Письмо от мастера Ларци пришло на третий день после похорон королевы. В нем мастер просил передать его величеству глубочайшие соболезнования, выражал надежду, что время залечит раны, а также между делом осведомлялся у «дражайшего воспитанника», не попадался ли ему случайно в Дорвенне некий Фредо ди Вероккья, приказчик уважаемого мастера Тино. Молодой человек, мол, воспользовался свободой вдали от дома и не иначе как загулял, чем еще объяснить, что не отвечает на письма своего покровителя. «Мальчик мой, не знаешь ли ты, куда делся паршивец, работающий на Омута, и причастен ли к этому ты?» – вот как следовало читать этот вопрос на самом деле.
Лучано перечитал послание трижды и написал ответное. Что соболезнования передаст, что время – великий целитель, о чем его величеству говорят все, но пока что это не очень помогает, и что Фредо ди Вероккья ему действительно однажды встречался во дворце, но отвечать на вопросы относительно своей работы в Дорвенанте отказался и вообще вел себя странно. Куда-то очень спешил, вид имел самодовольный, намекал, что вскоре возвысится так, что заткнет за пояс «наглеца Фортунато», и всячески показывал, что дела у него идут крайне успешно. А потом они расстались, и больше Лучано его не видел, хотя осведомиться о его пропаже несложно. Разумеется, лезть в чужие дела он не станет, поэтому просит мастера в следующем письме уточнить, действительно ли грандмастер Ларци желает узнать от своего почтительного воспитанника о судьбе Фредо ди Вероккья. «Куда делся Черный Кот, мне известно, разумеется. А вы предпочли бы это знать или как раз наоборот?» – вот что должен был прочитать мастер.
Ответ отправился с курьером в Итлию – порталом, конечно, и Лучано приложил к нему несколько подарков: носки из козьего пуха и пару бутылок можжевеловой настойки для мастера Ларци, кувшин лучшего карвейна для Фелиппе и старинный фехтбук для мастера Лоренцо. Если Тино сунет нос в послание, пусть до темноты в глазах ищет в нем скрытые смыслы или зашифрованные строки, ничего действительно важного обычной почте Лучано доверять не собирался. Ему ли не знать, как это работает!
Лучано мечтательно представил, как мастер Тино, перехвативший письмо и подарки, долго ищет подвох в носках. Проверяет их на всевозможные контактные яды, прикладывает к страницам фехтбука, растягивает и проглядывает на свет, возможно, даже осторожно пробует на зуб, а потом пропитывает карвейном письмо и нагревает над огнем – и с проклятием отдергивает пальцы от вспыхнувшей бумаги. Эх, как было бы славно!
Он вздохнул, выныривая из приятных грез. Тино, конечно, на такую простую приманку не поймать, и вскоре Темный Омут всерьез обеспокоится пропажей своего младшего мастера. Возможно, даже вызовет Лучано на допрос в гильдии. Но требовать применения пыток у него никаких оснований, поить зельем правды мастера ядов – откровенная глупость, а как защититься от беседы с разумником, Лучано теперь знает – спасибо Саграссу и капитанам егерей.
А если даже правда выплывет на свет, ну что ж, старший мастер волен в жизни и смерти младшего собрата, если сумеет оправдаться перед гильдией. Заказ Беатрис угрожал не только Айлин, но и королю Дорвенанта, и самому Лучано – через их связь. Будь у него тогда больше времени, может, он просто обратился бы напрямую к своему грандмастеру и добился отмены заказа. Нечасто, но такие случаи у Шипов бывали. Увы, не получилось. Но Фредо не та фигура, чтобы из-за него возникли действительно серьезные сложности. Не старший мастер, даже не возможный преемник Тино, что бы сам Фредо об этом ни думал. Еще немного, и Темный Омут убрал бы слишком ретивого претендента на свой перстень, и все об этом знают. По сути, Лучано ему услугу оказал, хоть Тино в этом никогда не признается.
Так что с этой стороны беды можно не ждать.
И все-таки что-то грызло Лучано изнутри, не давало спокойно жить после смерти Беатрис и наслаждаться свершившейся местью. Конечно, он знал, что это. Вина перед Аластором. Не перед взбесившейся гадюкой в женском облике, а лишь перед ним – другом, королем, возлюбленным. Неважно, что сам Аластор о последнем не подозревает, Лучано с каждым днем все яснее и сильнее осознавал свои чувства к нему и Айлин, учился прятать их надежно от всех на свете, но от самого себя не спрячешься. Что ж, не он первый и не он последний безнадежно влюбляется в кого-то, кто никогда не ответит взаимностью. Айлин недоступна, Альс, напротив, всегда рядом, и неизвестно, что тяжелее, но жить-то надо, и раз уж он выбрал целью жизни служение им, нельзя допустить, чтобы друзья отшатнулись от него, узнав, что дружба, которой они связаны даже теснее, чем арканом, для Лучано гораздо больше, чем просто дружба. Это его собственные награда и проклятие, ему их и нести.
Аластору, между тем, становилось все хуже. Он метался ночами, бормоча имя Беатрис, признания в любви, обещания и просьбы. Услышав это, Лучано просыпался у себя в спальне, пробирался к Альсу, садился на край постели и клал руку ему на лоб. Аластор затихал, иногда просыпался и благодарил за избавление от кошмаров, но утром наотрез отказывался об этом говорить, барготов упрямец.
Дункан только вздыхал и однажды объяснил, что глубокое воздействие на чувства и память произвести не может, потому что Альс отчаянно сопротивляется любым попыткам вмешаться в его разум. Он, извольте видеть, вообразил, что должен справиться самостоятельно, иное будет слабостью и недостойно его любви к Беатрис и великой вины, которую он взвалил на себя сам. По мнению Лучано, глупость полная, что подтвердил и Дункан, но Аластору разве докажешь! У него в гербе должен быть не лев, а баран, упирающийся лбом в ворота!
Осталось надеяться на время, которое и впрямь иногда лечит, поэтому Лучано не сводил с Альса глаз почти неделю, и лишь на седьмой день отлучился, чтобы навестить Айлин. Кроме желания увидеть и ободрить синьорину, была у него еще одна цель. Похоже, попытки Саграсса объясниться с возлюбленной ничем хорошим не закончились. Боевик об этом говорить не желал – еще один благородный дорвенантский баран! – но на службу являлся грустным, на шутки Лучано улыбался через силу и вообще вел себя так, словно у него тоже умер кто-то близкий.
Между прочим, Лучано за эту неделю очень добросовестно обдумал свое обещание самому себе отравить Саграсса-старшего! Даже узнал его любимый трактир, откуда благородный синьор каждый день вываливался за полночь пьяным, как винная бочка, и полз домой, нечленораздельно угрожая кому-то невидимому, что «покажет им всем». Отправить его за Грань было бы легче легкого, работа не для старшего мастера, а для ученика, выпущенного из казармы поразмяться. Сначала Лучано подумал, что даже травить не надо, только на пару мгновений вынырнуть из темноты, поставить подножку, проследить, чтобы виском синьор приземлился на подходящий камушек – и снова исчезнуть во тьме. Ни один целитель ничего не распознает!
Но потом он вспомнил, что хотя Саграсс – боевой маг, однако некромантов среди знакомых у него тоже полно. Вдруг вызовет папеньку из Садов и расспросит об обстоятельствах смерти? Поди разбери, что там эта пьянь разглядит и запомнит? Нет, яд все-таки надежнее. Переодеться на один вечер, пройти мимо в трактире, задеть Саграсса-старшего рукой с зажатой между пальцами иголкой… Ну кого удивит, что у человека, хлещущего карвейн как воду, отказало сердце? Даже сам Лионель вряд ли что-то заподозрит. Пустяковое дело!
Почему он с этим тянул, Лучано и сам не мог понять, а потом вдруг сообразил, и его замутило от странного чувства беспомощности и вины. Он ведь и с Аластором хотел как лучше! Без раздумий убрал Беатрис руками Бастельеро, потому что хотел не только безопасности для себя с Айлин, но и свободы для Альса. Который вот-вот должен был прозреть и понять, в кого влюбился! Лучано хотел уберечь Аластора, помочь ему избежать разочарования и ужасной необходимости казнить Беатрис, если правда о покушении на Айлин выплывет наружу. И не жалел об этом! Даже не собирался!
Но сейчас, глядя на безутешного Альса, из которого будто вынули душу, не мог чистосердечно сказать самому себе, что поступил правильно. Да, нужно было защитить синьорину! И то, что Беатрис сделала с самим Лучано, прощать никак не следовало. Но Аластор… Если у него в сердце останется рана, которая так и не заживет, сможет ли он простить это? А если никогда не узнает, сможет ли это простить себе Лучано?!
И потому, пожалуй, с благородным синьором Саграссом-старшим торопиться не следовало. Нужно еще раз все обдумать, как бы не сделать хуже. Побольше разузнать про их семью, вдруг матушка Саграсса так искренне и сильно любит своего мерзавца-мужа, что его внезапная смерть способна погубить и почтенную синьору?! А если даже она его ненавидит, сердце, надорванное многолетними лишениями, способно разорваться как от внезапного испуга, так и от внезапной радости.
Так что Лучано решил подождать еще немного, а пока заняться действительно неотложным делом – узнать сердечные склонности синьорины Иоланды! Если эта милая девица тверда в своей привязанности, нужно попросить Альса оказать Лионелю протекцию. Уж королю в качестве свата ни один дворянин не откажет. А если и найдется такой безумец, Альс ведь может пожаловать Лионелю дворянство! Даже наследное, если пожелает. О, да Лучано ему собственный титул подарил бы, будь это возможно! Увы, только в Арлезе дворянство можно выиграть или проиграть в карты, а в Дорвенанте этого не поймут… Но сначала – Иоланда. Что она думает о Лионеле Саграссе?
Именно это он спросил у Айлин, когда чопорный дворецкий, словно проглотивший трость, провел его в гостиную палаццо Бастельеро, и синьорина, радостно встрепенувшись, велела принести шамьет. А потом повернулась к немолодой сухопарой даме, что сидела в той же гостиной с вышивкой, и прохладным любезным тоном сообщила:
– Сударыня Эванс, вы можете быть свободны. Я попрошу лорда Аларика принять гостя вместе со мной, а вам наши разговоры будут неинтересны. Батюшка Аларик, вы же мне не откажете?
– Сочту за честь и удовольствие, дитя мое, – улыбнулся грандсиньор, входя в гостиную. – Доброго дня, милорд Фарелл. Как славно, что вы решили нас навестить. Понимаю, вам не до забот, но хотел рассказать, что мы с Себастьяном выбрали место для вашего дома. Отличный склон холма! Вид на озеро прекрасный, и земля рядом хорошая. Ваши слуги смогут посадить там сад и разбить небольшой огород. Зимой можно купить лес для строительства, а сам дом начать возводить весной. Следующей осенью уже сможете поехать туда на охоту, ну и мы с Себастьяном напросимся, если позволите.
– Лу, ты решил поставить дом на озере? – обрадовалась Айлин. – Как чудесно! Перлюрен будет навещать родню, ты же станешь брать его с собой?
Лучано представил, как Перлюрен приводит в гости толпу родственников, и обреченно кивнул.
– О, советую держать этих родичей подальше! – хохотнул грандсиньор Аларик. – Еноты – бич Озерного края! Один енот – это может быть терпимо и даже мило временами, но если их больше… Мой вам совет, милорд, закажите у стихийников пугалки для животных и окружите ими охотничий дом. Ваш зверь будет только рад, что земли поместья принадлежат лично ему.
– Охотно в это верю, грандсиньор, – улыбнулся в ответ Лучано, краем глаза следя, как синьора, похожая на сушеную воблу, поджала губы и выскользнула из гостиной, прихватив рукоделье. – Перлюрен – ужасный жадина и обжора! Но мне бы не хотелось, чтобы дикие сородичи его покусали или заразили чем-нибудь. Пугалки – отличная идея. Так вот, о синьоре Саграссе…
Он замялся, не зная, можно ли и дальше поднимать эту тему при свекре Айлин. Грандсиньор Аларик выглядит очень добродушным, но разговор весьма деликатный.
– Вас смущает мое присутствие? – проницательно поинтересовался тот. – Если желаете, мы с сударыней Эванс опять поменяемся местами. Увы, оставить вас и мою невестку наедине я не могу, вы же понимаете. Но готов обещать, что все сказанное останется между нами.
– Не надо Эванс! – поспешно вмешалась Айлин. – Лу, я уверена, батюшке Аларику можно доверять! – И пояснила: – Речь идет о чувствах моей подруги Иоланды, вы ее хорошо знаете. Один достойный дворянин за ней ухаживает, и она очень рада его вниманию, но вот родители…
– Его родители или ее? – невозмутимо уточнил почтенный синьор.
– И те, и другие, – вздохнул Лучано. – Так синьорина Иоланда отвечает на чувства Лионеля? Он просил меня узнать об этом, чтобы понимать, на что может надеяться.
– А Иоланда просила об этом же меня, – улыбнулась Айлин, и в гостиной словно просияло крошечное солнышко. – Она надеялась, что услышит от него предложение, но свидание сорвалось…
– Это моя вина, – признался Лучано. – Боюсь, Лионель пожертвовал этим свиданием и надеждой на счастье, чтобы спасти мне жизнь. Я бы очень хотел вернуть этот долг, но не совсем представляю как. Увы, я все еще очень невежественен в обычаях Дорвенанта и этикете благородных синьоров.
– Хм… – Бастельеро-старший откинулся на спинку кресла и в задумчивости повертел в пальцах бокал с вином. – Скажите, милорд, а вы уверены, что у вашего друга исключительно серьезные намерения?
– О, грандсиньор! – Лучано даже привстал в кресле для большей убедительности и пылко заверил: – Я готов за него поручиться! Уж в этом я разбираюсь! Как-никак сам являюсь грандмастером намерений несерьезных!
– Тогда нужно дать им поговорить, – посоветовал Аларик. – И желательно без свидетелей. Полагаю, на том свидании все равно должна была присутствовать матушка сударыни Иоланды или компаньонка – хотя бы и наемная. Если у молодого человека серьезные намерения, он не мог ожидать, что достойный отец отпустит с ним дочь без сопровождения. И, конечно, при компаньонке им было бы очень трудно поговорить с полной искренностью, вы меня понимаете?
– Но… разве встреча наедине не скомпрометирует Иоланду? – растерялась Айлин и тут же решительно вскинула голову: – Я готова взять вину на себя! Только как это сделать?
– Успокойтесь, милое мое дитя, – усмехнулся Аларик. – Возложим вину на случайность. Это, конечно, никого не обманет, но если молодые люди придут к соглашению, общество закроет глаза на некоторые обстоятельства. К тому же мы постараемся, чтобы об этом не болтали лишнего. То, что происходит в доме Бастельеро, остается в его стенах. Наши слуги прекрасно понимают, что такое честь семьи. Разумеется, если для счастья влюбленных потребуется самую капельку испортить им репутацию, то… пусть сударыня Иоланда сама решает, приемлема ли для нее эта жертва.
– Батюшка Аларик! – ахнула синьорина и захлопала в ладоши, а Лучано невольно улыбнулся – старший лорд Бастельеро смотрел на нее с такой умиленной нежностью! – Но милорд Грегор наверняка будет недоволен…
– Недоволен? – переспросил лорд Аларик и, усмехнувшись, покачал головой. – О, ну что вы, дитя мое. Он будет в бешенстве!
И улыбнулся с явным предвкушением!
– Грандсиньор Аларик! – торжественно провозгласил Лучано. – Вы меня чрезвычайно обяжете! – И тут же понизил голос: – Но как именно мы это устроим? Привезти сюда Лионеля труда не составит, я просто попрошу его сопровождать меня при следующем визите. Синьорину Иоланду, полагаю, пригласить тоже несложно. Однако нужно оставить этих двоих наедине, причем в таком месте, откуда они не смогут уйти, а кто-нибудь другой – помешать им. И, признаться, я ни за что на свете не хотел бы пропустить такое зрелище.
– Лу! – возмущенно вскрикнула Айлин, и Лучано тут же поправился:
– О, не подумайте плохого! Не из любопытства! Исключительно ради репутации синьорины Иоланды!
– Ну, если ради репутации… – Грандсиньор Бастельеро понимающе усмехнулся. – Моя дорогая невестка пока еще не знает некоторых секретов особняка, мне же они неплохо известны. Библиотека на втором этаже имеет небольшую потайную комнату с выходом на лестницу для слуг. Если двое молодых людей одновременно окажутся в библиотеке, а потом кто-нибудь их нечаянно запрет…
– Как бы Лионель не выбил дверь, – вздохнул Лучано. – Вы не представляете, до чего это щепетильный и простодушный идиотто! То есть, простите, достойный уважения и порядочный человек!
– Двери нашего особняка так просто не выбить, – снова хмыкнул почтенный грандсиньор. – Да и вряд ли лорд Саграсс пожелает испугать свою пассию. Или расстроить. Уверен, хотя бы несколько слов они друг другу скажут, а сударыня Иоланда производит впечатление девушки разумной и…
– Хваткой? – подсказал Лучано.
– Заинтересованной в благополучном исходе разговора! – укоризненно посмотрел на него грандсиньор.
– О, конечно, вы правы, – покаялся Лучано и снова покосился на Айлин.
Она слушала их, блестя глазами, щеки наконец-то разрумянились, почти как прежде, губы чуть-чуть приоткрылись… Прелесть! Ей определенно на пользу шалить, жаль, что это лекарство не получится принимать каждый день.
Во дворец Лучано возвращался в прекрасном настроении – пожалуй, впервые со дня смерти Беатрис. Будущая радость, которую он доставит Лионелю и синьорине Иоланде, а через них и Айлин, грела душу, расцвечивала холодную дорвенантскую осень яркими красками и что-то приятное мурлыкала внутри голосом, похожим на урчание кошек мастера Ларци.
Главное, хорошо все продумать! А уж когда упрямцы договорятся, можно делать следующий ход и просить Альса повлиять на синьора Саграсса-старшего. С Донованом Лучано решил поговорить сам. Не враг же купец любимой дочери и ее счастью! Человек он трезвомыслящий, наверняка примет во внимание, что лучше почтительный и благодарный зять-дворянин, чем неизвестно кто, если синьорина Иоланда взбрыкнет и назло папеньке учудит какую-нибудь глупость. Конечно, девица она рассудительная, но обида иногда говорит сильнее разума.
Ну а если уж совсем ничего не сладится, есть ведь храм Странника, где позволение родителей для венчания не требуется. Это для сильных духом и уверенных в своей любви, потому что браки, заключенные там, нерасторжимы. И тут уж решать самим Лионелю и Иоланде.
Спешившись и отдав повод Донны подбежавшему конюху, он дружески кивнул сегодняшнему караулу и поинтересовался, что нового. Услышал, что его величество навещал родителей и бедняжек-принцесс, но недавно вернулся и работает у себя в кабинете. Во дворце тихо, оно и понятно – ведь глубокий траур! А для милорда есть письмо – внук магистра Бреннана заезжал и оставил. Вот, ваша светлость, извольте!
Поблагодарив, Лучано торопливо вскрыл конверт. Письмо оказалось не от самого магистра, а от синьора Дилана, который просил о встрече, если лорду Фареллу будет угодно. Встреча? Хм… Наверное, хочет забрать амулет? Уже давно следовало его вернуть, неудобно получилось! А теперь просто отослать синьорам целителям ценную вещицу будет тем более некрасиво, следует, пожалуй, заехать самому и привезти какой-нибудь подарок.
Рассеянно поблагодарив караульных, Лучано взбежал по парадной лестнице, стремительно пересек холл и… едва не столкнулся с каким-то синьором, вылетевшим из бокового коридора! В последнее мгновение он увернулся со всем искусством Шипа, но шляпу, снятую по правилам дворцового этикета, синьор все-таки выронил и гневно воскликнул:
– Кракен побери! Смотреть нужно, куда вас несет на всех парусах!
– О, прошу прощения, – развел руками Лучано. – Позвольте помочь!
И первым быстро поднял шляпу, за которой дернулся синьор. Стряхнул с нее невидимые пылинки, расправил когда-то пышное, но уже изрядно обтрепанное перо и протянул торопливому незнакомцу его собственность.
В конце концов, лучшая ссора – это та, которая не случилась, верно? Яркий выговор и смуглое лицо с аккуратными усами и бородкой выдавали в синьоре арлезийца, а это народ горячий. От Лучано же не убудет, если он первым проявит вежливость.
Расчет оказался верным, синьор смутился и буркнул, в свою очередь резко и нервно отряхивая злосчастный головной убор:
– Мои извинения, благородный дон. Это мне следовало смотреть по сторонам. Если вы чувствуете себя оскорбленным, я готов ответить…
– О, нисколько! – заверил Лучано и сочувственно поинтересовался: – Кажется, у вас была неприятная встреча? Или просто день не задался?
– День? – тихо и зло повторил за ним арлезиец. – Еще как не задался, уж поверьте! Да с того самого проклятого мига, как я сошел с корабля на эту барготову землю, дни все веселее и веселее, кракен их побери! И этот барготов дворец заодно! И его… – Он покосился на караульных, что хмурились, подкручивая пышные усы, явно вспомнил закон об оскорблении королевского величества, сглотнул что-то, рвавшееся на язык, и закончил: – Его обитателей, среди которых попадаются такие мошенники – куда там портовым обдиралам из таможни!
– Мошенники? – поразился Лучано, с интересом разглядывая незнакомца.
Молод, немного старше него самого, и хорош собою: правильные черты смуглого лица, выразительные черные глаза, пылающие гневом, ладная подтянутая фигура. Но дорожный костюм давно не знал стирки, разве что чистку, да и то не слишком тщательную, волосы неровно обрезаны и схвачены простой кожаной лентой, а сапоги для верховой езды пыльные, словно арлезиец пришел во дворец пешком. Что, даже на извозчика денег не было? Очень любопытно!
– Да что вы говорите, благородный синьор?.. Простите, не имею чести знать ваше достойное имя…
– Мурилья, – раздраженно бросил арлезиец и тут же поправился: – Дон Каэтано Мурилья к вашим услугам! Капитан «Алмазной донны». Да, представьте, мошенники, и еще какие! Свет не видел такого наглого мерзавца! Об одном жалею – не спросил его имени, теперь и найти не смогу. А этот плод любви осьминога с медузой обобрал меня и скрылся! Щупальце кракена ему в задницу до самой глотки! И брам-шкотовым узлом там завязать! А выглядел таким приличным человеком! И это меня здесь называют разбойником и контрабандистом?! Клянусь Пресветлым воином, благородный дон, если и было в моей жизни что-то этакое… не совсем законное… я хотя бы никогда не издевался над своими противниками! А этот… этот…
Возмущение распирало арлезийца изнутри, и Лучано снова сочувственно закивал. А потом ловко подхватил капитана «Алмазной донны» под руку и увлек подальше от караула, превратившегося в сплошные уши. Очень даже вероятно, что какие-то из этих ушей принадлежат не только своим владельцам, но и канцлеру, а делиться Лучано не собирался. Нет уж, это его добыча!
– И как же он вас обобрал, благородный синьор? Расскажите мне все, вдруг я смогу помочь? Мы, южане, должны держаться вместе в этой прекрасной, но суровой стране.
– Стыдно признаться, но я сам повел себя как последний болван, – мрачно выдохнул Мурилья. – Мне сказали, что этот человек может помочь! Устроить аудиенцию у его величества! Только нужно заплатить, вы же понимаете?
– Конечно, – снова кивнул Лучано. – Вполне понимаю! Торговать доступом к самому королю – каков мерзавец!
И очень интересно, кто это такой наглый и глупый, что оказывает подобные услуги?
– Да я же был не против, – с досадой махнул рукой Мурилья, когда они отошли на достаточное расстояние от патруля. – Мое дело настолько важное, что аудиенция нужна немедленно, и скупость тут неуместна! Я выгреб все до последней монетки! А этот скот пересчитал деньги и заявил, что их слишком мало за аудиенцию у короля, но так уж и быть, он устроит мне встречу с королевским котом, а там как повезет. Мол, если дело действительно важное, королевский кот замолвит словечко перед его величеством. Кот! Замолвит! Он же надо мной гнусно посмеялся, этот ублюдок, сын шлюхи и нищего!
– К-каков мерзавец… – подтвердил Лучано, едва сдерживая смех. К счастью, распаленный обидой арлезиец не замечал этого, он размахивал руками, так что шляпа в них гоняла воздух, словно огромный веер, и возмущенно смотрел по сторонам. – Значит, встреча с котом? Это точно?
– С королевским! – рявкнул Мурилья. – С ко-ро-лев-ским ко-том! Благородный дон, меня так оскорбили третий раз в жизни! Первый – когда хотели повесить, хотя я дворянин и заслуживаю плахи, но уж никак не виселицы. Второй – ну, неважно… Поверьте, это было на редкость гнусное предложение. И третий – сегодня! Отправить меня не просто восвояси, как сделал бы обычный мошенник, а к проклятому коту! Я ушам своим не поверил! А этот негодяй увидел мое возмущение и шмыгнул в какой-то коридор. Поверьте, благородный дон, если бы я не растерялся, мерзавец не ушел бы!
– Мерзавец… – повторил Лучано, изнывая от необходимости сохранять серьезное лицо. – Действительно, какое оскорбление!
А неизвестный пройдоха даже наглее, чем сразу показалось! Действительно, легче всего добиться встречи с Альсом через него. Через Итлийского Кота его величества! Но брать за это деньги?! Вот это и вправду оскорбительно! Только не для бравого арлезийского моряка, а для самого Лучано, которым, оказывается, торгует некий поганец, словно сутенер – шлюхой. И при этом даже не делится!
– Вот что, благородный синьор Мурилья, – решительно сказал Лучано, справившись со смехом. – Считайте, что вам повезло. Так уж получилось, что я здесь не последний человек. И если ваше дело действительно важное, я помогу его решить. Но для этого мне нужно знать, что случилось.
– Мне может помочь только его величество король Дорвенанта, – безнадежно отозвался арлезиец, опуская руки и разом словно потухнув. – Ну или гранд Аранвен… Говорят, он почти всесилен и при этом честен в пример любому министру. Во всяком случае, он точно мог бы отвести меня к королю. Речь идет о жизни и смерти, благородный дон. И ладно бы только моей, право, мне не привыкать ходить по скользкому трапу. Но дело в одной девице… то есть даме… – И он смутился так явно, что Лучано безмолвно умилился, а Мурилья пылко закончил: – Это она в опасности! И клянусь, я бы пережил любое унижение, чтобы ей помочь, лишь бы оно не было бесполезным!
– Рассказывайте, синьор! – напомнил Лучано, наконец-то понимая, с кем его свела проказница-судьба. Да ведь эту парочку ищут по всему Дорвенанту! А вынесло красавца-капитана именно к нужному человеку! Ничего не скажешь, Мурилья – счастливчик не хуже самого Фортунато! – Ну же!
– Меня должны были казнить за контрабанду и морской разбой, – нехотя отозвался арлезиец. – Хотя какой там разбой, всего-то позаимствовал несколько тюков парусины у одного итлийского купца. Ну и еще кое-что по мелочи… Но дело не в этом, благородный дон, а в том, что вместо казни я женился. На юной благородной донье, прекрасной, как море! Ее везли в храм, где должны были насильно выдать замуж, но она увидела меня у подножья виселицы, вырвалась от мерзавцев-родичей и потребовала меня себе по святому праву невинной девы. Ну, знаете, наверное? Если непорочная девица захочет взять осужденного в мужья, его следует помиловать и освободить…
– Слышал такое, – подтвердил Лучано. – Правда, не помню, чтобы этим правом кто-то воспользовался. Так вы… лорд Логрейн?! – напоказ изумился он.
– Он самый, – криво усмехнулся Мурилья. – Не слишком-то похож, верно? Логрейны – они все на особую породу, как и остальные гранды Дорвенанта. Но так уж мне повезло, благородный дон. Клариче была в таком отчаянии, что доверилась мне, и мы заключили договор. Я пообещал, что отвезу ее в Дорвенну и помогу добиться справедливости, а потом дам ей развод. Она же… Это касается только нас, благородный дон, но поверьте, я ничем не оскорбил ее честь за это время! Проклятье, кракен меня сожри, я контрабандист, это правда, но не полный мерзавец! Погубить несчастную сироту, которой так не повезло с родней – это кем же надо быть?! А Клариче, она… О, это тоже неважно!
«Везет мне сегодня на влюбленных, – усмехнулся про себя Лучано. – Похоже, синьорина Кларисса, она же Клариче, взяла сердце капитана на абордаж, или как там говорят моряки? Жаль, если синьор Мурилья послужил для нее лишь средством добраться до столицы, парень-то бравый. Ну, не будем заглядывать слишком далеко вперед! А вот Альса эта история, возможно, позабавит! И я определенно знаю, как сделать ее еще забавней! Видят Благие, ми аморе в этом очень нуждается!»
– Я понял, благородный синьор, – сказал он вслух. – Что ж, идемте! Я обещал вам помощь и слово сдержу. Вы увидитесь с человеком, который способен решить ваше дело!
– Он представит меня королю? – недоверчиво уточнил арлезиец. – Благородный дон, простите за недоверие, но Клариче ждет меня в таверне… Я не могу вернуться к ней ни с чем! А вы говорите об этом так легко… Я ничем не могу отплатить за такую услугу!
– Будем считать, что я это делаю ради доброго имени Дорвенанта, – улыбнулся Лучано.
«И Королевского Кота, – добавил он мысленно. – Найду того, кто обобрал капитана, ох он у меня и попляшет!»
– Так вы говорите, для прокладки водопровода потребуется вырыть не простые колодцы, а особенные? – уточнил Аластор, глядя на разложенный на столе план Дорвенны.
– Именно, ваше величество, – подтвердил главный королевский архитектор Дорвенанта.
Он же сударь Юджин Роверстан, почтенный батюшка магистра Дункана.
Но если бы Аластор увидел их рядом, не зная, кто они друг другу, ни за что не подумал бы, что эти двое находятся в родстве. Господин архитектор был невысок, даже ниже Бастельеро, но, в отличие от него, обладал солидным округлым брюшком и залысинами, которые продолжали неожиданно высокий лоб. Тщательно приглаженные на одну сторону светлые волосы, умные серые глаза, которые он почтительно потупил, входя в кабинет и кланяясь, но потом увлекся разговором и начал смотреть прямо на Аластора. Совершенно ничего арлезийского в облике!
«Наверное, Дункан пошел в мать, – решил Аластор, с любопытством поглядывая на архитектора. – Говорят, она была редкой красавицей…»
Воображение тут же беспощадно нарисовало ему женщину ростом с Дункана и такую же широкоплечую и смуглую. В руке дама, одетая нарядно, как и положено столь блистательной особе, держала веер, закрывая им нижнюю часть лица, так что видны были только дивные черные очи, полные южной страсти и неги… Но вот женщина кокетливо отвела веер в сторону, и Аластор содрогнулся, увидев усы и бородку, как у разумника…
«Тьфу, представится же такое! – передернулся он. – Хотя что я знаю об арлезийских красавицах…»
Женщина в его воображении лукаво усмехнулась, потом спрятала усмешку в усах и растаяла.
– Простите? – опомнился Аластор, выныривая из этого кошмара наяву и глядя на архитектора со смесью уважения и сочувствия. – Я отвлекся, не могли бы вы повторить?
– Конечно, ваше величество, – кивнул тот. – Я говорил, что под Дорвенной имеются значительные запасы воды, разведанные стихийниками. Если вывести их на поверхность и поставить достаточно мощные насосы, можно построить водопровод не хуже тех, что есть в крупных городах Итлии. Фонтанов в таком же количестве не обещаю, но воды хватит для всей столицы на очень долгое время. К сожалению, этот проект ранее считался невозможным.
– Почему? – поразился Аластор. – Это же так важно!
– Дорого, ваше величество, – пояснил Аранвен, сидящий за столом по правую руку от Аластора. – Последние несколько десятилетий в столице, да и в остальном Дорвенанте, не было никаких крупных строек. Последняя, если не ошибаюсь, случилась перед коронацией его величества Малкольма, для которой перестроили часть дворца и отреставрировали храм Семи Благих.
– Так и было, милорд, – грустно подтвердил архитектор и снова повернулся к Аластору. – Этим занималась моя семья. Хвала Благим, все мои мальчики, кроме старшего, продолжают наше семейное дело. Я вырастил для Дорвенанта прекрасных зодчих и витражистов! Впрочем, на Дункана мне тоже грех жаловаться, – добавил он с явной любовью и смутился: – Простите, ваше величество, виноват…
– Ничего страшного, – кивнул Аластор. – Я очень ценю магистра Дункана, и вы правы, что гордитесь им. Давайте подумаем, во сколько обойдется постройка водопровода? Сколько потребуется этих особенных глубинных колодцев? Сколько нужно денег и людей? Милорд Аранвен, мы сможем использовать для этого каторжников?
– Да, ваше величество, – после нескольких мгновений раздумий отозвался канцлер. – Это весьма выгодное решение, которое сэкономит нам значительные средства. Каторжники, конечно, работают хуже обычных землекопов и каменщиков, зато они гораздо дешевле. Возможно, ваше величество рассмотрит мысль о том, чтобы заменить смертную казнь некоторым преступникам на пожизненную каторгу? Например, браконьерам, не пригодным к службе в егерях? Или тем, кто неоднократно попадался на воровстве и подлежит каре путем повешения?
– А их вешают? – удивился Аластор. – Я не знал. Какая бессмысленная трата…
«Человеческих жизней, – хотел сказать он, но тут же про себя поправился: – Полезных средств. Потому что преступники, способные работать на благо королевства, это такое же средство получения пользы, как зерно, лес или вьючный скот».
Аранвен одобрительно блеснул глазами, уловив его невысказанную мысль, и чуть склонил голову.
– С вашего позволения, – негромко сказал он, – мы с сударем Роверстаном займемся этим немедленно. Он подготовит подробные планы и списки всего необходимого, а я рассчитаю, какие возможности сможет предоставить казна в ближайшее время. Признаюсь, это будет непросто, мануфактуры требуют огромного вложения средств. Но водопровод, подведенный к ним, значительно сократит будущие затраты на производство товаров и постепенно себя окупит.
– А жилые кварталы? – нахмурился Аластор. – Как быть с ними?
– Взгляните сюда, ваше величество, – почтительно попросил архитектор, ставя кончиком карандаша жирные точки на плане столицы. – Это места, где можно вывести воду наверх. Как видите, они в самых разных районах, от королевского дворца до северной окраины. Как только насосы заработают, люди смогут пользоваться водой, и это уже будет великим благом для бедняков, которым не придется ее покупать. Но провести воду в дома, как это делает итлийская знать, смогут лишь самые богатые семьи.
– Вот и пусть это делают те, кто может заплатить за удобство, – решил Аластор. – Лорд Аранвен, посчитайте стоимость самих колодцев и водопровода к важнейшим местам столицы: городским площадям, храмам и мануфактурам. А, ну и казармы с рынком, разумеется. В богатых кварталах у жителей имеются личные колодцы, из которых вода проведена в дом. Если кто-то пожелает провести воду из общественных – пусть, но за свой счет. А для бедняков казна оплатит колодцы и насосы. Это больше того, что они имеют сейчас.
– Намного больше, – подтвердил канцлер. – Уверен, ваше величество, это деяние войдет в историю Дорвенанта так же прочно, как ваш подвиг.
Смутившись, Аластор отвел взгляд от спокойно-торжественного, как обычно, лица Аранвена и посмотрел на маленького архитектора. Такой невзрачный человек, а сколько знаний и умений! Вот это настоящий подвиг – овладеть ремеслом как высочайшим искусством. Неудивительно, что у него такой сын.
– Сударь Роверстан, приступайте немедленно, – попросил он. – И когда работа успешно завершится, обещаю, я лично поздравлю вас с дворянством, не считая денежной награды.
– Ваше величество! – Толстячок-архитектор приложил руки к груди и взволнованно заявил: – Величайшей радостью и честью для меня будет, что в Дорвенне снова зазвенят инструменты на большой стройке! Столько лет, столько лет! Я уже думал, уйду в Сады, не сделав ничего полезного для родного города! Частные заказы – это ведь совсем не тот размах!..
– Идите, – чуть улыбнулся Аластор, и Роверстан-старший торопливо собрал свои документы и выкатился из кабинета, как упругий кожаный мяч, набитый шерстью, – забава, недавно привезенная из Фраганы.
Едва дверь закрылась за ним, как в приемной послышались невнятные протесты мэтра Вильмона, и почти тут же дверь распахнулась снова.
– Монсиньор! Вы должны это услышать!
В кабинет влетел Лучано, таща за собой какого-то южанина, очумело озирающегося вокруг. Сам Лу при этом сиял новеньким флорином и вид имел довольный и гордый, словно Паскуда, притащивший особенно крупную крысу.
«Да что там крыса, тут речь не меньше, чем о фаршированной курице, – хмыкнул про себя Аластор, откидываясь на спинку кресла. – Ну и кто это? Смазливая физиономия, дворянская рапира, но сам потрепанный, как старые охотничьи сапоги. И камзол какой-то странный. Вроде бы на арлезийский манер, но вместо галунов отделан шнуром со множеством хитрых узлов. Моряк, что ли?»
– Монсиньор, милорд! – Лучано поклонился куда-то в пространство между Аластором и Аранвеном. – Позвольте вам представить благородного дона Мурилью, капитана «Алмазной донны». Дон Мурилья расскажет вам прелюбопытную историю! Взамен я обещал помочь ему в одном очень важном деле. Думаю, когда вы все услышите, то поймете, что я не мог поступить иначе.
– Благородный дон, вы уверены? – хмуро спросил арлезиец, недоверчиво поглядывая на Аластора и с настороженной опаской – на Аранвена. – Не знаю, кто эти достойные люди, но дело довольно секретное. Если бы я болтал о нем на каждом углу, мы с Клариче не добрались бы живыми даже до первой таверны!
– Но мне же вы доверились! – возразил Лу, и на обветренном лице арлезийского капитана проявилось нешуточное сомнение.
Не иначе начал об этом сожалеть!
«Монсиньор, значит? – хмыкнул про себя Аластор. – Интересно, зачем Лу скрывает от этого занятного дона, куда и к кому его привел? Что за розыгрыш он затеял?
Арлезиец упрямо молчал, искоса поглядывая то на Аластора, то на Лучано, то на канцлера. Его явно терзали подозрения, и Аластор, пожалуй, их понимал. Компания на чужой несведущий взгляд подобралась дивно странная!
Лучано – несомненный итлиец в траурно простом и черном, но при этом дорогом камзоле, превосходно сидящем на его изящной фигуре. Лорд Аранвен – безупречное воплощение величия в снежно – белом одеянии, серебряноволосый и тонколицый, словно альв, какими их изображали на старинных картинах и гобеленах. И сам Аластор.
После смерти Беатрис он разом перестал носить нарядные камзолы, которые так ей на нем нравились. В самом деле, для кого теперь стараться? Нет, конечно, в отрепья или ветошь королю одеваться негоже, но Аластор велел привезти из поместья свою прежнюю одежду, привычную, скромную и надежную, как проверенная рапира или потертое, но удобное седло. Поэтому в кабинете он сидел в простых черных штанах, полотняной рубашке и темном суконном камзоле, не застегнутом ни на одну пуговицу, – топили в королевском крыле на совесть. Ну и никакой короны, разумеется. Где вы видели болвана, который по собственной воле будет постоянно носить эту тяжесть? Хотя реликвия Дорве сидела на голове как влитая, следовало отдать ей должное, все-таки витой железно-золотой обруч – то еще украшение.
– Видите ли, монсиньор, – вкрадчиво начал Лучано, зорко присматривая за арлезийцем, будто боялся, что тот сбежит. – Оказывается, в нашем прекрасном дворце имеется личность, которая продает гостям аудиенции. И даже не у короля, а у королевского кота!
И с многообещающим азартом блеснул глазами.
– У Флориморда, что ли? – поинтересовался Аластор, а потом до него дошло. – Хм, вот как? Ну и что?
– Да то, что я возмущен! – Лучано всем видом и голосом изобразил это возмущение, и рядом с Аластором раздалось тихое хмыканье канцлера. – Так опозорить благородное звание перед нашим гостем! Ах да, позвольте вам представить… лорда Логрейна!
– Логрейн? – Аластор дернул уголком рта, вглядываясь в арлезийца, и уверенно заключил: – Не похож. Логрейна я только сегодня утром видел, и выглядел он совершенно иначе.
– Полагаю, это другой лорд Логрейн, – невозмутимо подсказал канцлер. – Новый, так сказать.
– Ах, новый? – Аластор сплел перед собой пальцы. – Что-то многовато Логрейнов развелось… Ну и что дальше?
– А то, что лорд Логрейн явился во дворец, чтобы просить справедливости у его величества! – торжественно заявил Лучано. – Ну же, синьор Каэтано, изложите ваше дело!
– Неизвестно кому? – буркнул арлезиец. – Простите, но я даже вашего имени не знаю, а этих людей впервые вижу, и представляться они не торопятся. Впрочем, как и вы.
Он посмотрел с каким-то усталым, почти отчаянным вызовом, и Аластор вздохнул. Шутка вышла недурной, но вряд ли Мурилья, он же Логрейн, оценит ее по достоинству.
– Извольте, – вздохнул он. – Вот это его светлость Ангус Аранвен, лорд-канцлер Дорвенанта.
– О!
Арлезиец мгновенно подобрался, приложил шляпу к груди и отвесил на удивление изысканный поклон – откуда только манеры взялись?!
– Этот шут, который вас привел, – продолжил Аластор, – зовется Лучано Фарелли, он же лорд Люциан Фарелл, именуемый также Итлийский Кот Короля. Подозреваю, именно с ним вас и обещали свести, но лорд Фарелл, насколько мне известно, за протекцию денег не берет. В том числе и через посредников.
– Посредников?! – обиженно отозвался Лучано. – Монсиньор, они мне даже доли не предложили! Я бы не взял, разумеется, но дело в непочтительности! Между прочим, у нас в гильдии за такое отправляли на дно Ромериньи с камнем на шее.
– Итлийский кот?! Но… – Капитан Мурилья, по воле насмешницы-судьбы ставший лордом Логрейном, в замешательстве оглянулся на Лу, который ему слегка поклонился. – А вы…
Аластор снова вздохнул и выдвинул нижний ящик стола. Достал корону Дорве и не глядя привычным движением водрузил ее себе на голову. Растерянное лицо арлезийца немало бы его позабавило – в другое время. Жаль, конечно, Лучано так старался!
Но как ему объяснить, что на смех нужно слишком много сил – гораздо больше, чем у Аластора есть сейчас. На работу их пока хватает, на то, чтобы утешить Алиенору с Береникой, тоже нашлись, и с сестрами Аластор расстался, успокоив их и внимательно выслушав нехитрые девчоночьи рассказы, как им нравится в особняке тетушки Джанет и дядюшки Себастьяна. В самом деле, раз Аластор им приходится братом, то его родители – дядей и тетей. Очень понятно и правильно для потерявшихся в этом жестоком мире детей, которым отчаянно нужны близкие люди. И сколько бы у него ни осталось душевных сил, девочкам он их даст полной мерой. А вот на шутки и проказы, как раньше, совсем не остается…
– Молодой человек, вы стоите перед его величеством Аластором, – ровно подсказал канцлер. – Королем Дорвенанта.
– Ваше величество!
Арлезиец упал на одно колено, по-прежнему прижимая шляпу к груди! При этом умудрился гордо выпрямиться и глянул Аластору в лицо с отчаянием, надеждой и какой-то исступленной радостью.
– Ваше величество! – повторил он. – Прошу справедливости!