Инспектора ГИБДД Клавдия Мамонтова Катя и полковник Гущин обнаружили в пустом кабинете, в отделе автоинспекции. Мужчина весьма внушительных габаритов, лет тридцати пяти, в бронежилете, надетом, несмотря на прохладную погоду, на одну лишь серую футболку с коротким рукавом, и в «гаишных» штанах – с их нелепыми полосами внизу. Он сидел за столом перед девственно-чистым листом бумаги. Рядом, прислоненный к другому бронежилету, помаргивал планшет, являя на экране знойную загорелую красотку с тугими, как арбузы, сиськами, снятую голышом на фоне изумрудной океанской лагуны и пальм.
По кабинету во множественном числе разлетелись и упали белые самолетики из бумаги.
Я, Клавдий…
Полковник Гущин официально представился. Инспектор ГИБДД встал из-за стола. Он был блондин с короткой стрижкой, с решительными чертами лица, на котором, однако, на данный момент лежала печать глубокой меланхолии. На предплечье из-под короткого рукава неформенной футболки выглядывала какая-то татуировка. Бронежилет сидел на нем как влитой.
Я, Клавдий…
Инспектор взглянул на Катю и нажал кнопку планшета. Красотка с сиськами исчезла из виду.
– Нас интересует дело трехлетней давности о ДТП с участием Виктора Кравцова на Старой дороге. Наезд на женщину с тяжкими телесными, – сказал Гущин, кивая – вольно, пехотинец.
Гущин уселся первым, инспектор не сел до тех пор, пока Катя не устроилась на стуле сбоку от полковника.
– Вы на место той аварии приехали первым, как нам сказали, – словно великую тайну поведала Катя.
– Дело давно прекращено. – Голос у Клавдия Мамонтова был баритон, произношение слов очень четкое.
– Нам сказали, что у вас… Как вас, кстати, по имени-отчеству? – Гущин, видно, запомнил совет начальника полиции Бронниц.
– Клавдий Миронович.
Клавдий Мирон Мамонт…
Катя про себя тут же переназвала его на римский манер. С ума сойти! А ему идет!
– Клавдий Миронович, нам сказали, что у вас свой взгляд на это ДТП. Посоветовали обратиться к вам. Со следователем Ниловым мы уже побеседовали. Дело я заберу в Главк, в управление розыска, – сообщил Гущин, похлопывая ладонью по томам на коленях. – Хотелось бы услышать ваше мнение о происшедшем.
– Мое мнение здесь никто в расчет не принял. Дело прекратили. А что у вас стряслось, в вашем управлении розыска?
– У нас есть веские основания полагать, что Виктор Кравцов убит, – ответил Гущин.
– Надо же, – на меланхоличном лице Клавдия Мамонтова мелькнуло что-то вроде слабого интереса. – А кем?
– Этого мы пока не знаем. Мы и личность убитого еще точно не подтвердили.
Гущин очень сухо и очень скупо рассказал о безголовом трупе в лесу со следами увечий и пыток и изложил данные дактилоскопии.
– Мы приехали выяснить подробности того старого ДТП, – внесла свою лепту и Катя. – Следователь ваш категорически отмел версию виновности Кравцова в аварии, сказал, что потерпевшая – некая Пелопея Кутайсова – сама была во всем виновата, потому что находилась в невменяемом состоянии из-за наркотиков. Он нам рассказал и о странностях в этом деле.
– Странности? Он это теперь так называет? – спросил Клавдий Мамонтов. – Знаете, какой там был наркотик?
– Нет.
– «Ангельская пыль». Фенциклидин. И еще в крови девчонки нашли диазепам. Я ее медкарту смотрел, приличные дозы. Это не какой-то там обычный кокс, это даже не герыч. «Ангельская пыль»… и снотворное. Вы в химии, девушка, разбираетесь?
– Меня зовут Екатерина. И я знаю, что диазепам – это снотворное. Я в курсе также того, что «ангельская пыль» – это весьма дорогостоящий и редкий наркотик. И я знаю, что диазепам порой врачи прописывают наркоманам для купирования ломки.
Катя говорила все это ему, этому задаваке, а она уже с первых его слов поняла, что он такой и есть – задавака. И она поняла сразу еще одну важную вещь: инспектор ГИБДД этим делом действительно интересовался весьма плотно, потому что не полагается вообще-то инспекторам совать нос в медкарты потерпевших и узнавать результаты анализов.
– Не думайте, что весть о смерти Кравцова меня огорчила, – сказал Клавдий Мамонтов. – Он свое наконец получил.
– За что получил? За аварию, в которой был невиновен? – спросил Гущин.
– Никакая это не авария была. То есть внешне, по форме, – да. Он ее переехал. Только это не авария. Я бы назвал – концы в воду, однако это неудачно.
– Что вы хотите этим сказать? – Гущин нахмурился.
– А то, что это Виктор Кравцов похитил Пелопею Кутайсову. А когда она от него вырвалась, сбежала, он пытался ее убить.
Катя ощутила, что по спине вновь пробежал знакомый холодок, как и там, в лесу, у неглубокой могилы.
– А какие у вас есть основания утверждать подобное? – спросил Гущин.
– Основания есть. Доказательств нет. Основания – это то, что я видел своими глазами на дороге той ночью.
– Клавдий, – Катя решила махнуть рукой на отчество и на римский триумвират имен, – расскажите нам, пожалуйста, что вы видели тогда и что произошло. Это очень важно, поверьте. Расскажите нам все, я вас умоляю!
Она даже картинно сжала перед собой ладошки. «Умоляю», видно, произвело на инспектора впечатление. Его, наверное, редко кто-то о чем-то таком «умолял». И он поведал им о том, как 26 июня три года назад он, погруженный в разборку автомобильной аварии, происшедшей на магистральном шоссе в районе эстакады, где по вине третьего водителя столкнулись фура и бензовоз, в начале третьего ночи получил от дежурного сообщение о срочном вызове на девятый километр Старой дороги в районе леса.
…Мамонтов остановил машину ГИБДД на обочине. В свете фар виднелась синяя «Газель». Все в местном отделе были заняты аварией на шоссе – там перекрыли движение, потому что из бензовоза разлился мазут. На шоссе встала пробка, был дикий аврал. И ему пришлось мчаться на девятый километр без напарника.
Было очень тихо. Старая дорога, петлявшая в лесу, делала изгиб у дома лесника, а оттуда вела к дачам и сельским домам Петровского, заканчиваясь тупиком. По этой дороге мало кто ездил.
В придорожной траве стрекотали какие-то твари из мира насекомых. В лесу ухала сова. Клавдий Мамонтов вышел из машины и направился к синему грузовичку.
Под ногами хрустело битое стекло. Он приблизился, обошел «Газель» и увидел, что весь ее капот с правой стороны измазан свежей кровью. Правая фара разбита. Левая чахоточно моргает, словно на последнем издыхании.
Клавдий Мамонтов включил карманный фонарь. Кроме этих жалких источников света, его окружала темнота. Фары патрульной машины упирались «Газели» в кузов, и сюда их свет почти не доходил. Лес застыл вдоль узкой дороги как часовой – настороженный и черный. Пятно света карманного фонаря ползло по асфальту, нащупывая осколки разлетевшегося стекла, выбоины, трещины, металлические фрагменты.
Лужа крови растекалась по асфальту, как море.
А в центре этой кровавой лужи, раскинув руки и ноги, словно чудовищная морская звезда, выброшенная багровым приливом на берег, распласталась совершенно голая женщина.
Молодая…
Клавдий Мамонтов бросился к ней. Ему показалось, что несчастная при последнем издыхании. Левая нога ее была сломана в двух местах, из жутких ран открытых переломов торчали осколки костей. Рваная рана весьма внушительных размеров имелась и на бедре. Из влагалища кровь тоже текла ручьем.
Клавдий Мамонтов рухнул на колени рядом с женщиной, всеми силами стараясь как-то остановить кровотечение. Но у него было лишь две руки, он зажимал рану на бедре, опасаясь, что у несчастной повреждена бедренная артерия. В мгновение ока он сам весь вымазался в крови.
Потерпевшей на вид было не больше двадцати пяти – тоненькая как тростинка, хрупкая. Кожа на лбу и щеке была содрана словно наждаком. В ссадинах – грязь и дорожный гравий, в спутанных волосах – тоже гравий и пыль.
Тело, из которого, как показалось Мамонтову, уже отлетела душа, неожиданно затряслось в агонии. Из влагалища хлынула темная венозная жижа.
И тут где-то сбоку раздались тихие осторожные шаги.
– Кто здесь? – громко спросил Мамонтов.
Нет ответа. Шаги замерли – кто-то остановился, словно прячась за кузов синей «Газели».
– Кто здесь?! – Мамонтов окровавленной рукой расстегнул кобуру табельного пистолета. Он не отпускал потерпевшую, все зажимая ее страшную рану, не поднимался на ноги. Не мог – ему казалось, брось он ее сейчас, эту девчонку, и… все, кровь уже ничем не остановишь.
– Это… сигнал… я сигнал упустил… мобильный. Тут почти не ловит.
Из-за «Газели» в тусклый кружок света единственной фары вышел мужчина – крепкий, широкоплечий, в брезентовой куртке и штанах защитного цвета. Лицо его было белым и каким-то застывшим.
– Вы ее сбили? – резко спросил Мамонтов.
– Нет… то есть да… она сама… она выскочила, как заяц, под самые колеса.
Мужчина был чистым – ни одного пятнышка крови на нем. А вокруг – целая лужа крови.
– Это я вам позвонил… полиции, и «Скорую» я вызвал.
– Еще раз звоните в «Скорую»! – приказал Мамонтов.
Мужчина не трогался с места. Смотрел на тело.
– Она голая, – сказал он.
Девушка захрипела, на ее губах вздулись кровавые пузыри. Явный признак того, что кроме открытых переломов повреждены и внутренние органы – возможно, даже легкие. Мамонтов подсунул ей руку под шею, чтобы она не захлебнулась своей кровью. Он боялся трогать ее, перемещать до приезда «Скорой» – вдруг у нее что-то с позвоночником?
Водитель снова пропал. Исчез из поля зрения.
Внезапно ночь умолкла, все звуки – стрекот и писк в траве, уханье совы, шелест листвы – словно выключили. И фара «Газели» погасла.
Мамонтов и потерпевшая остались в кромешной темноте.
Мамонтов ничего не услышал – он почувствовал, кожу затылка стянуло. Он мгновенно поднялся на ноги, выхватил из кобуры пистолет, обернулся и…
Водитель стоял за его спиной – темная недвижная тень.
Фара «Газели» мигнула и снова на мгновение зажглась.
И в этот миг Мамонтову показалось, что в руках водителя какой-то предмет. Что-то тяжелое.
Фара снова погасла.
– Стой на месте, рыпнешься, убью, стреляю на звук! – сказал Мамонтов.
– Я… да вы что?.. Тут сигнал пропадает то и дело, я же сказал вам.
Фара зажглась. Свет.
В руках водителя уже ничего не было. Только мобильный, который он поднес к уху.
– Она умерла, да? – спросил он.
В тот момент Мамонтову показалось, что в словах водителя нет ни жалости, ни страха, а есть лишь надежда.
Вдали послышалась «сирена» – к месту аварии спешила еще одна полицейская машина, на этот раз ППС. «Скорая» приехала через двадцать минут.
Катя и Гущин выслушали рассказ не перебивая.
– Кравцов зашел мне за спину, когда я пытался оказать пострадавшей первую помощь, – повторил Клавдий Мамонтов. – У него что-то было в руке, я не успел разглядеть – свет погас. Когда я достал оружие, он… понял, что ничего не выйдет.
Гущин помолчал.
– Но это же сам Кравцов вызвал и полицию, и «Скорую» на место аварии? – спросил он.
– Да. Отличный ход. Он думал, что убил ее, когда звонил нам и врачам. Потом надеялся, что она все равно умрет, не доживет до больницы.
– То есть вы хотите сказать, что Кравцов… он кто? Маньяк? Похититель? – спросила Катя.
– Вот и следователь мне такие же вопросы подбрасывал, – кивнул Клавдий Мамонтов. – Он что, маньяк, по-твоему?
– Из вашего рассказа такой вывод сделать нельзя, уж извините, – заметила Катя.
– Вы в интуицию верите?
– Я верю всему, что вы нам рассказали, Клавдий, – ответила Катя. – Мы верим, да, Федор Матвеевич? Но…
– Ладно. Тогда давайте беседовать по новой. – Клавдий Мамонтов встал, выпрямился. – Девушка эта, Пелопея Кутайсова, потеряла память. Сколько я у нее ни спрашивал про Кравцова, она ничего мне сказать не могла. Она его не помнила, как и все остальное, что было до аварии. Кравцов пытался к ней проникнуть в палату, позже, когда ее в Склифосовского перевели. Зачем? Ее родители в одноместную платную поместили, в хирургии. Она там после операции беспомощная вся, проводами опутанная лежала, одна. Хорошо в тот момент к ней брат пришел и сестра – младшие. Кравцов с ними нос к носу столкнулся. Начал что-то врать – мол, пришел узнать о самочувствии, цветы принес. Он и правда для отвода глаз с букетом явился.
– Таким способом порой хотят загладить вину и наладить отношения с потерпевшими, там же суд впереди маячил, – заметила Катя.
– Вы машину Кравцова, «Газель», сами осматривали? – спросил Гущин.
– Да. В кузове я ничего не нашел доказывающее, что он там девушку держал и перевозил.
– Ну вот видите, вы сами…
– Что я мог? Если бы следователь экспертов пригласил и они бы со своим оборудованием кузов осмотрели, возможно, что-то и нашли бы – волосы, ДНК ее. Это надо было просто сделать! Жопу оторвать от стула! – Клавдий Мамонтов ударил кулаком по столу. – А следователь уперся: нет оснований для проверки. Как узнал от врачей, что признаков изнасилования нет, что все увечья – результат наезда, так и уперся, блин… Извините за резкий тон.
– Ничего, бывает, – сказала Катя. – Следователя Уголовно-процессуальный кодекс в действиях ограничивает. Закон.
– А то, что маньяк над нами еще и посмеялся, это в закон тоже вписано?
Над тобой посмеялся, Клавдий Мирон Мамонт…
Катя скромненько потупилась – не надо его сейчас раздражать недоверием.
– Как вы себе все произошедшее представляете? – миролюбиво спросил Гущин.
– Кравцов похитил Пелопею. Перевез ее сюда, в Бронницы, на этой своей колымаге, в кузове, предварительно накачав убойной смесью – «ангельская пыль» плюс снотворное. Снотворное, чтобы не орала, не пыталась сбежать. «Ангельская пыль» действует по-другому: нарик не в отключке, но ничего из того, что он делает и что происходит вокруг, он не помнит. Так было и с ней. Кравцов держал ее в том доме, где он якобы занимался установкой беседки. Там хозяева в отпуске, у него были ключи. Это он девушку раздел догола. Издевался над ней – пусть не насиловал, но делал что-то другое с ней. Она испытала сильнейший шок. Когда действие диазепама ослабло, ей удалось как-то из этого дома удрать. Это ночью произошло. Он кинулся за ней вдогонку на машине. И сбил там, на девятом километре. Думал, что насмерть, поэтому сразу обеспечил себе алиби – позвонил нам и врачам.
Катя слушала внимательно. Просто все. Логики не лишено. Четкая картина, экономящая сразу на всем – на причинах, следствиях и действующих лицах. Пелопея и маньяк Виктор Кравцов. Что следует из этого? Если Кравцов и правда тот, безголовый – что следует из всего сказанного? Кто отомстил маньяку?
– Какая семья у девушки? – уточнил Гущин, его, видно, посетили сходные мысли. – Отец, мать, брат и сестра?
– У родителей какой-то раздрай в то время был. Мать – красавица, каких мало, светская дама. Она прилетела из-за границы только через пять дней. Папаша – энергичный тип, этакий деляга. Брат – ботан. Но о сестре он заботился. Сестренка – тогда еще пацанка, ей всего лет пятнадцать было, – перечислил Клавдий Мамонтов.
– Вы с ними делились своими подозрениями?
– Следователь мне запретил. Сказал, что Кравцов может в суд подать на полицию и ГИБДД за клевету.
– Но вы все же поделились?
– Я намекнул отцу. И с матерью ее коротко побеседовал о той ночи. Она хотела знать, что я видел.
– А дом, где, по-вашему, Кравцов держал девушку? – спросила Катя.
– Следователь даже не стал добиваться ордера на обыск. Сказал, что нет и не может быть никакого дела о похищении – никаких улик. Но я и не настаивал. Это надо было сделать в ту же ночь или наутро. Пока что-то там можно было найти. А Кравцова после разбирательства отпустили домой. Ему ничего не мешало направиться прямиком туда и все там подчистить – ключи же у него, их у него никто не забрал.
– Долго этот дом пустовал? – спросил Гущин.
– Он недостроен, хозяева-дачники туда нечасто наезжают. Работяг нанимают для ремонта.
– Но вы с хозяевами потом говорили?
– Да, – Клавдий Мамонтов кивнул. – Ничего полезного они мне не сообщили.
– То есть там не было кандалов, цепей, чтобы пленников к стенке приковывать, пыточных инструментов? – спросила Катя – не могла сдержаться.
Клавдий Мамонтов метнул в ее сторону взгляд – серая молния.
Ой, сейчас ударит гром – трах-тара-рах!
– Вы неловко язвите.
– Извините, Клавдий. Просто это стереотип.
Вся твоя версия – стереотип. Словно на салазках по накатанной давным-давно триллерами колее. Все просто и логично, но!
Все не стыкуется друг с другом, когда начинаешь разбирать мелочи и детали, вникать в подробности. Внешне все вроде стройно. Внутри – полно противоречий. Вот это и заставило более опытного следователя Нилова отмахнуться от этой версии. А вовсе не его профессиональный пофигизм. Так кому верить? Следователю или Клавдию Мамонтову, явившемуся на место аварии первым?
Никому.
Пока никому.
– ГИБДД и эксперты проводили автотехнические экспертизы, – сказал Гущин. – Все сошлись во мнении, что это наезд, в котором нет вины Кравцова – из-за форс-мажора, из-за действий самой потерпевшей.
– Они замеряли и изучали тормозной путь, читали заключение, что у нее в крови ангельская пыль, слушали показания самого Кравцова. Я сам водитель, я все виды транспорта вожу, даже БМП. Что я, не знаю, как это делается, что ли? Что надо говорить, чтобы отмазаться? – Клавдий Мамонтов обращался к Кате. – Самое главное – девчонка потеряла память. Она не могла вспомнить, что Кравцов с ней вытворял.
– Откуда он мог ее похитить? Из дома на Новой Риге? – спросил Гущин.
– Не знаю. Я выяснил лишь, что там, в их особняке, она в то время не жила. Я говорю – там полыхал какой-то большой семейный раздрай между папашей и мамашей. Пелопея жила в их квартире на Патриарших. Я пытался выяснить обстоятельства последних дней перед аварией, но мне не удалось узнать ничего конкретного.
– А жизнью самого Виктора Кравцова вы интересовались?
– Да. Это классический случай – примерный семьянин. Жена, двое маленьких пацанов. Дом-работа-дом. Маленькая строительная лавочка на рынке на Калужском шоссе – стройматериалы, сетка рабица и разные финтифлюшки для сада-огорода.
– Финтифлюшки? – спросила Катя.
– Декоративные беседки. Еще разная дрянь типа телег-колымаг на колесах для патио. Мужик-симпатяга этот Кравцов был. Рыжий и улыбчивый. А меня там, на той темной дороге, он хотел прибить камнем по голове, когда понял, что не задавил Пелопею насмерть. Произошло настоящее чудо, и она осталась жива. И чудо-расчудесное для него, что она все, все, все враз позабыла.