Горькие травы Чернобыля

Глава третья

Несколько секунд Климчук смотрел в окуляр дозиметра. Задумчиво тёр подбородок.

– Два рентгена, два рентгена, откуда им взяться, им взяться откуда?

Он несколько раз повторил эту фразу. Потом направился к машине и в очередной раз полез в свой бездонный бардачок. Что-то лязгнуло и щелкнуло. Потом Володя положил мой дозиметр себе в карман. Потянулся за коробкой радиометра с датчиком и потащил его ко мне:

– Ну, давай понюхаем профессиональным прибором.

Я стоял в позе истукана, слушая звон в ушах и частое биение сердца. Слегка щипало глаза, смотревшие вдоль улицы на роскошное здание горкома партии, немного першило горло. Иные признаки радиации не ощущались.

Датчик радиометра уткнулся в щитовидку. Щитовидка испугалась и хотела спрятаться где-то в горле, но датчик упорно нащупал её и прижал чуть не к подбородку.

– Ооо, – радостно сообщил Володя, – практически ноль. Железа сытая, недаром тебе скормили мешок таблеток йодистого калия. Так что теперь наш фирменный чернобыльский йод-131 ей кажется невкусным!

Датчик, тем временем, жил какой-то своей жизнью – он прополз по синему х/б комбинезону и, ничем не заинтересовавшись, упёрся в пупок. Мгновение подумал, вознамерился было прокатиться вдоль молнии брюк, но деликатно отпрыгнул в сторону.

– Здесь ничего измерять не будем, какой смысл? – задумчиво и как-то иронично сообщил датчик володиным голосом.

– Подними-ка лучше копыто, – скомандовал датчик, – правое.

«Копыто» удивилось, но послушно приподнялось над асфальтом и слегка помахало в воздухе кедом.

– Вооо, вот она где, – радостно заорал датчик, – 150 миллибэр. Понятненько. Нужно будет мыть на КПП.

С чувством хорошо выполненной работы датчик прислонился к володиной руке и замолчал, передав голос его законному владельцу.

– Забери свой дурацкий дозиметр, – ворчливо сказал Климчук, – ерунда, а не техника.

Загадочным образом нитка в окуляре опять заснула в обнимку с нолем. Я подозрительно посмотрел на Климчука. Как-то досадно стало. Были рентгены, и нет. Я уже как-то к ним стал привыкать, можно сказать, даже привязался. Как ни крути, свои рентгены, собственные, родные.

– А зачем они тебе? – словно угадав мои мысли, изрёк Володя. – Думал, тебе за них Михал Сергеич медаль в Кремле даст?

– Орден, – буркнул я. – Где рентгены-то?

– А их и не было! Скажем так, почти не было. Сколько мы в пути были? Вот конденсатор и подразрядился. Я подзарядил.

– Честно? – я всё еще подозрительно смотрел на Климчука.

– Честное чернобыльское! А вот у твоих киношников сейчас бэр 10 напоказывает, причём, абсолютно честных.

– А где они?

Климчук обеими руками развернул мою голову влево.

– Смотри на крышу гостиницы.

Да, действительно – две черные фигурки то плавно двигались, то замирали на крыше десятиэтажной высотки.

– Хорошие должны быть кадры, с их телевиками станцию крупно показать можно, – с видом профессионала сказал я.

– Кадры не знаю, а рентгены будут и хорошие, и крупные, – упрямо сказал Володя. – Минут через 15–20 им надо сматывать удочки. Время – бэры! Перекур пока.

Я решился попросить сигарету. Без всякого удивления Климчук молча направился к «Рафику», секунду глядел на спящего Лельченко, звякнул коробкой, долго шелестел пачкой, что-то сунул в карман и вернулся ко мне.

– Держи!

Я протянул руку. Володя медленно достал из кармана свой не слабых габаритов кулак, сложенный фигой.

– Дурак! – зло выкрикнул я и отвернулся.

За спиной Климчук довольно гыгыкал. Видимо, глупый розыгрыш доставил Володе большое удовольствие.

Я молча разглядывал проспект. Посредине бульвар с рослыми, стройными тополями, застывшими в безветренной полуденной жаре. Листья, кажется еще живые, но потемневшие. Синие свежеокрашенные скамейки. Вдали сквер с высоченным желтым колесом обозрения. Ярко-белые, словно вчера покрашенные дома, ярко-красный лозунг на пятиэтажке «Мир! Труд! Май!»… Быть может жива еще Припять? Дома ждут хозяев. Они ведь вернутся когда-нибудь, справят первомай? Скоро ведь заткнут реактору его синюю, светящуюся ураном радиоактивную пасть, забетонируют площадку станции, наверное, включат уцелевшие три энергоблока, достроят пятый…

– Поговори со мной, Припять, – прошептал я, – не сердись, я здесь случайно и совсем не причем. Не я строил этот проклятый реактор, не я неправильно им управлял…

«Врешь…» Змеиный, едва осязаемый шепот в ушах заставил меня вздрогнуть.

«Врешь…Вы все врёте, люди. Вы строите нас возле атомных станций. Вы добываете там вовсе не свет. Вы растите в реакторах тьму – оружейный плутоний. Я же город-атомщик. Я всё знаю. Вы хотите взорвать мир. Но однажды мир взорвёт вас. Иди прочь, мальчик! Или тьма заберёт тебя!»

Я сильно тряхнул головой. Так сильно, что белый хлопчатобумажный берет упал на горячую пыль дорожки. Шепот смолк.

Забыв недавнюю обиду, я испуганно оглянулся на Климчука.

– Привидение увидел? – серьёзно спросил он. – Их здесь много, их здесь целый город.

Он быстрым шагом направился к упавшему берету, подцепил его датчиком, сверлил взглядом стрелку. Задирал взгляд к небу, что-то подсчитывая в уме.

– Ндаа! – каркнул Володя на весь город. – Такой берет сделает твои медные волосы белыми. А может зелеными, не знаю. Но скорее это…будешь лысым, как Горбачёв. Теперь бы этим беретом ему пятно на лбу потереть – вмиг сойдет. И вашей «Правде» не придется его ретушировать… Не, вот ты мне скажи – зачем парню такие роскошные медные патлы, а?

– Чтобы ты спросил! – я опять начинал злиться. – Сколько светит кепочка?

– Положим не кепочка, а берет. Противорадиационный между прочим. Без малого 10 бэр. А вот если бы он был не х/б, а шерстяной, то при нём можно было бы газету «Правда» читать в полной темноте. Ха-ха!

– Чего орете?

Сонный Лельченко вылез из микроавтобуса, довольно потягиваясь. Должно быть вчерашняя «дезактивация» полностью выветрилась.

– Да вот тут один охотник за рентгенами берет уронил! И как назло в самую пылюку.

Так что теперь нужен новый берет или парикмахер, – сообщил Климчук.

Шутки Володи меня начинали доставать. Николай Григорьевич юмор старлея тоже, кажется, не разделял. Лельченко задумчиво переводил взгляд с меня на Володю.

– Вот что, хлопче, – как всегда монотонно и размеренно заговорил Лельченко, – мне моей почти лысине беретка без надобности. Я своих рентгенов уже нахватал. Надевай.

Он протянул мне берет. Я пристыжено молчал.

– Бери, бери! Только батьке не докладывай.

– Спасибо, Николай Григорьевич!

Берет Лельченко пришелся мне по самые уши.

– А, кстати, где корреспонденты-то наши?..

Володя посмотрел на часы:

– Черт Иванович, 40 минут уже лазят, а время…

Он не договорил. Топот тяжелых ботинок по асфальту был слышен издалека.

– О, бегут, бегут, бегут! – оживился Климчук. – Не иначе дозиметры в зашкал ушли.

Действительно из сквера выскочили запыхавшиеся, красные отец и Шебаршин.

Шебаршину было тяжелей – телекамера 80-х вещь нелёгкая.

Сбавили шаг. Подошли. Отдышались молча.

– Вообще-то, – сказал Лельченко, – бегать здесь не надо. Не стадион. Быстрее бежишь – глубже дышишь. Больше «грязи» в легкие собираешь.

– Ну и жарит там, наверху, – наконец продышавшись сказал отец, – зато станцию сняли крупно, как на ладони. Видно, как реактор маревом дышит. И белый дым поднимается.

– А у меня экран в камере черно-белый, так видно, как над реактором белые точки пляшут, – сообщил Шебарщин, – радиация или что?

– Так радиация и есть, – не удивился Лельченко, – а белый дым, это борная кислота парит. Реактор закидали вертолетчики тоннами борной кислоты. Чтобы, значит, цепную реакцию погасить. И при «бомбометаниях» зацепили крышку биозащиты реактора. Она же первые дни от взрыва «на попа» встала, так реактор и плевался в воздух всякой дрянью. А теперь меньше, гораздо меньше. Но всё равно, гад, постреливает иногда.

– Ой, ну какая цепная реакция? – озлился Володя. – Академики говорили, что тысячу тонн уран-графитовых сборок из реактора выбросило в воздух и раскидало вокруг до около. 80 Хиросим у нас тут теперь. Какая может быть реакция. Дозиметры лучше давайте!

Громкая сухая автоматная очередь раздалась совсем близко. Буквально за соседними домами. И еще одна! И еще…

Все подпрыгнули и замерли в недоумении и страхе. В руках у Климчука блеснул сталью невесть откуда извлеченный им пистолет ТТ.

– Вот вам, девочки, и цыплята табака, – медленно оглядываясь по сторонам, пробормотал Климчук…