Горящий Эдем

Глава 6

Утро на курорте Мауна-Пеле было ясным и прохладным. Солнце выкатилось из-за южного края вулкана, заставив раскрыться ему навстречу тысячи пальмовых крон, в то время как ветер отнес к югу облако пепла и сделал небо безупречно синим. Море было спокойным, и прибой лишь нежно трогал белый песок на пляже. Но Байрона Трамбо все это не интересовало.

Японцы прилетели вечером точно в назначенное время, приземлившись на только что открытом аэродроме. Хироси Сато и его спутников привезли в Мауна-Пеле со всеми почестями и поселили в «королевском номере» – пентхаузе, по роскоши почти не уступающем «президентскому номеру», где расположился сам Трамбо. Они сразу же легли спать, ссылаясь на трудности перелета, но Трамбо не спал. Он приказал окружить Большой Хале тремя кольцами охраны. Рано утром менеджер курорта Стивен Риддел Картер доложил ему, что троих пропавших так и не нашли, но по крайней мере за эту ночь никто больше не пропал. Это немного улучшило ему настроение.

– Какой у нас график на сегодня? – спросил он Уилла Брайента. – Первая встреча после завтрака?

– Именно так. Вы встречаетесь на террасе, обмениваетесь с мистером Сато приветствиями и подарками, а потом идете играть в гольф, пока делегации согласовывают предварительные цифры.

– Делегации? – Трамбо нахмурился над чашкой кофе.

– Ваша делегация – это я, – пояснил с улыбкой Брайент. На нем был легкий серый костюм от Перри Эллиса. Его длинные волосы – единственное отступление от делового стиля – были аккуратно собраны в пучок.

– Нужно покончить с этим за пару дней, – сказал Трамбо, игнорируя замечание Брайента. Он был одет в свой обычный гавайский костюм – яркую рубашку, линялые шорты и тапочки. Он знал, что Сато тоже может позволить себе небрежность в одежде – например, костюм для гольфа, – в то время как его спутники будут париться в серых костюмах. Кто владеет информацией, тот владеет ситуацией. Уилл Брайент покачал головой:

– Переговоры будут трудными.

– Они станут еще труднее, если кого-нибудь из них за это время грохнут, – заметил Трамбо. – Мы должны закончить дело сегодня или завтра, дать Сато поиграть в гольф и отправить их обратно, когда чернила на договоре еще не успеют высохнуть. Понял?

– Да. – Уилл Брайент аккуратно сложил бумаги в папку и убрал ее в свой кожаный портфель. – Готовы к началу игры?

Байрон Трамбо, усмехнувшись, поднялся на ноги.

Элинор проснулась от птичьего пения. Какое-то время она не могла сообразить, где находится, потом увидела пробивающийся сквозь ставни яркий свет, отраженный листьями пальм, почувствовала на лице дуновение теплого воздуха, вдохнула аромат цветов и все вспомнила.

– Мауна-Пеле, – прошептала она тихо. Она вспомнила нечеловеческий крик под окном, раздавшийся среди ночи. Тогда она поискала что-нибудь тяжелое, нашла в шкафу старый зонтик и, вооружившись им, отперла дверь. Вопли раздавались из листвы у тропинки, ведущей в хале. Элинор подождала несколько минут, и на тропинку вышел павлин. Высоко поднимая ноги, словно боясь запачкаться, он испустил последний крик и скрылся в кустах.

– Добро пожаловать в рай, – сказала Элинор вслух. Она видела павлинов и раньше и как-то в Индии жила в палатке в лесу, полном ими, но никак не могла привыкнуть к их крикам. К тому же она никогда не слышала, чтобы павлины кричали ночью.

Она встала, приняла душ, с удовольствием вдыхая аромат цветочного мыла, пригладила щеткой короткие волосы и оделась – шорты, сандалии и белая блузка без рукавов. Потом положила в сумочку, где уже лежал дневник тети Киддер, брошюру о курорте и карту и вышла.

Буйство красок и легкий ветерок с моря подействовали на нее, как на всех жителей умеренных широт, – заставили удивиться, почему она живет и работает в стране, где зима и темнота занимают такое большое место. Асфальтовая дорожка вела вдоль зарослей, из которых то и дело вылетали птицы самых невообразимых расцветок. Сверяясь по карте, Элинор шла мимо лагун, дорожек, деревянных мостиков, переброшенных через искусственные каналы. Справа в просветах листвы изредка мелькали черные лавовые поля. На северо-востоке по-прежнему виднелась громада Мауна-Лоа, но облако пепла над ним уже стало еле различимой серой чертой на горизонте. Слева океан возвещал о своем присутствии всем пяти чувствам: бликами света на воде, запахом водорослей, тихим рокотом прибоя, легким ветерком и вкусом соли на ее губах.

Элинор свернула влево, на лестницу, вырубленную в вулканической породе среди пожара цветов, прошла мимо пустого бассейна и вышла на пляж Мауна-Пеле. Длинная полоса белого песка упиралась слева в невысокие скалы, а справа – в лавовые поля. Она могла видеть над берегом более дорогие хале – большие дома самоанского типа из красного дерева – и семиэтажную глыбу Большого Хале, выглядывающую из пальмовой рощи. У входа в бухту гуляли нешуточные волны, разбиваясь о скалы веером брызг, но на защищенный берег волны накатывались мягко, с ласковым шелестом.

На идеально чистом пляже не было никого, кроме двух рабочих, просеивающих песок, бармена за стойкой возле бассейна и Корди Стампф, раскинувшейся в шезлонге у самого края океана. Элинор улыбнулась. На ее спутнице был закрытый купальник в цветочек, выглядевший так, будто его купили в 50-е годы и с тех пор не надевали. Тяжелые руки и бедра Корди были мелочно-белыми, но круглое лицо уже подрумянилось на утреннем солнце. Темных очков она не носила и прищурилась, когда Элинор подошла к ней ближе, увязая в горячем песке.

– Доброе утро. – Элинор посмотрела вдаль, туда, где у границы бухты встали на страже тяжелые волноломы. – Отличный день.

Корди Стампф только хмыкнула.

– Вы знаете, что они тут подают завтрак только в половине седьмого? Как можно загорать на голодный желудок?

– М-м-м, – согласилась Элинор. Часы она оставила в хале, но думала, что уже больше семи. Ей приходилось рано вставать на работу, но, предоставленная самой себе, она читала до двух-трех ночи и спала до девяти. – И где вы в конце концов позавтракали?

Корди махнула рукой в сторону Большого Хале:

– Они накрывают там. Знаете что, – она прищурилась, – или эти богачи долго спят, или тут не так много народу.

Элинор кивнула. Солнце и шепот волн наполняли ее истомой. Она не могла поверить, что в таком месте может происходить что-то страшное. Машинально она дотронулась до сумки, чувствуя боком переплет дневника тети Киддер.

– Пойду поем. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Ага. – Корди смотрела на гладь лагуны. Элинор уже прошла мимо бара, расположившегося в травяной хижине, – она знала, что он называется «Баром кораблекрушения», – когда Корди крикнула ей вслед:

– Эй, а вы ничего не слышали ночью? Элинор улыбнулась. Конечно, Корди Стампф никогда не слышала крика павлинов. Она коротко объяснила, что это было, и Корди кивнула:

– Да, но я не имела в виду птиц. Там было что-то другое. – Она мгновение колебалась, прикрыв рукой глаза. – Скажите, вы не видели собаку?

– Собаку? Нет. – Элинор ждала продолжения. Ждал и бармен, облокотившись на полированную стойку.

– О'кей-жокей, – сказала Корди Стампф и опять откинулась в кресле.

Элинор подождала немного, обменялась недоуменными взглядами с барменом и отправилась завтракать.

Завтрак, как и планировалось, состоялся в закрытом ланаи, выходящем на океан. После завтрака Байрон Трамбо повел гостей на экскурсию. Вереницу тележек для гольфа выкатили из подземного гаража в порядке, предусмотренном протоколом: на первой тележке ехали Трамбо и Хироси Сато, на второй – Уилл Брайент и престарелый Масаеси Мацукава, главный советник Сато в вопросах бизнеса. В той же тележке на заднем сиденье разместились Бобби Танака, человек Трамбо в Токио, и молодой Инадзу Оно, собутыльник Сато и его эксперт по переговорам. Третьей тележкой правил менеджер курорта Стивен Риддел Картер, одетый так же консервативно, как японцы, а сидели в ней доктор Тацуро, врач Сато, его помощник Сэйдзабуро Сакурабаяси и Цунэо, или Санни Такахаси. Еще в трех тележках ехали юристы и партнеры по гольфу двух главных участников переговоров. На почтительном расстоянии следовали три тележки с охраной.

Тележки проехали по гладкой асфальтовой дорожке мимо Китового ланаи, через Приморский луг, засаженный идеально зеленой травой и экзотическими цветами. По лугу текли искусственные ручьи, водопадами стекая с лавовых скал и сливаясь в большую лагуну, отделяющую Большой Хале от пляжа. Миновав шеренгу кокосовых пальм, они поехали вдоль пляжа.

– Через эти ручьи каждый день проходит двадцать два миллиона галлонов морской воды, – похвастался Трамбо. – И еще пятнадцать миллионов галлонов уходит на обновление воды в лагуне.

– Вода восстанавливается? – спросил Хироси Сато.

Трамбо колебался с ответом. Он услышал:

«Вова восстанавриваися?» Сато мог говорить по-английски чисто, когда хотел, но хотел он редко.

– Конечно, восстанавливается, – ответил он наконец. – Но наша гордость не это, а бассейны и пруды для карпов. У нас три больших бассейна для гостей плюс двадцать шесть бассейнов в хале класса люкс на Самоанском мысе. И такое же количество воды потребляют карповые пруды – до двух миллионов галлонов ежедневно.

– О, карпы! – Сато мечтательно улыбнулся. – Кои!

Трамбо повернул тележку на север от Бухты Кораблекрушения.

– Еще у нас есть бассейн с мантами, подсвеченный галогеновыми лампами в две тысячи ватт. Ночью мы их включаем, и можно стоять на скале и любоваться, как плавают манты.

Сато опять улыбнулся.

– Этот пляж сейчас лучший во всей Южной Коне, – продолжал Трамбо. – Мы соби…, завезли на него восемь тысяч тонн белого песка.

Сато кивнул, спрятав подбородок в складках жира на шее. Лицо его в лучах восходящего солнца было совершенно бесстрастным.

Процессия прогудела мимо обеденных павильонов, садов и лагун и подъехала к новой шеренге пальм, за которой на возвышениях стояли большие, украшенные резьбой хале.

– Это Самоанский мыс, – объявил Трамбо, пока они ехали вдоль аккуратно подстриженных цветочных клумб. – Здесь находятся самые большие хале. В каждом могут с комфортом разместиться десять человек. Вон в тех крайних есть свои бассейны и свой штат прислуги.

– Сколько? – спросил Сато.

– Простите?

– Сколько в них стоит одна ночь?

– Три тысячи восемьсот за ночь в Большом самоанском бунгало, – сказал Трамбо. – Не включая еды и чаевых.

Сато улыбнулся, и только тут Трамбо понял, что переговоры действительно будут нелегкими. Оставалось надеяться на гольф.

Миновав полуостров, тележки въехали в пальмовую рощу.

– Это одна из трех теннисных площадок. На каждой по шесть кортов с мягким покрытием. За деревьями лодочная станция, где можно взять напрокат все – от каноэ до моторного катера. У нас их шесть, и каждый стоит около восьмидесяти тысяч долларов. Еще мы предлагаем гостям плавание с аквалангом, катер на подводных крыльях – дальше по берегу, здесь, в лагуне, это запрещено инструкцией, – парусный спорт, серфинг и прочее дерьмо.

– Пирочее теримо, – согласился Сато. Казалось, он вот-вот заснет.

Трамбо повел процессию назад к Большому Хале.

– Какова величина курорта? – осведомился Сато.

– Три тысячи семьсот акров, – сказал Трамбо. Он знал, что эти данные указаны в проспекте, который Сато, конечно, читал. – Включая четырнадцать акров заповедника…, знаменитые поля петроглифов.

Тележки миновали лагуну с лениво плавающими золотыми карпами и проехали двадцатиметровый бассейн, где плескалось лишь несколько человек. Навстречу им за все время пути попалось всего трое прохожих. Сато не интересовался, почему на курорте так мало народу, – может быть, потому, что было еще рано.

– Сколько всего мест? – спросил Сато.

– Э-э-э…, двести двадцать шесть хале…, то есть бунгало…, и триста двадцать четыре комнаты в Большом Хале. Многим гостям нравится уединение. У нас бывали знаменитости, которые не вылезали из своих хале по две недели. К нам часто наезжают Норман Мейлер и Тед Кеннеди, как и сенатор Харлен. Они очень любят Самоанские хале. В каждом бунгало есть кокосовый орех, и если его выставить на крыльце, вас никто не побеспокоит. Другие любят кабельное телевидение, факсы в комнатах и видеофоны. Мы стараемся угодить всем.

Губы Сато скривились, будто он попробовал что-то горькое.

– Шестьсот номеров, – тихо сказал он. – Два поля для гольфа. Восемнадцать теннисных кортов. Три больших бассейна.

Трамбо подождал, но Сато больше ничего не сказал. Думая, что пора высказать свое мнение, он начал:

– Да, мы не гонимся за количеством. Мы не можем соперничать с Ваймеа по числу туристов – говорят, там до тысячи двухсот номеров, с Кона-Вилледж – по тишине, с Мауна-Кеа – по вложенным средствам. Но обслуживание у нас лучше, дизайн отвечает самым изысканным вкусам, а снабжение ничуть не хуже, чем в Беверли-Хиллз…, или в Токио. У нас отличные рестораны – пять штук плюс обслуживание в номерах Большого Хале и в Самоанских бунгало. И у нас лучшие на Гавайях поля для гольфа.

– Гольф. – Хироси Сато произнес это слово почти нежно, наконец-то правильно выговаривая «л».

– Следующая остановка. – Трамбо достал пульт дистанционного управления и направил его на лавовую скалу. В скале открылся проход размером с гаражную дверь, и процессия въехала по узкой асфальтовой дорожке в ярко освещенный туннель.

Сидя за столиком в Китовом ланаи – двухэтажном обеденном комплексе, поднявшемся над цветочными зарослями, как палуба океанского корабля над волнами, – Элинор наблюдала за караваном тележек. Все лица, которые она смогла разглядеть, были японскими. Она видела такие процессии японских туристов повсюду, но не думала, что они проявляют коллективизм и на курортах экстра-класса.

Окна ланаи были распахнуты, и каждое дуновение ветра приносило снизу одуряющий аромат цветов. Пол был сделан из полированного эвкалипта, столы – из светлого дерева, стулья – из дорогих пород бамбука. На столах стояли хрустальные бокалы для воды. В зале могло разместиться человек сто, но Элинор видела не больше дюжины. Вся обслуга состояла из гавайских женщин, грациозно двигающихся в своих муумуу Из репродукторов тихо струилась классическая музыка, но настоящей музыкой было шуршание пальмовых крон, которому вторил неумолкающий шум прибоя.

Элинор изучила меню, отметив деликатесы наподобие португальской ветчины и французских тостов с кокосовым сиропом, и выбрала английские оладьи и кофе. Кофе оказался превосходным, и она блаженно откинулась в кресле, попивая его мелкими глотками.

Из всех посетителей только она завтракала одна. Элинор Перри привыкла чувствовать себя одиноким мутантом на планете, заселенной парными особями. Путешествия, кино, рестораны – даже в постфеминистской Америке одинокая женщина в общественном месте вызывала интерес. А в некоторых странах, где побывала Элинор за время своих летних отпусков, это было просто опасно.

Она привыкла. Ей казалось естественным ее одиночество в этом ланаи, как и во многих других местах. Она с детства читала за обедом – и сейчас дневник тети Киддер лежал рядом с ее тарелкой, – но еще в колледже Элинор поняла, что чтение служит ей своеобразным щитом против одиночества среди счастливых семей и пар. С тех пор она никогда не открывала книгу в начале обеда, предпочитая наслаждаться разыгрывающимися вокруг маленькими драмами. Она жалела счастливые семьи, за своими обычными разговорами упускавшие захватывающие психологические поединки, разыгрывающиеся за каждым столиком.

Происходили они и в это утро на ланаи Мауна-Пеле. Занято было только шесть столиков – все около окон, и за всеми сидели семейные пары. Элинор мигом оценила их; все американцы, кроме молодой японской четы и пожилых супругов, которые могли быть немцами. Дорогая курортная одежда, выбритые щеки у мужчин, модные стрижки и слабый в эпоху рака кожи загар у женщин. Разговаривали мало; мужчины перелистывали страницы «Уолл-стрит джорнел», женщины составляли план на день или просто сидели, глядя на море.

Элинор тоже поглядела за пальмы, на маленькую бухту и огромный океан. Внезапно что-то большое и серое вырвалось из моря на горизонте и нырнуло обратно, подняв столб брызг. Элинор, затаив дыхание, смотрела туда, пока ярдах в двадцати не показался мощный фонтан. Китовый ланаи оправдывал свое название.

Никто, казалось, ничего не заметил. Женщина за соседним столом громко жаловалась на плохие магазины и хотела домой на Оаху. Ее муж кивнул и откусил кусок тоста, не отрывая глаз от газеты.

Вздохнув, Элинор взяла листок бумаги, сообщавший о мероприятиях этого дня на курорте Мауна-Пеле. Мероприятия были напечатаны изящным курсивом на дорогой плотной бумаге. Среди обычной курортной дребедени ее внимание привлекли два сообщения: в 9.30 экскурсия по курорту, которую будет вести доктор Пол Кукали, курирующий в Мауна-Пеле искусство и археологию. В 13.00 прогулка к Скалам петроглифов во главе с тем же доктором Кукали. Элинор улыбнулась. Она успеет надоесть бедному доктору еще до конца дня.

Посмотрев на часы, Элинор попросила ожидающую неподалеку официантку налить ей еще кофе. На горизонте кит-горбач снова вспенил воду, приветствуя, как ей показалось – хотя она тут же выругала себя за антропоморфизм, – чудесный день.

Трамбо вез процессию по туннелю, вырубленному в черной лаве.

– Проблема большинства курортов, – сказал он Хироси Сато, – это то, что приходится приглашать обслугу извне. Но у нас такого нет.

На повороте он свернул вправо. Им навстречу попался электрокар, потом женщина на велосипеде в форме служащей. Большие зеркала на стенах позволяли ездокам и пешеходам заглядывать за повороты.

– У нас здесь имеются все необходимые службы, – продолжал Трамбо, указывая на освещенные окна, мимо которых они проезжали. – Вот прачечная…, в разгар сезона у нас стирки больше, чем в любом другом месте на Гавайях. Двадцать шесть фунтов ткани в каждом номере или хале. А вот это…, чувствуете запах? Булочная, восемь рабочих в штате, работает всю ночь. Вот здесь у нас садовник – у нас контракт с ботаническим садом, но кто-то же должен срезать и разбирать десять тысяч букетов, необходимых каждую неделю. Здесь офис нашего астронома…, то есть вулканолога. Сейчас доктор Гастингс на вулкане, но завтра утром он будет здесь и побеседует с нами. Здесь мясник…, мясо мы получаем из Ваймеа, из края паниоло…, это гавайские ковбои…, а вот офис куратора искусства и археологии. Пол – отличный парень, он коренной гаваец, учился в Гарварде и был нашим злейшим врагом во время строительства курорта. Вот я и…, нанял его. Он чертовски много знает.

Хироси Сато смотрел на миллиардера ничего не выражающим взглядом.

Трамбо повернул влево. Выглядывавшие из дверей люди узнавали хозяина и махали ему. Он махал в ответ, иногда называя сотрудников по именам.

– Так, здесь охрана…, здесь хозяйственный отдел…, специальный офис по воде…, океанолог…, зоолог… Хироси, у нас тут полно всяких зверей, птицы, белки, мангусты и еще чертова уйма. А здесь транспортная служба.

– Сколько всего?

– Чего? – Позади них Уилл Брайент рассмеялся над чем-то, что сказал мистер Мацукава.

– Сколько служащих?

– Примерно тысяча двести.

– Это на пятьсот номеров? То есть примерно на восемьсот гостей?

Трамбо кивнул. Хироси Сато считал хорошо.

– То есть полтора служащего на каждого гостя?

– Да. Но это гости мирового класса. Среди них есть те, кто снимает целые этажи в бангкокском «Ориентале», а зиму проводит в частных отелях в Швейцарии. Они вправе рассчитывать на самое лучшее обслуживание. И они платят за это.

Сато кивнул.

Трамбо вздохнул и направил тележку к выходу. Открылась автоматическая дверь, и они снова оказались под ярким солнцем тропиков.

– Но это все детали, Хироси. Вот то, ради чего мы сюда приехали.

Процессия направилась через пальмовую рощу к приземистому стеклянному сооружению.

– О-о! – В глазах Хироси Сато впервые зажглось нечто вроде интереса. – Гольф!