Говорящие с...

IV ШАЛУНЫ

Аркадий Алексеевич вошел в столовую постепенно. Вначале вошел живот Аркадия Алексеевича, выплыв из дверного проема гладкой, внушительной полусферой, обтянутой светлой тканью рубашки. Почти сразу же, задержавшись лишь самую малость, вошли грудь Аркадия Алексеевича и массивный и острый, как нос ледокола подбородок Аркадия Алексеевича. Следом же вошло все прочее, тоже принадлежащее Аркадию Алексеевичу, глубоко вздохнуло, оглядевшись по сторонам, и, крякнув, опустилось на стоявший у стены огромный ампирный диван, опирающийся на ковер четырьмя резными львиными лапами. Приняв на себя хозяина, диван тоже крякнул, сразу же став выглядеть весьма скромно, и возле дивана сразу же оказался бесшумный молодой человек и осведомился, не желает ли Аркадий Алексеевич чего-нибудь. Сидящий на диване сказал, что желает покоя и литровую кружку холодного пива, но молодого человека мгновенно отодвинула на задний план высокая рыжеволосая женщина, сделав тому отсылающий жест, и вознегодовала:

- Какое пиво, котик, какое пиво?! Гости вот-вот начнут собираться!

Аркадий Алексеевич оценил степень негодования, интонацию и искательную мягкость движения, с каким женщина скользнула на шелковую обивку рядом с ним, и, прикрыв один глаз, спросил:

- И чего тебе надо?

- Наташа мне сказала, что ты внес изменения в меню. Да и какие изменения! А я узнаю об этом только сейчас! Как же так, Аркаша?!

- Пива мне! - прогрохотал Аркадий Алексеевич, простирая руку, и подбежавший молодой человек немедленно всунул в нее запотевший холодный бокал с горкой шуршащей пены. - А вот так, Тася! Посмотрел я твою меню - ужасная меню! Трава, лапша, угри да медузы... ж-жуть! Разве русского мужика этим накормишь?! Вон, одного Свиридова возьми - ну куда ему твоя лапша, да еще эта... как его... кокос на теплом фейхоа. Им мясо нужно, мясо!

- Кокос на теплом фейхоа - это десерт! - оскорбилась Тася. - Между прочим, восточная еда все еще одна из самых модных! А мясо там было! Куриные крылышки в имбире, пномпеньская говядина...

- У-ха-ха! - сказал Аркадий Алексеевич. - Короче, Тася, будет и твое, и мое. Вы, девочки, коли охота, будете клевать свой парной рис со шпинатом и осьминогами и чем там еще, а мы уж как-нибудь по-простому, по-нашему! И зачем каждый раз все эти разговоры?

- Я, вообще-то, хотела в тот новый японский ресторан! Между прочим, это мой день рождения!

- А я за него плачу, - он смачным шлепком припечатал круглящееся под синим атласом бедро, и получил сдачу игривым смешком. - Ну подарочки-то, Тася? Греют подарочки?

Тасин улыбающийся взгляд устремился через дверной проем в гостиную - туда, где из столовой хорошо был виден кресельный гарнитур из резного бука в стиле Людовика XIV. Устремился туда и взгляд Аркадия Алексеевича, но во взгляде этом, впрочем, не было ничего особенного. Райские птицы, порхающие по обивке, казались ему слишком пестрыми, сами кресла - слишком аляпистыми, а буку он предпочитал дуб и карельскую березу. Это был не его стиль. Полностью разделяя увлечение супруги антикварной мебелью, Аркадий Алексеевич в корне расходился с ней в нескольких важных пунктах этого увлечения. Тася отдавала предпочтение стилям барокко, рококо и викторианской эклектике, тогда как Аркадий Алексеевич был устремлен к ампиру и классицизму. Тася с придыханием говорила о Людовиках, Шарле Буле1, Эбене и Ризенере2, маркизе де Помпадур и Версале, Аркадий же Алексеевич навстречу этим сладостным придыханием выдвигал Павла I и Екатерину II, Тура и Гамбса, Абрамцево, Талашкино и Сергиев Посад. Тася была уверена, что лучшую мебель делали во Франции, Аркадий Алексеевич же считал непревзойденными русских мебельщиков. Тася обожала стулья, скамеечки, изящные диванчики, софы и столики, Аркадий Алексеевич тяготел к монументальным диванам, более похожим на дворцы, тяжелым столам и комодам, которые не по силам было бы сдвинуть и четверым Аркадиям Алексеевичам, и, неожиданно, к легким резным полочкам и шкафчикам, родившимся непременно в абрамцевских и талашкинских мастерских. Поэтому в вопросе обстановки дома они категорически не сходились. И тот, и другая непременно хотели что-то свое - антикварное или стилизованное, никто не желал уступать, и посему дом решили поделить поровну и обставлять каждую половину в своем стиле, но из этого тоже ничего не вышло - то в пышную версальскую спальню прокрадется вдруг тяжеловесный березовый комод с вазами, то в парадной и величественной столовой вдруг окажется совершенно легкомысленный индийский палисандровый шкафчик. В конце концов, все перемешалось, покупали то, что понравилось, и просто ставили на свободное место, в довершение ко всему почти все дверные проемы отделали лепниной и позолотой, и к нынешнему дню дом походил то ли на музей мебели, то ли на результат творения перепившихся дизайнеров, и обитатели дома скорее казались здесь одночасными посетителями. Животных в доме не держали - они могли испортить мебель. Детей держали, но их перемещения среди мебели тщательно отслеживались.

Тася недовольно следила, как застилают ослепительной снежной скатертью дубовый стол. Она была против скатерти, потому что стол купили лишь три месяца назад, и еще не все друзья его видели, а скатерть совершенно закроет и резьбу, и лошадиные головы с бронзовыми уздечками на углах. Но Аркадий Алексеевич сказал "нет", и это было особое "нет" - вокруг него нельзя было обвиться, сквозь него нельзя было проскользнуть - такое же "нет", как и решительный запрет ресторана. Он любил справлять торжества дома, и уж в этом-то Тася сейчас возражала слабо - кресельный гарнитур в ресторан не прихватишь, перед подружками не похвастаешься. Не выдержав, она соскользнула с нелюбимого ампирного дивана и ушла руководить сервировкой. Аркадий Алексеевич же занялся пивом и замечаниями. И то, и другое он очень любил. А стол расцветал на глазах - чудная картина, написанная блеском, сочными красками и запахами, и убывало пиво в бокале, и добрел Аркадий Алексеевич, и замечаний было все меньше. Последнее замечание он сделал одной из ледяных статуэток, вновь прикрыв один глаз.

- А баба-то голая!

- Но это же Венера, котик! - возмутилась жена.

Котик заметил, что от этого она не становится менее голой, но он, впрочем, ничего против не имеет. А когда на стол водрузили вместительные вазы, обложенные льдом и до краев наполненные черной и красной икрой, замечание сделала уже Тася, заявив, что это пошлость. Аркадий Алексеевич сказал, что это не пошлость, а икра - а икры, как известно, должно быть много, и пошлостью в данном случае является шпинатная лапша и суп из водорослей. Принаряженные дети лениво слушали привычную перебранку. Двоим из них хотелось на дискотеку. Третьему хотелось спать, и он этого не скрывал.

- Не поужинать ли Севочке в своей комнате? - вложила Тася в ухо мужу осторожный шепоток. На этот раз Аркадий Алексеевич закрыл оба глаза, что служило у него признаком величайшего раздражения, и Тася поспешно отодвинулась, тоже, впрочем, раздраженная. Двое из детей были их собственными, Севочка же был племянником Аркадия Алексеевича и возмутительным образом не подходил ни под празднество, ни под убранство столовой. Севочка был семнадцатилетним олигофреном - тихим, безопасным, с мягкими волосами и удивительным взлетающе-умиленным выражением лица, с походкой балетного лебедя и скрюченной левой рукой, прижатой к груди, словно он прятал что-то ценное. Говорил он мало, выходил из своей комнаты редко, и Тася не понимала, почему муж не отправит его в какое-нибудь заведение для больных церебральным параличом, а держит в доме рядом со своими здоровыми и еще психически незрелыми детьми. Она не раз заводила разговор на эту тему, и всякий раз Аркадий Алексеевич закрывал оба глаза.

Вскоре начали собираться гости, запорхали поздравления, поцелуи, смешки, короткие незначительные фразы. Шелестели обертки и платья, отодвигались стулья. Усаженный за стол и повязанный салфеткой Севочка серебряной ложечкой извлекал из своего бокала осторожный задумчивый звон, изредка зевая. Наконец, все расселись, всем налили, и Аркадий Алексеевич встал, дабы провозгласить тост. Его дочь, чье лицо все это время хранило предельно скучающее выражение, постучала Севочку по плечу и почти насильно всунула ему в пальцы бокал с газировкой.

- Сейчас будем чокаться, динь-динь, Сева, понимаешь?! - прошипела она. - Только не раскокай рюмку, как в прошлый раз, горе! Тихонько динь-динь, понял?

- Я хочу смотреть телевизор! - потребовал Севочка.

- Да посмотришь еще свой дурацкий телевизор! Поздравишь тетю - и посмотришь!.. Да не клади ты локти в тарелку!

- Тихо там! - с грозным весельем прикрикнул Аркадий Алексеевич и подбоченился, после чего принялся произносить длинную поздравительную речь, простроченную бесчисленными "ну" и "короче". Гости, вначале слушавшие почти с собачьим вниманием, постепенно расслабились, начали отвлекаться, кто-то уже что-то шептал соседу на ухо, послышались рассыпчатые смешки, все еще вещавший хозяин дома покосился в ту сторону, и в этот момент произошла катастрофа, которая до сей секунды казалась немыслимой. Потому что ничего подобного не только не происходило раньше, но и вообще не могло произойти. В любом случае все пострадавшие так и не поняли, что, собственно, случилось, но почти все они готовы были поклясться, что тяжелый дубовый стол не шелохнулся, не просел, столешница не накренилась, никто не наклонял, вернее, не пытался наклонить стол и не тянул шутки ради за скатерть, свисавшую с краев столешницы кружевными фестонами. Ничего этого не было.

Но только все вдруг поехало в разные стороны.

Опрокинулись и с грохотом покатились бутылки, извергая свое содержимое на снежную скатерть и сметая по дороге сияющий хрусталь. Величественно и тяжело, словно придворные дамы в годах, заскользили к краю две супницы и, перевернувшись, отмерили коленям и животам гостей щедрые порции камбоджийского кокосового супа и семгово-раковой ушицы. Посыпались во все стороны серебро и фигурные тарелочки, чье-то платье со стразами искусно украсилось жареными осьминогами, чей-то пиджак принял на себя смачный шлепок теплым лососевым салатом. Прежде чем Тася успела вскочить, одна из ваз с красной икрой промчалась по столешнице со скоростью гоночного автомобиля и вывернулась на ее новое платье, покрыв синий атлас толстым слоем блестящих икринок и придав ему совершенно неповторимый вид. Ее дочь успела автоматически вскинуть перед собой руки, защищаясь от другой вазы, но та, ударившись о них краем, подпрыгнула, и черная икра хлынула в ее декольте. Запрыгали во все стороны фаршированные перепелки и гигантские мидии, словно спасаясь бегством. Севочка пронзительно завизжал, получив чувствительный удар порционным гусем в сметанном соусе. Румяный поросенок уже в воздухе отделился от блюда, на котором возлежал, и радостно влетел в чьи-то нечаянные объятия, немедленно пропитав их жиром. Дождем посыпались закуски и закусочки, соусники строем подъехали к краю и лихо ринулись вниз. Самыми последними стол покинули ледяные статуи, расколовшись на полу с печальным треском. Скатерть, безнадежно утратившая свою девственную белизну, покойно обнимала столешницу еще доли секунды, после чего неумолимо заскользила вправо и, порхнув, накрыла нескольких гостей, которые с испуганными воплями и руганью забарахтались под ней, вздувая льняную поверхность фантастическими буграми. Вокруг стола воцарился кавардак, а он стоял, поблескивая под бронзовой люстрой, массивный и прекрасный, словно античный атлет, сбросивший с себя ненужные одеяния, и рядом с ним стоял Аркадий Алексеевич, все еще сжимавший бокал в вознесенной застывшей руке.

- ..!!! - сказал он и уронил бокал на столешницу.

И не нашлось ни одного человека, который бы с ним не согласился.

* * *

Эша остановилась в Дальнеозерске исключительно с целью переночевать. Дальнеозерск был довольно милым маленьким городком, но лишь одним из многих, отделявших ее от конечной точки назначения. Ейщаров приказал ей двигаться без спешки и при каждой остановке тщательно наблюдать - не произойдет ли "чего-нибудь", и Эша, честно следуя приказу, сняла номер в частной гостинице и пошла прогуляться в поисках "чего-нибудь", до сих пор не в силах понять, как ей научиться отделять нужные "что-нибудь" от совершенно бесполезных, на которые она нередко попусту тратила время. Вон сцепились спаниель и французский бульдог, а хозяйки, отчаянно вереща, пытаются их разнять. Вон на скамейке хохочет молодежная компания. Вон кто-то шлепнулся с велосипеда. Вон мужчина и женщина ругаются возле машины. Вон идет девушка в очень короткой юбке и с очень кривыми ногами. Вон в кустах кто-то храпит. Вон парочка целуется. К кому подходить, чей разговор подслушать - ведь она всех их увидела, на всех обратила внимание. Какая из этих нитей может стать путеводной или нет ее здесь вовсе? Опять полагаться на случайность? В последнее время эта мысль Эшу отчего-то оскорбляла, будто она была неразумным щенком, которого рука Судьбы встряхивает за шкирку и разворачивает в нужном направлении. Ой, только не дай бог сказануть такое Ейщарову! Моральный садист! Вы будете получать сведения, Эша... ага, конечно! Езжайте в Череповец. А что там? А вот вы мне и скажете, Эша. И Эша устремилась.

Ни в самом Дальнеозерске, ни в его окрестностях не было никаких озер, и Шталь решила, что, вероятно, название города происходит из его удаленности от каких-либо озер. Зато на окраине протекала небольшая речушка с милым сердцу Эши названием Денежка и поросшими старыми ивами берегами. В самом Дальнеозерске тоже главенствовали ивы. Здесь были ивовые парки, ивовые скверы, ивовые аллеи и ивовые улицы, повсюду округло склонялись длинные ветви с нежными весенними листочками, и сидеть под ними на скамеечке было очень уютно. Она выбрала одну такую скамеечку, опустилась на нее и, сдвинув кепку на затылок, вытащила телефон. С минуту смотрела на него, раздраженно думая, что в последнее время у нее слишком часто возникает желание жаловаться нанимателю на отсутствие событий. По завершении мысли момент телефон зазвонил, и от неожиданности Эша чуть его не упустила.

- Здравствуйте, Олег Георгиевич! - мрачно сказала она в трубку, разглядывая прохожих сквозь колышущиеся гибкие ветви. - А я тут сижу...

- Опять?! - возмутился он. - За что на этот раз?!

- Нет-нет, просто на скамеечке в парке, вы что! Зачем обо мне так плохо думать?! Олег Георгиевич, а у меня денег мало осталось. Я без излишеств... но их мало осталось. Дайте что-нибудь, а?

- Что-то давно не было от вас известий.

- Не о чем извещать потому что. Как вы и приказали, еду себе тихонько в Череповец мирным туристом.

- Вы так говорите, будто за Череповцом земля заканчивается.

- А разве нет? Олег Георгиевич, может, мне поехать быстрее? Какой смысл - а вдруг тот человек...

- Сведения не очень точны, а по дороге вы можете кого-нибудь встретить.

- Но я никого до сих пор не встретила, - заныла Шталь. - Я каждый день вижу толпы народу, все они что-то делают, не гоняться же мне за каждым.

- Значит, вы недостаточно сильно хотите встретить нужных людей, - заявил Олег Георгиевич.

- Ну да, разумеется, все дело во мне, - Эша закивала невидимому собеседнику и заболтала ногами, разгоняя подбиравшихся к скамейке голубей. Она терпеть не могла голубей и никогда не могла понять, для чего они вообще существуют. - А может, здесь просто нет никого! И встречать мне некого! Я ведь нашла вам еще несколько вещей, правда? И вы ведь сами сказали, что в этих городах людей нет. Не знаю, какой у вас там на них детектор, но вы мне сами сказали, что там мне сейчас делать нечего. Это ВЫ сказали!

- Это я сказал, - подтвердил Ейщаров скучающим голосом.

- Между прочим, вы мне обещали премию за два самовозвращающихся мячика и табуретку, которая не любит, когда на нее садятся в нижнем белье, - напомнила Эша. - Хоть я и не нашла пока тех, кто с ними это сделал, но...

- Да получите вы свою премию, Эша. И перестаньте ныть, бога ради, что вы как маленькая? - снисходительно произнесли в трубке. - Ничего не происходит... вы должны быть готовы, что, может быть, еще месяц не будет ничего происходить. Или три. Вы думали, раз сразу получилось, то так будет и в дальнейшем? Те два раза вам просто крупно повезло.

- Да, именно за мое везение вы меня и нанимали, - Эша пригорюнилась. - Может статься, перегорело везение. От столь злонамеренного использования.

- Я в это не верю, - решительно сказал Ейщаров. - И, Эша, знаете что?

- Что?

- Идите работайте!

И пустота в трубке - вот так, как всегда, даже не попрощался! И что у вас за манеры, Олег Георгиевич? А в кабинете-то тогда вы были так вежливы, так предупредительны, руку подавали... Конечно, вам нужно было завлечь маленькую Эшу Шталь. И вам это удалось, черт возьми! Жаль, что вы не подарили мне на память свою фотографию, чтоб я могла на нее плевать или бросать в нее дротики! Я за ваши замечательные вещи, можно сказать, жизнью рискую... почти. Ну, душевным спокойствием уж точно! А от вас только и слышишь: "Идите работайте!" Над чем?!

От всех этих переживаний у нее засосало в желудке, и Эша только сейчас осознала, что довольно давно ничего не ела. Спрятав телефон, она сердито встала, исхитрилась дать пинка одному из особо толстых голубей, и быстро пошла через парк. Сумерки еще не начали густеть, прохожих было довольно много, и смотреть на них было очень утомительно, потому что в первую очередь бросались в глаза не лица, а вещи. Люди шли в вещах и по вещам, блеск украшений на женщинах теперь настораживал, и Эша машинально пыталась опознать камни в этих украшениях

поговорить с ними?

эй, вы кто? вы хорошо себя ведете?

Хризолит, покачивавшийся в вырезе ее куртки, ощущался довольно добродушно - вероятно, сегодня у него было хорошее настроение. Так мог бы ощущаться человек, беззаботно насвистывающий какой-нибудь веселый мотивчик. Совсем рядом, чуть не задев ее плечом, прошла женщина, и Шталь, бросив взгляд на ее руку, усмехнулась - на пальцах женщины происходила страшная ругань, если это так можно было назвать. Если дамочка и дальше будет носить на одной руке, да еще и на соседних пальцах столь сварливое аметистовое кольцо и не менее сварливый перстенек с опалом, которые терпеть не могли друг друга, добра не будет. Вещи самые обычные, просто очень старые и...

Господи это когда-нибудь закончится?! Спросить совета у Ейщарова? Мол, Олег Георгиевич, а ваши чародеи, часом, не заразные, потому что я слышу некоторые камни и холодильники. Это пройдет или мне посетить терапевта? Да-а, она спросит, и Ейщаров по окончании поисков живенько присовокупит ее к своей коллекции! Вот где носит нужных ей людей?! Где они окопались?! Ей нужно срочно их встретить! Ну, хотя бы одного, так его и эдак!

Но, если говорить откровенно, сейчас срочно встретить хотелось не нужных людей, а тарелку жареной картошки с телятиной под грибным соусом и к ним бокал хорошего светлого. Философски вздохнув, Шталь решила отдаться на волю волн и торопливо зашагала к выходу из парка.

Воля волн вывела Эшу на одну из главных дальнеозерских улиц. Она миновала несколько кафешек и баров и, наконец, остановилась перед одним со смешным названием "Чуланчик". Если говорить откровенно, Эша предпочла бы поесть в гостиничном ресторанчике - после Костромы кафе ее настораживали, но есть хотелось сильно. Возможно, это было лишь естественной потребностью организма, а возможно, и пресловутым первым звеном в цепочке случайностей... ну да ладно, нельзя же постоянно об этом думать! Когда хочешь есть, то надо это делать!

Взбежав по лестнице, Эша в дверях столкнулась с немолодой женщиной, бешено сверкавшей глазами, словно она стала жертвой на редкость непристойной шутки. Женщина свирепо двинула ее плечом и, не извинившись, простучала каблуками по ступенькам и замахала проезжающим машинам. Недовольно покосившись ей вслед, Эша шагнула в полутемный зал, и за ее спиной мелодично звякнул колокольчик. Зал был небольшим, а из-за заполнявших его полок и полочек, уставленных разнообразными старинными и полустаринными вещами казался еще меньше. На столешницах стояли стилизованные под керосинки светильники, и в целом кафе выглядело простенько, но довольно уютно. Паутины, прилагавшейся к любому чуланчику, здесь не наблюдалось, зато посетителей было много и пустовал лишь один столик. К нему Эша и подошла, отметив, что часть посетителей немедленно уставилась на нее - причем не как на очаровательную шатенку в очень идущей ей кепке (да, мы себя любим!), а как на человека, который сейчас может сделать что-то очень занятное. Взгляды Шталь крайне не понравились. Она покосилась на стойку, возле которой официант, имевший какой-то взъерошенный вид, разговаривал с барменом, потом на одного из посетителей, чей взгляд мгновенно изменил направление и уткнулся в пивной бокал. Эша настороженно огляделась, и прочие взгляды тоже метнулись прочь, словно стайка вспугнутых бабочек. Она посмотрела перед собой. Круглый столик с зеленой скатертью - одна штука. Пепельница - одна штука. Стулья - четыре штуки. Ничего подозрительного пока не обнаружено.

Поджав губы, она выдвинула один из стульев, бросила сумочку на соседний и села.

И оказалась на полу.

Падение было стремительным и легким, Эша нисколько не ударилась и сразу же вскочила. Вокруг затанцевали невесомые смешки, а официант, обернувшийся на звук ее убытия под стол, закричал на весь зал:

- Ой-ой, девушка, вы сядьте на другой, этот сломан, извините, я его сейчас уберу!

Шталь, сердито отряхиваясь, внимательно посмотрела на стул. Это был обычный недорогой стул, каких полным-полно в обычных недорогих барах - черный, металлический, с круглым сиденьем, обтянутым чуть вытертой тканью, разрисованной лилиями. И он не казался сломанным. Под ней не провалилось сиденье, у него не отвалилась ножка, он не накренился в какую-либо сторону. И все же Эша каким-то образом съехала с него, словно с отполированной детской горки. Возможно, стул, все-таки, был сломан. Так Эша тогда думала и про табуретку, попавшуюся ей на кухне квартирки, в которой она останавливалась в Буе. Хоть одетым, хоть голым на табуретке можно было сидеть совершенно спокойно. Но по неизвестной причине относительно новая табуретка с витыми ножками не выносила полупопий в нижнем белье. И человеку, имевшему неосторожность усесться на нее в трусах, немедленно начинало казаться, что он сидит не на табуретке, а на комнатной батарее, уложенной горизонтально - ее поверхность непонятным образом становилась неудобно-ребристой. А вот снял трусы или наоборот - надел штаны - сиди с комфортом! Потом она, конечно, посмеялась, но вначале Эше было совсем не смешно. Потому что Эша заскочила на кухоньку как раз-таки в нижнем белье. И Эша плюхнулась на табуретку с размаху. И синяки у Эши, между прочим, еще не сошли.

Наклонившись и не обращая внимания на смешки, Шталь тщательно прощупала сиденье. Оно не было скользким и держалось как влитое. Она покачала стул - он стоял надежно и не шатался. Она обошла вокруг него, после чего резко сказала официанту, уже подскочившему к стулу и тянувшему к нему руку:

- Стоп!

Тот застыл, словно на него наставили ружье, и произнес:

- А?

Отвернувшись от него, Эша осторожно снова опустилась на стул, накрепко вцепившись в сиденье с обеих сторон, в тот же момент ее пальцы заскользили, словно стул был смазан маслом, и она вновь оказалась на полу.

- Хм, - глубокомысленно сказала Шталь, поднимаясь и снова отряхивая брюки. Официант слегка округлил глаза, и одна его рука потянулась к затылку. Эша покачала стул, потом опять села, применив перед этим мысленную просьбу-нытье, некогда сработавшую с одним из ейщаровских кресел.

И оказалась на полу.

Официант превратился в статую, символизирующую крайнюю степень озадаченности. Из-за соседнего столика громко спросили:

- Девушка, вы мазохистка?

Проигнорировав реплику, Шталь еще раз осмотрела стул, после чего осведомилась:

- Сколько человек упало с него до меня?

- Я ж сказал вам - стул сломан, убрать забыли, - ответил официант, отмирая.

- И давно это происходит?

- Я ж сказал вам не садиться, что это вы вообще делаете?

- Так, ясно, - Эша взяла сумочку. - Сделайте любезность - сядьте на него.

- Это еще зачем? - подозрительно спросил официант.

- За двести рублей, - Шталь протянула ему две купюры, молодой человек принял их, удивленно сел на стул и оказался на полу.

- Значит, и мужчины, и женщины, - пробормотала Эша, сосредоточенно наблюдая, как официант с негодующим видом поднимается с пола. За столиками наступила мертвая тишина. Все головы были повернуты в их сторону. Бармен, облокотившись на стойку, с откровенным интересом ждал дальнейшего развития событий, и когда следующим действием Шталь было требование меню, на его лице появилось жестокое разочарование. За столиками загудели, негодуя, что представление так быстро закончилось, и атмосфера в "Чуланчике" вновь стала такой, какой ей и положено быть. Эша села на другой стул - и осталась на нем. Этому стулу явно было наплевать, кто на нем сидит и зачем. А может, он, как раз, любит шатенок? Или молодых? Или одетых в брюки? Вот и поди разбери! Неплохо было бы, конечно, усадить на этот стул поочередно всех посетителей "Чуланчика" - многие не откажутся от практически даровых денег. Но нельзя. Если стул - одна из разыскиваемых вещей, то создавший ее человек может быть еще в городе - не дай бог, спугнет подобным представлением! Может, он вообще в этом баре работает, как Лиманская!.. Вариант, хотя это было бы слишком просто и слишком большой удачей. Интересно, этот стул из той же серии, что табуретка и ейщаровские кресла или нет?..

- Выбрали? - осведомился официант, вновь появляясь рядом и глядя с неким опасливым ожиданием. Эша кивнула и зашуршала страницами, небрежно тыча ногтем в названия блюд.

- Это, вот это, вот это и стул.

Молодой человек наклонился и вкрадчиво спросил:

- Что?

- Стууул, - повторила Шталь, растянув гласную до невозможности. - Куплю у вас стул. Вот этот.

Официант, выпрямившись, зачем-то огляделся, словно секретный агент, опасающийся слежки, потом снова наклонился.

- Зачем?

- Затем, что я так хочу, - ответила Эша тоном капризной женщины, удивленной бестолковостью собеседника. - У меня такая причуда. Мой врач рекомендовал мне переносить всплески негативной энергии с людей на вещи. Я упала с этого стула, и у меня, естественно, сплошной негатив. Я хочу купить этот стул, чтобы ему отомстить. Иначе мне захочется отомстить вам.

На блеклом лице молодого человека появилось такое выражение, словно ему предстояло в одиночку втащить на девятый этаж рояль.

- Почему мне? - растерянно спросил он, и Эша мысленно отругала себя - официант был явно не из тех, с кем проходят такие высказывания. Таким все следует говорить четко, ясно, и содержание сказанного должно быть простым и мирным.

- Извините, я пошутила. Просто мы с мужем коллекционируем барные стулья, непременно взятые прямо из баров, а такого у нас еще нет. Он же все равно сломан - зачем он вам? Кроме того, вы его вовремя не убрали, - обнажила она кинжал угрозы.

- Я сейчас, - сообщил официант и ушел. Через несколько минут он вернулся и довел до сведения Эши, что они с радостью и даже в убыток себе уступят ей стул за две тысячи. Шталь заметила, что за две тысячи она воробья в поле загонит. Сошлись на тысяче, хотя Эша не сомневалась, что это совершенно вопиющая переплата. Официант забрал деньги, и она ногой придвинула к себе стул, перешедший в ее собственность. Если стул окажется всего лишь стулом, это будет одна из самых глупейших покупок в ее жизни..

Официант вернулся с заказом, аккуратно расставил его на столике и, покончив с этим, тихонько поинтересовался:

- А зачем вам было надо, чтоб я за деньги на стул-то сел?

Эша, неохотно оторвавшись от телятины, утомленно посмотрела в его внимательные глаза.

- Да просто так.

- А-а, - сказал он. - А еще деньги у вас есть?

* * *

Эша, скрестив руки на груди, стояла посередине гостиничного номера и внимательно смотрела на стул. Возможно, стул тоже внимательно смотрел на нее - Шталь не знала, так ли это на самом деле, но, во всяком случае, выглядел он довольно издевательски, и его гнутая железная спинка весело поблескивала под светом лампы.

- Значит, не желаешь, чтобы на тебе сидели? - официальным тоном спросила Эша. - Но ты ведь для того и сделан, разве нет?

Стул молчал - ну, еще бы! Стул был совершенно обычным. И совершенно несломанным - это подтвердили два независимых свидетеля - столяр и сборщик мебели, которых Эша, не откладывая дела в долгий ящик, исхитрилась разыскать в Дальнеозерске этим же вечером и, используя смесь из очарования и денег, заставила стул осмотреть. Они не нашли ни единого дефекта и, несколько раз по очереди каждый с этого стула свалившись, ушли очень удивленные. Вердикт остался прежним. Весь стул был вымерен, выстукан и прощупан. Он был цел.

Но усидеть на нем было невозможно.

- Ладно, - угрожающе сообщила Шталь стулу, - я и не таких раскалывала!

Она перетащила на пол подушки - на всякий случай, ибо, приноровившись, со стула можно было не падать, а просто успевать вовремя вскакивать на ноги - и приступила к дознанию.

Через час она отступила от дознания, вспотев и-таки получив несколько чувствительных ушибов, но так ничего и не добившись. Стул не желал, чтобы на нем сидели. На него не действовали ни просьбы, ни уговоры, ни слезы, ни ругань, ни угрозы, ни реверансы, ни обещания, ни патетические речи. Поцелуи на него тоже не действовали - разумеется, Эша не собиралась упоминать в отчете Ейщарову, что целовалась со стулом. На него нельзя было сесть ни в брюках, ни в юбке, ни в нижнем белье, ни голой натурой. На него нельзя было сесть ни с едой, ни с сигаретой, ни с бокалом вина - ни с чем. Под конец Эше начало казаться, что она уже не столько стремительно слетает с сиденья, сколько стул сам выворачивается из-под нее, словно норовистая лошадь, но так и не поняла, было ли это на самом деле. Бормоча проклятия в адрес своенравного мебельного изделия, она плюхнулась на кровать, глядя на стул почти с ненавистью. Тот все так же стоял посередине комнаты, но теперь тоже выглядел утомленно, хотя и по-прежнему издевательски, и Эша с трудом подавила в себе желание схватить стул за спинку и долго молотить им о стену. Вывод следовал один - либо дело в персоне самой Эши, либо стул не делает различий ни в чем и ни в ком, как та злая ейщаровская книга или ленивая игла. Шталь хмуро посмотрела сначала на компьютер, потом на телефон и, выбрав телефон, взяла его и начала рассеянно вертеть в пальцах. Сообщить о стуле сейчас или потом, когда поймет в чем дело? Но она говорила с нанимателем лишь несколько часов назад. Нет, наверное, не стоит.

В эту секунду из трубки донеслось невнятное бормотание, и, опустив глаза, Шталь увидела светящийся дисплей и имя абонента. Она растерянно прижала телефон к уху, поняв, что машинально нажала нужные кнопки.

- Что у вас? - сказал Ейщаров уже внятно. На заднем фоне отчетливо слышались звуки развеселого застолья, и Эшу немедленно охватило жгучее любопытство. - Говорите быстрее, я занят.

- Я просто хотела сообщить, что купила стул.

- Рад за вас.

- Не иронизируйте, судя по всему этот стул из тех, что вам нужен. Но если вам не интересно...

- Говорите, только постарайтесь покороче.

Эша хмуро сделала краткий доклад, завершив его заявлением, что разобраться в причинах строптивости стула ей не удалось.

- Так продолжайте, - велел Олег Георгиевич, и рядом с трубкой что-то звякнуло. - Разберитесь со стулом и работайте по обычной схеме. Если поймете, что с ним, найти человека будет гораздо проще.

- Я не хочу продолжать с ним разбираться! - буркнула Эша. - Это больно! Вполне хватает того, что сел - и раз, и плюх! Черт знает что, вообще! Как вещи так с него не падают! Чем это я, интересно, хуже вещей?!

- Господи, Эша, - произнес в трубке усталый голос, - я думал, что взял на работу перспективную журналистку, а получил девчонку-нытика.

- Я не девчонка! - возмутилась она. - Мне двадцать четыре! Александр Македонский в двадцать четыре...

- Вы не Александр Македонский, - заметил Ейщаров. Поспорить с этим утверждением было трудно, а заявлять, что, в отличие от Македонского она, по воле Ейщарова, занимается какой-то чушью - опасно, и Эша предпочла промолчать. В далекой Шае чей-то игривый женский голос потребовал от Ейщарова сию же секунду положить телефон и присоединяться к остальным, и Шталь разозлилась еще больше. У них там, видите ли, симпосион, а ее удел - падай себе со стульев и думай - и почему бы это?!

- Ладно, - сдержанно сказала она, - не смею боле задерживать - слышу, у вас там дела.

- Да это так... - неожиданно дружелюбно поведал наниматель, - банкет по случаю подписания контракта.

А, ну-ну. Интересно, Олег Георгиевич, а какой вы бываете, когда много выпьете?

- Пьяный, - со смешком ответил Ейщаров ее мыслям, и Шталь вскочила.

- Что?! И после этого вы будете утверждать, что вы не...

- Эша, как по-вашему, о чем я сейчас думаю? - очень мягко спросил он.

- О... Надеюсь, не о том, чтобы меня уволить?

- Вот видите, быть телепатом совсем несложно, - язвительно произнес Ейщаров и повесил трубку. Эша швырнула телефон на кровать, обругала себя, Ейщарова, стул, и еще раз Ейщарова - на всякий случай. Кипя от злости села на стул, свалилась с него и отправилась спать.

* * *

На следующее утро Эша перенесла дознание стула на улицу. Она кочевала по городским окраинам, выбирала местечки потише и предлагала старательно отобранным прохожим возможность немного заработать, посидев на стуле, изобретая при этом самые разные причины - от съемок передачи до научно-мебельного эксперимента. Большинство из этих причин звучали настолько глупо, что Эша не решилась упоминать их в последующем отчете, но прохожим этого хватало - соглашалось большинство, и после каждого из этого большинства Шталь становилось все грустнее. Стул не принимал никого. Со стула падали и мужчины и женщины, и блондинки и брюнетки, и крашеные и натуральные, и лысые и волосатые, и полные и худые, и дети и старушки - последних Эша старательно ловила. Со стула падали и русские, и азиаты, и кавказцы. Со стула упал и случайно обнаруженный в сквере сомалийский потомок - веселый, иссиня-черный индивидуум в неповторимо яркой вязаной шапочке. Кошки и собаки тоже падали со стула, но этот эксперимент Эша прекратила уже после третьего животного, украсившись длинной царапиной на предплечье. Время уже перевалило за полдень, а у нее по-прежнему не было никаких результатов, и она, раз за разом, устало наблюдала один и тот же процесс: и сел - и плюх! и сел - и плюх! и сел - и...

- А вы почему не упали?! - удивленно-сердито вопросила она, и усевшийся по ее просьбе на стул очередной прохожий посмотрел озадаченно.

- А должен был?

- Ах ты елки-палки! - воскликнула Эша с облегчением и негодованием и быстро обошла вокруг сидящего. Непостижимо, почему ей не пришло в голову сесть именно так! Прохожий был молодым неженатым темноволосым человеком с техническим образованием - таких на стуле уже побывало с десяток, значит, дело было не в нем. - Вы всегда так садитесь?

- Ну, не общественных местах и не в гостях, конечно, - заверил тот, сидевший на стуле задом наперед, положив руки на спинку, - но дома обычно да. А что?

- Встаньте! - потребовала Эша и заняла его место, так же усевшись на стул задом наперед. И так же осталась на нем сидеть, как на любом точно таком же стуле.

- А-а, попался! - злорадно-торжествующе сказала она стулу и шлепнула его по спинке. Молодой человек, убирая более чем, по ее мнению, заработанные деньги в карман, с интересом сказал:

- Забавная у вас передачка, только где ж вы оператора спрятали? А что за передачка - я в местном ти-ви не ориентируюсь, я тут проездом - и надо же, как сразу повезло! Кстати, меня Илья зовут.

- Полина, - Эша перенесла внимание со стула на молодого человека и оценивающе его оглядела. Молодой человек был симпатичным, высоким, спортивным и наглым - как раз в ее вкусе. Конечно, она изыскивает вещи, но это не значит, что она должна проводить с ними все свое время!

- А вы, Полина, скоро с вашей передачкой закончите? - осведомился Илья, глядя на нее не менее оценивающе. - Может быть...

- Быть может, - сказала Шталь.

* * *

- Забавная история, правда? - спросила Эша, аккуратно присаживаясь за служебный столик. Вчерашний блеклолицый официант посмотрел на нее удивленно-настороженно и согласился, что история действительно очень забавная, после чего сообщил, что сегодня они никак не могут продавать стулья, но если она зайдет на будущей неделе... Эша отрицательно покачала головой, разглядывая его. Официант был немного похож на Григория - наставника кухонной техники - такой же худощавый, такой же длинноносый и такое же унылое лицо, но оно было более костистым и более блеклым. К тому же он был намного моложе. Глаза у него были бледно-голубыми, проворными и казались похожими на маленьких зверьков, опасливо выглядывающих из своих норок. Судя по табличке на пиджаке официанта звали Олег, и Эша сердито подумала, что в последнее время как-то слишком много развелось Олегов. Она огляделась - зал был почти пуст. Один из официантов болтал с барменом, другой, стоя возле окна, болтал с мобильником. Третий сидел рядом с Олегом и с аппетитом поглощал румяные, исходящие жиром жареные колбаски.

- Я люблю забавные истории.

Официант согласился, что все любят забавные истории.

- А у вас тут бывало еще что-то подобное?

Олег сказал, что ему нужно идти работать. Эша запустила руку в сумочку и принялась с задумчивым видом раскладывать на столе пасьянс некрупными купюрами. Наблюдая за ней, Олег заметил, что, в принципе, работать сейчас ему и не так уж надо, после чего покосился на поедателя колбасок, тоже наблюдавшего за пасьянсом, и выразительно сделал глазами знак на соседний пустующий столик. Эша сгребла деньги и направилась туда, а когда официант заговорил, мысленно немедленно принялась составлять отчет.

"Подобные случаи происходили в "Чуланчике" четыре раза. Мебель была куплена три года назад, когда он, собственно, и открылся, и с тех пор практически не менялась. Стул испортился вчера - точное время не установлено. Еще один стул испортился два месяца назад, но с него падали не все посетители, из чего можно сделать вывод, что у того стула были совсем другие критерии отбора тех, кто может на нем посидеть. Еще за три месяца до того странно стал вести себя один из столов - с него падали блюда, причем, по заверениям официанта Олега (он вам, случайно, не родственник? - зачеркнуто) - падали с него исключительно горячие блюда - супы, пельмени, жаркое, чашки с кофе и чаем, а вот прочее - например, пиво или, там, салат стояли себе спокойно. Стол не любил горячих блюд? Так и представляю, как стол, на который поставили дымящуюся тарелку с ухой, кричит: "Ай-ай, жжется!" - и сбрасывает уху к чертовой матери (зачеркнуто). А за полгода до этого один из столов вдруг опрокинулся. На него ничего еще даже не успели поставить - он просто взял и опрокинулся. И больше поставить его уже не удалось, он опрокидывался - и все! С ножкой, вроде, все было в порядке, и никто так и не понял, в чем дело. Может, этот стол заболел? (зачеркнуто, вписано "упал в обморок", зачеркнуто, вписано "безвременно скончался", зачеркнуто, вписано "в общем, не знаю я!") В любом случае, от этой мебели избавились и исследовать ее не удастся, поэтому нам с вами (зачеркнуто) - Вам, глубокоуважаемый, хе-хе ("хе-хе" зачеркнуто) придется довольствоваться стулом, пока я не найду что-нибудь еще. Больше ничего вразумительного и интересного официант мне не сообщил и принес мне мой заказ - семгу с корочкой (зачеркнуто), бокал белого полусладкого (зачеркнуто), ржаные сухарики и стакан воды (подчеркнуто).

Эша Шталь".

Едва мысленный отчет был готов, а семга с корочкой наполовину съедена, как Олег, который, вернувшись, вновь сел рядом и принялся болтать какую-то чушь о боулинге и своей стереосистеме, вдруг сказал: "Ой, ну вот!" - и изогнулся так, будто хотел спрятать голову под стол. Одновременно с этим извещающе звякнул дверной колокольчик, и в зальчик прибыло трое новых посетителей. Посетители были довольно юны. Девочке, рыжеволосой и с красивым, но злым лицом, вряд ли было больше пятнадцати, хоть она и выглядела более чем сформировавшейся. Мальчик с длинными темными волосами казался чуть старше, его необъятные джинсы были усеяны множеством столь же необъятных карманов, и он, худой и высокий, походил на метелку для смахивания пыли. Возраст третьего посетителя определить было довольно трудно, но отрешенное выражение его лица с высоко приподнятыми бровями, неопределенной улыбкой и рассеянным взглядом говорило само за себя, и Эша немедленно вспомнила женщину из своего шайского двора, жившую с матерью в соседнем доме. Та только и делала, что с утра до вечера бродила по улице, разговаривала с кошками, по весне собирала целые охапки одуванчиков и в свои тридцать пять лет выглядела не старше шестнадцати. Все же Шталь решила, что третьему посетителю лет семнадцать-двадцать - не больше. Он вошел почти на цыпочках, раскачивающейся походкой, скрещивая колени и припадая на левую ногу, а его левая рука была согнута и прижата к груди. Дружелюбно улыбнулся посетителям, стенам, стойке, бармену и вместе с остальными проковылял к столику неподалеку от Эши.

- Хозяйские дети, - шепотом сообщил ей Олег, вскакивая. - И какого лешего их опять принесло?!

Он подлетел к столику, и паренек и его одарил улыбкой, чуть расплывающимся голосом сказав:

- Привет, Олег!

Остальные не поздоровались, глядя с уверенной надменностью до крайности избалованных детей богатых родителей. Потом девочка негромко заговорила, вздернув подбородок и чуть щуря глаза, и официант согнулся ниже, всей своей фигурой изображая предельную услужливость. В процессе этой неслышной Шталь беседы паренек то и дело весело постукивал пепельницей по столу и громко требовал:

- Мороженого, Олег! Мороженого. Замороженного-замороженного! И шоколад.

- Конечно, Сева, сейчас я принесу тебе мороженого, целую гору, - заверил Олег, и Эшу покоробила фальшь в его добродушном голосе. Девчонка хихикнула, после чего отняла у Севы пепельницу и шваркнула ее на стол.

- Ну хватит, задолбал уже! Неужели нельзя вести себя тихо - хоть не ходи никуда с тобой! Быстрей бы уже Надька вышла! Олег, принеси ты ему это дурацкое мороженое! Видел же, что мы зашли - знаешь же, что он сразу разорется!

Официант, развернувшись, проворно метнулся в сторону кухни. Второй парень, наклонившись, сунул руку в карман джинсов, находившийся ниже колена, извлек оттуда телефон и наполнил зал громкими рингтонами. Его брат потянулся было к сотовому, но тот отодвинулся, продолжая нажимать на кнопки. Девочка изредка томно смотрела на часы, эффектно забрасывала ногу за ногу и скучающе оглядывалась. Эша, сидевшая вполоборота, прижала ладонь ко рту, чтобы не захихикать над ее ужимками, и в этот момент Сева, на фоне своих надменных родственников казавшийся веселым воробышком, втиснутым между голубиными птенцами-переростками, широко, во весь рот, снова улыбнулся - на этот раз Эше, не успевшей отвести глаза, и, решив, что этого мало, поднял руку и помахал ей, задев локтем сестру, которая тут же сердито-вопросительно что-то прошипела.

- Там красивая девочка! - пояснил паренек на весь зал и указал пальцем, и все, кто был в зале, немедленно повернулись посмотреть на "красивую девочку", которая уже отвела глаза, хихикая в недоеденную семгу. Сзади что-то пробурчали, потом прибежал Олег и принялся выставлять на столик заказ. Сева немедленно вцепился в креманку и приступил к поеданию мороженого. Ел он аккуратно, но медленно, подолгу рассматривая каждую ложку перед тем, как отправить ее в рот.

- Ф-фу! - сказал Олег шепотом, наконец усаживаясь на свое место. - Вот не повезло, опять в мою смену. Папаша-то запрещает им приходить сюда, да еще с этим... - он чуть сморщился, - а они все равно таскаются. Если он узнает, им влетит, а если он узнает позже, чем должен был узнать, влетит и нам. И так, и так плохо, а мне так совсем.

- Почему?

- Мать моя у их родителей куховарит, - пояснил Олег. - А эта девка такого наболтать может... ой, сучата еще те! Да еще и двоюродного братца с собой таскают, клиентов отпугивают.

- Чем? - осведомилась Эша не без прохладцы. - Ни ДЦП, ни умственная отсталость не заразны, насколько мне известно.

- Зато выглядят неэстетично. Приятно вам есть, когда рядом вот такое сидит? - Олег вдруг резко наклонился вперед, и Шталь, уже раздумывавшая над тем, чтобы огреть его тарелкой или пепельницей, невольно отдернула голову. - Слу-ушайте, а хотите еще одну забавную историю? Они пришли, и я как раз вспомнил - мать рассказывала. Вам понравится.

- Не, не хочу, - лениво ответила Эша, ковыряя вилкой в рыбе.

- Но это из той же оперы случай - даже еще интересней!

- Ну и что?

- Практически бесплатно, - вкрадчиво и вместе с тем почти жалобно сказал официант. Эша, вздохнув, с видом человека, делающего величайшее одолжение, вытащила парочку купюр и положила на столик, пальцы Олега легли на них и потянули к себе, но Эша прижала деньги к столешнице, и он понимающе ухмыльнулся.

Дополнение к отчету.

"Чуланчик" принадлежит некоему Аркадию Алексеевичу Гречухину, заслуженному предпринимателю, которому, помимо него, принадлежит еще много чего в Дальнеозерске (хотя, конечно, до вас ему очень далеко - зачеркнуто). Недавно, во время празднования дня рождения его жены, которое проводилось в их доме, с праздничного стола по необъяснимой причине все рухнуло на пол и на гостей, хотя никто не наклонял стол, не тянул за скатерть и так далее. Хозяйка дома и ее повариха утверждают, что это происки полтергейста. Хозяин утверждает, что это чушь собачья. О дефектах стола и истинном положении дел ничего не известно, но известно, что в дом в отсутствие хозяина приглашались спецы по полтергейсту (типа охотники за привидениями а-ля рашен - зачеркнуто). Любопытно, что помимо бара и прочего Гречухину так же принадлежат двое детей и племянник, часто посещающие "Чуланчик", в котором иногда странно портится мебель. Может, тут замешан полтергейст, может - наш клиент, и мне срочно нужно узнать, как мне отличить одно от другого. Но, судя по этим детишкам, во всяком случае, двоим из них, в этом доме еще те хозяева, и я туда не полезу ни за что (зачеркнуто) ни за какие деньги (зачеркнуто) только за соответствующие деньги. Кстати, по информации того же Олега (зачеркнуто) официанта (зачеркнуто) козла-официанта (неэстетично ему, блин!.. как будто он сам... - зачеркнуто) супруги Гречухины увлекаются антикварной мебелью, хотя, может статься, выйдет так, что это мебель увлекается супругами Гречухиными.

Эша Шталь".

- Антикварной мебелью? И много ее там? - с интересом спросила она.

- Ой, да до хрена! Правда, мать в ней не разбирается, так что, может, не такая уж она и антикварная - так, фитюльки всякие...

- Ну-ну, - Эша краем глаза наблюдала за столиком Гречухиных-младших, к которому как раз подошли еще несколько подростков и завели с сидящими увлеченную беседу. При этом все недовольно поглядывали на Севу, и Шталь поняла, что ему предстоит проводить с сестрой и братом довольно большую часть вечера. - Господи, зачем он с ними-то ходит, разве дядя не видит, как они к нему настроены? Веселая жизнь у бедняги!

- У него такой метод воспитания, - Олег пожал плечами. - А еще - способ наказания, мать говорила. Как только кто из детей провинится - они обязаны гулять с двоюродным братом. Сам-то он сирота. Вообще-то у него есть что-то вроде няньки, но она попала в больницу - что-то там по женской части... На ее место пока никого не брали - может, ждут, пока она выздоровеет. Поэтому они с ним чаще гуляют, ну и бесятся, естественно!

- Семейка извращенцев! - пробормотала Шталь, склонив голову. - Нет, ну ты слыхал?

Хризолит внезапно разволновался, считая, что осуществлять то, что уже начало оформляться в ее голове, страшно неразумно, и от подобных людей лучше держаться подальше. И от Олега тоже. И вообще Эше Шталь с ее стремлением к неприятностям лучше поселиться на необитаемом острове.

Надавать бы тебе по голове - так и сделаю, как только пойму, где она у тебя!

Камень немедленно замолчал. Это был очень обидчивый камень. Эша побарабанила пальцами по столешнице, потом убрала руку, и Олег утянул к себе деньги.

- Значит, им бы, наверное, пригодился временный работник?

- Раз они и местных никого не берут, то со стороны и подавно не возьмут, - Олег смотрел на ее сумочку. - А вы сто процентов не местная. Нужна веская причина, чтоб они вас взяли.

- Причина будет, - Эша снова посмотрела на столик, и паренек, теперь сидевший чуть в сторонке от остальных, поймав ее взгляд опять ей помахал, и Шталь тоже ему помахала и вновь отвернулась прежде, чем на нее взглянула его рыжая сестра. - А вы, говорите, куховарит, мать ваша?..

- Они всех проверяют, - сказал официант нерешительно. - Слушайте, я не участвую во всяких...

- Боже упаси! - Эша округлила глаза. - Как вы посмели про меня такое подумать?!

- Ну а зачем вам туда тогда?

- Ах, да, формальности, - она вздохнула и, вытащив ручку, написала на сигаретной пачке несколько цифр. Олег скосил на них глаза и сказал:

- Договорились.

Когда-то, Олег, и я так же посмотрела и так же сказала. И крепко влипла.

- Скоро вернусь, - сообщила Эша и, встав, покинула "Чуланчик". Уверенно вызвала номер Ейщарова - сейчас у нее было важное дело, и когда тот ответил, без церемоний и приветствий заявила:

- Мне кое-что нужно.

- Зайдите в банк, - ответил он.

- И еще кое-что.

- Излагайте.

Шталь изложила. Ейщаров немного помолчал.

- Не очень мне это нравится, - наконец сказал он.

- Если работа окажется слишком специфической, я, разумеется, откажусь.

- Хорошо, я вам скоро перезвоню. И зайдите в банк.

- Вы мне уже это говорили, - удивилась Эша.

- Так вам ведь нравится, когда это повторяют.

* * *

- Значит, вы дальняя родственница нашей Наташи? - рыжеволосая хозяйка дома аккуратно сложила бумаги и оценивающе посмотрела на Эшу. - И с какой же стороны, позвольте узнать?

- Троюродного брата. Я здесь лишь на пару месяцев, и тетя Наташа упоминала, что вам нужен временный работник, - Эша чуть поежилась, передергивая плечами и чувствуя себя страшно некомфортно в глубоком кресле с фигурной и очень жесткой спинкой. Ее приняли в холле, и осторожно оглядываясь по сторонам, Шталь подумала, что ей еще не доводилось видеть столь безвкусно и нелепо обставленного помещения. Мебель здесь была явно дорогая, и по отдельности, многие из предметов обстановки смотрелись бы великолепно, но их здесь было столько, что холл больше походил на склад и безнадежно проигрывал по сравнению с продуманной уютной красотой, с которой Эша встретилась в ейщаровском кабинете. Сама хозяйка дома и двое ее детей, Макс и Ника, сидевшие напротив на золоченом тонконогом диванчике, обтянутом фисташковым сафьяном, как-то терялись на фоне всей этой мебели и казались лишь дополнением к обстановке. Таисия Игоревна, высокая, грациозная особа, выглядевшая намного младше своих сорока двух лет, сидела, чуть склонившись к подлокотнику в позе, исполненной легкого аристократичного утомления. Девочка, сидевшая справа от нее, была точной ее копией. Подбородок она задирала высоко, а в позе, повторявшей позу матери, была откровенная рисовка. Ее брат, пристроившийся слева, играл со своим сотовым, болтая ногами. Кроме них в холле находился лишь сурового вида человек, неподвижно стоявший неподалеку от напольных часов. Человек смотрел на Шталь с рабочим интересом. Прочие смотрели так, будто она была пьяным слесарем, ввалившимся на светский раут, и Эше невольно вспомнились строчки из песни:

Смотри - на балконе семейство во фраках.

Как чинно они поглощают омлет!

Ну кто мог поверить, что здесь была драка

За очередь первым войти в туалет.1

- Ну, нам действительно нужен прогульщик, - задумчиво произнесла Таисия Игоревна, и Эша, спрятав начавшую было зарождаться ухмылку, подумала, что до сих пор ей доводилось прогуливать лишь уроки и лекции. - Где-то на неделю, на две, пока Надя не выйдет, но если я и возьму кого-то, то только из местных...

- Ты и из местных никак выбрать не можешь! - прошипела ее дочь.

- Помолчи!

- Нет уж! Взяла бы уж хоть кого-то! Я хочу по вечерам нормально с друзьями гулять, и Макс тоже, а вы нам постоянно навязываете это чудо! Ну куда с ним ходить?! Сева, конечно, ничего, но наша жизнь ему не подходит. Или нанимай кого-то, или отдай его в детский сад, я не знаю! Или пусть дома сидит!

- Врачи рекомендуют прогуливать его каждый день, - недовольно ответила Таисия Игоревна, и Шталь нахмурилась - тон у нее был таким, словно она говорила о больном псе. - Собственно, здоровье у него в порядке, и вся работа заключается в том, чтобы до выхода Нади гулять с ним днем и наблюдать за ним, когда он в доме. У моего племянника спастическая гемиплегия и очень пониженный интеллект, и он... довольно неуклюж, поэтому надо следить, чтобы он себе не навредил.

Эша внезапно с отвращением поняла, что хозяйку беспокоит не столько повреждения племянника, сколько возможные разрушения, которые он может совершить в ходе своих прогулок. Упасть, например, на какой-нибудь хрупкий столик или вазу своротить.

- У него строгий распорядок дня, - продолжила Гречухина, - ложится он рано, обслуживать способен себя сам, но все равно надо быть готовым ко всему, поэтому человек, присматривающий за ним, должен проживать в доме. Вот почему я предпочла бы...

В этот момент отворилась входная дверь, и в холл громким шагом вошел очень большой человек, масштабный не столько в длину, сколько в ширину и похожий на дирижабль, который плохо одели в очень хороший костюм. Несмотря на то, что человек казался добродушным и наличие Эши в кресле встретил широкой улыбкой, Шталь он не понравился. Ей вообще никто здесь не нравился, и она чувствовала, как под тканью кофточки нервничает хранитель ее благоразумия - ему здесь тоже никто не нравился.

- Что, еще одна? - осведомился он, расстегивая пиджак и опускаясь в кресло, которое жалобно вздохнуло. - Тася, мне это уже надоедает! Вообще-то, мне кажется, что с Севой должны гулять брат и сестра, для того семья и существует!

- Папа! - негодующе воскликнула Ника, вскакивая, а ее брат лениво заметил, что днем они все равно в школе, а вечером Севе гулять ни к чему.

- Цыть, потомки! - гаркнул хозяин и ткнул в Эшу взглядом, словно указательным пальцем. - И как мы называемся?

- Мы называемся Лера Казакова, - рапортовала Шталь, с неудовольствием подумав, что Ейщаров мог бы выбрать и что-нибудь поблагозвучней. Таисия Игоревна кратко пересказала мужу резюме гостьи, и тот одобрительно кивнул.

- Это хорошо, когда молодежь сама зарабатывает, а не вешается на чью-то шею.

Эша подумала, что была бы не прочь повеситься кое на чью шею, но вслух, разумеется, этого не сказала. На лицах обитателей дивана появились кислейшие улыбки - они явно не одобряли подобного жизненного девиза, после чего все дружно повернули головы к лестнице, от которой донесся нестройный звук шагов, и вскоре на ней появилась осторожно спускающаяся раскачивающаяся фигура, крепко держащаяся за перила.

- Что ты делал наверху? - недовольно спросила Таисия Игоревна. - Я ведь сказала тебе быть в своей комнате. Иди...

- Нет, так даже лучше! - перебил ее муж. - Шагай-ка сюда, Севка!

Тот нерешительно пересек холл, остановился возле кресла, и Шталь машинально встала, что удалось ей лишь со второй попытки - кресло действительно было слишком глубоким. Сева улыбнулся чуть расплывающейся, но приветливой улыбкой, и Эша так и не поняла, узнал он ее или нет. Он казался намного приятней прочих обитателей дома, и черты его лица, которое словно постоянно тянули вверх за невидимые ниточки, все же выглядели четкими и правильными. Темные глаза смотрели немного пустовато, каштановые волосы средней длины лежали аккуратно и казались очень мягкими. Прежде чем Эша успела что-то сказать, Сева начал беседу сам:

- Ты будешь со мной гулять?

- Ну...

- До самой реки?

- Если...

- Это хорошо, - констатировал Сева и крепко ухватился за ее запястье, повернувшись и чуть передвинувшись, словно пытался спрятаться Эше за спину. Гречухин довольно сказал:

- Ну вот и решено почти.

- Наконец-то и Сева нашел себе девчонку, - съюморил братец, продолжая развлекаться с мобильником. Хозяин дома встал, поправил свой внушительный живот, шагнул к диванчику и взял у жены документы.

- Ваши?

- Ага.

- Проверить, - приказал он, и через холл к нему подошел еще один человек, появившийся словно бы из стены, забрал документы и так же таинственно испарился. - Завтра мы все решим окончательно, а пока вы свободны.

"Если бы!" - мрачно подумала Шталь.

* * *

Официальная часть работы оказалась еще менее сложной, чем предупреждала Гречухина - ей практически ничего не приходилось делать, но недостатки заключались в том, что ее перемещения по дому были сильно ограничены. Таисия Игоревна в первый же день провела ее по особняку и тщательно объяснила, куда Эше ходить не следует, на какой мебели можно сидеть, на какой нельзя и к какой лучше вообще даже не приближаться. Попутно она с восхищенным придыханием излагала подробную биографию каждого стула или дивана - даже классических и ампирных, которые, как оказалось, Гречухина не жаловала. Ее речи сплетались в причудливые, не без примеси хвастовства и тщеславия узоры, инкрустированные бесчисленными фамилиями и титулами, и переходя вслед за ней из комнаты в комнату, от кресла к креслу, Шталь впадала во все большее отчаяние. Трехэтажный дом не был таким уж огромным, но мебели здесь было не просто много - ее было немыслимо много, она стояла повсюду, даже в коридорах и на лестничных площадках, и для жизненного пространства было оставлено довольно мало места. Найти здесь что-то нужное, если оно было, а через него - кого-то нужного, если он тоже был, казалось невозможным, и Эша с легкостью бы согласилась променять все изящные стульчики, бесчисленные столики и комоды на пресловутую иголку в стоге сена. Она даже хотела позвонить Ейщарову и пожаловаться на невыполнимость задачи, но тот, очевидно, предусмотрел такой вариант и своевременно отключил телефон.

Хлопот с подопечным у Эши почти не было. Ее поместили в соседнюю с ним комнатку, обставленную не антикварной, но стилизованной мебелью, которую Шталь немедленно исследовала на предмет плохого поведения, но пока ничего не обнаружила - мебель вела себя вполне пристойно, даже после того, как Эша для проверки наговорила ей кучу гадостей, попрыгала на кровати и опрокинула с самого начала не понравившийся ей стул в глупых розовых цветочках. Из этой комнаты ей было хорошо слышно, что Сева встает довольно рано - уже после семи утра за стеной ходили, включали телевизор и что-нибудь роняли. Но завтракать Севу приглашали не раньше девяти, и Эша думала, что это делалось для того, чтобы паренек не встречался с остальными членами семьи. В девять Ника и Макс уже были в школе, Аркадий Алексеевич - на работе, и в доме оставались лишь мебель и хозяйка, которая изредка заходила на кухню пожелать племяннику доброго утра. Она делала это так, будто выполняла обязательную утомительную работу, и улыбка ее отдавала лимоном, но Севочка, ничего не замечавший и не понимавший, весело улыбался в ответ, и Эша, сжимая губы, свирепо втыкала вилку в подсушенный яичный глазок, в котором искренности и доброты было куда как больше, чем в светлых глазах Севочкиной тети. Но потом Гречухина уходила, и все становилось хорошо, и Сева болтал ногой и сыпал веселыми детскими фразами, дергая Шталь за локоть, чтоб она не пропустила ни одной, и властвовавшая на кухне добродушная толстуха Наташа подкладывала им добавки, иронично именуя Шталь "племяшкой". Эша так и не поняла, как сын уговорил ее на это, но готовила Наташа так, что Шталь всерьез начала опасаться за свою фигуру.

Ежедневно после завтрака гречухинский водитель отвозил их в центр, к небольшому особняку из розового камня. Эша следила, чтобы Сева благополучно выбрался из машины, возле особняка их неизменно встречал невысокий тихенький человечек с плюшевой бородой, обнимал Севу за плечи и уводил в особняк на какие-то специфические реабилитационные процедуры. До половины второго Эша была предоставлена самой себе, потом возвращался Сева, утомленный, но очень довольный, препровождался в машину, и они ехали домой, а после обеда отправлялись на прогулку. Тетушка Тася настаивала на длительности прогулки, ее муж требовал, чтобы Сева не утомлялся излишне, поэтому Эша выбирала нечто среднее, согласовывая это с самим Севой, который, как она заметила, был только рад оказаться вне дома. Чаще всего их отвозили подальше от шумных улиц и оставляли в покое, пока Эша по телефону не вызывала водителя обратно. Охрана никогда их не сопровождала. Большую часть времени они бродили по тихим местечкам, по ивовым паркам или спускались к Денежке. Возле реки Сева затихал и подолгу просиживал под старыми ивами, глядя на быструю весеннюю воду так пристально, словно пытался отыскать в ней нечто, безвозвратно потерянное. Многие прохожие здоровались с Севой - с разной интонацией, но здоровались - он жил в Дальнеозерске с рождения, и его здесь хорошо знали. Эше не раз казалось, что Сева предпочел бы, чтоб его знали поменьше, а когда какая-нибудь старушка принималась квохтать над "бедняжкой", он нетерпеливо дергал Шталь за рукав, и она его уводила. Пару раз прогулка была подпорчена представителями растущего мужского поколения лет восемнадцати, позволявшими себе в их адрес хихиканья и высказывания различного свойства. Слушая их, Сева непонимающе улыбался и дергал Эшу за рукав. Эша улыбалась понимающе, зажимала Севиной ладонью одно его ухо, своей - другое, и тоже принималась позволять себе высказывания. Ругателями оппоненты оказались никудышными, Шталь же прошла хорошую школу, и во второй раз молодые дальнеозерцы даже покраснели. Сева же после засыпал ее вопросами - как выяснилось, он подслушивал.

Ужинал Сева в кругу семьи в небольшой столовой - вероятно, по настоянию Аркадия Алексеевича, Шталь же ела на кухне вместе с Наташей, которая сразу же после ужина уходила домой. Прочие после ужина куда-то разбредались, Сева же большей частью сидел в своей комнате, и Эше редко когда приходилось его сопровождать, если тому вдруг вздумывалось бродить по дому. На улице Сева много говорил, дома же был тих, как мышка, и разговаривал с ним большей частью Аркадий Алексеевич, прочие же его почти не замечали, глядя насквозь или со скукой, и лишь однажды Эша заметила в вечерних глазах хозяйки, обращенных на племянника, неприкрытую ненависть. Почему-то это ее напугало, и она передвинулась, разбив собой взгляд, хотя Сева вряд ли бы что-то заметил. В целом же эти вечера были довольно нелепыми, и Эша с нетерпением дожидалась ночей и утренних часов, когда могла относительно спокойно заниматься настоящим делом. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к лицам обитателей особняка. "Кто из вас?" - думала она, приглядываясь к мебели. А выпадавшее ей свободное от дома и Севы время нескучно проводила с Ильей, который пока что никуда не собирался уезжать.

* * *

"Возможный подозреваемый - раздвижной обеденный стол французского производства начала 19 века. Раздвигается на семь метров, так что, в принципе, на нем даже можно вполне с комфортом жить или кататься на велосипеде. Выглядит красиво, но немного мрачно - это из-за лошадиных голов по углам, у которых такой вид, будто они все разом страдают зубной болью. Поставила на стол стакан с водой, а сама сижу за столом. Стакан не падает. Может, стол ничего не имеет против шатенок? Или Эш Шталь? Или это оттого, что в стакане не водка? Знаете, Олег Георгиевич, наверное все это ерунда, просто кто-то из гостей скатерть дернул - вот и все! Праздник же был - как же на празднике за скатерть не дернуть?! Это ж неважно, что праздник только начался. Хотя Наташа говорит, что блюда скатывались в разные стороны... ой, ну не знаю! Вам же если начнешь ныть, что все это ерунда, так вы тут же: "А это интересно!" А то, что Эша из-за ваших интересов получает пинки, так это... Между прочим, утром кто-то налил мне перед дверью подсолнечного масла, и я требую компенсации за приличный синяк не скажу где. Подозреваю, что это Макс, уж больно ехидная у него постоянно физиономия. Хотя такая же физиономия и у Ники, да и мадам Гречухина не лучше, только у нее в ехидство с лихвой добавлено эрзац-аристократического презрения - вечно смотрит на меня так, будто я явилась прямиком из сточной канавы, и с меня еще капает. Можно, когда я закончу дело, то всех их убью? Заранее спасибо.

Ладно, стол. Эмоционального фона, как в случаях с техникой и камнями, пока не ощущаю. Стол как стол... разве что, как и от того стула, тянет чем-то издевательским, хотя, возможно, это лишь мое воображение. Почему-то вновь подумалось про Макса - верно, стол на него чем-то похож. Кстати, Макс - единственный, на кого в тот вечер ничего не упало. Итак, стол в доме три месяца, в тот вечер его накрыли в первый раз. Все было спокойно, пока Гречухин не довел свой тост до середины. Может, столу не понравилось, что он сказал? Или кто-то из гостей что-то сделал. Может, ножку пнул. Может, бокал опрокинул. Стол и обиделся - вот вам, праздник, вот вам! Кстати, как вы могли догадаться, мебель куплена совершенно в разных местах и в разное время. Но это еще не доказывает, что нужный вам человек живет или работает здесь. В конце концов, это мог быть и кто-то из гостей - из тех, кто часто здесь бывает и успел найти с мебелью общий язык. А может, этот стол вообще проклят, почем мне знать?! Он же очень старый - мало ли чему он набрался от своих хозяев. Может, на нем задушили какую-нибудь плохую повариху. Или жену, плюнувшую в фамильный суп. Или на нем истекал кровью какой-нибудь не в меру прыткий граф, и в столешнице поселился его мстительный дух. Или какой-то демон. Тук-тук, демон, ты дома?.."

- Что это вы делаете?!

- Любуюсь прекрасным эклектическим столом, - пояснила Шталь, прерывая отчет и выпрямляясь навстречу удивленному взгляду Наташи. - Между прочим, вы должны меня называть на "ты". Излишнее уважение к племяннице - это подозрительно.

Повариха-домработница заметила, что укладываться на стол - еще более подозрительно. Эша сказала, что упала. Наташа ответила, что так не бывает - вот если б в непосредственной близости от "прогульщицы" находилась особь мужского пола, то тогда ее падение на стол выглядело бы, по крайней мере, естественно, а так - это подозрительно. Шталь решила больше не оправдываться и скромно села на разлапистый столовый стул, опустив глаза долу и сложив руки на коленях. Наташа взмахнула большими распаренными ладонями:

- Ой, ну поглядишь - просто ангел божий!

Эша сообщила, что она, конечно, не ангел божий, но так, вообще, где-то рядом. Толстуха, фыркнув, тяжело уселась на стул напротив. От нее вкусно пахло жареными грибами и свежим хлебом, и Шталь, хоть уже и пообедавшая, невольно сглотнула. Наташа понимающе улыбнулась. Установился мир.

- Тася наверху, - сказала она, предваряя безопасность беседы. - Так что ж ты тут ищешь, деточка?

- Ну я же вам говорила, возможность взглянуть на такую замечательную коллекцию антиква...

- Ты не наводчица, - убежденно произнесла Наташа и выразительно погрозила Эше пальцем - настолько выразительно, что в глубине души Шталь порадовалась, что она действительно не наводчица. - Я людей чую. И Севочке ты нравишься. Надька-то ему не особенно... нельзя к детям таких сухарей пересушенных пускать, я считаю. Но вообще, конечно... и как я дала Олежке себя уболтать? Ладно, приработок пригодится, я все равно скоро уволюсь из этой семейки. Если б не Севочка, давно б уже ушла. Ой, такой чудный мог бы быть мальчик, да видишь, как, бог-то положил... И никто же его тут не любит - даже дядя, хоть и воркует, а без души. Мать-то его одна растила, а несколько лет назад пропала - так и не нашли ее...

И пошло, и поехало. Эша слушала молча, сочувственно кивая. Севочку, конечно, было жалко. Но себя, в случае неудачи, было жалко еще больше. Ейщаров, конечно, обладает редкостным терпением и пониманием к трате его денег и времени, но не преминет высказать свое недовольство. К тому же, не даст премию.

- Вообще-то, я думала, что меня не возьмут, - воспользовалась она короткой паузой в пылком монологе Наташи. - Если б не Аркадий Алексеевич...

- Да он-то, как раз, не очень был согласен-то, - перебила ее повариха. - Это Тася его уговорила, я слышала. Как раз, когда ты ушла.

- Да? - удивилась Шталь, вспомнив речи Гречухиной. - Странно.

- Ой, да с этой семейкой ничего никогда наперед не поймешь! - Наташа наклонилась вперед. - Так что же ты тут ищешь?

- Мебель... - начала было Эша, и ей снова погрозили пальцем.

- Просто мебель? Тогда зачем ты с ней разговариваешь? Я слышала.

- Ну, я со странностями.

- Привидений ты ищешь, вот что! - торжествующе заявила Наташа и откинулась на спинку стула, и стул охнул. - Я на вас насмотрелась! Тася много таких сюда вызывала, только без толку это!

Так, стоп, какие привидения?! Привидения не мой профиль!

- Вы видели привидений? - спросила Шталь с негодованием подрядчика, у которого из-под носа уводят выгодный заказ.

- Нет, - ответила Наташа не без сожаления. - Но я их слышала, - она наклонилась еще дальше, и Эша тоже подвинулась вперед. - Они меня даже роняли.

Продолжение отчета.

"Наташа убеждена, что дом Гречухиных доверху набит хулиганистыми призраками, активизировавшимися в последние полтора года. Данные призраки невидимы, что с их стороны, по ее мнению, просто свинство. Профиль призраков - мелкие пакости. Призраки сшибают со столов предметы, опрокидывают мебель, роняют людей с диванов и стульев, прищемляют им же пальцы ящиками и дверцами шкафов и страшно скрипят по ночам, отчего, собственно, Наташа и отказалась от ночевок в этом доме. Допуская, что дело тут не в призраках, можно выделить еще нескольких подозреваемых, не считая вышеназванный стол.

Четыре самопадающих стула.

Два шкафчика и комод, любящие прищемлять пальцы, оставленные без присмотра.

Пышную кровать в стиле барокко, выглядящую идеально, но тот, кто ляжет на нее, тут же съедет к левому краю, а если не повезет, то и вообще свалится.

Еще одна кровать в стиле ампир, на которой по неизвестной причине никогда нельзя заснуть.

Десять кресел разной степени неудобности.

Витрина, в которой без всякой причины падают полки.

Буфет, с которого всегда падают вазы (больше ничего не падает). Сюда же - палисандровый столик, с которого всегда падают только пепельницы.

Прорва самооткрывающихся шкафчиков и самоперемещающихся столиков (заставали только конечный результат).

Еще один обеденный стол, на котором еда мгновенно остывает, невзирая на температуру в комнате.

И все страшно скрипит по ночам.

Что-то как-то много всего. Но, Олег Георгиевич, мебель очень старая, так что в большей части этих происшествий нет ничего странного. Специалистов я сюда привести не могу.

Хозяйка дома крайне суеверна. В дом неоднократно вызывались ясновидящие и прочие, специализирующиеся на нечисти, полтергейсте, флюидах и других разнообразных явлениях. Разумеется, они нашли здесь и полтергейст, и плохую энергию, и проклятия, и недобрые флюиды. Возможно, они нашли здесь и черные дыры, я не знаю. Было бы странно, если б они все это не нашли - за такие-то деньги.

Между прочим, вы сами говорили, что призраки и проклятия вас не интересуют. И вообще мне здесь не нравится. Можно, я отсюда уеду?

Эша Шталь.

* * *

- Проверяйте мебель.

- Не понимаю, зачем мне нужно проверять мебель?! - возмутилась Эша. - У меня семь основных подозреваемых, включая Наташу и отсутствующую Надю. А еще есть охрана. Еще есть прорва друзей и знакомых. Вот чем мне надо заниматься. Зачем мне дальше возиться с мебелью?! И так ясно, что с ней что-то не так! Сегодня утром я упала с еще одного стула. А вчера вечером Тася, Ника, Сева и Аркадий Алексеевич были синхронно сброшены с ранее примерного дивана, когда на него сел, собственно, Аркадий Алексеевич. Не знаю, что там в Гречухине не понравилось дивану - может, то что он был навеселе, может, дело в его новых штанах... но переполох был страшный. Главу семьи с трудом подняли с пола, и он был очень недоволен. А Макс, как обычно, чуть со смеха не помер.

- Проверяйте мебель, - упрямо повторил Ейщаров, и в этом упрямстве Шталь с негодованием услышала смешинки.

- Да? А вы представляете себе количество синяков, которыми я после этого покроюсь?!

- Я же оплачиваю ваши синяки, разве нет?

- Послушайте, если вы хотите узнать, какая мебель подойдет для ваших исследований, просто погрузите в машину весь особняк! Не промахнетесь! - вскипела Эша.

- Ирония не принимается! - отрезал Олег Георгиевич, а потом вдруг его голос зазвучал мягко-мягко - Эша даже невольно плотнее прижала трубку к уху. - Вам же удалось разобраться со столом, Эша.

- Не хочу умалять своих заслуг, но это вышло случайно, - пробурчала Шталь, ковыряя влажную землю носком ботинка. - Слушая повествование Наташи, позволила себе резкое слово, и со стола немедленно свалился стакан, до этого момента мирно стоявший на самой середине. Повариха, конечно, сразу в крик - мол, опять призраки хулиганят! Прибежала Тася, и они на пару долго размахивали вокруг этого стола руками и совершали всякие телодвижения - наверное это какой-то обряд дома Гречухиных. Потом я проверила стол - действительно, если рядом с ним позволить себе резкое высказывание, с него улетает все к чертовой матери!.. извините. Очевидно во время речи Гречухина кто-то из гостей чего-нибудь сказанул... Знаете, такой стол на русских праздниках совершенно бесполезен.

- Ну, вот видите, все у вас прекрасно получается, - похвалила трубка.

- Но я не понимаю, зачем мне...

- Затем, что я так сказал, - любезно сообщил Ейщаров. - Как ваш подопечный?

- Неплохо - во всяком случае сейчас, когда мы не дома, - Эша взглянула на Севу, который, раскачиваясь, тихонько бродил неподалеку среди ив, потом на молодежную компанию, пристроившуюся много дальше, на стволе вывернутой с корнем ивы. - Знаете, он все время говорит мне "красивая Лера". Ну, хоть кто-то это замечает.

- В вашем положении лучше, как раз, быть незаметной. Надеюсь, вы уже не одеваетесь столь вызывающе, как раньше?

- Что? Раньше вам не нравилось мое мировоззрение, теперь вам еще и не нравится моя одежда?

- А это одежда? - удивился Олег Георгиевич и предусмотрительно дал отбой. Эша потрясла сотовый, словно провинившегося щенка, сунула его в карман и направилась к Севе, который, набрав камешков, примостился на невысоком бережке и швырял камешки в реку, мягко улыбаясь каждому всплеску.

- Ну, что, мой юный друг, - Эша тоже запустила в реку камешек и посмотрела на часы, - не пора ли нам домой?

- Красивая Лера, - жалобно сказал юный друг, который был выше ее почти на голову, и накрепко вцепился ей в запястье.

- Лера-то красивая, - отозвалась Шталь не менее жалобно, потому что отказывать Севочке было трудно, - но уже семь часов, Сева. Твоя тетушка была бы только рада, но, насколько я успела заметить, главная в доме совсем не она. Если я приведу тебя поздно, то дядя Аркаша украсит моей головой стену в своем кабинете.

- Дядя Аркаша не отрезает головы, - проговорил Сева не очень уверенно, подергивая уголком рта, а потом вдруг начал густо и стремительно багроветь. Эша недоуменно обернулась, желая выяснить причину изменения цвета лица подопечного, и узрела некую юную особу, уверенно спускавшуюся к ним по травке, в которой уже закрывались до утра цыпльячье-желтые глаза одуванчиков. Особе было лет пятнадцать, и при ходьбе у нее все подпрыгивало - тугие пружинки светло-русых волос, ресницы, сережки и небольшая грудь под васильковой кофточкой между распахнутыми полами куртки. Особа приветливо улыбалась, и Эша посмотрела на нее сердито. В романах непременно бывают моменты, когда на сцену выходят некие юные особы, причем делают они это совершенно некстати.

- Здрассьте! - сказала особа задорно, останавливаясь в полуметре, и Эша кивнула, а Сева из-за ее плеча слабым голосом произнес:

- Привет, Инна.

- А ты - Лера, я знаю, - заявила особа, прежде чем Шталь успела открыть рот. - Мы с Никой в одном классе учимся. Гуляете? Как дела, Сева?

- Хорошо, - отозвался подопечный, нерешительно выдвигаясь из-за спины Эши. - Пойдешь с нами?

- Вообще-то, мы уже уходим, - Эша сдвинула кепку на затылок, разглядывая Инну не без удивления. Девчонка тоже разглядывала ее не без удивления - казалось, и та, и другая пытаются понять, почему собеседница оказалась именно тут, а не где-то еще.

- Не страшно, я вас чуть-чуть провожу, - Инна протянула руку, и Сева, к негодованию Шталь, немедленно за эту руку ухватился - пожалуй, еще более крепко, чем за ее собственную. - Я сегодня опоздала, но мы часто тут вместе гуляем. Надька-то обычно с подружками трепется, поэтому... Да ты не удивляйся, - она подмигнула Эше и весело потрясла руку Севы, который немедленно покраснел еще больше, но Эше показалось, что на сей раз в палитре красного присутствуют сердитые оттенки. - Мы же раньше с Севкой в одном дворе жили. А прошлым летом я у них даже подрабатывала - когда Надька к родителям ездила. Вы в следующий раз только ниже по реке гуляйте, а то вон там, - повернувшись, она махнула на компанию, - постоянно всякие дебилы собираются.

- Дебилы, - подтвердил Сева радостно. - Собираются дебилы! Лера, давай еще погуляем. Не хочу домой!

- Так, - недовольно сказала Эша, - бунт на корабле?!

В глазах Инны, до этого смотревших с мягким весельем, вдруг появилось нечто жесткое, осознанно злое, и она тряхнула головой, так что пружинки ее волос отчаянно запрыгали.

- Конечно, он не хочет, - наклонившись, она сорвала травинку и начала наматывать ее на палец. - Ты знаешь, как они с ним обращаются, особенно тетка?! Да со старой тряпкой лучше обращаются! А он...

- Красивая Инна!

- Нет, Сева, я скажу!..

- Ну давайте еще погуляем, ну чуть-чуть! И Лера тоже красивая!

- Вот как?!

- Тихо оба! - разозлилась Эша. - Невозможно, ей богу, даже на улице нельзя отдохнуть! Три дня работаю, а уже хочется купить пистолет и застрелиться!

- А мне можно будет посмотреть? - с интересом спросил Сева.

- Ты очень веселый мальчик, - Эша потянула его за рукав куртки. - Все, пойдем домой...

- Инка!

Все трое обернулись. По бережку, с громким шелестом приминая траву, к ним быстро шел молодой человек крайне сердитой наружности. Молодому человеку на вид было лет восемнадцать, и, высокий и худой, он казался братом-близнецом Макса, только одежда на нем была победнее. Русые волосы на голове стояли торчком и тоже выглядели очень сердито.

- Толя идет, - хмуро сказал Сева, отпуская руку Инны и слегка скособочившись вправо. - Будет кричать. Толя всегда кричит.

- Видела я его вчера. - Шталь склонила голову, разглядывая грозно приближающегося Толика. - Он действительно кричал, но издалека и всякую ерунду. Чего это он изменил тактику? Твой парень?

- Хуже - брат, - Инна помахала им. - Пока народ!

Она развернулась и легко зашагала навстречу Толику. Сева неожиданно качнулся следом, но Шталь придержала его за плечо, потом потянула назад. Подопечный уперся, нервно размахивая здоровой рукой.

- Идем, Сева, идем, нас это не касается.

Меня интересует мебель, я давно должна быть дома и допрашивать ваши тумбочки. Я и так трачу на тебя слишком много времени, и если твоя странная подружка сейчас получит нахлобучку от своего братца, это ее личные неприятности! Мне надо работать, а вместо этого я до позднего вечера шатаюсь в городских окрестностях. Почему мне не поручили прогуливать что-нибудь другое?!

- Красивая Лера, - угрожающе сказал Севочка и начал оглядываться. Судя по выражению его лица он искал какой-нибудь тяжелый предмет. Эша, чертыхнувшись, оттащила его на несколько метров и прислонила к иве.

- Стой тут. Сейчас красивая Лера все устроит.

Тем временем Толик встретился с Инной и в нескольких сочных выражениях пояснил, что он думает по поводу ее общения "со всякими дебилами". В ответ сестра сказала "отвали" и много других разных слов, толкнула Толика в грудь и удалилась безмятежной походкой. Белобрысый несколько секунд беззвучно открывал и закрывал рот, потом повернулся и мрачно, но не без интереса оглядел Эшу.

- Так-так. Что, Сева, твой крутой дядя купил тебе новую няньку? Ну, ничего, получше старой. Наверное, многопрофильная? А ты чего молчишь-то, нянька? Чего на морозе?

- Я на где? - спокойно спросила Эша.

- Э, Сева, нянька-то у тебя зависла, - Толик осклабился, но тут же вновь посерьезнел. - Значит так, девушка. Еще раз увижу, что этот дебил хватает мою сестру, то не посмотрю, кто там его дядя, ясно?! Так что приглядывай за ним получше, поводок надень! Моя мать уже с Гречухиным на эту тему говорила! Если у него денег до хрена, то это не значит, что его дебильный племянник может лапать кого вздумается! Ясно, нянька?!

Шталь неожиданно для себя взбеленилась и сообщила Толику, что если тот сию же секунду не покинет ее обозримое пространство, то она и ему устроит няньку, причем в белом халате, описала его внешность и личное времяпровождение с помощью разнообразных зоологических терминов и напоследок пожелала ему схватить сильнейший насморк и одновременно переломать на руках все пальцы. Тот, обидевшись, задал оригинальный вопрос: "Че?" - и попытался было взять Эшу за плечо, отчего Эша тоже обиделась, и Толик удивленно улетел в траву. С поваленной ивы долетели свист и гогот, а Сева сзади сказал:

- Ух ты!

- Обратитесь к специалистам, юноша! - свирепо сказала Шталь опрокинутому оппоненту. - Вам срочно нужна лоботомия!

- Да ты... - пропыхтел тот, приподнимаясь, - да я...

Эша аккуратно пнула его в бок, и Толик скатился к ласково журчащей Денежке. Сгущались сумерки, ивы тихо шелестели на легком ветерке, и Шталь глубоко вздохнула, в который раз удивляясь чистоте здешнего воздуха.

- Дивный вечер, - задумчиво сказала она, потирая ладонь. - До свидания.

Толик с трудом принял горизонтальное положение и злобно-опасливо посмотрел на нее.

- Ты не нянька.

- Да, не нянька. Я боевой прогульщик, - Шталь протянула руку, за которую тут же ухватился улыбающийся Севочка. - Пойдем, золотце, а то опоздаем на ужин.

- Я тебе устрою! - не очень уверенно пообещал белобрысый, горестно глядя на свои измазанные землей штаны.

- Пока, Толя! - сказал Сева.

* * *

Хризолит так разнервничался из-за ее предстоящей прогулки, что Эша, в конце концов, сняла его и оставила в комнате, но даже закрывая за собой дверь, все еще ощущала изумрудно-золотистое негодование камня. Оно тянулось за ней почти до лестницы и только там оборвалось. Эша прислушалась, замерев в полумраке. Дом спал, дом был наполнен совершенной ночью и снами. Интересно, спят ли предметы, снятся ли им сны и если да, то какие? Снятся ли столам пышные обеды, снятся ли зеркалам прошлые отражения, снится ли этому ковру перед лестницей касание чьих-то ног, а тому креслу - чье-нибудь седалище?.. Начавшееся было лирично размышление скатилось в иронию, и Эша, неуверенно переступив на месте босыми ногами, вздохнула и начала подниматься по ступенькам. Со второго этажа долетал раскатистый храп Аркадия Алексеевича - казалось, там погромыхивает вулкан средних размеров. Вероятно, дверь супружеской спальни была приоткрыта, и Эша превратила шаги в шажочки. Ее целью был третий этаж, куда ей, фактически прислуге, ходить запрещалось. Жилыми являлись первый и второй этажи - там были кухня, столовая, гостиная, спальни, третий же этаж был исключительно парадным. Там тоже были гостиные и спальни, там был кабинет, где иногда посиживал глава семейства, и там Гречухины держали свою самую дорогую мебель. Третий этаж был предназначен исключительно для любования, и Эша уже не раз представляла, как Тася или Аркадий Алексеевич запираются там вместе со своими бесчисленными стульями, шкафчиками и диванами и предаются медитации. Впрочем, по словам Наташи, и там было полным-полно хулиганистых призраков.

Ступив на площадку третьего этажа, Шталь снова прислушалась, потом включила крошечный фонарик и осторожно отворила тяжелую резную дверь. Коридора здесь как такового не было, комнаты переходили одна в другую, и Эша, бесшумно вошла в первую, аккуратно ступая по пушистому ковру. Слабо пахло деревом, тканью, духами Таисии Игоревны и пылью. В полумраке мебель казалась бесформенными мрачными глыбами, но тонкий луч фонарика игриво трогал их и отнимал у тьмы то гобеленовый цветочек, то пухлого деревянного купидона, то золоченую львиную морду, то бронзовый медальон, и мебель оживала, и уже не виделась глыбами, когда луч ускользал - перед глазами Эши так и оставались пышные диваны, украшенные в китайском стиле комоды, бесподобные талашкинские шкафчики, величественные императорские письменные столы с пьедесталами. То и дело выплывали навстречу тускло поблескивающие псише, и луч, падая на зеркало, вспыхивал в нем ослепительной звездой, и за звездой Эша видела собственную двигающуюся темную фигуру, похожую на призрак - в первый раз что-то у нее внутри даже воскликнуло "а-ахх!" - но, конечно, это был не призрак, эта была Эша Шталь с фонариком, которую непременно застукают и непременно уволят, если она позволит себе ааххнуть вслух. Она шла и слушала, понимая теперь, почему Наташа отказалась ночевать в доме. Она слышала прежде такие звуки и в своей комнате, но там они были слабыми, еле различимыми, к тому же, у нее был очень хороший сон. Здесь же их было очень много, и от них ей было слегка не по себе. Шорох, поскрипывание, шелест и треск заполняли комнаты, через которые шла Шталь, - тихие и громкие, шли они от шкафов, от стульев, от кресел - то невесомые, словно чей-то жалобный шепот, то тяжелые и уверенные, будто по креслам и диванам и впрямь прыгали развеселые призраки. Не выдержав, Эша остановилась, водя фонариком по сторонам. Звуки не прекращались. Мебель пела, шептала, бормотала, вздыхала и ворчала. Протяжной гулкой нотой вступила диванная пружина. Громко охнула пустая, изукрашенная цветами софа-бержер, словно у нее был приступ ревматизма. Раздался едва слышный скрип, луч фонарика метнулся вправо и высветил медленно открывающуюся дверцу кабинета-шкафчика, за которую точно тянула чья-то невидимая рука.

- Призраки, - иронично шепнула Шталь, на всякий случай перекрестилась фонариком, потянулась и прикрыла дверцу. Софа снова охнула, Эша обернулась, и дверца опять закрипела, открываясь. Эша закрыла ее. Дверца открылась. Эша закрыла ее и прижала ладонью. Подождала, потом отпустила. Дверца не двигалась. Шталь шагнула в сторону, и дверца опять тихонько поплыла вперед.

- Плохой шкаф! - сказала Эша и толкнула дверцу. В этот момент открылась дверца с другой стороны. Эша убрала ладонь, тогда отворилась и эта дверца, и еще одна ниже, и через секунду шкафчик ощетинился на нее всеми дверцами, которыми обладал.

- Хм, наверное все-таки призраки, - разочарованно пробормотала она. От стоявшего в углу лакированного книжного шкафа, украшенного ажурными мостиками и пагодами донесся скрипучий звук, удивительно похожий на издевательский смешок. Эша вспомнила стул из "Чуланчика", до сих пор стоявший в ее гостиничной комнате. Этот стул был бы здесь удивительно к месту, несмотря на свое плебейское происхождение. Она шагнула назад и наткнулась на мозаичный столик, чуть не опрокинув его и не опрокинувшись сама. Отскочила, взмахнув фонариком и глядя недоуменно. Эша была готова поклясться, что минуту назад столик стоял на полметра левее. Потирая щеку, она осторожно опустилась на красивый дубовый стул с кружевной спинкой, но тотчас вскочила - стул издал такой пронзительный деревянный вопль, что его могли бы услышать и на улице. Оглядевшись, Эша села на другой стул с парчовым сидением. С него она встала через десять секунд. Старый знакомый - родственник ейщаровского кресла - под парчой словно скрывались бугристые булыжники.

Пожалуйста, дай минутку посидеть, мне очень надо, ля-ля-ля, тра-та-та...

Эша Шталь.

Эша снова села - чудный удобный стул, только немного скользкий для ее белья. Мебель вокруг и в соседних комнатах перешептывалась и перескрипывалась, и в этих звуках ей слышался восторг. Ну, еще бы, нежилой этаж, редкие посетители, и тут вдруг ночью такое развлечение.

Поиграем?

Ощущение было совершенно определенным. Она повернула голову - все дверцы шкафчика были плотно закрыты. Эша задумчиво постучала себя по подбородку фонариком, и одна из дверец тихонько заскрипела, приглашающе отворяясь - мол, давай, подойди, закрой, а я опять откроюсь, откроюсь... это же весело!..

Поиграем?

Эша повернулась на новое гудение диванной пружины. Громко скрипнул один из золоченых стульев с алыми бархатными сидениями. Тикающие часы с возлежавшей на вершине циферблата полуобнаженной античной дамой вдруг медленно заскользили к краю лакированной столешницы, и Эша, запоздало протянув руку, едва успела их подхватить.

О-па!

Весело.

Поиграем?

Она переставила часы на пол, оглядываясь, потом встала и прошла в другую комнату. Огромная кровать поскрипывала и шелестела балдахином. Эша осторожно присела на нее, и кровать притихла. Встала, и кровать снова начала скрипеть. Эша опустилась в изящное креслице перед трюмо и тотчас вскочила, едва сдержав вскрик - ей показалось, что в ягодицу воткнулась игла. Она пошарила ладонью по гобеленовому сиденью - ничего. Опять села и опять вскочила. Пугливо вздрагивая, села на резную индийскую скамеечку и немедленно кувыркнулась вперед - казалось, скамеечка, приподнявшись, стряхнула ее и вновь встала на место. Выдвинула ящик огромного комода, и тот выдвинулся легко. Нажала, и ящик так же легко задвинулся, попутно совершенно непонятным образом прищемив ей палец. Эша ойкнула и сунула пострадавший палец в рот. Теперь мебель вокруг просто ликовала. Ей было скучно. Ее оберегали от касаний, к ней мало кто приходил, и ей было скучно. Сейчас же ей было очень весело. Во всяком случае, большей ее части. А вот, например, зеркальному дубовому буфету, занимавшему собой почти треть комнаты, совсем не было скучно. Он напротив ощущался раздраженным. Он был очень старым, он многое пережил, он любил покой и хотел, чтобы все немедленно прекратилось.

Господи, теперь я еще и их слышу!

Сжав зубы, Эша прошла в следующую комнату и остановилась посередине, водя лучом фонарика по витрине из красного дерева. Внутри у нее все подпрыгивало от исследовательского азарта и испуга.

Олег Георгиевич, это точно заразно! Теперь я слышу мебель. Плохо, но слышу.

Ну-с, скажет Олег Георгиевич, мамзель, тогда пожалуйте в паноптикум.

Да, нельзя ему рассказывать. Но раз она слышит... значит, никакой ошибки нет. Здесь есть говорящий. В этом доме.

Уважаемая мебель, ты вся такая замечательная, я тебя просто обожаю, но не могла ли ты немного помолчать - я пытаюсь думать!

В комнатах немедленно воцарилась тишина - такая глубокая и резкая, что Эша чуть не пустилась наутек. А что если мебель разозлилась? Что если к ней сейчас подкрадется какой-нибудь неоготический шкаф, оглушит дверцей и запрет в себе навсегда?!

- Ладно, - прошептала Эша, озираясь, - можете пока оставить ваши секреты при себе, но я хочу знать, о диваны и секретеры, шкафы и столики, кто научил вас делать все эти гадости?

- Я, - негромко сказали в сгустке мрака в углу. Что-то тихо щелкнуло, вспыхнул неяркий свет, и человек, сидевший на зеленом ореховом канапе в одних трусах, лениво-презрительно ухмыльнулся навстречу отшатнувшейся Шталь.

- Только не говори, что ты искала туалет или вышла погулять, - предупредил Макс, почесывая голую грудь и картинно зевая. - Давай мы это проедем и перейдем сразу к делу.

- Ты б штаны надел, деловой, - спокойно ответила Эша, выключая фонарик. Макс хмыкнул и забросил ногу за ногу. Без одежды он оказался еще более худым и сейчас выглядел не столько пугающе, сколько нелепо, но его глаза, светлые, как и у матери, смотрели опасно.

- Я бы мог сейчас просто разбудить родителей и рассказать, как застукал тебя, когда ты шарилась тут в два часа ночи. Тебя не просто выкинут из дома, тебя могут и посадить. Все зависит от того, как именно я это расскажу.

- Ты никак это не расскажешь, - Шталь скрестила руки на груди - не без умысла - отчего ее короткая майка задралась, обнажив живот, и глаза Макса внимательно на этот живот посмотрели.

- Почему ты так решила?

- Интуиция, - Эша пожала плечами. - К тому же, зачем тогда тебе было отвечать на вопрос?

- Ладно, - Макс блеснул зубами в усмешке. - Присядь, чего стоишь?

- Нет, спасибо.

- Значит, соображаешь, - заметил Гречухин-младший. - Я-то сразу заметил - что-то с тобой не то. Ходишь везде, высматриваешь, прощупываешь. Вначале думал, воровка, потом - какой-нибудь странствующий экстрасенс, типа тех, что мать постоянно сюда таскает пачками. Смешно слушать, какую чушь они несут всякий раз... Но ты другая, сразу на мебель запала. Откуда знаешь?

- При учете характера местных происшествий, сложно подумать что-нибудь другое. А зачем ты это делаешь, Макс?

- Затем, что мне скучно, - пояснил он. - Затем, что мне очень нравится наблюдать, как мои расфуфыренные предки, и Ника, и этот полоумный, которого отец воткнул в нашу жизнь против нашей воли, постоянно оказываются в дурацких ситуациях. Особенно во время своих отстойных приемов, когда они принимаются хвастаться своим антиквариатом, в котором, кстати, ни черта не смыслят! У них нет ни вкуса, ни меры и они трясутся над каждым из своих идиотских стульев! Туда не садись, это не трогай, там не ходи... ах, что вы сделали с гобеленовой обивкой! Будто они родили эту драгоценную мебель, а нас купили в магазинчике! Я эту мебель ненавижу!

У-у, милый, да тебе тоже нужны специалисты!

- А теперь, с твоей помощью, скоро и они начнут ее ненавидеть?

- Ты смотри! - Макс засмеялся. - Ты что, психиатр, Лера? Сейчас начнешь вкручивать всякие фрейдистские симптомы? Брось, ничего психического - это просто развлечение. Вначале, думал, совпадение... а потом... вот захочу я, чтобы сидящий падал со стула - и он падает. И потом все время падает. Захочу, чтобы в кресле было невозможно сидеть - так и выходит! Я приказываю мебели, ясно?

У-у, милый, да тебе нужно море специалистов.

- Ты тоже падал со стульев, - заметила Шталь. - Реже, но падал.

- Ну, это не всегда можно контролировать, - пояснил Макс. - Думаешь на один стул, а накрывает еще несколько - слишком мощный выход силы. Мебель - она же безмозглая, различий не делает.

- И давно ты так умеешь?

- Несколько лет, - Макс встал и вразвалочку подошел к ней. - Надеюсь, ты понимаешь, что эти сведения тебе никак не использовать. Я ждал тебя, потому что мне было любопытно. Я знал, что рано или поздно ты сюда сунешься. Так кто ты такая?

- Прогульщица твоего брата.

- Да ну, брось, теперь-то зачем? Говори или я разбужу родителей...

- Мне кажется, я слышу еще одно недосказанное "или", о повелитель табуреток, - ехидно произнесла Эша. Лицо Макса дернулось, расколовшись злой гримасой, которая тут же снова превратилась в ухмылку - сладкую, почти медовую.

- Верно. Или мы могли бы договориться, - он положил ладонь ей на живот, и ладонь поехала вверх. - Как ты заметила, здесь полно мебели, на которой мы сможем договориться.

- Я детьми не интересуюсь, - сказала Эша, извлекая гречухинскую ладонь из-под своей майки и одновременно слегка выворачивая ее, так что Макс, охнув, изогнулся следом, оттопырив тощий зад. - А ты, Максик, шел бы спать. Тебе в школу завтра - у тебя ведь, кажется, контрольная по химии. Хочешь - можешь будить маму-папу и рассказывать им что-то особым образом, только тогда и я начну что-то рассказывать. А я это дело умею и люблю, причем давно. Валяй, проверим, кто убедительней! Кстати, а в баре-то зачем? Там тебе кто насолил?

- Пусти руку... - страдальчески прошипел изогнутый Макс. - Какой бар?.. да тебя отсюда...

Эша отпустила его и на всякий случай отскочила назад. Мальчишка разогнулся, нежно растирая запястье и глядя свирепо, потом процедил, вздернув голову и пытаясь сохранить остатки достоинства:

- Когда я завтра вернусь, чтоб тебя тут не было, сука гнусная!

- Да ты даже ругаться не умеешь, - мягко сказала Шталь, щелкая фонариком. - Странно для твоего возраста, Максим. Опрокидывающиеся стулья, подсолнечное масло перед дверью - детский сад просто!

- Масло? - переспросил Макс.

- Ой, ну хватит! - Эша отмахнулась. - Ты не против, если мы с ненавистной тебе мебелью немного побудем наедине?

- Ты пожалеешь! - мелодраматично заявил Макс и быстро вышел из комнаты. Эша, выждав, проследовала за ним и, убедившись, что мальчишка направился прямиком в свою спальню, где и плюхнулся на кровать, вернулась на третий этаж. А рано утром, ощутив потребность посетить уборную, перед дверью своей комнаты Шталь вновь обнаружила обширную масляную лужу, к счастью сделав это до того, как наступила в нее.

- Аннушка?! - тихонько позвала Эша в утренний коридор. Дом молчал, и только мебель атонально поскрипывала во всех его уголках, словно исполняла песнь пробуждения.

- Вот сволочь! - сказала она луже.

* * *

- Бред какой-то! - констатировал Ейщаров, выслушав ее доклад до конца. - Что у вас там шумит?

- Душ принимаю.

- Вы залезли в душ с телефоном?

- Ну да. А почему нет?

- И правда глупый вопрос, - ехидно заметил Олег Георгиевич. - Так вот, Эша, мебель подходит. Очень даже подходит. А вот Максим - совершенно нет. Можно было бы предположить, что это не наш случай, и он действует иначе... но в том-то и дело, что...

- Я знаю, - на телефон упала отскочившая капля, и Эша чуть отодвинулась от струек теплой воды. - У развеселившейся мебели есть принципы, а он о них не знает. И он назвал ее безмозглой. Для Говорящего это недопустимо!

- Для кого? - с интересом спросил Ейщаров.

- Ну... я их так называю. В общем, для него мебель - это просто мебель, и в таком случае он никак не мог... И, похоже, он ничего не знает о барных стульях.

- Есть кое-что еще, что недопустимо для... как вы их назвали, Говорящих, - задумчиво произнес Ейщаров. - Он сказал, что ненавидит эту мебель. Как, по-вашему, он говорил искренне?

- По-нашему, более чем.

- Ну, в таком случае, он никак бы не смог это устроить. В таком деле ненависти к... хм-м... собеседнику нет места. Это просто невозможно.

- Точно? - спросила Шталь, пытаясь управиться с мылом и мочалкой одной рукой.

- Абсолютно.

- Ну, Олег Георгиевич, в кои-то веки я получила от вас четкий ответ! Это надо отпраздновать! Макс мог бы это делать с помощью какого-нибудь телекинеза, но мебель определенно веселая. Значит, это не Макс. Тогда он либо врет, либо действительно верит, что обладает какой-нибудь там темной стороной силы...

- Прекратите.

- Хорошо. Кстати, Олег Георгиевич, та мебель, которая у вас... Вы нашли этого человека?

- Нет, - Ейщаров помолчал, потом добавил - почему-то неохотно. - Оба кресла были найдены в Витебске, и, насколько я успел узнать, одним из их бывших владельцев является двоюродный брат Гречухина. Поэтому вы должны быть очень осторожны, Эша.

- Из-за зеленого кресла? - дрогнувшим голосом спросила Шталь, выключая воду. - Бывший владелец... звучит вполне недвусмысленно. Это что же - сяду я на какой-нибудь не тот диванчик - и... Неужто он...

- Я не думаю, что кресло было создано специально, - задумчиво произнес Ейщаров. - Вполне возможно, что Говорящий (Эша удивилась тому, насколько легко и гармонично вплел Олег Георгиевич это слово) ошибся, перестарался или вовсе связался не с тем креслом. Вспомните бриллиант Лиманской.

- Мне от этого не легче! - заныла Эша. - Я еще согласна погибнуть в неравном бою, но чтоб меня отправил на тот свет какой-нибудь журнальный столик...

- Просто будьте внимательней. Пока ведь у вас дела идут хорошо.

- Кстати о делах. После проверки мебели у меня двадцать восемь синяков. Оплатите по тарифу!

- Почем нынче синяк? - деловито осведомился Олег Георгиевич.

- Сто долларов.

- Однако!

"Жлоб!" - подумала Эша.

- А почему не двести?

"Издевается!" - подумала Эша.

- Ладно, сто - так сто. Идите работайте.

"Продешевила!" - огорчилась Эша.

* * *

Бывают такие особенные тихие весенние дни - чудные дни, наполненные теплом, тихим журчанием речушки, шелестом ив, запахами цветов, травы и разопревшей земли, птичьими трелями - словом, такие дни, когда даже Эши Шталь чувствуют себя умиротворенно и благосклонно взирают на окружающий мир. Они не смотрят на часы, не проводят в уме исследовательских работ, не вычисляют сумму ожидаемого гонорара и не ворчат на непослушных подопечных - нет, они только лениво щурятся на бликующую воду и рвут маргаритки, густо растущие на влажной прибрежной земле. Все вокруг казалось чудесным - и первые бабочки, и курлыкающий неподалеку Сева, и какой-то старичок, покуривающий трубку на раскладном брезентовом стульчике неподалеку и кивающий Севе, как старому знакомому, и немногочисленные гуляющие. Даже мемекающее козье стадо, пасшееся на бережке выше по реке, казалось чудесным. И бабка, пытающаяся хворостиной согнать их в кучу и кричащая на всю округу: "Гесь! Гесь!" - казалась ничего себе. Вокруг царила абсолютная гармония, и в душе Шталь тоже царила абсолютная гармония. Звонок от Ильи даже не всколыхнул ее. Илья жалобно сообщил, что сегодня никак-никак не сможет с ней встретиться, но завтра обязательно, всенепременно и... Эша отключилась, не дослушав - Илья уже успел ей надоесть - и вновь вернулась к безмятежному созерцанию. Гармония осталась на месте.

Но, разумеется, как только хоть в крошечной части мира воцаряется абсолютная гармония, так непременно является тот, кто все портит.

Сегодня этим существом оказалась здоровенная бразилейро. Бразилейро была молодой, резвой и глупой. Была она приведена на реку на поводке, после чего хозяин поводок отстегнул, пристроившись на бережке открыл пиво и сделал собаке величаво-отпускающий жест.

- Гуляй, Альма!

Этот приказ бразилейро с щенячьих лет воспринимала как "делай все, что хочешь, только мне не мешай". Альма дернула ушами и огляделась. История ее породы гласила, что основной работой бразилейро являлась охота на беглых рабов. Беглых рабов на берегу Денежки не обнаружилось, зато обнаружились многочисленные козы, которые вполне могли бы их заменить. Альма обрадовано рыкнула и ринулась в самую гущу стада, по пути отбросив бабку с хворостиной, сочно севшую на влажную землю.

Козы обернулись и, узрев Альму с алчно распахнутой пастью, в которой могло бы поместиться много чего, пустились наутек.

- Стоять! - заорала уроненная бабка зверским голосом бойца группы захвата. Козы не слышали. Коз обуял ужас. С громким слаженным топотом неслись козы по недавно тихому бережку, тряся сережками и хвостами, и сминали маргаритки, и вспархивали над зарослями молодого ивняка, словно вспугнутые куропатки, и сметали не успевших увернуться гуляющих, и абсолютная гармония превратилась в русский вариант праздника в Сан-Фермине1. Старичок слетел со стульчика и, с трубкой в зубах, дымя, как старинный паровоз, проворно юркнул за ближайшую иву. Эша успела схватить Севу за плечо и толкнуть его за ствол другой ивы, в этот момент на нее нахлынули козы, завертевшись, она дала пинка одной, другой, увернулась от рогов третьей, прыгнула в сторону на свободное от коз место и там встретилась с бразилейро.

- Гр-р-р, - сказала Альма, внезапно потеряв интерес к козам, остановилась и внимательно посмотрела на нее.

- Кыш, брысь отсюда! - пробормотала Эша, шаря глазами по сторонам. - Эй, ты, убери собаку!

- Да она незлая! - раздраженно крикнул владелец Альмы, неохотно покидая облюбованное место. Бразилейро громко шлепнула языком, оскалилась и перешла в медленное наступление. Шталь попятилась, хотя висевший на цепочке хранитель считал, что лучше бы стоять на месте. От великолепного набора клыков незлой собаки, надвигавшегося на нее, ей стало сильно не по себе. Альма не останавливалась, и Эша продолжала пятиться - и допятилась до брошенного старичком стульчика. Подумала - не взять ли стульчик и не использовать ли, как средство защиты, но додумать не успела - Альма резво скакнула вперед, Эша так же резво скакнула назад, а в следующую секунду раздался пронзительный болезненный визг - стульчик, устоявший во время козьего исхода, вдруг ни с того, ни с сего опрокинулся, одновременно сложившись и намертво защемив длинный бразилейровский хвост.

- Ва-ва-ва! - голосила Альма, мчась к хозяину. Стул, не желавший выпускать добычу, с бряканьем волочился следом, вспахивая молодую траву, словно диковинный плуг. Удиравшие козы остановились, дружно повернув головы. Такого они никогда не видели. Эша, у которой внутри все еще подрагивало от мимолетного страха и сменяющего его веселья, тоже повернула голову, но в другую сторону - туда, где из-за ствола ивы смотрел на нее осторожно улыбающийся Севочка.

- Красивая Лера, - искательно произнес он и прижался к дереву щекой.

- А ну-ка, иди сюда, - сказала Шталь.

* * *

"Собственно говоря, дело можно считать оконченным. Конечно, Севочка числился у меня среди подозреваемых, но до сей минуты не было момента, когда б я считала его серьезным кандидатом на роль Говорящего. Странно - почему-то я постоянно думаю о том, что больше некому будет говорить мне "красивая Лера" - это чертовски приятно, хоть я вовсе и не Лера...Ладно, на этом с лирикой закончу, поскольку вы мне платите совсем за другое. Кстати, я требую компенсации за нервное потрясение, нанесенное мне лицезрением зубов бразилейро.

Разговорить Севу оказалось удивительно трудно - и не только потому, что Сева - это Сева, симпатичный семнадцатилетний мальчишка с глуповатой, но очаровательной улыбкой и разумом четырехлетнего (эх, ему б сейчас гулять на реке в обнимку с такой, как Инка, а не под оплаченным присмотром Эш Шталь... зачеркнуто), но и потому что Сева, казалось, страшно перепугался, когда понял, что я всерьез хочу знать о его беседах с дядюшкиной мебелью. Он мгновенно вообще перестал понимать, что такое мебель - только улыбался и тянул меня за руку гулять. Другой бы поверил, что все это ерунда и стульчик столь удачно сложился сам по себе, но я же Эша Шталь, я знаю, что такое случайности, я знаю, кто такие Говорящие и я знаю (ну практически всегда - зачеркнуто, иногда - зачеркнуто) (довольно часто), когда мне врут, поскольку сама вру направо и налево. Так что Севочка попался. Обмотала я Севочку вопросами, просьбами, уговорами и откровенным нытьем со всех сторон, и Севочка сдался. Разумеется, мне пришлось дать страшную и ужасную клятву, что я никому не скажу. А он, в свою очередь, пообещал, что сегодня ночью познакомит меня со своими деревянными приятелями и расскажет, что они делают и как. Так что вскоре я буду официально представлена лучшим креслам и шифоньерам гречухинской обители.

Итак, что уже известно:

Сева говорит с мебелью.

Мебель легко соглашается на всякие пакости, потому что ей скучно.

Услышать можно любую мебель, но уговорить и разговорить можно не каждую.

Что пока неизвестно:

С чего Макс возомнил себя королем табуреток?

Откуда и давно ли появилась Севочкина способность - дело в том, что у него довольно смутное представление о времени.

Почему он в последнее время делает так много пакостей?

Какая падла постоянно наливает масло под дверь моей комнаты?!

Ночью все выясню окончательно (если нас с Севой не застукают, впрочем, если нас застукает Макс, то я с удовольствием дам ему в голову - зачеркнуто), а утром свяжусь с вами, Олег Георгиевич. Так что можете внести в вашу коллекцию третьего Говорящего. Кстати, а какого лешего я слышу... - зачеркнуто. А пока мы гуляем. Сейчас на бережке, слава богу, никого - ни народа, ни коз. Сева что-то высматривает на другом берегу. Ивы в этом месте растут очень густо, и я... ой, больно!.."

На этом месте отчет прерывается по причине потери Эшей Шталь сознания.

* * *

- Куда это ты собралась? - раздраженно спросила медсестра, всаживая иглу в обнаженное полупопие пациентки и косясь на Шталь, которая отбросила одеяло и принялась выбираться из кровати. Старт она взяла довольно резво, но едва ее ноги коснулись пола, как палата необъяснимым образом встала на дыбы, Эшу повело в сторону и стукнуло о койку.

- Ухожу, - пробормотала она, хватаясь за затылок. - Я вылечилась. Кому тут заплатить за бинты и стиральный порошок?

Медицинская девушка, изъяв иглу из полупопия, заявила:

- Ты никуда не можешь идти. Тебя привезли в бессознательном состоянии. У тебя сотрясение мозга средней тяжести... врач же тебе все сказал, написал.

Эша, баюкая голову и одновременно роясь в тумбочке, ответила, что устный диагноз помнит смутно, а для письменного у нее в Дальнеозерске нет знакомых криптографов, и если она сию секунду не начнет что-то делать, то ее состояние благодаря кое-кому может резко ухудшиться. Медсестра посмотрела озабоченней и сказала, что, пожалуй, Шталь стоит обследовать еще раз. Эша спросила, где расписаться за отказ, поскольку у нее больницефобия, и тут же добавила еще вопрос - не ждут ли ее в коридоре какие-нибудь люди с пистолетами, лопатами и мешками для мусора? Медсестра ответила, что ничего такого не видела и, выходя, зацепилась плечом за косяк. Эша с размаху села на кровать и выругалась сквозь зубы, испытывая желание запустить чем-нибудь в стену и разреветься от злости. Ибо факты были весьма скверными. Ее нашли носом в траве без сознания и с огромной шишкой на голове. Сева исчез бесследно. Также бесследно исчез ее сотовый телефон. С пропажей Севы это, конечно, не шло ни в какое сравнение, но она лишена возможности сию же секунду позвонить Ейщарову и завопить: "Помогите!" Все же прочее было на месте. И, разумеется, никто ничего не видел. На задворках сознания мелькала жалкая в своей спасительности мысль, что на нее, Эшу, напал грабитель, а Севочка просто воспользовался тем, что Шталь выведена из строя, и отправился на более длительную прогулку. Но Эша понимала, что это не так. Во-первых, такой, как Сева, далеко бы не ушел. А во-вторых, Эша отчего-то была уверена, что, будь это так, Сева вообще бы никуда не пошел... если только грабитель ничего с ним не сотворил. Неужто его похитили? Из недавнего разговора с милицейскими посетителями она сделала вывод, что те придерживаются именно этой версии, хоть и недоумевают, что возможный похититель предпочел гречухинского умственно отсталого инвалида-племянника родным здоровым детям, шатавшимся по Дальнеозерску как им вздумается и без всякого спецприсмотра. Так же она сделала вывод, что имеет честь быть одной из подозреваемых, хотя напрямую ей это не сказали, а просто пока потребовали не покидать город. Ну да, Эша Шталь завела бедного Севу подальше, а сообщник стукнул ее по голове, чтобы отвести подозрения. Если уж на то пошло, она бы выбрала менее болезненный способ отведения подозрений от своей персоны.

Ладно, главное сейчас то, что Сева неизвестно где и с ним неизвестно что, ей, Эше Шталь, чуть не проломили голову (за это ж вообще убить мало!), и, возможно, до того момента, когда выяснится, что Лера Казакова вовсе не Лера Казакова, счет идет на минуты. Черт бы ее подрал с этой конспирацией! Чета Гречухиных уже нанесла ей визит, и Таисия Игоревна смотрела на нее, как на пригретую у груди гадюку. Эше было известно, что та дала ей самую нелестную характеристику. Аркадий Алексеевич не дал ей вообще никакой характеристики, и это, наверное, было хуже всего. Ой, пустят Эшу Шталь на макраме!

Так, значит, выйти из больницы... ага, выйдет она сейчас официально из больницы, и сколько специальных людей устремится следом, чтоб поглядеть, как она идет и куда? Нет, этого никак нельзя. Испортят цепь случайностей. Потому что она будет думать о Севе. Ей срочно нужно встретить Севу. Или человека, который приведет ее к Севе. Иначе не выйдет - детектив из нее никудышный. Живой и здоровый Сева покажет ей свою мебель. Живой и здоровый Сева снимет с нее подозрения. Живой и здоровый Сева...

Просто живой и здоровый Сева.

* * *

- Что, милая, попала?

Шталь повернулась и посмотрела на спросившую - полулежащую на кровати дородную тетку. Спросившая выглядывала из-за журнала и вид имела сочувственный. Прочие в палате спали. Эша обшарила свои карманы и подошла к ней, внимательно разглядывая ее огромный цветастый байковый халат.

- Вы ходячая? - поинтересовалась она. Тетка хихикнула.

- Даже бегающая.

Эша огляделась, наклонилась к ее уху и осторожно зашевелила губами. Тетка хихикнула еще раз, покосилась на содержимое ее ладони и сказала:

- А мне за это ничего не будет?

- Не знаю.

- Тогда давай сюда, - решилась тетка и прибрала содержимое ладони.

Несколько минут Эша сидела на кровати, привольно болтая ногами, потом встала и быстрым заплетающимся шагом вышла в коридор, где на нее удивленно уставились двое молодых людей, занимавших позиции неподалеку от палаты. Подозрительности в этом удивлении Шталь, вывалившаяся из дверей в незавязанных кроссовках, нижнем белье и расстегнутой безрукавке, не заметила, зато заметила много других эмоций.

- Куда? - впрочем, спросил один, перемещаясь навстречу и протягивая руку.

- Гл... бл... - ответила Эша, прижимая ладони к губам, надувая щеки и охотно разворачиваясь к молодому человеку. Тот проворно отскочил, заслоняя одной рукой пиджак и неистово махая другой в конец коридора, совершенно по-детски закричав:

- Туда-туда! Бегом-бегом!

Эша с радостью подчинилась и ринулась в сторону туалета, по пути старательно несколько раз наткнувшись на стены. Уже вбегая в дверь, она оглянулась и увидела, что молодой человек подходит к столу дежурной сестры - очевидно, за медицинской консультацией.

- А в чем дело-то? - поинтересовалась тетка, поджидавшая в туалете и вытаскивавшая из-под халата шталевскую одежду. Эша, торопливо натягивая джинсы и путаясь в штанинах, сообщила, что в чем бы ни было дело, она тут совершенно не при чем, и все это происки и клевета. Тетка закивала - очевидно, она была большим специалистом по проискам и клевете. Застегнув куртку и спрятав голову и шишку на ней под кепкой, Шталь с усилием открыла окно, по счастью выходящее на задний больничный дворик, и хмуро посмотрела на колышущиеся в полумраке неизменные ивы. Второй этаж, конечно, был лучше, чем третий. Но хуже, чем первый. Она торопливо сняла с шеи цепочку с хризолитом, у которого уже начиналась самая настоящая истерика, и спрятала в карман.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я себе ничего не сломала, и меня бы никто не заметил, и чтобы вообще все кончилось хорошо.

Эша Шталь.

P.S. Ну, алиллуйя!

- Твою мать!

Нет, это я не тебе, господи, все прекрасно, но насчет розовой клумбы ты мог бы и предупредить!

* * *

По самой середине дальнеозерского вечера самыми тихими улицами шла очень хмурая девушка. Иногда она хваталась за затылок, иногда останавливалась и зубами принималась вытаскивать из ладоней колючки. Девушке было нехорошо - настолько нехорошо, насколько могло быть человеку с сотрясением мозга средней тяжести, сиганувшему в роскошный розовый куст.

Только сейчас Эша начала осознавать, что натворила. Будучи возможной подозреваемой, сбежав из больницы она тем самым заслужила титул основной подозреваемой, потому что люди с чистой совестью не уходят огородами лишь потому, что им захотелось на свежий воздух. По счастью, все телефоны Ейщарова она знает наизусть - еще есть возможность позвонить и потребовать немедленного спасения. А ну как, узнав про ее выходки, Олег Георгиевич пошлет ее подальше? Или вообще уволит и не даст денег, что, конечно, гораздо хуже. Цепь случайностей, рука судьбы, хватающая за шкирку... Господи, о чем она думала?! Ну, вот Эша Шталь на свободе, вот шкирка Эши Шталь. Где рука судьбы, позвольте узнать? Может, нужно свернуть на одну из центральных улиц, где народу побольше? Хотя похитители, если конечно они существуют, должны сейчас караулить свою жертву, а не слоняться по городу. Но она ведь о них думает! Думает, думает!..

Да нет, не о них она вовсе думает, а о Севе. Где он? Ну где?!

Потирая затылок, Эша перешла улицу и двинулась мимо вечерних витрин, озираясь по сторонам.

Сева, Сева... ну где ты, Сева, где, где?!..

- Уй, твою!.. что ж вы...

- Перед собой смотреть не пробовал?!

- О, Лерка! А я тебе звоню, звоню... Ты чего телефон отключила?

Шталь повернулась и хмуро обозрела Илью, который стоял с двумя пакетами в руках и прямо-таки лучился радостью, и от этой радости настроение у нее испортилось окончательно.

- Ой, ну ты еще откуда? О тебе я не думала.

- Совсем? - с удрученностью спросил поднадоевший кавалер и, сменив курс, прихрамывая пошел рядом. - Лер, ты что - обиделась? Ну, у меня действительно дела были, сейчас пара часов свободных, я тебе звоню уже минут двадцать, думал - посидим... Между прочим, это мне надо было обидеться, когда ты оказалась вовсе не Полина.

- Что в мешках? - мрачно спросила Эша, и Илья приподнял увесистые пакеты.

- Боеприпасы. Кореш попросил в маркет сгонять. Хочешь пива?

- Я спать хочу, - вяло произнесла Эша. - У меня мигрень механического происхождения и штук двадцать заноз в разных местах.

- Что? - переспросил Илья.

- Говорю, нет, - Шталь скосила глаза на его ноги и без особого интереса осведомилась: - Чего хромаешь?

- Ой, да ну, глупость! - Илья махнул рукой с пакетом, в котором что-то нежно звякнуло. - Со стула свалился - представляешь?! Да еще больно так... чуть ногу не сломал! - он подмигнул Эше. - Тебе бы пригодилось для той твоей передачки.

- Да, возможно, - весело сказала Эша, внезапно загораясь жгучим интересом к идущему рядом человеку. - Так что ты там говорил насчет посидеть? Может, у тебя?

- Не, - Илья сожалеюще покрутил темноволосой головой, - я ж тебе говорил, что у друга остановился... с семьей он там, не поймут. Может, в гостиницу?

- Не хочу в гостиницу, - капризно отозвалась она, - пошли тогда просто куда-нибудь. Я бы поела. Может, тебе пакетик поднести, болезный?

Илья немедленно обиделся, попытался перестать хромать, отчего на его лице появилась некая сложная гримаса, и завел Эшу в первую же попавшуюся кафешку. На стул он сел осторожно, придерживая его руками, как не так давно делала и она сама, и Эша подумала, что, похоже, Илья упал со стула вовсе не единожды.

И что теперь? Звонить в милицию? Мол, арестуйте его, я его подозреваю в похищении, потому что он упал со стула? После такого звонка ее поместят совсем в другую больницу, где не особо попрыгаешь из окон. К тому же, почему Илья не мог упасть со стула просто так? Это может произойти с кем угодно, и стул при этом будет самый обычный. Возможно, он и вовсе со стула не падал, а с кем-нибудь подрался или произошел несчастный случай, и Илья просто не хочет ей об этом говорить. Могут быть десятки причин.

Пока они сидели и болтали, Эша успела придумать еще двадцать причин, по которым Илья не может иметь к случившемуся никакого отношения, и сто двадцать раз сказать себе, что все это глупость.

А когда они распрощались, Эша, конечно же, пошла следом.

* * *

Илья шел неторопливо, глазел по сторонам, заглянул в еще один магазинчик, дважды останавливался покурить и поболтать с оказавшимися в поле его зрения юными особами и в целом и для похитителя, и просто для Ильи вел себя возмутительно. Шталь наблюдала, скромно заслоняясь деревьями и прохожими, мысленно всячески охаивая свои действия и сладостно представляя, сколько ей удастся содрать с Олега Георгиевича за сотрясение мозга средней тяжести. Падение в розовый куст он, пожалуй, не оплатит, хотя можно что-нибудь придумать и представить это в свете рабочей необходимости. В этот момент объект наблюдения завернул в ивовый скверик, извлек из пакета бутылочку пива и принялся поглощать его с самым беззаботным видом. Эша даже зубами заскрипела от злости, попадая в такт тихому шелесту ветвей. Ее, наверное, уже в розыск объявили, а она отслеживает перемещения по городу случайного приятеля. Возможно, медсестра была права, и ей следовало подвергнуться повторному осмотру.

Допив пиво, Илья, как примерный гражданин, сунул бутылку в урну, посмотрел на часы и зевнул. Эша стояла так близко, что, при желании, могла сосчитать все его зубы. Завершив зевок, Илья встал и направился к остановке. Дождался маршрутки, забрался в нее, предварительно вежливо пропустив какую-то тучную даму, и захлопнул дверцу.

Ну, вот, собственно и все. Хватит! Это была не рука судьбы, Шталь. Это была ее нога, которой тебя пнули, потому что ты, Эша Шталь, зарвалась!

Маршрутка тронулась с места, и Эша завертела головой по сторонам, пожалев о стоявшей далеко отсюда на платной стоянке "фабии", посколько зарегестрирована та была совсем не на Леру Казакову. Она подскочила к обочине и замахала рукой. Почти сразу из негустого потока машин вырулил зеленый "москвичок" и притормозил возле нее.

- Ну? - спросил водитель в окошко.

- Вот, - сказала Эша, показывая деньги.

- Ага, - ответил водитель, открывая дверцу. Эша плюхнулась на сиденье и обозначила направление и характер движения. Водитель принял деньги и коротко кивнул. За всю дорогу он не задал ни одного вопроса, глядя в лобовое стекло и жуя чадящую "беломорину". Эша задала только один:

- Куда идет эта маршрутка?

- Кажись, через балку, на дачи, а конечная у нее возле кладбища.

Эша поежилась и принялась вытаскивать из рук оставшиеся колючки.

Вскоре они покинули городские пределы, и по обеим сторонам дороги потянулся редкий березовый лесок. Через пару километров лесок отступил, дорога пошла под уклон, замелькали особнячки и домишки, большая часть которых была погружена во мрак. Маршрутка остановилась возле тусклого фонаря, и Эша, увидев, как из нее выпрыгнула знакомая фигура, попросила водителя проехать чуть дальше. Фигура уже неторопливо спускалась между домами в глубь балки, когда Шталь покинула "москвичок", поблагодарив водителя. Тот невозмутимо кивнул и уехал.

Светлые пакеты в руках Ильи прыгали в темноте хорошим ориентиром, и Эша позволила ему отойти подальше, медленно продвигаясь следом и вздрагивая, когда из-за очередного забора выплескивался яростный собачий лай. Она совершенно не представляла, что будет делать, когда приятель достигнет конечной точки своего путешествия. Вот будет смешно, когда в этой конечной точке окажется помянутый кореш с семьей - а скорее всего так и есть - Илья ведь ни разу не сказал своего точного адреса, а ей до сей поры это было неинтересно.

Через некоторое время Илья остановился перед воротами в красном кирпичном заборе, украшенном по краю стилизованными фонарями на коротких столбиках. Горели только два из них, и Илья, поставив брякнувшие пакеты в неровный полукруг света, принялся шарить во внутреннем кармане. Вытащил ключи, выронив вместе с ними некий предмет, чертыхнулся, наклонился и поднял его, огляделся, зевнул и начал со скрежетом отпирать ворота. Отодвинул одну из створок, в этот момент сзади что-то зашуршало, и он испуганно повернулся, но завершить поворот не успел - Шталь, приподнявшись на цыпочки, с короткого замаха огрела приятеля по голове бутылкой, которую стянула из его же пакета. Бутылка весело брызнула во все стороны, Илья сунулся вперед, гулко стукнулся лбом о нераскрытую створку и, трагически забросив одну руку за голову, повалился на землю в позе спящей Венеры. В вечернем воздухе пронзительно запахло пивом. Шталь поспешно осмотрелась, но вокруг по-прежнему было темно и тихо, лишь с рабочим энтузиазмом погавкивали собаки. Наклонившись, она извлекла из внутреннего кармана Ильи свой сотовый, тихо обозвав лежащего нехорошим русским словом. Лежащий не отреагировал - либо он был согласен, либо потерял сознание.

Эша осторожно заглянула в приоткрытые ворота. Подъездная дорожка была пуста, над пряничным крыльцом горел фонарь, бросая тусклый свет на широкие ступени и узорчатые перила, и с фасада светилось лишь одно окно второго этажа. Если в доме и услышали что-то, то ничем этого не показывали - никто не стрелял из оконных проемов и с крыши, и на крыльцо не выкатывали гаубицу. Никто даже не вышел. Очевидно, они притаились возле окон и наблюдали.

Нужен был какой-то план. Самым лучшим планом представлялось сию же секунду развернуться и пуститься наутек. Уже можно было звонить в милицию - сотовый был доказательством, правда в милиции вряд ли одобрили бы способ получения этого доказательства. Но тут же совершенно некстати вспомнились веселый кабинет-шкафчик, шаловливо покачивающий дверными створочками, пальцы Севочки, доверительно цепляющиеся за ее запястье (фу, Шталь, откуда эта сентиментальность?!), а потом стало еще хуже, ибо из глубин сознания аккуратной походкой вышло хорошо одетое видение со смеющимися глазами. Видение погрозило кулаком и грозно сказало:

- Уволю!

Но я не умею брать дома штурмом! У меня и нет ничего для штурма!

Видение вытащило контракт и с садистким выражением лица начало раздирать его пополам. Эша поспешно спрятала отключенный телефон, схватила Илью за ноги и торопливо втащила во двор. Занесла следом его пакеты и осторожно закрыла ворота, после чего поискала у Ильи пульс, но не нашла. Илья, впрочем, исправно дышал - очевидно, она искала пульс где-то не там. Эша забрала у него ключи, оттащила бывшего приятеля в заросли каких-то кустов и, пригибаясь, прокралась к молчаливому дому. Обошла особнячок кругом, заглядывая в окна первого этажа, но ничего не увидела. По-прежнему светилось только одно окошко, и даже из него не выглядывал ни один из сподвижников Ильи. Шталь перебрала в голове несколько вариантов проникновения в дом, оценила собственное состояние, после чего поднялась на крыльцо, дернула дверь, а потом по-хозяйски отперла ее, бряцая ключами, и отворила в темноту. В темноте было жутко и пыльно и где-то тут совсем рядом притаились похитители, готовые на нее наброситься. Она щелкнула зажигалкой, пробудив к жизни раскачивающиеся и прыгающие тени, нашла выключатель и зажгла свет. Прихожая, отделанная в русском стиле, была пуста, и единственными живыми существами кроме Эши здесь были пара грустных пауков под потолком и большая моль, впорхнувшая следом через дверь.

Логично было бы сразу направиться в комнату, где горел свет, но, желая избежать неожиданностей, Эша наскоро осмотрела первый этаж. Он был хорошо обставлен, но совершенно и восхитительно пуст. На большей части мебели лежал толстый слой пыли. В кухне пыли было меньше, в раковине поблескивали капли воды, стол был усыпан крошками, лежащий на нем нож масляно блестел, а в воздухе еще витал запах копченой колбасы - похитители недавно ужинали. На полу валялись осколки разбитой тарелки. Так же на полу вверх ножками валялся легкий кухонный стульчик. Еще один, превратившийся в обломки, словно кто-то яростно колотил им о стену, лежал в углу. Сева определенно был здесь. Но здесь ли он сейчас?

Эша, прихватив нож, быстро поднялась на второй этаж. Ее нервный камень чувствовался даже из кармана - он ощущался пугливой девицей, которая истерично вопит, стоя на табуретке в окружении десятка мышей. Он считал, что дом надо покинуть немедленно, и что все это крайне неблагоразумно. Эша злобно сообщила, что неблагоразумно было не предупредить ее об ударе сзади, на что хризолит заметил, что обязан следить за тем, что делает она, а не другие. Ну, и на кой черт, спрашивается, нужен такой талисман?!

Комната, в которой горел свет, находилась возле лестничной площадки, дверь в нее была закрыта неплотно, и в ней определенно кто-то находился, ибо пустые комнаты не издают таких задушенных мычащих звуков. Звук был совсем тихим и очень жалобным, и в нем слышался призыв, будто мычащий знал о ее присутствии. Вероятно, это была ловушка, и заглядывать в комнату не стоило. Но не заглядывать в нее было невозможно, и Эша, подкравшись к двери, пригнулась к самому полу и из такого положения направила взгляд в щель между створкой и косяком. За дверью оказалась спальня - светлая деревянная спальня, немного перегруженная мебелью, но при солнечных лучах, несомненно, смотревшаяся очень нарядно. Электрический свет весело поблескивал на целлофане, в который был укутан кроватный матрас, на полированных дверцах комода, на резных балках, подпирающих потолок, и Шталь не сразу заметила сидящего на полу человека, накрепко примотанного к одной из этих балок. Рот и глаза человека были завязаны, и, издавая те самые мычащие звуки, он отчаянно тряс головой. Оглянувшись, она притворила дверь, на цыпочках пробежала через комнату и рухнула на колени перед сидящим.

- Все хорошо, Севочка, - зло пробормотала Эша, возясь с повязками, - сейчас мы развяжемся и пойдем отсюда к чертовой матери очень быстро.

Освобожденный от повязки, Сева старательно задышал и заморгал, облегченно ткнулся лбом ей в плечо, потом сказал:

- Слава богу, ты живая, я думал, этот урод тебя совсем убил, вот козлы, я тут чуть не задохнулся, сколько вообще сейчас времени, как ты меня нашла, я слышал, как они уходили, бросили меня тут, ясное дело, чего за таким смотреть, куда я денусь, уехали на машине, я не слышал, чтоб она возвращалась, но дверь отпирали, откуда взяла ключи, ты кого-то из них прибила? это здорово, пойдем пожалуйста домой!

Эша, качнувшись, плюхнулась на пятую точку, моргнула и хрипло произнесла:

- Ну, знаете, товарищ олигофрен!

- Что, Эша Шталь? - вкрадчиво спросил товарищ олигофрен, болезненно щуря подбитый глаз. Выражение его лица больше не было взлетающим, брови опустились, неопределенная улыбка исчезла, и в целом, даже побитый и явно напуганный, он выглядел обычным симпатичным пареньком, которому немедленно хотелось добавить еще пару синяков.

- Ладно, - мрачно отозвалась Эша, снова приподнимаясь, - продолжим позже. За что они тебя так отделали?

Сева облизнул распухшую нижнюю губу и ухмыльнулся.

- Ну, у них все время было плохое настроение.

- Поскольку здесь много мебели и ты, меня это не удивляет.

- Ты будешь меня спасать или как?

- Разумеется, - Эша взялась за нож и начала яростно пилить веревку, - сию же секунду спасу, только для того, чтобы самой поколотить тебя в безопасном месте!

- Я собирался тебе сегодня рассказать! - жалобно произнес Сева, подергиваясь в такт стремительным движениям ее руки. - Честное слово! Я хотел...

- Врешь!

- Вру! - согласился он, повесив голову.

- Не понимаю, зачем тебе было изображать из себя слабоумного.

- Потому что таков был уговор.

- Опять какой-то уговор! - вскипела Эша, разматывая веревку и от волнения сама запутываясь в ней. - Мне надоели всякие уговоры - один глупее другого!

- Эша, - мягко сказал подопечный, - я прожил в этом городе всю жизнь. Меня здесь все знают.

- Всю жизнь изображать слабоумного?!

- Я его не изображал! - неожиданно разозлился и он, тоже пытаясь освободиться от веревки. - Я был им! Четырнадцать лет я был абсолютным дебилом! Четырнадцать лет меня знали дебилом! Поэтому мне пришлось таким и остаться! Потому что так не бывает! Потому что умственная отсталость не лечится! Он сказал, что если кто-то узнает, будет катастрофа!

- "Он" - это, конечно же, Аркадий Алексеевич?! Тогда на кой черт он держал тебя в городе, где все тебя знают?! - Эша отбросила веревку, и Сева одной рукой принялся яростно растирать свою спину, вторую, по обыкновению, прижимая к груди. - Вставай быстро!

- Я был бы счастлив и в этом притворяться, - Сева насупился. - Правда. Но тут все по-честному. Поэтому быстро не получится. К тому же, я сейчас плохо вижу.

- Прости. Держись за меня, - Эша обхватила его за талию, и Сева кое-как приподнялся, с упоением ругаясь сквозь зубы. Ругань была бедновата и слишком книжна - сказывалось отсутствие общения с молодежью. - Теперь пошли. Сколько их было?

- Я видел одного, но их не меньше двух, это точно, - сообщил он, ковыляя к двери. - Быстрее будет спуститься через бильярдную - попадем сразу на веранду.

- Тебе устраивали экскурсию по дому?

- Это дядина дача.

- Ой, как плохо-то! - вырвалось у Шталь. Объяснить причину этого возгласа она не успела, потому как дверь в комнату распахнулась, и ввалился Илья - взъерошенный, с сухими веточками во всклокоченных волосах и с запекшейся струйкой крови на лбу. Он диким взором посмотрел на две застывшие фигуры, растопырил руки, словно хотел обнять сразу обоих, и опустил их.

- Тааак, - сказал он, недовольно глядя на кухонный нож в пальцах Эши.

- Ты выглядишь хуже, чем я, и это приятно, - заметила Эша, отступая и одновременно задвигая себе за спину бывшего олигофрена, который отчего-то начал отчаянно этому противиться. Илья потер голову, скривился и обиженно спросил:

- Зачем ты это сделала? Откуда ты вообще тут взялась?!

- А ты откуда тут взялся?

Она почувствовала, как позади нее Сева открывает рот - ему явно тоже хотелось знать, откуда и почему тут взялись все и он сам в том числе, причем спросить это он явно собирался совершенно неолигофреническим образом, и Эша дернула его за рукав. В комнату на очень большой скорости влетел еще один человек, наткнулся на Илью, обозрел мизансцену и тоже сказал "тааак". Шталь мрачно удивилась тому, что уже совершенно не удивляется.

- И чего теперь делать? - уныло спросил Илья прибывшего. - Они оба нас видели. И дом видели. Ладно дебил, но эта...

- А ты не мог меня предупредить прежде, чем я сюда заперся?! - злобно отозвался эстет-официант, в соответствии со злодейским образом сжимавший в руке небольшой топорик. - Теперь она сдаст нас обоих!

- Уже сдала, - кротко сказала Шталь. - Группа захвата прибыла пару минут назад и разбила лагерь в кустах.

- Ерунда! - у Ильи вырвался нервный смешок. - Наверное, она шла за мной... но почему?.. я ведь никак не мог...

- Ты с ней встречался?! - возопил Олег. - Ты знал, что она не в больнице, и не сообщил мне?! Ты идиот!

Илья взмахнул рукой и тоже ударился в крик. Он заявил, что это было глупостью с самого начала, что похищать людей не его профиль, что невозможно нормально соображать в доме, где ты постоянно валишься со стульев и все на тебя падает, и что он совершенно не понимает, с чего Эша его заподозрила, потому что если не считать удара по голове, он обращался с ней крайне мило. Олег ехидно возразил, что глупостью было не само дело, а то, что Илья продолжал путаться с "прогульщицей" даже когда узнал, кто она. Илья сказал, что Олега это не касается. Олег спросил, хорошо ли теперь представляет себе Илья их общее будущее? Эша, чувствуя, что они с Севой временно начинают превращаться в частность, предприняла было попытку прокрасться к двери и увести Севу, но Олег резко передвинулся навстречу и погрозил обоим своим топориком.

- А ты знаешь, что угрожать людям топором противозаконно? - осведомилась Эша.

- Да, - ответил Олег со зверским выражением лица.

- Ну, я просто думала, может ты забыл, - поразмыслив, она привела другой аргумент. - Твоя мама убьет тебя, когда узнает.

- Ничего она не узнает! Уж я позабочусь.

- Ты сдурел?! - всполошился Илья, правильно истолковав его интонацию. - Этого еще не хватало! Уговор был подержать немного и выпустить вне зависимости от того, согласится он или нет! Это же практически шутка была!

- Мне было не смешно, - Шталь потерла затылок. - Когда меня бьют по голове, я, почему-то, никогда не смеюсь. Думаете, это странно?

- Да тебе бы ничего не было! Я не сильно...

- Нет, ты точно идиот, - произнес Олег с усталым вздохом.

- От среднего сотрясения мозга недалеко до тяжелого, а от тяжелого - до симпатичной мраморной плиты. Киднеппинг плюс убийство...

- Никакого убийства не было!..

- Да еще и избиение подростка-инвалида...

- Это вышло случайно!..

- Значит, мы можем идти?

- Нет, - сказал Олег. - И вообще заткнись! Или я тебе башку проломлю!

- Это тоже противозаконно.

- Свяжи их! - распорядился Олег, чуть опуская руку с топором. - И заткни им рты, особенно этой бабе! Надо подумать, что теперь делать. Ты хотя бы осознаешь, насколько все теперь хреново?! Если ты думаешь, что тебе, в отличие от меня, будет послабление, то ты ошибаешься, потому что если он все узнает, то от вас обоих мокрое место останется! Так что хорош ныть! Иди и упакуй их! А я потом подгоню машину.

Последняя фраза прозвучала для Шталь особенно зловеще, поскольку в машине имелся багажник, в который складывают не только вещи, но и нежелательных свидетелей. В глазах Ильи появилось что-то жалобное, и он нерешительно двинулся вперед, Олег, чуток выждав, шагнул следом, но решительно, с лисьей улыбкой на тонких губах, и когда он завершил первый шаг, в голове Эши окончательно сложилась общая картина происшедшего, хоть это сейчас было совершенно не важно, и больше всего удручало то, что она сама заплатила Олегу не только за личный статус козла отпущения, но и за то, что ее отправят на тот свет. На тот свет очень не хотелось.

- А как ты поняла? - вдруг с любопытством спросил Илья, замирая на очередном шаге. - Из-за телефона? Я ведь его при тебе не...

- Ты еще и ее телефон с собой таскал?! - прошипел Олег. - Ты его хоть не включал?!

- Конечно нет, - обиделся Илья, охлопывая себя по карманам. - Просто хотел карту поменять, да забыл... Ты его забрала?

- Чтооо?! - взвыл коллега, воздевая к потолку руки с топором, словно призывая к битве невидимое войско. - Все это время у нее был телефон?! С ее картой?!

После чего они практически одновременно спросили:

- Ты правда ментам звонила?!

- Я и сейчас звоню, - сообщила Эша, вытаскивая из кармана телефон со светящимся дисплеем. - Уже несколько минут у нас отличный коннект. Только это не менты, мальчики. Это гораздо хуже.

- Так, валим! - Илья, чье лицо сразу скомкалось, развернулся и пустился было наутек, но Олег, схватив коллегу за рукав, с удивительной для своего субтильного телосложения силой рванул его обратно, потом отпустил, и Илья, сменив траекторию движения, спиной вперед полетел к комоду. Сам же Олег, издав странный звук, будто его душили, ринулся к отступающим в глубь комнаты нежелательным свидетелям. Топор в его руке сверкал грозно и неприятно.

Поиграем? - вдруг спросил в голове Шталь тоненький голосок.

А-а-а, скууучно! - басом прогрохотал другой.

Сейчас будет весело, хотя вам, может, и не будет весело, но нам будет весело, нам, нам... нельзя позволить разломать, разобрать... опять пыль, покой...

Поговорите с нами? Поиграете с нами?

Она уже ощущала подобное той ночью на третьем этаже, но на этот раз в ощущениях, переливавшихся в нестройный хор голосов, не было ничего шаловливого - злое веселье было в них, нетерпение, даже ярость, толчками исходившие от стоявшей в комнате мебели. Казалось, вокруг голосят садисты, наловившие для истязаний прорву хорошеньких девушек, и Шталь с трудом подавила в себе естественное желание сию же секунду вновь выпрыгнуть окно - желание настолько сильное, что для его осуществления окно вовсе не требовалось открывать. Пальцы Севы накрепко вцепились в ее плечо и потянули куда-то вбок, мимо кровати.

Олег успел сделать два шага, когда Илья завершил свое перемещение и с болезненным возгласом спиной встретился с комодом. Стилизованный шкаф-комод был аляповат, но красив - сплошь в островерхих башенках, львиных мордах, колоннах и резных гирляндах, и Илья, влетев позвоночником в скопления выпуклых узоров и бронзовых ручек, несомненно испытал очень неприятные ощущения. В следующую секунду один его рукав зацепился за макушку башенки, другой накрепко прищемило дверцей вместе с запястьем, после чего массивные ящики комода начали методично выдвигаться, впечатывая в плененного свои округлые блестящие ручки почти по всей длине его роста. На каждый тычок Илья реагировал истошным воплем, комод скрипел и азартно похлопывал свободными створками.

Шталь за этим не наблюдала - лишь успела заметить, что комоду страшно весело, а вот Илье напротив совершенно нет. Она отступала, жалея, что у нее нет сил вскинуть Севу на плечо и умчаться прочь, сам же Сева топотал сзади, то и дело пытаясь героически выдвинуться вперед, но Эша каждый раз его отпихивала, не сомневаясь, что стоит им разделиться, Олег, который сейчас мало что соображал, набросится именно на него.

Олегу, впрочем, не везло. Мебель явно была расставлена как-то не так, потому что пройдя лишь несколько метров, он успел встретиться практически со всеми ее острыми углами, зацепиться за тумбочку, запутаться в стульях, которые почему-то оказывались в самых неподходящих местах, цеплялись за него, подставляли ему подножки, опрокидывались ему на ноги и вообще вели себя неподобающе. В конце концов он с рычанием начал отмахиваться топором, снес часть спинки очередному стулу, выбил щепку из повалившегося в его сторону декоративного шкафчика, располосовал обивку кресла на колесиках, коварно подкравшегося к нему сзади и попытавшемуся в себя усадить. Комната наполнилась треском, грохотом, стоном пружин, размашистыми ударами и скрежетом.

- Что это такое?! - вопил первый, все еще пребывающий в позе беспокойного распятого. - Отцепите меня!

- Хр-р!.. - рычал второй, увлеченно круша все вокруг. Эша и Сева уже почти достигли двери, когда Олег, устремив на них мутный взор, вспомнил, ради чего все затевалось, отчаянно рванулся к ним, но тут же зацепился ногой за какую-то скамеечку, врезался в березовый туалетный столик, возмущенно хлопнувший его двумя дверцами, и, потеряв топор и равновесие, головой вперед въехал под громоздкую кровать, прибыв с узкой ее части. Кровать удовлетворенно вздохнула и, кракнув ножками, просела, намертво придавив прибывшего. В ту же секунду шкаф-комод, решив сменить способ развлечения, качнулся вперед-назад, после чего с грохотом рухнул в туче пыли, словно обвалившийся замок.

- Помогите! - задушено сказал Илья из-под шкафа.

Олег не сказал ничего - он пыхтел и брыкался оставшимися на свободе ногами, пытаясь приподнять кровать. Но кровать явно была против, не сдвигаясь ни на миллиметр.

- Пошли, - Эша выпихнула Севу в дверь и захлопнула ее за собой, - им надо побыть одним.

Подопечный слабо улыбнулся, прикрывая веки, за которыми угасали сияющие сизые вихри, и знакомо ухватился за ее запястье.

- Красивая Эша, - с усталым ехидством произнес он, и Эша, на ходу вслушивавшаяся в затихающие звуки разбушевавшейся по всему дому мебели, мрачно спросила:

- Ну а это хоть правда? Кстати, это ты мне масло под дверь наливал?

- Нет. Это Ника.

- Та еще семейка! Надеюсь, оно хоть было рафинированным.

* * *

Дрова в камине весело потрескивали. Эша не могла знать их настоящих ощущений - нравится ли дровам сгорать и потрескивать или они всегда против этого, но со стороны выглядело очень уютно. Она потерла еще ноющий затылок и покосилась на Севу, который, пристроившись рядом на ковре, задумчиво смотрел на огонь.

- Не так давно я сказала одному из них, что люблю забавные истории.

- Да, - отозвался Сева, - все любят забавные истории. Но в этой истории не было ничего забавного, хотя... мексиканский сериал, елки! Моя тетя устроила мое похищение с помощью своего троюродного племянника и любовника, чтобы дядя, в конце концов, из опаски за мою безопасность убрал меня из города, поместил в какое-нибудь спецзаведение. Дала им ключи от дачи - конечно, пропажу Гречухина не будут искать в его же владениях. На дачу он до мая не ездит, проверяют ее по понедельникам, а сегодня среда. Илья, получается, мой четвероюродный брат. А Олег... что она в нем нашла, он же псих! Мне вот все интересно - они действительно бы меня вернули? А если вернули, то каким? В любом случае, это не забавно.

- Ну, забавно хоть то, что мне за эту историю ничего не будет, - заметила Эша. - Меня даже практически не допрашивали. Они ведь изначально могли черт знает что рассказывать. А ты, поскольку, э-э... в общем, ты за свидетеля не считаешься. Но я видела, как ты общался с дядей. Как ты его сразу убедил? Он и его ассистенты поглядывали на меня довольно недобро.

- Просто я сказал, что если тебя немедленно не оставят в покое, то завтра весь Дальнеозерск очень сильно удивится. А дядя ценит покой. К тому же, каждый ведь истолкует по-своему, и это может повредить его бизнесу.

- Твой дядя тоже хорош! - буркнула Шталь. - Если он знал, что его жена тебя так ненавидит, зачем провоцировал?

- У дяди Аркаши своеобразные понятия о наказании, - пояснил Сева. - Он хотел, чтобы тетя Тася всегда помнила, что она сделала. Помнила, как много лет назад села за руль в хлам пьяная и сбила человека. Женщину. На шестом месяце. Сбила и уехала. Я читал, что в моем случае это может считаться основной причиной тому, что я таким получился, - Сева мрачно посмотрел на свою левую руку. - Дядя никогда особо не любил свою сестру. Но он очень любит свою жену. До сих пор. И когда мама пропала, было очень кстати взять меня в дом и при каждом удобном случае тыкать Тасю в меня носом. Она сразу становилась шелковой, - он помолчал, болтая ложкой в стоящей рядом чашке. - Только они двое знают об этом. И однажды я услышал, как они ругались...

- Год назад, - Эша кивнула. - С тех пор твои шалости стремительно возросли. А почему Макс?

- Чтобы на меня не подумали, - просто сказал Сева и ухмыльнулся. - У Макса свои заскоки и он часто выражает свои желания вслух. Совсем несложно было ему внушить, что он чего-то там умеет. А он еще и болтал об этом направо и налево. Тетка и к нему своих специалистов приглашала, думала, он одержим демонами. Знаешь, что самое смешное? Что, скорее всего, ей ничего не будет.

- А как же ты?

- А я уеду. Не из-за этого - вообще... Уговор ведь был не на вечность. Полное совершеннолетие - крупная сумма и до свидания, - Сева откусил кусок пирога. - Конечно деньги, Эша. Таким, как я, жить непросто. Не думала же ты, что я четыре года изображал дебила бесплатно? А так все было прекрасно - трогательная забота о больном племяннике, который заставляет жену вести себя примерно и которым можно наказывать своих строптивых детей. Между прочим, я очень способствовал его репутации.

- В одном он прав, - Эша пожала плечами. - Если узнают, будет катастрофа. Либо они решат, что ты семнадцать лет их дурил, либо, что это чудо. Во втором случае тебя точно разберут на реликвии. Или отправят на опыты.

- Меня это не устраивает, - мрачно сказал Сева. - Поэтому я и уеду подальше. Я справлюсь. Может, я и не очень дееспособен, но я вполне разумен. Я не только умею читать, но и понимаю, что читаю. Мне долго пришлось уламывать дядю, но он все же нашел мне неболтливых учителей - я езжу к ним каждый день. Знаешь, я плохо помню свою жизнь до четырнадцати лет. Как будто это была чья-то другая жизнь. Помню только мать, больницы, бесконечные массажи и упражнения... Все считают, что она ушла, потому что устала, но я знаю, что это не так, хоть и не знаю, что случилось. Просто однажды... ее вдруг не стало, а я оказался в какой-то комнате, с какими-то людьми... и я понимал их иначе, чем раньше. Они спрашивали, кто я, потом смотрели какие-то бумаги, позвонили дяде, он приехал... Он долго не мог поверить, что я - это я, он ведь знал меня всю жизнь. Может, это действительно чудо. Но, наверное, не такое уж хорошее, потому что оно забрало маму, и почему-то я уверен, что насовсем. И если оно вылечило мою голову, почему не вылечило и мои ноги?

- Наверное, потому, что чудеса нельзя выбрать, - осторожно ответила Эша и улыбнулась. - Если, конечно, это не твои собственные чудеса.

- Ну, - Сева чуть повеселел, - мне мои нравятся. В той комнате... тогда, я ведь первыми начал слышать и понимать не людей, а их, - он повел вокруг рукой, указывая на мебель, заполнявшую погруженную в полумрак комнату. - То что они говорили... рассказывали - это было так удивительно, так интересно. Это многому меня научило. Может, кто-то из них и изменил меня, кто знает... Ты, кстати, учти на будущее, что некоторая мебель бывает очень болтлива. Так что сидеть в кресле и постоянно думать или бормотать: "Соображай, Эша Шталь! Ты идиотка, Эша Шталь!" - не больно то здорово для конспирации с такими, как мы. Я все думал - ну кто ты такая? - Сева потер нос. - Значит... есть и другие?

- Я не знаю. Те, кого я видела... вполне возможно, они вообще с тобой не связаны. И не болтай об этом, понял?

- Но они говорят. И ты тоже... да?

- Слушай, Сева, - Шталь насупилась, - они говорят, ты говоришь, я... я вообще не знаю, что я делаю, но в любом случае, это и их, и твое, и мое личное дело! Я тебе сказала, что мои цели самые безобидные...

- Исследования, - Сева принял глубокомысленный вид. - Ты исследуешь сама? Или для кого-то?

- Я не желаю больше это обсуждать! - резковато ответила Эша, потом ехидно сверкнула глазами. - Значит, утверждаешь, что твой секрет знает лишь дядя и учителя? Готова поспорить, что Инна тоже в курсе.

- При чем тут Инна?! - даже в полумраке стало видно, как Сева густо побагровел. - Она просто...

- Разумеется она исключительно просто, - Эша покладисто кивнула. - Не обращай внимания и не забывай, что у тети Эши все еще сотрясение мозга. Слушай, давай просто посидим, как собирались. Твой дядя внизу, твои братья-сестры ушли гулять с охраной, тети тоже нет дома... так что весь этаж в нашем распоряжении. Кстати, нам повезло, что на даче оказалось так много мебели.

- Они отвозили туда мебель, которая им надоедала, - сообщил Сева с набитым ртом. - Не антикварную, конечно, обычную. И на даче она больше всего скучает и злится. Поэтому уговорить ее на что-то было совсем несложно. Никто ведь не спрашивает мебель, где ей нравится стоять, какое она предпочитает соседство. Никому не интересно, хотят ли стулья и кресла, чтобы в них садились именно вы, какую посуду предпочитают столы и буфеты, каких спящих любят кровати и все ли из них хотят быть удобными. Некоторые желают просто красоваться, некоторые вообще не любят, чтоб их трогали, некоторым нравится солнце, некоторым темнота и покой, некоторым вежливость, а некоторым - напротив, бесцеремонность. Они все такие разные... Видишь ли, не столько я уговаривал их на всякие... хм-м, шалости, сколько они договаривались со мной. Я лишь помогал им получить то, что они всегда хотели. По-моему, это справедливо.

- Если ты и дальше будешь нести такую справедливость, в мире воцарится кавардак! - Эша вытянула ноги. - Каждое рабочее утро вежливо садиться на табуретку, спрашивать у стола разрешения поставить на него сковородку и не дай бог сказать при комоде что-нибудь не то! В конце концов, разве это не мы их сделали?

- А кто сделал нас? Может, это произошло с той же целью - кто-то сделал нас для удобства. Как мы - мебель или другие вещи.

- Никаких теологических споров! - с ужасом отрезала Шталь. - И вообще посиди немного тихо, я еще не привыкла к тому, что ты столько говоришь. Было проще, когда ты только и делал, что просил мороженого и погулять - тогда я не чувствовала себя так глупо!

Сева усмехнулся и замолчал, попивая чай, а мебель вокруг вздыхала и поскрипывала в полумраке, и игриво покачивал дверцами шкафчик-кабинет, приглашая поиграть. Сонно что-то бормотала софа на золоченых ножках, предпочитающая принимать на себя только женщин и непременно хрупких. Массивный дубовый буфет в углу был погружен в воспоминания о французской семье, в которой он жил до середины девятнадцатого века и к которой был очень привязан. Дремал старый классический секретер, довольный тем, что уже много лет его нутро совершенно пусто. Отреставрированный диван с фигурными выступами на спинке скучал по своей гобеленовой обивке, на которой были выписаны музыкантки-флейтистки, а новая, разрисованная цветами, ему отчаянно не нравилась. Шкафчик в китайском стиле грезил о ветре, прилетающем из апельсиновых рощ. Кажущиеся отчаянно надменными стулья с алой бархатной обивкой с удовольствием бы поиграли с кем-нибудь в лошадки. Дубовые резные стулья желали, чтоб на них немедленно кто-нибудь сел с размаху, а стулья с парчовыми сиденьями предпочитали вежливое обращение. Хрупкий журнальный столик боялся, что его в любую секунду сломают, и требовал не ставить на него тяжелые предметы, и сейчас в который раз силился сбросить с себя бронзовые часы. Трюмо с нетерпением ждало кого-нибудь, кто начнет перед ним прихорашиваться, а индийская скамеечка с таким же нетерпением ждала кого-нибудь, чтоб его уронить. Изящное креслице зазывало Эшу посидеть в нем, но Эша уже отлично знала, что у креслица сволочной характер, и сладить с ним невозможно. Тонконогое чопорное дамское бюро скучало по временам, когда пели романсы, а две стоявшие рядом горки-витрины - одна из груши, другая из ясеня - не выносили друг друга и желали пребывать на разных этажах. Но громче всех слышался массивный купеческий стол из соседней комнаты - ему хотелось, чтобы убрали вообще всю мебель, кроме него, а за ним устроили развеселое застолье с плясками и битьем посуды. Разностильная и разновозрастная, суровая и легкомысленная, аляповатая и предельно строгая, молчаливая и разговорчивая, погруженная во мрак и ловящая отблески каминного пламени стояла вокруг мебель, и каждой ведомы были свои тайны, и у каждой были свои желания и свои предпочтения, и, несмотря на их разнообразие, больше всего она жаждала любви и внимания, и Эша слушала ее удивленно и увлеченно, иногда задавая вопросы на этом странном языке без слов. Кто-то не нравился ей, кому-то не нравилась она, но, тем не менее, беседа ладилась - настолько, что кое-кто из предметов обстановки уже был не прочь на пару с ней устроить какую-нибудь совместную пакость и интересовался идеями, и дубовый буфет негодовал, словно престарелый лорд, в фамильном замке которого озорничает детвора.

"Господи, я больше не думаю о них "что"!" - вдруг ошеломленно поняла Шталь.

Это была катастрофа.

* * *

- Трогательная история, - констатировал Ейщаров совершенно нетрогательным голосом. - Очень трогательная и поучительная история.

- Да, - согласилась Эша, сваливая вещи в багажник. - У меня до сих пор внутри что-то пощипывает.

Ейщаров хмыкнул, после чего цинично предположил, что Эша, вероятно, съела что-нибудь не то. Шталь немедленно обиделась и выставила счет за травму головы.

- Ладно, ладно, - примирительно проворчал Олег Георгиевич, - в следующий раз будете чаще оглядываться. А как ваша голова вообще?

- Плохо! - Эша хлопнула багажником. - Кстати, предупредите, когда начнете кричать.

- Чтобы вы отодвинули телефон подальше? Нет уж, кричать я начну совершенно неожиданно. Впрочем кричать мне на вас не за что. Ненужная и неважная конспирация, затянутое расследование, неосмотрительность - это, конечно, плохо. Но то, что вы сделали... кстати, почему вы это сделали?

- Потому что... А можно, я скажу попозже? Я еще не придумала.

- Можете вообще не говорить, - милостиво разрешил Ейщаров. - Забавно, Эша, что общение с вещами, похоже, добавило вам немного человечности в отношении к людям.

- Разве раньше я была бесчеловечной? - Эша раздраженно открыла дверцу и плюхнулась на сиденье. - Олег Георгиевич, наш контракт, конечно, подразумевал ругань с вашей стороны за проступки с моей стороны. Но он никоим образом не подразумевал чтение моралей! Барный стул заберете из гостиницы. Как там у нас дела с Череповцом?

- Никак, - лениво ответил Ейщаров. - Туда уже ехать не нужно.

- Ага, я же вам говорила! Он оттуда смотался, пока я... А куда ж мне теперь?

- Отдохните пока, вам не помешает. Я с вами свяжусь позже.

- Ой, кстати о той табуретке, - Эша захлопнула дверцу, глядя на раскачивающиеся вокруг площади ивы. - Сева вспомнил ее, но не знает, как она попала в Буй. А вот насчет тех двух кресел я забыла его спросить.

- Вы не забыли, - мягко сказал Ейщаров. - Думаю, вы просто не решились его спросить. Ничего страшного, Эша. Правда. Всего доброго.

Шталь прикрыла веки, с тоской подумав, почему Олег Георгиевич не может всегда быть таким милым и вежливым, но тут же распахнула глаза, когда кто-то вежливо постучал в боковое стекло.

- О! - она опустила стекло и выглянула в окошко. - Ну, как поживают ваши тумбочки?

- Передавали тебе привет, - стоявший рядом с "фабией" Сева ухмыльнулся, после чего, осторожно оглянувшись, вновь вернул на лицо старое отрешенно-взлетающее выражение и прислонился к машине. У его ног притулилась большая спортивная сумка.

- Ну, так поцелуй их от моего имени, - Эша втянула голову в салон. - Тебя я уже поцеловала вчера, даже два раза, так что приходить сегодня было необязательно. Впрочем, до свидания.

- Я еду с тобой, - сурово сообщил Сева, и Шталь снова высунула голову.

- Кто тебе сказал такую глупость?

- Я все обсудил с дядей. Позавчера мне исполнилось восемнадцать. Все, хватит, я решил уйти!

- Иди! - Эша махнула рукой в сторону фонтана и опять спряталась в машину.

- Я тебе соврал.

- Да ну? - удивилась Эша, поворачивая ключ. - Это который из эпизодов ты имеешь в виду? Их ведь было довольно много.

- Я знаю одного, - Сева наклонился ниже. - Я встречал одного Говорящего. Я знаю, кто он, знаю, как он выглядит. Я могу тебе помочь его найти.

- Единственное, чем ты можешь мне помочь, так это информацией, - Эша просунула руку в окно и дружелюбно похлопала Севу по руке. - Кто этот...

- Нет. Я скажу только если ты возьмешь меня с собой! - заявил Сева, принимая чрезвычайно надменный вид.

- Я не могу тебя взять, - изумленно сказала Шталь, поспешно убирая руку.

- Почему?

- Ах почему?!.. - причин было столько, что она даже не знала, с какой начинать, поэтому решила идти напролом. - Сева, ты инвалид.

- Это верно, - Сева кивнул, сделав такое лицо, будто был до крайности потрясен ее наблюдательностью. - Я этого и не скрывал. А еще причины есть? Потому что это - ерундовая причина, если, конечно, не понадобится толкать машину. Одеваться я могу сам, в магазин тоже могу сам сходить... как и в туалет, деньги у меня есть и их немало. Что тебе еще?

Эша глубоко вздохнула, и сказала, что еще, обозначив все причины и Севины недостатки с максимальной жесткостью, которая такого человека, как Сева, должна была сильно задеть за живое. Потому что ей не нужен был спутник. Тем более ей не нужен был Сева в качестве спутника. Ей нужно было работать. У нее серьезные дела... во всяком случае, так считает ее наниматель. Она не врач и не нянька. И уж тем более не друг ему, вот так!

По окончании ее страстного монолога Сева, вздрогнув, глубоко вздохнул, и Эша испуганно подумала, что, пожалуй, перестаралась. Зажмурившись, он мотнул головой, сделал шаг в сторону, и, снова привалившись к машине, принялся издавать громкие звуки, подозрительно похожие на жизнерадостный хохот.

- Секундочку, - мрачно произнесла Эша, - разве ты не должен был обидеться?

Сева пояснил, что обидеться он никак не может, поскольку Эша говорила совершенно неискренне, и это предельно очевидно. Шталь сердито спросила, не присутствует ли в Севиной родословной кто-нибудь с фамилией Звягинцева или симпатичный горный хрусталь. Сева ответил, что ничего такого не припоминает, и уставился на нее выжидающе. Эша отрицательно покачала головой.

- Без меня ты его никогда не найдешь. К тому же, он не такой, как я. Он ненормальный и опасен.

- Мой юный друг, а я, по-твоему, нормальная? Нормальные не допрашивают стулья и посудные шкафчики и вообще... Извини, я не могу взять тебя. Никак.

Прежде чем Сева успел еще хоть что-нибудь сказать, Шталь резко выжала педаль газа. Согласно давнему предупреждению смешливого ейщаровского шофера, "фабия" возмущенно подпрыгнула, издала скрежещущий звук и сделала попытку поехать задом наперед, но тут же опомнилась, изящно вильнула и помчалась прочь, огибая площадь по широкой дуге, ввинтилась в утренний поток транспорта и пропала из виду.

Сева остался один.

Нет, разумеется на площади были еще люди - стояли у ларьков, на остановке, сидели на скамейках под ивами, шли куда-то мимо, но он чувствовал, что остался один. Огляделся, вздохнул, подхватил свою сумку и медленно пошел в сторону автовокзала. Сумка почти волочилась по асфальту, впрочем сейчас его это не заботило.

Несколькими секундами позже Сева резко остановился, потом повернул, но шедший через площадь человек уже увидел его, кинулся догонять - и догнал.

- Привет! - Инна удивленно загородила ему дорогу. - Ты что тут делаешь? Почему ты один? Зачем тебе сумка?

- Почему ты со мной разговариваешь?! - мрачно спросил Сева. - Зачем я тебе?

Инна настороженно огляделась, потом подвинулась ближе, тряхнув светлыми пружинками волос.

- Что с тобой? Ты же на центральной площади, здесь половина народу тебя знает! Неужели, ты, наконец, решил...

- Да, я... - Сева вздохнул, с досадой чувствуя, что краснеет, а Инна еще и хуже сделала - потянулась и взяла за руку. - Я просто... в общем... всего лишь... а-а! - высвободившись, он отчаянно махнул здоровой рукой, после чего этой же рукой схватил Инну за плечо, дернул к себе и поцеловал. Отпустил почти сразу же и отшатнулся, ожидая пощечины, ругани или насмешки, что было бы хуже всего.

- Вот дурак, - сказала Инна, облизнув губы, - ты почему так раньше не делал?!

Сграбастала его за плечи, притиснула к себе, и мизансцена повторилась. Прервалась она лишь тогда, когда через площадь полетел истошный вопль:

- Инка! Инка! Быстро отпустил ее, урод! Ну все!

- Ой! - Инна отдернулась. - Он все видел! Ой, что ж делать?! Ничего, ты пока иди, а я ему...

Сева упрямо мотнул головой, оставшись стоять на месте, и глядя, как через площадь к ним грозно несется Толик с друзьями в кильватере. Ноги Толика громко топали. Широченные джинсы хлопали на бегу, словно паруса. В воздухе ощутимо запахло озоном, и Сева невольно поежился.

- Акт второй, - пробормотала Эша, с восторгом наблюдавшая за этим из машины с другой стороны площади. - Те же, въезжает Шталь.

Веселенькая синяя "фабия", беззастенчиво нарушая все правила движения, перепрыгнула через бордюр, пролавировала между клумбочками, разогнала подбегавших, словно стаю куриц, и с визгом притормозила рядом с Севой, который выглядел радостно, но озадачено.

- Залезай, - Эша распахнула дверцу, - пока мой припадок безумия не прошел!

Сева плюхнулся в машину, Инна забросила следом его сумку и томно замахала вслед отъезжающей "фабии".

- Спасибо, - проникновенно сказал Сева.

- Чтоб ты провалился! - искренне ответила Шталь.

* * *

Михаил открыл дверцу и с усталым вздохом повалился на сиденье, потом мрачно посмотрел на Ейщарова, постукивавшего пальцами по рулю.

- Вижу, ты опять приехал?!

- Тебя не обманешь, - ехидно ответил Олег Георгиевич. - Судя по твоей физиономии, вы его так и не нашли.

- Никто ничего не знает, - светловолосый развел руками. - Дядя сказал, что он собирался покинуть город, а направление ему неизвестно. Чертовски любящий у парнишки дядя!

- Я тебе говорил нужно ехать сразу?

- Ну говорил, - Михаил помрачнел еще больше, после чего вскипел: - Кто мог знать, что такому, как он, вдруг взбредет попутешествовать?! Ты, между прочим, тоже хорош! Мы могли взять его намного раньше! Ты ведь был уверен почти с самого начала!

- Я не был уверен до конца, - Ещаров невозмутимо закурил, глядя на гречухинский особняк. - Что с вещами?

- То, что ты называешь заразой, - проскрежетал Михаил, - не обнаружено. Вся мебель чистая, инфицированных нет. Мальчик себя контролирует, хотя вряд ли знает об этом.

Олег Георгиевич хмыкнул, достал телефон и вызвал номер, поставив разговор на громкую связь.

- Здравствуйте, Эша, - приветливо сказал он. - Ну как ваши дела?

Михаил принялся гримасничать, ладонями изображая некие молитвенно-расцветающие жесты, но Ейщаров показал ему кулак, и водитель, обозрев кулак, принял серьезный вид. Далеко, сквозь машинный шум, Шталь мрачно ответила, что дела у нее превосходно, ибо у людей с черепно-мозговой травмой дела всегда идут превосходно - иначе и быть не может.

- Я звонил родственникам Севы, но они сказали, что Сева уехал. Насовсем. Он вам ничего не говорил о том, куда собирается? Я надеялся переговорить с ним.

- Ну, он что-то болтал об этом, но я особо не вслушивалась, - сообщила Эша еще мрачнее. - Значит, он сбежал? Тем лучше для него.

Ейщаров спрятал телефон, и Михаил тотчас же весело сказал:

- Гляди-ка! Похоже, она начинает тебе врать! Это плохо для дела.

- Для дела это хорошо, - задумчиво произнес Олег Георгиевич. - И для нее это хорошо. Но это очень плохо для нас