Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941

Как становятся мотоциклистами-посыльными

Ганса, Генриха и меня вызвали в канцелярию. Днем раньше мы вернулись из отпуска – счастливые деньки на родине унеслись в прошлое. Как здорово было просыпаться без свистка, спокойно выпить за завтраком с матерью кружку кофе, провести весь день как душа пожелает… Вечерами мы беседовали с отцом в теплой гостиной, он рассказывал мне о своей работе, а иногда я с младшим братишкой играл «в паровозики» на полу.

– Нет, Ганс, ты сам еще ребенок. Посмотрели бы на тебя сейчас твои товарищи! – улыбалась мать.

– Ну и что? Они бы только обрадовались побыть вот здесь, в этой уютной гостиной! С превеликим удовольствием ползали бы по полу и вспоминали бы детство. А не торчали бы где-нибудь на посту в холод.

В канцелярии шпис объявил, что нас срочно переводят в Витри в мотоциклетный батальон (SS Krad-schtoenbatailon «Das Reich»). К 8 часам утра нам было приказано явиться в расположение батальона и доложить о прибытии.

– Яволь (есть)! – нестройно ответили мы и вскоре стояли на улице. Этого перевода мы никак не ожидали! Но кто спрашивает рядового солдата? Грустно было расставаться с теми, с кем провел ни много ни мало год, делил горести и радости… Мы побрели в казарму собирать нехитрые солдатские пожитки.

Но в тот день была суббота! Унтершарфюрер Гайер отвечал за уборку территории. Мы доложили ему о переводе. Все наши, кто был неподалеку, прислушивались. Гайер полгода был нашим командиром отделения – человеком прямым и честным. Мы считали его образцовым младшим командиром. Нельзя сказать, что он обеспечивал нам «легкую жизнь», куда там! Как раз при нем мы пахали как проклятые. Дело в том, что он делал из нас солдат, это было для него самым главным. Гайер был родом из Баварии, а по профессии – таможенником.

И вообще, наша группа представляла собой любопытное смешение. Своего рода социальный срез Германии. Вилли Бальц был самым старшим из нас. Лишь пару месяцев спустя мы выяснили, что он был фельдмейстером в РАД (Reichsarbeitsdienst, RAD – Имперская служба труда; фельдмейстер – чин в РАД, соответствующий унтер-офицеру вермахта). Бальц пришел в ваффен СС добровольцем, как и все мы, поэтому начинал с рядового. Он воспринял это стоически, чем, надо сказать, «заразил» и всех нас – если кто-то из нас был на пределе сил, достаточно было взглянуть на Вилли Бальца. Его пример вдохновлял всех без исключения. Позже я случайно встретился с ним под Москвой, Бальц тогда уже был в чине унтерштурмфюрера (эсэсовское офицерское звание, соответствующее младшему лейтенанту вермахта). Именно там, под Москвой, он и погиб! Бальц был родом из Шварцвальда.

Самым большим тихоней из нас был, наверное, Бреннер, молодой фольксдойче из Трансильвании. Все приказы и распоряжения начальства Бреннер выполнял спокойно, без пререканий, аккуратно и в срок. А вот берлинец Рихтер был полной ему противоположностью. Несмотря на грубую речь, несдержанность и непоседливость, у этого парня было воистину золотое сердце.

Нашим «сынком» был Генрих Плекер. Ему исполнилось шестнадцать лет, но Плекер был прирожденным солдатом. По части строевой подготовки ему не было равных. Плекер был родом из Нижнего Рейна.

Франкенбуш, уроженец Рурской области, был чуток медлительным по натуре. Все доходило до него не сразу, и Гайеру не раз приходилось ему разжевывать, что он него требовалось. Чего нельзя было сказать об остальных – мы понимали своего командира с полуслова.

Тони уже упоминался в самом начале. Тони был родом из Южного Тироля и обожал во все совать нос. Другие роты даже завидовали, что у нас служит Тони. Когда 3-я рота маршем покидала Арнем, нам приказали «Запевай!», и Тони такие рулады выдавал в своем родном тирольском стиле, что даже голландцы и те не удержались от смеха.

Ганс Фюрер был нашим «снабженцем» по части провианта – его родители владели фермой в Восточной Пруссии в Гольдапе. Оттуда нередко приходили внушительные продуктовые посылки.

Заместителем командира отделения был штурманн (ефрейтор войск СС) Вайд. Этот человек неспособен был и мухи обидеть и всегда был готов помочь любому советом и делом. Родом он был с побережья Северного моря.

Будучи уроженцем центральной части Германии, я завершал этнографическую картину.

Все в нашем отделении любили спорт.

И вот теперь предстояло расстаться с этими чудесными ребятами! И тут на выручку подоспел, как всегда, Гайер.

– Как вы думаете, сколько раз мне приходилось менять подразделение, пока я не оказался здесь с вами? И этот перевод – не последний в вашей жизни. Ваф-фен-СС – войска новые, численность их постоянно растет, поэтому и постоянные переводы из одной части в другую. Ничего страшного – повсюду вы найдете достойных боевых товарищей. И насколько я вас знаю, вы вмиг найдете общий язык с ними на новом месте службы.

Вилли поставил нам бутылку шнапса, рассказывал массу любопытных историй про службу в RAD, одним словом, подбодрил нас.

Мы явились в канцелярию, после чего, навьюченные как ослы, семь километров тащились на своих двоих до Витри. Надо сказать, вид у нас был не самый бодрый – вечернее прощание мы, разумеется, спрыснули. И как следует. В Витри мы постепенно убеждались, что наша троица – одна из первых из прибывших. Вскоре явился и наш командир взвода унтерштурмфюрер Шедлих. Несколько рядовых оказались зачислены в 4-ю роту (4-я рота тяжелого оружия мотоциклетного батальона дивизии «Дас Райх»), а остальные – во вновь формируемый батальон штурмовых орудий дивизии (батальон штурмовых орудий[2] дивизии СС «Дас Райх»).

Как полагалось, мы явились в канцелярию батальона доложить о прибытии. Там выяснилось, что меня с Гансом определили в отделение мотоциклистов-по-сыльных, а Генриху было приказано прибыть в расположение 4-й роты. Нам с Генрихом позже несколько раз приходилось встречаться и в Сербии, и в России; в последний раз он уже дослужился до обершарфюрера (фельдфебеля) – тогда наша встреча состоялась уже в 1944 году в Саарской области.

Как мне удалось выяснить позже, возможно, лишь двое из нас, не считая меня, – долговязый Армбрустер, закончивший войну танкистом, и Генрих – остались в живых из всего взвода. То есть если предположить, что ни Армбрустера, ни Генриха не убили в последних боях 1945 года. Такова была участь трех десятков молодых людей, средний возраст которых не превышал восемнадцать лет!

– Ты как здесь очутился? – изумленно воскликнул Ганс. – Ты что же, езду на мотоцикле освоил?

– Я? Откуда! Хорошо, что отличу мотоцикл от самолета… Мотоцикл… ну, у него, в общем, два или три колеса, спереди рулевое, сзади выхлопные трубы. А самое главное – он жутко тарахтит! Вот и все мои познания об этой технике!

Мы ровным счетом ничего не ведали о том, что такое отделение мотоциклистов-посыльных. Зато знали другое: в армии фраза типа «не могу» практически не употребляется. Если армейская служба способна научить даже мышонка горланить строевые песни, тогда почему бы в таком случае не натаскать двух рядовых бойцов гонять на мотоциклах?

Отделение мотоциклистов-посыльных размещалось в двухэтажном здании. Несколько человек валялись на койках и мельком взглянули на нас. Рассовав вещи по двум пустовавшим тумбочкам, мы стали ждать. Выяснилось, что и остальные, кто здесь находился, прибыли только пару дней назад, хотя у них было преимущество – они прошли курсы вождения мотоциклов.

– Вам повезло, ребята, – мы вообще мотоциклов в глаза не видели, – признался Ганс.

– Ну и на что вы здесь рассчитываете, друзья? – осведомился какой-то веснушчатый солдатик.

Его слова задели меня за живое.

– Ты думаешь, мы по доброй воле притащились сюда? Знаешь, мы куда с большей охотой остались бы со своими товарищами!

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнес солдат. – Ждите, и вам все объяснят. Мы тоже здесь все из разных мест и тоже предпочли бы остаться там, откуда прибыли.

Тут распахнулась дверь, и появился худощавый унтершарфюрер.

– Меня зовут Бахмайер. Надеюсь, мы с вами поладим. Мы сейчас формируем из вновь прибывших отделение мотоциклистов-посыльных в составе только что сформированного мотоциклетного батальона дивизии. С утра приступаем к обязанностям.

Мы назвали наши фамилии, откуда прибыли и откуда родом. Насчет того, умеем ли мы управлять мотоциклами, Бахмайер и не заикнулся. Видимо, считал это само собой разумеющимся.

Кого тут только не было. Впрочем, такая же картина была во всех частях ваффен СС. Рядовой двадцати пяти лет от роду считался чуть ли не стариком, в основном всем было лет по восемнадцать – девятнадцать. Такой нашелся и здесь. Его звали Вольф, и вскоре выяснилось, что он был классным парнем! Веснушчатого звали Бела, и он был из Померании. Ципп и Хубер представляли Швабию (юго-запад Германии, район Штутгарта). Их выдавал характерный акцент. Швенк был из Мангейма, а Вагнер – с побережья Северного моря. Ну а насчет нас с Гансом у читателя вопросов быть не должно – мы уже представлялись.

Ели мы молча, пребывая в раздумье. Что же будет утром, когда дело дойдет до мотоциклов?

– Да, ребята, вам крупно не повезло. Раз не умеете водить мотоцикл – считай, могила!

Такое мог отмочить только Бела-померанец. Это парень действовал мне на нервы, и я уже раскрыл было рот, чтобы ответить ему как положено. Но…

– Давайте-ка я вас кое-куда отведу. Получите наставления по вождению!

Поев, мы пошли с ним. Бела отвел нас на первый этаж.

Когда-то здесь размещался склад или что-то вроде. Сейчас его превратили в автопарк, вернее, в мотопарк. Вдоль стены помещения рядком стояли новенькие мотоциклы NSU. Взобравшись на один из них, Бела завел мотоцикл и проехал до конца мотопарка, затем, развернувшись, вернулся к нам. Мы и рты пораскрывали. Да, этот веснушчатый уроженец Померании умел обращаться с машиной. И тут я подумал про себя: «Нет, дружище, тебе за ним не угнаться!» А потом стал проклинать начальство, отправившее нас сюда без соответствующей подготовки.

Остановив мотоцикл и заглушив мотор, Бела стал объяснять основы – как запускать двигатель, переключать передачи, увеличивать подачу рабочей смеси в двигатель ручкой газа на руле.

– Ну а теперь ты попробуй!

И жестом велел мне садиться.

Я попытался запустить двигатель, но педаль пускового рычага крепко заехала мне по голени.

– Ну, теперь давай садись на него верхом. Потом медленно отпускай сцепление и добавляй газу.

Со сцеплением я справился, а вот газу поддал многовато. Если бы не Бела, я точно бы грохнулся на бетонный пол вместе с мотоциклом.

– Ладно, ладно, ерунда… Начнем сначала, – добродушно ухмыльнулся житель Померании. – Не надо сильно вращать сектор газа.

На этот раз я действовал куда осторожнее, в полном соответствии с полученными от Белы указаниями. И – о, чудо! – машина тронулась с места! Но, черт возьми, как же ее остановить? Бела про тормоза словом не обмолвился, а может, я впопыхах все перезабыл. Ведущая наружу дверь угрожающе приближалась. Причем она не была распахнута настежь, а закрыта.

– Тормози! Тормози! – завопили все.

И тут я совершенно случайно, действуя наугад, ногой нажал на какой-то рычаг, оказалось, тормоз, и машина заглохла. Следующим пробную поездку совершал

Ганс. Без происшествий. В результате мы все-таки имели представление о том, как с этой штуковиной обращаться. Ну а остальное, думали мы, остальное дело практики. И времени.

– Ничего, ничего, – пытался воодушевить нас Бела. – Хоть с грехом пополам, но азы вы освоили.

Вообще-то тот самый первый вечер прошел не без пользы. Выяснилось, что этот Бела в свои девятнадцать лет очень неплохо разбирался в мотоциклах. Его родители были циркачами, и он вместе с ними выступал на ярмарках. Родители специализировались на мотогонках по вертикальной стене. Сначала еще мальчишкой он сидел на заднем сиденье, а когда подрос, и сам выполнял кое-какие трюки. И теперь здесь ему цены не было как нашему первому инструктору. И вообще, выяснилось, что этот Бела – парень что надо. Как, впрочем, и остальные. И уже засыпая, я подумал, что, дескать, может, наше назначение в мотоциклетный разведвзвод оказалось вовсе не таким уж и плохим.

На следующее утро мы вывели мотоциклы наружу и стали дожидаться Бахмайера. Вольф доложил о построении. Бахмайер начал первый день занятий такими словами:

– Ездить вы все умеете. Сейчас надо будет проехать кругом, а потом колонной.

У нас была возможность предупредить, что, собственно, управлять мотоциклом мы не умеем. Что уж нас подвигло на молчание – то ли эта, с позволения сказать, поездка в мотопарке минувшим вечером, то ли трусость заявить об этом определенно, сказать трудно, но факт остается фактом – мы не проронили ни слова.

– Вольф, начинайте!

Вольф завел мотоцикл и уселся на него. И, резко взяв с места, исчез за первым же углом. За ним последовали и другие. Дошла очередь и до нас с Гансом.

Сначала машину слегка потряхивало. Мало-помалу управление мотоциклом стало мне даваться. Сначала я отметил это с некоторой долей недоверия, но вскоре убедился – мотоцикл слушается меня! Я ехал! И на открытом пространство дело, оказывается, шло куда лучше, чем вчера в мотопарке.

Хотите верьте, хотите нет, я очутился на дороге на Уж. И ехал сам! Ощущение, как машина слушается тебя, стоит лишь слегка крутить рукоять газа, опьяняло. Вскоре я уже въезжал в Уж и видел изумленные физиономии своих товарищей. Вот так, ребятки! Попробуйте теперь угонитесь за мной!

Чуть ли не вся рота высыпала на улицу и стояла у входа в канцелярию. А я как ни в чем не бывало нажал на сигнал. Прогудел им в знак приветствия. И все как по команде почтительно уставились на меня. Шпису явно не понравилось, что я спутал ему карты, – он явно затевал что-то с личным составом. Он стал жестами отчаянно призывать меня принять вправо и остановиться. Я бы и рад, но, как назло, напрочь позабыл, как останавливаться. Все-таки моя первая поездка. Не все же сразу. Но тут обершарфюрер Штрауб подскочил ко мне и помог мне справиться с мотоциклом. А я не сразу понял, как шлепнулся на дорогу.

Дело в том, что я целиком положился на ручной тормоз. Для меня было все одно – что ручник, что ножной тормоз. Но я не знал, что принципы торможения этих устройств совершенно разные. Все вокруг хохотали до упаду, и это быстро привело меня в чувство. Даже шпис и тот изобразил на строгом лице подобие улыбки. Тут, на мое счастье, откуда-то появился оберштурмфюрер Дрекслер и, покачав головой, осведомился:

– За исключением этого, все нормально?

– Так точно, оберштурмфюрер, все нормально! – выпалил я.

А рота тем временем снова корчилась от хохота. Взглянув на погнутую ножную опору, я понял, что поторопился заверить командира в том, что, мол, все в порядке. Шпис изо всех сил пытался утихомирить подразделение, чтобы иметь возможность по форме доложить оберштурмфюреру. Я поднял мотоцикл и, прихрамывая, покатил его прочь, подальше от толпы.

Я завел мотоцикл и осторожненько направился назад в Витри. Там ухитрились не заметить мое довольно долгое отсутствие. Только Бела, этот прожженный мотоциклист, сразу же усек, что опора для ноги погнута. И заговорщически мне подмигнул.

Мы все вместе проехались в направлении Ланжа, и нашим взорам открылось живописное зрелище. Поездка прошла без происшествий.

Следующие дни были заполнены до отказа: сплошные занятия – по военной топографии, мы отрабатывали навыки ориентирования на местности по компасу, зазубривали тактические знаки. Нас учили и ориентироваться по звездам – для этого Бахмайер гонял нас по местности и в темное время суток. Он ни минуты не упускал, даже дождь не должен был, по его мнению, нанести ущерб занятиям. А занятия эти до боли напоминали уже полузабытую начальную подготовку.

Батальон постепенно формировался. В основном он состоял из собранных мотоциклетных рот отдельных полков. Личный состав складывался из солдат, прослуживших более года. Некоторые из них уже успели принять участие в Польской и Французской кампаниях. Все без исключения пошли на службу добровольцами в 1939–1940 годах. Командир батальона штурмбаннфюрер (звание в СС, соответствующее майору вермахта) Зехендер был тем, кто решил сплавить наше сборище в настоящее, единое боевое подразделение. Учения проводились как на ротном, так и на батальонном уровнях. Завершали подготовку дивизионные учения. Командующий дивизией группенфюрер (звание в войсках СС, соответствующее генерал-лейтенанту вермахта) Хауссер имел все основания гордиться нашей боевой выучкой.

Однажды я чудом избежал трех суток ареста. Все началось ранним утром. Мы должны были поддерживать порядок в спальном помещении, аккуратно заправлять койки и так далее и дождаться проверяющего внутренний распорядок унтер-офицера. В то утро явился роттенфюрер (обер-ефрейтор войск СС) Бауэр, по должности батальонный сапожник.

Вольф доложил ему по всей форме. Физиономия Бауэра недовольно скривилась, и он стал ходить от тумбочки к тумбочке. Слепой бы увидел, что он искал, к чему бы придраться. Чтобы кто-нибудь в чине роттенфюрера исполнял обязанности дежурного по батальону, было редкостью, но в тот день именно Бауэра и назначили. В тумбочках придраться было не к чему. Он стал приглядываться к койкам, но и койки были заправлены в полном соответствии с указаниями. Нас даже стал разбирать смех. Бауэр подошел к окну, тут все и началось.

Бела, поленившийся вычистить сапоги с вечера, услышав приближение Бауэра, скоренько вывесил сапоги за окно, чтобы дежурный по батальону их не заметил. Но явно не рассчитал. Бауэр высунулся из окна, видимо ненароком задел сапоги Белы, и те шлепнулись вниз со второго этажа. Счастье, что они не свалились на голову кому-нибудь из старших офицеров! Бауэр рассвирепел. Резко повернувшись, он стал бегать по казарме, разбрасывая заправленные койки, пиная ногой табуретки, одним словом, одурел. Да и нас его выходки взбесили не на шутку.

– Ублюдок чокнутый! – вырвалось у меня.

Сам не пойму, как это вышло.

– Кто это сказал? – выкрикнул Бауэр.

– Я, роттенфюрер! – вытянувшись в струнку, доложил я.

Мне уже было наплевать на все.

– Ну, погодите, господин хороший. Я вам такое устрою!

Четверть часа спустя я стоял по стойке «смирно» перед нашим шписом. Вопреки ожиданиям, шпис особо не разглагольствовал, лишь приказав мне в 11:00 доложить об инциденте адъютанту батальона. Унтершарфюрер Бахмайер, надо сказать, в полной мере воспользовался предоставленным мне и ему временем до 11 часов. Такую головомойку мне устроил! В общем, весь день был изгажен, тем более что никакой вины за собой я не чувствовал. Понятно, что дежурный по батальону отвечает за внутренний распорядок, но кто дал ему право разбрасывать койки, пинать ногами тумбочки и табуреты? Мы вполне могли доложить о подобном безобразии нашему шпису, и были бы правы. Но только при условии, что я держал бы рот на замке! Ну а теперь было поздно рассуждать.

Минута в минуту в 11:00 я явился к адъютанту батальона. По всей форме. В надраенной до блеска каске, в начищенных сапогах, в тщательно отутюженной форме. Сердце ушло в пятки. Я не сомневался, что все кончится арестом на трое суток.

– Вы понимаете, за что вас вызвали сюда?

– Так точно, унтерштурмфюрер.

– На что же вы рассчитываете?

– На трое суток ареста, унтерштурмфюрер!

– Ошибаетесь. Думаю, вам пойдет на пользу час строевой после вечернего построения. Можете идти!

Бог ты мой, значит, все-таки не сутки!

Но я напрасно радовался. Мой унтершарфюрер погонял меня по полной программе: вперед шагом марш, ружье на караул, ружье к ноге, на плечо, движение ползком, встать, лечь, встать, лечь… И все это в грязи, в пыли, не на травке. Перспектива проторчать трое суток на гауптвахте показалась мне раем.

Как я добрался в тот вечер до койки, помню с трудом. Но и роттенфюрера Бауэра мы с тех пор больше не видели дежурным по батальону.

На грузовике мы направлялись в Везуль. За несколько дней до этого мы сдали свои мотоциклы NSU-250. И теперь ехали получать новые. Мы ничего не имели против того, чтобы смотаться в Везуль, – как-никак разнообразие. Нашим единственным развлечением было приходить по вечерам на крохотную станцию Витри да глазеть на проходящие поезда.

Прибыв на место, мы увидели новые мотоциклы. Боже, да это же не мотоциклы, а заглядение – не какая-то там рухлядь, а BMW-600! Мы рты раскрыли от изумления. Телескопические амортизаторы сзади и спереди, два цилиндра, ножное и ручное переключение передач – в общем, сказка!

Я страшно боялся съезжать с грузовой платформы. Но все же практическая езда свое дело сделала – какой-то опыт я все же приобрел. Тем не менее разве можно было назвать меня опытным водилой? Но каким-то образом все прошло относительно гладко, и в конце концов мы стояли на привокзальной площади, любуясь нашими новенькими машинами. Проходившие мимо наши солдаты глазам поверить не могли – кое-кто из них хотя и разбирался в мотоциклах, ничего подобного раньше не видел.

Когда Бахмайер и еще двое мотоциклистов-колясоч-ников выехали на своих новых «Цюндаппах-750» на дорогу, мы отправились за ними. Хоть я был и новичком, но я помню ощущение, когда ты управляешь такой потрясающей техникой. На приличной скорости мы миновали Везуль и выехали на дорогу на Витри. Мы чувствовали, что наша новая техника способна на большее. Ехавший позади меня Бела хохотал во все горло – этот парень был в своей стихии.

К нашему удивлению, по прибытии в Витри мы обнаружили, что Хубер на своем мотоцикле с коляской так и не прибыл. И никто не знал, где он и что с ним. Бахмайер вместе с Белой на мотоциклах отправились на поиски. Пару часов спустя они вернулись, притащив на буксире машину Хубера. Сам Хубер полулежал в коляске мотоцикла Бахмайера и был без сознания. Выяснилось, что он съехал с дороги на одном из поворотов и незаметно для остальных рухнул в придорожный кустарник, за которым стояло дерево. Именно это дерево и остановило его! Хубер слетел с сиденья и ударился о землю. К счастью, отделался ушибами. А мотоцикл получил, так сказать, «боевое крещение» – несколько глубоких царапин. Хубер два дня пролежал в санчасти. Так что в целом все обошлось благополучно.