— Всё равно надо было сказать, — хмуро сказала я.
— Не глупи, дитя, — фыркнула Леа. — Времени было в обрез и потакать твоим сомнениям, подозрениям и бесконечным вопросам я не могла. Намного проще было дать тебе цель, на которой стоило сфокусироваться… Томаса, например.
— Откуда ты знала, что я найду бомбу?
Она выгнула бровь:
— Бомбу? — Она покачала головой. — Я не знала, что произойдёт что-либо конкретное. Но фоморы по своей природе являются предателями. Если есть возможность устроить подлость, они так и сделают. Вопрос только в том, какую форму примет их предательство. Свартальвы должны были это увидеть.
— Откуда ты знала, что я раскрою их замысел?
— Я этого не знала, — ответила она. — Но я знаю твоего наставника. В том, что касается вмешательства в чужие дела и обнаружения неприглядной правды, он очень хорошо тебя обучил. — Она улыбнулась. — Ты также переняла его способность влезать в тщательно спланированные события и доводить их до полнейшего хаоса.
— Что это значит? — требовательно спросила я.
Ее улыбка была невыносимо самодовольной:
— Это означает, что я была уверена, что, как бы ни развивались события, они не будут идти по плану, и подписание договора не состоится.
— Но ты могла сделать всё вместо меня.
— Нет, дитя, — возразила Леа. — Свартальвы никогда бы не попросили меня стать их гостьей на приёме. Они любят чистоту и порядок. Они знали бы, что мои замыслы не чисты.
— Но они не знали того же обо мне?
— Они не могут судить других, кроме как по их поступкам, — пояснила Леа. — И были готовы заключить договор с фоморами, поскольку ещё не сталкивались с ними. Мои поступки уже показали меня той, с кем нужно обращаться осторожно. У тебя в отношении них была… незапятнанная репутация. И ты застала предателя с поличным. Всё хорошо, твой город спасён, кроме того, теперь группа богатых, искусных и влиятельных существ должна тебе услугу.
Она замолчала на минуту, потом слегка наклонилась ко мне:
— Возможно, некоторые выражения признательности были вполне уместны.
— От меня тебе? — удивилась я. — За что?
— Я полагаю, что вечер для тебя закончился достаточно хорошо, — сказала Леа, вскинув брови. — Ах, Господи, ну ты и трудный ребёнок. Не знаю, как ему удаётся терпеть твою наглость. Ты, наверное, думаешь, что заслужила от меня награды, — она встала и повернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — сказала я вдруг.
Она остановилась.
Думаю, у меня перестало биться сердце. Я начала дрожать, всем телом:
— Ты сказала, что знаешь Гарри. Не «знала его». «Знаю». Настоящее время.
— Неужели?
— Ты сказала, что не знаешь, как ему удаётся мириться со мной. «Удаётся». Настоящее время.
— Разве?
— Тётушка, — спросила я её, и я могла только шептать, — тётушка… Гарри… он жив?
Леа очень медленно повернулась ко мне, и её глаза сверкнули зелёным, злым знанием:
— Я не говорила, что он жив, дитя. И ты не должна этого говорить. Пока.
Я наклонила голову и заплакала. Или засмеялась. Или то и другое. Не могу сказать. Леа не стала задерживаться. Эмоциональные проявления причиняют ей дискомфорт.
Гарри. Жив.
Я не убила его.
Это была самая лучшая награда.
— Спасибо, тётушка, — прошептала я. — Спасибо.