Грани “русской” революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Пломбированный вагони афера Гофмана-Гримма

Особое расположение Германии, позволившей проехать через её территорию в Россию группе лиц, значительная часть которых для историков осталась безвестной – не имеет биографических справок. Список был опубликован в газете «Общее дело» (14 и 16 октября 1917 г.), а также (с некоторыми неточностями) в списке, составленном шведской полицией. Кто были эти люди, почему оказались в «пломбированном вагоне», куда потом подевались – Бог знает…

С Ульяновым-Лениным ехала его жена Крупская Надежда Константиновна (по мужу Ульянова, 1869–1939) Также с ним ехала его пассия Арманд Инесса Фёдоровна [4] (урождённая Элизабет Пешо д’Эрбенвилль; 1874–1920, в РСДРП с 1904, умерла от холеры) и её золовка Константинович Анна Евгениевна (1866–? судьба неизвестна) с мужем – Абрамом Сковно [5]. Вторым по значимости большевиком в этой компании был Григорий Зиновьев, он вез он с собой свою первую жену Сарру Равич [6], с которой давно уже был в разводе. Вез с собой Зиновьев и свою вторую жену Злату Лилину [7]. С нею был их сын Стефан Радомысльский [8].

Бриллиант (Сокольников) Григорий Яковлевич (573) – также в будущем видный большевик, но пока еще мало кому известный обитатель «пломбированного вагона». Следующий по рангу ленинский партиец Георгий Сафаров [9]с женой Морточкиной Валентиной Сергеевной (1891–1938, расстреляна).

Александр Абрамович [10] – в 1920‐х – нелегал, затем – на почетной преподавательской работе.

Супружеская пара Григорий [11] и Елена [12] Усиевичи по молодости лет не вошли в политическую элиту и сподвижниками Ленина не стали. Гибель Григория сделала его символом большевизма без биографии.

Не стали крупными деятелями большевизма также более зрелые годами Залман Ривкин [13] и Михаил Гоберман [14]. Первый стал чекистом с невысоким статусом, а второй пострадал от чекистов.

Отдельная микрогруппа – грузинская: Сулиашвили [15] и Цхакая [16]. Это личности, которым при жизни Ленина не довелось сыграть какой-либо существенной роли.

Остальные – совсем малоизвестные обитатели «пломбированного вагона»: Розенблюм Давид Мордухович (1867–?) – дантист, участник революционного движения, неоднократно арестовывался и высылался в Сибирь, в 1914 г. был в эмиграции, после 1917 г. отошел от большевиков и примкнул к анархистам, а к 1930‐м годам отошел от политической деятельности. Работал архивистом. Такая же почти неизвестная Гребельская Фаня Зосимовна (1891–?), о которой сохранились лишь сведения, что она была старой большевичкой (с 1917 г.) и поэтому была похоронена на Новодевичьем кладбище. И ещё целая группа лиц, чья судьба совершенно неизвестна: Слюсарева Надежда Михайловна (1886–?), Линде Иоганн-Арнольд Иоганович (1888–?), Мирингоф Илья Давидович (1877–?), Мирингоф Мария Ефимовна (1886–?), Пейнесон Семен Гершович (1887–?), Поговская Буня Хемовна (1889–?) с сыном Рувимом (Робертом) (1913–? в 1936 арестован, приговорен к 5 годам лагерей, освобожден в 1943), Айзенбунд Меер Кивов (1881–?).

Трудно не заметить, что более половины пассажиров «пломбированного вагона» – этнические переселенцы, обнаружившие, что в Европе они никому не нужны. Но они явно не претендовали на власть и какую-то политическую роль. По большей части они просто исчезли в пучинах «красного террора» и сталинских репрессий. Это вовсе не была засланная Германией в тыл России диверсионная группа. Скорее, это случайные спутники Ленина и Зиновьева, которым была предоставлена возможность без особых хлопот добраться до России. Личным знакомством с Лениным из них, как видно, почти никто не воспользовался.

После прибытия поезда на Финляндский вокзал Ленина через толпу потащили к угнанному английскому броневику и заставили выступать. Он сказал несколько бессвязных фраз и выкрикнул лозунг: «Да здравствует социалистическая революция!» А потом поехал во дворец Кшесинской, захваченный большевиками, где изложил свои «Апрельские тезисы». В условиях войны он требовал отказаться от какой-либо поддержки воюющей страны («революционного оборончества») и организации революционной войны после захвата власти. Он говорил, что кончить войну без свержения капитализма нельзя. Он требовал выдвигать лозунг перехода всей власти Советам рабочих депутатов. (От этого лозунга уже летом 1917 г. большевики отказались, поскольку были в них в безнадёжном меньшинстве.) Через Советы Временное правительство пыталось восстановить управляемость в стране после февральского мятежа, и Ленин требовал от своих однопартийцев захвата власти в Советах – любой ценой и любыми способами. При этом он также декларировал всеобщий развал управления: необходимость «устранения» полиции, армии и чиновничества – чем уже вполне энергично занималось Временное правительство. На селе Ленин предлагал делать ставку на Советы батрацких депутатов – группы отщепенцев, обособившихся от трудового крестьянства, которые потом превратились в вооружённые банды. На промышленных предприятиях Ленин предлагал захватить контроль за производством и распределением. То есть фактически ограбить не только собственников, но и работников. Это и было в понимании Ленина «государством-коммуной». Такой термин он требовал включить в обновлённую программу своей партии, которую теперь хотел именовать «коммунистической». Черчилль позднее писал, что Ленин был ввезён в Россию, «как чумная бацилла».

Тот факт, что спутники Ленина не были единой политической командой, подтверждается составом другого «пломбированного вагона», который проследовал тем же путем и позволил вернуться в Россию в мае 1917 группе меньшевиков-интернационалистов, эсеров и нефракционных социал-демократов во главе с Мартовым, Аксельродом и Луначарским (тогда ещё не большевиком).

Существовал еще один «пломбированный вагон». После Февраля Великобритания отправила в Петроград Георгия Плеханова и около 60 прочих задержавшихся за рубежом революционно настроенных подданных России – вперемежку с англо-французской агентурой. На Финляндском вокзале Плеханова встречали не менее восторженно, чем Ленина. Плеханов был за продолжение войны и против большевиков. Но весь вклад Плеханова в противодействие большевизму свелся к тому, что ленинские «Апрельские тезисы» он назвал «бредом». В отличие от Ленина Плеханов редко бросался подобного рода характеристиками. После Октября в «Открытом письме к петроградским рабочим» он заявил:

«Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая заставит его отступить далеко назад от позиций, завоёванных в феврале и марте нынешнего года». В мае 1918 года Плеханов, находясь на излечении в Финляндии, умер от обострения туберкулеза.

Ленинский «пломбированный вагон» с большевиками прибыл в Россию в апреле 1917-го, а в мае прибыла еще одна группа эмигрантов, в которой находился также гражданин Швейцарии социалист Роберт Гримм. Как потом выяснилось, он выполнял задание швейцарского политика Артура Гофмана (экс-президента Швейцарии, в тот момент – начальника правительственного политического департамента), который был заинтересован в зондировании вопроса о возможности заключения Россией сепаратного мира с Германией. В дальнейшем эта операция получила название «Афера Гофмана – Гримма». Гримм выполнил поручение, повстречавшись с рядом министров Временного правительства и «левыми» политиками, в том числе и с большевиками. Он лично повстречался с Лениным, принял участи в большевистских митингах и выступал там на немецком языке.

После своих консультаций Гримм отправил телеграмму своему патрону, в которой говорилось, что сепаратный мир возможен, но требуется более точная информация о целях воюющих стран. Гофман в своей телеграмме ответил (это мы знаем по запискам Суханова (359), который с большой тщательностью фиксировал все события 1917 года), что Германия готова отказаться от наступательных операций, пока сохранится надежда заключить сепаратное соглашение с Россией. И более того, «при желании союзников России Германия и её союзники готовы были бы немедленно начать переговоры о мире». Эта телеграмма попала в руки французского социалисту А. Тома, и её обнародование привело к скандалу, поскольку опубликованная информация ставила под вопрос нейтралитет Швейцарии. Российские власти, которые испытывали большие сложности в поддержании в обществе оборонческих настроений, не могли отреагировать мягче, чем высылкой Гримма из страны. Ранее ушедший в отставку министр Временного правительства Милюков высказался вполне определенно, сказав, что у него «и раньше ещё были бесспорные сведения о том, что он – агент германского правительства». Высылка означала, что Гримм формально объявлялся германским агентом, хотя в действительности он следовал своей антивоенной политической линии. Тем не менее его пацифизм бросил тень на всех российских «левых» – не только на большевиков, прибывших в Россию через территорию Германии, но и на все «левые» партии в России и стран Антанты. Что привело к отстранению Гримма от руководства международным Циммервальдским движением, а Гофман был вынужден уйти в отставку и уже навсегда вернуться к адвокатской деятельности.

Эту историю следует дополнить важным штрихом, который характеризует «левых» того периода, прочно обосновавшихся в системе Советов. Открывшийся 3 июня 1917 года 1‐й Всероссийский съезд Советов вперед всех вопросов начал обсуждение именно истории Гримма, в котором с длиннейшими и подробнейшими объяснениями приняли участие меньшевики Абрамович[17], Мартов [18] (против высылки) и оправдывавшие высылку министры-социалисты Церетели (100), Скобелев (101), к которым в кратком выступлении присоединился Керенский. Вслед за ними на выступления в прениях записались 47 человек.

Зиновьев от имени большевиков поиздевался над «умеренными», сказав, что не видит никаких заявлений, что Гримм – действительно являлся сознательным агентом Германии, а министры только обвинили его в том, что он плохой интернационалист. И тут же охотно с этим согласился и стал задавать риторические вопросы: а вы сами, «центр», размежевались с империалистами? Как понимать братание Виктора Чернова (102) с англичанами, а Петра Милюкова с французами? И, с другой стороны, как можно было без суда и даже без совещания со своими партиями высылать пусть даже и плохого интернационалиста?

Либер[19] от имени меньшевиков столь же язвительно спросил: так Зиновьев предлагает дополнить братание (предоставление права произносить речи на собраниях социалистов в России) с англичанами и французами еще и братанием с немцами? Он напомнил о состоянии войны, которая делает подобную аргументацию ничтожной. Но сам смог лишь внести проект резолюции, в которой поддерживались действия Церетели и Скобелева и предлагалось опубликовать их аргументацию, почему они сочли объяснения Гримма неудовлетворительными.

Третьим выступил Гоц (90), продолжая насмешки над Зиновьевым, который призвал к суду, заведомо зная, что обвинит этот суд в несправедливости уже за то, что он «буржуазный». О Зиновьеве он сказал, что тот тоже плохой интернационалист, но это не значит, что его надо выслать «из пределов русской революции». Гримм был встречен как представитель уважаемого социалистами Циммервальдского движения, а оказался орудием в руках германской политики. И поэтому дело не в плохом интернационализме, а в его отсутствии в данном эпизоде.

Снова на трибуне Рафаил Абрамович (46), который ещё не все сказал. Он требует, чтобы кто-то из юристов разъяснил ему, является ли преступлением германофильство или англофильство гражданина нейтрального государства? Обязательно ли ему быть социалистом-интернационалистом, чтобы не совершить преступления? Может ли он позволить себе быть буржуазным националистом? Выслать за всё это нельзя, можно выслать только агента-провокатора. Доказано ли это? Получается, что нейтральный иностранец изгоняется за свои взгляды. Из зала резонно замечают: «Шпионаж – разве политический взгляд?»

Мартов и Церетели тоже не всё сказали. Перед прекращением прений им также предоставляется слово.

Мартов (46) требует ответить, какие категории вообще могут высылаться, и почему они до сих пор не оглашены. Он называет высылку оружием полицейской расправы. И предупреждает, что этим самым куется оружие контрреволюции. Церетели столь же многословно пытается на это ответить: «…из пределов революционной России можно высылать того социалиста, который принят революционной Россией как идейный борец за свои убеждения, на которого легла тень тайных сношений с империалистическим правительством». Бурные аплодисменты поддерживают этот тезис. Одновременно шум протеста мешает говорить. Собрание расколото по второстепенному вопросу. Можно считать, что тем самым Съезд был сорван, по крайней мере, на одно заседание.

Церетели продолжает говорить. И в своей речи задевает Троцкого – так же, как его самого задел Мартов. Таким образом, спектакль может продолжаться бесконечно. Собравшимся предложено разрешить вопрос, кто является представителем русской революции – делегированный социалистами в правительство министр почт и телеграфов Церетели или гражданин Троцкий. Все обвинения в братании с империалистами он отвергает, потому что представители этих правительств связи со своими правительствами не отрицают. А вот Гримм мог бросить тень на революцию, и поэтому теперь имеет возможность оправдаться, находясь в Швейцарии. Иначе он должен был быть арестован.

Хотя прения закончились, беспорядка добавляет новый проект резолюции с одобрением высылки Гримма – от Либера, Гоца и других. Потом проект части фракции меньшевиков, которая не согласна с предыдущим проектом. Затем появляется проект большевиков – то же самое, но другими словами. Затем новый проект Мартова. В поддержку Церетели и Скобелева резолюция собирает 640 голосов «за», 121 «против» и 12 «воздержавшихся». Вроде бы вопрос решен, но на трибуне железнодорожник Вомпе [20] с поправочкой. На поправочку с отрицательным мнением выступает Либер (47). Голосованием поправка отвергнута. Наконец-то на трибуне человек по фамилии Иванов. У него дополнение. Дополнение отклонено. Голосуется резолюция Мартова. Отклонена. Откуда-то появляется резолюция Каменева (возможно, большевистская). Голосование. Ещё один безымянный оратор формулирует позицию за эту резолюцию – «по мотивам». Резолюция отклонена. Хотят выступить Троцкий и Ногин (94). Им слова не дают. Заседание закрывается.

Сорок страниц книжного текста – свидетельство несостоятельности лидеров Советов, собравшихся на съезд. Всех без исключения – не только тех, кто выходил на трибуну. И одновременно – с видетельство полной неспособности увидеть измену, которая находится прямо здесь же – главных пассажиров «пломбированного вагона». Они попытаются вклиниться в хаос следующего заседания – с целью попытаться принять решение, которое позволит вмешаться во фронтовые дела и остановить запланированное наступление. Но хаос парламентаризма настолько силен, что даже это оказывается совершенно невозможным.

Столько серьезное внимание к эпизоду с Гриммом говорит о том, что его подоплека – вовсе не частность. Она свидетельствует, скорее, о конкуренции двух измен – большевистской прогерманской и «лево-либеральной», действующей в интересах Антанты. Это следствие измены – разрушения основ государственности во время Февральского переворота.

Обсуждение было явно спланировано, хотя Съезд фактически был учредительным, и делегаты съезжались со всей страны совсем не для того, чтобы обсуждать столь частный эпизод. Планировалось обсудить жизнь рабочих, крестьян, солдат, финансово-экономические вопросы, продовольственный, национальный вопросы, местное самоуправление. Вместо этого началась многословная склока между «левыми» всех оттенков.

Можно с уверенностью сказать, что начало движения к власти Советов сопряжено с предательством – с тайными интригами, в которых планировалось изменить не только союзническому долгу и заключить сепаратный мир, но и русской государственности как таковой – понизить статус России до уровня младшего партнера в международных делах, до уровня неспособной к победе военной силы, до уровня плохо управляемой страны с предателями и безумцами во главе.

также Урицкий (340), Воровский [21], Красин (61) и др., которые действовали под прикрытием Института изучения социальных последствий войны (Копенгаген). Парвусом же был организован выезд «запломбированного вагона», набитого большевиками, через Германию и Финляндию в Петроград, где бурная встреча никому не известного Ленина также была профинансирована из денег, добытых Парвусом. Из тех же денег оплачивались забастовщики (по дневному тарифу, который превышал оплату рабочего дня), участники демонстраций и даже уличные перестрелки, а также оборудование для печати газет и оплаты их распространения. Парвус во всех этих операциях не забывал и себя, проживая щедрые инвестиции в революцию на широкую ногу.

Александр Парвус-Гельфанд

Из гонораров, полученных Горьким [22] в 1902 за постановку в Германии его пьесы «На дне», Парвус присвоил 180 000 марок, что разрушило его авторитет среди однопартийцев, которые, впрочем, не утратили готовность получать от него деньги. Единственное, чего не удалось Парвусу, это войти в первое правительство большевиков, на что он очень рассчитывал, намереваясь поживиться за счет России так, как никто другой. Ошибка Парвуса состояла в том, что он не мог себе представить, с кем связался. Авантюризм его подопечных перекрывал его способности к аферам многократно. Если Парвус оперировал только деньгами и имуществом, то большевики готовы были оперировать человеческими жизнями и судьбами целых народов.

Вот текст документа [23], который снимает все вопросы по поводу финансирования большевиков военным противником России в период войны. Здесь Ленин называется партийной кличкой «Кузьмич».

Письмо Дзержинского Сталину

от 25.12.1922 г. (на семи листах)

НКВД РСФСР

ГПУ

№ 14270

25 декабря 1922 г.

СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б)

Секретарю ЦК РКП (б)

тов. И.В. СТАЛИНУ

Известно, что «Кузьмич» был действительно завербован представителем германского генерального штаба (в 1915 году) ГЕЛЬФАНДОМ Александром Лазаревичем (он же ПАРВУС, он же Александр Москвич). <…> Парвус встречался с «Кузьмичем» в мае 1915 года и письменно оформил все формальности. Для того чтобы «Кузьмич» получал деньги, была написана расписка, автобиография, дадена подписка о сотрудничестве, присвоен псевдоним «Зершторенманн». Все встречи, организованные Парвусом с «Кузьмичем», носили конспиративный, тайный характер. Парвус был на службе в министерстве иностранных дел Германии и состоял на должности в генеральном штабе. Был вхож в семью германского канцлера Бетман-Гольвега (260), являлся помощником Эриха Людендорфа (военный мозг Германии). Людендорф описал в своей книге о сотрудничестве большевистских вождей с германским правительством. Сейчас Людендорф заявляет, что большевистское правительство «существует по нашей милости». Известно, что Парвус через подставных лиц и лично передавал «Кузьмичу» крупные суммы денег, о расходовании которых он не ставил в известность ЦК и близких товарищей.

Сподручным Парвусу являлся ФЮРСТЕНБЕРГ Яков Станиславович [24] (он же Борель, ГАНЕЦКИЙ, Гендричек, Францишек, Куба, Келлер) бывш. член Польской Соц. дем. Партии, делегат II, IV, VI съездов РСДРП, член ЦК и загранбюро ЦК, личный казначей «Кузьмича» с 1915 г. Был доверенным лицом Парвуса в финансовых делах, платным агентом генерального штаба Германии, значится под псевдонимом «Мириан».

Вербовочная операция Парвусом готовилась тщательно на протяжении многих лет с 1906–1907 годов. Для контактов Парвус посылал в Копенгаген Ганецкого. Несмотря на конспиративную обставленность встреч и придания им секретного характера, «Кузьмич», однако разбалтывал об этом Инессе Арманд, во время отдыха в Зеренберге, в мае 1915 года. «КУЗЬМИЧ» рассказывал, что для того, чтобы получать деньги, ему необходимо было пойти на политические уступки германским властям.

Екатерина Горман (Громан) также свидетельствует, что она приезжала в Швейцарию вместе с Парвусом и Ганецким. Они разместились в одной из шикарных и дорогих гостиниц, и через неё Парвус распределил около 20 миллионов немецких марок среди нуждающихся русских эмигрантов, среди которых, кроме обозначенных, были также: Троцкий, Бухарин и др. Ей были известны связи Парвуса с германским правительством, которое требовало отчета за использование денег. Поэтому Парвус всегда отбирал расписки с тех, кому выдавались деньги…

Существует ещё множество косвенных документов, свидетельствующих о самом отвратительном преступлении большевиков в период войны, хотя большая часть из этих документов уничтожена ради сокрытия исторической истины.

Большевики отлично финансировались зарубежными (в основном) спонсорами. Сотни (если не тысячи) большевистских активистов проживали в Европе. Они беспрерывно проводили конференции и съезды, издавали газеты и журналы, имели возможность пересылать их в Россию. Большевистские школы существовали на Капри и в Лонжюмо под Парижем. Все это требовало огромных денег, которые платили те, кому это было выгодно.

После смерти банкира Якоба Шиффа [26] его последователи и наследники заявили с гордостью заявили, что именно он финансировал войну Японии против России, что он снабжал военнопленных революционной пропагандой, что он также стоял за русской революцией 1917 года.

В те годы из выходцев из России формировался своеобразный гибрид политического активиста, который одновременно мог заниматься делами какой-либо европейской страны и делами России – в основном за пределами России. Примером такой двойной идентичности служит Шарль Раппопорт [27], который числился среди лекторов в большевистской школе в Лонжюмо под Парижем.

Далеко не все большевистские вожди считали «школьную» программу полезной.

Так, Троцкий обещал быть лектором на Капри, но не приехал. Так же поступали и многие другие. Вероятно, финансирование в этом случае не было привлекательным.

В последнее время появились по виду научные «доказательства» того, что большевики не были на службе у немцев.

Шарль Раппопорт

Изучение массы документов направлено лишь на подкрепление одного утверждения: до февраля большевики от немцев не могли получать существенные суммы денег, и на это указывает постоянная нехватка средств на партийную работу. Между тем, это утверждение не стоит выеденного яйца. Достаточно прикинуть, какие средства нужны были на проживание за рубежом не десятков, а сотен революционеров самых разных мастей.

Фактически из них любой враждебный России политический режим мог выбрать всё, что угодно – по своему вкусу. Большевики не только за рубежом, но и на территории России печатали массу нелегальной литературы и содержали сотни подпольных агитаторов и распространителей этой литературы. Было бы смешно полагать, что всё это финансировалось из партийных взносов.

Аргумент о том, что немцы не могли финансировать большевиков, потому что сами остро нуждались в деньгах, также нелеп. Затраты на вооружения и ведение войны были огромны, и выделить из них малую долю на поддержку диверсионно-подрывной работы партии Ленина было вполне посильно для колоссального военного бюджета.

В воспоминаниях начальника контрразведки Бориса Никитина (231) приводится достаточно количество свидетельств изменнической деятельности большевиков. Мы кратко перечислим их:

– Перехваченные французской разведкой иносказательные телеграммы, направленные немецким агентам в Стокгольм: «Из-за несогласий в бюро ожидаются скорые перемены его состава», – «Богданов, по всей вероятности, скоро покинет бюро», – «Богданов покидает бюро», – «Переведите полмашины в Стокгольм, полмашины в Христианию» (Христиания – столица Норвегии). Никитин пишет, что это примитивный шифр: в нем заменены слова – «Временное правительство» на «бюро», «Милюков» на «Богданов». «Полмашины» – скорее всего, некая сумма денег.

– При обысках у публициста Иосиф Колышко [28], направленного из Стокгольма в Россию немецким Генеральным штабом и отправлявшим вышеуказанные телеграммы, найден проект сепаратного договора Германии с Россией на 12 листах. В тексте содержалось требование самостоятельности Финляндии и Украины – тезис, который многократно повторялся большевиками с разных трибун. Как следовало из бумаг, публицист должен был получить в Стокгольме на свою деятельность 20 тысяч рублей. Колышко активно общался по этому поводу с несколькими членами Петросовета. Позднее министр юстиции Малянтович (276) выпустил Колышко на свободу под залог в 30 тысяч рублей.

– Также у Колышко обнаружено длинное письмо своей подруге-немке. В нём повторялась просьба перевести полмиллиона рублей через Стокгольм и столько же – через Христианию. На эти деньги Колышко намеревался приобрести газету «Петроградский курьер» для антивоенной пропаганды. В письме упоминался Ленин и передавалась просьба передать в Рейхстаг его непримиримость в отношении аннексий и контрибуций. «Ленин не соглашается поддерживать эти требования» – фраза свидетельствует о проведенных переговорах.

– Показания агента Савицкого о раздаче денег участникам беспорядков 3–4 июля 1917 г. неким Степиным, который почти каждый день посещал штаб большевиков во дворце Кшесинской. В разговорах Степин бравировал тем, что он «первый человек» у Ленина, который лично дает ему деньги.

– Обнаружение фальшивых 10‐рублевок, которые изготавливались Германией (имели дефект – едва заметное подчеркивание двух последних цифр серии) у арестованных после июльских событий солдат и матросов.

– Переписка Ленина с Парвусом с сообщениями: «работа подвигается очень успешно»; «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «материалы, посланные в Выборг, получил, необходимо ещё»; «присылайте побольше материалов». Речь шла о деньгах.

– При очищении дома Кшесинской, где помещался штаб большевиков, была найдена телеграмма, отправленная из Стокгольма Ленину и подписанная Ганецким (55):

«Штейнберг (410) будет хлопотать субсидию для нашего общества, обязательно прошу контролировать его деятельность, ибо совершенно отсутствует общественный такт». Ганецкий был немецким агентом и доверенным лицом Парвуса.

– Телеграммы, поступившие от французской разведки, содержащие переписку между Козловским, ФюрстенбергомГанецким, Лениным, Коллонтай и Суменсон. Относительно Суменсон было выяснено, что она сняла только в одном банке сумму в 800 000 рублей, а на её текущем счету оставалось 180 000 рублей. Эти деньги переводил из Стокгольма, через Ниа Банк, Ганецкий. После ареста она призналась, что «имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, состоящему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он не потребовал, и притом без всякой расписки. Из предъявленных ею чековых книжек явствовало, что некоторые из таких единовременных выдач без расписки доходили до ста тысяч рублей».

– Тесные связи Ленина с заводом «Сименс», членом правления которого состоял казначей партии большевиков – Красин [29]. Отделение концерна «Сименс» на юге России было закрыто по подозрению в шпионаже ещё до Февраля.

– В секретном справочнике английской разведки 1916 года было сказано: «Бывший австрийский консул во Флоренции Пельке фон Норденшталем после объявления войны Италией переехал в Швейцарию. Там он специально вербовал политических деятелей для работы в пользу Центральных держав. Одним из привлеченных им для такого рода деятельности был Чернов». Чернов (103) – один из соглашателей в Советах, имевший тесные связи с большевиками. Лично участвовал в освобождении Троцкого из-под ареста. Также в тесных контактах с большевиками замечен Либер (47). Другие участники контактов с немцами, получавшие от них деньги – в том числе и для Чернова: эсеры Натансон (358), Камков-Кац (325), Зайонц-Хаимов [30].

Таким образом, связи большевиков и некоторых активных «революционных демократов» были достоверно установлены. Выяснение деталей этих связей требовало масштабных следственных действий, которые не состоялись, поскольку были свернуты по инициативе Керенского, уволившего министра юстиции Переверзева (101), за «несвоевременную» публикацию материалов. Между тем, именно эта публикация переломила настроения в Петрограде во время событий 3–4 июня 1917 года.

Если прямых доказательств, что большевики были немецкими «шпионами», к нашему времени не сохранилось (как некоторые думают), то это не означает, что их не было. Кроме того, в условиях войны никто и не должен был в судебном порядке предъявлять доказательства и иметь при этом прямые улики. Достаточно было косвенных улик, которые попали в руки контрразведки и были опубликованы в июне 1917 года. По убеждению контрразведчиков, да и в целом разумных людей, добытых улик было достаточно, чтобы как минимум держать всех большевистских лидеров под замком до конца войны. А лучше бы их было расстрелять по приговору военно-полевого суда. Что этого не было сделано – историческая случайность. Возможно, обусловленная таким малозначительным обстоятельством, что Ульянов-Ленин в гимназические годы был воспитанником Федора Керенского, сын которого мог не разделять радикализма большевиков, но и не противился ему, стараясь лавировать между противостоящими силами, среди которых он больше боялся сил реставрации, а большевиков недооценивал.

В своих воспоминаниях «Россия на историческом повороте» А. Ф. Керенский писал: «Для того чтобы помешать Австрии подписать сепаратный мирный договор, немцам нужен был переворот в Петрограде. Для Ленина немедленный мир с Германией сразу после захвата власти был единственным средством установления диктатуры. И немцы, и Ленин конечно же знали, что 28 октября министр иностранных дел Терещенко (283), представитель Ставки Верховного главнокомандования генерал Головин, представитель социал-демократов Скобелев (100), а также английский посол должны были отбыть в Париж, чтобы принять участие в конференции стран Антанты, назначенной на 3 ноября, которая, без сомнения, могла оказать воздействие на весь ход войны». «Я твердо уверен, что восстание 24–25 октября не случайно совпало по времени с серьезным кризисом в австро-германских отношениях, как не случайно “совпало” контрнаступление Людендорфа с предпринятой Лениным попыткой восстания в июле. К 15 ноября предполагалось заключить сепаратный мир России с Турцией и Болгарией. Вдруг совершенно неожиданно где-то 20 октября мы получили секретное послание от министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Чернина. В письме, которое пришло к нам через Швецию, говорилось, что АвстроВенгрия втайне от Германии готова подписать с нами мир».

Большевики получили карт-бланш от Керенского, поскольку следовали общей тенденции, которая неизбежно вела к сепаратному миру. Но Керенский просчитался: не большевики помогли ему добиться мирного соглашения, а он сам помог большевикам захватить власть и исполнить замысел Керенского уже от своего имени.

Брестский мир

Большевики делали всё, чтобы облегчить Германии положение на восточном фронте. Они не только пропагандировали сепаратный мир, но и предпринимали действия, чтобы затянувшееся перемирие не было прервано. Пойманные на измене, они заменили тезис о сепаратном мире тезисом о сепаратной войне – мол, революционная Россия должна остаться сама по себе, не выделяя империализм союзных держав как более приемлемый в сравнении с империализмом Германии и держав Центрального блока. Провокация 10 июня 1917 г. сменилась вооруженным мятежом 3–4 июля – всё делалось, лишь бы сорвать наступление русских войск, которое было подготовлено ещё Государем Императором.

Распропагандированные войска с разрушенной дисциплиной, продолжение политики «демократизации» армии, массовое дезертирство – всё это стало причиной неудачи, которая постигла русскую армию в конечной фазе войны.

Большевистская делегация в Бресте. Сидят: Лев Каменев (Розенфельд), Адольф Иоффе (69), Анастасия Биценко [31], Стоят: Владимир Липский [32], Петерис Стучка (329), Лев Троцкий (Броншейн), Лев Карахан [33]. Липский стал невозвращенцем в 1918 г., Иоффе умер в 1927 г., Стучка – в 1932 г., Каменев, Биценко и Карахан расстреляны в период Большого террора, Троцкий убит по личному поручению Сталина в 1940 г.

18 июня 1917 г. в наступление перешли армии ЮгоЗападного фронта. 8‐я армия генерала Л. Корнилова в конце июня взяла города Галич и Калуш. При этом было захвачено 48 орудий, около 10 тысяч пленных. Однако немцы перебросили к месту сражений 16 дивизий и 6 июля атаковали. В районе города Тарнополя германские войска прорвали фронт. Русские армии беспорядочно отступали. В телеграмме комиссаров 11‐й армии положение описывалось так: «Наступательный прорыв быстро исчерпался. Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника. На протяжении сотни вёрст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными. Иногда так отходят целые части… Сегодня главнокомандующий с согласия комиссаров и комитетов отдал приказ о стрельбе по бегущим». 19 июля 1917 года началось бегство распропагандированных войск, разграбивших на своем пути Тарнополь. Беспорядочное отступление на этом участке привело к общему отступлению всего Юго-Западного фронта.

20 августа, германские войска добились нового крупного успеха на русском фронте. Они взяли Ригу. Защищавшие город части потеряли 25 тысяч человек, 270 орудий и большое количество другого вооружения. Сражение за Моонзундские острова было также проиграно Россией. В операции немцы задействовали около 300 кораблей, русские – 116 кораблей. Итоговые потери: у немцев потонули 9 кораблей, серьезно повреждены еще 12; у русских затоплены броненосец «Слава» и эсминец «Гром». Общий успех Германии выразился в пленении более 20 тыс. русских солдат. Прочие потери русской армии: 141 орудие, 130 пулемётов, 40 самолётов. Убитыми и ранеными потери с обеих сторон были относительно невелики.

Под влиянием большевиков (но также и всей социалистической демократии) армия России была приведена в небоеспособное состояние. Всё верховное руководство было смещено, дисциплина разрушена, пропаганда сообщила солдатам, что участие в войне для них необязательно, а отказ выполнять приказы обоснован объявившимися у солдат «правами» и общими принципами революции. Выполняя свои обязательства перед Германией, большевики сразу, как только объявили о захвате власти (фактически владея только Петроградом и Москвой), начали переговорный процесс с целью завершить войну любой ценой.

Гениальность Ленина была признана большевиками после того, как договоренности Брестского мира были нивелированы Ноябрьской революцией 1918 года в Германии. При этом большевики закрыли глаза на колоссальные потери, которые были результатом этой преступной сделки. Уже в Берлине большевики подписали обязательство выплатить Германии контрибуцию.

27 августа 1918 года был подписан дополнительный договор к Брест-Литовскому миру. Помимо территориальных уступок в Прибалтике и признания независимости Грузии (для развития наступления немцев на Баку) он предусматривал передачу Германии четвертой части добычи Бакинской нефти. Донбасс оставался под немцем, и предполагалось, что нефть большевики будут менять на уголь. Советы обещали немцам уплатить контрибуцию в 6 млрд марок в шесть этапов. Первый взнос – 1,5 миллиарда, из которых более 245,5 т золотом, остальное кредитными билетами. Этот взнос должен быть немедленным, к 10 сентября – следующая выплата примерно такого же вида, и так далее. На 1 млрд марок должны быть поставлены русские товары, на 2,5 млрд – обеспеченный государством 6 % заем.

Карикатура на Троцкого, подписывающего Брестский мир

В операции по переправкезолота ключевыми фигурами были Георгий Чичерин [34] и полпред Совнаркома в Германии Адольф Иоффе [35]. 22 сентября первый взнос от большевиков дошел до Берлина – почти 97 тонн золота. Вторая партия – 3,6 тыс. пудов золота была отправлена в Берлин 30 сентября. С 5 сентября начали готовить к отправке 3125 кг золота, 3,6 млн золотых рублей и на 150 тыс. германских марок в царских кредитных билетах. Провоз золота через Оршу контролировал Ганецкий (55), обслуживавший интересы Парвуса и банкирского дома «Мендельсон и К^о» в Швеции. В Берлине процесс обеспечивал помощник полпреда Моисей Лазерсон [36].

9 ноября 1918 г. в Германии произошла «революция», и тут же (13 ноября) ВЦИК аннулировал Брестский мир. Но за два дня до этого (11 ноября) все переданное Германии золото оказалось под контролем представителей Антанты, о чём банковский дом «Мендельсон и Ко» заключил с ними соглашение. Золото не попало ни в руки наследников царской власти, ни в руки «белых», и «красным» оно тоже не досталось. Фактически оно было украдено вчерашними союзниками Российской Империи. Золото считалось «спорным», и «спор» о русском золотое в 1944 году решился с учетом интересов Сталина – при заключении Бреттон-Вудского соглашения, где большевики согласились с установлением мировых денежных расчетов в долларах. Русское золото пошло в качестве взноса Сталина в учреждение международных банков МВФ и МБРР (Всемирный банк). Биржевики и большевики грабили Русь совместными усилиями. И продолжают делать это до сих пор.

Добавим, что ещё более масштабный вывоз золота и драгоценностей был организован в пользу иностранных держав и осел на тайных счетах большевиков. Главные организаторы продажи награбленного за рубеж – Литвинов (601), Красин (61), Гуковский (628), Соломон (439).

Даже когда Брестский мир был фактически аннулирован, а немецкие оккупационные войска отправились в Германию, большевики не отказались от создания Украины – г осударства в государстве. И такой же статус придали другим территориям, за исключением тех, которые они ранее «отпустили». И даже когда коммунизм внешне исчез, и КПСС ушла в прошлое, пришедший на смену режим стал продолжателем дела большевиков – воссоздал федеративное устройство, снова располосовав пространство этническими границами и раздав русские земли инородческим кланам.

Чичерин и Иоффе, столпы большевистской дипломатии

Фактически Брестский мир пролонгирован до нашего времени, когда сдача территорий и акваторий, а также вывоз золота и государственных резервов за рубеж продолжились.

Титулы власти и признаки безвластия

Царскую политику накануне Февраля ругали все, кому не лень. Как ругают вообще все правительства во все времена. Никакой внутренней угрозы для самодержавия в этом не было. А внешнеполитические интриги и поддержка деструктивных идей – это дело обычное, также не способное привести к краху Империи. Вся стратегия разрушения России – это масштабная провокация, в которой обыватель должен был почерпнуть из газет информацию, что «царя скинули». И уверовать, что фальшивый Манифест об отречении, опубликованный столичной прессой, является историческим документом. Но даже этот подлог ничего не значил без действий нескольких штабных генералов, которые воспользовались тем, что Государь принял на себя бремя Верховного главнокомандующего, и должен был довериться им для управления фронтом. Царь оказался в западне, которая была организована группой из нескольких человек, решившей присвоить себе славу национальных героев-победителей, находясь в шаге от военного триумфа, к которому вел Россию Император Николай Второй. Расчет этих глупцов не оправдался. Никто из участников заговора в распавшемся государстве выжить не смог.

Но даже измена нескольких генералов была бы пустышкой, если бы Священный Синод не потребовал от каждого настоятеля выступить с амвона и объявить о том, что теперь царя больше нет, и надо присягать Временному Правительству. Вот это было, действительно, событие масштабное, охватившее изменой целое сословие. Которое за своё отступничество получило ужасные кары, но, вместо того, чтобы осмыслить произошедшее, оно начало раздавать статусы новомучеников погибшим в кровавой бойне священникам, среди которых была немалая доля отступников.

Не было никакого бунта – захват власти Временным Правительством произошел при минимальном насилии, которое относилось практически только к Николаю Второму и членам Августейшей Семьи. Пока фронт и тыл не осознали, что власти больше нет, не было никаких бунтов и беззаконий. Напротив, то и другое разразилось и открыло пути большевикам только вследствие изоляции, беззаконного отстранения от власти Государя Императора, чья роль в системе государства, как почти сразу выяснилось, была ключевой. Не достало ума у тех, кто решил, что сможет управлять Россией по-европейски, чтобы декларировать восстановление монархии на Учредительном Собрании. Или же, как мы можем предполагать в отношении Керенского, разрушение России было их целью.

Особую роль в разрушении российской государственности сыграл украинский сепаратизм. 6–8 (19–21) апреля 1917 г. в Киеве прошёл Всеукраинский национальный съезд, заявивший: «В соответствии с историческими традициями и современными реальными потребностями украинского народа, съезд признаёт, что только национально-территориальная автономия Украины в состоянии удовлетворить чаяния нашего народа и всех других народов, живущих на украинской земле». Затем на заседание Комитета Центральной рады был принят Первый Универсал, произвольно провозгласивший национально-территориальную автономию Украины в составе России. При этом к Украине приписывались девять губерний Юга России. В знак протеста против бездействия Временного правительства в этой ситуации из его состава 5 (18) мая вышли Милюков и Гучков, что вызвало правительственный кризис с последующим созданием коалиционного правительства с участием 6 представителей «левых» партий.

5 (18) июня 1917 в Киеве прошел 2‐й Всеукраинский военный съезд, созванный вопреки запрету Керенского, подтвердивший и усиливший курс на сепаратизм. В ответ на продолжающуюся бездеятельность Временного правительства 2 (15) июля 1917 три министра-кадета ушли в отставку, а новым правительственным кризисом воспользовались большевики, организовавшие на следующий день беспорядки и вооруженное противостояние с верными правительству гражданами и Петроградским гарнизоном. Здесь Временное правительство проявило решительность: ввело военное положение, расформировало части, участвовавшие в беспорядках, ввело на фронте смертную казнь и объявило в розыск лидеров большевиков. Тем не менее, под давлением «левых», правительство покинули министр юстиции Переверзев (103) (опубликовавший материалы, компрометирующие большевиков), а затем председатель правительства Львов. Новое коалиционное правительство было поручено возглавлять Керенскому, а ВЦИК 1‐го созыва признал за правительством неограниченные полномочия. Чем «левая» коалиция целиком противопоставила себя большевикам. Но через несколько дней все вернулось на круги своя – все санкции против большевиков были отменены. Что продолжило перманентный кризис и далее.

Была и другая причина кризиса – прямые столкновения между проправительственными силами и силами анархии. 18 апреля 1917 Милюков обратился к союзникам с нотой, подтверждая верность всем договорам царского правительства с союзниками о продолжении войны до полной победы над Германией. «Левые» партии организовали в Петрограде массовые выступления против этой политики, дошедшие до вооруженных столкновений. Милюков был вынужден уйти в отставку, чтобы не допустить обострения ситуации. Но это ничего не изменило. Февраль катился по стране, обращая в труху все институты государственности.

Генерал-майор Петербургского департамента полиции Павел Заварзин [37] писал: «Политический кризис в России в феврале 1917 года был спровоцирован либералами для свержения царизма. Его организатором выступила финансовопромышленная олигархия, чьей целью был захват власти в России под лозунгами введения конституции и создания “народного правительства”. Задачей этого переворота был вывод Российской Империи из Первой мировой войны без достигнутых ею завоеваний и без обещанного Антантой решения Восточного вопроса»[38]. Прямое участие в мятеже приняла английская дипломатия и секретные службы, создавшие сеть изменнических сообществ через популярные среди политиков масонские ложи и английские клубы.

Временное правительство было, по сути дела, правительством заговорщиков, мятежников. И его организаторы это прекрасно знали. Ему нужна была легитимация – признание того, что свержением Государя Императора закладывалась не самозваная, а законная власть. Даже торопливое признание ВП Великобританией и Францией было мерой лукавой и вынужденной. Поскольку шла война, а законного правительства в России больше не было, то гарантировать существование восточного фронта против Германии могло только такое признание. Гучков, Милюков и генералы-заговорщики прекрасно понимали, что признание иностранными государствами шатко. Выход из войны будет означать крах даже призрачной легитимности. На этот случай заговорщикам пришлось пойти на союз с «левыми» – организаторами Советов. И это мгновенно привело их к краху: Гучков и Милюков вылетели из Временного правительства, исчезли из поля зрения генералы Алексеев и Рузский [39], практически все командующие фронтами, по недомыслию или злой воле поддержавшие фальшивку «отречения» Государя, были заменены.

Такая замена – фактически второй переворот, который смел прежних инициаторов революции уже через месяц, – никак не решала проблему легитимации. Советы становились опорой Временного правительства, поскольку с контролирующими их партиями эсеров и меньшевиков удалось договориться – они вошли в его состав. Хотя бы какие-то признаки легитимации это обеспечивало. Но войну всё равно требовалось продолжать, чтобы внешние силы не признали легитимным какое-нибудь другое правительство. Отсюда – доктрина продолжения войны до победного конца, пусть даже силами распадающейся армии, которая поставляла тылу массы вооруженных дезертиров, ставших тут же за Советы, чтобы поучаствовать в обещанном дележе земли.

Последнее предопределяло выбор: либо полностью капитулировать перед «левыми» и местными сепаратизмами (а на Украине сепаратизм обозначился вполне отчетливо), либо раздавить их диктатурой. Диктатура оказалась вялой – предательство гнездилось в самом Временном правительстве, в головах каждого из министров.

Откуда взялись Советы

Советы не были созданы большевиками. Даже если приписать им первые попытки создания Советов в 1905 году, то к Советам 1917 года они не имели никакого отношения. Советы выросли из коалиции «левых», которые в предвкушении государственного переворота начали 1917 год бурными попытками организовать всеобщую забастовку – силами ничтожной Рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета во главе с меньшевиком Гвоздевым (278). В конце января вся группа была арестована, но освобождена в Феврале бунтующим петроградским гарнизоном. Группа потянулась в Таврический дворец, где собралась часть думцев, не желавшая подчиниться указу Государя о роспуске Думы. Два заговора сплелись вместе, ударив в сердце России – по управляющим страной и армией штабам.

Ядром самоорганизации Петроградского совета стали Суханов-Гиммер (359) и Стеклов-Нахамкис [40], которые объявили, что Совет уже создан, а они стоят во главе. Авантюрист Нахамкис в ночь с 1 на 2 марта с группой своих сторонников от имени не существующего Совета поставил перед Временным правительством ультиматум с требованием замены полиции выборной милицией. В Февральские дни не без участия подобных авантюристов тюрьмы были открыты, и из них освободились тысячи уголовников и арестованных по подозрению в шпионаже. Многие из них тут же определились в советскую милицию, вооружились и получили официальные полномочия.

Авантюра с объявлением Совета созданным была успешной, поскольку многие из тех, кто мечтал приобщиться к перевороту, не имели возможности попасть во Временное правительство, образованное (также самозванством) из депутатов распущенной Думы. «Левые» думцы, не получившие достаточного представительства во Временном правительстве, перехватывая инициативу у Нахамкиса, там же, в Таврическом дворце образовали Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов. В него вошли прежние лидеры мятежного Военно-промышленного комитета, депутаты-меньшевики и представители прочих «левых» партий и профсоюзов. Большевики упустили этот момент, рассчитывая войти во власть «через улицу». К тому же их лидеры всё ещё были за границей. В общем, большевики проспали революцию так же, как их вождь Ленин. И поэтому стремились к разрушению Советов – как провокациями снаружи, так и дезорганизацией изнутри.

Учредительное заседание Петросовета 27–28 февраля (12–13 марта) 1917 г. было сборищем никем не избранных «представителей» столичных фабрик и запасных полков. Объединяла их не идеология, а нежелание идти на фронт. Но организаторам этого собрания удалось провести главное решение – утвердить состав Исполкома Петросовета, где из 15 человек только 2 были большевиками (Шляпников (295) и Залуцкий [41]). В дальнейшем Исполком произвольно расширялся путем кооптации в него представителей политических партий и солдатских комитетов. Ко 2 (15) марта 1917 марта Исполком состоял уже из 36 членов, среди которых было 7 большевиков. Возглавил всё это искусный манипулятор меньшевик депутат Чхеидзе (8), а его заместителями (товарищами) стали два других «левых» думца – Скобелев (101) и Керенский. Чхеидзе и Керенский также вошли во Временное правительство – формально опираясь на пока ещё совершенно рыхлую структуру Петросовета.

Политическим прорывом для Петросовета стал так называемый Приказ № 1, разрушивший армейский порядок, но главное – гарантировавший солдатам Петроградского гарнизона, что они не будут отправлены на фронт. Чтобы получить преимущества в борьбе за власть, «советчики» поставили страну на грань военной катастрофы, на которой она балансировала ещё какое-то время, поскольку противник был истощен войной и не имел сил, чтобы наступать. Петросовет этим актом тут же получил опору в войсках – солдатские комитеты получали возможность вести политическую деятельность, игнорируя приказы офицеров. Дезорганизующий элемент в армии тут же истолковал это положение расширительно, отменив всякую дисциплину и субординацию. Последующие разъяснения с участием военной комиссии Временного правительства уже не имели значения. Воинский приказ в любой момент мог быть оспорен солдатским комитетом, который в этом случае кивал на Петросовет, властные полномочия которого Временное правительство не рискнуло опровергнуть – в этом случае пришлось бы пойти на конфликт с вооруженной массой петроградского гарнизона, прекратившегося фактически в толпы дезертиров-нахлебников, совершенно не занятых делами службы.

Распространяя своё влияние за пределы Петрограда, Петросовет провел 29 марта – 3 апреля (11–16 апреля) 1917 года Всероссийское совещание Советов, в котором участвовало 480 делегатов от 139 Советов, 13 тыловых воинских частей, 7 действующих армий и 26 отдельных частей фронта. По его итогам в Петросовет были включены 16 представителей губернских Советов и фронтовых армейских частей. Меньшевики и эсеры сохранили своё доминирующее положение. Резолюции Совещания по вопросам войны и мира, о земле, о хозяйственном положении и др. – мало чем отличались от последующих резолюций и мнения большинства 1‐го Съезда Советов. Большевики на Совещании, как и в дальнейшем, атаковали большинство своими радикальными резолюциями, получавшими незначительное число голосов.

Замечательным событием в последний день Совещания было выступление только что прибывшего из-за границы Ленина, который огласил свои «Апрельские тезисы», шокировавшие не только умеренных «левых», но и многих ближайших соратников Ленина по большевистской партии (например, Зиновьева). Патриарх социал-демократии Плеханов назвал тезисы «бредом». Ленин, явно не вникая в обстановку, требовал продолжения революции – неучастия во Временном правительстве, организации перерастания «буржуазной революции в социалистическую». Лидеры Петросовета поставили ленинские тезисы на одну доску с самыми вредными контрреволюционными призывами, сочли их призывами к анархии и гражданской войне.

«Апрельские тезисы» фактически создали партию большевиков заново, сделав её партией бунта и вооруженного восстания – что вполне соответствовало настроениям дезертиров и рабочих, которыми до отказа был набит Петроград. Им не нужны были марксистские теории – всё должно было быть до примитивности просто. Этим и обеспечил новый состав своей партии Ленин. Его стремлением было не столько взятие власти, сколько её разрушение. «Взять власть» – этот тезис был только словесной формой. На самом деле речь шла о том, чтобы «отнять власть», не отвечая при этом за последствия. Такого подхода не могли понять другие «левые», полагая, что союзников надо убеждать словом, аргументами, ссылками на прецеденты, авторитеты и теории.

С этого момента большевики находились в состоянии войны с Петросоветом, избирая мишенью для словесных атак и деклараций Временное правительство. Петросовет пытался встроиться в новую власть, большевики – дальше разрушать государство, управление хозяйством, правопорядок. Этот настрой вовремя и по достоинству не был оценен ни революционными демократами, ни «правыми» во Временном правительстве.

21 апреля (4 мая) 1917 на улицах Петрограда произошло столкновение между анархическими толпами, разогретыми лозунгами большевиков, и сторонниками Временного правительства. Три человека были убиты. Аналогичные беспорядки произошли в Москве. Петросовет объявил организаторов демонстрации «изменниками делу революции». Большевики предпочли сделать вид, что они к организации беспорядков отношения не имеют, а виной всему неумная нота Временного правительства, обещавшего союзным державам продолжение войны на основе прежних соглашений. В порядке уступки уличной анархии Временное правительство произвело в своем составе «чистку» – удалив из своего состава рьяных сторонников продолжения войны Милюкова и Гучкова. Во Временное правительство были приглашены шесть министров-социалистов – в том числе и из Петросовета.

Петросовет с самого начала был не конкурентом Временного правительства, а партнером – формой стихийно сформированного представительства «левых» партий и уличной анархии. Он служил средством держать анархию в узде и одновременно – инструментом энергичного формирования народного представительства под контролем всё того же Временного правительства.