Проснулась я резко, без постепенного перехода от сна к бодрствованию. Так всегда бывает, если сон вызван действием клаймора. Умная машина заранее рассчитывает время, необходимое организму на восстановление, и в расчетный момент включает сознание.
На мне была все та же мешковатая одежда, больше похожая на термоскаф, но обстановка вокруг резко изменилась.
Вместо жёсткой лежанки я располагалась на нешироком, но мягком ложе, с такой же спинкой с одной стороны. Да и находилась эта конструкция в светлой комнате, с белым потолком и большим окном, через который проникал яркий свет.
Стены были покрыты полосами шероховатого материала, с повторяющимся рисунком. Одна стена была закрыта каким-то высоким шкафом, у другой стоял столик с выдвижными ящиками и дверцей справа, поверхность которого была покрыта блестящим составом. Сам столик был из дерева. Это что, дерево, замаскированное под пластик? Или просто защитный слой для предохранения ценного материала?
На столе лежал какой-то прямоугольный предмет, из пластика. И уродливый настольный светильник, снабженный колбой со спиралью накаливания. А ещё на уголке стояли часы. Честно говоря, не сразу опознала в белом кубе с круглым стеклом на передней панели, с тремя стрелками, да ещё и издающим равномерные звуки, аппарат для измерения времени. Круг был разбит не на привычные 24, а на 12 делений. И стрелки практически не двигались. Только когда одна, самая длинная, чуть сместилась, до меня дошло, что она отмеряет минуты. Понятно, вторая – часовая. А третья, секундная, наверное, неисправна.
Длинная подходила к цифре 9, более короткая подбиралась к 10. Интересно, что именно это означает по местному время исчислению? И как соотносится с Глобальным, по которому измеряют периоды все жители Зоны Обитания?
Осторожно поднялась, подошла к окну. Размеры его были не меньше, чем у экранов в Релакс-зоне, и вид для чего-то загораживала тонкая, полупрозрачная ткань. Отодвинув ее, подошла ближе, а за окном…
Да, на экраны релакс-зоны можно было вывести вид городского пейзажа довоенной Земли. Но там, в основном, предлагались виды мегаполисов, со шпилями уходящих ввысь небоскребов, серым небом, едущими далеко внизу разноцветными коробками-машинами. Или видом цветущих деревьев возле домов в аграрной зоне.
Здесь же было что-то среднее между городским и аграрным пейзажами.
Передо мной был вид с высоты. Метрах в двадцати подо мной расстилалась зелёная зона. Участок, покрытый травой, имел ширину метров пятьдесят, и протяженность не меньше ста. Выделенная площадка с неким подобием упрощенных спортивных тренажеров. Дорожки между ними, по которым неторопливо идут куда-то люди. В основном женщины, толкающие перед собой какие-то транспортировочные средства. Вдоль дорожек невысокие (впрочем, это мне отсюда они кажутся невысокими, а так метров пять-семь в высоту) деревья.
И множество людей, которые бегают по дорожкам, собираются на искусственные возвышенности, скатываются с них, крутятся на первобытных центрифугах… Это же дети! Неужели на Земле было такое количество детей? Да и женщины с мини-тележками, кажется, возят в них не продукты, а совсем маленьких детишек. А вон в той странной загородке человек водит на страховочном фале какое-то животное. Завел его по лестнице вверх, теперь ведёт по доске.
В мозгу всплыло название. «Хунд, Дог, Шьен, Собака. Распространённое на Земле в давний период животное, выполняло охранные и сторожевые функции, а также использовалась при выпасе скота». Ну да, это клаймор посылает подсказки по нейросети, вылавливая совпадения из хранилища и услужливо подсвечивая незнакомые объекты. Интересно, какие зоны здесь нуждаются в такой усиленной охране? Или где-то рядом пасутся стада промысловых животных?
За полосой зелени шла линия какого-то рельсового транспорта. Видимо, электрического: две пары блестящих металлических направляющих и над каждой оголенный провод на растяжках. Понятно, прообраз моно.
А еще дальше шла дорога с серо-коричневым покрытием, по которой передвигается колёсный транспорт. Самого разного цвета и вида. И все – на органическом топливе.
На другой стороне дороги – ещё ряды домов, а вдали поднимается возвышенность, где среди сплошного массива деревьев проглядывают совсем крохотные домики.
Сзади послышались встревоженные голоса вчерашних аборигенов. Что-то их взволновало.
Оглянулась как будто меня поймали на чем-то недозволенном. Голоса доносились из неприкрытой двери. Оттуда же шёл сильный аромат чего-то съедобного, к которому примешивался лёгкий запах подгоревшей органики.
начинающий
банщик
Чумазая потеряшка стояла в дверях кухни, неловко придерживая сваливающиеся штаны. Коля замер, со сковородкой в одной руке и лопаткой для накладывания в другой. Я развернулся на стуле, уставившись на это чудо.
– Вот и молодец, как раз вовремя, – первым пришёл в себя Коля. – Как раз и завтрак подоспел. Да ты проходи, не стой на пороге, не стесняйся!
– И хламиду эту скидывай, – опомнился я. – У нас тут тепло, не простудишься. Конечно, не Африка, но жить можно. Проходи, мой руки в мойке, да присаживайся. Николай, уступил дорогу девушке. Как там тебя, Аунали? Красивое имя.
Девчушка кивнула и скинула ватник со штанами. Честно говоря, ей для этого и делать ничего не пришлось. Стоило только перестать кутаться и придерживаться одежонку, как та сама свалилась на пол.
Переступив упавшие тряпки, нерешительно подошла к мойке и остановилась, как будто не понимая, что делать дальше. Коля услужливо повернул вентиль горячей воды. Кажется, перестарался: струя с шипением ударила в раковину, девчушка испуганно отшатнулась. Пока Николай пытался на ломанном русском и языке жестов пояснить, что руки нужно мыть с мылом, я разглядывал неожиданную гостью.
Да, необычная внешность. Высокая, темная, с коротким ежиком более светлых волос. Тощая, но не истощенная: длинные мышцы просвечивают и играют под гладкой кожей. Ноги длиннющие, как и руки, и тонкие. Поэтому вся фигура кажется угловатой. Хотя задница неплохо так выпячивается, да и грудь… Впрочем, про грудь я уже говорил.
Из одежды на ней обтягивающий (плотно, будто нарисованный на теле) комбез неопределенного цвета. В смысле, чуть светлее её кожи. Странно, ночью он казался совершенно чёрным. А ещё широкий браслет на правой руке, плотно охватывающий предплечье. Браслет металлический, жёлтого цвета. Николай сразу определил его, как «золотой». По виду литой, цельный, следов застежки не видно. Как и на комбезе, кстати: тоже ни пуговиц, ни молний не видно. Наверное, на липучках.
А обуви нет, босиком ходит. Видимо, потеряла, когда от ментов и бандитов удирала.
Аунали осторожно покрутила вентиль, оставив тонкую струйку, намылила руки и смыла, затем быстро закрыла воду. И настороженно присела за стол.
Внимательно посмотрела содержимое своей тарелки, принюхалась и выпрямилась, отодвинувшись от стола.
– Как много стоит? – ткнула она пальцем в сторону тарелки. – Нет чем платить.
– Ты чего это? – удивился Коля, замерев на полпути к холодильнику. – Ты что, думаешь, мы с тебя денег за еду потребуем? Ну, ты даёшь! Точно, дикая какая-то.
– Все бесплатно. Дьюти Фри, так сказать, – поддержал я напарника. – Считай, что ты в гостях.
– Еда, свет, спать? – настаивала гостья.
– Бесплатно, – повторил Коля. Без оплаты.
Затем посмотрел на золотой браслет, что-то прикинул в уме, и добавил:
– Оплата потом. Когда будет чем. Ферштеен?
Черненькая подумала, потом довольно заулыбалась, удовлетворённо кивнула и придвинула к себе тарелку.
– Вот и отлично! – обрадовался Николай. – И это дело нужно обязательно спрыснуть!
Он достал из морозилки успевшую остыть бутылку и скрутил крышку.
– Ну, за взаимопонимание! – радостно заявил он, поднимая рюмку.
Аунали округлившимися глазами следила за его действиями. Затем осторожно поднесла рюмку к губам, сделала маленький глоток, как будто смакуя, и одним махом перелила в себя содержимое. А потом решительно перевернула рюмку, поставив её донцем вверх.
– Коля, Сириусу больше не наливать, – подтвердил я, предупреждая его возмущение. – Сам видел, как её вчера сморило. Мало ли, может, у них, как у эскимосов или индейцев, организм с алкоголем не борется.
– Ну ладно, – пожал он плечами. Но у нас-то с тобой организм тренированный? Вот и отлично. Значит, между первой и второй…
И мы выпили ещё по одной. Тут как раз засвистел чайник, и я отправился заваривать чай. Впрочем, кому я вру? Ничего я уже давно не завариваю. Просто разливаю кипяток в чашки и бросаю пакетики на веревочке. В которых, судя по всему, какие-то опилки перемешаны с краской и ароматизатором, «идентичным натуральному». И по привычке называю это безобразие «чаем».
Но наша гостья восприняла эту бурду с восторгом. Принюхивалась, прихлебывала. А когда Коля предложил насыпать в чашку три ложки сахара, вообще пришла в восторг. Не понимаю, как можно портить чай сахаром, но многим такое извращение нравится. Я предпочитаю сахар кусковой, вприкуску. Или с конфетами. Лучше шоколадными. Только нету их у меня сегодня. Не рассчитывал на гостей, не затарился.
После завтрака я собирался расспросить нашу гостью о том, что с ней произошло. Но не получилось.
Допив чай, чернокожая Аунали начала оглядываться по сторонам и спросила:
– А где здесь… Это называть сорти?
– А, сортир? В смысле, туалет? Так вот сюда, вот тут свет включается!
Щелкнув выключателем, открыл дверцу. Аунали удивлённо уставилась на белый фаянсовый трон, и даже заглянула внутрь, опустившись на колени. Кажется, она не столько удивлялась непривычному девайсу, как что-то искала дополнительное.
Я принялся объяснять, как пользоваться столь сложным сантехническим устройством. Гостья закончила осмотр, понимающие кивнула и провела пальцем по шортикам, чуть ниже пупка.
Там точно не было никакого шва, змейки и пуговиц, но клапан тут же раскрылся, открывая промежность. Такую же гладкую и блестящую, как остальное тело. Ни единого волоска, а чуть ниже лобка…
Непроизвольно отвел взгляд, хотя в мозгу как на фотографии запечатлелся слегка выступающий бугорок, чуть ниже которого…
Выскочил да дверь и прикрыл ее. За тонкой перегородкой послышался шум журчащей воды, а затем «плюх-плюх-плюх»…
Выскочив на кухню, перевёл дух.
– Ну что, объяснил? – съязвил Коля. – Ты бы лучше показал, как пользоваться. А заодно, как жопу вытирать. Вдруг у них там, на Занзибарщине, туалетной бумаги не придумали ещё? Хотя ей все равно, пожалуй. У нее один черт жопа коричневая. Дыши давай, не нервничай. А лучше, давай выпьем за сообразительность. Вдруг сама сообразит.
Мы выпили по пятьдесят, а потом ещё по пятьдесят. И тут хлопнула дверца, и это чудо вышло в коридорчик. Что интересно, на комезике опять не было ни единого шва. Интересно, сообразила, как пользоваться туалетной бумагой? Не уверен, она как-то подозрительно обнюхивала пальцы.
В деле гигиены лучше не рисковать. Так что подхватился и со словами «А руки лучше помыть в ванной!» вскочил и открыл соседнюю дверку. Протиснулся внутрь и открыл кран в рукомойнике. Заодно указывая на мыло. А потом на полотенце, висящее на дверце.
Высоченная негра (или все таки мулатка? Черты лица-то совершенно не негритянские, без толстенных, вывернутых губ и приплюснутого носа) прошла чуть не впритирку ко мне и начала намыливать руки, с интересом оглядываясь по сторонам.
А чего тут оглядывать? Нормальная ванная. Над умывальником шкафчик с зеркалом на дверце. Рядом, с одной стороны, стиральная машина-автомат. С другой ванна. Почти новая, акриловая. Клеенка на направляющей, чтобы душ не брызгался, когда моешься. На полу резиновый противоскользящий коврик…
– Погоди, ты же, наверное, помыться хочешь? – вдруг догадался я. – Так забирайся в ванну! Вот рычажок. Влево – холодная вода, вправо горячая, вверх-вниз напор регулируется. А чтобы на душ переключить вот эту пипку поворачиваешь, до упора. Чтобы ванну набрать, вот тут поворачиваешь, сток закрывается.
Она слушала заинтересованно. И, кажется, даже понимала.
– А комбезик свой, – продолжил я, помогая себе жестами, – можно в машину засунуть. Чтобы и его простирнуть. Включаешь вот этот режим…
Обернувшись на шорох сзади, осекся. О чем это я сейчас говорил? Кажется, вот об этом комбинезоне, который она, стоя чуть ли не вплотную ко мне, сейчас снимала. Просто провела пальцем по ткани, от груди до бедра, и он раскрылся. Весь. Полностью.
Я такое только раз видел, в фильме, американском, про стриптизерок. Там тоже платье одним движением снимали. Но в фильме на девушке остались микроскопические, но трусики. И какие-то блямбочки, прикрывающие соски. Тут ничего подобного не было. Девчонка была совершенно голая. Груди задорно торчали, посреди крупных тёмных ареол выделялись розовые соски. Которые, почувствовав свежий воздух, начали набухать и твердеть. А у меня автоматически начал твердеть и оттопыривать штаны…
Она терпеливо стояла, протягивая мне тряпочку беловато-серого цвета, в которую превратился её комбезик.
Автоматически взял его, засунул в дверцу стиралки и включил режим «А». Самый длинный, с многократным ополаскиванием и отжимом. И, кажется, даже смог прокомментировать свои действия, почти не изменившимся голосом. Затем, собравшись с духом, обернулся. Красотка, слава Богу, уже отвернулась и даже забралась в ванну, повернувшись ко мне боком, в три четверти оборота. Спина тоже смотрелась неплохо. Особенно нижняя её часть, из которой начинаются ноги. Тем более что когда она поднялась в ванную (а ещё учитывая сумасшедшую длину ног), призывные полушария находились практически на уровне моего взгляда. А уж когда она поставила левую ногу на бортик ванны, для устойчивости, да ещё и наклонилась, чтобы рассмотреть поближе работу хитрой механики смесителя… Я понял, что настал мой последний час. И не суждено умереть от инсульта, при виде этих стройных бедер, этих округлых ягодиц, этой розовой ложбинки, окруженной коричневыми половыми губами, этих нависающих надо мной упругих грудей с набухшими сосками…
Наверное, от кровоизлияния в мозг меня спасло только то, что практически вся кровь отлила от верхней головы к нижней. И в область мошонки. Даже ноги подкосились, пришлось опереться о стенку, прислонившись к холодному кафелю.
Похоже, мозг на какое-то время все же отключил все органы чувств, кроме зрения. Потому, что до меня не сразу дошёл смысл вопроса:
– Вода, можно, сколько?
Это что, она меня спрашивает, как долго можно мыться или сколько можно потратить воды? Ну да, она же точно из Африки, там с водой напряжёнка. Или из Японии, там по счетчику за каждый литр такие суммы дерут, что легче лета дождаться, чем горячую воду включать.
– Да что ты, что ты! – замахал руками, пытаясь сосредоточить стремящийся скользнуть ниже взгляд на её лице. – Трать сколько хочешь, набирай полную ванну, не переживай! Все бесплатно!
Ну, ещё бы! Если за такой сеанс стриптиза потребуется оплатить все расходы водоканала за год всему дому, это все равно будет того стоить!
Чертовка осторожно сдвинула рычаг переключения, подбирая температуру, затем переключилась на душ и несмело добавила напор, вопросительного глянув на меня. Оставалось утвердительно замахать головой и руками, в смысле «жми на всю катушку, не стеснялся». И она, даже зажмурившись от страха, подняла рычаг вверх до упора. На меня она при этом вообще не обращала внимания. Так что мои топорщащиеся спереди и резко ставшие тесными в паху штаны её совершенно не смущали. Это ещё хорошо, что на мне трусы типа «семейные». Были бы какие-нибудь модные (как они там называются? То ли «хипсы», то ли «слипсы»), вообще бы капец настал.
– Ну, отмокай, – сказал я в полголоса, задернул дрожащей рукой клееночку и на подгибающихся ногах вышел из ванной в коридорчик. Где без сил опустился на пол.
– Ну, как она там? – спросил Коля.
– Моется, – отозвался я.
– В ванной?
– Под душем.
– Голая?
– Нет, я ей фуфайку выдал, – огрызнулся я, приходя в себя. – Конечно, голая! Как ещё люди моются!
– А ты спинку ей потерпеть не предложил? Ей же, бедолаге, неудобно самой спину тереть! – и он захихикал.
– Да пошёл ты, – отмахнулся я, и вдруг понял, что приятель в чем-то прав. Ведь то, с каким восторгом она смотрела на льющуюся из душа воду, означает: она такого никогда не видела. Значит, вполне возможно, даже не догадывается, как пользоваться мочалкой.
А то, что она голая, так что с того? Вон, в диких племенах они все время голые ходят. И бабы, и мужики. А в той же Германии, говорят, бани для мужчин и женщин общие. Значит, буду считать, что мы на диком острове Германии, и нет ничего особенного в том, чтобы потерпеть мочалкой хорошему человеку… ну, разные места. Особенно труднодоступные. И по этой причине мало исследованные.
Решительно поднялся и направился в гостиную. Там, в шифоньере, среди прочих разных бесполезных мелочей, лежала подаренная внучкой мочалка. В форме рукавички из тонкой материи. Которой очень удобно намыливаться. Как будто не трешь загрязненное место, а аккуратно поглаживаешь, ощущая каждую выпуклость и выемку тела.
Ни разу ей не пользовался. А теперь, как знал, пригодится.
– Ну как, нравится? – спросил я через клеенку, приоткрыв дверь в ванную.
– Хорошо, – донеслось оттуда.
– Я помогу, – набрался я наглости. – Намылить спину. Чтобы чисто. Мочалка!
И отодвинул клееночку, выставив перед собой, вроде щита, ту самую рукавичку.
Подсознательно я ожидал, что меня встретит рассерженный визг, и эта самая мочалка полетит мне в морду. Но ничего такого не произошло. Непонятная Аунали сидела в ванной, куда уже начала набираться вода, подставляя лицо падающим струям и прикрыв глаза.
Я ещё раз окинул взглядом фигурку. Нет, определённо, хороша! Хотя и худовата. Но ничего, на хороших харчах откормим! Может, и грудь больше станет.
Но я сюда не сиськи рассматривать пришёл. Точнее, не только сиськи. Набрал в ладошку из дозатора жидкого мыла и, собравшись с духом, провёл ладонью по короткому ежику стриженых волос. А затем начал обеими руками мыть ей голову, стараясь не опускать взгляд ниже.
Потом снял лейку душа с крепления и смыл мыльную пену. Вода, и правда, потекла серая. Затем надел на руку мочалку, выдавил на неё порцию мыла, и скомандовал «А теперь привстань!»
Она начала подниматься. Я остановил движение, развернул чернушку к себе спиной и усадил на край ванной. Потом, уже осмелев, взял за плечо. Чуть наклонил ее вперёд и начал круговыми, «массажными» движениями намыливать спину.
Спина была узкая, с проступающими позвонками, но рельефно проработанными мышцами. И очень чувствительная, отзывающаяся на каждое прикосновение. Почти, как кошка. Наверное, если постараться, она ещё и мурлыкать начнёт.
Закончив со спиной, перешёл чуть ниже. Она почувствовала и немного приподнялась, слегка выпячивая зад.
Просто для того, чтобы удобнее было намыливать нижнюю часть ягодиц. А не то, о чем вы подумали. Но и то, о чем вы подумали, можно было легко рассмотреть, если слегка наклониться.
Закончив работу (что было, признаюсь, непросто), я слегка подтолкнул её за бедра, усадив обратно в ванну. Затем чуть отступил назад, снова намылил рукавичку и начал намыливать ей руки. Сперва левую, ближнюю ко мне. Затем правую, чуть развернув девушку к себе лицом.
Руки были тонкие, косточки казались хрупкими, но мышцы были на удивление плотными. Чувствовалось, что худоба вызвана не изнуряющими диетами, а создана направленными тренировками. Так что не факт, что мы с Колей ошиблись, когда зубоскалили насчёт «боевой амазонки».
Грудь, к поглаживанию которой через тонкую мягкую материю (ну, формально я ее намыливал, круговыми движениями) перешёл, покончив с руками, тоже была достаточно упругой и очень отзывчивой. Так и просилась в руку. А соски под пальцами набухали прямо на глазах. Но я нашёл в себе силы остановиться и перейти к твердому, плоскому (чтобы не сказать впалому) животу. К сожалению, только до пупка: ниже уже подбирались вода, достигшая половины ванны.
Отойдя чуть в сторону, я осмотрел свежевымытое тело (увы, белее оно не стало) и заметил упущение. Даже два! Они нагло торчали из воды, сверкая округлыми коленками и отказываясь помещаться в малогабаритную ванну. Да, когда у тебя на плече лежит длинная, стройная женская нога, а ты осторожными движениями намыливаешь её, подбираясь все ближе к месту, где эти ноги соединяются между собой, это невероятное, давно забытое ощущение!
Увы, до того самого заветного места добраться мешала вода. Да и была эта вода уже не такой чистой, чтобы разглядеть все подробности. Но жизненный опыт и разбушевавшаяся фантазия дорисовывали остальное.
Но когда эта развратная фея, почувствовав моё затруднение с недомытыми подводными деталями анатомии, начала приподниматься в ванне, я бросил в воду мочалку и, пробормотав «дальше сама справишься» бросился вон. Чуть не свалив Николая, прильнувшего к щели в неприкрытой двери.
Дошлепав до кухни, без сил плюхнулся на стул. Чёрт, ничего, вроде, не делал. А ощущения, будто вагон цемента в одно лицо разгрузил.
– Ну, ты и выдал, Маркович! – похлопал меня по плечу Коля. – Мне и то сейчас трусы сушить придётся. Представляю, каково тебе. Вот это представление ты устроил!
– Николай, будешь болтать об этом, пришибу, – проговорил я. – Официальная версия для всех: сестра покойной жены еще при Союзе уехала в командировку в Африку. Давно. Там вышла замуж за местного принца. Но сейчас у них в стране очередной переворот, и племяшку отправили ко мне. Чтобы подготовить к поступлению в институт. Все понял? Наливай!
– Вот это правильно, согласился Коля. – Я бы тоже такую племяшку никому не отдавал. Ну, за родственников, кем бы они ни были!
И мы выпили. А потом ещё. А потом, когда я отказался мотнуться за добором, Николай вспомнил, что его ждут дома. И отправился восвояси, пожелав мне напоследок не натереть на ладонях мозоли, для чего чаще менять руку.
А непонятная гостья все так же отмокала в ванне. Как бы жабры и хвост не отрастила…