Грозовая чаша

На кладбище героев и богов

великим завершение дорогам…

Оно в тумане между двух миров

мне потаённым кажется чертогом.

Здесь те, кто отдал жар своих сердец

борьбе духовной и грозе военной,

безвестный воин и святой мудрец,

и песни гордой витязь убиенный.

Здесь те, кто подлецу не уступил,

здесь те, кто речи не переиначил,

красиво умер, праведно почил,

и для Державы что-нибудь да значил.

И ты надейся не на нищий кров,

дух приучив к сраженьям и потерям, —

на дар земли, на свой подземный терем

на кладбище героев и богов.

.

И если правдой свято дорожил

и бился словом горестным и честным —

своей стране ты службу сослужил

и будешь вечно в воинстве небесном.

А за оградой твёрдых нет шагов,

а за оградой все вино распили,

а за оградой все мечты забыли,

а за оградой всех врагов простили.

Покоятся все лучшие России —

на кладбище героев и богов.

Песни по дням, как вода по корням.

Дух устремлён к высоте.

Можно молиться колёсам и пням,

пламени и пустоте.

И признавать, и отбрасывать власть

мифов, пьянящих в пути.

Но помогают лишь ярость и страсть

снова себя превзойти.

— Поклонись, чтобы приняли в стаю,

почему ты не слышишь меня?

— Но я тайну великую знаю:

ты меня сотворил из огня!

А потом были созданы эти,

нарекаясь рабами отцу,

и сгораю в немыслимом свете,

всех созданий ревнуя в Творцу.

Я не слеплен из мыслящей грязи,

не страшит стерегущая мгла,

отвернусь и уйду восвояси,

нет мирам и пространствам числа.

Я зажгу тебе войны и грозы,

в одиночестве вечном виня.

Прожигают Вселенную слёзы…

Ты меня сотворил из огня!

Ты ищешь правду?

Адовы круги

пройти придётся, мир виня порою,

друзья сдадут и не поймут враги.

Но это одиночество героя.

Под хор указов правды не найти,

ищи её вне стаи, стана, строя,

и даже сгинуть на таком пути

считай за привилегию героя.

Как благо или Божий бич,

нам жизнь дана, чтоб смерть постичь,

Теперь ты знаешь, не узнав,

как долог рост высоких трав,

теперь ты знаешь, не узнав,

что значит — смертью смерть поправ.

И Вечность смотрит в гордый лик

за годом год, за мигом миг,

так над героями былин склонялась,

сжав в объятьях глин.

К твоим губам холодным льнёт

безвкусный мёд подземных вод.

Тяжёлый лёд в твоих кудрях,

дыханье — в небе, кровь — в морях.

Ресницы иней обметал,

застыли руки, как металл…

Так путь кончается любой,

на пир стремились или в бой.

Но если лучших помнит Русь,

на том со смертью примирюсь.

— Для России рожай! — назидают друзья.

— Для России рожай! — упрекают враги.

Мол, иначе спастись в лихолетье нельзя,

понаедут чужие — из дома беги.

Здесь давно все проблемы решают за счёт

женщин. Их отвечать за разлад приучив, —

наклепают ещё, коль Кремлю припечёт,

наплодят, словно кошки, мозги отключив.

В нищету, на войну, в лагеря, на правёж.

И потом, как запахивают урожай,

так детей в эту землю уложат за ложь.

А сейчас говорят: для России рожай!

Переполнен ульями заброшенный дом,

где прошло моё детство своим чередом.

Там рои от морозов хранят.

Запах мёда и небо за пыльным окном,

грезят в сотах личинки младенческим сном,

зреет в жалах целительный яд.

Засыпая, невнятные хоры поют.

прославляя простой насекомый уют,

ожидая весенних лучей.

…Обречённость и необратимость судеб

ощущаются чётче от мысленных скреп

с жалкой грудой чужих кирпичей.

Спим на ветхой медвежьей шкуре,

нам неведомо ремесло

очищающей землю бури

и зарницы, разящей зло.

В старой амфоре, как в темнице,

дожидаясь иного дня,

молодое вино томится

Слова, Музыки и Огня.

Чтоб эпоху пресечь больную,

где ничем не спаслась страна,

имя, веру и цель иную наша

Русь обрести должна.

Чтобы звучала победа наша,

возвышая и единя,

поднимай грозовую чашу

Слова, Музыки и Огня!

Мы пытаем судьбу, и пытает

нас на прочность загадочный Бог,

за кого он живущих считает,

повышая небесный порог?

От исканий, сомнений, метаний

не уйти с безмятежной душой,

но сложнее любых испытаний

испытание правдой чужой.

Их всё больше в подвале высотного дома,

одинакова форма, похожие лица,

пробираются толпами через границу,

чтобы стать мастерами метёлки и лома.

Дьявол знает, что мутят в своём подземелье,

варят ханку, или укрывают шахидку,

или мирно на стенки облезлые плитку

клеят, дышат отбросами, пылью и прелью.

Оказалась столица резиновой всё же,

приняла, поглотила все орды и рати.

Так и платит собой толерантности ради,

у Москвы от славянства — ни рожи, ни кожи.

То заполнят проспекты, баранов кромсая, т

о выходят с ножом на большую дорогу,

то мечеть им построй — негде плакаться Богу,

то тюрьму им открой — от закона спасая.

Все Советской империи блудные дети

набежали и требуют, просят заботы,

и в ответе русак за другие народы,

и никто никогда за него не в ответе.

Как друг на друга смотрят косо

народы Солнца и Луны

и евразийские вопросы

не разрешают без войны.

Зияй, придуманная бездна.

Бурли, пустая клевета.

До звёзд возгонит злобы тесто

гнилая мёртвая вода.

Остры клинки, камчи упруги,

арканы крепко сплетены.

И видят мерзкое друг в друге

народы Солнца и Луны.

Опустоши за Рода чашу

и сродников благослови.

…Но жгуче притяженье наше

к иному богу и любви.

Не громом мечным, звоном лирным,

но страстью к чуждому больны,

порой мы свяжем в мире мирном

народы Солнца и Луны.