Грешные клятвы

Глава 22

Чай как искусство соблазна

Моник

Лэй развернулся ко мне, поднял руки и коснулся моей головы, мягко перебирая короткие волоски.

— Волосы снова отрастают, — заметил он.

— Ага.

В его глазах промелькнула озорная искра.

— Хочешь, я снова побрею тебе голову?

Я фыркнула:

— Почему это прозвучало так... чертовски пошло?

— Потому что стоит мне только представить, как я брею тебе голову, член у меня в штанах уже начинает вставать.

— Ты ебанутый извращенец.

— А ты — причина моего сумасшествия.

— Нет уж.

Он провел ладонями по моей голове. От его прикосновений у меня побежали мурашки.

Он начал вырисовывать на коже нежные круги.

— Ты собираешься отращивать волосы или оставишь голову гладкой?

Я прикусила губу, внизу уже начинало тянуть от желания.

— Я думала отрастить.

— Интересно.

— Почему?

— Интересно, как ты будешь выглядеть, — пробормотал он, не отрываясь от моих волос.

— Тебе нравится, когда я лысая?

Он снова посмотрел прямо в глаза — взгляд теплый, обволакивающий.

— Мне нравишься ты. С волосами или без, вообще по херу. Главное, чтобы ты была рядом.

Сердце ухнуло куда-то вниз, грудь наполнилась жаром.

Я сглотнула.

— Расскажи еще про чайную церемонию.

— Если он и правда хочет представить тебя Востоку по всем традициям, то ему понадобятся новый Хозяин Горы и Заместитель. Старое и новое. Мой отец за равновесие. Он всегда за равновесие.

— Поняла.

— Дальше тебе нужно подумать о подготовке, — прошептал Лэй, и его ладонь ласково скользнула по моей щеке. Пальцы выводили на коже тонкие, почти неощутимые узоры.

— Завтра утром ты пойдешь на кухню. Шеф-повар даст тебе кучу мисок с отборными сухими листьями. Их собрали в саду моей матери.

От его взгляда — теплого, наполненного нежностью и чем-то куда более глубоким, мое дыхание сбилось, а сердце забилось как бешеное.

Я заставила себя не поддаваться прикосновениям и сосредоточиться на разговоре.

— Ладно. А потом?

— Потом ты проведешь с поваром примерно час, перебирая листья. Будешь выбирать те, у которых аромат и качество подойдут под завтрашний смысл. Потому что каждый лист — это символ нового начала.

Вот дерьмо. Это все слишком серьезно. Теперь понятно, почему нельзя было просто взять и провести все сегодня.

Это тебе не пакетик чая в кипяток кинуть.

Я мысленно отметила каждую деталь.

— Когда выберешь листья, — продолжил Лэй, — ты будешь заваривать их в чайнике моей матери. Судя по тому, что я только что видел на кухне, это тот самый чайник, из которого она впервые пила чай здесь, на Востоке.

Я распахнула глаза:

— Ты видел сервиз?

— Видел. И помню не только фотографии с того момента, но и все картины, что отец написал с ним. Одна висит в Большом зале дворца.

— Я хочу увидеть ее сегодня ночью.

— Сходим, — пообещал он и провел пальцем по моим губам, очерчивая их контур медленным, чувственным движением. — Потом ты положишь листья в чайник и доведешь воду до идеальной температуры — не настолько горячей, чтобы обжечь тонкие листья, но и не слишком прохладной, чтобы вкус остался спящим.

— Хорошо.

— Вода должна быть чистой, прозрачной. Когда все будет готово, шеф подаст сигнал, и на кухню придут дворцовые жрецы.

— Жрецы? — переспросила я, удивленно приподняв бровь.

Он усмехнулся:

— Ага. Если ты до сих пор не поняла, Восток не признает простоту. Здесь все должно быть пышно, пафосно и с размахом.

— Ладно. Значит, жрецы приносят воду... и, полагаю, читают над ней молитвы?

— Естественно. Вот теперь ты начинаешь понимать Восток.

— И начинаю понимать, почему Лео не мог провернуть все это сегодня. Вообще никак.

— Времени бы просто не хватило. Я бы там стоял с мечом и сносил головы всем подряд. Даже жрецам, — спокойно сказал он.

Я нахмурилась:

— Лэй.

— Я просто говорю, кто я есть. И как хорошо отец меня знает.

— Ладно.

— Когда вода закипит, ты нальешь немного в чайник, чтобы «разбудить» листья. Этот момент символизирует пробуждение чувств и открытие сердца.

— А кто мне будет помогать?

— Никто. Но за всем будут наблюдать фотографы и щелкать затворами.

— А ты, Лео и все остальные гости где будете?

— В обеденном зале, за столом, — ответил он с усмешкой. — Будем изо всех сил стараться не поубивать друг друга на глазах у камер.

— Даже твои тети не будут со мной на кухне?

— Только ты, шеф и жрецы.

У меня внутри все сжалось от напряжения.

— Ладно...

— А потом ты вынесешь все к столу.

— Я не должна налить чай прямо на кухне?

— Нет.

— Почему?

— Первый налив — это очищающий ритуал. Он важен и для листьев, и для самого чайника. Ты будешь медленно кружить воду, позволяя листьям выпустить свою горечь, — Лэй перестал касаться моих губ и улыбнулся себе под нос. — Моя мать считала, что этот этап символизирует избавление от старых обид и недопониманий. Это как... стереть прошлое, чтобы настоящая суть чая могла раскрыться.

— А кто придумал эту чайную церемонию?

— Моя мать.

— Ну, теперь все встало на свои места.

— Прекрасно, — он провел руками по моей шее, потом скользнул вниз по плечам и начал нежно ласкать запястье. — Когда чайник будет полон, ты накроешь его крышкой и дашь чаю настояться.

— И я иду спокойно сажусь и кайфую?

Он усмехнулся:

— Не-а. Потом ты выходишь к гостям и толкаешь речь.

— Бля, только не речь. И еще перед всеми этими камерами?!

— Ты только что выступала перед камерами.

— Да, но это было другое.

— Кстати, это мой отец тебе сказал выступать?

— Ну… когда он увидел камеры, он, скажем так, немного удивился…

— Уверен, он был просто «в шоке», — Лэй закатил глаза. — Спорим, это он сам и вызвал прессу.

— Ну… он сказал, что, возможно, будет правильно выразить соболезнования репортерам, но только если я сама этого захочу… если почувствую, что должна. И еще… он добавил, что по остальным вопросам я могу говорить то, что подскажет сердце. И если у меня доброе сердце, то я скажу правильные вещи.

— Еще одно испытание.

Я заморгала.

— Сука. Ты серьезно?

— Меня сразу насторожило, что камер уже так много, и как быстро подъехали остальные.

— Но… он же не знал, что он… что он умрет…

— Что? Похитить тебя? Да сто процентов у него был такой план. Но он мог провернуть это только тогда, когда я окажусь рядом. Это был единственный способ выбраться с Востока и одновременно выставить нас с тобой перед камерами.

Я резко села, шокированная:

— Подожди… Он знал, что мы будем говорить на камеру?

— Он надеялся на это. Это было испытание для нас обоих.

— Еще одно, — пробормотала я.

— Весь сегодняшний день был сплошной чередой проверок. Он хотел убедиться, что мы действительно справимся… что принесем Востоку благо, когда его не станет.

— А ты как думаешь? Мы справились?

Он приподнял брови:

— А это важно?

Мне стало немного неловко. Я нахмурилась:

— Это плохо, хотеть, чтобы нас одобрили? Чтобы мы… сдали этот чертов тест?

— Нет. Всю свою жизнь, когда дело касалось испытаний отца, я всегда хотел их пройти, — Лэй медленно провел пальцами по внутренней стороне моего запястья. — Что вообще в нем такого, что всем хочется ему угодить?

— Я хотела, чтобы моя речь понравилась и тебе тоже.

— Она понравилась, — он поднял глаза и посмотрел прямо в меня. — Больше, чем ты можешь представить. Когда я увидел, как ты говоришь с репортерами… у меня все внутри перевернулось. Сначала я увидел маму. А потом… когда шок немного отпустил… я увидел свою будущую жену. И… мать моих детей.

Все тело пронзило электричеством. Я замерла. Глаза распахнулись, рот приоткрылся, я просто не могла поверить, что он это действительно сказал.

— Так… Тебе интересно, прошли ли мы тесты моего отца, я знаю, что прошли. Уверен в этом. Но, знаешь, даже если бы нет… мне плевать. Главное — ты в моей жизни.

— Я тоже рада, что ты в моей, Лэй, — я снова легла рядом, но теперь положила голову ему на грудь, заставив его перевернуться на спину.

Он обнял меня за талию.

— После твоей речи на чайной церемонии…

Я застонала от раздражения.

Он рассмеялся:

— Придется подождать. Мама говорила, что процесс заваривания — это метафора. Терпение и раскрытие истинной сути со временем. Момент тихого размышления, когда чай впитывает суть листьев и превращается в янтарную жидкость.

— У нее были глубокие мысли, — я посмотрела на него.

— Она хотела стать поэтессой, но…

— Но что?

— В итоге она стала Хозяйкой Горы… — тихо продолжил он. — Отец не дал ей времени ни на что, кроме Востока и воспитания меня с сестрой.

Он посмотрел на меня сверху вниз, взгляд мягкий:

— А у тебя будет время на все, что ты захочешь.

— Черт подери, еще бы, — я выдала нервную улыбку. — А после заваривания что?

— Будешь разливать чай. И, скорее всего, мои тетки начнут приставать к тебе с этим с самого утра. Заставят тренироваться снова и снова.

— Зачем?

— Это называется «Отрепетированная грация». Суть в том, чтобы наливать чай с подчеркнутым изяществом, но выглядеть при этом покорно. Движение идет под странным углом, и это жутко неудобно.

Я вообще ничего не поняла, но мысленно записала еще один пункт в свой список.

— Чай ты будешь наливать в маленькие изящные чашечки… И суть в том, что каждая должна быть наполнена не просто чаем, а вниманием, заботой, намерением, — сказал он.

Черт. Да я бы просто заварила чай, и все, вопрос закрыт.

Я шумно выдохнула.

Добро пожаловать на Восток, правда ведь.

— Но вот что самое важное, — продолжил Лэй. — Первую чашку ты подаешь мужчине, которого любишь. Двумя руками. В знак уважения и смирения.

— Поэтому ты знал, что отец ожидал твоего присутствия на церемонии? — спросила я.

— Он знал, что я бы не позволил церемонии пройти без меня. Первая чашка чая — моя. И ничья больше, — в его глазах мелькнула яростная собственническая искра. — Любой, кто посмеет ее взять…

— Что?

— Я отрублю ему руку.

— Лэй, ну ты сейчас перегибаешь, — нахмурилась я.

— Ничего я не перегибаю.

— Мне не нравится, когда из-за меня начинается какая-то жестокость…

— Тогда тебе не стоило давать мне свою киску.

Я смерила его мрачным взглядом.

— Вернемся к чаю, — подмигнул он. — Когда ты принесешь мне мою чашку…

— Боже мой…

— Наши взгляды встретятся, — продолжил Лэй.

Я вспыхнула.

— И… между нами произойдет безмолвный обмен.

— А что скажут твои глаза?

— По идее, мы должны думать о преданности и нашей связи… но я буду думать о том, как сорвать с тебя одежду и вылизать тебя между твоих бедер, как только церемония закончится.

— Не вздумай. Я же это все прочту в твоих глазах и уроню чай.

— Придется держать чашку покрепче, потому что, похоже, я конкретно подсел на твою киску.

Я рассмеялась:

— Нет, ты просто сумасшедший.

— Неважно. Подать первую чашку — это символический жест. Ты словно предлагаешь себя мне. Это про доверие и связь между нами. И все это запишут камеры.

— Моя первая чашка чая на Востоке…

— Я приму чашку с кивком благодарности — как признание твоих стараний и той любви, которую ты вложила в каждый шаг, — произнес он с мягкой улыбкой.

Я расплылась в ухмылке:

— Вот именно. Так и делай.

— Потом я поднесу чашку к губам, вдохну аромат чая… и сделаю глоток, — он чуть прищурился. — И если вкус будет мне по душе…

Я нахмурилась:

— Лучше бы тебе понравилось.

— Посмотрим, — поддразнил он.

Я легонько хлопнула его по твердой груди:

— Я с тобой не шучу, Лэй.

Он рассмеялся:

— Когда я покажу, что доволен, тогда ты сможешь раздать чай остальным… неважным гостям.

Я приподняла бровь:

— Значит, дальше я должна подать чай Великому Хозяину Горы?

Он закатил глаза:

— Да.

— Потом — дяде Сонгу?

— Только если не хочешь, чтобы Чен затаил на тебя обиду на весь год.

— Значит, сначала ты…

— Я всегда первый.

— Хорошо, Лэй, мы поняли. Первая чашка — твоя.

— Черт возьми, вот именно.

Я рассмеялась:

— Потом — твоему отцу.

— Да. Если я его к тому моменту не прикончу.

— Лэй, это не смешно.

Он закатил глаза и тяжело выдохнул:

— Ладно. Да. Отец — второй.

— Потом Чен.

Лэй кивнул:

— Это даст ему почувствовать уважение.

— Затем — дядя Сонг.

— Да.

— А из теток кто первая?

— Тетя Сьюзи. У нее выше ранг и она старшая.

— Она сегодня твоего отца поставила на место.

— Она его всегда ставит на место.

— Ты не будешь драться с отцом завтра?

— Для тебя чайная церемония имеет значение. Это будет, скажем так, полудостоверное представление тебя Востоку.

— А что тогда считается официальным?

— Небольшой прием с важными семьями и чиновниками. Конечно, на нем тоже будет пресса.

— Столько традиций и обрядов…

— Очень много.

Я снова вернулась мыслями к церемонии. Это словно изысканный танец, в котором каждый шаг наполнен смыслом и поэзией. Подготовка чайных листьев, аккуратный нагрев воды, очищение, почти священное, и терпеливое заваривание… Все это словно говорило о чем-то большем. О жизни. О близости. Об умении ждать и видеть суть.

Даже сам жест, налить чай и подать его, был своего рода молчаливым диалогом. Способом выразить чувства, которые не в силах передать ни одно слово.

Я снова посмотрела на него и подняла руку, чтобы коснуться его волос.

— То есть… ни чая, ни пресс-конференции сегодня не было?

— Только мой отец и его очередные проверки и интриги. Даже если ты думаешь, что понял его намерения, ты все равно ничего не понял. Он всегда на три шага впереди, всегда ведет какую-то игру, в которой вообще невозможно разобраться.

У меня внутри сжался тревожный узел.

Лэй продолжил:

— Он испытывает тебя. Нас. Каждое его действие — просчитано. Каждое слово — с умыслом. Чайная церемония, изменения в «Цветке лотоса», даже то, как он сегодня одобрил твои ответы… За всем этим стоит нечто большее.

— Все это меня дико напрягает.

— Мы справимся. Главное, доверять друг другу и всегда держать друг друга в курсе.

— Хорошо.

Он посмотрел на меня с легкой грустью и сказал:

— Знаешь… то, что я сейчас сказал, наверняка именно это он и хотел, чтобы я тебе сказал.

— Он хочет, чтобы мы доверяли друг другу?

— Да. И, думаю, он специально хотел, чтобы я объяснил тебе суть чайной церемонии. А для этого тебе пришлось бы сначала убедить меня вообще ее провести.

— Очередной тест?

— Сможешь ли ты заставить меня подчиниться… именно это он хотел узнать, — сказал Лэй.

— И каков ответ?

— Еще бы, — с усмешкой произнес он. — Ты можешь заставить меня делать все, что захочешь.

В его легком тоне было что-то успокаивающее, и напряжение внутри меня немного отпустило, я даже улыбнулась.

— Я сделаю, как ты скажешь, — добавил он, притянув меня к себе. — Пока это разумно.

— Постараюсь быть разумной.

— Посмотрим, — пробормотал он и неожиданно перевернул меня на спину, зависнув надо мной.

Я ахнула и посмотрела на него снизу вверх.

— Скажи Бэнксу, чтобы он привез твоих сестер после церемонии, когда репортеры уже покинут территорию. Я хочу, чтобы их первый визит домой прошел спокойно.

Меня тронуло, как он заботится о моих сестрах. Голос стал мягким:

— Я тоже хочу, чтобы их встреча с домом была мирной.

— Хорошо, — пробормотал он, глядя на меня глазами, полными скрытых смыслов. — Черт, я так по уши в тебя влюбляюсь, что сам не могу это переварить.

Меня будто током прошибло:

— Я тоже.

Он медленно, с какой-то намеренной нежностью, наклонился и коснулся губами моего лба. Его поцелуй был легким, как лепесток, падающий с цветка.

Потом его губы опустились ниже, к моим векам.

Я зажмурилась, и он поцеловал каждый глаз, едва касаясь.

Сердце затрепетало от этой тонкой ласки.

Щеки вспыхнули от чувства, которому не было названия, но которое жило глубоко внутри, в самой душе.

И тогда, как чайные листья, закружившиеся в горячей воде, он приблизился еще ближе… пока наши губы наконец не встретились.

Я открыла глаза, ошеломленная от силы его поцелуя. Это был неторопливый, не украденный миг, как раньше. Он целовал медленно, будто мы заново открывали друг друга.

Его рука скользнула вниз по моей руке, и от этого прикосновения по телу прошла искра. Пальцы двинулись от плеча к талии, зажигая огонь в каждой точке, к которой прикасались.

Поцелуй стал глубже.

Я ахнула, и он жадно впился в мои губы, увлекая за собой в пучину забытых желаний и чувств, которые копились во мне все это время. Слова остались несказанными, но их смысл повис в воздухе, мы принадлежим друг другу.

Когда он отстранился, в его глазах пылал огонь.

— Пора дракону устроить пир.

Я ухмыльнулась:

— Проголодался по моей киске?

— Умираю с голоду.

Глава 23

Мони хочет шоу

Моник

Губы Лэя зависли над моими.

Это было обещание — сладкое и томительное. Его теплое дыхание смешалось с моим, и этот пьянящий коктейль лишал разума, оставляя только желание.

Его близость завораживала.

Я жаждала его до безумия, улавливая малейшее движение, каждое смещение тела, напряжение в мышцах, в нем чувствовалась сила, едва сдерживаемая, дикая.

Черт...

Любовь Лэя была бурей.

Яростной.

Всепоглощающей.

И я отдалась ей полностью.

Без остатка. На его милость.

Каждое мгновение с ним было как чувственное, пьянящее танго — захватывающее и пугающее одновременно своей мощью.

Он навис надо мной, и один только его взгляд разжигал искры в самой глубине моей души.

Ну почему он такой невыносимо красивый?

Разве он не был настоящим произведением опасной, притягательной красоты? Живым воплощением первозданной силы и грации.

Его тело — словно высечено из камня, как у древнего воина из легенд.

А эти длинные волосы… такие темные, как ночное небо без звезд, падали вокруг его мужественного лица, обрамляя его дикой, неукрощенной аурой, от которой хотелось и плакать, и тронуться разумом.

Его запах — теплый, дикий, мускусный, заполнил все вокруг, пробираясь внутрь и сводя меня с ума. Голова пошла кругом, и я до дрожи захотела его член.

Я потянулась к нему, пальцами коснулась напряженных предплечий, провела по выступающим венам, и под подушечками ощутила, как быстро бьется его пульс.

У меня закружилась голова, я выдохнула слабо и протяжно.

Лэй наклонился еще ближе, его длинные волосы щекотнули мое лицо, и от этого по телу пробежала волна мурашек.

— Мони...

Я почти не могла дышать:

— Да...

Он заговорил низким, дразнящим голосом:

— Ты знала, что ты просто сносишь крышу?

— Ты хочешь, чтобы я покраснела, Лэй?

— Заставить тебя покраснеть? — он мягко рассмеялся, и этот звук разлился по груди теплой музыкой. — Но ведь это правда.

Он посмотрел на меня так, что внутри все вспыхнуло.

— Ты самая потрясающая женщина, которую я когда-либо видел.

Я подняла руки и положила их ему на грудь, едва сдерживая желание сорвать с него эту голубую рубашку.

— Комплименты тебе все прощают.

— Буду иметь в виду, — пробормотал он, придвигаясь ближе. — Скажи мне кое-что.

— Может быть.

Он усмехнулся:

— В чем секрет завоевания твоего сердца?

Я сделала вид, что задумалась:

— Кроме того, чтобы быть опасным, чертовски красивым и нереально сексуальным?

— Да.

— Доверие, уважение, честность и...

— И?

— Очень умелый язык и внушительный член.

— Хммм... — его низкий смешок прошел сквозь меня вибрацией, разжигая внутри еще больше жара и желания. Он наклонился, дыхание горячо коснулось моей щеки. — Вот как?

Я с трудом сглотнула, ощущая, как его взгляд обжигает и затягивает, как наркотик.

— Это действительно важно для меня.

— Ну, в таком случае... — его руки скользнули вниз по моим бокам, и сердце мгновенно подскочило к горлу, — мне стоит постараться не подвести.

Мои пальцы скользнули по острым линиям его подбородка:

— У тебя это никогда не получается.

А потом он набросился на мои губы, не спеша, но жадно. Его губы были мягкими и теплыми, а прикосновение — нежным, но настойчивым.

Его язык был на вкус мятным и сладким.

Наше дыхание смешивалось, становясь все громче, все быстрее, пока поцелуй не стал глубоким, страстным, в идеальном ритме — язык к языку, движение к движению.

Он целовал меня, как будто я — героиня сказки.

Может, мы и правда в одной из них?

Потому что... разве он не был самым настоящим драконом-принцем?

А я его новая любовь, блуждавшая в таинственном лесу, потерянная, ждавшая героя?

Разве он не унес меня в волшебное королевство, где грани между реальностью и фантазией растворяются в головокружительном очаровании?

Разве мы не стали воплощением любви вне времени?

В этот миг он точно наложил на меня заклинание, поцелуем, полным соблазна, сплел невидимую, мерцающую нить, связывающую нас навсегда.

Его сильные руки обвили меня, вырывая из обыденного мира и поднимая в пространство грез и мечтаний.

С каждым его прикосновением страхи и сомнения исчезали, а на их месте возникало чувство — глубокое, всепоглощающее, принадлежности и любви. От него перехватывало дыхание еще сильнее.

Он был моим драконом-принцем — яростным, защищающим, преданным. Его любовь была огнем, что взрывался внутри моей души.

— Мони, — прошептал он у моих губ, и его голос ласкал меня, будто нежный шелк. — Никогда даже не думай уйти от меня.

От этих слов по телу прошел разряд.

— Лэй… я не думаю, что вообще способна это сделать.

В его глазах клубился водоворот чувств — страсть, желание, собственничество… и еще кое-что. Глубже.

Любовь.

С мучительной медлительностью, от которой по телу пробежала волна дрожи, его руки добрались до подола моей майки и начали поднимать ее вверх.

Я чуть приподнялась, помогая ему, и не смогла сдержать тихий вздох, когда его пальцы едва коснулись моей обнаженной кожи.

Вскоре майка уже валялась где-то в стороне, а я осталась в голубом кружевном бюстгальтере.

Он замер, его взгляд прожигал меня до костей. Сердце забилось сильнее. Его глаза поднялись и встретились с моими.

— Эти прекрасные груди… вся ты в голубом.

— Да… вся в голубом, — с дьявольской ухмылкой проговорила я. — Но вот...

Он приподнял брови:

— Но что?

— Моя киска... в зеленом.

Я-то думала, он рассмеется вместе со мной. Очевидно же, что я прикалываюсь. Но в его глазах вместо смеха вспыхнула ярость. Он резко дернул мои штаны вниз, обнажая те же самые светло-голубые кружевные трусики.

Я моргнула:

— Это была шутка, Лэй.

— Нихрена не смешная.

— По-моему, очень даже.

— Нет.

Я изо всех сил пыталась не расхохотаться:

— Ты что, не хочешь, чтобы моя киска представляла Юг?

— Ты вообще понимаешь, насколько опасно такое говорить?

— Или… это может быть просто шуткой?

— Ты же знаешь, что я повернут на твоей киске.

— Лэй, быть двинутым на киске — это не инвалидность. Это не дает тебе права вести себя как псих.

— Еще как дает.

На мгновение повисло напряженное молчание, он смотрел так, будто мог взглядом расплавить сталь. А потом выражение лица немного смягчилось, и он тихо усмехнулся:

— Я едва не вскочил с кровати, чтобы снести нахрен весь Юг.

Я рассмеялась, чувствуя, как внутри разворачивается волна облегчения:

— Ты сумасшедший.

— Когда речь о тебе, может, я и правда немного не в себе, — он снова склонился ко мне, и его волосы едва коснулись моей кожи, как невесомое перо. — Придется привыкнуть… научиться с этим справляться. Укрощать.

Все вокруг расплылось, исчезло, стерлось, когда он вновь поцеловал меня. Наши тела слились воедино, между нами не осталось и миллиметра пространства. Я забыла обо всем. Весь мир померк, остался только Лэй, его язык, исследующий мой рот, и это сладкое головокружение.

Его руки скользнули вверх по моим бокам, прижимая меня еще ближе, пока поцелуй не стал еще глубже.

В раскаленном воздухе переплетались наши дыхания, а сердце стучало в груди, как боевой барабан.

Я запустила пальцы в его волосы, наслаждаясь их мягкостью, а потом опустилась ниже, к его рубашке.

Но он отстранился, убрал мои руки и приподнялся над мной.

— Почему ты убрал мои руки? — прошептала я.

— Ты в заднице из-за этой шутки про трусики, — сказал он, и тут же с яростью сдернул с меня штаны, так быстро, что я была уверена: ткань где-то точно порвалась.

— Эта киска всегда будет в голубом.

— А если в белом?

Он посмотрел на меня убийственным взглядом.

Я захохотала:

— Прости. Правда-простииии.

— Ни хрена ты не жалеешь, — буркнул он, швыряя штаны на пол. — Из-за тебя люди могут погибнуть.

— Да ну! — я сияла от восторга. — Просто я чертовски смешная, а ты не выкупаешь мой юмор.

— Я сейчас вытрахаю из тебя весь твой юмор.

По телу прошлась горячая волна:

— Ну… я за. Записывай меня в очередь.

— Ах да?

— Еще бы, — его голос стал хриплым от желания.

Его глаза блестели, когда он кончиком пальца начал обводить кружевной узор на моем бюстгальтере. В этом было что-то безумно эротичное — такая нежность от мужчины, который снаружи словно вырезан из камня, как воин из древней легенды.

Все тело отозвалось на его прикосновение, каждая клеточка будто задышала.

Медленно, почти церемониально, он снял с меня лифчик. Его пальцы ловко расстегнули застежку, и он аккуратно стянул лямки с моих плеч. Прохладный воздух коснулся сосков, и по коже пробежала дрожь.

— Ммм… — протянул он, задержавшись на мгновение, жадно разглядывая меня. Затем его руки пошли ниже.

С почти ласковой, чувственной медлительностью он стянул с меня трусики, по бедрам, мимо бедер, ниже по бедрам, до самых щиколоток. Ткань шелестела по коже, оставляя за собой дорожку мурашек.

Сбросив последнюю преграду между нами, он облизал губы.

Вот так. Сегодня — ты ешь эту киску.

Я уже приготовилась к тому, что он скользнет вниз и окажется между моих ног… но Лэй вдруг отстранился и встал с кровати.

— Эй, — я потянулась, но ухватила только воздух. — Ты куда?

Он возвышался надо мной, и я сразу заметила, как выпирает его возбуждение под тканью брюк, как будто он сам просился на свободу.

Теперь настал мой черед облизывать губы.

Медленно он начал снимать с себя рубашку, и при каждом движении напрягались мышцы на его груди и руках.

Ох.

Все это вкусное, накачанное тело сразу попало под мой голодный взгляд.

Его длинные темные волосы небрежно падали на лоб и плечи.

Мне до дрожи хотелось дотронуться до него.

— Вернись сюда, — прошептала я.

— Нет.

Я надула губы:

— Почему?

— Потому что ты вела себя плохо, — сказал он и швырнул в меня рубашку, как рок-звезда кидает вещь в толпу фанаток.

Но мне было все равно.

Я схватила рубашку и вдохнула ее запах, опьяняясь им:

— Я буду паинькой.

Он приподнял бровь:

— Серьезно?

— Честно, — прошептала я и начала медленно проводить его рубашкой по своей обнаженной коже. — Но…

Его взгляд следил за движением ткани:

— Но?

— Если ты собираешься стоять так далеко и снимать с себя одежду… тогда, может, покажешь мне приватный стриптиз?

Из его груди вырвался темный смешок.

Я опустила рубашку ниже, пропустила ее между бедер и начала тереться о нее киской.

Смех тут же стих.

Он смотрел, как ткань скользит по моему разгоряченному лону, как проскальзывает между складок, впитывая всю эту свежевозникшую влажность, которую он сам же и вызвал.

У него вырвался низкий, сдавленный стон.

Он схватился за член поверх брюк и крепко сжал его по всей длине:

— Эту рубашку я больше никогда не постираю.

— Не стоит, — я ухмыльнулась и бросила на него рубашку, пропитанную моим ароматом.

Он поймал ее без малейших усилий, поднес к носу и вдохнул с таким видом, будто сошел с ума.

Все мое тело затрепетало.

Я прикусила губу:

— Давай. Вперед.

Он резко повернулся ко мне:

— Правда?

— Ага. Дай мне маленькое шоу.

Он снова приподнял брови.

— Когда ты снимешь штаны, — продолжила я, — я хочу, чтобы ты повернул бедрами… так, как ты делаешь, когда двигаешься во мне глубоко.

Он посмотрел на меня с вожделенным прищуром:

— Ты сейчас на Востоке.

— Да, — кивнула я. — Я на Востоке.

— А перед тобой стоит Хозяин Горы.

Я хищно усмехнулась:

— Стоит.

— И ты требуешь, чтобы он вертел бедрами?

— Никто не говорил про «вертеть». И вообще, не забывай, я сегодня много чего сделала.

— Это правда.

— Сдала испытания. Приняла вызовы и вышла победительницей.

— Аргумент принимается.

Я подмигнула:

— Так что…

— Так что?

— Мони хочет шоу.

Он рассмеялся — громко, искренне, и, черт побери, так сексуально, что я чуть не кончила.

Как, блядь, он это делает?

Один только звук его смеха способен довести мое тело до экстаза.

Собрав волю в кулак, я подавила гормоны и приподнялась на локтях:

— Ну же, Лэй. Покажи мне танец. Маленький стриптиз.

Он снова усмехнулся и аккуратно положил рубашку на кровать:

— Ты, конечно, нечто.

— Ну… — я провела рукой по груди, — ты сам говорил, что подсел на мою киску. А значит… если ты реально на нее подсел, то уж точно сделаешь мне шоу.

— Хммм… звучит как хороший тест, — протянул он и медленно опустил руки к поясу штанов.

Я затаила дыхание, наблюдая, как он стягивает ткань вниз на пару сантиметров, обнажая еще больше загорелой, натренированной кожи.

Этот человек просто создан из мускулов.

Он стянул штаны еще на дюйм, открывая гладкую, загорелую кожу на рельефных бедрах, а потом — начало мягких темных волос чуть ниже живота.

Я прикусила нижнюю губу, смакуя каждую секунду.

Но тут он резко натянул штаны обратно, дразня меня до предела.

— О нет, — моргнула я. — Я хочу увидеть больше.

— Точно? — его глаза не отрывались от моих, и от этого взгляда у меня сердце заколотилось еще сильнее.

— Да.

— Скажи: «пожалуйста».

Я вся затрепетала:

— Пожалуйста...

Он снова опустил руки к поясу штанов.

Пульс сорвался с ритма.

И начал снова стягивать их мучительно медленно.

Когда штаны наконец упали к его ногам, он отбросил их в сторону, оставаясь передо мной только в плотных синих боксерах. Спереди ткань натянулась на внушительный бугор его члена.

Я пожирала его взглядом, каждое очертание, каждый дюйм его тела был олицетворением силы и грации.

— Ну и что теперь? — спросил он, и в голосе прозвучал дерзкий вызов.

— А теперь, — прошептала я едва слышно, — иди сюда.

— Я думал, ты хотела, чтобы я станцевал.

— Передумала. Теперь я просто хочу, чтобы ты меня трахнул.

Он положил руки на пояс боксеров:

— Но… я ведь еще не снял это.

— Еще как не снял, — прошептала я, раздвинув губы, такая возбужденная, что чуть не рванулась к нему сама, чтобы сорвать это с него. — Подойди. Я сниму сама.

Он хищно улыбнулся. А потом начал двигаться.

И к моему гребаному шоку… он стал медленно вращать бедрами, будто трахается с воздухом прямо на моих глазах.

О. Мой. Бог.

Я ведь пошутила. Но в этом не было ничего смешного.

От его шоу я возбудилась так сильно, что, казалось, промочила весь плед под собой.

Он переносил вес с одного бедра на другое, медленно двигаясь в такт какой-то невидимой, вкрадчивой мелодии. Бедра — назад и вперед, плавно, ритмично.

Он танцевал. Устраивал страстное, провокационное представление только для меня. И в этот момент я чувствовала себя королевой — избранной, осознавая, что половина женщин Востока и весь Парадайз-Сити отдали бы кучу денег за такое шоу.

— Черт, Лэй… — прошептала я.

— Нравится?

— Нет. Я обожаю это.

Его руки скользнули к передней части боксеров, и пальцы медленно прошлись по выпуклости. Он дразнил меня. Сводил с ума. И все это я сама же и устроила.

Вот тебе, сучка, и расплата.

Все еще возвышаясь надо мной, он подошел ближе, продолжая медленно двигать бедрами перед моим лицом.

Сердце колотилось в ожидании того, что будет дальше.

Боксеры так плотно облегали его, что я видела каждый изгиб его члена и напряженные мышцы бедер.

Он был совершенством. Живая статуя, высеченная из чистой мускулатуры и пропитанная первобытной эротикой.

Он остановился. Замер. Смотрел на меня сверху вниз таким раскаленным взглядом, что внутри у меня все превратилось в расплавленный металл.

Засунув два пальца под резинку боксеров, он медленно начал их стягивать.

Я затаила дыхание, наблюдая, как он открывается мне — дюйм за дюймом.

С каждым мягким рывком вниз я видела все больше. Пока наконец боксеры не соскользнули вниз и не упали к его ногам.

Он стоял передо мной — обнаженный, гордый, совершенно безупречный.

Словно воплощение мужского совершенства, выточенного до последней линии.

А его член… это было настоящее произведение искусства.

Длинный и толстый.

Каждая вена, каждый изгиб были отчетливо видны.

Головка представляла собой идеальный купол удовольствия, поблескивающий от предвкушения.

У меня пересохло во рту.

Не только из-за его внешности. А потому что он, весь, до последнего сантиметра — мой.

Мой.

И только мой.

А потом, продолжая дразнить, он медленно провел рукой по всей длине своего напряженного члена.

— Ну что, Хозяйка Горы? — хрипло бросил он.

— Иди сюда, — процедила я сквозь сжатые зубы. — Немедленно.

Глава 24

Экстаз и объятие

Лэй

— Лэээй... — Моник извивалась от удовольствия под моими пальцами.

Ее дыхание сбивалось, вырываясь короткими, прерывистыми вздохами.

Не отводя взгляда, я продолжал играть с ее киской, дразнил влажные складки, водил пальцем по ее клитору, а потом скользнул внутрь, в теплую, мокрую глубину, нащупал точку G и стал медленно ласкать.

Она всхлипнула:

— Ох...

В воздухе витал сладкий запах ее возбуждения, и у меня от него перехватывало дыхание.

— Ты такая сексуальная... — Я начал трахать ее пальцами.

Глаза у нее расширились.

— А-а... Ох...

Мне безумно нравилось, как она не отводила взгляд.

Как смело показывала, что с ней делает это удовольствие.

Ее глаза были прикованы к моим, и в них раскрывалась сама суть Мони — голая, живая, настоящая. Там бушевала буря ощущений, и я видел ее каждую волну.

Каждое дрожание ресниц, каждый пробегающий по телу озноб, все кричало о том, как сильно ее накрывает.

Я облизал губы, не в силах даже моргнуть, слишком боясь что-нибудь пропустить.

Я должен начать записывать это. Я хочу иметь возможность нажать «плей» и снова пережить это.

В ее взгляде было нечто дикое, обнаженное, неотфильтрованное — чистый экстаз и уязвимость, от которых перехватывало дыхание.

Ее губы, чуть приоткрытые, выпускали наружу тихие стоны и прерывистые вздохи, сладкая музыка, которая играла прямо у меня в груди.

— Да... — прошептал я. — Ты такая идеальная.

Раздались влажные, хлюпающие звуки.

Стенки ее киски начали сжиматься вокруг моих пальцев.

Черт. Вот что она делает с моим членом.

Из груди вырвался низкий, темный стон.

Ты порочная женщина.

Я не мог оторвать от нее глаз.

Каждое движение, каждый изгиб ее тела источал дикое, необузданное желание.

Ее блестящая от пота смуглая кожа буквально звала, чтобы я прикоснулся. Моник полностью отдалась тем ощущениям, что ее накрывали, и я жаждал впитать в себя все это — выпить до последней капли, будто вставить в нее трубочку и просто... высосать.

Я засунул в нее еще один палец.

— О, Лэй... — выдохнула она и выгнулась с кровати, словно вся вспыхнула изнутри.

Мой член дернулся.

Ритм звуков стал резче, глубже, первобытнее.

Я сдвинул большой палец к ее клитору и начал водить по нему по кругу, достаточно твердо, чтобы она закричала мое имя:

— Лэй... Лэй...

Бедра метнулись вверх, сами напрашиваясь на большее, больше давления, больше ощущений.

Ее бедра задрожали, а я только ухмыльнулся. Обожал это чувство, знать, какая сила сейчас в моих руках.

Я буду делать с тобой это каждый гребаный день.

Вид ее удовольствия окончательно снес мне крышу. Мой член запульсировал от еще более сильной потребности в освобождении.

Скоро. Очень скоро.

Но не сейчас.

Я хотел продлить этот момент еще хоть на секунду.

Она снова застонала, и я медленно вывел из нее пальцы, наблюдая, как они блестят от ее соков.

Ее ресницы дрогнули.

— Трахни меня. Прямо сейчас.

Мой член дернулся в ответ, готов исполнить любой ее приказ. На людях я был Хозяином Горы, но в постели... именно она правила.

Но прежде чем я успел наклониться над ней, она сама резко села.

Я удивленно приподнял брови.

А через миг — она уже была сверху.

Я моргнул, когда она толкнула меня в матрас.

Блядь.

Не отводя от меня взгляда, она оседлала меня.

— В следующий раз, когда я скажу "трахни меня", ты влетаешь в меня за секунду.

От ее властного тона мой член начал пульсировать.

На кончике блеснула капля предэякулята.

Устроившись прямо над моим членом, она прошептала:

— Ты понял?

— Да, Хозяйка Горы.

Она начала опускаться на меня, и стоны сорвались с наших губ одновременно, у нее был тихий, сдержанный, у меня — громкий, из глубины груди.

Боже милостивый!

Ее киска была божественной.

Тесной.

Горячей.

Шелковистой.

Мокрой до безумия.

Она скользнула вниз по моему члену, поглощая каждый дюйм моей твердости одним мучительно медленным движением.

Я зашипел сквозь стиснутые зубы, ее горячие, шелковистые стенки сжимались вокруг меня, и это было слишком.

Мои руки сжали ее за округлые бедра, крепко удерживая.

На мгновение все замерло — будто и она хотела растянуть этот до безумия чувственный момент. Моник смотрела мне прямо в глаза, и я не отвел взгляда. Я не собирался скрывать, что она делает со мной.

Ты видишь это? Насколько ты подчинила меня, до последней мысли, до последнего удара сердца, до чертовой души?

Моник восседала на мне, как богиня. Ее полная грудь тяжело вздымалась от прерывистого дыхания, а темные соски были направлены прямо на меня.

Мое дыхание стало поверхностным.

— Тебе нравится, когда я управляю процессом, да, Лэй? — выдохнула она.

Мои глаза затуманились от желания.

— Сейчас не лучшее время задавать вопросы.

— Почему? — усмехнулась она.

— Потому что, когда твоя киска вот так сверху... я бы согласился на что угодно и все сразу.

Губы Моник изогнулись в медленной, хищной улыбке. Она наклонилась ближе, горячее дыхание скользнуло по моей щеке:

— Отлично.

Не отводя взгляда, она начала двигаться.

О БОЖЕ МОЙ!

Я застонал.

Ее бедра покачивались в таком извращенно-чувственном ритме, что голова шла кругом.

Это должно быть, блядь, незаконно.

Как я мог не пристраститься к ее киске?

Как я могу не пасть к ее ногам снова и снова, только бы она дала мне еще?

Моник уперлась ладонями в мою грудь, удерживая равновесие, и продолжила скользить вверх-вниз по моему члену в ритме, который лишал нас обоих дыхания.

Блядь, чувак. Возьми себя в руки.

Я был уже так близок к тому, чтобы кончить, что это привело меня в ярость.

Стоны Моник становились все громче, и я чувствовал, как ее внутренние мышцы сжимались вокруг моего члена при каждом движении.

Вот дерьмо. Прекрати.

Она скакала на мне с такой дерзостью, с такой уверенностью в себе, что это только сильнее распалило мое желание. Я был на грани.

Так. Спокойно. Возьми себя в руки.

Я вцепился в ее бедра, резко поднял, и оторвал ее киску с себя, оставив в подвешенном положении.

Ее тело дрогнуло.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

Я стиснул зубы, изо всех сил борясь с волнами наслаждения, все еще накрывавшими меня.

— Мне нужно перевести дух.

На ее лице появилась чисто дьявольская ухмылка.

— Верни меня обратно.

— Ни за что.

— Хватит убегать.

Я метнул в нее взгляд:

— Я не убегаю.

— Опусти меня.

— Через минуту.

Она ухмыльнулась:

— Просто возьми эту киску.

— Тебе это прямо нравится, да?

— Ага. Ты можешь бороться снаружи, но в постели я хотя бы могу тобой командовать.

— Никогда ты мной не командуешь. Ни в постели, ни где бы то ни было.

— Ах да?

Я по-прежнему держал ее за бедра и притянул к себе, с жадностью впиваясь в ее рот. Потому что ответить честно — значит признать правду, которую я никак не мог принять.

Она уже командовала мной. И без всякого секса. Ее влияние было повсюду.

Черт побери.

Сдаваясь, я опустил ее обратно на свой член и застонал:

— Бля…

Ее киска снова накрыла меня волной эйфории — ослепляющей, безумной, всепоглощающей.

Что-то в этом было неправильно.

Тело Моник — храм удовольствия, и я был преданным, безумно жаждущим прикосновения паломником. С каждым плавным движением ее бедер, с каждым скольжением вниз и вверх наши тела двигались в унисон, как одно целое.

Она вела. Я просто старался не отставать.

— О, Мони...

— Ммм...

— Бля-я-я, Мони...

Ритм стал быстрее, жестче. Она наклонилась вперед, прижалась ко мне грудью. Ее упругие соски скользнули по моей обнаженной груди, и мы оба вздрогнули от этого касания.

Я не удержался. Схватил ее грудь обеими руками, накрыл ладонями и начал ласкать, проводя пальцами по нежным, тугим соскам, играя с ними, сводя с ума и себя, и ее.

— Лэй! — она вонзила ногти мне в плечи. — Ах... ах...

Я только глухо застонал в ответ, говорить уже не мог.

Она ускорилась еще сильнее, и я стал ничем иным, как ее покорным слугой, готовым отдать ради нее даже свою жизнь, если бы она попросила.

Капли пота скатывались с ее лба и падали на мой.

Эта потрясающая женщина работала всем телом, усердно и неумолимо, везла нас обоих прямиком в рай.

Если бы я мог вручить ей медаль, то вручил бы не задумываясь.

Ее киска сжималась и разжималась вокруг моего члена, все громче возвещая приближающийся оргазм.

— Боже... — выдохнул я, и лицо, скорее всего, исказила гримаса, смесь безумного экстаза и ярости.

Я и так уже был одержим Мони. Уже не мог обращаться с ней разумно. И теперь... станет только хуже.

Я чувствовал, как мое тело дрожит, как я задыхаюсь в собственном стоне, и полностью теряю контроль.

Да пошло оно. Она живет в моем Дворце.

Комната наполнилась нашим ароматом — грубым, страстным и первобытным.

Каждое движение ее бедер, каждый жадный захват ее влажных стенок, все складывалось в симфонию ощущений, которая нарастала, нарастала и... черт возьми, продолжала нарастать.

— Мони, — выдохнул я. — Боже, Мони...

Ее глаза сверкнули лукавым огнем, и она ускорилась.

— Черт тебя побери... — я вцепился в ее талию, пытаясь замедлить ритм, но это было бесполезно.

Звук наших тел, сливающихся снова и снова, заполнил всю комнату.

Мой член бешено пульсировал внутри нее, умоляя об освобождении.

Требуя.

И все же, вид Мони, скачущей на мне, был настоящим пиром для глаз. Ее груди вздрагивали в такт каждому движению, а в глазах плескалась такая смесь удовольствия и власти, что я едва не потерял контроль.

И все-таки… каким-то чудом… я сдерживал оргазм, дожидаясь ее.

Каким-то чудом… я смаковал каждый миг, каждый толчок, каждую эмоцию, пробегающую по ее лицу.

Ее стоны становились громче, отчаяннее, — в унисон бешеному ритму нашей любви.

Наконец, с пронзительным криком, она стала двигаться быстрее, с силой прижимаясь клитором к моему телу:

— Оххх…

Боже, да.

Ее тело содрогнулось, когда оргазм пронесся по нему волной.

— Черт да! — прошипел я сквозь стиснутые зубы. — Кончай прямо на мой член.

— О-охх…

Оргазм Мони был самым красивым зрелищем на свете.

Идеальным.

Не сбавляя темпа, она продолжала скакать, несмотря на дрожь, прокатывающуюся по ее телу:

— Ах… ах…

— Мони!

Мир расплылся, когда удовольствие, не похожее ни на что, что я когда-либо испытывала, пронеслось по моему телу.

Я с диким ревом бросился на нее.

Этот сильный, заставляющий сердце биться сильнее, экстаз поглотил меня.

Все мое тело дрожало. Нет. Оно содрогнулось от удовольствия.

Каждый нерв был в огне.

Из горла вырвался глубокий, первобытный стон.

И тут ее пульсирующая киска вновь сжалась на моем члене — и этого оказалось достаточно.

Я сорвался.

Мои бедра инстинктивно дернулись вверх, когда моя сперма выстрелила в ее киску.

Я закричал ее имя, как молитву:

— Мони!

Снова и снова, пока не осталось ни одного другого слова.

— Мони… Мони… ох, Мони…

Я сжал ее еще крепче, пальцы вонзились в ее кожу, пока мой член не опустел внутри нее.

Мир померк.

Осталась только Мони, ее тело, ее запах, ощущение ее пульсующей киски, охватывающей меня.

Я утонул в ней, потерявшись в ее бескрайней глубине, где сами звезды шептали древние тайны любви.

Я провалился в чувственную оду наслаждению, где ткань времени распалась, оставив нас в мире, где существовало только одно, наша интимная связь.

Господи. Я, блядь, завис. Это уже не просто под каблуком, я в плену.

Когда наши оргазмы наконец схлынули, мы оба тяжело дышали, ловя воздух в тихой, пропитанной жаром комнате.

Оставаясь верхом на мне, она рухнула на грудь, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи.

Ее горячее, прерывистое дыхание согревало влажную от пота кожу.

Я чувствовал, как бешено стучит ее сердце, в унисон с моим.

И все же ее киска продолжала сжиматься вокруг моего члена, подергиваясь в судорогах, когда по телам еще прокатывались остатки сладкого напряжения.

Застонав, я поцеловал ее, мне нужно было почувствовать ее губы, чтобы хоть как-то удержаться в реальности, пока голова кружилась от этой бешеной эйфории.

Мои руки скользнули вверх, по ее спине, гладя теплую, влажную кожу, пока она пыталась отдышаться.

Когда волна оргазма наконец схлынула, я медленно вышел из нее, и мы остались лежать, переплетенные, в куче пота, дыхания и любви.

Дыхание Мони все еще сбивалось у моей шеи, ее тело лежало на мне — теплое, уютное, как одеяло.

Я мягко поглаживал ее спину, рисуя круги на коже, успокаивая нас обоих, пока волны страсти понемногу отступали.

Несколько мгновений мы молчали, просто наслаждаясь этой близостью, этой связью, которая держала нас так крепко.

Спустя несколько тихих минут она чуть шевельнулась и приподняла голову, чтобы заглянуть мне в глаза:

— Я люблю тебя, Лэй.

Я коснулся ее щеки, нежно провел большим пальцем по горячей коже:

— Я тоже тебя люблю, Мони.

— Как думаешь, мы не слишком рано начали говорить о любви?

— Время не имеет значения. Мы ведь действительно любим друг друга, и именно об этом должны говорить.

Она улыбнулась — устало, по-доброму, но от этой улыбки ее лицо засияло.

— И еще раз… я тебя люблю.

Я наклонился и коснулся ее губ — легко, медленно, как поцелуй, в который вложено все.

Затем я чуть отстранился и обнял Мони, прижимая ее к себе.

Ее голова устроилась у меня на плече, а пальцы лениво вырисовывали узоры на груди.

Идеальный финал сумасшедшего дня.

И я вдруг задумался… может, и дальше мои дни будут заканчиваться вот так?

Я улыбнулся этой мысли.

Ведь в один день может случиться что угодно — хаос, смерть, насилие, ужас.

Но если в конце я все равно смогу лечь рядом с Мони, обнаженный, дрожащий от экстаза…

Это опьяняющая мысль.

Я хочу так всегда.

Тишину нарушил неожиданный стук в дверь.

Нет. Не сейчас. Отвалите.

Я поднял голову:

— Да?!

С другой стороны послышался голос повара:

— Ужин готов.

Я перевел взгляд на нее:

— Ты голодная?

Мони устало улыбнулась:

— Очень. Я весь день ничего не ела.

— Из-за всех этих психологических игр моего отца, — проворчал я и снова повернулся к двери:

— Мы идем!

— Хорошо, Хозяин Горы, — отозвался повар. — И еще… Верховный Хозяин Горы передал для вас две новые шелковые накидки. Он оставил их утром, сказав, что подозревает, к ужину ваша одежда может быть… не в лучшем состоянии, и велел отдать их именно сейчас.

Просто потрясающе. Ты даже трах наш заранее расписал, да? Спасибо, что испортил момент, отец.

Во мне вскипело раздражение.

Мони села, хохоча так, что смех поднимался прямо из груди:

— Я не могу с Лео. Он просто невыносим.

Просто за гранью ебанутости.

Я перевел взгляд на ее грудь:

— Может, поужинаем прямо в кровати?

— Ни за что. Я хочу посмотреть сад вместе с тобой.

Эта мысль и правда вызвала во мне радость.

— Вот именно. Я же обещал тебе свою особую экскурсию.

— Да, — она улыбнулась, чуть грустно. — Но… мне нужно пару минут на себя, перед ужином.

— Зачем?

— Хочу позвонить Бэнксу и предупредить его заранее, чтобы он смог изменить свое расписание на завтра.

— Логично.

Я попытался не хмуриться, но, черт возьми, именно из-за нее мне так трудно делить ее с кем-то еще.

Хотя какое я вообще имел право жаловаться, если она уже собрала мою развалившуюся жизнь по кусочкам.

Я кивнул:

— Можешь взять мой телефон.

— Спасибо.

Глава 25

Уроки от Черной женщины

Мони

Шелк нового халата мягко скользил по коже. Богато украшенная ткань насыщенного синего цвета расцвечена золотыми драконами и нежными цветками сакуры.

Он струился вокруг меня, как река из жидкой роскоши.

— Одобряешь? — Я развернулась на месте, устраивая Лэю настоящее шоу.

Ткань поймала свет и заиграла переливами.

Лэй прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди, с усмешкой, едва тронувшей уголки губ.

— Выглядишь как королева. Сияешь.

— А твой халат тебе нравится?

Он пожал плечами, бросив взгляд вниз. Его халат был не менее роскошен: тот же изысканный крой, только с еще большим количеством драконов и в цвете глубокого полуночного неба.

Мой Хозяин Горы.

Чем больше времени я проводила с Лэем, тем яснее понимала: ему не нужны украшения, чтобы притягивать взгляды. Его сила, его внутренняя власть сами по себе были мантией, роскошнее любой одежды.

— В целом, сойдет, — пожал плечами Лэй. — Но тот факт, что это купил мой отец, портит впечатление.

Он оттолкнулся от дверного косяка, поправил халат на плечах и направился ко мне.

И на несколько секунд я задумалась: о чем думал Лео, когда выбирал эти восхитительные халаты? Возможно, он представлял себе, какими будут наши с Лэем интимные мгновения, закутанные в такую утонченность.

Лэй остановился прямо передо мной.

— О чем задумалась?

— Пыталась понять, что у твоего отца было в голове, когда он это покупал.

— Тебе лучше не знать.

— Почему?

— Может напугать.

— То есть… ты знаешь?

— У меня есть догадка.

Я расплылась в улыбке:

— Тогда расскажи.

Лэй поднял руку и коснулся воротника моего халата.

— Пожалеешь.

— Не пожалею, — я приподняла бровь, ожидая объяснения. — Говори.

— Хмм… — Он провел пальцами по золотому дракону на моем рукаве, обводя изгибы его тела.

По спине пробежали сладкие мурашки.

— Эти халаты — традиция Востока. Их дарят новым парам, которые… пытаются зачать ребенка.

— Эм… — Я моргнула, осмысливая услышанное. — В смысле, завести детей?

На губах Лэя появилась легкая улыбка:

— Да. Цветки сакуры символизируют начало новой жизни и плодородие, а золотые драконы — силу и защиту.

— Нет.

— Именно, — тихо сказал он и нежно провел пальцами по ветвям сакуры, вышитой на груди моего халата. — И синий цвет тут не потому, что мы на Востоке.

— А почему тогда?

— Считается, что синий… способствует рождению мальчика.

Я опустила взгляд на роскошную синюю ткань, и увидела ее уже совсем иначе.

— То есть твой отец, по сути, говорит: «Жду внука, приступайте»?

— Примерно так.

— Лео-младший?

Лэй поморщился:

— Мы не будем называть нашего сына в его честь.

— Мы вообще еще не обсуждали, хотим ли детей. Пока рано.

Нахмуренное лицо Лэя сменилось усмешкой:

— Ты в этом уверена?

— Абсолютно.

Он поднял руку и нежно провел пальцами по моей щеке.

Я прижалась к его ладони.

— Кстати об этом… Мне нужно будет съездить обратно в Глори, взять противозачаточные и поговорить с врачом.

— Во дворце есть врач. Теперь она будет твоим лечащим врачом.

— Все равно придется вернуться в Глори, чтобы…

— Я не хочу, чтобы ты покидала Восток.

— Лэй, спокойно, блядь.

Он провел большим пальцем по моему подбородку.

— Я собственник.

— Да ну, правда? Но ты не имеешь права контролировать, куда я езжу.

— Если ты покидаешь Дворец, я хочу знать об этом.

Теперь уже я нахмурилась.

— А если собираешься покинуть Восток — это нужно планировать и обсуждать минимум за несколько дней до отъезда.

— Абсолютно нет.

Глаза Лэя потемнели. Веселый тон в один миг исчез.

— Я говорю серьезно.

— Да уж, это очевидно. Поэтому я и говорю тебе сразу: я не собираюсь следовать этим правилам.

— Это опасно…

— Чушь. Ты просто переживаешь из-за других мужчин.

Он сузил глаза, глядя на меня, предостережение от Хозяина Горы, на которое я не собиралась реагировать.

— Я твоя партнерша, Лэй, а не твоя узница.

Между нами повисло тяжелое молчание.

Лэй не отводил от меня взгляда.

— То, что я чувствую к тебе… это новое. Я никогда не испытывал ничего подобного. Я не хочу это потерять. Не хочу потерять тебя, особенно после того, как… уже терял близких.

— Да, но… твое ПТСР не дает тебе права держать меня в клетке.

Он моргнул.

— Я не думаю, что у меня ПТСР.

— Ты видел Шанель мертвой. Ты носил ее тело на руках. Если это не ПТСР, то что-то точно есть.

Он снова моргнул, на этот раз дольше.

— После всего этого, после чайной церемонии, после битвы, мы проследим, чтобы ты поговорил с кем-то.

— Ты думаешь, мне стоит поговорить с кем-то?

— Лэй, после всего, через что мы прошли, нам всем нужно будет с кем-то поговорить.

Взгляд Лэя стал мягче.

— Все думают, будто ты — незыблемая скала, потому что ты Хозяин Горы. Но в конце концов… ты обычный человек. С хрупкой психикой и разбитым сердцем. И все это заслуживает уважения.

Он опустил руку и взял мою ладонь.

— Ты обо мне заботишься.

Я прижала свободную руку к его груди:

— Да, забочусь.

— Тогда… после всего этого, я поговорю с кем-нибудь.

Он наклонился и мягко поцеловал меня в лоб.

От его слов внутри разлилось тепло, и на сердце стало спокойнее.

Будущее оставалось туманным, но в этот миг я точно знала: что бы нас ни ждало впереди, мы справимся. Вместе.

Лэй отпустил мою руку и протянул мне свой телефон:

— Но ты все равно не покидаешь Восток, не предупредив меня за несколько дней.

Я цокнула языком:

— Понятно. Похоже, мне придется научить тебя, как это — встречаться с чернокожей женщиной.

— А мне, видимо, придется научить тебя, как это — встречаться с Хозяином Горы.

— О, я уже на собственной шкуре все прочувствовала.

— Это мы еще посмотрим.

— А вот тебе точно предстоит кое-чему научиться.

— Например?

— Начнем с первого урока: уважение. — Я уперла руку в бок, сжав пальцами ткань халата. — Как твоя партнерша, я оставляю за собой право самой решать, куда и когда мне идти. Ты не контролируешь мои передвижения.

Он нахмурился, скрестив руки на груди:

— А если я решу, что это может угрожать твоей безопасности?

— Тогда мы это обсудим, Лэй. Вместе.

— Не уверен, что мне это подходит.

— Урок второй: общение. — Я подняла его телефон в воздух. — Видишь вот это? Именно так мы разговариваем, когда находимся не рядом. А не через какие-то там заблаговременные уведомления о выезде с Востока, как будто мы планируем военную операцию мирового масштаба.

Он хмыкнул.

— Урок третий: равенство. — Я снова встретилась с ним взглядом. — Я не ниже тебя только потому, что ты Хозяин Горы. И не выше тебя ни по какой другой причине. Наши отношения строятся на равных.

— Хммм… — Лэй расправил руки и наклонился ко мне. — А урок номер четыре?

— Я всегда права. Это и есть четвертый урок.

Он рассмеялся.

— На сегодня все. Занятия окончены.

Он чуть склонил голову набок:

— А домашка будет?

— Ты сейчас издеваешься надо мной, Хозяин Горы?

Он преодолел крошечное расстояние между нами и едва коснулся губами моих.

— Ни за что, любовь моя. Я просто очень стараюсь быть прилежным учеником.

— Вот как?

— Вот так, — прошептал он, прежде чем поцеловать меня по-настоящему.

Я утонула в этом поцелуе, захмелев от нарастающего жара. Он притянул меня к себе, и его объятия легли точно по мне, словно так и было задумано с самого начала.

Я закрыла глаза, растворяясь в сладком, туманном блаженстве нашей любви.

Поцелуй стал глубже, и из горла вырвался тихий стон.

Лэй отстранился, негромко выдохнув.

На губах у него играла мягкая улыбка, а взгляд цепко удерживал мой:

— Из тебя вышла бы отличная учительница.

Грудь вздымалась в быстром ритме, дыхание сбилось, сердце колотилось в груди.

Как он вообще умудряется так меня выбивать из колеи всего за пару минут?

— Спустись на ужин, когда поговоришь с Бэнксом.

Тело все еще звенело от остаточного напряжения, будто искры от его прикосновений все еще бегали по коже.

И, не сказав больше ни слова, он вышел из спальни, оставив после себя ощущение своей манящей, до дрожи знакомой энергии.

Похоже, последнее слово все же осталось за ним.

Ну и черт возьми.

Собрав остатки самоконтроля, я крепче сжала телефон, подошла к окну и замерла, вглядываясь в то, что теперь называлось моим домом.

День медленно перетекал в вечер. За окном, над огромным садом, садилось солнце, окрашивая небо оттенками апельсина, розы и лавандового синего.

Так… Так… Что мне нужно было сделать? Точно. Позвонить Бэнксу. Отчитаться. Сказать, чтобы завтра привез сестер.

Мозг помнил задачу, но тело все еще дрейфовало в поэтическом тумане новой любви.

Это было чистое блаженство.

Пьянящее.

Завораживающее.

Пульсирующее.

Ноющее.

Поэтическая смесь экстаза.

Я чувствовала себя так, словно шла по краю сна.

Стоя у окна, я закрыла глаза, позволяя этому чувству накрыть меня с головой, проникнуть в самую глубину моего естества.

Так. Он ушел. Соберись.

Я глубоко вдохнула, смакуя остаточное тепло от поцелуя Лэя.

Боже, как же мне нравится это чувство. Пусть оно никогда не заканчивается.

Открыла глаза, посмотрела на телефон и набрала номер кузена.

Черт. Столько всего ему нужно рассказать. Надеюсь, не сорвется.

Как только я включила громкую связь, в динамике тут же раздался голос Бэнкса:

— Мони! Наконец-то!

Я широко распахнула глаза:

— Да, я на связи.

Голос Бэнкса загремел из телефона:

— Я зол на тебя. Ты пропустила ежедневные звонки, а потом я вижу тебя по новостям, и ты там будто Мишель Обама! Ты вообще чем думала?

Подожди… Что? Он видел меня по телевизору? На Юге?

Глава 26

Семейные дела

Мони

Хотя мы говорили по телефону, я отчетливо представляла лицо Бэнкса — хмурые брови, плотно сжатые губы, натянутые в тонкую яростную линию.

Когда он и злился, и волновался одновременно, в его глазах вспыхивало особое выражение — гневный блеск, от которого становилось не по себе.

Челюсть напрягалась, мышцы под кожей подергивались, он изо всех сил пытался держать себя в руках. Я видела этот взгляд не раз, он означал, что вот-вот начнется одна из его защитных, но до невозможности назойливых тирад, от которых хочется выколоть себе глаза.

Я шумно выдохнула:

— Во-первых, я не притворялась Мишель Обамой…

— Последний раз, когда мы разговаривали, ты ни словом не обмолвилась, что стала Хозяйкой Горы! — рявкнул он.

— Я ведь и в эфире ничего про это не говорила...

— Ага, зато теперь весь Парадайз-Сити гадает, не стала ли ты новой Хозяйкой Горы Востока.

— У меня был сумасшедший день!

— Мони, из-за тебя прошлой ночью убивали людей. Да, блядь. Мы и эту новость поймали, даже тут, на Юге. Мы все уставились в экран и ждали новых сводок.

— Мы? Это кто?

— Абсолютно все, Мони. Даже Тин-Тин уставилась в телек.

— Господи, нет. Мои сестры видели новости?

— Еще как. Хлоя первая всех собрала. Вы с Лэем всплыли у нее в соцсетях.

— О, черт...

— Мама приготовила ужин, и мы ели прямо перед телевизором, ты же знаешь, как она это дерьмо ненавидит, но они как раз обсуждали тебя на местном вечернем шоу. Разбирали, что ты вообще делаешь на Востоке, поднимали тему расы, пытались выяснить, кто ты такая, откуда. Мама махала в экран Библией весь вечер.

— Господи Иисусе!

— А сегодня утром мы с Марсело стояли у ворот вместе с семидесятью людьми, пытались вытащить тебя оттуда, но все было наглухо закрыто. Сколько бы мы ни стреляли по замку…

— Стоп. Можете вы оба хоть на секунду….

— Что? Успокоиться? Мони, которую я знаю, не сидела бы так спокойно, когда из-за нее гибнут люди …

— Я не спокойна. Просто... у меня было время все обдумать…

— Где ты сейчас?

— Так. Подожди. — Я поставила телефон на подоконник. — Во-первых, Бэнкс, прости. Я обещала звонить каждый день, но потом приехала на Восток, а тут все такое огромное и безумное…

— Я же говорил, Восток — это психушка.

— Да уж... теперь я это по-настоящему поняла. Еще я сегодня разговаривала с Лео.

— С Лео? С тем психом, что угрохал людей прошлой ночью?

Я вздрогнула:

— Да.

— Ты теперь тусуешься с убийцами, да?

— Можешь помолчать, чтобы я могла рассказать все по порядку?

— О да, расскажи, прошу, потому что я, блядь, даже не сомкнул глаз этой ночью.

— Со мной все в порядке.

— Правда?

— Да.

— А по-моему, ты в опасности.

— Я в безопасности.

— С чего ты взяла, что ты в безопасности?

— Потому что я прямо сейчас дома… У меня тут три чернокожих фрейлины, которые могут надрать любому задницу.

— Ты сказала "фрейлины"?

— Да.

— Значит, все официально? Ты теперь Хозяйка Горы?

— Ну... — Я почувствовала, как нервы натянулись до предела. — Я сегодня это решила.

— Мони!

— Это моя жизнь, и я выбрала это место для себя…

— Да ты вообще не знала о его существовании до того, как Лэй тебя похитил!

— Он меня не похищал…

— Похищал.

Я вспомнила события последних недель и пожала плечами:

— Ладно. Хорошо. Он похитил меня. Но ты не знаешь, что я сегодня узнала от Лео…

— От психопата?

— Да. То есть нет. Ну... да. Он психопат, но... милый.

— А, ну раз он милый психопат, тогда все прекрасно. Можно не переживать.

Я покачала головой:

— В общем, я поговорила с Лео, и оказалось, он знал маму.

На мое удивление, Бэнкс замолчал.

Я бы поставила сотню баксов, что у него сейчас глаза на лоб полезли, а челюсть отвисла от шока.

Я прочистила горло:

— Более того, мама дружила с Цзин — матерью Лэя. И она несколько раз бывала на Востоке. У меня есть фото, где она в саду у «Цветка лотоса»... моего нового дома... в котором я стою прямо сейчас.

Голос Бэнкса звучал так, будто его ударили по голове кувалдой, и он едва справлялся с тем, чтобы просто двигать ртом:

— Мони?

— Да?

— Ты, блядь, о чем вообще сейчас говоришь?

— У меня целый фотоальбом с кучей снимков мамы и Цзин. Там столько всего, и про отца, и про казино, и про Лео, и про теток Лэя, которые все это замутили. Лео, между прочим, готов сдохнуть, лишь бы я родила ему правнука и назвала его Лео-младший.

— Мони... что?

— Ага. Я знаю. Это сейчас у тебя мозг просто взорвется.

— Честно? Я вообще не понимаю, что ты несешь.

Я тяжело вздохнула:

— Мне придется начать с самого начала.

— Расскажи все.

И я рассказала.

На это ушло добрых двадцать минут. Бэнкс не перебивал ни разу, но я готова поклясться, что у него раз за разом глаза лезли на лоб от всего, что я рассказывала.

Когда я закончила, в трубке повисла такая тишина, что я всерьез задумалась, не оборвалась ли связь.

— Бэнкс? Ты тут?

Когда он наконец заговорил, выдавил только:

— Ни хрена себе, Мони.

— Вот именно.

Опять долгая пауза.

Когда он заговорил снова, голос его стал заметно мягче:

— Ну…

Я приподняла бровь.

— Что ты теперь собираешься делать?

Я посмотрела в окно.

Наступила ночь, и сад за окном стал казаться еще волшебнее. Фонари, развешанные на деревьях, мягко светились. Я заметила, как обслуживающий персонал вышел с подносами и какими-то вещами, хотя саму площадку, которую они украсили для нас, отсюда не было видно.

Мне нужно торопиться, Лэй уже ждет.

Я снова медленно выдохнула:

— Знаю, ты сейчас подумаешь, что я спятила, но... кажется, я как бы... простила Лео за то, что он сделал с моим отцом.

— Я не прощаю Лео, но понимаю. Если бы я тогда знал, что творится в Глори… ну... я бы, наверное, не раз отхлестал дядю. Может, даже чуть не прикончил бы.

— Я была там совсем одна…

— А не должна была быть.

— Знаю. Я просто пыталась доказать семье и себе, что справлюсь… но не справилась.

— Ты справилась, Мони. Не гони на себя.

— Ну... — Я снова посмотрела на сад. — Мне нравится этот дом, Бэнкс. И сам сад. Ты бы только увидел это место. Здесь так красиво. Я прямо вижу, как мои сестры начинают новую, потрясающую жизнь на Востоке.

— Сестры Хозяйки Горы? Да их там, мать его, как королев встречать будут. Если, конечно, ты выкинешь оттуда всех этих расистских ублюдков.

— Ну… это будет непросто. Но я хочу попробовать.

— Вот дерьмо.

Я знала, он сейчас трет себе висок, пытаясь унять головную боль, которую я ему устроила.

— Бэнкс, правда, все будет хорошо.

— Каждый гребаный раз, когда мы с тобой говорим, я думаю: ну все, теперь-то все наладилось. А на следующий день, снова полный пиздец. Причем масштаба «катастрофа столетия».

— Знаю.

— Ты снова все тащишь на себе, как тогда в Глори, когда заботилась о девчонках и тянула все в одиночку.

Я нахмурилась.

— Все, что я пытаюсь тебе сказать — это то, что семья важна, Мони. По-настоящему важна.

— Я знаю.

— У многих вообще нет семьи, которой есть до них дело.

— Я знаю.

— И далеко не у каждой женщины есть такой ебанутый кузен, который, если что, порвет любого ублюдка на куски.

— Это правда.

— А я — тот самый ебанутый кузен.

— Знаю.

— И ты помнишь, как нас мама воспитывала. Защищай черных женщин, чего бы это ни стоило. Она твердилa это постоянно. Постоянно, блядь. И вот теперь ты на Востоке, а какие-то уебаны называют тебя обезьяной. Я вообще не уверен, как Лэй к тебе относится. Он держит тебя в изоляции, как псих. И не забывай, его отец ебнутый напрочь.

— Ладно. Все, что ты говоришь, имеет смысл.

— Семья важна.

— Я знаю.

— Впусти семью в эту ситуацию. Тогда у тебя будет настоящая опора.

— Ну… Лэй завтра пришлет за вами с девчонками вертолет. Так что это уже шаг в нужном направлении.

— Что?

— Ага. Я хочу, чтобы ты увидел «Цветок лотоса»…

— И поговорил с Лэем…

— Эй, стоп. Никто про разговор с Лэем не говорил…

— Да брось. Мы с Марсело по-любому собираемся с ним потолковать.

— Подожди. Никто не говорил, что Марсело тоже приедет.

— Что, Марсело нельзя? Ну, тогда сама ему об этом скажи.

— Чего?

— Он тут рядом и хочет с тобой поговорить.

Я распахнула глаза:

— Ладно, хорошо. Пусть Марсело прилетает, я с ним поговорю. Но самое главное, предупреди Тин-Тин, Хлою и Джо, что завтра они летят в гости. Я хочу, чтобы они выбрали себе комнаты и увидели сад.

— Сделаю.

— Вертолет будет где-то… — Я вспомнила про чайную церемонию и решила, что вечер подойдет лучше всего. — Примерно в пять вечера.

— Отлично. Только скажи Лэю и его людям, что им придется прислать два вертолета, чтобы забрать нас всех, и что мы тоже приедем со своими, надо будет где-то припарковать пару штук на посадочной площадке у дворца.

— Эй, никто не говорил, что будет еще и дополнительные вертолеты.

— Мони, как, черт возьми, я должен привезти твоих сестер, маму, Сида, Марсело, Ганнера, себя, наших ребят, мой гриль и морозилку в один вертолет?

Я моргнула:

— Бэнкс, с хуя ли ты решил, что всех этих людей надо везти?!

— Мама не может приехать?

— Тетя может. Но, чувак… ты только что перечислил полдеревни и потом добавил, блядь, гриль! Нам не нужен ни гриль, ни морозилка!

— Девочка, ты слишком долго на Востоке. Уже забыла, что если в саду собирается больше пяти черных — это автоматически барбекю.

— Эй, стой! — Я замахала руками, будто он мог меня видеть. — Я не говорила ни слова про барбекю, Бэнкс. Никто не говорил про барбекю. Я сказала — просто приехать, посмотреть дом –

— Ты же знаешь, твои сестры приедут голодные…

— Ладно! У меня есть шеф и обслуживающий персонал, которые…

— Этот шеф не умеет готовить мои фирменные ребрышки от Бэнкса! — Потом он отодвинулся от телефона и заорал: — Мам! Достань из морозилки курицу, ребрышки и говяжьи котлеты! У Мони завтра барбекю на Востоке! Всем передай!

— У нас не будет никакого барбекю!

Он вернулся к трубке:

— Ладно, кузина. Скоро увидимся…

— Бэнкс, я, блядь, серьезно…

— Вот, держи Марсело. Он хочет с тобой поговорить.

— Но, Бэнкс... — Я наклонилась ближе к телефону. — Бэнкс? Бэнкс?!

И тут в трубке раздался глубокий голос Марсело, и он явно был не в духе.

— МоМо, нам нужно поговорить. И прямо. Ебать. Сейчас.

Я сглотнула.

Ну все... понеслась.

Глава 27

Вот что нужно знать о Марси

Мони

За всю мою жизнь было всего несколько случаев, когда Марси злился на меня по-настоящему.

В остальное время он, само спокойствие и выдержка. Настоящий джентльмен, до мозга костей.

Один из таких случаев был, когда я решила поздно ночью пойти домой пешком после клуба на Юге.

Меня тогда взбесили мои подруги, им вдруг приспичило ехать в какую-то хату к парням, и они даже не предложили меня подвезти.

Имейте в виду, клуб был всего-то в пяти кварталах от дома.

Так или иначе, я тогда побежала домой к тете, с баллончиком в одной руке и телефоном в другой. Марси отчитaл меня — мягко, но твердо. Напомнил, насколько опасным мог быть Юг ночью. Но больше всего его выбесило, что я ему не позвонила, не попросила забрать.

А я просто знала, что это был день годовщины смерти его матери. И он наверняка сидел в каком-нибудь темном углу, сжимаясь от боли, вытирая слезы.

В другой раз, тоже на Юге, я пошла разобраться с парнями, которые домогались до моей сестры Джо, называли ее «лезбиянкой» и бросались мерзкими оскорблениями.

Тот день до сих пор горит в памяти.

Они стояли на углу, ржали и глумились над ней, хотя она просто шла по улице, никого не трогая.

— Фрик!

— Ты бы хоть раз повела себя как нормальная баба! Ходишь тут, будто мужик.

— Может, тебе просто нужного мужика не хватало.

Джо попыталась это проигнорировать и поспешила домой.

Я схватила биту из гаража тети и выскочила наружу, разбираться с этими обмылками. Никто не имеет права так говорить с моей сестрой.

Джо может быть кем угодно. И я не позволю никому заставить ее чувствовать себя ничтожеством, когда она — охуенная.

Я подошла к ним, и не колебалась, замахнулась битой и врезала одному прямо по башке.

Я промахнулась, и они заржали, всего на пару секунд... пока Марси не возник из ниоткуда.

И все их ха-ха моментально испарилось.

Настоящий ужас застыл у них на лицах.

Некоторые даже отпрянули назад.

В тот день Марси разделался с ними один.

Я просто держалась подальше и не мешала.

Это была натуральная жесть!

Он сломал одному руку одним ударом, и хруст кости до сих пор звенит у меня в ушах.

А еще, вся та кровь, что забрызгала тротуар в тот день... из-за нее я не могла сомкнуть глаз всю ночь. Но настоящий кошмар был на следующий день, потому что Марси был в ярости. Злой до предела, за то, что я вообще сунулась туда одна с битой.

Мы с ним спорили об этом весь оставшийся день. Он возвышался надо мной, глаза метали молнии, и он яростно перечислял все, что могло случиться:

— А если бы у них был ствол?! А если бы нож?!

А я только стояла, молча слушала, ждала, пока он выговорится и немного остынет. В Марси всегда горело это пламя внутри — ярость, которая вспыхивала каждый раз, когда страдала женщина.

Он в детстве не раз видел, как его мать избивали, и эти воспоминания преследуют его до сих пор. Они подпитывают ту ярость, что всегда тлеет у него под кожей. Что творилось в его маленькой голове, когда он прятался в тени, бессильный остановить отца, который бил, швырял, душил и выбивал из его матери все живое?

Что это сделало с Марси?

Может быть, именно то чувство беспомощности и сформировало его. Я знала одно, как только у Марси начался переходный возраст, он пропадал в спортзале, будто от этого зависела его жизнь.

В детстве он всегда был крупнее всех. Всегда выше. Всегда самый большой в комнате. Но дело было не только в размере, а в силе. В контроле. В умении защитить.

Марсело никогда не был задира. Он не дрался просто так, для показухи. Но тронь женщину прямо у него на глазах, и на поверхность вырывался зверь.

Монстр.

Мужчина, вылепленный из самых жестоких кошмаров.

Теперь, глядя на телефон, лежащий на подоконнике, я точно знала, что вот-вот столкнусь с этой яростью лицом к лицу.

— Марси... со мной все в порядке... правда.

— Я позволил этому выйти из-под контроля.

— Ты ничего не позволил. Потому что это я контролирую ситуацию.

— Лэй причинил тебе боль?

— Нет.

— Ни один гребаный палец не касался твоего тела?

— Не для того, чтобы причинить боль.

— Но он прикасался к тебе?

— Марси, что ты сейчас вообще спрашиваешь?

— Ты в безопасности?

— В самой большой безопасности за всю мою жизнь.

— Я тоже тебя всегда защищал…

— Конечно, защищал. Я просто говорю, что если кто-нибудь на Востоке даже подумает поднять на меня руку, он проснется с «Четырьмя Тузами» в спальне, и ему накостыляют так, что мало не покажется.

— Где ты? Я еду к тебе прямо сейчас…

— Нет, ты не едешь, потому что мы увидимся завтра…

— Я хочу увидеть тебя сейчас. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

— То есть... ты хочешь сказать, Марси, что не доверяешь мне? Думаешь, я вру?

Я знала — это заставит его замолчать.

И действительно, в трубке повисла гробовая тишина.

Потом я услышала, как он глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

— Дело не в том, что я не доверяю тебе, МоМо. Я не доверяю «Четырем Тузам».

— Я уже это поняла. Но если даже Бэнкс, после разговора со мной, успокоился и начал планировать, черт возьми, барбекю, то ты должен понимать, все под контролем.

— Я просто волнуюсь за тебя.

Я улыбнулась:

— А я волнуюсь за тебя.

— Со мной все нормально.

— Не уверена. Насколько я знаю, ты, кажется, глава банды под названием «Роу-стрит»…

— Мы сейчас не про меня говорим.

— А вот и надо бы. Бэнкс с тобой еще смеют поучать меня, что мне нужно быть осторожной. Хотя вы оба спокойно крутите целую незаконную операцию…

— У нас не все незаконно. И я уже работаю над тем, чтобы сделать все по закону. Просто это займет пару лет…

— Надеюсь, вы за это время себя не угробите.

— У меня безупречный план.

— И в чем он?

— Очень умно, МоМо. Думаешь, теперь мы говорим обо мне? А вот и нет.

— Но я все равно хочу узнать твой план. Знаешь почему, Марси?

— Почему?

— Потому что ты всегда тащишь все на своих плечах, стараешься защитить всех вокруг… и при этом почти всегда забываешь, что тебе самому тоже нужна защита.

— Ты хочешь приехать и защищать меня? — Его голос стал таким... игривым. — Давай. Я пришлю за тобой машину на Восток. Скажи своему Хозяину Горы, чтобы он открыл ворота.

— Ворота открыты.

— Ни хрена. Они захлопнулись, как только Лео уехал и твоя пресс-конференция закончилась. Поверь, я проверял.

Я нахмурилась:

— Вы с Бэнксом, похоже, забываете, что я вообще-то умею за себя постоять.

— Я это знаю. Но это не значит, что я перестану за тебя волноваться.

— Со мной все в порядке.

— У меня есть три элитных жилых комплекса на Юге.

— О-кей?..

— Выбирай любой, и я уже сегодня переселю туда тебя с сестрами. Без аренды, все уже обставлено. Дай добро и я пришлю машину….

— У меня теперь есть дом.

— У тебя — сделка с дьяволом. Я знаю Лэя дольше, чем ты. Когда Шанель была жива, он за ней следил.

Я напряглась.

— Он стоял под ее окном каждую гребаную ночь. Даже после того, как она вышла замуж.

— А она просила его остановиться?

— Сейчас не об этом.

— По словам отца Лэя, Лео, Шанель сама хотела сохранить власть над ним…

— То есть теперь мы виним жертву?

— Ты правда думаешь, что она была жертвой в этой истории? — Я приподняла брови. — Я серьезно спрашиваю. Просто… я знаю только версию Востока. А ты что думаешь?

Марси тяжело вздохнул:

— Нет. Я не думаю, что Шанель была жертвой. Но я все равно считаю, что Лэй — ебучий псих, раз следил за ней, и не забывай, он же тело ее держал и делал с ним грязные вещи.

— Он не делал ничего с ее телом…

— Это он тебе так сказал…

— Я знаю Лэя достаточно, чтобы быть уверенной, он бы не стал.

— Ты его, блядь, только что встретила. Он сказал тебе, что у него гарем есть?

— Марси, я видела этот гарем.

— Выбирай любую квартиру в одном из моих комплексов…

— У меня уже есть дом.

— Потому что ты теперь его Хозяйка Горы? К слову, он перешел все границы и нарушил правила всего Синдиката…

— Марси... пожалуйста... просто остынь хоть немного.

— МоМо.

— Пожалуйста.

Он понизил голос:

— Ты же знаешь, что я к тебе чувствую... Я перестал с тобой встречаться... Я… отступил, потому что…

Я моргнула, не веря в то, что услышала.

— Я ушел, потому что... не считал себя достойным тебя.

Я приоткрыла губы.

— Ты тогда собиралась в колледж по стипендии. А я? Я был сраный уличный гангстер с Роу-стрит, бросивший школу, впаривающий наркоту нарикам и ломающий голову, как вытащить своих с углов. Ты была слишком хороша для меня.

Тепло разлилось в груди.

— Марси…

— Я ушел не для того, чтобы ты потом…

Блядь.

Марси продолжил:

— Ты не должна была оказаться с кем-то вроде Лэя. С очередным бандитом. С ебучим убийцей. Понимаешь меня?

— Понимаю, но…

— Банкир.

— Что?

— Банкир или юрист. Ты должна была быть с мужчиной, который носит костюм и ходит на работу, блядь, с портфелем.

Я пожала плечами:

— Лэй носит костюмы.

— Ты думаешь, это смешно?

— Нет... я просто говорю... — Я взяла телефон с подоконника. — Марси... я люблю Лэя. Вот так. Как бы ты к этому ни относился.

— Ты даже не знаешь его.

— Я люблю то, что знаю.

— А если он разобьет тебе сердце? Если проявит неуважение, если обидит тебя, черт побери?

Я слабо улыбнулась в трубку:

— Тогда... у тебя будет полное право набить ему морду за меня. Считай, что я спятила, но... мне кажется, Лэй не причинит мне боль.

Между нами снова повисла тишина.

Потом он заговорил, и голос у него стал таким тихим, таким грустным, что сердце сжалось.

— Пообещай мне, что если вдруг почувствуешь опасность… если кто-то попытается причинить тебе боль, то ты сразу мне позвонишь.

— Обещаю.

— Мне нужно, чтобы ты действительно позвонила.

— Клянусь, Марси.

— Я уже несколько ночей не сплю.

Я распахнула глаза:

— Не надо. Не теряй сон, со мной все в порядке.

— Он тебя не бил?

— Господи, нет.

— Ты не чувствуешь себя, будто в ловушке, на Востоке?

— Нет.

— Он не даст тебе уйти. Ты это понимаешь?

— Марси, я могу покинуть Восток в любой момент.

Мне просто нужно научить Лэя, что это так.

Марси тяжело вздохнул:

— Ладно. Тогда я завтра буду на Востоке. На барбекю.

Я нахмурилась:

— Никакого барбекю не будет. Бэнкс просто несет чушь.

— Ганнер уже поехал за пивными кегами, так что... барбекю точно будет.

— Иисусе Христе.

— Лэй должен понять: если он правда хочет, чтобы ты жила на Востоке, то ему придется смириться с тем, что Роу-стрит теперь тоже на Востоке. И это только первое барбекю. Дальше зелени будет много.

— Это все еще мой дом.

— Я буду приезжать каждую неделю, пока не начну чувствовать себя спокойно от того, что ты там.

— Ладно. Скажу Лэю, чтобы для тебя какой-нибудь пропуск оформили или что-то типа того.

— Правильно. И если я хоть раз увижу синяк на твоем лице или…

— Меня никто бить не собирается…

— Вот и не надо.

— Увидимся завтра на этом... чертовом барбекю, — я закатила глаза. — И учти: ты, Бэнкс и вся ваша банда Роу-стрит должны вести себя примерно с «Четырьмя Тузами».

— А они тоже пусть ведут себя примерно.

— Будут. — Прижав телефон к щеке, я повернулась, и то, что предстало перед глазами, буквально выбило почву из-под ног.

Лэй стоял передо мной, и выражение его лица было настоящей бурей. Взгляд пылал тьмой. Челюсть была сжата, каждая мышца напряжена, будто он из последних сил сдерживал себя.

Было очевидно, он услышал немалую часть моего разговора с Марси.

Блядь.

А Марси тем временем говорил в трубку:

— Увидимся завтра.

Взгляд Лэя тут же метнулся к телефону в моей руке. Глаза сузились так, будто он всерьез собирался нырнуть в устройство и выбить из Марси все дерьмо.

Я сглотнула:

— Эм... да, Марси.

— Я люблю тебя, МоМо.

О, Господи.

Я была настолько ошеломлена, что просто... сбросила звонок.

Глава 28

Под цветущей сакурой

Моник

Лэй посмотрел на меня, и на мгновение я всерьез подумала, что он взорвется, просто из-за того, что Марси сказала, что любит меня.

Мне самой это казалось незначительным, но Лэй… он точно должен был как-то отреагировать.

Я наблюдала за ним: уголки его губ нервно дергались, а кулаки сжимались и разжимались по бокам.

Черт.

Я уже морально готовилась к абсолютно бессмысленной ссоре, которая вот-вот должна была начаться.

Но он сделал нечто неожиданное, глубоко вдохнул и, хоть голос у него был напряженный, все же спокойный, просто спросил:

— Ты готова к ужину?

Окей…

Я сглотнула.

— Ужин?

— Да, — голос у него был напряженный, но сдержанный. — Еда готова. И сад тоже. Я хотел отвести тебя туда.

Я кивнула, все еще переваривая его неожиданное самообладание.

— Хорошо… звучит неплохо.

Стоит ли вообще поднимать эту тему? Или просто оставить все как есть? Хотя, блин… я же реально голодная.

Я ничего не ела весь долбаный день.

В какой-то момент мне даже показалось, что я готова зажарить Лэя, засунуть его между двумя кусками хлеба и съесть.

К черту это. Если ему действительно есть что сказать, пусть высказывается за ужином.

Я подошла и протянула ему телефон:

— Спасибо, что дал воспользоваться.

Лэй ничего не сказал, но взял у меня телефон, убрал его в карман своего халата и мягко взял меня за руку. Прикосновение было таким бережным, что казалось, наши сердца связаны.

Ну… если он и злится, то точно не на меня.

Мы молча шли вместе: спустились по лестнице, прошли второй уровень и добрались до следующей, с резным перильцем в виде дракона.

Хотя Лэй все так же держал меня нежно, я буквально ощущала, как от него исходит ярость.

Но уже на несколько ступенек ниже он переплел пальцы с моими.

Еще немного, и мы вышли из дома на крыльцо.

И вот тогда до меня дошло, мы оба босиком.

Я вообще-то не из тех, кто любит ходить без обуви, но аромат вкусной еды уже витал в воздухе и манил.

О да. Что бы там ни было, я это съем. Какая, к черту, разница, в обуви я или нет?

Мы спустились по ступеням и ступили на землю.

Прохладная трава мягко ласкала ступни.

Ладно… не так уж и плохо.

Мы пошли дальше.

Фонари, развешанные по деревьям, излучали теплый золотистый свет, отбрасывая пятнистые тени на сочную зелень вокруг.

Они висели на разных уровнях, одни почти касались земли, другие сверкали где-то высоко среди ветвей.

В этом было что-то сказочное. И романтичное.

Я улыбнулась:

— Фонари всегда зажигаются ночью вот так?

— Когда мама была жива — да. С тех пор как ее не стало… по ночам здесь только темнота. — Он вел меня по тропинке, обрамленной розовыми кустами. — Хочешь, чтобы они снова горели?

— Думаю, да. Главное, чтобы это не расходовало ресурсы Востока.

Он рассмеялся.

Я прищурилась:

— Что?

— Ты всегда так заботишься обо всем.

— Ну… просто. — Я пожала плечами. — Когда смотрю фильмы или сериалы про богачей, у меня всегда мысль: «Вот же, жрут все подряд, тянут из мира все, что могут».

Я пожаал плечами.

— Теперь, когда у меня есть деньги, я не хочу быть такой.

— А мне, между прочим, важно только одно — чтобы ты была счастлива.

Я подмигнула:

— Будут фонари или нет, мне все равно, лишь бы ты был рядом.

— Отлично, потому что… — В его взгляде мелькнула тьма. — Ты от меня уже не избавишься.

Тогда отлично.

Слова Лэя повисли в воздухе, тяжелые, как клятва.

Мы продолжили идти, обогнули пруд. Тропинка вилась сквозь пышную зелень и яркие цветы. Над головой колыхались освещенные ветви, плавно покачиваясь на ветру.

Ночью пруд выглядел завораживающе: мягкий свет фонарей отражался в неподвижной воде, создавая мерцающий, почти нереальный эффект.

А еще, по глади медленно плыли крошечные огоньки.

— А вот и мы, — сказал Лэй, ведя меня туда, где нас ждал ужин.

Я ахнула от удивления.

— Боже… как же это красиво.

Передо мной словно ожила сцена из сказки, залитая мягким лунным светом.

Стол, покрытый тонкой скатертью и украшенный горящими свечами, стоял под величественной вишней. Ее нежные лепестки срывались с ветвей и осыпались нам на лица, как легкие поцелуи.

Ветви, увешанные фонариками, образовывали над нами укрытие, будто сама природа захотела устроить для нас этот волшебный вечер.

На столе — изысканный фарфор, хрустальные бокалы и серебряные приборы, сиявшие в мягком свете. Аромат свечей переплетался с теплым дыханием сада и легким запахом пруда неподалеку, наполняя воздух нежной, сказочной атмосферой.

Я бы и во сне не придумала место лучше.

Лэй остановился, повернулся ко мне:

— Тебе нравится?

— Я в восторге.

— Отлично, — прошептал он, приблизился и нежно поцеловал меня в щеку. Его губы были мягкие и теплые.

По телу пробежала дрожь — будто электричество коснулось кожи. Он был так близко. Заглянул мне в глаза… и смело вдохнул мой аромат.

У меня закружилась голова. Я заметила тонкие морщинки у его глаз и как ресницы едва заметно дрогнули, коснувшись кожи, пока он вдыхал мой запах.

Черт, какой же он красивый. И он весь мой. Если надо, то с любой сукой подерусь за него.

Он отступил на шаг.

— Я хочу, чтобы твоя первая ночь в «Цветке лотоса» была особенной.

— Она уже особенная.

Он повел нас ближе к столу.

Сбоку, у второго стола, стояли шеф-повар и двое сотрудников в синих униформах.

Стол был уставлен серебряными блюдами с крышками, под которыми мерцали огоньки, еда аккуратно подогревалась.

Когда мы подошли ближе, Лэй отпустил мою руку и отодвинул для меня стул.

— Спасибо, — сказала я и села, погрузившись в мягкое, комфортное кресло.

— Пожалуйста, — ответил он и сел рядом. Его взгляд все еще не отрывался от моего лица.

Неужели это теперь моя жизнь?..

На губах Лэя играла едва заметная улыбка, и я поняла: что бы он ни услышал в том телефонном разговоре, этот вечер все равно будет волшебным.

К нам подошел шеф с двумя бокалами шампанского и аккуратно поставил их перед нами.

— Добрый вечер, Хозяин Горы, Хозяйка Горы.

Я распахнула глаза, все еще не привыкла ни к титулу, ни к такому вниманию ко мне.

— Добрый вечер.

— Надеюсь, вы оба пришли с хорошим аппетитом, — сказал шеф.

Я кивнула:

— Умираю с голоду.

— Прекрасно. Сейчас начнем сервировку. — Он тепло улыбнулся мне. — Кстати, Хозяйка, у вас есть любимая кухня? Это помогло бы мне планировать ужины для вас в будущем.

Я покачала головой:

— Особенных предпочтений нет. Просто хочу, чтобы вам было в кайф готовить. Мама всегда говорила: если повар на кухне счастлив, вкусным будет все.

Глаза шефа загорелись от этих слов.

— Это замечательно. Тогда мне будет в удовольствие готовить для вас снова и снова.

— Супер.

— Вы будете ужинать в «Цветке лотоса» завтра вечером?

— Да, буду, — ответила я, напрягшись. — Но мой кузен решил устроить барбекю. У него есть особый рецепт ребрышек, и он прямо горит желанием приготовить их завтра, так что ужин готовить не нужно.

К моему удивлению, Лэй улыбнулся.

Хорошо. Значит, его это не напрягло.

Шеф выглядел заинтригованным, а потом его лицо расплылось в еще более широкой улыбке.

— Барбекю?

— Ага.

— Осмелюсь спросить… могу ли я тоже поучаствовать? В сарае, за участком, есть гриль. Я бы с радостью достал его и устроил маленькое соревнование с вашим кузеном.

Я не смогла сдержать смех.

— Соревнование на гриле? Это звучит чертовски весело. Думаю, Бэнксу такая идея точно понравится.

Шеф задумался:

— Нам понадобятся судьи.

Лэй, весь сияющий от происходящего, поднял палец:

— Я, разумеется, буду главным судьей.

Шеф почтительно склонил голову в полупоклоне.

Я хихикнула:

— Можно попросить Тин-Тин помочь.

Лэй кивнул:

— А может, и всех твоих сестер привлечем.

Бэнкс над этим, конечно, поржет от души.

— Значит, решено: соревнование на гриле, — шеф постучал пальцем по подбородку, будто уже прокручивал в голове рецепты. — Будет интересно. Спасибо, Хозяйка. С нетерпением жду.

— И я тоже, шеф. Спасибо.

Он снова склонился в вежливом поклоне и направился к другому столу.

Официанты подхватили пустые тарелки и с изяществом начали снимать крышки с блюд, открывая потрясающее разнообразие изысканной еды.

О да. Вот об этом я и мечтала.

В воздух тут же поднялся пар, насыщенный сногсшибательными ароматами.

Живот у меня громко заурчал.

Я снова посмотрела на Лэя.

Напряжение, которое чувствовалось раньше, будто испарилось.

Он наклонился ко мне, и мягкий свет свечей окутал его черты золотым ореолом.

— Ну что ж… — Он взял меня за руку — теплую, уверенную. — Как там твои сестры?

— Они видели новости, — сказала я.

Лэй поджал губы.

— Переживают за меня, но я уверена, как только завтра приедут и увидят дом с садом, сразу успокоятся.

— Я как раз думал о их визите… когда зашел в гостиную и…

Я приподняла бровь:

— И?..

— Нашел фотоальбом. Посмотрел его.

— Да?

— Первая фотография, где наши мамы в саду… — Он кивнул в сторону. — Она сделана прямо здесь.

Я приоткрыла губы:

— Прямо на том месте, где мы сейчас сидим?

— Именно.

— Ух ты… — глаза защипало, но я не позволила себе заплакать.

Мама была здесь…

— И… — Лэй оглядел траву вокруг, а потом снова посмотрел на меня. — Я подумал, может, на завтрашней чайной церемонии стоит поставить ту фотографию наших мам. Сделать ее большой-пребольшой и вставить в красивую золотую раму.

Я с трудом удержалась, чтобы не пролить слезу.

Лэй продолжил:

— Я, конечно, не декоратор, но, уверен, тетя Мин найдет, куда ее лучше всего поставить.

— Это было бы очень трогательно, Лэй. Правда. — Я сглотнула. — Я, скорее всего, буду ужасно нервничать, а мамино улыбающееся лицо на фотографии… оно поможет мне успокоиться. И напомнит, ради чего я вообще здесь.

— Я просто хотел спросить твоего разрешения… все-таки на фото и твоя мама тоже.

— У тебя полное разрешение.

Он сжал мою руку.

— Я поговорю с персоналом, пусть займутся.

— Прекрасно.

— А потом…

— Да?

— А потом я начал гулять по саду и подумал о том, что… сегодня днем пришлось выкорчевывать кучу сорняков. Тут не было совсем уж запустения, но… все давно подзабили на уход.

Если честно, сомневаюсь, что кто-то вообще рассчитывал, что в этом доме снова кто-то будет жить.

— Правда?

— Да. В любом случае, рабочие остановились, как только солнце село, но завтра им еще предстоит много сделать до чайной церемонии и приезда твоих сестер.

— Бороться с сорняками и наводить красоту?

— Именно.

— Ну, можешь даже не переживать насчет сада, когда мы окончательно сюда переберемся. Мы с сестрами будем торчать в нем каждый божий день.

Он расплылся в улыбке:

— Серьезно?

— Обещаю.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Так вот… именно тогда я и подумал, что, может быть, завтрашний визит твоих сестер — это не просто визит.

Я моргнула.

— Что ты имеешь в виду?

— Может быть… они просто останутся. Возможно… это вообще не визит.

Клянусь, в груди будто вспорхнула стая бабочек. Их крылья подняли настоящий вихрь, прекрасный, сбивающий с ног хаос чувств.

Сердце забилось быстрее.

Лэй приподнял брови:

— Что скажешь, Мони?

В голове заплясали мысли, и о хорошем, и о возможных трудностях, которые может принести переезд сестер уже завтра, а не позже.

Я любила их всей душой, но если они будут здесь постоянно… все изменится.

Лэй не получит полную Мони.

Забота о сестрах станет абсолютным приоритетом. И точка.

Они потеряли и маму, и папу. Им нужна я. Вся.

Как я смогу совмещать время с Лэем и с сестрами?

Но потом я представила, сколько смеха и тепла они принесут в этот дом: общие ужины, ночные разговоры, то особенное чувство, когда рядом семья.

Само представление, что они будут жить здесь постоянно… казалось сном.

Прекрасным, уютным сном.

Боже. Я совсем не ожидала, что он предложит такое.

И все же… впереди — битва. Лэй против Лео. Смертельная схватка. Послезавтра.

В тот день мне придется оставить их дома. Я не могу подвергать их такой опасности.

Справятся ли они одни, на Востоке?

Одна только мысль о том, что они останутся в «Цветке лотоса» без меня, в этом незнакомом месте… заставила мое тело покрыться легкой дрожью.

Наверное, я зря переживаю.

Я почти уверена, что здесь им ничего не грозит, но беспокойство все равно тихо грызло меня изнутри.

Джо могла бы присмотреть за Хлоей и Тин-Тин, если только у нее не будет работы.

Она точно справится, особенно в доме, где есть шеф и персонал.

Но все равно мысль о том, что придется оставить их, в новом месте, в такой ответственный момент, не давала покоя.

Что мне делать?..

Я взяла бокал шампанского и сделала глоток.

Лэй отпустил мою руку и откинулся на спинку стула:

— Ты переживаешь из-за того, что они останутся на Востоке?

— Все это новое… — выдохнула я. — А все новое всегда немного пугает вначале. Надо просто привыкнуть.

Я сделала еще один глоток шампанского и поставила бокал на стол.

Мои сестры сильные, но им уже столько пришлось пережить.

Я точно знала: если они останутся здесь насовсем, это даст им шанс. Шанс исцелиться. Найти покой.

Я медленно выдохнула:

— Знаешь что? Давай сделаем это.

— Правда?

— Все будет хорошо.

— Будет. У твоих сестер будут личные охранники.

Я моргнула:

— Серьезно?

— Обязательно, — пожал плечами Лэй.

Я сглотнула:

— Ладно. Мне просто… придется как-то объяснить им этот момент.

Интересно, как Джо, Хлоя и Тин-Тин. отреагируют на то, что за ними будут ходить охранники двадцать четыре на семь?

Для них, да и для меня тоже — это будет непросто принять.

Но со временем мы привыкнем.

— В любом случае… — Лэй посмотрел на меня с печальной улыбкой. — «Цветку лотоса» они нужны. И… ты тоже нуждаешься в сестрах.

— Я скучала по ним.

— После завтрашнего дня… скучать больше не придется.

Я склонила голову набок:

— А как будут устроены… спальные места завтра вечером?

Он приподнял брови:

— В смысле?

— Ты собираешься переночевать со мной, если мои сестры будут в доме?

— Либо так, либо я буду стоять под твоим окном всю ночь и смотреть на тебя, как… — В его глазах вспыхнула злость. — Как там сказал Марси? Жуткий сталкер?

Ага… Значит, все-таки мы будем спорить об этом.

Глава 29

Укус ревности.

Мони

Служащие поставили перед нами тарелки. На столе развернулся настоящий пир, глаза разбегались от вкуснейших блюд, но я даже не потянулась за вилкой.

Я просто смотрела на Лэя. В его глазах бурлили эмоции — сложные, многослойные, не поддающиеся расшифровке. Но, по крайней мере, он не отвел взгляд.

Наоборот, снова взял меня за руку.

— Тебе нужно поесть.

— А может, стоит поговорить о том звонке. И о Марси.

— Вот как? — спокойно отозвался он, отпуская мою ладонь. Взял вилку, выбрал с тарелки аккуратный золотистый кусочек — маленький, идеально круглый.

Я кивнула.

— Думаю, лучше обсуждать такие вещи, пока они не стали проблемой.

Он так и не начал есть. Просто держал вилку в воздухе и смотрел на меня.

— Значит, ты правда считаешь, что Марси может стать проблемой между нами?

— Не называй его Марси.

— Только тебе позволено так его называть?

Я сглотнула.

— И моим сестрам.

— Хмм. — К моему удивлению, Лэй поднес вилку к моим губам. — Тебе нужно поесть.

Я и правда умирала с голоду, так что открыла рот и позволила ему накормить меня этим аппетитным кусочком. Закрыв глаза, я наслаждалась вкусом, который мгновенно взорвался на языке. Божественно. Маслянистый, насыщенный и соленый одновременно.

Когда прожевала, улыбнулась:

— А что это было?

— Сейчас узнаем. — Лэй кивнул в сторону шефа, подзывая его.

Шеф-повар подошел к нам почти мгновенно и почтительно поклонился:

— Хозяин Горы, Госпожа.

Лэй не отводил от меня взгляда.

— Что именно я сейчас ей дал?

Шеф улыбнулся:

— Это мое фирменное блюдо. Омары, обернутые в бекон и запеченные в слоеном масляном тесте.

Я наслаждалась вкусом, который все еще ласкал мой язык.

— Божественно.

— Рад, что вам понравилось, Госпожа, — шеф снова поклонился и тактично отошел, оставив нас наедине.

Лэй облизнул губы:

— Можно я накормлю тебя еще, Госпожа?

Я улыбнулась:

— Да.

— Я рад, что тебе нравится ужин, — мягко сказал он.

Он подцепил еще один кусочек этого божественного омара с беконом и, не сводя с меня глаз, снова протянул его мне.

В этот раз я тоже не отвела взгляда.

Желание вспыхнуло в его глазах, стоило еде приблизиться к моим губам. Можно было подумать, что он подносит к ним не еду, а свой член.

Что там у тебя за пошлости в голове, Лэй?

Я взяла кусочек в рот и начала жевать.

Он все смотрел.

Смотрел так, будто запоминал каждую мою реакцию, каждый выдох удовольствия.

Когда я дожевала, облизала губы и наклонилась ближе к нему.

— Это восхитительно, Лэй.

Его глаза потемнели от желания.

— Ты заслуживаешь лучшего, Мони.

— Спасибо, но... — Он усмехнулся.

— Я все равно думаю, нам стоит поговорить... о Марсело.

— О, теперь он уже Марсело?

Я моргнула.

— Это еще что значит?

Лэй склонил голову набок:

— Он зовет тебя МоМо?

— Это прозвище с детства.

— Хмм. — Лэй подцепил вилкой еще один кусочек и поднес к моим губам.

На этот раз я не открыла рот.

— Тебе не нравится, что он называет меня МоМо?

— Я ревную. — Лэй опустил вилку обратно на тарелку. — Разве это не очевидно?

Я снова моргнула.

Его слова повисли между нами, как люстра на обтрепавшейся веревке, готовая в любой момент рухнуть и разбить нашу романтическую атмосферу в дребезги.

Я глубоко вдохнула, стараясь говорить спокойно:

— Лэй, тебе не о чем ревновать. Марсело, как семья. Мы знакомы с детства.

— Он все еще испытывает к тебе чувства.

— Я бы так не сказала.

— А я бы сказал. Более того, он сам это практически озвучил по телефону.

— Он как семья. Ни больше, ни меньше.

— Почему он не предложил тебе место на Юге еще до того, как ты встретила меня?

— Он не знал, что у нас в Глори трудности.

— Почему он об этом не знал?

— Я никому не говорила.

— Почему?

— Потому что мне было стыдно. Мне казалось, что я должна сама справиться с заботой о сестрах, поэтому... я не просила помощи и не сообщила об этом Бэнксу. Просто надеялась, что если буду больше работать и брать больше заданий — все наладится.

— А теперь ты на Востоке, и он вдруг решил предъявить какие-то права?

Я покачала головой:

— Он ни на что не претендует.

— Будем надеяться. — На лице Лэя начало проступать то самое бешенство, которое он все это время сдерживал.

Его челюсть сжалась, мышцы под кожей дернулись от усилия держать себя в руках.

Обычно теплый, нежный взгляд потемнел, стал таким яростным, что у меня по спине побежали мурашки.

Уголки его губ опустились в жесткую гримасу, на виске вздулась вена — и пульсировала в такт с учащенным сердцебиением.

Честно говоря, если бы сейчас Марси оказался здесь… Мне казалось, Лэй бы просто задушил его к черту.

— Так что... — я вздохнула. — Марси не станет для нас проблемой.

— Не станет?

— Нет. Если бы между нами с Марси что-то должно было случиться, это уже давно бы произошло.

— По телефону он объяснил, почему тогда отстранился от тебя.

Я пожала плечами:

— Все это неважно, потому что ты наверняка слышал, как я сказала ему, что люблю тебя.

— Слышал.

— Вот и хорошо.

— То, что ты это сказала, и то, как твердо решила жить со мной на Востоке, вот почему я сижу за этим столом. — Он мрачно скривился. — А не на Юге, втыкая ему в глотку очень острый нож.

Я широко распахнула глаза.

— И еще... твои сестры находятся на Юге. Я не могу разнести все к черту, если они там тоже.

И тут до меня вдруг дошло. Я нахмурилась:

— Так вот зачем ты хочешь, чтобы мои сестры уже завтра официально переехали в «Цветок лотоса»?

У него дернулась челюсть.

— Лэй?

— Это не главная причина. Я уже говорил, почему хочу, чтобы они были здесь...

— Но вытащить моих сестер с Юга, чтобы ты потом мог все там нахрен разнести — это одна из причин?

Он откинулся на спинку стула.

— Ты понимаешь, кто я?

— Да.

— Уверена?

— Да, Лэй. Ты — Хозяин Горы.

— Нет. Я не про сраный титул. — Он коснулся своей груди. — Я спрашиваю, понимаешь ли ты, что я во всем... сын своего отца? Он меня воспитал.

Я вздрогнула.

— В смысле?

— В смысле, что Марси называет тебя по-детски «МоМо» и вспоминает, как мечтал быть с тобой. — Голос Лэя стал опасно холодным. — Я не могу просто закрыть на это глаза. Более того... внутри меня нет ни капли, ни крошки, способной это проигнорировать.

Эти слова были не просто признанием слабости или попыткой объясниться. В них звучало зловещее предупреждение, намек на то, что Лэй уже все решил. И Марси это будет больно. Очень.

Было ясно, что у Лэя в голове уже выстроен четкий и жестокий план. И стоило только моим сестрам выбраться с Юга — он бы не раздумывая привел его в исполнение.

Черт…

Теперь уже я откинулась на спинку стула. Раздраженно скрестила руки на груди.

Он положил вилку и уставился на меня.

— Лэй...

Он приподнял брови.

— Я не знаю, что ты там задумал, но Марси — это семья.

— Ты уже говорила это пару раз.

— И каждый раз я говорила это всерьез.

— Он тебе не кровный родственник.

— И что?

— А значит, он не особо-то защищен от моих рук.

Я распахнула глаза:

— Твоих рук?

— Моих. — Он взял вилку, подцепил кусочек лобстера с беконом и спокойно съел его.

— Так. Во-первых, никто ни на кого не будет поднимать руки.

Лэй с улыбкой прожевал угощение и потянулся за следующим кусочком, будто мы болтаем о каком-нибудь фильме.

— И, Лэй, я понимаю, что ты чувствуешь, но ревность ничего не решит. Марси — это прошлое. И, что еще важнее, он не угрожает тому, что есть у нас.

Лэй сглотнул, но ярость с его лица так и не ушла.

— И все же... я все равно ревную.

— Тогда перестань ревновать. Я здесь. Мне нужен только ты.

— И я за это благодарен, но... Марси — это проблема.

— Ревность не решит эту якобы проблему.

— Может, и не решит. Но ревность — это сигнал. Она говорит мне: защищай свое, не позволяй никому встать между нами.

— Единственный человек, кто вообще может встать между нами — это ты сам.

Он нахмурился.

— Мое сердце не принадлежит Марси. — Я разжала руки, протянула их к нему и мягко сжала его ладонь. — Никто не встанет между нами, Лэй. Я думаю, мы — это все. Мы — это... любовь, и... прекрасная страсть, и... навсегда. В моей голове... то, что между нами, сильнее Марси, сильнее твоего гарема, сильнее даже воспоминаний о Шанель, если вдруг они всплывут и попытаются нас разъединить.

Лэй сжал губы.

— Или я... ошибаюсь? Мы не такие крепкие? То, что между нами, слабо? Наша любовь хрупка, как... тонкое стекло?

Он молча смотрел на меня, но что-то в нем все же изменилось, едва заметно. Его рука, напряженная под моей ладонью, немного расслабилась.

Казалось, даже пульсирующая вена на его виске замедлилась. И я поняла: пусть всего на миг, но он пытался отпустить злость.

Когда он заговорил, в его голосе больше не было острых углов:

— Мой отец оказался прав насчет тебя.

Эти слова застали меня врасплох.

— В чем именно он был прав?

— Ты только что завернула мне мозги в другую сторону.

— Я просто говорю тебе правду.

— Нет. — Он нахмурился. — Думаю, я уже не просто под каблуком из-за тебя. Я по уши вляпался.

— Лэй, во-первых, ты не под каблуком. Перестань так говорить.

— Почему ты все время это отрицаешь?

— Потому что это неправда. — Я не смогла сдержаться и хихикнула. Просто вырвалось само. — Перестань. Я серьезно.

Он приподнял брови:

— И почему ты сейчас смеешься?

Я снова попыталась остановиться, но смех только усилился:

— Потому что это смешно, когда ты говоришь, что под каблуком из-за моей киски.

— Не смешно. Я вообще-то серьезно.

— Вот именно поэтому это еще смешнее.

— Почему ты меня не предупредила?

— Предупредила о чем, Лэй?

— О своей киске.

Я покраснела и оглянулась на шефа и персонал. К счастью, они были у другого стола, болтали и возились с каким-то инвентарем. Я понизила голос:

— Мы вообще-то серьезно говорили про Марси, а не про мою киску.

— А то, что я под ее влиянием, напрямую связано с этой темой.

— Нет, не связано.

— Связано. — Он наклонился ближе, едва коснулся губами моего уха и прошептал:

— А что ты думала будет после того, как сегодня поскакала на моем члене?

Тепло резко вспыхнуло внизу живота.

— Ты была такая мокрая, сжимала мой хрен, делала вот ту самую магическую штуку, которую ты умеешь...

Я усмехнулась:

— Я ничего волшебного не делала. Перестань, ну ты смешной.

— Это была магия. И после всего этого ты правда думаешь, что я позволю какому-то там Марси называть тебя МоМо и говорить, что он тебя любит?

— Он мне как семья. Так что прими это.

— О, вот так просто?

— Да. Вот так просто. — Я отстранилась от Лэя. — Потому что, Лэй, давай не забывать, что я полностью приняла твоих теток, твоего сумасшедшего Чена, твоих людей, твою вычурную жизнь, Восток, твоего отца, который... убил моего отца. Я пережила весь этот гарем, где бабы себе бошки повыбривали и, скорее всего, полезли бы на меня с ножом, если бы я не была с тобой.

Он вздохнул и нахмурился.

— Меня похитили ты, Сонг и твои тетки, и я ни на одного из вас не заявила в полицию.

На его лице появилась довольная усмешка.

— Сегодня твой отец несколько раз проверял меня на прочность с голым лезвием в руках, а потом еще и похитил, чтобы вытащить с Востока. Думаю, я установила рекорд по количеству похищений за один месяц.

Лэй тяжело выдохнул.

— Мне пришлось экстренно вжиться в роль этой самой Хозяйки Горы, и, похоже, это будет полный пиздец, потому что что вообще это за роль такая? Но мне плевать. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой... навсегда. Так что... разбираюсь как могу.

Лэй разомкнул губы.

— И я еще даже не упомянула, что завтра мне предстоит целый день лить чай каким-то ебанутым способом…

— Практичная грация.

— Да. Практичная, блядь, грация. И делать это я буду перед камерами, надеясь, что не залью все к хуям. А еще мне нужно выступить с речью. — Я пожала плечами. — Я не хочу ни речи, ни церемоний с чаем, но я знаю, что это важно для тебя, для твоего отца и для Востока. А еще потому, что я... абсолютно... безоговорочно... влюбилась в тебя по уши... это важно и для меня.

У Лэя на глазах выступила влага, но слезы не пролились.

— Так что... — вздохнув, я взяла вилку. — Да. Ты не будешь поднимать руки на Марси и каждый раз, когда увидишь его, будешь вести себя наилучшим, блядь, образом. Потому что я собираюсь быть для тебя лучшей Хозяйкой Горы, а ты будь, пожалуйста, лучшим, блядь, Хозяином Горы для меня.

На его лице появилась мрачная, раздраженная мина, но он промолчал.

— Марси — моя семья. А значит, теперь он и твоя семья тоже. Пожалуйста, не благодари.

Он злобно скривился.

Довольная собой, я начала есть, пробуя сочные кусочки курицы, овощей и риса.

Боже мой. Этот шеф просто зверь. Даже не уверена, что Бэнкс сможет его завтра переплюнуть.

Я почти уже хотела отменить кулинарный баттл, но если мой шеф размотает Бэнкса у гриля — это будет ему отличный урок. Пусть поймет, что тащить свой зачуханный мангал в «Цветок лотоса», была не самая умная идея.

Прошло несколько минут в тишине, прежде чем Лэй выдохнул, долго и тяжело, но взгляд ни разу не отвел.

Я видела, как он борется с тем, что хотел сказать. Каждая мышца на лице напряжена, будто он сражался с собственными эмоциями.

И наконец, с недовольным ворчанием, он выдал:

— Ладно.

— Ладно?

— На барбекю я буду вести себя как пай-мальчик.

— Твои руки не будут касаться тела Марси?

Этот его чертов рот уже почти скривился в ухмылке, я прямо видела, как он изо всех сил пытается держать губы ровно.

Я прищурилась с усмешкой:

— Ну?

Он закатил глаза с таким пафосом, что можно было подумать, я заставила его подписать мирный договор. Но вся жесткость с его лица исчезла, осталась только обреченность.

— Я буду себя нормально вести.

— И твои люди тоже?

— За Дака не ручаюсь...

— Нет, ты будешь отвечать за Дака. И за всех остальных тоже. Проследишь, чтобы все прошло охуенно. Ты — Хозяин Горы. Никаких, блядь, отговорок.

— Серьезно?

— Да, Лэй, серьезно. Если кто-то из вас устроит драку перед моими сестрами или вообще на этой территории — вам всем пиздец. А ты не хочешь, чтобы было пиздец.

На его лице расползлась озорная ухмылка, но он промолчал.

— Я уже сказала Бэнксу и всем остальным, чтобы вели себя спокойно.

— А если они начнут?

— Не начнут.

— Ладно. Но... я все равно считаю, что нам с ними нужно будет серьезно поговорить.

Я вздохнула:

— Прямо на барбекю?

— Мы и так давно должны были это обсудить.

— Но именно во время барбекю?

— Мы можем выйти в сад, пока ты показываешь сестрам дом. Это займет немного времени.

Я внимательно посмотрела на Лэя, понимая: под всей этой внешней спокойной решимостью все еще прячется злость. Вряд ли этот разговор пройдет просто на мягких тонах.

Он наклонил голову набок:

— Это устроит тебя, Хозяйка Горы?

— Только разговор.

— Только слова.

— И... хорошие?

— Никакого физического насилия.

— Как я уже сказала: если мы продолжим, то все они станут твоей семьей.

— Это не если, Мони. Мы точно продолжим.

— Тогда привыкай считать Бэнкса и Марси своими кузенами.

Отвращение мелькнуло на его лице, но он тут же стер это выражение.

— Лэй, они тебе не смертельные враги.

— Не враги.

— Значит, пора наладить с ними отношения. — Я снова начала есть. — Я читала всю вашу историю, и, честно говоря, это выглядело по-детски и мелочно.

— Банда Роу-стрит — новички в Синдикате «Алмаз». Всего-то пару лет. А все остальные выросли в этом мире. Поэтому уважать их... сложно.

— Вы все — дети по блату.

— Я не получил трон по блату. Я с детства убивал людей, сраным мечом, — спокойно ответил он.

Я вспомнила книгу про «Четырех Тузов» и кивнула:

— Это правда.

— Я не говорю, что банда Роу-стрит должна вечно пресмыкаться перед нами, но на встречах Марсело слишком много пиздит и топает, как будто в детском саду. Иногда ему стоит просто заткнуться и принять то, что мы даем.

— Но мне кажется, если бы он именно так и делал, ты бы начал его меньше уважать.

Лэй промолчал.

— Как бы там ни было, пора начинать работать вместе. И, думаю, барбекю — отличное начало.

Главное — чтобы там не оказалось Лео.

Я только представила, как одно его появление может довести Марси до мгновенной смерти.

— Работать вместе, да? — буркнул Лэй и впихнул в рот еще ложку еды.

Уголки моих губ дернулись вверх, я сдерживала усмешку от его детского поведения.

— Эх, ну если ты под каблуком, значит, завтра будешь хорошим мальчиком.

— А что я получу за то, что буду хорошим мальчиком?

— Подарок хочешь?

— Хочу киску.

Я хихикнула.

— А если я буду вежлив с бандой Роу-стрит и не причиню им вреда, тогда...

Я прищурилась:

— Тогда?..

— Лэй хочет шоу.

— Черт. Ты собираешься теперь использовать мои же приемы против меня?

— Именно.

— Тогда ладно. — Я протянула к нему руку. — Давай пожмем. Если ты будешь вести себя прилично с бандой Роу-стрит на барбекю — получишь шоу.

К моему удивлению, из его груди вырвался темный, хриплый стон, когда он пожал мою руку.

Одержимый.

Я покачала головой.

Оставшуюся часть ужина мы уже не вспоминали ни Марси, ни барбекю — говорили о другом. Об официальном переезде моих сестер, о том, как вписать их в нашу жизнь, не разрушив ту хрупкую гармонию, которую мы только начали выстраивать.

Когда ужин подошел к концу, Лэй провел меня дальше по саду. Мы гуляли босиком, укутанные лишь в халаты, обнаженные под ними.

Это было удивительно, словно мы снова стали детьми — без забот, без обязанностей.

Под очередным цветущим деревом сакуры, освещенным мягким светом, он прижал меня к себе и поцеловал с такой страстью, что я едва не взорвалась.

С ним было спокойно. По-настоящему.

Я чувствовала, что принадлежу ему, как никогда никому не принадлежала.

Наша любовь была волшебной.

Поэтичной.

Ночь углубилась, звезды засияли ярче. Персонал убрал посуду и разошелся по комнатам, а мы остались в саду, среди аромата жасмина и гардений.

Вокруг нас кружили светлячки.

И там, в этом саду, мы занимались любовью, наши тела притягивались друг к другу, будто между нами была какая-то невыносимо сладкая, необъяснимая сила.

Наши души сплелись.

Если бы только каждый миг мог быть таким.

Только мы.

Мир исчез. Остались только мы.

Но завтра нас ждал полный бардак, чайная церемония и кровожадный будущий свекор, а еще барбекю между двумя группами людей, которые с удовольствием поубивали бы друг друга.

Я до сих пор не была уверена, понял ли Лэй по-настоящему, что он не имеет права тронуть Марси.

Он действительно отпустил всю эту ревность?

Или она все еще может всплыть позже?

А главное... мои сестры возвращаются.

Переезжают в «Цветок лотоса».

Мы вообще готовы ко всему этому?

Как моя любовь с Лэем изменит наши семейные отношения?

А еще, что принесет завтрашний день?

Какой новый вызов?

Какую еще абсурдную проблему, которую придется решать?

Наверное, я должна была переживать об этом сильнее…

Но в объятиях Лэя все тревоги исчезали.

Оставалась только эта всепоглощающая, захватывающая любовь.

Она успокаивала.

Дарила чувство безопасности.

Защищенности.

Пожалуйста, Господи. Пусть все будет хорошо.