Град на краю

Глава 14 Ким

Ким вынырнул из усталого забытья.

Он замер, вслушиваясь в болезненную темноту. Ночь, полная стонов и хрипов, затихла, словно люди в бараке боялись вздохнуть. Квадрат света около кровати заслонила тень. Он успел подумать, что это абсолютно, ужасающе некомпетентно, как на него навалились, закрывая ему рот и не давая двинуть ни рукой, ни ногой.

— Пикнешь, порешу, — зло прошептала девушка и, намекая, что тут не шутят, провела ножом по щеке. — Понял? Кивни, твою мать!

Ким молча кивнул. Сделать это было непросто из-за сильной руки, зажавшей ему рот. Его подняли с кровати, скрутили руки и потащили куда-то к дверям. Уже на улице ему в рот затолкали кляп и потащили в сторону стены Внешнего Города. Похитителей было трое — двое тащили его, а третий, судя по тихому звуку, замыкал процессию. Киму не завязали глаза, он мог различить плитку у двери, ведущей в подстанцию, откуда недавно тянул кабель.

— Сейчас мы наденем на голову тебе мешок и свяжем руки, — сказала девушка за спиной, — не рыпайся!

Рыпнуться? Да я вас две недели ждал. То, что за ним следят, он понял ещё три дня назад. Ким шёл на завтрак в бар к Ели, когда почувствовал взгляд. Из толпы на него смотрела девушка — высокая, наверное, на полголовы выше Кима, и такая худая, словно прошла концлагерь. Было что-то притягательное в её лице — жизнь, ярость, злость. Он бы даже мог влюбиться, если бы она не выглядела так, словно примеривается, как перерезать ему глотку.

Кима грубо нагнули и повели по коридору. Путь занял минут пятнадцать — Ким удивился, что в городе существует такое огромное подземелье. В воздухе стоял запах ржавчины, влаги и какой-то химии. Пока они шли, он несколько раз запнулся об трубы. Несколько раз ему пригибали голову, чтобы он не ударился. Два раза его ставили на колени и приказывали ползти. «Какой огромный, ухоженный туннель, — подумал он. — Самое удивительное, что тёплый». Не бывает таких прекрасных убежищ у подпольщиков. Те больше по промёрзшим, заброшенным подвалам встречи проводят. У него мелькнула предательская мысль, что всё-таки он в руках у охраны города.

Кима завели в небольшое помещение, он сразу это понял по звукам, в туннеле было легкое эхо. Корейца посадили и стянули с головы мешок. На бетонной стене перед ним яркий круг света с его, Кима, силуэтом. Пол под ногами ощутимо вибривал — поблизости был огромный механизм. Помещение явно часто использовали — тут было чисто, на полу он видел разводы от тряпки. Вдоль стены пробежал маленький зверёк, наверное, мышь. Тот замер, оглядел людей и скрылся в щели в стене. В комнате пахло бульоном и хлебом, отчего Киму стало смешно. Если его привели сюда на допрос, опять всё было абсолютно, ужасающе некомпетентно — не так должно пахнуть в комнате при допросе.

— Мы что, под станцией? — просил он.

— Молчать, — приказали ему.

Ким понимал, что, если всё получится, он быстро получит ответы на вопросы. Ему было жарко, ноги в ватных штанах ужасно чесались. От его одежды пахло тухлятиной, Кореец подумал, что, если получится выбраться, нужно постирать их и прожарить в бане. Охрана стояла у него за спиной, иногда меняя позу. Он слышал шорох одежды и скрип кожаной обуви. Глаза слипались — день был тяжёлый. Ким закрыл глаза и попробовал заснуть.

— Он что, спит? — послышался шёпот одного из охранников.

Его легонько ударили по затылку.

— Отвалите, а? — сказал Ким. — Дайте подремать.

Не то, что он храбрился. Тепло от лампы мгновенно разморило его, и в поединке усталости и страха с разгромным счётом победила усталость. Через несколько минут дремы он услышал, как открылась дверь и в комнату вошли люди. Ким слышал, как скрипят по бетону ножки отодвигаемых стульев.

— Поверните его, — приказал тихий, болезненный голос.

Кима грубо подняли, развернули стул и усадили на него, направив прямо в лицо слепящий прожектор. Ким закрыл глаза, но поток света давил сквозь веки. Невыносимо зачесались вспотевшие волосы на голове, Ким вытер их рукавом связанных рук, но стало только хуже.

— Назовите себя, — потребовал тихий голос. Не то, что человек говорил так специально — скорее не мог говорить громко и хоть напрягался, получалось очень тихо.

— Ким. Дурацкое имя, но как назвали.

— Необычно, — сказал тихий голос, — а как полное имя?

— Ким Ха Гиль, — ответил Ким, — но местные зовут Сергеем.

Обладатель тихого голоса помолчал минуту, словно раздумывая.

— Ты видно дебил, корейским именем называться — прохрипел он, — помню, у меня был друг, звали Пулей. Так вот, он тоже про себя говорил всякое, а оказался шизиком.

Последние два слова были условной фразой.

— Ну, значит сбрендил, нужно жалеть болезненного, — ответил Ким.

Он чувствовал возбуждение, густо замешанное на страхе. Сейчас, когда его жизнь была в руках этих людей, в нём просыпался подлинный артист. Победить, заставить поверить! Условные фразы были лишь началом, он чувствовал себя, как за покерным столом, когда все деньги уже в игре, карты хреновые, и нужно блефовать.

— Удостоверение. Оно в одежде? — спросил тихий голос.

— Да. Вшито под воротником.

Киму развязали руки и стянули ватник. Он слышал, как они аккуратно распороли ткань, доставая удостоверение, отпечатанное на шёлке. Если не знать, что оно там, на ощупь его не найти.

— Хорошо, — сказал голос, — значит ты тот, кого мы ждём.

— Всё равно не верю, — сказал другой голос, принадлежащий взрослой женщине. — Он был в охранке, его выпустили. Не верю, что те так его просто отпустили.

— Может, он действительно тот, кто нам нужен, — ответил ей другой, — но скорее провокатор.

Ким понимал, что идея спрашивать везде про народников действительно была дурацкой.

— Может, выключите лампу? — спросил Ким.

— Нет. Рассказывай.

Он подумал, что было бы смешно, если те, кто его допрашивают, работали на охранку. Может, там сейчас сидит Василь, скрытый за светом лампы, и тихо улыбается?

— Я из Народного комитета Кумертау, — сказал Ким медленно. — Состою в партии три года. До отправки сюда я находился в подполье на Туймазинском фронте, Шестой Чекмагушевский аэросанный батальон. Три месяца назад, после определённых событий в Белорецке, получил указание усилить вашу ячейку. Поскольку комендант Сибая хотел нанять механика, меня, как самого лучшего электронщика, отправили сюда.

— Почему вас сразу не пустили в город? — спросил тихий голос.

— В караване со мной был законник, Василь. Я не знал о том, кто он. В пути нас захватили работорговцы с севера Степи, и я нарушил легенду.

— Регулярные части Орды?

— Нет. Нерегулярные, Младший Жус. Ночью за Василем пришла его боец, Алёна. С её помощью мы освободились. Василь меня заподозрил из-за того, как я дрался.

— Как вы объясните, что Александера не стал допрашивать вчера, когда вас арестовали?

— Меня задержал не Александера, а молодой парень. Один из охранников назвал его Артуром. Я даже не знаю, можно ли это назвать допросом. Он забрал у меня все деньги — двадцать копеек, — и вышвырнул.

Скрытые за лампой люди молчали, и Ким решил прибегнуть к последнему аргументу.

— Да бросьте уже, я знаю вас, — сказал он раздражённо, — Вы Хворост, Дмитрий Хвостинский, энергетик станции. Вы горели при взрыве на газопроводе в Белорецке, поэтому у вас обезображено лицо. Девушку, которая привела меня сюда, зовут Мурка. Её настоящее имя Маша Петрова. Джон описал её, и я сразу понял, что это она, когда началась слежка. Он сказал, что она нелепо подводит глаза углем, и я с ним согласен — это глупо и неприемлемо в нашем деле.

— Эй! — послышался протестующий женский голос.

— За последние три дня я видел тебя два раза. Ещё четырёх ваших в наблюдении я видел в сумме семнадцать раз. Если бы сопротивлялся, вы бы не ушли из ночлежки. Вас в комнате сейчас четверо. Я думаю, вы Пётр Ухтомский, кличка Залив. Ну а вы, подозрительная мадам, Море, Марина Ухтомская, его сестра. Если хотите, я могу назвать приметы.

— Твою мать, — выругался мужской голос, который до этого молчал, — ладно. Выключайте лампу.

«Любители, — подумал Ким. — Быстро же вы».

Через минуту, когда погасли вспышки в глазах, кореец разглядел допрашивающих. Их действительно было четверо. У стены стояла Мурка — она держала Кима на прицеле. Пётр был мужчиной в возрасте с седыми волосами и следами обморожения на щеках. Марина оказаласьа худой женщиной под шестьдесят лет с красивым медным цветом волос. Главным в ячейке был Хворост. У него была лысая голова в старых ожогах, один глаз почти не открывался из-за бугра кожи.

— Херовые мы подпольщики, — сказал Хворост, — один предатель, и всю нашу ячейку вскрыли.

— Охранке он сдать вас не успел, — сказал сухо Ким. — Наши вышли на Джона раньше. Он искал выходы на мафию в Белорецке, чтобы продать информацию им. Напрямую с охранкой связываться не рискнул, поэтому искал посредников. Стоило ему выйти на них, он очень быстро попался нашим из Белорецкой ячейки.

— Он жив? — спросила Море.

— Нет, шлёпнули, — сказал Ким. Ему развязали руки, и он с наслаждением расчесал вспотевшие волосы. Даже странно, что подпольщики так быстро ему поверили. Он вспомнил, как ему на видео показывали допрос Джона. Того пытали по старинке, разведя под металлическим столом, к которому был привязан предатель, огонь. Видео было без звука — он видел выгнувшееся в муке тело, и беззвучный яростный крик, от которого, наверное, разбивались стёкла.

Ким понимал, что первый этап проверок он прошёл. Вот только то, что они поверили ему, было только полдела. Нужно, чтобы они стали его полностью и без остатка, доверяли ему, как себе. Союзник, которому не можешь доверять, не союзник. Если он хочет достигнуть успеха, у него не должно быть сопротивления.

— Он не успел вас сдать, но комитет в Уфе решил, что вам нужна помощь. Убери пушку, милая, — приказал Ким Мурке.

Хворост кивнул, и Мурка со злостью подчинилась.

— Чем вы нам можете помочь? — спросил Хворост.

Ким улыбнулся — сейчас он видел перед собой слабых людей, перед которыми забрезжила надежда. Они всё ещё выглядели безразличными, но он видел, как при слове «помощь» наклонились вперёд и Пётр, и Хворост.

— Для начала, у меня есть вопросы.

— Подождите, — запротестовала Море, — мы ещё не решили, принимаем ли мы его в комитет!

— Да что тут решать, — сказал Хворост, — мы проверили, как могли. Он был в Уфимском подполье, совпадают все приметы. Наш человек на допросе подтвердил, что он никак не выдал себя. Помощь нам очень нужна, поэтому если он может помочь, то я за.

— Я тоже за, — сказал Пётр, — если бы парень был из охранки, мы бы тут не сидели.

— Я против, — сказала Марина.

— Ты всегда против, — огрызнулся Пётр.

Он зло посмотрел на сестру.

— Сидим, сидим по подвалам, ничего не делаем! Восемь лет назад хотели начать восстание, но ты была против. Четыре года, хотя шансы были лучше, чем сейчас, ты была против. Всё я знаю про шансы, знаю! — почти закричал он. — Но и твой подход со взрывами и террором, ничего не даёт.

— Закончил? — спокойно спросила Море. Потом взглянула на Мурку. — Ты что решила?

Та посмотрела на Кима, кусая губы.

— Я за, — сказала она твёрдо, — Залив прав, хватит с меня осторожности.

Хворост облегчённо выдохнул.

— Отлично. Большинством мы принимаем вас в Народный Комитет Сибая. Поздравляю, товарищ.

Хворост поднялся и протянул Киму руку. Он пожал её, пожал руку Петру и Мурке. Море его протянутую руку проигнорировала. Ким подошёл к столу, где стоял ковш с водой и жадно выпил.

— Фу, ну и лампа у вас, — сказал он, — чуть не поджарили.

— Ну, это мы ещё с тобой ласково обошлись. Вон, Море предлагала, что тебе ноготь нужно вырвать, — сказал Мурка.

Ким поперхнулся. Судя по лицу Марины, это не было шуткой. Кореец снял куртку, повесил на спинку стула и огляделся. Похоже, это была древняя тепловая камера. Отверстия в стенах, куда раньше входили трубы, были заложены кирпичном. Над головой находились четыре люка с обрезанными концами металлической лестницы.

— Места получше нет?

— Это самое лучшее, — усмехнулся Хворост — про него не знают.

— Пока не знали, — поправила Море.

— Пока, — согласился Хворост.

— Мы под станцией?

— Нет, около венткамер шахты. Они нагнетают воздух в карьер, отсюда и вибрация. Это древняя тепловая трасса от города до Станции. Когда создавали Новый Сибай, с помощью инженерных частей из Белорецка, мы вскрыли старые трассы и уложили новые трубы. Это старая теплотрасса без труб. При ремонте её просто перекрыли плитами, гидроизолировали и засыпали. В городе уверены, что этой трассы больше нет. Топит тут, конечно, безбожно и в нескольких местах провалились плиты, так что пришлось там на четвереньках выкапывать и делать подпорки. Но, по крайней мере, есть у нас такой козырь, если до боёв дойдёт.

Вернулся Пётр, принеся с собой еду. Он поставил на стол кастрюлю, на крыше был нарезанный хлеб. Хворост тем временем принёс бутыль и пять чашек.

— Ну, за такое дело и выпить можно.

— Тебе бы только выпить — зло сказала Море, встала и вышла из комнаты.

Искандер сел и взял в руки чашку. Мурка с сомнением посмотрела на уходящую Марину, но осталась вместе со всеми. Она села на освободившийся стул и взяла чашку.

— Ну, за успех нашего дела! — поднял чашку Пётр.

— За успех, — повторили остальные.

Ким выпил и закусил липким, чёрным хлебом.

— Вы вовремя, — сказал Хворост, с трудом переводя дух. — Марина может возмущаться сколько угодно, но нам действительно нужна помощь. Джон не единственный — мы теряем людей. Часть бежит в Уфу.

Ким кивнул.

— Мы в курсе, — сказал он. — Их всех перехватывают люди из Уфимского комитета. Можете быть уверенными, беглецы понимают, что их ждёт за попытку продать информацию.

— Да, людей всё меньше. Так что эти выборы, это, наверное, наш последний шанс, — продолжил Хворост. — Ещё четыре года, и мы потеряем всю свою революционную базу.

— А она у вас есть?

— Конечно. Шахтеры, фермеры. Там сотни людей поддержали бы нас, если бы не боялись. Ну и Внешний город — стоит пообещать людям гражданство, и они сметут охрану. Но нужно, чтобы мы смогли взять власть. Как минимум, арестовать городскую верхушку и снять охрану на внешних постах.

— Похоже, вы решились? — спросил Ким. — Попробуете поднять восстание на этих выборах?

— Да, сейчас, с вашей помощью, у нас очень хорошие шансы. Если есть предложения, я выслушаю.

Ким подумал, что Хворост переоценивает свои шансы. Уфа держала гарнизон и факторию тут не только потому, что Орда близко. Для неё этот город, переметнувшийся к народникам, стал бы гвоздём в крышку гроба. Если полыхнёт Сибай, то следующим будет Белорецк.

— Почему вы думаете, что у вас высокие шансы? Вы не сообщали в центр о своём плане, но мы в целом представляем его. Вы думаете, когда после выборов традиционно будут волнения, воспользоваться этим и устроить революцию. Вот только вас, по данным Джона, около двадцати, и, если повезёт, человек девяносто актива шахтёров и фермеров. А ещё у вас почти нет оружия. Против вас же будет около пятидесяти человек охраны и больше ста военных.

— Александера планирует сместить коменданта, — сказал Хворост. — Мы скрытно наблюдаем за его действиями, несколько из руководителей нам симпатизируют и делятся информацией. Мы знаем, что Александеру поддерживают несколько людей из Совета. Один из них был Плюха, но Василь вывел его из игры. Если Александера устроит переворот, против него будет основная часть населения.

— Кто ещё поддержит его?

— Возможно, Луиза, начальница медслужбы, и Ильфат. Есть разговоры, что Армянин на их стороне. Мы не уверены ещё по нескольким людям, но эти трое точно строили планы.

— А комендант?

— Ну за него, традиционно, Расим. Они уже лет сорок друзья. Глухарь, скорее всего, против него. Мы не знаем, поддержит ли он Александеру. Мы пытались переманить его, но тот запросил денег. Очень много. — вздохнул Пётр.

— Нас?

— Мы тоже официально хотели выставить объединённого кандидата, — неуверенно сказал Хворост.

Ким подумал, что с таким лицом, у него нет шансов.

— С экономической программой народников?

— Вы слишком много от нас хотите. Нет, конечно. О таком нельзя говорить открыто.

— Ну, по моему мнению, шансов у вас мало. Но людей нужно мобилизовать по максимуму. Чем больше у вас будет поддержка перед выборами, тем сильнее люди поднимут бучу.

— Есть ещё один фактор. Расим перестраховывается, не верит что, выиграет комендант. У него среди шахтёров есть человек двести, это его личная боевая группа. Расим их на северян натравливал. Думаю, он ждёт замеса и если что, объединится с нами. Ещё он всё время ведёт пропаганду среди работяг Внешнего, если дойдёт до драки, они тоже встанут на его сторону. Тем более, если он пообещает им гражданство.

— Я думаю, мы ещё раз подробно обсудим это, но нужно решить мой вопрос — сказал Ким. — Как я попаду в город?

— Вполне официально, — сказал Хворост, — Сегодня ты вернёшься в ночлежку. Завтра я проведу тебя через главный вход сразу на станцию. Александере и Василю сейчас не до тебя.

— Зачем я был нужен коменданту?

— Ну, во-первых, он хочет сделать свою службу энергетиков. Мы против него, для него это не новость. Во-вторых, ему до зарезу нужен механик с навыками электронщика.

Брови Кима вопросительно поднялись.

— Он притащил из Челябинска дизельный поезд, — пояснил Пётр, — тяговую станцию. Локомотив рабочий, но там проблемы с электроникой. Если бы у города появился свой поезд перед выборами, это стало бы огромным преимуществом коменданта. Поэтому он заказал гору запчастей в Белорецке, нанял тебя, ещё неизвестно на какие деньги. Я думаю, мы выкатим поезд сами и используем уже как свой козырь.

Пётр посмотрел на Кима, наклоняясь вперёд.

— Вы так и не сказали. Чем вы нам поможете?

— Оружие, — сказал Ким, — автоматы, пулемёты, гранаты. Взрывчатка. Даже если у вас двадцать человек, это уравновесит шансы.

— Люди? — быстро спросила Мурка.

— Нет. Только оружие. Новые люди возбудят подозрения. Так что новых людей вы должны найти сами за оставшееся время. Оружием мы обеспечим всех.

Хворост кивнул.

— Ваши условия?

— Все кадровые вопросы будут согласовываться со мной. После провала с Джоном Центр будет проверять информацию по каждому. У нас тут есть ресурсы.

— Какие ресурсы?

— Тут, кроме вас, действует ещё одна резидентура. Она дополнительно контролировала ситуацию, на случай если бы вы провалились.

Четвёрка подпольщиков подавленно молчали. Ким не показывал виду, но всё прошло намного легче, чем он ждал. Сейчас они были полностью под его управлением. Даже информацию о резидентуре они вряд ли будут проверять — горизонтальные связи — это самый страшных грех подпольщиков. Ему даже не нужно будет объяснять, с кем и зачем он встречался. Осталось только решить вопрос с Море, ту вряд ли получится убедить.

Он решил подумать об этом позже, обсудив с Кариной. Ким протянул чашку, чтобы ему налили ещё, и повторил тост.

— Ну, за успех, товарищи. За революцию.