За оградою был пустырь, за пустырем — деревянные заборы и уединенные дома окраины.
Гриф остановился среди пустыря и огласил громом окрестность. Тотчас же где-то кто-то пустился бежать, кто-то закричал «караул», — и добрая сотня собак затявкала в различных местах города.
На одном из дворов плотный мужчина с уравновешенно-жирным лицом смотрел на розовую ушастую свинью, хлюпавшую пойло из кадки. Мужчина держал фонарь, поглаживая свободной рукой бороду.
— Лопай, Машенька, — вдумчиво говорил он, — потом хозяина кормить будешь.
— Хрюх! — сказала свинья.
— Правильно дело. Вопче, — продам я тебя за сто тысяч… Не свинина, а брулиант. За полтораста отрекусь от тебя.
Тут произошло нечто: свинья, пронзительно завизжав, сшибла хозяина, и, падая, увидел он в вспышке потухающего фонаря грозное чудовище с острым пламенем круглых глаз, заносящее над свиньей лапу, в позе геральдических львов, то есть величественно.
— А-гр-р-р-р!.. — сказал Гриф. (Это свинья!)
Он лишил ее дыхания и стал есть. Кто-то, вопя, бежал к дому. Там замелькали огни, захлопали двери. Оберегая свое отличное настроение, Гриф захватил ужин и вернулся на пустырь. Докончив дело уничтожения полутораста тысяч, лев быстро направился к изумляющим его огням трамвайной линии и отсветам окон, где раздавались шум, звон и неясные выкрики.
Вообразите себя тихо переходящим небольшую площадь, где скрещиваются трамваи, — нынешнюю полутемную площадь. Магазины еще торгуют: вы видите наискось в белых квадратах витрин озаренные блузки, чемоданы, роскошные краски фруктов; вы настроены мирно. И вот видите вы в скупом свете фонаря присевшего на задние лапы огромного, черного от полутьмы льва.
Видение или большая собака?!
Именно это увидели на углу Залихватской и Остолбенелой улиц сразу тридцать два человека, не считая множества лошадей, ноги, шеи, хвосты и гривы которых мгновенно составили прямые линии, ринувшиеся с великим «и-го-го!» куда попало.
Тридцать два человека присели, задохнулись, подскочили и произвели неописуемую суматоху.
Все бежало; лавки закрывались, двери гудели.
Гриф беспомощно, тоскливо оглядывался, изредка посылая раскаты грома: рев льва!..
Где же пустыня? Везде стены, костры вверху и внизу. Ничего не понять.
Сильное возбуждение охватило Грифа. Он метался по площади, то вскакивая на тротуар, то исчезая в тенях углов. Наконец он помчался вдоль улицы.
Лев Пончик, главный по соде и макаронам, благодушно сидел в «Кафе мародеров». Сиял он, сияли его перстни, сиял оранжад в высоком стакане. Лев Пончик был тщедушен и мал ростом, но носил высокие каблуки.
Вошел Гриф и опрокинул кафе. Сначала он медленно спустился по ступенькам входа и встал, колотя хвостом. Глаза его горели, как люстры. Затем он молча прыгнул в середину прохода.
Пончик сидел спиной к Грифу.
— Зачем смятение, господа? — внушительно проголосил он, видя, что все лезут под столы, давя друг друга. — Что? Милиция? Обход? Когда я свободный гражданин…
— Лев! — крикнули сзади из-под стола.
Думая, что это — личное к нему обращение, Пончик уже хотел рассердиться на подобную фамильярность и с достоинством обернулся. А затем присел перед стулом, приподнял шляпу, чем-то подавился и вытащил почему-то бумажник.
Перед ним стоял Гриф.
Состоялась величественная встреча двух львов.
Пончик замахал руками и упал в обморок.
Гриф поднял его зубами за спину пиджака и сильно встряхнул. Шурша, посыпались из карманов деньги.
Заинтересованный Гриф выпустил Пончика, отчего тот брякнулся в кофейную лужу, и презрительно обнюхал бумажник.
— Раг-х! — коротко сказал он. (Не понимаю, чем он набит!)
Гриф покинул кафе и отправился в ужасной тоске далее.