Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья

Глава 15. Смена курса

5 февраля 1498 года на Москве-реке на том самом месте, где год назад казнили Гусева и других сторонников Софьи, отлетела голова еще вчера всесильного князя Семена Ряполовского. Официального обвинения не прозвучало, сказано было только, что князь Семен «высокоумничал». Та же участь ожидала и боярина Ивана Патрикеева с сыновьями, но по ходатайству митрополита им разрешили постричься в монахи. После этого великий князь помирился с женой и провозгласил своим соправителем сына Василия, дав ему в удел Новгород и Псков. Дмитрий-внук вместе с матерью Еленой Волошанкой были удалены от двора.

Что же произошло?

Проще всего объяснить столь резкую перемену тем, что стареющий государь приревновал бывших фаворитов и решил таким способом показать всем «кто в доме хозяин». Прожженный макиавеллист, всю жизнь придерживавшийся принципа «разделяй и властвуй», понял, что, чрезмерно усилив одну из партий, он ослабил свои собственные позиции. Власть стала ускользать из его рук, а с этим он смириться никак не мог.

Но имелись и другие причины зимней расправы 1498 года. При всех своих недостатках Иван III был, безусловно, великим государем. Личная власть не была для него самоцелью, как это будет с его внуком Иваном Грозным. Всю свою жизнь Иван Васильевич посвятил простой по сути и великой по размаху цели — созданию государства, которое объединит все земли, населенные русскими людьми. Он шел к этой цели с фанатичным упорством восточного хана и хитростью замоскворецкого купца, не гнушаясь при этом никакими средствами и не смущаясь никакими жертвами. Увы, жестокие и прагматичные правители создают великие государства, а мягкосердечные либералы их разваливают.

Московские казни стали следствием перемены внешнеполитического курса Российского государства. Укрепившись на новых границах, великий князь был готов возобновить открытую борьбу за наследие Киевской Руси. Момент был самый подходящий. Стремясь порвать духовную связь своих русских подданных с Россией, литовские власти усилили давление на православных, стремясь обратить их в католичество. Но эффект получился обратный. Взоры православного населения Литвы вновь обратились к Москве, началась новая волна переходов русской знати в российское подданство. Нервы у молодого литовского правителя не выдержали, и он начал срочно сколачивать антирусскую коалицию, в которую кроме Польши и Ливонии вступил отец Елены Волошанки молдавский господарь Стефан Великий. Иван Васильевич воспринял поведение свата как прямую измену, что сразу отразилось на его отношении к снохе и внуку, хотя формально Дмитрий все еще числился в наследниках.

Падение Патрикеевых и Ряполовского означало крах внешнеполитического курса, который проводили «жидовствующие». Рухнули мечты братьев Курицыных об открытых воротах на запад. Кстати, немалая доля вины за это лежала и на европейских государствах. Запад, как это часто будет повторяться в дальнейшем (и продолжается до сих пор), повел себя в отношении России эгоистично и недальновидно, пренебрегая колоссальными возможностями взаимного сотрудничества. «Русскую самозванку» не пожелали пускать дальше литовской прихожей, захлопнув дверь перед ее носом.

Политика сближения с Литвой потерпела фиаско. Кто-то за это должен был ответить, а поскольку заключением династического брака Александра Литовского и Елены Ивановны непосредственно занимались Патрикеев и Ряполовский, их и назначили «крайними». Бывшим руководителям Боярской думы припомнили и уступки Литве при подписании договора, и грубый «зевок» с «небрежением нашим именем», то есть титулом государя всея Руси. Мало того, что они заключили невыгодный, как теперь оказалось, мир с Литвой, так они еще и унизили своего государя, лишив его законного титула! Как обыкновенно бывало у Ивана Васильевича, не обошлось и без изрядной доли лицемерия. Соглашаясь на заключение мира с Литвой, он тогда шел на это вполне сознательно, выигрывая время, чтобы подготовиться к новому броску.

Для того чтобы начать войну, Ивану III нужен был только формальный повод. Впрочем, он сам заранее о нем позаботился, когда вставлял в договор о браке своей дочери Елены и великого князя Литовского Александра пункт о том, что литовцы не будут принуждать Елену Ивановну перейти в католичество. Такие попытки действительно делались, и вот теперь «заготовка» пригодилась. Бедняжка Елена оказалась заложницей политической интриги. Она успела полюбить мужа, но при этом не могла ослушаться своего грозного отца. Напрасно молодая княгиня писала отцу умоляющие письма, в которых клялась, что не изменит православию. Великий князь был непреклонен.

Снова началась русско-литовская война. В 1500 году грянула знаменитая битва на реке Ведроше — одно из самых крупных сражений того периода, в котором русские войска одержали блестящую и сокрушительную победу. Воевода Щеня наголову разгромил войско гетмана Острожского, а самого гетмана взял в плен. На службу к русскому государю перешли князья Трубецкие, Мосальские и еще несколько знатных семейств. Наступление в Литве было поддержано одновременными набегами крымского хана, в окружении которого важную роль играли евреи-караимы.

В 1503 году был заключено перемирие, по которому около трети Великого княжества Литовского, населенного русскими, белорусами и украинцами, перешла в состав России. Важнейшая стратегическая цель была достигнута. Иван III добился очередного успеха, и этот успех пришел во многом благодаря мощной поддержке православного русского населения, которое открывало ворота литовских городов своим единоверцам. Религия становилась важным политическим фактором. Неудивительно, что в составе русского посольства, которое доставило в Литву договор для ратификации, уже не было братьев Курицыных. Роль защитника православия заставила великого князя изменить отношение к еретикам из своего ближайшего окружения. Мог ли он и дальше открыто поддерживать тех, кто в его собственной стране выступал против православной веры?

Но возникает вопрос: каким образом удалось избежать расправы лидерам еретиков братьям Курицыным, которые действовали вкупе с опальными вельможами? Разумеется, о жалости и прочих сантиментах говорить не приходится, Иван Васильевич легко жертвовал самыми близкими людьми, когда речь шла о власти и государственных интересах. Тут, как говорится, ничего личного. Тогда почему уцелели Курицыны и другие еретики?

Будучи опытными царедворцами, братья-дипломаты сумели в этот опасный момент доказать великому князю свою преданность, а главное — полезность. Их изворотливый ум нашел выход. Еще в 1499 году Курицыны добились назначения игуменом богатейшего Юрьева монастыря под Новгородом своего человека — некоего Кассиана. И хотя тогда этот успех никак не мог компенсировать потерю такой крупной фигуры как митрополит Зосима, назначение имело важный подтекст. С приходом Кассиана умолкнувшая было в Новгороде ересь вновь подняла голову. Юрьев монастырь находился за городской чертой и был удобным местом для тайных встреч новгородских еретиков, среди которых выделялись брат Касьяна Иван Самочерный, дьяк Гридя Квашня, Митя Пустоселов, Иван Некрас Рукавов, а также архимандрит Феогност Черный и монах Иосиф Черный.

Для архиепископа Геннадия наступили тяжелые времена. Мало того, что против него был настроен великий князь и могущественные фавориты. В его собственной епархии окопались враги, сторожившие любой его промах. В качестве главы черного духовенства юрьевский игумен не подчинялся архиепископу, но при этом являлся его естественным преемником. С помощью Кассиана еретики надеялись подсидеть Геннадия, чтобы выбить самого опасного противника и подчинить себе крупнейшую русскую епархию.

Но этим задача Кассиана не ограничивалась. Он должен был помочь еретикам разыграть беспроигрышную партию, ставкой в которой были огромные земельные богатства новгородских монастырей. Эти богатства по-прежнему как магнитом притягивали Ивана III. Первые новгородские конфискации позволили ему положить начало служилому дворянству, и теперь он собирался повторить их, но для этого нужен был человек, на которого он мог опереться в своей конфискационной политике. Эта роль и была уготована новому юрьевскому архимандриту, который традиционно возглавлял монастырское духовенство новгородской епархии.

Замысел еретиков полностью удался. В 1499 году при активном содействии Кассиана была осуществлена новая конфискация земель Софийского дома. Бывшие монастырские земли были розданы приезжим детям боярским в обмен на государеву службу. Безвольный митрополит Симон Чиж под нажимом властей благословил изъятие. Причем новые конфискации земель Святой Софии проводились от лица наследника Василия, недавно ставшего великим князем Новгородским и Псковским. Так одним выстрелом Иван III убил сразу трех зайцев. Во-первых, заполучил в казну огромные территории для своих служилых людей. Во-вторых, отомстил опальному новгородскому архиепископу Геннадию. В-третьих, на всякий случай скомпрометировал в глазах церкви собственного сына Василия. («Как же так, мы его поддерживаем, а он нас грабит?!»)

Ни великого князя, ни тем более еретиков нимало не смущал тот факт, что, отбирая имущество у монастырей, светская власть попирала последнюю волю тех людей, которые завещали свои земли обителям. Если называть вещи своими именами, это был форменный грабеж, спровоцированный еретиками. Этим они навлекли еще большую ненависть к себе Русской православной церкви. Но такая «мелочь» уже не волновала братьев Курицыных и их единомышленников, оказавшихся не у дел после провала своего прозападного курса.

В минуты смертельной опасности люди порой начинают соображать удивительно быстро. Увернувшись от просвистевшего над их головами топора, еретики лихорадочно искали способ вернуть расположение государя. Напомнив ему о конфискациях земель Софийского дома, Курицыны предложили повторить столь удачный опыт, но уже в масштабах всей страны. Растущее государство остро нуждалось в служилом сословии. Самым простым способом решения проблемы было изъятие земель у церкви и раздача их дворянству в качестве платы за государеву службу. Момент для этого был самый подходящий. Войны с Литвой и Швецией обескровили русскую армию, срочно требовались резервы, а чтобы их заполучить, нужно было дать дворянам землю.

Еретики предложили решить проблему радикально, отобрав все земли у всех русских монастырей, которых в это время в стране насчитывалось более четырехсот. Великому князю идея понравилась, ему давно не давали покоя цветущие обители, которые выглядели оазисами на фоне запущенных и неухоженных государственных земель. Но тут возникли трудности. Представляясь главным защитником православия в глазах своих и не только своих подданных, государь не мог просто ограбить обители. Следовало соблюсти декорум, придать секуляризации видимость волеизъявления самой церкви. Задачка не из простых, но выполнимая, если подойти к ней с умом. А поскольку ума братьям Курицыным и их соумышленникам было не занимать, им был дан шанс реабилитироваться за дипломатические провалы. И они постарались этот шанс не упустить.

Правда, возможности еретического сообщества после падения Ряполовского и Патрикеевых сильно поубавились. Ранней весной 1502 года последовал удар по их главной союзнице. Великий князь внезапно повелел схватить Елену Волошанку и Дмитрия-внука. Мать и сына заточили в тюрьму, их имена запретили упоминать в ектениях. И снова никакого формального обвинения не было, люди шептались, что причиной опалы стало уклонение Елены в «жидовскую ересь». Переместившись из роскошных покоев в сырую темницу с охапкой гнилой соломы вместо постели, цветущая красавица молдаванка вскоре скончалась. Осиротевшему Дмитрию-внуку оставалось надеяться на то, что грозный дед смилуется. Накануне своей кончины Иван III со слезой во взоре просил у Дмитрия прощенья за свой неправедный гнев и повелел… вернуть узника в тюрьму. А через четыре года наследовавший престол Василий III распорядится без лишнего шума прикончить соперника.

Софья Палеолог недолго торжествовала победу над своей заклятой соперницей. 7 апреля 1503 года великая княгиня вслед за ней отправилась в мир иной. Иван III князь остался без жены, без невестки, без внука. Теперь у него оставалось только одна привязанность — его Государство. В свой «возраст осени» Иван III вступил полновластным правителем огромной страны. Но власть, как известно, портит людей, а неограниченная власть тем более. В этот последний период в характере московского государя усиливаются жестокость и подозрительность. Вчерашний фаворит мог завтра оказаться на плахе.

Стремительное падение могущественных покровителей мгновенно превратило еретиков из охотников в дичь. Их ряды сильно поредели. Протопопа Алексея уже давно не было в живых. Подобно своему предшественнику, еретику Арии, у него «разверзлась утроба», как злорадно писал Иосиф Волоцкий. Повредился разумом и умер другой новгородский еретик — Денис. Скрылся за границей и, по слухам, принял там иудаизм книгописец Иван Черный. Собственный гороскоп или просто инстинкт самосохранения подсказали астрологу Мартину Былице, что пришла пора срочно уносить ноги. «Мартынка-угрянин» слезно упросил Федора Курицына взять его с собой в Литву на переговоры и назад уже не вернулся. Скончался ученик Алексея дьякон Истома. Иосиф Волоцкий так описал его смерть: «Соучастник Диавола, пес адов, был пронзен удой Божьего гнева: гнусное сердце его, вместилище семи лукавых духов, и утроба его загнили». Умер в заточении чернец Захар.

Но самой тяжелой потерей для еретиков стала потеря лидера. В промежутке между 1500 и 1503 годами имя Федора Курицына перестает упоминаться в государственных документах. Возможно, он умер или бежал, чтобы избежать расправы. Так внезапно оборвалась блистательная карьера этого «русского Вольтера», дипломата, писателя и философа. Потеряв в своих умственных исканиях веру, он потерпел поражение и на служебном поприще, утратив доверие своего государя.

Из некогда многочисленного и могущественного кружка еретиков остались только: посольский дьяк Иван Волк Курицын, юрьевский архимандрит Кассиан, боярский сын Дмитрий Коноплев, купец Кленов, да еще несколько фигур помельче. Для уцелевших еретиков предстоящий вопрос секуляризации монастырских земель в прямом смысле становился вопросом жизни и смерти.