Жасмин Майер
ГОРЯЧЕЕ СЕВЕРНОЕ ЛЕТО
Автор ответственно изучал матчасть, но допускает, что ошибки возможны. В романе использованы реальные местности, но все герои выдуманы и совпадения с реальностью чистая случайность.
Мое безграничное восхищение теми, кто не понаслышке знает о жизни в условиях севера.
ГЛАВА 1. ТАИСИЯ
Север, север, он бескрайний, а терпение Таисии Вознесенской нет.
Стоя на палубе ледокола, Таисия надеялась, что пронизывающий до костей ветер все-таки охладит ее пыл и ей не придется платить за молчание всей команде «Михаила Сомова». Ведь если она не успокоится, Джея придется утопить в Баренцевом море. Или отдать на растерзание белым медведям.
И дернул же ее черт согласиться на его предложение «немного развеяться»! Все нормальные люди, чтобы развеяться, идут в ближайший бар, на крайний случай садятся на чартер до Рима, но не отправляются бороздить на ледоколе Северный Ледовитый океан!
Впрочем, думала Таисия, сжимая поручни, ведь Джей ей и нравился непредсказуемостью и тем, что умел удивлять. Не каждому мужчине такое по силам, ну разве что, кроме ее единственного сына, но Марк — это Марк. Для нее он всегда будет вне конкуренции.
Таисия тяжело вздохнула, кутаясь в шубу. Она не захватила перчатки, когда выскочила из каюты в пылу ссоры, и теперь жалела об этом. Сожалела она и о том, что с ледокола не так-то просто сбежать, если вдруг захотелось разорвать все отношения с мужчиной, который тебя раздражает.
Она смотрела на темное Баренцево море, которое ярилось за кормой. Для мощного ледокола хмурые волны и насупившееся небо не представляли опасности. Хотя стоял май, воздух был морозно-свежим и кристально-чистым, как и всегда на севере в хорошую погоду. Такая тихая погода была редкостью даже для их сравнительно недолгого путешествия. Во все остальные дни море частенько было сковано молочным туманом, или с севера шли низкие свинцовые тучи, которые проливались стеной ледяного дождя.
Но сегодняшняя благоприятная погода уже не радовала Таисию.
Она понимала, что ей не место в этом путешествии. Такое путешествие скорее подошло бы для такой пары, как ее сын и его жена. Молодые, восхищенные и влюбленные друг в друга и в мир вокруг, им бы казалось, что любовь побеждает все, и даже самая плохая погода не испортила бы им настроения. Таисия давно не была такой: способность дарить любовь и любовь самой она исчерпала еще в отношениях с первым мужем.
За это стоит «благодарить» Федора Бестужева и его постоянные измены. Уж кто-кто, а Бестужев точно поспособствовал тому, чтобы ее восхищение миром быстро сменилось здоровым цинизмом.
И все же она загорелась этой экскурсией, которую предложил Джей, и даже оплатила ее, потому что, разумеется, у него не было таких денег. Двухместная каюта на атомном ледоколе, полет на вертолете, снаряжение и походное обмундирование — все это стоило, как новая машина. Но вместо этого Джей выбрал Север.
Джей не был сильно моложе ее, а ведь женщины ее возраста, которые «бабы ягодки опять», часто выбирали парней куда моложе себя. Но рядом с тридцатилетними мужчинами Таисия всегда чувствовала себя так, словно совращала какого-нибудь одноклассника своего сына.
Джею было сорок. Он был на шесть лет младше самой Таисии и уже не годился ей в сыновья, слава богу. Особенно когда отращивал бороду, следуя веяниям современной моды.
Конечно, мужчины, которым шел пятый десяток, подошли бы ей идеально. Но, во-первых, они были сплошь женаты, а если дожили до пятого десятка и до сих пор оставались холостыми — это было даже худшим звоночком, чем штамп в паспорте.
С мужчинами-иностранцами в этом возрасте было одновременно и проще, и сложнее. Хотя заграничные мужчины следили за собой куда лучше, чем наши депутаты и богатеи, несмотря на феерический секс, ни с кем у Таисии так ничего и не выгорело. Слишком разными они были. Разница менталитетов ощущалась куда острее.
Таисия понимала, что ей стоило наплевать на семейные обязательства и бизнес и развестись с Федором Бестужевым. Лет так хотя бы на десять. Если бы она обрела свободу в тридцать, у нее еще оставалось бы время на то, чтобы попробовать построить личную жизнь заново.
Она вышла замуж в восемнадцать и почти сразу же родила. Следом потянулся тот безрадостный для любой женщины период, когда молодость приходится усмирять материнскими обязанностями, особенно тяжелыми, если заботу о первом ребенке приходится тянуть в одиночестве. Бестужев всегда был занят, он твердо шел к намеченной цели, и брак с богатой наследницей был всего лишь одним из этапов его карьеры.
Теперь же Бестужев добился своего — занял пост премьер-министра, а личной жизнью Таисии, которая обрела наконец свободу, могли быть только такие мужчины, как Джей.
Вообще его звали Сергей, но однажды на паспортном контроле мексиканский таможенник прочел транскрипцию sergey, как — Сир Джей. С тех пор и повелось. В городе, где Серег было как грязи, Джей звучало куда круче, кто ж спорит.
Такие мужчины, как Джей, большую часть времени проводили или в спортзале, совершенствуя тело, или в постели. Конечно, раздевшись, Джей поражал женское воображение. Особенно, если вспомнить, как выглядели без одежды бизнесмены, которые давно платили женщинам за любовь, а значит, не имели никакого стимула следить за собой. Их успехи в постели и вовсе глупо было сравнивать.
Деньги испортили мужчин ее возраста. Теперь они покупали любовь и совсем не умели любить просто так. И одиноким женщинам, вроде Таисии, ничего не оставалось, кроме как просто брать с них пример.
Зачем мужчине член?
Казалось бы, думал Федор Радов, с членом все предельно ясно. Хотя бы потому, что выбора у мужчины нет. С членом мужчина рождается, с ним и мучается каждое утро, начиная с пубертата, когда по утрам, перефразируя Маяковского, этот самый член стоит так, как будто это кому-нибудь действительно нужно.
На большой земле и при наличии жены или женщины — возможно и нужно, но в условиях крайнего севера на труднодоступной метеорологической станции стоящий по утрам член уже проблема. Он никому не нужен. Но он стоит. Упрямо и несгибаемо.
На часах 5:30, и в комнате руководителя метеостанции еще темно. Полярная ночь уже кончилась, а белые ночи начнутся позже. Какое-то время можно насладиться естественным течением времени, когда днем светло, а ночью темно. Мелочь, но от нее так тяжело отвыкнуть.
Его «срок», как называли метеорологи смену в шесть часов, вот-вот начнется. Радов откинул одеяло и сел на кровати. Жгучее желание все не утихало. Кого же он трахал во сне? И почему так не вовремя проснулся?
Конечно, его предупреждали, что без семьи на Вайгаче жить трудно. Федор начальнику в Амдерме не поверил, махнул на секс рукой, мол, какое большое дело, справится и без женщины. Ага.
Федор запустил пальцы в волосы, все еще задумчиво глядя на оттопыренные боксеры.
Спящий за дверью в коридоре Муфаса встрепенулся, безошибочно почуяв пробуждение хозяина, зацокал когтями по дощатому полу.
Внимать голосу разума, что для того, чтобы найти женщину, нужно промахать 370 км до Нарьян-Мара, член не желал. Еще бы. Мужчина существо примитивное — одновременно обе системы жизнедеятельности работать не могут. Или мозг, или член. Так что до расстояния кувалде в штанах не было никакого дела.
Это на большой земле только свистни. Даже не вставая с дивана можно выбрать ту, что сама приедет и все сама же и сделает. А здесь? В условиях крайнего севера?
Но ведь справлялся раньше! Да и на материк нет-нет, да ездил. А сейчас замотался, некогда ехать и искать кого-то. Уже даже не по вкусу, а лишь бы была женщиной.
Двое работников метеостанции ушли в положенный отпуск, третий работает вполсилы из-за сломанной руки. По уму, Пашу надо было бы списать на землю, но его оставили, потому что работать на станции больше некому. А четвертый работник метеостанции под началом Федора Радова — двадцатилетняя студентка, которую за каким-то чертом именно сюда отправили собирать материалы для научной работы.
Вот с прибытием Светки Соколовой, прямо как в песне «Веселых ребят», у Радова и начались проблемы.
Как он ее только не перетрахал за это время во снах. Но одно дело сны и совсем другое реальность. Ни за что на свете не будет он спать с этой студенткой. У него даже дочь старше.
Так что пусть эта гибкая девочка, которая вся вытягивается в струнку, когда тянется к гигрографу, и знать не знает, какие мысли одолевают в этот момент Федора Радова, который, как ее старший научный сотрудник и куратор диплома, должен следить за ее работой. За работой, а не за задницей! Не за тем, как она выгибается, когда считывает показания с термометров на поверхности почвы.
Но Федор Радов, черт возьми, мужчина. И за это Господь Бог дал его члену способность наливаться кровью, когда перед тобой низко, очень низко, и недвусмысленно наклоняется женщина. И плевать, что она, в общем-то, делом занята. И неважно, что в этот момент Радов объясняет девушке обязанности гидролога. Член считает, что в этот момент нужно нагнуть студентку и взять прямо на земле у реки.
У члена всего два агрегатных состояния: «хочу трахаться» и «больше не хочу». И вот член Радова заклинило, как заржавевший рычаг у трактора, и неясно, как сделать так, чтобы перейти на полшестого. Вернее, ясно, действие старо как мир, но удовлетворения от кулака — как сморкаться во время насморка. Помогает, но через пять минут все по новой.
Как давно у него не было женщины? В последний раз он ездил в Амдерму весной прошлого года, а на большой земле был… Давно был, в общем. Вот оттуда это неудовлетворение и берет ноги.
Физиология, ничего личного. Только как объяснить это члену? И как выбить из руководства отпуск, когда на станции и так почти никого, кроме него? Студентка и инвалид. Как он оставит их одних, чтобы уехать и перетрахать все, что движется? Они же загубят все к чертям собачьим, если Светка до сих пор путает гелиограф и гигрограф*.
Федор поднялся с кровати и впустил в спальню собаку, которая все это после его пробуждения тяжело и шумно вздыхала за дверью. Черноподпалый мастиф величественной баржей вплыл в комнату, хлестнув хозяина хвостом.
Радов еще раз посмотрел на боксеры, вздохнул и стал одеваться.
Не с кофе, ой не с кофе начинается утро настоящего мужчины.
___________
Дорогие мои,
пожалуйста, не копите проды! Ваше чтение лучшая поддержка автора.
* гелиограф - прибор для автоматической регистрации продолжительности солнечного сияния в течение дня, то есть когда Солнце не закрыто облаками.
* гигрограф - прибор для непрерывной регистрации относительной влажности воздуха.
— Сколько дней мы проведем на метеостанции? — спросила Таисия, после того, как Джей выгрузил из ледокола по трапу их чемоданы.
Джей широко улыбнулся, щелкая перед лицом Таисии фотоаппаратом.
— Трое суток, — ответил он. — Улыбнись!
— Ради Бога, давай обойдемся без моих фоток в твоем инстаграмме, — поморщилась Таисия.
— Ну Тая!
— Не забывайся.
Она пошла по заросшему мхом берегу в сторону поселка Амдерма. Под сотню строений, где одноэтажных, где двух, ютились на пригорках, покрытых ржавого цвета лишайниками. В городе жили чуть менее шестисот человек. Отсюда же, из бывшего военного полигона, иногда на остров Вайгач летал вертолет. Вайгач и был конечной точкой их путешествия — крохотный полярный остров между Печорским и Карским морями, а труднодоступная метеостанция имела все основания называться именно так.
— Детка, что с тобой? — Джей поравнялся с Таей. — Не нравится путешествие?
— Наверное, просто устала.
Светило, но совершенно не грело солнце, а ветер с моря дул резкими порывами, отчего лицо покалывало будто морозом. Хотя на столбике было выше нуля, а снег уже по большей части сошел, из-за высокой влажности и северного ветра было куда холоднее.
— Нам надо переодеться в спецодежду. Не зря же мы накупили столько туристических обновок, — продолжил Джей, явно надеясь, что новинки порадуют Таю, но когда она никак не отреагировала, то продолжил: — Потом вертолет доставит нас на станцию. Можешь оставить часть вещей здесь, в Амдерме, обратно мы будем добираться морем, через пролив, так что не бери с собой много всего. Я снял здесь самую приличную, какую только смог найти квартиру. Отелей здесь, сама понимаешь, нет.
— Что мы будем делать на метеостанции? Заполнять журнал природоведения?
— Что-то вроде того. Таисия, послушай.
Джей остановился.
— Если не хочешь или тебе надоело, мы можем прямо здесь сесть на самолет до Нарьян-Мара, а оттуда уже добраться до Архангельска.
— Все в порядке, Джей. Мне действительно нужен этот отпуск. Просто он, пожалуй, самый необычный из всех, какие у меня когда-либо были.
— Очень на то надеюсь, — улыбнулся Джей. — Я давно хотел попасть на север.
— Правда? — Таисия огляделась. Бескрайние просторы, покрытые лешайниками и мхами. Необычный выбор для человека, который мог выбрать любое место на планете. — Почему именно сюда?
— Вообще я бы хотел в Антарктиду, но мы с тобой пропустили сезон экскурсий, — рассмеялся Джей. — Сейчас там зима и все сковано льдом. Разве тебя не привлекала романтика мест у черта на куличках? Где люди работают, изолировано от цивилизации, один на один с природой? Представляешь, им даже продукты доставляют на станцию один раз в год! Все остальное можно доставить, как сейчас, по случаю. Если бы не наш вертолет, то люди на станции ждали бы другого случая.
— А где они берут продукты в остальное время года?
— Охотятся, рыбачат. Что-то обменивают у оленеводов. Невероятно, правда?
— Наверное, они еще поют под гитару у костра.
Джей моментально сдулся. Таисия ощутила укол совести.
— Прости, Джей… Просто эта палаточная романтика… Ты бывал в детстве в «Артеке» или чем-то подобном?
— Нет, не был, — все еще хмуро отозвался Джей. — Путевки в «Артек» всегда были слишком дорогими для моей семьи. Нас было пятеро. Так что у нас был свой летний лагерь и развлекались мы как могли.
— Пятеро, — мечтательно улыбнулась Таисия. — Знаешь, я проводила в «Артеке» по две смены за лето… И я бы на что угодно променяла их, лишь бы проводить лето с братьями и сестрами, которых у меня никогда не было. Так что, спасибо, Джей.
— За что? — удивился он.
— Наверное, за это, — Таисия улыбнулась. — Что мы не видели в Дубае, верно? А здесь… Все другое. Чувствуешь, себя первооткрывателем в какой-то мере.
— Ага.
— Тогда идем и привезем им что-нибудь вкусное. Как думаешь, что людям на стации может не хватать?
— На ледоколе говорили, что сигареты всегда кончаются не вовремя, а стрельнуть там, как понимаешь, не у кого.
— Отлично, значит, добавим им столько блоков, чтобы хватило до нового года. Пусть запомнят нас, как самых щедрых туристов. Что еще?
— Алкоголь с государственных дотаций туда не везут, запрещено. Они ведь работают. Но они его варят сами.
— Ой, могу представить, каков он на вкус. Ладно, тогда спиртное тоже берем на себя. Нам ведь никто не запретит привезти его с собой?
— Нам нет, но боюсь, ты не найдешь здесь ни французского шампанского, ни даже коньяка, которые ты пьешь. Только водка, Тая, только хардкор. Уж прости.
— Ну, один раз в жизни могу и водку выпить. На то он и север. Но пойло, что они там сами варят, я точно пить не буду. Как думаешь, что еще мы можем привезти, чтобы порадовать метеорологов? Там есть женщины? Если есть, думаю, в определенные дни месяца они могут убить за плитку шоколада.
Джей хохотнул.
— Тебе лучше знать. Вообще, они ведь других людей почти не видят, поэтому лучшее, как мне кажется, что мы можем привезти, это себя.
Таисия улыбнулась.
— Ну с этим как раз несложно.
__________
Если еще не лайкали книжку, то сделайте автору приятно :) Вам фигня, а мне очень приятно
— Прием, прием! Амдерма? Это Белый Нос... — повторил Радов, но и так было ясно — рация мертва.
Радов откинулся на стуле и сказал, как можно более спокойней:
— Трогал что-нибудь, Паша?
Радов как раз сдал «срок», вернувшись с метеоплощадки, вбил данные и отправил по телетайпу сводку, и оставил Пашу на связи, пока сам отправился завтракать. Паша ворвался на кухню, как только Радов взялся за ложку. Остывший после «срока» завтрак пришлось буквально проглотить. Овсянка и теперь стояла в желудке комом.
Паша качнул головой.
— Ну вы ушли, и как раз вызов пошел, и я ответил… Просто, вы же знаете, Федор Михайлович, я правой рукой двигать не могу, — Паша для наглядности еще раз продемонстрировал гипс. — И я попытался ответить левой рукой… И, видимо…
— Видимо, не туда нажал, — закончил за него Радов. — Хоть успел услышать, что хотела Амдерма?
— Успели передать, чтоб вертолет встречали.
Вот ведь! Такую оказию пропустили. Если бы связь была, могли бы посылку заказать. А так…
— Туристы? — уже без особой радости спросил Радов.
Паша развел руками, мол, это услышать не успел. Ну как руками — рукой. Одна-то оставалась недвижимой в шине на груди.
— Вы почините? — с надеждой в голосе спросил Паша.
— Посмотрим.
Ломал рацию Паша не в первый раз, но в который раз Радов обходился сам, хотя мог сгонять на лодке до Амдермы за механиком.
Дел на сегодня у Радова итак было выше крыши, но они хоть от других мыслей отвлекали. За что он и любил работу на станции, так это за то, что минуты отдыха были очень редкими, а руки вечно заняты. Прибить, починить, проверить. Сверить, записать, измерить. Даже не будучи на смене, Радов все равно должен был наблюдать за сменой ветра, погоды или облаков и немедленно сообщать о любых изменениях. Это только казалось, что работа метеоролога — не бей лежачего, на самом деле, бдительность нельзя было терять ни на минуту. Особенно, если учесть, что погода в мае была также непостоянна, как настроение беременной женщины.
Рацию Радов все-таки настроил, и в этот час Муфаса не отходил ни на шаг от хозяина. Самозабвенно грыз бревно, размером с руку Федора, методично превращая древесину в опилки.
Занятый делом, Федор мыслями снова и снова возвращался к… женщинам. Только не к тем. Он думал о том, что скоро у дворовой нанайской лайки Дуси начнется течка, и тогда у Муфасы опять сорвет башню. Ни одна веревка не держала упрямого, как барана, и тяжелого, как племенной бык, мастифа. И то, как пес целенаправленно уничтожал древесину, красноречиво доказывало, что участь любой веревки предрешена.
Непородистая Дуська досталась Радову вместе со станцией и была уже бабушкой по собачьим меркам, но в пылу страсти еще давала жару. Ветврач из Амдермы сказал, что операцию по стерилизации Дуся уже скорей всего не переживет и предложил просто пресекать контакты между собаками в период течки.
Легко сказать, сложнее сделать.
На пути к желанной женщине семидесятикилограммовый мастиф превращался в твердолобый таран. Отпустить его творить бесстыдства Радов не мог и не потому, что завидовал. Куда прикажите девать раз за разом многочисленный приплод Дуси, если не сдерживать Муфасу? Топить? Жрать как китайцы? Такая свора безродных щенят на острове привлечет внимание медведей, которые только рады задрать какую-нибудь собаку.
Как Дуся все это время выживала в будке снаружи, Радов не знал. Надеялся в глубине души, что однажды судьба сама распорядится собачьей жизнью, но взяться за ружье, чтобы раз и навсегда избавиться от лишней головной боли, не мог.
Муфасу на Вайгач Радов привез с собой еще щенком пять лет назад, но уже тогда было видно, что кобель из него вырастет знатным. Муфаса не подвел и ожидания хозяина оправдал: вырос в гривастого теленка, который, как беспокойное привидение, топал вечерам по коридору, пока укладывался спать.
Когда рация снова «заговорила», Радов связался с Амдермой и узнал, что они благополучно пропустили свой шанс пополнить запасы курева. Вертолет уже был в пути.
— Кого везет?
Рация снова зашипела.
— Туристы, — отделался кратким ответом начальник Амдермы.
Понятно. Заплатили Амдерме, а Радов тут отдувайся и развлекай их.
Метеостанция — объект не режимный, поэтому, кто хочет, при желании, может попасть. Другое дело, что желающих переться на крайний север, слава богу, немного.
Остается надеяться только на сознательность туристов. Курево они, может, и привезут, а вот надеяться на свежую подшивку «Плейбоя» вряд ли стоит. От ноющего паха удалось отвлечься, но не надолго.
Радов снова посмотрел на пса, тот ответил преданным взглядом и перестуком массивного хвоста.
Как бы печально ни было, но Муфасу придется посадить на цепь. Другого выхода для него Радов не видел.
— Пойдем, меховой половичок, — сказал Радов псу. — Там брошенная лодка лежит дальше по берегу. Было что-то похожее между бочками. Тебя же только якорная цепь и остановит, озабоченный ты мой.
Муфаса завилял хвостом. Лаять не по делу было строго-настрого запрещено. Из-за всё тех же медведей.
Когда они вышли из дому, то наткнулись на Светку. Девушка самозабвенно пропалывала участок чистого грунта на метеоплощадке.
Кверху задом.
Скрипнув зубами, Радов повел пса к морю.
Очень не хотелось, но если так и дальше будет продолжаться, то однажды и себя придется на цепь посадить. Иначе плохо дело.
________
Спасибо за лайки и ваши комментарии. Всех с наступающими праздниками.
Полету на вертолете Джей радовался как ребенок, а Таисия снова словила себя на том, что относится к Джею, как к сыну. Такие моменты случались редко, но, как и этот, когда Джей с восторгом высматривал в иллюминаторе ржавую тундру, все же бывали.
Хотя Джей был старше Марка, и Таисия всегда старалась выбирать мужчин однозначно старше сына, «комплекс Электры»* все равно давал о себе знать.
Сама Таисия, отринув лишнюю скромность, тоже считала, что не выглядит на свой возраст. Да, почти полвека в паспорте — цифра ужасающая, но отражение, как волшебное зеркало царицы, уверено твердило о том, что хоть на свете и есть другие девицы, румяней и белее, Таисия Вознесенская еще тоже хоть куда.
Ни вид ей давали около сорока и никогда больше. А брутальный вид Джея добавлял ему те лишние годы, которые зияли между ними пропастью, и в счастливые минуты, особенно после оргазма, Таисия и думать забывала о разнице в возрасте. Да и ее темперамент зашкаливал, невзирая на первые предвестники менопаузы.
И все же, и все же…
Таисия хотела бы ощутить не только равноправие, которое пусть и было между ней и Джеем, но скорее мнимое, учитывая и разные социальные статусы, и возраст. В редкие минуты Таисия все же хотела — да простят ее феминистки, — подчиниться мужской воле, а не решать все самой.
Поэтому она позволила Джею выбрать самому, куда они отправятся в отпуск, но легче не стало. Именно так и выглядит мнимое равноправие — когда позволяешь мужчине купить тур на северный полюс за собственные же деньги.
Таисия теперь часто вспоминала ту, что ее сын выбрал себе в жены. Достаточно было взглянуть на Веру, чтобы понять: ее чувства настоящие и действительно не имеют ничего общего с деньгами. А взгляд? Ох уж этот взгляд влюбленной в своего мужчину женщины — скромный, томный и одновременно с этим гордый и дерзкий. Мать не проведешь, и Таисии хватило одного взгляда на Веру, когда та узнала, что Марк стоит сейчас за дверью ее квартиры.
Таисия не помнила, чтобы так смотрела даже на первого мужа, хотя и любила его в первые года брака. Были в ее жизни и другие увлечения, которые могли перерасти во что-то серьезней, но она уж точно никогда не глядела на своих мужчин так, как Вера глядела на Марка.
Ее сыну однозначно повезло, но что делать собственным пресловутым женским счастьем?
И есть ли смысл что-то менять в ее возрасте, когда на именинном торте даже больше нет места из-за количества свечей?
На станции Белый Нос, после посадки на ровном взлетном поле, их встречали парень с загипсованной рукой и девушка в очках с устаревшей роговой оправой. Еще совсем дети. «И как их только родители отпустили в такую глушь?» — подумала Таисия.
Джей помог ей спрыгнуть со ступени вертолета и они вместе побежали, немного пригнувшись, подальше от шумевших лопастей, гнавших холодный воздух. Только отойдя от вертолета, Таисия смогла осмотреться. Пустота. Такое слово приходило на ум при взгляде на остров Вайгач. Взгляду не за что было зацепить: вплоть до самого горизонта ни деревьев, ни даже мало-мальских кустарников. Только ржавые из-за лишайников зубастые скалы, словно плоские подушки сваленные великаном с каменного ложа лежали вповалку.
А над пустыми равнинами только насыщенное синее небо. Пустота, что сверху, что снизу. И где-то между ними люди, невесть как оказавшиеся в этих жестоких краях.
После того, как мотор вертолета затих, они наконец-то смогли познакомиться с обитателями станции.
Мальчишка лет двадцати пяти представился серьезным Павлом Валерьевичем, а девушка, не сводя изумленного взгляда с Джея, представилась Светланой.
Ну да, рядом с Павлом Валерьевичем Джей выигрывал по всем пунктам. Шире плечи, крепче руки, длинные ноги в обтягивающих каждую мышцу джинсах. Он распахнул куртку, взъерошил волосы и улыбнулся Свете. Все-таки Джей хорош, подумала Тая, этого у него действительно не отнять.
А так ли нужна ей эта любовь, если есть хороший секс? Ну не полюбила она за всю свою жизнь ни одного мужчину, что поделать. Даже если бы Джей соврал, что любит ее, какой смысл в этих признаниях, если сама она никогда его не любит? Не забывайте про песок в почках.
И потом, когда они вернутся на большую землю, ее встречи с Джеем станут иными. Джея она, например, никогда не возьмет с собой, когда полетит к Марку, когда Вере подойдет срок рожать.
Да и такому, как Джей, скорей всего, не захочет спать с бабушкой. А она ведь именно бабушкой и станет уже совсем скоро.
Может, в этом все дело? В том, что старость вот она, официально уже не за горами и совсем скоро Марк скажет: «А это твоя бабушка!».
С именем для сына они еще не определились, но ведь от этого статус Таисии в жизни этого нового человека никак не изменится. Она будет для него бабушкой, которая просто путается с молодыми парнями. И плевать, что эти парни тоже давно не молоды, они-то в отличие от нее даже близко не готовы спать с бабушкой! Тогда как в мире полно девушек, желающих спать с дедушками. Ну и где здесь равноправие?
Впору было подойти и сесть обратно в вертолет. Таисия еще никогда не думала о своем будущем и прошлом столько, как сейчас. Что на нее так влияет? Близость Северного полюса? Может быть, озоновые дыры в атмосфере?
Когда-то отец говорил, что север меняет людей, но чтобы настолько и так сразу? Таисия была не готова к тому, что ей достаточно будет лишь ступить на дальние земли и вся жизнь предстанет перед ней, как на ладони, как равнина тундры, просматривающаяся до горизонта.
Пока Тая пребывала в задумчивости, Павел Валерьевич, выкатив грудь колесом, благодарил Джея за подарки и был явно озадачен количеством коробок и ящиков, которые выгружали из днища вертолета.
— Так у вас нет никаких колес? — удивился Джей. — Чтобы довезти, а не тащить до станции ящики?
Радов тащил тяжеленную цепь и наслаждался тем, что нашел способ перехитрить природу. Во всех смыслах. Он посадит Муфасу на цепь, и пес просидит, как миленький, пережидая течку Дуси.
Куда, кстати, запропастилась эта шелудивая дворняга? Обычно, сразу выбегала навстречу, стоило Радову выйти из жилого модуля. Впрочем, на ужин все равно примчится, если жива еще.
Железо основательно прочистило мозги. Радов снова стал хозяином жизни и собственного тела. Подумаешь, стоит, как у подростка. Было бы хуже, если бы уже вообще не стоял.
Справится. В конце-то концов, можно поехать летом в Амдерму на недельку, ему хватит. Летом забот на станции не меньше, но хотя бы не так страшно, что эти двое замерзнут, если дизель встанет, потому что Паша способен действовать в духе: «Я что-то нажал и все исчезло».
Летом хоть теплее будет, а уж с передачей данных на неделю они справятся. А вот зимой, если опять что-нибудь не то нажать, то и генераторы могут отказать, и кирдык настанет и людям, и всему оборудованию. И очень быстро.
Нужная цепь среди плавника и прочих богатств, что выбрасывало, наигравшись, на берег море, нашлась быстро. Радов давно ее подметил и теперь, пока волочил в станции, чувствовал небывалый прилив сил. Даже звук приближающегося вертолета уже не так раздражал. Все-таки туристы — люди благодарные и, обычно, без подарков не прилетают. А если сами тугодумы, то в Амдерме им, как следует, объяснят, что и сколько брать с собой на метеостанцию. Не зря же она зовется труднодоступной.
Вот на сигаретах, которые наверняка привезут туристы, и можно дотянуть до тех пор, пока не прибудет ледокол с годовыми припасами. Хотя сигареты в государственные дотации не входили, так как государство ратовало за здоровый образ жизни, все необходимое можно было приобрести и у команды ледокола.
Радов ледокол примет, перекантуется еще с месяц и в июне можно скатнуться в Нарьян-Мар.
Отличный план.
Как и все отличные планы, этот тоже продержался недолго.
Стоило Радову подняться на гребень холма и окинуть взглядом прибывших туристов, как он выронил цепь из рук. Вся кровь моментально отлила от мозга. И виной тому уже была не Светка.
Стоило ему увидеть женщину перед метеостанцией, и его концом можно было гвозди забивать.
Выпав, цепь больно ударила его по мизинцу. И только боль его несколько отрезвила.
Он сейчас что, действительно хотел все бросить, подойти к незнакомой женщине и, перебросив ее через плечо, утащить в спальню? Серьезно?
Похоже, в таком состоянии самое правильное, что Радов может сделать — это сейчас же запрыгнуть в прибывший вертолет, и пусть Пашка и Светка сами обхаживают туристку. Потому что Радов с этим не справится. Он даже подойти к ней ближе не может, потому что руки трясутся от желания.
Радов отвернулся и протер глаза большими пальцами, сильно, аж до звездочек, но это не помогло. Все, что он видел, это два круглых полушария идеального размера под мягким свитером в вороте распахнутой куртки. Если он сожмет их, как следует, то сможет исполнить свою мечту. И не одну.
Радов до скрежета стиснул зубы.
Пломбы-то ему проверяли перед отъездом, но если так пойдет и дальше, то треснут даже самые надежные.
Радов обреченно посмотрел издали на женщину, стоявшую возле Светки. Туристка с большой земли была выше девушки, на целую голову.
Честно сказать, Радов мало что смог разглядеть издали: ни цвета ее волос, скрытых шапкой, ни ее лица толком он так и не увидел. Но, по правде сказать, еще меньше он увидит вблизи, потому что его взгляд наверняка будет сползать с ее лица и волос только ниже. Раз уж он даже издали сразу выцепил самое главное — выдающееся женское достоинство. Идеального размера.
Для чего идеальное, Радов предпочел не думать. Иначе все-таки придется делать зубы по новой в Нарьян-Маре.
— Вперед, Муфаса, — сказал Радов, снова подхватив цепь.
Перед смертью не надышишься.
Эта женщина на Вайгаче пробудет всего три дня, редкие туристы задерживались дольше. Это будут тяжелые трое суток, кто бы спорил, но Радов сделает все, чтобы держаться от нее как можно дальше.
Это же Север, черт возьми. Он бескрайний!
Федор Радов не был ссохшимся стариком. Совсем даже наоборот.
Ростом он был точно великан из сказок — столь любимые Таисией сто девяносто пять сантиметров, не меньше. Можно было решить, что его богатырский рост обман зрения, но рядом с мужчиной топал пес и это уж точно был самый огромный пес из всех, которых когда-либо видела Таисия.
Таисия часто видела мужчин в отличной форме, но скорее на специализированных спортивных мероприятиях, куда атлеты приезжали, по умолчанию, в лучшем своем виде. Женщины ее возраста съезжались на такие смотрины с единственной и понятной целью. И было очень большой неожиданностью увидеть хорошо сформированного мужчину здесь, среди бескрайной северной тундры.
Стиснув зубы, Радов тащил на плече ржавую цепь, а ее хвост волочился по земле. Интересно, зачем она ему? Это хобби такое, прогулки с цепью вдоль побережья?
На длинных ногах у него были ботинки с высокими бортами, какие-то свободные мягкие штаны, а сверху свитер грубой вязки с широким горлом. Под ним тонкая футболка. Верхней одежды не было, да он и не смог бы замерзнуть, таская при этом тяжести.
Остановившись на пригорке, Радов впервые скользнул взглядом сначала по вертолету, а после мазнул взглядом по Таисии. И потом быстро, как-то неожиданно резко отвернулся. Сбросил цепь на землю и стал рассматривать, как будто это было самое увлекательное зрелище на свете.
Таисия ощутила неприятный укол уязвленного самолюбия. То есть между ней и ржавой цепью этот дикий мужчина выбрал последнее?
Таисия покосилась на Светку, но та на руководителя станции смотрела совсем иначе, чем на Джея. То запретное вожделение, которое появилось при взгляде на метросексуала с большой земли, при взгляде на Радова мгновенно испарилось.
Со странным облегчением Таисия поняла, что Светка с руководителем не спит и не собирается. Хотя Таисии, в общем-то, и не было до этого никакого дела.
Однако в пытливом женском уме тут же зародился другой вопрос: а с кем спал руководитель метеорологической станции Федор Радов, если вокруг простиралась только северная глушь? Как-то не верилось, что этот великан станет интересоваться кем-то вроде Павла Валерьевича. Светка же годилась Радову в дочери, но, насколько знала Тая, мужчины такому факту обычно были только рады.
Наконец, Радов закончил рассматривать ржавые сочленения, поднял цепь с земли и, что-то сказав псу, двинулся прямиком на них.
Борода Радова, конечно, была далека от идеала и вряд ли знала руку мастеров барбершопов. Не говоря уже о том, что руководитель труднодоступной станции вряд ли начинал свое утро с того, что напомаживал бороду и усы специальным воском, а после расчесывал специальными расческами, как это делал Джей. В ухоженной и подстриженной бороде Джея волосок шел к волоску, у Радова же темная с проседью борода росла, как попало.
Хотя его внешность наверняка могла быть еще запущеннее, думала Тая. Значит, Радов все-таки брился, хоть и не часто.
Волосы тоже лезли в глаза, и их Радов отбрасывал со лба одним резким движением. Волосы были темно-русыми, а глаза прозрачно-синими, как северное небо в хорошую погоду, как сегодня.
Тая поняла, что смотрит на Радова уже в упор, тогда как он, даже приблизившись к ним, продолжает отводить глаза в сторону. Он часто поглядывал на пса, и Таисия решила, что возможно, пес не всегда радушен к новым лицам на острове и хозяин просто бдит за порядком.
Однако темный огромный пес ласково вилял хвостом и даже успел обнюхать Таисию с головы до ног, при этом не выказывая никакого неприятия.
Макушкой зверь достигал ей чуть выше пупка. В собаках Таисия не разбиралась, а такую и вовсе видела впервые: густая темная шерсть на загривке напоминала львиную гриву. А вот брюхо было со светлыми подпалинами, как и пушистый хвост, немного загнутый к спине. Пес хоть и был огромным, как теленок, но, слава богу, оказался, как говорится, хорошим мальчиком и не стал вставать на задние лапы, приветствуя Таисию, иначе точно опрокинул бы ее на спину.
Еще было удивительно и непривычно, что пес не гавкал на чужих, только постоянно оглядывалась на хозяина, который также поглядывал на него в ответ.
— А вот и наш руководитель, — наконец, сказала Светка, хотя Радов уже с минуту стоял возле них.
Но в этот момент и Тая, и Радов оба посмотрели на Свету, как будто впервые ее заметили, а после, так как уже не было причин молчать и дальше, Радов наконец-то медленно перевел свой взгляд и посмотрел на Таисию.
— Федор Радов, добро пожаловать на Белый Нос, — сухо сказал он, глядя на нее сверху вниз.
— Таисия… Можно просто Тая.
Таисия успела смириться с одним очевидным фактом, предопределенным для нее с самого рождения, но сейчас, когда Федор Радов внимательно изучал ее острым, как сорокаградусный мороз, взглядом, Таисия Вознесенская впервые и в полной мере ощутила себя женщиной.
И к тому же единственной в радиусе нескольких километров, если не считать Светлану. А судя по тому, как эти двое — Радов и Света, — невидяще смотрят друг на друга, то Светланой можно пренебречь.
А еще Тая вдруг ясно поняла, что путешествие на север не лучшее место для женщины, где мужчины смотрят на тебя взглядом голодного белого медведя.
Радов хотел сказать что-то еще, но в этот момент вернулся Джей.
— Тая, Тая, там невероятно! Еще несколько ходок и я тебе все покажу. О, здравствуйте! Вы, должно быть, руководитель станции? Федор Радов? Добрый день! Мы с Таей очень благодарны вам за возможность увидеть работу станции изнутри!
Радов молча пожал протянутую Джеем руку и скользнул взглядом по руке Джея, которую тот вдруг по-собственнически положил Тае на плечо. Тая аж опешила от такого проявления любви. Никогда Джей себе такого не позволял, но в городе, в черте цивилизации. А здесь на фоне дикой природы у мужчин на уровне рефлексов врубается режим «неандертальца»?
Джей? Это что, собачья кличка? Как обычного русского мужика могут так звать, а этот Джей совершенно точно не какой-то там Джеймс Бонд под прикрытием.
Как руку-то ей на плечо забросил, а? Моментально среагировал и указал Радову, чья она женщина. У мужчин это на подкорке, на уровне рефлексов.
«Таисия… Можно просто Тая».
Да вот кому-то можно, а кое-кому — нет. Радову точно не стоит звать ее Таей. А всяким молодым кобелям со стриженой бородой очень даже можно.
Сколько ему? Ведь точно меньше, чем ей. Не намного, но и этого достаточно, чтобы ощутить укол недовольства. Не хватает, значит, на большой земле мужчин, раз женщины уже строят отношения с теми, кто им в сыновья годится. Радов вот держится, не спит со Светкой, а Таисия-можно-просто-Тая не удержалась. От сморщенных фиговых листов свой красивый нос воротит?
Да чего, спрашивается, он так на нее взъелся? Не все ли равно, с кем спят богатые дамочки? Ясно же, что им тоже красивых и молодых парней подавай. Эротические вкусы в обе стороны работают одинаково. Не только мужчинам нужны старлетки. Непонятно только, почему предпочтения Таисии так задевают Радова.
Ливень не заставил себя ждать. Вертолет едва успел нырнуть в просвет между облаками, а они только-только затащили все подарки под крышу, как за окном стемнело, а море ответило рыком.
И зачем привезли так много, думал Радов, осматривая коробки и ящики с апельсинами, водкой, шоколадом, сгущенкой и тушенкой перед тем, как покинуть дом. Пора было снимать показания.
Как будто без такого запаса они бы не приняли их на станции. Еще как приняли. И за сигарету на постой туристов брали.
Радов оставил Пашу на хозяйстве, а сам пошел отрабатывать «срок» Светки. Считывали показания приборов метеорологи в любую погоду и при любых условиях. Радову жаль было гонять девку под дождем, поэтому пошел сам. Да и Дуся ему покоя не давала.
А еще меньше будет слюни пускать на Таисию-можно-просто-Тая, сидя с ней в одной комнате.
Раньше Дуся давно бы уже прибежала, прижав уши и вращая хвостом, как пропеллером, а сейчас что же? Где нашла пропитание? Неужели ушла грабить гнезда на восточной оконечности острова? Да ведь рано, гуси только-только начинали строить гнезда. Куда же подевалась лайка и где нашла укрытие от стихии?
С приходом дождя ртутный столбик упал ниже нуля, а показания термометров на почве подсказывали Радову, что утренние заморозки еще будут. Надвигалась пора, когда лед шел с севера, да и реки избавлялись от льдистого короба, который сковывал их уже восемь месяцев. Вот и холодает.
Неумолимо хлестал дождь, пока Радов в тяжелой плащ-палатке передвигался от одного прибора к другому по метеоплощадке. Почву развезло, и та хлюпала под сапогами.
Только после того, как записал, сверил с таблицей, перекодировал и отправил показания по телетайпу в Амдерму в строго оговоренное время, чтобы показания со всей страны попадали в Росгидромет в один срок, Радов наконец-то вернулся в жилой модуль.
С него текло ручьем, а сапоги оставляли грязные отпечатки, пока он топтался в коридоре, переодеваясь и пытаясь развесить плащ на обсушку. Ему предстоял еще один выход через три часа. Но вряд ли его одежда успеет высохнуть, придется идти в мокром. Да и дождь к тому времени не стихнет.
Муфаса тут же кинулся к хозяину, но Радов велел псу сидеть на месте, чтобы не разносил грязь по коридору. Только подметающий пол, как метла, хвост выдавал нетерпение застывшего в одной позе пса.
Мысли Радова при взгляде на мастифа снова вернулись к Дусе. Если не яйцами да гусями лакомилась, то неужели белого медведя повстречала? Ведь как раз лед идет. Может и к ним занести незадачливого путешественника с севера.
Как будто мало было забот до этого.
Мимо коробок, снятых с вертолета, которые они выставили вдоль стен в коридоре, грязный, замерший и насквозь промокший, Радов сначала отправился к себе — переодеться. С волос и бороды текло, как после душа. Он долго стоял перед шкафом, в котором теплые толстые свитера были кое-как свалены один на другой.
Что он, собственно, хочет здесь найти? Белую рубашку? На званный ужин, что ли, собрался?
С мыслями, что не хрен ему выпендриваться, Радов вытащил самый теплый и самый бесформенный свитер.
Потом все же он зачесал волосы, хотя бы просто для того, чтобы не падали на глаза и не мешали. Критически осмотрел седеющую бороду в зеркале. Нет, Джей здесь не причем. Он все равно собирался бриться. Буквально месяц назад собирался. А что такого? Время на севере идет иначе. Спешить тут некуда.
***
Переодевшись, Радов двинулся к главной комнате. Стоило войти, как тут же захотелось развернуться и снова встать под ледяной дождь, отлично прочищающий мозги.
Таисия-можно-просто-Тая разделась.
Было бы странно ожидать, что она станет сидеть в отапливаемом помещении в куртке и шапке, но Радов оказался не готов даже к этому.
Она сняла верхнюю куртку, шапку и избавилась от широких термоштанов, которые все равно не особо-то скрывали ее формы. Особенно сзади. Радов воочию убедился в этом.
Теперь на ней были мягкие, обтягивающие ее длинные ноги флисовые спортивные штаны. На кой черт при занятиях спортом женщинам нужны именно такие? Штаны старательно обтягивали тонкие икры, красивые голени, острые колени и в довершение выгодно подчеркивали покатые бедра.
Черт. А откуда такие формы в таком-то возрасте?
Да и в каком возрасте? На вертолетной площадке Радов принял Таисию за сверстницу, но теперь при свете и без шапки, с длинными распущенными волосами, и этими ее длинными ногами он видел, что ей всего-то около сорока. Так что его обвинения были голословными. Джею, который, как преданный пес, сидел рядом с ней, было немногим меньше. В их возрасте можно считать ровесниками.
Большие руки. Большой пес. Большой размер обуви.
Даже нос у Радова и тот большой, но не плоской картошкой, нос у него узкий, длинный, немного кривой, потому что, видимо, ломали и не раз, а после хватило одного раза, чтобы хрящи неправильно срослись. Но небольшая кривизна совершенно не портила нос Федора Радова.
Ох, какой у него нос…
Она совсем с ума сошла, верно? Сидит и на полном серьезе рассуждает о форме носа руководителя метеостанции.
А еще Таисия не могла отделаться от мысли о том, а все ли у этого мужчины такое гигантское? На ум лезли все известные женские приметы, способные определить остальные мужские размеры, если соотносить их с обувью, большим пальцем или ладонями.
Носом опять же.
Таисия тряхнула головой и посмотрела на Джея, который слишком внимательно смотрел на нее. Закатывать сцены Джей, конечно, не будет, хотя руку на плечо в обычной жизни он ей тоже не забрасывал. А сегодня вот забросил. А теперь еще и пересел ближе, стоило Радову появиться в комнате.
Напрасные тревоги. Неужели Джей не замечает, что Радов даже головы не поднимает и вообще на Таю не смотрит? Сидит и пьет свой терпко-сладкий черный чай со спиртом.
Слаженность быта метеостанции видна была невооруженным глазом. Светка, стоило им войти в дом, тут же отправилась на кухню, а Паша сменил газовый баллон, потому что прежний кончился, и сам проверил подачу газа на кухне.
После, когда пирожки пожарились на жире, а чайник вскипел, Паша принес спирт, и хотя никто его не налил себе, стоило в отдалении хлопнуть входной двери, Света тут же заварила горячего чаю и добавила спирта в самую большую кружку. Ее-то она и подала Радову, стоило тому только войти в комнату. И тоже молча. Отработанным до автоматизма жестом.
Дождь барабанил по стеклу, козырьку и крыше, а за окном стало темно, хоть глаз выколи. В эту непогоду, сидя в маленьком домике, Тая остро ощутила всё одиночество и пустоту вокруг станции метеорологов. На острове только один поселок, где есть люди, они пролетали над ним на вертолете, но отсюда они даже не увидят его огней.
Кругом только лисы, возможно песцы. Скорей всего олени, которых разводили ненцы. Где-то там были лайки, которых держали на цепи летом, когда сходил снег и на санях передвигаться уже не получалось, хотя кто-то пытался.
И комары. О комарах речь и шла. Паша с видом Николая Дроздова рассказывал Джею о том, какие огромные и голодные тучи комаров появляются на острове с приходом лета и когда устанавливаются теплые погоды, но сейчас им опасаться нечего.
Три дня, думала Тая, а потом они вернутся в цивилизацию, а эти люди останутся здесь. Будут терпеть непривычную для севера жару, если лето будет жарким, или будут терпеть привычный холод. Будут засыпать и просыпаться при кружащем по небу солнечном диске во время полярного дня. И будут отгонять или кормить собой голодную мошкару, тут уж как повезет.
Но с их отбытием ничего в жизни метеорологов не изменится. Как ни на что не повлияло прибытие гостей, так никак не повлияет и их отъезд. Все также они будут снимать показания приборов, все также «выходить на срок», как говорил Паша.
Вот почему сам Паша сейчас смотрел на Джея с легким пренебрежением и даже снисхождением. Хотя в этом взгляде было и кое-что иное, например, соперничество. Паша был лет на пятнадцать моложе Джея, и как молодой отважный пес готов был сразиться за внимание девушки. Джей, правда, сражаться за Светку не собирался, но Пашу это не останавливало. Во взгляде явно читалось «Только дай мне повод».
Джей повода не давал. Он улыбался Тае, а потом даже положил ей на колено руку. И делал он это вовсе не из-за Паши.
На эту возню Радов, как патриарх львиной стаи, даже не смотрел. Свое он уже отвоевал. Сидел себе в своем темном углу, обхватив длинными пальцами горячую кружку, и пил небольшими глотками. Смотрел впереди себя, иногда касаясь длинными пальцами макушки мастифа.
Почему он вообще не смотрит на нее? Что с ней не так?
Или, может быть, что с ним не так? Возраст, север и спирт. Может, ему больше не интересны женщины? Даже Паша, и плевать, что он даже моложе Марка, окинул несколько раз Таисию с ног до головы. Но у Радова, кроме того тяжелого вдоха, когда она повернулась к нему спиной на вертолетной площадке, не было больше ни единой попытки хоть сколько-нибудь выразить свои чувства.
А с другой стороны, зачем ей чувства руководителя метеостанции, если через три дня Таисии здесь больше не будет? Радов умный взрослый мужчина, и он прекрасно понимает, что она прибыла сюда не одна, а кроме того, как прибыла, так и уедет в скором будущем. Разве нет?
Таисия слишком увлеклась размышлениями. Не успела отвернуться и напоролась на взгляд синих глаз, когда Радов, отставив пустую чашку в сторону, откинулся на спинку старого советского кресла.
«Спирт, наверное, подействовал», — подумала Таисия, хотя он вряд ли сильно опьянел от такой дозы, но что-то во взгляде Радова неуловимо изменилось теперь, когда он не отвернулся, не опустил глаз и не сделал вид, что смотрит куда-то поверх ее головы.
Конечно, такому мужчине, как он, не пристало строить из себя пугливую скромницу. И уж что-что, а взгляд женщины он мог бы выдержать.
Но все это время Радов не делал этого. И только сейчас, внезапно осмелев или, наоборот, утратив рассудительность, не избегал, не отворачивался, а скорее даже бесстыдно, в наглую скользил глазами по ее лицу.
Откинувшись в кресле, он продолжал смотреть на нее свысока, хотя при этом сидел. Но почему-то именно ему, Федору Радову, Таисия могла позволить смотреть на нее так, как король с королевского трона рассматривал бы брошенную к его ногам невольницу. Таисия еще ни разу не ощущала на себе взгляд такой силы.
Она знала многих высокопоставленных мужчин, чьи чины позволяли им глядеть сверху вниз на остальных граждан их страны, но задранные носы не придавали им величия, как бы они ни старались.
— Ч-ч-что?
Таисия никогда не заикалась. Никогда не частила и не жевала слова, так какого черта происходит с ней сейчас?!
— Я заметил, что у вас чашка опустела. Хочу поухаживать за гостьей. И могу принести вам еще чаю.
Каждое слово бьет точно в цель, а пульсация между бедер только усиливается от двусмысленности, казалось бы, невинной фразы: «Хочу поухаживать».
Пока он ждет ее ответ, в этот же момент его глаза быстро опускаются на ее грудь. И Таисия знает, что мягкий свитер не может скрыть ее твердых сосков. Чтобы хотя бы не выставлять их на обозрение, Тая нагнулась ниже, вынуждая светлые локоны скользнуть вдоль груди. Это фиаско. Это полное поражение и капитуляция ее тела.
— Да, я хочу еще чаю.
Она не узнала свой голос. И удивилась тому, что вообще способна нормально говорить.
Джей вдруг крепче сжал ее колено, которое так и не выпустил, как будто призывая одуматься. Но что такого, верно?
Она всего лишь хочет выпить чаю.
А Джей должен знать свое место. И пусть не придумывает то, чего между ними нет.
Он моментально убрал руку, откинувшись на спинку дивана. Как будто так и надо было, и его женщина сейчас вовсе не уходит к другому.
За чаем.
Только за чаем.
Это противозаконно выпить чаю и съесть еще этих пирожков? А они должны быть на кухне.
Таисия поднялась с дивана, подхватив с собой чашку.
Радов уже был на ногах. Он отвернулся от всех, приказав псу, оставаться на месте, и двинулся на кухню, которая была сразу за поворотом.
Открытая кухня без дверей, потому что кому бы пришло в голову прятаться на метеостанции, чтобы… выпить чаю? Да и двери препятствовали бы движению теплого воздуха между помещениями. Поэтому в общих комнатах их не было.
Тая видела только спину Радова в темном вязанном толстыми шерстяными нитями свитере. Все еще влажные волосы касались широкого ворота.
Радов налил темную и густую заварку из заварника, потом потянулся к горячей кипяченой воде.
— С сахаром?
Таисия моргнула.
Если способность говорить и была, то теперь она пропала. Она тяжело дышала, как будто и не было на ней того количества зимней одежды и она уже стояла перед ним голая. Щеки горели.
— Я спрашиваю, чай с сахаром?
Да хоть с полонием! Ей сейчас не то слово, как плевать на этот чай.
Таисия переступила с ноги на ногу, потому что тело выгибалось само, как у кошки в разгар марта. Ей стоило невиданных сил, чтобы стоять вроде бы прямо и при этом не сжимать бедра, чтобы хоть как-то унять горячую пульсацию между ног.
А Радов? Он так и будет делать вид, что привел ее сюда, чтобы действительно угостить чаем? Им вроде не по восемнадцать, чтобы верить, что сейчас они здесь ради чая.
Радов так и не повернулся к ней. Остался стоять полу боком, прижимая бедра к кухонному гарнитуру. Тая отчасти понимала, что он пытается скрыть от нее, но опустить глаза, чтобы увидеть это наверняка, не могла. Взгляд Радова снова поймал ее, как сачок бабочку.
Он смотрел на нее с легкой усмешкой во взгляде и все с тем же чувством собственного превосходства, которое выводило Таю из равновесия, потому что еще никто не позволял себе смотреть на Таисию Вознесенскую так, как это делал какой-то руководитель метеостанции у черта на куличках.
Радов отложил ложку, которой бесшумно перемешал сахар в ее чашке. Протянул ей чашку.
В темных, как штормовое небо за окном, глазах плясали бесенята.
Тая сделала шаг вперед.
Коснулась горячего фарфора, но Радов до сих пор не убрал своей руки. И ее пальцы легли сверху.
От прикосновения к шероховатой, огрубевшей на морозе коже, Тае захотелось застонать. Тут же захотелось пробежаться пальцами по всей ладони, изучить мозоли, впадинки и почувствовать вены под его кожей.
Тая приоткрыла рот, чтобы поблагодарить за чай, но поняла, что стоит слишком близко. И голова идет кругом от того, как этот мужчина пахнет морозом, дымом сигарет и терпкой ноткой алкоголя. Слова встали поперек горла.
Так как сейчас она была без каблуков, то ей пришлось запрокинуть голову, чтобы по-прежнему отвечать на его взгляд.
Синева в его глазах полностью исчезла. Радов отдернул руку, словно с запозданием осознав, что Тая касается его, а не чашки. И именно его руку она невесомо гладит подушечками пальцев.
Радов отшатнулся, а чашка с чаем накренилась и полетела на пол. Разбиться не разбилась, но с довольно громким грохотом покатилась по полу, расплескивая янтарную жидкость.
— Что случилось?
— Тая, все в порядке? — послышался голос Джея.
Нет, хотелось сказать ей.
— Все хорошо! — крикнула она. — Я такая неуклюжая. Чашку уронила.
Радову пришлось отлепиться от кухни, и он швырнул на пол полотенце и в два счета вытер разлившийся чай. Потом выжал мокрое полотенце в раковину, но все эти телодвижения выдали его выпирающее из штанов желание.
Не увидь этого, Тая наверное бы вернулась сейчас обратно в комнату. Но мягкие штаны Радова не могли скрыть внушительного стояка, а Тая сейчас была просто не в том состоянии, чтобы взять и отвести от него взгляд.
Снова отвернувшись, Радов выжал полотенце над раковиной, хмуро оглядел мокрый пол и дернулся всем телом, когда Тая коснулась его мокрых и липких от чая рук.
— Не надо, — хрипло и тихо сказал он.
— К черту, — только и ответила Тая.
В ту же секунду он развернулся, слишком резко, отчего чашки на столе опять задребезжали.
— У вас точно все хорошо? — снова крикнул Джей.
Тая в этот момент оказалась прижатой к противоположной стене. Тяжело дыша и едва слышно, Радов прошептал, обжигая дыханием ее щеку:
Закончив с измерениями и вовремя передав данные в Амдерму, Радов решил еще раз обойти станцию. Было темно и не в последнюю очередь из-за туч. Хотя Радову требовался напарник, семидесятикилограммовый мастиф вполне годился на эту роль. Да и нюх, и слух сторожевой собаки работали куда лучше, чем у человека.
Радов полностью переключил свое внимание на то, чтобы ничего не упустить. И это помогло отвлечься и забыть, пусть и ненадолго о том, какую большую ошибку он едва не совершил. Совершенно потерял голову. Он бы ее взял прямо там, и плевать, что в соседней комнате были люди.
В тот момент ему было на все плевать. Все взрослые, а если стыдно подслушивать, так пусть сами и уходят.
А эта женщина какова? Ее мужчина сидел в трех шагах от нее, а она пожирала его глазами. Ни стыда, ни совести. Богатая дамочка, которая привыкла получать по первому требованию то, что хочет. Захотела Радова и чуть не получила, потому что он только этому и рад.
А потом она вернется на большую землю и будет рассказывать о своих амурных приключениях. Глядишь, не зарастет народная тропа неудовлетворенных разведенок, которые протопчут ее прямиком до полярного острова. Отбоя на Вайгаче не будет от туристок.
А что, разве только теплые страны годятся для секс-туризма? Север тоже неплох. Зима и полярная ночь как будто созданы для того, чтобы греться под одеялом.
Хорошо, что Радов вовремя остановился.
Хотя, конечно, плохо, что именно так. Чувствовал ведь, с утра чувствовал неладное. Эх, Дуська, Дуська. Не забыла о доме, отбилась и приползла полуживая. Предупредила, выполнила собачий долг. Так бы и не узнали, что медведь поблизости. А на месте Дуси мог оказаться кто угодно. Даже один из этих неопытных туристов.
Муфаса брел рядом, шумно нюхая воздух. Пес был спокоен, значит, медведь хотя бы не бродит возле станции. Неизвестно, откуда прибежала Дуся. Жаль, к утру, когда дождь пройдет, следы смоет. А мастиф все-таки охранник, а не охотник.
В пелене дождя Радов видел желтые квадраты окон. Вот потух свет в спальне Светы: страшно, наверное, сегодня спать в одиночестве, но не подселять же к ней кого-то из мужиков.
А вот в комнате Паши только зажегся свет. Он тоже живет один, по крайней мере, пока Виктор не вернется из отпуска. Тогда, впрочем, и Радов будет жить вместе с Афанасием. Хотя как руководитель станции, Радов мог требовать отдельную комнату, но, не имея семьи, он выбрал путь экономии — так отапливали меньше жилых комнат.
Вряд ли его статус холостяка когда-нибудь изменится. Если только не привезет жену с большой земли. Здесь ей взяться неоткуда. А женщины, если и приезжают, то со своим самоваром, как этот Джей.
Вот и спальня туристов. На окнах шторы, свет еще горит. Мечутся, наверное, думают, куда попали и как сделать так, чтобы оставшиеся три дня из комнаты не выходить. Это вам не экскурсия по Лувру, это север. Не только бескрайний, но и бескомпромиссный, жестокий, до сих пор первобытный. Или ты, или тебя.
Радов расширил радиус обхода, двинулся к заливу, в котором шипели пенные волны. Белые гребни он различал даже во тьме. Вдали, за грохотом волн о каменные берега, опытный метеоролог различал и скрежет ледяных торосов. Льдины бились, громоздились в узких проливах, трескаясь и разламываясь от напора.
На одной из таких льдин с полюса и приехал их безбилетник, расправившийся с Дусей. Мишка может убраться обратно, если поторопится. Если нет, то проведет на Вайгаче все лето, за которое похудеет, обозлится и станет есть все подряд. И это будут не только рыба и моржи.
Не сказать, чтобы появление медведя на острове было событием экстраординарным, хотя и важным. В каждое лето из прошлых, что провел здесь Радов, не обходилось без таких вот залетных с севера путешественников. И ладно, если это были самцы-одиночки. Хуже, если это было медведицы.
Дуся бы не бросилась на медведя сама, а медведи в это время года были еще сытыми после зимы, да и лед на дальнем севере еще держался, облегчая им охоту. Плохой знак, что медведь набросился на собаку. Поблизости могут быть медвежата.
Нужно будет расспросить оленеводов на побережье, может, кто что видел или знает.
Оленеводы удивились бы его решению хоронить собаку, даже не ездовую. Сами ненцы разделывали погибших от холода или раненных животных. Мясо больных в пищу не шло, но собачья шкура все еще высоко ценилась.
Радов не собирался сдирать с Дуси ее разорванную медведем шкуру. Да и не голодали они на станции настолько, чтобы перейти на собачатину. На них цивилизация уже наложила свой отпечаток, и съедать четвероного друга уже не казалось чем-то нормальным.
Радов во второй раз обогнул станцию по более широкой дуге, но ни он, ни Муфаса так и не заметили никаких следов медведя. За это время погас свет и в Пашином окне, но по-прежнему горел у туристов.
Радов лишь мельком глянул в их сторону, и в тот же момент штора всколыхнулась и к окну прильнула Таисия.
Радов запнулся, замерев под дождем, хотя и знал, что она не могла разглядеть его в черной ночи. Ей мешал свет. А ему как раз все было видно.
Больно резануло по нервам воспоминание. Когда точно также он стоял в светлом окне поезда, готового к отправке, а на темном перроне от него уходила женщина. Он ее видел, она его — больше нет. Поезд увез Радова прочь от прошлой жизни и выбора, который он сделал сам. Но все эти пять лет иногда казалось, что если он снова сядет на поезд и приедет на тот вокзал, то все вернется на круги своя, и эта женщина, что когда-то звалась его женой, не уйдет с вокзала, а наоборот примчится его встречать. Хотя Федор понимал, что в одну воду дважды не войти, да и вернуться к прежней жизни, после севера, он бы уже не смог.
Теперь, когда Радов стоял в темноте перед метеостанцией, а Таисия прильнула к окну, стараясь высмотреть в чернильной ночи хоть что-то, ему казалось, что он опять стоит на том вокзале. Только теперь она через три дня исчезнет, а он останется. Так что нет никакого смысла хоть что-то менять.
Утром дождь перестал, а небо очистилось. Глянув в окно, Таисия стала выбираться из-под одеяла.
Вчера Джей уговаривал ее, чтобы они, как в летнем лагере, сдвинули кровати, но Тая настояла на том, чтобы они оставили все, как есть. Две кровати в узкой комнате, оббитой деревянной вагонкой, так и остались по разные стороны комнаты.
Когда Тая проснулась, Джей еще спал, обнимая подушку.
Она бесшумно и быстро оделась, нашла несессер и юркнула в коридор. На ручных часах большая стрелка только подобралась к шести утра.
В душевой с двумя кабинками и раковинами Таисия быстро умылась, почистила зубы и расчесалась. На станции по-прежнему было тихо. Недолго думая, она пролетела длинный коридор, юркнула в комнату за сменным бельем, снова вернулась в душевую и разделась. Только заперлась в кабинке, как вдруг услышала: хлопнула входная дверь.
По голым ногам мазнуло сквозняком. Кто-то шумно ввалился в соседнюю душевую, царапая когтями кафельную плитку.
Тая так и обмерла, сжав в руках не включенный душ.
В соседней кабинке фыркало и топталось какое-то огромное животное, и Таисия с ужасом подумала, а не медведь ли это? Тогда же там неожиданно включился душ.
— Не дергайся, Муфаса! — рявкнул Радов. — Куда ты с такими лапами пойдешь?
Пес фыркнул, мол, глупости, он даже грязный хоть куда.
А Тая стояла сама не своя. Голая, она не могла выйти из кабинки прямо сейчас. И не могла включить душ, чтобы не выдать своего присутствия. Будь это кто угодно, она бы давно включила душ и даже поздоровалась. Но это был Радов.
Да и правда ли он не в курсе, что в соседней кабинке кто-то есть? Оставила ли она что-то, что могло ее выдать? Несессер она взяла с собой в кабинку, поскольку там был гель для душа и шампунь, а вот… Господи! Трусики!
Она оставила их на вешалке у входа. Не брать же было их с собой в душ, они бы намокли.
Полотенце тоже там. Рядом висит. То есть, если выбегать, то только сейчас, пока Радов моет псу лапы. Тогда есть шанс, что она хотя бы полотенцем обернуться успеет.
Только Тая коснулась шпингалета на пластиковой двери, как душ в соседней кабинке стих.
— Свободен, — сказал Радов псу.
В этот момент Тая увидела, как под ее дверцей мелькнул черный нос. О черт, а вот пса с его-то нюхом не обвести!
Она поежилась. Стоять босиком и голой на голом кафеле в душевой то еще удовольствие.
Дверь все не открывалась. Тая гадала, что происходит снаружи, когда Радов громко и выразительно откашлялся.
Таисия почувствовала, как у нее горят щеки. Нашла же место разбрасываться трусиками!
Дверь душевой, наконец, хлопнула, снова потянуло холодом из коридора. Тая переступила с ноги на ногу, обхватив себя руками.
Дверь закрылась. А Радов тоже ушел или как? Теперь она, наверное, может включить душ?
Да ей и раньше этого никто не запрещал. В конце-то концов, душевые для того и созданы, чтобы в них принимали душ.
Подрагивая то ли от холода, то ли от чего-то другого, Таисия выкрутила кран, настраивая воду. Горячая вода приятно обожгла спину.
Ни звука снаружи кабинки. Наверное, Радов все-таки ушел. А она примет душ. Для этого она сюда и пришла.
Таисия быстро намылила голову, выжала гель для душа на маленькую мочалку. Смыла шампунь и нанесла кондиционер для волос, провела все гигиенические процедуры, а после смыла кондиционер и выключила воду. Торопливо нанесла на кожу увлажняющий бальзам. Выжала волосы руками.
Прислушалась — ни звука.
Аккуратно приоткрыла дверь. Никого. Радов все-таки ушел.
Выскользнула из душевой кабинки и первым делом закуталась в большое полотенце. Потом потянулась к трусикам на крючке…
Но их там не оказалось.
Мать вашу, да что с ним творит эта женщина? В кого она его превратила? В клептомана, фетишиста и вора!
На кой черт ему сдался этот ворох кружев? Почему рука сама потянулась, когда он увидел их перед собой на крючке в душевой?
Радов сел за письменный стол, отодвинул книги и журналы метеонаблюдений в сторону. Расправил перед собой телесного цвета трусики, до этого зажатые в кулаке.
Какие крохотные. Это явно не термобелье.
Какие-нибудь меховые панталоны пригодились бы Таисии куда больше в условиях крайнего севера. Да и он не стал бы воровать бабушкины парашюты. Он поддел прозрачное кружево пальцем. Кружево просвечивало на ярком дневном солнце. Она что, на самом деле, вот в этом приехала на Север, где ночью еще стоят морозы?
В дверь спальни постучали, и Радов тут же смахнул трусики в ящик стола. Поднялся, поправил штаны. Морозы, ага, такие стоят, что аж все задеревенело.
Радов распахнул дверь, не ожидая подвоха.
А подвох был.
— Совсем с ума сошли?! — прошипел он. — Живо оденьтесь! Это вам не курорт.
За дверью стояла Таисия в одном полотенце. Длинные влажные волосы облепили шею и острые плечи. С волос до сих пор капала вода. А он-то думал, что она ни за что не решится на этот шаг. Убежит, устыдится, покраснеет. Не тут-то было.
Таисия сверкнула серыми глазищами и сказала:
— Скажите, вот на кораблях капитан выносит приговор, а на станции, кто судит за воровство?
— Давайте вы сначала все-таки оденетесь, а потом поговорим.
— Так в том-то и проблема, что мне не во что одеться.
Он едва не ляпнул, что должны же быть у нее еще трусики, но вовремя прикусил язык.
— Зайдите в комнату, — сдался он. — Тут хотя бы теплее, чем в коридоре.
И снова ошибка, которую на этот раз он опять не успел пресечь на корню. Впустил полуголую женщину в свою спальню и закрыл за ней дверь.
Темная половина Радова в предвкушении потирала руки. Другая — призывала к жесткому усмирению плоти. К такому жестокому, что темная половина снова торжествовала.
Таисия смело прошла в комнату, остановившись между двумя застеленными кроватями, явно не догадываясь обо всех фантазиях Радова. Просканировала помещение взглядом. Радов подавил панику, ну не рентгеновский же у нее взгляд!
— Где они?
— Кто? — осведомился Радов.
— Мои трусики.
Пять баллов за смелость. Не стала юлить и краснеть. Вошла в клетку со львом и рубит с плеча, пускай из одежды на ней одно только полотенце.
Радов небрежно облокотился о входную дверь.
— Могу я спросить, почему вы решили искать свое белье у меня? Вы им что, по всей станции разбрасываетесь?
Таисия развернулась, уперев руки в боки.
— Все вы прекрасно понимаете! Вы были в душе, как и я. А когда я вышла, трусиков уже не было. Не думала, что вы вор, Федор.
Лучшая защита это, как известно, нападение. А выбора у него нет, эта женщина и так зажала его в угол.
— Полегче на поворотах, Таисия. Что у вас пропало, объясните мне, наконец? Какие-то трусики? И вы решили, что это я забрал их? А своего холеного Джея не проверяли? У него такая ухоженная борода, что я не удивлюсь, что он из тех, кто любит примерить ваше белье, когда вы этого не видите.
— Да как вы смеете! Джей нормальный мужчина. И… и это не он был в душевой! Там были только вы и ваша собака!
— Ну, значит, это Муфаса, — пожал плечами Радов.
— Пес украл мое белье?
— Да.
— Кто угодно лишь бы не вы?
Радов закатил глаза.
— Да мне-то зачем? Что я, женских трусов не видел?
Таких, как у нее, как раз таки очень давно не видел, но ей знать об этом необязательно.
— Значит, не признаетесь?
— Мне не в чем признаваться, — отрезал Радов.
— И не вернете?
— И нечего возвращать, если я ничего не брал! Я так уж и быть поищу ваше белье, если вы сами не в силах уследить за ним. Может, пес куда утащил, но если так, то обратно вы их вряд ли получите. Муфаса сгрызает все, что попадает ему в зубы. Под ноль.
— Удобно вы устроились, ничего не скажешь.
И она сейчас не убранство его комнаты имела в виду.
— Не жалуюсь, — невозмутимо пожал плечами Радов.
А когда это она так близко оказалась?
Стояла ведь посередине комнаты, а теперь почти приперла его к двери. Голая, в одном полотенце, а воинственности, как у Жанны Д'Арк в полном обмундировании.
— Верните мне мое белье!
— У вас что, другого нет? — хрипло спросил он.
— То есть признаётесь, что это вы их взяли?
— Признаю только то, что вы не следите за личными вещами, как следует.
Она сделала шаг еще ближе. Так близко, что Радов разглядел мурашки на ее коже. От холода или от того, о чем он предпочитал даже не думать.
Таисия отбросила раздраженным движением влажные волосы, обнажая голые плечи, и посмотрела на него снизу вверх, немного запрокинув голову. Тонкие острые ключицы так и манили взгляд.
Место, Радов! Пусть и хочется оставить пару фиолетовых засосов на этой гладкой коже, и провести языком по выпирающим ключицам… Знай свое место.
И оно явно не рядом с этой женщиной.
Просто Таисия знает, как хороша, и нагло этим пользуется. Как и вчера на кухне, когда он чуть не трахнул ее у раковины.
— Вот вы, значит, как, — прошипела она. — Тогда знайте, вы сами напросились.
— То есть? — прочистил горло Радов, с трудом оторвав взгляд от границ полотенца на ее груди. — На что же это я напросился?
— Что он делает? — Тая отошла от окна и взяла еще картофелин из мешка.
— Радов? — удивилась Света. — Так хоронить Дусю будет.
— А зачем разводит костер?
— Почва мерзлая. Ее, как камень, нужно киркой долбить. А чтобы кого-то похоронить, рыть здесь надо очень глубоко, — вздохнула Света, ловко орудуя ножом. — Если закопать неглубоко, то земля просто вытолкнет гроб по весне.
— Как вытолкнет? — ужаснулась Тая.
— Такая особенность северных почв, — пожала плечами Света. — Грунтовые воды расширяются и выталкивают все на поверхность. Поэтому животных здесь вообще редко хоронят, а собак тем более.
— Почему же Радов решил ее хоронить?
— Так это же Дуська, — снова вздохнула Света. — Зимовала на станции четыре года. Своя уже была в доску. Этого не понять, наверное… На большой земле ведь как? Мало ли кто прибился к дому, всех прокормим. А нет — выгоним. Здесь иначе. Куда ты эту псину выгонишь? На верную гибель только. А кто перезимовал вместе, те после… Ну семьей становятся, что ли. Другие отношения здесь после зимовок.
Пока говорила, Света неосознанно комкала тканую салфетку, которую сама же и постелила перед Пашей перед завтраком. Даже у руководителя такой не было.
— И давно тебе Паша нравится? — тихо спросила Тая.
— Ой, — смутилась Света, отодвигая от себя салфетку. — Вам показалось.
— Брось, Света. Я не в том возрасте, чтобы не увидеть этого.
— Ну… Понравился он мне еще прошлым летом… — честно ответила девушка, снова потянулась к ножу и продолжила чистить картошку. — Вот только не смотрит он на меня. Совсем. Уже заканчивается моя зимовка, вернусь в августе в Нарьян-Мар, а он тут останется…
— Не пробовала сказать ему о своих чувствах?
Света ахнула.
— Да вы что?! Как это сказать? Чтобы я ему?…. Да ни за что!
Вот она разница между молодыми и такой, как Тая. Вчера Тая хотела Радова и не стала ходить вокруг да около. Целую зиму молчать, лея и теша в душе чувства? В ее возрасте такого и быть не может. Если желание обоюдное, попробуем и разойдемся. Такими были отношения с мужчинами у Таисии Вознесенской.
— А у вас все серьезно? — спросила Света.
— У нас? — переспросила Тая.
— С Джеем, — Света мечтательно улыбнулась. — Он такой… Такой…
— Какой? — спросила Таисия.
Только непонятно зачем спросила. Уж она-то должна знать, какой. Но знала ли?
Света стала перечислять: высокий, красивый, мускулистый, добрый, веселый, но ни один из эпитетов не находил отклика в Таиной душе. Да, красивый, но какой еще мужчина мог быть рядом с ней? Да, наверное, добрый, раз накупил столько подарков на метеостанцию.
С Джеем они провели вместе тоже около года, но Тая никогда не думала, все ли у них серьезно. А Джей, похоже, думал, раз сегодня предложил съехаться. Что еще не замечала в нем Таисия, принимая его благосклонное к ней отношение как должное?
Когда они дочистили картошку, Света притащила большую алюминиевую кастрюлю, куда набрала воды и поставила ее на огонь. На обед было пюре.
Потом резали лук и шинковали кислую капусту, а Тая ловила себя на том, что частенько ищет глазами столб дыма среди скал.
Сейчас Радов был там. Грел почву костром, а после примется копать яму. Будет упрямо вгрызаться в мерзлую землю, которая во всем ему под стать. Вообще весь этот дикий необжитый край подходит ему, как литая форма. Сложно представить Радова среди небоскребов в костюме и галстуке. Или пожимающим руки другим инвесторам, лениво коротающим время на постоянных совещаниях.
Или после успешно заключенного контракта где-нибудь в клубе: в одной руке бокал с виски, в другой сигара, а на коленях льнет полуодетая девица.
Таисия легко могла представить в этой роли даже Джея или своего первого мужа. Последнему и клуб, и продажные девицы подходили так же идеально, как Радову шел этот промерзший до основания край с густыми туманами и мшистыми холмами.
Два таких разных мужчины, но и этот мужчина оказался Федор. Что это, черт возьми? Ведь в мире так много мужских имен.
Почему среди сопок Таисия снова услышала именно это имя, от которого бежала последние четыре года, как от огня?
И что мироздание пыталось сказать ей этим? Что не все Федоры одинаковы полезны? Так ведь понятное дело, что они разные. Таисия не могла представить ситуацию, в которой могла бы застать Радова в постели с другой, как не раз заставала Федора Бестужева. Хотя бы потому, что не было на Вайгаче других женщин.
Даже ее жизнь тоже была там, за далекой линией горизонта, среди высоток из бетона и городских садов, где не было бескрайнего неба над головой. Таисия Вознесенская жила среди блеска украшений и модных коллекций. Там было дело ее семьи, которое она возглавляла после развода и смерти родителей. Три помощника и личный секретарь. Квартиры и дома, один из которых она давно подарила сыну. Путешествия по всему миру и свежее молоко на завтрак, которое никогда не считалось деликатесом.
Джей мог подстроиться под нее, мог закрыть на многое глаза. Мог ездить за ней по миру, как привязанный, но в ее жизни не было места даже для Джея, что уж говорить о таком мужчине, как Радов?
Когда картошка сварилась, Таисия, вооружившись толкушкой, окутанная горячим паром, стала превращать ее в пюре. В запотевшем окне она различила высокую фигуру Радова с неизменным верным спутником — огромным черным псом. Она слышала, как хлопнула входная дверь, слышала его тяжелую поступь. После Радов с синим мешком на руках снова скрылся за холмом.
— Сколько у нас сухого плавника? — спросил Радов.
Он вернулся на станцию сразу после утреннего «срока» к завтраку, который Светка, к удивлению Радова, готовила вместе с Таисией.
Сидя за общим столом, Радов испытывал противоречивые чувства. Таисия была гостьей на станции и не обязана была ни обслуживать его, ни готовить. Но, с другой стороны, не было ничего необычного в том, что гости помогали обитателям станции с бытом. Все так делали, потому что туристов всегда интересовал быт в условиях Крайнего Севера, где все, начиная от продуктов и заканчивая газом для плиты, доставлялось с большой земли.
Но когда прошлым летом Радову тоже подавала овсянку туристка, покорявшая Север на пару с мужем, Радов и близко не испытывал тех противоречивых чувств, какие терзали его сейчас, когда тарелку с дымящейся кашей перед ним поставила Таисия.
Он был на сто процентов уверен, что в обычной жизни такая женщина, как Таисия, никому не приносила завтрак сама. Даже Джею. Скорее тот просыпался загодя и подавал ей кофе в постель.
А еще они, наверное, ходили в рестораны. Да, на завтрак. Эти ранние походы по ресторанам, когда заспанные люди приводили себя в порядок, чтобы пойти куда-то завтракать, Радов ни теперь, ни десять лет назад не понимал. Особенно, если приходилось тащиться через весь город, когда можно было поесть яичницу и дома.
На Вайгаче было проще. Здесь не было ресторанов, а яйца можно было достать только коротким северным летом, и то в очень короткий период. Позже у птиц начинался брачный период, и даже ездовых лаек сажали на цепь, поскольку им строго-настрого запрещалось разворовывать гнезда. Яйца считались деликатесом, а для выпечки их на станции обеспечивали яичным порошком.
А теперь эта женщина. Которая, медленно покачивая бедрами, приблизилась к столу и поставила перед ним горячую тарелку, а после принялась дуть на обожженные пальцы. Радова подмывало перехватить ее руку, умоляя подавать завтрак каждый божий день, но он заставил себя отвлечься и не уделять этому факту какого-то особенного внимания. Ну, поставила перед ним тарелку с кашей, какое достижение!
Обронив сухую благодарность, Радов вернулся к разговору с Пашей о плавнике. После дождя было бесполезно искать сухие дрова вдоль берега, но у них должны были оставаться свои запасы. Может быть, Радову и этого хватит.
К завтраку Таисия накрасилась. Непонятно только зачем, думал Радов, украдкой на нее глядя. Она могла бы обойтись и без длинных темных ресниц, румян и чего-то там еще, о чем говорили женщины. Он видел ее не накрашенной и утром она не выглядела хуже, чем сейчас.
За завтраком Таисия разговаривала только со Светкой. Узнавала о меню и о кухне, о том, какие блюда она готовит и только ли она кормит мужчин. Света начала хвалить поварские достоинства Пашки, сетуя на то, что если бы не гипс, уж он-то замесил бы куда лучше нее тесто для хлеба.
Светка с восторгом глядела на искрящиеся золотом волосы Таисии, восхищалась тоном кожи, помадой для губ. Когда они дошли до увлажняющего бальзама для тела, Радов не выдержал и отправился на кухню за сгущенкой, но перед глазами стояла только Таисия и то, как она поглаживает руками влажную после душа кожу, втирая белую массу крема.
— Что ищите? — спросила Светка, которая как раз занесла тарелки на кухню.
— Сгущенку.
— С отроду в том ящике сгущенки не было, в нижнем смотрите.
Черт бы побрал эту женщину. Все его мысли занимает.
Он вскрыл консервную банку и так и поставил ее на стол под неодобрительный взгляд Светы.
А что она от него ждала? Что он перельет сгущенку в пиалу? Может быть, еще и отдельно для каждого? Пусть черпают ложкой из банки, как раньше, и не жалуются. Радов так и сделал, добавив сгущенного молока в кофе.
Свежего молока на станции тоже не видели. Имелось только сухое или сгущенное.
Он смотрел только в чашку с кофе, а когда случайно поднял глаза, то увидел, как Таисия медленно и задумчиво посасывает ложку.
Черти что!
Радов залпом выпил горячий кофе и только в коридоре понял, что их гости за завтраком, хоть и сидели рядом, но не сказали друг другу ни слова. Но он и эту мысль из головы выкинул, как и все другие, что касались Таисии, поскольку накопилось их уже немало, а вот проку от них никакого не было.
Кликнув Муфасу, вместе с псом Радов вышел во двор и по дощатой тропинке дошел до метеоплощадки, проверил силу и направление ветра, но те не изменились со времени снятия показаний. Выбрал место вдали от станции, укрытое скалами. Вернулся в подсобное помещение, в котором со слова Паши еще оставались высушенные солнцем, морем и солью дрова для растопки. На острове деревьев не было, кроме разве что ползучих кустарников. Но вдосталь было выброшенных на берег белесых, словно обструганных, палок, ветвей и целых бревен, которые регулярно и в большом количестве, как верный пес, приносило море.
Радов набрал нужное количество и потащил за холм. Некогда ему рассиживаться и рассматривать одежду Таисии, гадая, есть ли на ней трусики или нет. Оделась по погоде? Уже молодец. Она, может, и сорвиголова, но дурой не была и напрасно рисковать здоровьем не станет.
Радов и сам не знал, почему раз за разом отказывал Светке в том, чтобы именно она снимала данные с метеоплощадки. Он выполнял все обязанности метеоролога сам, с момента, как на станцию вернулась Дуся с разорванным медведем боком.
Этим медведем Радов и пугал Свету, а потому каждые три часа сам, с точки зрения безопасности, как объяснял девушке, ходил на метеоплощадку, снимал показания и возвращался на станцию только, чтобы поесть или забыться коротким сном.
Обед и ужин, как и кашу на завтрак, ему подавала Таисия.
А Радов сидел, глядя перед собой и с трудом сдерживаясь от того, чтобы не провести рукой по ее бедру, проверяя, есть ли белье под ее штанами или все-таки нет. Хотел бы он не думать об этом, но поскольку она постоянно оказывалась рядом, мысли также преследовали его неотступно.
— Ну вот, теперь вы знаете, чем кучевые облака отличаются от перистых.
Радов стоял рядом с ней и вытирал насухо тарелку, и если бы ее еще не потряхивало от только что пережитого наяву оргазма, она бы решила, что видела сон наяву, так быстро все переменилось.
Если бы Радов не сориентировался, сама Тая ничего не успела бы сделать. Слишком силен был шок, удивление и наслаждение, смешавшиеся тугим клубком, как перепутанные нити разных цветов. Сразу после оргазма она хотела только одно — избавиться от одежды и раздеть Радова, а потом повторить все заново, но вместо этого почему-то оказалась у раковины с мыльной губкой в одной руке, а сам Радов читал ей лекцию о классификации облаков.
Джей замер на пороге кухни.
К ее облегчению, Джей сразу же перевел взгляд на Радова, который с невозмутимым видом опрокинул в себя уже остывший кофе, поглядел на наручные часы и со словами, что ему пора идти на площадку, вышел из кухни.
Только тогда Таисия ясно поняла, что безумство, которое только что Радов творил с ней прямо у раковины, произошло в первый и последний раз. Радов — человек чести, а то, что произошло здесь, далеко от этого понятия. И не важно, что это она предала доверие Джея, неписаный мужской кодекс действовал даже на полярном острове. И Радов его только нарушил.
Таисия посмотрела на тарелки, которые она так и не вымыла. Руки подрагивали. Тело ныло и требовало продолжение банкета.
— Помочь? — участливо спросил Джей, когда Радов ушел.
Да, могла бы ответить Таисия, помоги. Например, можешь уйти и сделать вид, что ничего не заметил, но вместо этого она промолчала. Какой-то у Джея… прямо влюбленный взгляд. Что это с ним? Может, заболел?
Пока она занималась тарелками, освобождая раковину, Джей принес тяжелую кастрюлю, в которой они варили пюре. Потом, вооружившись ежиком, отскоблил остатки драников со сковороды, а Таисия мыла чашки после чая и думала только о том, что даже в блюде, которое она приготовила на ужин, чувствовался явный сексуальный подтекст.
— С тобой все в порядке? — осторожно спросила Тая.
— Все отлично. Просто тобой любуюсь.
— Ладно.
— А у нас с тобой все в порядке? — спросил Джей.
Таисия обернулась.
— В каком смысле?
— Мне кажется, или тебя как-то очень заинтересовал Федор Радов?
— Тебе кажется, Джей. После Бестужева от всех мужчин с именем Федор я стараюсь держаться как можно дальше.
Таисия не собиралась рассказывать об инциденте с трусиками Джею. Не маленькая, сама разберется. Да и ситуация дурацкая донельзя.
— Ладно, — Джей сполоснул сковороду и отставил ее в сторону. — А то я уже решил, что ты со мной не вернешься на большую землю, а с ним тут зазимуешь.
Девять месяцев просидеть взаперти на одном острове с этим несносным мужчиной? Да ни за что!
— Что ж… Ты ошибся, Джей, — ответила Тая.
— Рад это слышать.
Хотя по тоскливому голосу не скажешь, что он рад. Да что с ним сегодня такое? Вчера больше нее радовался северу, а сегодня радость куда-то делась.
— Можем идти, спасибо за помощь.
— Ладно… Тая?
— Да? — она стиснула ручку на двери, ведущей в коридор.
— А ты никогда не думала о том, чтобы съехаться?
У Таисии глаза на лоб полезли.
— С кем съехаться? Если ты опять про Радова, то…
— Я не про Радова, Тая, — грустно улыбнулся Джей. — Я про нас с тобой. Просто сегодня, впервые за все время, что мы вместе, я проснулся рядом с тобой. Пусть и в другой постели, но раньше ты всегда уходила или выставляла меня за дверь. А сегодня первой, кого я увидел, как только открыл глаза, была ты. Я бы хотел, чтобы так было всегда.
А ведь он прав. Тая всегда уходила, потому что не верила в отношения между ними. Не с Джеем точно.
— Я… Не знаю, Джей, это… Неожиданное предложение. Давай обсудим, как вернемся?
Больше Джей не спрашивал ее о том, все ли у них нормально. Очевидно, что нет, раз они практически не разговаривают с тех пор, как приехали на станцию. Хотя весь этот день они провели под одной крышей. Но Павел показывал Джею, как устроена метеостанция изнутри, а Таисия почти весь день провела у плиты.
— Павел сказал, что завтра уже может сводить нас на экскурсию по острову, — сказал Джей, когда они вернулись в спальню.
— Как же медведь?
— Радов обошел сегодня почти все побережье, его мастиф не учуял никаких следов медведя. Да и признаков нет. Так что нет смысла сидеть взаперти оставшиеся два дня. Так мы и севера, как такового, не увидим.
К черту север, к черту медведей, к черту показания приборов, хотелось сказать Таисии. Просто позвольте запереть его неугомонного Радова в спальне и пусть весь мир подождет, а потом она с чистой совестью уедет.
Проклятье, да что это с ней? Как можно столько времени думать об одном-единственном мужчине? Почему ее кожа там, где он касался ее, горит так, как будто она провела весь день на солнечном пляже? Почему между ног опять влажно, а щеки пылают так, как будто ей снова шестнадцать и она только что впервые целовалась?
Она коснулась своего лица. Наверное, просто раздражение из-за его неухоженной, колючей бороды. Страстные поцелуи с заросшим Робинзоном для женской кожи не проходят бесследно.
Но ведь у Джея тоже борода?
Радов прав, Джей тратит много времени на то, чтобы регулярно приводить бороду в порядок, и ведь не зря! После поцелуев с Джеем лицо не горит, как после прогулки в минус пятьдесят. И сердце не колотится, как при аритмии. И давление после этих поцелуев не зашкаливает, как при гипертонии.
— Ой, а у вас тут градусники на земле валяются!
Радов настолько резко выпрямился, что затылком приложился о перекладину психрометрической будки.
— Что? — моргнул он, потирая затылок. — Не трогайте, Таисия! Они не валяются!
— Разве? — удивилась Тая.
Радов слетел со ступенек будки. Увидел в ее руках термометры.
— Это специальные термометры, которые считывают показания с почвы. Видите, здесь вспаханный грунт? — он указал на квадрат голой земли, который Светка регулярно пропалывала. — Это специальный участок без растительного покрова. Дайте их сюда!
— Держите, ради бога, — не менее раздражено ответила она, возвращая ему термометры. — Я просто хотела помочь.
Радов прикусил язык, чтобы не ответить, что вчера она ему уже достаточно помогла. Пока Радов раскладывал на грунте термометры, Муфаса, виляя хвостом, приблизился к Таисии, и та потрепала его по загривку.
— Какой огромный у вас пес, Федор, — задумчиво сказала она.
Радов снова решил ничего не отвечать .Вопросов она не задавала, а поддерживать светскую беседу ни к чему. Этой женщине только дай волю. Слово за слово и его руки снова окажутся у нее в трусиках. Если только на ней сегодня есть трусики.
Ну вот! Опять он не о том думает.
Радов отряхнул руки и выпрямился. Сегодня ярко светило солнце, и хотя было прохладно, погода была тихая и довольно-таки теплая. Таисии удивительно шла ее шапочка с меховой оторочкой. Радов даже испытал укол сожаления, что не видит сейчас ее волос, собранных под одеждой и отчасти понял чувства мусульманских мужей, которым им одним было позволено наслаждаться видом волос своей жены.
— Вы что-то хотели, Таисия? — спросил он, кашлянув. — У меня много дел. Некогда вас развлекать.
Он не хотел, чтобы это прозвучало так грубо. Или хотел? Но сказанного в любом случае не воротишь.
— Вы снова со мной на «вы»? — спросила она, приподняв одну бровь.
— А смысл переходить на «ты», Таисия? Вы когда уезжаете? Завтра?
Таисия не ответила.
— Покажите мне свою площадку, — тихо сказала она. — Обидно будет уехать и не узнать, как работают метеорологи.
— Лучше вам попросить об этом Светку или Пашу.
Она одарила его долгим взглядом.
— Все с вами ясно, Радов, — кивнула она, развернулась, чтобы уйти.
Но Радов вдруг понял, что держит ее за руку, пресекая попытку уйти.
— Что вы делаете? — тихо спросила Таисия. — Сначала выгоняете, потом хватаете меня за руку. Нельзя ли определиться?
Разумное замечание.
— Прежде всего, прошу прощения за грубость, — так же тихо сказал он. — Просто из меня получится довольно унылый экскурсовод, но если вы готовы вытерпеть самую скучную в жизни лекцию…
Таисия широко улыбнулась, и Радов почувствовал, как в груди потеплело.
— Думаю, вы себя недооцениваете. Вы же так сильно увлечены вот этим всем, — она обвела руками метеоплощадку. — Вы всегда мечтали стать метеорологом?
— Нет.
— Нет и все?
— Давайте я лучше расскажу вам про… ну, например, гигрограф. Вы знали, что в нем до сих пор используют человеческий волос?
— В наш век технологий?
— Именно так. Только натуральный женский волос лучше всего остального реагирует на изменение влажности. Подходят только волосы натуральных блондинок. Вот ваши в Росгидромете бы забраковали.
Таисия рассмеялась.
— И слава богу! Значит, где-то в мире живет блондинка, чей волосок живет и работает здесь, отдельно от нее, на полярном круге?
— Наверное, — хмыкнул Радов, — их, знаете ли, не подписывают.
— А пишут: «В изготовление этого гигрографа ни одна блондинка не пострадала»?
— Не пишут, — хохотнул Радов. — Да и волосы не силой отбирают.
— А как?
— Не знаю, честно говоря, — снова улыбнулся он. — Никогда не интересовался, как проходит отбор подходящих для гигрометра волосков.
— А здесь почему висит шапка-ушанка? — спросила Таисия, когда Радов повел ее к следующему прибору. — Кто ее носит?
— Ее носит гелиограф, — Радов указал на прибор на вершине столба.
— Этот стеклянный глобус?
Радов рассмеялся.
— Именно он. Гелиограф работает как лупа, только более мощная. Сегодня солнечно, и я снял с него шапку, которая защищает его от дождей и туманов. Пора работать, раз солнце в небе.
— Разве нельзя придумать что-то другое, кроме старой шапки ушанки? Козырек? Крышу?
— Все это мешало бы показаниям. Он должен регистрировать продолжительность солнечного сияния в течение дня и вокруг не должно быть преград, которые мешали бы солнечным лучам.
Таисия запрокинула голову и посмотрела на прозрачный шар, приставив к глазам руку.
— Бедняга.
— Почему? — удивился Радов.
— Ему, наверное, очень скучно во время полярной ночи.
Вместе с Таисией они заново обошли обе психрометрические будки, осадкомер, гололедный станок, при взгляде на который Таисия сказала: «Серьезно? Это же два столба и посредине проволока». Радов объяснил, почему термометров на почве обязательно должно быть три штуки и рассказал, как высчитывает осадки. Показал флюгер Вильда и, глянув на часы, понял, что время пролетело незаметно. Пора было снова снимать показания, о чем он и сказал Таисии.
— Как часто вы это делаете?
— Каждые три часа.
— Невзирая на погоду и время суток?
Глядя на тундру и проплешины снега, Таисия испытывала странные чувства. Впервые в жизни она ревновала природу, как живую женщину, к другому мужчине.
Завтра Таисия уедет, а тундра — останется. Останутся камни, и среди них, в их тени и сквозь трещины пойдут первые полярные цветы, а на равнинах проклюнется морошка. Через месяц почти везде сойдет снег и очистится от сгрудившихся льдин море. Удлинится солнечный день, и начнет без устали кружить, как в танце, по небу солнце.
Радов сменит тяжелую зимнюю одежду на что-то легче, станет, наверное, ходить на рыбалку вместо охоты. Но все также будет ходить на пару со своим псом и никого ближе к себе подпускать не будет. Нелюдимый отшельник. Джей сказал, что он выдумал себе этот образ, а она, Таисия, на это повелась.
Но, глядя сегодня на Радова, который рассказывал о работе приборов, Тая понимала, что нельзя выдумать и придерживаться чуждого тебе образа. Если бы тундра, комары и тяжелый быт были ему не по душе, то не держался бы он этих мест. Нашел бы что-нибудь ближе, теплее и цивилизованнее, чем Вайгач.
Отчего же он сбежал? И почему не собирался возвращаться? Таисия не знала, как задать этот вопрос Радову, но, что гораздо хуже, прекрасно знала, что даже если решится спросить, Радов все равно ей не ответит. Не станет выворачивать перед ней душу наизнанку. Ведь завтра ее здесь уже не будет.
Радов выстраивал барьер между собой и другими людьми. Может быть, со временем Таисия и подобрала бы к нему ключик, но теперь, учитывая, что в запасе оставались всего лишь сутки, приходилось действовать тараном. Она просто брала приступом этот бастион по имени Федор Радов. И вчера на кухне ей удалось пробить брешь в его обороне, но за ночь Радов успел залатать дыру.
Иначе не стал бы ей снова выкать с утра. Не держался бы отчужденно после вчерашнего, когда без зазрения совести трахнул у раковины.
Таисия слушала вполуха о ненецких шаманах, о которых Паша рассказывал им в дороге, и думала о том, что ей самой не помешало бы обратиться к духам этого острова, как завоевать сердце Федора Радова. Только тундра с промерзлой почвой должна это знать, ведь ей это удалось.
Но мшистые сопки не стремились выдавать своих секретов, а Таисия, к сожалению, не была настоящим шаманом.
Даже для тундры она была чужой. Два дня слишком мало, чтобы завоевать доверие духов, целую вечность обитавших на ненецких землях. Нужно прожить здесь дольше, и как минимум выдержать зимовку, как говорила Света, чтобы стать своей.
Они все шли и шли. Паша рассказывал о лагерях и показывал следы когда-то действующих шахт, а Джей смотрел на мир через объектив фотоаппарата и щелкал что-то на каждом шагу.
— Как красиво, — восторгался он совершенно искренне.
Сегодня у Джея было приподнятое настроение. А еще он тоже знал, что завтра они уезжают.
Зачем же он вообще привез ее именно сюда, думала Тая. Если бы Джей выбрал один из мировых курортов, то и не было бы в ее жизни Радова, жила бы себе и дальше, как раньше.
Они добрались до скалистого побережья, хотя Радов велел Паше держаться подальше от скованного льдинами моря. Но Паша решил рискнуть и показать туристам красивую скалу над обрывом.
— Давай, Тая! Взбирайся, я тебя сфоткаю! Смотрите, там что, моржи?
— Моржи? — повторил Паша. — Ты видишь их лежбище? Где?
— Давай, Тая! — не отставал Джей. — Смотри, какой вид, еще и с моржами!
— Да где моржи? — не унимался Паша. — Они обычно на другом берегу. Заканчивайте!
— Еще минуточку! Тая, так ты будешь фоткаться или нет?
— Все, уходим! Уходим! — подгонял Паша.
— А черт с вами, дайте хоть сэлфи сделаю, — плюнул Джей и развернул к себе камеру.
— Почему моржи это так плохо и нам надо срочно возвращаться? — спросила Тая Пашу, пока Джей примеривался с камерой.
Паша вертел головой, нервно оглядываясь.
— Твою мать, там белый медведь! — первым завопил Джей.