Гробница Крокодила

4

Погоняя лошадей хлыстом, Теламон с грохотом несся на колеснице следом за добычей. Бегущие по пустыне антилопы напрягали все силы, но Теламон уже нагонял их, к тому же одна самка отстала от стада.

Передав и поводья, и хлыст Иларкосу, Теламон натянул тетиву лука. Стрела вонзилась антилопе орикс в шею, животное на бегу перекувырнулось через голову и рухнуло на песок.

Окруженный клубами рыжей пыли, Иларкос натянул поводья и остановил колесницу. Теламон спрыгнул и добил антилопу ножом.

– Меткий выстрел, мой господин, – переводя дух, похвалил Иларкос.

Теламону хотелось кричать о своей охотничьей доблести во весь голос, но так себя ведут только мальчишки, поэтому он лишь коротко кивнул.

Подбежали слуги, тащившие предыдущую добычу Теламона: он убил страуса и самку леопарда вместе с двумя детенышами.

«Неплохо для одного утра», – мысленно отметил Теламон.

Он поддел ногой тушу антилопы.

– Меня интересуют только рога, – сказал он Иларкосу. – Проследи, чтобы их доставили вместе со всем остальным. А я возвращаюсь.

Солнце поднималось все выше, а Теламон летел на своей колеснице через пустыню. Проскочил через ущелье между скалами, которые высились над Западным Берегом, пронесся мимо полей и теснившихся у Реки поселений крестьян и строителей гробниц, потом съехал вниз, к воде. Там его ждала баржа Хати-аа.

Бросив колесницу и измученных лошадей (в конюшню их отведут рабы), Теламон поднялся по сходням и рявкнул на гребцов, приказывая им доставить его на другой берег, в Па-Собек.

В бодром настроении Теламон расположился под навесом и провел ладонью по подбородку: наконец-то у него пробивается борода! Сдернув с головы шлем, он принялся с восхищением разглядывать ряды костяных пластин, вырезанных из кабаньих клыков.

– Мой шлем, – с гордостью произнес Теламон вслух.

Сын вождя сам убил двенадцать кабанов, а значит, теперь он мужчина и воин.

Теламон глянул на запястье. Там висела печать Пирры с крошечным аметистовым соколом.

– Ты насмехалась надо мной, – вполголоса обратился к ней Теламон. – Обзывала меня Вороном. Но твои оскорбления меня не задевают, Пирра. Я не Ворон, я воин из Дома Короносов. Перао всего Египта дал мне полную свободу действий, а правитель Па-Собек каждый вечер устраивает пир в мою честь. Что ты на это скажешь?

Баржа подплывала все ближе к Восточному Берегу, и перед Теламоном раскинулся Па-Собек, окруженный зелеными фруктовыми садами и плодородными полями.

Вот высокие белые дома и многолюдный рынок, расположенный в тени причудливых деревьев с узкими острыми листьями: здесь их называют финиковыми пальмами. Гигантские базальтовые соколы охраняют каменную пристань и обсаженную деревьями широкую улицу, в конце которой за высокими стенами скрывается от глаз непосвященных огромный Храм.

Дальше по берегу расположен дворец Хати-аа. По размерам и великолепию он намного превосходит дворец в Микенах, где правит дед Теламона, а ведь это даже не главная резиденция: она выше по течению, возле границы с Уауат. А во дворце, в котором волей-неволей пришлось задержаться Теламону и Алекто, Хати-аа живет только тогда, когда хочет быть поближе к Храму.

Но Теламона так просто в трепет не повергнуть. Он презирает египтян, всех до единого. Да, богатств у них не счесть, зато воевать они толком не умеют. У Хати-аа есть отряд воинов, но ни шлемов, ни доспехов они не носят, а еще несколько лет назад эти олухи ходили в бой с оружием из мягкой меди и представления не имели о бронзе.

Но Хати-аа больше интересуют растения. Он даже держит рабов, единственная обязанность которых – ухаживать за деревьями, цветами и прудом с рыбами. Все это Хати-аа называет садом. Мало того – во внутреннем дворике дворца он устроил еще один сад, поменьше. Спрашивается, зачем? Какой от них прок?

Ну а что касается самого Хати-аа, то Теламон не видел его с тех пор, как тот заболел и поручил гостей заботам своей юной жены Меритамен. Какому мужчине придет в голову оставить за главную четырнадцатилетнюю девчонку?

Над двором кружили ласточки. Теламон вошел во дворец. Колонны, увенчанные капителями в форме цветов папируса, прохладные коридоры, выложенные зеленой и желтой плиткой, полы из полированного гипса, устланные сладким клевером: его аромат отгоняет мух…

Раскинувшийся перед Теламоном сад радует глаз ярким разноцветьем: здесь и гранатовые деревья, и синие васильки, и белые водяные лилии в зеленом мраморном пруду.

Жена Хати-аа и ее маленькая сестренка играли со своими питомцами. При появлении Теламона обе застыли и уставились на него.

Младшей сестре Меритамен шесть лет. Голова у нее выбрита наголо, оставили только косицу на виске. Девчонка бегает почти голая, если не считать набедренной повязки из голубого бисера. Теламон ни разу не видел ее без любимой кошки.

Супруга Хати-аа весьма хороша собой: она чем-то напоминает Теламону ручную газель, которая ходит за Меритамен по пятам. Большие темные глаза, обведенные черным, длинная челка, закрывающая лоб, многочисленные тонкие косички, рассыпавшиеся по спине. Узкое платье из белого льна с тонкими складками выгодно оттеняет ее гладкие коричневые плечи и узоры из хны на ступнях.

Чтобы показать, как непринужденно он чувствует себя в ее присутствии, Теламон положил шлем на землю, сполоснул руки в пруду, а потом стал умываться.

Младшая сестренка подхватила кошку на руки и попятилась. Меритамен положила ладонь ей на затылок, будто хотела защитить малышку.

– Охота прошла удачно, господин Тел-амон? – тихо спросила жена Хати-аа.

Во дворце акийским владеет только она: научилась от няньки. Но Меритамен старается лишний раз не встречаться с Теламоном взглядом, и это его ужасно раздражает. Теламон ведь парень видный, ну чем он ей не угодил?

– Подстрелил леопарда и двух детенышей, – ответил Теламон, выжимая длинные косы: такие носят все воины.

Вдруг малышка сдавленно хихикнула. Меритамен обернулась и ахнула.

Теламон застыл как вкопанный. Газель только что навалила аккуратную кучку помета прямо в его перевернутый шлем!

От гнева у Теламона кровь зашумела в ушах.

– Ах ты, грязная…

Теламон замахнулся ногой, но эта тварь убежала в коридор.

Малышка тщетно пыталась сдержать смех, зарывшись лицом в кошачью шерсть. Наверху, на балконе, раб фыркнул и тут же зажал рот рукой.

Меритамен пришла в смятение:

– Прости, господин Тел-амон.

Жена Хати-аа отдала резкий приказ рабыне, и та кинулась вытряхивать из шлема помет.

Схватив шлем, Теламон зашагал прочь. Но в ушах так и стоял смех рабов и женщин.

Казалось, будто он целую вечность поднимался по лестнице, ведущей на мужскую половину дворца. Добравшись до своих покоев, Теламон сорвал с себя пропитавшуюся потом тунику и крикнул, чтобы ему подали воды и вина. Никогда еще Теламон не испытывал к Египту такой ненависти, как в этот момент. Все здесь смотрят на него свысока и насмехаются над ним!

Над Теламоном потешался даже раб Пирры, Усерреф. Окровавленный, избитый, он с вызовом смеялся прямо Теламону в лицо. А потом и вовсе ухитрился сбежать.

И теперь дни утекают сквозь пальцы, как песок в этой распроклятой пустыне, а Теламон не имеет ни малейшего представления, где искать кинжал.

– Ну, с кем сегодня расправился? – промурлыкала Алекто вечером, когда они сидели рядом на пиру. – Добыл наконец-то льва?

Теламон надулся. Алекто прекрасно известно, что нет, просто она хочет заставить его сказать об этом вслух.

– Я убил леопарда, – сообщил Теламон. – Такого же, как твоя любимая игрушка.

Алекто рассмеялась. На днях леопард оцарапал ей руку, и Алекто велела перерезать зверю горло.

– Что-нибудь новое узнала? – строго спросил Теламон.

Алекто повернулась к Керашеру и приняла от него инжир с улыбкой, от которой египтянина бросило в пот.

– Очень на это надеялась, – ответила она Теламону. – Мой раб разыскал одного довольно многообещающего крестьянина, но у того отказало сердце.

При этом воспоминании губы Алекто растянулись в улыбке, напоминающей оскал.

Так Алекто улыбается, только когда думает о чужой боли – или, еще лучше, наблюдает, как кто-то мучается. Она с одинаковым удовольствием смотрит, как людей бьют и как им зашивают раны. Чем больше страданий испытывает несчастный, тем лучше. Главное – побольше боли.

Этим вечером Алекто особенно хороша в одеянии из алого шелка с поясом из позолоченной телячьей кожи. В темные волосы вплетены золотые змеи. Теламон ненавидит и боится свою тетю, но в Египте он убедился, что дед поступил правильно, отправив с ним ее, а не Фаракса.

– В тех краях сила тебе не поможет, – сказал Коронос. – Египтяне восхищаются красотой. От Алекто тебе будет больше пользы, чем от Фаракса.

Теламон был обескуражен:

– Как же мы заставим их искать для нас кинжал?

И как Теламону уцелеть в Египте, этой загадочной, невообразимо богатой земле на краю света, если в его распоряжении всего один корабль и сорок воинов?

– Перао обладает огромной властью, – ответил Коронос. – Но даже он уязвим. Несколько лет назад он прогнал из своей страны чужеземцев с востока, и я ему в этом помог. Армия Перао нуждалась в бронзе, и я продал ему металл. Вы тоже возьмете с собой бронзу, и в знак благодарности Перао поможет вам найти кинжал.

План деда сработал. На корабле, груженном бронзой, Теламон с легкостью купил себе право пересечь болотистую местность и прибыть в Уасет, где стоит величественный дворец Перао. Там божественный владыка лично предоставил Короносам полную свободу действий и поручил Керашеру оказывать им всяческую помощь. Шпионы Керашера выследили Усеррефа здесь, в Па-Собек, самой южной провинции Египта. Но с тех пор уже прошла одна луна.

Обнаженная рабыня поднесла Теламону блюдо с плодами дум-пальмы, но тот лишь отмахнулся и рявкнул, что хочет выпить.

Перед ним тут же возникло гранатовое вино со специями в бирюзовой чаше, расписанной черными цветами лотоса. Теламон заставил себя осушить ее до дна. До чего ему надоели пиры! Флейты, благовония, опахала из страусиных перьев, блестящие от масла голые руки и ноги танцовщиц… Теламон уже не может смотреть даже на жареное буйволиное мясо с корицей и кунжутом и на пышный белый хлеб со сладкими финиками.

Теламон подумал о грамоте, которую выдал им Перао: эта штука сделана из чего-то наподобие плетеного тростника; египтяне называют ее свитком. На ней нарисованы крошечные непонятные картинки. Глядя на них, Теламон чувствует себя дураком. Не нужны ему никакие свитки! Он хочет только одного: найти кинжал Короносов, ощутить, как сила разливается по сухожилиям и заставляет кровь пылать…

– Слышала, с твоим шлемом случилась неприятность, – произнесла Алекто.

Теламон холодно взглянул на нее:

– А ты чем занималась весь день? Или только крестьян пытала?

Алекто ногтем разрезала темную кожуру инжира и понюхала фиолетовую мякоть.

– Меритамен юна и неопытна, но, по-моему, ей что-то известно.

– Почему ты только сейчас об этом узнала?

– Наберись терпения, племянник…

– Тут никакого терпения не хватит!

Теламон поставил чашу на стол с таким громким стуком, что музыка стихла, а все пирующие уставились на него.

– Я и так уже слишком долго ждал! Отныне будем все делать по-моему!

– Больше не стану сидеть сложа руки, – объявил Теламон, когда в зале остались только Алекто, Керашер и Меритамен.

Жена Хати-аа напряженно застыла в кресле из черного дерева, принадлежавшем ее супругу.

– Я уверен, что наш кинжал в Храме, – продолжил Теламон. – Прикажите его обыскать. Незамедлительно.

Меритамен взглянула на Керашера, а тот устало улыбнулся в ответ, будто Теламон говорил несусветные глупости.

– Благородный господин Теламон, – начал вельможа, – никто не имеет на это права, даже я и госпожа Меритамен. Нам вообще запрещено заходить в Храм! Внутрь допускаются только жрецы, служители богов. А они клянутся, что вашего амулета там нет.

– Кинжала, – поправил Теламон.

Египтянин извинился за свою ошибку дежурным поклоном, хотя с таким же успехом мог бы просто пожать плечами.

Тут Алекто обратилась к Меритамен:

– А если кинжал не в Храме, будь добра, объясни, почему вокруг него сейчас крутится столько народу?

Теламон был раздосадован вмешательством тети. Еще больше он разозлился, когда ответ Меритамен ничего не прояснил.

– Богам угодно, чтобы раз в год Великая Река разливалась, – робко ответила она. – Вода прибывает много дней, и Река скрывает землю. Мы называем это время Ахет – Время Половодья.

Теламон нетерпеливо заерзал.

– А когда вода наконец отступает, на полях остается плодородный черный ил. От него Египет рождается заново, и так повторяется каждый год с начала…

– При чем здесь кинжал? – не выдержал Теламон.

– Начало Половодья знаменует собой начало нового года, – объяснил Керашер. – Это очень важное время. Мы устраиваем великий хеб – праздник. До хеба Первой Капли осталось всего несколько дней.

– Поэтому в Храме и возле него сейчас царит такое оживление, – терпеливо закончила Меритамен.

– Но раз ты замещаешь мужа, значит правительница Па-Собек – ты, – снова вмешалась Алекто. – Неужели ты не можешь приказать жрецам…

– Нет, конечно! – рассмеялся Керашер и взмахнул мухобойкой из черного дерева. – Жрецы служат не госпоже Меритамен, а богам!

Теламон еле-еле сдерживался, чтобы не вспылить.

– Кажется, вы оба кое-чего не понимаете. Я внук Короноса, Верховного вождя Микен, а госпожа Алекто – дочь Верховного вождя.

Меритамен озадаченно взглянула на Теламона:

– Да, мы знаем, но…

– Дай мне договорить, – процедил сквозь зубы Теламон.

Меритамен нервно облизнула губы. Улыбка Керашера стала не такой уверенной.

– Перао повелел, чтобы кинжал был возвращен нам, – продолжил Теламон. – Благодаря помощи господина Керашера мы выяснили, что следы ведут в Па-Собек. Однако кинжал вы так и не нашли.

Тут улыбки пропали с лиц обоих египтян. Отлично.

– К тому времени как Река начнет разливаться, кинжал должен быть у меня, – объявил Теламон. – Иначе я доведу до сведения Перао, что его приказ не исполняется. – Теламон выдержал паузу. – И виновата будешь ты, госпожа Меритамен. Перао не важно, кто ты такая. Он нуждается в бронзе больше, чем в тебе или в Хати-аа. Достаточно одного слова моего деда, и тебя ждет наказание. Гнев Перао сметет тебя и твою семью, как песчаная буря льняные колосья. Божественный владыка вас уничтожит.

Теперь во взгляде Керашера появилось уважение. Над верхней губой Меритамен выступили капельки пота. Она глядела на Теламона с ужасом.

Сын вождя встал и направился к выходу.

– Подумай над моими словами, – велел он Меритамен.

Теламон уже собирался подняться по лестнице в свои покои, когда Меритамен отвела его в сторону.

Рабы в зале убирали со столов после пира. Меритамен вместе с Теламоном зашла в пустую боковую комнату. Стены были расписаны синими и желтыми водоплавающими птицами, а рядом с креслом из кедра стояла подставка для лампы из белого алебастра. От горящей лампы исходил сладкий аромат масла.

– Ну? – спросил Теламон.

Он не ожидал, что Меритамен захочет говорить с ним без Керашера. Раньше она ни разу не оставалась с ним наедине.

Меритамен нервно выкручивала маленькие, покрытые узорами из хны ручки.

– Я не могу допустить, чтобы пострадала моя семья, – тихо произнесла она.

– Тогда помоги нам отыскать кинжал. Алекто думает, тебе что-то известно.

Меритамен опешила:

– Нет! Если бы я знала, где кинжал, сразу бы его отдала.

– Так узнай.

Жена Хати-аа молчала. Теламон спросил:

– Почему ты не позвала с нами Керашера?

Меритамен запнулась:

– Керашер подчиняется только самому Перао. Его шпионы не отсюда, не из Па-Собек.

Теламон затаил дыхание:

– Сдается мне, ты что-то скрываешь. Я прав?

Меритамен нахмурилась:

– Почему для вас так важен этот кинжал?

– Пока он у нас, наш клан непобедим.

Теламон решил не рассказывать о пророчестве, согласно которому Дом Короносов падет, если кинжал окажется в руках Чужака. Гилас – тот самый Чужак. А ведь когда-то этот мальчишка был его лучшим другом. Но судьбе угодно, чтобы Теламон убил Гиласа и спас свой клан.

– Мы бы отдали вам кинжал, если бы могли, – произнесла Меритамен. – Но его здесь нет!

– Я тебе не верю. Этот раб, Усерреф… Он родом из Па-Собек. Наверняка здесь живут его друзья, родные…

– Может быть, вернешься на свою землю? Найдем кинжал – тут же отправим его вам.

– Не мы одни его ищем. Наши враги хотят уничтожить кинжал и погубить мой клан.

– Кто ваши враги?

– Мальчишка, – процедил сквозь зубы Теламон. – Волосы желтые, мочка уха отрезана. А с ним – девчонка-кефтийка, у нее на щеке шрам-полумесяц. Они мои враги. Я поклялся убить их.

Теламон вообразил Гиласа и Пирру такими, какими видел их во время последней встречи: на Пирре великолепные фиолетовые одеяния покойной матери, вокруг рук обвились живые змеи, а ей на выручку летит сокол. А Гилас весь в крови, но готов к бою, а молодая львица спешит его защитить.

– Нет, до Египта им никак не добраться, – рассудил Теламон, не столько обращаясь к Меритамен, сколько успокаивая себя. – Но если до ваших шпионов дойдут слухи про эту парочку, сразу докладывай мне. Это понятно?

Меритамен медленно кивнула. Она подняла голову и посмотрела на Теламона.

– Я не допущу, чтобы этот кинжал погубил мою семью, – с неожиданной твердостью объявила Меритамен. – Керашеру нет дела до народа Па-Собек. Но я не такая. Я разыщу ваш кинжал, и Керашеру необязательно знать, что я для этого сделаю.

– А как же…

– Тебе тоже не нужно забивать себе голову, господин Тел-амон. Я добуду для тебя кинжал. Но только при условии, что ты дашь мне защитить свой народ и позволишь поступать так, как я считаю нужным.