Говорящий тюльпан

что в ангельском посольстве горевать?

желтеет страсть в проломленных пенатах

теперь уместно ворковать —

осока заводей крылатых

все скроет обойдет — так лимонад

стекает по распаренному телу

не выскочить не отступить назад

скользит страна и скудные пределы

то стянутся то отпадут но вот

да — крепостной шофер! да — мужичок бездомный!

всю эту вязь убогую прорвет

теперь у сердца он и уж рычит огромный

удар хвоста — и плещется вода

автомобиль под нежный лед стекает

и шиной яростной гремучая звезда

в остывшем чае умирает

добротной жизнью стоит погореть

в каком-нибудь беспечном ридикюле

сверкал ли этот нож? секла ли эта плеть?

когда мы встретились? — мне помнится в июле

но не тебе триремой бороздить

чертежные бесчувственные воды

так девственница тщится приручить

пантикапейскую природу

вконец запутавшись в сетях рыбацких вкось

и поперек затянутых заливом

тащи наживу тать! снимай бушлат матрос!

не ты ли так ревниво

«из пушки на луну» — в июле бормотал

покуда стражники затеяли тревогу

и жертвовал таврический причал

казенный дом сарматскую дорогу?

как не сойти с отравленных небес

сюда в запекшуюся соду

пока не растворился не исчез

в терновнике исхода

спеленутый раскрашенный двойник

по-диккенсовски пристального тома

покуда арестант июльский сник —

от молний он оглох ослеп от грома

как механический зверек

зловредно растревожен

вдруг натыкаешься на слог

а он и невозможен

долгоиграющей тюрьмой

затянутый умело

придется выдернуть самой

беллерофонта стрелы

так оказаться не у дел

в уродливом сюжете

берешь мальчонку на прицел

а он и не заметил

как грозно выщипана бровь

набухла грудь у сучки

покуда впитывает кровь

любовные колючки

отшельник батискаф и мантия хмельная

каким ключом ни отопрешь ларец —

в обломках караван-сарая

все скалится мертвец

надежно погребен засыпан требухою

на весь подземный мир стозевно голосит

и как загнать его немеющей рукою

во гроб повапленный в хрустальный этот скит?

в устах гудят и фауна и флора

и дети жадные осколки перетрут

чтоб отыскать средь тесного раздора

запрятанный искусно изумруд

и счастье и покой и хуй и воля

скрип ювелира в темной глубине

ненастный петя в тощем коридоре

куст менструальный на стене

так — не владельцем конного завода

так — не пинки наездника терпеть

в горсти у молодого антипода

под жадным пальцем заблестеть

там вдруг почувствуешь какой-то нежный смрад

тут полыхнет чертеж средневековья

здесь свалится стремительный снаряд

цветком на изголовье

се говорит эдемская гроза:

чуть обожди все сменится местами

раздвинутся пески и расцветет лоза

мясистыми листами

когда в роскошном пиджаке

а может быть джордано бруно

а может шелковый китаец

ты сука бросил погубил

но вот предстану ганимедом

телескопической рукою

движенье мерное сбивая

и доберусь и придушу

и отчего бы не поверить

и отчего бы не запомнить

бежит лисица по стерне

чугунные волчицы груди

а зайчик нежный и кудрявый

так непростительно убит

и робб-грийе не довелось писать

а что косноязычному де саду

молись чтоб выпила кровать

бесстыдную прохладу

нет не под шорох ветерка —

в чертополох аида

туда — в суглинок позвонка

тупой кариатиды

вонзить в ночном полубреду

спеленутое жало —

шел — и свалился на ходу

пружина завизжала

и смолкла гул затих «октавио пойдем

печально здесь тревожно

поодаль блещет водоем

в нем искупаться можно»

«но нет — чуть слышно отвечал —

там не поют сирены

а мне милей теперь кимвал

и топот мельпомены»