Граф Брюс

.5

На связь с Маяком я вышел в одиннадцать вечера. Согласно регламента, я должен был это делать один раз в десять дней, если не возникало никаких нештатных ситуаций. И, если бы сегодня не произошла эта история с дедом, просто отправил бы доклад, даже не вступая в диалог. По сути, просто придремал бы, и в этом состоянии продиктовал заготовленный текст отчета.

Но тут уж пришлось делать то, что жрало силы, как свинья помои — разговаривать. Настроение после часов уборки и без того было не лучшим, да и понимание, что после сеанса связи организм отыграется по полной, поэтому начал я довольно резко.

— Хьюстон, у нас проблемы!

Фразочка была как раз из того мира, в который мой народ, после нескольких лет изучения, решил-таки не переселяться. Это где ядерная война могла разродится в течение ближайших лет. Однако, Маяки вытащили оттуда и сделали популярными в нашей среде кучу крылатых фраз, которые там назывались почему-то мемами.

— Графская цепь шею натерла? — вернула мне укол Эрика, мой Маяк. — Вот я сегодня на завтрак, обед и ужин, жрала синтетическое мясо. И запивала восстановленной из собственной мочи водой. Или это была не моя моча? А у тебя какие проблемы, Кочевник?

Сразу стало стыдно. За то, что я здесь, а они — там. Что я могу дышать не восстановленным воздухом, пить не восстановленную воду, и есть настоящую еду, а не резиновую, совершенно безвкусную синтетику. И это Эрика еще счастливица — Маяки, как и Кочевники — снабжаются на порядок лучше остальных жителей. Не многие, к примеру, могут сказать, что у них в один день было сразу три приема пищи.

— С родней реципиента, — хмуро ответил я. — Деда местные особисты арестовали. Говорят, по госизмене.

— Хреново! А ты? — тут же навострила ушки Эрика. — У тебя все нормально?

Ну да. Я же один из якорей, который позволит спасти какое-то количество жизней. Что еще она могла спросить?

С Эрикой мы росли с раннего детства. Сколько ее помню, а это примерно с интерната, она всегда была рядом со мной. Даже переспали пару раз, но чисто по дружбе. Чтобы укрепить связь. Координационный совет такое негласно поощряет. Считается, что это сильно укрепляет ментальные узы между Маяками и Кочевниками.

Так что ничего удивительного в том, что именно она стала моим связным.

— Меня вроде бы не подозревают, — ответил я. — Пока. И вообще, кажется, оставили наживкой для других заговорщиков. Поэтому, плановый прием придется отложить. Я под плотным надзором.

— Гадство! — где-то там, за двумя Пеленами мысленно выругалась девушка. Хотя, уже, наверное, зрелая женщина. Те, кто постоянно тратит свою жизненную силу, чтобы связать два Листка, стареют гораздо быстрее.

— Координаторы? — догадался я. — Порушил им все планы?

— Да не только в них дело! — отмахнулась Эрика. — Что они сделают с обстоятельствами непреодолимой силы. В конце концов, ты мог просто умереть…

— Спасибо! — хихикнул я. — Так а в чем тогда?

— Уний, помнишь такого?

Я погрузился в память. Хорошую, тренированную память Кочевника. И, конечно же, без труда нашел там человека с таким именем. Мальчишку, способности которого были слишком слабыми, что для Кочевника, что для Маяка. Который прошел почти половину обучения вместе с нами, а потом был безжалостно забракован комиссией, и выдворен из интерната.

Друзьями мы с ним не были, скорее приятельствовали, как и все участники программы миграции. Но я сильно расстроился, узнав, что его выселили в город. А он, выходит, выжил.

— Помню. А что с ним?

— А он первый в очереди на тебя.

— О, здорово! Ну, придется подождать, что уж тут поделаешь?

— Кхм… — Эрика на некоторое время замолчала. — Боюсь, не дождется он.

— Не дождется? Почему?

— Генэнт…

Проклятье! Эта болезнь — генетическая энтропия — была бичом нашего мира. Фактически, единственной и неизлечимой. Оставшиеся ученые считали, что происходит она из-за истончения Покрова, но это не точно. У болезни не было даже описанного течения, просто в какой-то момент геном начинал идти вразнос. И за несколько месяцев человек превращался в груду мяса или высушенный скелет. Но еще раньше — сходил с ума от боли.

— Давно? — только и спросил я.

— Четырнадцать дней, как диагностировали.

— А через других Кочевников никак?

— Сам же знаешь, у тех, кто уже интегрировался, очередь на годы. — даже через то, что нельзя назвать расстоянием, я различал печаль в голосе Эрики. Уний ведь был практически своим. — Мы с ним разговаривали на днях. Вспоминали детство…

— Мне жаль…

А что еще я мог сказать? Я бы с радостью перетащил энергетическое тело Уния в этот мир, подарил бы ему новую жизнь, и те возможности, которые сейчас имею сам. Но — как? Денег нет, доноров тоже еще нет, да и присмотр от местной внутренней безопасности нельзя сбрасывать со счетов. Причем, это самая первая и главная причина.

Конечно, можно было пойти в ближайший госпиталь или больницу, устроится туда волонтером, подыскать молодого умирающего человека, и попытаться вытащить Уния. Исцеление — однократное — можно списать и на чудо, явленное лично Спасителем.

Но не когда твой дед обвинен в госизмене.

— Мне тоже, — эхом откликнулась Эрика. И сразу же вернула себе деловой тон. — Значит, ты заморожен на неопределенный срок, так мне сказать Координаторам?

— Все верно.

— Рекомендованная связь в режиме доклада — через десять дней. При изменении статуса — самостоятельно выходи на двусторонний режим.

— Понял тебя, Маяк.

— До связи, Кочевник.