Горькие слезы гор

Память детства не исчезает. Первые впечатления формируют личность и остаются с нами до конца жизни. Звуки, образы и, наконец, запахи — стоит их только представить, как ассоциативно мы тут же попадаем в самые сокровенные свои воспоминания. Особенно сильна память запахов, потому что отстоит отдельно от других «якорей», являясь по сути физиологической и животной. Воспоминания о родном доме — запах пирожков с капустой? Мамины духи «Красная Москва»? Почти неуловимый таинственный аромат, исходящих от клавиш старинного пианино? Или же все сразу?

Мой дом пахнул фотохимикатами, горячими снимками из глянцевателя и мумие. Когда отец уезжал в командировку, химические запахи ослабевали и только мумие продолжало пропитывать собой все, вплоть до самых глухих уголков квартиры. Повсюду на книжных полках, на журнальном столике, в моей комнате на письменном столе лежали куски горных пород с черными натеками. И вот эта тонкая черная пленка источала горький «нефтяной» аромат, напоминающий дым от сожженных осенних листьев. Я люблю осень и люблю этот запах.

Мумие называют слезами гор, потому что сочится оно из узких расщелин, с потолков пещер и по руслам горных рек. Не верьте тому, кто утверждает, что это сгнившие остатки помета животных. Или покажите мне такое животное, которое сможет пролезть в узкую трещину в камне или нагадить на потолок. Нет, вещество рождается внутри скалы и от давления или температурных перепадов выдавливается наружу. Все эти камни, прижившиеся в нашей квартире, были привезены с западного Тянь-Шаня, а именно, с Чаткальского хребта. Именно туда ездил мой отец «охотиться» на мумие. Он был журналистом и никогда не занимался альпинизмом. Его спутники тоже альпинистами не были, и все их снаряжение состояло из каната и ледоруба. Тогда, в начале семидесятых, было полно таких охотников. Думаю, что их появление было связано со вторым рождением чудесного бальзама, известного с древних времен, но почему-то подзабытого.

Существует легенда об иранском царе Фаридуне, ранившем джейрана. Животное умчалось вместе со стрелой, пронзившей его спину. А через какое-то время его обнаружили с зажившей раной, из которой так и торчала стрела, а место ранения было вымазано в каком-то черном веществе. Он пасся возле пещеры. Люди вошли в пещеру и увидели это самое вещество. По преданию, животные поедали его, чтобы излечить раны, переломы и болезни. С тех пор люди тоже начали лечиться мумие и написали о его свойствах множество трактатов о том, как и при каких болезнях следует им пользоваться, как приготовить микстуру или мазь, Словом, описали все свойства и лечились многие века, а потом, с развитием фармакологии — забыли. Народная медицина Тибета, Индии, Средней Азии, Ирана, Афганистана использовала слезы гор всегда. А когда-то очарованная Европа, оказалась ветреной особой и почти на сто пятьдесят лет забыла о его существовании и даже вычеркнула из всех фармакопей. Мне кажется, что, если бы не движение хиппи и не призывы вернуться к природе, никто бы о нем и не вспомнил.

Видов мумие полно. Есть твердое, есть жидкое, есть зеленое, коричневое, черное. Все зависит от района, где его добывают. Я же рассказываю только о черном или, как его называют узбеки — мумие-асиль, лучшее, настоящее.

Мумие очищали, и грязные, смешанные с пылью, шерстью животных и прочим мусором, натеки превращали в тонкие черные пластинки, которые упаковывали в полиэтиленовые пакетики. Кусочки размером со спичечную головку можно было принимать внутрь, они исцеляли язвы и любые раны в желудке и кишечнике, или же помогали сращению костей при переломах. Для наружных или глубоких полостных ран — мумие разводили в воде, делая крепкий настой, похожий на йод. Я ничем не болел, но обожал отгрызать края этих липких черных пластинок, несмотря на их резкий запах и сильную горечь. Отец говорил, что у маленьких детей такие же инстинкты, как у животных. Если есть потребность, то запрещать не нужно. С тех пор прошло более сорока лет, но у меня ни разу не было переломов. Конечно, это может быть и простым совпадением, и результатом моей собственной осторожности.

С детства я жил в каменных джунглях, окруженный высокими домами, ходил по асфальтированным дорожкам, слышал лязг трамвая, перекрывающий пение птиц, и множество других звуков, присущих огромному городу. Но в хорошую погоду, я видел вдали за домами горы — голубоватые силуэты заснеженных вершин, почти сливающиеся с небом. Тянь-Шаньские горы — многоуровневые. Но на этом, видимом из города уровне, самом высоком, мне так не довелось побывать. Мы ездили в предгорья за тюльпанами, мы поднимались выше, туда, где в избытке росла облепиха, дикие яблони. Куда еще дотягивались дороги, где на склонах паслись отары овец. Однажды весной я даже побывал на леднике, из-под которого вытекал бурный ручей — сай, питавшийся талой водой. Но я никогда не был и на тех скалах, где добывали мумие, где деревья редки и растут из расщелин, часто не вверх, а вбок.

Говорили, что именно там водится йети или, как принято его называть у нас, каптар. Каптар по-узбекски — голубь. Я не знаю, связаны ли эти два слова по смыслу, но звучат одинаково. И даже, если это разные слова, то в моем сознании они навсегда связаны вместе. Точно так же, как странным образом, связались каптар и мумие. После удачной охоты отец любил рассказывать обо всем, что видел, и часто вспоминал снежного человека. Часто это были смешные рассказы о том, как один из участников охоты решил «протаять» в снегу огромные следы и полночи ходил вокруг палатки босиком. В другой раз, уже летом, кто-то нацепил на острые камни куски искусственного меха оранжевого цвета, потому что по преданию, многие каптары — рыжие. Но отец никогда не говорил, что видел снежного человека живьем — ни вблизи, ни вдали.

В высокогорных кишлаках, где охотники иногда останавливались на ночь, ходило множество легенд. Старики рассказывали, что снежные люди в старые времена встречались очень часто и даже несколько особей проживало вместе с людьми. Говорили, что люди и каптары переженились и их потомки живут себе поживают и сейчас. Огромного роста, почти великаны и силищи необыкновенной. Но, на мой детский взгляд, самой интересной была байка про телепатию и излучение. Сфотографировать каптара невозможно. Даже не пытайтесь, хоть лицом к лицу встречайтесь. Пленка обязательно окажется засвеченной, как будто он излучает рентгеновские лучи. Сейчас, в век цифровой фотографии, можно было бы и попробовать, потому что засвечивать нечего, но, почему-то, каптары перестали появляться. И это печально.

Но самым главным достоинством снежного человека является, конечно же, умение общаться без слов. Все знают, что если повстречаешь на своем пути снежного человека, то даже ни одну мысль подумать не сможешь. Так и будешь стоять как парализованный и слышать «белый шум», а больше ничего.

В 1973 году мой отец прекратил свои походы раз и навсегда, и тому была причина. Однажды, в сумерках он сорвался со скалы и разбился бы насмерть. Но произошло то, что я называю удачей или счастьем. Он успел ухватиться за ствол корявого дерева, растущего горизонтально на почти отвесной стене. Как цеплялось это дерево за жизнь, так и он уцепился за шершавый ствол. Конечно, была страховка, но друзья побоялись тянуть его в полной темноте, а темнеет в горах быстро. По его словам, даже луна не светила в ту ночь — наступили дни Гекаты. Небо усыпали звезды, казавшиеся такими крупными и близкими в чистом горном воздухе, но света не давали, слишком далекими и холодными они были. У моего отца чрезвычайно цепкие руки, эта особенность передалась и мне. Но сколько может провисеть человек в таком положении? Он с трудом подтянулся и лег, обняв ствол руками и ногами. Что и говорить — дерево не было баобабом, возможно, оно было арчой, случайно выросшей в таком неудобном месте. Не буду врать. Может быть, отец и сам не знал, что за дерево спасло его жизнь. Он твердо знал только одно — внизу пропасть, а до рассвета еще много часов. И было у него в те часы два врага — холод и сон. Сначала он переговаривался с друзьями, но говорить в таком положении было трудно, прижимаясь щекой к коре, желая слиться со спасительным стволом, не очень-то и поговоришь. Тем более, что эхо пугало еще больше — пропасть затягивала его голос, а потом возвращала искаженным и уродливым. В горах вообще кричать нельзя. Любой звук может оказаться губительным. Поэтому он умолк, решив просто сберечь силы и дождаться утра. И в какой-то момент ему показалось, что прямо над ним кто-то ходит тяжелыми ногами. Потом он услышал «белый шум», такой звук, который появляется в телевизоре, когда прекращается вещание. Резко заболела голова и он инстинктивно прикрыл глаза, а когда открыл их, то увидел рассвет. Словно ночь уже прошла. И она, действительно, прошла. Он чувствовал себя отдохнувшим и сильным, даже руки и ноги не казались онемевшими, и холода словно и не бывало. Через полчаса его подняли наверх.

На нервной почве у него случился парез лица, но больше никаких последствий не было. Об этом случае отец рассказывал редко и всегда одними и теми же словами: «Однажды в горах я целую ночь провисел над пропастью». И лишь раз я услышал от него другое: «Меня спас каптар».

Я знаю, вы скажете, что все это фантазии, стресс, может быть сон. Кто знает? Видел ли он кого-то в ту ночь, нам тоже не узнать — мой отец мертв. Его не доконали горы, он умер от диабета в собственной постели. Но мне кажется, что сам он знал правду, но, по какой-то причине, не желал о ней говорить. Может быть снежный человек имеет способность и гипнотизировать? Ведь он тот, кого невозможно найти, тот, кто не желает, чтобы его нашли. А если захочет и появится, то потом снова исчезнет, не оставив никаких доказательств своего существования.

Вот так в моем сознании сплелись реальное мумие и призрачный каптар. Я, конечно, понимаю, что между этими двумя предметами нет и не может быть никакой связи, но всю жизнь я пытаюсь эту связь обнаружить. Когда-нибудь я напишу рассказ или роман о телепатии и криптозоологии, о мумие и Абу Али ибн Сино. Когда-нибудь. А сейчас я не чувствую в себе достаточно сил и умения для такого сюжета.

Здесь, в моей новой стране мумие не используют и достать его невозможно. Но я помню, и всегда буду помнить горький запах моего детства и тосковать о нем, как о любимом человеке.