Группа риска

1

Несмотря на раскрытое настежь окно, в комнате было душно и пахло обычной затхлостью и грязью. Стараясь не скрипеть пружинами продавленной кровати, Толя Ерастов поднялся, вышел в коридор и остановился перед дверью соседней комнаты — второй из двух, которые он занимал вместе с матерью в пятикомнатной коммуналке. Судя по доносившимся звукам — звяканью посуды и невнятному бормотанию, — она занималась тем же, чем и обычно. Осторожно приоткрыв дверь, Толя заглянул в щель и окончательно убедился в правоте своих предположений: мать пила вместе со своим очередным собутыльником-ухажером, дело у них шло хорошо и к своему логическому завершению не приближалось — на столе стояла почти целая бутылка водки.

Аккуратно затворив дверь, Толя вернулся в свою комнату и стал собираться на вечернюю прогулку. К заношенным, с разрезами на коленях и бахромой внизу джинсам прибавились грязная футболка и новенькая куртка, тоже из джинсовой ткани, но черного цвета. Внутренний карман куртки оттягивал массивный, переделанный из водопроводного вентиля кастет с двумя острыми шипами. Эти шипы Толя изготовил сам, когда еще числился в ПТУ и посещал заводскую практику. Повертев оружие в руках, Толя засунул его под матрац. Оставлять его не хотелось, но и носить без особой необходимости Толя побаивался. Год назад он попался с коробком «травки» и теперь ожидал вызова в суд, находясь под подпиской о невыезде. Новый «залет», в принципе, обеспечивал арест со всеми вытекающими из него неприятными последствиями.

Пошарив под кроватью, Толя вытащил кроссовки и целую кучу носков, из которых выбрал два — подходящих по цвету и наименее заношенных. Выйдя в коридор, он опять остановился перед дверью соседней комнаты и прислушался. Все было по-прежнему, Прилипая подошвами к грязному линолеуму, Толя прошел в другой конец коридора, где на вбитых в стену гвоздях висели зимнее пальто матери, ватник, еще какие-то тряпки и куртка, так неосторожно оставленная гостем. Не зажигая свет, Толя быстро ощупал карманы, выудил бумажник и забрал из него две купюры по десять тысяч. Оставалась еще какая-то мелочь, но ее он брать не стал: если хорошо нажрутся, то пропажа денег вполне может остаться незамеченной. Убирая деньги в карман, Толя захлопнул дверь и сбежал вниз по лестнице.

Уже достаточно стемнело, но фонари пока не горели — летом их почему-то всегда зажигали поздно. Напротив подъезда, забравшись левым боком на поребрик, стояла темно-синяя «вольво-460». Из выхлопной трубы вился прозрачный дымок, светились сигнальные лампы и циферблаты панели приборов, а доносившаяся из салона красивая плавная мелодия полностью заглушала шум работающего двигателя. На передних сиденьях развалились двое парней в костюмах и белых рубашках, в окне задней дверцы мелькали светлые волосы и золотая оправа очков их спутницы. Машина появлялась во дворе очень часто, особенно по выходным дням, и Толя давно уже выяснил, что приезжают на ней за Лидкой Морозовой — его соседкой с верхнего этажа и бывшей одноклассницей. Последнее обстоятельство угнетало Толю больше всего. В школе она не блистала ни красотой, ни какими-либо качествами, обуславливающими мужское внимание, но в последнее время круто пошла в гору и теперь, оказывается, вот как высоко взлетела! Говорят, даже за границу успела раз съездить…

Сделав несколько шагов, Толя остановился, старательно делая вид, что ищет в карманах сигареты, а на самом деле — жадно разглядывая машину и представляя себя за рулем. Видимо, он стоял слишком долго, или актерского мастерства ему не хватало, но водитель распахнул дверцу, выставил на тротуар ногу в ослепительно начищенном ботинке и небрежно протянул сигарету:

— Угощайся, братишка!

Сигарета была всего одна — предложить выбрать из целой пачки парень побрезговал. Вздрогнув и мгновенно покраснев, Толя взял неожиданный подарок.

— Спасибо! — голос почему-то сорвался, и благодарность получилась скомканной и подобострастной.

— Да не за что! Учись зарабатывать деньги, — водитель широко ухмыльнулся, убрал ногу в сверкающем ботинке и захлопнул дверцу. Предлагать зажигалку он явно не собирался, и Толя отошел в сторону.

— Так это он — «омский» бригадир? — давясь от смеха, спросила блондинка в золотых очках. — Или это — твой старший, который коммерческий директор?

Толя комментария не слышал. Опять остановившись, он прикуривал сигарету, но дрожащие пальцы никак не могли совладать с колесиком зажигалки. Когда огонек, наконец, вспыхнул, из подъезда вышла Лидка. Каблучки туфель выдали звонкую дробь по асфальту, потом мягко чмокнула, закрываясь, дверца машины, и «вольво» бесшумно покатилась по двору.

Толя смотрел им вслед до тех пор, пока задние габаритные огни не скрылись за поворотом, а потом выплюнул сгоревшую до фильтра сигарету и пошел туда, куда направлялся с самого начала.

Не подходя близко к трамвайной остановке, Толя остановился у ларьков и с четверть часа внимательно наблюдал за окружающей обстановкой. Почти всех оперов и большую часть участковых местного отделения милиции он знал в лицо, но никого из них сейчас в толпе не наблюдалось, патрульных машин поблизости тоже не было. На всякий случай Толя описал небольшой круг по ближайшим дворам и вышел обратно. Все было спокойно.

Купив сигареты и бутылку пива, он пристроился на скамейке недалеко от остановки и почти сразу увидел то, чего ждал. Из трамвая вылез подвыпивший мужик лет сорока, в костюме и с потрепанным портфелем в руках. Пока он шарил по карманам пиджака и рылся в портфеле, остановка успела обезлюдеть. Не найдя чего-то важного и срочно необходимого, мужик удивленно выматерился и, шатаясь, двинулся к ларькам. Пока он шел, Толя успел допить пиво, выбросить бутылку и еще раз внимательно осмотреться. Когда будущий потерпевший добрался до ближайшего ларька и начал выбирать себе жевательную резинку, Толя пристроился рядом и, скосив глаза, разглядел прикрытые рукавом пиджака массивные часы и солидной толщины пачку денег в бумажнике, который мужик держал перед собой, словно раскрытую книгу.

В предложенном ассортименте ментоловой резинки не оказалось, и мужик двинулся дальше. Толя втолкнул его в темный проход между двумя ларьками, ударами кулаков сшиб на землю и принялся бить ногами, стараясь попадать пятками в висок или под ребра, — чтобы на белых кроссовках не оставалось крови. После десятка ударов он остановился и, убедившись, что распластанное тело никаких сюрпризов в виде сопротивления или криков о помощи преподнести не может, выдрал из скрюченных пальцев бумажник и сорвал часы, после чего побежал.

Наблюдавший за всей этой сценой бомж выбрался из своего укрытия, сдернул с ног лежащего мужика ботинки, подобрал отлетевший далеко в сторону портфель и заковылял к своему лежбищу в подвале соседнего дома.

Никакой погони, естественно, не было, и, преодолев ленивой трусцой пару проходных дворов, Толя перескочил через ограду детского садика, чтобы перекурить и рассмотреть добычу. Рассмотрев, он громко выругался и долго сидел, уставившись на стену детского сада и думая о несправедливости жизни. Часы оказались дешевой китайской подделкой с безнадежно разбитым циферблатом — видимо, мужик ударился обо что-то рукой, когда падал. Бумажник, такой обнадеживающе-пухлый на вид, был набит мятыми сто — и двухсотрублевыми купюрами и визитными карточками журналистов и телережиссеров. Достигнутая цель явно не оправдывала затраченных на нее средств и даже на шаг не приближала Толю к покупке хотя бы велосипеда, не говоря уже о машине.

Расположившийся в своем подвале бомж, наоборот, радовался неожиданной удаче. Добытые ботинки оказались всего на один номер больше его размера, а в портфеле нашлись пакет с почти чистым бельем, бритвенные принадлежности, полбутылки коньяка, банка тушенки и толстая книга. Выбравшись «на поверхность», бомж выкрутил в подъезде лампочку и разжился газетами из почтовых ящиков. Наладив освещение в своих «апартаментах», неудачно продавший квартиру бывший инженер НИИ устроился в сухом углу, раскрыл книгу и сделал маленький глоток давно позабытого напитка. Разглядывая красочную обложку с инопланетянами и суперменами, он подумал о том, что жизнь иногда преподносит приятные неожиданности.

Через сорок минут после того, как он украл лампочку, на темной площадке между вторым и третьим этажами кто-то подстерег пожилую женщину и вырвал у нее из ушей серьги. Замочек правой серьги расстегнулся легко, но левая никак не поддавалась, нападавшему пришлось дернуть рукой сильнее, и мочка уха, разрываясь, выпустила вожделенную добычу. Оттолкнув кричащую женщину, он слетел по лестнице и выскочил на улицу. Через несколько минут трамвай вез его в другой конец города. В кармане брюк лежали четыре пары сережек, сорванных в течение вечера в разных районах.

Кафе «Гладиолус», в кругах завсегдатаев именуемое «Луковицей», располагалось на первом этаже большого жилого дома на Индустриальном проспекте и представляло собой довольно обшарпанную забегаловку, которую посещали, в основном, местные гопники и живущие поблизости начинающие, невысокого разряда бандиты из второстепенных группировок. Перед входом никогда не стояли дорогие машины, посетители не блистали изысканностью одежды или обилием украшений, а меню предлагало из деликатесов лишь сосиски с картофельным пюре да десяток названий водок, производившихся в пункте приема макулатуры в соседнем дворе.

Народа в зале было много, почти все столики заняты, и Толя задержался у входа, высматривая знакомых. Его самого заметили раньше — сидевший в дальнем углу смуглый парень в полосатой тенниске махнул рукой, и Толя направился к нему.

Смуглого парня звали Марат Бараев, и он был, пожалуй, единственным, кого Толя мог назвать своим другом. Рядом с ним сидел Олег Рубцов — невысокий молчаливый крепыш со сломанным носом и остриженной почти наголо головой. Толя поздоровался и подсел к их столу.

— Тебя дожидаемся, — Марат взял бутылку коньяка, разлил по трем стаканам. — Разговор есть.

Разговоры сейчас мало интересовали Толю, он хотел есть, а потому, залпом выпив свою порцию, поднялся и пошел заказать сосиски. После расчета с барменом денег в карманах почти не осталось. Толя постарался отогнать от себя неприятную мысль о том, что завтра опять придется идти на «дело», она никак не проходила, и только после третьего стакана коньяка растворилась где-то в приятной беззаботной дымке, окутавшей мозг. Обшарпанное помещение кафе стало казаться уютнее и чище, доносившиеся из-за соседнего столика чавканье и визги больше не раздражали, а все проблемы стали далекими и несерьезными. Толя отодвинул опустевшую тарелку и тяжело облокотился локтями на стол.

— Есть «тема», — Марат наклонился к Толе. — Мы с Олегом уже обсудили ее, так что дело за тобой. Думаю, уже надоело клевать по мелочам? Сколько сегодня оторвал?

О сегодняшнем своем «деле» Толя никому не говорил, но, раз уж догадались, то скрывать вроде бы смысла не имело. Он попытался сообразить, что лучше — завысить или убавить сумму, но, поколебавшись, сказал правду:

— Не повезло сегодня… Тонн десять всего получилось. Да у матери двадцатку перехватил.

— У родственников воровать нехорошо, — Марат покачал головой.

— Да она у меня одалживала, — отмахнулся Толя. — Только все отдать никак не может.

— Все равно. Ну ладно, я не об этом. Сам посмотри — за две бутылки приличного пива ты на себя срок года в три повесил.

Толя кивнул. Он и сам часто думал об этом, но другого способа хоть как-то поддержать свое финансовое положение не видел, а потому продолжал заниматься мелкими кражами и грабежами. Марату проще, у него папа-адвокат и деньги дает, и машину свою старую отдал. У Олега родители развелись, но папаша собственную авторемонтную мастерскую имеет и тоже сына не забывает, да и сам Олег охранником на какую-то дискотеку пристроился.

— Короче: можно взять «лимонов» по пять на каждого, втроем. За один раз.

— Не свисти, — вырвалось у Толи. — Кто ж такие деньги без охраны носит? Да нам или сразу, или потом концы поотрывают!

— Деньги никто не носит. Они лежат. Лежат в квартире, и я знаю, как их оттуда взять. Можно было бы, конечно, по-тихому дверь подломать и взять, но мы ломать не умеем, а еще кого-то в долю брать неохота. Олег, в принципе, согласен. Так что — думай…

Владимир Юрьевич Бараев, отец Марата, почти пятнадцать лет проработал милицейским следователем. Занимался, в основном, делами по хозяйственным преступлениям, звезд с неба не хватал, но и в отстающих никогда не был. В последние годы, глядя на развал некогда могучей системы МВД и на творящийся вокруг бедлам, он все больше времени тратил на заведение полезных знакомств и нужных связей. Переступив минимальную для получения пенсии отметку двадцатилетней выслуги, Владимир Юрьевич уволился, съездил на юг отдохнуть и подумать о будущей жизни. Вернувшись, уже через месяц стал работать адвокатом — помогли друзья, приобретенные им в последний период милицейской службы. На новом поприще он поначалу тоже держался в «середнячках», но постепенно начал пробиваться наверх. Мало что представляя из себя как юрист-теоретик, он обладал большой суммой практических знаний и, в отличие от блестяще образованных недавних выпускников университетов, умел замечать малейшие недоработки оперативников и промахи следователей, знал, как все это использовать для «развала» уголовного дела. Последние полгода были особенно удачными — Владимир Юрьевич отремонтировал свою квартиру, приобрел новую импортную мебель, старенькие «Жигули» одиннадцатой модели поменял на престижную девяноста девятую.

Думал Толя недолго.

— Чего ж… Если лежат — надо взять. Только объясни поподробнее.

— Само собой, — Марат кивнул головой. — Я пока в общих чертах расскажу. Значит, так, есть квартира, недалеко отсюда, кстати. Живет там баба. Ее муж сейчас сидит за вымогательство и еще какую-то х…ню. Он в свое время неплохие «бабки» успел зашибить, и кое-что из этого осталось в квартире. Не все, конечно, но нам хватит. Баба его три-четыре «тонны» баксов всегда на руках держит, да и барахло можно прихватить. Самое трудное — в квартиру попасть, но у меня кое-какие мысли есть. А как дверь откроют — там уже и делать ничего не надо. Баба двадцать три года, живет пока одна, квартира двухкомнатная. У нее голова сейчас одним занята — как бы мужу своему помочь, так что ей потом не до нас будет. А десяток-полтора «лимонов» для нее — не деньги, муж успел намного больше урвать, так что и переживать она особо сильно не будет.

— Если мужик — бандит, нам его кореша потом головы посрывают, — Толя с сомнением посмотрел на Марата, но тот лишь отмахнулся и разлил остатки коньяка.

— Ерунда, Толян. Во-первых, они нас никак не найдут. Во-вторых, у них и своих дел навалом, а мужик этот увяз крепко, так что, я думаю, они про него и не вспомнят. Ну, а в-третьих, если что — сделаем «возвратку», и все дела. Если деньги не соберем — я свою машину продам, она пару тонн всяко стоит.

— А откуда ты про все это узнал? Может, там в квартире и нет ни хрена?

— Какая тебе разница? Информация — надежная, отвечаю. Там может и больше быть, но это я гарантирую. Возьмем больше — нам же лучше и будет.

Олег усмехнулся. Ему Марат тоже не сказал, откуда получил сведения о квартире. Но Олег догадался, что сидящий за вымогательство мужик — клиент Бараева-старшего и вся информация «ушла» от адвоката, хотя он, конечно, и не предполагал, что сын сможет так распорядиться услышанным.

— А что я должен буду делать?

— Решим потом. Пока надо только принципиальное согласие. Олег согласен. Решай, рассчитывать нам на тебя, или искать кого-то другого.

Пять миллионов было очень большой суммой. Толе только один раз довелось подержать в руках чужую тысячу долларов, и было это в те времена, когда доллар стоил намного дешевле. Количество нулей в названной Маратом цифре решительно теснило все мысли о возможных опасностях. Взглянув на спокойное, уверенное лицо Олега, Толя кивнул головой:

— Согласен!

— Ну и отлично! — Марат широко улыбнулся и поднял свой стакан. — Давайте, за удачу!

Пока в кафе «Гладиолус» шло обсуждение подробностей предстоящего дела, оперативники 14-го отделения милиции Николаев и Карев, прибывшие по вызову женщины, у которой вырвали сережки, заканчивали обход квартир подъезда. Потерпевшая не запомнила приметы преступника и не могла дать никакой другой полезной информации, а большинство жильцов отказывались открывать двери и отвечали, что ничего не знают. Карев первый раз надел новые ботинки, натер ноги и теперь, поднимаясь вслед за коллегой по ступенькам темной лестницы, тихо матерился.

В последней квартире женщина, приоткрыв дверь и недоверчиво косясь на предъявленные ей удостоверения, так же, как и все, ответила, что ничего не знает, но, в отличие от других, вспомнила о бомже, который с недавних пор поселился в подвале их подъезда.

— Большое спасибо и извините за беспокойство. До свидания. — Николаев убрал удостоверение в карман и повернулся к коллеге: — Ну что, пошли проверим?

— Там, наверное, говна по колено и блох нахватаемся, — недовольно пробурчал Карев, но кивнул головой и первым стал спускаться по лестнице.

Через пять минут сладкий сон бывшего инженера оказался нарушен. Пока он щурился от яркого света, разглядывая плотную фигуру Карева, и думал о том, что будет говорить, Николаев распотрошил найденный портфель и хмыкнул, обнаружив на титульном листе книги надпись: «Валентину Ивановичу от Ниночки в День рождения».

— Наверное, нашел, — понимающе кивнул Карев, сунул руки в карманы брюк и наклонился, брезгливо разглядывая грязные обноски бомжа и морщась от неприятного запаха. — Вставай, дитя подземелья, в сауну поедем. Ботиночки, говоришь, тоже нашел?

— Нашел, — упавшим голосом пробормотал бомж, начиная понимать, что вляпался серьезно.

— Э-э, уважаемый, не говори так. Это для меня больная тема. И давай вставай поживее, скоро такси приедет.

Николаев поднялся в квартиру потерпевшей, позвонил в отделение и вызвал дежурный «УАЗик». Машину пришлось ждать почти полчаса, и Карев, чей рабочий день давно закончился, теперь ругался почти без перерыва.

Когда выехали на проспект и развернулись в сторону отделения, водитель кивнул на ларьки, около которых стоял микроавтобус «скорой помощи». В отблесках синего света от четырех работающих «мигалок» были видны две фигуры в белых халатах, загружающие носилки в раскрытые задние дверцы.

— Чувствую, что еще одна заявка будет, — сказал Николаев. — Здесь за последний месяц грабежей пять уже было.

— Тогда я его замочу, — мрачно известил Карев, развернувшись к бомжу, притихшему на откидном стульчике позади заднего сиденья. — Ты меня слышишь? Если мужика ограбили и звать его будут Валентином Иванычем, то я тебя утоплю в раковине с чистой водой.

Бомж отвернулся. По всему получалось, что даже при самом удачном раскладе он мог надолго лишиться возможности ночевать в теплом и почти сухом подвале. Конечно, в местах, куда он мог попасть, условия жизни не сильно отличались в худшую сторону, но попадать туда ему никак не хотелось. Он еще не оставил надежду вынырнуть на поверхность и начать новую жизнь.

— Я видел, кто его ограбил.

— Кого ограбил? — не оборачиваясь, переспросил Карев. Он наконец снял свои тесные ботинки и теперь, вытянув ноги, разминал ноющие пальцы.

— Ну, мужика этого, около ларьков. Мужик с трамвая шел, пьяный. А парень на скамейке сидел. Потом догнал его, от… В общем, избил его и вещи забрал. А когда убегал, то ботинки и портфель уронил. Я и подобрал. Чего пропадать-то?

— Правильно, — весело подтвердил Карев. — А утром хотел их в милицию отнести, верно?

— Ну да…

— А чего ж сразу-то не пошел? Или хоть по «ноль-два» позвонил бы, глядишь, мы этого парня и прихватили бы.

— Так боялся, думал, вдруг он увидит… Да и не поймали бы вы его — он как сиганул.

— Ну, дядя, тебя совсем не поймешь! То боялся, что он тебя увидит, то, оказывается, он убежал сразу. Если уж взялся врать, так говорил бы что-нибудь одно.

— Да не вру я…

— Да брось ты! Это ты в подвале своем соседям будешь рассказывать, а я таких историй, знаешь, сколько слышал?

— Как парень выглядел? — спросил Николаев. Он в какой-то степени поверил задержанному, по крайней мере, до момента с ботинками и портфелем.

— Да не помнит он! — махнул рукой Карев, доставая сигареты. — Леха, дай зажигалку!

— Почему не помню? — бомж напряг память. — Высокий такой, худой.

— Ага. А еще он был одноглазый и негр, — продолжил Карев, прикуривая.

— Нет, русский. Куртка черная джинсовая и джинсы светлые, разорванные на коленях.

— А лет ему сколько? — спросил Николаев, что-то напряженно вспоминая.

— Ну, выглядит лет на двадцать. Я уж не знаю, сколько ему на самом деле.

— Приехали! — Водитель лихо завернул во двор отделения, выбрал брешь среди припаркованных вдоль фасада автомашин и затормозил, едва не протаранив бампером кирпичную стену.

— Выгружайся, любитель красивой жизни, — Карев распахнул боковую дверцу и стал, морщась, надевать ботинки.

Пока помощник дежурного досматривал задержанного и составлял протокол изъятия у него портфеля и остальных вещей, Николаев отвел Карева в сторону.

— Слушай, Шурик, у меня на территории, на улице Геологов, живет такой Толя Ерастов. Я его год назад с наркотой прихватил. Он сейчас на подписке, суда ждет. По всем приметам катит.

— Ну и что? — Кареву очень не хотелось заниматься в этот вечер чем-то еще. — Да я тебе десяток уродов могу назвать, кто по всем приметам, как ты говоришь, катит. И тоже живут недалеко, и тоже на подписке гуляют.

— Да у меня уже мелькала информация, что он чем-то занялся, только ничего конкретного не было. У меня его карточка есть. Давай, если бомжара его опознает, навестим адресок. Чувствую — его работа.

— Почему у тебя предчувствия только ночью просыпаются? — Карев покосился на часы. — Нет, чтобы прямо с утра, на разводе еще начинать предсказывать. Давай, опознавай, мне чего — я люблю в свободное время поработать…

После недолгого колебания бомж опознал фотографию Ерастова, предложенную ему среди нескольких других. Карев громко выругался и рявкнул на дежурного, который, развалившись в кресле перед пультом, наблюдал за процедурой с явным интересом.

— Чего вылупился? Давай машину, я на задержание поеду!

— А не пошел бы ты на… — спокойно отозвался дежурный, поправляя галстук. — Машину участковый забрал. У нас две заявки по скандалам висят.

— Тогда на руках меня сейчас понесешь.

— Ага. Пинком под зад отправлю.

Карев грохнул кулаком по барьеру, за которым был установлен пульт дежурного, обозвал всех бездельниками и женщинами легкого поведения, хлопнул дверью и отправился на второй этаж, в свой кабинет.

— Встретимся послезавтра, в семь вечера. Здесь же. Я к этому времени еще кое-что разузнаю, и тогда обсудим все конкретно.

Толя и Олег кивнули.

— Тогда все, я поехал. Если надо — могу подкинуть.

— Добросишь до дискотеки? Мне кассеты забрать надо и с парнем одним поговорить.

— Легко, какие проблемы! Толик, ты домой?

После того, как закончился коньяк, Толя, в одиночку, выпил еще две порции водки и теперь чувствовал себя совсем легко и свободно. Большие деньги были где-то рядом, он почти ощущал приятное шуршание крупных купюр в своем кармане, пытался представить, на что их потратит и никак не мог придумать. Идти домой не хотелось, но и податься больше было некуда, а потому он кивнул головой и ответил:

— Домой, только курево надо купить.

— По дороге купишь. Пошли.

Особенностью Марата было то, что в пьяном виде он водил машину почти так же хорошо, как и будучи трезвым. Его мечтой было купить себе большой мощный джип, но пока мечта оставалась недосягаемой, он довольствовался тем, что ездил на папиных «Жигулях» одиннадцатой модели. Знакомым девушкам он любил объяснять, что его машина выглядит точно так, как должна выглядеть «рабочая» машина бандитов, чтобы оставаться неприметной для ментов и свидетелей, тем самым тонко намекая, что он — не просто сам по себе, а как-то с кем-то связан. Иногда это действовало так, как было задумано, но часто над ним просто начинали смеяться.

— Давай, Толик, сначала мы тебя забросим… Мне еще надо успеть на «стрелку» с одной телкой…

Доехали быстро. По пути они остановились, и Толя купил сигареты и бутылку пива в тех же ларьках, около которых недавно ограбил человека. Пока продавец отсчитывал сдачу, он заглянул в проход между киосками, но там уже никого не было: «скорая» уехала минут пятнадцать назад. «Надо будет сменить место», — озабоченно подумал Толя, возвращаясь к машине.

Его высадили около подъезда. Он долго пожимал всем руки, а потом смотрел вслед удаляющимся «Жигулям», загадав, что если успеет сосчитать до тридцати, то дело у них выгорит. На середине счета он сбился, торопливо начал считать заново и опять запутался. Когда, перед поворотом, фара замигала желтым огоньком, он успел дойти только до десяти. «Ну, и хрен с ним, — Толя сплюнул и, помахивая бутылкой, направился к подъезду. — Все равно ведь получится».

Отъехав от дома Толи, Марат посмотрел на задумавшегося о чем-то Олега и, понизив голос, сказал:

— Нам нужен хотя бы один «ствол». Я могу, конечно, достать газовый, но лучше, если будет настоящий.

Марат мог достать газовое оружие только двумя способами: получить разрешение и купить его в магазине, или, без всякого разрешения, приобрести пистолет на «черном» рынке. И то, и другое стоило немалых денег, и Марат не собирался тратиться, зная, что у Олега есть боевой пистолет. Старший брат Олега был одним из самых известных в городе «черных следопытов» и, прежде чем его посадили, успел притащить в дом целую гору опасного железа. Большую часть потом изъяли при обыске, но кое-что осталось, и впоследствии Олег очень выгодно продал пару обрезов и «наган».

— Если со стволом идти, то это — уже другая статья, — задумчиво ответил Олег, глядя в боковое окно.

— Ерунда, там разница небольшая, — отмахнулся Марат. — А после Нового года вообще новый кодекс примут. По нему самое большое, что можно получить, — три или четыре года в самом хреновом случае. А так — только штрафы. Мне мой старик говорил.

— Так, может, подождать до Нового года? Да и кодекс этот, может, никто и не примет.

— Примут! Мне «старик» говорил, там такие бабки уплачены, что…

— Мало ли, что он говорил… Так, может, подождать?

— Знаешь что, хочешь — жди! — Марат оторвал взгляд от дороги и повернулся к товарищу. — А я ждать не собираюсь. Так можно всю жизнь прождать. А скоро уже и брать нечего будет. Хочешь — тряси дальше своих алкашей на дискотеке, а мне копейки не нужны.

— Копейки никому не нужны, — вздохнул Олег, по-прежнему не отрывая взгляда от окна. — А зачем нам «ствол»?

— Припугнуть, естественно! Не стрелять же мы будем.

— Пугать надо пугачом.

— Знаю. Но лучше — настоящим. Эффектней выглядит.

— Это верно… — Олег опустил лобовое стекло и поставил локоть на подлокотник. — Что ж, надо подумать. Я думаю, можно решить. Только вопрос — кто с ним пойдет.

Марат улыбнулся:

— Я думаю, ты и сам догадался.

— Да, ему терять нечего…

Они замолчали. Марат радовался тому, что удалось решить еще один важный вопрос, а Олег размышлял о том, что именно из оставшегося у него небольшого арсенала следует взять на дело. «Наверное, „парабеллум", — наконец решил он. — Выглядит внушительно. А если придется бросить, то и не очень жалко. С собой носить неудобно, слишком большой, и не продашь никому — затвор заедает».

В комнате у матери горел свет, но привычного звяканья посуды слышно не было. Толя прошел в свою комнату и едва начал снимать куртку, когда кто-то открыл дверь из коридора. Толя недовольно обернулся: даже мать, не говоря уже о соседях, всегда стучала.

— Ты зачем деньги взял?

Вошедший мужик выглядел довольно тщедушно, но настроен был решительно. Правая рука что-то прятала за спиной.

— Какие деньги?

— Которые у меня из кошелька забрал. Чего, думал, не замечу, да?

— Ничего я у тебя не брал. Пропил, наверное.

Настроение было слишком хорошим для того, чтобы ругаться и выяснять отношения. Если бы Толе удалось заработать за вечер больше, то он отдал бы мужику то, что взял у него перед уходом. Но отдавать было нечего.

— Чего, не понял? Не брал я у тебя ничего! Иди, поищи в другом месте!

— Ах ты, сучонок! — мужик отошел от входной двери. — Не брал, говоришь!

— Пошел на х… И дверь закрой.

— Сам пошел! — мужик сделал еще шаг и поднял правую руку. В ней оказался топорик для рубки мяса.

— Э-э, осторожней! — рявкнул Толя, отскакивая к окну. Он пожалел, что оставил кастет под матрасом. — Ты чего, псих, что ли? Говорю, не брал я у тебя ничего!

— А мне по х… — заорал мужик, придвигаясь к Толе ближе. Топорик, видимо, был тяжелым: рука начала дрожать, а лезвие склонялось все ниже и ниже к поросшему седым волосом тощему плечу. — Сука, у своих берешь, да?

— Ничего я у тебя не брал!

Соседи из квартиры этажом ниже принялись стучать по батарее отопления.

— Я тебя сейчас замочу, гаденыш, — пробормотал мужик, икнул и, с трудом поднимая над хилым плечом оружие, пошел на Толю.

— На, подавись! — Толя выгреб из кармана несколько мятых купюр и швырнул их на пол.

Мужик остановился, пытаясь сфокусировать взгляд на новом объекте и определить его ценность. Толя прыгнул на кровать, перекатился и соскочил на пол, оказавшись за спиной у мужика. Раскрытая дверь была совсем рядом, и, пока мужик разворачивался, Толя десять раз успел бы выскочить в коридор, но уходить так просто не хотелось.

— На, с-сука, получай! — заорал Толя и изо всех сил ударил мужика ногой в поясницу. Выронив топорик, тот отлетел к подоконнику и упал, с противным звуком ударившись лбом о батарею.

Толя выскочил в коридор. В дверях второй комнаты, прислонившись плечом к косяку и уставившись в потолок бессмысленным взглядом, стояла мать. Толя хотел сказать ей что-нибудь грубое и злое, но нужных слов подобрать не смог и ограничился тем, что просто выругался.

Оставаться в квартире не стоило — обозленные ежедневными скандалами соседи могли вызвать милицию, да и мужик этот вполне мог очухаться настолько, чтобы достаточно точно рубануть топориком Толе по голове. Так что эту ночь стоило провести где-нибудь в другом месте.

Толя хлопнул входной дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, и скатился вниз по лестнице.

Через несколько минут после того, как Толя покинул свою квартиру, во двор его дома въехали белые «Жигули» шестой модели. За рулем сидел оперуполномоченный Правобережного РУВД Дима Петров, рядом с ним расположился Николаев, а на заднем сиденье, вытянув ноги и сбросив ботинки, развалился Карев. Петров заехал в 14-е отделение, чтобы навести справки об одном проживающем на их территории наркомане, и был немедленно «напряжен» ехать задерживать Ерастова, так как отделенческий «УАЗик» все еще не освободился.

— Знаете, почему бритоголовые так быстро ездят? — спросил Карев, обуваясь.

— Нет, — ответил Николаев, высматривая подъезд Ерастова.

— Чтобы не забыть, куда надо ехать.

— А-а… Останови здесь, не надо вплотную подъезжать. А это ты про кого?

— Да просто так.

Дима остановил машину, выключил мотор и убрал магнитолу в бардачок.

— Ну что, пошли?

— Пошли, — Николаев распахнул дверцу. — У него пятый этаж, так что можно всем вместе идти.

Они поднялись, и Николаев позвонил в дверь. Открыли почти сразу.

— Здравствуйте, мы из милиции, — Николаев махнул своим удостоверением и шагнул в коридор, оттесняя открывшую им женщину. — Толя дома? Вы, если не ошибаюсь, его мать?

— Да ушел он, только что, — женщина отступила в сторону, и опера прошли до середины коридора. Николаев толкнул дверь одной из боковых комнат…

— По-моему, его… Действительно, пусто. А давно он ушел?

— Минут десять.

— И когда, говорил, вернется?

— Да не говорил он ничего! А вы по какому вопросу?

— По служебному, обычная плановая проверка, — Николаев вошел в комнату и остановился, разглядывая ее скудную обстановку. — Если не возражаете, мы здесь немного посмотрим.

— Вы из милиции? Я — потерпевший! — из соседней комнаты в коридор выбрался тощий мужчина в мятых брюках и голубой майке с дырой на груди. На лбу у него стремительно набухала внушительных размеров шишка. — Он у меня сначала деньги украл из кошелька, а потом как врезал! Двадцать тысяч.

— Чего двадцать тысяч? — Карев подошел к потерпевшему вплотную, поморщился от перегара и отшагнул назад, спрятав руки в карманы. — Долларов, наверное?

— Да нет, наших! — мужик потер ушибленное место и подтянул спадающие штаны. — Знаете, как болит?

— Догадываюсь, — Карев посмотрел на мужика с таким видом, как будто собирался ему добавить, но не мог рассчитать силу удара. — Меньше пить надо, тогда и болеть не будет.

— А чего вы меня… упрекаете! — непривычное слово далось с трудом, и мужик остановился, чтобы перевести дыхание.

— Помолчи, — оборвал его Петров. — А то я сейчас налоговую полицию вызову. Будешь им объяснять, откуда у тебя в кармане двадцать тысяч баксов валяется.

— Да я… — мужик сник, вяло взмахнул рукой и отошел в сторону.

— Правильно, — одобрил Дима и вслед за Николаевым зашел в комнату.

Осмотр длился недолго. Пока Карев, брезгливо сморщив нос, ворошил сваленное в шкафу тряпье, Николаев поднял матрас кровати и обнаружил кастет.

— Вот так вот… Дима, зови соседей, будем изымать.

— Во… — Мужик воспрял духом и, поправив спадавшую с плеча лямку майки, тоже протиснулся в комнату. — А он ведь меня убить мог!

— Мог, — подтвердил Николаев, разглядывая кастет и припоминая совершенные на территории района преступления с применением холодного оружия.

— Ничего нет, — Карев захлопнул дверцы шкафа, подошел к Николаеву и прошептал, наклонившись к его уху: — Ничего не получится… Мы же не в кармане у него обнаружили.

— Я знаю. — Николаев что-то обдумывал и не хотел отвлекаться. — Мы по-другому сделаем.

Вскоре оформление необходимых бумаг было закончено. Побеседовав с матерью Толи и мужиком в рваной майке, Карев вернулся к своим коллегам и, не особенно скрывая радость, сказал:

— Ждать его смысла нет. Сегодня он уже не вернется. И куда срыл, никто не знает — у него по всему району друзей полно. Так что, я думаю, надо сниматься. А завтра с утра подумаем, где его можно отловить. Далеко не убежит! Дима, подкинешь меня до площади?

— Пожалуй, да. — Николаев сложил в папку составленные протоколы и объяснения, туда же положил упакованный в полиэтиленовый пакет кастет. — Пошли? Ольга Семеновна, у нас к вам просьба: не говорите Толе, что мы приходили, хорошо? Побеседовать нам с ним все равно придется, а если он бегать начнет, то ничего хорошего этим для себя не добьется. Договорились?

— Конечно, — Ольга Семеновна пожала плечами.

— Обязательно! — подтвердил мужик, потирая разбитый лоб и радостно улыбаясь.

— Обязательно скажет, — мрачно предрек Карев, отпирая замки входной двери. — Вот увидите!

— Естественно, я бы на ее месте тоже сказал. — Дима переступил упавшие с полки валенки. — Ой, привет!

На лестничной площадке, озираясь в поисках указателей номеров квартир, стоял участковый 14-го отделения милиции лейтенант Копылов.

— О, приветик! А это какая квартира?

— Девяносто восьмая.

— Значит, мне сюда, — Копылов плотнее прижал под мышкой свою папку и шагнул им навстречу.

— Чего, Гена, тоже не спится? — спросил Карев, спотыкаясь о валенки и вываливаясь на площадку.

— Ха, если бы! Третий час по заявкам мотаюсь. Соседи звонили, снизу. Тут скандалят, мешают отдыхать.

— А, ну тогда можешь ехать обратно, — Карев разочарованно махнул рукой. — Это мы скандалили. Извини, старик, больше не будем.

— Да ну! — Копылов переложил папку в руку и прижался к стене, пропуская оперов. — А чего ж мне дежурному доложить?

— Доложи, что проводились плановые мероприятия по раскрытию одного тяжкого преступления… Так как, Дим, подбросишь до площади?

2

Квартира была самой обычной и помещалась на третьем этаже самого обычного блочного дома, но зато все остальное — мебель, отделка стен, ковры, аппаратура и посуда — явно не были обычными и безоговорочно свидетельствовали о принадлежности хозяев к тому разряду «новых русских», которые смогли не только ухватить, но и удержать свой кусок. Правда, касалось это, в основном, только хозяйки, так как супруг ее уже несколько месяцев был вынужден довольствоваться тесной коммуналкой городского следственного изолятора вместо привычных шикарных апартаментов.

— Рассказывайте по порядку, Лидия Михайловна. — Петров расположился в кресле перед низким стеклянным столиком, выложив перед собой блокнот и авторучку. Пока, несмотря на тридцатиминутное общение, и то, и другое осталось невостребованным. Его напарник, оперуполномоченный капитан Ковалев, стоял, прислонившись к подоконнику, и пытался разобрать названия книг, занимавших две полки в комнатной «стенке».

— А я не хочу ничего рассказывать. Ни по порядку, ни как-то по-другому, — эффектная зеленоглазая блондинка в полупрозрачном черном халате расположилась на диване по другую сторону стеклянного стола, как раз напротив Петрова. Согнутая в локте рука элегантно держала тонкую коричневую сигарету, к которой блондинка почти не притрагивалась, и Дима ждал того момента, когда пепел сорвется и упадет на халат. Собеседница вызывала у него неприязнь, которая только усугублялась по мере дальнейшего общения, хотя, в принципе, такого не должно было быть — как никак, но эта Лидия Михайловна была потерпевшей. — Во-первых, я уже все это говорила вашим… хм… коллегам из отделения, которые мне всю квартиру перепачкали. А во-вторых, уж извините меня за откровенность, мне не доставляет большого удовольствия общаться с представителями вашей профессии. Я не могу сказать, что ваши… э-э… соратники сделали мне слишком много хорошего.

Петров поиграл авторучкой, потом перевернул страницу блокнота и нарисовал вверху квадратик. Чисто машинально он хотел его заштриховать, но потом, сообразив, что наблюдающая за ним хозяйка квартиры может воспринять это как намек на судьбу мужа, замешкался и отложил ручку.

— Лидия Михайловна! Вы уж нас, конечно, извините, но поговорить нам все-таки придется. Я уже объяснял вам, почему мы приехали позже своих коллег и почему хотим пообщаться с вами, а не просто полистать протоколы. Вопросов у нас, по крайней мере пока, немного, и, соответственно, много времени на это не уйдет.

— Я уже говорила. Я вообще не хотела вызывать милицию, а звонила в «скорую помощь», — блондинка закинула ногу на ногу, подождала, посмотрела на свои коленки и прикрыла их полой халата.

— Если вы этого не знали, то могу объяснить: «скорая» всегда вызывает нас, когда имеются пострадавшие с огнестрельными ранениями. — Дима был на редкость терпелив. — А поскольку такой пострадавший имеется, то ваше желание или нежелание не очень принимается во внимание.

— Он не очень-то сильно и пострадал.

— Не знаю. Я, к сожалению, не виделся ни с ним, ни с врачами, но предполагаю, что пулевое ранение в ногу — не очень приятная вещь. Во всяком случае, гораздо более неприятная, чем потеря тысячи долларов. Столько, если не ошибаюсь, они у вас забрали? Я думаю, для вас это не самые большие деньги.

— Для меня это большие деньги. Как вы знаете, я сейчас не работаю. И я попрошу вас не считать мои средства.

— Я их не считаю. Я просто пытаюсь еще раз вам объяснить, что заниматься ранением гражданина Макарова нам придется в любом случае, независимо от вашего настроения и желания, а потому и разговор все-таки состоится. Если вы не хотите разговаривать здесь — мы вполне можем проехать к нам. Там, может быть, не так красиво, но достаточно удобно.

— Это понимать как угрозу?

— Это можно понимать, как вам хочется.

Сигарета догорела до фильтра, и столбик пепла, наконец, сорвался и упал на халат. Блондинка, нахмурив брови, сдула его на пол и бросила окурок в пепельницу. Пятна на халате не осталось. Потом она посмотрела на Петрова, вздохнула и перевела взгляд на его напарника. Ковалев перестал рассматривать книги и посмотрел на нее. Она отвернулась.

— Как вы знаете, мой муж уже несколько месяцев сидит в тюрьме. Он находится под следствием, по какому-то абсолютно… э-э… бредовому делу.

— Сфабрикованному, — подсказал Ковалев.

— Да, можно сказать и так, — блондинка опять повернулась в его сторону, но, встретившись взглядом, вздрогнула и поспешно продолжила: — Между прочим, сажал его РУОП, а про их методы работы достаточно написано в газетах, и по телевизору говорили…

— Да, избивают всех подряд, — подтвердил Ковалев и, отвернувшись к окну, зевнул. — И сажают, следует заметить, исключительно одних бизнесменов, охранников и безработных. Продолжайте.

— Если вы меня будете постоянно перебивать…

— Больше не буду. Извините.

— Хорошо. Так вот, сегодня, около десяти часов утра, мне позвонил какой-то молодой человек. Сказал, что недавно виделся с Сергеем, это мой муж… И Сережа просил кое-что передать. Спросил, когда можно подъехать, и я предложила в двенадцать часов.

— Вас не удивил этот звонок? — спросил Ковалев. — Я думаю, вы получаете достаточно информации о муже и известий от него через адвоката и… по другим каналам.

— Удивил… немного. Но, вы сами понимаете, всегда может произойти что-то непредвиденное.

— Он спросил ваш адрес?

— Нет, он уже знал его. Поинтересовался, какой код на замке в парадном. Около половины двенадцатого заехал Саша Макаров. Он когда-то работал вместе с мужем в одной фирме. Мы сидели в комнате. Примерно без пяти двенадцать явился этот, как его назвать? Преступник, наверное…

— Наверное, преступник, — кивнул головой Ковалев, разглядывая люстру.

— Я впустила его в квартиру и провела на кухню. У него с собой была такая сумочка, знаете, такие сейчас многие носят? Кожаная, с ремешком, там обычно лежит деловой блокнот, их на руке носят. Он эту сумочку положил в прихожей, около зеркала. Мы поговорили минут пять.

— Как он назвался и как он выглядел? — Дима придвинул к себе блокнот и взял авторучку.

— Назвался он Костей. А выглядел… Ну, высокий, худой, волосы черные, но острижены почти наголо. Такой ежик, буквально полсантиметра длиной. Джинсы какие-то светлые и курточка черная, тоже джинсовая. Очень нервничал. Не знаю, сколько ему лет, но выглядел он года на двадцать два — двадцать три.

— А мне сколько лет? — перебил Ковалев, отходя от подоконника. — На первый взгляд, не приглядываясь.

— Вам?

— Да, мне. Это не потому, что мне очень интересно ваше мнение узнать, а для того, чтобы мы могли определиться, на сколько вы ошибаетесь. Большинство людей ошибаются в ту или другую сторону при определении возраста. Так сколько мне?

— Тридцать, или, может, тридцать два.

— А ему?

— Тридцать пять. Я угадала?

— Почти.

— Ага… Он рассказал, что отсидел месяц за хранение наркотиков. Сказал, что «влетел с травкой», а сейчас его отпустили до суда под залог. Сказал, что последнее время сидел в одной камере с Сережей, и тот просил передать, что скоро ко мне придет какой-то человек, с которым мне надо будет обсудить, как Сережу можно освободить. Человека этого зовут Петр Иванович. Вот, в общем-то, и все. Я, естественно, не поверила — все эти вопросы я не один раз обсуждала с нашим адвокатом и отлично знаю, что ни о каком освобождении пока и речи быть не может. Но — мало ли, что там Сереже в голову пришло, на что он надеется. У них там другие понятия. Я дала этому Косте сто долларов, и он ушел.

— Пока вы разговаривали, Макаров выходил из комнаты? Может, заходил к вам на кухню или, скажем, в туалет проходил? — спросил Ковалев.

— Нет, он не выходил. Сидел в комнате и смотрел журналы. Мы же не долго разговаривали… Костя ушел, и я почти сразу заметила, что он забыл свою сумочку. Около зеркала. Я хотела крикнуть в окно, чтобы он вернулся, но тут в дверь позвонили. Я поняла, что это — Костя, и открыла. А там стояли двое, в масках. Знаете, такие черные, вязаные, как омоновцы иногда носят?

— Знаем.

— Первый-то, конечно, Костя был. Я его узнала, хоть он и одел эту маску. Они меня оттолкнули, захлопнули дверь и начали орать. Спрашивали, где деньги лежат. Я ничего не поняла сначала. Вообще не сообразила, что все это — серьезно. Как в кино каком-то дурацком. Второй меня об стенку приложил, а этот, который Костя, побежал в комнату. Я еще, дура, обрадовалась, думала, сейчас ему Саша рога-то пообломает. А Костя в комнату только влетел, и почти сразу — выстрел. Слышу, Саша закричал, а Костя обратно вылетает, глаза — по пять копеек. Даже через маску видно. В одной руке — «пушка», а в другой — пачка баксов. Он их со стола схватил. Я, когда ему стошку отсчитывала, вынула, а убирать не стала. Там около «тонны» и было. Ну, девятьсот, если эту сотню не считать. Выскочил в коридор и сразу орет: «Съ…ем!» Так за дверь и выскочили оба. Я в комнату бросилась, а там Саша лежит, за ногу держится. Я в «скорую» позвонила…

В своем рассказе Лидия Михайловна опустила один очень важный момент. Первым делом она вовсе не стала звонить в «скорую помощь», а забрала у раненого Макарова и спрятала на балконе пистолет, который тот успел достать, но которым так и не успел воспользоваться.

— Потом рану посмотрела, я разбираюсь в этом немного. Перевязала, как смогла, и стали ждать.

Это была вторая неправда. Позвонив по «ноль-три» и перевязав Макарову ногу, Лидия Михайловна начала названивать друзьям и «коллегам» мужа, а потом и адвокату Бараеву. Друзья и «коллеги» подъехали и теперь сидели в своих машинах, ожидая отъезда милиции, а адвокат должен был появиться с минуты на минуту.

— Вы разглядели, какое оружие было у этого Кости?

— Какой-то большой пистолет. В смысле — без барабана. Не «ПМ», не «ТТ» и не «беретта».

— Вы хорошо разбираетесь, — усмехнулся Дима.

— А это запрещено?

— Нет, что вы, это, наоборот, хорошо!

— Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

Опера задали еще несколько вопросов, но ответы Лидии Михайловны ничего существенного не принесли.

— Спасибо, — Петров захлопнул блокнот и убрал ручку во внутренний карман пиджака. — Возможно, в ближайшее время мы вам позвоним. А возможно, и нет.

Блондинка усмехнулась:

— Вы хотите сказать, что будете что-то делать?

— Вообще-то, да, именно это я и хотел сказать, — Дима поднялся и поправил пиджак. — Всего доброго.

— Знаю я, как вы работаете и чем занимаетесь, — Лидия Михайловна откинулась на спинку дивана и только дождавшись, пока опера выйдут в коридор, поднялась с места.

— До свиданья.

По лестнице, сверкая начищенными ботинками и оправой очков, поднимался адвокат Бараев.

— Привет, Володя, — кивнул Петров, который помнил его по прежней работе в РУВД.

Дверь в квартиру была еще открыта, и Лидия Михайловна в полупрозрачном халатике стояла на пороге, а потому Бараев ограничился лишь легким движением подбородка, означающим, что он узнал бывших сослуживцев, но сейчас слишком занят.

— Деловой стал, — посетовал Петров и сплюнул в сторону мусоропровода. — Ну да и черт с ним! Как тебе вся эта история?

— Никак. И Лидию эту не жалко, и уж Макарова — тем более.

— А ты чего, знаешь его, что ли?

— Если не путаю, то Саша-Кабан — это он. Ты тоже, наверное, слышал.

— Слышал, — кивнул Дима. — Из «хабаровской» группировки?

— Из нее самой.

— Д-да… Если чисто внешне, то, похоже, дилетанты работали, так? Узнали где-то про квартиру, думали, тут баксы горами лежат, ну и решили ломануть. Сдуру чуть человека не завалили.

— Похоже, что так. За хатой они не смотрели, иначе знали бы, что там Кабан, и не стали бы соваться. Двое в квартиру зашли и еще один, наверное, в подъезде ждал или в машине. Надо будет прикинуть, с кем этот Сережа в ИВС сидел и в тюрьме общался. Может, наводка действительно оттуда пошла? А отделение пусть соседей посмотрит, вдруг интересные люди окажутся. Думаю я, что если не соседи и не камера, то мы тут хрен чего найдем. Чтобы в остальном разобраться, нам помощь этой драгоценной Лидочки нужна. А она и так едва не блевала, когда с нами разговаривала, так что на нее рассчитывать нечего. Что делать, тяжело, но надо. Такая у нас работа.

— Плохо другое. — Они вышли на улицу, и Петров кивнул в сторону припаркованной у подъезда машины: — Новая тачка папы Бараева. Он ее нулевой взял… Плохо другое — парнишка вкус крови попробовал. И если сегодня он на бандюков руку поднял, то завтра вполне может кого-нибудь из нормальных людей завалить.

— Это ты верно подметил, — согласился Ковалев. — И сказал красиво. Только главная их ошибка, знаешь, в чем? В том, что он моим именем назвался.

— Это да, — усмехнулся Дима. — Это он, действительно, не подумав сделал.

— И еще, — Ковалев поднял указательный палец. — Когда мы поймем, почему он это сделал — мы найдем его.

Они сели в белую «шестерку» Петрова. Дима вставил в гнездо магнитолу и включил двигатель.

— Слушай, а чего ж тогда гильзу не нашли? Лидия говорит, что у того Кости пистолет был, а она, как я понял, в оружии разбирается.

— Не знаю. Может, искали плохо. А может, еще почему-то. Запиши это в наши загадки и поехали. Тут мы уже ничего не высидим.

Марат остановил машину в конце набережной Красной речки и повернулся к Толе, который трясся, забившись в угол на заднем сиденье.

— Давай пистолет. Давай, я его сейчас выкину. И маски давайте.

С трудом сунув руку под куртку, Толя вытащил из-за пояса «парабеллум» и протянул его рукояткой вперед, держа так, словно оружие жгло ему пальцы. Олег, продолжая невозмутимо жевать резинку, отдал две черные шерстяные маски.

Марат вышел из машины, дошел до чугунного парапета, остановился и осмотрелся. Вокруг были расположены безлюдные заводские кварталы, и только на стоянке катеров, метрах в ста от него, кто-то прохаживался по палубе дизельной яхты. Марат вложил пистолет в одну из масок, натянул сверху вторую и, перегнувшись через парапет, разжал пальцы. Глубина, даже у берега, была достаточно большой, и, пробив верхний слой грязной от масла и промышленных выбросов воды, сверток сразу исчез из вида. Марат запоздало подумал о том, что надо бы зашвырнуть его на середину реки — все равно никто не видит. Возвращаться в машину не хотелось, и он еще некоторое время постоял на тротуаре, делая вид, что осматривается. Из всех троих наиболее спокойно держался Олег. Марат, хотя и выглядел внешне достаточно невозмутимо и уверенно, паниковал не меньше Толи. Их первое крупное дело прошло более чем скверно. Мало того, что улов оказался намного меньше ожидаемого — знал ведь, что папаша любит приукрасить детали и порисоваться своими клиентами, а все равно поверил, — так еще и в квартире, неизвестно откуда, оказался этот здоровяк с пистолетом, и Толе пришлось стрелять. Хорошо, что попал с первого выстрела — старый механизм не смог выбросить использованную гильзу, и грозное оружие превратилось в бесполезную игрушку, так что, не окажись Толя таким метким, то были бы они сейчас, в лучшем случае, на нарах, а в худшем… При мысли о худшем варианте Марата начинало тошнить.

Марат поежился, вернулся к машине и сел на свое место.

— Надо деньги поделить и разбегаться, — предложил Олег. — Отсидимся поодиночке, а там видно будет.

— Она меня запомнила, — пробормотал Толя, глядя куда-то вдаль остекленевшими глазами. — А когда этот бугай свою «пушку» выдернул, я думал — все, пиздец. Я даже рук не чувствовал, так все быстро получилось. А если он загнется?

— Не скули, — оборвал его Олег и выразительно посмотрел на Марата. — Есть?.. А от ранения в ногу никто не умирает. Ты же, говоришь, ему в ногу попал? Да и вообще, это была самооборона — он же первый ствол достал.

— Да, точно? — Толе очень хотелось поверить во что-то хорошее, и он повернулся к Олегу: — Ты точно знаешь?

— Раз говорю, значит точно.

Порывшись в бардачке, Марат вытащил плоскую флягу с коньяком, свинтил колпачок и отдал ее Олегу. Олег воткнул фляжку в руки Толи.

— На, выпей чуток… Пей, пей еще… Да не плещи ты! Хватит, давай. Сейчас лучше будет, подожди немного.

Сам Олег к спиртному не притронулся, но зато Марат прикончил содержимое фляжки в несколько шумных глотков.

Толя закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Алкоголь понемногу начал действовать, и злобный мужик в бордовом пиджаке и с пистолетом, до этого непрерывно стоявший перед глазами, сначала сжался до приемлемых размеров и утратил свой устрашающий вид, а потом и вовсе исчез.

— Не переживай, — перегнувшись через спинку своего сиденья, Олег протянул руку и похлопал Толю по плечу. — Ну, чего ты боишься-то? Ранил его — так он сам виноват, а ты правильно поступил, так и надо было делать. Не ты его — так он бы тебя уложил, а потом и нас, в придачу. Так что ты не только дело спас, но и нас выручил. А раз мы оттуда ноги унесли — то кто нас теперь поймает? Сам посмотри: там мы были в масках, так что узнать нас никто не сможет. Пистолета нет больше, а деньги сейчас поделим, поменяем — и все.

— Баба меня запомнила, — пробормотал Толя, не открывая глаз.

— Да и хрен с ней! — отмахнулся Олег. — Мало ли, зачем ты к ней приходил. Узнал, что муж у нее сидит, вот и пришел, подзаработать решил. Так ведь?

Олег толкнул Марата локтем и подмигнул.

— Так, конечно, — поспешно отозвался тот.

— Ну и все! — Олег еще раз похлопал Толю по плечу, а потом убрал руку и опустился на свое место. — Все, давай деньги делить.

В пачке, которую Толя успел схватить со стола, убегая из злополучной комнаты, оказалось восемьсот двадцать долларов.

— Да, — разочарованно протянул Олег. — Я думал, тут хотя бы тонны полторы будет. А здесь и делить-то нечего… Если по справедливости, то это все нам с Толиком причитается!

— Там и было больше, — Марат откашлялся, прочищая горло. — Он просто не успел взять. Если бы этого мужика не оказалось, то взяли бы раза в три больше, в натуре! А делить на всех надо.

— Да тут и делить-то нечего, — повторил Олег и ковырнул пальцем тонкую пачку зеленых банкнот. — По сколько это получается?

— У него еще сотня есть, — Марат кивнул в сторону заднего сиденья.

— Да? Верно, а я и забыл. Значит, всего — девятьсот двадцать получается. По триста шесть каждому, и еще два бакса тебе на бензин остаются, правильно?

Олег выбрал в пачке несколько купюр поновее, отсчитал из них свою долю и убрал в бумажник.

— Знаешь, у меня на дискотеке за месяц не меньше получается. И риска никакого, наоборот — кругом музыка, бабы, выпивка. Знал бы, что так получится, — никогда бы не пошел.

— Как говорится, первый блин — комом, — пробормотал Марат, отсчитывая себе. — В следующий раз по-другому получится.

— Это уж точно, — усмехнулся Олег. — В следующий раз, если по твоей наколке пойдем, то нас там спецназ с автоматами ждать будет. Ты, часом, не на ментов работаешь?

Раньше Марат никогда не стерпел бы подобных слов — все-таки лидером в их компании был он, но сейчас он чувствовал вину за происшедшее, а потому смолчал.

— Вообще-то, за такие дела надо бы тебе хлебальник начистить, — высказал Олег мысль, которая еще недавно и прийти ему в голову не могла. — Да уж ладно… Только я с вами больше никуда не пойду, хватит. Если захотите — будете со мной работать, есть у меня одна мыслишка… Как-никак, но вас я уже в деле видел, особенно этого снайпера. Всяко лучше, чем с новыми пацанами сходиться. Только учти — там деньги действительно реальные, так что работать придется по-серьезному. Все, разбегаемся по норам! Подкинь меня до дома.

— А мне некуда ехать, — пробормотал на заднем сиденье Толя, услышав последнюю фразу. Домой он так и не вернулся, и хотя он, в принципе, мог найти себе место для ночлега и отдыха, сейчас ему очень не хотелось о чем-то думать и что-то делать. Он надеялся, что Марат или Олег решат эту проблему за него. В конце концов, он ведь их спас.

— Да? А чего так? — Олег повернулся назад и посмотрел на Толю, раздумывая. — Ну, нет, так нет. Поживешь пока у меня на даче. Пару дней, а дальше видно будет. Может, к тому времени Марик еще что-нибудь придумает, и мы себе виллы купим. Поехали на дачу, не стой! Туда как раз езды на два доллара.

Прошло несколько дней, но дело о налете на квартиру так и не сдвинулось с мертвой точки. Лидия Михайловна, никого не предупредив, скрылась в неизвестном направлении, а Саша-Кабан активно выздоравливал на койке в отдельной палате лучшей больницы города и в ответ на все вопросы жизнерадостно пожимал плечами и тряс квадратной головой. Первоначальная проверка соседей и тех, с кем сталкивался супруг Лидии Михайловны за время своих скитаний по тюремным застенкам, результата не дала. Было очевидно, что на квартиру «вышли» каким-то другим путем, и Дима, когда выдавалось свободное время, любил поломать голову над этим вопросом.

— Слушай, Костик, — спросил он один раз, когда они возвращались из поездки в одно из отделений района, — а ты не думал, что все это мог заварить Вова Бараев?

— Адвокат? Вряд ли. Слишком коряво у них все получилось. А у него ведь были и время, и возможности узнать про деньги и про все остальное. Да и потом, он ведь в нашей системе работал, смог бы все это организовать пограмотней. Как-никак, а опыт у него есть.

— Да какой у него опыт! Он ведь не опером работал, а следаком, и то — по экономическим делам. Да и потом, я же не говорю, что он все это сам учудил и что у него своя команда разбойников есть. А наводку он вполне мог дать. Мало ли, какие ситуации бывают. В долги залез, или еще что-нибудь.

— Все равно, мне кажется, вряд ли, — возразил Костя. — Он, совершенно законно, с этой Лидии уже в несколько раз больше получил. На фига ему такие заморочки? Ну, получится у него раз-другой, а потом станет на свете одним адвокатом меньше. Окажется он где-нибудь в лесочке, где добрые дяди нагреют в костре ломик и сунут ему в задницу, горячим концом наружу.

— А почему горячим — наружу?

— Чтоб никому вытаскивать не хотелось. Нет, я серьезно не думаю, что это его рук дело. Если б там речь шла о полумиллионе долларов — я это еще мог бы понять. Но из-за нескольких паршивых сотен ему нет смысла мараться и свою репутацию портить. Не стоит оно того.

— А ты уверен, что в квартире не было этого самого полумиллиона?

— Ни в чем я не уверен, так что отстань от меня со своими дурацкими вопросами.

— Будет время — я все-таки этой темой займусь. Посмотрю, чем он сейчас дышит.

— Займись… Ты слышал, Карпыч в отпуск собирается?

— Когда?

— Через неделю или две. А вместо него Пифагор будет.

— Вот, бл… Может, тоже на это время в отпуск уйти? Этот мудак всех ведь своей тупизной достанет. И кто его только поставить догадался?

— Не переживай. Вон, «квартирники» его по двадцать раз в день на х… посылают, так он в их дела и не суется…

Когда они вошли в здание РУВД, их окликнул дежурный.

— Вовремя приехали… Давайте в 15-й отдел, там только что два рывка сережек было. Коликов распорядился вас отправить.

— Да, без нас там точно не разобраться, — Дима важно кивнул. — Когда это все было-то?

— У первой в двенадцать рванули, около рынка. А у второй примерно в полпервого. Около самого дома.

Костя посмотрел на часы.

— Час двадцать… Поехали, посмотрим, что там!

Потерпевшая сидела в одном из кабинетов помещения уголовного розыска 15-го отделения милиции, мяла ручку поставленной на колени хозяйственной сумки и иногда дотрагивалась до заклеенной пластырем мочки правого уха.

— Я на рынок ходила… У дочки день рождения завтра, так я купила кое-что из продуктов. Вышла и пошла домой. Хотела в кондитерский зайти, через дорогу, но там переучет оказался. Надо было по улице пойти, а я сократить хотела, пошла дворами. Вот и сократила, — женщина вздохнула и в очередной раз дотронулась до пластыря на порванном ухе. — Мне их муж на свадьбу подарил, в пятьдесят пятом году. Теперь такие и не купим больше никогда. Даже не знаю, сколько они сейчас стоят… Извините. Я по двору шла, мимо шестнадцатого дома. Вдруг меня кто-то сзади за голову хватает. Я сначала и не поняла ничего, думала, кто-то пошутить решил. И боли не почувствовала. Когда обернулась, смотрю, парень убегает, незнакомый. Только тогда и поняла. Попробовала за ним побежать, да куда там. Видела, что он куда-то к детскому садику свернул.

— Это дом десять по Саратовской улице, — пояснил опер 15-го отделения Гена Савельев.

— Запомнили, как он выглядел? — спросил Дима. Его голос звучал глухо, и сам он старался не смотреть на потерпевшую, словно ощущая какую-то свою вину во всем происшедшем.

— Да где ж его запомнишь, — женщина пожала плечами, — Молодой, высокий. Куртка на нем была зеленая и брюки черные. На голове кепка с большим козырьком, такие сейчас многие носят. И одета козырьком назад… Скажите, а вообще есть надежда, что его поймают?

Савельев долго молчал, хмуро разглядывая разложенные под настольным стеклом визитные карточки, потом вздохнул.

— Надежда, конечно, есть. Но, скажу вам честно, очень маленькая.

— А серьги? Их как-то можно найти? Можно ведь сообщить в комиссионные, в скупки?

— Он не понесет их в комиссионный. Он их сдаст в любой ларек на улице, или — почти в любой. Скорее всего — уже сдал. И тот, кто их у него взял, никогда в этом не признается и никогда их не вернет. Извините, что я так вам это говорю, но лучше уж настроиться сразу…

— Но вы все-таки сообщите в ювелирные и в комиссионные? И я сама еще похожу…

— Когда этого бейсболиста поймаем, я его шарами в бейсбол и сыграю, — пообещал Савельев, как только за потерпевшей закрылась дверь.

— Добрее к людям надо быть, — возмутился Дима, — Может, это он случайно оступился? Или ему есть нечего.

— Тогда пускай свое дерьмо жрет, — Гена закурил очередную «беломорину» и глубоко затянулся. — Сука! За две недели — уже десятый эпизод! И это только по нашей «земле». В 14-м тоже случаев шесть было. И — никаких концов. Мы своих уже всех перетрясли, так даже близко ничего нет. Хрен его знает, откуда он к нам приезжает и кто он такой. Но то, что он — будущий инвалид, это точно. Если где его увидите, то передайте, пусть лучше сам идет сдается.

— А приметы везде совпадают?

— Более или менее. Ты же, Костя, сам слышал, как она говорит. И остальные — не лучше. Зеленая куртка, черные штаны и эта бейсболка траханая. Только одна успела разглядеть, что у него одного переднего верхнего зуба не хватает. — Гена затушил окурок, сплюнул табачные крошки и добавил: — Пока — одного.

— Меня менты ищут! Мать сказала, что уже три раза приходили. — Толя говорил, проглатывая окончания слов и брызгая слюной, и даже не пытался скрыть, что его трясет. — Все, п…ц, влетели! Я ведь говорил! Я так и знал!

— Помолчи, — оборвал его Олег. — Не могли они тебя так быстро найти. Понимаешь, не могли!

— Но ведь нашли, — аргумент был железный, и Олег даже не нашел, как возразить. Чтобы не затягивать мучительную паузу и в очередной раз продемонстрировать свое спокойствие и рассудительность, он толкнул Марата в плечо и сердито приказал:

— Чего рот раскрыл? Поехали!

За последние дни в их отношениях произошли серьезные изменения. Авторитет Марата безвозвратно угас, и на первое место выдвинулся Олег. Толя, находясь под впечатлением от первого в своей жизни выстрела в человека, беспробудно пьянствовал на даче. Олег каждый вечер приезжал его проведать, привозил новую порцию спиртного и аккуратно вычитал определенную сумму из трехсотдолларового капитала Толи. Судя по тому, с какой скоростью таяли деньги, можно было решить, что Толя пьет исключительно французский коньяк и отборные ликеры.

Марат поспешно выехал из двора Толиного дома и проехал несколько кварталов. Его мысли были заняты только что услышанными словами, и он почти не смотрел на дорогу, но машину он действительно водил хорошо и они смогли проскочить оживленный перекресток, ни в кого не врезавшись.

— Куда ты так разогнался? — Олег посмотрел на него с легким пренебрежением, как это часто делал в последнее время.

— А куда нам надо?

— Останови у какого-нибудь кабака. Посидим, подумаем немного. Заодно и Толика успокоим.

Для того, чтобы успокоить Толика, потребовалось почти полбутылки водки. Марат тоже выпил две рюмки и, чувствуя, что алкоголь не оказывает привычного расслабляющего действия, готов был налить себе еще. Но, посмотрев на спокойное, волевое лицо Олега, не стал этого делать. Олег цедил коньяк, глядя куда-то в угол зала и думая о своем. К закуске — салатам и шашлыкам — никто не притронулся.

— Я так и знал, что нас найдут, — в очередной раз почти простонал Толя. — А меня и баба опознает, и мужик тот. Николаев приходил. Он меня, сука, и в тот раз сажал. А теперь что мне будет?

Олег перевел взгляд на Толю. Выражение его лица говорило о том, что он, в какой-то степени, жалеет о том, что Толю посадили не насовсем. Но вслух он этого не сказал.

— Успокойся! — резко бросил он. — Чего орешь, как баба? Я тебе уже сто раз объяснял: ничего тебе за это не будет. Ты оборонялся.

— Да-а, — плаксиво протянул Толя. — За самооборону менты не ищут. А если он помер?

— А если я тебе сейчас бутылкой по лбу дам? Сказано, замолчи! Когда они к тебе в первый раз приходили?

— Она не помнит… Говорит, дня три или четыре назад. Кастет мой забрали.

— Какой кастет?

— Да у меня дома валялся.

— Да? — Олег выразительно посмотрел на Марата, но тот ничего не понял, хотя и попытался ответить суровым проницательным взглядом. — Так, может, они тебя по другим делам ищут? Посмотри: если бы они к тебе приходили из-за квартиры, то и до нас бы уже добрались. А нас-то пока не трогали, хотя мы оба дома живем. Давай-ка вспоминай, где ты еще мог засветиться.

Толя налил себе рюмку и молча выпил. Ему было страшно. Он представлял, как опять окажется в кабинете уголовного розыска 14-го отделения милиции, вспоминал лицо Николаева, жесткие нары ИВС и квартирного вора-гастролера из Одессы, с которым отсидел тогда бок о бок трое суток. Он был готов на все, лишь бы снова не оказаться там. Потом в его голове шевельнулась мысль о том, что кто-то из друзей-подельников, Марат или Олег, «сдал» его ментам, и он недоверчиво, исподлобья посмотрел на них.

— На даче тебе больше появляться нельзя, — сказан Олег. — Надо сменить место. Я так понимаю, что тебе по-прежнему некуда идти? Хорошо, я тебя пристрою. Отсидишься немного, пока шумиха уляжется. А потом провернем одно дело, и сможешь вообще из города уехать. У меня почти все готово. И на этот раз заработаем по-настоящему.

Толя ответил недоверчивым взглядом.

— Это я тебе говорю, — повысил голос Олег. — Я об этой штуке давно думал. Риска никакого, а деньги получим очень большие. Тебе, Толя, и во сне такие не снились. Да и тебе, Марик, тоже.

— А что за дело? — спросил Толя, снова наливая себе водки. Ему не хотелось ни во что вмешиваться, но от заработанных им трехсот долларов остались жалкие крохи, и он понимал, что все равно придется чем-то заняться.

— Узнаешь, когда время придет, — ухмыльнулся Олег. — Но дело верное. Я тебя сейчас на квартиру к одной бабе отвезу. Там тебя никто искать не станет. Пересидишь пару дней, а там определимся.

— Что за баба-то? — поморщился Толя. На пустой даче он чувствовал себя в полной безопасности, и ему не хотелось менять место, тем более, что там никто не мешал накачиваться водкой. — Может, не стоит?

— Стоит. — У Олега были другие планы, и он не собирался их менять, а кроме того, ему хотелось подстраховаться на тот случай, если Толю действительно серьезно ищут. — Баба нормальная, живет одна, так что никто вам мешать не будет… Если все готовы, то — пошли. Время дорого…

Девушку, к которой Олег отвез Толю, звали Оксана, ей было двадцать лет, она училась на втором курсе заочного отделения философского факультета университета, любила ходить на дискотеки, курить «травку» и всегда помогала своим многочисленным знакомым. Ее интересовало в этой жизни все, и именно поэтому она всегда, не раздумывая, пускалась в самые отчаянные авантюры. Вероятно, по той же самой причине ей всегда везло. Она могла одолжить деньги, спрятать наркотики или ворованные вещи, приютить на несколько дней парня, у которого случились неприятности. Родители, перед тем как развестись и уехать в Москву, купили ей двухкомнатную квартиру. Спустя некоторое время папа, дела которого в столице пошли очень удачно, начал ежемесячно высылать ей крупную сумму денег, которой с лихвой хватало на все ее потребности и капризы.

Когда Олег привез Толю и попросил пустить его на несколько дней, она не отказалась. Оглядев Толю с головы до ног, махнула рукой в сторону дивана в большой комнате:

— Спать будешь там. Сейчас дам полотенце. Пока мыться будешь, я приготовлю что-нибудь поесть.

Толя не собирался ни мыться, ни обедать. Ему хотелось выпить еще стакан водки и завалиться на кровать, но отказаться было неудобно, и он прошел в ванную, где, заперев дверь и включив воду, громко выругался в адрес Олега и своей неудачной судьбы.

Остановив машину перед светофором, Марат посмотрел на Олега и неуверенно спросил:

— Может, объяснишь все-таки, что ты задумал?

Он не рассчитывал, что Олег ответит, но тот, глубоко затянувшись сигаретой, кивнул и повернулся в его сторону.

— Объясню. Теперь уже можно. Только, сам понимаешь, не стоит об этом трепаться.

— Конечно, понимаю! — Марат постарался изобразить возмущение, но Олег не обратил на это никакого внимания и продолжил:

— В Америке это называется «киднэппинг».

— Что? — Марат, открыв рот, уставился на друга, но стоявшие сзади машины начали сигналить и он был вынужден отвлечься и включить скорость. Миновав перекресток, он прижался к тротуару и остановился. — Как ты сказал?

— Как слышал. В Америке это называется «киднэппинг», то есть похищение человека. Я знаю, как мы все это обделаем. Никакой осечки быть не может. В отличие от того раза… Мы заработаем по десять тонн баксов на каждого. По-моему, это неплохие деньги?

Марат молчал. Услышанное было слишком неожиданным и не укладывалось в голове.

— К нам на дискотеку ходит одна девчонка, — спокойно продолжал Олег. — Ходит каждые субботу и воскресенье. Приходит всегда одна, специально, чтобы кого-нибудь зацепить. Ей шестнадцать лет. Папа у нее — генеральный директор одной фирмы. Я специально проверял — он набит баксами, как дворовый кот блохами. Дочка у него единственная, так что он не откажется выложить за нее тридцать «штук». Для него это не деньги. Можно и больше спросить, он даст, но слишком наглеть не стоит.

— А если он не заплатит? — Марат облизал пересохшие губы.

— Тогда мы ее убьем, — Олег пожал плечами. — Шучу, конечно. Если не заплатит, то придется отпускать. Весь фокус в том, чтобы она не запомнила нас и не поняла, где мы ее будем держать. Но я это все продумал. И как деньги получить — тоже продумал. А папа заплатит. Ты бы разве не заплатил за любимую дочку?

— Если нас поймают — нам п…

— А нас не поймают. Ловят только дураков, вроде Толика. А я садиться не собираюсь. Главное — не торопиться и не размениваться по мелочам. Надо все хорошо обдумать, а потом взять один раз, но много. Десять «тонн», конечно, не жирно, но для начала сойдет.

На самом деле Олег рассчитывал получить намного больше, но говорить об этом не стал. Ни к чему Марату знать, что для Толика десять тысяч долларов — слишком большой кусок, и никто не даст ему даже подержаться за них.

— Сегодня вторник, — продолжил Олег, пристально глядя на собеседника. — Я рассчитываю на эту субботу. Через неделю у нас будут деньги. Заманчиво? Втроем мы управимся. Толик сможет удрать из города, а мы посмотрим, чем потом заняться. Я так понял, что ты согласен?

Марат долго молчал, потом кивнул:

— Согласен.

— Я так и знал. — Олег хищно улыбнулся и пожал вялую руку друга. — Толику скажем попозже. От него все равно ничего не зависит. Поехали, довези меня до дома.

В субботу Толя проснулся довольно поздно и долго лежал, вытянувшись на чистой простыне и разглядывая уютную обстановку комнаты. За прошедшие несколько дней он освоился в квартире и чувствовал себя в полной безопасности. Пусть здесь не было возможности пить столько, сколько он мог на даче, но зато были другие плюсы. Покидать квартиру ему не хотелось, но на этот вечер было назначено их «дело», и он понимал, что, при любом исходе, он вряд ли сюда вернется.

Толя встал, оделся и прошел на кухню. Оксана пила кофе и смотрела журнал мод.

— Доброе утро, — Толя широко улыбнулся и взял себе чашку.

— Доброе утро, — усмехнулась Оксана. — Давно не виделись… Ты бы умылся сначала.

— Не, есть хочу.

Толя налил кофе, соорудил два неровных бутерброда с сыром и присел к столу, на ходу откусывая большой кусок. Оксана отложила журнал и посмотрела на него.

— Ты весь прямо светишься. Приснилось что-то? Или радуешься, что скоро уйдешь?

Толя отрицательно помотан головой, с трудом пережевывая откушенное.

— Не, я б вообще не уходил. Просто, дело одно есть. — Толя замолчал, но желание похвастаться и вырасти в глазах девушки, так отличавшейся от тех, с которыми он привык иметь дело, взяло верх над осторожностью, и он продолжил: — Понимаешь, если нам сегодня повезет, то я столько заработаю! Я всегда об этом мечтал. Деньги — это все. На них можно купить все, что угодно. Квартира, машина, — он чуть было не сказал «бабы», но успел остановиться. — В общем, все!

— А ты не думаешь, что вместе с большими деньгами приходят и большие проблемы? Такие, о которых ты даже и не догадываешься?

Толя посмотрел на нее с непониманием и откровенным недоверием.

— Что, у бандюков, которые на «мерсах» и «бомбах» летают, а в кабаках баксы килограммами оставляют, так много проблем?

— У них тоже хватает.

— Ерунда, были бы деньги, а уж с этими проблемами можно будет справиться. Когда в карманах полно зеленых, все вопросы легко решаются. Все!

Усиливая фразу, Толя взмахнул рукой, и кусок сыра соскочил с булки и упал на пол. Оксана вздохнула.

— Понимаешь, Толик, я видела много мужчин. Самых разных. У меня была возможность сравнивать. Сейчас все стремятся к одному и тому же, все хотят ухватить свое. Но ведь надо не только ухватить, но и суметь удержать. Понимаешь, Толя… Я… Я не хотела тебе этого говорить, но я вижу, что вы задумали что-то серьезное. Ты не похож на человека, который может удержать большие деньги. Может быть, просто не готов к этому. Пока.

— Почему?

— Не знаю, почему. Но это видно. Это все — не твое.

Оксане было жалко Толю. В ее жизни было много мужчин, и она любила изучать характеры, поведение и мышление своих знакомых. За прошедшие дни она неплохо узнала Толю. На ее взгляд, нельзя было требовать многого от человека, выросшего в таких условиях, и, с учетом этой поправки, Толя был достаточно безобидным существом. По крайней мере, по сравнению со многими другими, более благополучными и лучше устроенными людьми. Толины запросы были примитивны и невелики, но очевидным было и то, что он так и не сможет их удовлетворить.

— Брось ты пургу гнать, — Толя налил вторую чашку кофе. — Тем более я же не один буду.

— С кем, с Олегом?

— А что, он плохой пацан?

— Нет, не плохой. По своему… Но вы с ним слишком разные!

— Ладно, сама посмотришь. Он, кстати, не один раз меня выручал.

— Потому, что это ему самому было нужно.

Толя посмотрел на Оксану взглядом, выработанным за годы общения с дворовыми шлюхами. Он начал терять терпение и, в другой обстановке, давно уже указал бы ей ее место. Вздохнув, он опустил глаза и миролюбиво предложил:

— Все у нас получится. Я после этого хочу на юг смотаться, отдохнуть. Хочешь со мной?

Почти любая из привычного для него круга общения согласилась бы на это предложение. Сейчас, глядя в кружку и размешивая сахар, Толя тоже надеялся на согласие. Последние две ночи они провели вместе, и у него остались самые фантастические впечатления об этом. Никогда раньше подобного он не испытывал и даже не предполагал, что так может быть. Ему очень хотелось, чтобы она согласилась на поездку.

— Большое спасибо за предложение. Но я, наверное, не смогу, — Оксана придвинула сигареты.

Оба раза инициатива принадлежала ей, но она пустила его в свою постель вовсе не потому, что потеряла голову от его достоинств. Это было еще одним, давно опробованным способом узнать чужой характер. Ее впечатления были так же сильны, как и Толины, но отличались от них обратным знаком. Повторения она не хотела, да и заранее рассчитывала, что примерно так и получится.

— Жаль, — выдохнул Толя и отхлебнул остывший кофе. — Может, потом передумаешь?

— Может быть. И… Я ведь серьезно говорила! Подумай над моими словами.

— Какими? А-а, насчет того, что у нас ничего не выйдет! Ерунда все это, и не забивай мне голову.

— Ты еще не готов к этому…

— Да пошла ты! Чего заладила, готов — не готов! Тебя это вообще никак не касается, ясно?

Толя вскочил, едва не опрокинув стол, прошел в комнату и завалился на диван. Через несколько минут зашла Оксана.

— Не сердись, — сказала она, стоя около двери и глядя на Толю. — Я ведь хотела как лучше.

— А я и не сержусь, — отозвался он, не отрываясь от экрана телевизора. — Спасибо.

Оксана вздохнула. Выходя в коридор, она на секунду остановилась, глядя на отражение Толи в зеркале. Он, стараясь придать лицу независимое выражение, напряженно смотрел программу новостей. На зеркале были пятна, неровным полукругом расположившиеся вокруг стриженого затылка Ерастова. Оксана попыталась стереть их рукой, но только размазала грязь по стеклу. В ней вспыхнула внезапная злость на саму себя. «Мне-то какое до него дело? — подумала она, выходя в коридор и плотно затворяя за собой дверь. — У него своя голова есть, пусть сам и думает. Хочется без нее остаться — так ради Бога, жалеть не буду…»

Она прошла на кухню, сложила в раковину грязную посуду и до отказа открыла воду.

Звяканье чашек и шум бьющей из крана горячей воды полностью соответствовали ее душевному состоянию.

Она яростно терла губкой тарелку, отбрасывала со лба выбившуюся прядь волос и убеждала себя в том, что судьба Толи ее никак не касается.

Прислушиваясь к доносящимся из кухни звукам и уставясь в экран, сам Толя думал то же самое. Когда закончилась реклама туристической фирмы, он повернулся на спину и закрыл глаза. Воображение его было развито слабо, и только что виденные картины ослепительных пляжей и шикарных отелей всплыли перед глазами сразу же, как он подумал о предстоящем деле. Без всякой видимой причины мысли его опять вернулись к Оксане, и он сказал себе, что она изменит свое мнение. «А нет — так и хрен с ней. Были бы деньги, все остальное само придет».

Оставалось несколько часов.

Ему не терпелось заняться делом.

3

Дискотека началась в одиннадцать вечера.

Марат и Толя сидели в квартире Бараевых и ждали телефонного звонка Олега. Марат смотрел по видику старый американский вестерн и курил одну сигарету за другой. Толя листал разбросанные по всей комнате эротические журналы и отрывался от них только тогда, когда на экране начиналась очередная драка. Говорили мало, напряженно прислушиваясь к звукам в коридоре, где стоял телефонный аппарат. В соседней комнате Бараев-старший печатал на машинке, и непривычный треск раздражал Толю. Многочасовое ожидание измотало его, и утренний разговор с Оксаной все чаще приходил ему на память. Как оказалось, услышанные от нее слова намертво засели у него в голове и никак не способствовали улучшению настроения.

Время тянулось мучительно медленно. Никто из приятелей не привык к длительным ожиданиям, а снимать напряжение алкоголем сейчас было нельзя.

Марат уже перестал следить за сюжетом фильма и не отрывал взгляд от стоящего на телевизионной тумбочке будильника. Казалось, стрелки прилипли к одному месту, ему хотелось встать и встряхнуть часы, и только присутствие Толи и необходимость сохранять перед ним лицо удерживали его в кресле. Понемногу Марат начинал жалеть, что согласился на это дело. По мере приближения периода активных действий, их план уже не казался таким безупречным, как поначалу, в спокойной обстановке. Временами ему хотелось, чтобы Олег не позвонил вообще, или позвонил и сказал, что девушка не пришла и все отменяется. Усилиями воли ему удавалось справляться с наступающей паникой, но раз от раза спокойные периоды становились все короче, а количество непродуманных деталей и возможных ошибок в их плане набиралось все больше. Марат почувствовал, что пялящийся в журналы Толя начинает вызывать у него настоящую ненависть, и постарался переключиться на кино.

В полночь Бараев-старший перестал печатать. Напевая популярную мелодию, он прошел в ванную, долго чистил зубы, а потом пожелал всем спокойной ночи и лег спать.

Через несколько минут зазвонил телефон. Его звук показался настолько громким, что Марат подпрыгнул в своем кресле, а Толя уронил на пол журнал.

— Ну, кто там еще? — заворчал Бараев-старший, включая бра и поднимаясь с кровати.

— Я возьму! — крикнул Марат, выскакивая в коридор и хватая трубку. — Алло!

— Марик, ты? — Голос Олега заглушался грохочущей музыкой и визгами. — Подожди… — В трубке что-то зашуршало, и посторонние звуки смолкли. — Я закрыл дверь. Она тут. Одна. Так что, подъезжайте.

— Хорошо, — Марат сглотнул и почувствовал, как его лоб покрылся испариной. — Ты нас встретишь?

— Через двадцать минут у входа.

— Едем.

Марат положил трубку и позвал Толю.

— Вы куда это? — Бараев-старший надел спортивные брюки и вышел из спальни, шурясь от яркого света и поглаживая нависающее над брючной резинкой брюшко.

— Я же говорил… У Олега — день рождения.

— У него день рождения, по-моему, в октябре, — Бараев подозрительно покосился на отвернувшегося в сторону Толю.

— У него в октябре, а у его подруги — завтра. Он нас всех пригласил. Она как раз ночью родилась, так что мы сначала — на дискотеку, а потом у нее дома посидим, — Марат завязал кроссовки, выпрямился и открыл дверь.

— Смотри, не пей много. И пьяным за руль не садись, — предупредил напоследок отец. — Если переберешь, так лучше такси возьми.

— Ладно, — отозвался Марат, сбегая вслед за Толей по лестнице.

Бараев-старший покачал головой и прошел на кухню, откуда, не зажигая свет, пронаблюдал за тем, как сын с приятелем садятся в машину и уезжают.

— Дети… — пробормотал он, непонятно к кому обращаясь, почесал живот и пошел спать. Завтра ему предстояло выступать на тяжелом процессе, защищая одного торговца наркотиками районного масштаба.

Дискотека располагалась в бывшем Дворце культуры имени Н. К. Крупской. Марат подъехал и остановился у черного хода. Поблизости стоял старый грузовой микроавтобус «форд-транзит» оранжевого цвета, который Марат и Олег несколько часов назад перегнали сюда из гаража, принадлежащего отцу Олега.

— Еще не угнали, — сказал Марат, стараясь показаться остроумным, но Толя не оценил юмора. — Хм… Вылезай, чего сидишь-то!

Олег ждал их у главного входа. Он стоял среди еще нескольких охранников, одетых, как и он, в, темные костюмы с пришпиленными на воротники табличками с указанием имени и грозной надписью: «Секьюрити». Увидев друзей, Олег отделился от группы коллег и провел их через контроль.

Марат несколько раз бывал здесь, но Толя попал впервые и теперь разглядывал большой полутемный холл, в котором они оказались. На расставленных вдоль стен скамейках сидели несколько человек, в основном, обкурившихся марихуаной или перебравших водки. В дальнем углу располагался бар, в котором также играла музыка и сверкали разноцветные огни. Вход в танцевальный зал был справа, и через щель в бархатных портьерах Толя увидел отблески зеркального шара и двигающиеся в медленном танце пары.

— Можете попрыгать полчасика, но не больше, — ухмыльнулся Олег и, махнув рукой в сторону неприметной двери в левом углу холла, добавил: — А потом вам, господа, сюда. Если чего — можете изобразить парочку «голубых». На них тут никто внимания не обращает. Она сегодня в коротком черном платье. Волосы распущены. Надеюсь, не ошибетесь?

— Не ошибемся, — ответил за двоих Марат и посмотрел на двери бара. — Я лучше там подожду.

— Только пиво не пей, — опять ухмыльнулся Олег и пошел в танцевальный зал.

Пива Марат не хотел, но чувствовал настоятельную необходимость выпить рюмку водки. Его лихорадило, и он не переставал думать о том, что зря ввязался в это дело.

В баре они уселись на высокие табуреты перед стойкой и, не сговариваясь, заказали одно и то же. Высокая, с ярко накрашенными губами и сложной прической барменша подала им две рюмки и многозначительно улыбнулась. Но ни Марат, ни Толя не обратили на нее никакого внимания, и она отошла к другому концу стойки, где два гориллоподобных типа, увешанных золотыми цепями и с такими же перстнями на пальцах, пили соки.

Двадцать минут пролетели моментально. Марат спрыгнул на пол и толкнул Толю.

— Пошли.

Когда они подошли к дверям, из холла в бар шагнул молодой человек в белой рубашке и черных брюках, своими габаритами превосходивший обоих любителей соков, вместе взятых. Вытянув правую руку, он толкнул Марата в плечо, отчего тот вцепился в Толю и едва не завалился на ближайший столик.

— Ха! — сказал молодой человек и посторонился, пропуская вперед девушку в облегающем ярко-красном платье. Задрав подбородок, девушка проплыла мимо опешивших друзей, устремляясь к уголку бара, облюбованному любителями соков.

— Хы-а, — повторил молодой человек и двинулся следом, снисходительно обернувшись на замершего с раскрытым ртом Толю и поспешно отведшего взгляд Марата.

— Это Лидка Морозова, я с ней учился вместе, — выдавил из себя Толя.

— Да? Ну так подойди, поздоровайся!

Они вышли в холл. Олег стоял около входа в танцевальный зал и разговаривал с двумя молодыми кавказцами. Увидев Марата, он моргнул, а потом незаметно кивнул в сторону одной из скамеек.

— Вот она, — Марат замедлил шаг и показал Толе на симпатичную блондинку в «резиновом» черном платье, которая сидела вместе с парнем в джинсовом костюме. У обоих в руках были банки с пивом. Вторая рука парня покоилась на ее колене и постепенно перебиралась выше.

— Где? — Толя бестолково вертел головой. — Покажи ты по-нормальному!

— Ты еще громче крикни, урод! — обозлился Марат и пихнул его локтем. — Пошли, там разберешься!

Помещение, в которое они попали через неприметную дверь в левом углу холла, было большим и абсолютно темным. В дальнем его конце располагался выход на пожарную лестницу. По углам были разбросаны старые скамейки и еще какая-то поломанная мебель. Руководство ДК неоднократно пыталось запереть входную дверь, но всякий раз замок оказывался сорванным. Этим помещением пользовались те, кто хотел углубить завязавшееся в танцевальном зале знакомство. Иногда замок срывали пылкие кавалеры — иногда — сами охранники, которые получали некоторый доход, устанавливая и контролируя очередность в пользовании пустующим помещением.

Олег прохаживался по холлу, отваживая тех, кто претендовал на место на складе, и дожидался, пока парень в джинсовом костюме устанет гладить колено и им потребуется место для более активных действий. Олег чувствовал себя превосходно и был уверен, что все получится.

Марат и Толя сидели внутри склада на продырявленном диване, тяжело дышали затхлым пыльным воздухом и были уверены, что все у них пойдет наперекосяк. Происшествие в баре не добавило уверенности ни тому, ни другому. Марат с содроганием представлял, что было бы, если бы он ответил молодому человеку в белой рубашке, а Толя вспоминал то время, когда он подсматривал за Морозовой через дырку в стене женской раздевалки в физкультурном зале.

Дверь в холл приоткрылась, впуская девушку и парня.

— Женя, не спеши, сейчас придем… Ой!

Жене, видимо, было совсем невтерпеж, и на некоторое время парочка застряла около дверей. Марат и Толя ждали, чутко прислушиваясь к доносившимся до них стонам и вздохам. Толя непрерывно вытирал ладони о брюки, а Марат с тревогой думал о том, что его сердце стучит невозможно громко и любвеобильный Женя непременно услышит этот грохот, и все сорвется. Одновременно у обоих мелькнула мысль ничего не предпринимать, и они посмотрели друг на друга.

— Ой, Женя, ты просто тигр, — прошептала девушка.

— Это еще не все, — гордо ответил Женя, переводя дыхание. — Пошли, там удобнее…

Парочка устроилась на двух сдвинутых вместе жестких скамейках. Когда лежащий сверху Женя был готов, наконец, показать все, на что он способен, подкравшийся сзади Толя прервал это приятное занятие.

Ножка от стула опустилась на затылок «тигра», и он, дернувшись, обмяк. Вцепившись в воротник куртки, Толя рывком скинул тело на пол и еще раз ударил ножкой по голове. Доносившаяся из зала музыка заглушила треск ломаемых костей.

Девушка попыталась вскрикнуть, но Марат ударил ее в солнечное сплетение, и она задохнулась. Не давая опомниться, он накинул на ее тонкие запястья браслеты наручников, а потом трясущимися руками залепил рот лейкопластырем.

Толя сел на ее ноги, придавливая их своим весом к скамейке, и быстро связал щиколотки веревкой.

Все было кончено.

Марат добежал до двери и, подавая знак Олегу, дважды открыл и закрыл ее, а потом вернулся обратно.

— Давай ключ!

Толя начал судорожно шарить по карманам. Ему показалось, что ключ потерялся, и он громко выругался.

— Что? — Марат замер.

— Ключ… Не могу найти!

— Ты чего, е…ся? Ищи, твою мать!

Сунув руку в задний карман, Толя, наконец, нашел его и протянул Марату.

— Только урони мне его сейчас, — пробормотал тот, на ощупь отыскивая руку Толи. — Ну, где он?

Взяв ключ, Марат добежал до двери и начал ковыряться с замком. После нескольких неудачных попыток он замер, почувствовав, что у него похолодели ноги.

— Это не тот ключ, уе…ще! — прошипел он.

— Тот! — отозвался Толя. Перепутать он не мог. После бегства из дома никаких других ключей у него в карманах не водилось.

Марат сделал еще несколько попыток воткнуть ключ в скважину, а потом размахнулся и зашвырнул его в сторону.

— Они сменили замок.

— Ну так ломай дверь!

Марат несколько раз ударил в нее плечом. Сверху посыпалась штукатурка, но дверь устояла.

— Пусти!

Толя оттолкнул Марата в сторону и врезал по двери ногой. После второго удара затрещал косяк, а после четвертого дверь распахнулась и Толя чуть не вылетел на улицу.

На стоянке никого не было. Марат добежал до «форда» и открыл заднюю дверцу фургона. Вдвоем они перенесли тело девушки, которая, похоже, находилась в обмороке, и положили, забросав тряпками и пустыми картонными коробками. Марат с облегчением захлопнул дверь и приказал Толе:

— Скажи Олегу, что мы готовы.

Толя вернулся через несколько минут и залез в кабину «форда». Марат сидел в «Жигулях». Он не мог до конца поверить, что у них получилось. И хотя впереди были еще два не менее сложных этапа, теперь он был убежден, что у них все получится. Главное — начало.

Олег сменил свой рабочий костюм на обычные джинсы и куртку и вышел через черный ход.

— С парнем не очень переборщили? — озабоченно спросил он, устроившись за рулем микроавтобуса. — А то я не посмотрел, а он до сих пор не появился.

— Очухается, — махнул рукой Толя. Он тоже не мог поверить, что у них все получилось. — Я его не сильно.

— Да? Ну ладно! — Олег включил двигатель и осторожно вывел машину со стоянки. — Поехали…

Через некоторое время в помещение склада зашла еще одна парочка. Они очень удачно провели там полчаса, а потом молодой человек услышал тихий стон, явно отличавшийся от тех, к которым привыкли старые складские стена. Подсвечивая себе зажигалкой, он пошел на звук и увидел лежащее на полу около двух сдвинутых вместе старых скамеек неподвижное тело. В мерцающем тусклом свете бензиновой зажигалки картина выглядела ужасно, и молодой человек отшатнулся, поскользнувшись в окружающей разбитую голову темной луже.

— Зови милицию, — прошептал он севшим голосом и, подхватив подругу под руку, бросился к выходу.

Новость о том, что кого-то убили, распространилась по дискотеке моментально. Танцевальный зал начал быстро пустеть. Охранники бестолково толклись в холле и пытались отыскать своего начальника, который, пользуясь служебным положением, уединился с очередной любительницей танцев не на складе, а в одном из просторных кабинетов второго этажа.

«Скорая помощь» и милиция прибыли одновременно. Оперуполномоченный 15-го отделения Савельев выпрыгнул из «УАЗика» и направился вслед за врачами.

Начальника охраны все-таки успели найти и предупредить. Прогнав ошеломленную подругу, он развил бурную деятельность, суетясь и матерясь больше всех. Склад был освещен несколькими переносными лампами, а все следы, которые еще можно было найти на месте происшествия, безвозвратно уничтожены.

Тело погрузили на носилки.

— Одну минуту, доктор, — попросил Савельев и, присев на корточки, быстро обшарил карманы пострадавшего. В одном из них оказалось удостоверение корреспондента газеты «Вечерний город» Евгения Баранова, и Савельев, сравнив фотографию с лицом лежащего на носилках человека, мысленно выругался. Дело, похоже, предвещало крупный скандал.

— Мы, в некотором роде, коллеги, — подошедший сзади начальник охраны тронул Савельева за локоть и попытался рассмотреть найденное удостоверение, но опер быстро сунул его в карман. — Полностью рассчитывайте на нас. Я семь лет служил прапорщиком во внутренних войсках.

— Никого пока не выпускайте. Ни своих, ни посетителей, — распорядился Савельев. — И покажите, где здесь телефон.

Вызванный эксперт приехал довольно быстро. Савельев оставил его исследовать склад, а сам принялся пытать охранников. Обосновавшись в кабинете и выставив за дверь настырного начальника, Савельев довольно быстро получил интересную информацию. Один из охранников, Олег Рубцов, ушел за час до того, как был обнаружен пострадавший журналист, объяснив это тем, что ему надо успеть на день рождения к приятелю. Начальника об этом в известность не ставили — Олег договорился с коллегами, пообещав потом «выставить» пиво. А незадолго до своего ухода тот же Олег привел на дискотеку двоих друзей, которых потом никто больше не видел. Пара человек заметили, как журналист сидел в баре, а один вспомнил, что он танцевал с симпатичной девушкой в черном платье.

— Она к нам постоянно ходит, — подумав, добавил охранник. — Я ее почти каждую смену вижу. Кто-то говорил, что у нее отец — директор крупной фирмы, но по ней, знаете ли, этого не скажешь. Она тут почти со всеми уже переспала, специально за этим и приходит. Таких, как она, тут много. И склад, где этого, ну… э-э… потерпевшего нашли — его специально для этого и используют. Сколько раз замки вешали, так не удержать, все равно срывают… Олег перед тем, как уйти, как раз в холле и дежурил, смотрел, чтобы туда не лазили.

— А как же этот, пострадавший, туда пролез?

— Не знаю. — Охранник недоуменно замолчал. — Может, он с улицы зашел? Вы же видели, там дверь сломана?

— Наверное, — вздохнул Савельев. — Наверное, с улицы… Идите и позовите следующего.

Вместо следующего зашел эксперт.

— Дверь сломана изнутри, — заявил он, присаживаясь к столу и закуривая. — Выбили ногой. Там остался хороший отпечаток подошвы. Кроссовка, наверное, сорок второй размер. Если найдете обувь — можно будет идентифицировать. И еще. Похоже, парню по башке дали ножкой от стула. Она там и валяется, надо будет изымать. Только ее полапали уже все, кому не лень…

— Спасибо, — Савельев сделал пометки в своем блокноте, а потом закурил и, отпустив эксперта, вызвал следующего свидетеля.

Опросы немногих оставшихся охранников и посетителей дискотеки ничего нового не принесли. Оставалось много непонятного, но Савельев все больше склонялся к тому, что дело обстояло следующим образом: девушка, с которой видели Баранова, служила своего рода приманкой, выбирала жертву с кошельком потолще и заводила в склад, где их, сгорая от радостного нетерпения, ожидали ее дружки. Скорее всего, дело обставляли таким образом, что «терпила» и не догадывался о подлинной роли своей подруги. Видимо, журналист сопротивлялся, и ребята немного переборщили: вместо того, чтобы поставить шишку, проломили ему голову, а потом, испугавшись, выбили дверь и убежали. Непонятна роль этого Рубцова… Или все это — совпадение, или в его обязанности входило не пускать никого постороннего в склад, пока там шла «работа». Последний вариант охватывал все известные детали, но Савельев не мог избавиться от ощущения, что здесь что-то не так. Если ребята «работают» на дискотеке не первый раз, то почему никто из потерпевших не обращался в милицию и нет никакой другой информации по этому поводу? Или они попробовали сегодня впервые, и потому все так нескладно получилось?

Откусив размокший кусок папиросного мундштука, Савельев выплюнул его под стол, встал и прошелся по кабинету. Вопросов оставалось больше, чем он мог найти ответов, и опер возлагал надежду на показания потерпевшего. Должен же он помнить, за каким чертом его понесло в этот склад и что там случилось. А если не помнит, то, скорее всего, все это превратится в очередной «глухарь», который, материализовавшись в виде тонкой папки с надписью: «Уголовное дело», проваляется положенное количество лет на полке, а потом будет уничтожен. И даже если Савельев прыгнет выше своего носа, поймает и «расколет» преступника, то эти признания, не подкрепленные показаниями потерпевшего, не будут стоить ничего, а после первого же визита адвоката превратятся в очередной материал для жалобы в прокуратуру и повод для криков о нарушении прав человека.

4

Владимиру Ивановичу Маркову было сорок два года. Закончив институт, он несколько лет проработал на заводе, постепенно поднимаясь по ступенькам должностной лестницы. Когда началась перестройка, он возглавил одно из самых первых МП, возникших на базе завода, а потом поменял еще десятка полтора руководящих кресел. Был период, когда судьба вознесла его очень высоко, но счастливая волна спала так же быстро, как и поднялась, а Владимир Иванович чудом не оказался под следствием.

Падая вниз, он сумел извернуться и уцепился за кресло директора МП «Балка-плюс», в котором десять лет назад начинал свою коммерческую деятельность. За прошедшие годы когда-то прибыльное предприятие захирело и едва держалось на плаву, но предприимчивый ум Владимира Ивановича не дремал. Едва переведя дыхание после головокружительного падения, он принялся карабкаться наверх. Несмотря на скептицизм большинства прежних знакомых, дело в «Балке-плюс» сдвинулось с мертвой точки и стало набирать обороты. Последние полгода прошли очень удачно. Сейчас Владимир Иванович впрягся в комбинацию, которая должна была принести ему просто баснословный доход.

Малое предприятие «Балка-плюс» самоликвидировалось и тут же возродилось в виде АОЗТ «Балка-сервис», которое должно было просуществовать несколько месяцев, навсегда кануть в Лету, обеспечив своего хозяина на весь остаток жизни.

Так думал Владимир Иванович, сидя в субботу вечером перед телевизором и потягивая холодное пиво с солеными орешками. Другие люди, которые спланировали всю эту комбинацию и тайно руководили ею, только рассмеялись бы, узнав его мысли.

На телеэкране шло эротическое шоу. Оно было далеко не перворазрядным и состояло, в основном, из длинных монологов на французском языке пожилого ведущего и коротких пробегов по сцене обнаженных дам бальзаковского возраста и рубенсовских форм. Пиво в стакане оставалось на самом донышке, и Марков подумывал о том, чтобы присоединиться к своей супруге, заснувшей с книжкой в руке на кровати в спальне. Отсутствие дочери Ольги не беспокоило — по субботам она всегда ходила на дискотеку и, как правило, возвращалась уже под утро. У нее был свой ключ, и можно было спать спокойно.

Эротическое шоу неожиданно оборвалось, и экран телевизора запестрил серо-черными пятнами. Местная телекомпания иногда выкидывала такие фокусы, отключаясь в самый неподходящий момент. Но сейчас это очень устраивало Владимира Ивановича — он мог идти спать, не думая о том, что пропустил что-нибудь интересное.

Когда он уже засыпал, начал звонить телефон. «Надо отключать на ночь, — подумал Владимир Иванович, переворачиваясь на другой бок. — Все Ольге хахали звонят».

Телефон звонил, не умолкая, минуты две. Ночной звонок никак не мог касаться дел его фирмы, а мысль о том, что с дочерью могло что-то произойти, просто не пришла ему в голову.

Телефон замолк, и Владимир Иванович быстро уснул.

Марат повесил телефонную трубку, вышел из будки и присел на капот своей машины.

Похищенную девушку они спрятали в брошенном доме нежилой деревни недалеко от дачи Рубцовых. Олег и Толя остались караулить пленницу, а Марат отправился звонить ее родителям и диктовать условия освобождения. Он специально ехал медленно, подготавливая себя и сочиняя фразы, которые будет произносить. Он очень волновался и забывал важные слова. Остановившись рядом с притулившейся на обочине шоссе и почему-то нераспотрошенной телефонной будкой, он долго сидел в машине, ожидая, что из кустов выскочит спецназ, оторвет у старых «Жигулей» дверцы и вытащит его наружу. Выйти и набрать нужный номер стоило ему, наверное, несколько лет жизни. Но трубку никто не снял. Марат не знал, что ему дальше делать.

Повертев в руках бумажку с номером, Марат опять зашел в будку и повторил процедуру. Теперь он крутил диск гораздо быстрее и дышал не так часто, полагая, что ему опять никто не ответит. Так и получилось. Выждав десять гудков, он с облегчением повесил трубку, сел в машину и поехал обратно. Он даже немного порадовался неудаче, вспоминая, как злорадствовал Олег, когда у него вышла промашка с «наводкой» на квартиру. Ничего, пусть этот супермен поймет, что тоже может ошибаться.

Олег и Толя ждали его, сидя на крыльце дома. Толя допивал уже вторую бутылку пива и в десятый раз пересказывал подробности захвата девушки. С каждым новым вариантом его действия оказывались все более героическими и решительными, а поступки Марата выглядели смешнее и нелепее. Олег молчал, усмехаясь и рассматривая усыпанное звездами небо. Когда во двор въехали «Жигули», оба остались сидеть на месте, но Толя замолчал, а Олег перевел взгляд с далеких небесных на близкие земные объекты.

— Ну что? — спросил он, когда Марат вышел из машины.

— Ничего, — развел тот руками. — Никто не отвечает. Ты уверен, что правильно узнал номер?

— Конечно, правильно, — ответил Олег. — Посмотри: 11-35-09?

— Да…

— И что — никто не отвечает?

— Да я минут двадцать держал — вообще никто не подходит.

— Да что ты свистишь?! — рявкнул Олег. Он допускал, что вполне мог ошибиться, просчитывая номер телефона по адресу, но надо было поддержать авторитет, и он перешел в наступление: — Чего, прис…л звонить, да? Испугался, маленький? Хочешь ничего не сделать, а денежки получить? Так вот тебе!

Олег энергично ударил ладонью левой руки по локтю вытянутой правой и замолчал, подыскивая слова. Толя тоже молчал, ожидая, кто из товарищей возьмет верх. Ему было все равно.

— Сам езжай и звони, — спокойно ответил Марат, закуривая. — Ну, давай, если ты такой умный!

— Я тебе сейчас дам, — мрачно ответил Олег, приходя к выводу, что Марат все-таки не соврал и ему действительно никто не ответил. — Так дам, что мозги на заборе останутся! Посиди с нами часик, потом опять поедешь. Номер верный. Может, они в гости ушли? Или заняты чем-нибудь…

Марат присел на крыльцо. Толя дал ему новую бутылку пива.

— Как эта… подруга?

— Очухалась, — отозвался Толя, понимая, что разговор перешел на нейтральные темы. — Мы ее в подвале заперли. Оттуда не убежит…

— Смотри, звезда падает! — перебил его Олег. — Загадывайте желание!

Все задрали головы вверх и замолчали, глядя, как скользит по черному небу маленькая светящаяся точка.

В середине ночи Владимир Иванович проснулся и отправился в туалет, ругаясь на себя за то, что выпил слишком много пива. Когда он, на обратном пути, проходил мимо телефона, тот опять начал звенеть. «Сейчас я им покажу», — подумал Марков и, снимая трубку, рявкнул:

— Да!

На другом конце провода закашляли. Тембр явно был мужской, и Владимир Иванович, радуясь, что его подозрения оказались верными, злорадно спросил:

— Ну что, молодой человек, язык проглотили? Кто звонит?

— Ваша дочь Ольга находится у нас, — неожиданно бойко ответил собеседник и затараторил, глотая окончания слов. — Мы не намерены шутить. Если хотите увидеть ее живой — готовьте тридцать тысяч долларов. Деньги должны быть готовы к трем часам завтрашнего дня. Купюры не крупнее пятидесяти баксов. Мы вам завтра позвоним и укажем место встречи. Если обманете, то дочь больше не увидите, ясно?

— Что за шутки?! — заорал Марков, оправившись от неожиданности. — Вы чего там, ох…ли все, что ли? Я тебе, сопляк, покажу тридцать тысяч баксов! А ну-ка, дай ей трубку! Она у меня еще походит по дискотекам! Слышь, быстро позови ее!

— Это не шутка, — ответил собеседник, изменив голос. — Я вам серьезно говорю, она у нас. Готовьте деньги, или мы ее убьем.

Трубка зачастила гудками. Марков стоял, переминаясь с ноги на ногу и глядя на аппарат.

— Что там, Володя? — крикнула из спальни жена.

— Ничего. Какой-то придурок позвонил, сказал, что похитил Ольгу и требует за нее тридцать тысяч…

— Долларов?

— Нет, рублей! Шутят, понимаешь ли…

— Ты в милицию будешь звонить?

— В ФБР. Дай подумать!

Марков прошелся по квартире. Сначала он воспринял звонок как неудачную шутку — засиделась Ольга где-то вместе с приятелем, выпила и подговорила ребят позвонить, проверить родительскую любовь. Но… Не стала бы она так шутить! Нет, тут что-то другое. В милицию, конечно, звонить он не будет. Но что-то делать надо.

Владимир Иванович подошел к телефону и набрал номер Коли, своего водителя. Ответили почти сразу.

— Алло, Николай? Это Владимир Иванович… Срочно бери машину и приезжай, ты очень нужен. Я говорю, срочно!

«Крышей» фирмы Маркова была «центровая» группировка. Водитель Коля, принятый в АОЗТ совсем недавно, входил в одно из низовых звеньев группировки, был достаточно молод, но уже имел опыт, чтобы догадаться: на работу в «Балку» его устроили не случайно, и скоро должно «что-то» произойти. Что именно произойдет, он не догадывался и догадываться не хотел, вариантов было много, но надеялся во время этого оттяпать себе машину шефа. Машина была далеко не новой, но хорошей, оставшейся еще с тех времен, когда Владимир Иванович находился в зените своего успеха.

Успокоив жену, Марков оделся и вышел на улицу. Ждать пришлось недолго, уже через пять минут подъехал Коля на черной «вольво-760».

— Дискотеку в ДК Крупской знаешь? — спросил Марков, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье. — Давай туда…

— Может, лучше в «Черную кошку»? — усмехнулся Коля. — Там девочки симпатичнее будут.

— Езжай, куда говорят.

К удивлению Маркова, дискотека оказалась закрытой. Владимир Иванович постучал во входную дверь, и открывший ее охранник объяснил ему, что по техническим причинам все закрылось несколько часов назад и сейчас здесь никого нет. Обескураженный Марков вернулся в машину.

Коле повезло больше. Потрепавшись с охранником, он быстро нашел общий язык, и его даже пропустили внутрь. Вернувшись, он уселся на свое место и удивленно протянул:

— Да-а, дела… Говорят, тут парня какого-то пришили. Поэтому все и разбежались, где-то около часа. Милиция совсем недавно уехала.

— Как пришили? — услышанное неприятно поразило Маркова. — Ты что?

— Откуда я знаю, как? — ответил Коля, включая зажигание. — Меня там не было… Насмерть, наверное. Ну что, давайте в «Кошку»? Говорят, там по выходным программа классная…

— Помолчи, — Марков отцепил от пояса радиотелефон и начал набирать номер.

Скосив глаза, Коля проследил, как Владимир Иванович нажимает кнопки, и едва сдержал улыбку. Марков звонил на трубку его собственному «бригадиру» Степе-Борману.

Борман сидел за столиком в том самом ресторане «Черная кошка», о котором говорил Коля. Он приехал недавно и еще не успел надраться до обычной нормы, а потому не отключил радиотелефон и ответил сразу, как только услышал звонок. Выслушав Маркова, он скривился. В другой раз он послал бы бизнесмена далеко и надолго, но сейчас ситуация была иная. Степа знал, что на Маркова возлагаются определенные и очень большие надежды и что, в связи с этим, он пользуется особым вниманием со стороны лидера группировки Крутого и его ближайшего помощника Серого.

— Встречаемся через двадцать минут на площади Труда, — назначил Степа и, отключив телефон, кивнул одному из своих «бойцов»: — Чего сидишь, наливай!

— Я тебе нужен? — спросил Гога, двухметровый гигант с лицом неудачливого вышибалы и умственным развитием шестиклассника.

— Поехали, может, пригодишься, — кивнул Борман, поднимаясь из-за стола.

Собственная машина Степы стояла в ремонте, а пока он пользовался черной «девяткой», оставшейся от Саши-Зуба, который месяц назад свихнулся и лежал в психиатрической больнице. Машина была не старой, но Саша-Зуб не следил за ней вообще, и Борман морщился всякий раз, когда приходилось залезать в грязный салон с поломанными сиденьями.

— Когда они, падлы, починят наконец? — проворчал Гога, с трудом устраиваясь на переднем пассажирском сиденье. — В натуре, надо было на Пушкинскую, бля, гнать, там, суки, быстро делают.

Когда они приехали на площадь, «волызо» уже стояла там. Борман остановился невдалеке и помигал фарами. Поняв, что от него требуется, Владимир Иванович приказал Коле ждать, а сам вышел и пересел в «девятку».

— Ну, какие проблемы? — сразу спросил Степа.

— У меня пропала дочь. Пошла вечером на дискотеку и не вернулась. Недавно позвонил какой-то парень, сказал, что Ольга у них и я должен заплатить тридцать тысяч долларов. Завтра днем. Я ездил на дискотеку. Там уже несколько часов закрыто, хотя должны работать до утра. Охранник сказал, что примерно около часа ночи произошло убийство…

— В ментовку звонили? — спросил Степа.

— Нет.

— Правильно, и не надо. Сами разберемся.

— Я надеюсь, — Маркову хотелось добавить, что они просто обязаны разобраться, так как не зря же он платит им такие большие деньги, но сдержался, — Что мне делать?

— Езжайте домой. Мы сами займемся.

Степа просто не знал, что делать. «Бригадиром» он стал совсем недавно, после того, как его предшественник был убит одним из членов «бригады». Никто так и не понял, что они не поделили и из-за чего случилась стрельба. Раньше Борман курировал несколько принадлежащих группировке подпольных водочных заводов, прекрасно разбирался в этих вопросах и был очень доволен жизнью, но Серый переместил его на новое место и теперь приходилось заниматься тем, к чему он не имел ни желания, ни способностей. Во многих ситуациях Борман просто терялся. Так же произошло и сейчас.

— Езжайте домой. Если будут новости — я все время на трубе. Я скоро позвоню или подъеду. Нам, наверное, понадобится ее фотография.

— Я найду несколько, поновее.

Когда Марков вышел и пересел в свою машину, Борман посмотрел на Гогу, но тот явно не мог помочь мудрым советом, и Степа только вздохнул. Надо было нажраться и отключить телефон. Пусть бы кто-нибудь другой думал и решал.

Домашнего телефона Серого, а уж тем более самого Крутого, Борман не знал. Пришлось звонить Вите-Лесорубу, который курировал несколько низовых «бригад», в том числе и его собственную. Витя связался еще с кем-то. Телефонный звонок в квартире Серого раздался только через полчаса. Выслушав сообщение, он моментально растерял остатки сна и сел на кровати. Дело было слишком серьезным, в конечном итоге речь шла о сумме в несколько сотен тысяч долларов. Серый тут же перезвонил Борману.

— Ты где?

— Стою на площади Труда, — соврал Степа. На самом деле он опять сидел в «Черной кошке» и пил потихоньку водку.

— Будь там. Я скоро подъеду. Не дай бог, напьешься!

— Чего мне пить-то? — возмутился Степа, следя, как Гога наполняет рюмки.

— Смотри, — предупредил Серый и перезвонил Сергею Берскому, в определенных кругах более известному под прозвищем Крутой. Их диалог занял совсем немного времени.

— Пока определись сам. Посмотри, может, все это — туфта, девчонка просто загуляла. Или Марков чего-то крутит. Он не мог догадаться?

— Вряд ли.

— Ну, тогда действуй. Не мне тебя учить. Утром в офисе обсудим.

Учить Серого, действительно, смысла не имело. Когда-то он несколько лет отработал в уголовном розыске и хорошо знал, как поступать в подобных случаях.

Приехав на площадь Труда, он нашел там машину с Борманом и Гогой. Оба выглядели трезвыми, но Серый заметил, что они уже успели приложиться к рюмке и толку в предстоящем деле от них будет немного. Однако лишний раз «светиться» сам он не хотел, а потому продолжал подробно объяснять, какие вопросы следует задать на дискотеке и о чем поговорить с Марковым. Гога ничего не понимал и не пытался это скрывать. Но Борман усердно поддакивал и кивал, хотя уже через пять минут из всего услышанного у него в голове получилась полнейшая каша. Он четко усвоил только одно: надо как-то протерпеть до утра, а потом к делу подключатся те, кто в этом действительно разбирается, или проблема рассосется сама собой.

— Учтите: дело слишком серьезное. Если, не дай бог, чего испортите, бошки поотворачиваю, — напутствовал Серый, выходя из «девятки». Угроза невысокого, щуплого очкарика, каким выглядел Серый, двухметровому амбалу Гоге выглядела бы смешной, не знай они, что это действительно может оказаться правдой.

— Понятно, — отозвался Борман и включил зажигание. — Мы поехали. Если что — я на трубу отзвонюсь.

Серый сел в свою «Волгу» и отправился в офис АОЗТ «Парус». Он давно мог позволить себе купить новую престижную иномарку, но не делал этого специально, испытывая какое-то особое удовольствие от того, что пользуется машиной, в годы его молодости считавшейся символом большой власти и денег. В АОЗТ «Парус», владельцем которого являлся Берский, Серый занимал довольно скромную должность старшего специалиста по маркетингу. Его «должность» в группировке можно было определить как начальника разведки и контрразведки.

Охранник офиса еще не спал и открыл дверь после первого звонка. Серый прошел в свой кабинет и сел за стол, на котором был установлен компьютер. Требовалось многое обдумать, а он привык это делать, глядя на экран компьютера, куда, в случае надобности, можно было «вызвать» записанную на особых дискетах поистине бесценную специальную информацию.

Берский приехал рано и сразу прошел в кабинет Серого.

— Есть новости? — спросил он, поздоровавшись.

— Пока ничего существенного. Дочка Маркова до сих пор не объявилась. Звонков тоже больше не было. Борман ездил на дискотеку, говорил с охраной. Они что-то темнят. Я немного попозже узнаю, что удалось выяснить ментам. Пока только известно, что в кладовой на первом этаже около полуночи нашли мужика с разбитой головой. Я звонил в больницу. Ему сделали операцию, и сейчас он отлеживается. Ментов к нему еще не пускали.

— Интересно, — Берский присел на угол стола, взглянул на выключенный монитор компьютера. — Какие будут соображения?

— Мало информации. Если девчонку действительно похитили, то, вероятно, произошло это на дискотеке. Марков говорит, что она ходила туда каждые выходные. У нее была своя компания. Он искал адреса ее знакомых, но пока ничего не нашел, она, видимо, взяла записную книжку с собой. Парень, которому проломили голову, наверное, из ее компании и чем-то помешал. Эта кладовая, как я понял, используется для того, чтобы по-быстрому трахаться. Охрана закрывает на это глаза, а иногда и деньги стрижет за пользование. Возможно, девчонку ждали там. Из кладовой на улицу, прямо на автостоянку, ведет дверь, ее выбили, можно предполагать, что там у них стояла машина. Стоянка неохраняемая, и здесь — никаких концов. Дискотеку держат «омские». Я там прозондировал немного, но, сам понимаешь… Но я не думаю, что это их рук дело.

— М-да, — Берский посмотрел на часы. — Сколько у нас осталось времени? Шесть часов?

— Уже поменьше. И вряд ли мы что-нибудь успеем сделать. Похоже, это какие-то любители, которые нашли способ быстро подзаработать.

— Или кто-то не хочет, чтобы у нас получилось… — Берский не договорил и посмотрел на Серого. Тот понимающе кивнул. — Кто-то очень не хочет. Но деньги надо готовить.

— Да, — усмехнулся Серый. — Тридцать тысяч меньше, чем миллион. Если мы не можем найти, то надо хотя бы создать видимость.

— Главное — чтобы он в милицию не кинулся. Нам их внимание ни к чему.

— Не кинется.

— И еще… С деньгами, я думаю, придется распроститься. Да и хрен с ними! Но этих уродов надо будет найти. Обязательно найти!

— Найдем, — Серый кивнул в сторону компьютера. — У меня есть кое-кто на примете. «Клиент» будет доволен.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Убедившись, что Серый понял его правильно, Берский соскочил со стола.

— Не буду тебе больше мешать. Если потребуется, подключай всех, кого надо. От моего имени. В двенадцать Ромео подвезет деньги. Раньше, я думаю, они не потребуются?

— Нет.

— Ну и хорошо. Я устрою, чтобы мелкие купюры были. Насмотрелись боевиков, гангстеры хреновы…

Берский вышел. Серый придвинул к себе телефон и набрап выученный наизусть номер.

— Алло!

— Это я. Добрый день.

Линия была хорошо защищена от прослушивания, и Серый мог говорить открытым текстом, но, подчиняясь давно выработанной привычке, он старался хотя бы минимально закамуфлировать содержание разговора.

— У меня — вопрос. Я слышал, недалеко от вас есть ночной клуб с рестораном, дискотекой и всем прочим. Один «клиент» хотел бы вложить туда средства, но опасается «заморочек»… Можно узнать, какая там обстановка и какие люди?

— Можно попробовать, — помедлив, ответил собеседник.

— Очень хорошо. Заранее благодарен. И у меня еще один вопрос, сугубо личный. Не прояснилось, когда ваш «директор» уходит в отпуск?

— Через неделю.

— Вы меня порадовали. Еще раз спасибо. До свидания. Я перезвоню около двенадцати. К сожалению, дело не терпит.

— Я постараюсь, но времени слишком мало.

— Понимаю, но… До свидания.

Серый положил трубку и потер виски. Известие о том, что «директор» уйдет в отпуск раньше ожидаемого срока, обрадовало его. Он давно ждал этого момента. Ждал, чтобы рассчитаться с человеком, которого считал своим личным врагом.

В середине мая трое членов группировки изнасиловали племянницу оперативника из Правобережного РУВД капитана Ковалева. Она не стала подавать официальное заявление. После обычной волокиты, в возбуждении уголовного дела по данному факту было отказано. Но Ковалев повел свое собственное расследование и в конце концов «вычислил» всех троих. Серый так до конца и не понял, каким образом Ковалеву удалось добиться результата, но особой роли это и не играло. Ковалев застрелил одного из троих, «бригадира» Гену Овчинникова. И устроил так, что все подозрения и улики обернулись против другого — Вовы Яновича. Янович был задержан. Пока он находился в камере изолятора временного содержания, один за другим посыпались аресты торговцев наркотиками, которых курировал Янович. Полагая, что Вова, по какой-то личной причине, действительно убил своего «бригадира» и теперь сдает операм информацию в надежде получить от них поддержку, Серый принял решение о его ликвидации. Вова умер в последнюю ночь своего нахождения в ИВС, за несколько часов до отправки в тюрьму. А буквально на следующий день Серый получил информацию о том, что Яновича задержали по подсказке Саши Зубченко и что именно он, а не Вова «сдал» торговцев наркотой. «Бригаде» Циклопа было поручено «поговорить» с Сашей. Они вывезли его за город, в заброшенный амбар, давно используемый для подобного рода переговоров. В самый ответственный момент туда неожиданно нагрянул РУОП. Циклоп погиб, попытавшись воспользоваться своим пистолетом. Остальные были задержаны и сейчас сидели в тюрьме, за исключением одного, который во время «разговора» оставался на улице и, благодаря героическим усилиям адвокатов, был «вытащен» на подписку о невыезде.

Серый слишком поздно сообразил, что исполнял навязанную ему роль в игре по чужому сценарию. Разобравшись, он сообщил обо всем Берскому, ожидая получить от него одобрение на проведение акции в отношении Ковалева. Но тот, совершенно неожиданно, воспротивился. Он придерживался некоторых довольно нетрадиционных взглядов и в данном случае посчитал, что Овчинников, Янович и Зубченко получили свое.

— Они были не правы, — веско сказал Крутой, выслушав своего помощника. — И получили по заслугам. Сколько раз этим баранам говорил, чтоб не занимались всякой х…ней! Им что, денег или баб мало? Козлы! А в том, что так получилось, есть и твоя вина. Ты должен был во всем разобраться. С одной стороны, хорошо, что мы от них избавились, неизвестно, что они выкинули бы дальше. Циклопа жаль… Но он тоже сам виноват, не надо таким самоуверенным быть…

В далеком прошлом Берский был офицером армейского спецназа, и это иногда сказывалось на его поступках и словах. Даже Серый не всегда понимал его.

— Мента пока не трогай. Держи, конечно, в поле зрения, но если он нам ничего больше не сделает, то не трогай его. Я бы на его месте также поступил. Посмотри, может, найдешь к нему какие подходы. Я так понимаю, что он мужик с головой, так не дело ему на грошовой ментовской зарплате сидеть. Эх, черт, такие убытки, и все из-за трех козлов, у которых е…ки чесались.

Серый не стал спорить, но остался при своем мнении. Простить Ковалева он не мог. Не мог забыть того, что его использовали «втемную» и, по большому счету, оставили в дураках. Он ждал своего часа. Он придумал план и с нетерпением ожидал момента, когда можно будет начинать.

Как оказалось, до этого момента осталось около недели.

За прошедшую ночь Савельев спал не больше трех часов. Отработав с охранниками и посетителями дискотеки, он съездил домой к Рубцову. Как оказалось, отец давно жил отдельно, а мать, пропустив оперативника на кухню и удерживая за ошейник огромного ньюфаундленда, пояснила, что Олег поехал за город отмечать день рождения своего друга.

— Вот номер моего телефона, — сказал Савельев, поднимаясь с табуретки и стараясь не смотреть на угрожающе рычащего пса. — Пусть позвонит мне, когда вернется. Или мне, или еще можно вот по этому телефону, это — мой коллега, он тоже будет в курсе. На дискотеке было происшествие, один человек пострадал. Я знаю, что Олег ушел раньше, он отпрашивался у своего начальства, но, может, он что-нибудь видел или знает. Передайте ему, пожалуйста.

Вернувшись в отделение, Савельев был вынужден заняться двумя воришками, пытавшимися умыкнуть лобовое стекло от «Запорожца» и задержанными постовыми. Только в шесть утра, когда подключился дежурный следователь, Савельев заперся в своем кабинете и задремал на рассохшемся, продавленном до пола диване.

На утреннем совещании у заместителя начальника отделения по уголовному розыску Савельев доложил итоги своей работы.

— Плохо, что журналист, — вздохнул зам по УР. — Небось, потащился туда с какой-нибудь лярвой, а теперь будет из себя героя строить. Помните, в прошлом году, когда у редакторши в подъезде кейс отобрали, какой шум поднялся? Чувствую, теперь то же самое будет. Баранов… Знакомая фамилия!

— Точно, — поддержал кто-то из оперов. — Он на криминальные темы пишет. Ругает, что не ловим никого, и за права человека бьется.

— Ну, тогда тем более… Ладно, Гена, ты свое отработал, так что иди, отдыхай. У тебя материалы просроченные есть?

— Два. По вымогательству и по угону. Угон как-то отказывать надо, там мужик явно машину где-то спрятал и страховку получить хочет. А по вымогательству — вообще тишина. Они обещали через неделю объявиться, а уже прошло две…

— Ладно, иди. Завтра на развод не опаздывай и с просроченными материалами решай.

— А с журналистом кто, Пушкин разбираться будет?

— Да нет, тоже ты и тоже завтра. Все, не мозоль глаза: или оставайся, или иди.

Через час после того, как в 15-м отделении закончился развод, во дворе дома Рубцова остановился белый «джип», в салоне которого сидели трое мужчин с характерной внешностью бывших спортсменов-единоборцев. Водитель остался сидеть на месте, а двое других вошли в дом. Один остановился перед дверью квартиры Олега, а другой поднялся выше и встал, положив руку на заткнутый за пояс пистолет.

— Кто там? — спросила мать Олега.

— Милиция, — отозвался бывший спортсмен и помахал перед глазком удостоверением.

— Господи, да не приходил он еще! Вы что, так и будете ходить друг за другом?

— Мы из другого отделения, — когда дверь открылась, спортсмен, не обращая внимания на собаку, протиснулся в коридор и быстро заглянул на кухню и в обе комнаты. Лазить по шкафам и заглядывать под кровать он не стал. — Возможно, мы еще заедем попозже. Если он появится, то не забудьте напомнить, чтобы он позвонил. Всего доброго.

— Я же говорила, что передам. А что все-таки случилось?

— Пока ничего нового.

Встретившись со своим напарником, спортсмен вернулся к машине.

— Не появлялся, — сказал он водителю, забираясь на сиденье.

— Будем ждать, — флегматично отозвался тот и отъехал в сторону, чтобы машина не бросалась в глаза, но из ее салона хорошо просматривался вход в нужный подъезд.

В отличие от уголовного розыска Правобережного района, у «центровой» группировки хватало сил и средств для того, чтобы оставить засады во всех необходимых местах.

В три часа дня Владимир Иванович Марков сидел на кухне в своей квартире и, почти не отрываясь, смотрел на телефон. К аппарату подключили какое-то устройство, которое должно было определить, откуда будет звонить похититель, но, как пояснил занимавшийся его установкой парень, надежды на это было немного. Под кухонным столом Марков поставил полученный от Серого неброский «дипломат», содержимое которого составляли тридцать тысяч долларов и небольшой радиомаяк. Иногда из коридора забегала кошка. Пытаясь привлечь внимание хозяина, она начинала обнюхивать и царапать кожаные бока «дипломата». Марков отталкивал ее ногой и закуривал очередную сигарету.

К половине четвертого напряжение достигло пика. Марков не отводил глаз от телефона и все чаще хватал трубку, чтобы услышать гудок и убедиться, что он работает.

В три сорок две позвонила подруга жены. Услышав визгливый, захлебывающийся голос, Владимир Иванович долго не мог ничего сообразить, а потом повесил трубку, пробормотав:

— Рая, она тебе вечером перезвонит.

Откинувшись на спинку стула, он почувствовал, что у него нестерпимо болит голова, и выругался. «Лишь бы сегодня обошлось, — подумал он. — А через три месяца я буду валяться на пляже далеко от этой е…й страны…»

Марков включил кофеварку, и в этот момент телефон зазвонил опять.

— Алло!

— Это мы. Надеюсь, вы узнали?

— Да, — Марков удобнее перехватил трубку влажной рукой. Своего ночного собеседника он узнал сразу.

— Деньги готовы?

— Да.

— Тридцать тысяч, мелкими купюрами? Они не должны быть помечены.

— Разумеется!

— Хорошо. Ровно в четыре тридцать, ни минутой раньше или позже, вы должны приехать на Восточный вокзал и пройти в старые камеры хранения. Знаете, небольшой домик недалеко от автостоянки? Там найдете ячейку номер сорок два и положите деньги туда. Они должны быть в сумке. Ячейка пустая и сейчас заперта. Код — «П»-шестьсот семь. Запомнили?

— Запомнил. «Дипломат» вам подойдет?

— Пойдет. Мы отпустим Ольгу сразу, как только получим деньги. Если мы заметим слежку — вы ее больше не увидите. Или, если попытаетесь как-то по-другому нас нае…ть. Все понятно?

— Да.

— Тогда все. Запомните, ровно в шестнадцать тридцать, не раньше и не позже. Мы не шутим.

— Я все понял. Где я смогу найти Ольгу?

— Она сама к вам доберется. Ждите ее примерно через час после того, как положите деньги. Естественно, если не попытаетесь нас нае…ть.

— Я должен убедиться, что все это не розыгрыш и что она жива, — сказал Марков, вспомнив инструктаж Серого. — Дайте ей трубку.

— Не говорите глупостей. Она находится совсем в другом месте. С ней ничего не случилось, пока… Если будете крутить, то ей не поздоровится, — несмотря на данные Олегом указания, Марат так и не смог в разговоре перейти на «ты», но добросовестно старался говорить спокойным угрожающим тоном.

— Только попробуйте ее тронуть! — взорвался Марков, чувствуя необходимость хоть как-то поддержать имидж. — Вы не понимаете, с кем связались. Деньги вы, конечно, получите, но, не дай бог, хоть пальцем к ней прикоснетесь. Я вас из-под земли достану!

— Можете попытаться не платить, посмотрите, чем это для вас закончится, — огрызнулся Марат, озираясь по сторонам и вытирая мокрый лоб. — Мы люди серьезные и шутить не будем. Загляните в свой почтовый ящик, там лежит подтверждение, которое вы так хотите…

При последней фразе оба одновременно вспомнили виденные раньше кинобоевики. Марков, вздрогнув, представил, как вынимает из почтового ящика бесплатные рекламные газеты и конверт, в котором запечатано отрезанное ухо дочери. Марат почувствовал, что надо закончить разговор на солидной ноте, откашлялся и прошипел:

— В любом случае, у вас просто нет другого выхода, директор.

Марков швырнул трубку на аппарат. Разговор стоил ему не меньше нервов, чем Марату. «Дешевые сопляки, — думал он, шаря по карманам в поисках сигарет и не замечая лежащую перед телефоном пачку „Кэмела". — Дешевые сопляки… Они мне в десять раз больше вернут, щенки малолетние! Лишь бы сейчас обошлось».

Так и не найдя сигареты, Владимир Иванович вышел на лестницу и спустился к почтовому ящику. В нем действительно что-то лежало. В спешке Марков забыл взять ключ, но возвращаться за ним не стал. Его переполняло желание сделать что-нибудь решительное и, не долго думая, он повернулся к ящику спиной и саданул локтем по крышке. При втором ударе он отбил локоть, но своего добился.

Внутри действительно лежали целая пачка рекламных листков и белый конверт без марки. Судя по толщине, ухо никак не могло там поместиться. Владимир Иванович разорвал конверт и вытащил поляроидную фотографию. Верхняя часть лица дочери была замотана каким-то шарфом, но Марков сразу узнал ее. Она сидела на полу неопределенного вида темного помещения, обнимая скованными наручниками руками толстый деревянный столб. На обратной стороне фиолетовой ручкой было нацарапано:

5

— Нет, это какие-то дилетанты, — в очередной раз задумчиво пробормотал Серый, сквозь темные очки разглядывая небольшой павильон камер хранения. — Думают, что так очень легко деньги зарабатывать. Знаешь, что самое смешное?

— Что? — отозвался Валя-Латыш, не отрывая взгляда от зажатого в руках сканера.

— Самое смешное в том, что они действительно могут эти деньги получить. Такая уж сложилась ситуация. М-да, смешно.

Обычно Серый никогда не был расположен к подобного рода откровениям. Но, по непонятной для самого причине, в этот раз он нервничал больше обычного, хотелось поговорить, а Валентин был единственным человеком, которому он мог доверить хотя бы часть своих мыслей.

— Угу, — отозвался тот, чутко прислушиваясь к доносящемуся из эфира треску. — Бывает.

Они сидели на заднем сиденье «Волги» с армейскими номерами, запаркованной на той самой автостоянке, о которой упоминал в разговоре Марат. Оба были одеты в офицерскую форму, один — с погонами подполковника, другой — старшего лейтенанта. Вдоль ларьков болтался один из «быков», наряженный в выцветшую «афганку» с толстым мотком белой подшивы на воротнике. Для роли генеральского водителя он соответствовал идеально. Чуть в стороне дремал за рулем своего красного «шевроле-комаро» Ромео, а в соседнем переулке стоял джип с бойцами Билла — самого крутого «бригадира» в группировке. На случай, если придется «пасти» какую-нибудь машину, Серый подготовил две неприметные «восьмерки» с форсированными моторами и обученными водителями, а еще две дюжины человек, слившись с вокзальной толпой, отирались неподалеку от павильона и в других узловых точках.

Операция, несмотря на недостаток времени, была подготовлена с размахом. На девяносто пять процентов Серый был уверен в успехе. Пять процентов он отводил на непредсказуемые случайности и гениальность противников. Он был уверен, что в любом случае они «срубят» человека, который придет за деньгами. А вот дальше именно Серому предстояло решить, нужно ли хватать вымогателя на месте, или лучше попытаться проследить за ним, а то и вовсе отпустить с миром. Он твердо знал, что в любом сомнительном случае лучше пожертвовать тридцатью тысячами — чтобы сохранить гораздо больше. Именно это он имел в виду, когда говорил, что вымогатели могут получить свои деньги.

— Алло, папик! — Валентин едва заметно напрягся, вслушиваясь в перехваченный разговор по радиотелефону. — Это Петя. Я с Игорьком заеду в «Шарик», ненадолго… Нет, а потом сразу к тебе… Целую!

— Гомики, — поморщился Серый, не отрывая взгляд от павильона.

Вокруг было многолюдно, но Серый привычно разделял пеструю толпу на отдельных индивидуумов, мгновенно оценивая каждого и запоминая тех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к их делу. Тем же самым занимался и Ромео, хотя любой, заглянув в кабину красного «шевроле», сказал бы, что хозяин машины крепко спит.

Ровно в шестнадцать двадцать восемь взгляд Серого выхватил из толпы Маркова. Мрачно уставившись перед собой, Владимир Иванович солдатским шагом двигался к павильону, крепко сжимая черный «дипломат». Глядя на его лицо, можно было твердо сказать, что без отчаянной драки он не отдаст и одного цента, не говоря уже о трех десятках тысяч долларов. Но Толя, проскользнувший в павильон за минуту до него, этого не видел, а потому сохранил способность к активным действиям, хотя едва держался на ногах от страха.

Радиосигнал, который выдавал вмонтированный в корпус «дипломата» маячок, был четкий. Серый понимал, что вымогатели в первую очередь могут избавиться от «дипломата», по крайней мере сам он, на их месте, поступил бы именно так. Но рисковать, маскируя устройство под пачку банкнот, не стал. Он рассчитывал, что противники, получив выкуп и убедившись, что их не пытаются обмануть, отпустят Ольгу. Не могут ведь они не понимать, что за бизнесменом стоят определенные, далеко не безобидные силы и утрата единственной дочери вызовет ответные меры. Серый думал и о том, что похитители могут попросту не знать, против кого они выступили. В этом случае одно упоминание о «центровой» группировке должно заставить их если уж не отказаться от своих притязаний, то хотя бы честно выполнить условия обмена. Поэтому, вместе с деньгами, он вложил в «дипломат» белую картонку формата обычной визитки, с аккуратным черным кружком посередине. Для людей, имеющих отношение к криминальному миру, этот символ говорил достаточно много и должен был уберечь от опрометчивых шагов.

— Внимание, — тихо произнес Серый в микрофон, и три десятка человек насторожились, услышав его голос из динамиков портативных радиостанций. — Наш «клиент» вошел. Теперь смотрим внимательно.

Владимир Иванович остановился на пороге павильона, ожидая, пока глаза привыкнут к неожиданному после солнечного перрона сумраку. Осмотревшись, он вошел внутрь и остановился в дальнем левом углу, возле нужной ячейки. Холодная металлическая дверца была заперта. Марков поставил «дипломат» на пол и стал набирать шифр, косясь на парня, ковырявшегося с какими-то пакетами недалеко от него. Открытая дверца ячейки № 67 не давала рассмотреть лицо, и Владимир Иванович видел только заношенные джинсы с разрезами на коленях и грязные кроссовки. У Маркова мелькнула мысль договориться с парнем, чтобы он остался в павильоне и понаблюдал. «За стошку баксов он здесь ночевать согласится. А за двести сам в ячейку залезет, вместо чемодана». Идея понравилась, но Серый строго-настрого запретил какую-либо самодеятельность, и Владимир Иванович, вздохнув, запихнул «дипломат» в металлический ящик. Все. Теперь от него ничего больше не зависело.

Он почувствовал, что у него страшно болит голова, и побрел к выходу, ссутулившись и сунув руки в карманы брюк. Парень продолжал возиться со своими пакетами, почти по пояс забравшись в ячейку. Проходя мимо, Марков ощутил исходивший от него запах водочного перегара и немытых ног. «Хорошо, что я к нему не подошел», — подумал Владимир Иванович, выходя на перрон.

— Наш «клиент» вышел, — сообщил Серый, вглядываясь в поникшую фигуру в синем костюме.

Марков покинул вокзал через главный вход, нашел на стоянке свою «вольво» и упал на заднее сиденье.

— Куда, шеф? — спросил водитель Коля, торопливо дожевывая шаверму и обтирая пальцы о штаны. — Домой?

— Домой, конечно… Куда же еще?

Как только Марков вышел, Толя метнулся к сорок второй ячейке, трясущимися пальцами набрал шифр и вцепился в «дипломат». Сердце подпрыгнуло и замерло в горле. Он ожидал, что чемодан взорвется, а с потолка спрыгнут бандиты вперемешку с ментами. Но ничего не произошло. Он оттащил «дипломат» в свою ячейку, захлопнул дверцу сорок второй, вернулся обратно, зажмурился и открыл крышку.

Опять ничего не произошло.

В углу «дипломата» лежали несколько пачек десяти — и пятидесятидолларовых банкнот.

В голове у Толи заиграла музыка. Он потрогал деньги пальцем и почувствовал, как на глазах у него выступили слезы. Он попробовал прикинуть, сколько денег лежит перед ним, но все расчеты спутались, сметенные нарастающим бравурным маршем, который впитал в себя все: недавние переживания, радость от нахлынувшего богатства и мысль о том, не стоит ли втихаря прикарманить хотя бы одну пачку. Вдруг этот барыга заплатил даже больше?

В павильон вошел пенсионер в панаме и с рюкзаком. Толя опомнился, в два приема сгреб и переложил в свою сумку пачки банкнот, а «дипломат» вытащил и оставил у стены. Кто-нибудь наверняка его скоро прихватит, и если торгаш привел за собой ментов или бандитов, то они кинутся на этот чемодан, стоит его только вынести из павильона. Пусть, сколько хотят, трясут этого дурака и добиваются от него, куда он дел деньги. А когда через час Ольга явится домой целая и невредимая, они окончательно убедятся в том, что их обманули. Никто ведь не будет отпускать заложника до тех пор, пока не приберет к рукам требуемый выкуп, а раз она пришла, то, значит, деньги в надежном месте и на вокзале уже делать нечего. Так что вечером уже можно будет забрать сумку с «баксами», не опасаясь, что тебя завалят прямо на ступенях или привесят «хвоста».

Толя вышел из павильона, беззаботно помахивая полиэтиленовым пакетом, в котором виднелись бутылка пива, книга и плавки с полотенцем.

Серый проводил его задумчивым взглядом и переключил внимание на более интересный объект.

Радиомаяк продолжал выдавать устойчивый ровный сигнал.

Тимур Урбенин, менеджер АООТ «Русский медведь», должен был уехать поездом в 16.30 в Новосибирск, договариваться о поставке в город большой партии стиральных машин и сковородок. Накануне он получил в бухгалтерии командировочные, выслушал последние наставления начальника и покинул офис с твердым намерением отправиться домой и готовиться к командировке. Но вместо дома ноги привели его на презентацию фирмы, где работали двое старых знакомых. Презентация проходила бурно, и впоследствии Тимур, как ни старался, никак не мог вспомнить многие интересные вещи. Например, каким образом он оказался с секретаршей шефа на столе в компьютерном зале, куда пропал левый носок и кто утопил его ботинки в аквариуме. Тот из старых знакомых, который работал коммерческим директором, где-то потерялся, но второй, состоящий в должности начальника службы безопасности, погрузил Тимура в салон своего кабриолета, и они начали носиться по городу. Было очень весело, хотя временами Тимур погружался в забытье, откуда выныривал после увесистых толчков под ребра. За ними погнались гаишники, но начальник службы безопасности, сатанински хохоча и топорща буденновские усы, обеими ногами вдавил акселератор. Они с жутким ревом пронеслись по набережной и оторвались от погони. Потом было еще много всего интересного, но всему интересному приходит конец, и за час до отхода поезда Тимур очнулся на полу в своей квартире в рубашке и галстуке, но без штанов. На диване, в обнимку с какой-то рыжей лярвой, храпел его знакомый.

Сборы были короткими, но мучительными и бестолковыми. Когда они, наконец, погрузились в кабриолет, стало ясно, что на поезд он все равно не успевает, а половина необходимых вещей осталась забытой.

Старый знакомый опять пытался шевелить усами и давить акселератор, но, по сравнению с ночью, число машин в городе заметно увеличилось и из этой благородной затеи ничего не получилось. За ними опять, сверкая мигалками и ревя сиреной, пошла патрульная машина, но теперь уже было ясно, что оторваться не удастся.

— Водитель черного кабриолета «м 327 ПА», принять вправо и остановиться! — надрывался громкоговоритель гаишных «Жигулей». — Водитель черного кабриолета, приказываю остановиться!

— Придется остановиться. Ты выскакивай и беги, я с ними сам разберусь. Еще успеешь.

Когда кабриолет остановился, Тимур действительно выскочил и побежал, волоча за собой бьющий по ногам чемодан. Через тридцать метров он, задыхаясь, остановился. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. Добраться до вокзала за это время не было никакой возможности. Следующий поезд в Новосибирск ожидался только через два дня. Тимур выругался и поставил чемодан. Шеф никаких объяснений не примет.

В левой руке ощущался какой-то предмет. Осмыслив это наблюдение, Тимур поднял руку и увидел, что зачем-то прихватил из машины радиотелефон приятеля. Не успел он выругаться по этому поводу, как трубка запищала, и он зачем-то ответил.

— Шурик, твою мать, ты где?

Тимур ответил грубо, но очень ритмично и прервал разговор. Обернувшись, он увидел, что ни гаишников, ни черного кабриолета уже нет. «Ну и хрен с ним, сам виноват, — подумал Тимур. — Положу на вокзале в камеру хранения, потом позвоню ему… А добираться как-то надо, хоть с пересадками».

Тимур хотел сунуть трубку в карман пиджака, но замер, пораженный внезапной идеей. Выход был найден.

Присев на чемодан, он торопливо набрал «02» и стал ждать ответа, следя за секундной стрелкой своих часов.

— Алло, милиция, — услышал он равнодушный женский голос.

— Вы знаете, Восточный вокзал заминирован, — заговорщицким тоном прошептал Тимур. — В течение часа будут взорваны две мины. Одна заложена в поезд до Новосибирска, 1238. Другая, — Тимур лихорадочно порылся в памяти, отыскивая подходящее вокзальное строение и уцепился за первое подвернувшееся название, — другая заложена в камерах хранения. Торопитесь, или будет поздно. Я не могу назвать себя — если они узнают, кто я, то меня убьют. Но это очень серьезно.

Тимур оборвал разговор и захихикал, радуясь собственной находчивости. Отдышавшись, он набрал «01» и опять поведал про две мины. «Теперь уж точно приедут», — подумал он, поднимаясь и убирая трубку. Тимур знал, что АОН не может определить номер радиотелефона, и о будущем не беспокоился.

Он приехал на вокзал и еще почти три часа ждал отправления своего поезда, с некоторой долей удовольствия наблюдая за поднятой им волной. Плохо, что радиотелефон пришлось брать с собой — к камерам хранения почему-то не подпускали даже после того, как обследовали и открыли для доступа пассажиров все остальные помещения.

Как только Толя сообщил, что деньги получены, Марат погнал машину обратно в деревню, где они держали Ольгу. Он верил и, одновременно, не верил, что у них получилось. В голове была пустота, только назойливо билось банальное: «Так легко не бывает». Дорога заняла не больше двадцати минут, но Марату уже казалось, что он никогда не доедет. Только свернув с шоссе на пыльный разбитый проселок и увидев вдалеке черные силуэты полуразвалившихся домов, он облегченно вздохнул.

Олег ждал его в соседнем доме, сидя на перевернутом ведре около окна и положив перед собой пистолет. Это был «ТТ» — лучшая из всех «игрушек», оставшихся у него после ареста брата. Олег давно купил к нему запас патронов и несколько раз практиковался в стрельбе по банкам. Присутствие оружия успокаивало, хотя Олег прекрасно понимал, что если вместо Марата нагрянут менты или бандиты, «пушка» его никак не спасет. Останется разве что застрелиться из нее.

В отличие от своих «компаньонов», Олег был достаточно спокоен. Он был уверен, что у них все получится, но был готов и к худшему варианту. На этот случай он предусмотрел некоторые нюансы, которые, в зависимости от того, с кем придется иметь дело, гарантировали ему меньший, по сравнению с остальными, срок, или меньшие неприятности.

Когда на проселке появилась машина Марата, он отодвинул ведро, встал боком к окну и взял в руку пистолет. Прицелившись в петлявшие среди выбоин и кочек «Жигули», он с удовольствием обнаружил, что рука у него не дрожит вообще.

Машина остановилась. Хлопнула дверца, и Марат замер около капота, не зная, что ему делать: в дом или прыгать обратно за руль и удирать. Олег с усмешкой наблюдал за тем, как он дергается и озирается по сторонам. Убедившись, что в машине никого больше нет и «хвоста» не видно, Олег выбрался из укрытия и позвал друга. Марат, с облегчением вытирая взмокшую шею, направился к нему. На его лице играла неуверенная улыбка. Олег, сохраняя непроницаемое выражение, стоял на крыльце, поглаживая рукоятку засунутого в задний карман джинсов пистолета.

— Есть! — крикнул Марат, подойдя к нему. — Толик звонил, сказал, что они отдали деньги!

— Чего ты орешь-то? — поморщился Олег, и Марат остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. — Понятно, что отдали. Это тебе не на квартиры налеты устраивать… Он деньги переложил?

— Да.

— Все чисто?

— Говорит, да…

— Говорит! Я ему ведь объяснял, как проверится… Ладно, значит, все нормально. Пошли, надо бабу отпускать. Чем быстрее она доберется до дома, тем быстрее мы возьмем деньги. Надеюсь, по дороге ее никто не похитит. Это уже перебор будет.

Они прошли в соседний дом, где находилась Ольга: она сидела в глубоком, с бетонными стенами, подвале. На ее левом запястье был защелкнут браслет наручника. Второй браслет был прицеплен к металлическому тросу, натянутому вдоль стены на высоте полуметра от пола. В двух углах постоянно горели сильные дампы. На полу валялись несколько журналов, сигареты, стояла миска с фруктами и полупустая бутылка ликера. Олег старался, по возможности, облегчить ей условия, надеясь, что чем меньше к ним будет претензий, тем легче им будет выпутаться, если возникнут какие-нибудь сложности. По этой же причине он едва не подрался с Толей, который, утомленный часами ожидания, предложил пустить Ольгу «по кругу». Ругалась они в доме, и Олег постарался сделать так, чтобы девушка услышала каждое их слово. С одной стороны, это должно было лишний раз подтвердить ей необходимость беспрекословного подчинения, а с другой — давало еще один козырь Олегу на случай, если вся их операция провалится.

Сквозь щели между досками люка Олег затянул в подвал, убедился, что все в порядке, и несколько раз хлопнул по крышке ладонью, привлекая внимание девушки.

— Эй, Оля, ты меня слышишь? Сейчас поедешь домой. Твой папашка дал деньги, мы их уже получили, так что теперь выполняем свои обещания. Поняла? — Олег поднял голову, посмотрел на Марата и подмигнул: — Он выполнил свои обещания, так что теперь мы выполняем свои. Мы ведь говорили, к тебе у нас претензий нет, это урок твоему папе. Веди себя спокойно, сейчас мы отвезем тебя в город и отпустим. Не бойся, мы не обманем. Понятно?

Ольга покорно кивнула головой. Для нее, капризной и распущенной дочери состоятельного человека, проведенные в подвале часы оказались сильнейшим потрясением и начисто сломили ее волю. Если бы в том споре победил Толя, то сейчас она уже не могла и не стала бы сопротивляться, даже если бы он пригласил на это мероприятие солдат из расположенной за лесом части стройбата.

— Я вижу, что тебе действительно все понято. Умница… Не делай никаких глупостей, и через два часа ты уже будешь дома. Все, теперь одень мешок.

Правой рукой Ольга вытянула из-под себя и надела на голову черный, из плотной ткани мешок, в котором Олег выводил ее в туалет и на прогулку. Убедившись, что она не сможет его увидеть, Олег откинул крышку люка и спустил вниз лестницу. Слез, отцепил ее от троса и помог нащупать ногой первую ступеньку.

— Лезь.

Они поднялись наверх. Там Марат опять сковал ей руки наручниками, и все вышли на улицу. Олег шел последним, сжимая в руке пистолет. Когда Марат перешагивал порог, он остановился и невольно затаил дыхание, но ничего не произошло. По-прежнему ярко светило солнце, в воздухе носились надоедливые мухи и где-то далеко-далеко заливалась лаем собака. Олегу показалось, что все это происходит не с ним, что он — лишь сторонний наблюдатель: заложники, оружие, деньги… Года два назад он и представить не мог, что будет заниматься такими вещами.

Ольгу посадили в грузовой отсек «форда». Марат связал ей ноги веревкой, а Олег спустился в подвал, собрал в мешок оставшиеся после нее вещи, а потом прошелся по дому, уничтожая следы их пребывания. Он чувствовал, что в его жизни начинается новый, не похожий ни на что предыдущее период.

Они поехали на двух машинах. Впереди, на своих «Жигулях», шел Марат. Он часто вытирал ладони о штанины и поглядывал в зеркало заднего вида, как будто ожидал, что с оранжевым микроавтобусом что-то случится. Олег, сидя за рулем «форда», слушал музыкальную радиопрограмму и воевал с коробкой передач, проклиная старую технику и ленивых механиков отца.

Они въехали в пригородный поселок, покрутились по улицам и остановились в глухом дворе позади универмага. Олег вытащил Ольгу из фургона и положил на асфальт. По нижнему краю одетого на ее голове мешка была продета веревка. Олег затянул ее и завязал на несколько узлов — так, чтобы она смогла освободиться от него не раньше, чем через несколько минут. Похлопал ее по плечу и снял наручники.

— Вот и закончилось все. Ничего страшного ведь не было, верно? Только напоследок не делай глупостей. Лежи, как лежишь, еще не меньше получаса. Мы сейчас уедем, но наш человек будет наблюдать за тобой со стороны и ему очень не понравится, если ты меня не послушаешься. Поняла?.. Ну, тогда прощай. Приятно было познакомиться.

Олег прыгнул в кабину микроавтобуса, резко развернулся и первым выскочил из двора на улицу. Через пять минут последние дома поселка остались далеко позади, и он несся по шоссе к городу, чувствуя себя уставшим человеком, который выполнил трудную, но необходимую работу.

Он не заглядывал далеко вперед. Он просто был уверен, что его ждут деньги.

На самом деле он ошибался. Ждало его совсем другое.

Серый почувствовал неладное через пять минут после того, как на вокзале началась суматоха, вызванная поисками бомбы. Задумчиво покусывая нижнюю губу, он позвал своего водителя и приказал отъехать на несколько кварталов в сторону. Валя-Латыш молчал, и только когда на узкой улице их «Волге» пришлось заехать на тротуар, чтобы пропустить два мчавшихся к вокзалу грузовика с омоновцами, многозначительно посмотрел на шефа.

Когда машина остановилась, Серый взял радиотелефон и, отвернувшись к окну, чтобы никто не мог заметить, какие кнопки он нажимает, начал кому-то звонить. Ему долго не отвечали, и он сердито морщился, вполголоса матерясь. Наконец третий или четвертый абонент снял трубку.

— Это Игорь Петрович. Я перезвоню через пару минут. Узнай, пожалуйста, что за херня творится на Восточном вокзале. Мне в командировку ехать надо, а тут, похоже, надолго все перекрыли… Может, мне лучше в аэропорт ткнуться?

— Это бомба, — помешкав, отозвался собеседник. Он занимал достаточно высокий пост в линейном отделе внутренних дел на транспорте, местом своим дорожил, а потому всегда старался избегать телефонных контактов с Серым. — Был анонимный звонок, что заминированы камера хранения и один из поездов.

— Вот как? Похоже, это надолго…

— Как получится. Я извиняюсь, но у меня сейчас очень много работы.

— Спасибо, не стану больше отвлекать. До свидания.

Этот телефонный разговор слышали два оперативника РУОПа, сидевших в салоне неприметной «четверки», припаркованной в сотне метров от здания ЛОВД.

— Сука! — высказался в адрес собеседника Серого водитель. — Вот падла ссученная!

— Ну и что? — флегматично пожал плечами его напарник — Мы это и раньше знали… Только толку-то с этого? Помог своему приятелю. Даже выговор за это ему не объявят. Интересно, кто такой этот Игорь Петрович и какого хрена ему на самом деле было надо?

В багажнике «Волги» стояла сумка с гражданской одеждой, а в тайнике под задним сиденьем хранилось несколько пар госномеров.

— Какие ставить?

— Давай обычные, гражданские, — распорядился Серый, меняя форменные брюки на джинсы.

Пока водитель менял номера и запихивал сумку обратно в багажник, Серый созвонился с Ромео и Биллом и передал им полученную информацию. Остальным он ничего говорить не стал. Находясь на вокзале, они ничем не рисковали, каждый имел свою, узко поставленную задачу, и не имело смысла загружать их лишними подробностями.

«Волга» вернулась к вокзалу и встала недалеко от того места, где была припаркована раньше. Водитель опять ушел болтаться вокруг ларьков, Валя-Латыш пересел за руль, а Серый развалился на заднем сиденье с банкой пива в руке.

Никаких интересных переговоров перехватить не удалось. Радиомаяк давал ровный четкий сигнал. Периодически выходили на связь разбросанные по вокзалу наблюдатели. Серый внимательно выслушивал их сообщения, но всякий раз лишь досадливо морщился.

Через несколько минут один из наблюдателей сообщил, что менты вынесли из камеры хранения «дипломат».

— Идти за ними?

— Не стоит… — вяло отозвался Серый. Его мозг лихорадочно просчитывал возможные варианты случившегося, но ни один не казался ему достаточно вероятным. Не менты же, в самом деле, все это устроили!

Радиомаяк замолчал, и Валя вопросительно посмотрел на шефа.

— Уходим?

— Не торопись. Подождем еще немного.

Это ожидание стоило немалых неприятностей одному из людей Серого. Вася Шишмарев, по, прозвищу Утюг, слонялся по одному из перронов и попал в поле зрения двоих омоновцев. Находясь в плохом настроении после ночной попойки, Утюг вступил с ними в перебранку, а потом начал совершать то, что в дальнейшем в рапортах милиционеров было квалифицировано как «нецензурная ругань в адрес граждан и сотрудников милиции, попытка спровоцировать драку и хватание за форменную одежду». В результате всех этих попыток дорогая радиостанция «Кенвуд» вылетела из кармана куртки Утюга и приземлилась точно на рельсы. Один из омоновцев сказал многозначительное: «Ага!», и в следующую секунду солнцезащитные очки «хамелеон» перестали украшать Васино лицо и шмякнулись на перрон, а сам Вася, с завернутыми за спину руками, посеменил в пикет милиции.

Услышав сообщение об этом инциденте, Серый выругался и долго смотрел в окно, думая о том, что похабные исполнители могут провалить самый толковый план и опошлить самую высокую идею.

Прошло еще совсем немного времени, и Серому позвонил сам Крутой.

— Его дочка только что объявилась. Звонила папаше по телефону из Петровска, сейчас ждет его в местном универмаге. Папаша меня не послушал, полетел за ней сам. Я на всякий случай послал следом Антона с ребятами. Так что подтягивайся в контору, здесь ты нужнее.

Разговор с Ольгой Марковой ничего не дал. Своих похитителей она не видела, в каком месте ее держали — даже не предполагала. Да, она пошла на дискотеку, познакомилась там с хорошим парнем Женей и уединилась с ним в старом складе, потому что она уже достаточно взрослая и самостоятельная.

— Да, а что тут такого? Мне уже не тринадцать лет, — с вызовом говорила она и гордо вскидывала голову, понимая, что все неприятности уже позади, а семейные разборки, которые неминуемо последуют после ухода двоих незнакомых мужиков, просто мелочь.

Задав еще несколько вопросов, Серый и Валя-Латыш распрощались и ушли. На лестнице их догнал Марков.

— Вы должны их найти! — шумно дыша, заявил он… — Вы меня слышите? Я… Я требую, чтобы вы их нашли.

«Пошел ты на х… со своими требованиями», — подумал Серый, но вслух говорить этого не стал. До определенного момента Маркова следовало оберегать от лишних волнений.

— Не беспокойтесь, Владимир Иванович, — Серый даже изобразил некое подобие улыбки, — Естественно, мы их найдем. Сами понимаете, ваши проблемы — и наши тоже. Чудес, конечно, не бывает, и я не могу вам обещать, что сегодня вечером мы их вам покажем. Но то, что это будет, и будет довольно скоро — можете быть уверены. До свидания.

— Я на вас очень надеюсь, — пробормотал Марков и посторонился, освобождая проход. В голосе Серого он уловил какие-то интонации, заставившие его потерять былую напористость, и чуть ли не в первый раз задумался о том, стоило ли ему вообще ввязываться в дело с «Балкой»…

Когда за ними захлопнулась дверь подъезда, Валя-Латыш усмехнулся.

— Веселый он парень!

Серый посмотрел на своего помощника и промолчал. Эта история не нравилась ему. Раз Ольгу отпустили, то, получается, похитители все-таки получили свои деньги. Перегрузили их из «дипломата» в свою сумку и вынесли из камеры хранения, оставшись незамеченными для многочисленных постов наблюдения. Кто же играл против них?

Усаживаясь в машину, Серый уже наметил план действий.

— Давай в офис, — приказал он водителю, а потом, наклонившись ближе к помощнику, распорядился: — Этого охранника, Рубцова, пусть ждут. Как только появится — поговори с ним сам и сразу мне сообщи. Потом решим, что с ним делать.

Поздним вечером Серый узнал, что никаких бомб на вокзале обнаружено не было, видимо, в очередной раз кто-то развлекся модной в последнее время шуткой. Зато осмотр камер хранения принес неожиданно богатый улов. В проходе между стеллажами стоял «дипломат» с вмонтированным в днище включенным радиомаяком, в одной из ячеек нашли сумку с тридцатью тысячами долларов, а в другой — тщательно упакованные в большой дорожный чемодан две мужские ноги. Деньги были изъяты и пока находились в ЛОВД, ожидая того, кто придет и сможет доказать свои права на них.

Серый вздохнул. Если бы не хитрый «дипломат» и ноги, то можно было бы послать кого-нибудь за деньгами. Но в такой ситуации незачем привлекать к себе внимание, тем более, что тридцать тысяч долларов для их организации — не более, чем копейки. В то же время получается, что похитители денег не получили, но заложницу почему-то отпустили. Узнали, с кем связались, и решили вовремя отступить? Вряд ли, хотя и возможно. В любом случае, тут было над чем серьезно подумать, и Серый, открыв новую банку пива, запер дверь кабинета и сел к своему любимому компьютеру.

— Сука, ты кому п…ть будешь? — Олег сопроводил вопрос ударом ноги, и Толя в очередной раз, взмахнув руками, согнулся и рухнул на пол. Падая, он прикусил губу, и кровь обильно потекла по подбородку, капая на разорванную грязную рубашку.

Разговор проходил в одном из боксов гаража Олега. По причине воскресного дня гараж был пуст, а так как стоял он на пустыре и толстые бетонные стены обеспечивали надежную звукоизоляцию, то разговоры здесь можно было вести любые.

— Посмотри, как на улице, — не оборачиваясь, приказал Олег Марату.

— Порядок, — спустя минуту отозвался тот.

— Ну и отлично, — ухмыльнулся Олег, подходя ближе к лежащему на боку Толе и присаживаясь на корточки. — Что, животик болит? Так это ерунда, это, считай, еще ничего у тебя не болит… Это только начало. Отдышался маленько? Ну и чудненько… Хочешь, я тебе расскажу, как оно на самом деле было?

— Я правду говорю, — с трудом пробормотал Толя, прикрывая руками живот. — Я деньги переложил, как договаривались. А потом там почему-то шухер поднялся, менты всех гонять начали, к камерам никого не подпускали… Я не вру!

— Врешь! — отрезал Олег, и резко ударил Толю под ребра. — Врешь, сучонок недоделанный. Просто увидел ты деньги большие первый раз в своей вонючей жизни и решил их скрыть от нас… Лежат они сейчас где-нибудь, тебя дожидаются, а ты признаться боишься. Только я ведь не опер, чтобы тебя на признание чистосердечное уговаривать. Сказать, где деньги, все равно придется, рано или поздно. Только останешься ты после этого инвалидом.

— Да не вру я, честное слово! — взвизгнул Толя и попытался вскочить, но Олег наотмашь ударил его кулаком по челюсти, и Толя опять завалился на бок.

— Не хочется мне об тебя руки марать, — произнес Олег, поднимаясь и что-то обдумывая. — Не хочешь, не надо… Нет просто другого выхода.

Олег прошелся по гаражу, сунув руки в карманы и опустил голову, стараясь боковым зрением уследить и за валявшимся на полу Толей, и за Маратом, курившем в дальнем углу, около полуразобранного старого «Москвича».

Приняв решение, Олег опять направился к Толе, который, всхлипывая и растирая по лицу кровь, смотрел на него испуганным злым взглядом. Не доходя метров двух, Олег резко остановился и выхватил из-за пояса «ТТ». Марат подавился табачным дымом, а Толя, прикрыв голову локтем, засучил ногами по полу, стараясь отодвинуться как можно дальше.

Олег, улыбаясь, взвел курок.

— Послушай меня, урод несчастный. Ты был нам почти другом, но решил обмануть нас и теперь жалеть тебя никто не станет. У меня в пистолете шесть патронов. С такого расстояния я не промахнусь. Последний патрон я выпущу тебе в голову, а все остальные — сам понимаешь, куда. Умирать ты будешь очень-очень долго и сто раз пожалеешь о том, что решил поиграть со мной. А перед тем, как умрешь, расскажешь, куда спрятал деньги. Обязательно расскажешь. Не веришь? Напрасно, ты в этом сам убедишься. А знаешь, в чем самое смешное? В том, что я потом позвоню ментам, покажу твой вонючий трупешник и расскажу, что ты напал на меня с пистолетом, а я, защищаясь, отобрал у тебя оружие и застрелил тебя. Может быть, они мне и не поверят, там дураков не так много, но доказать-то ничего не смогут. Марик подтвердит все, что надо. И посмотри, какой у нас расклад получается. Ты ведь в розыске, за квартирный грабеж. Помнишь ту хату, где ты мужика подстрелил?

— Ты же говорил, что это была самозащита.

— В заднице у тебя самозащита, придурок! Ты это прокурору расскажи, юрист ты наш хренов. Какая там, в п..ду, самозащита? Разбой в самом чистом виде, от шести лет, если не ошибаюсь… В мужика стрелял ты, с бабой разговаривал тоже ты. Второго никто и искать не станет, все на тебя, мудака, спишут! И посмотри, как у нас красиво получается: ты «на подписке», ждешь суда за наркоту свою… Совершаешь, как любят по телевизору говорить, еще одно тяжкое преступление. Понимаешь, что тебе — все, конец, хочешь срыть из города, но денег-то нет, и тогда нападаешь на меня, чтобы эти самые деньги раздобыть. Да на тебя, мертвого, еще столько дел спишут — слышал ведь, наверное, по телевизору, как менты это делают.

— Не брал я деньги, — прошептал Толя, вконец запутавшийся и из всего сказанного понявший только одно — что ему пришел конец.

— Зря, — пожал плечами Олег и усмехнулся. — Лучше бы ты их взял!

Слегка опустив ствол, он прицелился и нажал спуск. Пуля вгрызлась в бетон у Толи между ног, в опасной близости от ширинки его брюк, заметалось по пустым боксам оглушительное эхо, ударили в нос пороховые газы.

Марат уронил за рубашку окурок и запрыгал вокруг «Москвича», срывая пуговицы и царапая живот.

Толя, не поднимаясь и даже не толкнувшись рукам, отпрыгнул метра на два в сторону. Олег, улыбаясь и поигрывая пистолетом, приблизился.

— Ну, может быть, ты что-то вспомнил? Сейчас я тебя пожалел, но в следующий раз, будь уверен, попаду. Считаю до трех. Раз! Два!

— Стой! — заверещал Толя, всем своим нутром неудачника осознав, в чем заключается его единственный шанс на спасение. — Не стреляй, я все скажу!

— Говори, — разрешил Олег, немного поднимая ствол «ТТ» вверх. — Только не говори, что ты ничего не брал, не надо.

— Да, я взял! Взял!

— Первые умные слова за весь вечер. Дальше! — Олег усмехнулся и посмотрел на Марата. Бараев, наконец загасивший окурок, прикуривал новую сигарету и смотрел в пол. Он сразу поверил, что Толя не брал деньги, и теперь не знал, как относиться к его вынужденному признанию.

— Я взял деньги. Взял и спрятал, хотел потом забрать, когда все успокоится.

— Это все очень интересно, но не нужно. Говори, куда ты их спрятал.

— Я скажу, а ты меня сразу застрелишь.

— Нет, я играю честно. А вот если опять будешь крутить, то я тебя точно застрелю. Так, как и обещал. Деньги я все равно найду. У тебя просто мозгов не хватит спрятать их как следует. Так где они?

— У бабы одной. У Нинки Лазаревой. Она не при делах, не знает ничего про деньги. Я у нее и раньше вещи «паленые» оставлял… Я деньги в рюкзак с книгами запихал, на самое дно, сказал, что через пару дней зайду забрать.

— А если она смотреть их полезет? — Олег сразу поверил в такую удобную дня него версию. Не мог ведь его план провалиться! — Эх, мудак ты!

— Не полезет. Она не любопытная.

Нина Лазарева, действительно, была девушкой не любопытной и покладистой. Толя, в прошлом, не раз оставлял у нее украденные вещи, а иногда и сам оставался ночевать. Нина была проституткой, работала в одной дешевой гостинице на окраине, обслуживая, в основном, «черных», торговавших на расположенном поблизости рынке. На «работу» она ходила не каждый день, но субботу и воскресенье проводила в гостинице точно, а значит Олег, даже если отправится к ней прямо сейчас, дома ее уже не застанет.

— Где она живет?

— Ударников пятьдесят, сто три.

— С родителями?

— Нет, одна. Снимает комнату в коммуналке.

— Телефон?

— Там нет телефона. Был когда-то, но из-за соседа-алкаша сняли.

— Да ну? — Олег направил пистолет в живот Толе, и тот весь подобрался, следя за лежащим на спусковом крючке пальцем бывшего друга.

— Да честно я говорю, нет там телефона! Но она не работает нигде, так что, наверное, дома сейчас.

Олег задумчиво смотрел на Толю. Ему очень хотелось поверить. Он очень надеялся, что сегодня сможет забрать свои миллионы.

— Ладно, решим так. Пока я буду ездить за деньгами, ты, естественно, будешь здесь. Вместе с Мариком. Потом посмотрим, как с тобой поступить. Понял? Не дай бог, ты меня опять нае…ть пытался!

Марату очень не хотелось оставаться вдвоем с Толей в гараже, но на его робкие возражения Олег никакого внимания не обратил.

— Оставь хотя бы «ствол», — попросил Марат. — Он тебе в городе все равно ни к чему.

— Обойдешься. Привяжем его к столбу, и сидите, ждите меня. Никуда он не денется. Попробует дернуться — пере…шь ему чем-нибудь по башке. Не фиг с ним церемониться.

— А потом?

— А потом видно будет, — ответил Олег и улыбнулся так, что Марату самому стало нехорошо.

Они привязали Толю к металлическому столбу в углу бокса. Он не сопротивлялся, только попросил закурить, и Олег воткнул ему в зубы свою недокуренную сигарету.

— У самих ничего не осталось, — пояснил он и хлопнул Марата по плечу. — Все, я пошел. Не скучайте тут.

До проспекта Ударников Олег добрался на такси. Пистолет он сунул за брючный ремень на левом бедре, а в кармане куртки лежала аккуратно сложенная бумажка, озаглавленная: «Заявление» и содержащая в себе трогательную историю о том, как Олег нашел «ТТ» на улице рядом с домом и теперь несет сдавать его в милицию. В большинстве случаев эта бумажка гарантировала защиту от неприятностей, связанных с незаконным ношением оружия, но всегда оставалась вероятность того, что менты могут попросту разорвать ее при задержании, а потом поклясться, что и в глаза ее не видели.

Расплатившись с таксистом, Олег обошел вокруг дома, не заметил ничего подозрительного и нырнул в нужный подъезд. Квартира сто три располагалась на последнем, пятом этаже и была, видимо, трехкомнатной. Сквозь обшарпанную, с разодранной дерматиновой обивкой дверь ничего не было слышно, и Олег, потоптавшись немного на площадке, нажал кнопку звонка. Нужную дверь никто открывать не спешил, но из соседней квартиры выглянула любопытная сгорбленная старушка в огромном платке.

— Не знаете, Нинка дома? — спросил Олег.

Старушка долго молчала, разглядывая Олега сощуренными полуслепыми глазами, а потом стала закрывать дверь.

— Нету их никого, — пробормотала она перед тем, как щелкнули замки.

— Кого «их»? — крикнул Олег, но ответа уже не получил и выругался, опять нажимая кнопку звонка.

Толя не был у Нины около двух месяцев и не знал о происшедших в ее жизни переменах. Нина близко сошлась с одним из своих «клиентов», азербайджанцем по имени Адиль, раньше служившим прапорщиком в Советской Армии, а ныне державшем несколько торговых точек на рынке. Адиль переехал из гостиницы к Нине. Спустя несколько дней в квартиру вселились и несколько его земляков, благо одна из трех комнат пустовала с незапамятных времен, а единственный сосед Нины, спившийся слесарь высшего разряда, с радостью согласился пустить квартирантов. Постепенно квартира наполнялась все новыми жильцами, а бывший слесарь как-то незаметно перекочевал из своей комнаты в коридор. Удивиться этому обстоятельству он не успел — Адиль купил разрушенный дом в деревне, быстро поменял его на эту комнату, еще быстрее прописался в квартиру сам, а бывшего слесаря отправил по месту его нового жительства, налаживать расстроенное колхозное хозяйство.

Нажав еще несколько раз звонок и не дождавшись ответа, Олег пошел вниз. Часы показывали девять вечера. Олег решил не ждать Нину во дворе или на лестнице, а приехать еще раз позже, часам к одиннадцати. Можно было вернуться в гараж, но Олегу хотелось поменять носки и рубашку, да и подкрепиться чем-нибудь не мешало бы, больше суток он питался одними консервами и пирожками.

Из телефона-автомата он позвонил себе домой, но трубку никто не снял, видимо, мать куда-то ушла. Олег опять поймал такси. Ехать было недалеко, и водитель всем своим видом изображал неудовольствие оттого, что попался такой невыгодный клиент. Олег не обращал на это внимания, равнодушно думая о том, как изменилось бы лицо таксиста, достань он пистолет…

Олег вышел за квартал от дома и прошелся пешком, поглядывая по сторонам и с удовольствием цедя купленный в ларьке «джин-тоник». Во дворе, недалеко от дома, забравшись правыми колесами на поребрик, стоял белый «джип» с огромной антенной на крыше. Дверцы левого бока были распахнуты, и около них, переминаясь с ноги на ногу и хихикая, толклись три иные красавицы. Стекло задней, пятой дверцы машины было приспущено, и Олег разглядел стриженые затылки и крепкие шеи пассажиров. Один, продолжая разговаривать с девчонками, медленно повернул голову в его сторону, и они встретились глазами. Олега кольнуло в сердце, он сбился с шага и поспешно отвел взгляд.

Зайдя в подъезд, Олег переложил пистолет в боковой карман куртки и крепко сжал потными пальцами рукоятку. Но оружие не потребовалось. Он без приключений добрался до квартиры и, заперев дверь, перевел дыхание.

Матери не было, она ушла куда-то вместе с собакой, а значит, собиралась вернуться поздно. На столе в кухне она оставила записку, от содержания которой у Олега подкосились ноги:

Олег присел на табуретку. Этот парень, приятель Ольги, так и не вышел в зал… Неужели этот придурок Толя переусердствовал? Черт, а если они убили его?

Олег добежал до телефона, перетащил аппарат из коридора в свою комнату, плюхнулся на кровать и начал звонить своим знакомым с дискотеки. Почти все уже ушли на работу, и только пятый звонок принес удачу. Миша Крылов жил совсем рядом с ДК им. Крупской, и Олег перехватил его буквально в коридоре.

— Подожди, я сейчас к другому аппарату подойду… Так слышно? В общем, проблемы у нас, Олежка… Вчера вечером после твоего ухода кто-то уделал одного парня. На том самом складе. Проломили парню голову дубинкой. Ментов и врачей целая куча понаехала. Почти до утра лазили. Я так понял, что ничего они не выяснили, но, сам понимаешь, Степаныч очень интересовался, куда ты пропал и каких друзей перед этим привел. С него ведь в первую очередь спросят, сам понимаешь. После ментов Андрюша Скользский приезжал, те же вопросы задавал. И еще кто-то был, ребята говорят. Соображаешь?

— Ага — ответил Олег, хотя голова напрочь отказывалась что-либо соображать.

— Ты сегодня будешь? Уже время…

— Нет… Ты это, скажи Степанычу, что я заболел. Скажи, что я звонил из пригорода. Дома пусть меня не ищет.

— Я-то скажу, конечно, мне какое дело. Я у тебя ничего не спрашиваю, смотри сам.

— Да нет, Миша, все в порядке. Я к этому отношения не имею. У меня… э-э… другие проблемы.

— Ну, смотри. А Степанычу я передам, как ты говорил. Пока!

Олег повесил трубку и долго сидел, глядя в окно. Вспомнив о джипе, он встал и выглянул во двор. Из его квартиры машину былю не видно. Во дворе никто посторонний не болтался, но это его не успокоило — если видели, как он прошел, то теперь вполне могут ждать на лестнице. Хотя, зачем им ждать, входную дверь одним взглядом вышибить можно. Но это если они — менты. А если нет, то лишний шум им ни к чему, и тогда точно будут ждать под дверью. Ищут его менты… Но те трое на них совсем не похожи. Сами по себе еще ладно, в милиции тоже спортсмены есть, но вот такой машины у них точно нет и никогда не будет.

Чувствуя, что совсем запутался, Олег сел обратно на кровать и закурил.

— Ты мне сто долларов не разменяешь, а то на пиво мелочи нет? — озабоченно спросил Дима Тихий, вертя перед носом у девушки новенькую хрустящую банкноту, и все засмеялись.

— У меня с собой нет, — покраснев, ответила рыжеволосая,

— Как нет? — Тихий театрально взмахнул руками и изобразил на лице гримасу крайнего огорчения. — А говорила, что замужем… Или муж тебе денег совсем не дает? Не дает? Учти, меньше ста долларов в день на карманные расходы — это не деньги. Правильно я говорю, братва?

— Правильно, — солидно подтвердил сидевший за рулем джипа Коля-Пилот.

— Вот! — обрадовался Тихий. — Все говорят, что меньше ста долларов — не деньги. И сто — тоже не деньги. Я своей шестьсот баксов в среду дал, на продукты. А она вечером и говорит: «Дима, мне не хватило! Я там немного купила, там немного…»

— Ты всегда жмотом был, — перебил Пилот. — Сам за день на кабаки больше просаживаешь, а жену куском хлеба попрекаешь…

— Да не попрекаю я никого! — возмущенный Тихий ударил себя кулаками в грудь; обычному человеку такой удар наверняка сломал бы ребра. — Я вообще не про то говорю!

У Тихого на языке давно уже вертелась шутка, которую он, с переменным успехом, употреблял по десять раз на день. Подходящего момента ее произнести не подворачивалось, но и ждать больше он не хотел.

— Просто меня бесит, когда разденешь бабу, — а у нее трусы за полторы тысячи!

Тихий радостно загоготал, глядя на смутившуюся рыжую.

— Ну, если за полторы тысячи баксов — то очень даже ничего, — возразил Пилот. — Я бы не отказался такую раздеть!

— Да ты вообще ни от кого не отказываешься, — давясь от смеха, ответил Тихий.

В этот момент сидевший рядом Рома-Клешня толкнул его в бок локтем:

— Посмотри осторожно. Вон, похожий пошел.

Пока Тихий вытирал выступившие от смеха слезы и оборачивался, Олег уже скрылся из поля зрения.

— Где? Не вижу я никого, — Тихий развернулся, едва не выломав сиденье. Клешня поморщился.

— Ушел уже. Очень похож, по-моему.

— Да? Ну так пошли, посмотрим! Подвиньтесь, девушки, мы скоро придем. Поищем, может, кто разобьет стошку.

Клешня и Тихий вылезли из джипа и пошли к дому, расположенному напротив дома Олега. В подъезде они поднялись на пятый этаж и встали на площадке, внимательно глядя на окна квартиры Рубцовых. Тихому это занятие быстро наскучило и, пробормотав: «Да нету там никого», он нашел себе более интересный объект — в одной из квартир третьего этажа молодая блондинка занималась аэробикой.

— Эх, жалко у нее в ванной окон нет, — вздохнул Тихий, но Клешня снова толкнул его.

— Смотри!

Олег подошел к окну и, прижавшись лбом к стеклу, стал разглядывать двор.

— Он!

От радости Тихий врезал кулаком по стене.

— Ну что, берем? Я там дверь одним плевком вынесу.

Тихий очень любил выбивать двери и делал это мастерски, но Клешня отрицательно покачал головой.

— Подождем. Никуда он не денется.

Второй раз за один день осторожное ожидание принесло «центровой» группировке неприятности. Перекурив и немного успокоившись, Олег взял телефон и набрал «02».

— Алло, милиция! Во дворе дома пятнадцать корпус два на улице Сиреневой стоит белая «тойота»-джип, уже несколько часов. Там трое бандитов сидят, с оружием. Надо бы проверить.

После звонка Олег еще минут десять промаялся в квартире, а потом, набрав полную грудь воздуха и теребя в кармане пистолет, вышел на лестницу.

— Уходит! — Тихий едва не подпрыгнул на месте. — Смотри, уходит, падла!

— Вижу, — Клешня внимательно наблюдал, как Олег выскочил из подъезда и почти побежал вдоль дома. — В ту сторону до остановки далеко, машины у него нет. Пошли!

Они выбежали на улицу и остановились, будто наткнулись на стеклянную стену. Около их белой «тойоты» стоял бело-синий «УАЗик», и трое милиционеров, с автоматами и в пятнистых бронежилетах, выволакивали Пилота из машины. Девушки отошли в сторону, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Вы что, ох…ли, что ли?! — бушевал Пилот. — У меня ж на него разрешение оформлено, все, как полагается! Охранная фирма «Оцепление», все законно, в натуре!

— Вот и отлично, — радостно возражал ему лейтенант, с любопытством вертя в руках изъятый у Пилота «кольт». — Проедем в отделение, и там разберемся. Заявочка на вас поступила, граждан пугаете.

— Каких, на х…. граждан?! — возмутился Пилот. — К бабе я своей приехал, не видно, что ли?

— Не видно, — возразил лейтенант. — И матом, пожалуйста, не ругайтесь. Это мелкое хулиганство, мы на вас протокольчик составим.

— Ж…пу себе подотри своим протоколом, баран е…й, — посоветовал Пилот, но тут же пожалел о сказанном. Один из постовых, которому больше других надоело возиться с неподатливым охранником, врезал ему дубинкой по печени, и Пилот рухнул на асфальт, моментально позволив надеть на себя наручники и погрузить в «стакан» «УАЗика».

— Вот и хорошо, — резюмировал лейтенант. — Саныч, ты на «тойоте» ездил когда-нибудь?

Усатому старшине Санычу было все равно на чем ездить — на «Кировце» или на «тойоте», и он, дымя «Беломором», полез за руль.

Клешня и Тихий, наблюдавшие эту сцену с безопасного расстояния в сто метров, переглянулись. Выражение лица Тихого свидетельствовало о том, что иногда его могут взбесить не только полуторатысячные трусы.

Первым пришел в себя Клешня.

— Коляныч сам разберется. Пошли, а то упустим.

Они развернулись и побежали в том направлении, куда ушел Олег. Выскочив за дом, они увидели, что он оторвался от них метров на триста и теперь двигался по центральной аллее небольшого сквера, направляясь, видимо, к автобусной остановке.

Тихий был одет в спортивный костюм и кроссовки, а на Клешне были джинсы и цветастая шелковая рубашка навыпуск. Брючным ремнем он не пользовался, и заткнутый за пояс «кольт», такой же, как и у Пилота, на бегу тер голое тело и норовил выскочить; приходилось придерживать его рукой, что здорово сказывалось на скорости передвижения. Невооруженный, но отнюдь не менее опасный, Тихий вырвался вперед и стал стремительно настигать Олега.

Расстояние быстро сокращалось. Тихий расстегнул «молнию» куртки и поправил прыгавшую на груди золотую цепь. В недалеком прошлом Тихий был мастером спорта по самбо и одним из лучших кик-боксеров города, десятки раз ему приходилось участвовать в серьезных переделках. Оценив Олега по своим критериям, он мысленно усмехнулся: никакой реальной опасности тот представлять не мог. Не тот уровень. Тихий любил эффекты и заранее решил, что, догнав Олега, собьет его на землю выполненным в высоком прыжке ударом ноги. На Клешню это произведет должное впечатление; они часто спорили о необходимости постоянно носить с собой огнестрельное оружие. Как и многие другие, Тихий тоже числился в ЧОП «Оцепление», но свой пистолет брал только на самые серьезные дела.

Когда между, ними оставалось метров двадцать, Олег обернулся. Прямо на него летел здоровенный бритоголовый мужик в черно-белом, спортивном костюме, с толстенной золотой цепью на крепкой волосатой груди. Мужик двигался почти бесшумно, равномерно переставляя ноги в огромных мягких кроссовках и, не мигая, смотрел прямо ему в глаза. Метрах в ста позади виднелся другой, не менее здоровый и бритый. Олег вспомнил про белый джип. Неужели они так быстро откупились от ментов?

Пистолет сам собой оказался в дрожащей руке Олега.

— Стой! — крикнул он, но необходимой при подаче такой команды уверенности в голосе не было.

Тихий удивился, но не более того. Дрожащий сопляк, пусть даже и вооруженный какой-то хлопушкой, испугать его не мог. Просто придется действовать еще более жестко, но зато и трофей по праву будет принадлежать ему.

Не сбавляя скорости, Тихий прыгнул вперед и вниз, кувырнулся через голову и встал на корточки перед самым Олегом. Согнутая в локте и отведенная назад правая рука Тихого начала распрямляться, готовая пробить насквозь солнечное сплетение противника, но, когда до цели оставались последние сантиметры, произошло невероятное: трясущийся сопляк успел опустить ствол пистолета и вдавил спусковой крючок.

Тихий не услышал выстрела. Раньше, чем он успел воспринять звуковую волну, остроконечная «тэтэшная» пуля пробила его голову и вонзилась в песок дорожки, а секунду спустя тот же песок принял на себя труп Тихого. Его лицо оставалось оскаленным в гримасе атаки, но открытые глаза выражали лишь безграничное удивление.

— Тихий! — отчаянно заорал Клешня, останавливаясь и вырывая из-за пояса пистолет. Большой палец никак не мог совладать с тугим флажком предохранителя, и Клешня опять бросился вперед, понимая, что расстояние слишком велико для прицельной стрельбы.

Ошалевший от происходящего Олег поднял правую руку и дважды выстрелил в сторону второго противника.

Клешня упал на дорожку, перекатился и взял пистолет обеими руками, целясь немного выше головы Олега. О последствиях он не думал, сейчас им двигало только желание отомстить за смерть друга.

Олег выстрелил еще раз, даже не пытаясь прицелиться, а просто в сторону Клешни, и бросился бежать.

Клешня выстрелил дважды, немного сместил прицел вниз и опять нажал на спуск. Будь расстояние хоть немного меньше, Клешня снес бы Олегу голову, но на такой дистанции даже «кольт» не мог спасти положение.

Олег свернул с дорожки в кусты и исчез из вида.

Клешня вскочил и побежал к Тихому. Он видел, как тот упал, но в глубине души теплилась надежда, что друг все-таки жив.

Остекленевшие глаза, аккуратная маленькая дырка во лбу и черная лужа вокруг затылка сказали ему, что это не так.

Через полчаса после перестрелки труп Тихого обнаружил гулявший с собакой пенсионер. Он позвонил в милицию из телефона-автомата и поспешил домой, опасаясь, что за это ему отомстит мафия, или менты затаскают его по судам.

Дежурная группа приехала на удивление быстро — это было первое убийство, случившееся в городе за день. В заднем кармане спортивных брюк Тихого обнаружили служебное удостоверение старшего лейтенанта милиции Розина Петра Аркадьевича, состоящего в должности дежурного ПЦО, со вклеенной фотографией Тихого и водительское удостоверение Дмитрия Владимировича Тюленева, с той же фотографией. Эти находки вызвали усиленные переговоры по рации между группой и дежурным по РУВД. Эфир милицейской волны прослушивали, хотя бы периодически, большинство репортеров городских газет и местного телеканала. Услышанная новость вызвала у них оживление и заставила, бросив все, рвануть на место происшествия.

В вечернем выпуске теленовостей показали два милицейских «УАЗика», постового с автоматом на плече и сигаретой в зубах, следователя прокуратуры, эксперта, проводника со служебно-розыскной собакой, которая задрала ногу на осветительный столб, и труп Тихого. Диктор суровым голосом заявил, что, по мнению правоохранительных органов, убийство гражданина Тюленева Дмитрия Владимировича явилось результатом борьбы организованных преступных групп за передел сфер влияния в городе.

Олег не стал возвращаться в гараж. Он поймал частника и уехал в центр города, стремясь побыстрее оказаться как можно дальше от сквера. Убийство Тихого, само по себе, не произвело на него большого впечатления. Он уже давно был внутренне готов к этому и сейчас не испытывал даже намека на угрызения совести. Но он прекрасно понимал, кого убил, и знал, что если поймают, то спросят с него строго. Выход был один — бежать. Олег молил Бога о том, чтобы деньги, тридцать тысяч долларов, оказались у Лазаревой. Лишь бы застать ее дома, а уж забрать свое он сумеет. С такими деньгами можно сделать себе новые документы и уехать далеко от этого города, тем более, что кое-какие полезные знакомства у него были. Конечно, надо было срочно избавляться от пистолета, но Олег просто не мог заставить себя это сделать. По крайней мере, до того момента, как он получит деньги, а там уж можно будет купить новый ствол.

Сидя в маленьком кафе на проспекте Свободы, Олег выпил водки и пересчитал свою наличность. Двести сорок тысяч рублей и тридцать долларов. В квартире осталось еще почти столько же, но в спешке он совсем забыл про них.

В ларьках Олег купил дешевый спортивный костюм и новую джинсовую куртку. На чердаке соседнего дома переоделся и спрятал старые вещи. Одно было плохо — резинка спортивных брюк не выдерживала веса «ТТ», и его пришлось переложить во внутренний карман куртки, где знающему человеку он сразу бросался в глаза. В тех же ларьках можно было бы купить подходящую наплечную кобуру, но ходить по городу с пистолетом в кобуре и «Заявлением» в кармане было бы уже явным перебором.

В начале двенадцатого Олег приехал к дому Лазаревой. Во время своего первого визита он запомнил расположение окон ее квартиры и теперь, обойдя дом, с облегчением заметил, что в квартире горит свет. Олег закурил и постоял, разглядывая ее окна. В одной из комнат работал телевизор. На кухне явно были несколько человек, на желтом квадрате окна мелькали их искаженные тени.

Олег отбросил окурок, и в этот момент к кухонному окну подошел высокий мужчина в майке, со стаканом в руке. Неторопливо отхлебывая из стакана, он открыл форточку и сплюнул на улицу. Олегу показалось, что мужчина — кавказец, но, в принципе, ничего странного в этом не было, в конце концов, квартира коммунальная, и жить там может кто угодно.

Через дверь доносились голоса — мужские, с ярко выраженным кавказским акцентом. «Черных» Олег не любил, но сейчас ему, вроде бы, делить с ними было нечего, и он нажал кнопку звонка.

Дверь открыли сразу. Тот самый кавказец, которого он видел в окне кухни, только теперь вместо стакана в руке у него была видеокассета.

— Я к Нине. Она дома?

— Заходи.

Кавказец исчез в одной из комнат, а Олег остался ждать в коридоре, прислушиваясь к доносившимся до него голосам. Говорили на азербайджанском, трое или четверо мужчин.

Нина вышла из кухни. Это была девушка лет двадцати, невзрачного вида, одетая в туго затянутый голубой халат с грязными обшлагами. Лицо у нее было усталое, под глазами залегли темные круги. Кавказец появился из комнаты уже без видеокассеты и остался стоять, глядя на них.

— Нина, я от Толика. Мне надо с тобой поговорить.

— От Толика? А что с ним случилось? — девушка явно удивилась, и Олега кольнуло неприятное предчувствие.

— С ним все в порядке, просто он занят и не смог прийти сам. Давай зайдем в твою комнату или на лестницу выйдем.

Нина оглянулась на кавказца, взглядом спрашивая у него разрешения или совета, и кавказец тут же вступил в разговор:

— Э-э, говори здесь, у нас секрет нету. Зачем пришел? Какой еще Толик-молик?

— Зато у меня секреты есть. Я пришел к Нине, а не к тебе, и говорить буду с ней. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Ты пришел — значит, тебе надо. Не нравится — уходи, а условий ставить не надо.

Кавказец внимательным взглядом окинул фигуру Олега, явно заметил оттягивающий карман пистолет, усмехнулся и что-то крикнул в комнату на своем языке. Из комнаты тотчас выглянул его земляк — молодой, жилистый, с наглыми глазами и тоненькой полоской усов.

— Какие проблемы, кардаш? — весело спросил он, буквально проедая глазами куртку Олега в том месте, где в кармане лежал пистолет. — Чего хотел?

Олег посмотрел на Нину, но она молчала, отвернувшись в сторону и предоставив возможность вести разговор своим друзьям. В последнее время на нее несколько раз «наезжал» гостиничный сутенер Вася-Хам, и она не собиралась разговаривать один на один с парнем, неизвестно зачем заявившимся в ее квартиру. Тем более, что от парня буквально исходили волны физической угрозы.

Олег вздохнул.

— Ребята, никаких проблем. Я хочу пару минут поговорить с Ниной, но только без вас. Хорошо?

— Хорошо, — легко согласился молодой. — Но только с нами. Она мне ближе, чем сестра. А у тебя «ствол» в кармане. Зачем?

— Да это газовый, — отмахнулся Олег.

— Покажи, — тут же потребовал молодой, отлепляясь от дверного косяка и выходя в коридор. — Посмотреть хочу. У меня тоже газовый есть. Сравним, у кого лучше, да?

— Давай немножко попозже, да? Нина, у меня к тебе всего один вопрос. Мне нужен рюкзак с книгами, который тебе сегодня принес Толик. Он не мог зайти сам и просил меня его забрать. Отдай мне его, и я уйду.

— Какой еще рюкзак? — первый раз за все время общения Нина проявила какой-то интерес и даже отвернулась от своих защитников. Олег взглянул в ее глаза и похолодел.

— Рюкзак с книгами… Толик сегодня днем принес, часов в пять, — срывающимся голосом выдавил он.

— Э-э, дорогой, ты, наверное, квартирой ошибся, — рассмеялся молодой. — Какой рюкзак? Какие книги? Мой не понимай ничего!

— Толик — это Ерастов, что ли? — уточнила Нина. — Да я его уже полгода не видела. И не было нас сегодня днем здесь никого.

Олег прислонился к стенке, чувствуя, что у него начинает бешено кружиться голова. Кавказцы начали быстро переговариваться на своем языке. Из комнаты выглянул еще один, с длинным перебитым носом и печальными глазами, старательно прячущий за спиной что-то тяжелое.

— Дорогой, у тебя, наверное, все? Тогда иди, иди… — молодой направился к Олегу, но остановился, наткнувшись на его взгляд.

Несколько минут все молчали. Потом Олег оттолкнулся от стены, еще раз посмотрел в лицо Нине и вышел.

На улице он сел на скамейку перед подъездом и закурил. Он понял, что Толя его обманул, что их деньги действительно пропали, так как по какой-то непонятной причине его гениально составленный план не сработал. Теперь его ищут бандиты и менты, на нем «висит» труп, у него нет документов, ему негде ночевать, а денег в кармане хватит лишь на то, чтобы купить крепкую веревку и удавиться.

Виновник всех его несчастий — Толик. Жалкий неудачник, которому на роду написано сесть за кражу курицы и загнуться в зоне от туберкулеза. Это он устроил пальбу в квартире, которую они пошли «брать» по наводке Марата. Это он изуродовал того парня на дискотеке. Это он прос…л деньги, которые уже были в их руках.

Олег поднялся со скамейки, отбросил окурок и решительно зашагал к проспекту. Он знал, что сделает в первую очередь.

Поедет в гараж и убьет Толю.

— Марат, развяжи хоть ноги, в сортир хочу, — в очередной раз попросил Толя, но Марат лишь отрицательно покачал головой и придвинул поближе тяжелый «газовый» ключ.

С момента отъезда Олега прошло более двух часов, и Марат изнывал от неизвестности. Толя болтал все время, не умолкая, стараясь убедить Марата в том, что Олег больше не вернется. Инстинкт самосохранения одарил Толю небывалым красноречием, и Марат, сначала вообще не веривший в то, что у Лазаревой лежат их тридцать тысяч, постепенно все больше склонялся к мысли о том, что Олег заберет деньги и смоется. Олег с самого начала не собирался делиться с Толей, так что может помешать ему сейчас, в одиночку завладев всеми деньгами, «кинуть» и его, Марата?

— Послушай, но мне действительно пос…ть охота. Дай хоть банку какую-нибудь, что ли. Не в штаны же мне мочиться?

— Потерпишь, — отозвался Марат, задумчиво разглядывая гаечный ключ. — Вот Олег приедет, тогда и сходишь.

— Ха, да он уже сто раз успел бы вернуться, если б хотел! Ты что, до сих пор не понял, что он тебя просто нае…л? На фиг ты теперь ему нужен! Когда в кармане столько денег, друзей найти несложно.

— Помолчи, надоел уже, — оборвал Марат, но ни угрозы, ни хотя бы даже злости в его голосе не было, и Толя упрямо продолжал гнуть свое.

— Да подумай ты, зачем мы ему сейчас нужны? Со «стволом», с деньгами. Тридцать тысяч в одни руки — совсем не хреново. Можно даже в Москву или в Питер рвануть и там так раскрутиться! А мы здесь будем сидеть до посинения. А то еще возьмет, позвонит ментам, они сюда нагрянут… Я связанный, ты с железкой сидишь. Я тебя защищать не буду! Скажу, что деньги с меня выбивал…

— Кроме вшей, с тебя и выбить-то нечего, — усмехнулся Марат. Мысль о возможном появлении милиции уже приходила ему в голову, но он старательно отгонял ее, потому что просто не знал, что делать в таком случае. В деревне, где они держали Ольгу, было проще. Там был Олег, который, казалось, всегда знал, что нужно делать, и брал ответственность на себя.

— Это ты им объяснять будешь, — огрызнулся Толя. — Я-то уже бывал и в уголовке, и в КПЗ. У папы своего поинтересуйся, как там живется! Он тебя, по блату, бесплатно защищать будет! Интересно, а если Олег не появится, мы здесь до утра сидеть будем? Пока работяги не появятся? Придумал уже, что ты им объяснять будешь?

— Тебя это меньше всего е…ть должно, кому и что я объяснять буду! Лучше подумай о себе…

— А я о себе уже давно подумал. Честно сказать — у меня просто башню заклинило, когда столько денег увидел. Не, в натуре! Да у тебя самого крыша съехала бы, если б ты эту кучу баксов увидел. Только не увидишь ты ее никогда! Нае…л тебя Олег, ох, как нае…л!

— Посмотрим. Не все ж такие, как ты. Да за такие вещи тебя б на зоне «петухом» бы сделали!

— Много ты про зоны знаешь… И вообще, чего это ты про них заговорил?

Они помолчали, потом Толя снова попросился в туалет.

— Потерпишь. Из-за тебя все неприятности. Поступил бы по-человечески — давно уже все дома были бы.

— По-человечески — это как? Принести и все вам отдать? Чтобы вы на двоих раскинули? Думаешь, я не понимаю, что мне хрен чего досталось бы, когда вы делить начали? Да я вам нужен был, только чтобы баксы из камеры забрать, а потом вы мне дали бы пинка под зад. Что, не так? На квартире той только я «спалился». И мужика завалил, и рожу свою засветил. По твоей, кстати, вине! Я ведь не собирался все брать. Хотел десятку свою забрать, чтоб не нае…ли потом, при дележке вашей, а остальное вам отдал бы. Мне ведь из города валить надо по-срочному!

— Свалишь…

Долгое отсутствие Олега пугало Марата все больше и больше. Что делать, если он так и не появится? Сколько еще ждать?

Собственные сигареты давно закончились, но в бардачке разобранного «Москвича» Марат нашел пачку высохшей «Примы» и понемногу курил их, давясь непривычным горьким дымом. От голода начало подташнивать, и Марат все чаще смотрел на часы. Десять минут двенадцатого… А если Олега поймали? Сидит он сейчас в ментовке и рассказывает, как до гаража лучше доехать. Похоже, прав был папаша, когда смеялся над своими клиентами и говорил, что только идиоты могут выкладывать такие деньги за собственные глупости.

— Блин, да пусти ты в туалет-то! — почти крикнул Толя. — Не могу больше!

Марат встал, прошелся по гаражу. Если Олег его «кинул», то надо как-то восстанавливать отношения с Толей. Не будет же он, Марат, его убивать. А если Олег вернется, то пусть сам и решает, как поступить. Пусть сходит, облегчится, а там видно будет. В любом случае, при необходимости он сможет с ним справиться. Толя избит, морально подавлен и явно не способен на сюрпризы.

Взяв «газовый» ключ, Марат подошел к Толе, присел на корточки и начал развязывать ему руки.

— Сортир вон там, в углу. Сходишь по-быстрому, и обратно. Понял?

— Конечно, — облегченно выдохнул Толя.

Как только руки оказались свободными, левой он схватил Марата за воротник и рванул на себя, а растопыренными пальцами правой ударил в глаза. Марат заорал, из разодранных век брызнула кровь. Толя схватил валявшийся рядом «газовый» ключ, оттолкнул Марата и — изо всех сил ударил его ключом под ребра. Закрывая руками лицо, Марат упал на бок и покатился по бетонному полу, захлебываясь от боли. Толя сорвал повязку с ног, вскочил и, догнав Марата, снова со всей силы опустил ключ ему на спину.

— А-а, — Марат выгнулся дугой и тут же упал. — Позвоночник… Ты сломал его!

Толя остановил занесенную для удара руку, внимательно посмотрел на бывшего друга. Слегка пнув его ботинком по голове, он решил, что этого будет достаточно, бросил ключ и побежал к выходу из гаража.

Крепкие двустворчатые двери были заперты изнутри на засов. Толя сбросил тяжелый деревянный брусок, надавил плечом на правую створку и осторожно выглянул наружу. Темно. Ближайшие фонари расположены далеко, за окружающими гараж пустырями. Со стороны проспекта, чихая неотрегулированным двигателем, приближалась какая-то машина. Толя выскользнул на улицу, прикрыл за собой дверь и побежал к пустырю.

На углу гаража висел фонарь. Стекла корпуса давно были разбиты, но мощная лампочка исправно заливала светом пространство перед гаражом. Обежать освещенную зону было нельзя.

— Тормози! — приказал Олег водителю, дергая «крючок» своей дверцы. Водитель поспешно остановил машину. Олег бросил ему на колени мятую десятитысячную купюру, выскочил и побежал на пустырь.

Он хорошо разглядел Толю, когда тот пробегал под фонарем. Или он договорился с Маратом, или попросту обманул этого мудака. А если они уже поделили деньги?

Машина за его спиной развернулась и стала стремительно удаляться. Олег достал пистолет и замедлил шаг. Толю он не видел. Слишком темно и слишком много места, куда можно спрятаться.

Выставив перед собой «ТТ» и стараясь идти бесшумно, Олег начал прочесывать пустырь. Так как никто и никогда его этому не учил, то получалось у него бестолково, к тому же злость — плохой помощник в таких вещах. Олег несколько раз прошел вплотную к тому месту, где, сжимая обрубок трубы, прятался Толя.

Бесполезно потратив полчаса, Олег развернулся и пошел в гараж. Когда он проходил мимо, у Толи мелькнула мысль напасть на него, рассчитаться за свое унижение и отобрать пистолет; он даже привстал, примериваясь, как лучше ударить трубой, но в последний момент сдержался. Тот же инстинкт самосохранения, который помог ему «уболтать» Марата, сейчас подсказал, что с Олегом лучше не связываться. Он сильно изменился за несколько прошедших часов…

Дождавшись, когда Олег зашел в гараж, Толя поднялся, перебежал пустырь, вышел на проспект и остановился. Идти ему было некуда.

7

В понедельник Гена Савельев работал в первую смену и в половине десятого утра сидел в кабинете начальника отделения, слушая доклад сменившегося дежурного о происшествиях за прошедшие сутки. Воскресенье выдалось спокойным днем, было несколько заявок о мелких хулиганствах и бытовых конфликтах, и только одно преступление — очередного лоха «кинули» при попытке обменять сто долларов у ларьков. После того, как закончился общий развод, опера перешли к своему непосредственному начальнику.

— Значит так, Гена, — сказал зам по УР, передвигая на столе бумаги. — Давай-ка, дуй в больницу к этому журналисту. Вчера его опрашивать еще нельзя было, но сегодня утром дежурный туда отзванивался, сказали, что дадут побеседовать. С материалом сильно не затягивай, в РУВД уже звонили и из главка, и из редакции. Они там свое расследование начали, пинкертоны хреновы. Опроси Баранова, приложи еще пару справок — и отсылай в следствие. Нечего у себя держать, все равно возбуждать придется. Езжай!

— С машиной как?

— Никак, естественно. Кто ж ее даст через весь город в больницу ехать?

Гена зашел в свой кабинет, собрал в папку необходимые бумаги, вложив туда же газету «Спид-инфо», которую собирался почитать по дороге, перекурил и поехал.

Он долго ждал нужного трамвая, а потом еще дольше трясся на задней площадке, вцепившись одной рукой в поручень, а локтем другой прижимая папку и висевший под мышкой пистолет. Потом трамвай сломался, и Гена отшагал несколько кварталов, чтобы выйти на Московскую набережную и убедиться, что автобусы тоже не ходят и до больницы ему придется топать пешком. Долгая прогулка по любимому городу имела одну положительную сторону — Гена неожиданно придумал, как отказать опостылевший материал по заявлению о вымогательстве, и потому в приемный покой вошел в приподнятом настроении.

— Здравствуйте, моя фамилия Савельев, я — уполномоченный уголовного розыска 15-го отделения милиции Правобережного района. Как вы себя чувствуете? — сказал Гена, присаживаясь на стул у кровати Баранова.

— Более или менее, — журналист слабо улыбнулся, показывая, что на самом-то деле чувствует он себя очень и очень плохо, но мужества ему не занимать, и посторонним он свою слабость не покажет.

— Я не буду вам сильно надоедать, но несколько вопросов задать вам просто обязан.

— Да, конечно. Я понимаю. Мы ведь, в некотором роде, коллеги.

— Хм… Вы помните, что произошло на дискотеке? Как вы там оказались и зачем пошли в этот склад на первом этаже?

Говоря это, Савельев раскладывал на коленях бумаги и исподлобья смотрел на лицо собеседника. «Сейчас будет врать, — понял он, заметив, как дернулись глаза журналиста. — Скажет, что тоже не помнит?»

— Конечно, я все помню… Как вы, наверное, уже знаете, я пишу на криминальные темы. Уличная преступность, коррупция в правоохранительных органах, организованная преступность. Естественно, у меня есть круг доверенных лиц, от которых я получаю определенную информацию. Иногда бывают и другие источники… Вы понимаете, я не могу говорить об этом более подробно.

— Пока этого и не требуется.

— В этом моя работа в чем-то сходна с вашей.

— Да, сходство просто поразительное, — подтвердил Савельев, и Баранов быстро посмотрел в его сторону, но, не увидев ожидаемой усмешки, продолжил.

— Иногда звонят или пишут люди, которые располагают определенной информацией и готовы ее предоставить. Если вы читали мои последние статьи, то, наверное, обратили внимание, что я неоднократно возвращался к личности Владимира Габаева, бывшего лидера «смирновских», которого около года назад застрелили руоповцы. В его смерти было… э-э… много разных странностей, я несколько раз поднимал эту тему, но пока безрезультатно. В понедельник или во вторник, я точно не помню, мне позвонил по домашнему телефону какой-то неизвестный мужчина. Он не представился и не сказал, как смог меня найти. Хотя ничего особо удивительного в этом нет, меня достаточно хорошо знают в городе. Он сказал, что тесно общался с Габаевым незадолго до его смерти и располагает некоторыми интересными фактами, которые готов предложить мне при условии, что я в своих статьях не расшифрую его личность. Потом мы созванивались еще несколько раз, обговаривали возможность и необходимость встречи. Я, естественно, опасался, что это может быть провокацией — у меня достаточно недоброжелателей… Проверил по своим каналам, но ничего подозрительно, вроде бы, не было, и я согласился.

— В редакции кто-нибудь знал об этом?

— Нет, я работаю самостоятельно и отчитываюсь только за результат. Я согласился, и он предложил встретиться вечером в субботу на дискотеке в ДК имени Крупской. Сказал, что сам узнает меня и подойдет, если все будет чисто. Я пришел на дискотеку, прождал чуть больше часа, и ко мне подошла какая-то девушка, сказала, что меня ждут в той комнате… Вы нашли эту девушку?

— Да, — не задумываясь, соврал Гена.

— А-а, и что она говорит?

— Пока это не важно. Что же было дальше? В той комнате?

— Боюсь, что дальше я ничего не помню. Я зашел туда… По-моему, мы даже зашли туда вместе, но точно я не помню. Потом я получил удар по голове и очнулся только здесь. Такая вот невеселая история! Наверное, вам это ничем не поможет. Надеюсь, уголовное дело вы все-таки возбудите?

— Очень может быть.

— И по какой статье?

— Пока не знаю. Значит, кто вам звонил, вы не знаете и на дискотеке этого человека вы не видели?

— Увы… В разговорах по телефону он назывался Ильей. У меня дома телефон с АОНом, но ни разу номер не высветился. Видимо, он все время звонил из автоматов.

— Видимо. Кстати, та девушка еще несовершеннолетняя.

— Что?

— Да нет, ничего.

— Я так понимаю, что вы меня хотите запугать?

— Даже не пытаюсь.

— Учтите: у вас ничего не получится. Я понимаю, хорошо понимаю, что вы не хотите себе лишнего «глухаря» вешать, что вам лишь бы дело списать или повесить его на кого-то. Но предупреждаю, ничего у вас из этого не получится! У меня, знаете ли, есть к кому обратиться.

— Да, пожалуйтесь Габаеву.

— При чем здесь Габаев? Думаете, на вас управы нету?! У нас сейчас, слава богу, демократия. Это раньше вы могли творить, что хотите, и никто вам слова не мог сказать. Не те сейчас времена, не те!

— Знаете, что меня удивляет больше всего?

— Что? — журналист тяжело дышал, лицо его покрылось красными пятнами праведного гнева.

— Обычно такие вещи я слышу от преступников. Они очень любят упоминать про демократию, про жалобы, про то, что ничего не выйдет… Но вы-то у нас, вроде как, потерпевший! По крайней мере, пока…

— Что значит — пока?! Я на самом деле потерпевший, а вы не хотите искать преступников.

— Хочу. Очень хочу их искать. Просто, я бы сказал, мечтаю этим заняться. Знаете, есть такая хитрая статья в Уголовном кодексе, сто восьмидесятая? Об ответственности за заведомо ложный донос о совершенном преступлении.

— У меня высшее юридическое образование, — фыркнул Баранов.

— Образование у вас далеко не высшее, вы, если не ошибаюсь, с четвертого курса ушли. Или, так как у нас демократия, то это роли не играет? Так вот, есть такая статья, сто восьмидесятая. Сроки там небольшие, но вот позора не оберешься! Знаете, она у вас, извините за выражение, на лбу написана!

— Я не понимаю, почему вы мне не верите?! Я рассказал все так, как было. Хотя мог бы вообще ничего не говорить, это ваше дело — преступников искать.

— А я и не спорю с вами относительно этого. Не верю я вам потому, что вы просто-напросто врете. И врете не очень умело. С вашим-то опытом можно было и поинтереснее историю выдумать. Хотите, я вам расскажу, как все было на самом деле?

Они замолчали, глядя друг на друга. Баранов старался придать своему лицу выражение брезгливого возмущения, но получалось это у него плохо — глаза выдавали внутреннюю растерянность.

«Двадцать четыре года, — думал опер. — В армии не служил. Проболтался несколько лет на юрфаке; нахватался теоретических верхушек. Жизни не видел и не знает, но хочет на самый верх забраться, неважно как. Поговорил бы хоть раз со старушкой, у которой ублюдки, о правах которых он так печется, пенсию отобрали, или постарался бы убедить мать, что те, кто изнасиловали и убили ее дочь, — тоже люди и относиться к ним надо по-человечески… Уж ему-то, ему кто давал право других судить, со своими дурацкими выводами и советами лезть и из себя невесть что строить? Подкармливается у бандитов и пишет про них, вроде бы и ругает, а на самом деле — рекламу им делает, чтобы люди еще больше их боялись и вообще ни во что не верили. И так уже ни свидетелей, ни понятых не найдешь. Раньше только преступники врали, а теперь и каждый второй „терпила" боится правду сказать. Как будто это только нам нужно, а больше никому и дела нет».

— На самом деле было так, — сказал Савельев вслух. — На дискотеку эту вы ходите регулярно, благо находится она недалеко от дома, можно сказать — под носом. Вас там хорошо знают — я разговаривал и с охранниками, и с посетителями. Девчонку ту, с которой вы в подвал… простите, на склад пошли, там тоже все прекрасно знают. Она туда с очень определенной целью ходит. Склад этот давным-давно используется с той же, очень определенной целью. Вы, как завсегдатай, не можете этого не знать. Охранники, между прочим, особо и не скрывают, что получают «бабки» за то, что вход в него регулируют, очередь устанавливают. Вы, как представитель тяжелой профессии, там льготами не пользовались? Странно… Да не смотрите вы на меня так удивленно, а то я сам себя стесняться начинаю! Так вот, познакомились вы с этой девушкой и пошли с ней в эту вашу «гостиницу», чтобы усугубить знакомство и красиво вечер завершить. А там вас ждали некие нехорошие ребята. Я бы даже сказал — злые. Возможно, что они были не только злые, но еще отвратительные и грязные. Как только начали вы с этой девушкой знакомиться совсем близко, ребята взяли и ударили вас по голове. С корыстной, видимо, целью, так как никакой иной ценности ваша голова для них, я полагаю, не представляла. Ударили они слишком сильно, или волновались очень, или голова у вас оказалась крепкая и бить пришлось не один раз — не знаю и судить не берусь. Но, ударив вас, они испугались, так как изначально намеревались поставить вам только шишку, чтобы спокойно опустошить карманы. Испугавшись, они убежали, даже не доведя до конца свой преступный корыстный замысел. Я надеюсь, вы не будете утверждать, что у вас в карманах еще и пара миллионов долларов лежала? Если вы будете на этом настаивать, то мне придется вас огорчить — они пропали. Но зато все остальное, включая ваше драгоценное репортерское удостоверение, осталось на месте. Вот, примерно, так оно все и было. Верно?

Савельев посмотрел на Баранова и понял, что попал в цель. Его догадки оказались правильными.

— Скажу вам еще одну маленькую приятную вещь. По сто восьмидесятой статье никто вас привлекать, конечно, не будет. Статья-то хоть и слабенькая, но прокурорская, а у нас сейчас бардак, в прокуратуре следователей не хватает, да и те, что есть, — делами об убийствах и изнасилованиях завалены и не будут такой мелочью, как ваше вранье, заниматься… Но я надеюсь, что отнюдь не это заставит дать вас правдивые показания, а недремлющее чувство гражданского долга, которое у вас, как у журналиста, должно быть особенно широко развито.

— Мне нечего вам больше сказать, — пробормотал обескураженный Баранов.

— Есть, и очень много, — ласково возразил Гена. — И не заставляйте меня прибегать к таким крайним мерам, как отключать вам искусственное дыхание или ломать шею через спинку кровати.

— Какое искусственное дыхание? У меня его и нету…

— Значит, мне сначала придется его подключить.

На полдороге от больницы к отделению Савельев вспомнил, что Олег Рубцов, охранник дискотеки, так и не позвонил ни ему, ни его коллегам, и изменил маршрут.

На счастье, мать Олега была дома. Узнав Гену, она опять пропустила его на кухню, оставив собаку в коридоре.

— А что, он вам так и не позвонил? — удивилась она. — Не знаю… Я ему записку оставляла.

— Так вы его не видели, что ли?

— Я вчера в гости уходила, пришла поздно. Его дома не было, но мне показалось, что он заходил в мое отсутствие. Да, точно заходил, записки-то нет!

— А когда вы ушли и во сколько пришли?

— Во сколько? Сейчас скажу… Да успокойся ты, Рекс! Извините. Ушла я, примерно, в три, а пришла… Пришла, наверное, тоже в три. Ночи, естественно.

— Если я правильно вас понял, то ни до, ни после гостей вы Олега не видели? Но записку он забрал. А где он может быть? Он что, часто так из дома уходит?

— Ну, не часто, конечно, но он ведь уже взрослый… Замолчи, Рекс! Нет, он не часто так уходит и всегда раньше звонил. Может, он вам звонил, но вас на месте не было?

— Может быть. А с кем он общается? Вы говорили, он на день рождения собирался, так, может, там и застрял?

— Может, и так. У него друзей много. Коля Ефремов, Марат Бараев, Витя Ушаков. Девушки, конечно, знакомые есть, но я их плохо знаю, в основном, по именам: Ирина, Алиса, Верочка — очень хорошая девочка, и родители у нее хорошие. Только я не понимаю, вы говорили, что там ничего серьезного, а теперь вдруг такой интерес. Что все-таки случилось?

— Простая формальность. Я ведь разговариваю со всеми, кто там был, не только с Олегом. И меня сроки поджимают, я в три дня должен решить, возбуждать дело или нет, а ситуация неясная. Вдруг Олег все-таки видел или знает что-то важное? Сами понимаете, никогда ведь заранее нельзя угадать.

— А-а, ну тогда понятно. Не знаю, чем еще помочь-то вам. Когда появится, я скажу, чтобы он сразу с вами связался.

— Будьте так любезны.

— Скажите, а вот эти, из другого отделения, они опять придут?

— Что? — уже подошедший к входной двери Гена резко остановился и развернулся, собака ткнулась ему в ладонь теплым влажным носом. — Из какого отделения?

— Ну, вчера еще один приходил. Сразу после вас. Тоже Олега спрашивал.

— Вы у него документы видели?

— Да, он показал свое удостоверение.

— И что там было написано?

— Я не помню уже… Но удостоверение было милицейское, это точно!

Видя недоумение Савельева, женщина забеспокоилась.

— Что-то не так? Не надо было его пускать? Но вы же ничего не сказали, когда уходили!

— Вы не запомнили ни фамилии, ни должности? А как он выглядел?

— Высокий, намного выше вас. Очень такой здоровый, стриженый почти наголо. Лицо интересное… Одет в спортивный костюм, черный с белым, и кроссовки.

Савельев вспомнил о трупе Тюленева, найденном вчера вечером в сквере недалеко от дома Олега. Приметы совпадали, и дежурный на разводе говорил, что при нем нашли милицейское удостоверение. Черт!

— Вы пока уходить никуда не собираетесь? Маленькая просьба: побудьте дома еще немного, я кое-что уточню и, возможно, еще к вам вернусь.

Савельев выскочил на улицу, осмотрелся и влетел в продуктовый магазин в соседнем доме.

— Девушка, здравствуйте, милиция! Телефон очень нужен.

Через несколько минут подъехали два опера из «убойной» группы РУВД с фотографией покойного Тюленева, сделанной, правда, еще в те времена, когда он был живым. Ничего не понимающая мама Олега уверенно опознала его как человека, приходившего в ее квартиру и назвавшегося сотрудником милиции.

— Тихий, в принципе, неплохим человеком был, — говорил один из «убойщиков» на обратном пути в машине. — Больше всего в жизни он ненавидел трусы за полторы тысячи.

— Чего? — Савельев удивленно посмотрел на своих коллег.

— Это у него такая шутка любимая была. А Тихий — это «погоняло» его. Он из «центровой» группировки был. Бывший чемпион области по самбо в тяжелом весе, неоднократный призер соревнований по кик-боксу. Даже, вроде бы, и убить никого не успел. Два месяца назад женился, жена беременная, только-только восемнадцать ей стукнуло. Неужели его действительно Рубцов завалил? За что?

— Для тренировки, — предположил второй «убойщик». — Чтоб форму спортивную не терять. Интересно другое. Недалеко от трупа Тихого нашли две гильзы от девятимиллиметровых патронов к пистолету иностранного производства. А за полтора часа до обнаружения трупа доблестный наряд 14-го отделения по заявке неких граждан задержал некоего Николая Храмцова, охранника ЧОП «Оцепление». Была телефонная заявка, анонимная, естественно, что Храмцов и еще двое сидят в его машине, недалеко от дома Олега, и вовсю размахивают оружием. Когда постовые приехали, в машине был всего один, этот самый Храмцов. И пистолет у него при себе был, «кольт гавернмент модел», как раз девятимиллиметровый. Я, правда, сомневаюсь, что он им размахивал, но все может быть. Храмцов числится в этом ЧОПе контролером постов, то есть, по идее, свободно может оказаться со стволом в любом конце города, и никак ты к нему не придерешься. Работа у него такая. Вообще, это «Оцепление» — интересная контора. Зарегистрированы они где-то в Петровске, но центральный офис у них на Ореховом острове, целый особняк снимают. Состоит фирма как бы из двух частей. Одна — действительно что-то оцепляет, то есть охраняет. Объектов у них много — банки, склады, офисы, сопровождение грузов, личная охрана. Между прочим, ребятки, которые Крутого охраняют, тоже в «Оцеплении» числятся. Он их сам туда устроил. Вторая половина ничего не охраняет, но пользуется всеми благами, положенными охранникам и детективам. После окончания работы они должны оружие сдавать, но кто контролирует, когда они начинают и когда заканчивают? А сидя на такой должности, как «контролер постов» или «советник по безопасности», можно круглые сутки мотаться по городу с пистолетом, и всегда сможешь объяснить, кого ты проверял и кому чего советовал. «Оцепление» полгода назад закупило два десятка таких «кольтов» и полсотни «беретт», так все по «советникам» и «контролерам» разошлись. Мы нашли трех баб, которые видели, что в «тойоте», кроме Храмцова, сидели еще двое, и один из них — наш Тихий.

— Выходит, что они Рубцова пасли?

— Может быть, и так. Видимо, все-таки дождались его. Тихий и третий пошли с ним беседовать, а Храмцов по какой-то причине остался в машине.

— И, видимо, «пушка» была не только у Храмцова, но и у третьего, — предположил Савельев. — И тоже «кольт». Он и стрелял из него в Рубцова?

— Вполне вероятно. Только слишком уж легко все получается. Тихого застрелили из «ТТ», один выстрел, в упор, точно в лоб.

— А где Храмцов сейчас? — спросил Гена.

— Бог его знает, где. Может, там же, где и Тихий. Из отделения его отпустили через полчаса. По месту прописки он уже сто лет не живет. «Тойота» зарегистрирована на каком-то ИЧП, которое уже полгода как тихо развалилось. Будем искать. Плохо, если бандюки Рубцова раньше нас отыщут. «Глухарь» так и останется.

— Не только у вас, — вздохнул Гена и рассказал о нападении на Баранова. — Интересно, нет ли между этим связи? Очень уж по времени все совпадает.

— Да, любопытно. Надо будет знакомых этого Олега потрясти. И ориентировку по городу дадим.

— Ты пообедать не хочешь? — спросил Петров.

— В принципе, можно, — отозвался уставший от бумажной работы Костя. — Куда пойдем?

— Я одно местечко новое нашел. На территории 14-го.

— Далеко, наверное?

— Не пешком же пойдем. Собирайся, я в машине жду.

Ковалев убрал бумаги в сейф. Задумался, глядя на лежащий на полке пистолет. Если его брать с собой, то придется одевать куртку, а на улице и так слишком жарко. Решив, что в столовой оружие, скорее всего, не пригодится, Костя захлопнул металлическую дверь, запер кабинет и пошел вниз.

В столовой пистолет, действительно, не понадобился. Обед оказался достаточно плотным и вкусным, а кофе — не слишком противным и маленьким. С наслаждением выкурив по сигарете, опера вернулись в машину Петрова и поехали в РУВД.

— Ты бы себе кондиционер поставил, что ли, — посоветовал Костя, полностью опуская боковое стекло. — Или крышу на брезентовую поменяй.

Они остановились перед пешеходной дорожкой. Петров разглядывал замершую во встречном ряду «БМВ». Ковалев, щурясь от яркого солнца, глазел по сторонам.

— Красивая вещь, — вздохнул Дима. — Мне «тройки» у них больше всего нравятся…

— Ну-ка, сворачивай, — перебил его Костя. — Проедь мимо тех ларьков и останови.

— Что там? — спросил Дима, не отворачивая взгляда от «БМВ».

— Приметы по «сережечнику» помнишь? По-моему, он.

На светофоре вспыхнул разрешающий сигнал. Дима проехал несколько метров, плавно принял вправо и остановился, воткнувшись на свободное место в ряду других машин. Посмотрел в зеркало.

Около ларьков, расположенных напротив трамвайной остановки, стоял парень лет двадцати пяти. Среднего роста, худощавый, с вытянутым угреватым лицом, в помятой клетчатой рубашке и джинсах, с поясной сумочкой-«грыжей» на животе. На голове, козырьком назад, у него была надета красная бейсбольная кепка с надписью «Калифорния».

— Хм, кроме того, что мужик и в кепке, я ничего общего не вижу, — сказал Дима.

— Здесь всего два трамвая ходит, а он уже оба номера пропустил.

— Может, ждет кого-то?

— Бабульку очередную. Посмотри, сколько их возле ларьков крутится, а напротив — сберкасса и магазин.

Парень продолжал стоять, вертя головой во все стороны. Подошел еще один трамвай, но он не обратил на него внимания.

— Интересный парнишка, — задумчиво протянул Дима. — Говорили, что у него зуба наверху не хватает…

— Даже если у него они все, то это можно исправить. Пошли?

— Пошли.

— У тебя «ствол» и «браслеты» есть? А то я не взял ничего.

— Есть.

— Давай, выходи первым, обойди ларьки и стой там. Он, если от меня дернется, то только в ту сторону побежит.

— Хорошо.

Петров вышел из машины, не спеша прошелся по тротуару, купил в крайнем ларьке какую-то мелочь. Парень мазнул его колючим взглядом, но особого внимания не обратил, а когда опять посмотрел в ту сторону, то Димы уже не было видно.

Костя закурил, вылез из машины и пошел вдоль ларьков, разглядывая выставленный товар. Приблизившись к парню, Костя опустил голову, стараясь краем глаза фиксировать положение ног парня. Тот продолжал стоять на месте, но потом вдруг резко шагнул в сторону. Костя почувствовал, что парень его заметил и теперь неотрывно смотрит на него. «Сейчас побежит. Он ведь, как зверь, опасность за километр чувствует. Иначе не мог бы столько времени на улице „работать“. Черт, сейчас рванет. Хорошо, если на Димку выскочит, а если через дорогу?.. Ему ведь по х… что там машины идут. У него фора метров десять, да и неохота под колеса прыгать, я ведь только пообедал. И стрелять по нему нельзя. Да и стрелять-то не из чего. Чего же он не бежит? Неужели еще ничего не понял? Все, уже не успеет».

Когда между ними оставалось меньше двух метров, парень в кепке сделал неуверенный шаг в сторону, но Ковалев крепко схватил его за руку и тихо сказал:

— Стой спокойно. Милиция.

Сзади подбежал Дима и встал рядом, положив руку на заткнутые за пояс наручники. Парень молчал, в упор глядя на Ковалева. Они встретились глазами, и Костя понял, что не ошибся.

В книгах часто бывает, когда сыщик и преступник долго смотрят друг на друга, а потом все вопросы становятся излишними. В жизни такое случается реже, намного реже, чем хотелось бы, но — случается. Сейчас был именно такой момент. Ковалев понял, что перед ним — тот самый «сережечник», которого несколько месяцев безуспешно искало все Правобережное РУВД, а парень понял, что попался, что уйти ему сейчас не дадут и пришло время отвечать за свои дела.

— Здравствуйте, — сказал он, и Ковалев вполне доброжелательно отозвался:

— Привет.

Они опять помолчали. Костя отпустил руку парня.

— Как тебя зовут-то?

— Римский Вячеслав.

— Местный?

— Нет, из Полтавы. У меня паспорт с собой.

Слава попытался расстегнуть «молнию» сумки, но Ковалев его остановил.

— Не надо, я сам.

Кроме паспорта в сумке оказались пачка «Мальборо», немного денег и две золотые сережки с маленькими зелеными камушками. К одной серьге прилип длинный седой волос.

— Сегодняшние?

— Ага.

— И где?

— Не у вас. На площади Труда.

— Понятно. Пошли! Только браслеты надо одеть.

Петров защелкнул наручники на запястьях Славы, и они пошли в машину.

— Поехали, Николаева обрадуем, — сказал Костя, садясь вместе с задержанным на заднее сиденье. — Он с тобой, Слава, давно познакомиться мечтал.

— Да я не тороплюсь как-то, — отозвался Слава, с тоской глядя в окно.

— Очередную бабушку ждал? — спросил Петров, отъезжая от тротуара.

— Да нет, к приятелю приехал, он тут на рынке работает.

— Так рынок-то в другой стороне!

— Я ж говорю, что не нашел его.

— Живешь-то где?

— В общаге, у бабы одной.

Приехали в отделение. Николаев как раз стоял в дежурке, просматривал какие-то бумаги. Увидев, как Ковалев и Петров заводят задержанного, он развернулся в их сторону, замер, разглядывая Римского, — и спустя мгновение на его лице появилась понимающая улыбка.

Пока Дима писал рапорт и объяснялся с дежурным, Костя отвел Николаева в сторону.

— Так, Леха, видишь, какого мы тебе друга привели?

— Да я понял уже! Где вы его взяли-то?

— Да тут недалеко, на Архитекторов… Сколько по вашей «земле» эпизодов было? С его приметами.

— Шесть. Шесть или семь, не помню точно.

— Надо вызванивать «терпил», пусть опознают.

— А он-то сам — как? Говорит?

— Говорит…

Пока Петров, заняв свободный кабинет, беседовал с Римским, обсуждая, в основном, общие вопросы — когда приехал, где поселился, — Николаев и Ковалев заперлись в соседнем, насилуя телефонный аппарат. У двух потерпевших никто не ответил. Еще одна, со слов дочери, недавно перенесла инфаркт, с кровати не вставала и прийти в отделение, естественно, не могла.

— Этой тоже дома не окажется, — мрачно предрек Николаев, набирая последний номер. — Неудачно вы время выбрали. Не могли, что ли, до вечера потерпеть? Найди сейчас кого-нибудь дома!

Но на этот раз все-таки повезло. Коротко с кем-то переговорив, Николаев положил трубку и пояснил:

— Ушла в магазин, должна скоро, вернуться. Мужу сказал, чтобы сразу к нам летела, как появится.

— Надо в 15-е звонить, у них ведь тоже случаи были, — предложил Костя, и Николаев снова придвинул к себе телефон.

В 15-м отделении никто из оперативников по телефону не ответил. Справившись у дежурного, Николаев узнал, что Савельев укатил кого-то опрашивать по своему материалу, а остальные только что улетели на какое-то задержание.

— Нам сейчас хотя бы один эпизод закрепить… Площадь Труда какой отдел обслуживает?

— По-моему, седьмой, — подсказал Костя.

— Алло, это «Семерка»? Добрый день, коллега! Уголовный розыск 14-го отдела беспокоит, Николаев моя фамилия. Площадь Труда — ваша «земля»?.. Отлично. Слушай, у вас сегодня рывки сережек были?.. Как у кого — у старушек, наверное… Не были?.. А вообще были?.. Не было… Чем же вы там занимаетесь? Послушай, если потерпевшая подойдет, отзвонись сразу нам, хорошо? У нас тут человечек есть один интересный, задержанный… Да, с сережками, и говорит, что у вас рванул…

— Не было у них ничего, — удивленно сказал Николаев, кладя трубку. — Может, врет?

— Может, и врет. Пошли, пообщаемся с ним.

Слава Римский сидел перед столом, мусолил авторучку и поглядывал на лежащий перед ним лист бумаги, в верхнем правом углу которого только что коряво вывел:

Писать чистосердечное признание, к которому его так усердно склонял Петров, очень не хотелось. Слава, конечно, понимал, что попался, но первый шок, вызванный неожиданным задержанием, уже прошел, а человеку всегда так хочется надеяться на какое-то чудо…

Костя закурил, прошелся по кабинету, открыл окно и сел на подоконник.

— Не знаешь, с чего начать?

Слава неопределенно пожал плечами.

— Понятно… Дело, конечно, твое. Не хочешь — можешь вообще ничего не писать. И не говорить. Только вот что от этого изменится?

— Надеется, наверное, что мы его отпустим, — предположил Николаев.

— Пусть надеется, — махнул рукой Костя. — Нам-то что? Мы свое дело сделали. Дальше пусть следователь ковыряется. Все, что нам остается — это понятых и подставных для опознания найти. Слава, как ты думаешь, узнают тебя люди или нет? Кто-то, конечно, и не разглядел толком, кто-то забыть уже успел. Но потерпевших-то много! Не первая, так десятая, но все равно ведь опознают. Ты судимый? Вижу, что судимый! И за что?

— За кражу… квартирную. В Полтаве еще судили, в девяносто первом.

— Сколько дали?

— Три…

— Что, три года по первому разу, за одну кражу? Да не бывает такого! Даже в Полтаве.

— Ну, там еще и грабеж был…

— Все три отсидел?

— От звонка до звонка.

— Ну, тогда тебя агитировать смысла нет. И так все знаешь. Так что решай сам, что для тебя лучше. Потом только не жалуйся, если прогадаешь.

Слава повертел авторучку, посмотрел на колпачок, раздумывая, стоит его грызть или нет.

— Не вздумай вещь портить! — Дима хлопнул по столу ладонью.

— Ладно, Слава, — Ковалев соскочил с подоконника. — Я вижу, ты уже все решил. Пошли в камеру, будешь опознания дожидаться.

В камеру Римский тоже не спешил. Бросив на стол авторучку, он неуверенно сказал, разглядывая висящие на стене рекламные плакаты:

— А что я? Может, что и было, так сразу-то не вспомнить… Скажите лучше конкретно, в чем вы меня обвиняете?

— Будто сам не знаешь! — усмехнулся Дима.

— Да что я знаю?..

— Бесполезный это разговор, — махнул рукой Николаев. — Давай, Костик, я его вниз сведу.

— Подожди, — остановил Ковалев. — Может, не такой уж и бесполезный. Слава, если я правильно понял, ты решил опознания подождать? А потом доказанное признаешь, а что нет — то нет. Верно?

— Да. Зачем мне лишнее?

— Лишнего тебе никто грузить не собирается! Тебе свое бы унести! Мы все равно знаем, кто ты и что ты, без всякого опознания. Ответь мне, пожалуйста, почему ты не убежал? Видел ведь, как мы идем.

— Зажигание поздно сработало, — не задумываясь, ответил Римский. — Видел, конечно. Да пока собирался, вы уже и подошли. У меня сегодня с самого утра предчувствие было, и сон плохой приснился…

Вызванная на опознание женщина долго испуганно смотрела на Славу, с невозмутимым видом сидящего на диване между двумя приглашенными с улицы «подставными». В качестве понятых присутствовала молодая супружеская пара, выловленная из очереди в паспортный стол. Молодой человек скептически усмехался и поддерживал под локоть свою супругу, взиравшую на происходящее со смешанным выражением детского восторга и недоверия.

— Он… По-моему, он, — потерпевшая дрожащей рукой указала на Римского, — Ой! Точно, он!

— Уточните, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы виделись с этим молодым человеком, — следователь придвинул к себе бланк протокола опознания личности и начал брезгливо осматривать свою авторучку. Он был «глухаристом», то есть следователем, в чьем ведении, или правильно выражаясь, производстве, находились нераскрытые уголовные дела — «глухари». Должность, в некоторых отношениях, халявная, оставляющая массу свободного времени — в зависимости, конечно, от того, как подходить к своим обязанностям. Ковалев мог назвать пару следователей, которые «сидели на глухарях», но при этом что-то делали, действительно пытались расследовать преступления, а не только засыпали уголовный розыск никому не нужными отдельными поручениями с требованиями кого-то установить и что-то перекрыть. Сегодняшний следователь к их числу не относился, но в данной ситуации спихнуть на других свою работу не мог, а потому старался по мере сил испортить всем настроение. Раз уж испортили ему.

— Он… Он вырвал у меня сережки. Золотые, маленькие такие…

— Когда и где это произошло? И по каким признакам вы его опознаете?

— Да недалеко от рынка, вечером… А когда? Я уже и не помню, когда. Месяц, наверное, назад.

— В уголовном деле стоит дата — второе июня тысяча девятьсот девяносто пятого года. Вы не оспариваете ее? — следователь смотрел на свою ручку уже не просто с брезгливостью, а с откровенной ненавистью. Костя подумал, что еще немного — и он взглядом прожжет в протоколе дырки.

— Нет, — испугалась женщина. — Не… Не оспариваю.

— По каким признакам вы его опознаете?

— Что?

— Я говорю, по каким признакам вы его опознаете? Может, это вообще не он?

— Да нет, это он, — женщина испуганно посмотрела на Славу, он ей подмигнул, и она вздрогнула, явно жалея, что согласилась прийти.

— Ну хорошо, — следователь смилостивился, ткнул в протокол ненавистной авторучкой и, завалив голову на плечо, начал быстро писать. — Значит, вы опознаете его по приметам внешности, цвету волос, лицу… Да?

— Да, — убитым голосом подтвердила потерпевшая.

Когда опознание была закончено, следователь приступил к допросу Римского, а Николаев пошел проводить посторонних в коридор, молодой человек, бывший понятым, остановился и конфиденциально поинтересовался у опера:

— Скажите, товарищ следователь, я так понял, что он у нее серьги отобрал?

— Да, так оно и было.

— И вы его поймали?

— Как видите.

— То есть его теперь будут судить?

— Скорее всего.

— А серьги он, наверное, уже продал… Спасибо большое. Вот видишь, Верочка, так всегда: дурака, который копейки украл, сажают, а бандитов никто и ловить не будет…

Ответ Верочки Николаев не слышал. Заперев дверь, отделяющую помещение уголовного розыска от общего коридора, он вернулся в кабинет, где Петров и Ковалев готовили кофе. В соседнем брезгливый следователь допрашивал Римского.

— Он нас теперь возненавидит, — сказал Петров, разливая по чашкам кипяток. — Лежали у него «глухари» на полках, можно было с них пыль сдувать и радоваться, значительность из себя строить и всем жаловаться, что опера только водку жрут… Теперь работать придется. Интересная у нас система, такое ощущение, что никому, кроме нас, это и не надо. Ни тетке той, потерпевшей, ни следаку… А уж потом — и подавно. Она на серьги свои давно рукой махнула, радуется, наверное, что тогда вообще живой осталась. Теперь новые волнения прибавятся — будет ждать, когда ей мстить придут, в газетах сейчас об этом много и красочно пишут… Следак на нас дуться будет, что работу ему нашли — придется теперь бумажки писать, ездить куда-то. Всем плохо, и во всем мы виноваты.

— Я над этим никогда голову не ломаю, — пожал плечами Николаев. — Улицу надо на зеленый свет переходить, а вор должен сидеть в тюрьме. На словах любое блядство объяснить и оправдать можно, только что толку, оно от этого лучше не станет. Говорить сейчас все мастера, все все понимают и с советами лезут, только делать никто не хочет. Или не может уже.

Следователь закончил допрос Римского, выписал ему «сотку», упаковал в портфель бумаги и ненавистную свою ручку и уехал, оставив операм постановление о производстве обыска. Николаев привел из камеры Славу.

Некоторое время все молчали, разглядывая друг друга и стены. Потом задержанный попросил сигарету, закурил и поинтересовался:

— Меня в КПЗ когда увезут? Сейчас или вечером?

— Как с машиной будет, — вздохнул Костя. — Только времени-то уже — полвосьмого, давно уже вечер. И не КПЗ, а ИВС это давно уже называется, изолятор временного содержания…

— Какая мне разница, — махнул Слава, жадно затягиваясь сигаретой и исподлобья глядя на Ковалева. — У меня просьба одна есть, только ведь, наверное, не выполните.

— Смотря, что за просьба.

— С бабой хочу своей повидаться. Только не так, чтобы под конвоем и с наручниками, а сам по себе. Мне всего-то два часа надо, туда и обратно слетать. Не отпустите, конечно?

— Конечно, нет. На обыск мы к ней поедем, прямо сейчас, так что если чего передать ей хочешь — говори, мы передадим. А чтоб отпустить тебя — извини, но так только в кино бывает.

— Да, я понимаю… Жалко, она ж на третьем месяце у меня… Собирались осенью ко мне ехать, я уже и матери говорил. Танька-то у меня ведь тоже не местная, прописка у нее временная была, пока на заводе работала, а как уволилась, так и из общежития гнать начали. Отпустили бы, а?

— Нет, Слава, и давай больше не будем об этом.

— Да, я понимаю… Можно еще сигарету?.. Спасибо. А передавать ей ничего не надо. Мне сколько сидеть, года три?

— Я думаю, больше.

— Так и скажите. Пусть сама поступает, как хочет.

— Скажем. У тебя там осталось что-нибудь, или все продал?

— Да я ж сразу и продавал, в тот же вечер.

— Сколько у тебя всего эпизодов было?

— Что? А-а, понял. Не знаю, не считал… Раз сто пятьдесят, я думаю, я ж почти три месяца, с перерывами, конечно… В мае на две недели в Полтаву уезжал, а так — по три-четыре раза в день.

— И по сколько продавал?

— Когда как. В среднем, так по двадцать-тридцать тысяч за грамм.

— Итого, значит, лимонов двенадцать-пятнадцать, — прикинул Дима. — Неужели все потратил?

— Да, — махнул рукой Слава. — Матери, правда, кое-что отвез. А так на продукты да на сигареты все и ушло. Ну, иногда в кабаке, бывало, сидели с приятелем.

— Татьяне своей, наверное, подарки делал, — предположил Николаев, но Слава опять отмахнулся:

— Как-то все повода не было. Себе вон только на той неделе брюки новые и рубашку купил. Дайте еще закурить, а?

Костя достал пачку, дал сигарету Римскому и закурил сам.

— Послушай, Слава, — сказал он. — Неужели ты не понимал, что все равно, рано или поздно, но попадешься? Конечно, раз ты не местный и связей-то у тебя тут толком никаких, то просчитать тебя было очень трудно. Но все равно ведь, с самого начала было понятно, что тебя прихватят. Или нет?

— Знал, конечно. Первое время сильно боялся, честно скажу. После десятого раза вообще бросить хотел, но там с деньгами заморочка вышла, пришлось все по новой начинать. А потом привык… Мне б еще месяц продержаться — и все, не нашли бы вы меня больше никогда. Мне в Полтаве с сентября место хорошее обещали, в кооперативе одном. Я сюда больше и не приехал бы, чего мне здесь делать?

— Не жалко за штаны и рубашку несколько лет терять? И там еще неизвестно, как повернется?

— Жалко, конечно, но что сделать-то? Значит, судьба такая… Отпустили бы вы меня с Танюхой попрощаться… Нет? Дайте еще сигарету…

Татьяна ждала милицию уже несколько часов. Как оказалось, она видела задержание Славы и сразу поняла, что домой он больше не придет и никогда она с ним не увидится. Она занимала одну комнату на восьмом этаже общежития, сыщиков встретила в коридоре и сразу позвала из кухни двух своих подруг, чтобы они присутствовали в качестве понятых.

Комната была маленькой и густо заставленной старой дешевой мебелью. Потертые паласы, занавески с трогательными цветами и незамысловатые репродукции на стенах пытались создать некое подобие уюта. Татьяна выглядела на несколько лет старше Славы. Невысокая полная женщина с растрепанными волосами и лицом, озлобленное выражение которого сформировали неудачные попытки выбиться в люди и смирение со своей участью.

— Прочитайте, а потом на обороте, внизу, напишите: с постановлением ознакомлена, число и подпись, — сказал Ковалев.

Пока она читала постановление о производстве обыска, Костя подумал, что Римского она устраивала только потому, что бесплатно предоставляла место для ночлега и не мешала.

— Ищите, — она поставила свою подпись и вернула бланк Ковалеву. Потом отошла в угол и встала, скрестив руки на груди и всем своим видом давая понять, что ненавидит оперов за какое-никакое, но бывшее у нее в руках и отобранное ими счастье.

— Здесь есть вещи, принадлежащие Славе? — спросил Николаев.

Татьяна молча прошла через всю комнату, достала из шкафа вешалку с брюками и рубашкой, бросила на кровать.

— Все. Ничего больше его нету. Если только это, — Татьяна присела перед тумбочкой и вытащила запакованный «жиллет-сенсор» и недорогую туалетную воду. — Хотела ему на день рождения подарить. У него послезавтра… день рождения.

— Оставьте себе, — глухо сказал Костя.

Брюки и рубашку изъяли. Остальная часть обыска носила чисто формальный характер — просмотрели шкатулки с безделушками, вытащили наугад несколько книг с полки, подняли диван… Опера почему-то сразу поняли, что искать здесь нечего. Петров быстро заполнил два бланка протокола обыска, копию отдал Татьяне, а первый экземпляр сложил и убрал в папку.

— Пошли?

Николаев запихал брюки и рубашку в большой полиэтиленовый пакет. Понятые, осознав, что они больше не нужны, моментально выскользнули за дверь.

— Скажите, а Славу надолго?.. — Татьяна приняла Ковалева за старшего и обратилась к нему.

— Сейчас трудно сказать. Но, видимо, да.

— А за что? Я так и не поняла. Грабеж какой-то…

— Отобрал на улице у женщины серьги.

— А где же они? Он сюда ничего больше не приносил.

— Продал, — Ковалев посмотрел на женщину и понял, что она действительно была не в курсе дел Славы. Если она придет на суд, то там ее будет ждать сильный удар. Несколько миллионов рублей, которые Слава заработал и промотал втайне от нее, покажутся ей астрономической суммой. — Слава просил передать, чтобы вы сами решали, как вам поступить.

— Я могу с ним увидеться?

— Не знаю, эти вопросы через следователя надо решать. Можете ему сделать передачу, отвезете утром в Правобережное РУВД, это на улице Рентгена.

— Я знаю.

— И еще: завтра вам надо будет явиться к следователю, он вас допросит.

— Когда, утром? Утром я не могу, я работаю.

— А где вы работаете?

— На Правобережном рынке.

— Продавцом?

— Нет, картошку перебираю…

Выйдя из общежития, опера одновременно закурили. Костя подумал, что не отказался бы от рюмки коньяка.

Всю дорогу молчали, только на подъезде к отделению Николаев коротко выругался и пояснил:

— Сволочь этот Римский… Стольким людям жизнь испортил! Ни себе, ни другим.

— По нынешним временам, он довольно характерная фигура, — заметил Дима, но развивать мысль не стал, переключился на другое: — Ты лучше скажи, поймал ты этого своего… Помнишь, на той неделе ездили?

— Ерастова? Нет. Бегает где-то, скотина, домой так и не появлялся. Все времени не хватает им плотнее заняться. Завтра, наверное, попробую его связи прошерстить, он ведь где-то здесь дохнет. Там ведь сто сорок пятую, часть два, возбудили. «Терпила», правда, ничего не помнит, но опознание по фотокарточке есть, так что дело теперь только за ним. Я думаю, если его приземлим, там много чего интересного всплывет.

— А его закроют?

— Должны, он ведь сейчас на подписке. Хотя, кто его знает. Сам ведь знаешь, смотря какой следователь попадется.

Вечером следующего дня Николаев, выбрав время, начал проверять знакомых Толи Ерастова. После нескольких бесплодных попыток он добрался, наконец, до квартиры Рубцовых. Там он пробыл очень недолго, вышел крайне удивленный и, чувствуя закипающий внутри охотничий азарт, быстро направился в 15-е отделение.

8

Толя не сломал Марату позвоночник, хотя удар ключом, действительно, был сильным. Однако вскоре после побега Толи в гараж ввалился Олег, находившийся в почти невменяемом состоянии. Вымещая свою злость и горечь от свалившихся неудач, он кулаками и ногами почти добился этого результата.

Устав, он присел на ящик и закурил.

— Слушай меня внимательно, урод. С деньгами мы пролетели. Твой приятель связался с какими-то «черными», и баксы сейчас у них. Хрен мы их получим! Я едва ноги унес… Того парня на дискотеке, который с Ольгой был, он едва не замочил. Менты ищут меня. Про вас они, похоже, пока не знают. Если бы ты его не упустил, то мы еще могли бы свои деньги обратно получить, а теперь — дохлый номер. Понял, козел, чего ты натворил?

Марат молчал, размазывая по бетону кровь и пытаясь подняться. Олег несильно пнул его ногой в бок, и Марат поспешил тяжело застонать.

— Теперь слушай дальше. Меня ищут и бандиты, и менты. Дома я уже не появлюсь, но тебе пока ничего не грозит. Будешь жить там… Пока мне не понадобишься! Не дай бог, слиняешь или еще какую подлянку выкинешь! Все равно найду… Мне нужны деньги. Много денег. Чтобы навсегда уехать из этого е…го города. Мы с тобой провернем последнее дело. Тебе тоже хватит, не бойся. У меня уже есть кое-что на примете, я это как запасной вариант держал…

Никакого запасного варианта у Олега никогда не было, но признаться в этом он не мог. Несмотря на неудачи, ему требовалось оставаться лидером, а кроме того, сказав эти слова, он и сам в глубине души поверил, что какие-то варианты все же имеются. Не мог же он ничего не предусмотреть на случай провала! Получив деньги, он действительно надеялся удрать из города и обосноваться в Санкт-Петербурге. У него был друг, который прожил там несколько лет и уверенно входил в одну из самых значительных местных группировок. Олег надеялся, что сможет рассчитывать на его покровительство.

— Слышишь меня? Так вот, будешь жить дома, слушать, где чего нового. Когда понадобится, я с тобой свяжусь. Будешь мне помогать… Последний раз.

Последние слова Олег произнес с усмешкой. Он вдруг осознал, что «последний раз» действительно станет для Марата последним. Оставлять его в живых будет просто нельзя, слишком уж много он знает. Оборвать все нити и уйти. Еще бы вот Толю повстречать…

— Все понял, долбоеб? Я думаю, ты сам понимаешь, что ни с ментами, ни с бандюками тебе вязаться смысла нет, все мы одинаково замараны. Я даже поменьше вашего. Так что сиди дома, поправляй здоровье. Меньше болтай и больше слушай. Извини, конечно, что я тебя немного помял, но ты сам виноват. Договорились?

Глядя сверху вниз на лежащего Марата, Олег широко улыбнулся и протянул руку, и от этого Марату стало особенно страшно. За несколько часов своего отсутствия он изменился настолько, что Марат, не зная об убийстве Тихого и других событиях, сразу и полностью осознал, что сидящий перед ним парень — совсем не тот человек, кого он называл другом несколько последних лет. Марат закрыл глаза. Ему сильно, настолько сильно, что даже навернулись слезы, захотелось, чтобы все это оказалось лишь дурным сном, чтобы он очнулся в своей кровати и никогда бы этот кошмар больше не повторялся. Но одного желания оказалось мало. Холодный грязный бетон под боком так и остался бетоном, по-прежнему резал глаза электрический свет, а Олег все так же сидел на высоком ящике, улыбался и протягивал руку.

— Ну все, договорились, — Олег наклонился, похлопал по плечу, сам нашел и крепко сжал его ладонь. — Давай, вставай и поехали. И так времени нету.

Марат довез Олега до какой-то улицы в центре, и там они распрощались. Закрыв глаза, Марат попросил Бога о том, чтобы встречаться им больше не довелось.

Дома он рассказывал родителям наспех выдуманную историю о том, как подвозил двоих незнакомых парней и подрался с ними. Мать, для приличия, поохала и выгребла из семейной аптечки ворох пузырьков и таблеток, после чего отправилась спать. Отец оказался более настойчив и долго пытал сына различными каверзными вопросами, но противоречий не заметил — видимо, сказалась нынешняя адвокатская привычка во всем доверять клиенту.

Два дня Марат отлеживался дома, вздрагивая от каждого звонка телефона и часто подходя к окну, чтобы убедиться, что дом еще не окружают. Отец настаивал на том, чтобы обратиться в травм-пункт и подать заявление в милицию, но Марат успешно отбивал его атаки, говоря, что у него ничего уже не болит, а милиция все равно никого искать не станет. В последнем утверждении отец полностью соглашался с сыном, и на некоторое время вопрос становился закрытым.

В среду утром в дверь настойчиво позвонили, и Марат, лежа в своей кровати и смотревший телевизор, моментально похолодел. Он понял, что пришли за ним. Если бы в квартире никого больше не было, то вся история на этом и закончилась бы. Марат открыл бы дверь и сходу рассказал бы оперативникам все об Олеге, Толе и даже о себе. Но на кухне занимался домашними делами Бараев-старший, к двери подошел именно он, и он вступил в переговоры.

Как и большинство других родителей, Владимир Юрьевич, несмотря на солидный житейский и профессиональный опыт, был свято уверен в том, что его чадо ничего противозаконного натворить не могло, а если и натворило, то разбираться с этим надлежит в узком семейном кругу. Навестившим квартиру двум «убойщикам» из Правобережного РУВД он, не моргнув глазом, сказал, что сын его только недавно, буквально за минуту до них, куда-то ушел и вернется только поздно вечером, но, если они оставят свои телефоны, то он с ними непременно свяжется. На осторожные вопросы о знакомых сына Владимир Юрьевич ответил еще более осторожно, и «убойщики», переглянувшись, оставили свои визитные карточки и откланялись. Адвокатская практика научила Владимира Юрьевича врать убедительно и импровизировать на ходу, а потому, если у оперов и возникли подозрения, то они так и остались не более, чем подозрениями. Пока что Марат Бараев отрабатывался лишь как одна из связей подозреваемого Рубцова и особых вопросов к нему не было. Вчера в районе произошло еще одно убийство, и в тот же вечер наметился некоторый сдвиг в деле об убийстве предпринимателя Резо Кавтарадзе, так что ждать возвращения Марата или предпринимать еще какие-либо шаги не было ни сил, ни времени.

Марат слышал, как хлопнула дверь подъезда и отъехала машина. Выключив телевизор, он отвернулся к стенке и едва успел натянуть на голову одеяло, как в комнату, бесшумно ступая, вошел Бараев-старший.

— Марат! Марат, ты спишь? Ма-ра-ат, проснись! — Владимир Юрьевич прошелся по комнате, переложил бумаги на столе, поправил календарь. — Марат, ты слышишь меня? Проснись, нам надо поговорить!

Марат пробормотал что-то нечленораздельное и еще глубже зарылся в одеяло. Страх пробудил в нем недюжинный актерский талант.

Владимир Юрьевич постоял над кроватью сына, сурово хмуря брови и почесывая нависающее над ремнем брюшко. Он подумал о том, в каком виде явился Марат после суточного отсутствия, а потом на память пришел один неприятный разговор, состоявшийся вскоре после того, как на квартиру его клиентки был совершен налет. Визит оперов добавил новый мазок в общую настораживающую картину, и Владимир Юрьевич хотел разбудить сына, чтобы немедленно расставить все точки. В последний момент он резко передумал и отдернул протянутую к одеялу руку. Он намеревался провести дома весь день; Марат, рано или поздно, поднимется, и тогда в разговоре с ним будет лишний козырь.

Еще раз прошерстив взглядом комнату, Владимир Юрьевич подобрал со стола записную книжку сына и ушел на кухню.

Следующие два часа Марат пролежал, не меняя положения, боясь лишний раз пошевелиться и выдать себя скрипом кровати. Ему отчаянно хотелось в туалет, но проход в это спасительное заведение перекрывал отец, гремевший на кухне кастрюлями и печатной машинкой, и приходилось терпеть, поджав колени к животу.

Муки становились все более ужасными и усугублялись тем, что Владимир Юрьевич, проходя по коридору, периодически заглядывал в комнату сына и подолгу стоял в дверях, насвистывая что-то из репертуара своей молодости и прожигая взглядом укрывавшее Марата одеяло.

Когда, после очередной проверки, Владимир Юрьевич удалился, оставив дверь широко открытой, Марат почувствовал, что больше терпеть он не сможет, и был готов встать и во всем признаться.

Спасло его то, что Владимиру Юрьевичу понадобилось сходить в гараж за оставленными в машине деловыми бумагами. Из соображений конспирации он, якобы случайно, затворил дверь в комнату и громко включил телевизор на кухне, а входную дверь открывал целых полчаса, двигая ее по миллиметру и озираясь. Принятые меры предосторожности не помогли: почувствовавший воздух свободы Марат услышал даже то, как он завязывал шнурки на ботинках.

Чтобы сходить в гараж, взять бумаги и вернуться, требовалось не больше десяти минут. Марат не знал, куда именно отправился отец, но в своих расчетах исходил из этой же цифры. Как только щелкнул «цербер», Марат вскочил с кровати и начал поспешно собираться. О том, что еще недавно мечтал посетить туалет, даже не вспомнилось.

Он влез в одежду, в которой проходил в выходные, заметил следы крови на куртке, выругался и стал переодеваться. Потом долго не мог найти ключи от своей квартиры и запропастившуюся куда-то записную книжку. Ключи он, в конце концов, нашел, выгреб из ящика стола деньги, но книжки, в которой были переписаны все его знакомые, так нигде и не оказалось. Времени больше не было, и, с замирающем сердцем, Марат выскочил из квартиры и скатился по лестнице.

Отца на улице видно не было, и Марат побежал к автостоянке, где держал свои «Жигули». Только проехав несколько кварталов, он почувствовал, что начинает успокаиваться, и остановился, чтобы обдумать положение и решить, что делать.

Если с первой частью программы кое-как удалось справиться, то вторая поставила Марата в тупик. Он не мог вернуться домой, потому что туда уже приходили менты и отец начал о чем-то задумываться. Он не мог не вернуться домой, потому что менты все равно просто так не отвяжутся, а отец, наконец, раскроет глаза и оценит всю ситуацию по-новому. Бежать немедленно имело бы смысл в том случае, если бы было, куда бежать. У Марата имелось достаточно знакомых для того, чтобы переночевать или даже пожить неделю-другую, но не в том случае, когда опера наступают на пятки и звонят в квартиру, которую ты только что покинул. Бесконечно так продолжаться не может и, в конце концов, ты сам позвонишь в дверь, за которой тебя уже ждут. Кроме того, необходимы деньги, и надо иметь внутри какой-то стержень, который есть у Олега и которого так не хватает ему.

Марат вспомнил, как прошлым летом сидел с друзьями в кафе. Зал был полон, но все посетители были «свои», и здоровенный мужик в отглаженных черных брюках и бордовом пиджаке, с болтавшейся поверх черного бадлона золотой цепью, сразу бросался в глаза. Он был не местный. Сидел себе за столом и поил шампанским двух веселых подружек, рассказывая им что-то забавное. Недалеко от него сидели четверо молодых людей, не обремененных женским вниманием и усердно употреблявших водку, запивая ее джин-тоником. По мере того, как количество пустых банок на столе росло, голоса их становились все более громкими, и вскоре уже все кафе — кто с искренним интересом, а кто откровенно смеясь — прислушивалось к их речам, составлявшим вольные изложения какого-то остросюжетного текста, где ключевыми являлись слова: «запутка», «непонятка», «пацан», «пробивка», «наехали» и «пошел ты на х…». Для человека, разбирающегося в таких вопросах, или просто достаточно трезвого, с первого взгляда становилось понятно, что эти четверо — никакие не «пацаны», а вся их причастность к миру бандитов заключается в том, что когда-то они сбегали за пивом для «центрового бригадира». Но сам квартет этого не понимал, и прямо пропорционально количеству истребляемой водки их значимость в собственных глазах росла, а параллельно с эти росла необходимость попасть под бремя женского внимания. По некоторым, вполне понятным причинам, выбирать подходящий объект им пришлось поближе к месту своей постоянной дислокации. Видимо, со зрением у них было уже не все в порядке, так как они решили, что мужик в бордовом пиджаке угощает шампанским то ли четверых, то ли сразу шестерых подруг, что, несомненно, являлось перебором. Объяснив всему залу, что между настоящими «пацанами» принято делиться, вожак четверки обратился к мужику с гадкой улыбкой и задушевным вопросом: «Ты чей?» Держа в одной руке фужер с шампанским, мужик другой рукой притянул собеседника к себе, наклонил и начал что-то объяснять ему на ухо, не забывая при этом улыбаться своим дамам. Вожак со страшной скоростью начал трезветь и, когда мужик отпустил его, он явно смог бы пробежать по канату под куполом цирка и ни разу не пошатнуться. Процесс вытрезвления его приятелей начался чуть позже и шел не так бурно, но на конечном результате это не сказалось. Все четверо сорвались со своих мест и резво стартовали в неизвестном направлении на потрепанных «Жигулях» непонятной модели. Но, как оказалось, сюрпризы на этом не кончились. Скоро к заведению подполз сине-желтый «УАЗик», и в зал, с явным намерением просто перекусить, вошли трое милиционеров. Если старший наряда еще посматривал по сторонам суровым дежурным взглядом, то его коллеги, несомненно, собирались уделить больше внимания местному меню, а не проверке документов и ловле преступников. Они уже сели за столик, положили на него автомат и фуражки и закурили, ожидая свои сосиски и пельмени, когда к ним подошел тот самый мужик в бордовом пиджаке и с фужером в руке. Марат слышал весь диалог.

— Здравствуйте. Я три года нахожусь в федеральном розыске и сейчас хочу сдаться.

— Тебе не к нам, а в вытрезвитель надо идти сдаваться, — посоветовал старший, перекладывая автомат со столика к себе на колени.

— Напрасно, я совсем не пьян и говорю правду. Просто мне надоело шарахаться от каждого мента и вскакивать по ночам, когда у дома останавливаются машины. Паспорта у меня с собой нет, он в квартире остался. Но, когда проверите меня по ЦАБу, то сможете убедиться… У меня единственная просьба, дайте мне еще минут пятнадцать, хочу с девушками на прощание потанцевать.

— Танцуй, — разрешил старший, усиленно что-то вспоминая.

— Спасибо. Спиртное не предлагаю, вы на службе. Может быть, соки или пиво?

— Можно, — легко согласился старший.

— Хорошо, я сейчас устрою. Минутку!

Мужик отошел к стойке, расплатился, оставив сдачу, и вернулся к милиционерам, неся три банки лучшего пива и три литровых коробки с соками.

— Что ж ты такого натворил? — спросил нагловатого вида младший сержант, закуривая и вытягивая ноги в проход.

— Я? Да так… Кинул пару-тройку весьма приличных фирм.

— Тебя ж, наверное, и бандиты ищут? — предположил старший, возвращая автомат на стол и открывая пиво. — Думаешь, если сидеть будешь, так они до тебя не доберутся?

— Это уже мои проблемы, — мужик грустно улыбнулся. — Но я хочу через несколько лет выйти и… начать все немножечко по-другому. Я пока могу быть свободен?

Старший неопределенно махнул рукой, и мужик вернулся к своему столику. Через минуту он уже танцевал с одной из подруг. Младший сержант наблюдал за ним со смешанным выражением любопытства и восхищения.

Перед посадкой в «луноход» мужик отдал одной девушке свою золотую цепь, другой — массивные золотые часы и медленно, печально посмотрел в глубину прокуренного темного зала.

Олег, когда Марат пересказал ему эту сцену, прокомментировал ее просто:

— Дурак он. Или упился, или планка у мужика съехала. Да сколько народу прячется годами, и ничего, чихать они хотели на ментов со всеми их федеральными розысками. Не захочешь — никто тебя не поймает, если, конечно, сам дурака не сваляешь… Что он, за три года за границу удрать не мог, что ли?

Марат спорить не стал, но остался при своем мнении. Прощальный взгляд того мужика надолго врезался ему в память.

Но это было давно и касалось людей посторонних, а сейчас Марат сидел в машине и примеривал похожую ситуацию на себя. Решение никак не приходило. Он думал об Олеге, завидовал его умению находить лазейки, выкручиваться из любых ситуаций и биться до последнего, и одновременно ненавидел его, считая виновником всех своих несчастий. Это ведь именно он втравил их в авантюру с похищением. Он, да еще этот недоделанный Толя, который портит все, к чему прикасается. Устроил стрельбу в квартире, изуродовал парня на дискотеке, упустил из-под носа деньги, да еще и его подставил своим побегом. Хотя, за последнее его упрекать, по большому счету, нельзя. Вернувшись ни с чем, Олег действительно убил бы Толю. По радио говорили о хулигане, сообщившем о минировании Восточного вокзала, и Марат понял, что был прав с самого начала — Толя денег не брал, и никакие «черные» в это дело не вмешивались. Олег просто не мог признать, что весь его план провалился из-за нелепой случайности. А план, надо признать, был хорош. Если бы не этот дурацкий звонок, то все бы сработало. Но что толку гадать, что могло бы быть? Надо как-то решать с тем, что имеется.

Ничего толкового в голову не шло, и Марат принял почти компромиссный вариант: сутки или двое проболтается у знакомых, благо, кое-какие адреса и телефоны он все-таки помнит, а потом, в зависимости от активности ментов, вернется домой, или…

Что подразумевается под этим «или», он и сам не знал.

Но неожиданно он четко понял: если Олег придумает, где достать деньги, то и у него появится лишний козырь. В конце концов, когда в карманах что-то имеется, то все-таки можно «лечь на дно» и хотя бы те же три года пожить по-человечески. А там видно будет….

В три часа дня в среду, когда Владимир Иванович Марков находился в своем офисе и просматривал деловые бумаги, позвонил Степа Борман. Звонок приняла секретарша. Пообещав узнать, на месте ли шеф, она отложила трубку и заглянула в кабинет.

— Владимир Иванович, вас спрашивает… — Света закатила глаза и придала своему кукольному личику такое многозначительное выражение, что Марков сразу понял, кто именно и по какому поводу его спрашивает.

— Я на месте, — сказал Марков, придвигая аппарат.

— Сейчас переключу.

Света аккуратно затворила дверь и выскользнула в свой закуток, гордо именуемый приемной.

Секретарши менялись у Маркова часто. Эта появилась пару недель назад, после того, как рыжеволосая Зиночка подхватила где-то венерическое заболевание и едва не одарила им своего обожаемого шефа. После ее поспешного увольнения, Владимир Иванович долго не мог подыскать замену, пока не подвернулась Света. Ее привел шофер Коля. В отличие от большинства своих предшественниц, Света, хотя и была довольно симпатичной, но особой красотой не блистала, да и работоспособностью похвастаться не могла. Правда, у нее было одно качество, которое Владимир Иванович оценил сразу и которое, по крайней мере пока, перевешивало основные ее недостатки. Она умела быстро и очень эффективно снять стресс после долгого трудового дня и, что самое главное, никогда от этого не отказывалась. В отличие от той же Зины, которую к этому делу пришлось чуть ли не месяц подводить.

Если бы Владимир Иванович узнал, что болезнь Зины и замена ее на Свету были устроены Серым, то дальнейшие события могли бы развиваться совсем по-другому. Но он об этом даже не догадывался.

— Я слушаю.

— Здрасьте, Владимир Иванович! У меня хорошие новости. — Степа никогда не представлялся по телефону, но Марков давно научился узнавать его голос и манеру говорить. — По вашему делу. Понимаете?

— Ну, — осторожно ответил Марков, ничего еще толком не понимая: с хорошими новостями Степа звонил крайне редко.

— Короче, не телефонный это разговор. Давайте, через пятнадцать минут я буду ждать вас на углу Миллионной и Ленинградского. Идет?

— Хорошо, я подъеду.

— О'кей, жду.

Марков выглянул в приемную.

— Светик, Коля далеко?

— А-а… Вы ж его сами отпустили пообедать, он еще и не приезжал.

— Как появится — пусть сидит на месте. Он может мне понадобиться. Если будут мне звонить, говори, что буду вечером.

Через несколько минут Марков был в назначенном месте. Степа ждал его. Владимир Иванович сел в заднее кресло, и Степа сразу отъехал от тротуара.

— Что случилось? Я надеюсь, новости действительно хорошие?

— Лучше не бывает, — Степа оказался на удивление хорошим водителем; ведомая им спортивная машина лихо обходила соперников, ныряя из одной полосы в другую и «подрезая» тех, кто не успевал вовремя шарахнуться в сторону. — Забрал, наконец, свою тачку!

— Что? — Марков даже развернулся на своем сиденье. В голове мелькнула мысль, что Степа попросту спятил.

— Мы нашли их. Ну, тех уродов, которые деньги с вас трясли.

— Которые похитили Ольгу?

— Ну да, их самых.

— И кто они?

— Лопухи, — ухмыльнулся Степа, вспомнив фразу из известной кинокомедии. — Сейчас приедем, там сами увидите.

— Я хочу с ними поговорить.

— Поговорите, за тем и едем!

Ехали долго. Пересекли весь город, выбрались на трассу и гнали по ней километров тридцать. Степа вовсю наслаждался мощностью двигателя, и педаль газа, казалось, не отрывалась от пола. Владимир Иванович курил одну сигарету за другой и смотрел на пролетавшие мимо деревни — в основном, давно опустевшие, с заколоченными окнами домов и дырявыми крышами.

После одной из брошенных деревень Степа начал притормаживать и плавно свернул на уходящую до самого горизонта ровную грунтовую дорогу. В обе стороны от нее тянулись занесенные картошкой поля, вдалеке виднелись деревянная церквушка с покосившимся крестом и ограда кладбища. Через несколько километров они проскочили притулившийся на обочине маленький красный джип с распахнутыми дверцами и двумя бойцовского вида товарищами внутри. Тот, что сидел за рулем, помахал им рукой, и Степа с довольным видом пояснил:

— Наши люди…

После того, как проехали церковь, им встретилась еще одна стоявшая иномарка. Недалеко от машины прогуливались молодой человек с девушкой, а еще одна такая же парочка, лежа на траве, занималась чем-то более интересным. По напыщенному выражению Степиного лица Марков понял, что это тоже были «их люди».

Машина выскочила на пригорок, и Владимир Иванович увидел блеснувшую совсем рядом реку и с полдюжины каких-то сараев и ветхих домишек на ее берегу. Между ними стояли две легковые автомашины и микроавтобус, прохаживались несколько парней в спортивных костюмах.

— Приехали.

Степа аккуратно запарковал «форд» рядом с другими машинами, выключил двигатель и остался сидеть, барабаня пальцами по рулю. Выходить он не собирался и ничего больше не говорил. Владимир Иванович выбрался из машины и остался стоять, озираясь по сторонам.

Из ближайшего дома вышел молодой мужчина в строгом черном костюме, белой рубашке и ярком галстуке, и на редкость правильными и приятными чертами лица.

— Владимир Иванович? Пойдемте, все увидите сами, — представляться он не стал и, развернувшись, пошел обратно в дом.

Марков его никогда раньше не видел, хотя его прозвище — Ромео — слышал неоднократно и от самых разных лиц.

Дом состоял из сеней и одной большой комнаты, внутри выглядел хуже, чем снаружи. Прогнивший деревянный пол, поломанная мебель, самый невообразимый мусор. В дальнем углу виднелась открытая крышка люка в погреб.

— Осторожнее, смотрите под ноги, — Ромео подвел Маркова к люку и первым спустился вниз.

Погреб по площади не уступал дому, а в высоту намного превышал человеческий рост и был ярко освещен. В дальнем его конце лежали трое окровавленных мужчин в наручниках и порванной одежде. Около лестницы стояли двое. Один, довольно молодой парень в спортивном костюме, с будничным видом держал в руке автомат АКС-74У. Другой, более старший по возрасту и одетый так же, как и Ромео, поигрывал резиновой милицейской дубинкой.

Ромео забрал и повесил себе на плечо автомат, коротко кивнул в сторону лестницы — и оба его коллег, ни слова не говоря, быстро выбрались наверх, закрыв за собой крышку люка.

— Это они, — Ромео показал рукой на окровавленную и ободранную троицу. — Как видите, мы свое слово держим.

Марков молчал. Обстановка действовала на него угнетающе, и весь его недавний пыл, желание рассчитаться с обидчиками своими руками, испарились. Даже злости не осталось. Хотелось побыстрее выбраться отсюда, вернуться в город, в свою контору, к нормальным людям, которые не устраивают в подвалах допросы и не щелкают предохранителем автомата с таким видом, с каким простые смертные снимают трубку телефона. Но Ромео ждал. Стоял рядом и ждал с откровенно скучающим видом, чуть ли не зевая, покачиваясь с пятки на носок. Чтобы не уронить себя в его глазах, Марков прошел вперед и остановился, разглядывая лежащих на полу мужчин. Всем было лет по двадцать пять — тридцать, не толстые и не худые… Сказать о них больше было трудно. Лица разбиты до неузнаваемости, раньше Владимир Иванович видел такое только в боевиках. У одного кровь залила все лицо, вместо глаза — жуткое месиво из красно-белых ошметков, к разорванной нижней губе прилип выбитый зуб… У второго с лицом получше, если не считать содранного со лба огромного лоскута кожи, но пальцы превращены в кровавое месиво, а левая рука рассечена от локтя до плеча, и из разреза торчит кусок стекла. Оба были без сознания, и только третий, лежащий на спине с изогнутыми под немыслимым углом руками, поднял на Владимира Ивановича мутный, ничего не означающий взгляд человека, уже переставшего ощущать боль и мечтающего о скорой смерти.

Марков смотрел на них несколько секунд, а потом его вырвало. Он отскочил к стене, уперся в нее руками и долго стоял под насмешливым взглядом Ромео, опустошая желудок от недавнего обеда.

— Не хотите подкрепиться? — дождавшись, пока Владимиру Ивановичу немного полегчает, Ромео протянул маленькую фляжку с коньяком. — Закусить нечем, но продукт натуральный, пойдет нормально…

Марков, с трудом отлипая от стенки, промычал нечто невразумительное.

— Как хотите, — Ромео спрятал фляжку в боковой карман пиджака. — Ничего страшного, вполне нормальная реакция непривычного человека. Вы с ними разговаривать будете? Старший тот, одноглазый… Боюсь, правда, что он сейчас не очень расположен к беседам.

Будто в подтверждение этих слов, «одноглазый» пошевелился и издал стон, исполненный такой нечеловеческой боли, что Марков почувствовал новый позыв рвоты и поспешно замотал головой, давая Ромео понять, что вполне доверяет его словам и допрашивать никого не намерен.

— Как хотите. Тогда не будем терять время. Все равно, все их… э-э… показания записаны, так что потом послушаете, в спокойной обстановке. С деньгами не все ясно, но это мы уже разберемся без них… Так вам они, я полагаю, больше не нужны?

Освободившийся от последних остатков обеда Марков отошел от стены, пытаясь вытянуть из кармана носовой платок.

— Хорошо… Вы — сами? — Ромео многозначительно шлепнул ладонью по стволу автомата, но Марков, выпучив глаза, с такой скоростью замотал головой, что он сразу все понял и даже не стал спрашивать причин отказа. — Отойдите, пожалуйста, в сторону… Вот сюда, к стеночке… Ага!

Ромео снял автомат с плеча, отогнул в боевое положение приклад. Немного подумал и перевел флажок предохранителя из положения «одиночная стрельба» в положение «автоматический огонь», поднял оружие.

— Сейчас громко будет. Петька, рас…яй, опять глушитель забыл. Вы рот откройте, или уши зажмите. Да я вам серьезно говорю!

Ошалевший от всего происходящего Марков послушно заткнул уши пальцами и разинул рот.

Удовлетворенно улыбнувшись, Ромео, держа автомат поднятым к плечу, прошел вперед и остановился метрах в десяти от лежащих на полу мужчин. Марков поспешно зажмурился… И подпрыгнул, когда подвальную тишину разорвал грохот автоматной очереди.

Ромео расстрелял весь магазин, все тридцать патронов. В наступившей вслед за этим оглушительной тишине Марков услышал, как он негромко, удовлетворенно прокомментировал: «Порядок…», и почувствовал, что теряет сознание.

Неимоверным усилием воли Владимиру Ивановичу удалось удержать себя в руках и, с трудом переступая негнущимися ногами, он побрел к спасительной лестнице.

— Порядок, — еще раз подтвердил Ромео, клацая предохранителем. — Тут, недалеко, кладбище есть, там мы их и упокоим. Много там таких, как они, лежит…

Карабкаясь по лестнице, Владимир Иванович все-таки открыл глаза… Перед тем, как потерять сознание, он успел заметить залитые кровью стены, разорванные внутренности и оторванную и отброшенную пулями далеко в сторону левую руку одноглазого, на запястье которой продолжали идти уцелевшие «командирские» часы. Последняя подробность врезалась в его память навсегда.

Очнулся он, уже сидя на заднем сиденье «форда». Степа курил, пытаясь пускать дым колечками, а Ромео, перегнувшись с переднего кресла, подносил ему нашатырный спирт.

— Поехали, Степа, — распорядился Ромео, убедившись, что Марков окончательно пришел в себя. — Дальше уже без нас разберутся.

Степа развернул машину и поехал по проселку к шоссе. Следом за ними пошла еще одна машина. Вторая и микроавтобус остались стоять, и Марков подумал, что именно на нем и будут вывозить трупы.

— Как видите, мы свои обязательства исполняем, — еще раз сказал Ромео. — Мы же обещали вам их обязательно найти? Теперь ваша очередь… Что там с «Кабан консалтинг»? Они до сих пор не перевели деньги?

— Перевели, сегодня… — пробормотал Марков. Если бы Ромео сейчас потребовал от него генеральную доверенность на все имущество, то он подписал бы ее, не задумываясь, и спросил бы, чем еще может помочь. Но Ромео проявил великодушие и ничего подобного требовать не стал.

— Перевели, значит… Это хорошо! Значит, я так понимаю, с нашим делом мы в ближайшие дни покончим?

— Да…

Марков подумал, что, действительно, еще несколько дней, и он навсегда забудет эту страну и связанные с ней переживания, и эта мысль приободрила его.

Когда Степа с Ромео увезли Маркова и машины скрылись из вида, Валя-Латыш прошел в дом и заглянул в погреб.

Трое «расстрелянных» продолжали лежать в тех же позах, но открыли глаза и вполголоса переговаривались. Если бы эту сцену увидел Владимир Иванович, то остаток дней своих он неминуемо провел бы в психушке, где, без сомнения, не вспоминал бы ни страну, ни друзей и не переживал бы уже ни о чем.

— Вставайте, они уехали, — поторопил Валя. — Через час ваш самолет… Помоетесь здесь, заберете в гостинице вещи — и в аэропорт. Я сам тут приберу.

— «Клиент» доволен? — спросил «одноглазый», поднимаясь и подбирая пластмассовую руку с часами.

— Нет, — поморщился Валя. — Ненатурально получилось. Я же предлагал, для правдоподобия боевыми стрелять…

Степа подвез Маркова к самому офису. На прощание Ромео протянул Владимиру Ивановичу аудиокассету, со вкладыша которой жизнерадостно улыбались голубоватые супермены из группы «Ха-Ха».

— Вот, послушайте на досуге. Это то, о чем я вам говорил. Здесь все подробности — как они ее украли, где держали, как забрали деньги. Послушайте, только не забудьте потом уничтожить.

Слушать кассету Марков не стал. Вечером, перед тем, как заняться с секретаршей Светой сеансом снятия стресса, Владимир Иванович запер дверь в кабинет, вытянул из кассеты ленту и сжег ее в пепельнице. Подумав, он раздавил каблуком сам корпус, а заодно с ним и футляр, а цветастый вкладыш разорвал на мелкие куски и бросил в унитаз. После этого он вытащил из бара бутылку водки, налил полный стакан и выпил, не закусывая.

Владимир Иванович был достаточно жестким человеком. Годы занятий бизнесом, собственные взлеты и падения приучили его принимать решения, выдерживать чужие удары и бить самому. Но одно дело — расправляться с противниками росчерком авторучки или при помощи продуманной финансовой комбинации, а совсем другое — самому участвовать в физической расправе. Ему даже в драках, по-настоящему жестоких, не таких, как показывают в боевиках, а настоящих, уличных, за всю жизнь ни разу не приходилось участвовать. В молодые годы как-то бог миловал, а потом, когда он набрал вес и приобрел положение, дрались за него другие. Он только видел конечный результат, да и то не всегда.

Владимир Иванович выглянул в приемную. Света сидела перед компьютером, прилежно щелкая по клавишам пальчиками.

— Светик, заканчивай и загляни ко мне. Хватит на сегодня, и так тяжелый день был…

Света ответила понимающей доброй улыбкой.

— Я сейчас, Владимир Иванович! Через минутку подойду.

Олег вернулся к Оксане — той самой, у которой раньше прятался Толя. У нее никто не жил, и она согласилась предоставить ему пристанище, не задавая лишних вопросов, только спросила:

— У вас с Толей ничего не получилось?

— Почему? — При упоминании ненавистного имени Олег поморщился. — С чего ты взяла?

— Так, сразу было видно. Не в те игры полез.

— Козел он драный. Подставил меня, выше некуда…

Оксана философски вздохнула и отправилась на кухню готовить ужин.

На следующий день, когда Оксана отправилась по каким-то своим делам, Олег поехал на городской вещевой рынок. Толкучка занимала территорию бывшего Гостиного двора в самом центре города и постепенно неумолимо расползалась, заполняя собой соседние дворы и прилегающие пустыри. Торговали здесь всем, чем угодно, и хотя цены мало отличались от обычных магазинных, покупатели все равно стекались сюда со всех районов. Какое-то подобие порядка здесь пытались поддерживать плечистые ребята в камуфлированных безрукавках, с овальной эмблемой ЧОП «Оцепление» на груди. Иногда в толпе мелькали милицейские фуражки или лихо заломленные береты самых разных оттенков, принадлежащие, в основном, курсантам новозаветинской средней милицейской школы. Некоторые из них обделывали здесь свои дела, другие просто надеялись благодаря форме получить приличную скидку с цены товара, а потому и внимания на них никто не обращал — выстроившиеся шеренгой около одного из боковых входов ребята с рекламирующими газовое оружие табличками на груди нимало не беспокоились о том, что их сейчас начнут крутить и оттаскивать в отделение. Впрочем, случись даже такой вариант, он все равно закончился бы ничем — за ношение подобных табличек к ответственности не привлекают, а каких бы то ни было «стволов» в карманах продавцов отродясь не водилось. Пара «агентов» или «комбатов» валялись в багажнике машины, припаркованной около близлежащего кафе, где за столиком у окна пил кофе напарник, или в каком-нибудь другом, не менее надежном месте. На рынке можно было купить вещи и посерьезнее, чем газовая хлопушка, но такие люди с вывесками не стояли и услуги свои открыто не предлагали. Где их искать, Олег не знал, а потому направился к «газовому ряду», где должен был торговать приятель.

— Покупаем? — с ходу прицепился долговязый парень с забинтованной правой рукой. — Есть четыре модели, даже «макар». Будешь брать — подешевле уступлю.

— Не, — мотнул головой Олег. — Мне Вовик нужен.

— Кто? А, этот, с золотыми зубами! Не видал сегодня. Посмотри там, или в кафе загляни.

«Там» Вовика тоже не обнаружилось, и Олег прошел в кафе. Большой полутемный зал был почти пуст, заняты, в основном, столики по левой стороне, вдоль окон. Вовика не было и здесь, но за одним из столиков сидел бугай неопределенного возраста, в малиновых штанах и кожаной куртке, с аппетитом уплетая из горшочка что-то мясное. Олег когда-то видел его вместе с Вовиком, тот даже называл его кем-то вроде местного «бригадира».

— Чего надо? — не переставая жевать, спросил бугай, когда Олег подсел за его стол. — Места свободного мало?

— Я Вовика ищу. С золотыми зубами.

— А я-то причем? — бугай окинул Олега на стороженным взглядом. — Иди ищи, че ко мне-то прицепился?

— Я думаю, ты знаешь.

— Я много чего знаю, — бугай выскреб вилкой дно горшочка, вздохнул и взялся за кофе. — Только вот тебя не знаю. Иди, не отсвечивай. А то ведь и попросить могут…

Олег обернулся и увидел, как из-за соседнего столика на него, не мигая, смотрят два раскачанных до невозможности «бычка» в спортивных костюмах и джинсовых куртках. В отличие от Олега, костюмы их были сшиты не в китайской деревне, а представляли собой настоящую «пуму», да и куртки явно покупались не в ночном «комке». Олег мог ответить еще более крутым взглядом — после убийства Тихого он почувствовал, какую власть над людьми дает оружие, но связываться не стал, поднялся с места и миролюбиво объяснил:

— Я ведь только поинтересоваться хотел. Ничего больше.

— Иди, в другом месте интересуйся, — посоветовал бугай, еще раз оглядывая одежду Олега. — А здесь ничего интересного нет.

Олег вышел на улицу, вернулся обратно к шеренге продавцов. Вовик среди них не объявился, и пока Олег стоял, раздумывая, стоит обращаться к кому-то другому или лучше просто уйти, его тронул за рукав один из продавцов, маленького роста, щуплый, стоявший в шеренге с самого края.

— Ты Вовку спрашивал?

— Ну, а что?

— Его подрезали вчера.

— Как… подрезали?

— Не знаю, говорят, насмерть. Я не видел, меня вчера не было. Говорят, какие-то залетные шухер навели. Кого-то из ихних кинули, что ли… Вовку бритвой полоснули, еще одному селезенку разорвали. Они не здесь, в тот двор ходили разбираться.

— Н-да, дела… — Олег достал пачку сигарет, угостил продавца и закурил сам. — У вас тут что, такое веселье часто бывает?

— Бывало и хуже. — Паренек, которому при ближайшем рассмотрении никак нельзя было дать больше восемнадцати лет, неопределенно пожал плечами. — У нас с ним товар одинаковый, в одном месте берем. Надо чего? Сегодня торговли вообще никакой, скидку хорошую дам.

Олег помолчал, взвешивая ситуацию. У него осталось всего два патрона к «ТТ», и он приехал сюда, собираясь при помощи приятеля пополнить боезапас. Связываться с незнакомыми не хотелось, но и деваться, вроде бы, было некуда, да и щуплый паренек особых опасений не вызывал. Его он вообще голыми руками уделать может, а появятся приятели, так чтоб их отпугнуть, и двух патронов хватит.

Олег поманил паренька в сторону и вполголоса сказал:

— «Маслята» нужны.

— Что?

— Патроны. Для «ТТ». Можешь устроить?

Паренек вздохнул:

— У меня нет. Да и у Вовки их никогда не было. Это, вон, на том конце, видишь крайнего, с замотанной клешней? Попробуй к нему подойти… Только он, может быть, и разговаривать не станет. Сегодня все пуганые, а он с чего-то решил, что ты на мента похож.

— Я? Хм… А ты чего, не боишься этого?

— А я разбираюсь лучше и вижу, что никакой ты не мент. Да и у меня у самого брат в ментовке работает, если что, так…

— Не нравится он мне, этот твой однорукий. Если я на мента похож, то он — кидалово ходячее.

— Могу сам с ним договориться, за процент, естественно. Ты цену знаешь?

— Знаю.

— Тебе сколько надо?

— Четырнадцать.

— Два, значит, еще осталось, — понимающе улыбнулся паренек. — Мне много не надо.. Если все ровно, то полташка моя — идет?

— Легко.

Паренек пошел договариваться с «одноруким», а Олег отошел в сторону, покуривая и поглядывая по сторонам. Из кафе вышли бугай, с которым он разговаривал, и оба «качка». Бугай уселся в старенькую иномарку и укатил, а качки, раздвигая толпу чугунными плечами, миновали шеренгу оружейников и затерялись на территории рынка.

Вернулся с переговоров паренек.

— Столько у него нету. И ни у кого здесь больше нет. Десяток будешь брать?

— Возьму.

— Мой процент не меняется?

— Нет.

— Тогда давай через полчаса вон туда заходи, видишь, — паренек указал на арку в доме через дорогу. — Не бойся, там обычное место.

— Я и не боюсь. Ты принесешь?

— Я. С деньгами порядок? Показал бы, а?

Олег достал бумажник, приоткрыл, показывая, что деньги у него есть, но не давая оценить сумму.

— Нормально?

— Да вроде, да. «Пушка» с собой?

— Чего я, е…ый, по городу с ней таскаться? Я вообще не для себя беру! — получилось очень правдоподобно, несовершеннолетний знаток человеческих душ, пытливо взглянув Олегу в глаза, остался доволен и ничего больше не сказал.

Олег прошелся по барахолке, без особого интереса приглядываясь к товарам. Косметика, обувь, растянутое на каких-то вешалках и проволочках женское белье, выставленные прямо на земле музыкальные центры и огромное количество кожаных курток. За Олегом неотрывно следовали три десятилетних оборванца, забросившие школу после первого класса и прижившиеся на рынке в качестве всеобщих «шестерок». В бурлящей пестрой толпе они оставались абсолютно незаметными.

За пятнадцать минут до назначенного срока Олег пошел к месту встречи. Этот двор действительно часто использовался при продаже оружия. Вовик неоднократно рассказывал про него, и Олег запомнил, что он вовсе не является глухим, как кажется на первый взгляд. Если зайти с улицы в подъезд одного хитрого дома и подняться на пятый этаж, то там, пройдя коридорами, можно оказаться в соседнем подъезде, который выходит как раз в этот самый двор. Олег так и поступил. Спускаясь с пятого этажа, он услышал, как двумя этажами ниже щелкнула крышка открываемой бензиновой зажигалки, и замедлил шаг. Последние два пролета он вообще спускался на цыпочках, положив руку на заткнутый во внутренний боковой карман пистолет и прислушиваясь к каждому шороху.

Около окна на площадке второго этажа стоял «качок» — тот самый, один из двух, которых он видел в кафе. Он почти прижимался лбом к грязному стеклу, вглядываясь во двор. Пальцы ритмично мяли резиновые эспандеры-бублики. На полу, около левой ноги, дымился окурок.

Олег вытащил из кармана пистолет, отвел руку с ним за спину, спустился еще на пару ступеней и кашлянул.

Спортсмен развернулся, едва не вышибив стекло.

— Там ничего интересного не будет. Я туда не приду, — сообщил Олег, опускаясь еще ниже. — Ты ведь меня ждал?

— Э-э, ты чего наезжаешь? — Качок, как и совсем недавно Тихий, оценил соотношение сил в свою пользу. — Тебя е…т, кого я жду?

— Нет, но я хочу это знать.

— Ты че, ох…л, что ли, овца е…ая? — возмутился качок, шагая вперед. — Я те щас поинтересуюсь, ты че, не понял, с кем разговариваешь?

Улыбаясь, Олег поднял пистолет и взвел курок. Повисла долгая тяжелая пауза.

— Ты это, в натуре, «пушку»-то убери, — облизывая губы, забормотал качок. — Ты, че, обиделся, что ли? Блин, убери «пушку», пальнешь ведь сдуру!

— Не бойся, не первый раз. — Олег слегка приподнял ствол, целясь теперь в голову, — Тебя как зовут-то?

— Лева…

— Вот что, Левушка, у меня сейчас настроение хреновое, и терять мне нечего. Я уже два года в розыске, так что твой труп повредить мне никак не может. Скажи лучше по-хорошему, «кинуть» меня хотели?

Лева опять облизал пересохшие губы, потом, решившись, кивнул:

— Это Ромка все… Я не хотел и ему говорил, что не стоит, а он заладил, что пацан левый появился, ходит, патроны для «тэтэшника» спрашивает, «лопатником» сверкает.

— Ромка — это кто?

— Ну тот, длинный, с перевязанной рукой.

— Он же меня за мента сначала принял!

— Да разобрался потом. И Славик подсказал, у него глаз наметанный.

— Славик — это мелкий?

— Ну, он.

— А друга твоего как зовут, с которым в кабаке вместе дохли?

— Денис.

— Ну и где они все сейчас?

— Славик во дворе топчется, а те двое — около арки где-нибудь трутся.

— Расскажи-ка мне, Лева, подробно, как вы меня нае…ть хотели?

— Ну, Славка тебе должен был всего три патрона принести, сказать, что остальные потом будут, а деньги за все потребовать. Когда вы спорить бы начали, он тебе первый по морде зарядил бы, а потом уже мы бы вписались.

— Не первый раз, наверное, так развлекаетесь?

— Первый! Я вообще не хотел, клянусь!

— Рот закрой, не мешай думать… Так, значит, три патрона у Славика все-таки есть, да? Хорошо, пойдем к нему, будем торговаться. Высунешься из двери, позовешь его. Не дай бог, лишнего чего скажешь, или визжать начнешь! Мигом урою, мне терять нечего. И патроны еще остались, на тебя с приятелями как раз хватит. Понял?

— Да не подставляй ты меня так! — взмолился Лева. — Мне и так х…во будет за то, что рассказал тебе все! У меня стошка баков есть, возьми, и давай разойдемся на этом!

— В задницу ее себе запихай. Я тебя уговаривать долго не собираюсь. Или ты идешь туда сам, или ты уже вообще никуда не идешь, понял, чмо? Давай, топай! Только ручонки приподними. Не дай бог, дернешься или споткнешься просто, тогда тебе очень не повезет. Пшел!

Подняв над головой руки, Лева начал медленно, осторожно спускаться по лестнице. Олег шел метрах в двух сзади, держа пистолет нацеленным точно в середину широко накачанной спины, готовый отреагировать на любую неожиданность. Волнения или страха он не чувствовал. После похищения Ольги и убийства Тихого он перешагнул какой-то невидимый барьер, за которым остались все сомнения и терзания. Теперь он просто ставил перед собой цель и шел к ней, меняя способ действий в зависимости от обстановки. В глубине души Олег сознавал, что ему не хватает подготовки, необходимой в такого рода делах, но учиться сейчас было не у кого, и он считал, что восполнит этот пробел потом. Главное — разобраться с текущими неприятностями и уехать из города, а там уже начнется новая жизнь.

Лева миновал последние ступеньки и замер перед закрытой дверью.

— Давай, смелее, — предложил Олег. — Лишний шаг сделаешь — я тебе задницу мигом продырявлю.

Лева толкнул скрипучую старую дверь, высунулся на улицу, свистнул и несколько раз махнул рукой. Олег заметил, как Славик, маявшийся около детской избушки, бросил сигарету и быстро направился к подъезду.

— Молодец, — похвалил Олег. — Теперь прикрой дверь и иди сюда. Мордой к стенке повернись.

Когда Лева выполнил приказание, Олег саданул его рукояткой «ТТ» по затылку, и облаченное в спортивный костюм тренированное тело сползло к его ногам. В тот же миг в подъезд торопливо вскочил Славик. Видимо, он еще не потерял надежду на то, что «левый пацан» появится откуда ему положено, из-под арки, и, перешагивая через порог, продолжал пялиться в том направлении. Не давая опомниться, Олег врезал ему стволом пистолета по челюсти, добавил коленом между ног и, в завершение, шваркнул головой об стену. Тщедушному Славику хватило бы и половины этой дозы. Закатив глаза, он беззвучно опустился в угол. Олег еще раз, со всей злостью, впечатал ему каблуком по переносице, а потом присел и быстро обыскал карманы. В незастегнутом боковом действительно нашлись три патрона для «ТТ» — с иностранной маркировкой, прошлогоднего выпуска. В другом кармане оказались паспорт и несколько мелких купюр. Олег прихватил и это тоже и перешел к Леве. Лева оказался намного богаче. Помимо упомянутой стошки, у него нашлись еще пятьдесят долларов мелкими и почти полмиллиона рублями. Распихав добычу по своим карманам, Олег осторожно выглянул во двор. От арки к подъезду, сердито посматривая по сторонам, быстро шагал Денис. Вид у него был намного более грозный, чем у Левы в его лучшие минуты, и Олег решил не испытывать больше судьбу. Он рванул по лестнице наверх и успел достигнуть пятого этажа, когда хлопнула дверь подъезда. На его счастье, Денис оказался глупее, чем можно было ожидать. Вместо того, чтобы предупредить находившегося на улице Рому, он, отчаянно матерясь, бросился бежать по лестнице. Спускаться всегда легче, чем подниматься, и когда Денис штурмовал еще четвертый этаж, Олег уже был на улице. Отбежав от дома, он увидел, как напуганный пропажей своих коллег, но не набравшийся смелости заглянуть в подъезд Рома нервно курсирует между оружейной шеренгой и аркой. Дожидаться появления на сцене рассерженного Дениса Олег не стал. К остановке как раз подходил троллейбус, и он побежал, чтобы успеть на него.