Гроза чужих морей

Порт Артур, 1904 год.

Да уж! Там, где появился адмирал Макаров, легкой жизни никому ждать не приходилось. Этот немолодой уже человек, опытный моряк, герой войны, известный ученый и полярный исследователь прямо излучал неуемную энергию, воодушевляя окружающих и, в то же время, требуя от других полной самоотдачи. Это не всем нравилось, но и против сказать никто ничего не смел. Разве что Зиновий Рожественский, старый друг и столь же старый противник во всем, что касалось тактики ведения боя и организации флота. Тем не менее, Рожественский остался на Балтике, собирать эскадру, а Степан Осипович отправился прямо в Порт-Артур, чтобы на месте разобраться в ситуации и, чем черт не шутит, навалять японцам.

А еще у него было секретное задание лично от императора. Тот, конечно, Макарова не жаловал, но при этом хорошо понимал его полезность. Именно поэтому пусть и со скрипом, значительной части идей адмирала, от колпачков на бронебойных снарядах до не имеющего равных в мире ледокола, давали ход. Мало кто знает, но в истории того мира, откуда прибыли Плотников со своим бравым экипажем, построенный по чертежам Макарова ледокол "Ермак" прослужил около полувека, возраст для любого корабля очень серьезный. Правда, наряду с действительно удачными идеями Макаров допускал и не самые безобидные промахи, которые, бывало, выходили боком. Взять те же облегченно-бронебойные снаряды или идея безбронного корабля, частично реализованная впоследствии англичанами в линейных крейсерах и доказавшая свою полную несостоятельность… Однако это – нормальный процесс, особенно когда развитие идет методом проб и ошибок, от которых никто не застрахован.

Так вот, в приватной беседе император даже не приказал – попросил адмирала разобраться с таинственным, кораблем, который, попирая все писаные и неписаные законы, ведет рейдерство на Тихом океане. Не уничтожить, нет, но разобраться, что это за корабль и откуда он взялся, а также узнать, кто им командует и, по возможности, ввести его деятельность в требуемое для Российской империи русло. То, что корабль действовал или, во всяком случае, пытался действовать в российских интересах, сомнений не вызывало, но при этом его лихие эскапады вызывали столько проблем на дипломатическом уровне, что страшно даже представить.

Нет, разумеется, уничтожение одним-единственным кораблем целой эскадры японских крейсеров вызвало по всей стране ликование и патриотический подъем. Дипломаты, естественно, с полным на то основанием утверждали, что к России корабль не имеет никакого отношения, но общественное мнение формируют не скучные бумажки, известные лишь узкому кругу посвященных, а пресса, которая может врать, но которую читают все грамотные люди, потом, в меру собственной фантазии привирая, пересказывая прочитанное неграмотным. А уж пресса старалась вовсю, и из того, что писали газеты, становилось ясно – речь однозначно идет о русском корабле. Разумеется, вера людей в то, что любой русский стоит в бою дюжины азиатов, дорогого стоила, и в свете этого даже революционная агитация приобрела намного меньший размах, чем могло бы быть. Когда страна терпит поражение за поражением, к тем, кто говорит, что в этом виновато правительство, прислушиваются охотно. Когда же видно, что враг может бить только по подлому, из-за угла, а в открытом бою его гоняют пинками, то и агитаторам веры меньше. Нормальная, можно сказать, жизненная ситуация.

То, что этот же (а кому же еще там быть) корабль перехватил и уничтожил два японских броненосных крейсера и конвоирующий их английский корабль, тоже, в принципе, на пользу делу. Конечно, англичане вначале тщательно скрывали этот факт, но русская разведка тоже не зря ела свой хлеб. Вот только здесь возникали уже некоторые нюансы, которые приходилось решать на более высоком уровне. Ноты протеста от Великобритании, к примеру. Их, разумеется, с полным правом отфутболили, но никого ответ в стиле "знать не знаем, ведать не ведаем", к сожалению, не убедил. Ситуация начала складываться пренеприятная – все же для Европы англичане были "свои", а вот русские вроде как бы и не совсем, и реакция оказалось соответствующей. Последовавшее быстрое охлаждение отношений с Францией и Германией русским тоже было не нужно. А когда в том районе стали пропадать корабли, экипажи которых, те, что добирались до берега, рассказывали страшные истории о том, как их пускали на дно без предупреждения, без досмотра, не дав даже спустить шлюпки, короче, абсолютно по-пиратски, на русских начали смотреть косо все подряд. Теперь надо было как-то исправлять положение, и в список задач адмирала Макарова входила теперь еще и эта. Будто у него других забот нет, в самом-то деле, как искать неуловимый крейсер в океане. Иголку в стогу сена найти и то проще.

В Артуре, к счастью, дела были не так уж и плохи. Точнее, они могли быть и лучше, но могли быть и хуже. Главное, не случилось того, чего опасался Макаров – моряки не впали в ступор после внезапной атаки врага и абсолютно незапланированных потерь, а наместник Алексеев, которого Макаров отнюдь не считал ни светочем военной мысли, ни блестящим администратором, тем не менее, сумел построить своих людей и заставить их действовать, а не сидеть в ожидании того, что все как-нибудь наладится само собой. Во всяком случае, японцы к Порт-Артуру приближаться опасались не только днем, но и ночью, внешний рейд русские миноносцы контролировали уверено, и работы по поднятию броненосцев, поврежденных во время первой ночной атаки, хоть и без особого рвения, но шли. Более того, "Ретвизан" уже отогнали в гавань, где можно было заняться ремонтом не опасаясь, что какой-нибудь лихой японский миноносец, проскочив сквозь огонь, сумеет всадить в броненосец еще пару мин и отправить на грунт и его, и занимающихся ремонтом рабочих. К сожалению, в док он не помещался, но зато к бесхитростно-прямому борту корабля американской постройки без особых проблем подвели кессон, что позволило наложить на пробоину пластырь и откачать воду из затопленных отсеков. А вот с "Цесаревичем" было сложнее – этот броненосец, построенный во Франции, имел французские же обводы – изящные, но абсолютно непрактичные. В результате вокруг не так уж и серьезно поврежденного броненосца все еще ходили, что называется, кругами, не зная, как к нему подступиться.

Приезд Макарова был воспринят по-разному. С воодушевлением – матросами и офицерами, сдержанно – частью адмиралов, с облегчением – наместником Алексеевым. У каждой эмоции при этом были свои, достаточно веские причины. И матросы, и офицеры, особенно те, что помоложе, были свято убеждены: сидение в Артуре кончилось, Осипыч быстро наведет порядок, и япошкам достанется по самое не балуйся. Адмиралы прекрасно понимали, что, во-первых, Макаров готов сыграть роль стимула, той самой палки, которой гнали овец, и им теперь придется вкалывать в разы больше, а во-вторых, спокойно пересидеть в Порт-Артуре заваруху не получится. Да-да, бывают и такие адмиралы. Что же касается Алексеева, то он прекрасно понимал, что один все не потянет, и был доволен появлению кого-то, на кого можно скинуть хотя бы часть дел.

В общем-то, ожидания всех присутствующих в какой-то мере оправдались. Правда, немедленно флот в море не вышел, но процесс пошел значительно быстрее. Уже к концу первой недели "Цесаревич" присоединился к "Ретвизану", а царящий на эскадре хаос сменился таки чем-то более-менее упорядоченным. Надо сказать, сейчас Макаров мог позволить себе не торопиться – японский флот, и без того не рисковавший входить в зону поражения береговых батарей, теперь и вовсе куда-то делся. Однако отсутствие противника в зоне прямой видимости отнюдь не заставляло лучшего из русских адмиралов расслабляться – он чуть ли не пинками подгонял своих людей, насколько можно ускоряя процесс. Привычка действовать быстро осталась у него еще со времен лихих эскапад на Черном море, когда он на единственном пароходе держал в страхе мощный по тем временам турецкий флот. Минные катера, которые нес корабль "Великий князь Константин" так никого и не утопили, но смогли нанести повреждения нескольким кораблям, включая броненосуц, и в результате настолько затерроризировали турок, что те попросту не рисковали выходить из портов.

Вообще, смелость и решительность – это были как раз те качества, которыми Макаров, в отличие от большинства коллег, обладал в полной мере. Дело в том, что достигнув определенных чинов, практически любой военный становится осторожен, по принципу "как бы хуже не было". Это закономерно – ему есть, что терять. Однако Макаров сохранил почти юношеский задор, что и делало его столь опасным противником для любого, кто рискнул бы стать на пути его флота. Другое дело, что при этом он, зачастую, допускал проколы посерьезнее облегченных снарядов. Это, кстати, было неудивительно – да, Макаров храбро и умело воевал в прошлую войну, но как-то забывалось при этом, что эскадру в бой он пока не водил. Впрочем, это было характерно для всех русских адмиралов – Россия давно не воевала всерьез, с равным противником, тем более на море. К тому же Макаров был, наверное, единственным адмиралом того времени, который не окончил Морской корпус, и отсутствие базового образования частенько придавало его действиям налет дилетантизма. С одной стороны, это давало плюс в виде "незашоренного" взгляда и большего полета мысли, с другой – мешало. В мире, где родился Плотников, все это, в совокупности, и стало причиной его гибели – импульсивный адмирал так и не смог наладить нормальную работу штаба, который бы любое его указание выполнял по команде "Бегом!" и занимался бы планированием операций. В результате – выход в море с четырьмя кораблями, поспешное, больше похожее на бегство отступление при появлении главных сил Того, шаблонное маневрирование, ну и, как финал, попадание на непротраленное вовремя минное поле. Но здесь у Макарова было время, чтобы освоиться, неспешно, без лишней торопливости организовать работу, а главное, хорошо и грамотно налаженная оборона подступов к гавани.

А потом случилось то, чего адмирал ожидал меньше всего – запыхавшийся вестовой принес только что полученную радиограмму, в которой была всего одна фраза: "У противника осталось шесть кораблей. Действуйте".

Адмирал Того стоял на мостике своего флагманского броненосца "Микаса" и со смертной тоской наблюдал за тем, как шлюпки все еще обшаривают обломки, пытаясь найти хоть кого-то. Он сам отдал такой приказ, хотя и понимал умом, что все это бесполезно, кто выжил – те уже выбрались на берег, а кто нет… Однако надо было делать хоть что-то – просто сидеть и разглядывать жалкие останки того, что осталось от совсем еще недавно грозного Императорского флота было выше его сил.

"Адзума" попала под удар первой. Этот крейсер, как и многие другие корабли французской постройки, был не самым удачным приобретением для любого флота. Сейчас это блистательно подтвердилось – корабль обладал слишком слабым бронированием, хотя, разумеется, от тех снарядов, которые обрушились на японский флот, не спасла бы никакая броня. Ну не умели ее здесь пока что производить, и никуда от этого было не деться.

Эффект от попаданий был сокрушительным. Входя под большим углом в палубу, бронебойные снаряды протыкали корабль практически насквозь и рвались у самого днища, внутренними взрывами вырывая из него целые куски. Какие-то пробоины оказывались над уровнем ватерлинии, но большинство оказались куда ниже. В принципе, этого было достаточно, чтобы отправить корабль на дно в рекордные сроки, однако точку в этом поставил один особенно удачливый снаряд, взрыв которого просто-напросто перебил киль "Адзумы". Сразу же после этого броненосный крейсер переломился пополам и стремительно затонул, унеся с собой большую часть экипажа.

Вторым под удар попал легкий крейсер "Акицусима". Если честно, попал по ошибке – в горячке боя и не такое случается. Однако от того, что это была ошибка, тем, кто находился в тот момент на крейсере, легче не стало. Восемь попаданий буквально разметали этот практически небронированный крейсер на куски, и он скрылся под водой не только еще до того, как его команда спустила шлюпки, но и до того, как вообще поняла, что, собственно, происходит. Это, конечно, если к моменту гибели на корабле вообще остался кто-то живой, хотя, разумеется, возможно всякое.

А вот "Якумо", следующая жертва трагедии, как ни удивительно, уцелел. Хотя чему тут удивляться? Немцы всегда строили добротно, можно сказать, на века. Правда то, что корабль остался на плаву, сейчас мало что значило – уже после того, как медленно погружающийся корабль приткнулся к берегу, в корму ему угодил снаряд, и Того, будучи профессионалом, не обольщался – левый винт наверняка оторван, вал перебит, корма, несмотря на усилия помп, медленно, но неуклонно затапливается водой. На фоне этого свернутый в трубочку руль с пером, изогнутым под немыслимым углом, выглядел минимально возможной неприятностью. Повезло еще, что крейсер готовился к выходу в море, и машины его были под парами. Именно поэтому, когда на "Якумо" обрушились русские снаряды, поражая своей мощью знающих толк в боеприпасах японцев, разрушили ему надстройки и оторвали оба орудия носовой башни, заодно сделав еще и несколько подводных пробоин, командиру корабля удалось сразу же дать ход. Даже выход из строя шести котлов не помешал искалеченному крейсеру доползти до мелководья. Однако, хотя он и не затонул, в нынешнем состоянии "Якумо" был абсолютно бесполезен и перестал существовать, как боевая единица.

Флагман Камимуры, "Идзумо", исчез в одной мгновенной вспышке. Сразу два снаряда проткнули одновременно палубу возле носовой и кормовой башен и поразили погреба главного калибра. Это почти невероятно, но погреба взорвались одновременно. Ну, или почти одновременно, кто будет считать миллисекунды… Над водой выросло грибовидное облако, принятое в первый момент кое-кем, уютно устроившимся невероятно далеко от этих мест, за результат применения спецбоеприпасов. Впрочем, сила взрыва и без того впечатляла. Достаточно сказать, что одна из вырванных им броневых плит долетела до стоящего в двух кабельтовых "Микасы" и, проломив его броню, намертво застряла в надстройке чуть ниже и впереди кормового мостика. Несколько матросов на палубе японского флагмана и еще нескольких кораблей, на свою беду оказавшихся поблизости от "Идзумо", получили ранения от разлетевшихся во все стороны осколков, а некоторых эти осколки отправили на встречу с предками. Самому Того, как раз в тот момент выбежавшему из каюты, чтобы посмотреть, что творится, тяжелый зазубренный кусок металла ударил в плечо, к счастью, вскользь и, просто вырвав походя клок мяса, с практически неслышимым на фоне всеобщей огненной вакханалии звоном ударился о переборку, сбив краску. На большее, правда, его ярости не хватило, но и этого было немало. Сейчас рука адмирала висела на перевязи и чувствительно ныла при любом неловком движении.

"Идзумо" погиб быстро, со всем экипажем. Разделил судьбу своего флагмана и адмирал Камимура, один из наиболее грамотных флотоводцев Японии. Ну что же, скорее всего, ни он, ни его люди даже не почувствовали боли и не поняли, что произошло – настолько быстро оказался уничтожен корабль.

На фоне этого безобразия броненосный крейсер "Токива" выглядел даже как-то скромно. Просто лег на борт и почти мгновенно перевернулся кверху килем, после чего неторопливо скрылся под водой. Страшно даже представить, что чувствовали его моряки в последние минуты, а может, и часы жизни, оставшись запертыми в отсеках, которые не были залиты водой, где остался воздух… Спасти их не было никакой возможности, да они и сами, скорее всего, прекрасно это понимали. Из экипажа крейсера спаслось меньше десятка человек, которых внезапный артиллерийский налет застал на верхней палубе, и которые успели не только сигануть в воду, но и догадались отплыть подальше от гибнущего корабля.

Как ни странно, жестоко разделавшись с крейсерами, русские не стали избивать японские броненосцы, хотя, как полагал Того, они могли перетопить их с той же легкостью. Доказательством правоты его подозрений служил броненосец "Сикисима", один из лучших в мире броненосных кораблей в мире. Был… Сейчас на том месте, где он стоял до того, как русские обратили на него свое "благосклонное" внимание, видны были лишь небольшие водовороты над верхушками мачт.

Разумеется, броненосец оказался крепким орешком – и потому, что, по сравнению с крейсерами, пусть и броненосными, он был не в пример лучше защищен, и потому, что просто был почти в полтора раза больше. Однако два десятка снарядов нанесли ему повреждения очень похожие на те, что перед этим получила "Адзума", разве что до киля ни один из снарядов не достал. Однако и того, что русские снаряды сделали с броненосцем, было вполне достаточно – он стремительно принимал воду через многочисленные подводные пробоины и, несмотря на отчаянные усилия аварийных партий самого корабля и спешно переброшенных групп с находящихся по соседству броненосцев и легких крейсеров, исправить положение было невозможно. К тому моменту обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Это и позволило вначале организовать полноценную спасательную операцию, а когда стало ясно, что толку от нее не будет и броненосец уже не спасти, спокойно и организованно снять с корабля команду. "Сикисима" затонул через полчаса, спокойно, на ровном киле, с развевающимся на мачте флагом. Он уходил, как и положено самураю, бестрепетно принимая свою судьбу, будто говоря: "Я сделал все, что мог, кто может – пусть сделает лучше".

Еще несколько снарядов попали в "Фудзи", но ограничились развороченными надстройками. По "Микасе" они вообще не стреляли, хотя наверняка знали, что это за корабль и насколько он заманчивая цель. Это было странно. А потом очередной снаряд, не дав Того проанализировать ситуацию, ударил в склад боеприпасов, расположенных на берегу, и воспламенил картузы с порохом. Они не взорвались, нет, порох вообще не взрывается, он просто сгорает, давая огромную температуру, и в результате столб огня поднялся на полмили в небо. Чудо, что не взорвались снаряды, но на сей раз боги хоть в чем-то оказались благосклонны к японцам. Тем не менее, флот сократился до пяти броненосцев и одного броненосного крейсера, имеющие боеприпасов по одному комплекту. Вдобавок, под конец русские ухитрились поджечь угольные склады, а потушить успевший разгореться уголь – задачка не из простых. По всему выходило, что японский флот остался не только без запаса снарядов, но и практически без топлива.

А еще адмирала поразило то, с какой немыслимой точностью эти северные варвары ухитрялись поражать его корабли. Разумеется, когда на головы сыплется железный град, это не слишком располагает к подсчету процента попаданий, но Того все же был профессионалом, и мог с уверенностью сказать – промахи были единичные. Всплеск там, всплеск здесь… Несомненно, большая часть русских снарядов нашла свою цель, и Того даже подозревал, что они попадали точно в ту часть корабля, в которую были нацелены. Вряд ли он обрадовался бы, узнав, что имеет честь быть первым военачальником, который испытал на себе действие управляемых снарядов. Устаревшей, правда, серии, практически отлежавшие свои сроки на складах, но, как считали те, кто снаряжал корабль "для тамошних макак и этого хватит", тем более что снарядов этих было в арсеналах флота в избытке. Они оказались правы, хотя неизбежные промахи были, в основном, связаны как раз с тем, что начинка снарядов была уже не первой свежести. До этого "Мурманск" их не применял – снарядов таких было ограниченное количество, и на дистанциях, с которых этот корабль пока что вел бой, проще и дешевле было применять самые обычные боеприпасы, которые были, к тому же, самыми дешевыми и, закономерно, составляли большую часть боекомплекта крейсера. Однако Того даже не догадывался о том, что снаряды могут управляться, и поэтому ему оставалось лишь гадать, каким образом русские тренируют артиллеристов и что у них за прицелы, а заодно завидовать баллистике орудий.

Пришедшие к вечеру миноносцы охранения доставили новые сведения. Вообще, они патрулировали море вчетвером, но, когда в двадцати милях от берега обнаружили чужой корабль и попытались его атаковать, остались всего лишь вдвоем. По словам командиров миноносцев, они даже не успели выйти на дистанцию, с которой могли бы дотянуться до цели – идущих головными русские потопили с трех миль, использовав что-то вроде пулемета. Пулемет, разрубающий миноносец с трех миль – это уже из области человеческих фантазий, однако Того помнил доклады о сражении при Чемульпо. Описания русского оружия совпадали с абсолютной точностью, равно как и описания корабля – большой, с броненосец размером, артиллерия в трех башнях… Или это был тот самый монстр, или его брат-близнец. Последнее было наихудшим вариантом, потому что тогда всякие разговоры о продолжении войны превращались в утопию. Впрочем, адмирала больше волновало сейчас, что делать дальше. Имея всего шесть кораблей линии, выходить против Порт-Артурской эскадры было безумием.

– Ну что, господа, с победой нас!

Кают-компания ответила Плотникову нестройным гулом. Разумеется, это была для них уже не первая победа над японцами, но все же, пожалуй, самая внушительная. Раньше самым результативным в мире считался минный транспорт "Амур", кстати, добившийся внушающих уважение результатов именно в этой войне. Только не здесь, разумеется, а там, дома – сейчас той паршивой ситуацией, которая была в родном мире, и не пахло. Даст Бог, и не запахнет. Сейчас они переплюнули мастеров тихой войны, а вот их самих кому-то переплюнуть уже вряд ли удастся. Не совсем честно, разумеется, но все, кто был на борту "Мурманска", считал, что честным в войне может быть одно – убить врага до того, как он убьет тебя и доберется до твоих близких. А как уж ты это сделаешь – дело, что называется, десятое.

А пока, отойдя подальше в море, чтобы оградить себя от возможных мелких неприятностей, "Мурманск" лег в дрейф. Экипаж отдыхал и праздновал – такой повод бывает не каждый день, а Плотников начинал уже прикидывать, что ему делать дальше.

Так как переход координирующей группы из родного мира еще не начался, следовательно, барьер еще не разрушен и, несмотря на приложенные усилия, уже сделанного было недостаточно. По всему выходило, что все же придется провоцировать мир на глобальные потрясения. Честно говоря, командир крейсера, вынужденный диверсант с билетом, возможно, в один конец, надеялся, что достаточно будет победы России в этой войне (а ее, как ни крути, можно было считать свершившимся фактом), чтобы обеспечить тот самый исторический разрыв. Получалось, что этого было мало…

Ну что же, корабль, если не считать заплат, украсивших его надстройки еще после первого боя, был в идеальном состоянии. Боекомплект был израсходован менее чем на десять процентов, а значит, наворотить можно было еще многое. Оставалось выбрать цель, по которой следовало наносить удар с тем, чтобы или и впрямь спровоцировать войну, или чтобы заставить всех, включая британцев, немцев, французов и прочих янки сидеть тихонечко, как мыши под веником, и держать ротик на замке. Будучи человеком трезвомыслящим, Плотников хорошо осознавал, что силами одного корабля, даже если он на всю катушку использует ядерные снаряды, второго добиться ему, скорее всего, не удастся. Стало быть, все же провокация…

Вообще, если честно, он предпочел бы не втягивать Россию в большую войну, а стравить между собой, к примеру, Британию и Францию. Если бы он участвовал в операции не поставленным перед фактом, с момента переброски, а заранее, на стадии планирования, он так бы и поступил. Однако, увы, его корабль успел засветиться еще в Чемульпо, и под кого бы он ни замаскировался, сейчас никто на такую уловку уже не купится. Его крейсер четко ассоциируется с Россией (данные радиоперехвата об этом свидетельствовали однозначно), а стало быть, что бы он не сделал, крайней окажется именно она. При этом характерный силуэт и специфические характеристики не позволят замаскировать корабль достаточно достоверно, чтобы сделать его неузнаваемым – те, кто будет им противостоять, конечно, как лошади три раза необразованные, но ни в коем случае не лохи. Считать иначе было чревато неприятностями, и могло оказаться вредно для здоровья. Наметившиеся противники дураками не могли быть в любом случае – дураки, вот незадача, не выживают в таком гадючнике. Просто за ними нет того опыта поколений, который стоял за спиной Плотникова, и базовое образование на переломе веков, когда в течение жизни одного поколения произошел скачок из эпохи парусов к броненосным монстрам, не могло идти в сравнение с тем, что было у человека, которого готовила ДЕРЖАВА. В чем-то это делало их уязвимее, а в чем-то и опаснее – когда имеешь дело с такими вот полудилетантами, никогда не знаешь, что они выкинут в следующий миг. К тому же, Плотников понимал: да, как офицер он лучше них, но как политики его противники сильнее его в разы. Опыт, что называется, не пропьешь, и потому действовать надо было как можно быстрее, пока не очухались. А то ведь, вдобавок ко всему, их еще и до хрена – и политиков, и военных. Хорошо еще, что здесь привыкли жить и действовать неторопливо, поэтому человеку, воспитанному в век, когда все процессы шли намного быстрее, было не особенно сложно поддерживать темп, недоступный для большинства местных. Ну и еще несомненным бонусом было то, что он-то про них знал многое – характеристики их кораблей, места дислокации, численность… Черт возьми, он знал, где их всех можно накрыть одним ударом, если очень уж прижмет. Не флоты, конечно, а хотя бы политиков. Лондон и Париж с Берлином не передвинешь, а о ядерном терроризме здесь имели примерно такое же понятие, как неандертальцы о компьютере. Ядерные боеприпасы – это, конечно, крайний случай, но и списывать их со счетов не стоило.

Ну, раз уж Россию нельзя было оставить над схваткой, ее стоило сделать победителем – иного варианта Плотников, военный, а не политик, не видел. В случае успеха – хорошо, в случае провала – тоже неплохо. Во всяком случае, будет, где осесть. Теперь оставалось выбрать того, с кем стоило задираться, а с кем не имело смысла. Ну, Британия – это само собой. Больше вреда, чем они России, наверное, не причинил никто, а если учесть, вдобавок, что теоретики нацизма появились именно в Англии… Соответственно, Англия должна была стать мишенью номер один, и душевного неприятия у Плотникова эта идея не вызывала.

Цель номер два – французы. Катализатором для принятия именно такого решения была для Плотникова личная неприязнь. Так уж получилось, что пришлось ему в свое время, еще до того, как он стал офицером, да что там, совсем еще мальчишкой контачить с потомками галлов – приезжала в их интернат зачем-то целая европейская делегация, то ли по правам ребенка, то ли еще по чему-то, и французов в ней было, наверное, человек десять. Их неприкрытое хамство он запомнил на всю жизнь. Может быть, кто другой и не обратил бы на это внимания, но когда пацан, начитавшийся Дюма, ожидает увидеть сплошных д'Артаньянов, а видит исключительно быдло – это, извините, травма на всю жизнь. Можно сказать, сейчас он расплачивался с ними за утраченные детские иллюзии, хотя, разумеется, не только за них – на его восприятие наложилась полученная позже информация о том, как французы втянули Россию в большую войну, и как они же давили на Николая Второго, заставляя его устраивать бесполезные наступления и гробить людей, русских людей ради того, чтобы оттянуть силы немцев от Франции. А еще была информация о том, как относились французы к эмигрировавшим во Францию после Гражданской войны русским, как их не считали за людей… И он очень хорошо помнил рассказ выступавшего как-то в училище старика, одного из последних оставшихся в живых ветерана Великой Отечественной войны. Занятные вещи рассказывал отставной подполковник. К примеру, о том, что воевали-то с немцами, а в плен, бывало, попадали эсэсовцы совсем иного происхождения. И бельгийцы, и прибалты (последних вообще было до хрена), и французы… Правда, как рассказывал тот же старик, если немцев (не эсэсовцев, конечно, а пехотинцев, танкистов и прочую серую скотинку) отправляли в лагеря военнопленных, то остальных после допроса отводили в ближайший овражек, где и пристреливали без лишних церемоний, однако дела это не меняло. Так что, можно сказать, Плотников сейчас давал выход накопившимся эмоциям. Да и потом, французы на данном этапе какие-никакие, а союзники России, а значит, могут стать тормозом большой войны, сдерживающим фактором, который придется постоянно учитывать. А зачем, спрашивается, учитывать, если можно его убрать?

Правда, у французов было перед англичанами одно существенное преимущество. Столица Великобритании, Лондон, красивый и уютный город, вовсе не тот мегаполис, в котором приходилось бывать Плотникову… Город, расположенный в приятной близости от моря, проще говоря, в пределах досягаемости артиллерии крейсера. Один пшик ядерного снаряда – и от него останутся руины. А Париж, к сожалению, не обладает таким достоинством – он далеко, до него не достать… вот только французы об этом не знают.

Третий номер – немцы. Честное слово, даже как-то неловко, ведь конкретно в этот период немцы России если не союзники, то, как минимум, партнеры и уж точно ничего плохого пока России не сделали. Однако их, наверное, все же придется бить, причем подло, исподтишка, и так, чтобы как минимум рассорить с русскими. Почему? Да потому, что иначе ни Англия, ни Франция воевать не рискнут – Германия в два счета впишется за Россию. Не из большой и братской любви, а потому, что вдвоем можно без особых проблем отделать и бриттов, и галлов, наложив потом лапу на их обширные колонии. А то, что у Германии и России вместе окажется сильнейшая в мире армия, ни для кого не секрет. Хотя, с другой стороны, на пару пунктов сбив немцев с позиции сейчас, можно будет избежать многих проблем в будущем…

Поймав себя на мысли о том, что уже строит планы на случай неудачи, Плотников невесело усмехнулся про себя. Не так уж он, если честно, верил, что все у них получится. Ну а если все же получится… Что же, от него после этого уже ничего не будет зависеть. Ни от него, ни от кого другого в этом мире, потому что переселенцы явятся не с пустыми руками. Ну а противостоять танковым армиям, ударным ракетоносцам и реактивным самолетам новых хозяев мира у местных не хватит сил в любом случае.

Итак, по Европе понятно. Три сильные страны, остальные – Австро-Венгрия, Италия, Турция и прочая мелочь для России не противники. Да и то сказать, драться сейчас никто не хочет. А в остальном мире, пожалуй, сколь либо значительную угрозу представляют, после фактически разгрома Японии, только США. Но здесь они еще не в силе – поразительно, но страна, являющаяся, теоретически, мировым лидером там, откуда прибыл Плотников, в начале двадцатого века была всего лишь державой регионального уровня. Схватки с любым сильным государством Европы ей пока что было не выдержать. Набирать обороты США начнут лет через десять-пятнадцать, приподнявшись на военных поставках, а пока что они – так, одни из многих. Ну а остальных, включая нищий Китай, можно и вовсе не принимать в расчет.

Плотников усмехнулся про себя еще раз, теперь почти весело. Интересно, что сказали бы остальные, узнав о наполеоновских планах, глобальных размышлениях и "гениальных" выводах командира? Кстати, пес его знает, что бы сказали – может статься, что и одобрили бы, здесь чистоплюев не было, все были готовы воевать до смерти, желательно, до смерти врага, разумеется. А так как врагом сейчас, фактически, был весь мир, да и здешняя Россия ощущалась "своей" только потому, что в ней жили люди, говорящие на одном языке с экипажем "Мурманска", то и ожидать розовых соплей от молодежи не приходилось.

А вообще, Плотникову было уже даже интересно, как все повернется и чем закончится. Придется ему пойти на экстренные меры и неспортивно топить торговые корабли, а потом бить ядерными снарядами по мирным городам, или все будет проще. Вдруг да Британия, не побоявшись перспективы большой войны, вступится за своего боевого хомячка… Когда-то в молодости Плотников услышал это определение, и оно ему понравилось, да и истине в этот период соответствовало вполне. Итак, вступится или нет? Все же, с одной стороны, вроде бы как должны – британцы, как ни крути, отнюдь не трусы. Да и статус мирового лидера вроде как бы обязывает. А с другой – могут и не захотеть, зрелище наполовину уничтоженного японского флота впечатлит кого угодно. Красиво все же получилось – заняли позицию и обстреляли японцев издали. Можно было отработать и с ближней дистанции, но тогда не факт, что удалось бы причинить серьезные повреждения броненосцам. Все же броня у них приличная, и восьмидюймовок, которыми можно было легко выводить из строя и пускать на дно броненосные крейсера, против вполне полноценных линейных кораблей могло не хватить. Вернее, теоретически их хватало с избытком, но вот как они поведут себя на практике – вопрос интересный, особенно учитывая, что японские броненосцы были одними из самых защищенных кораблей своего времени. Зато издали летящие по навесной траектории снаряды били броненосцы в слабо защищенные палубы, и эффект был потрясающим. Он ведь потому и приказал утопить один броненосец, чтобы проверить на нем возможности своих орудий. Оказалось – вполне годны для того, чтобы уничтожить любой корабль этого мира, что радует. Правда, был огромный соблазн расстрелять "Микасу", что с большой вероятностью приводило к гибели командующего японским флотом, но у этого был все же огромный минус – непонятно было, кто придет ему на замену. Того, насколько знал Плотников, был умным человеком. Не зря же он сумел в той войне переиграть Макарова, быстро определив его слабые стороны и подловив на них с первой же попытки, а потом был воспитателем будущего императора Японии. Ну а раз не дурак, и человек адекватный, то с ним можно договориться. Умные враги между собой всегда договорятся, но вот если назначат вместо него какого-нибудь неадеквата, славного, в основном, древностью рода, то это станет проблемой. Списка возможных кандидатур Плотников в глаза не видел, об иерархии среди японских военных представление имел самое поверхностное, и рисковать не хотел. Так что на этот раз Того выпало "жизнь", и только будущее могло показать, прав ли был русский офицер, принимая такое спорное решение.