Рим, июль 1493 года
Конец власти делла Ровере на территории Папской Области, полный и однозначный. Падение их крепости в Сенигаллии, в котором я принял самое непосредственное участие, ознаменовало собой не просто очередной успех войск под знамёнами Борджиа, но и то, что мы в состоянии сокрушить любого своего врага, сколь угодно родовитого. И плевать хотели на то, сколько заступников у них найдётся, и как громко они будут орать в их поддержку. Блеск клинков, треск аркебуз и грохот артиллерии всегда готовы вразумить крикунов. В готовности же Борджиа применить силу сомневаться отныне не стоило, особенно после последовавшего за флорентийскими делами краха делла Ровере.
Прибытие в Рим было настоящим триумфом, какого Вечный Город давненько не видел, отвыкший за минувшие годы и бледные понтификаты прежних викариев Христа от настоящих, громких побед. И не столь важным был факт, что разгромлен был один из врагов внутренних, а не внешних. Победа, она победа и есть, особенно если её правильно преподать широким народным массам.
Праздника, конечно, по сему поводу не устраивалось, не тот случай. Вне стен замка Святого Ангела. Внутри же — совсем другое дело. Только вот праздничная атмосфера недолго оставалась таковой, наряду с многочисленными делами и хлопотами пришли известия о настоящих проблемах — первая часть армии Карла VIII под жезлом маршала Луи де Ла Тремуйля, пройдя по землям герцогства Савойского, маркизата Салуццо, княжества Асти и маркизата Монферрат, вступила на территорию великого герцогства Миланского, где Лодовико Сфорца встретил их как дорогих и долгожданных гостей. И сей факт отбрасывал последние сомнении у тех, кто ещё их испытывал, не веря в союз Мавра с королём Франции. Теперь поневоле пришлось поверить!
Изначально под командованием де Ла Тремуйля, как доложили «отцу» его информаторы, было немногим более десяти тысяч воинов и около полусотни орудий. Но, проходя по землям итальянских государств, он усилился за их счёт, выдвинув тамошним государям жёсткий ультиматум примерно в таких словах: «Или вы помогаете королю Франции, снабжая армию провиантом и иными припасами, а также выделяете немалую часть собственных войск и тем самым становитесь союзниками Карла VIII, или…» Продолжать тут не стоило, все понимали, что тогда сотворит армия маршала, во что превратит цветущие земли Савойи и иных государств. Этим нехитрым приёмом де Ла Тремуйль заметно усиливал собственные силы, а ведь бы ещё Милан, тоже далеко не беззащитный, к тому же солдаты Лодовико Сфорца готовы были сражаться отнюдь не из-под палки.
Случившееся означало одно — война за Италию началась и нам, Борджиа, предстояло как можно быстрее собирать все имеющиеся силы, слать гонцов к союзникам имеющимся и тем, кто готов был ими стать. Скорость — вот то, что должно было помочь быть готовыми встретить французскую армию.
Флоренция? Касаемо Пьеро I Флорентийского сомневаться не стоило — новоиспечённый герцог понимал, что для Франции он есть враг и верить каким бы то ни было обещаниям Карла VIII было бы самым глупым поступком в жизни. Особенно учитывая наличие близ короля злейшего врага семейства Медичи, бесноватого Савонаролы. Нет, этот союзник от нас никуда не денется, к тому же он уже собирал в кулак все доступные ему войска и готовил крепости к осаде.
Ферранте Неаполитанский, старый садист, сволочь и вместе с тем хороший военачальник и искушенный политик. Любителю трапез в окружении мертвецов и вовсе не оставалось ничего иного, кроме как готовиться к войне. Проблемы с вассалами… Их он решить толком так и не смог, но и имеющееся личное войско плюс наёмники были вполне внушительны. И держать их на землях королевства Неаполитанского он не собирался, понимая, что Карла VIII подобный исход порадует до глубины души. Только совместно с Римом и Флоренцией у старого разбойника были шансы удержать корону для своей семьи.
К слову о его семье. Изабелла Неаполитанская с детьми уже была в Неаполе, оказавшись там, сперва побывав и в Риме. Недолго она погостила в Вечном Городе, всего пару дней, но этого хватило для того, чтобы из первых уст услышать о случившемся там, в Милане. Полезные могли оказаться знания. Только не сейчас, в будущем. А вот Санча, принцесса Неаполя и теперь уже законная внучка короля Ферранте, герцогиня Салерно и Бишелье, оставалась в Риме на постоянной основе как тарант того, что сам Ферранте и его наследник не вздумают попятиться назад, разорвав помолвку. Сложно это сделать, когда о ней и объявлено, и сама невеста юного Джоффре Борджиа остаётся не просто в Риме, а в замке Святого Ангела, твердыне Борджиа.
Увы, с другими государями и правителями италийских земель дела обстояли куда сложнее. Родриго Борджиа надеялся, что его посланник сумеет достучаться до дожа Венеции и аристократии республики, но лично я в этом сильно сомневался. Республика наверняка и в этом варианте захочет отсидеться в стороне на первых порах. Вот потом, когда поймёт, что французы раззявили пасть на всю Италию — тогда они включатся в борьбу, но никак не раньше. Феррара с Моденой под властью д’Эсте? Тут шансы имелись, хотя и невеликие. Вопрос лишь в том, окажется ли их поддержка чисто словесной или же… Хотя вряд ли герцог д’Эсте станет выступать против Милана, герцогиней которого нынче стала его родная дочь. Мантуя? Сама по себе мало что значит и имеет склонность к Венеции. Лукка? Вообще не смешно, там сейчас наверняка думают о том, как бы капитулировать на мало-мальски приличных условиях, ограничившись потерей большей части денег, но без разграбления городов.
И что остаётся? Республика Сиена, правитель которой Пандольфо Петруччи мог бы быть очень полезен. Территория Сиены зажата между Римом и Флоренцией, ему по логике надобно поддерживать предельно хорошие отношение как с Медичи, так и с Александром VI — это прямая гарантия его выживания как независимого правителя. А вот как он поступит — расклад зависит исключительно от политической дальновидности. Если умеет смотреть вдаль, то вступит в союз и выделит войска. Если же нет… Выиграет в ближайшей перспективе, но потом его всё равно сожрут, причём неважно, кто именно — мы или французы. Сиена сама по себе… лишняя, в отличие от земель и особенно крепостей, которые входят в состав сей республики.
И вне зависимости от того, что там с этими потенциальными союзниками — требовалось собирать немалую часть имеющегося войска, а оставшихся оставлять как в Риме, так и в крепостях, отныне контролируемых нами. Про Остию и говорить нечего — морские ворота Рима, оставлять которые без должной охраны было бы предельной глупостью — но и Сенигаллию, и Арче с Сорой бросать не следовало. Требовалось приучить окружающих к тому, что если что-то попало к Борджиа в руки, то без большой крови это не отнять.
Встречать же врага стоило не в глубине своей территории, а, в зависимости от направления, выбранного французами, либо в окрестностях Болоньи, либо близ Лукки, возможно с опорой на близкую Пизу. Крепость там не самая лучшая, но за неимением иного сойдёт. А может попробуем сыграть на обострение, в зависимости от того как быстро станет разворачиваться ситуация, насколько инициативны будут обе части французского войска, под знамёнами короля и маршала де ла Тремуйля.
Но первым делом — соединение с войском Медичи, а это, как ранее было уговорено, должно произойти в выбранной нами, Борджиа, точке. Пять тысяч нашего войска, сколько то тысяч под знамёнами Флоренции… затем дождаться подходя неаполитанской армии и тогда отдельные части превратятся в силу, с которой и Карлу VIII придётся считаться. По крайней мере, проходить мимо собранной союзной армии ни он, ни его военачальники не рискнут, резонно опасаясь за судьбу как Милана, так и иных своих опорных пунктов.
Однако, прежде чем отправляться с войском, следовало решить кое-какие проблемы из числа не терпящих отлагательства. Время пока было… не недели, но и дней должно хватить. Поэтому в замке Святого Ангела собрались те люди, которые были приближены к роду Борджиа, которым можно было верить. Меньше, чем хотелось бы, но больше, чем было в той, известной мне истории
Собственно Родриго Борджиа, он же Папа Александр VI, я, Мигель де Корелья, Бьянка, Винченцо Раталли, Сальваторе Эспиноза и новое для меня лицо — кардинал Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи, троюродный братец, с которым только-только начал знакомиться. «Отец» охотно пригласил бы и другого родственника-кардинала, а именно архиепископа Неаполя Франциско де Борджиа, но тот был именно в Неаполе, требовалось иметь там влиятельную персону, способную хоть как-то влиять на короля Ферранте.
И всё, больше никого! Союзникам здесь сегодня места не было, да и вообще в замке Святого Ангела они появлялись редко. Только свои, крепко повязанные с семейством Борджиа либо являющиеся его неотъемлемой частью.
Как раз сейчас Мигель заканчивал докладывать о готовности армии, её вооружении и амуниции, равно как и о сложившейся к сегодняшнему дню политической обстановке. И ситуация была… не из лучших. Катастрофически не хватало кремневых аркебуз, артиллерия ограничивалась шестью десятками орудий, что на первый взгляд казалось большим числом, но учитывая те полторы сотни, которые имелись у французов… Легко не будет. К тому же эти шесть десятков были общим числом. Забирая с собой их все, мы оставляли крепости и особенно Рим лишь с устаревшими бомбардами. Понтифика это как-то не смущало, а вот Раталли с Эспинозой ощутимо нервничали. Успели понять по рассказам моим и Мигеля, что делают современные орудия при штурме крепостей, которые защищаются лишь устаревшими по сути своей бомбардами. В Сенигаллии делла Ровере лично убедились!
— Пушки нам придётся брать с собой, — подвёл я итог, но, обведя взглядом беспокойные лица бывших кондотьеров, добавил. — И пусть плавильни близ Рима и не только работают днём и ночью, отливая новые орудия. К счастью, пороха у нас достаточно, успели закупить немалое количество.
— Бронза! — напомнил Эспиноза. — Её осталось немного, на большое количество отливок не хватит.
— Так пусть покупают. Хоть колокола обрывите, но чтоб отливка орудий не прекращалась ни на день. Может все сложится хорошо для нас, но мы должны предусмотреть самые разные варианты. А артиллерия на стенах Вечного Города лишней не окажется. Сейчас же тут даже бомбард и тех очень скромное количество.
— Недовольным заткнут рты, Чезаре, — кивнул Родриго Борджиа, соглашаясь тем самым с моими словами. — Скольких ты уведёшь с собой?
— Пять тысяч и все орудия, отец. Но прежде, чем перейти к другим важным делам, хочу узнать у тебя… Что с Венецией, Сиеной и Феррарой?
Пауза. Затем тяжёлый вздох понтифика, который явно не хотел говорить об этом, но понимал, что придётся.
— Карл VIII убедил венецианцев сохранять нейтралитет. И Мантуя, ищущая защиты у республики, сделает то же самое.
— Твои знакомства, кардинал Гримани и его семейство, нам обязанные?
— Это кое-что сын, но не так много, как мне хотелось бы. Но голоса наших доброжелателей и тех, кто более прочего опасается возрастания аппетита короля Франции, были услышаны дожем Агостино Барбариго. Он поможет нам, но тайно.
— Наёмники, Ваше Святейшество?
— Они, Мигель. Немного, около полутора тысяч, если повезёт, то две. И платить им будем мы.
Тор-рговцы! Порой желание урвать очередной кусок застилает глаза даже умным людям и опытным политикам. Мигеля аж перекосило, Раталли с Эспинозой невесело так усмехнулись. А Бьянка и вовсе шептала себе под нос ядрёные ругательства. Спокойными остались лишь я, Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи, ну и сам глава рода Борджиа, которого вообще сложно было прошибить до такой степени, чтобы эмоции отразились на лице.
— Мы возьмём эту подачку, отец, и даже поблагодарим, попросив прибавить. Но запомним! И жадность дожа, и неумение осознавать надвигающуюся угрозу. Кстати, если Венеция продаст Риму пушки или, на крайний случай, бронзу — это тоже будет полезно.
Понтифик вновь кивнул, принимая во внимания прозвучавшие слова. Скупиться в такой ситуации он даже не думал, понимая, что при проигрыше мы теряем чрезвычайно много. Затем продолжил на уже поднятую нами тему.
— Правитель республики Сиена Пандольфо Петруччи отказал нам в помощи. Надеется на то, что Карлу VIII будет не до него и он в разгорающемся пламени сумеет добиться своей цели, захватив всю власть.
— С Сиеной должно случиться то, что произошло с делла Ровере, — сверкнул глазищами Хуан Борджиа-Льянсоль. — Потом, когда минет французская угроза. Республика зажата между Папской областью и герцогством Флорентийским, они уязвимы.
— Потом, брат, сейчас нам не до этого наглеца, — покачал я головой. — И, возвращаясь к дипломатии… Как я понял, д’Эсте останутся нейтральными?
— Против дочери герцог Эрколе д’Эсте не пойдёт, пока она остаётся герцогиней Миланской, — сокрушённо вымолвил Александр VI. — Он нейтрален и останется таким, если только сам король Франции или его маршалы не совершат какую-нибудь глупость. Увы, сын, кроме Флоренции и Неаполя у нас не предвидится союзников среди италийских правителей.
Важная такая оговорочка! Родриго Борджиа понимал, что есть ещё Кастилия с Арагоном, но обращаться к ним значило поставить себя в заведомо подчинённое положение. Последнее средство, когда других не осталось. Поэтому не стоило тянуться за пузырьком с таким лекарством, которое хоть и излечит болезнь, но наградит таким количеством побочных эффектов, что мало не покажется.
Ладно, приняли во внимание и отставили в дальний угол памяти. Об оружии, войсках и дипломатии немного поговорили, теперь пришло время высокой политики, которая сама по себе способна многое перевернуть вверх ногами. Главное, чтобы сей переворот был к нашей выгоде, а не на пользу врагам.
— Теперь, когда участие Франции и её враждебность ни у кого сомнений не вызывают, пришло время, отец.
— Именно сейчас?
— А когда же ещё? — откликнулся я вопросом на вопрос. — Объявление о намерениях организовать новый Крестовый поход. Булла «О Новом Свете», где прямо указывается на то, что Рим будет решать, какие именно Ордена будут нести его знамёна за океан. Ну не нынешние же, право слово, все они либо враждебны нам, либо далеки от нужд семьи Борджиа.
— Первый год и столько булл…
— Так ведь все по делу, точнее по делам. Важным!
Собравшимся особенно разъяснять не стоило. Все понимали, какая следующая булла будет оглашена Папой Александром VI и какой эдикт будет ей предшествовать. Равно как осознавали и то, какую бурю эмоций и какие гневные вопли у многих недоброжелателей это решение вызовет.
— И тут, как я вижу, сидят будущие три магистра и один великий магистр возрождаемого ордена, — произнося эти слова, Родриго Борджиа смотрел последовательно на Мигеля, Ратилли, Эспинозу… и меня. — Завтра я подготовлю как буллу, так и речь, вдохновляющую войска на битву с врагами Рима и рода Борджиа.
— Никколо Орсини ди Питильяно, — внезапно произнесла Бьянка. — Он поймёт, что стал никем, что при нём остался лишь звонкий титул, но не власть. И Фабрицио Колонна, новый префект Рима. Пауки договорятся за пару дней.
— Не только они, а стоящие за ними рода, — уточнил Хуан де Борджиа-Льянсоль. — Внутри Рима появляются сразу два врага, действующих совместно.
Грозно звучит, да только вот возможности теперь у римского префекта куда скромнее, когда он лишился главного — контроля над городской стражей, которую переключил на себя понтифик. Ну не на себя лично, а на командующего гарнизоном, который не зависел ни от Гонфалоньера Церкви, ни даже от префекта. Они могли давать ему лишь советы, а вот отвечал он исключительно перед викарием Христа.
Кто это был? Федерико де Бальса, каталонец из числа не особо знатного и совсем не богатого рода, зато видевший в семействе Борджиа тех, кто может вознести из бедности и безвестности к вершинам. Его «отец» подобрал лично под себя, но предоставил возможность проверить этого самого Федерико со всех сторон, дабы убедиться в его верности нам. Борджиа. Результаты проверки были… удовлетворительными. «Голодный», преданный, в меру инициативный и абсолютно послушный.
— Если только Колонна или Орсини попытаются сделать хоть что-то… Отдавай приказ Федерико, отец. Да и Рикотто прибудет в Рим в ближайшие дни. Оставшихся в городе сил хватит как для обороны, так и для внушения страха божьего любым врагам из числа внутренних.
— Я верю и в наши силы, и в то, что Господь нас не оставит, — возвёл глаза к потолку Родриго Борджиа. И почти сразу же, отбросив в сторону отсылки к высшим силам. Перешёл к делам более приземлённым. — А теперь поговорим о возрождаемом Ордене ещё раз. Что будет из прежнего, о чём лучше забыть.
— Но…
— Да, Мигель, я знаю, что ты об этом много раз говорил с моим сыном, — лёгким взмахом руки понтифик заставил Корелью замолчать ещё до того, как сам начал говорить. — Это важно, нельзя упустить даже кажущееся мелочами, враги готовы обернуть против нас любую обмолвку. Слишком многим не понравится, когда Орден восстанет, словно из пепла. Да и не «словно», ведь последнего великого магистра сожгли на костре! Поэтому сейчас Хуан возьмёт лист бумаги, перо и чернильницу, после чего будем работать. Раньше вечера никто отсюда не выйдет.
Добрый понтифик, очень добрый. Вместе с тем я даже не пытаюсь ему возражать, он прав во многом, почти во всём. Чересчур большими возможностями обладал уничтоженный Орден, слишком на многие земли имел право претендовать. И при имеющемся желании мог поплёвывать на чьи угодно приказы, за исключением отдающихся из Рима. Да и то… последние можно было толковать довольно широко. Собственно, именно из-за набранной силы Орден того, слили, тогдашние понтифики и король Франции откровенно испугались той силы, которая образовалась в Европе, и это даже учитывая тот факт, что часть территорий орденцы утратили. Тоже, кстати, не самая кристально-чистая история. Могли бы и помочь, вот только не помогли.
Ладно, покопаться в делах минувших веков я ещё не раз успею. А пока предстоит серьёзно поработать над теми самыми мелочами, в которых порой и таится дьявол. Вреда от этого точно не будет, а вот польза весьма вероятна.
Мозговой штурм, как его ни назови — штука хорошая. Только вот спать после него хочется, ну просто мама не горюй! Оттого я и проснулся не утром, а уже днём, зато выдрыхся от души и даже «грелок» под бок не потребовалось, не до них. Результат откровенно радовал, ведь удалось, как мне кажется, избавиться от большинства «подводных камней», которые могли вызвать неуместное сейчас раздражение не только у связки Кастилия-Арагон и Португалии, но и у Венеции с Неаполем.
День был… свободным. Почти, ведь «отец» собирался поработать над текстом буллы как следует его отточив, ну а я не собирался изматывать себя сверх меры, силы ещё ой как понадобятся. Вот и получилось, что неожиданным образом удалось даже прогуляться по террасе, не встретив никого из числа тех, кто мог либо очередным делом озадачить, либо просто начать вынос мозга. Последнее относилось к Лукреции, чрезвычайно воодушевившейся после того, как ей удалось сбросить с себя груз нежеланной свадьбы.
Я стоял себе, наслаждался свежим воздухом, лёгким ветром, видом на Вечный Город… и заметил очередного своего родственника далеко не сразу. Хотя можно ли было назвать Санчу, принцессу Неаполитанскую, родственницей? Спорный такой вопрос, учитывая факт, что она была покамест лишь помолвлена с Джоффре. Была она, конечно, не в одиночестве, в сопровождении парочки синьор заметно постарше, наверняка приставленных следить за её поведением может принцем Альфонсо, а может уже и самим Родриго Борджиа. Кто-то знает, но точно не я. В такие вот дела предпочитал без крайней нужды не лезть, и так порой голова пухнет.
— Принцесса Санча, — искренняя и доброжелательная улыбка. Мне не жалко, а юной девушке должно быть приятно.
— Ваше Высокопреосвященство…
Приближается и, несмотря на отсутствие у меня сутаны, целует руку с кардинальским перстнем. Необычное ощущение, никак не могу к этому привыкнуть. Как ни крути, а я продукт совершенно иного времени, в котором руку целуют только женщине, а облобызание длани разных видных религиозных персон есть дело сугубо добровольное и многими просто игнорируемое. Здесь же ситуация совсем иная. Ничего… подобное действо со стороны прекрасной половины человечества меня хоть и удивляет и местами смущает, но неприятным его не назвать. В отличие от подобного же явления с мужской стороны. Слава богам, что хоть моё окружение от подобного отучено однозначно! Усвоили, что прикладывание к руке Чезаре Борджиа — это надежнейший способ привести конкретную кардинальскую персону в отвратительное расположение духа.
Посмотрев в сторону двух синьор-сопроводительниц неаполитанской принцессы, я отстраняющее махнул рукой и те, даже без слов поняв пожелание, почти беззвучно скользнули в сторону. Вот и хорошо, не люблю посторонние уши.
— Вам что-нибудь предложить или просто постоим, полюбуемся красивым видом и поговорим о том, что наверняка интересует лично вас?
— Лично меня?
— Именно так, принцесса, — улыбаюсь я, а заодно подмечаю, что вид у девицы весьма грустный, что вполне объяснимо. — Не стоит считать меня типичным кардиналом, право слово. Я хорошо понимаю, почему вы столь печальны.
— Неужели, Ваше Высокопреосвященство.
— Лучше просто Чезаре, — привычно отмахиваюсь от малость раздражающего, несмотря на привычку, титулования. — И да, действительно понимаю. Вас мало того что оторвали от дома в довольно юном возрасте, навязав политический брак, выгодный вашим отцу и деду, но жених оказался почти ребёнком, которому следует прежде всего подрасти.
Молчит. Только вот на красивом лице отражаются все испытываемые эмоции. Мда, тут немногие умеют грамотно скрывать чувства и тем более подменять их, показывая ложные. Не спорю, в других местах ещё печальнее дело обстоит, но всё равно забавно.
— Я вам не враг, Санча, скорее наоборот, но лишь в том случае, если вы сами этого захотите. Более того, мне полезно и даже выгодно поддерживать хорошие отношения с будущей женой моего младшего брата. Да и вы сами постарайтесь найти преимущества в своём изменившемся положении.
Ага, взгляд оживился, наблюдается пусть осторожная, но попытка запустить мозг. Пока же в одной прелестной головке происходили мыслительные процессы, я взял небольшую паузу, во время которой смотрел то на открывающиеся передо мной виды Рима, но на принцессу. И если первые за последнее время стали чем-то совершенно привычным, то на второе стоило посмотреть.
Пятнадцать лет — всё ж не тот возраст, когда женская красота полностью раскрывается, зато оценить то, что произойдёт года через два более чем просто. Вот я и оценивал… Хороша, чего уж там, неудивительно, что в привычной мне истории что мой донор, что Хуан Борджиа — оба всерьёз запали на знойную неаполитанку. Сама Санча тоже, как бы это сказать, скромностью и тем более целомудрием не отличалась. Сложно было бы ожидать иного от принцессы Неаполитанского дома, дочери Альфонсо и внучки самого Ферранте. Хорошо ещё, что тупая, бессмысленная жестокость отца и деда ей не передалась… вроде бы. Что же касаемо блудливости мартовской кошки — это свойство можно мало-мальски ограничивать, держать под контролем.
К слову о последнем. Альфонсо, сын и наследник короля Неаполя, честно предупредил при заключении договора о союзе и помолвке, что его незаконнорожденная — в то время ещё бывшая таковой — дочь, скажем так, не слишком себя ограничивала в общении с мужчинами даже в своём юном возрасте, уже около года тому назад ухитрившись расстаться с невинностью. Дальше же за ней и вовсе особо не следили, бастард как-никак. И вот это уже умудрённое в устроении личной жизни чудо становится невестой Джоффре. Хорошо хоть ему пока подобные мысли в голову прийти не могут в силу возраста. Но потом — это уже иной расклад, который стоило бы малость скорректировать.
— И почему же вы хотите мне помочь, Чезаре? — чуток приблизилась, голос с придыханием, и взгляд… заинтересованный. — Скромной принцессе Неаполя, лишь недавно и благодаря помолвке ставшей законнорожденной, хотелось бы узнать об этом.
— Для начала, вас признали законнорожденной, потому что этого хотели мы, Борджиа. Хотя от подобного решения и для вас была большая польза. Да и Салерно с Бишелье, которыми вы теперь владеете, куда приятнее и доходнее, нежели захолустное Сквилачче.
— Это моё приданое, а не владения.
И тяжкий вздох. Дескать, я бы и хотела владеть, но кто ж мне это позволит. Понимаю, а потому сейчас подвесим перед твоим носом вкусную конфетку, которую ты просто не сможешь не заметить и не попытаться получить.
— Есть Салерно и Бишелье, а к ним теперь уже полноправная принцесса из неаполитанской ветви Трастамара, которая, как я вижу, не хочет быть просто той, кого отдают вместе с приданым из политических соображения двенадцатилетнему мальчишке. Это вполне естественно и понятно. Потому я и хочу предложить определённые меры, которые помогут значительно сгладить ситуацию, сделать её выгодной как дня нас. Борджиа, так и для вас, принцесса.
— Я смогу получить некоторую… свободу?
— И даже больше. К примеру, если вас, Санча, это заинтересует, сможете почувствовать себя полноправной хозяйкой Бишелье, пусть и под присмотром советников из числа тех, кому я доверяю. Уж простите, но я пока не могу быть уверенным в том, что вы обладаете необходимыми для управления столь значимой местностью знаниями. Зато положение и ощущение не куклы в короне, но правительницы у вас будет, это я обещаю. Привыкайте к своему новому положению, но заодно и к тем сложностям, которое оно с собой принесёт.
Очередной шок, на сей раз в исполнении неаполитанки. Пусть даже в этом времени уже были примеры женщин-правительниц — Катарина Сфорца, не говоря уж об Изабелле Католичке — но они оставались редчайшими исключениями из правил. В конкретном же случае ей давали понять, что не собираются рассматривать как «приложение к приданому» и ограничивать стандартными рамками. Правда, пока это были слова, но зато греющие как душу, так и чувство собственной значимости, это очень чувствительное место у незаконнорожденных.
— Вы очень щедры, Чезаре. Но ваш отец, ваш брат… Они могут не согласиться.
— Отец поддерживает мои замыслы, потому как разделяет их, — забегаю немного вперёд, но думаю, что Родриго Борджиа не станет противодействовать очередному замыслу, рассчитанному на установление контроля над Неаполем. — Только и вы, Санча, должны будете стать нашему роду другом и союзником. Однако при этом мы будем помнить о том, что глупо пытаться принудить человека делать что-либо против собственной семьи, если он сам этого не хочет.
Опять же со всеми оговорками. Дескать, рассчитываю на союз и дружбу, но при всем при том учитываем и возможные разногласия в неаполитанской королевской семье. Понимает ли Санча такие намёки, пусть и довольно толстые? Скорее да, чем нет, но тут уж будем посмотреть.
Зато другое она слишком уж хорошо понимает. Тот факт, что просто так столь щедрые подарки не делают. Увы, но, судя по тому, что я вижу и слышу. Она намеревается расплачиваться натурой, с высоты уже имеющегося опыта в сей сфере бытия, явно не видя в этом ничего особенного. Нет уж, миледи, меня пятнадцатилетние девчонки и так, мягко скажем, не шибко привлекают, даже с учётом имеющегося потенциала, а уж в данном контексте и подавно. Вступать в определённого рода горизонтальные контакты с невестой и будущей женой одного из клана Борджиа — значит нарываться на почти неизбежные проблемы в будущем. Я же не озабоченный малолетка, спермотоксикозом страдающий, чтобы лишаться имеющихся мозгов из-за завлекалочек первой попавшейся девицы, пусть и умеющей себя выгодно преподать.
Отсюда же и следующие слова, которые я счёл нужным озвучить:
— Мой брат Джоффре пока в силу возраста далёк от понимания того, насколько красивая и умеющая использовать свою красоту невеста ему досталась. И ещё года два толком не сможет понять. Но вы с ним будете встречаться, а с разумом у него всё в порядке, он понимает, что вы станете его женой и о пользе этого для семьи ему успели сказать. Понимаете, к чему я веду, Санча?
— Не совсем. Но вы же мне объясните?
И взмах веером, и попытка — вполне успешная — придвинуться совсем уж вплотную. Меня это одновременно и умиляет и забавляет. Пусть резвится, всё едино эти попытки обречены на провал. Зато сам процесс довольно забавен, чего уж тут.
— Он ещё не мужчина, а инфант… хотя скоро перестанет им быть. И для вас лучше всего будет стать для начала его подругой, пусть и старшей. Я с удовольствием подскажу, что он любит, к чему равнодушен, что искренне не переносит. С подобными подсказками стать ему интересной и нужной будет несложно. Главное — прислушиваться к моим советам и не слишком демонстрировать свои влечения к другой стороне бытия. И вообще надёжно прятать ту самую сторону, в которой вы, принцесса, несмотря на юный возраст, стали весьма искушённой.
Отодвигаюсь чуть в сторону, поскольку напор со стороны Санчи стал совсем уж… настойчивым. Уверен, что выскажи я такое желание, она могла начать «расплачиваться» хоть в ближайшей комнате, хоть у всех на виду. Горячая такая леди с заметным перекосом в нимфоманистость. Не исключено, что именно таким образом в ней взыграло наследие отца и деда. У тех садизм, у этой — «агрессия» в иной сфере бытия. Как я помню, в привычной мне ветви истории она тоже зажигала так, что окружающие диву давались. Даже в Риме, где скромность и аскетизм были никак не правилом, а редким исключением.
— Э, нет, я с этой стороны иметь дело с невестой своего брата не собираюсь, — срочно проясняю ситуацию, чтоб и тени сомнений не возникало. — Вы, Санча, нужны мне как союзница, а не в постели. Зато уверен, что среди верных роду Борджиа людей найдутся те, которые и не болтливы, и способны, скажем так, скрасить одиночество красавицы в ожидании того времени, когда её жених дорастёт до состояния, когда способен станет оценить доставшееся ему сокровище.
И раздевающим взглядом чертовку, да так, чтобы она поняла — вижу её красоту, более чем воспринимаю, просто не та ситуация, только и всего. Для нормальных деловых отношений, которые мне лучше с ней установить, подобная игра будет лучшим ходом. Хм, а ведь кажется дошло до сего создания.
— Вы многое теряете, Чезаре, — замурлыкала юная чертовка. — Но я всегда готова, если вы передумаете. И конечно не откажусь от того, что мне предлагает столь видный в Риме и во всех италийских землях человек. Так что же любит мой будущий нежно любимый супруг, чем я могу порадовать его ещё до того, как он окажется способным оценить все мои достоинства?
Понеслось. Теперь оставалось лишь начать затачивать очередной полезный инструмент под наиболее подходящие задачи. Уверен, что через год другой, если не случится чего-то непредвиденного, Джоффре будет относиться к ней минимум как к хорошей подруге. Я же, в свою очередь, привяжу Санчу к своим личным интересам так, что она и сама не поймёт, как станет проводить выгодную именно Борджиа политику вокруг большой игры, призом в которой выступает королевство Неаполитанское.