Городим огород в ладу с природой

Этот вопрос мне часто задают слушатели и корреспонденты. Как правило, это «новички», только что ставшие владельцами запущенного или, наоборот, запредельно истощённого нещадной эксплуатацией участка. Завозить ли в огород навоз или «чёрную землю»? Нести ли почву на анализ кислотности? Пахать почву или не пахать? Даже тем, кто решительно настроен на отказ от пахоты, кажется, что для начала всё–таки надо хотя бы разочек вспахать. Обогащать ли явно кислую почву известью? Что делать с бурьянами — живыми и мёртвыми? Таким вопросам нет конца.

Навоз и так называемая «чёрная земля» — благо спорное (об этом говорилось ранее, в пункте «Обилие органики в верхнем слое почвы», часть 1).

Нет нужды в суете с анализами и известью. Как только почва обогатится органикой, кислотность нормализуется, и сама собой исчезнет потребность в известковании почвы. На первых порах известь сыграла бы скромную положительную роль, но потом осталась бы в почве ненужным балластом. К тому же, неудаляемым.

Пахать же просто вредно — хоть в первый раз, хоть в десятый. Правда, скрепя сердце, можно вспахать участок для начала. Но для этого должны быть очень серьёзные основания. Например, участок — возле строящегося дома, изрыт и нуждается в планировании. Или так запущен, что порос кустарником и молодыми деревцами. Или зарос пыреем «под завязку».

Только, думая о плуге, надо всё время отдавать себе отчёт в том, что глубокая обработка «укротит» не только сорняки, но и почвенную фауну. И понадобится время, а возможно, и некоторые разумные агроприёмы (вроде ЭМ-дотаций), чтобы вернуть эту фауну в приемлемое состояние.

А вот сев сидератов — безусловная панацея для «новых» участков. В буквальном смысле слова. Не видно другого, столь эффективного (и столь же малозатратного) средства за считанные месяцы сделать из участка «игрушку». С него и надо начинать.

Кстати, представление об исключительной роли сидератов в природосообразном земледелии нашло весомое подтверждение в сборнике «Бентежний талант хлібороба» (бентежний — мятежный), выпущенном к 75-летию С. С. Антонца. В этом сборнике есть раздел «Теоретичні основі агроекологічноі діяльності С. С. Антонця в ПП «Агроекологія». Так вот, головная статья этого раздела, написанная С. В. Поспеловым и В. М. Самородовым (учёными из Полтавской аграрной академии), называется «Сидерація — основа відновлення грунтів і екосистем польових агроценозів». Какое ёмкое определение места и роли сидератов в «земледелии в ладу с природой»! Каким бледным и ограниченным выглядит на этом фоне кочующее из книги в книгу толкование сидератов как «запахиваемого зелёного удобрения»!

Сев сидератов

На выбор сидеральных культур нет жёстких ограничений. Просто надо учитывать перспективные планы на этот участок — и всё!

Допустим, что участок достался весной, и рачительный хозяин готов к неспешной мелиорации его в течение двух сезонов. Тогда можно посеять такую травосмесь: люпин (лучше всего синий), донник (неважно какой, жёлтый или белый), любые корнеплоды, семена которых подвернулись под руку, или, в крайнем случае, белую горчицу или масличную редьку.

Рассмотрим эту компанию подробнее. Синий (он же узколистый) люпин — горький и даже ядовитый, и это (заодно) поспособствует санации почвы. К тому же, сеятель удержится от желания совместить приятное с полезным: сжать, например, люпин на сено и умыкнуть биомассу с делянки. Наконец, без всякого ущерба для мелиорации можно дать люпину созреть, обмолотить и получить весьма дефицитные (и достаточно дорогие) семена. Солому, разумеется, надо вернуть на место.

Теперь — донник. Это растение — двухлетнее. На первом году вырастает розетка, которую можно просто не «видеть». Зато на следующий год донник даст ощутимую биомассу. К тому же, в корневых клубеньках накопится азот. Без ощутимого ущерба для мелиорируемого участка донник можно обмолотить и собрать ценные семена. Эти семена позволили бы в ближайшие годы «прокатить» волну донника по всему огороду — вот это для огорода была бы встряска! Вот это был бы праздник! Если же нет намерения молотить донник, его нужно срезать в стадии бутонизации, чтобы заглушить его корневища.

О корнеплодах, горчице, редьке масличной лучше всего забыть — так они принесут наибольшую пользу почве.

И к осени второго года почва будет богата неразложившейся органикой, в значительной мере избавлена от сорняков, весьма плодородной и готовой практически без подготовки принимать любые семена.

Разумеется, нужный набор семян может оказаться по какой–то причине недоступным. Трудно умозрительно составить рецепты для всех таких случаев.

Монокультурная цепочка сидератов могла бы быть такой: ранней весной можно посеять что–нибудь выносливое и скороспелое (фацелию, горчицу, редьку масличную), затем теплолюбивую гречиху, потом эту гречиху, когда на ней примерно четверть семян поспеют (семена станут коричневыми и колючими), подрезать и дождаться всходов падалицы, а после того, как гречиха скукожится при приближении заморозков — посеять озимые культуры (пшеницу, рожь, вико–ржаную смесь, житницу), следующим летом сжать и, если хочется и можется, обмолотить, а под конец ещё раз посеять какую–нибудь быстро растущую культуру. И к третьей весне будет чудо–делянка.

Если участок достался, когда весна уже ушла, то от донника придется отказаться. Начать можно с сева гречихи, а синий люпин посеять следующей весной.

Если и для гречихи время упущено, то можно посеять осенью какую–нибудь яровую культуру, а весной — синий люпин, а потом ещё раз какую–нибудь ярицу. Или начать, скажем, с озимой сурепки, а гречиху посеять на следующий год. Словом, вариантов — не счесть.

Последний вариант (с озимой сурепкой) рассмотрим подробнее.

Не медля, не теряя золотые осенние дни, нужно разбросать (прямо по сорнякам) семена сурепки и прикрыть их (заборонить, поскрести граблями, приполоть). На следующий год, в конце мая – начале июня, не обращая внимания на сурепку (она как раз начнёт цвести), разбросать по участку семена гречихи и приполоть их (совмещая припалывание с подрезанием сурепки и возможных сорняков). Дождавшись, когда на гречихе будет примерно четверть спелых семян, сполоть гречиху. Падалица гречихи прорастёт, всходы успеют набрать достаточную силу, может быть, даже начнут цвести, но — попадут под первые заморозки. Прямо по поникшей гречихе (для неё даже +4 °C — уже «перебор») разбросать семена овса или ярового ячменя и приполоть их (снова совмещая припалывание с подрезанием культуры–предшественницы). Овсу и ячменю заморозки не страшны, всходы успеют нарастить достаточную массу, зимой полягут, типичные для злаковых ингибиторы за зиму разложатся, и к весне верхний слой почвы будет, как итальянский многослойный пирог «лазанья».

В почве, укрытой толстым слоем разлагающейся органики, оживёт вся почвенная фауна, и начнется плодородие. А физически почва, пронизанная отмершими корнями всех смен сидератов, будет такой пористой, такой привлекательной, что весной у окошка, где распределяют «паи», будет ажиотаж с потасовкой. Всякому овощу будет лестно получить кусочек «лазаньи» побольше. Разумеется, готовя почву к севепосадке, надо максимально пощадить укрывающий её «войлок». Можно прямо по «войлоку» посеять семена вразброс и как–то прикрыть их.

Добавим ещё пару слов в пользу выбранной «цепочки» — просто в качестве примера размышлений при выборе сидератов.

Первое звено — сурепка. Озимая сурепка хороша тремя факторами:

• нет нужды в повторном севе ранней весной — сурепка продолжит вегетацию с первых же весенних дней, когда ещё нельзя даже выйти в огород;

• ко времени сева теплолюбивой гречихи сурепка нарастит обильную, легко разлагающуюся биомассу;

• сурепка, как всякое крестоцветное растение, оздоровит почву.

Второе звено — гречиха. Эта культура непритязательна, вообще не знает, что такое плохая почва. В частности, гречиха (как и все растения семейства, которому она дала название — конский щавель, обычный щавель, ревень, румекс, горец…), способна переводить в доступную форму фосфор, запасов которого в почве хватило бы на сотни лет, но он хранится в недоступных для большинства растений соединениях. Гречиха аллелопатична и хорошо подавляет сорняки. Кроме того, её семена свободны от ингибиторов прорастания и могут прорастать сразу же, как только окажутся в подходящих условиях. Так что повторный «сев» возможен без сева как такового.

Наконец, завершающие «цепочку» злаковые делают начинку «лазаньи» разнообразнее, богаче. И тоже угнетают сорняки.

А вот вариант выхода из форс–мажорной ситуации. С Тасбулатом Мирангалиевым (я рассказывал трогательную историю о нём в пункте «Подражание природе») мы обсуждали план мелиорации его участка в коттеджном поселке под Москвой. В процессе обсуждения мы отвергли «стандартный» вариант с «чёрной землёй» и наметили именно описанный выше порядок работ. Но на ту минуту «под рукой» не оказалось семян озимой сурепки (была лишь белая горчица), и мы перестроили план. С осени была посеяна горчица с тем, чтобы её ранней весной сменила фацелия, и только после фацелии слово брала гречиха. Начинка «лазаньи» стала ещё разнообразнее, объём корней в почве стал ещё большим, а сама почва — пористее. Правда, за этот бонус пришлось заплатить дополнительным весенним севом, но в целом операция «Лазанья» удалась.

Был и ещё один бонус. Когда осенью соседи возили и расстилали чёрную землю, закладывая ворох хлопот на свою голову, участок Тасбулата радовал глаз, сверкал и переливался изумрудом. Вот что значит не идти бездумно «за всеми», а словно с чистого листа задаться вопросом «Как бы сделать, чтобы было хорошо?». Какое это замечательное ключевое слово — хорошо.

Тасбулат так и сделал — и выиграл. И ещё больше выиграет в будущем, избавившись от долгой борьбы с импортированным «фаршем».

В адрес Тасбулата хочется сказать ещё пару добрых слов. Прослышав про «харьковского чудака», Тасбулат не счёл поездку из Москвы в Харьков «крюком», чтобы сделать свой участок не «как у всех», а хорошим. Да что там какие–то 800 вёрст! Его не смутило и вдвое большее расстояние — мы с Тасбулатом и его прелестной Зульфией «сбегали на минуточку» к Н. И. Курдюмову в предгорья Кавказа, чтобы с помощью кубанского кудесника–садовода сразу заложить сад, который радовал бы глаз и тешил душу. Такая предусмотрительность Мирангалиевых, такое внимание к среде обитания (и, в конечном счёте, к самим себе) достойны безмерного уважения.

Многие огородники в качестве сидератов любят другие озимые культуры: рожь, пшеницу, житницу (тритикале Папсуева), вико–ржаную смесь. И обоснованно — так чистить и вспушивать почву никто другой не может. И поэтому можно сделать с их помощью занятый пар. Только надо помнить об их высокой аллелопатичности. Я наблюдал, как цветущая гречиха сникала при приближении к грядке со стерней ржи. Уму непостижимо: гречиха была посеяна через полтора месяца после того, как была сжата рожь! И, тем не менее, рожь (бывшая рожь, представленная всего–навсего довольно старой стерней!) показала гречихе, «кто в доме хозяин».

Это значит, что если уж озимые рожь, пшеница, житница или вико–ржаная смесь посеяны в качестве сидерата, то лучше всего оставить мысли об использовании этой площади на будущий год под какие–нибудь овощи. Именно это я имел в виду, употребляя слова занятый пар. Всё это будет не зря, окупится изумительной почвой. А попытки попользоваться этой почвой, скорее всего, не принесут удовлетворения. Рожь можно сеять даже два года подряд, если участок засорён пыреем, но суетиться, пытаясь сразу пустить участок «в дело», понукать лошадь, не запрягши — не стоит. В крайнем случае, можно начать выращивать овощи на малой доле участка. А львиную долю — сначала сделать «человеческой».

Вместо гречихи (только парой недель раньше) можно посеять люпин. Он один может сработать за троих. В это же время можно также посеять чумизу (мелкое итальянское просо) — она здорово поработает и «санитаром», и «пахарем». Но ей делянка тоже нужна на всё лето: просо — и теплолюбивая, и «долгоиграющая» культура.

В случае, если нет никакой возможности (или не хочется) занять участок (или его часть) паром, нужно на площади, назначаемой под ранние культуры, в конце лета — начале осени посеять любой яровой сидерат. Замечу (и не шутки ради), что лучший сидерат, чем майоры (циннии), — не найти. Если семена — не проблема. Посеянные гуще, чем обычно, майоры успевают нарастить приличную массу, зацвести, а если их не убрать опрометчиво осенью, то они за зиму, искрошившись, пополнят почву свежей органикой, задержат много снега, а потом удержат талую воду в огороде. Срубить же их можно и весной (разумеется, кусты желательно не вырывать, чтобы не нарушить сотканную корнями структуру почвы).

Если же делянка назначается под поздние культуры, то на ней с осени можно посеять какую–нибудь «нестроптивую» озимую культуру (озимый рапс, озимая сурепка) и сполоть весной перед самой посадкой. Можно посеять и дважды: с осени — любую ярицу, а ранней весной — какую–нибудь выносливую, но опять–таки «неершистую» культуру, чтобы не пришлось терять время на разложение ингибиторов. Хороши в этом качестве белая горчица, масличная редька, яровой рапс, фацелия.

Напомню, что травосмеси эффективнее монокультурных посевов, и чем разнообразнее смесь, тем лучше. И что, если участок очень тяжёлый, его можно предварительно вспахать. Но только один раз! В виде исключения!

Ещё о травосмесях. Этим летом В. Т. Гридчин повёз меня по полям группы экоферм, работающих в Белгородской области. Мы никого не инспектировали, просто неуёмному Виталию Трофимовичу любопытно было глянуть на состояние кормовых полей, а мне, в свою очередь, было интересно наблюдать за ним. На одном из полей был в отличном состоянии лядвенец рогатый, в хорошем — кострица, в слабеньком — люцерна, плачевно выглядели клевер и совсем не взошёл козлятник. В целом же для жестокого лета состояние поля было терпимым. А теперь представим себе 5 монокультурных полей. Корма, достойные косилки, дали бы лишь два поля. Остальные — были бы просто потребителями солярки, впустую потраченной на подготовку почвы и сев.

Следующий год может оказаться благоприятным, к примеру, для люцерны и кострицы, проснётся после долгой спячки козлятник, окрепнет клевер — и снова в выигрыше и биоценоз, и земледелец. И пересевать не надо, и корма будут, и голой земли не будет.

Пока речь шла о «новом» участке. Но и на «старом» надо всячески избегать голой земли. В голой земле замирает всякая жизнь, и чем дольше земля пребывает в этом состоянии, тем менее пригодной для возделывания чего–нибудь путного она становится. А средство избавления почвы от наготы простое — сеять, сеять и сеять. При этом не обязательно дожидаться освобождения площади. К примеру, зреющим капусте или перцу подрастающая гречиха — не помеха.

А вот для сорняков эта аллелопатичная «штучка» — точно не подарок!

О могуществе сидератов ярко говорит опыт Масанобу Фукуоки. С помощью клевера он избавился от привычной технологии выращивания риса, при которой в чеки, залитые водой, загружаются гербициды и пестициды, потом вода спускается (какой «гостинец» водоёмам!), и в грязь высаживается рассада риса.

На поле, занятом клевером, без всякой обработки почвы, без заливаемых водой чеков, не применяя гербициды и пестициды, Фукуока сеял поочередно (не заделывая семена!) рис и пшеницу.

Семена культуры–сменщицы сеялись за две недели до уборки прямо по ещё не убранной предшественнице (т. е. рис сеялся в мае перед уборкой озимой пшеницы, а пшеница — в октябре перед уборкой риса). Солома после обмолота разбрасывалась по земле, чтобы почва регулярно обогащалась свежей органикой.

Раз в 5 лет за две недели до сева пшеницы, т. е. за месяц до уборки риса, подсевался клевер (обновлялся клеверный «подшёрсток»). Клевер подкармливал зерновые азотом, конфузил вредителей, обеспечивал комфортные условия семенам и всходам.

Обратим внимание на то, что семена клевера, риса и пшеницы Фукуока не заделывал в почву. По–хорошему, прикрывать семена надо лишь в случае, если есть угроза, что они высохнут или достанутся мышам, воробьям и т. д. (в дикой–то природе семена никто не прикрывает!). Фукуока в форс–мажорных обстоятельствах просто «одевал» семена в глиняные капсулы. Процедура «одевания» не была накладной — один человек за рабочий день мог приготовить «драже» для двух гектаров. Семена насыпали в поддон, легонько опрыскивали, обсыпали глиняной пылью, встряхивали, снова опрыскивали, обсыпали, встряхивали… Диаметр капсулы мог достигать 12 миллиметров! Понятно, что капсулам нипочём ни сушь, ни грызуны, ни птички.

У глиняных капсул, в которые одевались семена клевера, была ещё одна «работа». Согласно исследованиям академика А. М. Гродзинского, зрелый клевер создает вокруг себя аллелопатически активную среду, в которой не могут прорастать новые семена… того же клевера. И глиняная оболочка капсулы оберегает пробуждающееся растение клевера, изолирует его от угнетающего воздействия зрелых растений клевера. А когда молодой клевер пустится в рост, ему уже не страшно «недовольство» старого.

Странные, вообще говоря, манеры у клевера. Неочевиден эволюционный смысл неприятия «молодёжи». Хотя есть и похлеще загадки такого рода. С эволюционной точки зрения трудно объяснить, например, стремление котов и слонов (самцов) побыстрее избавить самку от приплода. Понятно, что самка скорее войдёт в новый цикл, но не согласуется этот «мужской эгоизм» с дарвинизмом.

Уместно здесь сказать чуть подробнее о том, как Фукуока держал под контролем вредителей. Основная тяжесть работы ложилась на клевер: он конфузил большую часть вредителей. Между прочим, и на овощных грядках Масанобу–сан сажал, к примеру, капусту прямо в клевер и не знал проблем с вредителями — не пробивался слабый горчичный запах капусты сквозь плотный «зонтик» клеверных ароматов.

Правда, с цикадками, охочими до риса, клевер не справлялся. И «опека» над ними возлагалась на… пауков. Бывали дни, когда рисовая плантация сплошь покрывалась паучьими сетями, как шелковым покрывалом. Цикадки взмывали в воздух, а приземлялись прямо в сети и становились, естественно, добычей пауков.

Однако на пауков тоже есть управа — лягушки. И для того, чтобы лягушки не съели пауков, а цикадки — в свою очередь — рис, Фукуока держал на плантации воду в сезон дождей всего неделю. За это время вода успевала приглушить клевер и сорняки, всходы риса получали приличный «допинг», а лягушки не успевали вывести потомство!

И собирал Фукуока в один сезон два полнокровных урожая — до 60 центнеров риса и столько же пшеницы! А ведь ставил перед собой намного более скромную задачу: научиться выращивать рис, как пшеницу. Научился же выращивать и рис, как пшеницу, и — вдобавок — самое пшеницу! При нулевой обработке почвы! При половинной норме семян! Без минеральных удобрений, без компоста, без гербицидов, пестицидов и фунгицидов!

Голова идёт кругом от того, как великие революционеры земледелия играют многочисленными связями в природе. Как они подмечают эти связи и пользуются ими. А потом становятся: Овсинский — Овсинским!, Фолкнер — Фолкнером!, Хольцер — Хольцером!, Фукуока — Фукуокой! Не профукать бы это бесценное наследие…

Опыт сева с помощью «драже», которым пользовался Фукуока, может оказаться весьма кстати и в наших огородах. Скажем, в конце лета, как раз ко времени сева сидератов, как правило, — сухо. И «ждать у моря погоды» не хочется — уходят золотые деньки, и сеять бессмысленно. Бывает совсем смешно, хоть и не весело. Это когда случаются несущественные осадки. Достаточные для того, чтобы семена проклюнулись, но слишком скудные, чтобы растеньица по–настоящему пошли в рост. Семена, «дёрнувшись», замирают — и приходится пересевать. И жалко не столько семена, сколько безнадежно упущенное для вегетации сидерата время.

Совсем другое дело — семена в глиняных капсулах. Несущественных осадков, поддержанных росой, достаточно для того, чтобы семя безостановочно пошло в рост.

Есть у семян в капсулах ещё одно достоинство, которое невозможно переоценить. Поскольку их можно не заделывать в почву, возможен сев с опережением, т. е. тогда, когда культура–предшественница ещё не убрана. В этом случае на семена работает ещё один источник водоснабжения — так называемая теневая влага.

Не будет лишним подчеркнуть, что этот сев с опережением — просто разбрасывание семян по грядкам с растущими капустой, перцами, баклажанами и т. п. без припалывания, без поливов, без переживаний, в конце концов.

В самом начале этого пункта говорилось о том, что сев сидератов является универсальным средством мелиорации нового участка. Здесь уместно уточнить это утверждение. За пару недель до сева сидерата можно приполоть сорняки и полить делянку раствором ЭМ-настоя или ЭМ-препарата. ЭМ-обработка бьёт в ту же цель. Правда, надо взвесить два фактора.

Во–первых, оценить, не накладна ли в каком–то смысле эта дополнительная операция, есть ли для неё решимость, средства, силы. И второе. Нужно, чтобы в запасе была пара недель для выжидания, пока бактерии «угомонятся». Не придут ли за это время нежеланные бактериям холода, не нанесёт ли отсрочка сева из–за ЭМ-обработки заметного ущерба биомассе сидерата?

Кстати, в нескольких клубах мне рассказывали, что если на участке, запланированном под определённую культуру, с осени была опрометчиво, т. е. без учёта планов на весну, посеяна рожь, то очень ранней весенней подготовкой почвы с помощью ЭМ-препаратов (описание этой процедуры есть на любой упаковке ЭМ-концентратов) ко времени посадки можно избавиться от ингибиторов, выделяемых рожью. Например, Ф. Г. Рябинин (Донецк) уверенно уверяет, что это можно сделать не только для поздних культур, но даже для картошки.

Правда, здесь есть над чем задуматься. По логике вещей, ЭМ-обработку надо делать действительно очень рано, чтобы не подставить семена, ростки, корешки рассады в качестве угощения для бактерий. Однако не будет ли это рано слишком ранним для бактерий: им ведь низкая температура не «по душе». И восстановится ли популяция бактерий, подавленная заморозком, в разумное время? И какая температура — критическая? Возможно, уверенность Федора Геннадиевича была порождена исключительно тёплой весной 2008 года (разговор с ним был как раз той весной)?

Среди вопросов моих корреспондентов едва ли не самым частым является вопрос о том, как лучше поступить с рожью (или житницей) на делянке, назначенной под картошку. Если обстоятельства позволяют «вольничать», то я рекомендую переиначить этот вопрос: «Как гуманнее поступить с тем, кто придумал посеять рожь или житницу под картошку?».

А теперь всерьёз. Это факт, что сидерат, лучший, чем рожь или житница, надо поискать. Никакой другой так не чистит почву и так не «пашет» её (7–8 км корней у одного растения — это серьёзно). Но и аллелопатичность этих культур зашкаливает.

Поставил я такой эксперимент. Осенью посеял на двух грядках горчицу и на трёх соседних — житницу. А весной вырвал курам житницу и на обеих грядках с горчицей и на одной из освобожденных от житницы посадил картошку, а ещё на одной избавленной от житницы грядке — перец. Я сознательно пошёл на эту заведомо сомнительную комбинацию, чтобы сделать наглядной для моих гостей «работу» удалённой житницы и «эмочек».

Когда картошка на первых двух грядках была в пояс, на третьей она поднялась лишь на «четверть». Первые две грядки дали, в конце концов, терпимый («по погоде») урожай, а про третью грядку — точнее всего — поётся в песне «чому в мене заплакані очі — не питай, не питай, не питай». Но — в «засаде» у меня была перечная грядка. Первые две недели перчик был жалким — таким он мог быть и из–за пересадочного стресса. А потом, когда раны на корнях рассады зарубцевались, я стал раскладывать по грядке сброженную в настоях биомассу, добавлять настоя и сразу же поливать грядку водой из шланга. И стала эта грядка такой же весёлой, как хольцеровские симбионтные грядки (фото 40).

40. Перечная грядка с фото 26 (вид сверху) после подкормки ЭМ — «силосом»

Какие выводы можно сделать из этого эксперимента?

Первый — apriori известный, пессимистичный: житница–таки зело аллелопатична. И ингибиторы, выделяемые ею, держатся в почве достаточно долго: растущие в этой «ауре» растения угнетаются всерьёз.

Второй — оптимистичный: «эмочки» действительно подавляют ингибиторы житницы, и притом — в разумные сроки. Что касается времени отсрочки ЭМ-обработки, то в случае с перцем всё очень просто: надо дать зарубцеваться ранкам на корнях рассады. Двух недель, когда растение выдерживает пересадочный стресс, — вполне достаточно. Ситуация с картошкой — неоднозначная. Если картошка посажена клубнями, то сразу после посадки можно замульчировать картошку и полить мульчу ЭМ-настоем. Бактерии будут и подавлять ингибиторы житницы, и разлагать органику (мульчу и корешки житницы). Если же картофель посажен кусочками, то надо дождаться запробкования срезов, чтобы за них не взялись молочнокислые бактерии. Недели, по–видимому, — достаточно.

Третий — куртуазный: время извиниться перед Федей Рябининым. Я скептически относился к рассказу Феди о том, что с помощью «эмочек» можно в разумные сроки подавить ингибиторы ржи и посадить картошку после ржи. Прими, Федя, моё предложение начинать ЭМ-обработку после посадки картошки (а не до неё) в качестве « аллаверды ».

И последний: лучше, всё–таки, рожь или житницу под картошку не сеять, чтобы не связывать себя обязательной ЭМ-обработкой. Мало ли какие обстоятельства могут возникнуть следующей весной. Так что рожь и житницу лучше всего «перепустить», посчитать парами.

Кстати, в решении отдать осваиваемый участок на целый год под сидераты (т. е. под занятый пар) есть ещё один громаднейший плюс. В предшествующие годы на залежи могло насеяться невообразимое количество семян. Если землю сразу пустить «в дело», то в процессе посадки–уборки культур семена сорняков внедрятся в почву, и будут многие годы «радовать» огородника дружными всходами. Если же эксплуатация делянки ограничится севом сидератов с исключительно мелкой обработкой почвы, то все насеянные и избежавшие внимания воробьев семена сорняков прорастут в течение первого же сезона, и сорняки можно будет полоть без затруднений.

В заключение повторю ещё раз. Не должен земледелец бояться ни культур, которые сеются, ни их комбинаций, ни сорняков, ни погоды, ни даже сроков. По–настоящему у земледельца есть один–единственный враг, с которым надо вести беспощадную борьбу, — голая земля, а у земли одна беда — нагота. Плохой земли не бывает. Бывает земля — голая!

И ещё. Надо отдавать себе отчёт в том, что сидерация — заметный движитель кругооборота органики в природе. Но она не отменяет масштабную проблему кругооборота — возврат навоза на поля. Т. е. ту проблему, решению которой отдают все свои силы супруги Тархановы. Вода и патогены — вот проклятие, от которого научились избавлять навоз (сохраняя живой органику!) Лилия Степановна и Олег Владимирович. Внедрение их технологии — задача трудная, её решение требует государственной поддержки, но… не буду повторять слова Моллисона.

Организация грядок

Огород разумных размеров (или часть большого огорода) можно разбить на постоянные грядки. Именно можно, а не нужно. К примеру, у В. Т. Гридчина грядок, как таковых, нет. Виталий свёл обработку почвы (и, стало быть, — ходьбу по огороду) к такому минимуму, что ему дорожки (и, как следствие, грядки) просто не нужны.

Если всё же огородник разобьёт огород на грядки, то дорожки будут исключены из всех обработок, быстро залужатся и сделают комфортным перемещение по огороду. Даже лето станет «продолжительнее». Бывает так, что почва уже достаточно прогрелась для весенних работ, но грязь ещё мешает ходить по огороду. Чернушку, например, можно сеять сразу после схода снега, но в огород ещё пару недель нельзя выйти из–за грязи. По залуженным же дорожкам можно ходить когда угодно.

Сколько бонусов! Лучок сполна попользуется весенней влагой. Это снимет с огородника гамлетовский вопрос «поливать или не поливать». Лук большее время будет вегетировать при приятной для него низкой температуре. Севок раньше созреет, раньше освободит землю, и это позволит занять грядку посевом какой–нибудь скороспелой культуры (редиса, салата, укропа, дайкона, зимней редьки, пекинской капусты…) или подходящего сидерата, а это даст дополнительную биомассу (и над землёй, и под нею).

Так же рано можно, скажем, сеять салат. Он не боится заморозков. К примеру, примороженный укроп мне доводилось видеть, а салат — нет. Змееголовник, кориандр, петрушку тоже можно сеять, не ожидая даже схода снега. Но без залуженных дорожек — разве что с вертолёта.

Залужением дорожек можно управлять. Лучшим растением для этого «луга» мне представляется спорыш (гусиная лапка). Им легко «засеять» дорожки. Достаточно осенью, когда побеги спорыша начнут рыжеть (а семена — созревать), набросать на дорожки эти побеги. Наши ноги (без спроса) равномерно разнесут семена по дорожкам. И за 1–2 года на дорожках образуется плотный ковёр. Я стригу дорожки триммером 3–4 раза за лето, но не боюсь, что какой–нибудь побег протянется на грядку и засорит её семенами. Они, действительно, могут взойти, но почти все быстро гибнут: спорышу для роста нужно, чтобы его топтали. А грядки тем и отличаются от прочей площади, что по ним не топчутся.

Н. И. Курдюмов любит на дорожках другую траву — полевицу побегоносную. На грядках у него — бордюры (раньше — дощатые, теперь грядки обрамляют дубовые брёвна). Так что грядкам не угрожает вторжение полевицы — туда не проникают ни её семена, ни корневища. Конечно, коврик из стриженой полевицы красивее, прочнее, долговечнее, чем из спорыша, но без бордюров и мечтать о таком ковре не стоит. Пришлось бы бороться (и притом довольно трудно) с проникающей на грядки овсяницей. Но сооружение бордюров, к сожалению, — работа. К тому же, семена овсяницы на ногах не разнесёшь, дорожки надо засевать. Хоть и однократная, но — тоже работа! Однако, если кто решится на эти хлопоты — не прогадает. Грядки у Ника и смотрятся, и работают хорошо.

На дорожках любит селиться одуванчик — нет возможности уберечься от его парашютиков–семян.

Но убиваться из–за одуванчика не стоит: мощными корнями он тянет из глуби полезные микроэлементы, в частности, бездну железа. Но, чтобы предотвратить образование семян (и для себя, и для соседей), надо подрезать его, как только он собирается зацвести. Подрезанные розетки одинаково хороши и на грядке, и в загоне у кур. Не стоит, однако, печалиться и из–за этой работы — через 2–3 недели одуванчик сам по себе угомонится (до следующей весны). Точно так же предстоит быстро угомониться и пастушьей сумке — до следующей весны.

На огороде найдётся работа и в весеннюю грязь, и в беспросветную осеннюю слякоть. А залуженные дорожки из порыжевшего спорыша или из задернившейся полевицы не дадут в нём утонуть.

При выборе ширины грядок и дорожек можно исходить из естественного желания сделать грядки такими, чтобы работа на них была комфортной, растения — достижимыми, а по дорожкам было удобно ходить. При таком подходе грядки можно сделать шириною 80–100–120 см, а дорожки — 40–60 см. Примерно такой ширины грядки и междурядья у Н. И. Курдюмова. У В. И. Ляшенко дорожки такие же, а грядки поуже.

Более экзотичны узкие грядки (40–50 см) и широкие дорожки (90–100 см), называемые часто грядками Митлайдера. И хотя я не чувствую, что конкретно дают широкие дорожки, но мало ли чего не видит ретроград? Впрочем, некоторое сомнение в их целесообразности всё же есть. Если они голые, то создают феномен «раскалённой сковороды». А если чем–то заросли, то почему эти заросли — не из огородных культур?

В первые годы я очень гордился своей придумкой — косыми грядками (поперечные дорожки образуют углы с продольными в 60 и 120 градусов). Главным основанием для фанаберии было то, что рядки, параллельные косым срезам, не «уходят» от стоящего на продольной дорожке огородника, и не надо нагибаться, манипулируя плоскорезом, шлангом, штангой опрыскивателя… Однако со временем, когда я попрощался с нелепым рядовым севом, основания для фанаберии исчезли, а сами косые грядки — остались. Вместе с теми достоинствами, что не были связаны с направлением приказавших долго жить рядков.

На косых грядках естественнее организуется ромбовидная посадка таких «крупных» культур, как перец, баклажаны и т. п. Такая посадка экономит (по сравнению с квадратной) примерно 1/7 часть площади. Сокращаются пути на огороде — а это значит, что шнур триммера может быть короче, шланг — не только короче, но и менее тяжёлым. К тому же, шлангу легче даётся поворот на 120, чем на 90 градусов (меньше вероятность его пережима). Наконец, не будешь же перекраивать весь огород из–за каждого чоха неуёмного хозяина. Сегодняшняя моя рекомендация такова: грядки желательно делать, но прямые они или косые, узкие или широкие — не имеет такого уж большого значения. Можно даже организовать огород в форме большой клумбы с радиально расположенными грядками — «камертонами», а в оставшихся углах устроить цветники разной формы.

Какое–то время я считал (и не я один), что лучшее направление грядок — с севера на юг. Обоснование выглядело вполне пристойно: в течение дня продольные рядки на грядках освещаются равномерно (до обеда — с востока, после обеда — с запада), а в самые жаркие часы солнце смотрит в торец ряда, растения прикрывают друг друга, и прикорневые зоны крупных растений притеняются самими растениями.

Но О. А. Войнов (о его работах — ниже) показал, что если уж и прятать что–то от солнца, то в первую очередь — слабо облиственные междурядья. И важнее спасать растения от феномена «раскалённой сковороды», от обогрева снизу, а не сверху. Так что грядки с продольными рядами надо ориентировать с востока на запад, чтобы рядки закрывали междурядья в самое жаркое время дня, и большая площадь была защищена от прямых солнечных лучей.

Разумеется, если сев на грядках производится вразброс, то их направление несущественно.

Впечатлили меня высокие овощные грядки у Хольцера (будем называть их альпийскими). И хотя главное их назначение — аккумулировать тепло и отводить воду — не про нас (нам надо отводить тепло и аккумулировать влагу), отмахнуться от них не хочется. Жалко. Долго сверлили голову мне эти грядки, и я нашел, как мне кажется, подходящую адаптацию идеи к нашим условиям.

Альпийская грядка («родная», хольцеровская) формируется так. Под скалой, на месте будущей грядки, экскаватором роется канава шириной и глубиной метр–полтора. В канаву закладывается всевозможная древесина — коряги, пни, стволы деревьев, ветки. Образуется что–то вроде бруствера. Этот бруствер укрывается дерниной, предварительно снятой с грядки (травой вниз). Дернина присыпается обильным слоем компоста, а потом — вынутой из траншеи землёй. Получается высокая грядка — примерно в метр–полтора высотой и полтора–два метра шириной (у основания). Площадь поверхности грядки («вала») получается примерно в полтора–два раза большей, чем площадь основания.

Затем вдоль дальнего от скалы края грядки втыкаются (толстым концом вниз) 3–4‑метровые жерди. Их тонкие верхние концы прислоняются к скале. Внизу к жердям прикрепляются в два–три ряда поперечины.

Если альпийская грядка сооружается на ровном месте, не у скалы, то она ориентируется перпендикулярно преимущественному направлению ветров.

Кроме того, в этом случае грядка строится в форме меандра (волнистой линии, синусоиды). При такой форме потоки воздуха отражаются от грядки под разными углами, возникают турбулентные завихрения. Фактически ветер не обдувает грядку, а разбивается об неё. Именно такой вал делаем мы с В. Б. Фалилеевым с наветренной стороны «школьного» огорода в Отрадном.

Хольцер придаёт защите от ветра первостепенное значение. Весна 2010 года заставила и нас задуматься об этом всерьёз. Зимой снег лёг на талую землю, весной вся влага смогла впитаться в почву, всё казалось крайне благоприятным, но… больше недели дул постоянный ветер, и почва пересохла. Как бы пригодилась какая–нибудь эффективная преграда ветру! Так вот, альпийская грядка в форме меандра защищает и себя, и соседние грядки!

По центру грядки ставятся «ворота» высотой 2–2,5 м, жерди втыкаются вдоль обоих срезов грядки, а верхние их концы прислоняются к перекладине «ворот». Поперечины прикрепляются к обоим рядам жердей.

Жерди и поперечины поддерживают вьющиеся и плетущиеся растения — фасоль, тыкву, кабачки. Даже помидоры на грядке у Хольцера стояли, «облокотившись» на поперечину.

В чём «изюминка» альпийских грядок?

Во–первых, им достаётся дополнительное тепло: в одном случае — благодаря скале, расположенной против солнца, в другом — благодаря продуманному выбору места на равнине. Вдобавок, солнечные лучи падают на склоны грядки почти отвесно. На грядках, уже переживших первый снегопад (напомню — дело было в конце августа), не было видно никакого ущерба, хотя добрая половина растений на них были из числа теплолюбивых.

Кроме того, древесина внутри грядки окружена воздухом и рано или поздно ввиду ощутимого объема начнет «гореть». Растения получат дополнительное тепло и непрерывно поступающие питательные вещества. И на многие годы вперёд!

Растения приподняты над землёй и их не будет беспокоить вода, стекающая по альпийским склонам из многочисленных источников.

Наконец, увеличенная — благодаря форме «вала» — площадь грядки даёт растениям (при той же густоте) большую площадь питания. С виду вроде бы растения стоят густо, но их корни этого не чувствуют. Они разнесены даже по высоте.

Подобные грядки строили участники проекта в Ясной Дали под Херсоном, в поместье Дмитрия и Анны Пелыхов (фото 41–42).

41. В поместье Ясная Даль сооружаются высокие альпийские грядки. За работой Зеппа Хольцера наблюдает «помещик» Дмитрий Пелых

42. Зепп Хольцер. Николай Курдюмов. автор и Юлия Подольхова в поместье Ясная Даль под Херсоном

Мне показалось соблазнительным «районировать» альпийскую грядку — сделать такой её аналог, который не привлекал бы дополнительное тепло и способствовал бы влагообеспечению. И вот что получилось в наших условиях.

Первая поправка. Объём канавы должен быть разумным, посильным для ручного исполнения, поскольку экскаватор в наших огородах, что мамонт в посудной лавке (слона при очень большом воображении ещё можно было бы представить себе).

Вторая поправка. Объём закладываемой в канаву органики должен быть таким, чтобы она не «горела», а медленно «тлела». Т. е. чтобы эта органика не давала ненужного дополнительного тепла, и чтобы её, как источника питательных веществ, хватило бы на большее число лет.

Эти две поправки, к счастью, согласуются. Согласуется с ними ещё одна реалия. Это в Альпах древесины «навалом». В наших же огородах её не так много. В основном, это ветки, полученные при обрезании деревьев и кустарников.

Правда, у кого близко водоём, тот может заполнить канаву рогозом или тростником. Тростник часто называют камышом. Даже Никитин писал: «дремлет чуткий камыш», хотя имел в виду действительно чуткий тростник. Настоящий камыш (растение семейства осоковых) никак не может быть чутким. Высотой он меньше метра и утопает в окружающей зелени. Можно, конечно, использовать и камыш, но ввиду его мелкоты заполнение канавы было бы малопроизводительным, т. е. стало бы «работой». Эти водные растения разлагаются примерно так же медленно, как древесина (именно потому ими крыли в своё время дома).

Правда, кажется, что «мода» крыть дома тростником, очеретом, камышом возвращается.

Можно засыпать канаву также древесной корой или опилками, но для этого надо, чтобы «под рукой» оказались лесопилка или кочегарка.

Мне показалось, что для «внутренней» грядки достаточно выкопать канаву глубиною в один штык. Прежде всего, такая работа — посильная, она сравнима с простой перекопкой грядки лопатой. Копают же свои грядки поклонники традиционного земледелия, и калачом их не сманишь на что–нибудь более человечное.

А шириной канава может быть и во всю грядку, если грядка формируется на «ровном» месте. Если же в альпийскую трансформируется уже существующая грядка, обрамлённая залуженными дорожками, то ширину канавы приходится ограничивать: вынимаемая из канавы земля не должна портить дорожки. Конкретно: на грядках шириной 110 см под канаву можно отдать примерно 70 см.

Конечно, столь заметное уменьшение размеров канавы (по сравнению с альпийскими) уменьшает срок эффективной работы «альпийской» грядки, но — «по одёжке протягивай ножки».

Ещё одна поправка. Если исконная альпийская грядка тем лучше, чем выше, то наша грядка ведь будет тем суше, чем выше. И склоны грядки станут круче и «подставятся» солнцу. Ещё и поэтому нам надо сдерживать высоту грядки, не накладывать органику в яму «с горкой». Достаточно заполнить канаву органикой заподлицо с почвой, а компостный слой сделать толщиной не более 10 см.

После укладывания органики и компоста, надо поверх грядки уложить почву, вынутую из канавы. Получится гребень высотой примерно 30–40 см. Позже он уплотнится, и высота его зафиксируется на уровне около 15–20 см.

Необходимое замечание. Только что сказанные слова справедливы лишь в случае, если грядка не служит ветрозащитным валом. В противном случае она должна быть высокой, а сверху выглядеть, как греческая река Меандр, т. е. напоминать ползущую змею (по имени этой реки архитекторы и строители называют волнистую линию меандром). Эффективным ветроломом может служить только вал, имеющий форму меандра: в потоках воздуха, отражающихся от него под разными углами, возникает турбуленция, и ветер сам себя гасит. А через прямой вал, каким бы высоким он ни был, поток воздуха переваливается и, как ни в чём ни бывало, продолжает путь. Кстати, именно для того, чтобы возникала турбуленция, снегозащитные сооружения (щиты, изгороди, насаждения деревьев) делают разреженными.

Вернёмся, однако, к высоким грядкам. Хольцер с их помощью решает проблему отвода воды. Но… нам бы такие хлопоты! Нам–то приходится думать не об отводе воды, а об удержании влаги и о возможном поливе.

Удержанию влаги можно поспособствовать, присыпав уложенную органику нетолстым слоем глины. К тому же, в грядке будет расти содержание гумуса, а вместе с ним — водоудерживающая способность частиц почвы.

Что же касается полива, то лить воду прямо на гребень бессмысленно: вода будет стекать на дорожки, прихватывая с собою не скреплённые корнями частички почвы. Но эта беда — не беда! Уложив в яму органику, надо поставить на грядку через каждую пару метров обрезки труб длиной 25–30 см. Очень хороши в этом качестве пластиковые бутылки со срезанными донышками, с завинченными пробками и продырявленные в верхней части (они закапываются горлышками вниз). Можно сделать иначе: сделать отверстия на дне и в низу бутылки, свинтить пробку и закопать бутылку горлышком вверх. В этом случае будет меньшим испарение воды из бутылки.

Можно также обеспечить возможность более быстрого разложения закопанной органики. Для этого надо взять обрезки труб (их длина должна быть чуть больше высоты слоя земли сверху органики). Трубы надо поставить на органику через 2–3 метра, и только после этого присыпать органику компостом и землей. Теперь время от времени надо вливать в трубы по паре вёдер разбавленного ЭМ-настоя.

А при поливе можно вставлять шланг поочередно в каждую трубу или бутылку. У такого полива — ряд достоинств. Во–первых, не размывается гребень. Во–вторых, вся вода достаётся грядке, а не дорожкам (фото 38).

Третье достоинство — самое важное. В пункте «Избавление огорода от зряшного труда» (часть 1) говорилось о том, что водные корни растений устремляются туда, где есть вода. При поверхностном поливе они загибаются вверх, к воде. При «трубном» же поливе вода оказывается под растениями, и полив теряет это самое страшное своё качество: он не делает из растений «наркоманов». Корни растений растут в «правильном» направлении.

С виду формирование альпийских грядок — вроде бы суетное. Но это — только с виду. Я очень дорожу каждой возможностью «отлынивания» от работы. Ничегонеделание — моё любимое занятие в огороде. Мне даже кажется, что этот метод земледелия я изобрёл «как велосипед» — хоть и позже, но независимо от Фукуоки. И, тем не менее, — уже имеющийся опыт сооружения этих грядок позволяет утверждать, что такую грядку было бы оправданно делать даже на пару лет. А ведь она эффективно прослужит минимум 5–7, а то и 10 лет. Даже когда заложенная в канаву органика перестанет участвовать в плодородии, останется система полива, не приносящая увечья молодым растениям.

Представляете: 10 лет без всяких хлопот — только подсевать и подсаживать те растения, что не могут вырасти самосевом! И иметь возможность поливать грядку, когда хочется и сколько хочется, не боясь посадить растения «на иглу». И ещё одно: органика, заложенная в канаву, будет разлагаться в течение всех этих лет в присутствии растений, т. е. будет работать на плодородие.

Кстати, два последних довода помогают мне снять упрёки друзей в том, что огородник, истово (или неистово?) декларирующий свою любовь к слову лень, для которого это слово стало чем–то вроде бренда, вдруг суетится, как рядовой трудоголик. И специально для строгих друзей (а что за друг — нестрогий?) добавлю ещё два оправдания — экологического характера.

Первое — деликатно–экологическое. Речь о фекалиях. Я не спорю, что это — ценное удобрение, знаю, что в США выливают обработанные канализационные потоки на поля, что в Китае выращивают огурцы в бочках с использованием этих удобрений, что в Японии и Корее это «добро» — буквально на вес золота (не оттуда ли пришло к нам полузабытое слово золотарь?). Но у меня как–то не поднималась рука использовать фекалии в огороде — я копал ямы на 2 штыка и добросовестно «хоронил» эти удобрения (извините за «прозу жизни» — не сунешь, как страус, голову в песок). Понятно, что теперь нужда в специальных ямах отпала. Для «деликатной» органики не придумаешь лучшего места, чем дно канавы для альпийской грядки.

И второе. За 20 лет я не сжёг в огороде ни одной травинки. Чего не могу сказать о ветках кустарников и деревьев. И каждый раз, неся колючую и строкатую охапку в костёр, я внутренне ёжился: ощущал противоестественность, непоследовательность, несуразность, постыдность этого «действа».

Когда в продаже появились измельчители для веток, я обрадовался. Потому что ещё в далекие годы с завистью смотрел, как по американским улицам в урочный день после Рождества шли машины, в жерла которых рабочие бросали рождественские ёлки, выложенные жителями на бордюры. Из ёлок получались замечательные чипсы (я имею в виду щепочки, а не ту фастфудовскую отраву, которой любят хрустеть дети, да и взрослые). Чипсами — ко всеобщему удовольствию американцев — посыпают школьные дворы, землю вокруг ферм, приствольные круги деревьев и всякий иной клочок голой земли. На конеферме я специально поинтересовался, как чистюли–американцы спасаются от грязи в конюшнях. Очень просто: площадь между конюшней и выгоном обильно покрывается чипсами. И всё!

Правда, радость моя в связи с появлением измельчителей была недолгой — представить себе, что я часами сую веточки в приёмник измельчителя, было выше моих сил. И хотя В. И. Ляшенко и Н. И. Курдюмов с удовольствием пользуются этими «чипсоделателями», они мне «не указ»: мне лет едва ли не больше, чем им в сумме.

И вот — пожалуйста, складывай ветки в альпийскую грядку — и тебе приятно, и среде. Только и хлопот, что рубить ветви на такие куски, чтобы убрать излишнюю строкатость. Такую грядку можно держать в полуфабрикатном состоянии месяцами, чтобы складывать в неё всякую трудно разложимую органику. А какая экономия спичек!

Горячий дружеский привет экологам! Я с вами, ребята! И не только душою! Наконец–то могу сказать это с чистой совестью.

Повторюсь — разбивать огород на постоянные грядки необязательно. Это — дело вкуса. И хоть я — давний приверженец грядок, но признаю право на существование и «сплошного» огорода. Уже говорилось о том, что В. Т. Гридчин обходится без грядок. И даже кое на чём выигрывает. Семена, посеянные вразброс на грядках, нужно, вообще говоря, прикрывать землёй. Можно, конечно, и заборонить грядку граблями, но эта процедура может стать не менее утомительной, чем припалывание, если почва — недостаточно пышная. Так вот, Виталий боронит засеянный участок бороной. И размерами, и весом борона невелика — как раз в одну «мужичью» силу. Бороне, конечно, пышность почвы не очень нужна. А грядки — и подавно. Ясно, что в качестве способа «заземления» семян боронование в десятки раз производительнее припалывания. Пока я ищу плоскорез или грабли, Виталий уже шабашит.

Если во время сева сидератов почва суховата, то Виталий применяет такой хитрый приём. По подготовленной к севу почве он царапает малым плоскорезом ровики через 15–20 см. Сеет семена вразброс, не обращая внимания на ровики, а потом боронит посев (бороной или граблями) поперёк рядков. Часть семян ссыпается в ровики, ближе к почвенной влаге, и эти семена всходят надёжнее и раньше остальных. Получается как бы рядовой сев, но без сева в рядки. Изящная находка!

Однажды я приехал к Виталию как раз в дни, когда горчица начала всходить, когда наутро она была заметно выше, чем вечером. Увидев «рядки», удивился, и Виталий обыграл это «по полной программе».

У этой хитрости есть модификация. Виталий добивается того же эффекта «рядового сева» и без процарапывания ровиков: сеет семена вразброс по ровному полю, а борону тянет так, чтобы ряды зубьев шли «зуб в зуб». Таким приёмом он добивается того же: в следах зубьев семена оказываются в лучших почвенно–климатических условиях.

И ещё об одной выдумке Виталия. Сеет он не щепотью, как делали это в старину русские крестьяне, а с помощью пластиковой бутылки, в донных выступах которой сделаны (ржавым гвоздём) отверстия, чуть меньшие, чем два поперечника семян. Ржавый гвоздь позволяет «шабрить» отверстия, чистить заусеницы изнутри. Виталий насыпает в бутылку семена, завинчивает пробку, идёт по пашне и потряхивает бутылку. С её помощью без всякого напряжения можно добиться очень равномерного сева. И, разумеется, без сгустков. Ну что тут скажешь?

Я испробовал эту придумку в деле. Эффектно и эффективно! Разумеется, для каждого вида семян нужны разного размера отверстия, т. е. разные бутылки. Но, слава Богу, они не дефицитны. И принесут хоть какую–то пользу, прежде чем пополнят свалку.

Напомню, (зануда не дремлет!): сев капсулами — без боронования и припалывания — тоже производительный. И эффективный. Кстати, капсулы (подсохшие!) тоже можно сеять с помощью бутылки, отверстия в которой сделаны гвоздём побольше.

Забота об оснастке

С первых шагов по огороду надо уделить самое серьёзное внимание орудиям труда и сопутствующим «аксессуарам». Надо помнить о своей принадлежности биоценозу и, заботясь о его благоденствии, не забывать себя, любимого (шутка, в которой — лишь доля шутки). Подходящая оснастка может сильно поспособствовать тому, чтобы даже малый труд в природосообразном огороде стал производительнее, комфортнее, легче.

Разумеется, «джентльменский» набор орудий (лопата, сапка, грабли) беден. Вдобавок, Б. С. Анненков советует подарить лопату «самому вредному соседу». Для названия книги этот эпатажный совет превосходен. Но не примите его буквально, не бегите искать среди соседей самого вредного. Борис Сергеевич имеет в виду отказ от лопаты как орудия обработки почвы. и считает лопату никчёмной только в этом качестве.

Разумеется, не ходит он на поклон к тому самому вредному соседу с просьбой одолжить лопату, когда нужно выкопать яму для деревца или столба, выбрать компост из ямы, поддеть морковку «Император» или пастернак. И канаву для альпийской грядки без лопаты не выкопаешь.

Для этих работ лопату (не подаренную соседу) можно сделать сподручнее. Стоит лишь чуть–чуть искривить держак и сделать его подлиннее, как сразу уменьшится нагрузка на кожу ладоней и спину. При прямом держаке нагруженная лопата норовит крутнуться, и держак приходится сжимать сильнее за счёт кожи ладоней. Но стоит держак прогнуть, центр тяжести груза приспустится — и лопата будет находиться в равновесии автоматически. Ну а более длинный, чем обычно, держак позволит выбрать оптимальное (а не продиктованное длиной) положение корпуса. Вроде бы — пустяки, но они поспособствуют тому, чтобы к вечеру не ныла спина, не саднили ладони, да и жизнь казалась краше.

Кроме штыковой лопаты, нужна и подборная. И в яме для дерева, и в канаве на альпийской грядке, и в компостной яме штыковой и подборной лопатами удобно работать поочередно. И уж чему–чему, а подборной лопате вовсе не обойтись без гнутого держака (фото 43). Эта лопата в процессе работы всегда нагружена (и притом сильнее, чем штыковая), и при прямом держаке центр тяжести этой самой тяжести находится заметно выше оси, проходящей через точки опоры (ладони), так что лопата постоянно норовит опрокинуться и содрать к вечеру кожу на ладонях.

43. Подборная лопата с прогнутым держаком

Теперь о сапке. Обычно у неё — прямой и до неприличия короткий (прямо–таки «мини») держак.

Вот такую сапку точно следовало бы подарить вредному соседу. И почве она вредит, проникая в неё на глубину, вдвое–втрое большую допустимых двух дюймов, и спине — не подарок. Но если сделать держак подлиннее и слегка подогнуть внизу (фото 44), то сапка станет эргономичнее и будет «будоражить» почву мелко (как плоскорез). Фактически сапка и становится «плоскорезом», предпочтительным для более тяжёлых работ. И держать такую сапку надо как плоскорез Фокина (об этом — чуть ниже).

44. Сапка–плоскорез (отчетливо виден прогиб держака)

Грабли тоже нужны не абы какие. В природосообразном огороде почти нет работы для традиционных грабель с толстыми круглыми зубьями. Более уместны тонкие плоские зубья (плоскость зубьев параллельна держаку). Держак нужен подлиннее, не очень легкий, и тоже — слегка подогнутый. Иначе грабли будут норовить крутнуться, и надо будет держать их крепче — за счёт кожи ладоней.

Ясно, что «джентльменский» арсенал не в силах обеспечить одновременно и необременительное, и производительное исполнение всех возможных работ в огороде.

Естественно, важнейшее пополнение «арсенала» — плоскорез Фокина. Выбор модели не очень существен. Хорош и базовый комплект (как оригинальный, так и модифицированный), и «могущник», и «велетень». У каждого типа плоскореза — свой круг задач, но обычно до такой тонкой дифференциации дело не доходит. У меня, например, «могущник» и «велетень» — на все руки мастера. И работаю тем, который раньше под руку подвернется. Единственное, что существенно, — это сразу не взять плоскорез в руки как сапку. Надо напрочь забыть о сапке и брать в руки плоскорез как косу. А именно: большой палец руки, охватывающей конец держака, должен смотреть не вниз, а вверх. Тогда не будет соблазна работать, согнувшись как при работе обычной сапкой. Спина будет ровной, как у косаря, а осанка — красивой!

Мне часто приходится «отстаивать честь» плоскореза Фокина. И всегда (всегда!) слова «А что в нём такого?» говорят те, у кого большой палец верхней руки смотрит «не туда». Те же, кто хоть раз возьмёт плоскорез, как надо, таких слов уже не скажут.

Когда я давал «мастер–класс» работы плоскорезом фрау Веронике Хольцер, то просил её смотреть не на землю, а на мою спину. Осанка «столба» очень понравилась фрау Брони, и её резюме было: «Этот инструмент — для меня!». А на следующий год она тепло приветствовала своего «учителя» и восхищалась, какому доброму делу я её подучил. Чуть позже овладел плоскорезом сам Зепп, высоко оценил его и, работая над проектами на Украине, уместно и умело пользовался этим чудо–инструментом (фото 45–46). Да просто нет инструмента, которым было так же удобно удалять лишние растения со склона альпийской грядки.

45. 3. Хольцер рассказывает о достоинствах плоскореза Фокина. Крайняя слева — В. И. Ляшенко

46. Плоскорез Фокина в умелых руках

Удивительно: плоскорезу пошёл уже третий десяток, но до сих пор многие владельцы держат его «не так» и работают им как сапкой! Согнутся в три погибели и рубят, в то время как нужно стоя «косить». И поворотом плоского держака регулировать глубину подрезки. Подрезки, а не подрубки!

Кстати, бывает такая ситуация, когда подрезка физически трудна: то ли почва слишком плотная, то ли подрезаемые растения чересчур грубые. В этом случае уместнее сапка–плоскорез (обычная сапка с длинным подогнутым держаком — о ней говорилось чуть выше). Ею уже можно и «рубануть».

Для ещё более тяжёлых работ нужна мотыга, и её держак надо слегка подогнуть, чтобы уменьшить глубину обработки.

В ряде случаев могут оказаться полезными плоскорезы «Стриж» и «Стремя» и экстирпатор (фото 47).

47. Орудия: садовые вилы с укороченными рожками, экстирпатор, сенные вилы (виден прогиб держака)

О вилах. Для обычных (сенных) вил тоже обязателен выгнутый длинный держак (фото 47). Длинный — чтобы не гнуть спину почём зря, а выгнутый — чтобы пощадить ладони. На вилах с прямым держаком навильник норовит повернуть зубья вниз и сползти на землю, и противодействовать этому может только кожа ладоней. И надолго её хватит?

Садовые вилы обычно имеют довольно длинные зубья — 25–28 см. Если владелец традиционного огорода захочет перекапывать землю не лопатой, а вилами, то такие зубья для него — по его мнению — в самый раз. Но в природосообразном огороде такие зубья не нужны. Хоть картошку копать, хоть куст пырея подцепить, чтобы вытянуть, хоть лук при уборке поддеть — во всех случаях хватит 15–18 см. Подсказка очевидна — надо укоротить зубья и заново заточить (фото 47). И вилы станут легче граммов на 200–300, и короткое плечо рычага будет ещё короче, так что усилие, прилагаемое к длинному плечу рычага (т. е. к держаку), может быть меньшим. Посуетиться один раз, и потом постоянно «пожинать плоды». Тоже вроде бы пустяк, но — совсем не маленький! Кстати, и вероятность сломаться или погнуться у укороченных зубьев снижается.

Требует некоторых хлопот и обеспечение сева мелких семян. У этого сева — две проблемы, одна важнее другой. Нужно сделать так, чтобы под семенами была плотная капиллярная почва, и чтобы семена рассеялись без сгустков, чтобы потом не понадобилось изнурительное и крайне противное прореживание.

Сев вразброс терпимо решает обе проблемы. И семена ложатся, в конечном счёте, на плотное (или почти плотное) основание, и равномерность сева — в руках земледельца. И совсем другое дело — рядовой сев. Здесь уже нужны некоторые ухищрения. Рыхлое дно в процарапанном, например, плоскорезом, рядке можно уплотнить бруском. Теперь по плоскому днищу можно равномернее, чем по жёлобу треугольного сечения, рассеять семена. А потом прикрыть их рыхлой вынутой почвой или компостом.

Некоторые умельцы сразу продавливают канавку доской или бруском. Лучшего ложа не придумаешь. Но при сухой весне почва может быть неподатливой без предварительного процарапывания и полива рядка. И, кроме того, хорошо, если есть компост для присыпания семян. А без него придётся как–то изворачиваться, «аннексировать» землю у междурядий, чтобы прикрыть семена рыхлым слоем.

Для посадки картошки «под палку» нужна, естественно, сама палка. Но надо заметить, что и у палки, которую вырубил в лесу В. Т. Гридчин, и у палки, которую смастерил В. В. Фокин, есть существенный дефект: при вынимании палки стенка ямки может потянуться за шишаком и обрушиться. Если почва пересохшая, то стенка просто обсыплется на шишак. И ямка потребует, как выражаются нынче, тюнинга (доводки).

В. И. Бевз (г. Энергодар Запорожской области) удачно модифицировал посадочную палку. Он прикрепил к обычной палке перекладину для ноги, оставив под перекладиной 12 см. Затем прибил планки к нижней части, так что сечение рабочего наконечника стало квадратом со стороной 8 см. В завершение Виктор Иванович щегольнул мастерством токаря 7‑го разряда — сточил рабочую часть на конус, подобный тем, что подпирали комоды, шифоньеры и диваны в прежние времена.

Достоинств у ямок конической формы — не перечесть. Поверхность их — покатая, и не обсыпается, даже если почва сухая. Расширенное входное отверстие позволяет бросать в ямку семенной материал «свысока», не сгибаясь. Удобнее присыпать семена компостом, и он ложится без «пузырей». И если даже (при влажной почве) стенки ямки прилипнут к рабочему конусу, то достаточно повернуть палку на пару градусов — она освободится от налипшей земли, и теперь её можно вынуть. Понятно, что работа конической палкой заметно производительнее, чем работа с шишаком — не тратится время на доводку обсыпавшихся ямок.

Конечно, напрашивается вопрос «А где взять Виктора Ивановича в нужный момент?». Я мог бы назвать Витин телефон, но ведь не обязательно обтачивать конус, его можно и обстругать, а потом зачистить наждачком или даже стеклом. В этой модификации главное — идея, а не исполнение. Впрочем, есть один важный нюанс. Необходимо, чтобы конус был, по возможности, круглым, иначе ямка может обвалиться при повороте палки. Но этого добиться нетрудно, вставляя конус для контроля в банки и иные сосуды (или кольца) разного диаметра.

Мне кажется, что я сделал палку даже лучшую, чем у Виктора Ивановича (фото 48, 49). Вместо перекладины для ноги я приделал петлю из толстой проволоки, так что мне не надо ловить момент, когда перекладина коснётся земли: у меня в этот момент касается земли нога. И, кроме того, я приделал вверху ручку наподобие ручки у бура, и эту ручку разместил под углом примерно 30 градусов к плоскости петли, чтобы петля не разрушала предыдущую ямку, когда петля сделана, скажем, под правую ногу, а движешься вдоль рядка влево.

48. Садовая скамейка, позволяющая работать на грядках не только сидя, но и лёжа, и один из вариантов палки для посадки картошки

49. Еще один вариант палки для посадки картошки (а чаодно — и чеснока, рассады перца и капусты, и т. п.)

Чтобы «вигвамы» для поддержки фасоли были правильными, «красивыми», можно сделать из проволоки круг примерно метрового диаметра, а при сооружении линии «вигвамов» класть его последовательно на грядку, и втыкать хворостины равномерно с внутренней стороны кольца.

Само собой разумеется, что при устройстве грядок и расселении их «жильцов» не обойтись без мерных шнуров и штырьков для их крепления.

Многие огородники любят использовать вертушку для полива. Нет слов: удобно, установив в нужном месте штангу и включив воду, развязать себе руки и заняться чем–то другим.

Я всегда считал пользование вертушкой в традиционных огородах непростительным занятием. Брызги, падающие с высоты, разбивают комочки почвы, распыляют её, эта пыль набухает и образуется нечто вроде линолеума. Вода стекает, грядка покрывается жидкой грязью, но почва, по существу, остаётся сухой. Единственный «бонус» от этой затеи — неизбежно образующаяся назавтра корка на почве. Сэкономили время на поливе — вернули его с лихвой, разрушая корку. А «в сухом остатке» — распылённая, деструктурированная почва.

Обычно, когда я обращаю внимание на этот феномен, то в качестве возражения приводится завуалированно спекулятивная ссылка на природу. Дескать, природные биоценозы орошаются исключительно дождём, т. е. каплями, падающими с ещё большей высоты. И ничего.

Но дело в том, что в природных биоценозах дождь падает на почву, укрытую обычно растениями, дёрном, опадом. Если же дождевые струи попадают на голую землю, то возникают промоины, овраги, т. е. происходит то, что называется водной эрозией почвы.

Словом, в природосообразном огороде, где растениями, мульчей и опадом укрыта каждая пядь земли, — вертушка уместна. А для традиционного огорода, где, по крайней мере, междурядья голые, — разорительна. Шутливый (а, может, и серьёзный?) совет владельцам традиционных огородов: хотите пользоваться вертушкой — вливайтесь в наши ряды. Всё равно ведь рано или поздно вольётесь. Не может быть такого, чтобы конвенциальное издевательство над землёй рано или поздно не надоело земледельцам.

Наконец, работу сделают намного комфортнее разного рода скамейки, которые позволили бы воспользоваться эпатажным (с виду) ответом Уинстона Черчилля на вопрос, чем он объясняет своё полноценное долголетие: «А я никогда не стоял, если мог сидеть, и никогда не сидел, если мог лежать». Так вот сажать рассаду удобнее сидя, а тыкать тыканку (так на Украине называют лук–севок) — даже лёжа (фото 48). И (если верить Черчиллю) жить — полноценно — дольше.

Больше всего автору хотелось бы, чтобы пункт «Оснастка» был прочитан «вполглаза», по диагонали. Чтобы читатель уяснил лишь идею, что с помощью подходящей оснастки даже ту малую «диспетчерскую» работу, что приходится делать в природосообразном огороде, можно превратить в «лёгкую искрящуюся игру». И, конечно, собственные поделки придутся скорее ко двору, чем те, о которых где–то прочитано. Потому что написано может быть хуже, чем сделано, а прочитано — и вовсе не так.

Этим пунктом я хотел всего лишь подтолкнуть читателя к мысли, что «оснастка — это вещь!». Относиться к ней надо со всей серьёзностью и — не жалеть на неё времени (и средств). Иначе потом походы в аптеку заберут гораздо больше и времени, и средств. А убывшего здоровья — не жалко?

Когда огород воспринимаешь как биоценоз, в котором проводишь не худшие часы, а не как шахту, в которую спускаешься, чтобы «выдать на гора» очередную порцию продуктов питания, то вовсе не зазорно быть немножко эгоистом. Тем более, что это — не за счёт ближнего, а за счёт размышлений.

Бесконечно удивляют меня гиганты мысли. Я не Ильфа и Петрова цитирую — речь пойдёт о Конфуции. Он словно предвидел, что подытожит нашу беседу об оснастке. Судите сами: «Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный — размышление, второй, самый лёгкий — подражание, третий, самый горький — опыт».

Господи, до чего ёмко, точно и кстати!

Здесь рассматриваются вопросы формирования в огороде растительных сообществ — подобия природных экосистем, т. е. речь идёт, собственно, о том, как городится природосообразный огород.

Усвоение солнечной радиации биоценозами

Как известно, лишь примерно 5% сухой массы растения (стебли, ветви, листья, цветы, плоды, корни) создаётся за счёт питательных веществ, заимствуемых у почвы. Остальные 95% этой массы даёт фотосинтез (с участием углекислого газа, солнечной энергии и влаги). Если кому–то это соотношение покажется сомнительным — пусть вообразит себе 30–40-летний осокорь. Нетрудно догадаться, какой вместительной была бы пещера под осокорем, если бы доля почвы в образовании его биомассы (и по весу, и по объёму) была хоть сколько–нибудь заметной.

Однако если сопоставить — ну хотя бы с помощью банальных весов (какая профанация!) — литературу, посвященную роли почвы в образовании биомассы, с литературой, где описывается роль солнечной радиации в обеспечении жизни растений, то на долю первой придётся, наоборот, 95%, а второй достанется, от силы, 5%! Даже о паритете «годі мріяти» (нечего и мечтать). Блестящая лекция Климентия Аркадьевича Тимирязева о физиологии растений — одно из немногих исключений.

И вот подарок судьбы. Приехал я с лекцией в Первомайск–на–Буге (Николаевская область). Перед лекцией подошёл ко мне — просто познакомиться — симпатичный мужчина (из тех, что сразу приходятся «по сердцу»). Это был Олег Анатольевич Войнов, главный инженер–почвовед Николаевского проектно–технологического центра «Облгосплодородие», куратор северных районов области. Мы коротко побеседовали, и он мне дал подборку своих статей.

Пока я коротал время в поезде по дороге из Первомайска в Николаев, до меня дошло, что я держу в руках. Это были статьи об усвоении солнечной радиации биоценозами! Мне показалось недостойным «есть сало под одеялом». Я сразу же сканировал эти статьи и переслал Н. И. Курдюмову. Реакция Ника была не менее живой — он немедленно позвонил Олегу Анатольевичу и попросил материалы в электронном виде. Я вам скажу — у нас с Ником были основания «взбодриться»!

В течение многих лет Олег Анатольевич работал в академических учреждениях и, используя мощный инструментальный аппарат (тепловизоры, тепловые сканеры, инфракрасные радиометры, аэрокосмическую съёмку), исследовал усвоение солнечной радиации биоценозами и проблемы их влагообеспечения на полях Одесской, Винницкой и Николаевской областей. Было установлено, что ведущей характеристикой биоценоза, определяющей степень усвоения радиации и уровень влагообеспечения, является так называемый листовой индекс (ЛИ) — отношение общей площади листьев к площади, занимаемой биоценозом. И Олег Анатольевич нашёл, что оптимальное поглощение радиации наступает при ЛИ, равном 4!

Потрясающий результат! Не бахвалясь и не примазываясь, скажу, что для меня этот вывод не стал неожиданностью. Предощущение чего–то такого в моей голове бродило, но… в правом полушарии. Олег Анатольевич твёрдой рукой перевел его в левое полушарие — из иррациональной сферы в рациональную.

Изучение данных по трём областям за 20 лет дало два неожиданных результата:

• от снижения ЛИ с оптимальной 4 до 1,1–1,2 урожай снижается вчетверо;

• на полях с сопоставимым ЛИ в засушливые годы (по сравнению с удовлетворительными) урожай снижается лишь на 25%.

Здорово смотрится рядом эта парочка! Бог милостив: своими руками, не обеспечив приличный листовой индекс, мы можем снизить урожай вчетверо, а не зависящая от нас погода — лишь на четверть! Стало быть, и повысить урожай вчетверо — в наших руках, а пенять на погоду — полноте! Воистину «У природы нет плохой погоды».

Скрупулёзный анализ позволил Олегу Анатольевичу выявить механизм определяющего влияния низкого ЛИ на снижение урожая. При малом ЛИ и, следовательно, при недостаточном проекционном покрытии почвы листьями, солнечные лучи достигают её. Будучи (практически) абсолютно чёрным телом, наши черноземы полностью поглощают радиацию — во всём солнечном спектре. И излучают обратно около 97% поглощенной энергии, но — в тепловом диапазоне. Если бы это происходило, к примеру, на паровом поле, то дополнительно подогревался бы окружающий воздух — вот и вся беда. А на занятом поле растения, подогреваясь снизу, оказываются как бы на «раскалённой сковородке». И испытывают жестокий тепловой стресс!

С помощью листьев, усиленно испаряя воду, растения могут противостоять тепловому стрессу. Эта способность растений удивительна: они могут понижать температуру на 8–10 градусов! Но какой ценой? Победа бывает пирровой — это как раз об этом случае.

Зерновое поле с оптимальным ЛИ на каждый центнер урожая расходует примерно 5 миллиметров воды. А на поле с ЛИ, близким к 1, на те же цели уходит уже 50 миллиметров воды! Расход воды увеличивается в 10 раз! Не по делу, не для нужд фотосинтеза, не для накопления питательных веществ, а для защиты от неблагоприятных условий, для того, чтобы просто выжить, уцелеть на «раскалённой сковородке»!

Какая коварная цепочка: сначала голая земля (хотя бы в междурядьях), потом поливы (не для нужд фотосинтеза, а для снятия теплового стресса у растений), а под конец — солончаки, эрозия почвы и прочие «прелести».

Насколько вовремя свела меня судьба с О. А. Войновым! В аккурат к самому жестокому лету! И если мой огород практически не пострадал от адского пекла, то это прежде всего от того, что я ни на минуту не забывал о работах Олега Анатольевича: сознательно и целеустремленно добивался того, чтобы листовой индекс был, по крайней мере, приличным (фото 50, 51). Благодаря Олегу я могу, не кривя душой, продолжить прелестный стих Эльдара Рязанова: «Всякая погода — благодать!». Нет у меня оснований жаловаться даже на небывало «пылкое» лето-2010.

50. Разнотравье в картошке: горох, «самовольно» выросшие. адовая лебеда, ромашка, ячмень

51. На картофельной грядке — шапки цветоносов лука и овсяного корня. Лук был посажен осенью на челень для весны, а овсяной корень специально оставлен для семян

Естественно, я делаю всё, чтобы мои слушатели осознали важнейшую роль листового индекса как средства «управления» радиацией. Удивительно, но они признают эту роль сразу и безоговорочно. Многие мои рассуждения воспринимаются как эпатажные (а подчас — и как надуманные). Но — не про листовой индекс. Видно, что они ложатся на подготовленную «почву».

Я думаю, что благожелательному настрою слушателей способствует то, что у многих из них ещё в памяти те времена, когда инженеры, студенты, доценты и прочие заведующие лабораториями, словом, те, кто был вне рядов гегемона, убирали осенью урожай на колхозных полях. И все поголовно помнят, что собирали во–о–от такие перцы, помидоры, баклажаны, и уже больше никогда таких перцев, помидоров, баклажанов не встречали (в том числе — ив своих огородах). Все видели, что эти плоды росли в бурьянах выше головы. И как не быть таким бурьянам, если прополка приходилась на время отпусков у инженеров и экзаменационных сессий у студентов и доцентов, и эта нуднейшая работа ложилась на плечи школьников. Надо ли говорить о «качестве» этой прополки? А как нервничали из–за этого «качества» классные руководители!

Обосновывая своё давнее сдержанное отношение к прополке, я припоминал именно перцы в бурьянах на колхозных полях. Но эта ссылка — в глазах слушателей — была скорее эмоциональной, чем доказательной. Этот феномен вспоминался как курьёз («да, бывает»), и тут же забывался. И только теперь, и притом легко, приходит понимание, что школьники, сами того не ведая, своей работой «халам–балам» обеспечивали… высокий листовой индекс и, как следствие, приличный урожай.

Олег Анатольевич пошёл дальше. Он указал систему мероприятий, формирующих нужные листовой индекс и проекционное покрытие (имеются в виду зерновые поля):

• перекрёстный посев;

• выбор правильного направления посева;

• использование стартовых удобрений;

• выбор оптимальной густоты стояния растений;

• мульчирование почвы;

• подбор культур с нужными биологическими особенностями.

Адаптация этих мероприятий к условиям огорода даёт такую картину.

Перекрёстный посев обеспечивает более равномерное размещение семян по площади. А в огороде — просто напрашивается отказ от рядов и междурядий, т. е. замена рядового сева севом вразброс (фото 23). Об этой замене подробно говорилось в пункте «Дай мне зоркости узреть…» (часть 1).

Правильное направление посева — это, по мнению Войнова, направление рядков с востока на запад. Напомню, что Олег Анатольевич исследовал большие площади, сев на которых осуществлялся с помощью техники, и был, естественно, рядовым. Так вот, в самые жаркие полуденные часы надёжнее всего прикрывают почву рядки, направленные с востока на запад (а не с севера на юг, как пишется в большинстве книг про огород), Роль такого выбора — не пустячная: в опытах Олега Анатольевича кукуруза, посеянная с востока на запад, в засушливые годы давала урожай, на 20–25% больший, чем та, что была посеяна с севера на юг.

Забавное совпадение цифр: поворот направления рядков компенсирует потери от засухи. И вновь — у природы нет плохой погоды!

Всё это справедливо и в огородах, но — при отказе от рядков вместе с ними уходят и заботы об их направлении.

Стартовые удобрения должны помочь растениям обзавестись обильной листвой прежде, чем наступит неблагоприятная для растений жара. Они нужны даже в случае, если почва кажется достаточно плодородной. Для ускорения вегетации на старте можно замульчировать посадки компостом (лучше «живым», незрелым), подкормить «чаями», полить почву ЭМ-раствором, посыпать «бокашиками», обложить растения ЭМ — «силосом». «Кашу маслом не испортишь», и поэтому ещё раз напомню о необходимости соблюдать осторожность: если ускоренное выделение питательных веществ не будет поддержано адекватным количеством воды, то листва в процессе фотосинтеза может страдать («гореть»). Поэтому применять «допинг» надо после дождя или полива.

Раньше я считал, что, применяя ЭМ-препараты, надо иметь в виду возможность потери одного из ценнейших качеств органических удобрений — постепенного поступления питательных веществ. Дескать, сейчас будет «густо», а позже «пусто». Теперь же (под влиянием работ Олега Анатольевича) неравномерность «поставки» питательных веществ выглядит оправданной.

Выбор оптимальной густоты стояния растений влияет, прежде всего, на расходование влаги.

Необходимо придерживаться такого общего правила: чем меньше плодородие почвы, тем большей должна быть густота стояния, чтобы компенсировать недостаточность развития растений. При механическом севе нужной густоты добиваются регулировкой сеялок.

А в огороде подходящая густота стояния обеспечивается таким образом. Во–первых, если при севе вразброс придерживаться того же расхода семян на заданную площадь, что и при севе рядками, то на грядке не будет сгустков семян, и на ней останутся те растения, которые были бы удалены при прорывке. А во–вторых, уходя от монокультуры, мы сеем (или сажаем) на той же грядке уплотняющие культуры, и, естественно, повышаем густоту стояния растений.

Увеличения густоты не надо бояться. Представим, что вместо двух монокультурных грядок, засеянных чернушкой и морковью, созданы две смешанных грядки, засеянные смесью тех же семян лука и моркови. Растениям кажется, что густота стояния уменьшилась, поскольку у лука и моркови корневые системы разные и по–разному распределены во времени потребности во влаге, в питательных веществах, в свете. Можно увеличить норму высева: на смешанных грядках растения могут стоять гуще, чем на монокультурных, и при этом не страдать от тесноты.

Естествен вопрос: «А как всё–таки добиться — практически — оптимального листового индекса?». Разумеется, определять ЛИ без оснастки, что была у Олега Анатольевича, — трудно. Надо «набить руку», научиться «провидеть» грядку такой, чтобы солнечные лучи не попадали на землю. Именно такой совет даёт Олег Анатольевич. Естественно, в начале вегетации это невозможно, и Олег Анатольевич называет (для «подопытных» культур) такие ориентиры: почва под кукурузой должна быть «спрятанной» от солнца ко времени выброса метелки, под колосовыми культурами — к стадии выхода в трубку, под подсолнечником — к началу образования корзинки. Что касается традиционных огородных культур, то здесь может придти на помощь чутьё огородника. Во всяком случае, почву надо затенить до наступления жары. И лучше, конечно, двумя днями раньше, чем одним позже.

Мульчирование почвы рассматривается обычно как приём, который предохраняет почву от испарения, прикрывает корневые зоны от перегрева и вообще модерирует температуру почвы, глушит сорняки и препятствует водной и ветровой эрозии почвы. Однако к перечню «заслуг» мульчирования надо отнести и способность компенсировать возможный недобор листового индекса (фото 52–55).

52. Голая земмля у перца тщательно замульчирована

53. Картошка со свёклой и льном. Дефицит листового индекса компенсируется мульчей. Как кстати были бы здесь сорняки…

54. Если мульчировать клубнику (strawberry (англ.) — соломенная ягода), то так, как это делает Татьяна Потапова под Полтавой — не жалея соломы!

55. Видно, что клубнике на соломе хорошо!

Только следует иметь в виду, что мульчировать нужно не только (и даже не столько) лунки, сколько междурядья — из–за них, главным образом, растения оказываются на «раскалённой сковородке». Поскольку ранним летом, когда возникает нужда в мульчировании, мульчирующие материалы, как правило, в дефиците, надо с помощью сидератов создавать, а потом оберегать «войлок», прикрывающий почву. «Войлок» спасает огородника и от забот о мульчирующих материалах, и от возни с расстиланием их.

Нелишним будет напомнить, что мульча — хоть полёгшие сидераты, хоть настилаемые материалы — важнейший поставщик свежей органики, определяющей плодородие почвы. Т. е. мульча — это «два в одном»: и «секьюрити», и удобрение.

Подбор культур с нужными биологическими особенностями призван растянуть период с комфортным листовым индексом. Нужно чередовать ранние и поздние, высокие и низкие культуры, сеять «сменщицу», когда сменяемая культура ещё не убрана, имея в виду главную цель: землю ни на минуту не надо оставлять голой. В следующей части книги будут приведены конкретные примеры такой «игры».

Неожиданно высокая солнечная активность летом 2010 года заставила шире взглянуть на проблемы радиации. У многих культур горели листья от прямой, а не отражённой радиации. Страдали даже яблоки, не заслонённые от солнца, не говоря уже о салатах, ботве картошки и огурцов, плодах перца, листьях капусты и других культур.

Понадобилось думать не только об оптимальном усвоении радиации биоценозами, о предотвращении перегрева растений отражённым от поверхности земли теплом, но и о защите растений от прямых солнечных лучей, т. е. о создании подобия зонтика над растениями или частокола, продвигающего в течение дня волны тени по растениям и снижающего интенсивность радиации до разумных пределов.

Простейшим решением этой проблемы представляется уплотнение посадок культурами, которые следовало бы назвать «бодигардами». И, подобно телохранителям VIP-персон, растения — кандидаты в «бодигарды» — должны пройти своеобразный «кастинг», отбор. Кандидаты должны удовлетворять четырём обязательным условиям:

• иметь более высокий, чем у охраняемой культуры, рост и одновременно раскидистую и разреженную листву;

• быть устойчивыми к радиации, не страдать от прямых солнечных лучей;

• быть менее скороспелыми, чем подзащитная культура;

• быть агротехнически совместимыми с охраняемой культурой.

Разумеется, перечислены не все обязательные требования, т. е. те, что надо соблюдать во что бы то ни стало.

К примеру, конопля (разумеется, я имею в виду коноплю посевную, а не коноплю индийскую, называемую ещё марихуаной) смогла бы быть прекрасным защитником всех без исключения культур, всего огорода. Как красиво он бы смотрелся! Но не видно, как отбивался бы огородник от милиции. Не каждый же милиционер отличит марихуану от обычной конопли. Так как сформулировать соответствующее требование? «Участковый милиционер должен иметь высшее агрономическое образование»?

Ещё пример трудно формулируемого требования. Безусловно хороши экстерьером полыни: и серебристая, и чернобыльник, и даже амброзия. Но только в пьяном бреду можно было бы призвать их на помощь. И как сформулировать требование, которое позволило бы отсеять полыни? «Пьющий земледелец должен знать меру»?

Но и те требования, которые удалось сформулировать для «кастинга», — вроде бы прозрачные, не чрезмерные — удовлетворить непросто.

Если растение–защитник само не выдерживает радиации, то что в нём толку? К примеру, у космеи, садовой лебеды, кукурузы — подходящие «внешние данные», но в лето‑2010 они «горели».

Малорослый защитник не сделает зонтика над подопечными растениями. В то же время листва не должна образовывать плотную тень: она должна не лишать растения солнечного света, а лишь ослаблять радиацию — вот задача защитника. Космея, например, не прошла бы «кастинг» не только потому, что сама «горит», но ещё и потому, что даёт слишком плотную тень.

Опять же — какой толк в скороспелом защитнике? Он должен дождаться окончания вегетации подопечного растения или наступления мягкой поры, когда отпадёт нужда в его услугах. К примеру, хорошим защитником для лука был бы редко посеянный кориандр. Луку и кориандру было бы уютно вместе во всех смыслах. Если бы не один «пустячок» — кориандр созревает (и усыхает) намного раньше лука.

56. Раскидистые листья бамии, высокий рост и тропическое происхождение обеспечивают эффективную защиту соседних растений от палящего солнца

Наконец, проблемы может создать агротехническая несовместимость защитника и подзащитного. Нет, по–видимому, лучшего защитника для всего (почти) огорода, чем бамия (фото 56). Сколько бонусов! Прежде всего — необыкновенное украшение огорода в течение всего лета и осени. На мой взгляд, цветы бамии — самое совершенное божье творение. Далее идут:

• непрерывный поток нежнейших стручков для супов, соте, яичницы, заготовок на зиму;

• устойчивость к радиации (ещё бы: бамия, как никак, — тропическое растение!);

• рост до 1,5 м;

• плодоношение до самых заморозков и даже после них;

• разреженные листья, являющиеся чем–то средним между листьями каштана и канадского клена;

• агротехническая совместимость почти со всем огородом.

Правда, бамию–тропиканку надо поливать, но она того стоит.

Словом почти в конце перечня я хотел упрекнуть бамию в том, что не поднимается рука использовать её, например, для защиты картошки. Дело в том, что когда придёт время копать картошку, бамия будет в самом соку: она ещё может цвести и давать стручки целых два месяца. Однако, копая картошку, трудно не повредить соседку–бамию. А жалко.

Удачным защитником растений (в том числе и картошки) представляется сорго. Только — хлебных сортов, т. е. не то высокое, с раскидистой метёлкой, которое на Украине зовут «віниччям», а более приземистое, с достаточно плотной метёлкой, толстым (почти кукурузным) стеблем и с листьями, не усыхающими до самых морозов (фото 57, 58). Правда, надо иметь в виду, что это сорго склонно к кущению (у кукурузы тоже есть эта склонность, но — мизерная), и тень может стать избыточно плотной. Вот только не знаю, считать ли склонность к кущению недостатком. Ведь как только тень от сорго станет слишком плотной, пасынки можно выломать и «за так» усилить ими мульчу.

57. В усадьбе В. Б. Фалилеева. В правом верхнем углу — хлебное сорго. Редко посеянное сорго способно создать негустую комфортную тень для соседних растений

58. Там же… Колоновидная яблоня уже на первом году дала «неслыханный урожай». Слева — куст хлебного сорго

Как ни странно, но выстоял в необычайно знойное лето и высокий салат, семена которого привезены из Краметерхофа — альпийского поместья Хольцера. Я, правда, не знаю названия этого салата. Его листья, поочередно отходящие от стебля, напоминают листья артишока (фото 59). Самое удивительное, что у него (салата!) очень большой вегетационный период, и его листья можно (и нужно) обрывать всё лето.

59. Достойный «телохранитель» для растений — альпийский салат (растёт на грядке чернушки, посеянной вразброс)

Задачу выбора растений — «бодигардов» можно несколько облегчить — искать растения, способные защитить конкретного «хозяина».

Например, хороша «экстерьером» щирица. Она могла бы защищать невысокие растения (лук, морковь, свёклу). Но у неё — короткий вегетационный период. А вот культурные сорта, обычно называемые амарантом, и повыше сорной щирицы, и не такие скороспелые, и уже могут защитить, например, картошку. Какая живописная картина: рубиновые пятна амаранта в зелёной ботве! Амарант не только не жалко (не в пример бамии), но даже нужно при копке картошки отправлять в компостную яму. У него как раз к этому времени созревают, но ещё не высыпаются семена.

Успешными защитниками могут быть высокие чернобривцы, майоры. Вполне могла бы выступить в этой роли лебеда садовая, правда, она сама ищет, кто бы её защитил.

Для картошки В. Т. Гридчин предложил такую изящную «персональную» защиту. Сразу после посадки картошки, до мульчирования, нужно редко посеять редьку масличную (очень редко, по 4–5 зёрен на 1 кв. м), замульчировать грядку, и больше на редьку не обращать внимания. Она вырастет выше картошки, будет ей надежной защитницей от радиации (даже если сама слегка поджарится), потом обсеменится (примерно ко времени копки картошки), обсыплется, падалица вскоре взойдёт, и поле уйдёт в осень в сидератах — без сева, самосевное. Чудесный трюк! Предупредительная получается у картошки радиазащитница — она готова защищать не только картошку, но и поле осенью и зимой! Работает круглый год!

Нелишне заметить, что редька сеется по картошке не взамен, а в дополнение к другим уплотнителям. Скажем, лён как защитник от радиации — никакой, но колорадский жук может пролететь мимо картошки именно из–за льна.

Помидоры проявили себя отличным защитником для шалота (фото 60). Особенно эффективной оказалась «опека» помидоров над морковью (фото 61).

60. Шалот в помидорах

61. Морковь, выросшая под покровом помидоров

Ниже, в пункте «Летние посадки огурцов» (часть 3) будет рассказано ещё об одном «персональном» защитнике — для огурцов.

Получается что–то вроде домашнего задания читателям: приглядываться, какие из доступных растений смогли бы выступить в роли защитников, искать их самим, а не хвататься сразу за телефонную трубку и просить выслать семена. Я уже просто остерегаюсь сказать доброе слово о каком–нибудь растении (а так хочется: для меня все они — Божьи творения).

Звонит мне однажды с Ивано—Франковщины симпатичный (судя по голосу и манере общения) мужчина и просит прислать семян космеи. Дескать, если это меня не затруднит, он вложит в письмо готовый конверт с адресом и т. д. Попросил его выглянуть в окно. «Отаке бачіте?» — «Бачу». — «Отакі квітки («цветы»)?» — «Так!» — «Адже ж оце саме вона, космея!». И долго смеялись мы над этим конфузом: нет, по–видимому, ни одного огорода на Украине, где бы не было этого неприхотливого растения, известного ещё под названиями космос, нечёсаная барыня, лохматая барыня и др.

Словом, если не хочется копать картошку уже готовой сваренной, снимать сгоревшие перцы и, скорее, усохшие, чем созревшие, семена с разных маточников, если вы не можете удовлетвориться по итогам сезона одними арбузами (а им чем жарче, тем лучше) — выбирайте защитников по душе и рассевайте и рассаживайте их там и сям. С таким расчётом, чтобы солнце смотрело на растения как бы через кисею.

Растительные сообщества на грядках

Слово грядки в заголовке не надо воспринимать буквально — здесь оно употребляется взамен делянок, клочков земли и других обозначений места, где огородник создаёт растительное сообщество.

Прежде всего, недопустимы монокультурные грядки. Много причин способствовало деградации земель во всём мире, и монокультура была одной из важнейших. С одной стороны, монокультура позволила сделать поля огромными, в значительной мере, механизировать труд на этих полях и резко повысить его производительность. Но, с другой, — привела к деградации почв и окружающей среды.

Поздно махать кулаками после драки. Ни к чему сейчас анализировать то, что происходило в сельском хозяйстве последние две сотни лет. Но ясно одно — тогда аграрии пошли против природы, додумались до монокультурных полей, которых природа отродясь не знала, и теперь «маємо те, що маємо». В переводе (имеем то, что имеем) этот «шедевр» звучит не так выразительно, как в оригинале у автора — нашего первого президента.

Монокультура вызвала взрывной рост популяций деструктивных насекомых. Ничем не камуфлируемый запах «своих» культур на значительных площадях созывал вредителей со всей округи на «пиры Балтазара», и… пошла борьба с вредителями по «спирали». Всплеск популяции вредителя гасился новейшим чудом агрохимии. Численность популяции заметно падала, но при этом совершенствовалась иммунная система вредителя, и следовал новый, ещё более мощный всплеск его численности. Создавался ещё более эффективный препарат, численность вредителя снова падала, чтобы смениться новой тьмой вредителей с ещё более «отшлифованной» иммунной системой… И конца этой спирали не видно.

Но дело не только в общемировом стремительном росте деструктивных насекомых. Химическая борьба с ними уничтожала попутно почвенную фауну и вообще окружающую среду. Перечислять все беды, спровоцированные монокультурой, нет никакой возможности, да и охоты.

На огромных полях монокультура имела хоть какой–то смысл. В её защиту можно было произнести хоть какие–то слова вроде «мирового голода», «обеспечения населения планеты продуктами питания» и т. п. Но чем можно оправдать её господство в огородах? Словно в издёвку над здравым смыслом огород, обрабатываемый вручную(!), традиционно кроится на монокультурные лоскуты.

Вместе с тем, если в огороде — разнотравье, если он подобен елани (поляне в лесу), то и защита (а точнее — самозащита) растений организуется так, как это делается на лесной поляне: растения конфузят, сбивают с толку вредителей, отпугивают их, привлекают хищных насекомых и т. д.

К тому же, на монокультурных грядках могут возникнуть сложности с достижением удовлетворительного листового индекса. Совмещая растения разного вида, это сделать намного проще.

Словом, мы не будем даже поглядывать в сторону монокультуры. Перефразируя приведённое ранее (в пункте «Минимизация обработки почвы», часть 1) высказывание С. С. Антонца, можно было бы сказать: «Монокультура — это вообще глупость, я не хочу об этом и говорить. Это — безобразие и издевательство над землёй». Т. е. будем говорить исключительно о совмещённых посадках, о грядках, которые своим видом напоминают пряжу, скрученную из волокон разного цвета (меланжевую).

Самая простая совмещённая грядка — это грядка, на которой соседствуют две культуры.

При подборе пары соседей надо учитывать, прежде всего, феномен аллелопатии — страдание от соседства растений или, наоборот, пользу от него. Растения за свою жизнь — от самого семени до разлагающихся останков — непрерывно выделяют в окружающую среду различные физиологически активные вещества. Суммарный объём выделений (твёрдых, жидких, газообразных) сопоставим со всей биомассой растения (стебля, листьев, плодов, корней). И все эти вещества как–то действуют на соседей. Одно растение может угнетать соседнее. От другого соседа, наоборот, жизнь кажется краше, чем она есть.

Перечни дружественных и недружественных пар содержатся во многих книгах, в том числе (достаточно обширные) в книгах автора, поэтому здесь их приводить не будем.

Ещё одним основанием для отказа от подробного цитирования этих перечней является желание автора дать возможность огороднику самому примечать влияние растений друг на друга и учитывать наблюдения при создании совмещённых грядок. Во время встреч с читателями и слушателями мои собеседники часто рассказывают о таких наблюдениях, о случаях, когда растения в паре помогают или мешают друг другу. Такие реплики, в частности, оживляют и обогащают лекцию, делают её более «земной».

Личные находки, конечно же, ценнее вычитанного. Наблюдение за растениями одухотворяет работу в огороде, она становится творческим делом, а не банальным добыванием еды.

Желательно чтобы растения в паре были «разноэтажными» — и над землёй, и под нею. Они должны быть разделены в пространстве и не мешать друг другу физически. Хорошо бы также, чтобы у них на разное время приходился всплеск потребности во влаге и различных питательных веществах. Не последнюю роль играет и агротехническая совместимость культур.

Рассмотрим всё это детальнее на хрестоматийном примере идеальной «супружеской четы» — лука и моркови. Влияние этих соседей друг на друга таково, что от него «разглаживаются морщины». Они проявляют трогательную заботу друг о друге. Лук своими сернистыми выделениями отпугивает морковную муху. Морковь, в свою очередь, гонит прочь луковую муху. Справедливости ради, а не только из джентльменских побуждений, замечу, что морковь защищает «супруга», вообще говоря, добросовестнее, чем он её. Уже много лет мне не доводилось видеть послойно гниющих луковиц, в то время как морковки, продырявленные личинками морковной мухи, встречаются.

Морковь и лук физически не мешают друг другу, можно сказать, предупредительны, взаимно вежливы. По–разному устроены их корневые системы. У лука — мелко сидящие мочковатые корни, в то время как корень у моркови — стержневой, направлен вглубь. Согласованно делят они свет. У моркови листовая розетка гнётся к земле и не «застит свет» луку. И хотя у лука перья устремлены ввысь, он тоже практически не отнимает свет у «сожительницы».

Лук и морковь идеально совместимы и с точки зрения агротехники. Все мыслимые агромероприятия можно выполнять одновременно. Даже вопросы уборки согласованы в лучшем виде. Лук поспевает раньше, корни его ко времени уборки усыхают, и его можно «соскоблить» плоскорезом и выбрать, не беспокоя морковь (она остаётся на грядке ещё на несколько недель). Вообразим обратную картину: допустим, что морковь поспевала бы раньше лука. Тогда, поддевая морковь, мы прихватывали бы пару–другую ещё неспелых луковичек. И куда бы это годилось?

Теперь понятно, почему я назвал лук и морковь супружеской парой? Гулять, так с музыкой: морковь ведь и живёт дольше лука — как у людей во всем мире.

Другая пара — морковь и помидор — антропологизирована без меня. Книга о совместных посадках растений, принадлежащая американской писательнице Луис Риотт, называется Carrots love tomatoes (Морковки любят помидоров). У морковок, выросших в помидорах, — отменный вкус и хруст. Кстати, об этом же говорил мне чугуевский огородник Коля Богомолов. Морковки не остаются в долгу — они прикрывают почву (если, не дай Бог, сорняки поленились), спасают помидоры от «раскалённой сковороды», и сами прячутся от солнца под помидорами.

Даже в не одиножды помянутое недобрым словом лето довольно тенелюбивая морковь уродилась в помидорах на славу (фото 61).

Список совместимых пар можно продолжать: помидоры и базилик, кукуруза и фасоль, картошка и фасоль… Однако ограничимся приведёнными примерами. Хотелось просто показать, как строятся рассуждения вокруг конкретных пар.

От двоек (в смысле — пар) естественно перейти к тройкам.

Паре лук+морковь совсем не помешает овсяной корень. Он, как и морковь, отпугивает луковую муху, а моркови составляет добрую компанию даже в кастрюле. Его розетка, образованная ланцетовидными листьями, не создаёт проблем при уборке лука. А сам корень выбирается вместе с морковью. Можно оставить десяток–другой корней зимовать на грядке — они не страдают от морозов. И тогда весной нежные листики овсяного корня будут хорошей добавкой в салатах к шпинату Утеуша — пару недель после схода снега только эта пара способна украсить стол. Крапива, катран, петрушка, любисток и прочая ранняя зелень появятся попозже. В это время можно копать отлично перезимовавшие корни овсяного корня (от этой тавтологии «не спрятаться, не скрыться») и прямым ходом отправлять на кухню.

Наконец, несколько корней можно вообще не тронуть — и раньше всего мыслимого огород украсят изумительные сиреневые цветы с необычной манерой поведения. Примерно в 8 утра они раскрываются, около 10 — закрываются, а через неделю на месте цветов появляется пух — свидетельство того, что семена созрели. Куст большой, корзинок — несколько десятков, созревают они в разное время и надо последить за кустом. Лучше всего, собрав нужное количество семян, удалить куст в компостную яму. Потому что самосевные растения — никчемные: к концу лета они почувствуют себя двухлетними и пойдут в цветуху. Как говорят украинцы — «Ни сіло, ни впало».

В помидорах могут расти вместе и базилик, и морковь. Базилик улучшает вкус и помидоров, и моркови. Хорошо растёт в помидорах лук шалот (репчатый лук не так хорош — ему может навредить возможный полив помидоров).

Тыкву с кукурузой и фасолью индейцы Северной Америки называли тремя сестрами. Фасоль подкармливает кукурузу азотом, кукуруза поддерживает плети фасоли, а тыква надежно укрывает землю и не даёт воли сорнякам.

В картошке одновременно с фасолью (бобами, горохом) хорошо чувствует себя капуста: бобовые мешают колорадскому жуку, а картошка, выделяя соланин, камуфлирует слабый горчичный запах капусты, так что ночные «бомбардировщики» — совки, моль и т. п. — проносят яйца мимо капусты, и она вырастает хоть и не очень крупной, но удивительно чистой.

В огуречной грядке хорошая компания образуется из огурцов, укропа и космоса. Укроп и космос привлекают полезных насекомых (опылителей и хищников) и оказывают огурцам поддержку в буквальном смысле этого слова.

Не стоит перечислять все возможные дружные тройки растений — гораздо интереснее самому подметить удачные наборы.

По мере роста числа членов таких наборов, по–видимому, убывает роль негативной аллелопатии, и возрастают возможности симбиоза. Здесь трудно сформулировать что–нибудь категорическое, даже не видно, какие основательные опыты привели бы к таким «теоремам». Тем не менее, не только у Хольцера, но и у себя в огороде я видел «большие компании», в которых всем растениям было хорошо, все друг другу помогали, все друг друга защищали.

На альпийских грядках у Хольцера росли невообразимые наборы овощей. На одной из грядок рядышком стояли (это было осенью) тыквы, кабачки, вьющаяся фасоль, брюссельская капуста, капуста брокколи, цикорий, картошка, помидоры, редис, декоративные подсолнухи, топинамбур… Трудно точно воспроизвести весь список по памяти — я сумел припомнить разве лишь треть. Другую треть не упомнил, а ещё треть — не опознал. Цветущая фасоль с тыквой «ушли» вдоль жердей в альпийское небо, помидоры «облокотились» на перекладины (иначе они не удержали бы тяжеловесные кисти). На грядке рос настоящий лес из овощей.

Хольцер называет свои наборы растений симбионтными сообществами. Но у меня есть подозрение, что всякий достаточно разнообразный набор будет симбионтным. Всем растениям на грядках у Хольцера было явно хорошо, но если бы на них остались только картошка с подсолнухами или только топинамбур с помидорами, то картошке и помидорам вряд ли можно было бы позавидовать.

Мы с Н. И. Курдюмовым обсуждали эту гипотезу. Ник считает, что отбор таких симбионтных наборов выполняется «по факту». Выжили растения в наборе, дали семена — значит, этот набор для них приемлем. Т. е., фактически, происходит нечто вроде естественного отбора. Только конкурсанты — не одиночки, а наборы. Мне эта мысль так нравится, что подчас кажется, что я сам до этого додумался. Не берусь утверждать, что додумался бы, но что долго над этим ломал голову, искал объяснение очевидной дружественности растений в наборах — это точно.

Благоприятное влияние разнообразия растений на симбионтность я — для себя — подтверждаю аналогиями, наблюдаемыми в людском социуме. Разумеется, это «подтверждение» носит чисто эмоциональный, а не научный характер: оно родилось не в левом, а в правом полушарии мозга.

Скажем, живёт себе семья: мама, папа, дочка–подросток и мальчик. Может брат драться с сестрой, когда они остаются дома одни? Конечно! Родители могут «выяснять отношения», когда детей нет дома? Ещё как! Но стоит всей семье собраться вместе, как и мальчик побоится приставать к сестре, и у папы с мамой не будет настроения выяснять отношения. В семье будут лад и благодать. В итоге — и мальчик обойдётся без наказания, и родители не испортят отношения, пытаясь выяснить их.

Сотрудники фирмы, к примеру, могут дружить лишь «пятнами», некоторых из них может грызть зависть и ревность к коллегам. Однако во время корпоративной вечеринки будет стоять всеобщее веселье, все будут любить друг друга, петь, танцевать и огорчаться, что скоро рассвет.

Пай–мальчик, не способный обидеть и муху, может в компании «взять киоск», и этот нонсенс вполне соответствует канонам групповой психологии. Кстати, существенное отличие психологии индивидуума от психологии группы — признанный факт.

Конечно, примеры «притянуты за уши». Но почему в сообществах растений не может наблюдаться что–то подобное тому, что происходит в людских социумах?

Я не поверил своим глазам, когда увидел стоявшие рядом на альпийской грядке у Хольцера довольный жизнью и собою оранжевый подсолнух и обвешанный кистями помидорный куст. Потому что отлично помню красавец–подсолнух на монокультурной помидорной грядке в одном традиционном украинском огороде: преуспевала вся грядка помидоров, за исключением 24 кустов, откровенно маявшихся в ближайшем окружении «красавца».

Словом, гипотеза такова: чем больше растений в наборе, тем незаметнее «вздорный нрав» отдельных растений, тем скорее проявится взаимная выгода от «сожительства». Я намерен найти у себя на грядках подтверждение этой гипотезы — буду пробовать буквально всё, что придёт в голову. Я имею в виду — что разумное придёт в голову. Нельзя же, к примеру, сделать соседями арахис и лук. При подрыве рано поспевающего лука невозможно уберечь только что занурившиеся в землю гинофоры арахиса (цветоносы, на концах которых зреют в земле стручки).

Кстати, нечто похожее на эту гипотезу было в ответе Хольцера на мой вопрос, как он учитывает при формировании сообществ феномен аллелопатии. Я не ручаюсь за точность воспроизведения ответа, но он сказал, что скорее ищет группы растений, которым вместе «симбионтно», чем кому с кем плохо.

При создании симбионтных сообществ весьма кстати отказ от рядового сева. Сеять будущих «симбионтов» можно в разное время, в соответствии с их биологическими особенностями. Одев семена в глиняные капсулы, можно пополнять грядку даже тогда, когда невозможно прикрыть семена, не повредив всходы других растений. Так можно избавиться от неминуемых «залысин»: в то время, как пустые места на монокультурной грядке «гуляют» всё лето, на меланжевой грядке они всё лето заполняются подходящими культурами.

Можно, как это делает Хольцер, непрерывно подсаживать растения на место «съеденных», т. е. сделать из грядки нечто вроде всесезонного конвейера. К примеру, место салата вполне может занять фасоль, а к концу сезона грядку могут укрыть сидераты, от которых нужно лишь, чтобы они нарастили биомассу (прежде всего — в почве). Эта масса послужит удержанию снега грядущей зимой, с одной стороны, и плодородию грядки на следующий год, с другой.

Хольцер, к примеру, весь сезон подсевает на «симбионтную» грядку редис. Он рассказывал, какой вкусный редис добывает в декабре из–под снега.

Хольцер высоко ценит самосев на таких грядках. С фасолью или кабачками такой номер не пройдет, но, скажем, раздавить над грядкой спелый физалис весьма полезно — самосевные физалисы мощнее изнеженных братьев, выросших из рассады. Частично такую грядку можно заполнять и зимой, не заботясь о прикрытии семян (речь идёт о тех культурах, семенам которых нужна стратификация, и для которых имеет смысл подзимний сев).

Если в предыдущей главе речь шла о креатурах, в какой–то мере, «ручных» — в том смысле, что мы можем напрямую влиять (в ту или иную сторону) на их популяции, то теперь пойдёт речь о существах, «гуляющих сами по себе», но очень важных для огорода, вносящих немалый вклад в его благоденствие. И хотя у нас нет «вожжей» для этой упряжки, полезно знать о своих «лошадках» побольше, чтобы ненароком не навредить им. Штат этих помощников так раздут, что нет никакой возможности охватить его полностью. Потому ограничимся наиболее яркими «личностями» — хищниками, несущими львиную долю нагрузки в поддержании равновесия в биоценозе.

А начнем с летучих мышей — самых загадочных и, возможно, самых эффективных, самых значимых «коллег» огородника.

Летучие мыши

Эти животные, пожалуй, меньше других известны огородникам. Днём они спят, повиснув вниз головой, а ночью вылетают на охоту. Они пугливы, их трудно найти, и ещё труднее — наблюдать.

Летучие мыши — единственные летающие млекопитающие. Едва ли не каждый четвёртый вид млекопитающих на Земле — летучая мышь. И неудивительно — всего на Земле насчитывается около тысячи видов этих созданий. Самая крупная летучая мышь весит около килограмма и имеет размах крыла около двух метров. А самая малая — размером со шмеля — весит менее 3 граммов.

Из–за ночного образа жизни летучие мыши стали героями многих мифов, в которых они предстают зловещими привидениями, друзьями ведьм, вампиров, призраков и иных ночных созданий. Годами о них говорилось столько злого, столько преувеличенного, что многие и теперь настроены враждебно против них. Негативному восприятию летучих мышей способствовали и разного рода фильмы — про вампира Дракулу, про Бэтмэна и т. п. Вершина нелепости — «сказки» о том, что летучие мыши запутываются в волосах человека, не представляющих для них, на самом деле, никакого интереса.

Крылья у летучих мышей столь совершенны, что они могут лететь со скоростью 100 км в час и подниматься на высоту 3000 м. На ногах у них длинные кривые когти. С их помощью они устраиваются на ночлег, ползают по неудобным поверхностям вроде стен пещер или коры деревьев, прихорашиваются. Висеть во время сна им помогают специальные сухожилия на ногах.

Уже в давние годы люди удивлялись, как летучие мыши могут летать ночью, не сталкиваясь с препятствиями. И лишь в 1930 году учёные нашли у них локатор, позволяющий «видеть» ушами. Используя только звук, они могут преследовать и хватать добычу в абсолютной темноте. И именно летучим мышам человечество обязано изобретением эхолокации.

При охоте на насекомых летучие мыши издают ртом или носом до 500 различных писков — ультразвуковых импульсов высокого тона, недоступных человеческому уху. Они управляют звуками с помощью многочисленных складок на морде. Именно из–за этих складок, играющих важную роль в системе эхолокации, морды летучих мышей имеют такой пугающий вид. Специальные желобки в ушах позволяют точно направить звуки, отражающиеся от насекомого. Подобную технику используют истребители для обнаружения ракет противника.

Эхолокационная система летучих мышей настолько точна, что позволяет обнаруживать мельчайших козявок. Они могут опознать объекты не толще человеческого волоса. Правда, некоторые козявки, например, тигровая моль, способны слышать сигналы летучих мышей, послать собственный сигнал, искажающий работу локатора, и спастись.

Летучие мыши — одно из самых недооценённых животных. Многим, насмотревшимся картинок с пугающими мордами, они не нравятся. На самом деле, летучие мыши — чрезвычайно полезные животные.

Во–первых, некоторые из них питаются нектаром и плодами, опыляют растения и разносят семена.

Во–вторых, летучие мыши — страшнейшие хищники для летающих ночью насекомых. Если бы их вдруг не стало, на земле было бы гораздо больше насекомых. Строго говоря, сослагательное наклонение в этой фразе ни к чему: многие из нас видели, как сельхозавиация, борясь с вредителями, распыляла над полями «снадобья» вроде дуста ДДТ. И к чему это привело? Первыми от ДДТ пострадали летучие мыши, поскольку домами для них являются высокие деревья, сараи, амбары, чердаки, конюшни, столбы изгороди, пещеры. А вредители, избавившись от своих естественных врагов, расплодились в те приснопамятные годы в невообразимых количествах.

У летучих мышей — ужасный для их веса аппетит. Одна летунья может поймать за ночь до 3000 насекомых — жуков, ночных бабочек, совок, молей, мух, кузнечиков, сверчков… Этот «улов» сопоставим с месячной добычей жабы!

Один недостаток у летучих мышей — их невозможно ни приручить, ни развести. А как хорошо было бы иметь в огороде хотя бы десяточек «ручных» мышей. Ежедневно они съедали бы 30 тысяч молей, совок и прочих цикад, готовых если не грызнуть лист, то украсить его яйцекладкой. А опрыскиватель — пусть бы себе ржавел.

Жаль мне, что этот пункт лишён прагматики, что он, скорее, просто настраивает огородника на доброе отношение к летучим мышам. Впрочем, не исключено, что это доброе отношение когда–то и как–то материализуется. Во всяком случае, огородник должен знать, что он не один, что на его стороне воюют (и ещё как!) бойцы невидимого фронта — «на лицо ужасные, добрые внутри».

Жабы

Жаба — ещё одно создание, не по заслугам несимпатичное. Сколько в языке несообразного с природой! Зайчик может за зиму полностью извести сад, а жаба — спасти его, очистить от вредителей. Однако заинька — при обращении к невесте — произносится ласково, с придыханием, как награда, а жаба — при обращении к опостылевшей жене — уничижительно, четко, с омерзением. А надо бы эти слова переставить! Ничего не попишешь — «по одёжке встречают…».

А вид у жаб — действительно, не гламурный. У них широкое приземистое тело, короткие пальцы, перепончатые задние лапы и круглая морда. Глаза — оранжевые, с чёрными горизонтальными зрачками. Тело покрыто рельефными бородавками, особенно по бокам и сзади. Цвет кожи меняется в соответствии с полом, территорией, возрастом и временем года. Он может быть тёмно–коричневым, серым, оливковым, терракотовым или песочным. Низ — светлосерый. Сзади местами тёмные отметины. Из кожи жаб выделяется едкая субстанция, предохраняющая жаб от хищников (это, правда, не отпугивает ежей и ужей). Используют жабы и дополнительные защитные приёмы: вытягивают лапы, раздувают лёгкие и прижимают голову вниз (подобно быку, приготовившемуся идти на таран).

Живут жабы до 40 лет. Длина тела — 8–15 см. Самцы меньше самок.

Обитают жабы в сырых местах — лиственных лесах, кустарниках, садах, огородах, парках и полях. В брачный период они живут в прудах, озёрах, болотах, медленно текущих реках. Иногда жаб можно видеть днём во время дождя, но обычно они — ночные животные, особенно активные во время ночных дождей.

Жабы ведут одинокую жизнь. Они роют неглубокие норы, в которые возвращаются после охоты. Днём прячутся под корнями деревьев, камнями, растительностью. Часто линяют и поедают сброшенную кожу.

Вопреки распространённому мнению, ходят быстрее, чем прыгают.

На зимовку уходят в октябре. Зимуют под толстым листовым опадом, под колодами, в кучах леса, иногда в норах. Случается, что зимуют в тине прудов, но стремятся жить вне воды. В конце марта покидают зимние квартиры и отправляются в места спаривания.

Обычно самцы ожидают самок в этих местах, но иногда устраивают засаду на пути к воде. Самец взбирается на самку, крепко–крепко обнимает её с помощью брачных накладок на пальцах и оплодотворяет яйца в теле самки (подобно петуху, без копуляции). Разгорячённые самцы иногда взбираются на себе подобных, но громкое кряканье извещает их о заблуждении. Обычно кряканье жаб — это и есть возмущение самцов. Сигнал об ошибке — резкий, высокий.

Оплодотворённую икру самки «обматывают» вокруг водных растений. В одном помёте бывает от 600 до 4000 яиц. В течение нескольких дней самка караулит икру, потом уходит, и примерно через 10 дней появляются головастики. Через 2–3 месяца (в зависимости от обилия еды и температуры воды) головастики превращаются в жабок и покидают воду. Половая зрелость наступает в 4 года.

Квакают только самцы. Так можно отличить самца, подняв жабу. Чем больше жаба, тем гуще бас. Это позволяет им уклониться от заведомо неравной борьбы. Замечательный обычай: сравнили высоту «кряка» — и мирно разошлись. Оленям бы у них поучиться! Приставили рога к рогам, олениха глянула, сказала «Вот этот!», и — каждый по своим делам.

В еде жабы непритязательны, легко приспособляются. Выбрасывают, как гарпун, толстый язык и ловят всяких беспозвоночных — насекомых, слизней, улиток, личинок, пауков, червей. Впрочем, большие жабы могут поймать маленьких ужей и мышей, заглатывая их живьём. Я уже говорил, что мне часто задают вопрос, как я борюсь со слизнями и улитками. Я отвечаю, ёрничая: «Спросите у моих жаб, есть ли у меня эти создания». Жабы же — точно есть, потому что я никогда не тревожу их норы и засады, стараюсь, чтобы не было голой земли, и у жаб всегда был кров. А насчёт еды — полное самообеспечение: за ночь жаба может поймать до 40 слизней, личинок и прочих зевак.

Милую, действительно, не приласкаешь словом жаба (а если рискнёшь, то милая будет уже не твоя). А вот жабу словом милая — сколько угодно. Она этого заслуживает. Бывает, копая картошку или морковку, я нечаянно выворачиваю жабу наверх. Её коже на солнце больно, и я, приговаривая «ай–ай–ай, милая», спешу прикрыть её землей или травой. Она достойна такого обращения.

Ради последнего абзаца, собственно, и написано это эссе про жаб. Из таких «пустяков» и складывается благоденствие биоценоза. «С миру по нитке…».

Ужи

Уж достигает длины 70–120 см. Иногда — 2 м. Самки крупнее самцов. Типичный цвет — серо–зелёный с жёлтым, оранжевым, кремовым «воротником». Встречаются целиком чёрные особи, и даже альбиносы. От больших золотых глаз к верхним губам идут чёрные полосы. Язык — чёрно–синий. Низ — белый или жёлто–палевый, клетчатый, с чёрно–синими и белыми метками.

Предпочитает сырые места — речные отмели, пруды, болота, но живёт и на опушках леса, на лугах и во дворах. Ест головастиков, лягушек, жаб (лучше бы он этого не делал), а при случае — рыбу, мышей и даже птиц. Много охотится под водой. Добычу ест живьём. У моей бабульки–рыбачки однажды прямо на глазах уволок рыбину. Активен днём. Любит нежиться под солнцем. Зимует с октября по март, иногда коллективно, в заячьих норах, трещинах стен, кучах навоза, под корнями деревьев.

Спариваются ужи в апреле–мае. В июле–августе самка откладывает от 8 до 40 яиц — связками примерно по 10 яиц, склеенными секретом из яйцевода. Самки выбирают тёплое место — компостные кучи, гниющие колоды. Иногда кладки коллективные — в одном месте может быть до тысячи яиц. Самки остаются у гнезда в течение нескольких дней. Ужата вылупливаются в конце августа–сентябре — сразу зубастыми, чтобы прогрызть кожистую оболочку яйца.

Если я встречаю связки ужиных яиц в компосте, то переношу их бережно в другое тёплое место. Пусть этих хищников будет побольше. Хотя есть два сомнительных обстоятельства. Первое — жабы им не противны. Но этот урон сравнительно невелик: если уж проглотит жабу, то переваривает её целый месяц. В остальном же его рацион — как у типичного огородного хищника. И второе — иногда приходится через него переступать. А что ни говори — змея. Пуглив, но не очень. Для человека — безвреден.

Интересно организована у ужа самозащита. Уж хороший пловец. Плавает с головой над водой — изводы вертикально торчит довольно длинная «палочка» (10–15 см). И если его спугнуть вблизи воды, он ныряет и прячется среди растений. Может сидеть под водой до часа. А на суше при угрозе вытягивается и громко шипит, пытаясь прогнать хищника. Если контакт неизбежен, то выбрасывает из желез у анального отверстия вонючую жидкость, переворачивается и играет мёртвого. Немногие животные прикидываются «дохлым зайцем» с целью защиты от хищника. Раскрывает рот, вываливает язык и лежит, не шевелясь, до 15 минут.

Гадюка — та намного пугливее ужа. Только немного их осталось. Ужа можно отличить от гадюки и по тому, что он уползает вальяжнее гадюки, как бы нехотя, и по двум светлым пятнам на голове (из–за таких пятен на семенах молдавской мяты её зовут змееголовником), и по чёрным полосам, идущим от глаз к верхним губам. Никакой информации, отличающей ужа от гадюки, не несёт цвет. И уж, и гадюка могут быть самых причудливых расцветок, хотя ужи чаще серо–зелёные, а гадюки — чёрные или серые. Был у меня случай, когда слушательница спрашивала, как поступить с гадюкой, живущей под сараем. А «опознала» её по цвету (уже не помню — какому). Естественно, я посоветовал не бояться, но, на всякий случай, приглядеться к голове.

Подобно предыдущему эссе, укажу абзац, ради которого я писал об ужах. Он начинается словами «Я регулярно встречаю…». Ужей я тоже люблю, но обращаюсь к ним при встрече со словом «голубчик».

Ящерицы

Ящерицы — ещё одна группа «коллег» огородника, поддерживающих равновесие биоценоза. Они забавны, за ними легко наблюдать. Активны в тёплую солнечную погоду, но от настоящей жары могут прятаться. Зимой спят, но в тёплые дни могут выйти поесть.

Ящерицы могут бегать, ползать, карабкаться. Можно наблюдать, как ящерицы прыгают по бревнам и камням, быстро снуют по земле. Челюсти у них с зубами. Зубы есть даже на нёбе. Но челюсти слабые. Ящерица, например, не в силах прокусить кожу человека, поэтому некоторые озорники играют с ними в игру «отпусти–поймай». Наблюдал я, как котёнок однажды заигрался с ящерицей. Она шипела–шипела на него, страшно (как она думала) разинув пасть, потом повисла у него на губе, как прищепка, и он долго крутил головой: всё пытался её стряхнуть. Губу ему она не прокусила, но прищемила.

Интересную роль играет у ящериц хвост. С одной стороны, хвост помогает ящерицам балансировать в движении, в хвосте откладывается жир про запас (подобно горбам верблюда), а с другой — хвост достаточно хилый, может отпасть при прыжке или рывке, и хвостом ящерица «дурит» врага. При серьёзной угрозе оставляет ему хвост, а сама успевает спрятаться. Иногда хвост отрастает. Забавно бывает видеть довольно большую ящерицу, у которой к толстому «обрубку», словно магнитная накладка к холодильнику, прилеплен маленький хвостик.

Ящерицы — хищники. Они питаются жуками, пауками, мелкими животными, иногда даже другими ящерицами. Не оставят никаких шансов неосторожному дождевому червю. Но такую промашку черви допускают крайне редко (черви днём, когда активны ящерицы, не показываются на белый свет), так что ощутимого урона популяции червей ящерицы не приносят. В компосте может быть туча червей, а ящерицы бегают по нему и никак не реагируют. А вот всякого рода жукам, снующим по своим делам днём, от ящериц достаётся «на орехи».

Возьмём, к примеру, головача (кравчика). Если бы не ящерицы, трудно было бы позавидовать весной тому клочку огорода, где завелась эта «косилка». Для каждого отдельного яйца семейство кравчиков роет нору, крутит «сигару» из молодых листьев, самка откладывает в неё яйцо и замуровывает сигару в норе. Причём яйцекладка происходит в такую пору, когда на большинстве растений появляется лишь первый лист. Если бы кравчикам дали волю, облысел бы весь огород. Но на то и волк в лесу, чтобы заяц не дремал. Именно ящерицы не дают кравчикам расплодиться, и новой весной выходят из нор только те жуки, что вылупились из яиц, отложенных кравчихами весной. Так что ящерицы держат популяцию кравчика «под контролем»: жуки, снующие по своим делам, становятся добычей ящериц, а из тех яиц, что самки успевают спрятать на большой глубине (больше полуметра) к весне будет свежее лакомство для ящериц.

Ещё большим лакомством для ящериц являются медведки — ящерицы могут держать под контролем и их популяцию. Медведка рискует остаться без носа всякий раз, когда высовывает его из–под земли.

Правда, у ящериц, в свою очередь, тоже хватает врагов: змеи, ежи, другие ящерицы, молодые кошки.

Защищаясь, ящерицы отвлекают врага отброшенным хвостом, раздуваются, шипят, иногда мимикрируют. Помочь мы им не в силах, но хотя бы морально, из чувства благодарности за участие в поддержании равновесия в биоценозе, должны быть на их стороне.

Интересная деталь: больше всех ящерице подходит эпитет юркая. Наверное, не без влияния этого слова сложилось её польское название вевьюрка. А, может, наоборот, русское слово юркая произошло от вевъюрки? Очень уж близки эти слова и «на вкус», и «на цвет», чтобы быть независимыми.

Пауки

Все тёплые слова извел на милую жабу, голубчика ужа, ящерицу–вевьюрку, а что же достанется паукам, не менее достойным добрых слов? Поищем…

При виде пауков люди ведут себя по–разному. Одни визжат и убегают. Другие норовят уничтожить каждого паука, что увидят. Изредка, правда, случается, что человек сразу останавливается и с восхищением наблюдает, как паук прядёт свою сеть или взлетает по паутинке. Из всех реакций эта — благоразумнейшая.

Паук редко может причинить какой–то вред. Из тысяч различных пауков лишь незначительное количество ядовиты для человека. Типичные ядовитые пауки, к примеру, чёрная вдова и коричневый отшельник, редко кусают человека. Ужаленных пчёлами и осами умирает каждый год куда больше, чем укушенных пауками.

А какую пользу они приносят! Выше говорилось, как клевер и пауки у Фукуоки обеспечивали абсолютную недоступность рисовой плантации для вредителей.

Бытует, правда, мнение, что они вредят растениям. Но ничто не может быть дальше от истины, чем это мнение. Наоборот, они защищают растения от насекомых–вредителей. Пауки для насекомых — главнейшие хищники. Если вы увидели паука в огороде — не думайте, что огород не в порядке — думайте, что пауки на посту: помогают огороду быть здоровым.

А какое восхитительное занятие — наблюдать за пауками. Сколько чудесных цветов, форм и размеров! Какие изумительные сети! С какой ловкостью и бесстрашием тянут они тончайшие шёлковые нити! Правда, некоторые пауки сетей не плетут. Они подкрадываются к насекомым на земле с выдержкой и жестокостью кошки, охотящейся за кем–то шевелящимся.

На Земле насчитывается около 30 тысяч видов пауков. У большинства видов самки больше самцов. Например, самка чёрной вдовы весит примерно в сто раз больше самца.

Что такое пауки? Многие считают, что знают это, но не все сумеют отличить паука от насекомого. Как и насекомые, пауки относятся к типу членистоногих. Они имеют ноги со многими суставами и твёрдым внешним скелетом. К этому типу относятся также креветки, крабы, омары и сороконожки.

Тело паука имеет две главные части (у насекомых — 3). На передней (головогруди) расположены глаза, рот, желудок и 8 ног (у насекомых — 6). Задняя часть (брюшко) вырабатывает шёлк и выпрядает его через прядильный орган, расположенный на конце брюшка.

Рот паука имеет две больших челюсти, заканчивающихся острыми кривыми клыками. Вдоль челюстей идут жгутики — щупальца, с помощью которых паук может чувствовать, что находится вокруг него. Они помогают также удерживать добычу, пока паук колет её клыками.

После спаривания большинство самцов погибает. Иногда — от «рук» только что оплодотворённой самки. Зачем добру пропадать? А если всерьёз, то этот эволюционный механизм даёт возможность выходить потомство, не полагаясь наудачу. Самки, естественно, живут дольше: им надо выносить и отложить яйца. Некоторые мамы успевают защитить яйца и даже молодь. Число откладываемых яиц варьируется от вида к виду. Иногда их — до сотни.

Когда паучки вылупляются, то сначала не видят и не могут двигаться. А через несколько дней становятся достаточно большими, чтобы выползти из мешка. У некоторых видов паучки гуртом ткут «ясельную» сеть. И живут в ней, пока не проголодаются. Когда приходит время покинуть «ясли», паучки взбираются на какую–нибудь верхушку, выпускают несколько тонких ниток и летят на «парашютах». Другие — просто раздуваются и летят по воздуху. Лёгкий ветерок несёт паучков иногда на сотни километров. Те немногие, что приземляются удачно и находят подходящую среду, к концу лета вырастают и становятся готовыми для спаривания.

Молодые паучки растут быстро — вся жизнь паука пробегает меньше чем за год. Многие паучки появляются весной из кладки яиц, оставленной предыдущим летом. Другие вылупляются осенью и зимуют. Но есть удивительные исключения. Тарантул «зреет» 10–11 лет, а самка часто живёт ещё 10 лет.

Пауков два типа: одни — сетевые (строят сеть), другие — бродячие. Первые поджидают, пока добыча попадёт в сеть, а вторые ходят по поверхности почвы и охотятся на ползающих насекомых. Разному стилю отвечают разные типы строения тела.

Хотя все пауки могут прясть шёлк, настоящими мастерами ткацкого дела являются лишь сетевые пауки. У них обычно три или четыре пары прядильных устройств для производства нитей разного назначения. Они могут прясть всё — от тонких нитей до толстых шёлковых «простыней». Сетевые пауки используют свои длинные тонкие ноги для «танцев на проволоке». 8 ног помогают им балансировать, «скользить» по сети.

У сетевых пауков маленькие глаза и слабое зрение. Они больше полагаются на осязание, чем на зрение. Их чувствительные ноги улавливают малейшую вибрацию в сети. Бродячим же паукам нужно отменное зрение, чтобы видеть все, что происходит вокруг, чтобы найти еду для себя и не стать ею для кого–то. У них более мощные челюсти — им приходится хватать и удерживать добычу без помощи сети.

У сетевых и бродячих пауков по–разному устроены ноги. На каждой ноге у сетевого паука — три когтя. Средний коготь направлен навстречу крайним, и паук может охватывать нить наподобие бельевой.

Мне кажется более наглядной другая модель — средний коготь входит между крайними, как большой палец — между указательным и средним. Модель неприличная, но именно это делает паук, когда охватывает нить когтями.

У бродячих же пауков на ногах лишь по два когтя. Между когтями у них — волосяная подушечка, позволяющая паукам уверенно держаться при ходьбе по скользкой поверхности.

Сетевые пауки используют разные виды шёлка для сооружения убежищ, ловли жертв и передвижения с места на место. Они умеют делать шёлк тонким или толстым, слабым или крепким, липким, как клей, или скользким, как лёд. Разные пауки строят разные сети, по сети можно даже опознать паука.

Круговой ткач строит круглую сеть. Она практически не видна ни днём, ни ночью. Паук сидит в центре круга или сбоку и поджидает, не влетит ли в сеть какое–нибудь насекомое. По вибрации сети он узнает, что кто–то попался, и бросается в атаку.

Воронковый ткач строит воронку в траве, затаивается в кончике воронки, бросается и хватает насекомое, как только оно оказывается в сети.

Некоторые пауки строят сеть на стволе дерева: мешают шёлк с грязью и придают сети (трубе) вид коры. Потом сидят большую часть жизни внутри трубы, ожидая гостей. А дождавшись, мгновенно пробивают шёлковую стенку трубы, хватают жертву и втягивают её внутрь.

Любопытно орудует сетью треугольный паук. Его сеть (треугольник) — хитрейший капкан для мух и прочих насекомых. Одной стороной он прикрепляет треугольник, скажем, к дереву, а сам ожидает жертву рядом с сетью, удерживая её за простую шёлковую нитку, «привязанную» к противоположной вершине треугольника. Как только кто–то попадается, паук встряхивает эту нитку, насекомое запутывается в сети и не может удрать.

Ещё интереснее работает паук–метатель сети. Он плетёт малую прямоугольную сеть. Зависает, держа сеть растянутой, и ожидает муравья или иное насекомое, ползущее под ним и ничего не подозревающее. А в подходящий момент бросает сеть.

Водяной паук строит сеть в виде купола под водой. Строя её, он прикрепляет тонкий слой шёлка к подводному растению. Затем носит пузырьки воздуха с поверхности воды и наполняет купол воздухом. Под куполом он питается, спаривается и растит детей.

Необычно охотится болас–паук. Болас — это метательное оружие южноамериканского племени гаучо, состоящее из одного или более грузов на длинной лёгкой веревке. Болас–паук прядет шар липкого шелка на конце крепкой шёлковой нити. Затем имитирует запах самки бабочки, привлекает самца, а как только тот приближается, паук ударяет жертву липким шаром, она прилипает к нему, паук подтаскивает жертву и — кушать подано!

Бродячие пауки не строят сетей. Они живут на почве, в норах, под камнями, в пустотах деревьев и других защищенных местах. Большинство из них активно охотятся, поскольку не могут просто сидеть и ждать, когда добыча к ним пожалует. Они вынуждены двигаться и высматривать добычу.

Пауки–рыбаки удят добычу. Они ходят у воды и хватают насекомое, что приземлилось или упало на воду. Могут они и под водой поймать водяного паука и даже маленькую рыбку.

Люковый паук роет норку, обшивает её шёлком, накрывает «люком», забирается в неё и сидит в засаде. А услышав вибрацию проходящего насекомого, внезапно появляется и хватает «прохожего».

Прыгающий паук может прыгнуть на 40 своих ростов. Он сидит в засаде, а при появлении жертвы делает гигантский прыжок прямо на зеваку.

Некоторые пауки оплёвывают жертву. Они выбрасывают из клыков клей, жертва приклеивается к почве и не может высвободиться.

Самка волчьего паука сначала ткёт лоскут мягкого шелка. Потом откладывает яйца на этот лоскут и свёртывает его. Потом она ткёт ещё одну толстую шёлковую оболочку и облепляет яйца. Получается плотный шар. Она держит этот мешок рядом с собою и защищает его от ящериц и других посягателей.

По мере роста пауки линяют. Старый скелет лопается, и паучок выползает, уже покрытый новым скелетом. Этот скелет растянется, станет «по фигуре», затвердеет и со временем тоже лопнет. Такая линька может происходить до 12 раз.

В древние времена люди были ближе к природе и часто создавали мифы и легенды о животных, включая пауков. Отголосок этих мифов мы можем видеть в голливудских страшилках. Но — понаблюдайте за пауками в лесу, саду, огороде, парке, и вы увидите, как богат их мир, как обеднел бы биоценоз, не будь пауков. Да и Фукуоке без пауков труднее было бы решить задачу всей своей жизни — научиться выращивать рис, как пшеницу, притом с нулевой обработкой почвы, без гербицидов и пестицидов.

Насекомые

У насекомых, в целом, плохая репутация. Мы склонны думать о них как о противных маленьких вредителях, что жалят, кусают, вредят деревьям и растениям, переносят болезни. Однако при рассмотрении вблизи обнаруживается чарующий мир миниатюрных и очень важных созданий.

В действительности, насекомые — это группа, намного более полезная природе, чем принято считать. Они помогают растениям и деревьям расти. Они жертвенно обеспечивают едой птиц и других животных. Они делают мир чистым местом для жизни.

Каждое третье–четвёртое живое существо на земле — насекомое. На каждого человека приходится более 200 тысяч насекомых. И это — одна из причин, почему насекомые не нравятся людям. Однако насекомые не выглядят озабоченными этим. И чем больше мы их уничтожаем, тем больше они благоденствуют.

Малые размеры позволяют насекомым успешно жить в большем числе мест, чем любой другой группе. Они — в изобилии на деревьях и растениях. Они почти под каждым камнем. Они преуспевают на поверхности почвы и внутри. Много их живёт вблизи прудов и рек, некоторые живут на воде и даже под водой.

Многие животные вымерли, не приспособившись к изменениям окружающей среды. Но насекомые с честью прошли через все испытания, сумели адаптироваться едва ли не ко всему. Они оказались среди первых животных, которые выползли из воды и живут на суше. Они первыми развили крылья и овладели воздухом. Некоторые из них могут жить в очень холодных местах, другие — в невыносимой жаре.

Одна из причин того, что насекомые так успешны, — их потрясающее разнообразие. И хотя все насекомые имеют одни и те же основные части тела, эти части адаптировались тысячами различных путей, чтобы получить преимущество в каждой возможной форме еды и проживания. Они лидируют в невероятном количестве цветов и форм. И чем глубже изучаются насекомые, тем более высокой представляется их роль.

Что такое насекомые? Как отличить их от всех прочих животных?

Главное, определяющее отличие — в числе ног. Во всём животном царстве только у насекомых — 6 ног. Второе отличие — крылья. Их у большинства взрослых особей — по 4. А также по 2 усика (антенны) на голове, прямо между глазами.

Скажем, у паука — 8 ног, у скорпиона нет крыльев и антенн, у мокрицы — слишком много усов и ног, у сороконожки — две антенны, но много ног, а вот у кузнечика — всё в аккурат: 6 ног, 4 крыла, 2 антенны. И в этом списке только кузнечик — насекомое.

Дизайнер был явно в ударе, когда создавал тело насекомого. Основа дизайна совсем проста. Тело чётко делится на три части: голову, грудь, брюшко.

На голове — два глаза, две антенны и рот. Рты бывают 4 основных видов:

• впитывающий, как губка; у мух можно увидеть широкий ноздреватый кончик, которым они всасывают воду и другие жидкости; и, строго говоря, надо говорить «муха поцеловала», а не «муха укусила»;

• колющий, как шприц, а потом — всасывающий жидкость;

• всасывающий; у мотыльков и бабочек можно заметить подобие шланга, что выбрасывают самолёты–заправщики, они пьют нектар, как коктейль через соломинку, а потом скручивают «соломинку» наподобие пожарного шланга;

• дробящий, жующий; крепкие челюсти с острыми кромками сдвигаются обычно не по вертикали, а по горизонтали; жующее насекомое напоминает снегоуборочную машину; особенно сильно это сходство у кравчика (головача).

В отличие от млекопитающих, скелет насекомых находится снаружи, а не внутри мышц (exoskeleton). Это даёт дополнительную «броню» для защиты.

Из трехчленного базиса развились невероятно импозантные формы. Именно причудливые формы, так или иначе, помогли насекомым выжить. Тела большинства насекомых приспособлены для пряток. Некоторые прячутся, поджидая добычу в засаде. Другие прячутся, чтобы самим не стать добычей. Иные устроены так, что неразличимы на коре, в листве, цветах и т. п. Другие, наоборот, демонстрируют свою отпугивающую форму. Даже зелёненький кузнечик (представьте себе!) может выглядеть так, что задумаешься, стоит ли нападать.

Важным для выживания является цвет. Он обеспечивает камуфляж или яркое предостережение хищников. Дескать, я ядовит или невкусный. Некоторые насекомые имитируют вид таких невкусных особей.

Часто насекомые «играют глазами», размещают устрашающие пятна на крыльях или на хвосте. Иногда одевают чужие костюмы — осы, пчелы (как журчалка), шершня.

Иные насекомые имеют рога для отражения атаки противника или для битвы за самку. Встречаются насекомые с жалами, которыми защищаются или убивают свою добычу. У осы, например, благодаря подвижному брюшку, отделённому от грудки гибким черешком, жало может быть направлено в любую сторону. И жалить она может в любую сторону. Но главная защита насекомых — броня из хитина.

Процесс роста насекомых может показаться странным и сверхъестественным. У некоторых можно чётко выделить 4 стадии метаморфоз: яйцо на старте, потом личинку, куколку и имаго — «совершенную» форму.

Вылупляющаяся из яйца личинка очень далека от имаго. У неё нет крыльев, и ест она подчас совсем не то, что имаго. И живут личинки в совершенно иной среде, чем имаго. Личинки комара, к примеру, плавают в воде, личинки москитов — висят вниз головой под поверхностью воды в прудах и ручьях, прилепившись к травинкам, личинки майского жука благоденствуют в почве (как было бы здорово, если бы благоденствовали не они, а огород). Растут личинки невероятно быстро. Например, личинка бабочки монарх за 2 недели увеличивается в объёме в 2700 раз!

Есть у личинок и разнообразные средства защиты: острые шипы, пушистые волосы, щетина. Такую ни проглотишь, ни выплюнешь.

На стадии куколки насекомое вообще ничего не ест и кажется бездеятельным. А через некоторое время (у одних насекомых это дни, у других — недели и даже месяцы) сквозь кокон куколки начинает проступать облик насекомого–имаго. Потом созревшее насекомое стряхивает старые одежды и сразу же (!) отправляется на поиск пары. Стоит заострить внимание на этом моменте: сколько было бы украинцев и русских, если бы политика интересовала их во вторую очередь!

Однако многие насекомые не проходят через упомянутые 4 стадии метаморфозы. У кузнечиков, цикад, сверчков, стрекоз, медведок нет стадии куколки. Их личинки сразу похожи на бескрылое имаго. А превращаются в имаго они скачками, с помощью линьки (подобно паукам).

Насекомые могут двигаться с поразительными скоростью и проворством. Для их размеров они могут двигаться быстрее, прыгать дальше, взбираться выше, лететь стремительнее, чем другие животные.

Но лишь немногие насекомые владеют всем этим с одинаковым мастерством. У одних — хорошие крылья для перелёта с цветка на цветок, для захвата добычи, для спасения от хищников. У других — не столь хорошие крылья, но они быстро бегают или ловко лазают. Многие насекомые, особенно живущие на высоких кустах, отлично прыгают. А те, что живут в воде — непревзойдённые пловцы и ныряльщики. Жуки–ныряльщики имеют подобие аппарата для ныряния: бульбочкой на хвосте они могут всасывать кислород прямо из воды.

Кузнечик может прыгнуть на 40 своих длин — человеку понадобилось бы прыгнуть на 70–80 м. Вертолёт рядом с журчалкой неуклюж (как слон в посудной лавке). Она может парить на одном месте часами. И приземляться на любую позицию, какую только можно себе представить. А что выделывает муха! Нескоро будет создан летательный аппарат хотя бы с десятой долей возможностей мухи.

Мотыльки должны быть лётчиками–акробатами, чтобы убежать от летучей мыши. Будучи способным делать свыше сотни поворотов в минуту, мотылёк может «сбить наводку» эхолокатора летучей мыши. А некоторые мотыльки, испуская собственные сигналы, блокируют её радар.

А какие у них способности ползать! Муравьи, чтобы срезать лакомый лист с дерева, каждый день взбираются на высоту 50–60 м, а потом спускаются вниз с «добычей в рюкзаке» тяжелее их самих. Для муравья 60 м — это всё равно, что для человека Джомолунгма!

Мускулы насекомых никогда не утомляются. Не в пример нашим. Или воробьиным — воробушки падают замертво после 200 м полёта. Насекомые могут бегать и летать днями. Нам нужно достаточно быстро снабжать мышцы кислородом. А насекомые вдыхают кислород прямо через многочисленные отверстия (дыхальца) на боках. Дышат, бессердечные, мышцами!

А сколько интересного в крыльях насекомых! Во–первых, в отличие от всех иных летающих созданий, внутри крыльев нет костей — они покрыты тонким наружным скелетом (exoskeleton), складываются, образуя пустотелые, очень крепкие стержни. Некоторые бабочки могут пролетать тысячи километров на крыльях тоньше папиросной бумаги. Некоторые насекомые (например, кузнечик) полностью распрямляют крылья в воздухе, и получается отличный парус. Можно и лететь по ветру, и планировать.

Иногда передние крылья жёсткие и толстые и используются не для лета, а для защиты сложенных задних крыльев. Это может подтвердить каждый ребёнок, державший в руках «солнышко» (божью коровку). Сначала приподнимаются маленькие защитные крылышки, потом расправляются крылышки побольше, и «солнышко» взлетает.

Подчас крылья очень малы (как у мух), но это не мешает лететь очень быстро (муха делает 200 взмахов в секунду). Москиты взмахивают крылышками 600 раз в секунду, а мошка — даже тысячу! Бионики, мне кажется, такие успехи даже во сне не видят. Иногда заднее крыло как бы продолжает переднее, образуется большое крыло, и им уже не надо махать так суетливо.

Как правило, крылья настолько тонки, что насекомое может сквозь них обозревать всё вокруг (вспомните златоглазку). У некоторых, как у лунного мотылька, для этого на крыльях есть прозрачные пятна.

Мы нуждаемся в насекомых больше, чем можно себе представить. Каждый день, разными способами насекомые совершают такие поступки, которые делают нашу жизнь лучше. Весь мир был бы другим, если бы не было насекомых. И наша жизнь — тоже.

Прежде всего, было бы меньше еды. Без опыления не было бы фруктов, были бы лишь немногие овощи. В мире исчезло бы много замечательных вещей. Росло бы мало цветов, делающих нашу жизнь краше, «вкуснее». Без насекомых мир был бы более грязным, убогим, уродливым. В известном смысле, насекомые поддерживают мироздание. Оно стоит, скорее, на насекомых, а не на трёх китах. Когда животные погибают, их тела остаются на земле. И без уборки они просто нагромождались бы. И именно насекомые помогают держать мир чистым.

Насекомые — важнейший продукт питания для пауков, рептилий, рыб, птиц, млекопитающих. Трудно представить себе, какой доли животного мира лишились бы мы, если бы не стало насекомых. И каким дефицитом продуктов обернулось бы это для прочих животных и человека.

Ежедневно погибает огромное количество растений и деревьев. И опять: если бы не насекомые, повсюду лежали бы груды мусора. Многие виды насекомых едят мёртвое дерево, сверлят в нём дыры. И это помогает бактериям внедряться в дерево и быстрее его разлагать. А на месте «убранных» деревьев растут новые.

Насекомые практически всеядны. И это — одна из причин их большого успеха. Особенно достаётся растениям. Есть свои едоки у каждой части любого растения в мире. Многие живут в почве, где кормятся на корнях или неживых растениях. Другие грызут стебли и ветки, жуют листья живых растений. Как это огорчительно для нас! И тысячи видов насекомых питаются нектаром. Вот это — молодцы!

Личинки обычно прожорливее взрослых насекомых. Они растут быстрее, и для этого нужно больше еды. Часто личинка ест не то, что взрослые. Например, личинка может быть хищной, а взрослая особь — травоядной.

Есть даже насекомые–рыболовы. Гигантский водяной жук может достичь длины 10 см и ловит рыб, вдвое больших себя. В этом ему помогают мощные передние ноги.

Растения часто защищают свои семена, одевая их панцирем. Но у долгоносика, например, настолько крепкий хоботок, что ему нипочём кожура жёлудя дуба. Вырабатывая жидкий сахар — нектар, растения привлекают насекомых. Пыльца прилипает к их телам и таким образом разносится.

Стрекоза — идеальный лётчик. Она может схватить в воздухе комара, бабочку. Огромные глаза позволяют ей замечать добычу под любым углом. А потом нести её в своих 6 щетинистых ногах как в капкане.

Охотящийся богомол выглядит как молящийся. Он стоит абсолютно спокойно, прижав друг к другу передние лапы с острыми шипами. Часами ждёт, пока в пределах досягаемости не покажется насекомое. Тогда внезапно прыгает вперёд со скоростью молнии и ловит жертву.

Изумительная чувствительность помогает насекомым найти еду и пару и самим не стать едой. Тела насекомых обычно малы, и нет лишнего места для органов чувств. Поэтому эти органы могут располагаться в необычных местах. В одном органе могут даже совмещаться разные функции.

Например, одни части антенн могут служить органом слуха, другие — органом осязания, обоняния и вкуса. Органами осязания могут быть щетинки на ногах — ими насекомое ощупывает дорогу. Другие щетинки, расположенные в том же месте, могут воспринимать запахи и вкус. Щетинки могут чувствовать такие вещи, как тепло, влагу, порывы ветра.

Глаза у насекомых сильно отличаются от наших. Их «композитные» глаза составлены из одиночных линз, которые в любое мгновение могут видеть один образ. Но таких линз — тысячи, и насекомое может видеть одновременно тысячи картинок. Каждая линза смотрит в своём направлении, так что муха, например, может смотреть одновременно в 12 000 направлений.

У некоторых мух между линзами есть тонкие волоски, так что муха глазами может не только видеть, но и ощупывать. Иногда всё тело насекомого покрыто тысячами волосков, каждый из которых может служить пальчиком или носом (т. е. органом осязания или обоняния)!

Некоторые насекомые, питающиеся нектаром, используют ноги как орган вкуса. Они прочесывают низом ноги поверхность цветка, чтобы увидеть, есть ли там вообще нектар. Найдя нектар, они начинают его есть, а ноги продолжают поиски.

У зелёного кузнечика на ногах — уши! Для него это очень важно, поскольку самки находят пару, прослушивая звуки, издаваемые самцом. Меняя позицию ног, кузнечик может услышать звуки с любого направления.

Насекомые общаются многими способами. Они посылают сигналы, которые адресат может видеть, слышать, обонять, осязать и даже чувствовать на вкус. Некоторые из этих сигналов предупреждают об угрозе атаки. Такие сигналы могут распознать и другие виды насекомых.

Но многие сигналы предназначены только своему виду. Они закодированы, так что посторонние не могут их понять. Эти секретные сообщения посылаются с помощью проблесков, касаний, покусываний, испускания химических запахов и даже песен и танцев. Большая часть этих кодов направлена на поиски пары.

Многие самки бабочек посылают химические сигналы, привлекая самцов. Когда они выпускают мизерное количество своих парфумов (феромонов), самцы улавливают запах и летят на него. Иногда они чуют этот запах за 10 км!

Самцы сверчков стрекочут, привлекая самок. Они производят этот звук, вибрируя внутренней кромкой передних крыльев — трут крылом о крыло, как смычок о струну скрипки.

Самцы цикад издают звуки громче всех насекомых. Они делают это с помощью пары барабанов, расположенных по бокам абдомена (брюшка). Пронзительная музыка цикады слышна за полкилометра. Каждый огородник слышит эту музыку по вечерам.

Пчела, вернувшись в улей с добычей, в танце рассказывает, где находится нектар. Когда пчела делает круги в одном и другом направлении, это значит, что нектар близко, в пределах 100 м. Если же нектар далеко, то пчела вытанцовывает восьмёрки. При этом линию слияния половинок восьмёрки она ориентирует на источник нектара. На этой линии она вихляет, и по количеству вихляний и их частоте товарки получают представление об удаленности источника.

Социальные насекомые живут группами — колониями, насчитывающими подчас многие тысячи членов. Так живут муравьи, термиты, пчёлы и некоторые осы. Для этих насекомых характерны, по меньшей мере, три общие вещи: взрослые кооперируются для воспитания молоди, за отдельные работы отвечают разные члены группы, в каждой группе есть хотя бы одна матка.

Матка живёт в несколько раз дольше других членов колонии и производит всю молодь. Матка управляет действиями других членов, рассылая химические сообщения. Эти сообщения распространяются от одного члена к другому по всей колонии.

У социальных насекомых — высоко организованный поиск еды. У полчищных муравьев, возможно, наиболее сложная организация. Они ходят огромными отрядами, иногда до миллиона силачей. Путешествуя с невообразимой скоростью, они сметают всевозможные отходы на своём пути.

Некоторые муравьи «бортничают». Они поднимают стада тлей на вершины сочных стеблей (устраивают своеобразные пасеки), пасут тлей, охраняют их и «конфискуют» вырабатываемый ими мёд. В своё время меня поразил фильм, где (при большом увеличении) показано, как муравьи «качают» мёд. Подбегает муравей к тле, обнимает её со спины, щекочет живот антеннами, у тли из живота «выскакивает» капелька мёда, муравей хватает её — и был таков!

У москитов разным заданиям соответствует разное строение тел. Крупные термиты с большими головами — солдаты, защитники колонии. Маленькие термиты — рабочие, их в колонии больше всего. Они собирают еду, строят и ремонтируют гнездо, заботятся о яйцах. Некоторые имеют крылья и могут летать. И совсем малая часть — матки.

Пчелиный улей резко отличается от колоний термитов и муравьев. Рабочие пчёлы имеют короткую жизнь, но успевают побывать на разных работах. Начинают дворниками и кончают заготовителями.

В каждом улье — лишь одна матка. Рабочие пчёлы её кормят (носят пыльцу в специальное желе) и чистят, так что она, не отвлекаясь, может отложить до 2000 яиц в день. Она откладывает по одному яйцу в каждую ячейку сотов. Через 3 дня вылупляется личинка. Когда личинка созревает, её ячейка запечатывается воском. А через 21 день из личинки образуется взрослая пчела, готовая к работе.

Первые 3 дня молодые рабочие пчёлы работают домашними уборщиками. Потом они переходят в няньки — кормят и пестуют личинок. Отработав неделю в «яслях», рабочие пчёлы берутся за новое задание: строят новые соты или охраняют вход в улей. Подобно москитам–солдатам, они распознают агрессора по запаху и атакуют его. Век рабочих пчёл короток — летом от 4 до 5 недель. Последние недели жизни они проводят как добытчики нектара и пыльцы. Большая часть еды, что они находят, приносится в улей и откладывается на хранение.

По многим причинам насекомые строят великое множество структур — от самых простых до очень сложных. Иногда строятся маленькие домики — лишь бы хватило места для себя и молоди. Но социальные насекомые часто строят тщательно разработанные «города» для сотен и тысяч жителей.

Иногда строятся специальные структуры для защиты яиц. А подчас сами личинки строят себе укрытия, чтобы обезопасить себя на время, пока не станут взрослыми. Личинки некоторых мотыльков и бабочек ткут себе шёлковый кокон. Тропические муравьи выстилают гнёзда слоями листьев, оплетённых шёлком. Из шёлка же строят живые мосты от одного листа к другому.

Изумительная защита для яиц у златоглазки. Она использует листья как крышу: подвешивает под лист ряд «стерженьков» и на их концах откладывает яйца. Это же надо до такого додуматься!

Личинки спаржевой мухи сооружают себе бронированную тубу из веточек, листьев, скорлупок — из чего придётся. Жук слюнявица строит дом из бульбочек, выдутых из соков растений. И если конструкция достаточно велика, хищники не обращают на неё внимания. Африканские термиты, склеивая слюной миллиарды песчинок, строят небоскрёбы высотой до 12 м. Длина ходов внутри одного такого небоскрёба может достигать сотни километров. Самка осы–гончара делает маленький глиняный горшок для гнезда. Сначала она лепит маленькие шарики из глины, потом делает из шариков горшок, откладывает в него яйца, делает крышку и закрывает горшок.

Человек веками сражается с насекомыми. С некоторыми мы воюем из–за того, что они посягают на нашу еду. От других избавляемся, потому что они переносят болезни. Но не существенно, насколько жёстко ведётся эта война — победа в ней недостижима. Действительно, сегодня деструктивные насекомые — проблема большая, чем была ещё несколько десятков лет назад.

Часто наши методы борьбы просто не работают. А некоторые химикалии, что мы используем, так же опасны для человека. Но учёные продолжают мучительный поиск путей контроля. Если бы удалось изменить насекомых, и вместо соперничества с нами за еду они стали помогать нам производить её, то это было бы настоящим успехом. Примером подобного подхода может служить использование Хольцером комаров и мух в качестве пищи для рыб.

А «остальной» мир ищет всё более «надёжные» методы подавления насекомых. Заведомо ложный, бесперспективный путь.

Для нас проблема в том, что насекомые поедают культуры, что мы выращиваем. Видов таких насекомых немного, но численность каждого вида огромна. Беда не в том, что гусеница съест несколько листьев.

Беда, когда за дело берутся миллионы и миллиарды гусениц.

Значительная часть проблем возникает из–за того, что мы создаем огромные монокультурные поля. С одной стороны, это самый дешёвый путь увеличения производства продуктов питания. Но с другой — концентрация растений в одном месте приманивает миллионы насекомых.

Издавна люди борются с насекомыми с помощью огромных количеств инсектицидов. Но они убивают не только деструктивных насекомых, но и их врагов, т. е. наших помощников. В конечном счёте, это вредит и людям. Так что химикалии — не лучший способ контроля.

Во многих случаях есть лучшие решения. Можно использовать одних насекомых для истребления других. К примеру, божья коровка ест тлю и других мелких насекомых, так что можно распространять божьих коровок и помогать им другими способами. Хищные мухи охотятся на многих деструктивных насекомых. Некоторые осы откладывают яйца в тела гусениц, а личинки потом пожирают «гостеприимных хозяев».

Сегодня ищутся пути, как использовать насекомых ещё разнообразнее и интенсивнее, в частности, сделать их источником новых химикалий и лекарств.

Эссе о насекомых заканчивается. Нет в нём должного накала прагматики, и у строгого читателя может возникнуть вопрос, зачем это я отнимаю у него время, рассказываю, как мудро, как разнообразно, как изощрённо построен мир насекомых. Да затем, чтобы ещё и ещё раз показать бесплодность нашей борьбы с ними — они неуничтожимы!

Не зря Н. И. Курдюмов написал сначала книгу «Защита вместо борьбы», а следом — «Мир вместо защиты». Именно на «мирных рельсах» надо искать такую организацию огорода, при которой всё делается само собой. Потворствовать этой самодостаточности — одно дело, а пытаться вырвать, какое нам вздумается, звено из цепи, связывающей всё живое — совсем другое.

Признать совершенство мира насекомых, доверить ему саморегуляцию — одна из главнейших статей «мирного договора» с природой. И говорить об этом совершенстве нужно непрестанно. Или хотя бы до тех пор, пока красавицы, признанные «Мисс», не перестанут с экранов телевизоров дурить народ и лепетать «Одна обработка — и с колорадским жуком и всякими другими вредителями — покончено!». Не верьте обольстительницам — не покончено, и не будет покончено ни–ко–гда!

После одной из лекций, в которой я посетовал: «Глядя на насекомых, невольно думаешь о том, что венец создания — человек — был создан «по остаточному принципу», я получил гневное письмо от рассерженного слушателя. Мой корреспондент всерьёз возражал против этого утверждения. В порядке самозащиты могу ещё раз пошутить: «Шутка обсуждённая — уже не шутка». А если всерьёз, то я раскаюсь тогда, когда прелестницы перестанут щебетать про победу над колорадским жуком. Пока же нет оснований считать, что мы хотя бы разумом выше его.