Часть Х.


Однокомнатная квартира была запущенной. Было видно, что настоящего хозяина и, тем более, хозяйки здесь нет. Андрей прошел на кухню.

-- Может, чаю выпьем? - спросил он.

-- Попробуем. Но времени у нас нет. Я вам дам все, что собиралась, и надо уходить. Только вам нельзя идти ни к себе, ни к родителям, ни к брату. Короче говоря, вы им все рассказали - и адреса, и телефоны. Даже про всех своих знакомых девушек, и про бывшую жену, и про тещу с тестем - короче, все.

-- Какой ужас...

-- Да. Вот вам кассета с записью. Вот все мои данные о номере счета, инструкция, как подсчитывать код доступа - ну вы сами разберетесь.

-- Но куда же мне идти-то. .. А позвонить можно?

-- Если они еще нас не ищут, то ваши телефоны, может быть, и не подслушиваются. Но я вообще-то не знаю. Вы подумайте сами. Я могу вам дать плеер, вы послушаете запись, поймете, что вы рассказали, а что нет, и решите, как вам действоать.

-- Да, точно.... Я так и сделаю.

-- Только здесь не надо оставаться. Забирайте все, попейте чаю, и уходите. Вот вам таблетки - если будет кружиться голова, или слабость - принимайте. А потом, когда сможете, сделайте чистку организма - в вас столько всякой дряни напичкали - ужас!

-- Да уж, если выкарабкаюсь, непременно.


Андрей быстро выпил чаю и собрался уходить, но вспомнил, что у него не осталось ни документов, ни денег - ничего.


-- Анджела, у вас не найдется немного денег - на метро и на телефон.

-- Да, конечно. Вот. Возьмите.

-- Спасибо, так много не надо.

-- Берите-берите. Неизвестно, что впереди. Может и такси придется взять - мало ли что. Или от милиции придется откупиться - берите.

-- Да милиция-то мне самому нужна, что мне от нее прятаться.

-- Ой, не говорите. Они разные бывают. Да и неизвестно на чьей они будут стороне.


Андрей не стал спорить, но вспомнил, что и покойная Маша почему-то предупреждала его об опасности, которая могла бы исходить от милиции.


-- Да, возьмите еще несколько кусков сахара. Немного подкрепитесь. А больше тут и нет ничего.

-- Спасибо. Ну, я пошел?

-- Прощайте, храни вас Господь. И передайте низкий поклон Василию Никаноровичу. Через двадцать минут я тоже уйду.

-- Спасибо, Анджела.


Андрей вышел в подъезд и на лифте спустился вниз. Выйдя во двор, он оглянулся, еще раз взглянул на светящееся окно и пошел к выходу. Выходя со двора, он сначала думал повернуть направо, в сторону метро, но потом вспомнил, что, во-первых, метро еще не работает, а, во-вторых, что прошло уже два часа сорок минут с момента побега и надо быть очень осторожным.

Со стороны Большой Семеновской улицы послышался шум автомобиля. Вскоре автомобили - их оказалось два, подъехали к углу Большой Семеновской и Медового и стали сворачивать в переулок.

Андрей инстинктивно сделал сначала шаг обратно, во вдвор, а потом просто побежал внутрь двора и спрятался между гаражами.

На этот раз он вовремя почувствовал опасность. Машины въехали во двор и остановились у подъезда. Из них стремительно выскочили четыре человека и молча направились в подъезд. Потом из машин вышло еще по одному, но они остались во дворе.

Андрей стал осматривать свое убежище. Узкая щель между гаражами упиралась в полуразвалившийся забор, за которым была помойка и, как надеялся Андрей, проход в смежный двор. "Это хорошо, - подумал Андрей, - вдруг придется отступать таким обрзом.".

Хотя машины не выключили своих двигателей, шум лифта по-прежнему был хорошо слышен.

Вот лифт остановился.

Раздался звонок - он тоже был хорошо слышен.

Напряжение Андрея достигло предела, снова заболела голова...

Звонок повторился, потом еще и еще раз. Звонили настойчиво и нетерпеливо.

Андрей смотрел на светящеееся окно Анджелы. Вдруг оно погасло.

Потом Андрей увидел, как окно открылось, и внезапно раздался негромкий вскрик Анджелы.

А потом она тихо, не издав ни звука, выпрыгнула из окна и, пролетев шестнадцать этажей, упала на асфальт недалеко от второй автомашины.

К ней сразу подбежали те двое, что оставались внизу. Потом из раскрытого окна кто-то выглянул, издал языком тихий цокающий звук, и закрыл окно.

Вскоре все четверо спустились, и, не разговаривая, подошли к лежащей Анджеле. Она не шевелилась. Ее подняли и погрузили прямо в багажник. Потом один из них что-то вылил на то место, где только что лежала Анджела, а после этого побрызгал чем-то шипящим из баллончика.

Так не сказав ни слова, все расселись по машинам и уехали.

"Господи, когда же этот кошмар кончится?! - подумал Андрей.


* * *

Он посидел между гаражами еще какое-то время. Стало светать, - летние ночи коротки. Андрей осторожно, стараясь быть бесшумным, выбирался из укрытия через помойку в соседний двор. Двор, как и почти все дворы в Москве, оказался проходным, и Андрей смог перебраться в следующий двор. Так он выбрался, никм не замеченный, на Малую Семеновскую, а потом и на Электрозаводскую.

Оказавшись на набережной Яузы, он, поразмыслив, рискнул перейти на другую сторону через Элекетрозаводский мост, тем более, что уже появились прохожие, да и машин поприбавилось.

Перейдя мост, он снова спустился на набережную, и стал ловить машину.

Довольно быстро его подобрал мужик на "Газели":


-- Куда?

-- Мне бы, вообще-то, на Красную Пресню.

-- Нет проблем, мне почти туда. Поехали.


Он быстро пролетели по еще не забитой транспортом набережной. Проехали мимо высотного дома на Котельнической, потом промчались под прекрасными стенами Кремля, потом, обгнув Боровицкую башню, пронеслись по пустой Знаменке, сделали зигзаг под Арбатской площадью, развернулись, и вышли на Новый Арбат. Водитель спросил:


-- Ну, а там куда?

-- Да куда-нибудь рядом с Совинцентром.

-- По Мантулинской подойдет?

-- Вполне. Лучше даже чуть дальше - к парку "Студенец"

-- Сделаем.


Вскоре Андрей уже выходил из машины и, расплачиваясь с водителем, вспомнил Анджелу. "Вряд ли она может остаться жива, - подумал он, - все-таки, шестнадцатый этаж. Да и неизвестно, что тут лучше - попасть к ним в лапы, или помереть".


Ворота в парк были открыты. Андрей прошел внутрь. Было уже светло, но в парке еще никого не было. Он прошел вдоль изгибающегося, как канал, пруда и сел на скамейку. Достал из кармана плеер и наушники, вставил кассету, положил в рот кусок сахара и начал слушать.


Вопросы, в основном, задавал Александр Александрович. Его голос Андрей узнал сразу. Иногда говорил еще какой-то мужчина, как показалось, с легким акцентом. Свой голос Андрей узнавал, и это было ему неприятно.

Они дествительно расспросили все. Все события последних дней, начиная от случайной встречи с Димой, заканчивая посещением старичка на Верхней Первомайской. При этом Андрей подробно пересказывал содержание всех разговоров, называл все имена, адреса, телефоны. Тяжелее всего было слушать, как он рассказывал о родителях, о бывшей жене, детях. Называл даже номер школы, номера классов, в которых учились его дети, и имена их классных руководителей. Он, честно говоря, и не думал, что помнит такие вещи.


Короче говоря, если они пустятся за ним в погоню - а это, несомненно, произойдет, точнее, уже происходит - деваться ему некуда. Они его найдут повсюду. Более того, скорее всего, они уже везде его ждут и все телефоны прослушивают. Стоит ему хоть где-то проявится - все! Его запеленгуют и уже не выпустят.

Рассмотрим тогда другой вариант: идти в милицию и все рассказать. А там уж пусть они что хотят, то и делают.

Но почему-то и Маша и Анджела предостерегали его от прямых контактов с милицией. Неужели они и милицию контролируют? Нет, целиком они, наверное, не контролируют, но вероятность того, что какие-то информаторы, или средства подслушивания и т.д. у них есть и в милиции, весьма высока. Тогда они, узнав, что он в милиции, или, что он обращался в милицию, снова его запеленгуют. Сможет ли его милиция в этом случае спасти, оградить от них? - Неизвестно. Если судить о милиции по газетам и телевидению, - хуже и продажнее никого нет. Ясно, что журналюги врут и преувеличивают, но, все-таки, нет дыма без огня.

Да и - самое главное - доказать он теперь ничего не сможет: тех документов, на которые уповал Дима, у него нет. Нет ни Димы, ни Маши. Ни Анджелы. Ну, начнет он рассказывать, что его схватили, держали в подвале, допрашивали и собирались убить.

Но, - скажут ему, - собирались, это еще не убили.

Ну а граждане, о которых вы говорите, - продолжат они, - умерли своей смертью, о чем имеются соответствующие заключения. Гражданки Вакарь Анджелы и вовсе не существует, ибо ее въезд в страну нигде не зафиксирован.

Эта кассета с записью вашего, как вы утверждаете, допроса, является записью вашей дружеской беседы. Здесь нет ни угроз, ни насилия. Вас спрашивают - вы отвечаете.

Что еще? Ах дача, где вас держали в, как вы говорите, зиндане. Поехали, посмотрим. И даже если найдем, кто подтвердит, что все, что вы рассказываете, правда?

То-то и оно, сударь... - Так Андрей закончил внутреннюю дискуссию и пришел к окончательному выводу, что поступил он правильно, приехав именно сюда. Потому что рядом стоит корабль "Святой Георгий", и что, кроме Олега, ему обращаться некуда, а звонить нельзя и Олегу, потому что на кассете он все им подробно рассказал и про Олега, включая все номера телефонов.

Так что, еще немного подождем, и завалимся на корабль.


Андрей вышел их парка на набережную. Корабль стоял почти напротив, но на нем пока еще не было видно признаков жизни. Андрей повернул направо и побрел в сторону "Москоу-Сити" - грандиозного комплекса деловых зданий, в центре которого возвышалось самое высокое здание мира - "Лужкоскреб", как прозвали его в честь знаменитого московского мэра.

Сейчас мэр отошел от дел, и только по большим праздникам его показывают по телевидению. Он с возрастом окончательно приобрел сходство с Черчиллем и Муссолини одновременно, и, окруженный любимыми лошадьми, ласково улыбался с экрана, продолжая выдавать свои знаменитые "Законы Лужкинсона".

Андрей дошел до элитарного клуба "Наш лужок" и стал наблюдать за утренним разъездом гостей. Суетились ливрейные лакеи, подъезжали красивые автомобили, доносился женский смех. Пройдя еще немного, Андрей остановился возле старичка в камуфляжной форме, ловившего рыбу в Москва-реке. Андрею захотелось пообщаться, и он спросил:


-- Ну, как. Клюет?

-- Клевать-то клюет, да пока не ловится.

-- А на что ловите?

-- Да на замазку.

-- На что?

-- На замазку - это мое фирменное блюдо.

-- А что это такое?

-- Да это просто я так называю, а вообще-то это крутая овсяная каша с добавлениями. Там много всего - и масло, и желатин, и крахмал. Получается похоже на пластилин, или оконную замазку. Ничего, рыба это любит.

-- А какая рыба-то ловится?

-- Дак когда-как. Всякая рыба бывает...

-- Ну она вообще-то съедобная, или нет?

-- Эх, милок, когда жрать охота, спрашивать не станешь. Вон те, - старик кивнул в сторону клуба, - такое жрать, конечно, не станут, а для меня - сойдет.

-- Ну, ни пуха вам, ни пера...

-- Ни плавника, ни чешуи, - продолжил дедок и сам же себе ответил, - К черту!

-- Всего доброго, - сказал Андрей и повернул обратно.


На "Святом Георгии" уже появились люди. Шла уборка. Андрей немного постоял, наблюдая за кораблем сверху, потом спустился вниз, и по трапу вошел на палубу. Уборщица спросила:


-- А вы к кому?

-- Мне к Олегу Николаевичу?

-- Нет никого еще.

-- Позовите кого-нибудь из охраны, пожалуйста.

-- Да вот он. Иван, тут к тебе.


Подошел немолодой охранник и сказал:


-- Слушаю.


Андрей сразу вспомнил свой первый разговор с Олегом по телефону. Он тогда тоже сказал "слушаю". И интонация, главное, похожа.


-- Я к Олегу Николаевичу, сказал Андрей.

-- Его в такое время не бывает, - ответил охранник, - Вы с ним договаривались?

-- Нет. Просто так сложились обстоятельства. Но он меня ищет... А я тут неожиданно уехал, и вот только сейчас вернулся.

-- Вы лучше позвоните ему и договоритесь, - в "окающем" выговоре охранника все-таки чувствовался отставной кдровый офицер.

-- В том-то и дело, что я не могу ему звонить, - пытался объяснить Андрей.

-- В таком случае, что ему передать, если он позвонит или зайдет?

-- У меня к вам большая просьба. Я не могу вам все рассказать, но, поверьте мне, что это очень важно. Позвоните, пожалуйста, Олегу Николаевичу, и скажите, что...

-- Я не имею права звонить Олегу Николаевичу, - охранник начал спокойно объяснять, - Я, молодой человек, просто охранник. Ночной сторож - понимаете? Да я и телефонов его не знаю.

-- Телефон я вам дам.

-- Нет, нет, - твердо сказал старик, - Я звонить не буду. Я не хочу потерять работу. Извините. Вам лучше уйти. Единственное, что я могу для вас сделать, это передать, что вы заходили. Хорошо, если вы при этом скажете, как вас зовут.

-- Меня зовут Андрей. Но поймите же, что я не могу отсюда уйти. Если я уйду, я могу просто исчезнуть. А вместе со мной исчезнет очень важная информация, которую ожидает Олег Николаевич. Я вас понимаю, но, может быть, вы можете позвонить начальнику охраны, или еще кому-нибудь?

-- Документ у вас какой-нибудь есть? - охранник был настоен явно доброжелательно, но нарушить инструкцию не мог.

-- Нет. У меня нет никаких документов.

-- Послушайте, молодой человек, мы с вами теряем время, - голос охранника посуровел, - Уходите, пожалуйста, с корабля. Договаривайтесь с Олегом Николаевичем сами, и тогда приходите.

-- Я вижу, что я не cмог вам объяснить, насколько все серьезно, - Андрей решился высказать все открытым текстом, - Короче говоря, я агент Олега. За мной сейчас следят и охотятся. Если я отсюда уйду, меня убъют. Если я позвоню Олегу, меня и его сразу обнаружат. Его телефон наверняка прослушивается. Как только им станет ясно, что я на корабле, они могут успеть сюда раньше Олега, и тогда всем будет плохо. Поэтому я настаиваю, чтоб вы позвонили Олегу Николаевичу и сказали ему следующее: Олег Николаевич, это говорит такой-то со "Святого Георгия". У вас в 9 часов переговоры и вы просили приготовить "Романешты" и "Гленфиддих". К сожалению, "Гленфиддиха" нет, и мы не успеваем его купить. Мы можем добавить к столу "Негру де пуркарь". Господа звонили, и подтвердили, что будут ровно в девять". Вот и все.

-- Но, послушайте, меня же могут за это уволить.

-- Клянусь вам, что вас не только не уволят, но даже наградят. Кроме того, не называйтесь своим именем, назовите любое имя и любую должность.

-- Ну, каким именем...

-- Скажите так: Абрам Моисеевич, зав производством.

-- А почему Абрам Моисеевич?

-- Так надо. Он поймет. А как на самом деле зовут вашего зав. производством?

-- Да у нас нет такой должности, - ответил охранник.

-- Вот и отлично. Давайте я вам напишу номер телефона и все, что надо говорить.


Они подошли к стойке дежурного. Андрей взял лист бумаги и написал номер телефона и весь текст.


-- Ну, а потом что говорить?

-- Ничего. Давайте я буду тоже слушать. Тут есть параллельная трубка?

-- Да, вот эта.

-- Если что-то будет не так, я вмешаюсь. Не беспокойтесь.


Охранник набрал номер. Андрей посмотрел на часы - было почти восемь часов утра. Трубку долго не поднимали. Потом раздался знакомый голос:


-- Слушаю.

-- Олег Николаевич?

-- Слушаю.

-- Это говорит Абрам Моисеевич со "Святого Георгия", зав. производством, - охранник старательно читал текст, выговаривая все слова с сильным костромским "оканьем". Андрею стало смешно. "Окающий" Абрам Моисеевич - это здорово. Слова "Гленфиддих" и "Негру де Пуркарь" тоже удались ему на славу. Закончив текст, охранник оторвал глаза от бумажки и посмотрел на Андрея. Из трубки ответили:

-- Не беспокойтесь, Абрам Моисеевич. Это не имеет значения. Делайте все на ваше усмотрение. Это даже хорошо, что не будет виски - с утра, все-таки, лучше не пить крепкие напитки. Я буду вовремя, как и договаривались. До свидания.


Значит, слава Богу, Олег все понял!


-- До свидания, - ответил охранник, и не торопясь, убедившись, что на том конце прекратили разговор, тоже положил трубку.

-- Спасибо вам большое, - сказал Андрей, - Вот видите - все в порядке. Он скоро приедет.

-- Понятно. Я сам, между прочим, в армии тридцать пять лет отслужил.


Охранник успокоился. Андрей выяснил, что его зовут Иван Матвеевич, и что его должны скоро сменить. Действительно, буквально через пять минут пришел другой охранник. Иван Матвеевич сказал ему, что господин ждет Олега Николаевича, и что Олег Николаевич приедет к девяти часам. Вскоре Иван Матвеевич ушел, а Андрей устроился на диване рядом с охраной и стал ждать.


Олег приехал через тридцать минут.


Загрузка...