Больше недели Варя скрывалась в своей горнице, стараясь не попадаться на глаза отцу. Убедившись же, что даже пережитые по вине дочери треволнения не помешали боярину вновь прочно забыть о ней и понимая, что без ее хозяйского глаза дом вскоре опять превратиться в руины, Варя выбралась из добровольного заточения.
Поистине странные это были дни. Страх перед родительским гневом и пережитый конфуз недолго мучили боярышню, зато в уединении буйным цветом расцвели давние мечты. Герой ее снов обрел лицо и стать английского рыцаря. Именно он добирался к ней через тридевять земель, сносил мерзкие головы невиданных чудищ, спасая ее от неминучей гибели, его конь Сивка-бурка прыгал выше терема стоячего, ниже облака ходячего, чтобы всадник мог сорвать поцелуй с ее уст. Иногда собственные мечты повергали ее в ужас, она понимала, сколь греховно ей, православной девице знатного рода, думать о неизвестном иноземце, безбожном лютеранине или, того хуже, латынщике. Однако чаще она утешала себя, говоря, что не велик грех мечтать о том, кого больше никогда не увидишь, грешок совсем крохотный, в нем даже не стоит признаваться на исповеди.
Варя хлопотала по хозяйству, когда раздался шум и на двор тяжело вкатилась карета Мышацких. Варя помчалась навстречу. Тетушкины визиты всегда радовали Варю. Тетушкин муж, князь Иван Федорович Мышацкий, ранее исполнявший посольскую миссию в Италийской земле, ныне был вызван царем Петром Алексеевичем в Петербург наладить подвоз материалов для строящегося флота. Впервые войдя в петербургский дом брата княгиня Наталья Андреевна, отлично знавшая безалаберность невестки, была весьма удивлена царившим там порядком и быстро сумела обнаружить его источник. Именно в сердце бездетной тетки Варя нашла любовь и понимание, которых ей так не хватало. Наталья Андреевна стала Вариной защитницей, ее покровительство было тем более важным, что крутым и решительным нравом княгиня пошла в свою мать, Варину бабку. Несмотря на большую разницу в годах, Никита Андреевич младшую сестру уважал и даже слегка побаивался. Более того, сама Прасковья Тимофеевна не осмеливалась поднять голос против иноземных нарядов золовки, только сверлила осуждающим взглядом обнаженные плечи княгини.
Сейчас Наталья Андреевна, чем-то изрядно взбешенная, решительно шагала к Вариной горнице, где и уселась на рундук, заняв шуршащими пышными юбками половину комнаты.
- Не знаю, дитя, будет ли здесь город, но пока что в глухом лесу проехать проще. Веришь ли, моя карета намертво завязла в грязи прямо напротив Адмиралтейства. Спасибо любезному офицеру, что командует там строительством, он отрядил работников и нас вытащили, - Княгиня раздраженно обмахнулась веером, перевела дух и спросила, - Где братец?
- Ежели вы про батюшку, так он с утра на верфь ушел, а ежели про Алешу, он в полку уже второй день.
- В кабаке он второй день, не вылезал оттуда еще. А где твоя матушка?
- В церковь пошла.
- Вот и хорошо, - Наталья Андреевна явно повеселела, - Можно поговорить спокойно. Ты царев-то приказ помнишь?
- Какой приказ, тетушка?
- А такой, чтобы быть тебе на ближайшей ассамблее. Ну, кто тебя танцам учить? Что глядишь так испуганно? Твой родитель позабыл, али надеется, что царь позабудет? Так напрасны сии надежды!
- Тетушка, да что вы такое говорите! Какая ассамблея, батюшка никогда не дозволит, я и сама не пойду позориться.
Княгиня гневно прихлопнула ладонью по рундуку:
- Уж это, моя милая, не тебе решать, и даже не твоим отцу с матерью. Приказов своих Петр Алексеевич не забывает и обратно не берет. Пойдешь без разговоров!
Варя прижалась к тетке:
- Батюшка мне ни в жизнь не простит, коли я там появлюсь, и матушка говорит, что ассамблеи - вертеп диавольский.
- Родители твои, видать, из ума выжили, прости Господи, не след такие слова при дочери говорить. Из-за глупостей своих весь род загубить хотят!? Повторяю тебе вдругорядь, чтобы ты сама и семейство твое не удумало, а тебе в ассамблее быть! Добром не пойдешь, силой поволокут.
Варя испуганно взмолилась:
- Тетушка, миленькая, вы же такая разумница, придумайте, как мне этого страха избегнуть и батюшку не прогневить.
- Я сюда не затем приехала, чтобы помочь тебе царскую волю порушить, а затем, чтобы помочь ее исполнить. Несложно ведь догадаться, что братец мой ничего не сделал, чтоб тебя подготовить. Пойми, детка, нельзя тебе от ассамблеи уклониться, не простит царь. Ты только не бойся, я ведь изрядно постарше тебя буду, а европейское обхождение освоила, а тебе, девице юной, и вовсе сам Бог велел. Поедем завтра ко мне и я уж постараюсь, чтобы не было с тобой конфуза вроде давешнего. Наряд тебе из моих подберем, кое-какие танцы покажу, заодно у меня завтра гости, посмотришь как себя на людях вести.
Варя решительно покачала головой:
- Воля ваша, тетушка, ничего такого я делать не стану. Еще как я сюда приехала, батюшка говаривал про бесстыдниц, что честь позабывши, с вовсе чужими мужчинами выплясывают. Он тогда ясно сказал, что политесная наука есть грех и поношение роду, и чтобы я не то что учиться, даже смотреть на такое не смела. Я, тетушка, против родительского слова не пойду.
Тетка раздосадовано поднялась:
- Ох, дитя неразумное, только ведь хуже делаешь. Ин ладно, коли учиться тебе не позволено, так к родной тетке в гости ходить никто не запрещал. Завтра к вечеру пришлю за тобой карету. И не спорь более, не то рассержусь.
- А если батюшка узнает и разгневается?
- От кого же он узнает? Уж не тебя ли саму спросит? Когда он в последний раз-то вспоминал, что у него дочь есть?
Варя низко опустила голову, на глазах ее заблестели слезы:
- Дитятко, дитятко, всем ты хороша. И дочь почтительная, покорная, и богобоязненна, и хозяйка отменная. К тому же умна и собой не дурна, тебя приодеть, так все кавалеры за тобой бы только и бегали. Одна беда: никто сих достоинств не видит и не ценит, воистину, имеют сокровище и бросают его в грязь. - Тетка ласково погладила склоненную золотую головку. - Но ты не печалься, мы с князем о тебе позаботимся, кроме тебя ведь у нас и нет никого. - Как всегда упоминание о собственной бездетности причинили княгине боль, но один взгляд на хрупкую племянницу, так нуждавшуюся в ее заботе и защите, прогнал с сердца Натальи Андреевны привычную тяжесть. Она поднялась, погладила Варю по нежной щечке, - К завтрашнему вечеру будь готова, - Уже выходя, тетушка добавила, - Забыла сказать, среди моих гостей и иноземцы будут, поглядишь как твоих лет девы бойко с ними на иностранных языках болтают, может и самой все же захочется чему-нито поучиться.
Варя открыла было рот, чтобы ответить тетке и хоть тут порадовать ее, но та, подхватив юбки, уже стремительно сбегала по узкой крутой лестнице и не слышала племянницы. Может и хорошо, может лучше тетушке и не знать, что Варе нечему особо учиться у ее гостий. Так уж сложилось, что старый боярин, отец Никиты Андреевича, за участие в войне с Польшей и Швецией получил от царя Алексея Михайловича изрядное имение под Киевом. Варя, все детство бывшая под опекой вдовой бабушки, провела вместе с ней не один год в украинской вотчине Опорьевых. От услужающих холопок она переняла язык польский и местный русинский. Немка-полонянка, за аккуратность и любовь к порядку пожалованная должностью няньки при боярышне, шутя обучила ее немецкому. Со своим сердечным другом, тоже пленником, но из Свейской земли, нянька говорила на его родном наречии и Варя сама не заметила, когда выучила шведский. Заради бережения от всякой опасности к маленькой госпоже был приставлен крещенный татарин Махмуд-Петро, с которым Варя болтала по татарски. Свою руку к Вариному обучению приложил и отец Георгий. Бывший славный студиозус Киевской коллегии смертельно скучал вдали от городов и спасался от тоски штофом казенной водки и обучением "панськой дитини" грамматике, арифметике и даже начаткам латыни по затрепанному томику Вергилия.
Варя совершенно не осознавала важности своих познаний и только поселившись после смерти бабушки вместе с остальной семьей, обнаружила, что иноземная речь - высокоценимое в нынешние времена умение. Впервые увидав Алешку за уроком немецкого, Варя была крайне изумлена. Она никак не могла понять тех нечеловеческих усилий, которые брат прилагал в овладении чужой речью. Мучительно зазубривая каждое слово, он ломал и насиловал свою память, как ломают врага. На немецкую книжку он бросался с тем же яростным упорством, с каким некогда лез на бастионы Азова. Конечно, не ей с ее коротким девичьим умом давать советы мужику, однако же, ей часто хотелось сказать брату, что язык - он как воздух, приходит сам, надо только как следует вдохнуть.
Воодушевленная примером брата, Варя даже набралась храбрости и заикнулась было, что и ей неплохо какие новые языки поучить, но была немедленно оповещена, что иностранная речь - для мужиков, девицам же такие познания невместны и только доводят до греха. Маменька поинтересовалась, уж не собирается ли дочь опозорить их род, заведя, упаси Господь, беседу с кем-либо из проклятых безбожных иноверцев, понаехавших по царскому попустительству на святую Русь. Напуганная ее словами, Варя не осмеливалась упоминать о своих талантах и оставила всякое стремление к дальнейшему учению. Она только иногда позволяла себе задуматься, что было бы, если бы ее суровый отец, так гордившийся своими и сыновними познаниями в немецком, вдруг узнал, что это всего лишь один из пяти языков, которыми владеет его тихая дочь.
Разговор с теткой оставил Варю в смятении. Неизбежность предстоящего появления на ассамблее страшила ее, но более всего пугал гнев отца. Ей так нужна была его любовь, его поддержка, но что бы она ни сделала, все только больше отвращало его от дочери. Смущало ее и тетушкино приглашение, а в особенности явный намек на то, что дом следует оставить без дозволения старших. Промучившись всю ночь, Варя решила все же набраться храбрости и спроситься у отца.
Впервые Варя осмелилась первой обратиться к отцу, потревожить его для своей надобности. Умываясь и одеваясь, отдавая стряпухам распоряжения, присматривая за уборкой, Варя тщательно обдумывала слова, в которые собиралась облечь свою просьбу отпустить ее в гости. Вооружившись готовой речью Варя подкараулила в сенях уходящего на верфь боярина и тихонько скользнула к нему навстречу.
Завидев дочь, Никита Андреевич сперва недоуменно оглядел ее, явно не понимая, что она здесь делает, затем нетерпеливо спросил:
- Ты чего-то хочешь от меня, Варя?
- Да, батюшка, - тихонько ответила она.
- Так после переговорим, нынче недосуг мне, - небрежно погладив дочь по голове и тут же позабыв о ней, боярин спорым шагом направился к верфи.
Варвара поглядела на захлопнувшуюся за ним дверь и неожиданно почувствовала как ее саму охватывает гнев. От страха дрожала, ночь не спала, думала, как и что сказать, - и впустую, батюшка и минутки не нашел ее выслушать. Видно и впрямь ему все равно, где она и с кем. Раз так, она поедет в гости без разрешения, чай не куда-нибудь, а к родной тетке.
Варя решительно направилась к своей горнице, где тщательно переплела косу и вытащила из рундука шитую мелким жемчугом ленту и доставшийся ей от бабушки летник рытого бархата. Когда тяжелая теткина карета, застревая колесами в весенней грязи, въехала на двор, полностью готовая Варя легко вскочила в нее.
Новый роскошный каменный дворец князей Мышацких, спланированный по образцу итальянских палаццо (правда, с учетом балтийских холодов), еще не был полностью достроен, но супруги уже обживали его. Сейчас у крыльца сгрудились возки, в окнах немногих законченных комнат горел свет. Варя поднялась на крыльцо и тут же попала в объятия тетки.
- Ох, Варенька, что на тебе за древность надета, не иначе как матушкино или бабушкино, - княгиня бесцеремонно вертела племянницу, - Наряд сей тебе не больно-то к лицу, нарядится как след - великая наука и искусство, ему тоже учиться надобно. Ты у нас птичка-невеличка, а летник сшит на бабу дородную, тебя в нем и не видать. Может все же мое платье примеришь? - В ответ на Варин отрицательный жест княгиня вздохнула и пробормотав, - Упрямица! - повела девушку к гостям.
Влекомая уверенной теткиной рукой, Варя робко приблизилась к дверям залы. Оттуда слышался веселый смех и звуки немецкой речи. Вокруг стола, заваленного гравированными листами, восседали три дамы. Их широкие юбки раскинулись шуршащим морем. Пламя свечей играло на драгоценных камнях, украшавших напудренные куаферы и обнаженные плечи. Варе все три показались необычайно прекрасными.
- Presenter мою племянницу, боярышню Опорьеву, - произнесла княгиня, - А это, душа моя, княгиня Кобринская и золовка ее, княжна Ирина, и госпожа Амелия Хендриксон, супруга славного голландца Густава Хендриксона, что ныне капитанствует на кораблях Российского флота.
Все три красавицы одновременным, рассчитано-надменным движением повернули к Варе набеленные лица и чуть склонили головы. Боярышня густо залилась краской, всей поверхностью кожи ощущая как их внимательно-насмешливые взгляды скользят по ее косе, оценивают старомодный наряд. Дядюшка князь Иван Федорович, расположившийся за спинами у дам, ободряюще улыбнулся и подмигнул ей. Однако его молчаливая поддержка осталась Варей не замеченной, поскольку прислонившись спиной к каминной доске и поигрывая венецианским бокалом, полным багряного вина, стоял ее королевич из-за семи морей. Варя зачарованно уставилась на него, лишь сейчас ясно понимая, что с момента тетушкиного приглашения она втайне надеялась на новую встречу с ним.