отошли!

Лин не поняла приказа. Зато другая Лин, наблюдавшая за всем со стороны, догадалась, что происходит.

— Отошли от неё. Немедленно! — повторился приказ.

Уверенный голос. Бывший пленник — с раной на плече, в рваной одежде, появился из той самой двери, через которую несколько минут назад пришла Лин. Видимо, именно он был тем, от кого она убегала.

Рядом с Руанном появилось несколько терциев, они послушно замерли, ожидая приказов.

Девушка посмотрела на судью. Выражение его лица говорило само за себя: он был по-настоящему зол. И когда их взгляды встретились, стало понятно: до этого Лин было неизвестно, что такое настоящий страх.

— Венилакриме…

Девушка всхлипнула. На экране она казалась такой трогательной и беззащитной, что повзрослевшей почти на год Лин захотелось отвернуться. Она никогда не видела себя такой… слабой и наивной. Во взгляде той, другой, — мольба о помощи, молчаливый призыв пощадить. Лин представляла себя иначе — сильной и сдержанной. Не вот этой слабой девчушкой.

— Подойди ко мне… — властно потребовал Руанн.

Создалось впечатление, что она хотела послушаться. Ведь лучше подойти к нему одному, чем иметь дело с остальными.

Но на глазах у людей? У тех, кто считал её защитницей?

— Дай команду, чтобы отошли! — закричала Лин. — Прикажи, чтобы ящерры отошли! Либо они это сделают, либо…

— Либо что?

Венилакриме замерла. На глазах Руанн сбрасывал маску пленника и превращался в того, кем был на самом деле, — в судью.

Она знала наверняка: ящерры, пока не получат приказ, не сдвинутся с места. Знала также — у каждого из них есть парализующие нити. Если Руанн скомандует — её вмиг оглушат. Но и у неё припрятан козырь.

Венилакриме выхватила из-за пояса нож и в секунду приставила острый конец к своему горлу. Ящерры насторожились. Резко поднятая вверх рука судьи — единственное, что удерживало их от атаки.

Руанн занервничал.

— Видишь, как бывает, судья, — неестественно громко засмеялась девушка. — Кто бы мог подумать: я приставила нож к своему горлу, но волнует это тебя.

— Чего ты от меня хочешшь, Лин?

Она резко перестала смеяться.

— Прикажи им отойти.

Несколько секунд судья молчал, и лишь тогда кивнул — круг разомкнулся. Ящерры сделали несколько шагов назад. Руанн с места не сдвинулся.

— Ты пытался меня обмануть…

— Когда же? — усмехнулся Руанн.

— Хотел, чтобы я не увидела всего этого, — кивнула на закованных людей.

Все они молчали, даже маленькие дети не хныкали. Их конвоиры приостановили работы по транспортировке земных на корабли. Кажется, и те, и другие осознавали важность момента.

— И как бы ты потом объяснял исчезновение людей? — спросила Лин. — Нет-нет, судья, не вздумай двигаться! Я против самоубийств, но в данном случае у меня может не остаться выбора. Расскажи лучше, к-какую сказку ты для меня придумал на этот раз, многоуважаемый судья? Ведь для тебя почему-то очень важно, чтобы я верила твоим сказкам.

Дерзкая на первый взгляд фраза к концу немного смазалась. Проскользнули в ней и отчаяние, и слезы, и даже страх.

— Куда вы сгружаете этих людей?

Лезвие ножа больно впивалось в кожу. Девушка каждой клеточкой своего тела ощущала своё дыхание. Только в момент отчаяния пришло понимание того, как совершенно работает её организм. Как воздух накапливается в лёгких, как напряжены руки. Как ветер щекочет кожу головы.

На улице понемногу светало.

Судья усмехнулся.

— Ты говорила, что не веришшшь моим словам. Так почему тебе хватает смелости держать нож у своего горла и угрожать мне? Думаешшь, не нападу?

— Не знаю. Но у меня есть шанс проверить, — и нажала сильнее на горло.

К чести ящерра, он сумел сохранить на лице равнодушное выражение. И лишь другая Лин, наблюдавшая со стороны и знавшая Руанна намного лучше, заметила, как дорого ему обошлась эта бесстрастность. Напряжение в его мышцах достигло предела.

— Венилакриме…

— Ящерр, отпусти людей…

Было слышно завывание ветра.

— Не могу…

Такой простой ответ обезоружил. Лин изо всех сил пыталась не потерять надежду.

— Врёшь! — закричала она.

Руанн хотел сделать шаг к Лин, но вовремя заметил предостерегающий взгляд и отказался от этой затеи.

— Отпусти людей, Руанн. Немедленно!

Она была на грани паники. И Руанн, умный мужчина, не мог этого не видеть. Он обернулся к солдатам и прошипел им что-то на ящеррином. Видимо, это была некая команда, а не осмысленное слово.

— Вот что мы сделаем, Лин. Я отпушщу треть этих людей. Слушшай внимательно, треть, не более. Ты за это отбросишшь нож в сторону и позволишшь подойти к тебе.

— Половину!

— Треть! — бескомпромиссно парировал Руанн. — Более чем достаточная цена за одну тебя.

Он усмехнулся, но глаза его оставались серьёзными.

— Сначала я хочу видеть, как эти люди уйдут.

— И на что ты рассчитываешшь? Мы их поймаем за считаные минуты.

…Лин, сидящая в мягком кресле, знала, что её мысли сошлись в тем, что думала в тот момент другая Лин, находящаяся в лесу: «Попробуйте. Мы жили в этих лесах десятилетиями. Мы знаем все ловушки. И вас туда загоним, и сами сбежим».

— А остальные? Когда вы отпустите остальных?

— Когда ты, Венилакриме, окажешшься у меня в руках.

Лин вздрогнула.

— Я тебе не верю… Отпусти половину.

Руанн задумался. Та Лин, что на год старше, знала — это лишь маска. Он уже давно всё решил.

— И тогда ты согласна на мои условия?

— Да, Руанн, тогда я согласна.

— Хорошо, — медленно произнёс судья. — Пусть будет так.

Он подозвал к себе терция и проговорил ему на ухо несколько фраз. Звериная морда военного скривилась, после чего ящерр отошёл в сторону.

— Дай им… десять минут… пусть уйдут.

Судья медленно замотал головой.

— Слишшшшком долго. Три минуты — не более.

Девушка ещё сильнее надавила ножом на горло. Ящерр оскалился.

— Не разыгрывай эту карту дважды, Венилакриме. Опусти нож, девочка.

«Девочка» нахохлилась.

— Я не вижу, как люди уходят.

Их взгляды пересеклись. Мысленно Лин нарисовала качели, но не обычные, а похожие на весы: туда — сюда, туда — сюда.

Не было никаких команд. Руанн лишь кивнул другому ящерру, и тот нажал на некую пластину на рукаве.

Сначала ничего не происходило. Потом Лин заметила оживление в толпе. У половины людей орешники просто упали на землю.

— Те, на ком большшшше нет орешшников, могут уходить! — проговорил Руанн в поднесённый ему усилитель звука. Громкий голос разнёсся по всей поляне как гром. Лин показалось, она когда-то слышала и этот голос, и этот тембр, и именно так, усиленный динамиками. — Через три минуты мы кинемся за вами. Кто сумеет убежать — будет свободен.

Три минуты.

Лин посмотрела на судью. На лице его блуждала понимающая улыбка, в чём-то даже добрая.

— Опусти нож, Венилакриме, опусти…

— Нет! Три минуты…

— Хорошшшо…

Секунды переливались слишком медленно. От усталости затекла рука. Лин даже смотреть боялась на тех людей, что всё ещё были в колодках и орешниках, страшилась узнать среди них знакомые лица. Оставшихся пленников быстро погрузили в корабли. Способствовало этому и уменьшившееся количество людей. Несколько раз — так ей показалось — она слышала детский плач.

— Время истекло… Брось нож…

Девушка медленно набрала в лёгкие побольше воздуха. Руанн дёрнулся — видимо, ожидал от неё… чего-то лишнего.

— Хорошо… хорошо. Будь по-твоему, ящерр.

Одним движением она выпустила нож из ладоней. Распрямила пальцы. Послышался тупой звук. Острый предмет упал на землю.

Оба проследили глазами за полётом ножа. Секунда, вторая, третья…

Руанн усмехнулся… и начал к ней приближаться. Так быстро, что даже Венилакриме, наблюдавшая за всем из безопасной комнаты, вжалась в спинку кресла. Другой Лин, участнице событий, удалось удержаться. Она и шагу не ступила назад, за что повзрослевшая Венилакриме мысленно её похвалила.

Руанн подошёл. Лин захотелось сжаться, исчезнуть.

— Не стоило этого делать…

Он резко схватил Венилакриме за шею…

Внезапно произошло переключение на другую камеру. Второй «жук» снимал со спины, и сложно было понять, какую степень боли испытала девушка — лица её не видно. Почти сразу после прикосновения судьи Лин обмякла в его руках.

Последний кадр — голова Руанна, склонённая над лицом девушки.

Картинка посреди комнаты схлопнулась.

Лин отлепилась от спинки кресла. Костяшки пальцев побелели. Лицо ощущалось жарким и липким, но прикоснуться к нему и проверить это не было сил.

Девушка посмотрела на свои руки. Пальцы не слишком длинные, но и не короткие. Ногти до сих пор с аккуратным маникюром — остатки былой роскоши.

Былой… Ещё вчера она и не помышляла называть ту жизнь — былой. Это было её настоящее. Полное тайн, недомолвок, но рядом с ним.

— Я хочу уйти.

Пауза. Люди переглянулись, а затем — дружно посмотрели на Виру.

— Со станции? — уточнил Лекс-Ка.

— Пока — только из этой комнаты.

Повисло неловкое молчание. Какая-то женщина с ярко-красными губами скривилась. Не пренебрежительно, а как будто от зубной боли.

Вира закрыла глаза. Никто не должен увидеть, как она рада этому решению. Все эти люди свою миссию выполнили — заставили Лин сомневаться. Теперь дело за доказательствами. За грубыми, чёрными, токсичными доказательствами.

Вира подвернула рукава. Её длинная тога колыхнулась, капельки подсохшей грязи осыпались с подола на землю.

— Вы можете быть свободны, — обратилась женщина ко всем находящимся в зале. — Славий, я благодарна тебе за помощь. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Лекс-Ка хотел что-то сказать. В последний миг он поймал взгляд Виры — и отвернулся. Поднялся со своего места.

Вира молча и немного раздражённо наблюдала, как уходят люди. Как вытаскивает из-под ножек стула коричневую ткань женщина в длинном платье, похожем на халат. Как кривится, ступая к выходу, дама с ярко-красными губами. Уходят руководители разрушенной «Станции 5».

Лин же мысленно представила картинку, будто она стоит на большом-большом круглом шаре, похожем на землю. Шар огромный и весь в бороздах — с него так легко упасть. Или же наступить на океан и промочить обувь. Или раздавить вулкан. Люди, проблемы, сложности — ерунда, лишь бы не раздавить вулкан.

Когда комната опустела, Вира обратилась к дочери:

— Пошли, Венилакриме, я покажу тебе твою комнату.

— Венилакриме? — девушка усмехнулась, думая о своём. — Раньше ты меня так не называла.

— Раньше… раньше ты не была Венилакриме.

Вира открыла дверь с противоположной общему выходу стороны и вывела дочь в коридор. Лин чертыхнулась — они не под землёй. В городе ящерров — и не под землёй.

— Где мы? Это не может быть «Станция 7».

— Да. Теперь это уже не «Станция 7», а наш с тобой дом.

Лин остановилась.

— Что ты говоришь такое?

Неловкая пауза. Вира не знала, что ответить. Тяжело найти правильные слова сейчас, когда впереди ещё более сложный разговор.

Она на секунду прикрыла глаза.

— Хорошо, давай не всё сразу, — сказала Лин, по лицу Виры понимая, что всё не получится мгновенно. — Просто веди меня куда вела…

Пауза. Взрослая женщина посмотрела на младшую. Как же она выросла, эта младшая, и как она, Вира, желает ей счастья. Но не такого, какое приготовил для неё зазнавшийся ящерр.

— Сюда.

Она подвела Лин к невысокой двери.

— Осторожно, низкий потолок.

— Да, вижу.

Войдя внутрь, Лин опять поразилась перемене. Роскошные коридоры, и при этом потрёпанные комнаты. Кто и зачем такое придумал?

— Это смотровая. Видишь ли, считается, что это ненужная комната. Я хочу, чтобы так думали. На практике — постучи по стенам.

Лин повиновалась.

— Защита, — констатировала без особого удивления.

— Как видишь. Располагайся.

Загорелась одна слабая лампочка. Вокруг — тени. Никаких окон, но, наверное, на улице уже давно ночь.

Что сейчас делает Руанн? Ищет её?

«Тот самый Руанн, — засмеялся противный голос внутри, — который на вопрос: «Куда делись люди со «Станции 5»?», отвечал так правильно и невозмутимо?

Как же мне сложно…»

Как же ей было сложно…

— Присаживайся.

Два оранжевых старых дивана в узком пространстве. Между ними — стеклянный стол на тонкой чёрной ножке, такой маленький, что на нём, наверное, поместилось бы от силы две чашки кофе. Позади одного из диванов, слева, — одинокая лампочка. Именно она и отвечала за освещение. Плохо отвечала — тени плодились в комнате, как облака перед грозой.

Лин села на диван. Вира — на другой. Между ними — лишь воздух, насыщенный недомолвками и тайнами, обретёнными за время, что они не виделись. Или же раньше? Наверное, всё-таки раньше.

— Расскажи мне всё…

— Я расскажу… Поверь, я давно хочу тебе всё рассказать.

Глава пятая

— История про привлечённых — правда. Ящерры действительно находят себе пару и берегут обретённое до конца жизни. Да, Лин, ты — избранница Руанна, — Вира сделала паузу, — но он не твой избранник. Он знает об этом достаточно давно. То, что Руанн к тебе испытывает, — да, это влечение, но одностороннее. Так тоже бывает, и не так уж и редко. Однако самоуверенный судья до последнего отрицал столь очевидный факт, — Вира недобро усмехнулась. — Видимо, серебряная кровь мешала посмотреть правде в глаза.

— Что… что ты имеешь в виду? Какой очевидный факт?

Широкая одежда Виры в полутьме обрела странные очертания, а лицо, к удивлению, казалось помолодевшим. Некоторым образом хищным.

— Ящеррица ты, Лин. Самая настоящая ящеррка.

Была ли она удивлена? Нет! Лин и сама догадывалась. Она постоянно подбиралась к этой мысли, но в последний миг как будто пугалась и прятала очевидные факты на задворки сознания.

— Ты веришь?

— Верю, — ответила Лин. — Почему я жила среди людей?

— Спроси прямо, Лин. Как ты оказалась у меня? — женщина усмехнулась. — Я вынесла тебе из пожара. Горела «Станция 17». Если начистоту, то целый город Мыслите горел. Об этом ты можешь прочитать в любых источниках, историю о пожаре подтвердят, хоть факты там очень искажены. Я не вру тебе…

— Я не думаю…

— Думаешь, — возразила Вира. — Ну, или скоро будешь. То, что я тебе расскажу, принять сложно. Возможно, ты меня возненавидишь, а может, поблагодаришь, но… — в голосе проскользнуло сомнение, а потом она заговорила, быстро и шёпотом. — У меня не было другого выхода. Если бы они узнали, что ты выжила — начали бы искать. Ящерры — они такие, предают в угоду режиму. Исключение — дурацкое влечение и родовая близость. Но… среди земных людей ты была в безопасности… До тех пор, пока не встретила судью Руанна.

Лин как будто ударило током. Она хотела спросить, как давно судья знает, что их влечение ненастоящее… но не спросила. Ясно, что знает, притом давно.

— А то, что мне показали сегодня… Почему я не помню ничего из увиденного? Лес не помню, не помню, как бежала. Я… ничего не помню… дыра какая-то…

Лин хотела бы подняться и сделать шаг-другой, размять незнавшие сна и движения мышцы, возбуждённые и накалённые до предела. Но комната была слишком маленькой — некуда идти. Она обняла себя руками и качнулась взад-вперёд…

— Потому что он стёр твою память. Делая это, Руанн знал или догадывался, что ты ящеррица, но не думал, что такая сильная. И всё могло сойти ему с рук, если бы твоя кровь впервые за много лет не дала о себе знать, — Вира оскалилась. — Ты даже не представляешь, как он сожалеет о том, что сделал. Не потому, что обманул тебя, а из-за того, что своим влиянием лишь ускорил процесс превращения.

— Но… выходит, если это не влечение, то полноценной ящеррицей мне не стать.

— Ещё как стать! — выкрикнула Виры. — Пока без хвоста… Но повадки и, главное, их речь — это ты понимать можешь уже сейчас! Твой запах изменился. Именно поэтому Руанн не сильно был против того, чтобы ты участвовала в приёме. Если бы ты пробыла там достаточно долго — кто-то бы да учуял, даже сейчас.

Глаза Виры сверкали как лампочки на новогодней гирлянде.

Лин не испытывала и сотой доли вдохновения. Она ощущала себя очень несчастной женщиной, потерявшей любовь, которой у неё, как оказалось, никогда и не было.

— Без влечения я не смогу получить заслуженные по праву возможности. Это лишь маленькая часть настоящей ящерриной силы. Какая ирония, — Лин вздохнула, — для того, чтобы стать сильной, мне нужно полюбить.

— Ты уже сильнее многих. Если бы не твоя серебряная кровь, Руанн бы и дальше влиял на твоё сознание. Он даже с ящеррами такое проделывает. А помнишь головные боли? Они ведь были? И прикосновения его… как они на тебя действовали?

— Не знаю… он часто, — Лин беспомощно оглянулась, — ко мне прикасался… Я не знаю…

— Я — знаю!

Вира наклонилась вперёд. Глаза её сверкали.

— Он прикасался к тебе, чтобы умножить действие силы. А твоему организму это не нравилось — он пытался побороть заразу, но не получалось. Руанна было слишком много. Он опутал. Отсюда и боль.

Вира пересела на диван к Лин. Погладила её по волосам.

— А ведь он думал, что с тобой можно как с земной. Он много чего из твоей головы стёр, на той же станции. Я помню, как ты приходила ко мне после этих встреч — взволнованная, злая, напуганная.

— Я… такого не помню, — девушка потёрла лицо руками. — Ну а… когда я с ним жила? Тоже влиял?..

— Этого не знаю. Скорее всего, нет, он к тому времени уже начал подозревать неладное… Думаю, не рискнул бы. Но задай себе вопрос: много ли у тебя воспоминаний обо мне за тот период, когда он находился в плену на станции?

Длинная насыщенная пауза. Глаза девушки бегали по потолку. В конце концов, она спрятала лицо в ладонях. Спина её согнулась, и это послужило ответом.

— Живя с… Руанном, — произнося это имя, Вира скривилась, — часто ли ты вспоминала «Станцию 5» — твой дом, к которому ты прикипела даже больше, чем я могла ожидать?

— Мне… казалось… это потому, что его люблю.

— Да не любишь ты его! — раздражённо закричала Вира. — Он тебя заставил думать, что ты земная женщина, когда на самом деле ты ему ровня! Сильная кровь! Сильный род!

Вира схватила дочь за плечи и затрясла — сильно, больно. У Лин потемнело в глазах, но недостаточно, чтобы отключиться.

— Внушил он тебе всё это… Если бы любила — у тебя бы сразу вырос хвост, система защиты обновилась. Ты не знаешь, каково это — ощутить себя настоящей ящеррицей! Сильной, влюблённой и молодой! Но ты не влюблена, и он это прекрасно знает! Потому и держал на коротком поводке, не говорил кто ты. Да если бы мир узнал, что ты ящеррица — ты бы получила все права! Могла бы идти куда захочешь. Вокруг тебя бы вертелись другие ящерры, не хуже, а может, даже лучше… Ты из высшей ветки рода, способная зачать…

— Вира, я понимаю! — закричала Лин в ответ, вырываясь. — Ты думаешь, я не понимаю?! Но мне тяжело! Мне никогда в жизни не было так тяжело! — девушка отодрала от себя руки приёмной матери. — То, что я не кричу и не бьюсь в истерике, не значит, что я не понимаю! Всё понимаю! Он играл со мной, как с… О небеса, как с игрушкой!

Лин сдулась, как шарик, из которого резко выпустили воздух. Остервенело потёрла лицо руками — действие, которое понемногу превращалось в привычку.

Мигнула лампочка, на секунду погружая их во мрак.

— Хорошо, — сказала девушка спустя минуту. — От кого мы прятались?

— Что? — удивилась Вира.

— Мы ведь прятались. На «Станции 5»… Я хочу знать от кого.

Вира поднялась и присела на входных ступенях. Не подходило ей, статной даме в широкой одежде, это место. И в то же время — удивительно подходило.

Внезапно Лин поняла, в чём дело. Женщина, воспитавшая её, и эта, сидевшая у двери, были разными людьми. Первая — осторожная и скрытная. Эта — такая же, но к тому же ещё и смелая. Жёсткая. Уверенная. Умеющая повелевать.

— Представляю, как он сейчас бесится, — усмехнулась Вира. — Украли тебя прямо у него из-под носа. Хотелось бы мне увидеть его лицо, когда он понял, что ты исчезла…

— За что ты его так ненавидишь? — спросила Лин.

Кажется, Вира удивилась вопросу.

— У нас старые счёты… И это долгий разговор…

— Расскажи. У меня есть время.

— Я знаю, — её голос смягчился. — Я расскажу, Лин. Расскажу всё, лишь бы не потерять тебя.

— Я работала на «Станции 17» около девяти лет. Шёл четвёртый год, когда привезли тебя. Ты приехала из Цертамины с родителями — матерью и отцом. Ты ведь уже знаешь, что это планета ящерров?.. Тебе едва исполнилось то ли три, то ли четыре года. Родители любили тебя, но твой отец постоянно был занят. Мне дали понять, что он приехал в Мыслите по особому назначению, и трогать его без крайней нужды не стоит. Он работал над очень важным проектом, хотел понять принцип действия влечения на земных людей. Поговаривали, — Вира усмехнулась, — придумал некий антидот. Меня же приставили присматривать за тобой.

Вира мечтательно улыбнулась. Не Лин — чему-то внутри себя.

— Ты не знаешь, как там было красиво. Город Мыслите — то был настоящий рай. Наверное, единственное место на планете, где люди и ящерры действительно смогли объединиться. Повсюду зелень, много деревьев. А уж какой там водопад был! Я когда вспоминаю — на глаза наворачиваются слёзы… Там было запрещено использовать влечение, и за соблюдением этого правила неукоснительно следили, даже наказывали. Ящерры — они ведь такие… правильные очень. Если уж приняли закон — ни за что не нарушат.

Вира запустила руки в волосы. Как же больно-сладко вспоминать.

— Но твой отец был другой породы. Таким, как он, правила в любом обществе не писаны, уж слишком большую ответственность они на себе несут. И в связи с этим — брезгуют любыми ограничениями. Ты уже знаешь, наверное, что среди ящерров есть деление на роды и кланы. Кланы — это объединение родов. Клан твоего отца был очень миролюбивым, именно они создали Мыслите, и, собственно, потому этот город был таким особенным. Ящерр ящерру рознь. Я… привязалась я к тебе очень. Своих детей у меня не было, к тому же… Милая ты была. Послушная и добрая. Однажды я пришла к себе со ссадиной на ноге: упала, ушиблась, с кем не бывает. В город приехал командующий из Драгобрата. Мы с ним сцепились, как ненормальные…

Вира отвернулась. Эти воспоминания жгли больше всего.

— Нога у меня после стычки болела. Но ты тогда не пошла на улицу гулять, захотела остаться в комнате. До меня лишь вечером дошло, что ты таким способом пыталась оградить меня от, как тебе казалось, лишней боли. А ведь бегать ты ох как любила…

Мигнула лампочка.

Венилакриме представила себя — в детстве. Таким ребёнком, скорее всего, она и была — послушным, добрым, желающим всем угодить.

— Почему же ты… почему не сказала? Не сразу, но потом…

— Потому что слаба, — покорно отозвалась женщина. — Слабость это моя. Я думала, что защищаю тебя…

— А Рамм-Дасс? — прервала её Лин. — Кем он был?

— Он был мужчиной, который нам помогал. И он знал правду… о тебе.

Девушка задумчиво вгляделась в седовласую женщину.

— Любила?

— Бери выше — уважала…

Лин сняла обувь. Залезла на диван с ногами… Положила голову на мягкий подлокотник и уставилась в потолок — белый, неровный, с несколькими трещинами.

— Что было дальше?

— Я воспитывала тебя… У тебя проявлялись задатки великой ящеррицы… хорошо схватывала речь, выносливая была. И сильная очень… Ты, вероятно, спрашиваешь себя, куда всё это делось?

— Наверное, да… спрашиваю. Ведь… я ведь никогда не отличалась ни скоростью, ни пресловутой ящерриной ловкостью. Каково это — осознавать, что в детстве ты была лучше, чем сейчас…

— Не лучше, Лин, но… другая.

— А имя? — Лин приподнялась и внимательно посмотрела на Виру. — Оно настоящее?

— Да, — без колебаний ответила Вира. — Для ящерров имя — своеобразный код. Защита. Я не имела права лишать тебя этой защиты… Но…

— Но?

— Это я придумала называть тебя Лин… Чтобы перестраховаться.

— Что же это выходит… я поглупела и послабела по сравнению с той, какой была в детстве? Ведь я же видела, на что ящеррицы способны…

— Сейчас у тебя нет доступа к этим способностям. Таким образом твой отец защитил тебя, — и оборвала себя, а потом заговорила в быстрой, несвойственной ей манере речи. — Но ты можешь всё восстановить… как только полюбишь по-настоящему.

У Лин внутри болезненно закололо. Так сильно не болело, даже когда Вира рассказывала историю её детства. Родители, которых, вероятно, нет в живых, ложь, окружавшая её, — всё это смазывалось, звучало как будто не о ней. И лишь когда речь заходила о Руанне — болело так, будто под дых ударили.

Его руки, лицо, волосы, постель. Не для неё?

— Что было дальше?

Мудрая Вира — она всё поняла.

— Город Мыслите жил собственным ритмом. Иногда к нам доходили слухи с других городов. Например, что в Гнездо приехал новый ставленник. Официально Мыслите состоял в содружестве с Гнездом и Драгобратом, образуя самый могущественный конгломерат. Но все знали, это лишь на бумагах. Венилакриме, важно, чтобы ты поняла — мы были независимы, мы жили, как хотели. Среди судей заседали и ящерры, и люди. Ах… это было… всё было так не по-человечески хорошо и логично. Мы влияли на ящерров, они — на нас. Вот и получалось нечто… особенное. И никакого влечения, оно было запрещено. Я всегда считала, что именно такая любовь — правильная. Ведь… представь себе: ты ящеррица, и ты испытала влечение к недостойному мужчине. И что тогда, — женщина скривилась, — простить ему всё, потому что так за тебя решила природа? Простить ему насилие над другой женщиной лишь из-за того, что он никогда так не поступит по отношению к тебе? Нет, Лин, в Мыслите жили по-другому. Мы умели ценить верность и уважать друг друга.

Вира отвернулась. Лин впервые заподозрила, что, возможно, всегда невозмутимая приёмная мать не так уж невозмутима.

— Через несколько лет до нас начали доходить тревожные слухи. Что руководствам других городов не нравятся наши порядки. Что равноправие — подумать только! — унижает ящерров. Мыслите грозило перенаселение. К нам и ящерры приезжали, и люди валили толпами. Городу бы расти, расширяться, так нет же — нам ограничили территорию, и мы были вынуждены… соблюдать навязанные правила.

Вира вытянула перед собой стройные ноги. Даже грубая ткань не могла скрыть того, что они у неё были красивые, подтянутые. Женщина смотрела на эти части своего тела с неким удивлением, как будто только сейчас обнаружила их присутствие.

Не отвлекаясь, она спросила:

— Ты знаешь, что такое станция? Как она была задумана и для чего? Хочешь знать первоначальную идею, а не искажённую версию?

Лин кивнула.

— Станция находилась под Мыслите, глубоко под землёй, и оплетала весь город. Наши строители шутили: если нельзя расширять город вширь, значит, будем углубляться вглубь. А мы — поварихи, воспитательницы, швеи — смеялись над этими шутками и про себя думали: а почему бы и нет. Справедливости ради стоит сказать: только некоторые отсеки «Станции 17» были открыты для посещения. Большинство — строго засекречены. Учёные под руководством твоего отца проводили там эксперименты, и никто не знал, какие именно. Работники были вынуждены жить там же, под землёй. Всех устраивал такой порядок вещей. Может быть, я идеализирую, ведь молодая была, всё мне казалось другим тогда… но… любили мы свой город. Эдакой странной ненормальной любовью…

Женщина усмехнулась.

— Это кажется таким наивным… но… Нам было некуда идти! Нигде больше люди и ящерры не могли чувствовать себя равными.

Её глаза горели. Казалось, Вира пыталась рассказать всё сразу, но не знала, с чего начать.

— И архитектура… Какие же это были красивые улицы! Представь, у нас не было наземных машин, только воздушные — такова была задумка архитектора. По земле должны ходить только живые существа — земные люди и ящерры. Из женщин-ящерриц никто не делал культа. Они, вместе с землянками, выбирались в парк и там могли обсуждать сложности в воспитании детей. Разных детей — с хвостами и без. Ящеррицы не боялись приезжать в Мыслите, ведь в этом городе всё было как на Цертамине.

Вира расправила длинную юбку. Прикоснулась рукой ко лбу. А когда заговорила — голос её тянулся как медовый след.

— А ещё я помню беседы с твоим отцом. Он был исследователем, создателем. И очень хорошо ко мне относился, хотя от других я слышала, что этот человек безумно равнодушен, а иногда (если довести) — привередлив и саркастичен. Мы обсуждали многие важные проекты. Ко всему твой отец приложил руку. Он и в судостроительстве разбирался, и в сельском хозяйстве. Мог в один миг рассказывать о том, как лучше удобрять землю, а в следующий — обсуждать преимущества плат LTN-345 в сравнении с MPT-42. Что удивляло больше всего: он не понимал, как поразительны его умения. И знаешь, что ещё… При всей своей образованности, Лакон совершенно не знал жизни.

— Моего отца звали Лакон? — встрепенулась Лин.

— Да, — отозвалась Вира, улыбаясь. — Извини.

— Ничего, я всё понимаю. Ты увлеклась.

— Да, — ответила Вира поражённо. Она как будто удивлялась собственной эмоциональности.

— Так что? — Лин вернула разговор в правильное русло. — Почему он не знал жизни?

— Бедности не видел. Не знал, что такое голод, — продолжала Вира, — и пробирающий до костей холод. Как по мне, каждый сильный человек должен пережить это ощущение костедробильного мороза. Сама не знаю, почему я всегда так думала, но это так. А Лакон был склонен идеализировать ящерров. Он считал, что есть в мире глупости, которых умные ящерры никогда не допустят. Что ж, он ошибся.

Вира уставилась в потолок. Лин показалось, она знает, зачем Вира это делает — чтобы выступившая слеза быстрее просохла.

…Ни черта Лин не знала — она всё ещё была слишком наивной…

— А теперь, милая Лин… — женщина посмотрела на девушку и улыбнулась, — я расскажу тебе финальную часть истории… Я познакомлю тебя с разрушителем города Мыслите.

Глаза её горели. Тело напряглось и требовало выпустить на волю непонятно откуда появившуюся энергию. Женщина подобралась — выпрямила спину, согнула ноги, наклонилась к Лин. Вира напоминала притихшую тигрицу, готовую совершить финальный бросок. Финальную атаку. Последний и самый важный забег.

— Твоей матери пришло приглашение… на торжественный бал. Устраивал его новый ставленник, присланный из Цертамины.

Вира вздрогнула. Перед глазами пронеслось болезненное прошлое. Крушение надежд. Переход от яркой сказки к паршивой реальности с плесенью на стенах и постоянным чувством опасности. Запах проточной воды, забивающий ноздри. Полузаброшенные станции, которые она будет вынуждена называть своим домом.

— Он пригласил её, твою мать. Она была неглупой женщиной, но слишком уж… честолюбивой. У неё был талант делать комплименты, и часто при знакомстве с ней многие испытывали восторг. Но в процессе общения… Как-то внезапно приходило понимание того, что все твои плохие привычки и изъяны — Китса их заметила, и, дай только повод, повернёт против тебя… Цепкая, сильная. Но при этом — не жёсткая, пока её не трогают. Лакон позволял твоей матери решать многое, не подпускал только к своим исследованиям.

— Они были привлечёнными?

— Что ж… — Вира вздохнула. — Твоя мать… У неё имелся хвост и характерный серебристый оттенок кожи, — женщина задумалась. Этот вопрос застал её врасплох. — Впрочем, я не могу говорить с уверенностью. А уж чувства твоего отца — они были за семью печатями. Хотя я всё же склонна думать, что они были привлечёнными…

Помолчали. Следующий вопрос, хоть и не вязался с предыдущим, показался естественным:

— Ставленник? Он во всем окажется виноватым?

— Да, кто ж ещё… Без него другим городам не хватило бы смелости.

Вира закрыла лицо руками и сильно надавила на кожу. Она как будто пыталась шероховатыми ладонями стереть с лица усталость.

— Что было дальше?

— Твои родители поехали в Гнездо. Те улицы, которыми ты столько раз ездила, когда-то видели и твои родители. Удивительно, не так ли? Ставленник, — Вира недобро скривилась, — встретил их в Маятнике. В те времена само Гнездо не было таким масштабным, как сейчас. Его считали восьмым после Драгобрата, Мыслите, Бирмы и ещё нескольких городов.

— Почему Лакон? — у Лин язык не поворачивался назвать незнакомого человека отцом. — Он был изобретателем, насколько я понимаю… Почему ставленник не обратился к судьям города?

— Я не знаю.

Девушка недоверчиво скривилась.

— Но я действительно не знаю! — Вира, кажется, возмутилась. — Я могу рассказать о предположениях, но это всего лишь мои догадки, а не факты!

— Ну так расскажи о предположениях, — Лин постаралась смягчить Вирину злость. Она не пыталась спорить, просто хотела понять.

— Он изобрёл что-то важное. Сложно сказать, что именно, но предполагаю, именно за результатами исследований ставленник и охотился. Лин, я многого не знаю. Я была близка к твоей семье, но моя главная задача заключалась в присмотре за тобой. И это была важная работа. Ты не понимаешь, насколько ящерры заботятся о своих детях. Я, твоя воспитательница, была обучена всем техникам боя, чтобы в случае чего защитить тебя. Нас отбирали, тренировали, натаскивали отличать правду от лжи. Делали из нас эдаких… — Вира скривилась, — …автономных боевых станций.

— А почему они не выбирали для этой работы ящерриц? Ведь ящеррица сильнее, чем любая землянка.

— Потому что женщин меньше, — объяснила Вира, улыбаясь чему-то внутри себя. — Незачем так растрачивать ящерриный ресурс, — и отвернулась.

Лин сильнее обхватила себя за колени, пытаясь сжаться внутри тёплого уютного панциря под названием «тело».

— После поездки в Гнездо твой отец изменился. Он перестал так много времени уделять работе, не так часто спускался на «Станцию 17», а ещё… У въезда в город висела табличка. Интересная такая, она трепыхалась на железных цепях между двух высоких столбов, издавая необычный звук, похожий на перезвон колокольчиков… Лин, я даже запах этой таблички помню… Твой отец потребовал у управления снять её, и потом два человека, повинуясь приказу, бессердечно распускали кольца цепи, чтобы убрать надпись… Многие восприняли это как плохой знак. А как ещё это можно воспринять!? Казалось, Лакон задумал стереть все следы существования «Станции 17»… Может, со временем ему бы удалось, но ведь на это нужен большой срок! А нам его попросту не дали!

Вира поднялась со ступеней и пересела на второй диван. Две женщины оказались лицом к лицу.

— Потом произошло нападение. Армия, собранная из двух мощных городов — Бирмы и, конечно же, Гнезда, — напала на нас. Не было предупреждений. Не было осторожных слухов. Я проснулась рано утром от пугающих звуков… Паника! Судьи пытались в спешке активизировать наше войско, но все коды были взломаны. Да если бы нас хоть за час предупредили, мы могли бы надеяться! А так… До сих пор не понимаю, как они обошли все системы защиты. Уверена, всех судей Мыслите они бы не подкупили и не запугали — некоторым было нечего терять, кроме города. А потом… в какой-то момент появился экран, который просто завис над городом. Он был большой, и дублировался несколько раз в главных точках Мыслите. Это была проекция и, конечно же, прямая трансляция. На экране — мужчина.

Вира горько усмехнулась.

— Именно тогда, выйдя на улицу и унизительно задрав голову вверх, я впервые увидела человека, виновного во всех наших бедах.

Её ноздри раздулись, дыхание участилось, тело покрылось мурашками. В тот миг Вира была не в маленькой комнате с двумя оранжевыми диванами. Она стояла посреди улицы и смотрела на большой экран. Смотрела на человека, который разрушил её мир.

Лин, ещё не до конца понимая почему, испытала самый настоящий страх.

— Этим человеком был судья Руанн.

Один…

Два…

Три…

Неверие. Непонимание. Длинная густая пауза, похожая на пережёванную резину с приторным синтетическим запахом.

Лин отшатнулась от Виры как от прокажённой. Спиной ощутила мутную боль — под мягкой обивкой дивана, очевидно, прятался крепенький каркас.

— Вира… — девушка всхлипнула, — Вира, ты что?..

Всхлип повторился. Сначала он был замаскирован под смех, но тот быстро истощился, остался только горький след.

— Лин…

Вира, преодолевая сопротивление рук, обняла Лин за голову, пряча её слезы в складках широкой одежды.

— Врёшь! — закричала Лин.

— Не вру, — Вира всё сильнее обнимала девушку, перебарывая протест и отчаяние.

— Врёшь! Не может такого быть! Он ведь… Вира, он меня любит! Любит, ты понимаешь?! Ты понимаешь, что это такое?!

Лин наконец-то удалось отстраниться и посмотреть Вире в глаза.

— Я знаю, — ответила Вира. — Я никогда не говорила, что не любит. Но очень странною, ящерриною любовью. Такой, которая давит. Ты можешь мне не верить, за последние полгода твоя жизнь слишком изменилась. Мы очень долго не виделись… Всё это не способствует… мы ведь только-только приехали… Я хотела дать тебе время, но…

Вира начинала путаться в словах. Если до этого каждая фраза звучала выверенно и чётко, хоть и с отступлениями, то теперь заготовленная речь закончилась.

— Да, я была вынуждена скрывать от тебя правду. Но я это делала, потому что хотела защитить … Я не могу предоставить подтверждение. Если в мире и есть доказательства бесчестного порабощения Мыслите, то они у Руанна.

— Как это произошло?

Вира поняла вопрос.

— Однажды твой отец пригласил меня в свой кабинет. Не тот, что под землёй, на «Станции 17». В обычный, в вашем доме. Мне запомнилось, что тогда была очень солнечная погода. Такая солнечная, что мне захотелось в ту же секунду спуститься на станцию и никогда оттуда не выползать. Твой отец сидел за столом посреди всего этого света.

— Какой он был?

— Высокий. Светловолосый. Ты, скорее, русая, на мать похожа, а он светлый, с крючковатым носом. Постоянно носил стёкла — сводки читал, статьи, при этом внешне это никак не отражалось. Он мог участвовать в беседе, быть вежливым и обходительным, а потом оказывалось, что за время разговора Лакон успел прочитать новую статью.

Вира тепло усмехнулась.

— Он пригласил меня сесть. Несколько минут рассказывал, как меня ценит. Это было так не похоже на Лакона, сдержанного и немногословного человека. Я смотрела на его губы, как они шевелятся, извергая ненужные слова, на свет из окна, переливающийся в его волосах, — Вира запнулась. — Мне хотелось стереть этот верхний слой и перейти наконец-то к сути.

Пауза.

— И когда он, в конце концов, рассказал — у меня волосы дыбом стали. Лакон заявил, что скоро ты умрёшь.

— Я не понимаю…

— Поверь, Лин, мне тоже потребовалось немало времени, чтобы понять.

— Как такое возможно? Если Лакон был публичным человеком, то нельзя вот так просто убить собственного ребёнка.

Вира засмеялась. Искренне и ласково одновременно. Будто пожилая респектабельная матрона, которая услышала нечто смешное и донельзя неприличное, и ей это понравилось.

— Для тех, кто обладает властью, всё возможно. В тот день Лакон рассказал, что ставленник Гнезда угрожает ему, поэтому ему придётся инсценировать твою смерть. Я не знаю, какого рода были угрозы и почему твой отец воспринял их так серьёзно, ведь и Лакон, и Руанн были сильны, могли бы повоевать в открытую. Лакон предпочёл другой путь. Согласно плану, маленькая Венилакриме должна умереть в результате несчастного случая, а ко мне приехать моя дочь. На самом деле — ты. Мы не использовали код балаклавы, мы влияли на геном. Ты изменилась внешне и внутренне, так что подозрений не возникло.

Пауза.

Лин поднялась.

— Ты загоняешь себя в ловушку, говоря подобное. Как могли меня принимать за твою дочь, если ты не была ящеррицей? Откуда бы мне появиться в городе? С неба? Зачем бы Лакону позволять ребёнку прислуги жить в его доме? Не ври мне, Вира. Если я пойму, что ты врёшь…

— Сядь.

Голос Виры, властный и громкий, заставил Лин немедленно повиноваться.

— Лакон подозревал, что его могут убить. Он инсценировал твою смерть незадолго до разрушения Мыслите. Он планировал вывезти тебя из города и переправить на прародину. Там бы тебя защитили от произвола ставленника Руанна. Как моя дочь, ты имела право пребывать в доме Лакона, просто в других помещениях. Всем сказали, что таким образом я пытаюсь смириться с потерей своей воспитанницы. Сомневающиеся не могли проверить наличие у меня настоящей дочери, — допуск к моим архивам был только у твоего отца.

Вира подошла к двери. Проверила, надёжно ли та заперта. Постучала по стене и, удовлетворённая произведённым звуком, вернулась к Лин.

— Тело мёртвой девочки сбросили с обрыва. Судьи подтвердили, что этот ребёнок — дочь Лакона и вои Китсы. Ну а тебя спрятали. Ненадолго, твой отлёт на прародину планировался на семнадцатый день лета. Напали же на город на шестнадцатый день, за день до отбытия. Башни были разрушены, я бы тебя уже никак не переправила домой, ведь тогда бы пришлось обращаться в аппарат управления соседних городов, которые, как ты уже поняла, были в сговоре с Руанном. В памяти информации о родителях у тебя не было…

— Что? Как это?

— Понимаешь, отправка на прародину — очень деликатное дело. Если человек заходит в капсулу, и его мысли и действия не соответствуют заявленному в файлах, — выход блокируется. Мы же тебя хотели отправить не как дочь Лакона, а как мою дочь.

— Вот оно как… — вздохнула Лин отстранённо. Сказала, лишь бы сказать, ведь на самом деле не понимала, что это значит.

— Да… Именно поэтому в твоих детских воспоминаниях так много пробелов. Блок накладывал твой отец, а Китса стояла рядом и плакала. Защита не только стёрла детские воспоминания, она действовала таким образом, что как только ты сталкивалась с чем-то, не соответствующим легенде, — твоя память это блокировала. Помнишь, после смерти Рамм-Дасса ты на месяц пропала? Это был худший месяц в моей жизни. Я не знаю, что с тобой тогда произошло, но уверена: ты должна была встретить нечто… другое…

— Другое?

— Например, ты могла понять язык ящерров… Или повстречать одного из них и поладить с ним. Или убить со злости. Или заблокированные возможности вышли из-под контроля. Или… да мало ли что! Я тогда перебрала сотни вариантов, что могло произойти, но все отпали, когда ты вернулась на станцию — исхудавшая, с раненным взглядом. Живая…

— Дальше, — жёстко потребовала Лин.

— Блок должен был быть снят сразу после твоего прибытия на Цертамину, тебя там уже ждали твои родные. А отец волновался: как так, ты целую неделю не будешь помнить своих корней, своего рода. Слабая и беззащитная, как…

— Земная, — подсказала Лин.

— А оно вон как получилось… годы и годы, — Вира взглянула на Лин с сожалением.

— Что дальше?

— Как я уже говорила, на семнадцатый день лета в город ворвались вооружённые силы двух городов. Твоих родителей рядом не было. Решение лежало на мне. Я знала: если тебя найдут — Руанн будет первым, кто свернёт тебе шею, ведь ты плоть и кровь его врага. Я собрала наши вещи и в спешке увезла тебя из города. Никому не сказав. Никого не предупредив. Для города ты давно умерла. Для твоих родителей — в тот день. А может, они и не узнали, ведь их тоже убили… Первые несколько дней мы прятались. До меня доходили слухи, что город частично сожгли, а земных жителей сделали рабами. Даже судей-землян. Я часто потом думала: каково было этим людям и их семьям в один день превратиться из многоуважаемых жителей великого города в невольников.

Комната оставалась всё той же — два оранжевых дивана, мягкий свет, много теней. Но она, Лин, как будто смотрела на мир другими глазами…

— А почему я сейчас начала понимать язык ящерров?

— Потому что, во-первых, ты повзрослела, и твой организм начал бороться с блоками, наложенными твоим отцом. Да, он был очень сильным, но в тебе его кровь, и природа взяла своё. Во-вторых, Руанн, когда пытался наложить на тебя собственные ограничители, не догадывался, чья кровь в тебе течёт, и что на тебя уже наложены некоторые блоки. В результате — его вмешательство повлияло на старую схему, как бы разрушая все законы, наложенные твоим отцом. Головные боли — это как верхушка айсберга. Твой организм пытался избавиться хотя бы от одного блока, чтобы снизить нагрузку. Вот так и получалось, что ты начала вспоминать навыки, привитые с детства, — слух, речь, тактильные ощущения. К тому же, я знаю, ты побывала на Переправе. Это тоже повлияло — там поле особенное. Я, конечно, догадываюсь, на что надеялся судья Руанн, отправляя тебя туда, но вышло всё наоборот: процесс избавления от его воздействия ускорился, ты начала сомневаться.

Вира на мгновение закрыла глаза.

— Лин, я хотела, чтобы ты увидела. Помнишь, в саду? Когда Руанн тебя повёл туда — думаешь, почему он рискнул? Потому что там была установлена защитная сеть. Ты бы не зашла дальше, чем нужно. А я убрала ограничители… Как же я хотела, чтобы ты увидела, чем занимаются уважаемые судьи Гнезда. Как подло и находчиво они обходят законы предков и творят бесчинства не в священном доме, а рядом, в садах и скверах. Думаешь, Руанн будет тебе верен? Идя на встречу с тобой, не зажмёт в углу милую танцовщицу? Она будет не против — либо так, либо с влечением. У него сил много, на целый табун самок станет.

— Хватит!

— Не могу! — крикнула Вира. — Если бы не он, ты бы сейчас жила на прародине, с людьми, которые в тебе души не чают. Помнишь, ГАК Токкиа? Его дочь сейчас — жемчужина любого вечера. Он гордится ею, из-за неё у него карьера пошла вверх, не сегодня-завтра ему вернут допуск на Цертамину. И все делают ставки, кого она выберет. Подбираются, надеясь обрести привлечённую. Это была твоя судьба! Твоя судьба с самого начала! А он забрал это у нас! Мы прятались по лачугам, берегли воду, а иногда даже еду! Еду! Один день… Мы опоздали на один день! Если бы они атаковали Мыслите на один день позже, ты бы успела вернуться домой.

Вира умолкла. Её милая Лин закрыла лицо руками, но это не помогало заглушить раздирающие сердце рыдания. Вира, подавленная и удивлённая, смотрела на плачущую девушку и пыталась понять.

Углубившись в свою исповедь, она не сильно вдумывалась, каково это для Лин. Для Виры Руанн — враг, которого нужно уничтожить, а для Венилакриме — мужчина, давший ей дом и защиту. Женщина обняла дочь, и та послушно подалась вперёд, в мягкие, успокаивающие объятия.

Лин оплакивала своё потерянное детство. Мир, которого лишилась. Она захлёбывалась слезами, потому что раса, к которой она, как оказалось, принадлежит, навсегда останется для неё врагом.

Девушка представляла ту семью, что могла у неё быть на непонятной прародине, но перед глазами возникали лишь лица ящерров, лишённых моральных принципов. Самоуверенных и дерзких.

И Руанн…

Только потеряв его, она поняла, как сильно в нём нуждалась. И продолжает нуждаться. Потому что в момент наивысшей боли, к которой он, как оказалось, причастен, ей хотелось забраться к нему в объятия и уснуть.

От воспоминаний, запахов, ощущений глаза снова увлажнились. В памяти всплыло многое: такой родной и любимый лес, её комната на станции и уютный кабинет Главы, который ей, непонятно отчего, нравился.

— Вира.

Осознание навалило как-то сразу, как будто организм до последнего сдерживал защиту, и тут боль нащупала слабую точку. И ударила со всей силы.

— Вира…

Лин не могла говорить. Она лишь всхлипывала и время от времени бормотала звуки, из которых Вира могла разобрать лишь своё имя.

Женщина гладила Лин по волосам, нежно целовала щёки и обещала дочери, что осталось совсем недолго. Скоро всё образуется.

Но Вира знала наверняка — это лишь начало.

Глава шестая

Лин проснулась, обласканная первыми весенними лучами. Несколько секунд она не могла вспомнить, где находится, а потому лишь смотрела в окно. Ей казалось: вот сейчас она услышит голос Руанна, шорох его крадущейся походки и почувствует нежный рассеянный поцелуй.

Затем пришло понимание.

Девушка огляделась вокруг. Комната была небольшая, окошко — маленькое и круглое. А ещё здесь было тепло, что говорило о неплохом финансировании. Лин подошла к окну. Намётанным глазом уловила приплюснутые к стеклу защитные волны, но предпочла не обращать на них внимания.

Из окна на линии горизонта Лин увидела здание Маятника. Величие мостов, башен и необъятные реки, как будто врезающиеся в здание. Она вернулась в постель, села и обмоталась одеялом, оказавшись в своеобразном защитном коконе.

Ей было некуда идти, не к кому спешить, незачем волноваться. Вира, как оказалось, и сама может о себе позаботиться.

Руанн… если бы он в тот миг ворвался в комнату, это бы ничего не изменило. Она не сможет жить с ним, зная, что он — убийца её отца…

Девушка усмехнулась.

— Но ведь ты жила… Венилакриме, ты жила! Всё это время, — она захохотала. — Тебя удовлетворил ответ, что люди со «Станции 5» сбежали. Если бы ты всерьёз задумалась…

Она подняла голову вверх, загоняя слёзы обратно.

Послышался щелчок у двери. Звук продублировался.

— Входите.

В комнату просочился запах свежей выпечки. И кофе… Всё это помещалось на красивом серебряном подносе в руках у Виры.

— Я принесла… — Вира бросила на Лин испытывающий взгляд, — немного еды.

Девушка выпуталась из одеяла. Опустила ноги на тёплый пол. Пошевелила пальцами на руках и ногах. Всё это она делала неуверенно, несмело, будто впервые. Впервые замечала своё тело, впервые слушала собственное дыхание.

Внешне ничего не изменилось. Изнутри — она другой вид. Ящеррица, которая когда-то, возможно, полюбит и обретёт все признаки вида: хвост, силу, серебряную кожу.

Вира осторожно, исподтишка следила за манипуляциями Лин. Она не знала, что сказать или сделать, чтобы побороть внезапно возникшую неловкость. Впрочем, Лин никакой неловкости не замечала, она была слишком погружена в себя.

— Вира, — Лин посмотрела на неё снизу вверх, — спроси меня, что я хочу сделать, — девушка усмехнулась. — Уверена, тебе понравится мой ответ.

Женщина дёрнулась как от удара. Она медленно поставила поднос на прикроватную тумбочку. Послышался шаркающий звук.

— Не рви сгоряча. Посмотрим, что будет дальше…

— То, что он со мной сделал…

— Уже прошло! Теперь ты в безопасности. На этот раз я не повторю своей ошибки, не буду прятаться в лесу. Скрываться нужно на виду, под крылом у могущественных защитников.

— Значит, у этой станции есть защитники? — догадалась Лин.

— Ещё бы, иначе это место уже давно привлекло бы внимание патрулей.

— И Руанн не знает?

Женщина хмыкнула.

— Даже он не всё знает. Есть вещи в этом городе, неподконтрольные даже ему. Их немного, но если постараться…

— Но ведь… он будет меня искать. И это вынудит его заглянуть даже в те норы, которые раньше были неинтересны. Разве я не права?

Вира присела рядом с Лин. Схватила её за плечи и развернула к себе.

— Лин, тебя он не тронет. Никогда и ни при каких условиях.

Так же резко, как и схватила, женщина отпустила Лин.

— Но какая это будет жизнь? — спросила Лин после паузы и сама же ответила: — Ад, а не жизнь.

— Лин, мы всегда боялись. В чём разница?

— В том, что… что…

— …что ты видела другое, и теперь неохота возвращаться назад?

Голос Виры был спокойным. Она не пыталась уколоть. В глазах взрослой, много пережившей женщины было много разных чувств. Но в первую очередь — понимания. Она слишком хорошо знала, каково это — падать вниз. Насколько больно переживать это падение и как хочется вернуться обратно.

Лин дёрнулась, но не нашлась с ответом.

— Ну а здесь что? Кто мы на этой станции? Что нам можно, а что — нельзя? Ярмак этот, видимо, не очень хорошо к нам относится?

— Он об интересах своей станции печётся, с чего бы ему относиться хорошо к нам, тем, которые заняли часть его территории?

— А почему он согласился?

Вира усмехнулась.

— Потому что правильные люди попросили его об этом.

— Не оставили выбора?

— В точку.

Солнце как-то внезапно спряталось за облаками. В комнате сразу стало темнее.

— Давай ты несколько дней поживёшь здесь, — Вира осторожно коснулась руки Лин. — Подумаешь, поразмышляешь. Я понимаю, тебя рвёт на части от обиды и нежелания принимать правду. Но… время чуть-чуть подлечит, позволит посмотреть на ситуацию более … непредвзято. А потом, если захочешь, мы вернёмся к этому разговору.

Девушка низко склонила голову. Она как будто наблюдала за собой со стороны.

— Время, оно такое, — продолжала Вира. — Знаешь, когда Мыслите был разрушен, я думала, что не буду жить. Не смогу. Думала, одной тебя мне не хватит, чтобы восстановить все силы. Но, как видишь, я смогла прийти в себя.

— Вира, мне так тяжело, что я стараюсь не думать вообще. Не размышлять, не анализировать. Но куда бы я ни посмотрела — всюду он. Маятник — он. Утро — он. Запах — он. Руки — он. Мне казалось, что я люблю… Он! Он! — Лин сорвалась на крик. — Треклятый ящерр вывернул меня наизнанку! Мне казалось, что…

— Казалось! — жёстко прервала Вира. — Если бы не казалось, ты бы уже превратилась!

— Небеса! — воскликнула Лин. — Но я так не могу! Родная моя, я не выдержу этой боли! Пойми, я не смогу!

В попытке убежать от реальности Лин подумала о море. Она никогда не была у моря, но слышала о нём. Захотелось сейчас же, сию же секунду — на морской берег. Отстранённо бродить по песку, а вечером разжечь костёр на берегу и греться, позабыв обо всех ящеррах и землянах. Жить здесь и сейчас.

Вира молчала и ждала, когда её дочь придёт в себя.

— У меня к тебе много вопросов, — Лин вынудила себя выбраться из пляжного миража. — Ты же понимаешь это, верно?

— Понимаю. И на любой из них отвечу.

— Вира — это твоё настоящее имя?

— Частично. Это сокращение от полного имени — Вирослава.

Лин подумала. Покатала новое слово на языке.

— Красиво. А моё что означает?

— Венилакриме — приходящая слеза. Если хочешь — начни называть себя по-настоящему.

— Не хочу. Лин подходит, все всегда запоминают.

— Не подходит, — возразила Вира. — Лин — это некрасиво. Теперь у тебя нет необходимости прятаться. Требуй, чтобы тебя называли по-настоящему — Венилакриме или Лакриме.

— Имя — не главное. Пусть пока будет так.

Вира хотела сказать что-то ещё, но сдержалась.

Короткий солнечный луч дотянулся до подоконника, да там и замер. Две женщины проследили за этим вальяжным движением.

— Мне тяжело, — изрекла Лин, не отводя взгляда от окна.

— Я знаю. Это пройдёт. Всегда проходит.

— У тебя прошло?

— Я научилась… Я научилась отсекать ненужное. Ради собственного будущего.

— Я слабее, чем ты. У меня не получится.

— Нет, ты просто младше и ещё не осознала своей силы.

Вира поднялась. Кивнула на поднос.

— Поешь. Если захочешь в душ… у нас с этим не так просто, верхняя часть станции занимает лишь два жилых дома. Так что подключение к воде идёт с определённых точек. Не буду углубляться, но если захочешь в душ, — прямо по коридору и налево. Что ещё, — Вира осмотрела комнату. — На нашей территории ты в безопасности. На территории другой станции — тоже. Благодаря этому видео ты для многих людей стала героем. Но Ярмак… — Вира сжала зубы. — Я пока не могу его устранить, нам приходится мириться с его влиянием на «Станцию 7». Он или его люди могут быть… нестабильны.

— Я ничего не хочу. Из комнаты тоже вряд ли выйду. Так что на этот счёт можешь не волноваться.

Вира посмотрела на Лин, и было непонятно, удовлетворил её этот ответ или обеспокоил.

— Отдыхай.

Комната опустела. Лин медленно взяла с подноса булку и впилась в неё зубами. Приятная мякоть защекотала язык, шоколадная начинка запачкала губы.

Девушка подошла к окну, покрытому плесенью.

Ещё год назад она и мечтать не смела о подобной пище. Но потом ящерр решил забрать её к себе и сделать своей женщиной.

Как долго она не могла привыкнуть к обстановке в доме Руанна, к обилию еды и тепла. Первые несколько дней ела всё подряд. И набрала в весе. А потом привыкла. И не думала уже ни о станции, ни о Вире, ни о людях, не сумевших спастись.

Лин прикрыла глаза. Она представила большую гостиную. И тренировочную комнату, где Руанн когда-то, давным-давно, преподал ей ценный урок.

— Ну и зачем ты предал… — прошептала она окну. То ответило вмятиной от горячего дыхания. — Ты же просил доверять.

Она доела вкусное лакомство. Вытерла руки о влажную салфетку и завалилась в постель. Спасть, спать, спать и не думать о той пустоте, что поселилась во всем теле.

Лин снились тёмные длинные тоннели «Станции 5», по которым она бежала, спасаясь от погони. Снился ящерр в знакомой комнате с окном во всю стену. Черты его заострились, он смотрел на людей, и злость его волнами распространялась вокруг, тяжёлым бременем ложась на плечи тех, кто рядом.

Ей снилось его усталое лицо. В своих видениях Лин ощущала, что стоит захотеть, — и она с лёгкостью сможет прикоснуться к Руанну, поцеловать. Но также непостижимым образом понимала: он это почувствует, а потому удерживалась от соблазна.

Ей снились улицы Гнезда, дорожные знаки, холёные продавщицы, скучающие за вылощенными прилавками.

Снилась Возница. Она сидела на кухне и смотрела в окно. Лицо её было усталым. А в руках — бумажная фотография молодой девушки с рыжими волосами.

Снились непроходимые леса, во чреве которых некогда пряталась преданная забвению «Станция 5». И то место, куда Лин приноровилась убегать, прячась от чувств к пленённому ящеру, — тоже снилось. Всё так же лежало около обрыва поваленное дерево и светились вдали яркие огни Гнезда. Один из этих огоньков теперь принадлежит той комнате, где сейчас находится Венилакриме. Она — часть города ящерров.

Лин проснулась от толчка. Первая мысль была — ударить. Ещё непонятно, кого и зачем, но ударить надо.

Она замахнулась, но в этот миг услышала голос Виры:

— Лин, это я. Лин, — её трясли за плечо.

— Что? — глухо отозвалась она, пытаясь успокоиться. — Что-то случилось?

— Нет, — поспешила успокоить Вира. — Но… ты спишь второй день.

— Как второй? — спросила удивлённо.

— Два дня. Я думаю, тебе уже пора вставать.

Лин свесила ноги с кровати. Вира тем временем включила свет.

— Сколько сейчас времени?

— Восемь утра.

Лин подумала.

— Хорошо.

Вирин проницательный взгляд как бы сканировал это «хорошо» на предмет негативных примесей.

— Как ты себя чувствуешь?

Лин хмыкнула. Завернулась в одеяло и выглянула в окно — по центру картинки мерцал величественный Маятник. Возможно, Руанн уже там — выехал пораньше или его срочно вызвали.

— Как будто не спала трое суток.

Пауза.

— Я приготовила для тебя одежду. Одевайся и пошли завтракать.

Дорога скомкалась в одно серое пятно. Лин стоило помыться. Вместо этого она пыталась отыскать внутри себя хоть частичку ненависти — чтобы жить.

Вира усадила девушку за стол и как маленькому ребёнку вложила в руки вилку и нож (на «Станции 5» нож ей никто не предлагал). В ноздри просочился запах яичной запеканки.

Лин представила, что предложенное ей лакомство — изделие из картона. Внутри — воздух, и если надкусить вот это «нечто», — из раздувшихся выемок по углам выплеснется, как из воздушной пушки, струйка воздуха. Дёсны порежутся о прочный картон.

Лин укусила. Лишь затем, чтобы убедиться — воздуха нет. Язык ощутил нежный молочный вкус.

— А где остальные едят?

Они находились в небольшой кухне. Лин сидела за столом, рассчитанным на десяток людей, не более. Впрочем, только по нему и можно было судить о том, что это столовая. По углам теснились разнообразные мешки и шкафчики. Куча всякого хлама, который, по чудному стечению обстоятельств, делал эту комнату уютной. И еда… по центру стола для одной лишь Лин. Вира оперлась о подоконник.

— Да, красиво, сама знаю. Когда я оказалась здесь впервые — всё не могла привыкнуть к такому обилию света. Бродила, рассматривала тут всё.

— Хм… а как… Как давно ты здесь?

— Давно. Уже через две недели после захвата «Станции 5» я смогла найти нужные связи и забрать у обозлённого Ярмака эту территорию. Затем перевезла людей, уцелевших после крушения… Они, конечно, наведываются на территорию «Станции 7», но мы — нет.

— Мы?

— Бывшее руководство «Станции 5».

— Но ведь ты… ты же не руководство… Зачем тогда…

— Тут ты права, я — не руководство. Но меня недолюбливают больше всех. Видишь ли, именно я отобрала у «Станции 7» (а точнее, у Ярмака) эту территорию. Люди потеснились, начальство — именно они здесь и жили — переместилось на уровень пониже. Это, знаешь ли, не способствовало их любви ко мне.

— Ты изменилась, — сказала Лин внезапно.

— Да нет же, родная, я всегда была такой.

— А знаешь, — Лин попыталась улыбнуться, — мне стоило бы влюбиться в этого Ярмака. Выйти за него замуж, помирить «Станцию 5» со «Станцией 7» и зажить себе счастливо, не мечтая ни о каких хвостах и ящеррах.

Вира издала тяжёлый короткий вздох. Как будто некто взял вой убитой горем старухи, записал его на старую плёнку, а потом быстро прокрутил катушку вперёд, искажая боль, страдания и отчаяние, превращая звук в карикатуру. Неудачную, по сути, карикатуру, но хранящую эмоции первоначального чувства.

— Да уж, тебе бы стоило. Но… видишь ли, Лин, я уже пыталась…

— С Рамм-Дассом?

Женщина натянуто улыбнулась.

— Да.

— Получилось?

— Скорее да, чем нет. Именно он вернул мне веру в земных людей.

— Что ж, — Лин равнодушно прожевала кусок, — это утешает.

— Наверное, — Вира тряхнула плечами, разминая мышцы. — Я его любила, это правда. Потому что я помню: после смерти Рамм-Дасса мне было тяжело… дышать.

Лин доела запеканку, и Вира налила ей в большую белую чашку ароматный чай с молоком.

— И всё же, — Вира поставила чайник обратно на поднос, — Руанн тебя очень изменил. Я всю жизнь пыталась вложить в тебя частичку того благородства, которое ты должна была унаследовать от отца, но из-за него же и позабыла. Однако у меня не было возможности. А Руанн… да уж, у этого возможности были.

Лин удивилась, как легко Вира говорит о человеке, погубившем её жизнь. Сейчас она казалась задумчивой и размеренной, эдакой матерью, встречающей любимую дочку после долгого отсутствия и любующейся каждым её движением. Никакой злости, никакой агрессии.

— Тебе нужно прогуляться по станции, — сказала Вира, — познакомиться с людьми. Решить для себя, нравится ли тебе это место. Хочешь — иди на «Станцию 7», тебе там будут рады.

Лин скривилась. Сделала глоток чая.

— Вира, мне пока не до прогулок.

— Ты не можешь закрыться в своём горе.

Без слов Лин молча подкатила правую штанину, давая Вире возможность полюбоваться следами от острых порезов на коже. На некоторых запеклась кровь, но большинство напоминали длинные красные борозды, кое-где переходящие в фиолетовый цвет.

— Это я сделала с собой ночью, когда спала, — она внимательно следила за реакцией Виры. — Не помню, когда именно, увидела только утром, переодеваясь. И это странно, потому что кошмары мне не снились.

Она откатила штанину обратно и как ни в чём не бывало продолжила есть.

— Как видишь, мне не до прогулок.

Вира промолчала.

Первые три дня девушка почти не выходила из комнаты. Она выучила простейший маршрут: туалет, душ — и обратно. Иногда в какофонию страданий вплеталась еда, изумительно вкусная и полезная. Такую Лин каждый день ела в доме у судьи. Но на станции? Девушка не могла не оценить старательность повара, имени которого она так никогда и не узнает.

Ей было тяжело поворачиваться, тяжело ходить. Казалось, её тело с каждый днём уменьшается. Вот она не может дотянуться до стакана с водой. А когда дотягивается, он кажется большим и слишком тяжёлым. Не может дойти до двери — далеко.

С дверью получилось интересно. В какой-то из дней её внутреннего траура ей не удалось открыть дверь. Венилакриме начала лихорадочно дёргать ручку и кричать: «Выпустите меня немедленно!»

На крик прибежала взволнованная Вира. Она трижды показала Лин, что дверь была открыта. Хотя Лин и после первого раза — когда Вира без труда вошла в комнату — поняла, какой дурой себя выставила со всей этой истерикой.

Наверное, Лин шла на поправку. Ведь на следующий день ей было до безумия стыдно перед людьми, которые прибежали на крик следом за её матерью. И перед Вирой было стыдно. Перед ней, пожалуй, в первую очередь.

Вира не подала виду, но и дураку было понятно: Венилакриме подумала, что она, Вира, закрыла её на замок.

Время от времени девушке не хватало воздуха. Она наловчилась маскировать это чувство — часто зевала и громко вздыхала, а при Вире так вообще терпела. Почему-то ей было важно, чтобы мать не заметила её состояния.

А ещё Лин волновал вопрос памяти. Она пыталась вспомнить сцену возле самолётов самостоятельно, а не как бы видя себя со стороны, глазами равнодушного «жука». Она несколько раз просматривала видео, но память не возвращалась.

Девушка заходила в тупик. Она просматривала запись снова и снова, и каждый раз Руанн представлялся ей другим: то печальным, то дерзким, иногда — равнодушным. В дни, когда Лин видела его равнодушным, она испытывала упадок сил.

Через три дня солнце сошло с ума. Оно начало требовать своих законных прав. Весны оно требовало!

Ещё через неделю к Лин вернулся аппетит.

На непонятно какой день пребывания на станции она решилась выйти к людям. Лин аккуратно намекнула на это желание приёмной матери. Вира (эта мудрая женщина) в душе испытала прилив дикой радости, но внешне это никак не отразилось.

— Ну так иди. Дорогу покажет Славий, обойдёшься без меня.

Славий был не нужен. Лин попросила на пальцах объяснить маршрут и двинулась в указанном направлении.

Девушка вошла в общую столовую (размерами намного меньше, чем была у них на «Станции 5») и тихо присела на лавке в углу.

Лин помнила, как это было на «Станции 5». Глядя со стороны, все столы были одинаковыми — длинные, простые, с неаккуратными сечениями по краям. На самом деле каждое место имело свою иерархию. Там сидит тот, там — этот, а этому нельзя садиться туда. Интересно, а какая иерархия здесь?

Перед ней поставили еду. Она выдавила из себя скупую улыбку и, стараясь не смотреть по сторонам, начала есть. Венилакриме попала как раз на время обеда, потому людей в столовой было достаточно много.

Кто-то попытался с ней заговорить. Девушка краем глаза заметила дружелюбную улыбку, которая, впрочем, так и не долетела до Лин — сосед толкнул смельчака под ребро, тот свернул улыбочку и молча взялся за приём пищи.

Лин предпочла не заметить этой сцены и продолжила есть.

Через полчаса люди начали покидать столовую. Большинство, перед тем как уходить, бросали на девушку осторожные взгляды. Не спрашивали ничего — и на том спасибо. Когда зал опустел на треть и Лин уже собиралась уходить, в столовой появились новые лица.

Дети. Привела их туда болезненного вида воспитательница. Волосы заплетены в две тонкие косички, на лице — маска наигранной усталости.

А дети послушные. Разного возраста — от четырёх до, наверное, шестнадцати, — они стояли попарно, выстроенные в длинную цепочку. Эта цепочка медленно трансформировалась из стоячего положения в сидячее, пока все дети не были размещены за столом.

— Кто это? — Лин посмотрела на соседа.

Тот кинул взор в указанном направлении.

— Дети ушедших. Их родителей забрали ящерры, — мужчина помолчал, не зная, что добавить. — Вот так вот.

Невольно девушка подивилась, как сдержанно себя ведут сироты. Ни тебе криков, ни разговоров, даже взгляды — и те сухие.

— Когда ящерры согласились отпустить часть людей, так получилось, что некоторые дети оказались без колодок, в то время как их родители… ну, вы сами понимаете. Ну, или их поймали потом…

— Людей вылавливали?

Послышался смешок.

— Ещё как! Мне повезло — я знал, где прятаться. Моего соседа по комнате они у меня на глазах поймали. Не убили, как я ожидал, — просто усыпили. А что дальше — откуда ж мне знать? Но… вам спасибо, если бы не вы, мы бы…

Лин рассматривала детей. Четырёхлетнюю кнопку, двенадцатилетнюю краснощёкую девочку и пятнадцатилетних юношей, которые года через два сядут за общий стол. Она видела подобное много раз. Когда идёт война — привыкаешь к смерти, и то, что раньше могло поразить, начинает казаться нормой.

— Почему их так мало?

— Сорок семь детей — мало?

— Относительно, — Лин терпеливо выдержала удивлённый взгляд. — Станция большая, сами подумайте.

— Это те, у которых не осталось абсолютно никаких родственников, — пояснил мужчина. — У большинства всё же есть кто-то, кого не забрали. Этим, — указал на длинный стол, — повезло меньше всего.

Лин много раз видела, каково это — быть на попечении станции. Люди жестоки. Люди — животные. Им плевать на чужих детей, им бы своё потомство прокормить. На «Станции 5» жизнь сирот всегда была адом. Их держали в строгости и создавали такие условия, при которых ребёнок даже в туалет сходить едва успевал.

В груди заныло. Память о Руанне покрылась жёсткой хрустящей коркой.

Получается, судья отключил её, а потом отдал приказ поймать беглецов. Наверное, делая это, он все ещё держал Лин на руках.

Венилакриме встала. Медленно, не глядя на детей, вышла из столовой и вернулась в свою комнату.

В окне был виден величественный Маятник. Где-то там — властный человек Руанн управлял одним из грандиознейших городов в мире.

Человек. Ящерр. Судья.

Следующие два дня Лин из комнаты не выходила.

Глава седьмая

Город вздрагивал. Его лихорадило от быстрых шагов, громких сирен и внимательных ищеек. Каждый день отсюда выезжали отряды терциев в полном боевом обмундировании. Горожане, знавшие, на что способны эти отряды, невольно сочувствовали тем, по чью душу их снаряжали.

Невдомёк было наивным горожанам, что искали лучшие из лучших не опасных преступников, угрожающих покою великого города, а всего лишь девушку, имевшую наглость сбежать от судьи Руанна.

Простые жители не знали, только высшие чины — тех судья поставил в известность, что часть военной мощи города тратится на поимку землянки.

И лишь остальные судьи считали, что знают правду — о ящеррице Венилакриме, жертве потерянной «Станции 17» в некогда славном городе Мыслите. Её похитили, и Руанн пытается вернуть свою женщину обратно.

Судья допоздна засиживался в Маятнике, по несколько раз просматривая записи из рейдов, пытаясь среди измученных лиц отыскать одно единственное — до боли нужное и знакомое. Он возомнил себя умнее остальных и был уверен, что рано или поздно заметит то, чего не обнаруживали подчинённые.

Ящерры обыскивали приграничные территории. Велилакриме была объявлена пленницей, жертвой заговора, похищенной с целью получения выкупа. В роскошных гостиных Гнезда восхитительные ящеррицы обсуждали эту историю, домысливая наиболее предпочтительные детали. В этом они были так похожи на землян. Им тоже хотелось верить в сказочный сюжет. О потерянной девушке, которую спас от лап коварных земных людишек великий ящерр Руанн.

Что касается Руанна, лишённого любых романтических порывов, то он пребывал на своеобразном распутье. Случались моменты, когда ящерр был твёрдо уверен — Венилакриме похитили. Тогда ему хотелось крушить всё подряд, сровнять с землёй все те леса, в которых нашли убежище земные. Уничтожить каждый закуток, где чувствуется дух этой трусливой расы, и забрать свою женщину обратно.

Как он мог когда-то верить, что Венилакриме — землянка? Да у неё на лице порода написана! Знать бы ещё, чья именно…

А утром великий судья просыпался с пониманием — ушла сама. Это была первая мысль, посещавшая его после пробуждения. Твёрдая и глухая, она загоняла судью в дебри размышлений. Размышления эти были как дно колодца — с неестественным эхом, без света, без надежды.

Впрочем, к вечеру всё опять виделось в другом свете, и снова судья Руанн горел ведомой идеей — крушить, ломать, вырвать Венилакриме из рук похитителей.

Они искали информаторов, обыскивали леса. Люди в серебристых костюмах угрожали и раздавали взятки. Руанн самому себе напоминал канал водоснабжения, только по трубам вместо воды текли средства, которыми он снабжал все операции. Он платил за сведения, важные и не очень, платил так щедро, что даже самые трусливые языки развязывались.

Руанн втихомолку бесился. Он понимал: исчезновение Венилакриме — это просчитанная операция. Целая система работает в противовес системе ящерров, чтобы скрыть девушку от его загребущих рук.

Возможно, Руанну не худо бы понять, что за всем стоят другие ящерры. Он не глуп, и если бы допустил подобную мысль, может, его поиски увенчались бы успехом.

Но судья категорически не верил, что есть в этом мире влиятельные ящерры, пожелавшие вступиться за паразитов этой планеты — землян. Решившихся перейти дорогу ему!

К тому же никому из ищеек судьи в голову не приходила мысль, что всё это время Лин так и не выезжала из Гнезда. Они мучили ни в чём не повинных земных людей далеко за границей города, и каждый вечер или утро (в зависимости от смены) возвращались в Гнездо раздражённые и немного на взводе — ведь предстоит встреча с судьёй. И никто никогда не мог предугадать исход этой встречи.

А Лин была намного ближе, чем Руанн мог предположить, так близко, что при желании он мог бы уже через два-три часа быть рядом с ней…

…Венилакриме пребывала наедине с собой и своими мыслями. Казалось, голова её медленно избавляется от тумана, а вместе с этим приходит осознание катастрофы.

Дети-сироты… Их взгляды… покорные, понимающие. Утраченный город Мыслите. Стёртые воспоминания.

Руанну стоило искать Лин быстрее. Потому что с каждым днём она отдалялась от него всё больше и больше, и любовь её уступала место другому чувству, не менее сильному — жаркой, взрывоопасной ненависти.

Думать о судье девушка не переставала. Просто теперь, зная правду, каждое его действие воспринималось иначе.

На тренировке Руанн загнал её в угол. И задал вопрос: почему она не бросает оружие. Просил верить. А ведь уже тогда он притуплял её волю, играл с памятью, и если бы не сильная кровь, то Лин бы так и не узнала, как жестока эта игра. Если б не проклятая ящерриная кровь, он бы до конца жизни (её жизни) играл с её сознанием.

Когда Лин решила, что пора бы уже выбираться из своей скорлупы, люди как будто почувствовали это. В столовой к ней начали подходить и благодарить за спасение. Говорили, что когда кандалы были сняты и им приказали бежать, это были самые страшные моменты их жизни.

— Мы оказались на улице. На поверхности, не под землёй, но это не приносило никакой радости. Я была так напугана, что сутки просидела в укрытии, на одном и том же месте, боясь даже шевельнуться. Когда встала, оказалось, что подо мной подох уж, а я даже не заметила этого — от испугу. И ноги затекли… так я боялась, что ящерры вернутся за мной.

— Некуда идти, некуда бежать. У меня дочь была и внучка. Внучке шестнадцать, с неё колодки сняли. Нас двое и спаслось, потому что я помнил одно место, где можно спрятаться… Где её мать — мы до сих пор не знаем…

— Вокруг лес. Холод. Кажется, ящерры повсюду. Когда я уже не могла бежать, просто легла на землю и всё ждала, когда меня найдут. Мне чудился хруст собственных костей, и, клянусь, даже шея болеть начала. Вот так и пролежала непонятно сколько… Не знаю, как они могли меня не найти — я так громко дышала.

Историй было много. Иногда Лин хотелось не выходить из комнаты, замереть в одной позе, и пусть все эти рассказы прекратятся. Пусть всего этого не будет.

Но тело протестовало. Оно вело Лин одними и теми же коридорами к людям, и она слушала. Сама же заводила разговоры и с каменным лицом слушала.

— Проклятая война! И те, кто её раздувает. Вот сколько живу — а не понимаю, зачем они полезли к нам… Ну живём мы себе в лесах! Но ведь их не трогаем. Нет и никогда не будет у нас такой мощи, чтобы навредить. Зачем сворачивают шеи, почему не щадят?

Слёз не было. По вечерам, лёжа в постели, Лин прокручивала в голове воспоминания, нанизывала их на ниточку собственной жизни, и вздрагивала каждый раз, когда эта ниточка окрашивалась яркой мыслью о Руанне.

Её ящерр — их палач.

Лин ощущала такую глубокую вину, что уже не могла с нею справиться.

Венилакриме понимала: пусть сейчас она героиня, но при первом же удобном случае люди вспомнят — это она привела Руанна на станцию.

Вира самоустранилась. Она приходила каждый вечер, приносила ужин. Тогда Лин садилась на кровати и начинала говорить. Медленно. Потом быстрее. В конце — захлёбываясь болью.

Вира слушала. Успокаивала. А на следующий день всё повторялось. Больше она ничего не делала. Не подсказывала, не утверждала, не поучала — молча слушала. Оказалось, это было именно то, что нужно, потому как эти разговоры — единственное, что удерживало девушку на грани здравого рассудка.

Злость на Руанна крепла. Нежное ранимое чувство покрывалось коркой. Лин училась ненавидеть.

Время медленно утекало, шли недели. Дом Руанна превращался в сон. Всего месяц прошёл, а её предыдущая жизнь теперь казалась некой сказкой. Существовала ли их общая комната, в которой они засыпали и просыпались вместе? Был ли приём?

Время утекало…

Глава восьмая. Ярмак

Ярмак отодвинул портьеру и посмотрел в окно. Садилось раскрасневшееся пузатое солнце. Мужчина прищурился. Он отвык от света. Особенно это ощущалось в последнее время, когда почти все наземные комнаты его станции отошли узурпаторам.

Он думал…

Чужих людей ему было не жаль. Совершенно. Он волновался лишь о своей станции, о детях, рождённых во времена его руководства. Вот об этих стоит позаботиться, за них он отвечает. На чужих сил не хватит.

Ярмак обернулся. С некоторым удивлением посмотрел на двух мужчин, сидящих за столом. Удивление было наигранное, но им об этом знать не нужно.

— Как?! Вы ещё здесь?

— Но, — отозвался один из них растерянно, — вы ведь не велели…

— Уйдите, — бросил равнодушно, отворачиваясь к окну. — Ах да, обратитесь к Славию. Пусть он пригласит, — мужчина презрительно скривился, — Вирославу ко мне.

Взвизгнула тяжёлая дверь. Ярмак остался один. Он оскалился, как гиена перед боем, обнажая острые белые зубы. Татуировка ящеррки стала выглядеть ещё более устрашающе.

Плевать ему на указание высших. Плевать! Девчонка мирно сидит на своей территории, не производя никаких полезных действий, и терпение его медленно сходит на нет. Содержанка ящерра может предоставить кучу полезной информации, а вместо этого Вирослава стережёт её как собака, не подпуская никого, по её скромному мнению, лишнего. И, ясное дело, первый в этом списке — он, Ярмак.

Информация ему нужна. Позарез.

Ярмак задёрнул портьеру, собственноручно, не задействуя встроенные контроллеры. Комната погрузилась в полумрак.

Сегодня у него будет шанс.

Мужчина плотоядно улыбнулся. Если эта тварь не захочет говорить добровольно — он её заставит. Ему нужна информация о судье Руанне.

Вира согласилась на встречу. Вежливо постучала в дверь и дождалась, пока он гаркнет: «Входите».

— Ты хотел меня видеть, Ярмак?

Полумрак изменил её облик, превращая её из взрослой женщины в девчонку, влезшую в одежду не по размеру. Какая ирония: многие из его проблем сконцентрированы в этом небольшом, с виду хрупком теле. Ему ли не знать, кто она на самом деле.

— Да, Вира, хотел. Садись.

Женщина опустилась в кресло. Ярмак выждал для виду несколько минут и приступил к волнующему его вопросу.

— Мне нужно поговорить с Венилакриме.

— Нет!

Ответ был резким. Видимо, есть в этом мире нечто, способное вывести из равновесия бесстрастную Виру.

Но и мужчина был не лыком шит. Ему не так часто говорили «нет», неспособность это принять заставила искать другие пути.

— Твоя воспитанница может ответить на многие вопросы. Она знает его дом, систему защиты. Пароли, в конце концов!

— Пароли он поменял. А даже если бы этого и не произошло, мы не сможем ворваться в самый защищённый дом Гнезда… Лин не готова к допросам, сдаст тебя и меня при одном только виде ножа.

Ярмак хотел возмутиться, но не успел.

— Мы оба знаем: ты не умеешь скрывать своих эмоций. И ты жесток, я её к тебе на пушечный выстрел не подпущу.

— Не читай мне мораль, Вирослава, — грубо оборвал мужчина, сжимая кулаки. — Мне просто нужно с ней поговорить.

Вира задумчиво склонила голову.

— Ты ведь понимаешь, что Ирас это не вернёт.

Упоминание умершей жены разозлило Ярмака ещё больше.

— Ну а ты, Вира… Каково осознавать, что твоя маленькая девочка лежала под ставленником? Что спала с ящерром, который с большого экрана читал приговор городу Мыслите?

Он бил наобум. Откуда ему знать, как относится Вира к девчонке. Её беспокойство о здоровье Венилакриме могло быть частью игры.

Но Ярмак угадал. Волновалась. Переживала. Любила. И вот теперь в глазах этой женщины горел настоящий огонь.

Уж эта — ударит, эта отомстит.

— С Лин ты говорить не будешь, — сказала Вира ровным голосом, вставая. — Никогда. Приблизишься — сделаю так, чтобы тебя не стало.

Прямая спина, равнодушный взгляд. Она ушла по-королевски, не прощаясь. А лицо Ярмака засветилось сладкой решимостью. Той, которая поддержит его в ближайшие два дня.

Её комната надёжно охранялась, полный доступ имела только Вирослава. В остальных местах за девушкой следили, и это были не люди Ярмака.

Но и его подчинённые не лыком шиты. Пароли были раздобыты в считаные часы. Вирослава никак не ожидала, что опасность исходит изнутри. Она укрепляла станцию снаружи, допуская мысль, что он, Ярмак, стерпит подобную наглость.

Да, ему приказали потеснить «Станцию 7» ради остатков «Станции 5». Но приказа не заходить на свою территорию — не было.

Он видел девушку несколько раз. Мельком, но неслучайно. Ярмак был вынужден признать — ему интересно. Что в ней такого особенного, раз сам Руанн заинтересовался? Ни особой красоты, ни выдержки, ни достоинства. Аморфная, сухая, до жути равнодушная. И взгляд пустой, как у побитой, ко всему привыкшей собаки. Это его раздражало больше всего — уж ей ничего плохого в жизни видеть не пришлось. Не то что Ирас…

Он с нетерпением ждал их первого разговора. Кровь бурлила.

Ярмак и сам не понимал, почему ему так хочется с ней встретиться лицом к лицу.

Станция уснула. Подобно красным точкам на карте, «мигали» в голове Ярмарка важные люди: заместители, племянница Тереза, осторожная Вира… Венилакриме. К последней он как раз приближался.

Мужчина застыл перед дверью. Его охрана заблокировала вход на этаж. Да и не этаж это вовсе — так, красивое название маленького коридора, сворачивающего к одной-единственной комнате.

Вспыхивали воспоминания. Он столько раз ходил здесь, и неизменно в конце, в той комнате, его ждали, жарко и радушно. И были ночи, и были разговоры, и прикосновения тоже были.

Ярмак усмехнулся. Сентиментальность, мой друг…

…Ей снился Руанн. Он сидел в кресле у огня, там, где они так любили отдыхать вместе. Обоим было очень и очень хорошо. Когда-то…

Лин казалось, она парит. Девушка приближалась к ящерру со спины, видя лишь часть его лица да резную спинку стула. По щеке Руанна плясали мрачные тени.

Она была уже близко, совсем близко. Вдруг Руанн обернулся. Лин застыла, а ящерр смотрел на неё, ничего не говоря. Внезапно на его лице начало проступать беспокойство. Он смотрел на Лин. Нет, не на неё… Он смотрел куда-то позади неё.

Лин стало страшно, она попыталась обернуться, но не смогла. Шея будто одеревенела. И тогда Руанн крикнул на ящеррином:

— Лин, берегись!

…Девушка вынырнула из сна. Сердце бешено колотилось, как после кошмара. Она хотела закричать — от страха, боли, потрясения, но не смогла — её рот был зажат, а тело припечатано к кровати.

На секунду Лин показалось, что это Руанн, что он её выследил и сейчас последует наказание. Но нет, ощущения не те, да и не стал бы судья вести себя столь банально. Он бы появился громко, неся разрушение и много шума.

Лин лежала на кровати, а сверху её придавил некто или нечто, и он был очень силён, потому что Венилакриме, опытный тренированный воин, не могла даже пошевелиться.

Лин зарычала и попыталась брыкнуться.

— Не кричи, — последовал совет, в ответ на который Лин ещё сильнее напряглась.

Напавший выждал несколько секунд, а затем повторил, осторожно подбирая слова:

— Я не причиню тебе вреда. Но нам нужно поговорить. Я — глава «Станции 7». Если ты закричишь — сюда сбегутся люди. Не могу сказать, что уж очень сильно пострадаю, но поговорить с тобой не смогу. А мне есть что рассказать и о чём спросить. Если слышишь — кивни… Хорошо… Не кричи… Я отпускаю руку…

Но не отпустил… Выждал ещё некоторое время.

— Пойми, у меня есть информация, которая будет тебе интересна. От Виры ты об этом не узнаешь.

Он отпустил девушку и сразу же отодвинулся на край кровати, так, чтобы она могла видеть его целиком.

Лин уставилась на мужчину как на привидение — нежеланное, но вполне реальное. Набросила на себя халат и забилась в противоположный угол кровати. Не потому, что боялась. Ей было неприятно находиться так близко к постороннему мужчине. Потянулась рукой к светильнику.

— Нет, не включай! — запротестовал вломившийся.

Последовала пауза.

— Если я тебя не вижу, — голос срывался, но Лин решила настоять, — как я могу быть уверена, что мне ничего не угрожает.

Лин включила лампу на прикроватной тумбочке и с удивлением поняла, что и в темноте, в общем-то, видела неплохо.

Свет был очень слабый. Он не освещал помещение, скорее, ещё больше подчёркивал образовавшиеся тени.

Венилакриме посмотрела на мужчину. О таких говорят — «без возраста». Ему могло быть и тридцать, и сорок. А вот сейчас, когда он устал и весь окутан тенями, — едва ли не пятьдесят. Во время первой встречи он ей показался не старше неё самой.

— Чем могу помочь? — спросила девушка.

Ярмак если и удивился, виду не подал. Пробираясь в эту комнату, он думал о том, как начать разговор, но в последний момент мысли спутались. Строгий голос ледяной королевы многое дал ему понять. Она не напугана — ей всё равно. А ему нужна информация. И содействие.

Мужчина не любил давить на жалость. Но он знал: если очередной план провалится — он себя возненавидит до конца жизни. А провалится он, только если Ярмак проявит неуместную гордыню.

— Твой ящерр убил мою жену.

«Твой ящерр»!

Лин застыла. Слова ввалившегося в её комнату мужчины хлестали, как удары кнута. Она на секунду закрыла глаза. Ярмак тем временем отошёл в сторону и сел в кресло.

— Ты мне не веришь?

Пауза.

— Почему же, верю. Мне давно известно, что он убийца.

Ярмак воспринял этот ответ как хороший знак.

— Вира не позволяет к тебе даже приблизиться. Она регулирует количество людей рядом с тобой и тщательно их проверяет. Других путей пробраться к тебе не было. Вот и пришлось…

— Чего ты от меня хочешь?

Мужчина вздохнул и осмотрел комнату: стены, потолок, разобранная постель…

— Это была комната Ирас… До того, как мы поженились.

— Чего ты от меня хочешь? — повторила с нажимом Лин, грубо прерывая попытку откровений.

Мужчину задело её равнодушие. Маска треснула, и появился другой Ярмак, тот, что встречал Лин после прибытия на станцию.

— Содействия. Мне нужны подсказки. Коды. Я хочу пробраться в дом судьи.

— Зачем?

— Хочу отомстить.

Совершенно не к месту Лин вспомнила Главу «Станции 5». Тот обладал неограниченной властью, его боялись и уважали одновременно.

Этот — тоже глава, но здесь ещё помнят его имя. К тому же он молод, наверное, каждый вечер вызывает к себе новую девушку. И они идут, с разрешения семей, под принуждением либо по доброй воле. Вполне возможно, многие влюблены, ведь это такая гремучая смесь — мужчина, обладающий властью, молодой и красивый.

Лин не могла не улыбнуться. Как давно это было — она на пороге кабинета Главы, на вид дерзкая, а на самом деле неуверенная в себе.

Ярмак прочистил горло.

— Если удастся — я попытаюсь убить ящерра.

— Неужели не пленить? — засмеялась Лин. — Это было бы намного интереснее.

Ярмак не понял намёка. Он догадывался, о чём идёт речь, но всей истории не знал, а потому воспринял её слова как издёвку. Да это и была издёвка, притом крайне неуместная.

— Тебе весело? — Ярмак недобро усмехнулся. — Как ты думаешь, было ли ей весело лежать в холодном саду и ждать, когда за ней придут оголодавшие после плясок ящерры?

— Заткнись!

— Говорят, они обогревают сады, но когда я смог привезти свою жену домой, она постоянно мёрзла. Интересно, отчего?

— Замолчи!

— Подозреваю, теплолюбивые ящерры держали её в холоде. Я, конечно, не могу утверждать…

— Заткнись!

— …а она, видишь ли, не очень любила рассказывать о своих приключениях. Но, думаю, к ней судья Руанн не был так добр, как к тебе… У неё были следы…

— Закрой рот! — крикнула Лин со всех сил.

— Я, конечно, понимаю, не судья виноват. Не он с ней это делал, насколько мне известно, но ведь, согласись, странно, что я нашёл её в том имении, где ты провела столь прекрасный год.

— Молчи, — последовала жалобная просьба, которая и в этот раз не была услышана.

— На ней не использовали влечения, только принуждали. И я вот думаю, может, иногда с влечением легче? Так она бы не сопротивлялась и не сорвала голос.

Лин закрыла уши. Она начала громко бормотать простую детскую считалочку, выученную ещё в раннем детстве. Что-то о коте, который забрался на вышку, чтобы достать свою жертву.

На миг Ярмаку показалось, что она сошла с ума. Что жизнь с ящерром не прошла даром, и она сломалась. Несколько минут он не знал, что делать. Пожалел о собственной несдержанности, не стоило ему так на неё давить.

Но паника отступила. Девушка — и лишь она знала, как дорого ей это обошлось — посмотрела на Ярмака, и это был самый осмысленный взгляд за всё время разговора. Ему пришло в голову сравнение — чистый. Чистый взгляд.

— Хорошо, — она опустила голову, — мы поговорим завтра. А сейчас — выйди из моей комнаты и, пожалуйста, никогда больше сюда не возвращайся, — подумала и добавила: — Пока я здесь.

— Я просто хотел…

— Я знаю… Хотел упрекнуть за то, что я выжила, а она — нет…

— Я не…

— Не стоит. Я буду у тебя… рано… утром. А теперь уйди.

Её взгляд опять заледенел. Ярмак понял, что дальше продолжать разговор не имеет смысла.

«Вот и поговорили», — подумал мужчина. В тот миг он пребывал в твёрдой уверенности, что она его больше видеть не захочет. Посмотрел на Венилакриме. Она съёжилась в углу кровати и казалась маленькой, как ребёнок.

Эта прожила почти год в доме судьи?!

Ярмак вышел из её комнаты, испытывая странные чувства. Впервые ему пришло в голову, что эта девушка многое пережила. Не каждому дано справиться с подобным. Возможно, не зря Вира так долго её скрывала.

Закрыв за собой дверь с другой стороны, он ожидал увидеть людей во главе с Вирой. Представил себе вилы и лопаты в руках у разъярённой толпы, и сам себе удивился — с чего бы такое буйство фантазии?

Никого не наблюдалось. Коридор был пуст. По полу змейкой стелились чистые ковры, стены чинно удерживали на себе портреты великих, которые (создавалось такое впечатление) просто спали. Много лет назад Ярмак, проходя мимо, подтрунивал над этими великими и придумывал им смешные клички, топая в комнату к Ирас.

Почему он не ценил то время? Принимал как должное. Видимо, настоящее счастье ощущается только тогда, когда ты его лишаешься.

Ярмак вернулся в свою комнату, вспоминая необычную девушку, окутанную блеклым светом ночника. Потом уснул и ему привиделось тело с двумя головами. Одна принадлежала Ирас, другая — Венилакриме. Головы разговаривали между собой, в то время как общее тело оставалось без движения, как будто чужое, не принадлежащее ни одной из голов.

Тем временем в другой комнате всю ночь горел свет, что, конечно же, было запрещено уставом. Но ни одна собака не смела сказать и слова в упрёк. Вирослава работает, нельзя нарушать её покой.

Стол женщины был завален: планшетник, несколько проекций, из-за нехватки места наслоённых друг на друга. Выпуклая карта, в которую влипла рука Виры, как раз там, где изображалась скалистая территория. Создавалось впечатление, будто одна из скал продырявила руку женщины.

К Вире подошёл Славий. Молчаливый слуга позволил себе скупую улыбку. Кажется, непозволительно скупую, потому что Вира забеспокоилась.

— Как всё прошло?

Верный слуга кивнул.

— Лучше, чем мы могли ожидать.

Наступил через Виры вздыхать.

— С Венилакриме всё в порядке?

— Да. Если бы что-то пошло не так — мы бы вмешались.

Женщина расслабленно откинулась на спинку кресла. Весь день она была на нервах, и только сейчас давление тяжёлой ноши немного ослабло.

Её девочка в порядке. Главное, что с ней всё в порядке.

Лин не желала просыпаться, но и не проснуться не могла. Неожиданный ночной гость прочно засел в голове, он постоянно всплывал на поверхность совсем некрепкого сна.

Девушка решила не играть в прятки. Проснувшись, первым делом она пошла к Вире и заявила, что хочет встретиться с Ярмаком. Один на один.

Вира, как ни странно, не стала её отговаривать. Она лишь предложила Славия в помощники — проводить Лин к Ярмаку. Девушка попыталась было отнекиваться, но что можно ответить на заданный с иронией вопрос: «Ты знаешь, где он живёт?». Конечно, не знает. Здравствуйте, Славий.

Провожатый оказался смышлёным человеком — никаких лишних вопросов, никаких советов. Молча сопроводил и застыл на повороте.

— Вон там его апартаменты, — он хмыкнул и указал направление. — Чувствовать себя как дома не желательно, Глава этого не любит.

Лин постучала. Она сразу отмела идею воспользоваться звонком. Видали, знаем, сколько разных образцов ДНК собирает эта скромная кнопочка.

Дверь открыла молодая девушка. Волосы — чёрные, длинные. Формы — пышные. Спать с такой, наверное, одно удовольствие.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась незнакомка и уставилась на Лин большими тёмными глазами.

— Мне нужен Ярмак, — без предисловий выпалила Лин.

Несколько секунд на лице девушки блуждало замешательство. Вслед за ним — растерянность.

— Зачем?

Некрасивый вопрос. Некорректный в любой ситуации. В данном случае — он ещё и слабость выдал.

Позади послышалось шуршание. Появился Ярмак. Он уставился на Лин удивлённо.

— Пять утра… — то ли спросил, то ли удивился мужчина.

У Лин на языке вертелся жёсткий ответ. Ему, значит, врываться к ней в комнату можно, а ей к нему стучать — нельзя. Видимо, ответ отпечатался у Лин на лбу. Кареглазая девушка была вежливо — до жути вежливо — отослана из комнаты, Лин же приглашена войти.

Некстати вспомнился Лекс-Ка. Наверное, Четвёртая точно так же выходила из его комнаты, когда к нему являлись другие люди.

— Я не ожидал, что ты придёшь так быстро.

Ярмак набросил мятую рубашку прямо поверх белой майки.

— Чем быстрее, тем лучше. Нам нужно поговорить. Кроме того, вламываясь ко мне в комнату, ты дал понять, что для тебя очень важен этот разговор. Я не терплю отлагательств.

— Да, но ты не сказала, когда придёшь. Я не думал, что это произойдёт так быстро… и так рано. В пять часов утра я имею привычку спать.

— И не один, как я погляжу, — Лин кивнула на дверь. — Какие ещё привычки у тебя есть в пять утра? Трахать пышногрудых девушек?

— Тебя это смущает? — Ярмак изогнул бровь и насмешливо уставился на грудь Лин.

Девушка усилием воли заставила себя успокоиться. Она посмотрела внимательно на Главу.

«Смазливая сволочь, как же ты докатился до управления станцией? Красавчики вроде тебя редко добиваются успеха собственными мозгами, скорее прытью и ловкостью. Но этого мало для управления станцией. А ты ведь управляешь, притом давно».

— Ты рассказывал о женщине, которую потерял. Я подумала…

— Это было четыре года назад.

Пауза.

— Тебя это оправдывает?

— Да. Это физиология. Именно поэтому та девушка ушла, а не осталась здесь слушать наш разговор и время от времени выдавать умные фразы.

— Указал ей на её место?

Пауза. Два взгляда скрестились. Мужчина внезапно подумал: какая же она ещё юная. Наивная. И это при том, что у ящерров была. Каким образом ей удалось сохранить столь детские взгляды на жизнь? Неужели он так её берег?

— Послушай, Лин, — Ярмак взлохматил волосы, — мне кажется, мы неправильно начали. Ты не понимаешь моих целей, я — твоих. Присядь. Я приготовлю… — он осмотрелся, — что-нибудь. Думаю, у меня есть… чай.

Он засуетился. Через две минуты вынес из соседней комнаты две исходящие паром чашки.

Помещение было просторное, но слишком уж захламлённое. Где ни попадя валялась одежда, оружие, как будто хозяин утратил желание поддерживать порядок.

Видимо, так и было.

Он присел на диван. Лин опустилась в кресло. Позади дивана, на небольшом возвышении, стояла огромная незаправленная кровать.

— Ты мне нужна.

Лин засмеялась. Горький неправильный смех, но всё же лучше, чем ничего.

— Ты мне льстишь.

Ярмак скривился.

— Я хочу попасть в дом судьи.

— Мы обсудим этот вопрос, как только ты мне назовёшь реальную причину. Неужели ты действительно веришь, что, попав в этот дом, сможешь хотя бы ранить судью?

Пауза.

— Ирас держали в его доме.

Ярмаку тяжело далась последняя фраза. Ещё сложнее было рассказывать всё женщине, которую он почти не знал. Женщине, явившейся к нему на рассвете, не испытывая при этом никакой неловкости. Женщине, к которой раньше вломился он.

— Её схватили во время вылазки на ферму. Иногда нам нужны молочные продукты, но не будешь же коров на станции держать, — Ярмак фыркнул. Подобные предложения ему поступали не раз. — Не знаю, каким образом у вас были налажены поставки, мы же воруем у фермеров. У тех, что приняли договор и живут легально. Но тот фермер непонятным образом смог предупредить патруль, и ящерры поймали Ирас. Забрали. Потом… мне сложно сказать, что было потом, её рассказы были очень обрывочны. Но… она попала в дом судьи. Её держали… для особых праздников… Самого судью она не видела ни разу… Ирас была, так сказать, для гостей… Я смог украсть её, нет, не украсть — вернуть. К сожалению, только после того, как благородные ящерры наигрались и изволили отпустить поднадоевшую жертву.

Ярмак наклонился к Лин. Сказал, не мигая:

— Когда я её вернул, она уже не была той, что раньше. Сломалась! А ведь когда-то цветы любила и деревья сажала, горшки сама делала. Когда всё это случилось… — он скривился, — я приказал все цветы убрать подальше. Вижу, что их поливают, но мне неинтересно, кто и зачем.

Лин почувствовала, как по телу пробежала удушливая волна. Захотелось уронить голову на руки и угаснуть, как спичка. Не быть. Не существовать. Сгинуть.

Производил впечатление тон, с каким мужчина рассказывал свою историю. Строго. Вдумчиво. Оттого слова его казались ещё более проникновенными.

А ведь Лин гуляла по этому саду. Она бродила по нему с Руанном, и он держал её за руку. Какие у него были добрые глаза! Для неё они всегда были добрыми.

Ухоженные аллеи. Живые изгороди. Искусственный снег, он так красиво сверкал в его волосах.

Кровать, и юная девушка на ней. Лин всё это видела. Нечего придумывать себе оправдания. Она видела и была готова не замечать.

— Судья не снисходит до всеобщих пиров, — добавил Ярмак. — Он не жалует землянок. Ты — первая из нас, на кого он обратил внимание и привёз в свой дом.

Лин кивнула. Она не смотрела в глаза Ярмаку, а он внимательно приглядывался к ней, как бы считывая реакцию в ответ на произнесённую фразу.

«Я — не одна из вас. Вы приютили в своём доме зверя. Ящеррицу».

— Будь моя воля — ты бы всего этого не узнала. Даже самые приближённые не знают всей правды. Но… я завишу от тебя. Не захочешь говорить — я не смогу на тебя повлиять. Ты не часть «Станции 7», хоть и находишься на моей территории. А мне нужна твоя помощь.

— Вира считает, что я не готова обсуждать эти вопросы… — осторожно заметила Лин.

Она хлебнула чаю. Уставилась на собеседника задумчиво, а потом продолжила:

— Вира права. Но я вряд ли когда-нибудь буду готова. Так что… Не ходи вокруг да около, Ярмак. Чего ты от меня ожидаешь? Чтобы я сказала коды? Я их не знаю, к сожалению. Я ходила, куда хотела, и никаких кодов не вводила. Единственный контроль, о котором мне известно, — это терции и куча «жуков» в саду. Эти — что первые, что вторые — за мной внимательно следили, больше ничего.

— Как так? — удивился мужчина. — Кодовые замки стоят на всех дверях. У каждого слуги свой уровень допуска. Это своеобразная обманка для дома. Ведь по природе своей…

Ярмак умолк и задумался. Может ли быть такое, что её пропустили внутрь системы?

— Выходит, ты даже не замечала…

Он был удивлён. Мужчина встал со своего уютного места, сделал несколько рассеянных шагов и сел обратно.

— Руанн пропустил тебя в систему, — сказал Ярмак, разговаривая больше с собой, чем с собеседницей.

— Что это значит? — забеспокоилась Венилакриме.

Ответа не последовало.

— Ярмак, — повторила Лин с нажимом, — что это значит!?

— Это значит, — Ярмак пригляделся к Лин, будто видя впервые, — что тебя не планировали выпускать. Собственно, как и убивать.

— Я не…

— Тебя вшили в систему защиты дома. Ты не воспринималась там как случайный гость, ты была… Выходит, ты была…

Ярмак захохотал. Лин встревоженно следила, как его всё больше разбирает смех. Она привыкла не доверять такому поведению.

— Ты была… Ох, не думал, что доживу до такого, — от смеха у него выступили слезы на глазах, мужчина смахнул их рукой. — Ты стала хозяйкой.

— Что ты несёшь? — удивилась Лин, начиная нервничать. — За мной следили. Те же терции. И «жуки»…

— Это неважно…

И взглянул на неё прямо.

— Они строят необычные дома. Туда просто так не попасть. На территорию сада — возможно, но не внутрь. Дом — это как живой организм, он пропускает лишь тех, кого хочет видеть хозяин. И уровень допуска определяется личными предпочтениями хозяина.

— Что… к чему…

— Я смог забрать Ирас, потому что она находилась в саду. Но если бы её держали в доме… — он грустно усмехнулся. — Они не держали. Нельзя ведь осквернять святыню… Поэтому-то ящерры не насилуют и не убивают в собственных домах. Дом ведь всё чувствует.

Ярмак опять встал. Ему не хватало места, не хватало воздуха, не хватало терпения.

Она не знает! О чём Вира вообще думала? Почему не рассказала? Почему он вынужден заниматься разъяснениями, вместо того чтобы получать столь необходимые данные?

— Вспомни! Ведь они наверняка при тебе вводили какие-то коды. Может, у слуг даже ключи были?

Она вспомнила. Таблички на дверях. Некоторые слуги к ним прикасались, а Лин ещё думала, что таким образом они ведут своеобразный учёт проделанной работы.

А у Возницы — ключи.

— Но ведь так даже лучше? — Лин вопросительно взглянула на мечущегося туда-сюда Ярмака. — Если у меня есть полный допуск, то это проще, чем любые коды, не так ли?

— Нет, потому что, зная самые обыкновенные пароли, ты бы могла ими поделиться. А так… это значит, что ты и только ты можешь вернуться в дом Руанна. Но я не ожидал… Как такое возможно? Ты ведь… ты ведь обычная! — произнёс он почти обвинительным тоном.

Мужчина отрешённо осмотрел комнату. Ярмак уже не видел ни Лин, ни окружающей его обстановки, его поглотили собственные размышления.

Ситуация была слишком серьёзной, настолько, что Лин даже не подумала возмутиться обидному «ты ведь обычная». Но и принимать на веру что-либо тоже отказывалась — Руанн отучил.

— Объясни! — требовательно произнесла девушка.

— Неужели Вира не рассказала? — и засмеялся. — Ясно, что не рассказала. Эта змеюка на всё имеет свой взгляд. И постоянно что-то вынюхивает, вынюхивает…

Мужчина вздохнул и обессиленно упал в кресло. Он был так не похож на руководителя станции — того, которого она встретила месяц назад. Этот, распластанный по креслу, легко бы сошёл за художника, отдыхающего после завершения тяжёлого проекта. Взгляд искусника мог быть обращён на картину, точно так же, как Ярмак смотрел на Лин.

— Дома — особые, фактически живые организмы, — нехотя начал мужчина.

Он говорил, и слова его растягивались, как бы пересиливая волю хозяина и с трудом вырываясь на волю. Тяжело. Медленно.

— Особенность у ящерров такая — строят они живые дома. Не все, конечно, но у представителей высших родов всегда такие. Особый материал, привезённый то ли из Драгобрата, то ли из самого Каскадора. Думаешь, почему ящерры так высоко ценят Маятник? Что, разве не ощущаешь? Я вот ощущаю, хоть и землянин. А ящерры — тем более, потому что чувствуют его силу. Это сердце города. В Гнезде много живых домов помимо Маятника. Или, например, Академия Терциев в Мыслите — то ещё величие. Так вот, эти дома реагируют на хозяев. И, согласно задумке, они не должны пропускать чужих, тех, кого хозяин видеть не хочет. Идея прекрасная, если бы не одно «но» — не будут же великие ящерры убирать за собой. Им, видишь ли, слуги нужны. И тогда возникает проблема — дом всё воспринимает буквально и не пропускает нежеланных «гостей». Но что делать, если именно эти «гости» чинят одежду и убирают в доме?

Мужчина усмехнулся и продолжил:

— Что, Лин, тяжело тебе представить твоего судью, моющего посуду?

Лин предпочла промолчать.

— Вот и придумали они делать домам так называемые «операции». Мы дали этому такое определение. У них, наверное, это звучит по-другому. Да и не важно, суть-то одна… Ящерры вшивают чип, который позволяет обмануть систему. Те, которым известен код, могут проходить свободно. Остальным — но-но-но…

Ярмак подвигал рукой, чем привлёк внимание Лин к этой части своего тела.

«Красивые у него руки. И ногти. Интересно, кто их стрижёт?»

Лин анализировала. Она пыталась понять, каково её отношение ко всему происходящему. Ведь ей же больно, по-настоящему больно. Так почему внешне она так равнодушна?

— Ты в коде не нуждалась, — тем временем продолжил Ярмак. — Значит…

— Значит, ящерр хотел, чтобы я была с ним всегда.

— Пока смерть не разлучит вас, — съязвил глава станции.

Сразу несколько разных мыслей начали одолевать Лин. Во-первых, злость на Виру. «Почему она не рассказала? Не хотела, чтобы ты возвращалась к Руанну?» — трепыхнулся внутренний голос.

Вторая мысль — как они планируют проникнуть в дом судьи, если не знают кодов? Бесполезная мысль, до этого ещё далеко.

Затем — воспоминание о Маятнике. Вот откуда этот странный трепет. Вот откуда чувство родства, кровь предков берёт верх.

— Думаешь, почему они никогда не совершают насилия в доме? Настоящая причина — он не позволит. Всё потому, что изначально ящерры жили по-другому. Они не насиловали женщин, а боролись за них. Потом они нашли нашу планету и поняли, как действует на земных женщин проклятое влечение. Ну как удержаться, если можешь получить любую? Ящерры научились обходить ограничения — придумали сады. А некоторые — так вообще отказались от домов с душой.

Ярмак щёлкнул пальцами.

— Но судье нужно всё лучшее, он против древних традиций не пойдёт. Вот и построил живую крепость, а рядом — сады. Что в этих садах, Лин?

Девушка снова некстати вспомнила старый стишок о коте, прыгающем с вышки в попытке добраться до мыши. Почему этот стишок? Почему так тяжело соображать? Болит голова, как же болит голова…

— Эй… — злая улыбка на лице Ярмака угасла. — Ты в порядке?

Он насторожился. Ещё бы, Вира умеет мстить за личные оскорбления, а уж за доченьку так вообще голову оторвёт.

— У тебя есть вода? — спросила Лин.

Мужчина, не поднимаясь, нашарил рукой около дивана полупустую жестянку (то, что в ней почти ничего нет, слышно было благодаря утробному бульканью), налил в неё воды и передал Лин.

— Спасибо. Гм… в таком случае, — она прокашлялась, — чего ты от меня хочешь?

— Ещё час назад я мог ответить на этот вопрос — хочу коды. Сейчас… Разве что ты согласишься ехать с нами…

«Забросить удочку» — такое определение давным-давно придумали умные люди для подобных фраз. Ярмак говорил насмешливо, будто нехотя, но эта небрежная улыбка не касалась глаз. Они оставались серьёзными, будто говорили: «Не захочешь — я превращу всё в шутку. Но ты подумай, а вдруг…»

— Почему ты так меня ненавидишь, Ярмак? — внезапно спросила Лин.

— С чего такой вывод?

— Я видела, как ты на меня смотрел, когда я здесь первый раз появилась.

— Не придумывай! — мужчина то ли разозлился, то ли рассмеялся. — Я встретил тебя, как полагается, как встречаю всех гостей своей станции. Или ты особенная?

Лин не нашлась с ответом. Глава «Станции 7» улыбнулся, так, что один краешек губ остался на месте, а второй оказался резко вздёрнут вверх.

Но Ярмак соврал, для него эта девушка действительно была особенной. Она жила в доме, рядом с которым умерла его жена. Она ходила теми же местами, что и Ирас, и была счастлива там, где его жену убивали. Ящерр, которого Ярмак ненавидел, выбрал Венилакриме своей женщиной.

Если бы мог, предводитель станции убил бы Лин в первый же миг, как только она оказалась на его территории, просто потому, что она выжила, и Ирас — нет. Но нельзя, пока — рано… Пока надо сделать так, чтобы влияние Виры на девушку хоть немного ослабло.

— Но ведь дело не в этом? — сказал он. — Не в твоих личных наблюдениях? Меня ты, по правде говоря, не знаешь даже…

— Ты вломился в мою комнату, — вяло запротестовала Лин.

— Ну и что? Это много обо мне говорит? Да половина населения планеты врывается к девушкам в комнаты.

— Как же я надеюсь, что ты шутишь или тебя дезинформировали, — буркнула Лин.

— Не в этом дело, — Ярмак не обратил внимания на её слова. — Ты видишь меня глазами Виры. Она тебе рассказала много лишнего, а ты пляшешь под её дудку.

— А под чью дудку мне плясать? Может, под твою? — огрызнулась девушка.

— Своей головой думай! — парировал мужчина. — Вира тебе не помощник. У нас с ней особые отношения, ты не должна в это влезать.

— Поясни.

Предводитель станции, кажется, удивился вопросу. Лин ответила прямым взглядом: хочешь, чтобы я верила — говори.

— У неё были знакомства, которые помогли забрать Ирас из дома судьи.

Венилакриме подумала, что Вира в это время уже давно жила на «Станции 5». Почему она, Лин, никогда не слышала о её влиятельных знакомствах? Тех, что помогли бы избежать власти Главы, например. И когда же Вира, собственно говоря, помогала Ярмаку? Тогда, когда Лин была на вылазках?

— Не так давно Вирослава потребовала вернуть долг. Она появилась внезапно и заявила, что ей нужна территория для нескольких тысяч людей. Я был вынужден разделить «Станцию 7». У нас, естественно, осталось подземелье, но люди недовольны. Правление — а ты ведь помнишь, какие это сволочи — занимало вашу территорию, их переместили вниз. Они пытаются давить на меня, а мне не нравится, когда на меня давят.

— Никому не нравится, когда давят, — апатично ответила Лин.

Пауза.

— Это справедливо, — спустя некоторое время сказала девушка. — Вира помогла тебе, ты — ей. Мы все следуем этим правилам, иначе никак. Долг — это святое.

— По закону, да. Но у нас был уговор, что они помогут забрать Ирас живой. Та, что лежала на кровати в саду, уже давно умерла, осталась лишь оболочка. И даже эта оболочка избавилась от остатков существования при первой же возможности, — Ярмак сделал паузу. — Я требовал ехать туда раньше. Именно Вира настояла: «Давай подождём». Она твердила: «Спешить некуда, ничего с твоей женой не случится». Уговор не был исполнен, — по слогам выплюнул мужчина. — Технически все чётко, — Ярмак прошёлся рукой по волосам, — но Вира хорошо знает разницу между живыми и мёртвыми. Она понимает, что не выполнила уговор — не спасла мою жену. Тем не менее, видимо, из-за безвыходности пошла к правлению и потребовала кусок станции.

Глава хлебнул воды. Из горлышка той самой фляги, из которой наливал воду для Лин. Его зубы лязгнули о металлический край.

Утолив жажду, Ярмак кинул флягу на диван и уставился на Лин пьяными глазами. Если б девушка сама не пила воду, она бы подумала, что мужчине достался чистый спирт, от которого тот мгновенно опьянел. Лин стало неуютно.

Она напомнила себе, что у неё есть Вира. Та самая Вира, которую никто не воспринимал всерьёз на «Станции 5», и которая, как оказалось, обладает нерушимым авторитетом здесь. Интересно, как реагировали люди, когда наконец понимали, что именно она их фактический предводитель? Пришлось ли ей бороться с их старой привычкой не замечать её.

— Ну а ты… Почему ты сидишь на месте, когда могла бы нам помочь?

Вопрос застал Лин врасплох. Он в точности повторил её собственные мысли, и это было неприятно.

— Что?

— Ты должна вернуться, — изрёк Ярмак. — Ты должна нам помочь.

У Лин дёрнулись ноздри. В тот миг она не только напоминала разъярённую ящеррицу — была ею.

— Я ничего никому не должна!

Она сказала это чётко, уверенно, глядя ему в глаза. Вот только глава на то и был главой, чтобы знать больше остальных. Он наклонился к Лин и выдохнул ей почти в губы.

— Ты погубила «Станцию 5».

Слова Ярмака — спокойные, взвешенные — взорвали землю под ногами Лин.

— Я спасла половину станции! — закричала девушка. — Ты видел запись! Ты видел, чем я рисковала!

Она наклонилась вперёд, к тому же была так взволнована, что не обратила внимания на то, что их рты почти соприкасаются, словно перед поцелуем. Ярмак издал издевательский звук.

— Ящерр пришёл за тобой, мы оба это знаем, — чётко, раздельно, тоном обвинителя произнёс мужчина. — Ты привела его на «Станцию 5», и именно интерес к тебе удерживал его в клетке. Добровольно. Они могли освободить его уже через несколько дней, если не часов. Но он запретил. Он хотел подобраться к тебе. И да, я не знаю, что происходило между вами, но героиней ты от этого не стала.

Лин зажмурила глаза, но слова Ярмака продолжали проникать сквозь веки и ушные раковины. Жестокие, обидно-правдивые слова.

— Ты задолжала своей станции. Своему дому. Кто разрешал тебе брать судью Руанна в плен? Такого в вашем плане не было. Где остальные люди? Куда их забрали? Что их ждёт? Ты потребовала от него ответа? Расспросила об остальных станциях, из которых люди исчезали так же, как и со «Станции 5»? Не знаешь?

— Он сказал, что эти люди убежали, — Лин понимала, как глупо звучит её оправдание. — И… да, я поверила. Разве у меня был выбор?

«Молчи, Лин, молчи. Ты ничтожна».

— Люди убежали? Десятки тысяч людей вот так вот взяли — и убежали? Ты хоть понимаешь, как издевательски звучат твои оправдания?

Лин отвернулась. Ярмак выпрямился и неумолимо продолжил:

— Ты спрашивала, за что я тебя так ненавижу. А за что тебя уважать, командующая Венилакриме? Ты для меня хуже отступников, согласившихся на контракты. Но ты даже не осознаешь своей вины, ты заперлась в своём горе, которое и горем-то не назовёшь. Руанн тебя защищал, заботился о тебе, одновременно убивая твоих людей. Твоих! А ведь на «Станции 5» ты была причислена к военному сектору. Помнишь, что это значит? Больше возможностей, больше прав, но и ответственность увеличивается. За людей, жизнь которых ты поклялась защищать. Ты была в ответе!

— Кто ты такой, чтобы судить меня!?

— Помнишь детей-сирот? Вот у кого настоящее горе. Никто никогда не будет о них заботиться. Они обречены жить в мире, где никому нет до них дела. У них — горе, страх и боль. А у тебя — каприз избалованной девчонки.

Лин молчала. Она смотрела на мужчину влажными глазами, которые, впрочем, не смогли выдавить из себя ни одной слезы. И это раззадорило Ярмака ещё больше. Ему хотелось добить, сломать, изуродовать эту внутреннюю хрупкость, которой от девушки разило на километр.

— И вот теперь мне каждый день присылают отчёты о твоей отрешённости. О том, что сначала ты спала несколько суток подряд, потом из комнаты не выходила. Не ела ничего, и это при том, что тебе Вира приносит лучшее. А во внешнем мире другие проблемы: терции, брошенные на твои поиски. Не знала? Ах да, тебе не до этого. У тебя же горе! У нас двух агентов схватили. Как думаешь, эти люди ещё живы? У одного, между прочим, дочь замуж скоро выходит. Меня вот пригласили. И тебя бы пригласили, если бы ты им на глаза показалась! Какая честь — спасительница станции будет присутствовать. А отец её, между прочим, добрым был человеком. Он в свободное время мастерил детские деревянные игрушки. Я его знал с раннего детства. Но о нём тебе уж точно не рассказывали. Я даже имени не назову, зачем, если тебе это ни к чему. Потому что история редко помнит имена тех, кто эту историю создаёт на самом деле — пчёлы, сотни пчёл-работяг. Чтят лишь амбициозных сволочей, отдающих приказы ценою в десятки тысяч жизней. Ведь они не знают… Да сиди ты!

Лин всё-таки встала. Она хотела пройти к выходу, но Ярмак, распалённый гневом, преградил ей дорогу. Она апатично взглянула ему в лицо. На секунду показалось, что она всё-таки заплачет. Но нет, лишь показалось. Ярмак не мог знать, что за последний месяц Лин слишком часто плакала, у неё, кажется, иссякли все слёзы.

Тогда Лин была вынуждена напомнить этому самоуверенному наглецу, что она действительно относилась к сектору военных. Одной молниеносной подсечкой девушка нейтрализовала мужчину. Ярмак не ожидал ничего подобного, а потому, хоть и был намного сильнее, согнулся и упал.

Когда он смог наконец выпрямиться, в комнате никого не было. Глава, превозмогая боль, засмеялся. Если бы хоть одна из девушек, побывавших в его комнате, услышала этот смех — она бы очень сильно удивилась.

Но никто не слышал, а потому глава «Станции 7» продолжал смеяться, и боль потихоньку стихала, затаившись внутри его тела, как растущая ядовитая змея.

Три чувства разрывали девушку на части: жалость к себе — недостойная, мелочная, но, к сожалению, доминирующая в её сознании. Злость: как довела себя до такого, как посмела опустить руки. Злость на Виру — потому что чуяло сердце Лин: без участия этой женщины в её жизни уже давно ничего не происходит.

Почему Вира не рассказала, что она, Лин, теперь является красной тряпкой для терциев всего города?

Девушка усилием воли оборвала эту мысль. Не сказала? Разве не Лин была первой, утверждающей, что её будут искать, притом искать настойчиво? Разве это было непонятно?

Лин пробежала мимо Славия, честно отрабатывающего свой хлеб и следящего за дочерью Виры, после чего резко завернула за угол — искать кабинет матери. Ей когда-то показывали дорогу, как тут не вспомнить, раз такое дело?

Создавалось ощущение, будто Вира ждала посетителей. Комната идеально убрана, на столе — отключённые проекторы. Женщина смотрела на Лин выжидающе, и взгляд этот говорил: «Ну же, чего ты ждёшь? Заходи. Нам давно пора поговорить».

— Почему ты мне не рассказала?

Лин упала в кресло напротив стола. Посмотрела на Виру и встретила в ответ спокойный, немного усталый взгляд.

Вира не успела ответить — в кабинет вошёл Славий. Чуть быстрее, чем следовало. Поглядел на Виру, ощупал взглядом Лин и, когда убедился, что обстановка мирная, без слов вышел.

— О чём именно?

— О чём?! Об этих чёртовых домах! О том, что от меня пользы, как… Я должна сама пойти к Руанну и открыть для вас дверь. Нет другого способа!

Вира молчала. Широкая одежда делала хрупкую женщину массивнее почти в два раза. Она сложила руки в замок и медленно опустила подбородок на руки.

— Хорошо, Лин… Ты пришла ко мне с этим вопросом, не я к тебе. Поговорим.

На улице светало, в комнату проникали первые утренние лучи. Два больших окна за спиной Виры бросали на неё сзади яркий свет, делая очертания расплывчатыми.

— Хочешь совершить подвиг? Хочешь послушать Ярмака, которому на тебя плевать и который играет на твоих чувствах? Хочешь вернуться в дом судьи? — Вира резко наклонилась к Венилакриме. — Вот как всё будет: лучшие из лучших во имя глупого подвига последуют за Ярмаком. Они будут верить, что, зная коды, смогут чем-то навредить судье. Но они не понимают, Ярмак не понимает, что Руанн десятилетиями накапливал военный опыт, к тому же он изначально сильнее многих ящерров, не говоря уже о земных. Он намного сильнее, Лин! Ты даже не понимаешь, неспособна понять, с каким опасным созданием жила бок о бок столько времени! И не забывай о главном: Руанн окружён такими же сильными ящеррами, как и он сам. Не просто ящеррами — терциями.

Вира разозлилась. Резко отвернулась к окну. Не хотела, чтобы Лин видела её лицо.

— Допустим, Ярмак каким-то чудесным образом всё-таки сумеет пробраться к судье и нападёт… Руанн его убьёт, предварительно получив нужную информацию. А потом к нему приведут тебя — сломленную и готовую просить прощения. Уж он насладится твоими попытками извиниться, — Вира недобро засмеялась. — Но не думай, что простит. Он тебя унизит и в клетку посадит. Это если повезёт! Если же нет… лучше тебе не знать, какая бурная фантазия бывает у судей! У этого — особенно.

Глаза Венилакриме бегали по комнате, в то время как мозг пытался осознать услышанное. Вира не торопила, терпеливо следила за Лин и, кажется, читала все её мысли.

— Хорошо… Я поняла, — сказала девушка, пытаясь собрать мысли воедино. — Их замысел обречён.

— Нет, ты и половины не поняла, — ответила Вира раздражённо. — Он кого-то из них да расколет. И узнает, где мы. И придёт сюда с отрядами терциев, чтобы шеи сворачивать, просто из мести, потому что мы посмели тебя укрывать. Если Руанн найдёт это здание, — Вира взглядом обвела комнату, — он сразу поймёт, кто нас защищает. И те редкие ящерры — именно так, ящерры, — к которым я испытываю уважение, пострадают из-за глупой выходки главы, помешанного на личной мести… Но главное… только задумайся, моя девочка, что Руанн сделает со всеми людьми?!

Лин двумя ладонями прикрыла глаза.

— А если… если он умрёт? — спросила, не отнимая рук от лица.

Вира замерла. Медленно повернула голову и посмотрела на Лин через плечо.

— Кто умрёт?

— Руанн!

— Умрёт? — Вира хмыкнула. — Такие, как он, не умирают.

— А если… — девушка посмотрела вверх в попытке загнать капельки возможных слёз обратно. — А если убить его попытается кто-то очень близкий, тот, от кого он не ожидает нападения? Например… я.

Пауза.

В больших глазах Виры впервые отразилось неподдельное удивление. Она смотрела на Лин, не шевелясь. Под прямым взглядом было неуютно, но глаз девушка не отвела. Не посмела или не захотела.

А может, просто понимала, что от этого момента слишком многое зависит.

Вира резко села и откинулась на спинку кресла.

— Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?! Ты не сможешь его убить, а второй попытки у тебя уже никогда не будет — судья не допустит. Второй. Попытки. Не будет.

— Он всё равно не оставит меня в покое! Рано или поздно кто-то со станции выдаст меня. Не специально, лишь затем, чтобы избежать преследований судьи. Это пока они воспринимают меня героиней, помня то видео. Сама знаешь, чего стоит восхищение толпы.

Вира хотела ответить — не успела.

— Меня ищут, притом серьёзно. Даже думать не хочу, с какой целью, но… Если всё правильно обыграть, из моего исчезновения можно извлечь пользу. Я была пленницей, меня увезли против воли, но я сбежала и вернулась к судье…

Вира улыбнулась. Слова Лин, произнесённые ею в порыве эмоций, уже давно были просчитаны более опытной собеседницей. Её наивная воспитанница, как по нотам, исполняла давно написанную мелодию.

— Зачем тебе это? Дай мне конкретный ответ, Лин, ты готова убить Руанна? Почему сейчас?

— Вира, не мучай…

— Я должна услышать правду. Если нуждаешься в моей помощи — отвечай, Венилакриме, почему?

— Вира…

— Отвечай мне! — перешла на более строгий тон Вира. — Отвечай!

— Потому что только теперь я осознаю, как много всего потеряла! — крикнула Лин. — Помню, он устроил этот дурацкий вечер, чтобы представить меня своему миру. И не отходил ни на миг, боясь, что услышу лишнее, хотя от него лишь требовалось признаться: я потерянная ящеррица из города Мыслите. И тогда всё было бы по-другому, из интересной игрушки я бы превратилась в полноправного члена их общества. Но он побоялся дать мне эту свободу!

— Ты это знаешь достаточно давно. Тем не менее, только сегодня явилась ко мне в кабинет.

— Да, ещё был разговор с Ярмаком. Я на многое посмотрела по-другому. Дети-сироты…

— Не поможет. Я хочу знать настоящую причину.

Венинакриме посмотрела вверх. Рисунок на потолке вызывал крайнее удивление. Мелкие завитушки, цветы, листья винограда. Из всех этих деталей получалась интересная картина, но узор был почти белым и практически сливался с цветом потолка. Только очень внимательный наблюдатель смог бы понять, сколько сил потрачено на декорирование. И трещины, мелкие трещины…

— Лин, — женщина напомнила о себе. — Мне нужен твой ответ.

— Я просто хочу, чтобы его не было.

Пауза.

— Это совсем непросто, — Вира вздохнула. — И это — не причина. Я не позволю дочери Лакона пойти на убийство, если в её аргументах присутствует слово «просто».

— А ведь это из-за тебя я так осторожно отношусь к смерти, — сказала Лин задумчиво. — Ты меня научила убивать только в случае крайней необходимости.

— Ты права, — медленно ответила Вира, — это моя работа. Я защищала тебя от мира, как могла. И до сих пор считаю, что поступала правильно. В тебе нет равнодушия к смерти, и ты оглянешься, увидев труп. Ты будешь оплакивать смерть, если она не оправдана. Думаю, это и есть правильное воспитание.

— В этом мире…

— В любом мире. Смерть не должна оставлять нас равнодушными. Убивать нужно, только имея веские причины и прямые доказательства вины. Но… сейчас не в этом дело.

Вира поднялась и подошла к одному из окон. Вжала палец в мягкую кнопку на стене, и железные створки медленно стекли на подоконник. В комнате стало темно — хоть свечи зажигай. Кажется, даже немного похолодало.

— Правда в том, Лин, что если Руанна не уничтожить — он сотрёт с лица земли нас.

Вира вернулась в своё кресло. Лин почувствовала, как изменилась атмосфера в комнате.

— Он свирепствует, бесится из-за твоего исчезновения. И пока не найдёт — не знать нам покоя. Поэтому, — Лин дёрнулась, предчувствуя неладное, — мы должны атаковать первыми.

— Подожди, — девушка в удивлении уставилась на Виру, — минуту назад ты уверяла меня, что это плохая идея. Я буквально убеждала тебя прислушаться к моей мысли, а ты…

— Нет, я не говорила, что идея плохая. Я всего лишь должна была убедиться в том, что ты понимаешь, на что решаешься.

Женщины уставились друг на друга. Лин — раздражённо, с ощущением, что её обвели вокруг пальца, Вира — бесстрастно.

— Ты его знаешь как никто другой. Ты — единственный человек на этой планете, способный привести судью к смерти. Убить — не сможешь, это я точно знаю. Его нельзя застать врасплох, даже ночью. Попытки были, и не одна. Но если бы он оказался в нужном месте и в правильное время, — продолжила Вира, — да ещё и без охраны… дальше — дело за нами.

Лин запустила руки в волосы. Как же лихо всё повернулось. И главное — Вира даёт ей возможность поверить, что это её, Лин, идея. Неплохо, совсем неплохо.

— То есть я возвращаюсь?

Вира медленно склонила голову набок.

— Да, если ты к этому готова.

— А если нет? — Лин улыбнулась. Чуть-чуть дерзко, но в меру.

— Тогда ты противоречишь сама себе. Не ты ли пришла в мой кабинет, убеждая меня, что пора действовать?

Лин засмеялась. Спокойно и совсем без истерики. Её заманили в ловушку, притом дорогу к ней Лин выбрала самостоятельно. В голове вспыхнула картинка — она стоит спиной к обрыву, а прямо на неё катится большой снежный ком. Девушка чётко понимает — на этот раз ей не спастись.

На другом конце города просыпался дом судьи Руанна. Слуги вычищали коридоры, наполняли пузатые вазы свежими цветами, крошили миндальную крошку в ажурные шоколадные изделия.

Всё было спокойно и тихо. Люди радовались малому: солнцу, свету, первым тёплым лучам.

И лишь хозяин дома не проявлял признаков радости. Столь желанное для ящерров время — весна — в этот раз вызывало у него омерзение.

Почти пять недель. Её нет почти пять недель.

На работу он уезжал злым. Солнце раздражало, нерасторопная охрана — тоже. Равнодушные лица терциев — а они в чём провинились? — хотелось шваркнуть о ближайший косяк, так, чтоб брызнула кровь — красная, насыщенная, с заметным серебристым отсветом.

Мир раздражал.

Глава девятая

На всё теперь приходилось смотреть по-другому. На детей-сирот, на уцелевших людей. На славные остатки «Станции 5». Всё это — болезненное и жалкое, как трёхногая собака — помогало Лин окончательно не сойти с ума.

Вира видела метания дочери, а потому всегда оказывалась рядом, чтобы поддержать. Их разговоры всё сильнее убеждали Лин в правильности своего решения. Руанн не оставит её в покое, если не нанести превентивный удар.

— Он придёт за тобой. Теперь, когда ты знаешь правду, нет смысла создавать видимость идеального мира.

— Этого мира никогда не существовало, — вяло отмахивалась Лин.

— Лин, всё очень серьёзно. Если ты пойдёшь на это — твоя игра должна быть правдоподобной. Один неверный шаг — и он самолично вытянет из тебя всю подноготную.

— Я понимаю…

— Так ли это? — с сомнением качала головой Вира, и Лин чудилось в её движениях нечто наигранное.

Главный разговор состоялся через два дня. Лин встала очень рано и, будучи неспособной уснуть, решила прогуляться. Ноги сами привели её к кабинету Виры.

Комната в столь раннее время суток не пустовала. В тусклом свете девушка увидела усталую женщину, застывшую над проекцией. Изображение было небольшим, в нём угадывался дом Руанна с прилегающими к нему территориями.

— Вира…

Женщина вздрогнула и оторвалась от карты. Свет лампы мгновенно подчеркнул все морщины. Вира сейчас казалась намного старше, чем обычно. Настоящая старуха…

Венилакриме подошла к названной матери и положила руку ей на плечо. Обе застыли, всматриваясь в проекцию.

— Я столько раз видела его дом, — прошептала Вира, не отрывая взгляда от проекции, — но ни разу не была внутри. Как там?

Лин подумала.

— Тепло. Много света. Много просторных комнат. Цветы…

— Тебе, наверное, тяжело было оказаться в этой дыре? — спросила Вира с непонятным выражением. — После всего, к чему ты привыкла.

Лин хмыкнула.

— Ты забываешь, что до этого я жила на «Станции 5». Вспомни, более-менее хорошо мы начали жить только в последние несколько лет.

— Да, — задумчиво ответила Вира. — Как только ты начала продвигаться по службе.

— Скажи честно, это тоже твоя заслуга?

Наступил черёд Виры хмыкать.

— Вот уж нет. Будь моя воля — ты бы никогда со «Станции 5» не выбиралась. Но, — женщина опять бросила взгляд на изображение светящегося дома, — я понимала, что ты не можешь всю жизнь сидеть взаперти.

Дружно помолчали. Невысказанные слова и мысли всё ещё витали в воздухе. Всё так же возвышался над столом прекрасный светящийся дом.

— Трудный был год…

В неясном свете непонятно было, кто произнёс тихую фразу.

— Каким будет последний момент?

Лин сразу поняла вопрос, но язык сам по себе выплюнул неуместное:

— Что?

— Смерть Руанна. Над осуществлением плана уже работают, но в последний момент всё будет зависеть от тебя. Ты поведёшь его на смерть, Лин. Судья прекратит своё существование, только если ты этого захочешь.

— Зачем ты это делаешь, Вира?

— Что именно? — весьма натурально удивилась женщина.

— Иногда мне кажется, что ты играешь в какую-то игру, и правила известны только тебе. Сначала ты убеждаешь, что нам с Руанном не ужиться, затем — просишь задуматься.

Вира усмехнулась. Будто подпевая, громко вздохнула в ответ сумрачная комната.

— Когда ты окажешься там, твои желания выплеснутся наружу. Ты поведёшь ящерра на смерть, вспоминая каждую минуту, проведённую вместе, те дни, когда он постепенно становился центром твоей вселенной. Твоим светом. Твоим теплом. Твоей плотью. И тогда ты либо переборешь собственные сомнения, либо…

Вира вздохнула. Прикоснулась к проектору на столе, «зачерпнула» рукой кусок балкона. Свет просочился сквозь пальцы, как песок.

— В этот момент всё скрытое выйдет наружу. Даже то, о чём ты не подозреваешь.

Было в её голосе, в её мыслях нечто… невразумительное, неясное. То, о чём Лин не смела даже подозревать. И лишь Вира имела полное представление, какую опасную игру она затеяла.

— Хорошо, достаточно нравоучений, слушай меня внимательно.

Вира «схлопнула» проект дома и развернула другой. Масштаб был поменьше, но в очертаниях легко угадывалась Переправа.

Лин непонимающе уставилась на Виру.

— Видишь ли, мы долго думали, какое место наименее защищено. На его территории нечего и помышлять об убийстве.

Появилась вторая проекция — Гнездо. Вира нажимала на точки, и они загорались ярким жёлтым цветом. Женщина указывала на стратегически важные объекты.

— Гнездо патрулируется по всему периметру. Сама видишь, вот здесь и здесь — зачистки, воздушные патрули. Другое дело — Переправа. Там не так много охраны и легче затеряться, — Вира кивнула на вторую проекцию. — От тебя требуется в определённое время вывести его на второй мост. По твоей команде в Руанна выстрелят. Тебя после инцидента заберут, я лично прослежу за этим. Твоей жизни ничто не будет угрожать.

— Я… понимаю…

Лин слушала и не верила, всё происходящее казалось каким-то кошмаром. Неужели они действительно обсуждают план убийства судьи Руанна? Её могущественного непобедимого судьи? И она, Лин, — ключевое звено в этом деле?

— Когда? — хриплым голосом спросила девушка.

— Видишь ли… я хотела поговорить с тобой позже… но… — Вира прикоснулась рукой к затылку. — Мы предлагаем тебе вернуться послезавтра.

— Так скоро? — не сдержалась Венилакриме.

— Нечего терять драгоценное время, — убеждала Вира. — Каждая минута проволочки — новые потери, сотни смертей.

Лин пыталась осмыслить своё отношение ко всему этому. Ранит ли её прыть, с которой Вира начала воплощать в жизнь разработанный план? План, который теоретически принадлежал Лин, а практически — тоже идея Виры.

— Я понимаю, — Вира будто читала её мысли, — тебе кажется, что всё происходит слишком быстро. Но ты поймёшь меня. Не сейчас — так потом. Я делаю всё, — настойчиво повторила женщина, — чтобы ты вернула себе утраченное.

Вира не смотрела на Лин. Со стороны казалось, что она была очарована проекцией Переправы. Но женщине было плевать на проекцию. Её волновала судьба девушки, которая совсем скоро разыграет в карты собственную жизнь.

— И как это произойдёт? Я вернусь к нему и скажу: «Здравствуй, судья Руанн, мне удалось сбежать. Прими меня обратно и, пожалуйста, постарайся не пытать. Я очень не люблю боль»?

Вира усмехнулась, как будто шутка её действительно позабавила.

— Не совсем так. У тебя будут все необходимые объяснения. По правде говоря, — женщина вздохнула, предчувствуя бурю, — переговоры о твоём возвращении уже начались.

— Что?!

— Мы тебя обменяем. Условия так себе, по мелочовке. Для него потери — минимальные. И он согласится. Уже согласился, так как всем известно, что переговоров с вымогателями судья не ведёт, предпочитает рубить наповал. Ради тебя… секретари уже договариваются об условиях.

Лин смотрела на Виру, которая упорно не отводила взгляда от Переправы, и понимала, что не верит ей. Не верит. Все фразы доходили медленно, хаотично.

— Хочешь сказать, он согласился на обмен? Я возвращаюсь в этот дом, чтобы заманить Руанна в ловушку?

— Именно так.

Пауза. В комнате темно. Лишь на столе мигала детально прорисованная проекция. Лин закрыла глаза и на протяжении нескольких минут не находила в себе сил их открыть.

— Лин… если ты этого не сделаешь, он начнёт мстить. Мы все окажемся под ударом. Если тебя волнует твоя безопасность…

— Странное дело, — прошептала Лин, мгновенно вынуждая Виру замолчать, — но мне плевать на собственную безопасность. Я знаю, что, оказавшись в пыточных подвалах, запою по-другому, но сейчас…

Девушка поднялась.

— Сообщи, когда будут новости. Я бы хотела хоть раз быть в курсе всех событий. И… мне нужно отдохнуть.

Лин информировали обо всех этапах переговоров. Судейские секретари передавали волю Руанна, а секретари станции, в свою очередь, представляли интересы Виры.

Вечером следующего дня Лин опять пришла в кабинет названой матери. По пути она встретила Ярмака — видимо, он как раз уходил от Виры.

Мужчина смерил девушку странным взглядом. Мгновение они пристально рассматривали друг друга, затем он молча удалился. Лин наблюдала за главой станции со спины и думала, что если бы не эти переговоры, они бы неплохо поладили. Что ни говори, у них похожие взгляды на жизнь: оба росли в военных условиях, оба сделали карьеру, защищая свой дом от ящерров.

Сказки, всё сказки.

Он по характеру диктатор. Что-то подсказывало девушке: уж такой бы не забыл о времени, проведённом Лин с ящеррами. Может, Ирас тоже это понимала, потому и убила себя: знала, что уязвлённое эго мужчины хуже капризов маленького ребёнка. Он бы простил, но забыть не смог бы никогда.

В кабинете Виры играла тихая музыка. Женщина сидела в кресле, голова была запрокинута. Вся её поза говорила об усталости.

— Ты хочешь узнать результат? — спросила Вира.

— А как ты думаешь?

Мелодия подошла к концу и очень своевременно стихла.

— Тогда устраивайся поудобнее, и начнём.

Лин воспользовалась предложением.

— Он согласен произвести обмен завтра. Никаких изменений. Настаивает на том, чтобы поскорее забрать тебя обратно.

— Завтра…

— Рано утром…

День подходил к концу. Голубое небо покрылось красными бороздами.

Ещё совсем недавно Лин обязательно бы спросила, как им удалось избежать преследования? Где и каким образом проходили переговоры? Почему секретарей не взяли в плен? Присутствовал ли Руанн?

Сейчас её ничего не интересовало. Волновал лишь результат — завтра она увидит судью.

— Ты думаешь, он поверит?

— Поверит. Если твоя история совпадёт с тем, что рассказали секретари, — Вира устало повела плечом.

— И что же они рассказали?

— Для начала… — Вира поднялась, — нужно закрыть окна.

Исполнив сей ритуал, женщина зажгла светильник и вернулась в кресло. Глаза её превратились в два уголька, тело окуталось тенями. Так и сидели по разные стороны стола.

— Руанн не знает, что забрали тебя при моём непосредственном участии, — Вира развела руками. — Это главное… в твоей истории меня быть не должно. Лин, если ты упомянешь моё имя — он поймёт, что на станции тебе не могла угрожать опасность. И тогда начнутся вопросы, ответить на которые, не вызвав подозрений, будет очень тяжело.

— Понимаю… — Лин медленно закивала. — И кто же меня похитил?

— «Станция 7»… Чтобы потребовать выкуп. Если Руанн всё отдаст, они готовы вернуть ему тебя…

— Меня… Надо же, как будто я ценный приз.

Вира предпочла не ответить.

— Поговорим о дне, когда тебя похитили. Ты услышала шум в саду. Из любопытства, зная, что на территории имения тебе ничего не угрожает, пошла на звук. Там тебя оглушили, и очнулась ты в тёмной комнате. Где именно — не знаешь, окон там не было (что логично, так как все станции находятся под землёй). Тебе позволяли ходить по территории, но постоянно следили. Это на случай, если они поймают кого-то со станции и будут проверять историю. И самое главное… Это самый важный момент, повлиять на который мы не…

— Не томи! — Лин как с цепи сорвалась. — Не нужно так. Просто скажи мне прямо…

— Тебя чем-то пичкали!

Лин растерянно оглянулась. Она не понимала.

— Но как?.. Если я была на инъекциях, в крови бы остался…

Она умолкла. Сознание медленно прояснялось. Вира же молча наблюдала за Лин, не усугубляя ситуацию.

— И что же вы хотите мне вколоть? — спросила она, криво улыбаясь.

— Ничего опасного, — поспешила заверить Вира. — Всего лишь…

— КМВ.

— Да, — не стала увиливать женщина.

— Я от него три дня отходить буду.

— Зато без последствий, — парировала Вира и добавила устало: — Ты ведь знаешь рынок, ничего безопаснее нет.

«Да уж, кому, как не мне, знать, — подумала Лин устало. — Именно Вира учила меня свойствам ядов».

— Когда?

— Сегодня. Когда ты проснёшься, будешь уже у Руанна. А уж где именно у Руанна — зависит от него.

Лин встала. Подошла к окну и с размаху отодвинула пластину. Думала, механизм не выдержит, но ошиблась — он без повреждений сдвинулся в сторону, и в лицо хлынула тонкая полоска умирающего вечернего света.

— Это небезопасно, — осторожно заметила Вира, имея в виду открытое окно.

— Я знаю…

Девушка смотрела на преображающийся город. На смену солнечным лучам медленно проступали яркие мелкие огни. Загорался Маятник — самое красивое здание Гнезда.

— Я могу отказаться?

— Да, — без запинки ответила Вира. — Но в таком случае нам нужно завтра же уезжать со станции. Возможно, на другой материк.

Лин хмыкнула. Она понимала значительно больше, чем Вира могла предположить.

— А как же «прятаться под носом у врага, там, где он искать не посмеет»?

— Не в нашем случае. Руанн всё что угодно посмеет, особенно в своём городе.

— Хорошо. Рассказывай дальше. Я хочу иметь ответы на любые вопросы. И… — в горле образовался ком, — день, когда я должна вывезти Руанна на Переправу? Это мы тоже должны… обсудить.

Вира кивнула.

— Тебе нужно время, чтобы прийти в себя, — пауза, — как и ему. К тому же я не могу ответить на вопрос, под каким предлогом вы должны отправиться на Переправу. Придумай сама.

Лин послушно кивнула.

— Когда будешь готова — подашь сигнал. На организацию операции нам нужен день.

— И как я его передам, этот сигнал?

— Возница.

Имя было выплюнуто как рыба на берег. Оно дышало, барахталось, пыталось забраться обратно.

— Но как… Руанн ей доверяет… — девушка согнулась от удивления. — Он по-настоящему ей доверяет.

— Нет времени объяснять, — резко оборвала Вира. — Когда всё будет готово, просто скажи в её присутствии, что вы отправляетесь на Переправу.

Помолчали… Лин весьма некстати подумала, что, может, не зря Руанн так презрительно относится к земным людям. Ведь они предают. Для них это легко — разлюбить родного, уйти от самого близкого, самого нужного. Ящерры, благодаря влечению, другие.

— О чём ты думаешь? — ворвался в её мысли настороженный голос Виры.

— Ни о чём, — отмахнулась Лин, и Вире ничего не оставалось, кроме как принять такой ответ. — Давай обсудим детали. Я так понимаю, сегодня вечером мне вколют эту дрянь, и у нас уже не будет возможности поговорить.

Лин подошла к краю стола и прикипела взглядом к проекции. Сейчас, в неярком ночном свете, всё казалось ещё более реальным.

— Поехали!

Никто не смел беспокоить женщин до конца вечера. Кажется, даже случайные люди, проходя мимо кабинета, неосознанно приглушали шаги.

Венилакриме слушала и пыталась убедить саму себя, что это не сон. Она действительно возвращается в дом к Руанну, чтобы стать его убийцей. Убийцей человека, лицо которого много лет назад висело на экране над Мыслите. Над городом, которого Лин не помнит, но который мог стать её домом.

Сложись всё иначе, она бы жила в достатке и согласии, с родителями, лица которых видела бы каждый день. Всеми любимая ящеррка.

Ну а Руанн… Он бы приехал в Мыслите по делам. Её отец мог пригласить судью к ним на ужин, где Руанн увидел бы их дочь. Они бы влюбились друг в друга и жили долго и счастливо.

Они бы жили… долго и счастливо.

В последний момент Лин запаниковала. Когда ей сказали, какую дозу собираются вколоть, она отбросила шприц в сторону и обозвала всех идиотами.

После недолгих переговоров было решено, что Лин вколют лишь треть от приготовленной нормы. Таким образом, она начнёт отходить уже на следующий день.

Всё время, пока игла была под кожей, Лин смотрела на Виру. Женщине чудился укор во взгляде дочери. «Всё, что я делаю, — говорил этот взгляд, — ещё не до конца мной осознано, и ты это знаешь. Если со мной произойдёт что-то плохое — ты, и только ты будешь виновата».

— У вас не более часа, прежде чем сознание начнёт путаться, — отрапортовал доктор. И заткнулся, поймав усталый, ироничный взгляд пациентки.

Лин бы испытала странное удовольствие, узнай, о чём он подумал. А в мыслях доктора было, собственно, то, что эти две женщины удивительно похожи.

— Где произойдёт обмен?

Вира уложила Лин в постель — ту самую, в которой она спала до этого.

Было непривычно засыпать в одном месте, зная, что проснёшься в другом. Лин с приятным удивлением обнаружила, что Вира волнуется. Глаза её казались большими и молодыми, а на дне их плескалось нечто, неподдающееся расшифровке.

— Вира… я боюсь.

Не к месту Лин вспомнила Четвёртую и её историю с Лекс-Ка. Надо было спросить, как она относилась к этому мужчине. Спросить прямо, а не делать глупые предположения. Почему-то сейчас это казалось очень важным.

Где Четвёртая? На станции её нет, Лин проверяла. А связываться с Лекс-Ка…

— Лин, не бойся, он тебе не навредит, — ворвалась в её мысли Вира.

Вполне возможно, Руанн для Лин — что Лекс-Ка для Четвёртой. Наверное, чувства чем-то похожи.

— Мне кажется… Мне кажется, он разгадает мои планы в первый же миг, как только увидит. Я боюсь его… помню… Думала, забыла, но нет же, помню, каким он был на станции. Однажды он потребовал зайти к нему в клетку…

— Тихо, Венилакриме, тихо, — Вира прикоснулась горячими ладонями к её лбу. Погладила волосы. — Я обещаю, всё закончится хорошо. Он заплатит за наши беды, за разрушение Мыслите. У этой истории будет счастливый конец. Вот увидишь!

Лин успела подумать, что ей не нравится такой «счастливый» конец. А дальше не было никаких мыслей — ни хороших, ни плохих.

Вира наблюдала, как её названная дочь погружается в сон. Убедившись, что Венилакриме отключилась окончательно, она вытащила из длинной робы гаджет, разблокировала его и набрала шифровку.

— Здравствуй, Гажди…

Девушка проспала всю ночь, а рано утром её взяли на руки, вынесли из успевшей полюбиться комнаты и уложили на заднее сидение машины. Виры не было. Не было никого со «Станции 5» — так задумано.

Они выехали за границу города. Пришлось развить сумасшедшую скорость, чтобы уложиться по времени. Часа два ехали в направлении от Гнезда и лишь после этого — вырулили на магистраль. Вторая машина медленно ползла следом.

Водитель не мог нарадоваться добротной дороге, роботизированным пропускным пунктам и чистым стёклам. Ощущение было, будто из мира обезьян они перенеслись в общество людей, где нет поношенных, переклеенных скотчем датчиков.

На заднем сидении машины мирно спала девушка.

Глава десятая. Венилакриме

— Мы въезжаем… нужно быть острожными. Сканируй! Сканируй, мать твою. Всё через одно место! — пауза. — Проследи…

Я просыпалась рывками. Глаза не хотели открываться, тело не слушалось, но мозг уже активизировался, с ним — и привычное чувство… чужой территории. Вспомнилось всё — разговор с Вирой, болезненный укол.

Я поморщилась. Кажется, это не осталось без внимания, потому что рядом кто-то шевельнулся. Превозмогая усталость, я открыла глаза.

Машина. Трое людей: двое впереди, один сидел рядом, моя голова была у него на коленях. Он смотрел на меня обеспокоенно.

— Ярмак, — сказала я удивлённо, — надо же.

Он не ответил. Лишь посмотрел внимательно и положил ладонь на мой лоб. Рука у него была большая, она прикрывала и глаза. Меня посетила страшная мысль — вот так кладут руки на лица покойников.

— Не волнуйся, мы скоро приедем.

Неужели он пытался успокоить? Забыл, куда меня везёт?

Я заставила себя сесть. Голова сама по себе скатилась набок, нахмуренный лоб соприкоснулся с прозрачным стеклом.

— Где мы?

На улице было темно. Машина проезжала мимо высоких заброшенных зданий, похожих на коробки из-под хлопушек, с квадратными окнами, подбитыми, как глаза мальчишек-драчунов. Фонарей нигде не было.

— Заброшенный город. Когда-то здесь жили земные люди, потом пришли ящерры, но они в подобных местах обитать отказывались, ну а мы были вынуждены начать прятаться. Вот и вышло так, что возникли города-призраки. Здесь назначена встреча.

Я резко крутанула головой, чтобы взглянуть на Ярмака, но от этого движения сознание помутилось, а шейный позвонок смачно хрустнул. Ни о каких заброшенных городах я не слыхала.

— Осторожно, — пробормотал Ярмак, всматриваясь в окно. — Ящерры уже где-то здесь…

Сначала я думала, что обращаются ко мне. Нет же, Ярмак говорил с водителем. Тот без слов кивнул.

Да они же взволнованы как малые дети! От этой внезапной мысли головная боль только усилилась. А Ярмак зачем поехал? Если он умрёт, «Станция 7» на некоторое время окажется под ударом. Пока будут идти поиски нового главы, его заместители перебьют друг друга.

Холодный ветер колотил по стеклу. Он как будто пытался проломить пуленепробиваемые окна, словно искал лично меня. Я откинулась на спинку сидения и укуталась в плед, которым была укрыта всё это время.

Руки и ноги затекли. Я сонно разглядывала заброшенные здания, отстранённо размышляя, чья была идея провести обмен здесь? Где ящерры? Прячутся за тёмными окнами? Нападут? Что им мешает атаковать уже сейчас?

То, что в машине есть я…

Я ни с кем не делилась своими страхами, даже с Вирой, но у меня было крепкое убеждение, что Руанн не поверит. Что после прибытия в имение меня ждут тяжёлые времена. Он, может, и любит — иначе не согласился бы на обмен, — но уж точно не доверяет, а это в некоторых случаях даже важнее.

Я помнила то плохое, что видела в нём на «Станции 5». И боялась, что это «что-то» выльется наружу сейчас, когда моё влияние на него так переоценили, так возвысили.

Машина остановилась. В темноте я ничего не видела. Мы ждали.

— Лин… я…

Ярмак посмотрел на меня с сочувствием. Я была ему благодарна за этот взгляд. Значит, что-то я всё же сделала правильно.

— Да, я понимаю…

Он осторожно прикоснулся к моей шее. Отвёл волосы в сторону, и по коже непроизвольно поползли мурашки. В другой руке он держал орешник. На шее сомкнулось опасное кольцо.

— Я сниму, как только…

— Я понимаю…

— Лин!

— Ярмак, я действительно понимаю.

Он резко отвернулся и прокашлялся. Я попыталась собраться и не показать, как мне плохо.

Ужасно клонило в сон. Я знала, это действие КМВ, а не естественная потребность, а потому боролась с сонливостью, как могла.

— Долго ждать? — спросила у Ярмака.

— Нет, мы уже на месте.

Внезапно мы увидели приближающиеся к нам огни. Прямо на нас, не сбавляя скорости, на всех парах гнало, по меньшей мере, с десяток машин. Все чёрные, с защитой, заметной, лишь когда на транспорт удачно падал свет.

Это выглядело устрашающе. Даже моя сонливость отступила, и если бы не рука Ярмака, крепко меня удерживающая, я бы вылезла из машины. Или хотя бы попыталась.

— Он приехал, — пробормотал Ярмак, вглядываясь в вереницу фар. — Сидите в машине и не смейте двигаться.

Все трое послушно замерли. Я откинула голову назад — так было легче бороться с головокружением.

Где-то на расстоянии трёх метров от нас автомобили резко замерли. Минуту ничего не происходило, затем дверь машины во втором ряду открылась.

Подсвеченный светом фар, в центр вышел мужчина. Он был в длинном свободном плаще, по обоим сторонам от него встала охрана — терции в полном боевом обмундировании.

Высокий, широкоплечий, это был судья Руанн. Он казался страшнее грозовой тучи. Я не видела его лица — свет бил со спины, но рваные движения говорили сами за себя. Руанн никогда не позволял себе спешки, а сейчас он как будто… как будто его тело опережало мысли. Как будто он был хищником, после долгого ожидания выпущенным на охоту.

Он шарил глазам по машине и, уверена, сразу же увидел меня. Неосознанно я потянулась к шее. Нащупала орешник и поняла, что только эта штука и удерживает терциев от нападения. И злит Руанна. Он знает, что мне угрожает опасность.

— Сиди в машине… — ворвался в мои мысли Ярмак. Я дёрнулась. — Я сказал, сиди в машине!

Я понимала, это часть сценария, но от крика стало по-настоящему страшно. Внезапно показалось, что только там, с Руанном, мне и будет безопасно.

Ярмак вышел и смело приблизился к Руанну. Двое мужчин остановились друг напротив друга, я видела лишь очертания их тел. Нечто подобное я уже наблюдала, когда в позапрошлом году дети на «Станции 5» смастерили кукольный театр. Куклы были плоские, чёрные, и лишь в контурах угадывались их персонажи — грудастая женщина, крылатый ангел, щуплая девочка с оттопыренными косичками. Помню, на косички одной из героинь кто-то умный прицепил крохотные красные банты. Так что весь спектакль был черно-белым, и лишь бантики эти призывно горели алым цветом.

Как давно это было… Кажется, в другой жизни.

И вот сейчас я наблюдала то же самое, но не было за кулисами детей, готовых громко посмеяться над репликами персонажей.

Я жадно разглядывала Руанна. Никогда ещё он не казался мне таким далёким, могущественным и нереальным. А что будет, если он откажется отдавать за меня выкуп? Вира говорила, запрос был небольшой, но мало ли.

Ярмак вытащил из кармана какую-то вещь. Я бы узнала её даже на километровом расстоянии — пульт управления орешником.

Внезапно меня резко ударило током. Я дёрнулась. Почувствовала каждую мышцу в усталом теле, но, к собственной чести, не закричала. А ведь именно этого Ярмак хотел… Почему я упрямлюсь?

Отдышавшись, я взглянула на Руанна. Он стоял к машине боком, и вот теперь я более-менее могла разглядеть его лицо.

Страшное то было лицо. Глаза горели, как угли во тьме, и смотрел он на Ярмака, который был с ним почти одного роста, словно на насекомое. Так, наверное, дети смотрят на мышей, прежде чем отрезать им хвост, и понимая, что это случится, мышь никуда не денется, но до последнего оттягивая момент.

Лишь бы он никогда не смотрел так на меня.

Я увидела в руке у второго человека, рядом с водителем, такой же пульт. Ясное дело, подстраховались. Иначе что помешает Руанну просто вырвать пульт из рук главы станции?

Мне не оставалось ничего другого, кроме как безучастно смотреть на Руанна, страшась и стремясь к нему одновременно. К врагу, который уничтожил целый город. Наверное, день порабощения Мыслите стал для него триумфом. А я в тот день… а меня прятала от Руанна Вира. От мужчины, который сейчас делает всё возможное, чтобы я вернулась к нему целой и невредимой.

Мужчины разговаривали. Ярмак засмеялся, Руанн раздражённо повёл плечом.

— Выходи…

Это были слова моего сопровождающего, того, что сидел рядом с водителем. Я не заметила никакого сигнала от Ярмака, а потому не знала, стоит ли выполнять требование.

— Выходи… те, Лин… — повторил солдат.

На подгибающихся ногах я покинула машину. Голова кружилась.

Я подняла глаза на Руанна, и он сразу поймал мой взгляд. Секунду мы смотрели друг на друга, а потом судья отвернулся. Равнодушно, холодно, как будто я — пустое место.

В сердце заныло. Больше месяца… мы не виделись больше месяца.

Я остановилась около машины, не зная, что делать дальше. Любой сигнал был бы сейчас уместен. Но мужчины лишь рассматривали друг друга и не обращали внимания на меня.

Позади переминались с ноги на ногу терции… Они ощупывали глазами мою фигуру, и взгляды эти были как заточенные иголки.

— Подойди, — приказал наконец Ярмак.

Я послушалась. Руанн бросил на меня хмурый взгляд. Я догадывалась, о чём он думает: я выполняю приказы чужого, не его.

— Обмен состоялся, ваше судейское величество, — шутливо отвесил поклон Ярмак.

В рядах терциев началось оживление — им не понравилось резкое движение землянина.

— Ещё не состоялся, — ответил Руанн, по-прежнему не глядя на меня. — Сними орешшшшник.

Его акцент был чуточку сильнее, чем обычно. Никто этого не замечал… Кроме меня…

Ярмак усмехнулся.

— Вот уж нет, ваше судейское величество. Сначала мы отсюда выберемся, и только тогда отдадим вам нашу… гостью.

— Нет, — резко ответил Руанн.

Ярмак приложил все силы, чтобы его ухмылка не увяла.

— Либо так, либо останетесь без девушки.

Отстранённое лицо ящерра не выдало никаких эмоций. И только я видела, как он напряжён, как зол.

— В машшшину вашшшу она больше не сядет, — он мазнул по мне взглядом. — Мне была обешшщана гарантия её безопасности. Я уплатил вашш выкуп, притом заранее, что, согласитесь, с моей стороны — большшшая глупость…

— Не дури, ящерр. Твои условия нас в ловушку загнали, — нетерпеливо гаркнул глава станции.

Руанн позволил себе улыбку, настоящую, ядовитую и слащавую, как подтаявшее масло на сковородке. Не сдерживая всё своё ощущение власти, желание уязвить и задавить. Показать, кто здесь хозяин.

— А ты думал, со мной можно в игры играть? — Руанн насладился эффектом от этой фразы и добавил серьёзно: — Садитесь в машшину. У вас будет не более сорока секунд, прежде чем мы снимем с неё орешшшник. Погони за вами не будет… Но если с ней что-то… На другом конце земли достану. Понял?

Ярмак не отреагировал. Только очень внимательно посмотрел на меня. Это был мимолётный взгляд, но я успела его уловить и отдала бы целое состояние, чтобы узнать, о чём именно он в этот момент подумал.

— Мы не можем так рисковать, — ответил глава «Станции 7».

— Ты знаешь условия выкупа, — сквозь зубы прошипел Руанн. — Кто-то очень сообразительный научил вас… Именно потому вы выбрали это место. Садись в машшшину и уезжай. Девушшшка останется.

Он говорил убедительно. Бескомпромиссно. Мне захотелось закрыть глаза от этого тона. Меня будто били по лицу, но я сама не понимала, почему так реагирую.

«Да ведь он тебя защищает! Он за тебя, за твоё освобождение сейчас бьётся!»

— Мы выбросим пульт по дороге…

Пауза. У Руанна заходили желваки.

— Не далее, чем километр, — выплюнул.

И наконец-то посмотрел на меня.

Холодный взгляд. Так он на меня даже на станции не смотрел. Я нерешительно оглянулась. Позади — темнота. Моя спина до сих пор касалась машины, той самой, на которой я приехала.

— Подойди.

Я не сразу поняла, что он обратился ко мне.

— Подойти ко мне, Лин, — по слогам повторил судья, видя мою нерешительность.

Я исполнила приказ.

Он пристально меня осмотрел. Прикоснулся к куртке, расстегнул змейку. Рука нахально полезла под ткань.

Я осмелилась посмотреть ему в глаза. Меня пугала такая холодность, хотя я прекрасно понимала, что он делает. Понимала, но всё равно принять не могла.

— На мне нет хлопушек, — пробормотала я еле слышно, так, чтобы он не смог догадаться, как дрожит мой голос.

Руанн замер. Секунду пристально меня рассматривал. Несколько раз громко втянул воздух, затем бросил в сторону Ярмака полный дикой злобы взгляд. Крылья ноздрей раздулись.

Глава станции не шелохнулся. Он молча наблюдал за нами, не встревая. Я подумала, что если Ярмак позволит себе пошлую фразу типа «Принимайте товар» или «Как видите, всё в целости и сохранности» — до конца жизни обретёт злейшего врага в моём лице. Но глава промолчал.

— Садись в машшшшину, Лин.

Я послушно юркнула в темноту салона. Плавный звук закрывающейся двери отделил меня от остального мира.

Машина была на автопилоте, в салоне стояла гробовая тишина. Кроме меня, в ней никого не было. Я наблюдала за вознёй на улице. Видела, как Ярмак садится в авто, и они быстро уезжают. Руанн сразу же отдал несколько приказов, после чего две машины из ящерриного эскорта выдвинулись вслед за землянами.

В мгновение ока дверца открылась. Увлечённая картиной за окном, я не сразу поняла, в чём дело, а потому позорно вздрогнула, показав свой страх.

В машину залез ящерр — высокий, с крючковатым носом. Он, не обратив внимания на мой испуг, без лишних слов полез руками к орешнику. Я послушно подставила шею, стараясь не думать о дискомфорте, который вызывали его сухие руки. Повторяла про себя: скоро всё закончится. Вынужденная сидеть с запрокинутой головой, я уже не видела, что происходит на улице. Лишь ждала, когда с меня снимут этот смертельный ошейник. Почему-то только сейчас мне пришло в голову, что пульт управления — как минимум один — до сих пор у Ярмака. Он бы легко мог нажать на кнопку и таким образом отомстить Руанну. Это было бы так логично, что я похолодела от ужаса.

Послышался щелчок — и около открытой двери застыла фигура Руанна. Судья напряжённо наблюдал за работой мастера, продолжая игнорировать обращённый на него взгляд.

— Готово, — доложил мужчина на ящеррином, снимая с меня орешник. Он кивнул Руанну и, держа опасный гаджет на расстоянии вытянутой руки, вылез из машины. Его место занял Руанн.

Он ударил два раза по крыше машины и закрыл дверцу. Автомобиль тронулся с места.

Мы с Руанном остались один на один.

Глава одиннадцатая

Я изо всех сил старалась сдержать непрошенные слёзы. Пыталась убедить себя, что он мне враг, и я не должна ожидать от него ничего хорошего.

Он виноват в гибели Мыслите. Он сделал меня бродягой, не помнящей детства.

Он стирал мои воспоминания.

Он — манипулировал.

Он знал, что я ящеррица, но предпочёл сделать из меня домашнюю игрушку.

Он! Он! Всё это он, самовлюблённая сволочь Руанн!

Но я была одна и не знала, куда меня везут и что будут делать дальше. Я пыталась избавиться от чувства, что Вира меня предала. Умом понимала, почему она всё это делает, но легче от этого не становилось.

Я убеждала себя: мне всё равно, пусть ящерр хоть в клетку потом посадит. И плевать, если обвинит в измене… Плевать!

Но правда в том… Увидев Руанна, я едва удержалась от того, чтобы не броситься к нему в объятия. Вдохнуть знакомый запах, почувствовать, как меня прижимают к себе. Понять, что меня ждали.

Но меня встретил чужой мужчина, в котором и следа не осталось от того ящерра, что залез глубоко в мою сущность и повсюду оставил следы — и в сердце, и в голове, и в душе…

В груди заныло и стало так больно, как, наверное, никогда до этого. Я хочу дом, хочу иметь рядом тех, о ком смогу заботиться. Хочу, чтобы и обо мне заботились по-настоящему. Хочу любить и быть любимой. Хочу встретить того, единственного. Стать сильной, как настоящая ящеррица. Да, хвост хочу — это совершенное оружие.

Хочу! Хочу! Хочу!

Но он никогда не позволит мне этого…

Машина ехала. Я чувствовала, как по щекам стекают дорожки слёз, но даже шмыгнуть носом не смела — знала: тогда он услышит. А так… авось, к концу поездки пройдёт. Я смогу встретить его нахмуренный взгляд с улыбкой, даже немного равнодушно.

Но слёзы продолжали литься. И мне приходилось постоянно вытирать лицо рукавом. Не удержавшись, я всё-таки шмыгнула носом. Секунду ничего не происходило, а затем послышалось тихое:

— Лин…

Я не ответила. Замерла. Затаилась внутри машины и в собственном теле. «Не плачь, только не плачь. Будь как Вира!»

— Лин! — повторил Руанн громче. На этот раз — строже.

Настойчивые руки развернули меня к себе. Несколько мгновений он пристально меня рассматривал, удерживая за плечи. Он казался удивлённым.

— Лин… ты плачешь?

Я не могла поверить, что не ослышалась — мне действительно был задан столь банальный вопрос. Я истерично засмеялась.

— Ящерр, ты задаёшь поразительно глупые вопросы…

Смеяться было на удивление сложно. Я чувствовала, как голос то и дело норовит скатиться в плаксивый тон, а челюсть не слушается… лицо не слушается.

Он резко, в одно мгновение, обхватил меня за талию и посадил к себе на колени. Я оказалась немного выше ящерра, и как-то само собой получилось, что начала рассматривать его лицо.

Лицо, принадлежащее мне. Крупное, с твёрдой кожей. Сейчас, при тусклом свете, я почти не замечала серебристого отлива. Он был таким же человеком, как и я. Не чужаком, поработившим нашу планету. Моим ящерром.

Его руки лежали у меня на талии. Он медленно расстегнул влажную куртку и запустил руки под свитер. И это было… волнительно.

— Лин… ты не понимаешшь…

Он деловито снял с меня куртку и бросил её вниз, к ногам. Меня до сих пор пугали его сосредоточенность и молчаливость, но не так сильно, как отстранённость, поэтому я была рада поймать этот голодный взгляд.

Меня ждали, за мной соскучились. И я внезапно поняла, что испытываю то же самое. Хочу прикоснуться к его коже, к сильной, как ствол дуба, шее. Пробежаться пальцами по плечам.

Я первой поцеловала его. Почувствовала, как он на секунду ошарашенно замер, а затем как с цепи сорвался — его руки полезли к внутренней стороне бедра, сжали ягодицы, погладили спину.

— Снимай всё это, девочка… снимай, — послышалось бормотание, прерываемое ненасытными поцелуями.

Может, он имел в виду мою одежду, но так получилось, что я снимала слои ткани с него. Стянула плащ, свитер. Заставила его положить руки мне на бедра. Выгнулась. Прикосновения горячих ладоней заставляли кровь кипеть. Хотелось сделать всё так, как хочу я. Стереть эту дурацкую сосредоточенность и увидеть обычную похоть.

Меня крепко прижали к себе и переложили на сидение. На нависающем надо мной лице я увидела знакомую, лукавую улыбку: куда ты девочка, лезешь?

Щёлкнула пряжка на брюках.

Когда я успокоилась и восстановила дыхание, то смогла наконец понять очевидный факт — мы ехали домой. На пропускном пункте нас уже ждали: массивные ворота были заблаговременно открыты, а все охранные сети — разблокированы.

Я вздрогнула, когда машина, только-только миновав границу города, резко взметнулась в воздух. С удивлением поняла, что это первый раз на моей памяти, когда мы летим, а не едем по Гнезду.

Я вопросительно взглянула на Руанна. Он расслабленно кивнул:

— Дороги перегружены.

Это никогда не было оправданием, Руанна пропускали всегда и повсюду. Я решила: он не хотел, чтобы его заметили.

Наша беседа иногда провисала. Я задала вопрос, куда мы едем — лишь бы не молчать, ответ очевиден. Он спросил, не голодна ли я, при этом смотрел внимательно, будто мой ответ мог разъяснить для него нечто важное.

— Лин… — Руанн бросил на меня тяжёлый взгляд. — Мне нужно знать… С тобой… хорошшшо обращались?..

Я подсела к нему ближе и осторожно прикоснулась к плечу.

— Руанн… со мной хорошо обращались.

Ящерр пристально всмотрелся мне в глаза. Даже не в глаза — в самый зрачок.

— Хорошшо… — ответил после паузы, позволяя залезть к нему под руку и там затихнуть.

Дверь открылась, Руанн вышел первым и буквально вытащил меня из салона. Я вернулась туда, откуда не так давно сбежала.

Он положил руку мне на спину и подтолкнул вперёд. И опять это был холодный, чужой человек — такой и в орешнике заставит ходить, если сочтёт нужным.

На пороге стояла Возница. Увидев её, я оступилась. Мы встретились взглядами, и я поняла — она знает.

— Осторожно… — сказал Руанн с хищной улыбкой. — Ты ведь помнишь дорогу.

Мне не понравился его тон. Не понравился взгляд, как будто он знает правду и теперь наблюдает за мной с брезгливостью и зависимостью вперемешку.

— С возвращением, — равнодушно пробормотала Возница. Я не поняла, она обращалась к Руанну или ко мне.

Неважно. Руанн прошёл вглубь дома, не проверяя, следую ли я за ним. Я шла, что мне ещё оставалось?

Он снял с себя плащ и небрежно бросил его на столик. Я же осталась стоять в верхней одежде. Всё в этом доме было мне знакомо. Раньше судья позволял мне думать, что это и мой дом. А сейчас равнодушно поднимался на второй этаж, будто я — пустое место. Будто не отдавал за меня выкуп, не горел желанием прикоснуться ко мне в машине.

А что было бы, окажись я в плену по-настоящему? После холода и боли меня бы тоже ждал такой приём?

Меня обуяла настоящая злость. Вот он, сволочь, которая разрушила мою жизнь. Он испоганил моё детство, а теперь и до взрослой Венилакриме добрался. И разрушает меня окончательно.

Я тебя задавлю. Убью! И найду настоящего ящерра, того, который станет моим избранником, а тебя забуду!

Я решительно поднялась вслед за ним на второй этаж. Влетела в комнату, где судья как раз снимал свитер.

— Ты! — закричала, вкладывая в одно слово всю ненависть. — Ты! Что ты себе позволяешь?!

Я подошла к нему и ударила кулаком в грудь. Ударила несильно, так как была ослаблена — последствия укола. А ведь на станции думали, что он будет мою кровь проверять. А он… равнодушен. Можно было и не вводить мне этот дрянной состав.

— Я не хочу так! Не желаешь меня видеть — я уйду! Сегодня и сейчас! И никогда ты больше обо мне не услышишь. Но не смей, не смей… так…

Он посмотрел на меня насмешливо. Спокойный, выдержанный взгляд. Как вино столетней давности — красное, густое.

— А то что?

Я опешила. От спокойствия, с каким он это сказал. От его глубокого ровного дыхания. От того, как громко бабахнуло моё сердце.

— Зачем ты меня спас? Мог ведь там оставить, какое тебе…

Он подошёл ко мне.

— Лин, ты давно уже должна была понять, — каждое слово давалось ему с трудом, — насколько ты мне дорога…

— Тогда зачем ты со мной играешь? Знаешь ведь, мне нечего… нечего тебе противопоставить.

Он лишь смотрел. Так же пристально, так же настойчиво.

— Ко мне не прикасались, если это то, что тебя волнует. А даже если бы прикасались, и ты из-за этого решил от меня отказаться, — значит, такой ты мне тоже не нужен.

— Я не отказывался… — он медленно выдохнул накопленный воздух. — Тебе нужно отдохнуть. Я обещаю, когда ты проснёшшься… всё будет хорошшо… как раньшше.

Как раньше. Как тогда, когда ты пичкал меня ящерриными фокусами.

— Я буду спать в другой комнате. В той, что ты мне выделил, когда…

— Нет, — равнодушно возразил Руанн. — Спать ты будешь в нашей комнате. И когда я вернусь — мне нужно ненадолго отлучиться, — я лягу рядом с тобой и впервые за долгие недели усну спокойно.

— Если так, то почему сейчас… такой…

— Лин… Это не твоя вина… я ждал тебя. Я лично занимался переговорами. Но… сегодня утром я получил информацию, которая меняет всё. И я ещё не знаю, как буду на неё реагировать.

Он знает.

Усилием воли я заставила себя не спросить, что за информацию он получил. Боялась ответа, страшилась откровенного разговора. Опасалась того, что окажусь права.

— Мне нужно… душ… и лекарства.

В глазах Руанна промелькнуло беспокойство.

— Зачем?

— КМВ… Мне кололи. Это такое…

— Я знаю, что это такое, — перебил Руанн. — Возница предупреждена, она выполнит любое твоё желание. Отдыхай. Я вернусь через несколько часов…

И ушёл. Резко. Поспешно. А я не знала, что делать и как себя вести. Посмотрела на треклятый потолок, лишь бы не пролить опять бережно хранимые слезы. Чертыхнулась про себя: ну что за странная любовь к потолкам?

Глава двенадцатая

Руанн потребовал у водителя остановиться около Маятника. Вошёл обычным чёрным ходом, и, не будучи никем замеченным, поднялся на крышу.

Отсюда весь город как на ладони — постройки, статуи, озёра, окружавшие Маятник. Вода сверкала не хуже бриллиантовых украшений. Она и была бриллиантом — благодаря воде Гнездо получило абсолютную автономность.

Руанн разглядывал пейзаж, как художник рассматривает свою картину. Вроде бы всё идеально, но придирчивый взгляд всегда найдёт, к чему придраться. Он прерывисто вздохнул.

Сегодня утром к нему домой пожаловал Гажди. Непрошенный гость требовал незамедлительной встречи. Руанн без слов пригласил наёмника в кабинет. Только дверь закрылась, тот вытащил из кармана полупрозрачную вещь квадратной формы: флеш-карта.

«Плебейство, — подумал бы посторонний зритель, — что за устарелая технология?». Но Руанн знал: уж кто-кто, а Гажди ничего просто так не делает.

— Что там?

— Доказательства того, что всё мною сейчас сказанное — правда.

Руанн внутренне напрягся. Ему сегодня забирать Лин, ещё одна нервотрёпка ни к чему.

А Гажди заговорил…

…Руанн осматривал Гнездо. Сколько мудрых решений воплощено в жизнь в этом городе. Бельмом на глазу лежали решения неверные. Но с кем не бывает. С ним — тоже, просто другие не замечают.

Он вздохнул. Не такой представлял себе свою жизнь великий судья, другого он ожидал от женщины, которую полюбит. Сегодня он смотрел на неё, по-настоящему напуганную, неприлично желанную, и не мог поверить, что всё это правда. Она вернулась, чтобы предать. Он боялся, что её используют для давления на него. Но земляне поступили умно — они сделали из неё оружие.

Выслушав доклад Гажди, Руанн долго не мог прийти в себя. Требовал доказательств, и сыщик их предоставил. Будь девчонка под рукой — Руанн бы ударил. Но она не просто не была под рукой — её нужно было ещё вернуть.

Руанн не знал, что собирается с ней делать. Главное — Венилакриме с ним. А дальше… он придумает, ему просто нужно осмыслить ситуацию.

Завтра… А сегодня он вернётся домой и снимет с неё одежду. Медленно снимет, так, как ему захочется. И всё остальное тоже будет… как ему захочется.

Злость понемногу стихала. Он потому и уехал — не хотел, чтобы Лин видела его в столь тяжёлый для него момент. А вернётся — всё будет хорошо, он возьмёт себя в руки, как делал на протяжении десятилетий.

Руанн смотрел на город, и разные мысли лезли в голову. О себе, о будущем — её и собственном. О том, почему даже виду не подал, что знает? Почему скрыл? Почему вёл себя так сдержанно, в то время как убить хотелось…

Великий судья устало закрыл глаза и потёр переносицу. Хвост отделился от хребта, удлинился и медленно рассёк воздух.

«Кого ты обманываешь, Руанн? Кого ты обманываешь? Она тебе нужна».

Час я отлёживалась в горячей воде. Ещё час — выбирала ночную одежду. Руки тряслись. Я ощущала себя собакой, которая пытается угодить хозяину, но продолжала искать «правильную» рубашку в надежде, что это смягчит жестокого… ящерра.

Отключилась быстро. Всё-таки мне укололи надёжную гадость.

Проснулась оттого, что кровать прогнулась. На живот легла настойчивая ладонь, и меня резко потянули в сторону. Спиной я оказалась впечатана в Руанна. Его рука — на животе. Он всё подтягивал ткань вверх, от такой настойчивости хотелось заскулить и одновременно податься навстречу.

Он навис сверху. Затем — резко поцеловал. Грубо, настойчиво… Руки вцепились в мою рубашку и быстро её сняли.

Зря, я ведь так долго выбирала…

Следующее утро было посвящено размышлениям. Против ожиданий, Руанн не уехал в Маятник. Он спал рядом, подложив руку мне под голову.

Я рассматривала его тело, с удивительной чёткостью осознавая, что это он отдавал приказ уничтожить Мыслите. Он же — тот, кто «приглашал» моего отца в Гнездо. Они разговаривали, и славный инквизитор даже не догадывался, что у Лакона есть дочь, которая через много лет, лёжа с ним в одной постели, будет хладнокровно замышлять его убийство.

Эта ночь многое прояснила. Я поняла, что убью его. Я, Венилакриме Лакон, убью судью Руанна, обманом заманю на Переправу и потом до скончания дней буду сожалеть об этом. Но если я этого не сделаю — до конца жизни стану зависимой от его капризов. Ничто не помешает ему однажды изменить своё мнение, поддаться самым низменным желаниям.

Руанн резко открыл глаза, как будто прочёл мои мысли. Я съёжилась, но взгляда не отвела. Едва удержалась от соблазна закричать — хочу к Переправе. Но нельзя, рано ещё…

— Я уезжаю, Лин… — сказал он без какого-либо вступления.

Я заставила себя успокоиться. Спросила осторожно:

— Надолго?

— Нет, — он поднялся, сел на постели, свесив ноги вниз, — на неделю.

— Когда уезжаешь? — я осторожно прикоснулась к его спине.

— Ещё не решшшил. Думаю, через несколько дней, — он нервно повёл плечом, так, что я сразу отдёрнула руку. — Может, завтра.

Если бы он мне всё рассказал! Признался, что я — ящеррица, и что он причастен к разрушению Мыслите. Если бы объяснил, раскрыл все карты. Кто знает… А так… Он вынуждал меня действовать быстро.

— Я хочу к Переправе.

Руанн резко повернулся в мою сторону. Так резко, что я сразу поняла — знает. Он знает, что я хочу его убить. Но затем его тело, будто поддаваясь нечеловеческим усилиям, расслабилось. Великий судья Руанн улыбнулся. Нет, не знает.

Одним коротким движением он притянул меня к себе. Обхватил за талию, положил голову на сгиб локтя. И поцеловал.

Я затихла. Этот поцелуй почему-то был неприятен. Наверное, потому, что не хотелось получать ласки от мужчины, смерть которого уже давно была распланирована в кабинете Виры.

Так же внезапно, как и схватил, он выпустил меня из объятий. Поднялся с постели.

— Хорошшо, — сказал, двигаясь к двери. — Мы поедем к Переправе. Назови дату.

Я зажмурилась. И поняла, что не могу произнести ни звука. Я увидела себя со стороны — растрёпанная девушка, постоянно сглатывающая, с расфокусированным взглядом. Девушка, наверное, понимала больше, чем я.

— Я подумаю…

— Хорошшо… думай, — и вышел, оставляя меня одну.

Я ещё долго сидела в одной и той же позе, удивляясь самой себе. Я не могла, не могла назвать дату! Сделать это — означало принять смерть Руанна не как абстрактное будущее, а как скорую реальность.

Остатки КМВ успешно выветрились. Руки больше не дрожали, но в мыслях по-прежнему царил бардак. Я обдумывала идею отправиться на Переправу через две недели, после возвращения Руанна с поездки. Какая разница — неделей раньше, неделей позже.

— Что же я делаю?!

Я зарылась лицом в подушки и завыла. Неделя-две? На что ты надеешься?!

Руанн уехал на целый день. Вернулся вечером. Я услышала звук подъезжающей машины и, повинуясь вбитой в голову привычке, выбежала его встречать.

Снега уже давно не было, но весна по-прежнему удивляла ненормально низкой температурой. Я вдохнула вечерний запах. Сумерки медленно сползли на распускающийся сад, на подъездные дорожки. В воздухе витал аромат свежести — настоящей, лесной. Ещё бы, вокруг столько деревьев!

Я остановилась на ступенях, в который раз сравнивая себя с собакой. Жду, жду, желая вылизать тапочки хозяина. А вот и он, мой повелитель, — дверь открывается.

Улыбка появилась… и так же быстро растаяла. Руанн вышел из машины не один, вслед за ним — молодой мужчина лет двадцати пяти: земной, высокий и смазливый. Видимо, нахальный, хоть и пытался это скрыть в присутствии Руанна.

— Проходите, Шштило, — скомандовал Руанн, вальяжно направляясь к дому. Паренёк, заставляя себя не пялиться по сторонам, последовал за судьёй.

Оба приблизились ко мне. Приветливый свет из дома причудливо разрисовал мою кожу: на одной щеке я чувствовала тепло от жарких ламп, на другой — уличный холод.

Мне стало стыдно — за отсутствие красивой одежды, за неуложенные волосы, простенькую обувь.

— Шштило, познакомься с моей привлечённой, Венилакриме. Венилакриме, это Шшштило Лукачев, он, — Руанн бросил на меня испытующий взгляд, — главный работорговец Гнезда, недавно взошшшёл на пост после смерти отца.

Тот, кого назвали Штило, вежливо кивнул.

— Это честь для меня…

Руанн задумчиво воззрился на гостя. Улыбнулся и лишь тогда посмотрел на меня. Наверное, моё лицо побелело. А может, всё дело в нервно сгибаемых-разгибаемых пальцах…

Я знала, кто он. Все знали, чем занимается семья Лукачевых, в особенности — отец семейства.

— Проходи в дом, Венилакриме, — пристально всматриваясь мне в лицо, приказал Руанн.

Это был самый настоящий приказ. Первый. От него — мне. Не было времени на размышления, всё потом. Я развернулась и, не глядя на двух мужчин позади, пошла в дом.

Знакомый холл. Знакомое лицо Возницы… но всё другое. Сын главного работорговца Гнезда — в моём доме.

В моём доме?

— Возница, — Руанн обратился к женщине, стоявшей на почтительном расстоянии, — накрой для нас стол во второй каминной. На троих…

— Руанн, я не думаю… — я попыталась протестовать.

— Ты останешься, Лин… — резко оборвал Руанн. — Ты останешься! — и взгляд. Пристальный, утвердительный взгляд.

Я сцепила зубы. Во мне наконец-то проснулась другая Венилакриме. Та, что, будучи командиром отряда, подобно коршуну, внимательно следила за подготовкой всех операций, прогнозировала возможные исходы и возвращалась домой с победой. Та самая, которой хватило смелости взять судью Руанна в плен. То было плохое решение, кто ж спорит, но всё равно оно было смелым.

Эта Венилакриме скалила зубы в ответ на приказы. Ей не нравилось чувство беспомощности. И она скалилась ещё сильнее… потому что была беспомощна.

Руанн положил руки мне на талию и настойчиво подтолкнул к каминной.

— Мы ненадолго, решшим некоторые вопросы — и Шштило уедет, — шептал Руанн мне на ухо, но так громко, чтобы идущий рядом гость расслышал.

Со стороны всё выглядело не так уж плохо, но это только со стороны… Я всегда осознавала свои возможности, понимала, что мне с Руанном позволено, а что — нет. И отдавала себе отчёт: если прямо сейчас попытаюсь настоять на своём и уйду — не отпустит.

Мы зашли в каминную. Руанн отодвинул для меня стул. Я села рядом с Руанном, Штило — с противоположной стороны.

Поглядывая на меня, гость время от времени исподтишка улыбался. Это было не что иное, как попустительство со стороны Руанна — если бы он сразу указал паршивцу на его место, тот бы себе такой улыбки не позволил.

К тому же я прекрасно знала его отца. Заочно, но слава Лукачева-старшего прочно засела в головах таких, как я. Нас им пугали.

Что Штило, что его отец были обыкновенными людьми. Они находили для имеющих деньги ящерров особые заказы — землян. Иногда предлагали работу так называемым «свободным». Но чаще вылавливали среди диких жителей станций. Такие ценятся выше — их нужно укрощать. Они не безропотны, они огрызаются на оскорбления и грозятся отомстить за причинённую боль.

Мы Лукачевых ненавидели, и Руанн это знал. Я сама рассказала ему об этом в момент ночного покоя, давно-давно, не зная ещё, что они знакомы, и не подозревая, что он приведёт младшего из подонков в дом.

Началась трапеза. Застучали вилки и зазвенели бокалы. Горячее вино согрело пересохшее горло. Я старалась не смотреть на Руанна.

— Хорошшшо… — сказал судья, наблюдая, как слуга наполняет сосуд красным вином. Штило сразу же отложил вилку в сторону и тоже схватился за бокал. — Давай закончим нашш разговор.

Я продолжала есть. Это не моё дело, не моё дело.

— В этом году мы введём новые ограничения на поставки, — сказал Руанн как ни в чём не бывало. — Думаю, десяти тысяч будет достаточно…

Я вздрогнула. Лицо Лукачева-младшего немного расслабилось.

— Что ж, это не сильно повлияет…

— …и тысяча из них нужна лично мне…

Вот теперь наступила очередь Штило удивиться. Я закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Впрочем, на меня никто не смотрел — один мужчина был слишком удивлён, второй принципиально не обращал на меня внимания.

— Но зачем вам так много?.. Да и не найду я столько товара вашего уровня. У меня Доганн на этот год потребовал три сотни девушек — уж ему на кой чёрт, если мог бы в своём городе поискать…

— Ему зачем — дело понятное, обучать будет для соревнований. Свежее мясо, — Руанн сделал глоток вина. — Мне нужная тысяча, на этот раз можно обычных.

— Понял, — мужчина кивнул.

В этом кивке проявилось нечто, чего я от молодого выскочки не ожидала — степенность. Он не спешил обнадёживать, но знал: если не исполнит приказ — всё его благополучие мигом полетит под откос. И даже сейчас, находясь в чужом доме, Штило уже начал размышлять над проблемой.

Земной человек в мире ящерров всегда в очень шатком положении, кем бы он ни был, но не все это осознавали. Этот — осознавал.

— Тысяча, — повторил Руанн самодовольно, прикладываясь губами к бокалу.

— В таком случае… — Штило немного подался вперёд. Начал издалека: — Значит ли это, что я могу действовать совместно с вашими службами? Вы же знаете, моим людям всё сложнее находить лазейки. Земляне научились прятаться…

— А вы, что же, не землянин? — это был мой вопрос.

Я не сразу посмотрела на работорговца. Доела десерт, некрасиво облизала ложку и лишь тогда уставилась на нежеланного гостя.

Он дёрнулся. Посмотрел на Руанна, ожидая, приструнит он меня или нет. Но Руанн молчал, и это могло означать что угодно.

— Я не выбирал свою участь. Я делаю то, что умею, чему меня учили…

— Мы сами выбираем свою судьбу…

Я понимала, как наивно звучат мои слова. Мне лишь хотелось услышать его ответ. И он ответил:

— Да… И вы, насколько я понимаю, свою уже выбрали?

И был это то ли вопрос, то ли утверждение… В его фразе не звучало ничего явно оскорбительного, того, за что я могла бы открыто выразить негодование. Лишь намёк, глубокий, как кошачьи глаза.

— Давай вернёмся к нашшему разговору, — встрял Руанн. — У меня есть ещё одно задание. Я хочу ужесточить контроль в городе. По моим данным, в Гнезде сейчас находится около трёх тысяч беглецов. Не так много для многомиллионного города, и всё же…

— Но… при чём здесь…

— Твои подарки, — Руанн хмыкнул, — сбегают чашще всего.

— Естественно, — не удержался от возмущения Штило, — они ведь из диких, вот и сбегают! Моя задача — товар доставить, дело покупателя — следить за игрушками.

Дети-сироты на станции. У одной малышки были красивые глаза. Наверное, мать тоже красивая, к тому же молодая ещё, ведь ребёнку не более шести лет. Где её мама? Она обязана защищать свою дочь. А кто защитит мать?

— Кроме того, — продолжал забивать колья в моё сердце Руанн, — мне нужно несколько слуг, земных людей, но поопрятней. Воспитанием я заниматься не хочу. За деталями обратишшшься к Вознице.

Я опустила голову так низко, как могла. Волосы закрыли лицо с обеих сторон, и мне казалось — я стала невидимой. Я хотела, чтобы Руанн отпустил меня в мою комнату, где я спрячусь от всего мира. А дальше будет видно. Главное — дойти.

Не знаю, почему не попыталась просто встать и уйти. Может, потому что знала Руанна слишком хорошо. И понимала — он действует целенаправленно. Расчётливым движением бьёт по открытой ране. Казалось, дай только повод, и он…

— Можешь быть свободен, Шштило, — скомандовал Руанн.

Я выждала несколько секунд после того, как дверь закрылась, и зажала рот руками. Чтобы не закричать от боли.

— Лин… — он осторожно прикоснулся ко мне.

Вот только… голос его был ледяным. Ничто не трогало хладнокровного судью, желающего поиметь тысячу рабов.

Я усмехнулась. Надо же, какая удачная фраза получилась.

— Я вас… — я отняла руки от лица и спрятала их в волосах, — слушаю, судья Руанн.

Он громко выплеснул из лёгких весь воздух. Мы сидели вдвоём за одним столом, третье место пустовало — ушёл работорговец. Он покинул комнату, а вонь осталась.

— Он! — я кивнула на пустое место. Мой голос дрожал от напряжения и злости. — В твоём доме! Знаешь, что Лукачев-старший делал? — я хищно усмехнулась. Взглянула на равнодушного Руанна. — Ясное дело, знаешь. Он же живодёр! Я видела следы его… воспитания! Собственными глазами!

Я чувствовала себя собакой, выплёвывающей камни — резко, быстро. Я давилась слишком большими камнями и пыталась от них освободиться.

— Зачем?! — закричала что есть сил. — Зачем заставляешь меня это видеть!?

— Потому что это то, что я есть! — рассвирепел Руанн.

Я отшатнулась. Никогда мне не доводилось видеть Руанна рассерженным по-настоящему, он всегда держал себя в руках. И вот сейчас — сорвался. Впервые. И огонь злости не желал гаснуть. Руанн не счёл нужным скрывать настоящие эмоции.

— Я именно такой! Я, слышшишь, я решшаю, сколько рабов появится в Гнезде в текущем году! Я решшшаю, как к ним будут относиться! Моя воля, мой закон! И, будь ты проклята, это мой город! И никто, — он наклонился ближе, — никто, даже ты, Лин, не посмеет меня ослушшаться! Будешь создавать мне проблемы — до конца дней под замок посажу и приходить буду, когда заблагорассудится. Так сказать, для подержания физической формы.

Он хищно оскалился. Мне привиделась клетка — та самая, в которой он сидел на «Станции 5». Именно в клетке я видела такого Руанна в последний раз.

Зверь вырвался наружу. Мужчина, которого я боялась с первого дня нашего знакомства, — вот он, сидит передо мной, готов наброситься и разорвать на куски, сделай я хоть один неугодный ему шаг.

Я посмотрела ему в глаза. Кивнула.

— Я всё поняла, судья Руанн. Можно… можно мне уйти?

— Иди, — бросил он, вставая.

Я направлялась в спальню, чувствуя его шаги позади меня. Его дыхание на затылке — волнительное и в то же время мерзкое ощущение. Я позволила раздевать себя, прикасаться губами к груди. Не сопротивлялась, когда он усадил меня себе на колени. Молчала, когда развёл ноги в стороны…

И лишь когда всё закончилось, поздним вечером, находясь в коконе его объятий, я прошептала:

— Поедем на Переправу послезавтра, рано утром.

Я не видела его лица. Лишь услышала немного запоздалый ответ, прозвучавший надтреснутым голосом:

— Почему так рано?

— Потому что там людей меньше в это время.

И потому, что в это время на Переправе смена караула. Охрана, конечно, далеко, она в основном корабли защищает, но судья неизменно вызывает интерес. Тем более судья Руанн.

— И я хочу поехать туда одна… Без охраны…

— Это невозможно, — категорично ответил Руанн.

— Руанн, — я обернулась к нему, — я прошу тебя. В память… в память о том отношении, которое у тебя было ко мне до похищения.

Он не стал отрицать, что отношение изменилось. Медленно потянулся к моему лицу и отвёл прядь волос в сторону. Я ожидала потока вопросов, но их не было.

— Хорошшо, — медленно ответил Руанн. — Всё будет так, как ты захочешшь.

Через час, когда ящерр уснул, я выбралась из постели. В начале совместной жизни с Руанном мне было тяжело уснуть, и ночью я могла гулять по дому. Слуги об этом знали, да и Руанн привык.

Я вышла из комнаты и направилась в кухню.

Распорядок дня Возницы производил впечатление, будто она бодрствует двадцать четыре часа в сутки. Я так и не узнала, в какой комнате она спит, что ест и где её эфемерный муж. Как и когда они видятся, если эта женщина почти не выезжает из дома?

Вопросы, вопросы…

Возница находилась на кухне, отдавала последние распоряжения. Служанка, увидев меня, вздрогнула. Она дослушала управляющую до конца и молча удалилась.

— Здравствуйте, Лин, — чинно поздоровалась Возница.

— Здравствуйте, Возница. Я хотела вас попросить… Хочу с Руанном на Переправу поехать… послезавтра утром. Приготовьте нам… угощение.

Женщина кивнула. А у меня создалось впечатление, что она ни черта не понимает. Что точь-в-точь переданные Вирой слова имели для неё лишь буквальный смысл.

— Вы понимаете, о чём я говорю?

Она снова кивнула. Спросила недоумённо:

— Почему вы думаете, что не понимаю?

Я посмотрела на неё внимательно, размышляя о том, что она либо великолепная актриса, либо у Виры помутнение рассудка, и она сказала мне неправду насчёт Возницы. А ведь рассудок Виры — что камень, об него ножи точить можно.

К тому же Руанн Возницу уважает неспроста. Она не может быть шпионкой. Мне не оставалось ничего другого, кроме как уйти из кухни.

Уйти, лечь под тёплое одеяло, завернуться в объятия моего судьи и хотя бы на короткое время забыть, что человек, которого я любила, превратился в чудовище…

Я строго одёрнула себя. Я не люблю Руанна! Если бы любила — давно бы стала ящеррицей. И он не превратился в чудовище — просто показал своё истинное лицо.

Глава тринадцатая

Следующий день прошёл в неком подобии идиллии. Руанн впервые за два дня казался спокойным. Я ловила на себе его пристальный, задумчивый взгляд и отвечала сдержанной улыбкой.

Ближе к вечеру я не находила себе места. Если бы судья меня увидел — он бы, наверное, сразу всё понял. Но Руанн опять уехал, даже не предупредив.

Потом я не раз спрашивала себя, что было бы, если бы он остался. Может, моя нервозность вызвала бы у него удивление. Он бы не смог больше делать вид, что ничего не понимает, и задал несколько вопросов.

Но он уехал. Очень вовремя, давая мне возможность в полной мере ощутить свою никчёмность. Я осталась один на один с собой — последней тварью, которая шла на поводу у каждого и под маской уверенного солдата скрывала боязливого шакала. Тварь, убегающая от опасности, которую сама же создала.

Странно то, что я уже тогда понимала: убить Руанна — не моё решение. Оно чужое, втиснутое в голову насильно, а потому остающееся на плаву благодаря очень тонким нитям. Одна нить — благодарность Вире. Вторая — история Ярмака, третья — стёртая Руанном память, четвёртая — одно из немногих воспоминаний об отце. Пятая — дети, оставшиеся без защиты в жестоком мире ящерров. Они вырастут привычными к командам от первого попавшегося урода.

Ну и ещё одна, новая, нить — поведение Руанна в последние несколько дней.

Наше «когда-нибудь» так и не наступило.

Я закрылась в комнате и била кулаком о стены. Я ненавидела себя за нежелание наказать мужчину, который уничтожил мою жизнь. Корила себя за эту слабость, за то, что смотрела на нашу постель, и в груди вспыхивала желчная разъедающая боль. Мне не хватало дыхания, постоянно не хватало дыхания.

Я ненавидела себя. Зная, что в нашей комнате нет камер, я то сидела на кровати, раскачиваясь туда-сюда, то вздрагивала и начинала прислушиваться к шуму на улице. Когда шума не было — я затихала и успокаивалась, а спустя некоторое время начинала бросать подушки и раздирать одеяло. Ко мне никто не зашёл — мало ли, какие причуды могут быть у любовницы ящерра.

Мне было больно. Потому что у этой истории не будет хорошего конца. Эта история закончится его смертью, а я уеду вместе с Вирой. Я стану сильнее и со временем обрету душевный покой. Но это будет неправдой, всего лишь очередным враньём, в которое я буду вынуждена поверить.

Лучше бы Вира сказала неправду. Лучше бы Возница оказалась ещё одной верной собакой Руанна. Лучше бы он умер от грозы или его убили ящерры, тогда я бы не оказалась виновницей его смерти. Лучше бы ящерр, повинный в смерти моих родителей, умер, а Руанн достался мне.

Я засмеялась! Ящерр умер, а Руанн достался мне!

…Он вернулся вечером. Застал меня в кровати. Одеяло валялось на полу, подушка была скомкана и отправлена мне под голову. Одежда пахла потом. Я это чувствовала, но не находила в себе сил помыться.

Я бросила на него настороженный взгляд и закрыла глаза — не видеть эту домашнюю одежду, этот свитер и это лицо, при свете тусклой лампы кажущееся таким… человеческим.

Руанн молча бросил пакет, который держал в руках, на стол и обошёл кровать с другой стороны. Я почувствовала, как прогибается матрас. Вскоре тяжёлая рука нежно опустилась мне на талию. Ладонь застыла на животе.

Без какого-либо подтекста, обычная ласка. Я вздрогнула и так плотно закрыла глаза, что увидела яркие искры.

Он уткнулся лицом мне в шею. По телу побежали мурашки. Несколько минут мы лежали без движения.

— Лин, — прозвучал его приглушенный голос, — я люблю тебя, — Руанн помолчал. — Слова — это просто слова, но смысл… Когда любовь настолько сильна, что ты готов простить всё… или почти всё…

Я не открывала глаз, хоть и чувствовала, что веки начинает жечь солёная влага.

— Мне не стоило приводить Шштило в свой дом…

— Почему же? Это твой дом и часть твоей работы. Ты решаешь, сколько рабов должно появиться в Гнезде в этом году.

Он глубже зарылся мне в волосы.

— Я хотел, чтобы этот дом стал и твоим. Было время, когда я верил, что это произойдёт.

Было время, когда и я в это верила.

— Вчера… вчера ты ясно дал мне понять, что это не так.

Он молчал. Мне послышалось тиканье часов, хотя я знала, что часы в комнате очень тихие.

Я не могу! Не могу тянуть резину, не могу и дальше оставаться в этом болоте, не зная, что делать, как поступить!

Я не могу! Не могу! Мне нужно сбежать!

— Разбуди меня рано утром… В пять часов. Мы поедем на Переправу.

Не знаю, чего я ожидала. Скажет, что занят? Откажется ехать без охраны? Передумает?

— Хорошо, Лин, — прозвучал усталый голос. — Поедем. Завтра я тебя разбужу.

Я потянулась к прикроватной тумбочке и тремя кликами настроила планшетник. Его покорность раздражала.

— Не волнуйся, если ты забудешь, я тебя разбужу.

Думала, он ничего не ответит. Но спустя некоторое время услышала:

— Я не сомневаюсь, Лин… Ты ни за что не откажешься от этой поездки.

Я закрыла глаза. Никогда ещё мне так не хотелось уснуть. Но чем больше я старалась, тем меньше у меня получалось. В результате всю ночь я слушала, как поскрипывает матрас от переворачиваний во сне Руанна, но ни разу не позволила себе пошевелиться.

Забыться смогла лишь под утро, а всего через мгновение послышался настойчивый звук мелодии — вставай, Лин, пора убивать того, кого…

Сердце бабахнуло как ненормальное. Одновременно с этим к моему плечу прикоснулась рука:

— Просыпайся, Лин, — Руанн тряхнул меня за плечо.

Я обернулась мгновенно, собранно, будто позади меня лежал убийца с ножом. Но это был всего лишь Руанн, и он сказал:

— Собирайся. Мы едем на Переправу.

Я потратила десять минут, чтобы смыть с себя остатки вчерашней истерики. Сушка очень быстро привела с порядок мокрые волосы, и это было приятно — ощущать чистоту хотя бы на голове, если не внутри неё.

Дом как будто замер. Я шла пустыми коридорами, и перед глазами проплывали яркие пятна воспоминаний: Руанн заводит меня в своё логово, впервые показывает помещения. Теперь-то можно сказать: для него было предельно важно, чтобы я полюбила это место. Но я не верила. Не умеют ящерры любить обычных девушек — вот что мне говорили.

Он ждал в холле, до двери — каких-то три метра. Три метра между мной и улицей — защитой его дома и враждебным миром, в который мне уже сегодня предстоит вернуться.

— Лин, не бойся.

Я вздрогнула. Его голос как будто прозвучал у меня в голове.

Неуклюжей улыбкой я попыталась скрыть неловкость. Руанн кивнул и подал мне руку. Так и не отпустил её, пока мы спускались вниз.

«Кто ты, незнакомец, — хотелось спросить, — и кем был вчерашний ящерр?»

Мы оказались на улице. Вдали мерцал пост терциев. Вежливые «жуки» сгруппировались в небольшие стайки: прилипли к сгибам ступеней, завиткам перил или просто к столбам прицепились. Они мирно спали. Не чудища технические — обычные жуки.

Ночь даже не думала уходить. Вокруг было по-прежнему темно. И если бы не лампочки — небольшие яркие точки по всему периметру, — я бы ничего не увидела. Что за дурацкая любовь именно к этому виду освещения?

Машина ждала. Внутри я не увидела водителя, но и автопилота не было. Я почти отстранённо взглянула на Руанна. Ящерры давно уже не водят машины. Единственное исключение — если за рулём охранник.

— Ты ведь хотела один на один, — понимающе кивнул Руанн. — Пусть сегодня всё будет так, как ты захочешшшь. Садись.

И я села. Он — спереди, мне видна лишь его шея и плечи, к которым я так любила прикасаться. В горле образовался ком. Захотелось вернуться домой, лечь в кровать и забыть об этом чёртовом мире.

Мы тронулись в путь.

Минут десять машина приближалась к выезду из его территории, так как транспорт с ручным управлением развивал ничтожно малую скорость (по меркам ящерров). Когда ворота оказались позади, я долго не могла оторвать от них взгляда.

Уезжая, я знала, что никогда не вернусь обратно. Никогда мне не стать хозяйкой этого дома, частью ящерриного мира. Мне придётся прятаться, укрываться, опасаться. За мою голову объявят наивысшую награду. Никогда уже не буду я пить сок из красивых прозрачных стаканов.

Я смотрела на утренний, по-своему уютный город, и впервые не было во мне ненависти или напускной брезгливости. К тому времени я уже понимала: большая часть того, что есть в Гнезде, — заслуга Руанна. Он не создавал подземные трубы, но находил на это средства и покровительствовал одарённым людям — архитекторам, художникам, инженерам. Он защищал и усиливал влияние своего города любой ценой.

Поэтому я воспринимала архитектуру, эти мелкие красочные огни, скверы, узкие взлётные полосы не как нечто чужое и враждебное, а как часть мужчины, которого я…

…Которого я сегодня убью…

— Тебе не холодно? — спросил Руанн, нажимая на пульт управления и добавляя тепла.

— Да… спасибо.

Он знает этот город как свои пять пальцев. Ему не нужны указатели, время от времени всплывающие на стекле, он отключил голосовые системы. Всё это ему совершенно не нужно.

В голове всплывали советы Виры. Куда отойти, когда прозвучит выстрел, куда смотреть, когда охрана судьи — она всё же была, но ничтожное количество по сравнению с ордами терциев, приставленных в обычное время к Руанну, — начнёт приближаться.

Мне казалось, солнце уже давно должно было взойти. Я хотела, чтобы это произошло. Возможно, тогда мне станет спокойнее.

Мы в машине вдвоём. Он — спереди, я позади. Его рука мягко давит на рычаг. Костяшки его пальцев побелели. Нет, правильнее будет сказать — осеребрились.

Он меня любил, Руанн действительно меня любил…

Мы начали сворачивать, я узнавала величественные очертания мостов. Водопад казался намного спокойнее, чем мне запомнилось.

Мы свернули с главной трассы. Послушное транспортное средство мигнуло красным — опасность, но всё же последовало приказу водителя — сойти с маршрута. Некоторое время мы ехали по глухим заброшенным дорогам, которые и дорогами-то не назовёшь. Поверить тяжело, что подобные трассы всё ещё существуют в высокотехнологичном Гнезде.

— Как видишшшь, людей мало, — Руанн заглушил мотор. — Все в городе знают, что в это время корабли не появляются… да и кому интересно вставать в такую рань, если нет особого интереса. Не так ли, Лин?

Автомобиль плавно затих. Руанн повернулся ко мне. Схлопнулись защитные слои над стёклами. На секунду в машине воцарилась темнота. Почти сразу же автоматически зажглось несколько лампочек. Мы как будто оказались в гробу, в совместном гробу с освещением.

— Выходи, — скомандовал он, посматривая на меня с полуулыбкой.

Когда дверь послушно отъехала в сторону, я удивилась. На мгновение показалось: никогда мне не выбраться из этой липкой полутьмы, хотя я пробыла в ней всего несколько секунд.

— Где мы? — спросила, рассматривая местность. — Как мы здесь оказались? Ведь я же видела мосты, но сейчас их нет…

— Не волнуйся… — Руанн подошёл ко мне. Обхватил тёплыми руками за талию. — Тебе нечего бояться. Обернись.

Я послушалась. Его руки продолжали лежать у меня на талии, но теперь я стояла к нему спиной. Вдали я смогла рассмотреть очертания мостов. Кажется, даже шум воды услышала.

Его нос уткнулся мне в шею. Он громко втянул в себя воздух.

— Тихо-тихо… не дёргайся, Лин… Я тебя не обижу.

Его рука поползла по бедру, но я сразу попыталась её оттолкнуть. Руанн шумно вздохнул и с сожалением отодвинулся.

— Хорошо… в таком случае, пошшли. Уже светает…

Машина осталась на приличном расстоянии от нужного нам моста. Хотя… «нужный» по странному стечению обстоятельств оказался ближе всего. Не пришлось ничего придумывать, я просто шла вперёд, туда, куда велела Вира.

Он схватил меня за руку. Мы двигались к ярким огням, которые пока казались лишь смутными пятнами. Как же далеко! Я должна пройти весь этот путь, держа его за руку. Держа за руку мужчину, которому подписала смертный приговор. И мы дойдём, и остановимся у моста, и ничто уже не способно будет его спасти. Даже я…

— Почему ты оставил машину так далеко?

Мы шли по каким-то камням. До нормальной дороги было ещё очень далеко. Я удивилась, как нам вообще удалось заехать в столь непроходимое место. Как будто мы прячемся. И как он планирует возвращаться? Как планировал бы возвращаться… Если бы…

Как же тяжело…

— Я хотел, чтобы у нас была возможность поговорить… Моя охрана сюда ещё долго будет добираться… у нас есть приличная фора.

— Ты же говорил, что не будешь брать охрану…

— Лин, — он улыбнулся. Ничто его не раздражало. — Я публичное и очень, — усмехнулся, — важное лицо. Мне нельзя ходить без охраны. Другое дело — иногда… иногда охрана может не успеть… Так что я решшил от неё немного… оторваться.

Я оступилась. Руанн меня поддержал, и я оказалась в его объятиях. Опять он улыбнулся и послушно меня отпустил, но моя рука осталась в его ладони.

— Не волнуйся… дальшше идти будет легче.

Его тон мне не нравился. Как будто никакие мировые проблемы не способны задеть всемогущего судью.

Понемногу начинало светать. Яркий полукруг только-только вынырнул из-под земли, и лучи его казались изломанными. Они уродовали мосты, и ни один не мог коснуться меня.

Вокруг было так красиво, что хотелось остановиться и впитать в себя это утро, эту красоту и чувство свежести!

То была ночь, обещавшая стать прекрасным утром… днём, в котором судья Руанн перестанет существовать.

— Кстати… Вира не рассказывала тебе, что по-настоящему привлечённые не могут убить друг друга?

Внутри меня всё похолодело. Я опять оступилась, и опять он меня поддержал — мягко, совсем не настойчиво.

— Не останавливайся, Лин… нам нужно пройти ешщё немного.

Мы продолжали идти, так правильно и спокойно, как самая настоящая пара, решившая осуществить ночную вылазку, чтобы полюбоваться восходом.

Слова его казались случайно сказанными, не имевшими никакого смысла.

— Что?

Он даже не повернулся в мою сторону — шагал вперёд и меня тянул за собой.

— Да, не могут… — даже не видя его лица, я знала, что ящерр улыбается. — Сама только мысль приносит им боль. Я раньшшше не понимал этого, пока несколько дней назад не задумался о твоей смерти. Убить мою Лакриме — с точки зрения логики это наилучшший выход.

Я попыталась выдернуть свою руку, но он не позволил. Руанн вообще не обратил внимания на мою попытку отойти. Он настойчиво двигался вперёд. Тогда мне пришлось приложить ещё больше усилий, уже не скрывая желания оторвать, выдернуть, получить обратно свою руку. Кожа в том месте, где он ко мне прикасался, жгла.

Возможно, ему надоело делать вид, что не замечает моих подёргиваний. Может, и так. Руанн отпустил мою руку, и я, пытаясь не упасть, рефлекторно сделала шаг в сторону.

— Не бойся… Лин… Ничего тебе не будет. Говорю же, не могу я тебе причинить вред. Хотя ты даже не представляешшь, как бы мне хотелось, — он взглянул на небо, а затем резко перевёл взгляд на меня. — Ты это заслужила. За свою постоянную слабость, за то, что позволяешшь другим помыкать тобой. Не пугайся, подойти ближе, я тебя не укушшу… Суть в том, что тебе так удобно… Ты слишшком… — он засмеялся. — Тебе удобно считать себя жертвой.

И опять он смотрел на небо. На звезды, на планеты, такие большие, что если использовать увеличение, можно увидеть кратеры на них.

— Какой славный конец для наследника древнего рода. Полюбить женщину, которая решшила меня убить.

Тук-тук, тук-тук, стучало моё сердце. Первая мысль — бежать. Бежать куда подальше, попытаться спастись.

— Бежать хочешшшь? — он оскалился. — Ты ведь знаешшь, от меня убежать не получится… Но я не против. Я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не причинить тебе вред. За то, что посмела меня не любить. Так что беги — дай мне только шшанс.

Я осматривалась по сторонам, лихорадочно ища путь к отступлению.

— На что ты надеешшься? — спросил Руанн с искренним любопытством. — Ищешь моих людей, чтобы пустили тебе пулю в лоб? Или своих, чтобы то же самое проделали со мной?

Он подошёл ко мне — высокая груда мышц. Властный мужчина, который когда-то позволял мне обнимать его за плечи.

Руанн взял меня за руку. Другой рукой начал выводить рисунок на тыльной стороне моей ладони. Это должно было быть приятно, но ничего такого я не чувствовала, мне было по-настоящему страшно.

— Да, Лин, я знал, — ответил он на невысказанный вопрос, который я бы, наверное, так и не решилась задать. — У меня есть особый человек. Он выполняет сложнейшие задания, талант у него такой. Я узнал в тот день, когда должен был забрать тебя из плена…

Он крепче сжал мою руку. Опять двинулся вперёд, к мосту. Я не сопротивлялась — понимала: это бесполезно.

Утро почти наступило. Ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть…

— Мне известно, из-за чего ты вернулась. И у меня до последнего была надежда, что ты не заикнёшься о Переправе. Что тебе не хватит…

Впервые я услышала в его голосе некую неуверенность. Будто на секунду маска беззаботного саркастичного юнца дала трещину, и оттуда глянул на свет сморщенный, пресыщенный миром старец.

— Не хватит чего? — я попыталась взять себя в руки. — Ты манипулировал мной с самого начала…

— Ты права… Я хотел тебя, несмотря на все препятствия. Я настолько тебя хотел, что готов был закрыть глаза на твоё происхождение… Когда думал, что ты человек…

— Ты… ты скрыл…

— Да, скрыл. Но ты не знаешшшь всего… — он вздохнул. — И, наверное, уже не узнаешшь. У нас просто не хватит времени.

— Я постоянно чего-то не знаю! — я закричала. — Ну так расскажи мне!

Руанн остановился. Обернулся ко мне и схватил за плечи.

— Я был наивен. Десятилетия успешной жизни убедили меня в том, что для любой женщины я стану выгодной партией. И что ты… что ты просто не хочешшь меня признавать… Но признаешь однажды… и превратишшшься. Но… этого не произошшло. А я люблю тебя, и с этим уже ничего не поделать. Теперь мне очень тяжело понять ящерров, убивающих своих земных избранниц. Они либо очень смелы, либо безобразно глупы. Убить привлечённую нельзя! Идём, Лин, у нас осталось мало времени.

Он резко двинулся вперёд. Не оглядывался — иду я за ним или нет. А я шла, начисто забыв о том, что всего несколько минут назад хотела убежать.

Руанн не собирался останавливаться. А мост был всё ближе и ближе.

Мы шли к мосту, на котором в него должны выстрелить.

— Что… что ты делаешь? — пробормотала я невнятно.

— Я не собираюсь нарушать твой план, Венилакриме… Ты хотела моей смерти — ты её получишшь.

— Что ты… не понимаю…

Он приближался к мосту. Я же, как воздушный змей на привязи, тянулась за ним.

— Да, ты не понимаешшшь. Потому что влечение не взаимно. Лин, не люби я тебя по-настоящему, я бы тебя убил, — он обернулся, чтобы посмотреть, как я отреагирую на эту фразу. — Ты не знаешшь, как сильно я сожалею о дне, когда встретил тебя…

— Ты не можешь…

Я пыталась выразить словами мысль… но она постоянно ускользала. Что именно он не может? Не может идти на собственную смерть сознательно? Зная, что именно я — убийца?

— Ты не поймёшшь, каково это — ставить интересы другого человека вышшше собственных, — продолжал судья. — Да, я буду тебя преследовать. Если я останусь в живых — я никуда тебя не отпушщу. Обману, сотру память, буду шшантажировать, но заставлю тебя быть рядом. Вот видишшшь, девочка, — он ласково улыбнулся, — получается, не ужиться нам двоим в одном мире. Ты-то хочешшшь совсем другого — уйти от меня… А я не позволю.

Мы шли медленно, как двое старых знакомых, встретившихся после долгой разлуки. Солнце взошло, но ночная прохлада — осталась. Вот и оказались мужчина и женщина — он и я — где-то между днём и утром, когда солнце уже выглянуло, но всё вокруг до сих пор ощущается ночным.

— И ты… неужели ты готов…

— Я не готов! — резко ответил Руанн. В нём проявился прежний властный человек. — Но я видел, что бывает с парами, где один — умер, а другой остался жив. Не в старости — в молодости. А моя дурная кровь это умножит. Я с ума сойду, если тебя не будет… Радуйся, Лин, наконец-то ты узнала, насколько я от тебя зависим. Я скрывал до последнего, потому что знал — это будет использовано против меня.

Мост был уже в сотне шагов. Сотня шагов — и мы на месте…

— Руанн, — шептала я, — Руанн… Руанн… Руанн… нет, стой, подожди.

Но он будто не слышал. С его лица схлынула улыбка, и он упорно двигался к мосту.

— Руанн… Руанн, стой!

Я подбежала и схватила его за плечи. Он остановился — не потому что был должен. Просто захотел, потому что я его обняла.

— Я сразу понял, кто ты… С первого взгляда, как только увидел. Умом — сопротивлялся, оскорблял тебя на станции. Помнишшь? Моя слабость, признаю. Но я знал, ты — моя.

Он обернулся ко мне, рассвет раскинулся у него за плечами.

«Какой же он красивый!» — шептали моё тело, сердце и разум. Ящерр, полюбивший меня. Как же я не хочу тебя терять, никогда не хотела. Тем не менее, вела на смерть.

— А какой у тебя был взгляд обречённый, когда я с этим Лекс-Ка разговаривал. Ты была как побитая собака, которая стерпит от хозяина любую жестокость.

Руанн улыбнулся. Он вспоминал тот день.

— В последний день на станции, когда ты вернулась за мной, сволочь Белюа не закрыл все люки, и оттуда прорвался человек. Ты его увидела, поняла, в чём дело, — и кинулась прочь. Тебя никто не держал, ты знала все пути, все лазейки, а мы — нет, поэтому отставали. Мы не успели тебя догнать… Да, Лин, — Руанн подошёл ко мне и заправил за ухо прядь пружинистых волос. — Я стёр твою память, потому что боялся потерять. Я до последнего держался за тебя, даже убедил себя, что твоё влечение ещё проявится. Что оно скрыто, так как ты росла в другом окружении и морально не готова любить ящерра. Но это был самообман.

В один миг ночное освещение отключили — солнце почти взошло.

— Когда я узнал, что ты — ящеррица, испытал сначала радость, а вслед за ней страх. Ты не превратилась, а это значило — я не твой избранник. Но… потом появилась другая надежда — что твой разум сам отвергает идею быть связанной со мной. Ты ведь считала… считаешшшь нас врагами, хотя сама — одна из нас.

Он отвернулся от меня. Посмотрел на мост — массивный, покрытый мускулами стальных верёвок.

— Я не знаю, к какому роду ты принадлежишь, но мне известно, что ты из Мыслите. Так что все твои обвинения имеют под собой почву — я действительно разрушил твой город. Идём, Лин… нам уже давно пора быть на месте, убийца ждёт.

Мы подошли к мосту. Я следовала за ним, всё такая же послушная собака на привязи. Только привязи не было, а я продолжала идти.

Я была обязана остановиться! Обязана встать у него на пути и сказать: «Возвращаемся домой, Руанн!». Он бы улыбнулся мне в ответ, и эта история закончилась бы по-другому.

Но я молчала и шла за ним… послушная собака на привязи, безвольная и глупая.

Ещё один шаг — и мне удастся ощутить рукой крепкие карабины креплений моста. Шум водопада резко нарастал, но Руанн этого не замечал. Ящерр наклонился к моему уху:

— В машшине — документы на другое имя. По ним ты будешшь числиться свободной и с торговыми правами. Сможешшь покидать и возвращаться в Гнездо. Да и в любые другие города тебя пустят. Ещё там есть немного еды и одежды. Машшина, как ты видела, с ручным управлением, так что заблокировать её из центра не смогут, я специально взял именно её. Водить ты умеешшь. Номера — чистые, машина числится на тебя. И припарковал я её так далеко, чтобы никто не засёк.

Я стояла, не зная, что думать и говорить. Горло пыталось выдать звук, но не получалось. Только и оставалось смотреть, как мой мужчина решает мою судьбу.

— Руанн… — я схватила его за руку.

— Да, Лин, — спокойно ответил мой ящерр.

Он ждал. Он был готов слушать.

— Руанн, — шептала я, не понимая до конца, что хочу сказать. — Руанн…

До последних дней жизни я буду ненавидеть себя за слабость. За то, что не сказала правды.

Нет, не только за это. Всю свою жизнь я бежала вперёд, ненавидя и боясь. Я искала эфемерное «завтра», когда передо мной уже было благополучное «сегодня». Руанн был рядом.

Я должна была сказать что угодно, обещать что угодно. Встать на колени и умолять. Даже признание в любви не было бы лишним, если цена вопроса — жизнь Руанна.

Но я не сказала. Глубоко в душе я надеялась, что всё обойдётся. Виной тому — моя слабохарактерность. Я не верила, что судья Руанн может умереть, и в этом была моя ошибка.

Я за неё дорого заплатила.

— Что ж, мне пора…

Он уходил. Он ступил на мост, где его ждал снайпер с нужными пулями. Теми, которые его убьют. Пути назад не будет.

— Не бойся, Лин… Ты спасёшшшься. Ты найдёшь своего мужчину, и он будет тебя любить. Документы… скоро они тебе не понадобятся, в тебе уже начали распознавать ящеррицу. Ещё немного — и ты сможешшь зайти в любое управление, где тебе дадут всё, что нужно. Ты займёшшь некогда утерянное место в мире ящерров, то самое, которое я у тебя когда-то отнял.

— Руанн…

Слабая мямля! Как ты посмела позволить ему уйти?! Почему не остановила?! Вот и мучайся теперь, проклятая и несчастная!

Я плакала и не знала, что делать. Сейчас понимаю — выход был. А тогда в голове мелькали рваные обрывки мыслей и желаний, но этот клубок никак не желал формироваться в отчётливое решение.

Он прикоснулся рукой к моему лицу. Я сразу прильнула к тёплой коже. Большим пальцем он стер влажную соляную дорожку со щеки.

— Не плачь, — он утирал слёзы своего убийцы. — Эта история закончится хорошшшо. Ты будешшь очень счастлива, Лин, я обешшщаю. Я даю тебе слово…

Но я плакала. Я схватила его за плечи, не зная, что делать дальше. Он позволил мне подержаться за него несколько секунд, а потом вежливо оторвал от себя…

— Лин, — сказал с некоторым раздражением, — не стоит. Мне будет… тяжелее. Не давай мне надежду…

Мои глаза бегали. Метрах в пятистах от моста стояла патрульная машина. Уверена, они смотрели на нас сквозь увеличители, но не смели приблизиться — судью Руанна даже в простой одежде не узнать сложно.

— Руанн… Руанн…

Он отошёл, в то время как я продолжала стоять на месте.

— Что вы, земляне, говорите в таких случаях? До встречи, Лин.

И двинулся по мосту. А я осталась стоять на том же месте, как настоящий человек, закованный в игрушечное тело, — тело, неспособное двигаться, неспособное сопереживать.

Он шёл по мосту. Шум воды перекрывал остальные звуки. Светало. Каждый шаг приближал его к смерти.

Эта история закончится хорошо… Эта история закончится хорошо… Эта история… Я упала на колени. Спрятала лицо в ладонях. И не знала, что сделать, чтобы панический страх ушёл.

Жалела себя.

Ненавидела себя.

Но не сделала ничего, чтобы предотвратить смерть судьи!

Трусливая сволочь!

Мне было некуда бежать. Не осталось в моей голове потаённых уголков, где я могла спрятаться. Только мир, в котором существует Руанн. А без него…

Не могу… не могу…

Осознание содеянного было как вспышка. Как болезненная стрела в шею, грудь, ноги, лицо, нос, пальцы. Осознание его скорой смерти как будто запустило во мне новый виток механизмов. Все установки, все правила отошли на второй план. Над всеми этими проблемами возвысилась одна, самая главная — мир без моего судьи!

Он шёл. Уверенно, не сомневаясь. Шёл к своей смерти.

— Руанн… Руанн… Проклятый судья, остановись! — кричала я. — Руанн!

От земли исходил холод. Руки замёрзли, колени запачкались. А мост сверкал — на нём был установлен подогрев.

Я поднялась… потому что слишком часто плакала, и это ни к чему не приводило. Это лишь трата сил.

— Руанн! — закричала я и двинулась ему вслед. Он обернулся. Увидел меня. И тогда… тогда на его лице появилась улыбка, которой у великого судьи попросту быть не должно — шальная, искренняя, свободная и свежая, как ветер в лесу.

— Руанн!

Я побежала к нему, и кожа чесалась от желания обнять моего судью… моего мужчину… Мужчину, которого я…

Ну же, договори… додумай эту мысль!

Мужчину, которого я…

Мужчину, которого я ЛЮБЛЮ!

— Руанн!

Сколько сил мне понадобилось, чтобы осознать правду. Только страх его потерять вынудил меня посмотреть правде в глаза. Без этого я бы никогда не позволила себе думать, что могу любить ящерра. Ящерра, который стал кошмаром «Станции 5»… который разрушил Мыслите.

— Руанн!

Он успел сделать шаг мне навстречу. Ближе, Руанн, подойди ко мне…

И тогда… хлопнул выстрел — один чёткий выстрел, которого я не увидела и не услышала. Это длилось недолго — секунды. Мой мужчина смотрел на меня с застывшей, по-прежнему шальной и свободной улыбкой на губах, в то время как тело его уже начало падать. Кажется, вздрогнул и мост, принимая на себя тяжесть мёртвого ящерра.

Я застыла. Передо мной как будто выросла стена. Я не могла ступить и шагу вперёд. Закрыла глаза и не верила… не верила, что это произошло.

Не может быть! Не может быть!

Это всё неправда!

Неправда!

— Руа-а-а-а-а-анн!

Это было моё первое слово, произнесённое на ящеррином… сознательно. Его имя. Это было просто, по-настоящему просто. Если захотеть.

Я не подходила ближе. Не хотела, не могла, не смела. Даже на расстоянии видела, что тело его не двигается.

Он был мёртв!

Руанн был мёртв!

Судья Руанн был мёртв!

Единственный способ убить ящерра — выстрелить из брыча. Дорогая штука, тяжело найти, и стрелять можно только с близкого расстояния. Заряжать сложно, в бою на это попросту нет времени. Да и ящерры быстрые, они умели отбивать пули, тем же хвостом.

Руанн не защищался. Он позволил брычу попасть в тело. Исход — известен.

Я не могла рассмотреть след от выстрела — была слишком далеко. Но знала, что он есть… А это значит…

Я оперлась о край моста. Ноги отказывались повиноваться, а мозг — верить. Мне нужно было время…

Выстрел — был… А это значит…

Что это значит, Лин? Скажи, признайся, пойми! Ну же, дура, сволочь, скажи, к чему привели твои действия?! Что это значит, аморфная дрянь?!

«Это значит, — спокойно констатировал голос внутри меня, — что великий судья Руанн умер. И в этом виновата ты».

Глава четырнадцатая. Конец

Не знаю, были ли где-то люди. Был ли звук, был ли мост. Всё, что я слышала, — шум в ушах. Видела тело Руанна, распростёртое на брюхе моста, и маленькую лужицу крови рядом с ним.

Я схватилась рукой за поручень. Из-за того, что ладошка была мокрой, я поскользнулась, железная перекладина больно ударила по плечу, но я даже не ощутила этого.

К судье подбегали люди — те самые, которых нигде не было, когда в него стреляли. А я лишь смотрела на всю эту суету, а потом — на небо. Оно было по-настоящему весенним.

Я оглянулась вокруг. Очень красиво. Как будто за ночь исчезла вся слякоть, весь холод. Или я пропустила всё это? Лишь величественный мост, шум водопада и, кажется, бескрайние просторы воды. Как всё это могло поместиться в одном городе, так близко к Маятнику? Почему вокруг так много воды?

На меня не обращали внимания. Количество людей увеличивалось, они суетились вокруг Руанна. Откуда они взялись, эти люди? Ещё минуту назад их не было.

Я стояла неподалёку и слушала собственное дыхание. Понимала — мне нужно отсюда убираться. Но куда? Имеет ли смысл уходить без Руанна?

«Лин, да ты убила его! Ты убила свою любовь! Из-за собственной глупости! Из-за чьих-то историй! Это были чужие истории, не твои! Беги отсюда…» А руки сами оттолкнулись от моста — моей единственной опоры, ноги двинулись навстречу мёртвому телу.

Внезапно мне стало очень плохо. Как будто надо мной занесли тяжёлый камень и ударили им — я упала на колени, на руки. Даже так удержаться не получалось, и я полностью повалилась на землю. Перевернулась.

Вспышки чередовались: в один момент — перед глазами яркое утреннее небо без единого облака, в следующую секунду — боль опять скручивает меня, и я уже ничего не вижу. Мне не хочется существовать, быть, осознавать.

Боль выворачивает. Кто-то шутки ради вколачивает в меня гвозди, а потом проворачивает их внутри моего тела. Затем, на секунду, — послабление, и я опять вижу кусочки неба вперемежку со склонёнными надо мной лицами.

«Идите к Руанну… оставьте его убийцу в покое! Дайте мне умереть!»

Додумать эту мысль не получается. Боль усиливается. Я закрываю глаза, потому что видеть голубое небо — небо! Небо! Опять это небо! — нет сил. Должен быть дождь, снег, холод, а не хорошая погода.

Кричу, потому что не могу не кричать.

Спину жжёт. Сначала около шеи, затем между лопаток, ниже… ниже… раскалённое железо течёт по позвоночнику и замирает на последнем позвонке. Я переворачиваюсь на живот и поднимаюсь на полусогнутых руках.

Всё тело горит огнём, но сильнее всего — кости. Фаланги пальцев, шейные позвонки. К этой боли медленно подтягивается боль в мышцах. Каждая мышца болит по-особенному. Больше всего — портняжная, я ощущала её длину и упругость. Все уроки анатомии ожили перед глазами. Легко было отделить боль в мышцах бёдер от боли в икроножных или жевательных мышцах. Там — рвёт, там — придавливает, там — сжимает.

Мне казалось, гвозди начали вылезать обратно. Опять боль изменилась — теперь она другая. Немеют руки, шея, голова. Возможно, так мой организм защищается от хвори, которая, тем не менее, прорывается даже сквозь онемение. И боль… боль, доминирующая динамичная боль.

Человек не способен выдержать подобное. Он не способен.

В глазах не темнело. Просто в один прекрасный момент я перестала существовать.

Ощущение боли казалось непосильным. Как только я выплывала из небытия, меня скручивало от наваливающейся тяжести. Казалось, болели даже кости. Может, они — больше всего.

И я опять проваливалась в сон, как в тёплый кокон, способный немного смягчить удары неизвестного недуга. Ничего не осталось в этом мире — ни Руанна, ни Виры, ни «Станции 5». Ни жалкой, трусливой недоящеррицы Венилакриме…

Мне что-то говорили, я кричала — не помню. С меня снимали одежду — не знаю. Меня подключали к аппарату искусственного дыхания — не верю.

Я хотела умереть. Нет, не так. Я хотела, наконец, подохнуть! Сгинуть! Не чувствовать муки внешней и внутренней.

Мне снились сны, самые яркие в моей жизни. В них я видела свою мать — красивую, добрую… ящеррицу. Она была совсем не холодной, и очень меня любила.

Мой отец… высокий, светловолосый и такой непохожий на меня.

Снилось детство, один из месяцев, который я, казалось, забыла, — сразу после смерти Рамм-Дасса. Я была в другом городе — как такое может быть? Я приехала туда вслед за патрульными, которые убили Рамм-Дасса.

Людное место. Много машин. Соревнования. И десяток девушек — они были гонщицами. Большая арена, приветствия, крики. Там нет земных людей. Единственные земные — гонщицы. Они были одеты (или, скорее, раздеты) в яркую одежду.

И опять провал…

Я ощущала на губах вкус мёда, как будто мне мазали им губы. Щекотное движение — оно-то меня и разбудило.

Надо мной — лицо девушки. Она испугалась… Посмотрела на меня удивлённо. Я глянула на её руки — девчушка держала кисть, как для рисования, но побольше.

Она поймала мой взгляд. Положила кисточку на тележку и медленно потащила её за собой. Отошла. Я услышала мягкий звук закрывшейся двери, но голова была слишком тяжёлой, чтобы проверить это.

Минуты три я выравнивала дыхание. Сердце билось, будто я несколько часов подряд бежала в быстром темпе. Сил хватило лишь на то, чтобы, не отрываясь от подушки, повернуть голову влево, затем — вправо.

Небольшая светлая комната. Много солнца. Узкая постель, на ней — я в белой рубашке. К рукам подсоединены несколько чипов и одна капельница.

Я попыталась пошевелиться, но ничего не получилось. Поняла, что привязана к кровати. Два крепких жгута проходили параллельно на животе и под грудью.

— Что… Нет, снимите!

Я закричала и попыталась вырваться, но ничего не получилось. На первый взгляд хлипкие, эти жгуты оказались прочнее стали. Они не ранили кожу, но и не сдвигались ни на миллиметр.

В комнату вбежали две женщины и мужчина. Мужчина и женщина справа — ящерры, третья была человеком.

— Успокойтесь, — строго посоветовала ящеррица и положила руку мне на лоб, отчего, странное дело, стало немного спокойнее. Но не настолько, чтобы не задавать вопросов.

— Где я?.. Отвяжите…

— Меня зовут Литтия Гамиа, это мой муж… — представилась женщина. Но я не слушала — продолжала дёргаться.

— Успокойтесь! — голос мужчины прозвучал подобно грому, я сразу замерла и перестала отрывать чипы. — Успокойтесь, Венилакриме! Вы в порядке! У вас сейчас период адаптации. Жгуты… Да перестаньте уже дёргаться! Жгуты — всего лишь мера безопасности, чтобы вы с непривычки не поранили себя.

— Так отвяжите… отвяжите меня сейчас же!

Я замерла. Мой голос был хриплым и звучал непривычно, но не это меня так удивило. Само горло, то, как рождается звук, ощущалось иначе.

Я поняла, что говорю на ящеррином, и у меня получается очень естественно и легко. Но я также осознала, что не могу и слова сказать на привычном и родном с детства земном.

Трое людей внимательно за мной наблюдали. Ящеррица позволила себе скупую улыбку.

— У вас тяжело протекает период адаптации. Вы месяц были без сознания, не стоит совершать резких движений.

Я переводила взгляд с одного лица на другое.

— Какой адаптации?

Все трое молча переглянулись.

— Венилакриме, вы стали настоящей женщиной. Вы… — улыбка ящеррицы стала шире, — превратились.

Литтия улыбнулась, и у меня возникла необычная мысль: она по-настоящему за меня рада.

— Вам сейчас ещё нельзя… — ящеррица взяла в руки планшетник. — Надо же, у вас прекрасные показатели! Кости будут болеть некоторое время, но это нормально. Месяц-два, и вы поймёте, насколько великолепны новые возможности вашего тела.

— Получается… — я посмотрела на доктора, так как он находился ближе всего. — Получается… Руанн… судья Руанн — мой привлечённый? Он был… был моим влечением?

Улыбка на лицах моих слушателей угасла. Мужчина нахмурился, и я внезапно поняла, что его голос мне знаком — именно его я слышала во время однажды подслушанного разговора между Руанном и доктором.

— Да… судья Руанн предвидел подобное. Я предупреждал его, что ваша запоздалая реакция — следствие моральных барьеров. Но мы не знали, как вывести вас из этого состояния, чтобы вы признали собственное влечение.

— Вы разговаривали… — я пыталась говорить ровно, — разговаривали с ним об этом?

Мне хотелось приподняться, но жгуты не позволяли. Мужчина кивнул, а женщина без слов подошла к изголовью кровати и что-то нажала. Моё положение изменилось — кровать наклонилась под углом, несильно, так, чтобы я смогла осмотреться вокруг и полностью — от головы до пят — увидеть своих собеседников.

— Естественно, — удивился доктор. — Я думал, это вас волнует! Ведь вы жили с ним, значит, подозревали, что он ваш привлечённый…

Бум-бум. Я вспомнила мост. Вспомнила выстрел.

— Это правда? Мне не приснилось? В него стреляли на мосту… Убили…

И едва не добавила: я убила.

Мужчина оглянулся на женщину, а она — на него.

— Достаточно!

На пороге возникла Возница. Одета она была непривычно: без белого фартука, в элегантном коричневом платье с небрежно заколотыми волосами — эдакая идеальная хозяйка. И лишь в прищуренных глазах застыл лёд. Я впервые заметила в её внешности следы восточной крови — прищур глаз выдал предпочтения предков.

— Спасибо, Гамиа, вы можете быть свободны.

Она говорила на земном. Я её понимала, но ответить не могла.

Я осталась с ней в комнате один на один. Мне хотелось спросить о многом, в первую очередь — о случившемся с Руанном. Где-то глубоко, на уровне подсознания, теплилась надежда, что он выжил.

Возница подошла ко мне. Мне стало неуютно, сильнее, чем в присутствии врачей.

— Не бойся, Лин, всё хорошо. Сейчас тебе тяжело говорить… У тебя кожа слишком чувствительна. Ты этого не понимаешь, потому что на антибиотиках и прочей мерзости. Тебе нужна ещё одна неделя, чтобы прийти в себя…

— Руанн, — прошептала я на ящеррином.

Странно, но Возница меня поняла. Она кивнула.

— Мы не можем говорить на ящеррином, но уж сопоставлять слова и их значение я умею. Так что немного, но понимаю.

— Руанн, — опять повторила.

Возница подошла к капельнице и вставила в специальное отверстие новую ампулу. Жёлтая жидкость смешалась с белой. Всё это хлынуло потоком в мою кровь, но меня это совсем не волновало.

— Руанн… Руанн. Что я наделала…

От осознания содеянного хотелось выть. Он был моим привлечённым, а я его убила!

Возница молчала, и внезапно я поняла, что не очень ей нравлюсь. Надо же, она столько времени скрывала от меня истинные чувства, а тут — открылась, показала настоящее лицо.

— Мёртв, — ответила женщина на невысказанный вопрос. — План удался. Судья Руанн мёртв.

Она не могла не понимать, что я сожалею о содеянном поступке. Доказательство: руки, покрытые крупной шелухой, — остатки превращения.

Я заплакала. Правда навалилась в одночасье: на мне смерть человека, которого я любила. И не превращалась я так долго из-за собственной гордыни, потому что не слушала своё сердце, вместо этого доверяла другим и всю жизнь пыталась заслужить их одобрение.

Убила.

Убила…

Я — убила.

Силы медленно покинули меня — подействовала та ампула, которую Возница, не особо таясь, подлила в капельницу.

Руанн — мёртв.

Глава пятнадцатая

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я проснулась снова. Может, час, а может, неделя или месяц, но, открыв глаза, я сразу же взглянула на свои руки. Они были чистые, почти без шрамов, и пахли мёдом.

Та самая комната. Кажется, даже то самое время суток.

У входа появились две служанки, а рядом с ними — два терция. Казалось, они поджидали моего пробуждения прямо за дверью. Терции были одеты в самую обычную одежду, но лица показались мне знакомыми — я их встречала среди охраны Руанна.

Одна из девушек осмотрела меня, заглянула под кровать, отошла в сторону и нажала какую-то кнопку на своём халате. Вскоре в комнате появился мужчина. Его лицо показалось смутно знакомым, доктор… доктор…

— Зовите меня Эрих. Эрих Гамиа… просто Эрих, — он улыбнулся, хотя глаза оставались по-прежнему серьёзными.

— Уберите земных, — скомандовал мужчина.

Девушки ушли, осталось двое терциев, доктор… и я.

— Что вы… задумали?

Тяжело просыпаться и сразу же попадать в водоворот столь неоднозначных событий.

Тем временем Эрих проверил информацию на планшетнике и после этого изрёк:

— Хорошо… — и начал снимать халат, — отвязывайте.

Терции подошли к изголовью кровати и завозились с кодами. Я почувствовала, как два на первый взгляд хилых жгута — шмяк! — разъехались в стороны. Меня освободили.

— В случае опасности держите её, — скомандовал доктор. Сам он стоял на приличном расстоянии от кровати, поближе к двери.

Я удивилась: чего они так боятся? Я одна, ослаблена после болезни, к тому же женщина. Их трое: два терция и один нестарый ящерр — этого априори достаточно, чтобы при желании переломать мне руки-ноги.

Одна нога, другая. Я пошевелила руками и размяла кисти. Приподнялась. Моя кожа как будто бы стала чище, светлее, но никакого серебристого оттенка я не заметила.

Ящеррица… Неужели я стала ящеррицей?

— Не бойтесь, атрофии мышц нет, — заверил мужчина в белом халате.

В тот момент я напоминала себе скользкую змею, которая тянется за собственным хвостом, но никак не может ухватить его.

— Мы позаботились о нормальной жизнедеятельности вашего организма. Как видите, кожа полостью обновилась, стабильный серебристый цвет проявится через несколько дней, может, недель. Все витамины и микроэлементы… Венилакриме?

Эрих понял, что я не реагирую на его слова, и неуверенно посоветовал:

— Может, попробуете встать?

Терции переглянулись и встали в боевые стойки.

Я медленно приняла сидячее положение. Вот одна нога уже чувствует прикосновение к полу. Пальцы, кончики пальцев, затем — вся стопа.

Встала на две ноги… и потеряла равновесие. Тело ощущалось совершено по-другому, оно стало как будто тяжелее и легче одновременно. Позади меня послышался грохот. Я оглянулась и поняла, что кровать разломана на две части… моим хвостом. Именно хвост создавал чувство неравномерного распределения равновесия. Он был как… как третья нога.

Я резко обернулась к доктору… и снова из-за дисбаланса едва не упала. Один из терциев воспользовался моментом и жёстко заломал мне руку. Второй схватил мой хвост и припечатал его к моей же спине — резко. Я помнила — хвост меж позвонков ящерры держат, когда рядом нет опасности.

— Вы должны научиться держать хвост в анабиозной позиции. Пока не получится — будут сложности, — доктор осмотрелся. Подозреваю, он оценивал, есть ли в комнате предметы, которые действительно жалко, если я их вдруг разрушу. — Ну а до тех пор будете всё ломать и крушить, — добавил с весёлым сожалением.

Терции не позволяли мне даже пошевелиться, да и я не очень пыталась вырваться — понимала: могу навредить в первую очередь себе.

— Чувствуете, где ваш хвост? Постарайтесь запомнить это положение, чтобы, когда Ларий уберёт руки, не покалечить никого… Себя — вряд ли, слишком сильны инстинкты, а вот нас… Хорошо… Вы его ощущаете?

Я прислушалась к себе. Хвост был, я чувствовала его вес, но не могла им управлять.

— Получается? — спросил Эрих с надеждой.

Я закивала головой — да-да, хотя на самом деле стоило сказать однозначное «нет», тогда бы ничего не произошло.

— Хорошо… Отпускайте. Чего стоите, олухи! Резко отходите!

Меня отпустили. Оба ящерра ловко перегнулись через кровать и одним прыжком оказались рядом с доктором. Хвост начал вертеться и задевать всё что ни попадя!

Я закрыла глаза. Руанн, если бы ты был рядом, то учил бы меня всему этому. Ты бы…

Хвост начал буйствовать ещё сильнее.

— Уйдите! — закричала я. — Мне нужно привыкнуть! Самостоятельно!

— Нет, сами не привыкнете! Это займёт слишком много времени! — заявил доктор, перекрикивая шум от ломающихся предметов.

Я набралась смелости и взглянула на собственный хвост. Странно, но он не вызывал страха. Это было нечто, что — я знала — никогда мне не навредит. Мне захотелось посмотреть на столь опасное орудие вблизи, и — надо же — хвост приблизился.

Я присмотрелась. Острая кисточка напоминала кончик стрелы.

— Можно дотронуться?

— Что? Ах, да, собственный яд вам не навредит.

Я пропустила мимо ушей слово «яд».

Руанн…

Хвост опять взбесился. И так каждый раз, когда я начинала думать о нём.

— Уйдите! — сказала я трём напряжённым фигурам. — Заприте меня здесь не несколько часов! Я приноровлюсь!

Они не сдвинулись с места.

Я посмотрела на разрубленную кровать: как будто её острыми ножами секли. Мне теперь не на чем лежать. Есть диван, но если я к нему сейчас подойду — его постигнет участь кровати.

— Где я?

Гамиа удивился.

— В доме судьи, естественно.

— Можно… можно мне отсюда выйти?

— Я не могу вам ничего запретить. Но подумайте сами: вы же начнёте всё ломать. Вы убить сейчас можете случайно…

— Мне нужно в нашу с Руанном комнату… там мне будет легче.

Легче там не будет. Желание наказать себя — вот что руководило мной.

— Нам приказано, как только вы будете в относительном порядке, отвести вас…

Хвост ударил по земле. Проломил пол. Несколько мелких досок стали дыбом, одна — шустро отлетела в сторону.

— Куда отвести?

— В тренировочный комплекс, — объяснил доктор, выставляя перед собой две руки. — Венилакриме, не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Это был приказ Руанна.

Я сообразила не сразу.

— Зачем? Когда? Когда он это приказал?

Доктор замялся.

— Перед… перед смертью.

Перед смертью… его смертью…

Я села на пол. Резко. Спиной почувствовала ножку проломленной кровати. Инстинктивно отметила, что она железная, как и весь каркас, а я сломала её одним небрежным движением. Дышать, как же тяжело дышать…

Я закрыла лицо руками. Вспомнила всю ту боль, что уже пережила.

— Он обещал, что эта история закончится хорошо…

Мне ничего не хотелось. Только лечь, и чтоб меня не трогали.

Руанн соврал — ничего хорошего меня уже не ждёт.

— Почему вы так спокойно говорите о его смерти? — спросила я. — Он был вашим судьёй. Вашим судьёй! Я… оставьте меня… Уйдите!!! Вон!

В этот раз они повиновались. Я услышала, как щёлкнул замок. В комнате не осталось никого, кроме меня. Я легла на пол, на спину, и попыталась осмыслить всё случившееся. В голове было пусто. Я знала — боль прячется где-то глубоко внутри, и она выплеснется, рано или поздно. Она обрушится внезапно, сметая всё на своём пути.

Ничего уже не вернуть. Его — не вернуть. Умирая, он знал, что я его предаю, догадывался, что он мой привлечённый.

Мёртв… мой Руанн. Ящерр, которого я так часто обнимала за плечи.

Одинокая слеза стекла со щеки и упала на пол. Я услышала тихое «кап». Удивилась, что слёзы можно услышать.

Я убила. Ради кого? Ради станции? Чем им поможет его смерть? Я могла сделать намного больше, перетянув Руанна на свою сторону. Ради меня он бы многое изменил.

Убила. Ради чьей-то непомерной гордыни.

В тот момент я ненавидела Виру и всех, кто причастен к убийству. Ненавидела Ярмака за его душераздирающую историю. Руанна ненавидела, который в последний день так мерзко себя вёл, притащив в дом рабовладельца Штило Лукачева. Как будто специально подталкивал меня к действиям. А ведь я сомневалась до последнего, но тот его поступок окончательно склонил весы на сторону Виры.

Я попыталась подняться. Теперь, наедине с собой, я не боялась никого поранить, а за себя мне было совсем не страшно.

Мой хвост… мой хвост. Надо же! Постояв немного, я сделала шаг и с удивлением поняла, что хвост помогает удерживать баланс. Он — как дополнительная опора.

Я наклонилась вперёд и ощутила, как хвост по инерции тоже движется в том же направлении, как бы страхуя от падения. Я резко повернулась. Подошла к шкафу… В него было встроено небольшое зеркало. Гладкая поверхность кое-где усеяна цветами. Сквозь них я увидела себя.

Впервые.

Себя — настоящую.

Себя — ящеррицу.

Моя кожа ещё не приобрела серебристый оттенок, но характерный блеск уже появился. Я подошла ближе.

Я казалась себе очень красивой, с более плавными формами, более пропорциональной. И мне очень захотелось, чтобы он меня такой увидел.

Руанн…

Я села на пол и замерла. Скрестила ноги. Хвост плавно опустился на плечо. Острый наконечник иногда прикасался к щеке.

Время уснуло.

Послышался щелчок. В комнату вошли двое терциев и тот самый доктор.

— Извините, Венилакрииме, но вас приказано привести. Этого распоряжения мы нарушить не можем.

Я поднялась и отошла в сторону. Хвост сам по себе оказался спереди, острый наконечник был направлен на Эриха Гамию.

Мужчина покосился на новообретённую часть моего тела.

— Это не поможет. Следуйте добровольно, или мы применим силу, на этот раз — не жалея вас.

И ни следа от былой доброжелательности.

— Вам некуда идти. Комната под сеткой, выпрыгнуть не сможете. Следуйте… будьте добры, просто следуйте за нами.

Руанн мёртв. Что мне терять?

— Хорошо… как пожелаете.

Я подошла к ним. Один из охранников сразу же оказался позади. В проёме двери я увидела ещё двух терциев в полном боевом обмундировании.

Мы вышли. Я сразу узнала коридор. Я ходила по нему много раз, и сейчас иду, но теперь уже под охраной, а хозяин дома — мёртв.

Они вели меня к бальному залу, а не в тренировочный комплекс. Последний раз я там была во время приёма. Играла музыка, люди веселились, а в саду ящерры насиловали девушек.

— Заходите.

Я послушалась. Дверь за мной сразу же закрылась. В глаза ударил яркий свет — из широких окон било жаркое солнце. Мне сразу стало теплее, организм чуть-чуть расслабился.

Как красиво. Так красиво, что даже больно.

— Наслаждаешься последними минутами свободы, Венилакриме?

Глава шестнадцатая

Я бы узнала этот голос из тысяч. Но раньше он был другим, с растянутыми звуками и корявыми словосочетаниями.

Сейчас ящерр разговаривал на родном языке. И я понимала, насколько богаче и глубже их речь. Одним-единственным словом они могли выразить те чувства, о существовании которых я раньше даже не подозревала.

Он разговаривал на ящеррином! Как во время нашей первой встречи, когда ко мне пристал один из гвардейцев, и я стояла, замерев от страха и мечтая слиться с землёй.

То же самое я ощутила в этот момент.

Я медленно обернулась. Очень медленно, боясь поверить, боясь обознаться. Передо мной стоял… Руанн.

Он склонил голову набок и рассматривал меня с пристальностью учёного. Он был напряжён, хоть на губах время от времени мелькала скупая улыбка.

— Ты… — я хотела подойти ближе, но вовремя спохватилась. — Ты?.. Руанн?..

— Да, Лин, я. Ждал тебя…

— Но я же… убила тебя.

— Я тоже так думал. Но, как видишь, — он пожал плечами, мол, что с меня взять.

Живой. И всё то, что я пережила. Вся боль…

Руанн…

Я сгорбилась. В груди закололо. Воздух внезапно показался слишком острым, он врезался в лёгкие.

Живой! И заставил меня пройти через ад! Заставил верить.

— Ты… — ноги подкашивались, не хватало дыхания. — Ты… меня заставили думать, что ты… что ты… я думала… я ведь не знала… Как ты…

Живот скрутило. Руанн попытался подойти ко мне, но я резко выпрямилась и ткнула в него пальцем.

— Ты! — прозвучало глупое обвинение. — Ты! Ты! Не подходи! Как ты мог! Так!.. Так со мной! Я ведь поверила…

Я не знала, как облечь свою боль и злость в слова. Даже пресловутый ящерриный язык не помогал.

Я кинулась на него. Побежала. Нулевые навыки использования нового тела не в счёт. Главное — выместить злость!

Хвост — слушался! Я замахнулась, чтобы обрушить удар. Руанн его с лёгкостью парировал. И ещё один замах. Раздолбить голову, череп проломить. За наглость, за дерзость, за вот эту спокойную улыбку.

Он не нападал, лишь молча отбивал мои нелепые удары. Взахлёст. Новый удар, Руанн отбивает.

Когда я вымоталась так, что даже на игрушечные нападки не хватало сил, начала слабо колотить его руками по груди. И плакала…

— Как ты посмел?!

Он лишь принимал на себя удары и молчал. Мои всхлипы понемногу затихали.

— Прости меня. Я виновата. Я бы не смогла… не смогла без тебя. Я самой себе не верила.

Обессилев, я привалилась к нему и положила голову ему на грудь, рукой продолжая колотить по плечу.

— Они говорили… Зачем ты позволил мне думать, что мёртв?! Я ведь ад пережила. Люди эти, которые совершенно не волновались о твоей смерти…

Руанн обнял меня. Положил руку мне на голову и сильнее привлёк к себе. Запустил пальцы в мои волосы.

— Хотел, чтобы ты запомнила, каково это — быть без меня.

— Ненавижу тебя!

Руанн засмеялся.

— Врёшь!

Я заколотила сильнее. Руанн засмеялся громче.

— Хотел, чтобы ты убедилась, что нет пути назад. Я правду сказал: не видать тебе больше свободы, Венилакриме. Будешь меня слушаться, и никакой самодеятельности.

Я попыталась отодвинуть голову от его груди.

— Тихо-тихо, не дёргайся.

Его акцент полностью исчез. Я удивилась: как это я раньше могла не замечать, насколько неестественно он разговаривает на моей речи. Насколько ему проще — на родной. На нашей.

— Но ты ведь… Я видела, как в тебя стреляли.

Руанн отпустил меня. Подкатил свитер, и на животе, сбоку, я увидела небольшой шрам.

— В меня и правда стреляли. Только очень аккуратно. И обычными пулями, а не из брыча.

Я осторожно дотронулась до его живота. Мышцы сжались. Он на секунду прикрыл глаза.

— Что ты делаешь? — спросил мой ящерр, резко втягивая воздух.

Но я не обращала внимания на слова. Лишь прикасалась к нему, всё ещё не веря в реальность происходящего.

— Я предала тебя. Я действительно вела тебя туда, чтобы убить. Верила, что смогу, — пауза. — Смогла.

Он посмотрел мне в глаза. Мы стояли друг напротив друга, и широкие большие окна пропускали так много света, что вся кожа Руанна казалась серебристой. Он был так высок, так красив и статен… мой ящерр.

— Я знаю. И тогда знал… Но… может быть, я заслужил это? Уничтожил твой род, сравнял твой город с землёй. Я причинил много боли тебе и тем, кто был тебе дорог, потому ты — отомстила. Мы сравняли счёт. Дальше — начнём с нуля? — он усмехнулся и резко изменил тему. — Оглянись вокруг. Это прекрасное место… и зал — он светится. Красиво, не так ли? Самое светлое помещение в доме, особенно весной. Я хотел, чтобы мы встретились именно здесь. Видишь ли, я в некотором роде романтик.

Я вздрогнула… и зарылась в его свитер. Ближе, ещё ближе. Он поднял моё лицо за подбородок и поцеловал.

— Ты стала настоящей ящеррицей, Венилакриме. Теперь слова не нужны — ты выбрала меня, я это знаю. Смотри, Венилакриме, каким наивным я стал! — он опять погладил меня по голове. — Даже пообещаю, что ты будешь самой счастливой женщиной на этой планете.

Мой хвост нетерпеливо ударил по земле. Я боялась, что пол проломится, как это случилось в комнате, но ничего такого не произошло.

И тут я заметила, что мой хвост потянулся к Руанну… как слабое новорождённое дитя тянется к матери… Ещё миг — и наши хвосты соприкоснутся.

Мыслите… Мой разрушенный дом. Руанн…

Он ощутил перемену моего настроения, и его хвост опасно дёрнулся.

Руанн отошёл от меня и отвернулся к стене. Я же продолжала смотреть на него, до сих пор не до конца веря, что он жив. Ещё полчаса назад я бы умерла ради того, чтобы вернуть ему жизнь. И теперь он рядом. Но…

— Венилакриме…

— Руанн… — я подошла к нему и обняла со спины. — Ты жив. Я люблю тебя, и теперь могу с уверенностью об этом говорить, но… Я росла не как ящеррица. Я росла, будучи уверенной, что я — землянка. И меня волнует судьба этих людей. Они — моя плоть и кровь, даже если я принадлежу к другому виду… Ты должен это понимать.

— Венилакриме…

— Нет, Руанн, позволь мне договорить, — я крепче его обняла. — Я понимаю тебя, понимаю твои причины. Ты земных людей на дух не переносишь. Но я — не такая, и если ты хочешь, чтобы я была рядом, тебе придётся это принять. Я… я не могу видеть, как ты на моих глазах убиваешь или подписываешь указы, губительные для землян. Если я не скажу сейчас — в дальнейшем это станет проблемой.

Руанн обернулся. Его хвост дёрнулся, мой — затих.

— Так что же, Лин, если я и дальше буду подписывать указы — ты уйдёшь? Ты, моя женщина, попытаешься покинуть меня? Думаешь, я тебе это позволю?! Да ты сама, сама будешь мучиться от собственного решения.

— Когда я была с тобой, то тоже мучилась! — закричала я в ответ. — Почему, по-твоему, я не превращалась?! Потому что не могла принять твой образ жизни! Я помню, как мы жили на станции! Помню, как тяжело было прятаться от вас, бояться любого шороха и видеть свет лишь раз в году! И дети, маленькие дети, которым по ночам снишься ты и тебе подобные, — я сделала паузу, чтобы успокоится. — Да, Руанн, я буду несчастлива без тебя, но и с тобой не представляю, как жить, если всё останется так, как есть.

Он схватил меня за плечи.

— Венилакриме! Ты думаешь, если я резко встану на защиту землян, этого не заметят?! Наша система — сложнейший отлаженный механизм. И когда шестерёнка не работает — её заменяют. Мне ничего не грозит, меня просто отстранят от должности, и я вернусь на Цертамину — в мир, где все мной восхищаются, но откуда я не дотянусь, чтобы влиять на происходящее на этой планете.

Он отпустил меня. Отошёл в сторону и отвернулся. Я видела лишь его напряжённую спину и слышала хриплый голос:

— Ты можешь уйти и считать, что совершаешь правильный поступок. Голодать, убегать от агентов, которых я пущу по твоему следу. Упиваться жалостью к себе и ненавистью ко всем ящеррам. Это — лёгкий и бесполезный путь. Или же… ты можешь остаться со мной, жить в чужом для тебя мире, среди врагов, и по-настоящему защищать то, что тебе дорого. Ради тебя…

Он обернулся ко мне, но его взгляд был направлен в никуда.

— Я постараюсь многое изменить, стану на сторону землян, хоть мне глубоко на них наплевать. Я буду это делать ради тебя, ради того, чтобы ты меня уважала. Но это — сложный путь и он требует выдержки, силы воли. Тебе придётся смеяться в ответ на шутки, которые вызывают у тебя раздражение, встречаться с ящеррами, виновными в смертях тысяч людей. Одеваться, как мы, говорить, как мы, реагировать, как мы.

Руанн подошёл ближе. Солнечные лучи запутались в его волосах.

— Но когда ты добьёшься результата и станешь своей — сможешь диктовать свои правила. Защитишь людей, спасёшь станции от окончательного вымирания. Вытащишь рабынь из ада. Так что? Какой путь ты выберешь: трудный, полный лишений, но абсолютно бесполезный, или лёгкий, но приносящий реальную пользу?

Он подошёл ещё ближе. Подал мне руку… и взглянул выжидающе. Он был готов держать эту руку вытянутой не один час и не два. Выбор — за мной.

Я вложила свою руку в твёрдую ладонь и внезапно заметила, что моя кожа стала намного более похожей на его — серебристый оттенок становился всё отчётливей.

— Всё, что я делал, — делал ради тебя. И я не планировал скрывать от тебя твоё происхождение, всего лишь хотел, чтобы ты самостоятельно осознала правду и приняла меня. Ведь я знал — ты моя привлечённая. Это твоя суть, ты не можешь от неё избавиться. Да, я влиял на тебя ментально, но лишь потому, что знал: ты не простишь мне того, что произошло на станции.

Он положил руки мне на талию. Привлёк к себе.

— Я не привык считаться с мнением других. А ты была… Я воспринимал тебя как то, что я хочу получить, наплевав на способы достижения цели. И ты не простила, ведь, узнав правду, решилась меня убить.

Я вздрогнула. Руки на талии немного разжались — он подумал, что сделал мне больно…

— Руанн… Я не могу не помогать землянам. И я буду это делать.

— Я понимаю, — ответил судья, привлекая меня ещё ближе. — И, повторяю, готов тебе в этом существенно помочь.

Его руки были как два камня. Мой хвост медленно потянулся к его правой руке. Острый наконечник в форме стрелы нежно пощекотал указательный палец.

— Ты был готов ради меня… умереть…

Я сама не поняла, вопрос это был или утверждение.

— Да… Я был на это готов.

— Но почему тогда… Почему пули были обычными? Ведь Вира ясно дала понять, что… — я посмотрела ему в глаза, — что ты умрёшь.

— Я не знаю… я, правда, не знаю, Лин. Когда я очнулся — ты была без сознания. Твоё тело дёргалось, появилось множество ран, и я чётко понял, что с тобой происходит. Моя рана затягивалась, я вызвал отряд, и тебя отвезли в больницу, потом — сюда.

Я прикрыла глаза ладонью. Слишком быстро всё происходит.

— Я хочу, чтобы ты отказался от сада на территории имения. Ты сделаешь это?

— Да, Венилакриме, я сделаю это, — отчётливо произнёс Руанн.

Но мне было мало одной этой фразы, я знала, что если не проясню этот вопрос до конца — потом может быть поздно.

— Я хочу знать, здесь и сейчас: ты готов мне помогать? Готов поддерживать? Готов влиять на остальных судей, если я попрошу об этом. Я хочу помочь землянам, мне это нужно.

Он кивнул.

— Да, понимаю. Но и моё условие помни. Для окружающих мы должны быть идеальными. Нельзя показывать, что ты благосклонна к землянам, тем более — к рабам. Нам придётся присутствовать на балах, вечерах, где будет происходить то, что я от тебя раньше скрывал. Если ты хочешь что-то изменить — придётся терпеть…

Он погладил меня по лицу. Улыбнулся чему-то своему.

— Не хмурься, моя милая Венилакриме. Ты заполучила очень сильного союзника — меня. Ради тебя я к чертям изменю этот город.

Он говорил так соблазнительно, так просто. И я ему верила. Да, он прав: я действительно заполучила очень могущественного единомышленника. И он меня любит. Он поможет изменить если не весь мир, то этот город — точно.

— Я хочу, чтобы земляне и ящерры были равны.

— Этого не будет. Земляне и ящерры не равны. Мы — ты и я — лучше, сильнее, честнее. Но мы сделает так, чтобы земные люди не были вынуждены прятаться на станциях, под землёй, как…

— Как кроты…

— Именно!

Я почувствовала, как тело понемногу расслабляется. Впервые за много недель я была близка к состоянию, название которому — счастье.

— Так что же… я теперь ящеррица?

— Да, самая настоящая, — он усмехнулся. — Я научу тебя драться, используя новую часть тела. Тебе теперь доступны новые техники дыхания. К тому же… — он наклонился и зашептал мне на ухо, — это ещё кое-что изменит…

К лицу прилила кровь. Перед глазами вспыхнула картинка: мы двое лежим на кровати, и наши хвосты переплетаются.

Чтобы побороть смущение, я сказала:

— Мне теперь придётся учиться жить заново. Ведь я была землянкой, стала — ящеррицей. Это другой мир…

Он прислонился лбом к моему лбу.

— Да, другой мир… Но я рад, что мне больше не придётся быть в этом мире одному, — он сделал паузу, размышляя о чём-то своём.

Я закрыла глаза. Его лоб, его лицо делились со мной теплом. То, что люди называют любовью, просачивалось сквозь меня как живительная влага. Как влажный пар с ароматом лимона, апельсина и чего-то сладкого.

И без того яркое солнце засветило ещё ярче, превращая две наших фигуры в некие искрящиеся постаменты. Кружились растревоженные ярким светом пылинки. Пели птицы.

Неправда, мы не лучше. Есть в этом мире земляне, достойные великих ящерров и даже превосходящие их. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы эти люди были счастливы.

— Лин…

— Венилакриме.

— Что? — удивился Руанн, впрочем, уже догадываясь, к чему я клоню.

— Меня зовут Венилакриме. Это моё настоящее имя.

Я усмехнулась.

Наступила весна. Мир проснулся. Земля готовилась начать новый цикл. Я была абсолютно, бескомпромиссно счастлива.

Глава семнадцатая

Три недели спустя

Утром, когда солнце уже взошло, но на траве всё ещё лежала роса, я вытащила из шкафа плед, схватила чашку горячего кофе и вышла на улицу. Бросила плед под ноги и села на ступенях главного входа в дом.

Я видела всё — сад с его хаотичными поворотами, ворота с затейливым рисунком — где-то там, далеко. Видела посты терциев и могла безошибочно указать на места, где прятались, сейчас незаметные, миниатюрные «жуки».

Я знала эту территорию. Сколько раз я въезжала сюда, боясь и остерегаясь.

Я приехала в этот дом в качестве гостьи-пленницы. Убегала отсюда в бочонке из-под молока. Возвращалась, ощущая агрессию Руанна и страшась его расправы.

И вот теперь я сижу на пороге его дома, в моих руках горячая чашка, а подо мной плед. Всё это мне дали ящерры. Без вопросов, хочешь — бери, потому что вещи в доме — мои.

Я стала такой, как он. Кожа приобрела серебристый оттенок. Понемногу я научилась управлять хвостом. Это изменило мои повадки — легче измерять расстояние между предметами, легче маневрировать. И сил ощутимо прибавилось.

Сравнивая свои впечатления, я понимала, что многие вещи (например, дубовый стол в гостиной) казались теперь как будто пустыми изнутри — такими лёгкими и хрупкими они ощущались. Ещё одно сравнение — картонные коробки, которые умелый весельчак облёк в форму тяжёлых громоздких предметов.

Моё нетерпение росло — так сильно я жаждала нашего с Руанном поединка. Он обещал исполнить этот мой каприз. Ухмыльнулся, как кот, и спросил, что он получит, когда победит.

Как же он самоуверен, этот ящерр. Даже моя улучшенная координация и приумноженная сила не поколебали его апломба. Но теперь расстановка сил будет более справедливой, и я смогу удивить.

Я улыбнулась. Эта мысль была очень тёплой и согрела не хуже солнца.

Понимать Руанна стало существенно легче. Используя ящерриную речь, мы намного быстрее приходили к согласию. Кажется, этот язык был придуман для того, чтобы строить предложения логично. В нём раскрылось столько оттенков, а слова отличались по цвету, форме и, кажется, даже по запаху.

Я, словно ребёнок, радовалась новообретённым способностям и удивлялась, как могла прожить всю жизнь, не зная этих чувств. Как здорово с лёгкостью подпрыгивать до потолка — просто потому что захотелось.

Здорово в прыжке преодолевать дистанцию в 5–6 метров, даже не напрягаясь. Здорово чувствовать, что не такая уж большая разница — идти по земле или лезть по стене, усилия те же.

Здорово — видеть, что мужчина, перед которым трепещут миллионы, становится мягким от одного моего слова. Вот это — особенно здорово.

Я осмотрелась. Солнце набралось сил, и теперь нагло лезло в глаза — приходилось щуриться. Я отпила немного кофе и бросила ленивый взгляд на сад.

— Ничего-ничего, ещё немного осталось… — пробормотала самой себе. — Это только начало.

Этот дом — мой. Эти терции — мои, потому что ими управляет Руанн. Я же — управляю им. Он, в свою очередь, управляет мной. Мне нравится этот замкнутый круг, и я не хочу ничего менять.

Но мир вокруг себя я изменю. Ради той девочки, которая пряталась в подворотнях, страшась ящерров. Которая закрывала себе рот рукой, когда патрульные убивали её приёмного отца.

Никто не должен повторить судьбу этой девочки.

Может, это действительно город ящерров. Это — мир ящерров. Но я превращу Гнездо в то место, где земляне получат права, защиту и смогут быть счастливыми.

Не сразу. Я готова улыбаться, терпеть и бесстрастно наблюдать за казнью провинившихся рабов, лишь бы вы, ящерры, не заметили, как близко подобрался к вам самый опасный враг — он у вас за спиной.

Я встала на ноги и вернулась обратно в дом самого могущественного судьи Гнезда. Дом влиятельного Руанна. Дом, попасть в который мечтают многие. О богатстве которого слагают легенды.

Это — мой дом.

А дом вздохнул и медленно закрыл за мной дверь. Правду говорят: он уже давно меня принял и считал своей хозяйкой. Жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы понять это…

Я набрала в кухне вкусной снеди и потащила всё это на подносе в нашу комнату — кормить Руанна. Мой хвост скользил по перилам и призывно постукивал. Мы оба — я и мой хвост — знали, что трапезой дело не закончится.

Скрипнула дверь.

— Доброе утро, великий судья Руанн…

Эпилог

Год спустя

Вире не спалось, она никак не могла успокоиться. Мысли дрожали, как натянутые струны. Но, к счастью, впервые за много лет это были приятные мысли.

На лице её блуждала лёгкая улыбка. Женщина сидела на крыше дома и смотрела, как там, внизу, ездят машины и вспыхивают яркие огни.

Вира любовалась. Ещё бы, ведь это она придумала освещение этого города. Она, потому что знала историю предков, а Лакон во время визита в Гнездо рассказал об этом ставленнику Руанну.

Вира улыбнулась. Ну что ж, и на тебя нашлась управа, великий судья.

Сегодня ей принесли копию нового закона, который запрещал открыто предъявлять права на землян. Для этого теперь нужно получить согласие самого землянина, не используя влечение.

Женщина засмеялась.

Почти что прямым текстом указ декларировал: нельзя сцапать человека на улице просто так, за подобное придётся отвечать перед законом! А поскольку утверждён указ судьёй Руанном, никто — Вира знала наверняка — не посмеет его опротестовать.

Вира знала также, чья это заслуга, кто нашёптывает Руанну правильные вещи. Что это за птичка-невеличка, способная влиять на непоколебимого судью.

И это только первый шаг.

Вира не видела свою названную дочь целый год. Иногда, поздними вечерами, она испытывала такую тоску, что впору на луну выть. Женщина себя сдерживала и убеждала, что всё сделала правильно. Пусть лучше Венилакриме думает, что она, Вира, её предала, чем будет несчастлива.

То, что Руанн её избранник, женщина поняла сразу. И вначале это её не на шутку испугало. Она охотилась за судьёй как цепная собака, от него же и убегала, а он оказался влечением её дочери.

Но Венилакриме не превратилась. Ни сразу, ни потом. Вира знала: этот процесс, если его не ускорить, может затянуться на годы.

Потому она нашла выход. Всегда находила.

С самого начала эта мудрая женщина подталкивала Венилакриме к правильному пути. Показала сцену в саду. Похитила, чтобы та увидела последствия действий Руанна: сироты, обедневшая станция, измученные, запуганные люди.

И вернула к Руанну тоже намеренно. Лакриме должна была осознать: нельзя прятаться от проблем под крылом у ящерра. Вира хотела, чтобы её дочь поняла сложность ситуации.

О нет, она ни в коем случае не планировала убивать великого судью. Вира связалась с Гажди и «по старой дружбе» нашептала ему нужную информацию. А тот, в свою очередь, передал сведения Руанну.

Так судья узнал, что Венилакриме планирует его убить!

За Лин было страшно. Вира не могла предвидеть, как Руанн отреагирует на эту информацию. Надежда была лишь на то, что он по-настоящему её любит. Пришлось рискнуть.

А потом Вира пришла к нему и выложила на стол несколько козырей. Хочешь, чтобы Лин тебя признала, — заставь её. Не оставляй ей выбора. Вынуди её думать, что она может тебя потерять. Это — единственный выход.

Встреча Вирославы и ставленника Руанна была опасным предприятием. Двое врагов увиделись через столько лет. Но он пришёл. Пришёл и молча выслушал то, что Вира должна была сказать.

— Почему ты мне помогаешь? — спросил он под конец.

— Не тебе, — ответила Вира. — Я Венилакриме помогаю.

Руанн никогда не планировал умирать. Он знал, что пуля будет не смертельной. Если бы это было не так, он бы на ходу эту пулю поймал. А когда Лакриме начала сомневаться, не желая ехать на Переправу, Руанн решил действовать более жёстко. Он привёл в дом Штило Лукачева, не оставляя девушке выбора, кроме как потребовать эту решающую поездку.

Всё прошло как по маслу. Никогда ещё планы Виры не срабатывали настолько чётко. Женщина собой годилась.

Этот закон — лишь первый звоночек. Лин уже начала влиять на мысли Руанна, а со временем…

Вира присела на краю крыши здания, свесив ноги вниз. На улице жарко — последние дни июня обещали побить рекорды высоких температур. Даже ночью дышать было нечем. Конечно, внизу легче — там кондиционеры.

Женщина осмотрелась, нет ли кого вокруг. Глянула на часы — сколько времени до появления патруля.

Ей так хотелось отпраздновать победу.

Она поднялась и сняла с себя свободный тяжёлый балахон. Под ним оказалось стройное тело, какого не ожидаешь от женщины её возраста. Не у каждой девушки такое тело — сильное, подтянутое, спортивное. Молодое…

Затем Вира начала делать нечто непонятное: она прикасалась к лицу, словно месила его. В какое-то мгновение её нос немного «съехал» вверх, глаза как будто слегка провалились. Через секунду это было лицо молодой привлекательной женщины.

Очень красивое лицо!

— Как же хорошо…

Вира ударила хвостом по крыше. Размяла шею. Сделала несколько резких движений, и её тело, уставшее от бездеятельности, отозвалось приятным покалыванием.

Она несколько раз подпрыгнула, резко разогналась и, балансируя на парапете, проворно кувыркнулась в воздухе.

Хвост её дёрнулся и улёгся обратно меж позвонков. Вира довольно усмехнулась — мышечная память ей не изменила.

Этот город принадлежит Руанну. Большая агломерация, со своим производством и торговыми связями. Его город. И Венилакриме никогда не узнает, как много событий влияло на её судьбу, чтобы подарить ей Гнездо. Как много людей причастно к столь восхитительному завершению этой истории. Вира позаботится о том, чтобы Лин не узнала.

Вира любила эту девочку. Любила с раннего детства, так же, как и её отца. Любила не как мужчину — как брата… Хотя… Сложно выразить, что она чувствовала к своему наставнику. Наверное, это удел всех юных учениц — влюбляться в своих учителей, особенно если те умны, молоды и интересны. Но ведь отец Лин не был её наставником, они работали в совершенно разных сферах и, по сути, имели равное положение.

Тогда почему, когда город разрушался, а терции были брошены на поиски Лакона, всё, о чём Вира могла думать, — жива ли его дочь?

— Ничего-ничего, ещё немного…

Женщина вздохнула и с сожалением опять прикоснулась к коже. Помяла щеки и шею — лицо её обрело уже привычный вид дамы в летах. Вира подняла с крыши сброшенные одежды и надела их поверх полуголого тела.

Женщина рассмеялась. Её план действительно удался. Руанн, презирающий земных людей, стал тем, кто их защищает. Потому что ящеррица, которую он так безумно любит, в душе навсегда останется землянкой.

Вира бросила взгляд на сверкающий город, которому, казалось, не было конца-края. Он блистал, он сверкал, он очаровывал. Наверное, он такой же красивый, как и Драгобрат. А может, и лучше.

— Ещё немного, — прошептала женщина, застёгивая длинную тунику. — Ещё немного… Этот мир изменится!