Глава 10

Подвыпивший Саймон был настроен вполне дружелюбно и совсем не напоминал того разгневанного мужчину, который недавно скандальным образом покинул эту комнату. Внешний вид его также претерпел большие изменения. За время своего отсутствия Уэскотт ухитрился где-то потерять сюртук и жилет. Рубашка навыпуск была наполовину расстегнута, а измятый галстук он небрежно обмотал вокруг шеи. Но такой беспорядок в одежде был Саймону даже к лицу, придавая ему удалой вид не то пирата, не то принца, вернувшегося из долгих странствий.

Его рыжевато-коричневые волосы торчали во все стороны. Катриона поджала губы.

Уэскотт весело взмахнул бутылкой:

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я разок-другой угостил парней там внизу? Понятное дело, завтра тебе надо будет расплатиться с хозяином. — Саймон с таинственным видом приложил палец к губам, словно собирался открыть великую тайну, и прошептал: — В моем-то кошельке совсем пусто, а в долг мне уже не дают.

— Так ведь ты пошел принести что-нибудь на ужин.

— Я и принес. Вот он, твой ужин, — откликнулся Саймон, бросая Катрионе свою добычу.

Катриона с трудом поймала колбасу, совершенно не понимая, что с ней делать. Колбаса имела в длину добрых десять дюймов, а в толщину дюйма три. Такой ужин как минимум не вызывал у нее никакого аппетита, зато производил пугающее Впечатление. Катриона даже подумала, что такой батон колбасы вполне можно было использовать как хорошую дубинку для самозащиты на случай появления незваного гостя у нее в комнате. Даже тяжести его удара по голове хватило бы, чтобы злоумышленник упал без чувств.

— А это мой ужин, — заключил Саймон, поднося ко рту бутылку виски и делая большой глоток янтарного напитка.

— Я смотрю, ужин у тебя сегодня получился просто роскошный, — язвительно заметила Катриона.

Словно желая подтвердить такую оценку, Саймон решительно шагнул к кровати, но тут же резко качнулся вправо.

Он недоуменно поморщился:

— Это я не устоял, или каюту клонит на правый борт? Отшвырнув колбасу, Катриона быстро вскочила и подбежала к пьяному Саймону. Она обхватила его рукой за спину и подставила плечо, чтобы он не упал.

Повисший на ней всей своей тяжестью Уэскотт зарылся лицом в ее распущенные волосы и глубоко вздохнул:

— Ни разу не встречал такого смазливого юнгу.

— Да, усов у меня отродясь не было, — сухо бросила Катриона, вызволяя бутылку виски из руки Саймона.

Она поставила бутылку на стол и потащила мужа к кровати, подталкивая и дергая его за руки. Уэскотт уткнулся носом в ее шею ниже затылка, и тут же послышалось его безмятежное пьяное сопение.

Когда, наконец, Катриона резким движением сбросила на кровать практически уснувшего на ее плече Саймона, у нее появилось чувство, будто она тоже опьянела.

Но не успела она отойти от кровати, как Уэскотт крепко ухватил ее за руку и рывком повалил на себя. Прямо перед глазами Катрионы оказались золотистые волоски отрастающей на мужском подбородке щетины.

— Корабль вращается, — важным тоном произнес Саймон. — Беги к капитану и скажи, что мы попали в водоворот.

— Это не корабль вращается, а твоя дурная голова. Закрой глаза, и никакого вращения не будет.

Уэскотт послушался.

— Мм… твоя правда. Вот так мне и впрямь получше. Катриона оказалась права и в другом. На этой узкой кровати двое не могли разместиться, если лежать бок о бок. Зато лежать на Саймоне было вполне комфортно. Она могла вытянуться во весь рост, ее раскинутые в стороны ноги обхватывали бедра Саймона, а грудь мягко улеглась на мускулистом торсе.

Когда Уэскотт обхватил ее за талию, первой мыслью Катрионы было высвободиться. Но он не предпринимал больше никаких попыток к ее соблазнению. Казалось, он был вполне доволен уже тем, что держит ее в своих объятиях. Катриона немного помедлила в нерешительности, а затем осторожно улеглась щекой на грудь Саймона. Непривычное ощущение от близости мужского тела доставляло ей наслаждение. Особенно Катриону волновало, что она находится в объятиях героя ее девичьих мечтаний.

— Помню, в детстве, — пробормотал полусонный Уэскотт, лениво выводя рукой, круги на пояснице Катрионы, — мать часто говорила мне, что моя кровать — это большой корабль, а ночь — это море. И обещала, что как только я закрою глаза, сразу уплыву в волшебное путешествие.

Катриона приподняла голову и внимательно посмотрела в лицо Саймона. На его губах играла едва заметная улыбка, но глаза оставались закрытыми.

Она понимала, что Уэскотт основательно пьян и с ее стороны некрасиво пользоваться этим. Но не будет большого вреда, если она вовлечет его в разговор, о котором он вряд ли будет помнить на следующий день.

— А какая она была, твоя мать? — тихо спросила Катриона.

Саймон вздохнул.

— Добрая и красивая, с грешными устремлениями и щедрым сердцем. Разумеется, у нее было несколько любовников. Наверное, всегда часть мужчин будет воспринимать танцовщиц как обычных проституток. К сожалению, так думал и мой отец. Но он недооценивал мать. Она была не только красивая, но и умная женщина. Во всяком случае, у нее хватило сообразительности составить у стряпчего завещание, в котором явно упоминалось некое кольцо с печаткой. А колечко это мой папаша подарил ей в порыве любовного увлечения. Естественно, после смерти матери ему ничего не оставалось, как признать свое отцовство.

— От чего она умерла?

Саймон пожал плечами, все так же, не открывая глаз:

— Хронический кашель. Ужасная погода в ту роковую ночь. Не было даже денег, чтобы вызвать доктора. Словом, все элементы, которые классическую комедию превратили в трагедию.

— Тебе было, наверное, ужасно плохо без нее? Он кивнул.

— Несмотря ни на что, она была хорошей матерью. В ее постели побывало много мужчин, однако я всегда ощущал, что главной любовью ее жизни был именно я. — На губах Саймона появилась по-детски непосредственная улыбка. — Мне кажется, я унаследовал от нее увлечение любовью.

Некоторое время Катриона обдумывала сказанное Уэскоттом.

— Как думаешь, в объятиях мужчин она искала любовные утехи… или же настоящую любовь?

Саймон открыл глаза, и Катриона увидела, что в его сонном взгляде нет ни малейшего намека на насмешку.

— А разве это не одно и то же?

— Если очень повезет, то да, — прошептала Катриона, слишком поздно сообразив, что их губы совсем близко.

Большая и теплая ладонь Саймона скользнула по ее волосам и нежно коснулась шеи. Катриона в ожидании закрыла глаза. Уэскотт прижал ее голову к себе, так что их губы соприкоснулись. Язык Саймона принялся ласково играть с губами Катрионы, не торопясь сразу раскрыть их и преодолеть все запреты. Этот поцелуй имел вкус виски и порочности, а также всех других загадочных удовольствий, которые могут дать друг другу мужчина и женщина, оказавшиеся наедине под покровом ночи.

Успокоив свои сомнения тем, что на следующий день Уэскотт даже не вспомнит ничего, Катриона ответила на его поцелуй, не сдерживая себя и полностью удовлетворяя давнее желание. В эту минуту ей было все равно, ищет ли Саймон любовных утех, настоящей любви или это всего лишь мимолетное возбуждение мужчины, который держит женщину в своих объятиях.

Совершенно не думая, как выглядит со стороны, она прижалась всем телом, решительно наваливаясь уже не только на бедра Уэскотта, но и на упругий выступ мужской плоти, обтянутый гладкой тканью брюк. Саймон громко застонал и стал выгибаться всем телом, постепенно заставляя Катриону двигаться в таком же ритме, что и непрекращающееся, сладостное скольжение его языка у нее во рту. Эти волнующие движения вызвали в ней трепет восторга, наполняющего сладостью каждую клеточку ее тела. Накрахмаленная льняная ночная рубашка Катрионы и мягкие замшевые брюки Саймона только усиливали восхитительные удовольствия этих движений страсти мужского и женского тела.

Кровать превратилась в большой корабль, ночь — в море, а Саймон стал волшебником. Повинуясь его колдовским чарам, Катриона отдалась вихрю страсти, уносящему ее в бездну неизведанных и манящих ощущений.

Волны удовольствия становились все сильнее и сильнее, долгожданный восторг наполнил все ее существо. Но тут Катриона услышала душераздирающий стон и готова была поклясться, что это был ее стон. За ним последовали ритмичные глухие удары, от которых затряслась вся стенка возле кровати, а дальше вновь донесся пронзительный крик. Эти непонятные звуки так напугали ее, что по коже пробежали мурашки.

Все еще обхватывая Саймона ногами, Катриона приподнялась на колени. От испуга весь пыл ее желаний погас, словно Катриону с ног до головы окатили ледяной водой.

— Господи, что это такое? Может быть, кого-то убивают? Наверное, надо позвать хозяина гостиницы?

— Если считать преступлением доведение до экстаза.

Обхватив бедра переполошившейся Катрионы и не давая ей подняться с кровати, Саймон уселся на постели и прижал ухо к стене.

— Если не ошибаюсь, там развлекаются наши пылкие знакомые по кузнице?

— Откуда ты знаешь? Уэскотт кивнул на стенку:

— А ты послушай.

Катрионе даже не пришлось прикладывать ухо к стене, из-за которой доносились страстные восклицания «о, Бесс!» и «ах, Джем!».

— Черт возьми, — помрачнел Саймон, — мы же и глаз не сомкнем, если всю ночь напролет они будут так шуметь.

Но на деле оказалось, что его прогноз «всю ночь напролет» не оправдался. Уже через несколько секунд Джем заревел, словно разъяренный бык. Спустя мгновение Бесс взяла такую высокую ноту, что ей могла бы позавидовать оперная певица. И за стенкой воцарилась блаженная тишина. Судя по всему, новобрачные одновременно вознеслись на седьмое небо.

Но не успели Саймон и Катриона облегченно вздохнуть, как глухие удары и стоны возобновились с новой силой.

Раздосадованный Уэскотт повадился на кровать:

— Опять двадцать пять!

Катриона сокрушенно покачала головой:

— Даже не верится, какие здесь тонкие перегородки. — Неожиданно ее поразила другая, более страшная догадка. — Так если бы и мы… получается, что и они там…

Он кивнул, изучающе рассматривая Катриону из-под длинных ресниц.

— Да, они слышали бы каждый наш стон и каждый вздох. Каждый звук, когда ты выкрикивала бы мое имя и просила меня…

Катриона быстро закрыла ему рот ладонью.

— Откуда ты взял, что это я стала бы тебя о чем-то просить?

Прикрытый рукой Катрионы рот Уэскотта растянулся в улыбке. Неожиданно и ловко Саймон перекатился на кровати, так что положение новобрачных переменилось, и теперь Катриона ощутила на себе тяжесть его крепкого мускулистого тела. Он соединил свои пальцы с ее пальцами и прижал ее руки к постели.

— Удели мне всего лишь десять минут своего времени, и я покажу тебе.

Изумрудный блеск смотревших на нее глаз Саймона и тяжесть его твердых бедер, уверенно расположившихся между ног, отнимали у Катрионы последние силы. Она вновь напомнила себе, что Уэскотт пьян. Будь он трезв, ему не пришло бы в голову вести себя подобным образом, и он ушел бы от нее, даже не оглянувшись.

— Как ты недавно сам мне напомнил, — спокойно ответила она, — тебя наняли, чтобы ты стал мне мужем. Но не для постельных удовольствий.

Глаза Уэскотта потемнели, словно предупреждая Катриону, что в ее положении лучше будет его не провоцировать. Ему бы не составило труда одной рукой удерживать ее, а другой расстегнуть брюки и задрать подол ночной рубашки, устраняя последние помехи своим намерениям. В глубине души Катрионе было стыдно перед самой собой, так как тайная греховная частичка ее натуры почти мечтала о подобном повороте событий. Саймону даже не пришлось бы применять насилие. Несколько искусных прикосновений умелых рук, и Катриона сама быстро вошла бы в роль оперной певицы, да так, что пронзительные вопли Бесс из соседней комнаты показались бы лишь сварливыми выкриками рыбной торговки у пристани.

— Конечно, ты права, — после паузы согласился Уэскотт. Он отпустил ее руки и откатился на бок. Опершись на локоть, Саймон стал изучающе рассматривать лежащую рядом жену. — Если же учесть, что оплаты ни за одну из этих работ я не получу, мне, пожалуй, ни к чему усердствовать, пока меня не просят об этом.

Катриона поспешно отодвинулась, боясь выдать, как сильно ей в эту минуту хочется близости с ним. Нет, лучше уж провести эту мучительную ночь, сидя на стуле, укрывшись пледом, и слушать, как за стенкой Джем и Бесс шумно проявляют свои нескончаемые любовные страсти. Однако встать с кровати Катрионе помешал Уэскотт, крепко обхвативший ее за талию. Он притянул жену к себе и прижал спиной к своей груди.

— Спокойной ночи, миссис Уэскотт, — шепнул Саймон, наклоняясь к волосам Катрионы. — Надеюсь явиться тебе во сне.

Не найдя в себе сил воспротивиться такому соблазну, Катриона расслабленно успокоилась в теплом уютном изгибе мужского тела. Довольно быстро она обнаружила, что все-таки ошибалась насчет размеров кровати. Двоим, вполне хватало места на ней, нужно было лишь тесно прижаться друг к другу, соединяясь, словно пара соседних ложек в кухонном ящике. Ощущение возбужденного тела Саймона, плотно вжимающегося в нее, было по-прежнему очень приятным и волнующим. В соседней комнате все так же упражнялись в плотских утехах Джем и Бесс, и от их нескончаемой возни и вскриков возникали мысли, будто за стенкой происходит случка каких-то животных. Но постепенно главным чувством Катрионы стало неизъяснимое блаженство в объятиях Саймона. Удовольствие от этого чувства позволило ей забыть о недавнем, нервном напряжении и провалиться в сон. В сон, где ее ждала совсем другая встреча с ним.

Наутро Саймон проснулся от сильной головной боли. В кровати он был один. Похмельное пробуждение и связанные с ним мучения обычно переносились легче, если после пьяного разгула ничье постороннее, пусть и женское, тело не стесняло его свободы в постели. Такой финал ночных отношений позволял обойтись без фальшивых прощальных поцелуев и надутых губ дамочки, выпрашивающей продолжения их отношений, глупых обещаний, к которым он был решительно не расположен. Однако в этот раз пустота в кровати вызвала в Уэскотте непривычное чувство, словно у него украли что-то ценное. В то же время винить себя в этой пропаже он не мог.

Саймон свесил ноги с кровати и с трудом открыл глаза. Яркий солнечный свет больно резанул его, вызвав громкий стон. Обхватив руками гудящие виски, Уэскотт торопливо прикрыл глаза и несколько минут не решался сделать вторую попытку. Затем он осторожно попытался вновь познакомиться с окружающей обстановкой. Лучи солнца, проникающие через восточное окно спальни-мансарды, сверкнули на откупоренной бутылке виски на столе. Напитка в ней было лишь на донышке, что и объясняло, почему так раскалывается голова. Но почему никого нет рядом?

Саймон огляделся. В одежде многого не хватало, все было несвежее и измятое, но, по крайней мере, рубашка, брюки и даже башмаки были при нем. Он стал осматривать постель, опасаясь найти там нежелательные следы случившегося ночью. Все простыни перекручены и сильно помяты, но ничего похожего на пятна засохшей крови не обнаружилось. Не было и характерного мускусного запаха половых выделений.

Закрыв лицо ладонями, Уэскотт стал воспроизводить в памяти отрывочные картины прошлого вечера и ночи. Обычно алкоголь опустошал его память, недавние события представали неясными и сомнительными. Сегодня и в этом отношении все было иначе. Всплывающие сцены казались светлыми и радостными, как будто в голове звучала любимая песня, знакомая до последнего слова и незабываемая. Вот Катриона в его объятиях, рядом с ним, лежит сверху, а потом и под ним.

Затем всплыл и момент непреодолимого влечения к ней, когда от изнасилования его отделяли какие-то секунды. Слишком часто в его прошлой жизни за таким влечением следовал настоящий взрыв бесконтрольного насилия.

Но в этот раз угроза насилия висела не просто над какой-то женщиной, а над его законной женой.

Саймон поднял голову, долго моргал, привыкая к свету, затем снова внимательно осмотрел комнату. Пусто было не только в постели, где он провел ночь.

Из комнаты куда-то исчезли все вещи Катрионы и любые следы ее пребывания здесь.

Загрузка...