Вдыхать ароматы перегара и лицезреть опухшее лицо Борьки, прямо с самого утра среды, было довольно отвратительно. Да и в любое другое утро, а также день, вечер и ночь. Если до его преступления во мне оставались чисто человеческая жалость и личные комплексы, то теперь все эти ощущения исчезли, как ножом отрезали. Я искренне его презирала.
— Чё, Нинка, соскучилась? — резво спросил Борис.
В десять утра он ещё трезвый. Если, конечно, не учитывать, что вчера полночи бухал и вряд ли сейчас до конца оклемался. Переборов липкое чувство омерзения, я пропустила его внутрь квартиры.
— Может, за чашечкой чая поговорим? У меня вкусные печеньки есть.
— Мне б кофейку, а то голова с утра болит, — и Весенний по-хозяйски скинул свои кроссовки и пошёл на кухню.
Я знала, что он не пьёт чай, поэтому прикупила вчера в магазине самый мерзкий и кислый растворимый кофе. Борька вряд ли поймёт в чём подвох, а мне морально приятно. Ведь впереди меня ждёт унизительный разговор…
Я покосилась на часы на стене. Вечно опаздывающий Весенний пришёл сегодня как на зло на пять минут раньше. Придётся как-то тянуть время…
Мне пришлось ещё раз подогреть воду и медленно наводить кофе, чтобы компенсировать эти пять минут. К сожалению, электрический чайник в таких делах не помощник. Борька всё это время жаловался на больную голову и плохих людей, которые не хотят брать его на работу.
Когда эти пять минут прошли, я с излишней силой и торжественностью поставила перед Борисом чашку, попутно чуть не расплескав половину на него самого и стол.
— Чёт ты какая-то нервная, — прокомментировал он, когда я собирала салфеткой пролитый на стол кофе.
— Не выспалась, — без стеснения соврала я.
Затем налила себе чая, поставила на стол коробку с печеньем и села напротив Борьки.
— Так чё ты там хотела? — спросил он прихлёбывая кофе.
— Извиниться. Ну… За то, что обвиняла тебя в субботу.
Весенний махнул рукой, а потом сцапал печеньку.
— Все вы, бабы, такие. Лишь бы поистерить. Хорошего человека по чём зря во всяких гадостях обвиняете. Я ж, может, помочь хотел.
После этого он запихал печенье в рот. И пока Борька жевал, я боролась с желанием выгнать его подальше из своей квартиры.
— И как бы ты мог помочь? — медленно уточнила я.
— Ну я-то думал, там твой лошок чего учудил. Морду ему бы набил. Ты ж знаешь, мужик я горячий и сильный.
Знаю я только, какой ты отвратительный алкоголик. Но вслух этого пока говорить не буду. Поэтому лишь покивала головой.
— А оно, Нинк, вон какие у тебя страсти творятся, — закончил Борис свою речь и запихал в рот ещё печеньку.
— Да я сама не ожидала, что кто-то влезет. Красть-то у меня нечего.
— А как же бабкино наследство? — спросил он между делом, но явно чувствовался интерес.
— Так эта квартира, — я развела руками, — И есть наследство.
— А как же всякие цацки? Я помню ту уродливую бабкину шкатулку. Ты за неё любого порвать готова была.
Я прикусила губу, чтобы случайно лишнего не выпалить.
— Так я ж тебе про неё рассказывала, — после нескольких секунд раздумий ответила я, — Она мне дорога как память о бабушке. Там её всякие записи хранились. И украшения. Да. Но откуда ж в советское время у простой женщины с завода драгоценности? Стекляшки всякие…
Борис задумчиво закинул в рот печеньку и отхлебнул кофе. Похоже, прикидывал насколько прибыльный у него улов.
— А в записях чё было? — спросил он таким тоном, словно допрос ведёт.
Я пожала плечами и медленно отпила своего чая.
— Ничего интересного. Рецепты всякие, суеверия, адреса родственников, советы по хозяйству… Интернета же раньше не было, быстро ответ не найти, вот и записывали всю полезную информацию.
Если ему сказать, что там ценные записи по астрологии, то поторговаться точно не получится.
— Дурная ты баба, Нинка, — вдруг сказал Борис, — Тряслась над всяким хламом.
— Воспоминания это важно, — с самым серьёзным тоном произнесла я, — И опыт прошлых поколений.
Борька в ответ лишь махнул рукой и залпом допил всё, что было в чашке. Я уж испугалась, что встанет и уйдёт раньше, чем мне надо. Однако Весенний лишь перекинул ногу на ногу, демонстрируя свой дырявый носок, и показал на чашку.
— Нинка, неси ещё кофейку. Вот как ни приду к тебе — и кофе всегда вкусный, и еда горячая. Хозяйственная ты баба.
Интересно, сколько раз за последние десять минут он назвал меня «бабой»? Раньше он это слово использовал куда реже. Да уж, прав Григорий с тем, что из-за алкоголя люди деградируют.
Я кивнула, подхватила его чашку и пошла наливать новую порцию «вкусного кофе». Похоже, Борька не только деградирует, но и рецепторы его атрофируются.
Через пару минут Весенний с самым довольным видом сидел со своей чашкой. Я же чувствовала себя неуверенной героиней аниме, которая собирается признаться в любви самому крутому парню в школе.
— Борьк, ну ты это… прости за обвинения… Ты там… это… обиды на меня не держи…
Когда я репетировала, то мои слова звучали куда увереннее. А сейчас я боролась между послать Весеннего куда подальше или просто промолчать. Но я обещала сделать всё правильно. А это «правильно» включало расположить Бориса к переговорам. Эх.
— Да забыли, — отмахнулся Борька, — Дело житейское.
Пока он жевал очередную печеньку, я собиралась с силами, чтобы подвести разговор к самой важной части.
— Слушай… Как я уже говорила, шкатулка бабушки — для меня ценна как память. И содержимое, конечно, тоже. Но по сути — это всё барахло, которое ничего не стоит. Очевидно, что каким бы…
Идиотом. Придурком. Законченным деградирующим алкоголиком. Обиженкой.
— Странным, — подобрала я наиболее мягкое слово и продолжила, — Не был преступник, однако вряд ли ему полезны вещи, которые никому не нужны. Кража же явно осуществлялась ради денег.
— Мож на бабкины цацки позарился? — неопределённо сказал Борис.
Я кивнула. Пусть думает, что он тут самый прозорливый.
— Да. В темноте и в спешке мог и не различить стекляшки от чего-то подороже. Вот и схватил.
Я покосилась на часы на стене. Пора заканчивать этот фарс.
— Полиция предполагает, что преступник местный. Так как нужно явно было понимать, когда я дома, а когда нет, — снова соврала я, так как в такие детали следствия никто меня не посвящал, — Поэтому у меня к тебе есть мааааленькая просьба. По старой памяти.
— Эт ты, Нинка, хитрая, — расслабленная поза Борьки пропала, — Как мне помочь, когда деньжата нужны были, так сразу кралю строить из себя стала. А как тебе помочь — так сразу запела «Бооооорисочка, помоги».
Я сжала кулаки под столом. Какой же он мерзкий. Ладно. Ещё чуть-чуть потерпеть осталось.
— Так не поможешь? — скорее для галочки уточнила я.
— А чё за дела-то надо порешать? — в конце концов уточнил он.
— Так с краденным, — ответила я и Борис ещё больше напрягся, — Я, конечно, сама по району поищу. Но, может, ты и твои друзья повнимательнее смотреть будете на улице? Уверена, что когда преступник поймёт, какой хлам он украл, то избавится от него. Вот и подумала, вдруг выкинет прям на улице, а кто внимательный найдёт и вернёт мне. За хорошее вознаграждение, конечно.
На моей последней фразе глаза Борьки алчно вспыхнули. Но это было лишь на секунду. Затем он ещё больше прищурился и наклонился в мою сторону.
— И где ж ты, безработная баба, вознаграждение найдёшь? Небось, у своего лошка-петушка насо… насобирала?
И тут внезапно Борис резко встал с табуретки, да так, что та пошатнулась и упала на пол. А потом взял и ударил кулаком по столу. Вещи подпрыгнули и чашка с кофе, которая стояла на краю, полетела на пол.
От неожиданности я сама подпрыгнула на табуретке и чуть не вскрикнула. Но вовремя сообразила, что лучше не привлекать внимание. Переведя дыхание, я покосилась на часы. Пора.
— Какая разница откуда у меня деньги? — я тоже встала с табурета и перестала изображать испуганную деву, — Главное, что ради памяти о бабушки, я готова заплатить приличную сумму.
— Да иди ты, — вдруг сказал Борька и развернулся на выход.
Я пошла за ним. Он резко обулся, распахнул дверь, а потом развернулся и крайне злобно посмотрел на меня.
— Ты, Нинка, не понимаешь, что брать деньги от такого петушка — тот ещё зашквар. Поэтому, — он провёл рукой вдоль коридора, словно там стояла толпа, — Никто на районе из нормальных пацанов помогать тебе не будет. И не только помогать.
Последнее он бросил так многозначительно, словно я должна была понять все оттенки его пацанских цитаток. Не увидев от меня хоть какой-то реакции, Борька ушёл, громко хлопнув дверью.
Посчитав до десяти, я выглянула в глазок. На площадке никого нет. Я забрала с дивана зипку, быстренько обулась и выглянула из-за двери. Пусто. Отлично. Закрыла дверь и рванула к распахнутому окну в подъезде. Оттуда было видно, как Борька твёрдыми шагами двигался вдоль дома в сторону гаражного кооператива.
Я никогда так быстро не спускалась вниз. Но медлить не хотелось, чтобы не пропустить самое интересное. Затем осторожно выглянула из подъездной двери. Никого не видно.
Прикрываясь кустами сирени, что росли вокруг, я выглянула на тротуар. Спина Бориса виднелась вдалеке. Отлично. Больше всего я боялась, что ему в голову стукнет что-то высказать мне или вовсе поругаться и он решит вернуться. Будет неловко вот так столкнуться возле подъезда.
А дальше мне, конечно, хотелось бежать напрямик. Но так я могу привлечь лишнее внимание. Поэтому пришлось, прикрываясь всё теми же кустами, двигаться по тропинке возле стенки. А потом через спортивную площадку, соседний дом и ещё пару тропинок с кустами. Каждый раз я оборачивалась, словно за мной гонится худший из демонов. Однако вместо страха я чувствовала прилив адреналина и предвкушение чего-то интересного.
В конце концов, я добралась до парковки одного из домов по соседству. Там нашла чёрную арендованную девятку и быстро залезла внутрь.
— Я не опоздала? — спросила я у водителя, который, меланхолично обняв руль, смотрел внимательно вперёд.
— Всё только начинается, — ответил он, выпрямляясь и поправляя свою серую кепку.