Горький сладкий плен

Глава 32. Триса

«Надо возвращаться. Надо скорее уходить, — одна и та же мысль бултыхалась в мутном киселе моего разума. — Времени нет. Совсем нет».

— Пожалуйста, Триса, выпей, — раздался рядом знакомый голос, и мою голову аккуратно приподняли, придержав за затылок. — Тебе станет легче.

В ноздри ударил запах трав. К губам что-то прижалось. Край глиняной кружки? Кружку наклонили, и в рот потекла теплая жидкость, осевшая на языке привкусом липы, подорожника, мяты.

— Вот так, молодец.

Голос Э’эрлинга дрожал, как натянутая струна, и я позволила себе поверить, что это от беспокойства. Его руки были нежными и заботливыми. Он удобно устроил меня на подушке и принялся обтирать горящий лоб тряпкой, смоченной в холодной воде.

Когда мне было плохо, я всегда ухаживала за собой сама. Всегда скрывала свою слабость, потому что никому не могла довериться полностью. Даже в детстве была лишена наивной веры в бескорыстную доброту. В Цитадели нас учили: откроешь уязвимое место — найдется тот, кто в него ударит.

Доверяла ли я Э’эрлингу настолько, чтобы вот так лежать перед ним беспомощной?

А разве был у меня выбор?

Даже сейчас сердце сжималось от страха, что моей слабостью воспользуются. Слишком я привыкла, что кругом враги.

Но Э’эрлинг не был врагом, не искал, куда вонзить нож, а, наоборот, пытался облегчить мои страдания.

Если бы за годы жизни в Цитадели я не разучилась плакать, мои глаза заблестели бы от слез, потому что… это было ошеломительное открытие, почти невыносимое: один человек может заботиться о другом. Просто так. Не из выгоды, а из… Любви? Нет. В моем случае — нет. Из привязанности. Из симпатии.

— Когда она очнется?

В палатке был еще кто-то, и Э’эрлинг обратился к нему. Слабость не давала мне открыть глаза, но я узнала голос Канаэ Лиэ, целительницы из нашего отряда.

— Это не простая болезнь, иначе мои отвары уже давно поставили бы ее на ноги. Что-то другое.

— Что?

Мне показалось, что Э’эрлинг необычайно взволнован. Его рука, обтирающая мой лоб, дрогнула и, похоже, сжала тряпку чересчур сильно, потому что вода потекла по моему лицу и собралась лужицей в уголке глаза.

Стало неприятно. Поморщившись, я завозилась на своей подстилке. Влагу тут же промокнули сухой тканью.

— Не болезнь. Проклятье, — предположила Канаэ. — Темные чары. Надо опросить тех, кто сопровождал ее на задании.

Нет! Нельзя!

Тогда все узнают, что я не в порядке!

Испуганная, почти готовая удариться в панику, я попыталась вырваться из оков своего недуга и помешать тому, что они задумали, но смогла только протестующе замычать.

— Ей хуже? — забеспокоился Э’эрлинг.

Нет! Не смейте! Не говорите никому о моем состоянии!

— Тише, Триса, тише, мы найдем, как тебя вылечить.

К моему удивлению, он начал гладить меня по волосам, а потом лег рядом, обняв за талию.

В груди выросло болезненно-сладкое чувство, которому я не смогла или побоялась дать определение.

Мой прошлый любовник оказался предателем и оставил мне в подарок шрам на половину лица, Э’эрлинг же заботился обо мне, хотя я прогнала его прочь и заявила, что он мне не нужен.

— Следи за ней, — сказала Канаэ. — Зови, если станет хуже.

Доски, на которых стояла палатка, заскрипели под ее ногами. Когда целительница откинула полог, внутрь ворвался ветер и коснулся моего лица, принеся запах свежести, какой бывает после грозы.

— Триса, — шепнул Э’эрлинг, прижавшись губами к моим волосам.

Надо было взять себя в руки и встать, разорвать липкую паутину слабости и открыть глаза. Надо было собираться в дорогу. Как можно скорее добраться до Халланхора, до Цитадели, туда, где безопасно.

Мориус Аларан мертв. Вскоре о его смерти доложат королю и пропажу артефакта обнаружат. Все силы будут брошены на его поиски. Нет времени отлеживаться.

Поднимайся, Три тысячи триста вторая! Хватит валяться!

Веки казались глыбами из гранита, но неимоверным усилием воли я все-таки разомкнула их.

Э’эрлинг тут же навис надо мной, бледный и с искусанными губами.

— Слава богиням, ты пришла в чувство!

— Надо ехать, — шепнула я, пытаясь вернуть контроль над собственным телом, но тщетно: в руках и ногах совсем не было силы. Я лишь скребла ногтями по пушистой шкуре, на которой лежала.

— Куда? У тебя жар.

Я скривилась, представив, как сажусь на лошадь в таком состоянии и скачу под дождем и ветром, стараясь держать лицо. Одна мысль об этом вызывала протест и отвращение.

— Здесь оставаться опасно.

— Ты в самом деле веришь, что удержишься в седле? Для начала тебе надо поправиться. Канаэ считает, что это проклятье. Что случилось на этом твоем задании?

Я напрягла память, но она не выдала мне никаких необычных деталей. Все и правда прошло идеально.

— Не знаю, — когда я говорила, легкие горели огнем и звуки царапали стенки горла. — Возможно, Канаэ ошибается.

— На вашем пути попался колдун? — Э’эрлинг прожигал меня взглядом, будто хотел проникнуть мне в голову и покопаться там.

— Нет.

Он задумался, а потом выдал, нахмурившись:

— Ты касалась чего-то подозрительного? Какого-нибудь магического предмета?

Мой взгляд невольно метнулся к седельной сумке, в которой должен был лежать окаменевший разум дракона. Проследив за направлением этого взгляда, Э’эрлинг поднялся с подстилки и направился к артефакту.

— Стой! — прохрипела я. — Не трогай.

Э’эрлинг обернулся на крик, но все-таки открыл сумку и заглянул внутрь.

— Что это? — спросил он.

Я молчала, не зная, как он отреагирует на правду.

— Ты трогала это голыми руками?

— Я была в перчатках.

— На базе нас учили обращаться с артефактами, защищенными магией. Прямое воздействие необязательно. Ты пострадаешь, даже просто находясь поблизости.

— Почему тогда плохо мне одной? И ты, и мои люди тоже были рядом с этой вещью.

— Но ты, вероятно, — дольше всех. Ты везла это в своей седельной сумке. Всю дорогу защитные чары артефакта влияли на тебя. Что касается меня, я — эльф. Чары, вероятно, настроены на врагов.

Что ж, мой любовник не был глуп и быстро сообразил, что в Цитадель я везу не памятный сувенир, а нечто ценное, украденное у его народа. И, вопреки моим опасениям, отнесся к этому на удивление спокойно.

Под моим напряженным взглядом Э’эрлинг на всякий случай обернул руки тканью и извлек из сумки синий мерцающий шар размером с голову младенца. Артефакт подсветил его лицо снизу, придав коже голубоватый оттенок.

Я не хотела, чтобы он прикасался к опасному неизученному предмету, но сил спорить не было, и я безвольно откинулась на подушку. В ушах шумело, голова раскалывалась, из-за лихорадки сердце колотилось в груди как бешеное, а веки так и норовили опуститься.

— Сейчас я предам свой народ, — шепнул Э’эрлинг так, словно сам не верил в то, что собирается сделать. — Ради тебя. И за это ты возьмешь меня с собой, куда бы ни отправилась.

— Нет.

— Возьмешь. Мне некуда возвращаться. И это твоя вина.

— Нет.

— Я не прошу, а ставлю перед фактом.

Тихий болезненный смех сорвался с моих пересохших губ.

Дурачок, ты не понимаешь, что требуешь. Себе же делаешь хуже.

— И в качестве кого, позволь узнать, ты со мной поедешь? В качестве моего наложника? Военного трофея? Постельной игрушки?

— В качестве еды, — Э’эрлинг поджал губы. — Ты ведь питаешься эмоциями, верно? Ну и как тебе мои эмоции? Сладкие?

Шар в его руках то разгорался до ослепительного сияния, то гас. Палатка то наполнялась потусторонним синим мерцанием, то погружалась во тьму. Хмурое лицо Э’эрлинга то озарялось светом, то исчезало во мраке.

— Сладкие, — шепнула я. — Очень.

— В таком случае у тебя нет причин отказываться.

Раздался громкий треск. Я не сразу поняла, что случилось.

Этот звук…

И свет не вспыхнул, хотя уже должен был. Минуты темноты все длились и длились.

С трудом я приподнялась на локтях и напрягла зрение. Шар в руках Э’эрлинга больше не горел, потому что раскололся пополам. Из синего он стал черным, потухшим, безжизненным.

Артефакт сломан!

Прежде чем я успела ужаснуться и закричать в ярости, мой любовник извлек из обломков шара другой предмет — небольшой и круглый. Его поверхность была покрыта бороздами, что делало вещицу похожей на грецкий орех или человеческий мозг.

«Разум дракона, — осенило меня. — Артефакт был спрятан под защитной оболочкой, а светилась она от чар».

В ту же секунду я поняла, что легкие больше не пылают огнем, жар начал спадать, а головная боль разжала железные тиски. С каждым вздохом мне становилось лучше и лучше.

— Я поеду с тобой, — Э’эрлинг опустил артефакт на сумку и упер руки в бока. — И ты мне не помешаешь.