Себастьян Монкрифф держал свой клинок в темноте, ожидая убийства.
Он ждал, слушая шумную ночь, наслаждаясь ощущением движения земли под ним.
Всегда в движении. Фактически, когда он стоял на одном месте, то всегда чувствовал себя нестабильно. Он построил морскую карьеру, будучи первым помощником капитана на одном из самых знаменитых — а точнее, самом печально известном корабле в мире, «Погребальной панихиде Дьявола». Теперь, когда его капитан и судно, к сожалению, удалились, Монкрифф стал искать другие способы опередить безжалостных призраков, всегда преследующих его. Чтобы земля под ним не остановилась. Самые быстрые пароходы, самые дорогие кареты, самые дикие жеребцы и даже такая новинка, как воздушный шар, позволили ему сбежать из тюрьмы, к которой он был приговорен.
Следующие три дня это был стук и раскачивание поезда, поднимающего пол под его ногами. Роскошный локомотив следовал по следам Восточного экспресса из Лондона в Константинополь. Он забронировал билет с намерением убить некоего Артура Веллера. По счастливой случайности у него появилась возможность сделать это сегодня вечером, еще до того, как поезд достигнет Парижа, и никто не узнает об этом. Оставшуюся часть поездки в Константинополь, он будет сидеть сложа руки и наблюдать за возникшим хаосом, наслаждаясь дорогими сигарами и игрой в баккара, прежде чем уйти в свое личное купе. Где он будет спать с не обремененной совестью невинного ребенка. По крайней мере, в том, что касалось Артура Веллера.
У него было много грехов, запятнавших его душу, и множество призраков, преследующих его во снах… но сегодня вечером они будут молчать. Они всегда приходили после убийств.
Артур Веллер избегал услуг железнодорожного стюарда, предпочитая, чтобы его сопровождал личный камердинер. Таким образом, никто не стоял на страже, когда Себастьян вошел в вагон, стряхивая снежинки со своих волос.
Его личное купе было в трех вагонах отсюда, потому что, только идиот мог убить своего соседа и не ожидать подозрений. Однако никто не мог себе представить, что кто-то был настолько сумасшедший, что сможет вылезти на площадку мчащегося поезда и забраться на крышу, чтобы перепрыгнуть несколько вагонов вперед.
Мало кто наращивал свою силу, бродя по кораблю в течение десяти лет, цепляясь за сомнительные поручни, в то время, как море делало все возможное, чтобы забрать любого, кто достаточно глуп, чтобы оказаться в шторме. По сравнению с кораблем во время урагана, крыша поезда, с тем же успехом, могла быть прогулкой в Гайд-парке.
Там были рельсы и все такое.
Затаив дыхание, Себастьян прижался спиной к стене вагона первого класса Веллера и выглянул за угол, чтобы убедиться, что никто не двигается по узкому коридору. Маловероятно, что в такой час, кому-то из членов семьи понадобится полуночный перекус или использование необходимого, но никогда не знаешь наверняка.
Не хотелось бы, чтобы убийство было прервано чем-то таким обыденным, как поход в туалет.
Коридор оказался пуст. Отлично.
Одинокая лампа представляла собой не более чем, золотой колодец теней, и Себастьян сливался с ними, пробираясь по коридору.
Три двери защищали роскошные купе, в которых спала семья Веллеров. Согласно информации, за которую он щедро заплатил, купе Артура Веллера было последним справа.
Нож ощущался, как продолжение его руки, когда он проходил мимо первой двери, принадлежавшей дочери Веллера, и среднего купе, в котором спала его жена Адриен.
Он прижал ухо к двери Веллера и прислушался к любому движению, прежде чем открыть ее и войти внутрь. Элитная знать с трудом переносила скрип, а Бог любит хорошо смазанные петли роскоши первоклассного размещения. Это значительно облегчало воровство.
Шторы были оставлены открытыми, пропуская скудное сияние города, отражающееся от тонких хлопьев снега на окнах и смешивающееся с различными огнями поезда. Оно освещало купе ровно настолько, чтобы очертить тени мебели и отсветить хрусталь, серебро и его клинок.
Прижав нож к манжете, Себастьян скользнул ближе к своей цели.
Этот мерзкий ублюдок наконец-то получит то, что ему предстоит. Возможно, ему следует зажечь лампу, чтобы увидеть, как жизнь истекает из глаз Веллера.
Себастьян никогда не был жестоким. Он оставил это людям с более темными пристрастиями. Но это… это было личное.
Подойдя к кровати, он навис над очертаниями стройного тела, каждый его мускул изгибался, как змея.
Когда он нанес удар, это было со скоростью и точностью змеи, и прежде чем его жертва успела моргнуть от сна и осознать, он уже приставил нож к горлу, а руки его беспомощно прижал к бокам.
Ожидание.
Он отпустил одну пугающе тонкую руку, чтобы испытать странную мягкость, которой он не ожидал.
Грудь. Дерьмо.
— Пожалуйста, — женская мольба пробежала по его телу и стрелой пронеслась вниз по грудине, приземляясь в пах. — Пожалуйста, не надо.
Господи, ведь ему нравилось, когда женщины просили. Молили его об удовольствии, но, никогда его молили о жизни. Это было, по меньшей мере, обескураживающим событием.
Себастьян отдернул свою руку от прекрасного шара, с немалой долей нежелания и сожаления. Эта форма, как сон легла на его ладонь, тепло обильной плоти под тонкой муслиновой сорочкой, было бальзамом для его замерзших пальцев. Пухлый сосок затвердел от холода. Кто это был, жена или дочь? Быстро подумав, он ловким движением рук убрал нож в манжету. Если ему повезет, он сможет положиться на то, что он всегда делал, чтобы избежать неприятностей с дамой. Его обаяние и внешнее великолепие.
— Простите, мадам, или мисс?! Боюсь, я ошибся вагоном,— он осторожно отпустил ее и выпрямился, надеясь передать досаду в полутьме. — Меня... пригласила женщина, понимаете, и это её номер купе, который она дала мне вместе с приказом соблюдать осторожность. Я смею думать, что нас обоих могли убить.
— Монкрифф?— недоверчивый шепот заморозил кровь в его венах и язык прилип к нёбу.
Тот голос. Он узнал бы его где угодно. Он слышал его в своих самых непристойных снах. Да и обычных снах тоже.
Ее черты были немногим лучше теней, но это не имело значения. Он запомнил каждую ее черточку больше года назад. Изгиб ее скулы, острый, но изящный. Шелк ее черных волос и кремовая кожа. Истинное совершенство ее несравненной красоты.
Вероника Везерсток. Женщина, обладающая всеми добродетелями, которые он утратил на этом жизненном пути. Она была верная, эрудированная, терпеливая, размеренная, умная, сильная… Добрая.
Редко когда такая красивая женщина обладала такими глубокими источниками сострадания, а еще реже — графиня. Ее сочувствие не было утонченным.
Она родилась в этом беспощадном мире с нежным сердцем, мягкими глазами цвета светлого нефрита, полными губами…
Губами, которые он часто представлял себе, растянутыми вокруг его естества.
Его изумление дало ей время сесть прямо, прикрывая одеялом тонкую ночную сорочку с высоким воротником.
— Себастьян Монкрифф, какого черта вы здесь делаете? — прошипела она достаточно громко.
— Я же говорил вам, видимо, соблазняю не ту женщину, — или ту, если удача благоприятствует его проклятой душе.
— Вы же спрятали нож в манжету?
— Вы это видели, да? — фортуна, как он помнил, была непостоянной тварью.
Человек никогда не забывает ощущение стали у горла.
Себастьян никогда раньше не приставлял лезвие к ее лилейно-белому горлу.
Это означало, что это сделал кто-то другой.
Когда он собирался поинтересоваться именем будущего мертвеца, она сказала:
— Скажите мне правду, Монкрифф. Что вы здесь делаете?
— Пытаюсь убить Артура Веллера, — беспечно ответил он. — Что вы делаете в его купе? Подождите, — он сглотнул прилив желчи, с жалким отвращением прикидывая возможные варианты. — Скажите мне, что вы не согреваете его постель. Я перережу себе вены прямо сейчас, если вы и он…
— Я лучше согрею свои внутренности горячей кочергой, чем такими, как Артур Веллер. Она произнесла это имя так, как будто оно имело гнилой привкус во рту.
Слава Христу. Теперь он знал, что у нее были большие сомнения, в том, чтобы брать в любовники такого кретина. Был ли у нее любовник? Он задавался вопросом. Нуждалась ли она вообще в любовнике?
Он, конечно, подал бы заявку на эту должность. На любую должность, которую она позволит.
— Ч-что ты будешь делать теперь? — спросила она, и в ее голосе прозвучал трепетный намек на уязвимость. Теперь он мог видеть ее яснее, очертания ее темной косы, движения ее губ. Всего лишь формы и оттенки, но от этого не менее привлекательные.
—Я еще не решил, — признался он, гадая, что она сделает, если он ее поцелует.
Подчинится ли она его соблазнению, отдав свое мягкое тело его умелым ласкам?
Или она дала бы ему коленом под зад?
Резким, движением она сбросила одеяло и вскочила на ноги, стоя перед ним, с вызовом расправив плечи.
— Я отказываюсь снова становиться вашей пленницей, вы слышите меня, злодейский тролль?
— Технически, Вы были пленницей моего капитана, Грача, — снисходительно поправил он, приложив руку к сердцу, чтобы показать, где она его ранила.
Если бы у него было сердце. — И… тролль? — пробормотал он, — я с трудом верю, что это уместное сравнение. Тролли некрасивые и немытые, они, как известно, живут под мостами, и так далее и тому подобное… А я брезглив в чистоте, и мне говорили, что я, по крайней мере, достаточно привлекателен, — даже были сказаны такие слова, как мужское совершенство, Адонис, Эрос и даже титул самого красивого мужчины на свете, но манеры требовали, чтобы он оставался скромным. — Давайте назовем меня другим злым сказочным существом.
— Тогда огр, — было ее следующее предложение.
— Миледи, я не хочу придираться к чему-то, но вы наверняка знаете, что огры и тролли в одной компании. Могу я предложить…
Она положила руки ему на грудь и надавила изо всех сил. Он даже позволил ей немного сдвинуть себя с места, чтобы усмирить ее гнев.
— Какого бы злобного демона вы ни нашли приемлемым, меня это не волнует! Либо убейте меня, либо… Убирайтесь. Вон.
— Понимаете, я в некотором замешательстве, потому что, похоже, я не могу ничего из этого сделать. Мы оба знаем, что я не убью вас,— прошипел он сквозь зубы.
— О, да?
Когда он понял, что она, возможно, не сможет прочитать его сардонический взгляд в темноте, он издал слышимый звук, выражающий свое нетерпение.
— Во-вторых, я не могу позволить вам предупредить Веллера о моих планах… так что с вами делать, вот в чем вопрос,— он задумчиво постучал пальцем по подбородку.
— Вы ничего не сделаете мне или со мной, пиратская сволочь. Прикоснитесь ко мне еще раз, и я буду кричать, пока у меня хватит дыхания.
Сволочь? Она понятия не имела.
— Вперед, продолжайте,— он пожал плечами. — Первый человек, который войдет в эту дверь, поймает мой клинок. Так что я очень надеюсь, что это не тот, кого вы слишком любите.
— Вы крысиный мешок с голубиными потрохами! — вскинув руку, он поймал ее запястье прежде, чем она коснулась его щеки.
— Да ладно, не будем зацикливаться на прошлом. Скажи мне, где Веллер, я перережу ему горло и уйду от вас еще до рассвета.
Она отдернула ладонь и отшатнулась по направлению к кровати.
— Боже мой, вы как лед.
— Поверьте мне, если бы вы знали о грехах Артура Веллера, вы бы сами отправили его в ад.
— Нет, я имею в виду, что вы замерзли, как труп.
— Извините. Там начинает идти снег, и мне пришлось опираться на руки, чтобы удержаться на ногах, чтобы не упасть с крыши.
Наступило молчание. Потом еще мгновение.
— Крыша? — повторила она, как будто никогда раньше не слышала этого слова.
— Как еще я мог проникнуть в вагон незамеченным?
— Я… я не знаю,— подняв руки, она несколько раз провела ими по лицу, словно пытаясь стереть стресс, или сон, или вид самого Себастьяна. — Почему вы хотите убить Артура Веллера?
— Я вижу, по всем признакам, что вы не выглядите удивленной этой новостью, — мрачно ответил он, понимая, что на провокационный вопрос еще предстоит ответить. — Вы так и не рассказали мне, что делаете в его постели.
Она презрительно фыркнула.
— Это не его кровать, это кровать его дочери Пенелопы.
Себастьян сглотнул. Дважды. На мгновение парализованный похотливыми образами того, чем она и дочь Артура Веллера занимались в постели.
— Я никогда не принимал вас за любительницу девушек… Повезло Пенелопе.
Она мгновенно скрестила руки на груди.
— Нет, вы грубый извращенец, я одновременно ее компаньонка в поездке на встречу с ее женихом в Бухаресте, и придумываю ее свадебное приданое.
— Хммм… — он издал спекулятивный звук. — Как вы думаете, после смерти ее отца свадьба все равно состоится? Каков обязательный период траура в Румынии?
Она смотрела на него, скрестив руки на груди, неприятно долгое время. Тишина съедала его, как это обычно бывает. Тишина, кишащая призраками его грехов, готовая настигнуть его.
Ему нужно было двигаться. Сделать что-то.
И вот они были в темноте, рядом с кроватью. Он, дрожащий от холода, и она, вся теплая, мягкая и полуобнаженная. Какая чертова удача. Единственная женщина, которая, скорее всего, никогда не позволит ему прикоснуться к ней. Единственная женщина, которую он изо всех сил старался забыть, если бы только его мечты позволяли это сделать.
— Монкрифф… — она колебалась, и у него перехватило дыхание при звуке его имени на ее губах, произнесенном с ее врожденной благородностью.
— Меня зовут Себастьян,— он хотел, чтобы она звала его по имени. Снова. И снова. И опять. Он хотел, чтобы она вдыхала и выдыхала его имя. Чтоб простонала его имя.
Выкрикнула его.
Она рискнула сделать шаг ближе, соблазняя его шелестом ткани по обнаженной коже под ней.
— Я бы сказала, что после всего того, через что вы заставили меня и Лорелай пройти, вы можете согласиться, что в долгу передо мной…
— Да, — прервал он. — И я позабочусь о том, чтобы в этом поезде ни один волосок с вашей головы не упал…
— Вместо этого, вы могли бы убить его завтра вечером?