Гробница Наполеона

Вечеринка в разгаре: в стиле рок

Десять часов вечера

… — Никого, — констатировал Валентин Борисюк, внимательно оглядев небольшую кладовку. Чего здесь только не было! Два кресла со слегка потертой обивкой, куча вещей, костюмов, платьев, которые в сэконд-хенде оторвали бы с руками, и даже лисья шуба. Почти новая. Валентин на всякий случай подошел, приподнял ее с кресла. Кира — особа субтильная. Могла задремать и в кресле, прикрывшись лисой.

Да не может ее здесь быть! Откуда? Но отчет надо дать по полной программе. Везде был, все осмотрел. Даже тряпье в кладовке переворошил! Теперь можно возвращаться в каминный зал, к Прасковье Федоровне. Пока есть время, они могут сыграть в четыре руки. Раз в каминном зале есть пианино, должны быть и ноты. Он еще покажет, кто такой Валентин Борисюк и кто такой Сид!…

— Никого, — сказал Грушин, шагнув в комнату, стены которой были обиты вагонкой, покрытой янтарным лаком. — Пусто. Да и не может ее здесь быть!

— Я тоже так думаю, — согласился Артем. — Ну, где тут бар?

Он огляделся. Да, Грушин устроился хорошо! Бассейн, сауна с парилкой, а здесь, значит, комната отдыха. Отделка под дерево. Посреди овальный стол, на нем медный самовар, фарфоровые чашки, вдоль стен удобные низкие диваны. Чтобы, попарившись и охладившись потом в бассейне, можно было полежать, попить чайку. Расслабиться, одним словом. Здесь же имелся встроенный в одну из стенок бар с различного рода напитками. Открыв его, Грушин достал бутылку водки, рюмку, протянул Артему и сказал:

— Для очистки совести загляну в парилку.

— Пить не будешь?

— Не хочу, — покачал головой Грушин.

— Не пьешь, не куришь, — усмехнулся Артем. — Здоровье бережешь? А для чего?

— Я просто хочу контролировать ситуацию.

Артем наполнил рюмку до краев и выпил одним махом. Спиртным он никогда не злоупотреблял, но сегодня разнервничался и не удержался. Впервые почувствовал, что за долгие годы непрерывной работы в нем накопилась усталость. Все гнал куда-то, упирался, а для чего? Самолюбие потешить? Вот я какой! Богатый, преуспевающий! А Данька Грушин все равно устроился лучше! И жизнь у него проще, и бабы любят. Не за деньги. И вновь начало пощипывать. Теперь был уверен: оно, сердце.

Он закрыл бутылку и убрал в бар.

— Пусто, — сказал Грушин, прикрыв дверь парилки.

— Но же где все-таки Кира?

— Есть у меня одна идея, — загадочно ответил хозяин дома…

…Инга почувствовала: отлегло! Это же всего-навсего старое пальто! Висит на плечиках, под самым потолком! А вовсе не Кира! Нет здесь никого, на чердаке. Но на всякий случай она поднялась и осмотрела помещение. Для очистки совести. Пусто.

Все. Надо возвращаться в каминный зал. Может, подругу нашел кто-то другой? Но Инга не торопилась. Присела на ящик, набитый старыми бумагами, и задумалась. Жаль, что сумочка осталась внизу. Там сигареты. Как хочется курить! Артем и сам не курит, и курящих женщин не выносит. Ей пришлось ограничиваться утренней сигаретой и вечерами без него, когда можно было расслабиться. Это стоило Инге огромных усилий, но она верила в успех.

Успех… А в чем он заключается? Заставить его жениться? А как еще упрочить свое положение? Пройдет какое-то время, и найдется девушка помоложе и покрасивее, а поскольку дорожка уже проторенная, Артем без сожаления бросит старую любовницу и займется новой. Что тогда будет с Ингой? Рассчитывать на компенсацию не приходится. Денег скопила, но что деньги? На всю жизнь не хватит. Бросить Артема, найти богатого мужа? Если б это было так просто! Всех стоящих мужиков уже разобрали! Пока она делала карьеру модели, пока болталась по кабакам и меняла любовников, как перчатки. Опоздала. Получается — везде опоздала!

Состоятельный человек поостережется жениться на девице с такой биографией. И с дурными привычками. Может ли она родить здорового ребенка? И вообще — быть матерью? Давно следовало пройти обследование. С того времени, как сделала последний аборт, у врача не была. А надо бы! Два года прошло!

Даже если сегодня одна проблема разрешится, другие-то останутся! Если бы Артем оставался хорошим отцом своим детям, но при этом принадлежал бы Инге, а не их матери! По закону принадлежал. Но поссорить его со всесильным тестем? Фу-ты! Какие глупые мысли лезут в голову!

Инга встряхнулась и поднялась с ящика. Надо спускаться. На каблуках чувствует себя гораздо увереннее. Друзья, Грушин и Реутов внизу, выясняют отношения. Интересно, что он наплел Артему? Надо бы напомнить Дане кое о чем. Чтобы язык не распускал. И Инга решительно поднялась с ящика и направилась к винтовой лестнице…

…Когда в каминном зале появились Даниил Грушин и Артем, представшая их взорам картина напоминала идиллию: тихий вечер в кругу друзей. Валентин Борисюк и Прасковья Федоровна сидели за пианино и играли в четыре руки. Перед ними стояла открытая партитура. Причем оба то и дело сбивались, путая ноты, но ни Сид, ни Инга внимания на это не обращали.

Инга задумчиво вертела в руках почти пустой бокал, Сид рассеянно смотрел на угли в камине. Дрова давно уже прогорели.

— Ну, господа, и как успехи? — громко спросил Грушин.

Валентин перестал играть и обернулся:

— Здесь на втором этаже никого нет. Сид и Инга утверждают, что никого нет и на третьем. И на чердаке.

— Не могла же она испариться! — откровенно удивился Артем.

— Мы были уверены, что вы ее найдете! — воскликнула Прасковья Федоровна.

— На первом этаже Киры нет, — спокойно сказал Даниил Грушин.

— Господи, неужели она спрыгнула с балкона? — ахнула писательница.

— У меня есть идея получше.

С этими словами Даниил Грушин подошел к стеллажу:

— Ну посудите сами. Мы обыскали весь дом. Кроме одной комнаты, куда заходить просто-напросто страшно. Потому что там труп следователя. А ведь это же очевидно!

И Грушин нажал на рычаг. Полки с книгами поехали в сторону. Инга привстала, Прасковья Федоровна, напротив, всем телом подалась назад. Но закричали они одновременно.

Из кабинета пахнуло розовым жасмином. Так, что Ингу вновь замутило и она невольно отшатнулась. И в самом деле: картина была ужасной. В кабинете по-прежнему царил полумрак. Свет там никто так и не зажигал, но все три свечи еще горели, отбрасывая на стены мерцающее пламя. Только подсвечник стоял теперь не на письменном столе, а на низком столике для раскладывания пасьянсов. Оттого тени на стене казались длиннее и уродливей. Письменный же стол, перед которым откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов с ножом в груди, оказался немного сдвинут и находился теперь прямо под люстрой. Люстра была старинной, тяжелой и крепилась на мощном крюке, вмонтированном в потолок. Вокруг — лепнина. На этом крюке и висела Кира. Пальцы ног почти касались края столешницы. На полу валялись слетевшие со стола бумаги, пара книг и один ботинок.

— Она повесилась! — ахнула Прасковья Федоровна. — Повесилась!

— Спокойнее, — сказал Даниил Грушин и обратился к Артему: — Помоги мне.

— Надо ее снять.

— С ума сошел?! Чтобы нас обвинили в убийстве?!

— Только идиот мог подумать, что это самоубийство, — заметил Грушин и первым шагнул в кабинет. Немного подумав, Артем двинулся следом.

Валентин Борисюк покосился на женщин и нерешительно поднялся с хрупкого табурета. Наконец опомнился и Сид. Но к открывшейся в стене двери шагнул неохотно. Женщины остались в каминном зале. Инга сделала судорожный глоток из бокала, Прасковья Федоровна еле слышно простонала:

— Я сейчас упаду в обморок… Бедная, бедная Кира!

— Да хватит вам причитать! — огрызнулась Инга. — Она была наркоманкой. Этим все и должно было закончиться. Самоубийством.

— Вовсе нет, — раздался из кабинета голос Грушина.

Тот прямо в ботинках залез на стол и, вытянув руку, коснулся крюка.

— Так я и думал: это не самоубийство. Кира была маленького роста. Ей ни за что не повеситься на этой люстре. Потолок слишком высокий. Но никак не метр шестьдесят. И еще вот это.

— Что? Что такое? — заволновался Артем.

— У нее на шее две борозды.

— Ну и что?

— А то, — отрезал Грушин. — Петля побывала на этой шее дважды. Ее сначала удушили, а потом повесили под потолок. Ну что? Я ее снимаю?

— Не смей… — сдавленно сказал Артем.

— Это же убийство! Все равно номер не пройдет!

— И все равно: не смей. Слезай оттуда. Кто считает иначе? — повернулся Артем к Силу и Валентину Борисюку.

— Надо закрыть дверь, — негромко кашлянул Валентин. — Кира нашлась. По крайней мере мы знаем, что она не прыгала с балкона.

— Грушин, слезай со стола, — мрачно сказал Артем.

Тот послушался и спрыгнул. Потом нагнулся, чтобы подобрать с пола упавшие книги.

— Стой! — схватил его за руку Артем.

— Да что ты меня все время одергиваешь!

— Вот они: десять сантиметров. Пусть лежат.

— Какие десять сантиметров? — удивился Грушин.

— Две книги. Что там у тебя? «Унесенные ветром»? В двух томах? Ну, Грушин! Удивил! Женские романы, значит, читаешь? — Артем не удержался и хмыкнул: — Допустим, она положила их одну на другую, чтобы дотянуться до крюка. А потом накинула на шею петлю и отбросила их ногами.

— А две борозды на шее? — напряженно спросил Грушин.

— А ты не допускаешь мысли, что кто-то ее увидел, снял, попытался оказать помощь, а потом, поняв, что бесполезно, испугался и водрузил обратно?

— И кто бы это мог сделать? — усмехнулся хозяин дома.

— Да любой из нас! Мы уже с полчаса бродим по дому! Больше! Парами и врозь! Сколько Кира здесь висит? Никто не знает!

— А ты, Тема, голова! Гм-м-м… Мне тоже кажется странным, что убили именно Киру. По-моему, кто-то из вас ошибся. А может, она и в самом деле повесилась?

— Может быть, мы уйдем, наконец, отсюда? — напряженно спросил Валентин. — Находиться в одном помещении с двумя трупами…

— Сид, а ты почему молчишь? — пристально глянул на плейбоя хозяин дома.

— А что я должен сказать? — ощерился тот. — Пожалеть ее? Смешно!

— И в самом деле, — покачал головой Грушин. — Смешно! Всем известно, что вы не ладили. Что ж… Выходите. Оставим все как есть.

Первым из кабинета чересчур поспешно вышел Валентин Борисюк. Следом Сид. Артем задержался, пропуская вперед Грушина.

— Да ты, никак, меня контролируешь? — с усмешкой спросил тот.

— Ты способен на любую каверзу. Нет чтобы сказать: она повесилась. Самоубийство. Тебе непременно надо копать! Давай, выходи отсюда!

Грушин молча вышел из кабинета. Артем последним шагнул в каминный зал и потянулся к рычагу. Стеллаж неслышно вернулся на место.

— Ловко! — не удержался от комментария Артем. — Механизм работает безупречно! Никто и не услышит! Итак…

— Итак…

Хозяин уселся за стол, на свое место и потянулся к крохотному хрустальному графинчику с мятным ликером. Наполнил рюмочку и, не предлагая никому присоединиться, пригубил.

— Грушин, и как только ты пьешь эту гадость! — не удержалась Инга.

— А как ты умудрилась прикончить за вечер две бутылки шампанского? — огрызнулся тот. — Посмотри! На донышке осталось!

— Маньяк!

— Алкоголичка.

— Перестаньте, — оборвал их Артем. И мягко заметил: — Инга, ты и в самом деле слишком много пьешь.

— А можно удержаться? — сорвалась вдруг она. — Вы посмотрите, что здесь происходит! Второй труп!

— Это самоубийство, — упрямо сказал Артем. — У нее ведь, мне кажется, был повод!

— Да, она употребляла наркотики! — резко сказала Инга. — Но ведь ей только что дали дозу! Она была под кайфом! Повеситься в таком состоянии? Вот если бы у нее была ломка…

— Кто дал? — удивленно спросил Артем.— Кто здесь балуется наркотиками?

— Он, — кивнул на Грушина Сид.

— Что-о?!

— Да. Я дал Кире дозу. И что? Сделал это из гуманных соображений, — пожал плечами хозяин дома.

— Так вот где она брала… — ахнула Прасковья Федоровна. — Даня… Но зачем?!

— А это уж мое дело, — спокойно сказал Грушин.

— Я была о тебе лучшего мнения, — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна.

— Я о вас тоже, многоуважаемая наша знаменитость! Так что вам лучше помолчать.

— Мать? На что этот тип намекает? — тяжелым взглядом уставился на жену Сид.

— Ах, не слушай его! Очередная шутка!

— Хороши шутки! Чтобы вы ни говорили, а Киру-то убили! — напомнил Грушин. — Это мог сделать любой из вас. Вы все выше метра семидесяти.

— Во мне метр шестьдесят девять, — поспешно заметила Прасковья Федоровна.

— О! Это существенно меняет дело!

— Но разве могла слабая женщина… — негромко заметила Инга.

— Технически — вполне! — сказал Грушин. — А что тут сложного? Душили-то ее не под потолком! И, скорее всего, сзади. Накинули петлю на шею и затянули. Потом отволокли в кабинет. Кира была маленького роста и субтильная. Кожа да кости. Пятидесяти килограммов не весила. Легкая, как перышко!

— А ты проверял? — вскользь заметил Артем.

— Это видно на глаз. Итак, ее удушили, отнесли в кабинет. Потом убийца пододвинул стол прямо под люстру, снял петлю с шеи жертвы, закрепил на крюке. Поднял Киру, поставил на стол, придержал, вновь накинул петлю на шею, и… Вторая борозда!

— Разве я могла это сделать? — жалобно спросила Прасковья Федоровна. — Ведь я же такая… такая…

— Да хватит вам притворяться! — презрительно сказала Инга. — Вовсе вы не больная! И не слабая! На вас пахать можно! Да, да, да! И не надо на меня так смотреть! Мы с Кирой были подругами. Обе в прислугах, вот и сошлись. Любили жаловаться друг другу на хозяев.

— Да что ты такое говоришь! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Какая я хозяйка Кире?! Я ее подруга!

— А кто писал за вас романы? Кто?! — взвилась вдруг Инга. — Или вы хотите сказать, что стояли у плиты, пока она сидела за письменным столом? Делали уборку? Мыли полы? Да вы эксплуатировали ее! Безбожно!

— Я просто хотела ее отвлечь, — пробормотала Прасковья Федоровна. — Я давала ей кров. И…

— Ага! — сообразил вдруг Валентин Борисюк. — Вот оно что! Оказывается, вы даже не сами все это писали!

— Да сама! Сама! Просто вдвоем быстрее! Кира только немного мне помогала.

— Например, порнуху писала. Постельные сцены, — мрачно заметил Сид. — А где она это брала? В своем воображении? Ха!

И тут что-то сообразил Даниил Грушин. Хлопнул себя по лбу со словами:

— Ну, я и дурак! Вот оно что! Ай да Сидор!

— Не смей! Не смей трогать моего мужа! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— Ну, хватит! — скомандовал Артем. — Прекратите эту истерику! Кто писал, за кого писал… Не суть важно. За что ее убили, если убили? Это надо выяснить! Кто она? Шантажируемая или шантажистка? Грушин?

— Вот в этом и заключалась главная ошибка убийцы, — загадочно сказал хозяин дома.

— Зато я не ошибусь. Следующей жертвой будешь ты. А убийцей — я.

— Артем Дмитриевич! — испуганно сказал Валентин. — Ну зачем вы так? По-моему, пора, наконец, вызвать милицию и…

— Нет, — хором сказали все, кроме Грушина. Даже Сид.

— Валентин, я же тебе сказал: не спеши, — напомнил Даниил Грушин. — Твой шанс впереди.

— Какой такой шанс? — пробормотал зам по рекламе.

— Все уладить. А ты милицию собрался вызывать! Как бы потом не пожалеть.

— Да что вы меня пугаете! Весь вечер пугаете! То в убийстве обвиняете! Уж не думаете ли вы, что у меня был мотив убить эту наркоманку? — возмутился Валентин Борисюк.

— А если она тебя шантажировала? — пристально глянул на него Артем.

— Она меня ша…

И Валентин вдруг осекся.

— В кабинет можно проникнуть тремя путями, — вздохнул Грушин. — Вернее, четырьмя, но я не думаю, что тело Киры тащили через балкон. Это проблема даже для Сида.

— А при чем здесь я? — мгновенно отреагировал тот. — Как что — сразу Сид!

— Да так. К слову пришлось. Из всех здесь присутствующих ты находишься в наилучшей физической форме. Тебе под силу любые акробатические трюки. Что с петлей, что с…

— Ну да! Кажись, кто-то еще железо по утрам тягает? — И Сид выразительно посмотрел на хозяина дома.

— Мне-то к чему ее убивать? — удивился Грушин. — И потом: если бы я этого хотел, у меня был шанс. Вместо дозы дать Кире шприц с ядом. Или устроить передозировку.

— Кто вас, маньяков, поймет, — еле слышно фыркнула Инга. — Может, ты хочешь засадить кого-нибудь в тюрьму? Потому и устроил весь этот цирк!

— Я играю по-честному, — неожиданно обиделся Грушин. — Среди вас невинных нет. Только шантажисты и шантажируемые.

— Ну а при чем здесь шантажируемые? — напомнил Артем. — Они-то жертвы!

— А что, если некто совершил поступок уголовно наказуемый? Допустим, убил человека. А в милицию пойти не захотел. Пожертвовать несколькими годами жизни и карьерой. Лучше скрыть.

— Но ведь бывают разные обстоятельства, — пожала плечами Инга.

— Ага! Значит, убийство можно оправдать обстоятельствами?

И Грушин обвел взглядом сидящих за столом. Гости подавленно молчали.

— У нас уже второй труп, — констатировал хозяин. — Напоминаю: сейчас подходящий момент для признаний. Или будем по-прежнему играть в чет-нечет? Но один из вас уже ошибся! А я ведь предупреждал!

— Ты бы лучше за… — начал было Сид.

Но тут случилось неожиданное. Звонок раздался как гром среди ясного неба. Кто-то стоял на пороге и звонил в дверь! Да, это был не мобильный телефон. Звук резче, пронзительнее и отчетливо слышен на втором этаже.

— Боже! — ахнула Прасковья Федоровна.

— Кто-то пришел, — напряженно сказала Инга.

Валентин Борисюк побледнел и ничего не сказал. Сид вскочил. И только Артем решительно поднялся со словами:

— Надо открыть.

— Все согласны? — спросил хозяин дома.

— Это же свидетель! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— А если он увидит трупы? — напомнил Валентин.

— Кто-то пять минут назад предлагал вызвать милицию, — усмехнулся Грушин.

— Значит, это милиция? — нервно спросил Артем. — Тогда тем более не надо открывать!

— Грушин, ты что, вызвал милицию? — уставилась на хозяина дома Инга.

И все замерли.

— Нет. Я не вызывал милицию, — ответил тот.

В дверь позвонили еще раз. Потом еще.

— Лучше открыть, — прошептала Прасковья Федоровна. — Окна ведь светятся! Он знает, что в доме кто-то есть!

— Грушин, кто это?! — зло выкрикнул Артем. — Очередной сюрприз, да?!

— Это шофер. Всего-навсего шофер.

— Какой шофер? — удивился Реутов.

— Твой.

— Ты что, чокнутый?

— Ты же сам просил.

— Да когда это было! Я сейчас его отправлю, — и Артем решительно направился к дверям.

— Стой! — крикнула Инга. — Он же тебя увидит!

— Ну и что?

— Как это что?! А когда начнется расследование? Когда милиция получит трупы? Шофер скажет, что его шеф был здесь! И ты вовек не отмажешься!

— Точно, — сообразил вдруг Артем. — И что делать?

— Надо его впустить и где-нибудь запереть, — задумчиво сказал Сид. — Потом решить, что с ним делать.

— Хорошая мысль, — сказал Грушин и направился к дверям.

Реутов молча посторонился и пропустил его в коридор.

— Я сейчас иду! Иду! — крикнул Даниил Грушин, спускаясь по лестнице.

— Как это некстати, — пробормотал Артем, возвращаясь к столу и усаживаясь на свое место.

— Еще бы! — высказалась Прасковья Федоровна. — Свидетель!

Валентин Борисюк сидел мертвенно-бледный и смотрел прямо перед собой. Писательница заметила, что молодой человек не в себе, и спросила:

— Валентин, что это с вами?

Тот не ответил. Его взгляд скользнул по буфету, и в глазах зама по рекламе что-то мелькнуло. Словно догадка осенила.

В это время Даниил Грушин открыл входную дверь со словами:

— Ну, здравствуй! Заходи. Я специально оставил ворота открытыми.

— Что случилось? Почему вы так долго не открывали? — удивленно спросил вошедший. — Я уж собрался уходить. Это. Того. Глядь: окна светятся. И машины у дома стоят. «Мерин», как у шефа, но номеров в темноте не разглядел. Почему-то света на участке нет.

— У меня гости, — загадочно ответил Грушин.

— Гости? Тогда, выходит, я не вовремя?

— Заходи, заходи. Тебе понравится. Примешь участие в вечеринке. Только тс-с-с… — И хозяин дома прижал палец к губам. — Ничему не удивляться!

Грушин вновь запер на ключ входную дверь и положил его в карман. А в душе возликовал: вот и свидетель! Какой же детектив без свидетеля? Кто-то должен оказаться в нужном месте в нужное время. Чтобы потом пролить свет на некоторые обстоятельства.

— У меня к тебе просьба, — сказал он гостю. — Сдай мобильный телефон.

— То есть?

— Просто положи его вот в этот ящичек.

Хозяин отпер ящик, где лежали трубки гостей. Если пришедший и удивился, то виду не подал. Молча положил телефон, куда сказали, и Грушин опять повернул в замке ключ. Ночь будет долгой.

Они прошли в гостиную.

— Ты посиди пока тут, — предложил хозяин. — Журналы полистай. Выпить не предлагаю, ибо ты за рулем. Мне надо кое-что обсудить с гостями.

— Хорошо, — кивнул визитер, опускаясь на диван.

Поднимаясь по лестнице, Даниил Грушин машинально взглянул на часы. Начало одиннадцатого. Ольга меж тем дала срок до полуночи. И что изменится в полночь? Кареты возле дома превратятся в тыквы? Дамы окажутся в лохмотьях вместо вечерних платьев? Жена блефует. Полночь ознаменует начало нового дня, всего лишь.

А новый день обещает быть приятным.

Вообще-то в гадании на картах шестерка означает дорогу. А черная масть — дорогу позднюю. Так вот, в результате поздней дороги в доме Даниила Эдуардовича Грушина появился еще один персонаж. Которому предстоит сыграть важную роль в этой истории. Поэтому он заслуживает особого внимания.

Итак. Представляем: личный шофер Артема Дмитриевича Реутова Ваня Смирнов. Несмотря на то что к этому моменту ему исполнилось тридцать два года, его все так и звали — Ваня. Или Ванек. Изредка «Ванечка милый», если обращалась женщина, нуждающаяся в экстренной помощи. Ни один человек в офисе не назвал бы его отчества. И даже фамилию смог бы припомнить с трудом. Ванек и Ванек. Трудно представить себе человека более незаметного.

Ваня был высок ростом, чрезвычайно худ и невзрачен. С оттопыренными ушами, жидкими светлыми волосами и длинным, хрящеватым носом. Постоянно сутулился и втягивал голову в плечи. И еще все время молчал. Из Вани Смирнова, что называется, слова клещами не вытянешь!

Ваня был человеком безотказным. Его целый день гоняли туда-сюда, по огромному перенаселенному городу, замершему в автомобильных пробках. Но Ваня был водителем-профессионалом.

До полуночи засиживался в офисе в ожидании шефа, если тот не давал команды «отбой». Сидел в приемной у компьютера, щелкая мышью — гонял по полю разноцветные шарики. Играл в «лайнс». В этой электронной игре Ваня тоже был профессионалом и именно ему принадлежал рекорд офиса. Но кто бы об этом помнил!

Он летел сломя голову через всю Москву, если звонила жена шефа и в истерике сообщала, что машина заглохла. Или проколото колесо. Или закончилась незамерзающая жидкость в бачке. Его можно было поднять среди ночи и отправить в другой город с важными документами, отправить в магазин с длиннющим списком необходимых покупок перед поездкой на дачу. Или перед банкетом в честь юбилея фирмы. Ему можно было доверить выбор подарка ребенку или важному лицу, без разницы. И все это Ваня делал молча, без единого возражения. Ни разу не сказав, что в обязанности личного шофера это не входит. Он выполнял поручения шефа, его жены, поварихи и даже курьера! Как только возникала проблема, следовал неизменный вопрос: «А где Ваня?» Номер его пейджера, а потом и мобильника знали все. Но самого Ваню просто не замечали. И цену ему не знали.

Артем порой забывал, что находится в машине не один, когда разговаривал по мобильному телефону. Мог вести интимный разговор с личной секретаршей с интимными же подробностями, потом позвонить жене и сказать, что задерживается допоздна в офисе. Мог договариваться о деловой встрече и ценах на новую партию товара. Мог вести переговоры с таможней или проситься на прием к чиновнику, чтобы решить важную проблему. Мог потом перезвонить тестю, чтобы все это обсудить. Сидящий за рулем человек ни разу не напомнил о своем существовании. Молча вел машину, причем так аккуратно и быстро, как умел только он. За всю водительскую жизнь Ваня ни разу не побывал в аварии. И ни разу ни Артем Дмитриевич, ни прежний шеф не вспомнили, что Ваня еще не был в отпуске. С тех пор как пришел на фирму. И ни разу об этом не напомнил. Вот такой он был человек, Ваня Смирнов!

Биография его тоже была проста и молчалива. Родился, учился… После того как окончил школу, пробовал поступить в институт, разумеется, в МАДИ, но не прошел по конкурсу. До весны проработал вместе с отцом в гараже. Тот был механиком в таксопарке. А весной Ваню забрали в армию, как положено.

Два года он отсидел за рулем грузовика. Также безмолвно. Вернувшись из армии, вновь попробовал поступить в МАДИ. И вновь провалился. Что поделаешь! Он не умел говорить! Если письменные экзамены проходил удовлетворительно, то на устных непременно срезался.

В мыслях же и наедине с собой Ваня Смирнов был парнем остроумным. Придумывал шутки, приколы, знал массу анекдотов и, будучи еще школьником, даже выдавал их, но с опозданием на пять минут. Когда тема разговора давно уже сменилась и все с увлечением обсуждали что-то другое. И тут влезал Ваня со своей запоздавшей остротой. И все замолкали, не зная, как на нее реагировать. А Ваня ждал, что будут смеяться до слез и одобрительно хлопать по плечу. Вместо этого смеяться начинали над ним. Мол, ну ты, парень, и тормоз! Вот тогда-то он и замолчал навеки.

С девушками у него всегда были проблемы. Еще бы! При такой внешности и замкнутости! При том, что он был всего-навсего личным шофером. Который мог в любой момент сорваться с места, как лист, гонимый ветром, и улететь по делам фирмы. Человеком незаметным и без перспектив. Ибо поступать в институт в третий раз Смирнов так и не решился.

После второго провала на экзаменах Ваня вернулся в гараж к отцу. И вновь стал откручивать гайки, менять масло, регулировать сход-развал и прочее, и прочее, и прочее… Прошло около года. И тут случилось неожиданное: судьба-шутница столкнула Ваню с Даниилом Грушиным.

Тот ехал по улице на новеньких «Жигулях», наслаждаясь весной и хорошей погодой. Ваня шел по той же улице пешком. Был месяц май, на деревьях проклюнулись клейкие зеленые листочки, и настроение у него было прекрасное! У Грушина тоже. Дела недавно открывшей фирмы «Грушин и К°» шли отлично. Благодаря Артему.

Два человека в прекрасном настроении двигались навстречу судьбе. Не успев затормозить на перекрестке, Даниил Грушин тюкнул бампером ехавшую впереди машину. Послышался визг тормозов, звон разбитого стекла, который отозвался болью в огромном Ванином сердце. Ибо тот обожал машины как живые существа и к их травмам относился так же, как к переломанным человеческим костям. А серьезные повреждения переживал, словно тяжелую болезнь, и спешил на помощь.

Опытным взглядом Ваня определил, что новенькие «Жигули-восьмерка» набили приличную шишку, но жить будут. Вылезший из машины человек доверия не внушал. Взгляд рассеянный, переживания не наблюдается.

«Не водитель», — подумал Ваня Смирнов и невольно сделал шаг навстречу красивому, безукоризненно одетому мужчине с глазами, похожими на речные омуты.

Даниил Грушин и в самом деле не относился к разряду фанатов-автомобилистов. Машина для него была вещью, причем вещью бездушной, существующей исключительно ради удобства передвижения. И для престижа. Он не заботился о ней, не холил, не лелеял и никогда с ней не разговаривал, как с живым существом. В отличие от Вани, который не умел разговаривать с людьми, но зато часами изливал душу машинам.

Ваня Смирнов, открыв рот, наблюдал, как Грушин вытаскивает портмоне, а из-за руля старенького «Москвича», сопя от напряжения, вылезает дядечка в потрепанной кепке.

— Товарищ, вы…

— Сколько стоит твоя консервная банка?

Потом Ваня смотрел, как дядечка торопливо засовывает в карман пачку денег и спешит к своему «Москвичу», сопя теперь уже от возбуждения. Пока господин не передумал. Ведь повреждения не столь значительны! Грушин в то время расставался с деньгами легко. Он уже почувствовал вкус крови, то есть больших денег. И думал, что так будет длиться вечно.

— Пустяки! — сказал он, обращаясь к Ване.

Тот обошел машину и потрогал разбитую фару. Потом с сожалением покачал головой. Совсем новенькая! Новорожденная! И уже есть травма! Какая жалость!

— Сделаю, — вздохнул он.

— Пустяки! — пожал плечами Грушин. — Не сегодня-завтра на иномарку пересяду. А это так…

Ваня слегка опешил. И, заикаясь, сказал:

— Это же… это… Нельзя так! Относиться.

— Ты кто? — сообразил наконец Даня.

— Так. Иду вот.

— Ну и иди. Хотя постой! Машины, значит, любишь?

Смирнов молча кивнул.

— А работа у тебя есть?

Ваня кивнул еще раз.

— В армии отслужил?

Получив в ответ еще один кивок, Грушин рассмеялся:

— А ты, я вижу, неразговорчивый! Ценное качество! И как зарплата? Не обижают?

Ваня молча пожал плечами.

— Нравишься ты мне, — сказал Даниил Грушин. — Черт его знает! Интуиция, что ли? Ты вот что. Как тебя, говоришь, зовут?

— Ваня.

— Вот тебе, Ваня, моя визитка. Приходи завтра в мой офис, — важно сказал Грушин. В то время он еще не морщился от слова «офис», напротив, начинал себя уважать. Вот, мол, мне еще нет тридцати, а у меня уже есть офис. И собственная фирма. — Времена, Ваня, меняются, — наставительно сказал он. — Вот и ты не теряйся. Бросай работать на государство, начинай работать на себя. Ну, давай.

И, хлопнув парня по плечу, Грушин полез в машину. «Жигули» уехали, а Ваня Смирнов все еще стоял, раскрыв рот. Господин произвел на него впечатление. Таких людей Ваня еще не встречал. Раскованных, уверенных в себе и богатых. Грушин вел себя так, будто весь мир принадлежал ему. И все женщины мира. Ваня не сомневался, что Грушин имеет у противоположного пола бешеный успех. Еще бы! В одночасье Даниил Грушин стал его кумиром. Идеалом, достичь которого невозможно, но стать человеком, ему необходимым и все время быть рядом, — это вполне!

На следующий день Ваня уволился из автомехаников и поехал в офис к Даниилу Грушину, чтобы отныне стать его верным рабом. С тех пор прошло одиннадцать лет. Много воды утекло, многое изменилось. Но на формирование Ваниной личности решающее влияние оказал именно Даниил Грушин. Много лет он просидел за рулем машины, в которой шеф колесил по городу. Переговоры, деловые встречи, поездки в банк, свидания с женщинами, о которых знал только личный шофер. Чего только Ваня не насмотрелся! Именно Грушин сделал из Вани безотказный механизм, который работает практически бесшумно. И не требует особых затрат.

Причиной их разрыва была Ольга. Именно она настояла, чтобы при разделе фирмы безотказный Ваня отошел Артему. Самого Ваню никто при этом не спросил. Тот подозревал, что хозяйка ревнует. Ведь Ваня ходил за Грушиным как приклеенный и смотрел на хозяина, открыв рот. Влюбленными глазами. В выходные торчал у Грушиных, пока его не отсылали по делам. Он щеголял в костюмах Грушина, тех, которые тому поднадоели. Благо они были одного роста. Костюмы висели на Ване мешком, но он все равно был доволен. Ваня стригся «под шефа». Уловил его интонацию и манеру тонко улыбаться, чуть приподнимая брови в самые значительные моменты разговора. Так же отвешивал ироничные поклоны, что выглядело как откровенное шутовство. И Ольга не выдержала.

— Видеть его не могу! Ты слышишь? — сказала она мужу.

— Дорогая, это неприлично. Ваня столько для тебя сделал!

— Но он смотрит на меня как на врага! Такое ощущение, что шофер в тебя влюблен!

— Не перегибай. У Вани есть девушка. Он нормальной ориентации.

— Да при чем здесь ориентация? В его присутствии я не могу тебе возразить! Я все время ловлю на себе осуждающий взгляд! Его присутствие в доме меня раздражает!

— В таком случае ты единственная, кто замечает Ванино присутствие.

— Я понимаю: он столько лет на фирме. Но его никто и не собирается увольнять! Ваня уйдет к Реутову с сохранением зарплаты. Надеюсь, Артем не будет возражать?

Артем не возражал. Напротив. Последнее время Грушин все реже появлялся в офисе, и Ваня возил коммерческого директора. И выполнял преимущественно его распоряжения. Артем Дмитриевич к Ване уже привык. Ольгу сменила Анюта. Жидкость в бачке по-прежнему заканчивалась, колеса спускали, масло подтекало, в салоне пахло бензином. Обе женщины ничегошеньки не соображали в автомобилях. И не имели понятия, что такое общественный транспорт. Поэтому Ваня был человеком незаменимым.

Никто не задумывался: а что у Вани на душе? Сколько часов в день он спит? Почему такой худой? Болен или здоров? Он не возразил против того, чтобы остаться с Артемом Дмитриевичем. Не отпросился в отпуск. Не потребовал прибавке к зарплате. Хотя с некоторых пор крайне нуждался в деньгах.

…Ее звали Ирочкой. И она была хорошенькой. Очень хорошенькой. В глазах Вани просто королевой! Ваня шел по улице рядом с Ирочкой и невольно выпрямлял спину. Он был чрезвычайно горд, что идет рядом с такой девушкой! Грушин и Ирочка — вот два его кумира! И пожалуй, что Ирочка на первом месте.

Беда в том, что Ирочка хорошо знала себе цену. И совсем не любила бедного Ваню. Но она не была дурочкой. Отнюдь. Поначалу скромничала, довольствовалась малым. Пока рыбка еще не села на крючок и не настала пора потянуть за удилище.

У Ирочки имелись двое младших братьев и еще две сестры. А родители — люди небогатые. То есть к жилищным проблемам симпатичной девушки добавлялись и материальные. Ирочка не стремилась решить и те, и другие, работая в поте лица. Училась она плохо, а после школы окончила курсы парикмахеров и устроилась в элитный салон. Но стригла отвратительно! И постоянно опаздывала на работу. И ругалась с начальством. И долго могла болтать по телефону, оставив клиента в кресле с наполовину остриженной головой. А то и объясняла что-то подругам, жестикулируя одной рукой, а другой энергично орудуя машинкой для стрижки волос. На нее то и дело сыпались жалобы, но Ирочка не оправдывалась, а огрызалась. Потому как поднаторела в баталиях с братьями и сестрами. Характер у нее был — дай боже! Боевой! Но и в начальниках ходили не тихони.

Поэтому Ирочке пришлось сменить несколько салонов, прежде чем в ее кресле очутился Ваня Смирнов. На вопрос: «Как вас постричь?» — Ваня ответил довольно остроумно. Быть может, впервые в жизни. Молча сунул Ирочке фотографию Даниила Грушина. И без того стеснительный, он и вовсе оробел, увидев хорошенькую парикмахершу. Короткая юбка, из-под которой выглядывали стройные ножки, привела его в трепет.

— Боже! — воскликнула Ирочка. — Это кто? Киноартист? Какой интересный!

Так начался их роман. С взаимной симпатии к Даниилу Грушину, хотя Ванина прическа была безнадежно испорчена. Но он не переживал. В качестве компенсации симпатичная девушка предложила свести ее в ресторан. Ваня был для Ирочки легкой добычей. Она могла болтать без умолку за обоих. Ваня, как всегда, не возражал. Вскоре Ирочка переехала к нему. Вести Ваню в ЗАГС она не спешила, хотя зарплату забирала как законная жена. Всю, до копейки. Жили они в маленькой комнатке, в малогабаритной «двушке» Смирновых. Из очередного салона Ирочке пришлось уйти: не сошлась характером с начальницей. Вновь на работу, к капризным клиентам, к требовательным начальникам Ваня ее не гнал. Прошло полгода. С ребенком решили не спешить, вопрос об Ирочкиной работе не поднимался. Она так устала и так перенервничала! Надо отдыхать.

Мало-помалу Ирочка начала роптать. Настала пора выуживать рыбку. Квартирка маленькая, Ванины родители смотрят на нее косо, денег постоянно не хватает. А она так молода и так красива! Хочется одеться. Хочется поехать на курорт. За границу. Много чего хочется. Так что давай, милый, старайся! Делай карьеру!

Ну, к кому еще Ваня мог обратиться за советом? Разумеется, к своему кумиру! К Даниилу Грушину! Вот у кого огромный опыт во всем, что касается женщин! И с шефом, единственным из людей, Ваня был разговорчив.

Вот и сегодня по первому же звонку Ваня кинулся к бывшему хозяину со своими проблемами. Ирочка опять капризничает, а советы Грушина всегда помогали. Разумеется, тот нуждается в очередной услуге. Но за это научит, подскажет, как быть.

Он сидел на диване и листал журналы в ожидании хозяина. Что-то долго не идет. Случилось что-нибудь? Может быть, Грушин про него просто забыл?

Ваня не удивился бы этому. Про него часто забывали. Ваня мог часами сидеть в приемных, ожидая, когда секретарша обратит на него внимание. Эти девушки в приемных были слишком красивыми, чтобы он осмелился их побеспокоить. И ждал, ловил момент, когда взгляд нимфы упадет на его скромную персону. Или пока ее шеф не выйдет из кабинета, обводя ожидающих аудиенции рассеянным взглядом:

— Ко мне тут Реутов подослал человечка…

— Я, — моментально вскакивал Ваня.

— Что ж ты молчишь?! А ну давай скорее!…

С Грушиным они, как правило, беседовали в его кабинете, на втором этаже. Ваня знал о тайной лестнице и о тайной двери, разделяющей кабинет и каминный зал. Потому что неоднократно ими пользовался. Да, у них с Даниилом Грушиным были свои секреты. Он знал о том, что произошло между Ингой и хозяином. Он знал…

Проще сказать, чего Ваня не знал. Ведь его не замечали! Если бы Артем Дмитриевич Реутов снизошел хоть раз до личного шофера, быть может, и не дошло бы до двух убийств? Но увы!

Подождав минут пятнадцать, Ваня встал с дивана и аккуратной стопочкой сложил журналы. Грушин поднялся на второй этаж. Надо подняться следом. Скорее всего, хозяин по привычке ждет Ваню в кабинете. Неудобно о себе напоминать, но не сидеть же всю ночь на диване? Ирочка ждет. Вот уже полгода, как они живут на частной квартире. Она там одна, скучает и ни за что не ляжет спать, пока не вернется Ваня. Так, во всяком случае, она сказала. Теперь, когда у него была Ирочка, он стал более решительным.

Если бы Грушин не забрал мобильник, Ваня мог ждать до бесконечности. Но Ирочка… Она же будет волноваться! Будет звонить! И, не услышав его голоса, расстроится. Будет его искать, кинется в милицию. Начнет звонить по моргам, по больницам. Так, во всяком случае, она сказала.

И Ваня решительно двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж…

Что же произошло за те пятнадцать минут, пока шофер сидел в гостиной, листая журналы?

Поднявшись наверх и открыв дверь каминного зала, Даниил Грушин увидел, что гости чрезвычайно взволнованны. Артем прохаживался взад-вперед. Инга нервно покусывала губы. А Валентин просто оцепенел.

Инга страдала из-за того, что шампанское во второй бутылке закончилось, а третьей на столе не наблюдается. Ее колотила дрожь. Нет, Грушин так просто из дома не выпустит! Ну зачем она приехала? Зачем?!

Артем пытался вспомнить, что же за человек его личный шофер. Можно ли ему доверять? Ну, узнает он о присутствии шефа в доме, где произошли два убийства. И что? До сих пор Ваня никак себя не проявил. Прозрачен, как стекло. Глупость сделал, что не спустился вниз и не отослал его отсюда ко всем чертям. А с другой стороны — кто поведет машину? Артем чувствовал, что перебрал спиртного. И теряет над собой контроль. Вспомнил, как, будучи студентом первого курса, почуяв свободу, принял участие в коллективной пьянке, и кончилось это печально. Артему было плохо, и еще он затеял драку с местными.

Между местным населением мужского пола и студентами престижного вуза издавна была вражда. То местные поймают студента и поколотят, то те в отместку изобьют кого-нибудь из обидчиков. Артем вообще-то был тихим, но тут впал в буйство и пошел искать приключений на свою голову.

Голову ему разбили, а заодно сломали руку. Хорошо, что левую. Писать он мог, на лекции ходил по-прежнему, но урок запомнил на всю жизнь. Ни в коем случае не напиваться! Иначе клапан сорвет и ярость вырвется наружу. Но сегодня Реутов выпил уже не одну рюмку водки, и не помогло. Боль в груди не утихала, напротив, там разгорался пожар.

Сид, который не отличался острым умом, все еще раздумывал над словами Грушина. Насчет ошибки убийцы и о том, что Грушин был лучшего мнения о его жене. О Прасковье. Что мать натворила? Почему этот гад позволяет себе намеки?

Сама писательница думала о том же. Нечего было распускать язык! Да еще и мерзавка Кира, которая бегала сюда за очередной дозой героина! И наверняка наболтала лишнего. Но Даня! Каков? Это же провокация! Теперь она поняла!

Валентин Борисюк чувствовал себя хуже всех. Он тоже сообразил: это ловушка. Пока не раздался звонок в дверь, надежда еще оставалась — Грушин ничего не знает. Это ошибка, случайность. Его, Валентина Борисюка, приняли за кого-то другого! Но теперь он понял: так просто из этого дома не выпустят. Что? Неужели в тюрьму? Он был наслышан об ужасах, которые там творятся. Валя рос в уютной квартирке со всеми удобствами, обихоженный и обласканный. Да, родители постоянно ссорились из-за денег, которых не хватало, но на качестве приготовленной пищи и чистоте постельного белья это не отражалось. Мама готовила великолепно, а белье пахло лавандой.

Теперь же кандидатки в жены, сменяя друг друга, поддерживали порядок в его квартире, а мама по-прежнему приносила знакомые с детства кастрюльки с едой, которую оставалось только разогреть. И регулярно забирала грязное постельное белье, принося взамен то, что знакомо пахло лавандой. Тюрьма — это ужас! Кошмар! Вонь, грязь, нечистоты. Нет, в тюрьме ему не выжить!

А как же карьера? Валентин был в шоке. Сначала следователь, а теперь — этот… Свидетель. Но, может, Грушин ошибся?

Вот он, стоит на пороге. Улыбается.

— Прикройте, пожалуйста, дверь, — попросила Прасковья Федоровна. — Дует.

— И этот… как там его? Может услышать голоса, — напомнил Сид.

Грушин послушался и плотно прикрыл за собой дверь.

— Ну что, гости дорогие? Созрели?

— Созрели для чего? — презрительно спросила Инга.

— А ты, я вижу, маешься? Шампанское кончилось, а тебе стыдно признаться Артему, что ты употребляешь и крепкие спиртные напитки. И пивком балуешься. И дымишь, как паровоз.

— Что ты несешь? — пробормотала Инга.

— На спор: у нее в сумочке пачка сигарет. Сейчас она мечтает о том, чтобы выйти на чердак и тайком покурить. Хоть одну затяжечку! Ну что, Инга? Угадал? Артем, да перестань маячить!

— Все-таки я пойду отправлю шофера, — сказал тот.

— А может, это не он? — спросила Прасковья Федоровна. — Может, соседи?

— В одиннадцать ночи? — фыркнула Инга.

— Нет, это не соседи, — сказал Грушин. — Это действительно мой бывший личный водитель, который вот уже с год возит Артема. Я его вызвал, и он приехал.

— Постой-ка… С год! — Артем остановился и хлопнул себя по лбу. — Вот оно! Еще один человек, который работает на моей фирме со дня ее основания! То есть с того момента, как мы разделились! И как я раньше не сообразил? Ведь он тебе в рот смотрел! Ольга потому и избавилась…

— А ты не спеши с выводами, — улыбнулся Грушин. — Тебе бы только крайнего найти. Между прочим, в отличие от остальных, у тебя богатый выбор. Ты только посмотри! Инга, Валентин, теперь еще и шофер!

— Грушин, ты на что намекаешь? — вскинулась Инга.

— На то, что Артема Дмитриевича Реутова вот уже около года шантажируют. Да, я открываю одну карту. Позиция минус один.

— Я так и думала, — с удовлетворением кивнула писательница. — Между прочим, Даня, ты нам не Америку открыл. Представить себе владельца фирмы, богатого человека, у которого шикарная машина, квартира и немалые деньги в роли шантажиста… Это просто смешно!

— А представить Киру в роли шантажируемой? — тихо спросил Грушин.

— Еще смешнее!

— Тогда кого же она шантажировала? Может быть, Артема? Раз один шантажируемый открылся? — предположил хозяин.

— Мы никогда с ней раньше не пересекались, — пожал плечами Артем.

— Ну, пути Господи неисповедимы.

— Может быть, хватит? — влез в разговор Сид. — Чего делать с шофером? Он же сейчас поднимется сюда!

— Ну, наш Ваня человек терпеливый, — усмехнулся Артем. — Может всю ночь просидеть на диване, пока не позовут.

— Валентин, а ты почему молчишь? — обратилась к заму по рекламе Инга. — Да что это с тобой?

— Господин Борисюк догадался, что для него все кончено, — рассмеялся Грушин. — И думает о тюрьме. Там такие ужасы! Представьте себе: ведь его будут бить! Возможно, ногами. А может, и чего похуже. Через несколько лет он выйдет оттуда калекой. Если выйдет. Следователь тебя просветил перед смертью, Валентин? Что бывает в тюрьме с такими, как ты?

Борисюк не ответил. Он впал в болезненное состояние, когда единственная мысль, оставшаяся в голове, бегает по кругу, словно мышь в клетке. Мечется лихорадочно, в поисках выхода. А выхода нет.

— Может быть, мне спуститься к Ване? — вызвалась Инга. — Я бы могла с ним поговорить.

— Но тогда он увидит тебя здесь, ночью, и подумает… Он что, знает? — спохватился вдруг Артем.

— Знает о чем? — упавшим голосом спросила Инга.

— Если твое появление ночью, в этом доме, в отсутствие хозяйки не удивит Ваню, то…

Инга спохватилась: сказала глупость! Выдала себя с головой! А Прасковья Федоровна откровенно рассмеялась. И сказала с торжеством:

— Ну что, милочка? Попалась! И в самом деле! Обманывать такого приличного человека! Ай-яй-яй!

— Значит, все-таки было.

И Артем уставился на Ингу тяжелым взглядом…

— Ну и что такого? — начала оправдываться Инга. — Я целый год здесь работала! Может быть, меня по старой памяти попросили помочь по хозяйству!

— Кто попросил? — не отрывая от нее взгляда, негромко поинтересовался Артем.

— Ольга! Она мне доверяет!

— А если я ей сейчас позвоню? Грушин — телефон!

— А почему ты мною командуешь? — разозлился тот.

— Я сказал! Телефон! Быстро!

И Артем, сжав кулаки, пошел на бывшего друга. Неизвестно, чем бы закончилась сцена, но в этот момент произошло нечто неожиданное.

Стеллаж с книгами, за которым находилась потайная дверь, вдруг поехал в сторону. Бесшумно, но заметившая это краем глаза Прасковья Федоровна развернулась всем телом, вытаращила глаза и вдруг отчаянно завопила:

— Смотрите, смотрите!

Артем повернул голову и замер. Его кулаки невольно разжались. Грушин тоже опешил. У Сида отвисла челюсть.

— Трупы живые! — взвизгнула писательница. — Они живые!

Инга громко ахнула. Стеллаж с книгами остановился. В открывшемся проеме стоял Ваня Смирнов. Лицо у него было зеленое. Похоже, что Ваню тошнило. За спиной шофера откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов. Из груди у которого по-прежнему торчал нож с рукояткой из слоновой кости. На крюке висела мертвая Кира. Не удивительно, что Ване стало плохо, когда он все это увидел.

Поднявшись на второй этаж, Смирнов задержался у двери каминного зала. Но дверь была плотно прикрыта, и Ваня по старой привычке толкнулся в следующую. Та была не заперта. Очутившись в кабинете Грушина, он первым делом подумал: а почему так темно? Почему горят свечи? И что за человек сидит в кресле хозяина? Потом Ваня сообразил, что под потолком что-то висит. Или кто-то. Подошел к столу, чтобы рассмотреть. И тут увидел, что сидящий в кресле незнакомый ему человек мертв. И женщина, висящая на люстре, тоже. На рычаг он нажал машинально. Чтобы поскорее отсюда выйти. Ибо его затошнило.

Немая сцена. Ваня, переживший неподдельный ужас при виде двух трупов, уставился на сидящих за столом людей. Те — на него. Ваня постепенно начинал соображать, что присутствующие в каминном зале ему знакомы. Кумир Грушин, нынешний босс Артем Дмитриевич, Инга и Валентин. А эти двое — семейная пара, соседи по поселку. Сталкивались не раз.

Что же здесь происходит? Ваня посмотрел на бывшего хозяина и, заикаясь от страха, невразумительно произнес:

— Это… это… это…

Договорить ему не дали. Неожиданно для всех Валентин Борисюк вскочил и кинулся к буфету. Выхватил оттуда пистолет, держа его двумя руками, наставил на Ваню Смирнова и несколько раз нажал на курок. Раз, два, три…

Раздался страшный грохот! Женщины закричали, зажали руками уши. Грушин кинулся к Валентину. Артем отчего-то кинулся к Ване, который рухнул как подкошенный на пороге. Сид замер на мгновение, что-то соображая, потом тоже кинулся к Валентину.

На пару с Грушиным они принялись отбирать у того пистолет. Валентин не сопротивлялся. После нескольких выстрелов руки у него дрожали. Пистолет и в самом деле был очень тяжел. Наконец Грушин выхватил его и положил на край стола.

— Надо его связать! — закричал Сид и принялся выкручивать Валентину руки.

— Господи, чем?… — простонала Прасковья Федоровна.

Хозяин дома принялся стаскивать с Валентина его же брючный ремень. А Артем закричал:

— Я же говорил! Да заприте наконец этот чертов буфет!!!

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Грушин, скручивая Валентину руки за спиной. Впрочем, тот и не сопротивлялся.

Борисюка связали и оставили на полу. Тот со стоном повалился на бок. Грушин, тяжело дыша, поднялся с колен. Сид отер рукой мокрый лоб и тоже выпрямился.

— Ваня… Ваня, может, он жив? — с надеждой прошептала Инга.

— Какое там! — отозвался Артем из кабинета. — Две пули в грудь, одна в голову! Полчерепа ему снес, придурок! И где только стрелять научился?

— С пяти метров сложно промазать, — отозвался Грушин. — А про калибр я уже говорил. Самое мощное личное оружие. Не считая автоматических пистолетов. Ну, Валентин! Ну, удивил!

— Это у него так вышел нервный стресс, — предположила Прасковья Федоровна.

— Да вы бы заткнулись! — выругался Артем. — Если каждый, у кого нервный стресс, будет в людей палить… Валентин, за что ты его убил?

Борисюк не ответил, только застонал. И, скрючившись, уткнул лицо в колени.

— Значит, и следователя убил он? — предположила все та же Прасковья Федоровна. — И… и Киру? Но за что?!

— А вот мы сейчас разберемся, — угрожающе сказал Артем. — Я столько трупов за всю свою жизнь не видел! Черт знает что! Кого-то убивают с периодичностью в час.

— В таком случае у нас еще один час до полуночи, — мрачно пошутил Грушин.

— Но надо же выяснить… — негромко сказала Инга. — За что он их?

Борисюк скрипнул зубами.

— Такой приличный молодой человек! — покачала головой модная писательница. И вдруг сообразила: — Ведь мы же вместе с ним осматривали дом! Вдвоем! Я была в компании с убийцей! Моя жизнь подвергалась смертельной опасности! Сид!

— Парень избавился от свидетеля, — отозвался тот. — И что?

— А мы? — удивилась писательница. — Мы разве не считаемся? Ведь мы же знаем, кто убил! Неужели мы все будем молчать?

— Прасковья Федоровна, я бы вам не советовал делать поспешных выводов, — сказал Даниил Грушин.

— Почему поспешных? Ведь мы же все видели! Своими глазами! Боже! Соседи могли услышать выстрелы!

— Кого здесь волнуют звуки выстрелов? — с иронией произнес Даниил Грушин. — Уверяю вас: никто даже не дернется. И в милицию не позвонит.

— А мы? — с надеждой спросила Прасковья Федоровна.

— Мать… — тронул ее за руку Сид. — Ты бы тоже не дергалась.

— Я не совсем поняла…

Артем вышел из кабинета и спросил:

— Что делать? Оставить как есть? Я закрываю дверь. Меня от этого зрелища мутит.

Он потянулся к рычагу, и стеллаж с книгами поехал на свое место. Инга вдруг начала смеяться:

— Ха-ха-ха! Три трупа, и все в одной комнате! В доме, где двадцать комнат! Не меньше! Ха-ха! И бассейн! И гараж! И сауна! Ха-ха! В огромном доме убивают почему-то в одной комнате! В кабинете Грушина! Ха-ха! Почему вы не смеетесь?!

— Дайте ей воды, — посоветовала Прасковья Федоровна.

— Лучше пощечину. Так в кино делают, — ухмыльнулся Сид.

Артем подошел и легонько потряс женщину за плечо:

— Инга! Эй! Ты меня слышишь? Перестань, ну же! Перестань!

Она вдруг вскинулась, перестала смеяться и со злостью сказала:

— Отойди от меня!

— Что? — опешил Артем.

— Отойди! Вы все здесь! Маньяки! Уроды!

— Истерика, — констатировал Грушин. — Срочно надо шампанского.

— И ты урод! Самый урод из всех уродов!

— Может, она одновременно была еще и любовницей этого молодого человека? — предположила Прасковья Федоровна.

— Какого молодого человека? — удивился Артем. И через плечо кивнул на стеллаж: — Того, которого только что убили?

— Нет. Того, который убил, — трагическим шепотом сказала писательница.

Инга вновь начал смеяться. Валентин Борисюк поднял голову и громко сказал:

— Да пошли бы вы все…

— Слава богу! Он приходит в себя! — вздохнула Прасковья Федоровна.

— Скажем, выходит из шокового состояния, — заметил Грушин.

— А можно сказать, что он убил Ваню в состоянии аффекта? — задумчиво спросил Артем.

— А остальных? — удивилась писательница. — Остальных в каком состоянии убил?

— Да пошли бы вы все… — повторил Валентин.

— Знаете что? Надо его запереть! — решила

Прасковья Федоровна. — Для пущей безопасности.

— Где? С трупами? — с иронией спросил Грушин.

— Ну зачем же с трупами? В доме что, мало комнат?

— Именно с трупами, — высказался Артем. — Чтобы дошло.

— Но, может быть, он нам сначала все расскажет? — Инга перестала смеяться и вернулась к интересующей ее теме.

— Ты-то почему так волнуешься? — уставился Артем на свою любовницу.

— Потому. Меня обвинили в шантаже. А убийца — он, — кивнула Инга на лежащего на полу Валентина. — Я хочу справедливости.

— Или спихнуть все на того, кто невзначай себя выдал, — вмешался Грушин.

Артем подошел к Борисюку и, нагнувшись, спросил:

— Валентин, эй! Ты нам расскажешь?

— Я вам уже рассказал, — отозвался вдруг Борисюк.

Он и в самом деле постепенно начинал приходить в себя. И почувствовал боль в связанных руках. Голова тоже болела. Только теперь он сообразил, что сделал еще хуже, чем было, вместо того чтобы исправить положение. Но когда бросился к буфету за пистолетом, не отдавал отчета в своих поступках. Это был импульс, толчок изнутри, неведомая сила, которая и кинула его к буфету. И заставила стрелять в Ваню Смирнова.

— Когда рассказал? — удивился Артем. — Там? Внизу?

— Да. Только вы не поняли.

— Постой-ка… Ты сочинил какую-то нелепую историю. Дай-ка припомнить… Я даже в нее не поверил. Мол, кто-то тонул, а ты не спас. Убил, но не нарочно.

— Это я потом сочинил. Потому что испугался. И вообще… Пошли бы вы все…

— Его надо отвести наверх и положить на кровать, — вздохнула Прасковья Федоровна. — А дверь запереть. А нам все расскажет Даня.

— И в самом деле! — хлопнул себя по лбу Артем. — Я же забыл! Есть человек, который в курсе, кто, кого и за что убивает! Но теперь-то можно пролить свет на эту историю? Когда все уже закончилось?

— А ты уверен, что закончилось? — загадочно усмехнулся Грушин.

— Уверен, — твердо ответил Реутов. — Потому что ты дашь мне сейчас ключ от буфета.

— Значит, вы предлагаете мне открыть еще две карты, — задумчиво сказал хозяин дома. — Шантажируемого и шантажиста. А что мне тогда останется?

— Мы не предлагаем, — поддержала Артема Инга. — Мы требуем. Комедия окончена. Ты запираешь буфет от греха подальше. И вызываешь милицию.

— Предлагаю после полуночи, — сказал Грушин.

— То есть? — уточнил Артем. — После полуночи запираешь буфет? После полуночи нам все рассказываешь? Или милицию вызываешь после полуночи?

— А что решает один час?

— Ничего не решает. Но буфет ты запрешь сейчас, — велел Артем. — Инга права. От греха подальше. Кстати, проверьте — ампула на месте?

Прасковья Федоровна подошла к буфету, протянула руку.

— Стоять! — выкрикнул Артем. — Руки! Руки назад!

— Что? Что такое? — испугалась писательница, отдернув руку.

— Это мы уже проходили. Каждый задерживается у буфета как бы невзначай, а потом выясняется, что пропало орудие убийства! — сказал Реутов.

— Но я ничего отсюда не брала!

— Вот и отойдите от буфета! Грушин, ключ!

Тот безропотно полез в карман со словами:

— В конце концов, если у кого-то возникнет потребность, в доме полно тяжелых предметов, которыми можно было бы…

— Заткнись, — сказал Артем, забирая у него ключ.

Он подошел к буфету и обратился к присутствующим:

— Минутку внимания. Ампула с ядом лежит на месте, целая и невредимая. Кто не знает: цианистый калий на свету разлагается, отсыпать его нельзя. То есть бесполезно. Прасковья Федоровна, ампула на месте?

— Да. Лежит, — кивнула писательница.

— Целая?

— Да. Абсолютно!

— Я запираю буфет.

Артем повернул ключ в замке, потом для убедительности подергал ручку. Мол, все надежно.

— Замочек-то можно взломать, — задумчиво сказал Сид.

— А ключик сунуть к себе в карман, — усмехнулся Грушин.

В ответ на его слова Артем подошел к балкону и отдернул тяжелую портьеру. Открыл дверь, благо Сид уже поработал над шпингалетами, и они свободно проворачивались в пазах. И зашвырнул ключ на участок. Внизу еле слышно звякнуло.

— Вот так, — с удовлетворением произнес Артем, закрыл балконную дверь и задернул портьеру.

— Ущерб домашнему имуществу, — заметил хозяин дома. — И как я теперь отопру буфет? Вещь-то старинная! Ценная! Красного дерева!

— Уверен — где-нибудь лежит дубликат. Но не у тебя в кармане. А с тебя я теперь глаз не спущу. Теперь насчет тайны, которую ты собираешься открыть: немедленно! Ты слышишь? Тогда мы подумаем, можно ли отложить визит милиции до полуночи.

— Решительно же ты взялся за дело! — рассмеялся Грушин. — Сразу видно — начальник! Птица высокого полета! Но не все здесь твои подчиненные. Надо бы спросить у них согласие. Доверяют тебе или не доверяют? Проголосуем, господа?

— Лично мне нравится, какдействует этот… гм-м-м… руководитель, — сказала Прасковья Федоровна, не решившись назвать Артема «молодым человеком».

— Ничего не имею против, — пожал плечами Сид.

— Артем знает, что делает, — высказалась Инга.

— А ты? Валентин? — обратился к лежащему на полу Грушин.

— Да пошли бы вы все…

— Тренируется, — вздохнул хозяин дома. — Осваивает ненормативную лексику. В тюрьме пригодится. Итак, большинством голосов мой друг получил вотум доверия. Вопрос первый: что делать с Борисюком?

— Его и в самом деле лучше отвести наверх и закрыть в одной из спален, — принял решение Артем. Получив поддержку большинства, он без колебаний взял бразды правления в свои руки. — Пойдут Грушин и Сид.

— Ты же сказал, что отныне глаз с меня не спустишь, — напомнил хозяин дома.

— Сид за тобой присмотрит. А я — за дамами.

— Принято, — кивнул плейбой и подошел к лежащему на полу Борисюку. — Ну, поднимайся! Давай!

— Постойте-ка! — спохватилась вдруг Прасковья Федоровна. — А пистолет?!

И тут все вспомнили, что «Магнум», из которого Валентин стрелял в Ваню Смирнова, по-прежнему лежит на краю стола.

— Черт! — хлопнул себя по лбу Артем. — Ив самом деле! Сколько патронов осталось в обойме? Грушин?

— Достаточно.

— Хватит паясничать! Отвечай!

— Магазин шестизарядный. Валентин выстрелил три раза.

— Значит, в нем осталось еще три патрона. И в самом деле, достаточно!

— Чтобы нас всех поубивать! — взвизгнула Прасковья Федоровна.

— Черт! — повторил Артем. — А я уже запер буфет!

— И выбросил ключ в окно, — напомнил Грушин.

— И куда девать пистолет? — обратился Артем к гостям. — Какие будут предложения?

— Лично я вам доверяю, — сообщила писательница. — И только вам. Возьмите пистолет и спрячьте его. Где-нибудь. Чтобы никто не знал.

— Мать, а вдруг он того? — высказался Сид. — Убийца?

— Но ведь нам и так все уже ясно, — жалобно сказала Прасковья Федоровна. — Убийца известен. Ты и Даня ведете наверх Валентина, наш руководитель идет вниз и прячет пистолет. А мы с Ингой остаемся здесь.

— Итак, без присмотра Артем, — констатировал Грушин. — Ибо мы теперь не можем разбиться на пары. Кстати, моя спальня запирается только изнутри. И Ольгина тоже. Снаружи можно запереть только санузел.

— Ну и оставьте его в ванне! — посоветовала Прасковья Федоровна.

— Ну? Ты встанешь, наконец? — вновь обратился Сид к неподвижному Борисюку. Тот нехотя поднялся с пола. И зло сказал:

— Сволочи! Вы все отмажетесь, да? Сухими из воды выйдете! Так и знал! Я сегодня крайний! Сволочи!

— Но ведь никто не заставлял вас стрелять в шофера! — напомнила Прасковья Федоровна.

— Это Грушин, — сказал Валентин. — Он все подстроил. И вас дожмет. Предупреждаю. У него все рассчитано.

— Поменьше разговаривай, — сквозь зубы процедил Артем. — Пока все видели, как ты стрелял в Ваню. И следователь, с которым ты беседовал, мертв. И Киру ты мог задушить. Вполне! Пока бродил по дому. Так что давай шагай!

В сопровождении Сида и Грушина Валентин, руки которого были связаны брючным ремнем, вышел из каминного зала.

Артем подошел к столу и с опаской взял пистолет. Только что на его глазах из этого оружия убили человека. Впечатляет.

— Осторожнее! — выкрикнула Прасковья Федоровна. — Вы умеете обращаться с оружием?

— Что? Да, разумеется, — кивнул Артем. — Я же сказал: у меня коллекция. Между прочим, это ценная вещь. У меня есть нечто похожее. Тоже «Маг-нум», но модель другая. Ствол четыре дюйма, а не шесть с половиной. Мощное оружие! Прав Грушин! Ну, разумеется, я умею с ним обращаться! Ждите меня здесь, дамы.

Реутов не оглядываясь вышел. Прасковья Федоровна и Инга остались наедине. Писательница глянула на бывшую модель и живо спросила:

— Вина? Или водки?

— Что?

— Нам срочно надо выпить. Пока мужчин нет. Милочка, меня можешь не стесняться.

— Вина, — вздохнула Инга.

Прасковья Федоровна ловко взяла бутылку и наполнила оба бокала щедро, до краев.

— Надеюсь, Даня не обеднеет. Кстати, давно хотела тебя спросить: и как он?

— То есть? — Инга сделала несколько внушительных глотков. Попав в организм, закаленный в походах по ресторанам, две бутылки шампанского ушли, словно в зыбучий песок. Выпить она могла много.

— В постели. А? — жадно спросила писательница.

— Вам-то что? — усмехнулась Инга.

— Ну, все-таки! Такой мужчина! Ведь Даня потрясающе красив! Фантастически! У него такие руки!

— Да-а… — протянула Инга. И неожиданно сказала со злостью: — Да вы бы молились на своего мужа! Он-то, по крайней мере, нормальный!

— А Грушин? Он что? Извращенец? — с придыханием сказала Прасковья Федоровна. И ее богатое писательское воображение живо нарисовало наручники, цепи и хлысты. Как необычно! И какая пища для эротических фантазий! Надо бы срочно разговорить эту девицу. Подпоить и разговорить.

— Если бы вы знали, чего мне стоило уложить его в постель! — с отчаянием сказала Инга. — Я ведь думала: это мой шанс! Подружка так и сказала, устраивая меня к Грушиным. Не упусти, мол. Старалась… Дура! Но он же просто чудовище! Бесчувственный эгоист! О, нет! Он умеет обращаться с женщинами! Если того захочет! Но он просто обожает их унижать! Живых! А поклоняется мертвым! Чудовище!

— Он что, тебя бил? — живо спросила Прасковья Федоровна.

— Ну да. Высек. Морально, — усмехнулась Инга. — Сказал: девочка, не на того напала. Я тебя вижу насквозь. Ты дешевая шлюха, и это клеймо останется на всю жизнь. Он просто надо мной смеялся. У Грушина к развратным женщинам иммунитет. Его не поймаешь. Как же! Он сам развратен, как… как… Ему просто все уже надоело!'Вот он и бесится.

— Я так и думала! Милочка, не надо так переживать, — и Прасковья Федоровна сочувственно погладила Ингу по руке.

— Нет, вы не понимаете! Не можете понять! Когда вас используют, заранее зная, что выкинут на помойку. Что ничего не будет. Меня еще никто так не унижал. По крайней мере, в лицо не говорили. Не оскорбляли. Ведь он же меня презирает! А сам? Любит этих мертвячек. Заставлял меня под одну наряжаться. Краситься.

— Под кого?

— Под эту свою… — и Инга вдруг грязно выругалась. Не сдерживаясь больше. И с чувством сказала: — Ненавижу!

— Милочка, но ведь тебе наконец повезло! Этот богатый господин, он…

— Женат. Тесть — большая шишка в министерстве. Двое детей.

— Да, да, — покачала головой Прасковья Федоровна. — Но, может быть…

— Ничего не может быть! — отрезала Инга и одним глотком допила вино.

— Еще? — живо спросила Прасковья Федоровна и потянулась к бутылке. Инга кивнула, и писательница тут же вылила в ее бокал остатки. — А я думала, что красивой женщине легко всего добиться!

— Знаете, красивым просто не везет, — вздохнула Инга. И вновь принялась за вино. Язык ее начал слегка заплетаться: — Ну откровенно не везет! Правильно говорят: не родись красивой, родись счастливой. У меня такая внешность, что дай бог каждой! А счастья нет. И много таких. Вот моя подружка, Светка. Которая меня к Грушиным сосватала. Рыжая такая, в веснушках. Пикантная, мужики на нее западали. Увела богача из семьи. Справилась. Теперь забеременеть не может. Укрепиться. А ему уже поднадоело с ней кувыркаться. А мы, модели, такие. Простуженные насквозь. Диеты эти сумасшедшие, макияж, который выедает все краски лица. Высокие каблуки, на которых приходится ходить. Хочешь не хочешь. Но это же вредно! Может, тем, которые знамениты, и хорошо. Слава, деньги, внимание прессы. За такое все можно стерпеть. А внизу всем плохо. И моделям тоже. Не успела отвоевать место под солнцем — вышла в тираж, — неожиданно разоткровенничалась Инга.

— Скажите пожалуйста, — покачала головой Прасковья Федоровна.

— Кстати, а почему у вас детей нет? Тоже не можете? А? — спросила Инга, которая добралась, наконец, до заветного. До проблем со здоровьем по женской части.

— Почему не могу? — удивилась писательница. — Просто я поздно вышла замуж. В сорок с лишним лет. По-моему, рожать уже поздно.

— А до того? Тоже аборты делали?

— До того… Ах, зачем об этом говорить! — Прасковье Федоровне стыдно было признаться собеседнице, что никто и не пытался подарить ей ребенка. Желающих просто не находилось. — Но абортов я не делала. Это кощунственно!

— Значит, у вас все в порядке? — с откровенным разочарованием сказала Инга. — По женской части?

— Ну, разумеется! Я здорова.

— Понятно… Вот ваш муж, — мстительно сказала бывшая модель. — Понятно, что его тянет на молоденьких. Инстинкт, тут уж ничего не поделаешь. Инстинкт продолжения рода. Потому он вам и изменяет.

— Что-о?!

—^: Ато вы не знали? Ладно, хватит прикидываться! Мне Кира говорила…

— Что говорила Кира? — прошипела Прасковья Федоровна, и ее лицо неожиданным образом изменилось. Писательница глянула на Ингу хищно, словно на добычу.

— А вы не такая простая… Уж я-то знаю!

— Кто много знает… — прищурилась Прасковья Федоровна.

— Ведь вы могли ее задушить. Киру. И… при чем здесь Валентин?

— Валентин? А я тебе сейчас скажу… — и писательница начала медленно подниматься со стула…

…Пока Инга и Прасковья Федоровна пили французское вино и выясняли отношения, Даниил Грушин и Сид вели наверх связанного по рукам Валентина. Тот шел, ругаясь вполголоса. Посылал проклятия всем, поочередно. Грушину, Артему, Инге…

Поднявшись на третий этаж, Даниил повернулся к Сиду:

— Ну что? И в самом деле в ванной запрем?

— А где ж еще? Там на окне — решетка. Не сбежит.

— А ты откуда знаешь? — пристально глянул на него хозяин дома. — Что на окне решетка?

— Заглядывал. Когда Киру искал.

— Ах, да! — спохватился Грушин. — Кстати, насчет Киры… Ну, да потом об этом. Сначала запрем преступника.

И, открыв дверь санузла, жестом указал Борисюку: «Прошу!» Тот шагнул через порог. Огляделся и мрачно сказал:

— Так и знал, сволочи! Все трупы на меня повесите! А сами чистенькие, в мраморных ваннах! Ненавижу!

— Ты располагайся тут, Валя, — миролюбиво посоветовал Грушин. — Кстати — спасибо. Не ожидал от тебя такой прыти. А ты молодец! Раз — и в дамки!

— Да пошли бы вы…

— Что, нервы не выдержали? Ай-яй-яй!

— Слушай, — тронул Грушина за рукав Сид. — А он не того? Ну, в смысле, на тот свет. А? Тут бритвы опасные. Халаты с поясами.

— Не покончит ли он жизнь самоубийством? Не думаю. Он, в сущности, трус. Потому и стрелял в шофера.

— Кстати, изнутри ванная тоже запирается, — сказал Сид, осмотрев замок.

— И что?

— Да так.

— У него же руки связаны, — напомнил хозяин дома. И предупредил Борисюка: — Валентин, не делай глупостей. Не играй в Монте-Кристо. Если попытаешься разрезать ремень, можешь пораниться сам. И тебе все равно отсюда не выйти.

— Да пошел бы ты…

— Ну, как знаешь. Давай. Отдыхай.

И Даниил Грушин закрыл дверь ванной комнаты. Потом нагнулся над замком, сказав Сиду:

— Вот, смотри. Хитрый замочек. Надо вот так повернуть вот эту штучку, и дверь заперта снаружи. Все.

— Понял, — кивнул Сид. — Не тупой. Ну, пошли?

— Постой-ка. Одну минуту.

— В чем дело? — набычился Сид.

— Задержись. Я хотел с тобой поговорить. Насчет Киры. Я понимаю твое благородное негодование. На твоем месте я бы тоже пришел в бешенство. Но на самом деле если с твоей ненаглядной женушкой что-нибудь случится, то наследство получишь ты.

— Не понял? — тупо переспросил Сид.

— Сам посуди: она богата. В наличии недвижимое имущество. То есть коттедж. Наверняка есть денежки на счету в банке. И немалые. Уверен: копит, скупердяйка, на черный день. Я свою соседку неплохо изучил. Она скупа до неприличия. Потому и играет в эти игры.

— В какие еще игры? — и маленькие глазки Сида злобно сверкнули.

— Силушка, ты не с того конца за дело взялся, — ласково сказал Даниил Грушин. — Ну подумай — ведь все будет твое! А если она умрет, то станет еще популярней. А если трагически погибнет — это просто праздник на твоей улице! Внимание прессы, интервью на первых полосах газет. Столько денег огребешь! Ты читал когда-нибудь закон об авторском праве?

— Чего?

— Да, это слово не из твоего лексикона, — вздохнул Грушин. — Короче: деньги с переизданий тоже пойдут тебе в карман. Муж — первый наследник. А детей у нее нет.

— То есть… Если мать умрет…

— Ну да!

— Но она здорова как бык! То есть как лошадь. Я-то знаю!

— Но те люди, которые умерли сегодня, тоже были здоровы. Кроме Киры. Да и та прожила бы еще несколько лет. Но ведь не прожила!

— Я понял. Не тупой. Но мать — классная тетка. Я не хочу ее мочить. — И Сид судорожно сглотнул, глядя Даниилу Грушину прямо в глаза.

— Она же старше тебя на семнадцать лет!

— Кого волнует?

— Но ты же ей изменяешь!

— Кто тебе сказал?

— А цитата?

— Кто?

— То, что я тебе зачитал, — терпеливо пояснил Грушин. — Из ее книги.

— И что?

— Ты и в самом деле такой тупой или притворяешься? — начал терять терпение хозяин дома.

— Я-то нормальный. А вот ты… — И Сид схватил Грушина за грудки. — Зачем тебе нужно, чтобы я убил мать?

— Да с чего ты взял, что мне это нужно? — попытался освободиться тот. — Это нужно тебе!

— Что за намеки?

— Я просто даю тебе совет! Сидушка…

— Меня зовут Сид. Ты понял? Сид! — и плейбой как следует тряхнул хозяина дома.

— Пусть так. Но положения вещей это не меняет.

— Не умничай. Обойдусь… Без твоих советов… — сказал Сид, разжимая руки.

Грушин нервно поправил воротник пиджака. Признаться, от Сида он ожидал большего.

— Да, парень, — протянул он, — удивил ты меня. Сначала Валентин, теперь ты. Я почему-то думал, что с тобой будет проще.

— А за каким тебе это надо? — спросил Сид. — Чтобы мы друг друга поубивали?

— Я, признаться, ненавижу шантажистов. Давно хотел свести с ними счеты. Выловить нескольких мерзавцев, вывести на чистую воду и наказать. Вот такая у меня возникла идея фикс.

— Чего?

— Ну, одержимость, что ли. Кстати, я заходил в стриптиз-клуб. Специально ради тебя. Поговорил там кое с кем. Ты пользуешься популярностью.

— Не твое собачье дело!

— Мулатки с колечками в пупках, блондинки с выбритым сердечком в интересном месте. Богатая биография. Если все это о тебе, то я преклоняюсь!

— Заткнись! — засопел Сид.

— Но ты подумай — а свобода? Если ты будешь свободным и богатым, твоя жизнь станет гораздо интересней.

— Ты вот что. Топай, давай! Начальник велел за тобой присматривать. Правильно. Ты точно псих. Вот я ему расскажу, чего ты мне советовал.

— А я расскажу, кто убил Киру. И почему.

— Мне-то что?

— Ладно, шагай. Еще не вечер. Я за тобой.

— Ну уж нет! Иди вперед. Я тебе не доверяю.

Даниил Грушин пожал плечами и первым ступил на лестницу. Главное — бросить семя. Почва благодатная. До Сида доходит долго, но как только росток проклюнется, его уже не удержать. У парня мощный потенциал. Их осталось пятеро. Пять неразыгранных карт. Пики уже сошлись. Бубны почти сошлись. Черви и крести… Вот где загвоздка! У него в голове возникла новая идея…

…Артем спустился вниз, держа в руке пистолет. Остановился посреди гостиной, рассеянно оглядываясь по сторонам. Где бы его спрятать? В голову лезли глупые мысли: пойти на кухню и засунуть оружие в банку с крупой. Или сунуть под диванную подушку. В кадку с пальмой. В напольную вазу.

Ну в самом деле, что за бред? Кто будет искать пистолет? Ведь все и так ясно! Валентин Борисюк его шантажировал. Это он передавал информацию о фирме. Возможно, к Грушину, потому и приехал сегодня. Дня за два Артем специально пустил слух о готовящейся крупной сделке. И даже заготовил фальшивый документ. Прислал в офис факс, который лег на стол Инги. Валентин засиживается на работе допоздна. Он прочитал факс и поспешил продать информацию.

Следователя убил Борисюк. Потому что испугался. А зачем он убил Ваню? Убрал свидетеля. Нервы не выдержали. Все укладывается в схему. Валентин сидит под замком, пистолет в руках у Артема. Служба безопасности в понедельник же этим займется. Расследованием преступной деятельности Валентина Борисюка.

Милиция тоже этим займется. А лишние проблемы ей не нужны. Все будет завязано на Борисюке. Остается убийство Киры. А это было самоубийство! Типичное самоубийство! Кира была наркоманкой, и то, что она покончила с собой, неудивительно! С наркоманами случаются такие вещи. А две борозды на шее? В конце концов, можно признаться, что это был он. Вынул Киру из петли, хотел откачать, но не удалось. Испугался, что будут подозревать в убийстве, и все вернул на свои места.

А на самом деле? Инга и Кира были подругами. Кира почти не вылезала из дома. Сидела на игле, да. Но кто сказал, что она была глупа? У писателей богатая фантазия. Ей нужны были деньги на наркотики. Неужели Грушин снабжал ее зельем бесплатно? Но зачем это Грушину? Итак, Инга и Кира. Они друг с другом секретничали. Кира узнала от Инги много интересного. Слишком много…

Артем окончательно запутался. Уверен был только в одном, что Борисюк — шантажист. А Инга невиновна. В шантаже. Виновна только в одном: в связи с Грушиным. Ах, Даня, Даня! Все-таки успел!

Что же делать? Порвать отношения? В понедельник вместе с Валентином Борисюком уйдет из его жизни и Инга. Навсегда. Нет, ею не будет заниматься служба безопасности. Она — свободная женщина. Может спать с кем хочет. Встречаться хоть с двумя мужчинами одновременно, хоть с тремя. Законом это не запрещается. Уставом фирмы тоже.

И тут он впервые почувствовал, что больно. Нет, не безразлична ему Инга! В том-то и дело! Простить? Невозможно! Расстаться? Немыслимо! Оставить все, как есть? И думать о ней и Грушине? Думать постоянно! А это больно.

Так что же делать?!

Он прошел на кухню и, не раздумывая, выдвинул ближайший ящик, тот, в котором лежали столовые приборы, и сунул туда пистолет. Если бы Грушин не затеял эту вечеринку, ничего бы не было. Во всем виноват он. Артем с грохотом задвинул ящик на место. Какая теперь разница, где лежит пистолет?

Проходя мимо холодильника, машинально открыл дверцу. Взгляд скользнул по полкам, на которых лежали продукты. Потом ниже, где стояли бутылки. Уксус, масло. Бутылка водки. Все также машинально вынул ее из холодильника и взглядом зашарил по шкафам.

Подошел, открыл один, другой… Взял с полки чайную чашку и все также машинально плеснул в нее из бутылки ледяной водки. Мелькнула мысль: «Тебе нельзя много пить. Ты делаешься дурной…»

Но он все равно выпил. В груди разливалась такая тоска, что было ощущение, будто бы оттуда вынули душу. Хотелось чем-то заполнить образовавшуюся пустоту, уж очень болело. Потом Артем убрал бутылку в холодильник и, закрывая дверцу, потянул с тарелки кусок ветчины. Направился к двери. «А до горячего так и не дошло…» — мелькнуло в голове.

Хотя… Почему это не дошло? Куда уж горячее! Поднимаясь по лестнице, Реутов услышал мужские голоса. Грушин и Сид разговаривали на площадке перед лестницей. На третьем этаже. Разговор шел на повышенных тонах. Артем невольно прислушался.

— А я скажу, кто убил Киру. И почему.

Он вздрогнул. Нет, самое разумное — это сесть сейчас за стол переговоров и совместными усилиями выработать версию сегодняшних событий. Договориться. Допустим, против Борисюка. Лучше кандидатуры не найти. А если кто-то за счет Валентина решил свою проблему, так что ж? Везет сильнейшим. Сегодня кому-то повезло.

И Артем решительно зашагал вверх по лестнице. Они столкнулись аккурат на площадке второго этажа. Грушин пристально глянул на родственника. И почувствовал запах водки. Тут же подумал: Артем выпил еще. Это хорошо! Перебрав, он теряет над собой контроль. А пистолет скорее всего на кухне. Потому что водку он мог взять только в холодильнике. Ну что ж…

— Грушин, ты готов? — спросил тот.

— Готов к чему?

— Раскрыть карты?

— Готов, готов, — сказал Сид, шедший следом за хозяином дома, и легонько подтолкнул того в спину. Потом вполголоса, обращаясь к Артему: — Думаю, надо договориться.

— Договориться, — эхом откликнулся тот. Фразу мужчины произнесли почти одновременно.

— А этот? — Сид кивнул на Грушина.

— Этот сейчас расскажет все.

И Артем подошел к двери каминного зала, распахнув ее одним рывком. Нависшая над Ингой Прасковья Федоровна невольно вскрикнула. И выпрямилась.

— Что здесь происходит? — удивленно спросил Артем.

— Ничего. Я просто хотела шепнуть по секрету этой молодой девушке нечто, что мне поведал наш убийца, — весело сказала писательница, отходя от Инги.

— Но ведь, кроме вас двоих, здесь никого нет! — воскликнул Артем.

— Это вы так думаете. А привидения?

— Вы ненормальная или прикидываетесь?

— Я просто романтическая особа с богатым воображением!

— Да уж! — покачал головой Грушин. — Да еще с каким богатым!

— Итак, — сказал Артем, подходя к столу, — сейчас мы выслушаем Даниила Эдуардовича и примем совместное решение. О том, что следует говорить и чего не следует. Потом мы вызовем милицию. Грушин, начинай. Я весь — внимание. Остальные тоже.

Сид кивнул и направился к своему месту. Рядом с женой. Прасковья Федоровна же отчего-то взволновалась. И жалобно сказала, обращаясь к Дане:

— Неужели же вы откроете все наши тайны?

Инга сидела в оцепенении. Скользнув по ней взглядом, Даниил Грушин ответил:

— О, нет! Не сразу! Сначала я поведаю вам печальную историю Валентина Борисюка. И шофера Вани Смирнова. Надо завершить этот расклад. Итак…

Одиннадцать вечера

Итак. Валентин Борисюк, которого заперли в ванной комнате, не стал играть в графа Монте-Кристо. То есть не кинулся к бритвенным приборам, чтобы попытаться перерезать брючный ремень и освободить руки. Разум подсказывал ему, что это бессмысленно.

Бежать? Куда? От себя не убежишь. До Валентина наконец-то дошел смысл фразы: «За всё надо платить». Однажды в разговоре с симпатичной девушкой он, бахвалясь, сказал, что с такими талантами, как у него, с такими знаниями, дипломами и с такой сноровкой застрахован от всех неприятностей в жизни. Мол, всегда заработает на то, чтобы черную работу за него выполняли другие. И не обязательно уметь клеить обои, забивать гвозди и менять свечи в карбюраторе личного автомобиля. Надо только иметь деньги, чтобы за все заплатить.

В самом деле, Валентин не знал, что такое трудности. Все в его жизни шло гладко. Нет, пришлось, конечно, потрудиться на ниве образования. Но Борисюк точно так же, как и его родители, верил, что диплом — панацея от всех бед.

Его мама работала бухгалтером на крупном предприятии. Тихо, скромно. Не высовывалась, о должности главбуха не мечтала, без пяти шесть поднималась с рабочего места, забирала из холодильника сумки с продуктами и шла на проходную.

Отец всю жизнь шоферил. Не в таксопарке, потому что тоже не любил высовываться и не гнался за длинным рублем, а за баранкой рейсового автобуса. Голосующих не подбирал, опасался, вечерами не колымил, в авантюры не пускался. Оба родителя зарабатывали нормально, но тем не менее всю жизнь ругались из-за денег. Зарплата бухгалтера была меньше зарплаты шофера, и отец постоянно упрекал в этом мать. И вел скрупулезный подсчет: сколько жена осталась ему должна за годы совместного ведения хозяйства.

Говорят, что супруги, долгое время прожившие вместе, становятся похожими друг на друга. Глядя на своих родителей, Валентин не уставал удивляться их сходству. Хотя у мамы были темные волосы, а у отца светлые. И глаза: у матери карие, у отца голубые, у нее большие, у него, напротив, маленькие. И ростом мама была по плечо отцу. Но они говорили одинаковые вещи, одинаково наклоняли голову, прежде чем сказать что-то значительное, одинаково улыбались, и вообще, было такое ощущение, что они брат и сестра, а не муж и жена. Тем более родители спали на разных кроватях, и Валентин не помнил, чтобы отец обнял мать, поцеловал ее нежно или каким-то образом проявил свои чувства.

Тем не менее они жили вместе. Хотя и были в разводе. При сносе старой пятиэтажки расчетливая мать предложила развестись, чтобы взамен одной квартиры дали две. Отец с радостью согласился. Выгодная сделка! Так и вышло. Борисюки получили две новые, большие однокомнатные квартиры, но в Зеленограде. Времена менялись, и хорошо, что Борисюки успели вскочить на подножку уходящего поезда: провернуть дело с фиктивным разводом. В одну квартиру переехал двадцатилетний сын, в другую — бывшие супруги. Расписываться вновь не стали. Ни к чему. Но словно невидимые цепи приковывали их друг к другу. Они и ругались как-то скучно, словно по необходимости. И так же как друг без друга не могли прожить без этой ругани ни дня.

Сколько Валентин себя помнил, отец рассказывал за столом шоферские байки. И хвастался тем, что ни разу за всю водительскую жизнь не попал в серьезную историю. Под словами «серьезная история» подразумевалось непоправимое: наезд. Сбить человека — вот что было бы для отца самое ужасное.

— Вот, сынок, мой напарник. Вовремя не затормозил — и пять лет! Был суд, потом Серега отправился на поселение. Хотя по трезвому дело было и мужик чуть ли не сам под колеса кинулся. Смягчающие обстоятельства, и только-то. Адвоката наняли хорошего. Красиво говорил! А все одно: пять лет. Я на суде-то был. Хлебнул Серега, что там говорить! Тюрьма — она не сахар. Сидел на скамье подсудимых — краше в гроб кладут! Чего там с ним делали, в камере, кто его знает? Всякое рассказывают. Да-а… Не приведи Бог… — и отец тихонько вздыхал и добавлял: — А уж если скрылся с места происшествия — вообще труба! А еще случай был…

И отец заводил очередную шоферскую байку. Мать суетилась, меняя тарелки и гремя сковородами, и ожидала момента, чтобы вставить слово.

Так же как отец любил рассказывать шоферские истории, так она приносила домой сплетни о коллегах по работе, их родственниках и знакомых. Преимущественно о бухгалтерах. Мол, тот-то заработал кучу денег на частной фирме. И сел. Та-то дослужилась до главбуха. И пошла под суд. А ее племянник хотел удрать за границу. С деньгами. Не вышло. Сел аж на десять лет! И так далее. И тому подобное. Всяких ЧП, ООО, ТОО мать боялась как огня.

— Нет уж. Я на своем заводе досижу до пенсии, тихо, спокойно. Пенсию мне должны положить хорошую, потому как зарплату нам прибавили. И еще прибавят. И стаж у меня непрерывный. А частники — ну их! Сначала заплатят сверх меры, а потом за них и сядешь.

— И правильно, — кивал отец. — Но все ж таки ты скажи: сколько в этом месяце принесешь? И квартплату надо бы поровну. И свет.

— Но ведь ты всю ночь телевизор смотришь! А я сплю!

— А ты готовишь. Электричество жжешь? Жжешь! Больше моего!

— Но ведь я для двоих готовлю!

— А мне какая разница? Ты же у плиты стоишь!

И они начинали вяло переругиваться. Валентин давно к этому привык. И к тому, что родители работают все на том же месте, и, несмотря на перемены в стране, жизнь свою менять не собираются. И искать престижную, высокооплачиваемую работу тоже.

Борисюки дали единственному сыну все, что могли. То есть все, что положено. Отдельную комнату, письменный стол, за которым можно делать уроки, качественное питание, а когда Валентину исполнилось восемь лет, купили ему пианино. Положено, чтобы ребенок не болтался после школы по улицам, а шел в какую-нибудь секцию. Или в студию. Или в музыкальную школу. И хотя у Валентина не было способностей, он честно отучился там семь лет, научился разбирать ноты и даже вызубрил наизусть несколько популярных пьесок.

Унаследовав от матери способности к точным наукам, он без труда поступил в технический вуз, где была военная кафедра, закончил его и стал искать работу. Жить он решил своим умом. Валентин собирался сделать карьеру, но не на государственной службе. Сменив несколько фирм, он оказался в итоге у Даниила Эдуардовича Грушина. В должности менеджера по продажам. К тому времени Валентин окончил курсы английского языка, хорошо изучил компьютер. Вооружился всеми необходимыми знаниями, чтобы сделать карьеру.

Хватило года, чтобы предприимчивый молодой человек понял: работа менеджера низшего звена неблагодарная. Да и среднего тоже. Все завязано на клиентах, и чтобы иметь хорошие проценты, надо суетиться и прогибаться. Клиентов надо ублажать. И все время балансировать между ними и начальством. Одни хотят больше скидок, другие больше прибыли. Не лучше ли прогибаться под одним человеком, под шефом? Бить в одну точку, все время быть на глазах и оказывать услуги непосредственно начальству.

И Валентин Борисюк стал заниматься рекламой. Теперь деньги давали ему. Поезжай туда-то, размести рекламу там-то. Найди девочек-моделей, сделай качественные съемки. Устрой презентацию товара. Устрой банкет в честь юбилея фирмы. Найми знаменитого певца или певицу, чтобы поздравил по радио с юбилеем. Организуй вечеринку по случаю дня рождения тещи хозяина фирмы. Сиди рядом с музыкальным центром, меняй компакт-диски. Увези, привези, найди. Круг обязанностей Валентина Борисюка был широк. Полномочия и средства неограниченные. Это было ему по душе. Больше свободы. Случались и выставки за рубежом. Стали выпадать загранкомандировки.

И за четыре года работы на фирме у Грушина он действительно сделал карьеру. Стал начальником рекламного отдела. Жаль, что у шефа не было дочки на выданье. Валентин бы за ней поухаживал. С огромным удовольствием! Он был в курсе, как делал карьеру коммерческий директор, Артем Дмитриевич Реутов. Вот кто голова!

У Реутова была дочка, но совсем еще крохотная. Сделав подсчеты, Валентин подумал, что невесту придется ждать чуть ли не до пенсии. Нет, надо искать другие варианты. Жаль, что у Грушина мальчик. В сущности, из-за Макса он и ушел к Артему Дмитриевичу при разделе фирмы. Представив себе, что всего через несколько лет этот высокомерный и чрезмерно избалованный сопляк будет давать ему указания, как и что делать, Валентин Борисюк приходил в бешенство. Однажды Макс уже повелел начальнику рекламного отдела устроить ему супер день рождения. Придумать что-нибудь этакое и пригласить моделей.

«Ты еще стриптиз закажи», — сквозь зубы процедил Валентин. Но вечеринку устроил. Макс — любимец тещи Грушина и Реутова. Жены Самого. Всесильного и Всемогущего. А он тоже человек. И жену свою ублажает. А значит, Макс на особом положении. Юному красавчику везет. Потому как талантов никаких, трудолюбия и прилежания ноль, зато амбиций выше крыши. Нет, от Максима Данииловича Грушина лучше держаться подальше.

Валентин надеялся, что до фирмы Реутова Макс не доберется. Артем Дмитриевич откровенно недолюбливал племянника. И правильно! Реутов в людях разбирается! Реутова Валентин уважал. К Инге относился прохладно, понимал, что она за птица.

Но именно из-за Инги все и случилось. Вернее, из-за того, что отмечали ее день рождения. Было это полгода назад. Вспоминая тот день, Валентин невольно застонал. Знать бы, где упасть, соломки подстелил бы!

В пятницу вечером Инга попросила всех сотрудников фирмы задержаться после работы. А все и так были в курсе: у личного секретаря шефа день рождения. Приготовили дорогой подарок, послали Ваню Смирнова за шикарным букетом роз. Валентин и без того любил засиживаться на работе допоздна, а сегодня еще и накормят на халяву! Он даже обрадовался тогда, глупец! Искренне обрадовался!

Когда был накрыт стол, из своего кабинета вышел шеф. Подошел и, взяв бутылку шампанского, протянул ее стоящему по правую руку Валентину:

— Открывай!

По левую руку стояла Инга. Но Борисюка такой расклад устраивал. По правую — значит, доверяют! И он торопливо открутил проволоку, и пробка полетела в потолок. Ура!

— От души поздравляю одного из самых ценных сотрудников нашей фирмы, — официально сказал Артем Дмитриевич Реутов и легонько стукнул бокалом о край того, что держала в руках Инга.

Сотрудники смотрели на этот цирк и мысленно улыбались. Эта тема была запретной. Все знали, как Инга ждет шефа у метро. Знали о конспирации. Более того, завидев ее у колонны, спешили спрятаться, чтобы не столкнуться нос к носу. Только когда Инга садилась в машину шефа, сотрудник фирмы позволял себе выйти из укрытия и направлялся к стеклянным дверям метро. Если им так хочется, пусть так и будет.

Артема Дмитриевича на фирме уважали. И немного жалели. Но что тут поделаешь? Смущаясь, вышел Ваня с букетом роз, шустрая помощница Валентина выскочила с подарком. Инга расцвела. Потом шеф стал чокаться поочередно со всеми сотрудниками. С Валентином Борисюком — первым. Когда Реутов отпил немного шампанского из бокала, Валентин сделал то же самое. Хотя знал, что ему ехать домой. Но не выпить из бокала, которого почтил своим вниманием бокал шефа? Это ж все равно, что причаститься! Вечер будет долгим, спиртное из организма улетучится. В конце концов, есть Ваня.

Но в тот вечер Артем Дмитриевич ушел раньше всех, а шоферу сказал:

— Можешь остаться. Я еду на дачу к тестю, а ты поезжай домой.

Что шеф шепнул перед уходом на ухо Инге, не слышал никто. Но она помрачнела. А когда Артем сел в свой «Мерседес» и уехал, выпила махом бокал шампанского. Валентин подошел, тронул девушку за плечо и сочувственно сказал:

— Ну, не переживай.

— Из-за чего? — вскинулась Инга. — Что он уехал первым? Ха-ха! У нас еще будет время, чтобы… Да твое какое дело?

— Да, собственно, никакого, — пожал плечами Валентин и машинально отхлебнул шампанского из бокала.

И не заметил, как выпил весь. И упустил из виду Ваню Смирнова. А когда нашел его, спустя два часа, шофер был слегка навеселе.

— А я хотел, чтобы ты меня отвез… — разочарованно протянул Борисюк. К тому времени он успел выпить еще один бокал.

— На чем? — бессмысленно улыбаясь, спросил Ваня. — Шеф уехал на «мерине». Я сегодня безлошадный.

— А на моей?

— Аа-а-а… — протянул Ваня.

Вообще схема была такова. Ваня довозил шефа до дома и уезжал в Зеленоград, где жил, чтобы отогнать «Мерседес» на платную стоянку. Дело в том, что там было намного дешевле, чем в Москве, а Реутов был человеком чрезвычайно расчетливым. Для крайних нужд у него имелась машина жены, ее стоянка у дома обходилась недешево. Пусть же представительская машина будет целиком и полностью на попечении личного шофера. И ночует в Зеленограде. Утром Ваня рано вставал, ехал на стоянку, потом ехал за Реутовым. Его проблемы мало кого волновали. Он ведь был человеком безотказным. И если бы Валентин отловил его раньше, Ваня согласился бы сесть за руль машины Борисюка. Ведь оба жили в Зеленограде. Но — увы!

— Я того… Уже выпил. Думал — на автобусе.

Валентин понял, что попал в неловкое положение. Конечно, это всего лишь Ваня. Но не предложить ему доехать не на автобусе, а с удобством и до самого дома? Ну не свинья же он!

— Ладно, — вздохнул Валентин. — Я поведу.

Но оказалось, что Инге тоже не на чем ехать. А жила она на Речном вокзале. По пути. Короче, в машину они сели втроем: Валентин Борисюк за руль, Инга на переднее сиденье рядом с ним, а тихий Ваня привалился сзади. Букет роз Инга швырнула на заднее, виденье, туда же отправился подарок. Ранний отъезд любовника ее огорчил. У нее были виды на этот вечер и ночь. И вот ее поставили на место. Твой номер — последний. Интересы Семьи превыше всего.

Был первый час ночи. Когда Валентин Борисюк сел на руль, то почувствовал, что винные пары в организме еще присутствуют. И обратился к Ване:

— Слушай, ты как?

— В смысле?

— Может, поведешь машину?

И тут вмешалась Инга. Лукаво улыбаясь, спросила:

— А наш мальчик, розовая попка, всегда соблюдает правила дорожного движения? И боится злых дядей гаишников?

Валентин Борисюк побагровел. «Розовая попка» — обидное прозвище, которым его втайне наградили на фирме. По непонятным ему причинам. Разумеется, никто бы не решился назвать так в лицо начальника рекламного отдела. Но Инга! Любовнице шефа позволено все. Ко всему прочему, она сегодня была так хороша! По случаю дня рождения разоделась и сделала прическу. На Инге было короткое платье из кожи, поверх короткая куртка, и Валентин с замиранием сердца подумал, что если сядет за руль, то до самого Речного вокзала сможет наблюдать эти великолепные ноги во всей красе. Ведь короткая юбка уедет вверх. Далеко вверх. И он кивнул:

— Хорошо, я поведу. И с чего ты взяла, что я боюсь гаишников и никогда не нарушаю правила движения?

— Есть такое мнение, — загадочно ответила Инга.

Ожидания Валентина оправдались целиком и полностью. Юбка задралась почти до самых трусиков, но Ингу это не смущало. Напротив. Она сидела, полностью раскованная, безумно красивая и словно играла с Борисюком. Но такие игры были не по его части. Если бы не шампанское, Валентин бы и на ноги не прореагировал. Ведь это женщина шефа!

Сзади дремал безмолвный Ваня. У Валентина было ощущение, что в машине они с Ингой вдвоем. Эта мысль лихорадила. Вот он едет по ночной Москве, на своей машине, рядом сидит ослепительная блондинка… Чего еще надо человеку для счастья? Только чтобы эта блондинка была его. Фантазия мигом нарисовала соблазнительные сцены.

— Ты, как я вижу, грустишь? — спросил Валентин, покосившись на стройные ножки в блестящей лайкре. Шел месяц март, вечерами сильно холодало, но Инга словно и не мерзла, и Борисюк был уверен, что и белье на ней тоже тонкое, кружевное. Или у моделей к холоду иммунитет? При мысли о кружевном белье в голове помутилось еще больше. Он почувствовал возбуждение.

— А ты хочешь меня развлечь? — усмехнулась Инга.

— Ну, если ты не против… Я бы зашел на чашечку кофе.

— Мы не одни.

Тут и Валентин вспомнил о Ване. А что Ваня? Ваня, как всегда — подождет. И он сказал:

— Ну, это не проблема. В машине посидит.

Инга рассмеялась:

— Это шампанское сделало тебя таким смелым? Ничего и никого не боишься, да? Но почему ты решил, что я соглашусь? Я что, доступная? Так ты обо мне думаешь? А кто еще так думает? И за что мне это?

— Ты чего завелась? — слегка опешил Валентин. — Мне, знаешь, тоже обидно! За прозвище. Мне за что?

— Ты бы видел себя со стороны, — зло сказала Инга.

— А ты себя, — не остался в долгу Валентин.

— Ты такой… Стерильный. А твое лицо… Действительно, розовая попка, по которой шеф в любой момент может нашлепать. А ты ее с огромным удовольствием подставляешь.

— А ты ведешь себя как шлюха! — не удержался Валентин. — И все давно уже знают…

— Что знают? — вскинулась Инга.

— Так…

— Ну-ну, договаривай!

— Про тебя и Реутова. Напрасно вы конспирируетесь.

— А тебе, я вижу, завидно? — и красавица погладила блестящие колени. Валентин сглотнул слюну. И сказал:

— Давай не будем ссориться. Нет так нет.

— Мне просто интересно: а что я с этого буду иметь? С того, что ты зайдешь ко мне на чашечку кофе?

— Да, собственно… — растерялся Борисюк.

— Может, ты на мне женишься? Я слышала, у тебя отдельная квартира. Машина, хорошая зарплата. Ты жених-то завидный!

— Да. Но…

— Значит, не хочешь? Потому что я шлюха?

— Нет. Но…

— Сверни здесь направо. Так короче.

— Я по этой дороге никогда не ездил.

— Ничего. Я покажу, — многообещающе сказала Инга.

И он свернул. В час ночи улицы Москвы опустели, а здесь, в переулке, и вовсе никого не было. Дороги Валентин не знал, но ехал, куда сказали.

— А сейчас налево, — негромко сказала Инга. — Вот мой дом. А насчет чашечки кофе…

Тут это и случилось. Когда Инга понизила голос, словно заманивая его и обещая блаженство неземное, Валентин невольно отвлекся и вновь посмотрел на ее ноги. В это время на перекресток выскочил мужчина в черной куртке. Он шел из ближайшего магазинчика, работающего круглосуточно, держа что-то под мышкой. Видимо, хорошо выпил и спешил добавить, потому что почти бежал. Перекресток был нерегулируемый, без светофора. Но тем не менее! Перекресток! На асфальте «зебра»!

Днем пригрело, а ночью вновь подморозило. Дорога была скользкой. Валентин был слегка навеселе. Инга отвлекла его внимание. Короче, сложилось. Затормозить он не успел. И сообразить, что происходит, тоже.

Был удар, такой звук, что у него кровь в жилах заледенела. Потом отчаянный крик Инги. Визг тормозов. И Ванин голос, полный ужаса:

— Тикай!

Он развернул машину и рванулся обратно, на трассу. В голове билось: «Я пьян… Экспертиза покажет наличие алкоголя в крови… На перекрестке… Это конец! Тюрьма!»

Валентин был уверен, что мужчина, которого он сбил, тоже был пьян. Кто виноват больше? Вывод один — шофер. И он сбежал с места происшествия. Ни Инга, ни Ваня его не остановили. Когда «Дэу» выскочила на ярко освещенную трассу, Инга сказала:

— Какой кошмар!

— Свидетели были? — хрипло спросил Борисюк.

— Кажется… Нет, никого не было, — уверенно сказала Инга.

— Надо бы вернуться, — негромко заметил Ваня.

— Что-о?! — в ужасе переспросил Валентин.

— А вдруг он того? Жив?

— Завтра утром я это узнаю, — отрезала Инга. — Все случилось у моего дома. Разумеется, начнут сплетничать. Валя, успокойся. Мы никому не скажем! Ну не садиться же тебе в тюрьму из-за какого-то алкаша, которого посреди ночи послали в магазин за бутылкой? Ведь у него под мышкой была бутылка водки!

— Ты уверена? — упавшим голосом спросил Валентин.

— Ну, конечно! У меня отличное зрение! Поехали.

Теперь Валентин ехал к ее дому той дорогой, которую знал. Но из предосторожности высадил девушку чуть ли не за квартал.

— Боишься? — с усмешкой спросила Инга, выходя из машины. — Думаешь, я не боюсь в таком виде, глубокой ночью идти до дома пешком? Ведь далеко!

— Там наверняка уже милиция, — дрожащим голосом сказал Валентин.

— Ладно. Дойду. Но если меня изнасилуют, ты на мне женишься. Идет?

— Как ты можешь шутить в такой момент?

— А кто тебе сказал, что я шучу? — бросила Инга, захлопывая дверцу. И ее каблучки дробно застучали по тротуару.

Розы и подарок остались на заднем сиденье «Дэу». Никто о них даже не вспомнил. Валентин развернул машину и поехал в Зеленоград. Теперь ехал медленно, с опаской. Ему повезло — не остановили. Ваню он высадил на въезде в Зеленоград со словами:

— Извини, но по городу в таком виде боюсь.

— Понимаю, — коротко сказал личный шофер Реутова и вылез из машины.

Валентин поехал в гараж. Да, у него имелся и личный гараж, недалеко от дома. Валентину пришлось немного поджаться в расходах, но зато теперь он мог спрятать разбитую машину.

Первым делом осмотрел повреждения. Они были значительные. Помято крыло, разбита левая фара, да и бампер тоже разбит. Машина застрахована, но… Тут только сообразил — попал! Ну и попал!

Вспомнилось все, что говорил отец. Сомнений не оставалось: сидеть ему в тюрьме. А там такие ужасы случаются! Особенно с молодыми людьми приятной наружности, которые не могут за себя постоять! Нет, решение скрыться с места происшествия было правильное. И Валентин достал губку, канистру с водой и начал смывать кровь с разбитой машины…

…В ту ночь он глаз не сомкнул. Да и потом, спал плохо, вздрагивая от каждого резкого звука. Просыпался засветло и лежал, глядя в потолок. «Дэу» починил спустя два месяца, когда все улеглось. Участников, не прибегая к услугам страховой компании. Сказал, что врезался по пьяни в автобусную остановку. Но с тех пор «за рулем» не пил больше ни капли. Два месяца ездил на автобусе, но теперь это не казалось ему обременительным.

Утром следующего после наезда дня Инга сообщила, что пострадавший мужчина скончался на месте от полученных травм. Ударился головой об асфальт и получил сильные повреждения. Он действительно был пьян, а дома его ждала с добавкой разгулявшаяся компания, но поскольку водитель скрылся с места происшествия, идет расследование. Так говорят старушки у дома. Мол, милиция расспрашивала, не видел ли кто чего?

Валентин с ужасом ждал: вот-вот за ним придут. Не пришли. Насколько он был в курсе, предварительное следствие длилось два месяца, а потом дело приостанавливалось. Если преступника так и не нашли. Два месяца он жил в страхе. И ездил на автобусе.

И пока ехал в экспрессе, час на работу, час с работы, эта фраза и вспомнилась: «За все в жизни надо платить». Ну, помогут тебе теперь твои деньги? А дипломы? И как насчет страховки от всех бед на свете? Правильно говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Разные мысли лезли в голову. Нет, нельзя играть судьбой. И хвалиться тем, что ты от всего на свете застрахован, нельзя.

Потому что всего через неделю Валентина Борисюка стали шантажировать. Кое-какие сбережения у него были. Но пришлось оплатить ремонт машины. И вообще: при мысли о том, что приходится просто так отдавать триста долларов в месяц, Валентину становилось тошно. И до каких пор? Всю жизнь?

Шантажист настаивал именно на этом: на ежемесячных выплатах. Борисюк скрипел зубами, но платил. Регулярно отсчитывал из конверта с зарплатой триста долларов и молча перекладывал в другой конверт. Один становился толще, другой тоньше, всего-то! Но для Валентина это был просто нож в сердце! Да-да! В самое сердце!

Вот почему он не хотел жениться. С таким камнем на шее! А тут еще Маринка, ребенок… Опять-таки Инга виновата! Сосватала ему подружку на презентацию. Землячку, из того же провинциального городка, где родилась сама. Как не помочь! И разве Валентин мог ей теперь отказать?

Маринка была на пять лет моложе Инги, но для модели и двадцать пять — возраст солидный. Несколько лет в запасе еще есть, но если до двадцати пяти карьеры не сделано, потом поздно. Когда шестнадцати-семнадцатилетние девочки блистают на подиумах! Школьницы, которые смотрят на «старушек» свысока! Вот и ловят вышедшие в тираж модели женихов с квартирой и московской пропиской.

Что теперь будет с Маринкой? И тут Валентин невольно рассмеялся: ха-ха! Называется, поймала жениха! Уголовника! Придется ей теперь делать аборт. И искать новую жертву. А ведь Маринка и Инга — подружки. Секретничают, небось делятся друг с другом маленькими тайнами. Выходит, Инга подружку не предупредила? Или предупредила? Сколько же человек знают о том, что Валентин Борисюк сбил человека? Неужели всех убивать!

И за что ему все это? За что-о?!

…— Итак, — со значением сказал Даниил Грушин, — вы все думаете, что Валентин Борисюк — шантажист. Открываю карту: он шантажируемый.

— Как так? — ахнула Прасковья Федоровна.

— Да ну! — сказал Сид.

— А ты ничего не скажешь? — обратился Грушин к Инге. Та сидела бледная и молчала.

— Грушин, не тяни, — сказал Артем. — Кто его шантажировал? И за что?

— Полгода назад Валентин Борисюк сбил человека. Они ехали в машине с вечеринки. Кажется, отмечали день рождения Инги. В офисе. Их было трое: Валентин, Ваня Смирнов и Инга. Валентин за рулем. На перекрестке он совершил наезд. Пострадавший скончался на месте. Правильно я говорю? — обратился Грушин к Инге.

— Инга? — спросил Артем. — Ты что, его шантажировала?!

— Я… Нет, — сдавленно сказала она. — Но откуда ты узнал?!

— В марте ко мне приехал Ваня, — спокойно сказал хозяин дома. — Мой бывший личный водитель. Иногда он меня навещал. Так, по-дружески…

— Не говори ерунды! — отмахнулся Артем. — Какая дружба может быть у тебя с шофером? Чушь! Ты и Ваня? Бред! Его просто никто не замечал!

— А зря. О! Ваня — это же кладезь человеческих тайн! И кстати, интересный собеседник. Он рассказал мне о наезде. И попросил совета.

— И ты ему, конечно, посоветовал! Не сомневаюсь! — зло сказала Инга.

— Инга, — тихо спросил Артем. — Ты его шантажировала?

— Нет!

— Неужели Ваня?

— Да почем я знаю?! — взвилась девушка. — Я просто об этом забыла!

— Итак, — подвел итог Даниил Грушин. — Артем, ты думал, что Валентин Борисюк — шантажист. И что он передает конкурентам информацию о твоей фирме. Ты ошибся. Он сам — жертва.

— Но что ему мешает быть одновременно шантажируемым и шантажистом? — усмехнулся Реутов. — Поскольку ему нужны деньги, он платит и одновременно вымогает.

— Э, нет! — рассмеялся Грушин. — Я играю честно! Шантаж в чистом виде. Валентин Борисюк никого не шантажирует. Это значит, что тебе надо искать другого. И у тебя опять-таки есть выбор!

— Как ты меня достал! — сорвался Артем. — Выкладывай, наконец, все свои секреты!

— Чего тебе еще? Двое шантажируемых открыто. В моем кабинете три трупа. Ты же умный. Сообрази!

— Ваня — свидетель, которого убрали, или шантажист? — в упор спросил Артем.

— Догадайся.

— Слушай, ты…

— А надо спросить у Валентина, — догадалась Прасковья Федоровна.

— Точно! — спохватился Артем. — Я сейчас к нему поднимусь, и…

— Давай, давай, — усмехнулся Грушин. — Действуй.

— Как странно… Он ведь пытался мне сказать. Когда мы спустились вдвоем в гостиную. Сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!» Я подумал, что он о следователе. Оказалось, об этом случайном убийстве. О наезде. Валентин так странно на меня посмотрел и спросил: «А вы разве не знаете?»

— Был уверен, что Инга тебе рассказала, — пояснил Грушин.

— Она мне ничего не рассказывала, — покачал головой Артем.

— Еще бы! Ценную информацию приберегает на черный день!

— Скотина, — сквозь зубы процедила Инга.

— Попрошу без оскорблений, — усмехнулся Грушин. — Я не заставлял тебя это делать.

— Но позвольте? Зачем же тогда он ходил к следователю? — вновь влезла в разговор Прасковья Федоровна. — Тут уже я ничего не понимаю! Если он шантажируемый, зачем ему делать признание?

— Он не делал признания следователю, — терпеливо пояснил Даниил Грушин. — Разве непонятно? Он просто хотел проконсультироваться. Со следователем по уголовным делам. Что ему грозит в случае, если шантажист придет в милицию. Его и проконсультировали.

— Он испугался и… убил! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — А потом опять испугался и… опять убил!

— Киру? — удивилась Инга. — Но при чем тут Кира?

— Может быть, ты рассказала ей по секрету? — намекнул Артем.

— Да мы перестали быть близкими подругами, как только я отсюда уехала! — отмахнулась Инга. — С какой стати мне рассказывать Кире про человека, которого она не знает? Про Валентина Борисюка?

— Да мало ли! — пожала плечами писательница. — Мы частенько пересказываем друг другу истории. О людях. О незнакомых людях. Просто так. Потому что человек так устроен.

— Борисюк убил, — отрезал Артем. — И мы все это видели.

— Так что? — спросил Грушин. — Вызываем милицию?

— Погоди.

— Что такое? В чем дело? До полуночи осталось не так уж много. Или мы вообще не будем вызывать милицию?

— Надо подумать. В свете последних событий, — задумчиво сказал Артем. — Я поднимусь к Борисюку. А ты меня проводишь.

— Хорошо, — кивнул Грушин. — Трое остаются здесь, двое поднимаются наверх. Это меня устраивает.

— Этот безумный день никогда не кончится! — с отчаянием сказала Прасковья Федоровна.

Сид дружески потрепал ее по руке:

— Успокойся, мать. Все будет хорошо.

— Как трогательно! — не удержалась Инга.

— Вы тут побеседуйте, а мы с Артемом покинем вас ненадолго, — сказал Даниил Грушин.

И мужчины направились к дверям…