Грех и покаяние последних времен

Итак, здесь мы коротко помянули о самых распространенных и наиболее зловредных грехах нашего времени, конечно, далеко не о всех, а о таких, злостность которых теперь часто недооценивают, считая их "легкими". Теперь стоит коротко коснуться и того, как вообще исправлять себя, свое сердце, с чего начинать, где искать корни греха, на что обращать внимание более, какая страсть от какой происходит. Прекрасно об этом говорит святитель Феофан Затворник в проповеди субботней первой недели Великого поста. Приведем здесь часть ее.

А. Об исправлении сердца

Воспитание в себе всего святого так трудно и многосложно, путь к добру пролегает среди такого множества сокровенных распутий, что приступающему к благому подвигу самоисправления непременно должно начертать предварительно в мысли, что и как исправлять, носить сие начертание постоянно в уме и сердце, чтобы с ним, как с верным путеводителем, беспреткновеннее и надежнее привести к концу начатое дело.

Итак, первое – что нам исправлять в себе?

Почти все, что есть в нас. Грех любит полновластие. Если он в любви у нашего сердца, то уже овладевает им всем и всего человека покрывает своею зловредною силою. Для грешного человека и человечества надпись одна: От ног даже до главы несть в нем целости /Ис. 1, 6/. В этом каждый легко убедится, если проникнет внутрь грешного сердца. Там увидит он коренное семя зла, увидит основные возбуждения греха, равно как и то, в чем он обнаруживается. Семя всего нравственного зла – самолюбие. Оно лежит на самом дне сердца. Человек по назначению своему должен бы забывать себя в своей жизни и деятельности, должен бы жить только для Бога и людей. Освящая свою деятельность возношением ее, как благодарственной жертвы, к Богу Спасителю, он должен бы всю ее простирать на пользу ближним и на них изливать все, что бы ни получил от щедродавца Бога. Одно здесь не бывает без другого: нельзя любить Бога, не любя ближних, и нельзя любить ближних, не любя Бога, – равно как, любя Бога и ближних, нельзя не жертвовать собою во славе Божией и благу ближних. Но когда человек мыслию, сердцем и желанием отвращается от Бога, а вследствие того и от ближних, то естественно останавливается на одном себе – себя поставляет средоточением, к которому направляет все, не щадящи Божественных уставов, ни блага ближних.

Вот корень греха! Вот семя всего нравственного зла! Глубоко кроется оно во внутренности сердца. Но разрастаясь и подавляясь ближе к поверхности сердца, семя сие выходит из него уже в трех видах, как бы в трех стволах, проникнутых его силою, преисполненных его жизнию: в самовозношении, своекорыстии и любви к наслаждениям. Первое заставляет человека говорить в сердце своем: кто как я; второе – всем хочу завладеть; третье – хочу жить в свое удовольствие.

Кто как я! Какая душа не ощущала в себе подобного движения? Не те только, кои от природы одарены высокими совершенствами или своими трудами успели сделать что-нибудь важное и общеполезное, могут мысленно возноситься перед другими. Самовозношение проходит по всем возрастам, званиям и состояниям; следит за человеком чрез все умственные и нравственные степени усовершения; оно не подчиняется никаким внешним отношениям, и хотя бы человек жил один, в безвестности и отдалении от всех, он всегда и везде несвободен от искушения – превозношения. С тех пор, как он к сердцу принял первую лесть змия: будете яко бози, с тех пор он начал возвышать себя над всеми, как Бог, начал ставить себя выше той черты, на которой поставлен природою и обществом, – это общая болезнь всех и каждого. Кажется, что опасного полюбоваться мыслию, что я выше того, другого, третьего? А между тем смотрите, сколько зла и сколько темных порождений проистекает из сей незначительной, по-нашему, мысли! Мыслию и сердцем возносящий себя над всеми, если предпринимает что, предпринимает не по гласу разума и совести, не по советам мудрых и внушению слова Божия, а по своим соображениям, предпринимает потому, что этого ему хочется; он своеволен; если приводит в исполнение предпринятое, всего ожидает от одного себя; он самоуверен, самонадеян; когда исполнит, все относит к себе, и оттого бывает высокомерен, горд, притязателен, неблагодарен; поставляя себя в отношение к другим, желает, чтобы везде и во всем исполнялась его воля, чтобы все двигалось по его мановению: он властолюбив и склонен к насилию, поставляя других в отношение к себе, – не может терпеть их влияния, в каком бы скромном виде оно не являлось; он презрителен и непокорен; встречая нарушение своей воли, выходит из себя, обиженный воспламеняется местью; он жаждет чести и славы, когда обладает сильным характером; лицемерен и тщеславен, когда слаб душою; дерзок, своенравен, спесив, склонен к пересудам, когда низок. Вот в каких видах является самовозношение, вот сколько греховных движений одолжены ему своим происхождением! Едва ли кто может не изобличить себя в том или другом.

"Хочу, чтобы все было мое!" – замышляет своекорыстный, и вот вторая отрасль коренного нравственного зла. Заметнее всего раскрывается в ней дух самолюбия. Оно, как бы само лично, действует здесь: своекорыстный не скажет слова, не сделает шага и движения без того, чтобы отсюда не вытекла какая-нибудь выгода. Так все у него рассчитано, так все упорядоченно, всему дан такой ход, что и время, и место, и вещи, и лица – все, к чему прикасается рука его и мысль, несет в его сокровищницу сродную себе дань. Личная польза, интерес – это коренная пружина, везде и всегда приводящая в быстрое движение все его существо, и по ее возбуждении он готов все обратить в средство для своих целей: будет искать высших степеней достоинства и чести, если это выгодно, возьмет самую трудную должность, если она прибыльнее других, решится на все труды, не будет ни есть, ни пить, лишь бы соблюдалась его польза. Он или корыстолюбив, или любостяжателен, или скуп, и только под сильным влиянием тщеславия может любить великолепие и пышность. Его собственность дороже ему самого себя, дороже людей и Божественных постановлений. Душа его как бы поглощается вещами и живет даже не собою, а ими. Вот сила и область второй отрасли злого семени – самолюбия! И у кого нет каких-нибудь вещей, с которыми расстаться столь же больно, как потерять самое сердце, – расстаться со счастьем?

"Хочу жить в свое удовольствие!" – говорит порабощенный плоти, и живет в свое удовольствие. Душа погрязает у него в теле и чувствах. О небе, о духовных нуждах, о требованиях совести и долга он не помышляет, не хочет и даже не может помышлять /Рим. 8, 7/. Он изведал только разные роды наслаждений, с ними только и умеет обходиться, говорить о них и рассуждать. Сколько благ на земле, сколько потребностей в его теле, столько полных удовольствиями областей для преданного чувственности, и для каждой из них образуется в нем особенная наклонность. Отсюда лакомство, многоядение, изнеженность, щегольство, леность, распутство – наклонности, сила которых равняется силе закона природы, стесняющего свободу. Станет ли он услаждать вкус, делается сластолюбивым, игра цветов научает его щегольству, разнообразие звуков – многословию, потребность питания влечет его к многоядению, потребность самохранения – к лености, иные потребности – к распутству. Состоя в живой связи с природою чрез тело, душевно преданный телу столькими каналами пьет из нее удовольствия, сколько в теле его отправлений, и вместе с наслаждениями он впивает в себя и коренной дух природы, – дух механического непроизвольного действования. Потому, чем у кого больше наслаждений, тем теснее круг свободы, и кто предан всем наслаждениям, тот, можно сказать, совершенно связан узами плоти.

Вот как разрастается в нас зло от малого, почти незаметного семени; на дне сердца, как мы заметили, лежит семя зла – самолюбие; от него идут полные его силою три отрасли зла, – три его видоизменения: самовозношение, своекорыстие, чувственность, а сии три рождают уже бесчисленное множество страстей и порочных наклонностей; как в древе главные стволы пускают от себя множество ветвей и отростков, так образуется в нас целое дерево зла, которое, укоренившись в сердце, расходится потом по всему нашему существу, выходит вовне и покрывает все, что окружает нас. Подобное дерево, можно сказать, есть у каждого, чье сердце хоть сколько-нибудь любит грех, с тем только различием, что у одного полнее раскрывается одна, у другого другая сторона его.

Что же за причина, что мы большею частию не замечаем его в себе и нередко держим на мысли и вслух не стыдясь говорим: что ж такое я сделал? Или чем я худ? Причина тому очень естественная, и она есть новое порождение живущего в нас греха. Не замечаем потому, что не можем. Этого не позволяет нам грех: он очень хитр и предусмотрителен. Непокровенное древо зла, изображенное нами, с первого раза могло бы стать пред взором ума и оттолкнуть от себя каждого, потому он спешит одеть его листвием, прикрыть его безобразие и прикрывает его так, что не только корня и стволов, даже и ветвей не может различить душа, в которой растет сие древо. Эти лиственные прикрытия суть – рассеянность и многозаботливость. Рассеянный не любит жить в себе, многозаботливый не имеет свободной минуты. Один не может, а другому некогда замечать то, что происходит внутри. С первым пробуждением от сна душа их тотчас выходит из себя, и у первого уходит в мир мечтаний, у последнего же погружается в море нужных будто дел. Настоящего для них нет, что, собственно, характеризует всю их деятельность. Один охотнее живет в самосозданном мире и действительного касается только отчасти, ненамеренно, поверхностно; другой и мыслим и сердцем весь впереди, каждое дело он спешит окончить как можно скорее, чтобы приступить к другому; начинает другое – и спешит к третьему; вообще – настоящим у него заняты только руки, ноги, язык и проч., а его дума вся устремлена в будущее. Как же при таком ходе внутренних движений заметить им, что кроется в сердце?

Но грех не довольствуется одним этим лиственным покровом: сквозь него можно еще как-нибудь проникнуть, можно раздвинуть листья его ветром скорбей и внутренних потрясений совести и открыть скрывающееся под ним безобразие греха: потому грех сам из себя создает некоторый непроницаемый покров, наподобие стоячей мутной воды, куда погружает свое древо с его листвием. Этот покров слагается из неведения, нечувствия и беспечности. Не знаем своей опасности, потому и не ощущаем ее; не ощущаем, потому и предаемся беспечности. И что бы вы ни предпринимали для вразумления такого грешника, все напрасно. Он глубоко сокрыт в грехе, как в море. Производите сколько можно сильнейшие звуки над водою – кто в воде ничего не услышит. Поражайте чем вам угодно нерадивого грешника, он не смутится нисколько. Изобразите пред ним его собственное состояние, он скажет: это не я. Представляйте ему крайнюю опасность, от которой он недалеко, он будет уверять вас, что это не до него касается; возбуждайте его от усыпления, он не устыдится провозгласить: я действую. Так крепок покров, которым закрывает наконец себя грех от взоров того, кем обладает?

Вот в общих чертах все, что предлежит нам изменить в себе, вот обширное поприще деятельности в святом подвиге самоисправления! Надобно снять покрове греха – изгнать из души беспечность, нечувствие, самообольщение, рассеянность и многозаботливость; надобно отсечь его ветви – все порочные страсти и наклонности; наконец ископать его с самым корнем, изгнать самолюбие – самоотвержением. Труд немалый и нелегкий! Греховная нечистота, изображенная пред сим, покивает душу не как пыль, которую можно стряхнуть легким движением воздуха. Нет, она проникла в самое существо наше, срослась с ним воедино, стала как бы ее частью: потому освобождаться от нее есть то же, что отделять себя от себя, что изымать око, усекать руку. Впрочем, такая трудность не подавлять нас должна, а возбуждать от нерадения. Искренно желающий спасения не смотрит на препятствия: от них он еще бодреннее воспрянет, решительнее приступит и ревностнее начнет спасительное дело самоисправления.

Как же совершать сие дело? С чего начать, что делать потом, что далее, какой вообще ход внутреннего самоисправления? Сердце человека глубоко – как узнать, что в нем происходит при известных обстоятельствах, а тем более, что должно в нем происходить? Всякий имеет свои характер, у всякого свое настроение, свои страсти, наклонности, привычки. У всякого потому ход внутреннего самоисправления должен быть свой: и одного для всех установить никак невозможно. Самоисправление не есть дело холодных соображений, а живого и ревнивого действования, совершающегося глубоко в сердце. Христианство – тайна, не в основном только, но и в преложении. Ход образования его в сердце подобен пути по сокрытому и запутанному подземному ходу. Вступающему в него скажут: вот путь – и решившийся идти идет уже сам. Кто убо может спасен быти, скажет кто, соображая все трудности самоисправления? Отвечаем ответом Спасителя на подобный вопрос: у человек сие невозможно есть, у Бога же вся возможна /Мф. 19, 25-26/. Решившийся начать христианскую жизнь чрез Св. Таинства получает благодать Духа, просвещающую, укрепляющую и утешающую. Пребывая неотлучно с ним, она руководит его во все время опасного земного странствования самым премудрым и предусмотрительным образом. И кто может надеяться сам совершить исправление своего сердца? Разве в сем святом деле может кто ожидать успеха от человеческой помощи и человеческого искусства? Послушайте, что говорит Господь: И воскроплю на вы воду чисту, и очиститеся от всех нечистот ваших... и очищу вас. И дам вам сердце ново, и дух нов дам вам, и отыму сердце каменное от плоти вашея; и дам вам сердце плотяно, и дух мой дам в вас /Иез. 36, 25-26/. Все от Господа! Ему и предадим себя, представим себя Его благодатному действию как нечистое и безобразное смешение, да образует из нас, как художник и содетель, добрые сосуды в честь – создания добрые зело. Со своей стороны мы можем представить Богу только искреннее желание самоисправления и полную готовность повиноваться Его мановениям. Что происходит с тем, кого посетит благодать Господня, как она поведет его по пути очищения в состояние чистоты и непорочности, – это Спаситель изобразил в притче о блудном сыне.

Первее всего благодать поучает человека, как разоблачить и снять с него покровы: ибо иначе как и приступить к труду, не видя над чем трудиться? В этом действии спадает с очей ума ослепление, сердцу возвращается чувство, и воля пробуждается от усыпительной беспечности.

Вместе с тем душа невольно останавливает внимание на себе и сосредоточивается внутрь: скорбь и страх, перенеся душу за гроб, к судному престолу, отторгают ее от мира и представляют заботливости ее другой, высший предмет. Обнаженное древо греха стоит теперь пред умным взором грешника во всей безобразной наготе и уже не по роду своему плодородит самоосуждение, покрывает стыдом, жжет судом и угрызением совести. Луч милосердия Божия в смиренной душе рождает теплоту умиления и изводит токи слез раскаяния; обильные непрестанные слезы с самым корнем вымывают наконец из сердца все древо греха. Так совершается все. Человек стоит теперь на чистой земле непорочности и ревнует о святом благочестии.

Коротко и легко дело самоисправления в описании; но не так коротко, а тем более легко бывает оно на самом деле. Многообразны нужды наши, многообразны и попечительные действия в нас благодати; одного приемлет она прямо в блаженный покой, изводит в пажить духа, пасет и услаждает; другого долгими обходами испытывает и после многообразных уже странствований проводит туда, как утружденного и изможденного путника.

Трудно! Но что же бывает без труда? С тех пор как проклята для человека земля в делах своих – человек в поте лица достает себе благо телесное, тем более духовное. Зато сколько бывает наконец утешений в приобретении.

Труд самоисправления не столько тягостен на деле, как нам кажется с первого раза. Он представляется необъятным только со стороны, только дотоле, пока мы не вступим в него. И здесь, как в обыкновенных делах, все зависит от воодушевления, с каким кто приступает к делу... Тесен путь к Царствию, тяжким представляется иго Христово: но только до тех пор, пока мы еще стоим вне, соображаем, обдумываем ход новой жизни. Но когда зародится и образуется в сердце спасительная решимость, – она приносит с собою и воодушевление на благое делание. Воодушевленный последователь Христов идет вслед Его, радуяся и благословляя иго, воспринятое от Него...

Спросите, где взять такое воодушевление? Будем молиться, и молитва веры низведет сей Божественный огнь. Будем молиться о воодушевлении, о решимости и возбуждении от греховного сна.

Приведем здесь еще краткое слово из сборника "Крины сельные или цветы прекрасные", приписываемого святому старцу схиархимандриту Паисию (Величковскому), сл. 16.

Б. О страстях и пагубных пороках и о том, какие от каких рождаются

Прежде всякого грехопадения бесы наводят на человека следующие страсти: мрачное забвение, грех жестокий, то есть бесчеловечную и зверскую злобу, и неведение, как тьму беспросветную. Эти три страсти предшествуют всякому греху. Ибо не совершит человек ни одного греха прежде, чем он предварительно не расположится ко всякому злу или забвением, или гневом, или неведением. От них происходит душевное нечувствие, то есть ум – душевное око – бывает темен и пленяется тогда всеми страстями.

Прежде всего рождается маловерие. Маловерие же порождает самолюбие – начало и конец, корень и родоначальник всякого зла – оно есть бессмысленная любовь к своему телу, когда везде и во всех вещах избирает кто-либо себе одному только полезное. Искореняется же этот злой корень страстей любовью и милосердием и отречением от своеволия. Самолюбие порождает немилосердие и сребролюбие – несытую утробу, также корень и причину всякому злу. От сих двух – самолюбия и сребролюбия – происходят во всяком месте всякое несчастие и жестокие злодеяния. Как в мирянине, так и в монахе сребролюбие порождает гордость, чрез которую бесы отпали от святой славы и свержены с неба. Гордость порождает славолюбие, которым прельстился Адам, захотев быть Богом, и тем навел страдание и клятву на весь род человеческий. Славолюбие порождает сластолюбие, через которое Адам пал и был изгнан из рая.

Сластолюбие порождает чревообъядение и различные блудные дела. Блуд порождает гнев, погашающий сердечную теплоту и пагубный для всякой добродетели. Гнев порождает памятозлобие, охлаждение духовной теплоты; памятозлобие порождает мрачную и злобную хулу на своего брата. Хула порождает безвременную печаль, как ржавчина, съедающую человека. Печаль порождает безумную наглость. Наглость порождает тщеславие, выставляющее напоказ добродетели и чрез это оставляющее труды без награды. Тщеславие порождает невоздержное многоречие. Многоречие порождает празднословие, пленение. Уныние порождает мрачный сон. Если кто эти страсти победит, тому и прочие покорятся – каковы: страхование, ужас, зависть, ненависть, лицемерие, лесть, ропот, неверие, лихоимство, пристрастие, вещелюбие, малодушие, острожелчие, самомнение, любоначалие, человекоугодие, дерзость, смех, совершенное падение и погибель чрез отчаяние, в каком состоянии человек сам себя закалает, не ведая того человеколюбия Божия и милости, ибо пришел Он грешников спасти, и что нет на земле такого греха, которому не было бы прощения. Из семи следующих страстей – самолюбие, сребролюбие, гордость с тщеславием, злопамятность, осуждение, самомнение, отчаяние – конец всем страстям. От сих страстей если кто не хранит себя и не отвержет их, тот погубит вышеуказанные следующие десять добродетелей: веру, любовь, пост, воздержание, бдение, молитву, смирение со смиренномудрием, безмолвие с молчаливостью, нестяжательность и рассуждение, и вместе повредит все остальные добродетели. Если кто имеет хоть одну из сих главных страстей, таковый нисколько не преуспеет, хотя бы и подвизался против прочих страстей, совершал какую-либо добродетель и хотя бы даже кровь свою пролил за Христа; и молитва такового неприятна Богу. Господь Бог да избавит нас Своею благодатию от всякой напасти и страстей вовеки. Аминь.

В. Что есть истинное покаяние

После всего сказанного о грехах и страстях, о необходимости решительной борьбы с ними, необходимо несколько подробнее остановиться на самом покаянии, именно: в чем заключается истинное покаяние, в чем оно выражается, как к нему приступить и на что при этом направлять главное усилие. Об этом обстоятельно учит св. Димитрий, митрополит Ростовский в той же книге, которая приводилась выше /стр. 82-87/. Приведем это поучение с некоторым сокращением.

Истинное покаяние заключается в том, чтобы не только исповедать поистине грехи свои, но и не возвращаться также на прежние злые дела, но проводить жизнь свою в непрерывном ее исправлении; не только не возвращаться к прежнему, но и с сокрушением сердечным жалеть о преждесодеянном; не только не жалеть, но и дать удовлетворение за содеянные грехи немалыми трудами покаяния, которые не только бы сравнились с содеянными грехами, но и превзошли бы их. Суетно покаяние того, кто недолгим от брашен воздержанием и единодневным лощением хочет многократное объядение и пьянство покрыть. Тщетно покаяние того, кто каким-либо кратким и легким умерщвлением своего тела думает очистить себя от долговременных и тяжких смертных грехов. Неправедно покаяние того, кто немногими воздыханиями и биениями в перси надеется оправдаться от многих неправд, татьбы, убийства, хищения, грабления, братоозлобления и тому подобных прегрешений. Сомнительно прощение грехов тому, кто малыми только слезами (кроме других, истинному покаянию подобающих подвигов и трудов) великие скверны и беззакония чает смыть и избавиться от вечных мучений.

Многие слезы пролили ниневитяне и великое обнаружили покаяние /см. книгу Ионы/, ибо облеклись во вретища от мала до велика и заповедали пост не только людям, но и скоту; и возопили они к Богу; продолжая молитву, и обратились каждый от пути своего злого. Однако они остались в неизвестности относительно своего спасения, ибо говорили: "Кто весть, раскается ли, или умолится Бог и отвратит гнев ярости Своея да не погибнем?"

Если те, обнаружив такое покаяние, оставались в неизвестности относительно умилостивления Божия и прощения грехов своих, то какую уверенность может иметь надеющийся очиститься малым покаянием и немногими слезами от многих и тяжких грехов?

Ты скажешь, ниневитяне были язычники, не ведущие Писания, которое говорит: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит /Пс. 50/, и еще: Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет /Пс. 33/, и еще: Рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви: и Ты оставил ecu нечестие сердца моего /Пс. 31/. Мы же, верные, уповаем, что и малые слезы с исповеданием грехов могут получить у Господа грехопростительную милость.

Отвечаю на сие. Да, могут. Но могут разве только для тех, которые уже находятся при смертной кончине и у которых нет времени для больших слез и удовлетворения за грехи; к таковым Господь бывает милостив за одно сердечное сокрушение. Пример – разбойник на кресте, который при кончине своей изрек немногие слова с исповеданием и сердечным сокрушением, но тотчас же услышал от Господа милостивое слово: днесь со Мною будеши в рай /Лк. 23, 43/. От человека же здорового и имеющего время к покаянию Бог требует многих слез, многих трудов и подвигов, дабы он сравнял труды покаяния с прежними грехами и даже превзошел их подвигами.

О слезах же говорится следующее: есть некоторые, которые по временам приходят в умиление и плачут, вспоминая грехи свои, а грешить не перестают; для таковых какую пользу может принести их состояние умиления, если нрав их остается неисправным? Другие приходят на покаяние, исповедуют со слезами грехи свои, а после опять возвращаются к тем же греховным сквернам; и таковым какая польза от омовения слезного, если они опять с любовью входят в прежнее болото? Ибо недостаточно покаяния, при котором требуется не только сожалеть и плакать о грехах, но и не возвращаться к греховным делам, а за содрянные грехи подъять подобающий подвиг.

Вспоминает апостол Исава, сын Исаакова, что он не нашел места покаяния, хотя и со слезами поискал его /Евр. 12, 17/. Почему слезы грешника сего не были вменены в покаяние, не были приятны Богу и не очистили греха, о котором проливал слезы сей грешник? На сие отвечает св. Златоуст следующее: "Он не нашел места покаяния, потому что не обнаружил достойного покаяния". Из этого примера сей учитель увещевает нас грешных, говоря: "Те, которые предполагают без мук согрешать, надеясь без подобающего изнурения наказания получить прощение своих грехов, те да подумают о следующем: почему Исав не получил прощения? – потому что не покаялся как подобало. Хочешь ли видеть покаяние тщательное (истинное, подобающее), услышь о Петровом покаянии после отвержения. Благовестник (св. Евангелие), повествуя нам о нем, говорит: Изшед вон плакася горько. Потому-то и попущено было ему таковое согрешение, что он плакал подобающим образом. Св. папа Климент говорит о Петре, что он, услышавши глас возгласившего петуха и тотчас вспомнив свое отвержение от Христа, повергся на землю и изливал многие слезы, горько плача, и сие он творил во всю жизнь свою. И поэтому-то Никифор, повествователь о церковных деяниях, пишет о нем, что очи его были как бы кровавыми, и сие от горького плача. Таково было покаяние святого Петра после его согрешения.

Ты же, надеясь в один час оплакать грехи твои, можешь ли так горько плакать, как плакал Петр? Можешь ли рыдать во всю ночь, как он? И далее, можешь ли понести таковые труды и подвиги, какие воздал Петр Христу Господу своему за свое отвержение, претерпев все, даже до своего распятия вниз головою? Не надейся посему на возникающее у тебя по временам малое некое сердечное сокрушение, не уповай на немногий твой труд и на кратковременный подвиг, но соответствующее грехам твоим и даже их превосходящее яви пред Господом покаяние со многими слезами и тогда от Него ожидай милости".

Учит святой Златоуст в беседах евангельских, говоря следующее: "Покаяние не в том только заключается, чтобы отступить от прежних злых дел, но чтобы показать еще большие добрые дела, ибо сказано: Сотворите плоды, достойны покаяния. Как же сотворим? – Если начнем совершать противоположные грехам дела. Похищал ли чужое? – Раздай похищенное и свое. Долгое ли время блудодействовал? – Воздержись и от своей жены в установленные дни, приучая себя к воздержанию. Досаждал ли кому-либо или бил ли кого-либо? – Благословляй в дальнейшем досаждающих тебя и благодетельствуй уязвляющим тебя. Ибо для нашего здоровья недостаточно только извлечь стрелу, но необходимо и на язву наложить врачевание. Наслаждался ли и упивался в прежнее время? – Постись и пей воду, чтобы ты избавился от постигшаго тебя вреда вследствие пьянства. Воззрел ли блудными глазами на доброту чужую? – Потом отнюдь не взирай на лице жены, усердно оберегая себя после принятых язв и утвердись во благом, ибо сказано: Уклонися от зла и сотвори благо".

Святой Григорий Двоеслов, назвав человека древом, от плода познаваемым, говорит: "В плоде, а не в листьях или корнях может быть познано покаяние, ибо и Господь проклял дерево, которое имело листья, но было бесплодно; Он не принимает исповедания (бываемого только на словах) без плода – удручения тела.

Человек есть мысленное древо, имеющее корень покаяния своего в помысле и намерении исповедания грехов; имеет он и листья – это уже самое исповедание грехов Богу пред отцом духовным и обещание исправления; плоды же этого дерева – удовлетворения и подвиги. Познается поэтому истинное покаяние не по корню намерения и не по листьям исповедания и обещания, но по самым плодам удовлетворения. Утверждай намерение как корень, умножай слова как листья, но если ты не имеешь достойных покаяния плодов, подвигов, трудов и усердного тщания об удовлетворении за грехи, то ты бойся проклятия".

В святом Писании мы находим двух грешников, которые каялись о содеянных ими злых делах и исповедали грех свой Богу, – это Саул и Давид. Но не оба они получили от Бога прощение. Говорил Саул: Согреших, яко преступих слово Господне /1 Цар. 15/. Говорил и Давид: Согреших ко Господу моему /2 Цар. 12/. Однако Давид получил прощение и спасся, а Саул не сподобился прощения, но пребывал под гневом Господним и погиб. Почему? Сам непрощенный грешник Саул виновен, так как, исповедав грех свой, не сотворил ничего в удовлетворение за него, не явил истиного покаяния и исправления. А сколь много трудился в покаянии Давид после своего исповедания греха?! Он всякую ночь ложе свое омывал слезами, вставал в полночь, пепел как хлеб ел и питие с плачем растворял, изнемогал от поста и удручал тело свое, смиряя себя пред Господом во вретище и пепле многое время: поэтому-то он не только получил прощение греха, но и сделался любезным для Бога. Саул же, совершивший только самое исповедание греха, но не потрудившийся в покаянии, остался непрощенным вовеки.

Посему никто да не надеется от грехов сверх великих очиститься только одним исповеданием и каким-либо незначительным умилением, без трудов и подвигов, подобающих истинному покаянию, если он поленится потрудиться, хотя и будет иметь время для своего исправления и удовлетворения за грехи. Хорошо подражать Давиду, который говорит: беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гресе моем /Пс. 37/. Вот не довольствуется Давид одним только исповеданием беззакония своего, но заботится и об удовлетворении: исповедаю, говорит, грех мой и потружусь, пока не сотворю удовлетворение за содеянное. Что пользы открыть язву, а подобающего лекарства к ней не приложить? Какая польза исповедать грехи, а епитимьи за них не понести, не исправить жития своего?

Приведем еще слова других отцов Церкви о таинстве покаяния. Вот что они говорят о епитимьи:

Господь Спаситель всегда примет кающегося, но милость Свою вполне возвращает не вдруг: потрудись и докажи, что глубоко, а не мимолетно сокрушаешься, и опять милость Божия осенит тебя.

И это бывает только после исповеди и разрешения в таинстве покаяния. Без исповеди же и разрешения, хоть ты целую жизнь промучься, ничего не получишь. Ибо грех по крещении лишает благодати обновления духа. Ее надо вновь сподобиться, чтоб с помощью ее очистить втеснившиеся снова в душу и тело нечистоты страстей и самоугодия. Возвращается она в таинстве покаяния, которое есть второе крещение, в слезной купели. Поелику оно таково, то ему предшествует то же, что и крещению, то есть вера, сокрушение со слезами, исповедь с положением решения ходить прочно по воле Божией. Ради таковых расположений сердца, вместе с разрешительным словом отца духовного возвращается благодать и, сочетаясь со свободою, полагает снова начало духовно-благодатной жизни, подобно тому, как бывает сие при погружении в воду крещаемого с произнесением крещальных слов, какие произносить повелел Господь. Без этого же благодать не возвратится: следовательно, и духовной жизни в собственном ее значении не будет.

Что касается до непосредственного прощения, то оно бывает лишь в отношении к грехам ненамеренно прорывающимся, каковых больше всего в помыслах и чувствах, меньше в словах и еще меньше – или чуть заметны они – в делах. Ревнитель богоугождения, страхом Божиим проникнутый, как только заметит такой проскользнувший грех, тотчас обращается к Господу, им всегда зримому, сокрушенно кается, осуждая себя, и прощен бывает. Но и при этом, коль скоро какой грех тяготит хоть сколько-нибудь совесть, лучше поспешить к духовнику и, исповедавшись, получить разрешение.

Отпущение грехов таинственное бывает тотчас по исповеди, в момент разрешения священнического, а отпущение следов их из естества совершается по трудах покаяния...

Кто кается, тот приемлется в милость Божию; но дары милости не тотчас даются, а спустя иногда довольно долгое время. Это продление невозвращения даров милости и есть Божия епитимья. Ее несут все грешащие большими или малыми грехами. Срока сей епитимьи Господь не объявляет, а держит его в Своем секрете. Оттого милость или чувство помилования всегда возвращаются внезапно – и бывает тогда в душе праздник. Епитимья от духовника дается для сокращения срока Божией епитимьи. Она показывает добровольное принятие на себя покаянных трудов, напрягает сознание своей виновности и преклоняет Бога на милость или делает душу более способною принять сию милость.

Епитимья не есть удовлетворение за грехи правде Божией, не есть жертва за них, не есть выкуп; ибо это удовлетворение, эту жертву, это искупление мы имеем в одном Спасителе нашем, на Себе подъявшем грехи мира, но это есть духовное врачевство, необходимое для исправления жизни кающегося, для уврачевания нравственных его недугов, имеющее единственною своею целью – уврачевание его недугов и предохранение от грехов.

Наложит ли духовник епитимью, или не наложит, но эта Божия епитимья – отсрочка в даровании чувства помилования всегда бывает более или менее длительная, судя по грехам. Когда же придет сие чувство (помилования), то тут бывает не то что при убеждении... тут чувство помилования входит в сердце и обладает им и заставляет радоваться и ликовать все силы души и тела. Покаявшийся чувствует на себе при сем объятия Отчи. Это райское состояние дается всем тем, которые довольно потомят себя в сокрушении и преутруждении, конечно, все при условии веры и смиренного к Господу припадения.

Г. Как должно каяться

Спрашивается теперь, как должно каяться?

...Тот, кто познает свои грехи и сознается в них искренне, сознавшись, сокрушается о них и оплакивает их; сокрушившись же и оплакавши их, полагает твердое намерение более не оскорблять Бога своими грехами; и наконец, в сих расположениях смиренно исповедует все грехи свои перед духовником, чтобы получить разрешение в них и явиться к чаше Господней оправданным и чистым пред очами Божиими.

Истинное покаяние состоит в следующем

1. от прежних грехов мы должны отстать и ими, как мерзостью, гнушаться;

2. об оных грехах жалеть и Бога умилостивлять и духовнику исповедать, от других грехов всячески беречься;

3. прощать ближнему согрешения его, дабы нам самим Бог простил;

4. любовь и милость всякому являть, чтобы самим милости получить;

5. смирять себя;

6. никого не осуждать, не клеветать;

7. Богу молиться всегда, чтобы в напасть вражию не впасть.

Св. Василий Великий говорит: "Не тот исповедует грех свой, кто сказал: согрешил я, и потом остается во грехе, но тот, кто по слову псалма познал грех свой и возненавидел. Какую пользу принесет больному попечение врача, когда страждущий болезнью крепко держится того, что разрушительно для жизни? Так нет никакой пользы от прощения неправд делающему еще неправду и от извинения в распутстве – продолжающему жить распутно...

Премудрый Домостроитель нашей жизни хочет, чтобы живший во грехах и потом дающий обет восстать к здравой жизни положил конец прошедшему и после содеянных грехов сделал некоторое начало, как бы обновившись в жизни через покаяние".

Исповедь должна быть искренней и откровенной!

Те, которые исповедуют помыслы свои отцам духовным, должны исповедоваться со всею искренностью, с сокрушением сердца, как пред Самим Богом, тогда они могут получить милость. Исповедь же, совершаемая с небрежением, не только не приносит пользы, но и служит к осуждению. Грех человека уничтожается исповеданием греха, а самые корни греха истребляются борьбою с греховными помыслами и повторением исповедания, когда помыслы начнут одолевать.

Как зрение своих согрешений, так и сердечное исповедание их есть особенный дар Божий и испрашивается усердною молитвою. Умоляй милосердно Господа, чтоб даровал тебе этот дар – залог спасения, и сам понудись к откровенности: ибо враг рода человеческого ненавидит этого пути и всячески старается воспрепятствовать рабу Божию, желающему стяжать милость Божию частым исповеданием своих грехов. Побеждай ложный срам на земли и не постыдишься на небеси!

1. Какие помыслы необходимо исповедовать и какие не нуждаются в немедленной исповеди

Греховные помыслы и ощущения возникают из падшего нашего естества; но когда греховные помыслы и ощущения начнут постоянно и усиленно приходить, то это служит признаком, что они приносятся врагом нашим, падшим ангелом, или же он понуждает падшее естество наше плодить их особенно. Такие помыслы и ощущения должно исповедовать духовнику так часто и дотоле, доколе они стужают, хотя бы духовник был муж простосердечный, без славы святого. Вера твоя в святое таинство покаяния спасет тебя... Против усиленного и учащенного нападения греховных помыслов и ощущений нет лучшего оружия для новоначального, как исповедь. Исповедь – едва ли не единственное оружие для новоначального во время брани. По крайней мере она – оружие самое сильное и самое действенное. Как можно чаще прибегай к нему во время напасти, нанесенной дьяволом: прибегай к нему, доколе дьявол и нанесенная им напасть не отступят от тебя...

Помыслы, хотя и греховные, но мимоходящие, не усиливающиеся усвоиться душе, не нуждаются в немедленной исповеди. Отвергай их, не внимай им, заглушай их воспоминанием противоположных им евангельских заповедей; упомяни о них в общих словах, отнюдь не принимая бессмысленной заботы исчислить их на исповеди, пред причащением Св. Христовых Тайн: скажи, что ты сверх значительных грехов (которые должно изложить с точностью) согрешил разными помышлениями, словами и делами, в ведении и неведении.

2. При осознании своей греховности надо избегать смущения и отчаяния, которые от бесов

Сознавать себя грешным необходимо для спасения, а засуживать себя и метаться во все стороны от греховности очень вредно. Все неумеренное от бесов, сказал прп. Пимен Великий.

Если случится тебе впасть в какое-либо простительное погрешение делом или словом, именно обеспокоиться какою-либо случайностью, или осудить, или услышать, как осуждают другие, или поспорить о чем, или испытать движение нетерпения, суетливости и подозрения других, или понебречь о чем – то не следует крайне смущаться или скорбеть и отчаиваться, помышляя о том, что ты сделал, тем более прилагать к тому печальные о себе думы, что верно тебе никогда не освободиться от таких слабостей или что сила твоего произволения работать Господу слаба, или что ты не как следует шествуешь путем Божиим – при всяком подобном случае обременяя душу свою тысячами и других страхов, от малодушия и печали.

Ибо отсюда что выходит? То, что ты стыдишься предстать пред Богом с дерзновением, как оказавшийся неверным Ему, напрасно тратишь время на рассматривание, сколько времени пробыл ты в каждом погрешении, сосложился ли с ним и возжелал его или нет, отверг ли помысл или нет и подобное. И чем больше мучишь себя так, тем больше увеличивается в тебе расстройство духа, туга и нехотение исповедоваться. Но и когда пойдешь на исповедь и исповедуешься со смутительным страхом, и после исповеди опять не находишь покоя, ибо тебе кажется, что не все сказал. И живешь ты таким образом жизнью горькою, неспокойною и малоплодною, напрасно тратя много времени. И все это происходит оттого, что мы забываем о своей естественной немощи и выпускаем из виду, как следует душе относиться к Богу, именно, что когда душа впадет в какое-либо простительное и несмертное погрешение, то ей следует со смиренным покаянием уповательно обращаться к Богу, а не томить себя излишней о том печалью, тугою и горечью.

...Мы обращаем здесь речь свою к тем, которые живут духовною жизнью и деятельно ищут преуспеяния в ней, всячески избегая грехов смертных. Для тех же, которые живут не строго, а как случится, не тревожась, если и смертным грехом оскорбят Бога, потребно другое слово. Им надлежит глубоко скорбеть и горько плакать, строго всегда обсуждать свою совесть и исповедовать без жаления себя все грехи свои, и никаких не должны они по нерадению лишать себя средств, необходимых к уврачеванию и спасению их.

Покаяние всегда должно быть воодушевлено и проникнуто крепким упованием на Бога и при легких каждодневных падениях, а тем паче при более тяжких погрешениях, чем обычные, в которые падает иногда и усердный раб Божий, по попущению. Ибо сокрушение покаянное, которое только мучит и грызет сердце, никогда не восставляет души в благонадежное настроение, если не бывает соединяемо с твердым упованием на милосердие и благость Божию. Такое упование непрестанно должно исполнять сердца ревнующих достигнуть высших степеней христианского совершенства. Оно оживляет и приводит в напряжение все силы души и духа.

3. Воспоминание прежних телесных грехов вредно

Тот, кому прощены грехи при таинстве покаяния, обязан не повторять этих грехов и только. Воспоминание прежних телесных грехов очень вредно и воспрещается св. отцами. Тут действуют неверие, недостаток уважения к таинству покаяния, фальшивое понятие о добродетели, обманчивое разгорячение и мечтательность.

4. Об открытии своих грехов кому-либо из близких (не духовнику)

Опять здесь недоверие к святому таинству покаяния, в котором действует всесильный Дух Святой, решительно и вполне изглаживая грехи человеков. Зачем ты считаешь уничтоженное существующим? Не смей прикасаться к великому таинству! Ничтожная пылинка! Не смей пополнять великого таинства, которое имеет свою полноту от Бога и не нуждается в пополнении человеческом. Не повторяй согрешений: вот все, чего требует от тебя Бог и что единственно нужно для твоего спасения. Бойся недоверия, ибо оно умаляет в мыслях человека могущество и благость Божию. Надо очень остерегаться фальшивых мыслей и разгорячения, потому что при них человек, думая делать добро, может наделать много зла и себе, и ближним.

5. О том, что крайне опасно откладывать исповедь грехов своих и оттягивать свое исправление

Ныне время сеяти, искати, просити, толкати в двери милосердия Божия, когда Бог обещал услышати и помогати; и слушает, и помогает. Глаголет бо: во время благоприятно послушах тебе и в день спасения помогах тебе. Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения. Ныне всяк просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзается, – глаголет Христос. Тогда того не будет.

"Я-де при смерти могу покаяться", – отвещает иный? Можешь с таким покаянием и во ад пойти. О, человече, тогда ли хочешь каятися, когда время престает покаяния и наступает время суда и истязания? Тогда ли хочешь к Богу обратитися, когда Бог тебя к ответу зовет? Тогда ли хочешь искать, когда время уже уходит? Бесспорно, что должно и при смерти каяться, и Бога со усердием призывать, яко тогда наипаче подвиг великий души бывает, но до смерти отлагать покаяние есть прелесть ума, нерадение о спасении и кознь дьявола, который таковую мысль в сердце человека влагает и научает закон Божий бесстрашно нарушать, Бога прогневлять и покаяние день ото дня отлагать, чтобы тако человека лестно погубить. Сего ради, когда хочешь блаженно умереть, таков ныне буди, каков быть при смерти желаешь. Рассуждай о мирских вещах: чести, славе, богатстве и роскоши – ныне так, как умирающие рассуждают, которые все тогда оставляют.

6. Согрешивший не должен смущаться, если духовник будет строгим словом врачевать его рану

Кто согрешающего нежит льстивыми ласками, то только более располагает его ко греху и не подавляет преступлений, а питает, но кто строгими советами изобличает и вместе наставляет брата, тот содействует его спасению. Их же аще люблю, – говорит Господь, – обличаю и наказую. Так надлежит и священнику Божию не обманывать льстивыми услугами, но промышлять о спасительных лекарствах. Неискусен тот врач, который слегка только ощупывает напухающие извилины ран: сохраняя заключенный внутри, в глубоких впадинах, яд, он только увеличивает его силу. Надобно открыть рану, рассечь и, очистивши от гноя, приложить к ней сильнейший пластырь. Пусть больной вопиет, пусть кричит, пусть жалуется на нестерпимую боль: он будет благодарить потом, когда почувствует себя здоровым.

Аминь.

[1] Вивекананда – монах-индуист, появился в Парламенте Религий в Чикаго в 1893 г., ставил целью обращение западного мира в индуизм, конкретнее – в учение веданты (мистического индуизма).

[2] Богиню Кали, как одно из самых популярных божеств индуизма, изображают среди необузданного кровопролития и резки, с ожерельем из черепов и отрубленных голов, с гротескно высунутым языком, жаждущим еще крови; в индуистских храмах ее ублажают кровавыми жертвами, убивая козлов.

Библиотека Золотой Корабль.RU