Грязные Боги

ПЕРЕВОД

Группа: https://vk.com/neviofal

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Посвящается моим родителям, Стиву и Джеки.

Спасибо вам за то, что всегда поддерживаете и поощряете меня тянуться к звездам. Спасибо за то, что всегда верили в меня, даже в детстве, когда у меня были проблемы со школой. Без вашей любви и поддержки я бы не стала тем человеком, которым являюсь на сегодняшний день, и не смогла бы писать романы. Все усилия, которые вы вложили в мое образование и мою жизнь, сформировали меня такой, какой я есть сегодня. Спасибо, папа, что пробудил во мне любовь к истории и мифологии и покупал мне все эти книги. Спасибо, мама, что всегда помогала мне в детстве со школьными проектами и сочинениями и всегда была рядом, чтобы поговорить о жизни.

Я люблю вас до Луны и обратно.

Ее невозможно было остановить. Не потому, что она не сталкивалась с неудачами или сомнениями, а потому, что она продолжала двигаться, несмотря на них.

БО ТЭПЛИН

ПЛЕЙЛИСТ

Summertime Eyes — Halsey + Lana Del Rey (mashup)

Sia ft Adele — Type Beat 2016 "The Wanderer" prod. by Freek van Workum

Then — Anne-Marie

Wildest Dreams — Taylor Swift

Into You — Ariana Grande

Talking Body — Tove Lo

Глава 1

Мое сердце подскочило к горлу при виде моего врага. Одетый в темно-синий костюм, который сидел на нем так, словно он родился в нем, его широкие плечи и узкие бедра подчеркивали совершенного молодого человека. Парня, которого я ненавидела, и в костюме, который стоил бы мне целого года аренды в Нью-Хейвене.

И вот я оказалась в самом худшем положении.

Стоя на коленях, я убирала осколки стекла у его ног.

В течение трех лет я соревновалась с Натаниэлем Рэдклиффом. Всегда старалась быть лучше, умнее, быстрее — больше, чем он. И в считанные секунды все это превратилось в сажу вокруг моих ноющих коленей. В отличие от него, я не принадлежала к богатой семье, процветающей за счет власти и успеха. Две вещи, которые были зацементированы в его ДНК.

Я приехала из городка в Нью-Хейвене, где необходимость спать в зимней одежде в холодные месяцы являлась нормой.

И теперь человек, которого я презирала последние три года в Йеле, знал, что я не такая привилегированная, как он.

Не тогда, когда я работала горничной в самом престижном загородном клубе на Восточном побережье.

Осколки стекла рассыпались вокруг меня, сверкая, как бриллианты, под яркой люстрой над нами.

— Я не хотел напугать тебя, — сказал он, его голос был глубоким и медленным, будто каждое слово было рассчитано и взвешено, прежде чем покинуть его рот.

В них также было что-то самодовольное.

Мне сразу же захотелось поправить темные пряди вокруг лица, но я сжала кулаки, останавливая себя. Он в своем идеальном костюме, с совершенной кожей и шикарными густыми волосами.

Стиснув зубы, я умоляла себя не говорить ни слова, не бросаться оскорблениями. Всякий раз, когда я рядом с ним, это казалось мне второсортным. Проведя годы в спорах с ним перед элитой Йеля, я привыкла к его виду. Словно броня из стали и железа, использовавшаяся для защиты от богатых отбросов университета.

Если бы он не стоял в тишине, наблюдая за мной, а затем решил объявить о себе, прочистив горло, я бы не подпрыгнула и не уронила бокалы с шампанским в номере Диор, который я убирала. Мои руки взлетели к груди, при виде Натаниэля Рэдклиффа Третьего.

И я упала на колени, уставившись на разбитые стекла.

— Я думал, ты проводишь лето на Юге Франции, — снова заговорил он, и мой взгляд упал на его кожаные итальянские мокасины.

Каждый сантиметр его тела был облечен в дизайнерские бренды и семейные реликвии, но он носил их с уверенностью человека, хорошо зарекомендовавшего себя в своей карьере. Ему был всего двадцать один год, и со всеми его достоинствами: богатством, фамилией, внешностью и рангами, он держал все это в одном могучем кулаке.

Не ответив ему, я протянула руку к нетронутому мраморному полу, пытаясь убрать любой из крошечных осколков.

Я вздрогнула, когда один осколок вонзился в мою кожу, но это не остановило меня. Это гораздо больше, чем крошечный осколок.

Тогда мой враг совершил немыслимое. Он присел на корточки, его чёрные брюки туго обтянули стальные бедра, и его длинные пальцы подняли один из осколков. Мои глаза следили за изящным движением, наблюдая, как он изучает прозрачное стекло между указательным и большим пальцами.

Он медленно нажал, и осколок порезал его большой палец, достаточно, чтобы стал красным, но не настолько, чтобы навести беспорядок. Крошечная красная жемчужина контрастировала с его оливковой кожей.

Итак, бог истекает кровью.

Высокий, ширококостный молодой парень поразительной внешности, сильные черты лица, если не точеные, длинный и дерзкий нос, пухлые губы. Его каштановые волосы постоянно падали на лоб, а необычные голубые глаза были затенены экстравагантными темными ресницами.

И я ненавидела каждый атом его существа.

Он стоял, глядя на меня сверху вниз, взял в рот большой палец и пососал. Хлюпающий звук его большого пальца, покидающего рот, вызвал неожиданную дрожь, пробежавшую по моему позвоночнику.

Я судорожно сглотнула.

— Что ты здесь делаешь, Натаниэль?

Я наслаждалась тем, как напряглись его мышцы на руках, а мускулы на челюсти вздулись при звуке его полного имени. Большинство называли его Натаном, но я предпочитала обращаться к нему как можно более официально.

Это сохраняло, между нами, столь необходимую дистанцию.

По тому, как потемнели его глаза, в их синей глубине назревала буря, я поняла, что он ненавидит это.

Хорошо.

Но, несмотря на недовольство в его глазах, лукавая улыбка тронула его губы.

— Моя семья владеет этим загородным клубом, Джульетта.

Я застыла, выпрямив спину, и не смогла удержаться, чтобы мои глаза не расширились, когда я уставилась на него.

Его семья владела загородным клубом Хоторн.

Этим клубом. Как я могла не знать? Я навела справки о владельце.

— Клуб унаследован семьей моей матери. Она им управляет, — добавил он, пожав плечами. — Ее девичья фамилия Хоторн. Это был джентльменский клуб до 1997 года, когда моя мать взяла управление на себя и переделала его больше под семейный курорт.

Семьи богатых и знаменитых стекались в это большое поместье. Белый каменный дом со свежим зеленым плющом, взбирающимся на черную крышу. Он был огромным, с сорока двумя спальнями и пятью большими люксами, не говоря уже о частном жилье, раскинувшемся на многих акрах свежей зеленой местности.

Любой человек, способный позволить себе щедрое членство, необходимое для проживания в поместье Хоторн, бывал здесь. Любой, у кого есть власть, деньги, значимая фамилия.

Ничего из этого у меня не было.

Но когда-нибудь я добьюсь этого.

Когда-нибудь я стану могущественной и опасной, и мне не придется драить их грязные полы в загородном клубе.

Сидя на полу под его пристальным взглядом, я пыталась мысленно повторить это.

Я буду лучше, чем он.

Я буду сильнее его.

Но я ощущала себя обнаженной, беззащитной перед ним. Мои темные волосы были стянуты сзади в строгий пучок, но от влажности снаружи выбившиеся пряди обрамляли мое покрасневшее лицо. Юбка задралась на бедрах, и я попыталась потянуть ее вниз, но его глаза скользнули по движению, и я остановилась. Я была в полном беспорядке — он же совершенен. Как обычно.

Долгие годы я держалась особняком. Я усердно училась и зарабатывала себе на жизнь. Никто из богатых детей в школе не знал, что я без денег. Никто из них не знал, что я получаю стипендию от системы патронатного воспитания, которой я чуть не лишилась из-за того, что не сохраняла средний балл в 3,8.

Был только один студент, который всегда набирал больше, чем я.

Натаниэль Рэдклифф.

Мне хотелось задушить его бензином. Поскольку мы оба учились на факультете юриспруденции, мы боролись за первые места, и я отчаянно нуждалась в признании со стороны юридических факультетов, в которые планировала поступать, в надежде получить полную стипендию. В том, что меня примут, не было никаких сомнений. Мне просто нужно было что-то, что отличало бы меня от остальных. Мне нужно было быть лучшей в классе. И я больше, чем он, нуждаюсь в деньгах.

Он был простым человеком, я это знала, но с ним и его друзьями обращались как с богами. Не помогало и то, что они выглядели так же. Пугающими, идеальными и смертельными.

Натаниэль расхаживал по кампусу в свитерах от Ральфа Лорена, а я ходила рядом, надеясь, что никто не заметит темных мешков под моими глазами.

Слишком много ночей, проведенных за изучением латыни после работы официанткой до полуночи, имели тенденцию делать это с кем-то.

В то время как большинство студентов преуспевали в своей социальной жизни, у меня ее не было, и меня это вполне устраивало. Мне необходимо было сосредоточиться на своих мечтах стать адвокатом и однажды работать сенатором.

Я не возражала пойти на жертвы, если это означало, что я достигну своих целей.

Как очень целеустремленная и уверенная в себе девушка, большинство парней предпочитали держаться от меня как можно дальше. Они склонны опасаться этого в девушках, потому что это пугает — словно быть вместе с уверенной в себе девушкой делает их менее похожими на мужской пол.

Но Натаниэль Рэдклифф? Он не боялся ничего из этого. На самом деле ему доставляло больное удовольствие выводить меня из себя как можно больше именно по этим причинам.

И я встречала каждое его хорошо продуманное опровержение одним из своих.

Я упорно трудилась, скрывая свои многочисленные рабочие места, между работой в библиотеке кампуса и официанткой, чтобы держать себя на плаву. Но как только в школе узнали о моей второй работе, мне пришлось выбирать, и я предпочла библиотеку. Я не зарабатывала достаточно денег, и из-за того, что я не сохраняла свой средний бал в 3,8, они сократили мою стипендию почти до половины того, что я получала в первые три года. Я не могла лишиться этого сейчас. Не тогда, когда я так близка к выпуску. Еще один год. Еще один смертоносный год в Йеле, состязаясь с такими, как Натаниэль, и я буду свободна.

Но сейчас, стоя перед ним на коленях, я дрожала.

От ярости, от страха, от ужаса.

Если он расскажет другим, что я скрываю, что я не богата, люди станут относиться ко мне по-другому. Они будут жалеть или насмехаться надо мной. Меня бы назвали бедняжкой из Йеля.

У него связи по всему кампусу. В Йельской Политической Команде, в «Йельском Вестнике», где я работала волонтером.

Натаниэль успешно вписывался в каждый аспект моей жизни — он был везде. Все время.

Когда профессор Адамс предложил мне позвонить в загородный клуб Хоторн, я ухватилась за эту возможность. Я нуждалась в деньгах, и, судя по сумме, которую, как он мне сказал, я смогу заработать, работая там, я буду обеспечена на последний год.

Я никогда не думала, что он окажется здесь.

— Должен признаться, я не ожидал увидеть тебя здесь, — прошептал Натаниэль, уголки его губ дернулись, когда он взглянул на мою белую униформу.

До боли очевидно, что я здесь работаю.

Красный румянец поднялся по моей шее, но я сделала глубокий вдох и выдохнула через нос.

— Это единственный раз, когда ты увидишь меня стоящей перед тобой на коленях, — сказала я сквозь стиснутые зубы и сумела встать, поправляя белую юбку-карандаш.

Все горничные должны носить белую блузку, белую юбку-карандаш, которая заканчивалась до середины бедра, а волосы должны быть собраны в низкий хвост или пучок. Ни украшений, ни яркой помады. Мы должны быть невидимыми, молчаливыми, как можно менее навязчивыми.

Я съежилась от этого. Мне не нравилось, когда меня заставляли молчать, когда я чувствовала, что мне не позволено говорить.

Уголок рта Натаниэля дернулся.

— Как твой босс, я сомневаюсь, что этот раз будет последним, Джульетта.

Я вскинула голову, широко раскрыв глаза.

Он только ухмыльнулся.

— Закончи уборку в моей комнате, и ты свободна.

Я сжала кулаки и прикусила губу, наблюдая, как он повернулся и вышел.

Его комната, сказал он.

Конечно, я мысленно застонала. Конечно, это должна быть его комната.

Я не могу лишиться этой работы, даже если это убьет меня верой и правдой Натаниэля Рэдклиффа.

Глава 2

Каждое утро было одно и то же. Мы вставали в пять утра и готовились к встрече у входа, все одетые в нашу чистую рабочую одежду. Мисс Эдвардс вкратце рассказывала нам о новых гостях и о том, произошли ли сегодня какие-нибудь важные события.

Глядя на строй красивых молодых девушек, я вспомнила, как мой профессор рассказывал мне, что каждая девушка, работающая здесь, отбирается вручную. Большинство из девушек тоже поступали в школы Лиги Плюща, и знали, что связи, приобретенные в загородном клубе Хоторн, помогут им занять влиятельное положение.

Ногти впились в ладони. Мне это необходимо — связи.

Я возвышалась над группой девушек и высоко держала подбородок. Мне потребовались годы, чтобы принять свой рост в сто семьдесят шесть сантиметров, и теперь я использовала его в своих интересах.

Дни были длинными и неудобными в тесной белой униформе, но ни одна из девушек не жаловалась. Спустя четыре дня пребывания здесь я поняла, что эти девушки так же решительны, так же преданы своему будущему, как и я.

И распространился слух, что только одна получит премию и рекомендацию от самой Мисс Хоторн.

Мать Натаниэля.

Я почитала о ней после моей неприятной встречи с ее сыном. Она сохранила свою девичью фамилию, сосредоточившись на восстановлении империи своей семьи и обновлении ее до более яркой, дружественной среды. Но только для богатых и знаменитых, конечно.

Я нашла в интернете снимки, на которых она пожимала руку бывшему президенту, когда он жил здесь со своей семьей последние четыре лета. Было также много интервью, в которых она обсуждала свое участие в различных благотворительных фондах. Некоторые статьи сплетничали о том, как холодна и одержима она своими собственными проектами. Безжалостная деловая женщина, она была названа самой влиятельной женщиной Соединенных Штатах пять лет подряд.

При этих словах мое сердце сжалось.

Ее упоминание в моем резюме заставило бы меня выделиться.

Мне нужно стать лучшей. Я должна сосредоточиться.

Собирая использованные полотенца из шезлонгов у бассейна, я заметила, что две девушки, с которыми я работала, с желанием смотрят на пляж. Солнце жгло мне спину, пот стекал по лбу. Я придвинулась ближе, запихивая мокрые полотенца в корзину. Схватив полотенце у ног девочек, я бросила его в корзину рядом с ними.

— Слышала, что судья собирается возобновить дело, — произнесла Мэнди.

— Какое дело? — спросила Даниэль, выгнув бровь.

Мэнди бросила на нее злобный взгляд.

— Насчет парней. Ты знаешь?

Даниэль покачала головой, румянец окрасил ее светлую кожу, как сыпь.

Мэнди застонала.

— Ты не слышала об «Американских Богах»?

Я застыла, и Мэнди заметила это, широко улыбаясь.

— Вот видишь! Джульетта знает!

Я сосредоточилась на реорганизации чистящих средств, раздраженная тем, что мы перестали работать. До конца дня нам еще предстояло прибраться в десяти спальнях.

— Ладно. Видишь парней там?

Мэнди указала на пляж, и я не смогла удержаться, чтобы не взглянуть украдкой.

Конечно же, трое парней, известных как Американские Боги, проводили время на пляже. Джеймс и Гейб кидали друг другу футбольный мяч, их улыбки были слишком белыми, слишком идеальными, а тела загорелыми и блестящими от пота.

Арсен развалился на шезлонге, его татуированное тело блестело от жары, взгляд был хмурым, губы сжаты, будто солнце выводило его из себя. Крошечная золотая подвеска свободно висела у него на шее — крест.

Я попыталась проглотить комок в горле.

В парнях было что-то неприкасаемое, что-то святое и нечестивое. Священное и греховное одновременно. Ублюдки Благодати. Из них лилась слава, богатство и власть. Предметы легенд и мифов.

Эти трое парней, вместе с Натаниэлем, были не чем иным, как королевской семьей Йеля, правящей кампусом со своим клубом тайного общества.

Закатив глаза, я вспомнила дурацкий выпуск, выпущенный сразу после прошлогоднего зимнего семестра. В нем были названы имена всех членов их клуба парней-миллиардеров, и кто-то распределил их по трем категориям.

Богатство.

Сила.

Привлекательность.

Гейб Истон занял 1-е место.

Магнетическая, опьяняющая личность. Смертоносная улыбка в сочетании с внешностью, благословленной богиней красоты, и острый ум делали его силой, с которой приходилось считаться. Не говоря уже о том, что его будущее было высечено на камне. Его семья вырастила до него двух бывших президентов.

Его собственный отец стал бы третьим президентом в семье Истонов, если бы его не убили во время предвыборной кампании. Это обсуждалось во всех новостях по всему миру. Они транслировали это так, будто умер сам король. Гейбу тогда было всего одиннадцать, и я не могла себе представить, какой психологический ущерб был нанесен, поскольку он стал свидетелем этого во время речи своего отца.

Все нутром чуяли, что Гейб Истон способен на большее, чем большинство парней. Он получит все, что захочет, и пойдет на все ради этого. Однажды его изберут президентом Америки. Я знала это по тому, как он держался, по тому, как его взгляд, острый и смертоносный, изучал толпу студентов в наших классах. В нем имелась решимость, гнев и щепотка тьмы.

Я смотрела, как Гейб бежит назад, глядя на футбольный мяч, вращающийся в воздухе. Вытянув вперед свою длинную, мускулистую руку из стали и глины, его рука сформировала идеальную форму, чтобы поймать его. Его темные волнистые волосы, густые и блестящие от воды и собственного пота, спадали на лоб.

Словно человек, созданный богами.

Джеймс Родс занял 4-е место.

Джеймс Дин из Йеля — классические темно-русые локоны, легкая, убийственная улыбка и блеск в голубых-голубых глазах. Одна вспышка его легендарной ухмылки — и он кого угодно обведет вокруг пальца. Он куражился и трахался от всей души. Каждые выходные он устраивал вечеринку; дикую и дорогую, разрушение сыпалось на его пути. Он был безрассуден, пристрастился ко всему, что могло поставить под угрозу само его существование — уличные гонки, наркотики, драки, выпивки, прыжки с обрыва — он делал все это с редким carpe diem (наслаждайся моментом) отношением, приводившее к ранней смерти.

Я слышала, что несколько лет назад он врезался в дерево на главной лужайке кампуса. Он был под кайфом и в два раза превысил норму алкогольного опьянения. Все это — обвинения, скандал — исчезло в одночасье.

Его отец, юрист, управляющий фирмой, посвященной известным политикам и знаменитостям, владел деньгами и властью, как третья рука. Юридическая фирма существовала с 1890-х годов. Джеймс плавно переходил из класса в класс, но его оценки говорили о нем больше. Он был умен, даже не прилагая никаких усилий. Если бы он применил себя, то стал бы смертельно опасным.

Я знала, что его мать умерла, когда он был маленьким, так что они остались вдвоем, отец и сын. Люди говорили, что Джеймс собирается возглавить юридическую фирму, но я не могла себе представить, что это когда-нибудь произойдет. Не с тем диким парнем передо мной.

Он провел рукой по своим золотистым локонам, солнечные очки, я была уверена, скрывали свежие синяки от драки, так как его нижняя губа была разбита.

И последний из Американских Богов, Арсен Васильев.

Русский Бог занял 7-е место.

Под его именем — и изображением его стальных, красивых черт лица — была причина. Как бы он ни был силен и богат, он внушал ужас. Его холодный темный и постоянный хмурый взгляд делали его очень неприступным. Не говоря уже о слухах о нем. Сплетни, что его семья ведет смертельно опасный бизнес, связанный с кровью, наркотиками и оружием, соединяя богатых с преступниками. Он родился в Америке, но лето проводил в России. Из-за этого он свободно говорил по-русски. Я даже несколько раз слышала, как они с Гейбом обменивались репликами на русском в школе. Что бы они там ни обсуждали, я не понимала.

Я слышала о родовых поместьях Арсена. Остров Приветствия располагался на Северном берегу Лонг-Айленда, недалеко от Нью-Йорка. Говорили, что на острове расположено шесть домов на сорока шести акрах земли, десять акров подводных участков и пруд площадью двадцать восемь акров. Только люди с приглашением могли посещать их тщательно продуманные, эксклюзивные вечеринки.

Глядя на хмурого Арсена, я увидела, как Натаниэль пересек пляж и похлопал Джеймса по руке. Мои глаза невольно скользнули по его гибкому, мускулистому телу.

Хотя он не был одним из Американских Богов, Натаниэль Рэдклифф все еще занимал 2-е место.

Моя челюсть сжалась, зубы заскрежетали.

Как только выпуск разошёлся по всем, девушки в Йеле сошли с ума. Я видела своими глазами, как многие из них жаждали власти, жаждали богатых и успешных людей больше, чем собственного успеха. Список стал одним из самых завидных холостяков. Парни, не вошедшие в список, стали возбужденными и агрессивными по отношению к остальным.

И члены клуба съели это, как конфету.

Они были желанными, их преследовали, и им это доставляло удовольствие. Все говорили о выпуске, будто это был какой-то священный текст, и чем больше я слышала об этом, тем больше раздражалась.

Я не думала о последствиях, когда печатала свой гнев для Вестника.

Как я хотела привлечь внимание к тому, как отвратительно мы все себя вели. Как мне хотелось преследовать свои собственные мечты, вместо того чтобы гоняться за титулованным богатым парнем.

На следующий день, когда выпуск вышел в свет, я обнаружила, что все смотрят на меня странным взглядам. Они шептались и таращили глаза, пока я шла на урок.

— Ну, разве ты не Мисс Совершенство, — огрызнулась на меня одна девушка, когда я села в лекционном зале.

Я почувствовала, что весь класс смотрит в мою сторону. Перемена стало внезапной и странной.

Я ожидала новых комментариев, новых оскорблений, но после следующего урока никто не подошел ко мне и даже не посмотрел в мою сторону.

— Когда они находились в школе-интернате, — прошептала Мэнди, прогоняя мои воспоминания и возвращая к реальности. — Они отправились в пеший поход. Тогда им было по пятнадцать, и Гейб, Арсен и Джеймс вместе с еще одним парнем по имени Александр Арчибальд собрались вместе для этого. Ну, в новостях пишут, что они плыли на лодке к своему первому блокпосту, когда попали в шторм. Лодка перевернулась, и все они ушли под воду. Александр запаниковал и, пытаясь вернуться на борт, начал толкать Джеймса в воду. По словам парней, Александр выпил в то утро перед началом и был достаточно пьян, чтобы нормально плавать или оставаться на плаву достаточно долго, чтобы ребята успели спасти его. Гейб и Арсен сумели привести лодку в порядок. Вернувшись на борт, они схватили Джеймса, потому что он был ближе всех, и затащили обратно в лодку. Шторм все еще бил по ним, а Александр, захлёбываясь, уплывал все дальше и дальше. Они не смогли добраться до него достаточно быстро, и он утонул. Когда их наконец выбросило на берег, они заблудились. Компас и карта, которые им дали, утонули в воде, когда лодка перевернулась.

Мой рот печально скривился. Я вспомнила, как слышала об этом в новостях.

— Они продержались так десять дней, без каких-либо припасов. Джеймс сломал ногу, так что Гейбу и Арсену пришлось нести его вверх по горе и вниз по другой стороне. Как только их нашли, все трое слегли с воспалением легких и их положили в больницу. Когда семья Арчибальд узнала, что их сын мертв, они назвали это нечестной игрой. Они верили, что парни убили его или бросили умирать, что его можно было спасти, но они предпочли этого не делать. Дело было передано в суд, и все средства массовой информации следили за этим делом, как ястребы. Парни рассказали свою версию истории, и, не имея никаких доказательств против них и отца Джеймса как их безжалостного адвоката, суд признал их невиновными. Но… шумиха вокруг них не улеглась. Это были парни, одетые как взрослые мужчины, которые умели говорить как надо, как смертоносные мечи. Теперь они знаменитости. Они делали статьи, фотосессии и давали интервью. А тогда они были всего лишь подростками. Форбс стал тем, кто придумал название Американские Боги, и с тех пор оно прилипло к ним троим.

— Вау, — прошептала Даниэль, наблюдая за группой парней.

— Мы должны работать, — сказала я, указывая на тележку.

Мэнди вздохнула, но они обе повернулись, и Даниэль толкнула тележку к бассейну. Несколько женщин отдыхали на солнце, солнцезащитные очки и шляпы скрывали их от палящего зноя.

Я заметила даму, одетую в белый брючный костюм, ее темные волосы были собраны в тугой пучок, и она наблюдала за нами.

— Джульетта, — произнес кто-то позади меня.

Я дернулась, прижимая грязные полотенца к груди, и уставилась на Натаниэля.

Он лениво провел белым хлопчатобумажным полотенцем по животу, привлекая мой взгляд к его мокрому прессу, резким и острым мышцам. Темная счастливая дорожка волос, исчезала в его плавках, низко сидящих на узких бедрах, дразня. Я никогда не видела его таким голым, а только в сшитых на заказ костюмах темно-синего и черного цветов. Несмотря на мои лучшие намерения, я представляла себе, как будет выглядеть его тело под этими богатыми тканями, но это убивало меня, чтобы признаться.

Он был лучше, чем тот приглушенный образ, которое нарисовало мое воображение.

Мое дыхание стало прерывистым, и потребовалось мгновение осознать, что я делаю. Таращусь на его пресс. Его большая рука прижимала полотенце к коже.

Я снова взглянула на него, но было уже слишком поздно. Меня поймали с поличным, а он ухмылялся — ухмылялся во весь рот, словно выиграл один из наших беспощадных дебатов.

Мои уши горели от смущения.

— Что? — резко произнесла я, когда паника поселилась в груди.

После этого я быстро поняла, что тон был в высшей степени непрофессиональным. Я не могла говорить с ним так, только не здесь. Он гость. Черт, он мой босс. Когда-нибудь он станет владельцем этого поместья. Я не была его сокурсницей или оппонентом в споре, я была горничной, служанкой. Моя гордость умерла, и гораздо более спокойным, приглушенным голосом я спросила:

— Чем я могу помочь?

Он все еще улыбался, но улыбка потеплела, когда его глаза проследили за моей фигурой в белой форме.

Мою кожу покалывало от осознания. Словно его глаза были его руками, и он касался меня— медленно, осторожно, умело.

— На что ты смотришь? — мой голос прозвучал хрипло и с трудом, но я взяла себя в руки, когда его глаза вернулись к моему лицу и он шагнул ближе.

Его нагота, влажность кожи, когда он скользил пальцами по моему нетронутому рукаву рубашки, угрожали моему самообладанию. Это хуже, чем наши дебаты. Он переступил опасную черту. Черту, которую, как я надеялась, я зацементировала давным-давно.

— Рассматриваю свою добычу, милая, — снова прошептал он, так расчетливо, так мягко и твердо одновременно.

Я задержала дыхание и посмотрела мимо него, следя за его свитой, Американскими Богами, наблюдающими за нами. Джеймс сверкнул на меня зубами.

— Experto crede, — произнес глубокий холодный голос Натаниэля. — Ты так не думаешь?

Мое тело замерло и стало покалывать от его слов. На латинскую фразу, использованную в отношении меня. Латынь, как он знал, я понимала по нашим совместным классам.

Доверься эксперту.

Ублюдок.

Прежде чем я успела ответить, он прошел мимо меня.

Гейб бросил на меня холодный взгляд, а Джеймс подмигнул. Арсен даже не взглянул и пошел дальше. У меня перехватило дыхание.

Несколько его слов и я растерялась.

— Черт, — прошептала Мэнди, схватив меня за руку. — Ты знаешь Натаниэля Рэдклиффа?

Я стиснула зубы.

— Только из школы.

Он не снился мне, и я не представляла его, когда касалась себя.

Но он был так самоуверен, что я не удивлюсь, если он думает, что я это все делаю.

Натаниэль Рэдклифф враг.

В упор.

Я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной, и подняла глаза, чтобы снова увидеть ту же женщину.

И когда я посмотрела на нее, ее мрачное выражение заставило мой желудок болезненно сжаться, я точно знала, кто она.

Мисс Хоторн.

Глава 3

День клонился к ночи, и мне не терпелось снять туфли. Опять же, каблуки были необходимы для нашей формы, и сегодня я страдала.

Я помогала в столовой, когда один из официантов похлопал меня по плечу.

— Джульетта Монро? — его брови нахмурились, когда он посмотрел на меня сверху вниз.

Я поставила стопку тарелок на стальной кухонный стол и перевела на него взгляд.

— Да?

— Вас зовут в правое крыло, — сказал он. — Принести еще виски.

Я нахмурилась.

— Но туда допускаются только мужчины.

Несмотря на то, что миссис Хоторн обновила загородный клуб, сделав его семейным курортом, он все еще придерживался твердых традиций и убеждений, что должно быть место, куда не допускают девушек. Это устаревшая традиция, но она существовала. Мне было неудобно отказываться. Нет, если это столкнёт меня с плохой стороной Мисс Хоторн.

Он пожал плечами и прошел мимо меня, возвращаясь к своей работе.

Прикусив нижнюю губу, я смотрела на чистую белую плитку под ногами. Если я не пойду, тот, кто послал за мной, будет в бешенстве.

Я выпрямилась, поправила юбку-карандаш и нашла в кладовке еще одну бутылку виски.

Вышла из кухни с тяжелым грузом на груди, и чем дальше я шла по элегантным коридорам, тем тяжелее становился этот груз. Величие загородного клуба затмевало все дома, в которых я когда-либо жила, и, будучи воспитанницей приемной семьи, я жила в изобилии.

Одни приличные, другие кишат вшами и плесенью.

Однако я пережила это, и этот хаотичный образ жизни сформировал мою решимость упорно трудиться ради лучшей жизни.

Мои каблуки стучали по старинному мраморному полу, и я высоко держала голову. Между остальной частью загородного клуба и мужским крылом существовал лишь простой разрыв. Две двери из темного дерева, украшенные резьбой в виде виноградных лоз и пионов.

Сделав один глубокий вдох, я прошла внутрь. В мир людей, власти, политики и истории. Президенты прогуливались по этим залам, обсуждая сухой закон, Вторую мировую войну или даже Тедди Рузвельта. С 1890-х годов это было место перемен, революции и просвещения.

И я находилась внутри него.

Это не что иное, как захватывающее зрелище.

Несколько комнат выстроились вдоль коридора, но каждая дверь была открыта, а комнаты пусты. На стенах висели портреты мужчин, важных персон, которые являлись частью истории клуба.

И все они, казалось, внимательно наблюдали за мной.

Я испытывала то же самое, когда впервые попала в Йель. Столько власти и легенд существовало там и здесь.

Увидев, что дверь закрыта и из-под нее льется свет, я подошла ближе.

Я постучала костяшками пальцев по двери.

— Войди, — сказал голос.

Я сглотнула, поправила блузку и повернула ручку.

Я ожидала увидеть в комнате по крайней мере двух или трех парней.

Вместо этого я увидела только его.

Мой пульс подскочил, рука все еще крепко держалась за дверную ручку, будто я готова захлопнуть ее обратно.

Натаниэль сидел в кожаном кресле, закинув одну мощную ногу на другую, положив подбородок на ладонь и обхватив пальцами улыбающийся рот.

— Ты просил виски, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, но я это услышала.

Я услышала шипение, пробивающееся сквозь мои слова, и крепче сжала челюсти, когда он ухмыльнулся.

— Я просил Джульетту Монро, — сказал он, шевеля указательным пальцем в такт движению губ. — И виски.

— Меня могут уволить, если кто-нибудь застанет меня здесь, — огрызнулась я, обводя рукой комнату.

Такой мужественный в коже, темном дубе и портретах более могущественных мужчин, смотрящих на меня сверху вниз. Кабинет был обшит панелями из вишневого дерева и, с одной стороны, обрамлен длинными прямоугольными витражами. Такой элегантный, утонченный и неподвластный времени.

— Почему ты здесь работаешь, Джульетта? — спросил он, и по блеску его темных глаз было ясно, что он знает ответ, но хочет, чтобы я произнесла его.

Я стиснула зубы и перенесла вес на другую ногу. Врать не было смысла, я бы только выглядела дурой.

— Потому что мне нужны деньги, чтобы остаться в Йеле.

Он приподнял бровь.

— Ходили слухи, что у тебя большой трастовый фонд.

Я съежилась от этого. Я не распускала слухи, но и не поправляла никого. Люди думали, что я богата и моя семья живет на Юге Франции. Было невыносимо говорить всему университетскому городку Йеля, что все это ложь.

Что я девочка из Пенсильвании, которую отправляли в разные приемные семьи после того, как моя мама погибла в автокатастрофе, и у нее не было ни гроша.

— Слухи были… неверны, — прошептала я, но не опустила головы.

Нет, я смотрела прямо на него.

Я не позволю ему запугать меня.

Он что-то промычал и скрестил ноги.

— Я проведу с тобой переговоры.

Я приподняла бровь.

— О чем?

Он встал и стоял совершенно неподвижно и молча, глядя на меня. В отличие от большинства людей, Натаниэль любил тишину. Ему нравилось смотреть, как люди извиваются.

— О моем молчании. Что ни один парень или девушка в Йеле не узнает, что ты скрываешь.

Ублюдок точно знал, куда нанести удар. В груди стучало, и я облизнула губы. Сдерживая резкие слова, я спросила:

— В обмен на что?

Это заставило уголок его рта изогнуться.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь. Чувствую это за километр.

Я впилась ногтями в ладонь.

— Возможно, если бы ты не был таким ослом, Натаниэль…

— Мы оба соперничаем, — сказал он, обрывая меня. — У нас самые высокие оценки в Йеле, — продолжил он, потянувшись за стаканом на соседнем столике. Он позволил кубикам льда удариться о стекло, и звук наполнил тускло освещенную комнату. — Мы оба хотим победить. Оба хотим добиться желаемой карьеры и не остановимся ни перед чем, ради достижения каждой из наших целей.

У меня перехватило горло, когда я увидела его, парня, говорящего так спокойно, так деликатно, но пробуждающего во мне нетерпеливую страсть. Так было с Натаниэлем. Мне показалось, что я знаю его, то, как он злил меня, а потом вызывал еще одну, скрытую эмоцию.

Похоть.

Желание.

Надежду.

От его слов об успехе, завоевании и достижении моей мечты по спине пробежала дрожь.

Он говорил на языке, который я слишком хорошо знала.

— Я думаю, что мы оба выиграем в нашем будущем, — продолжил он, делая глоток виски, лед звякнул и он поставил стакан обратно на стол. Его глаза океана впитывали меня, и я подумала, что, возможно, просто глядя на Натаниэля, я могла бы опьянеть от него. — Нам нужно избавиться от отвлекающих факторов.

Тишина поглотила нас, и я уставилась на него.

Я хотела было открыть рот, но тут же закрыла его и нахмурила брови.

— И как именно ты собираешься от этого избавиться? — скептически спросила я.

И снова мой голос дрогнул, слегка, но он поймал его и, как лев, схвативший свою добычу, впился в нее зубами.

— Позволив мне завоевать тебя, Джульетта.

Я издала сухой смешок.

— Завоевать меня? — выпалила я, тыча пальцем в грудь. — Ты не завоюешь меня, Натаниэль. Сейчас двадцать первый век, и я не девочка, нуждающаяся в завоевании.

— Я знаю, какой сейчас век, Джульетта, — спокойно произнёс он и сделал шаг.

От этого простого движения я почувствовала себя крошечной, хрупкой.

Он был ростом сто девяносто пять сантиметров, и то, как он заправлял пиджак и брюки, само по себе должно было быть преступлением.

Он грациозно двинулся ко мне, разрушая ту малую концентрацию, которая у меня имелась.

— Я также ощущаю напряжение, между нами, — прошептал он, склонив голову набок и изучая мое покрасневшее лицо. — Это, мягко говоря, отвлекает. Это влияет на мою концентрацию, потому что ты очень, очень отвлекаешь. А я не отвлекаюсь, милая.

Я покачала головой.

— Если ты собираешься обвинять всех девушек в том, что они отвлекают тебя, Натаниэль, тебя ждет грубое пробуждение.

— Девушки меня не отвлекают, — он придвинулся ближе, и между нами осталось лишь крошечное пространство. Я ощущала жар его большого тела, и мои колени задрожали. — Ты отвлекаешь меня, Джульетта, и я должен исправить это как можно скорее.

— И ты думаешь, что, если мы отдадимся друг другу это поможет?

Он безжалостно приподнял бровь.

— Я думал, что ты так же решительно настроена на успех. Чем дольше мы будем отрицать это напряжение, между нами, тем более рассеянными мы будем. И это повлияет на нашу успеваемость. Ты хочешь окончить Йельский университет и не иметь никаких предложений? Чтобы после этого не было ничего важного?

Я стиснула зубы.

— Как будто твои оценки действительно повлияют на твой успех, — сказала я назло.

Я могла бы поклясться, что в его взгляде на долю секунды мелькнула боль. Я проигнорировала это. Отвлеченность ни в малейшей степени не повлияет на его будущее, но повлияет на мое. Я не хочу этого. Это мой страх, что я потеряю все. Что я недостаточно хороша.

И мне нужно стать лучше.

— К тому же, ты слишком самонадеян, чтобы думать, что хоть как-то отвлекаешь меня, Натаниэль, — добавила я, смотря ему прямо в глаза. — Ты не отвлекаешь. — я вздернула подбородок и выпрямилась, как доска, тщетно пытаясь выровняться.

Его полные губы дернулись, глаза заблестели, и он шагнул вперед, уничтожая любое пространство, между нами.

У меня перехватило дыхание, я подавила шок и посмотрела в ответ на его насмешливый взгляд.

Его пальцы подобрали упавшую темную прядь и пригладили завиток на затылок подушечкой пальцев.

— Ты играешь со своими волосами в классе. Распустив их из тугого хвостика, ты позволяешь им упасть тебе на спину.

Его пальцы переместились к резинке, удерживающей мои волосы, и я сглотнула, когда он потянул ее вниз, позволяя моим волосам рассыпаться. Дрожь пробежала по моей груди, соски затвердели. Я изо всех сил старалась удержать его воинственный взгляд. Он хотел уничтожить меня, он хотел, чтобы я пала, а пещероподобные дикари захватили империю.

— А потом ты проводишь по ним пальцами, — говорит он, откидывая мои темные волосы назад, его пальцы царапают мою голову, ощущение возбуждающее, и оно нарастает в нижней части живота. — Эти темные пряди. Так соблазнительны, так возбуждающи. Я представлял, какими шелковистыми будут твои волосы в моих руках.

Его рука обвилась вокруг моих волос и сжала их. Он наклонился вперед, и я повернула голову, но не раньше, чем поняла, что слишком поздно подставила шею врагу.

Его рот соприкоснулся с кожей моей шеи, и когда его губы прижались, я задохнулась, мой пульс забился как барабан под его ртом, и я знала, что он это чувствует.

Он застонал глубоко в горле и двинулся губами дальше вверх, пока они не коснулись мочки моего уха. А затем его рука, все еще покоившаяся в моих волосах, мягко отдергивала пряди назад. Предупреждая.

— Будешь ли ты бороться со мной до конца, если мы переспим? Даже когда я буду глубоко внутри твоей киски, обладая, овладевая тобой? Мой член набухший, погружающийся внутрь тебя? Будешь ли ты бороться со мной за то, что я заставил тебя кончить даже тогда?

Я прикусила губу, но стон вырвался из моего горла, и когда его зубы заскребли по мочке уха, дергая, покусывая, я схватила его за плечо и оттолкнула.

Я тяжело дышала, глядя на него, когда он ухмыльнулся, расправив плечи.

— Отвлеклась, милая?

Я хотела открыть свой разум и отрицать его слова, но он был быстрее меня.

— Не отрицай этого, милая, держу пари, твоя киска стала влажной для меня, пока мы ведём беседу, — в ответ на мое молчание ухмылка изогнула его губы вверх. — Так оно и есть, не так ли?

Я стиснула зубы, моя кожа стала ярко-розовой из-за него. Из-за его слов, его тела — просто из-за его существования.

— Хорошо, — прошептала я, глядя ему в глаза, надеясь, что он почувствует огонь, горящий внутри меня.

Его пальцы коснулись края моего подбородка и медленно, он провёл ими до линии моих волос. Я ощущала его повсюду и не могла унять дрожь, зарождающуюся в конечностях. Он сохранит мою тайну, и мы избавимся от того, что есть, между нами.

— До конца лета ты моя, — пробормотал он и опустил голову, но его губы задержались на моих. — Поклянись мне в этом, Джульетта.

Я тяжело сглотнула, мои губы коснулись его.

— Клянусь.

— Клянёшься в чем, Джульетта? Я хочу услышать, как ты это скажешь.

Мудак.

— Клянусь, я твоя до конца лета.

А потом, как дикарь, он завладел моим ртом в кровоточащем поцелуе.

Одна из неотложных, необходимых и элегантных.

Но я не отступила. Я поцеловала его в ответ, мой язык боролся с его, зубы покусывали его нижнюю губу, о которой я мечтала во время наших дебатов о Модели ООН.

Он застонал, когда я впилась ногтями в его широкие плечи, прижимая к себе, и он сжал мои бедра.

Когда он прижал меня к себе, я почувствовала его твердеющую длину в брюках.

Он отпустил мой рот, и как раз в тот момент, когда я собиралась возразить, его губы нашли мою челюсть и двинулись вниз по горлу. Он не торопился, целуя меня в те места, которым ни один парень в моем прошлом не уделял столько внимания.

Он прижал меня к книжным полкам, деревянная конструкция и переплеты книг впились мне в спину.

— А если кто-нибудь войдет? — спросила я между поцелуями.

Он прикусил мою шею.

— Это может произойти. Парни должны скоро вернуться.

— Что? — я дернула его за пиджак. — Мне нужно идти. Меня не должны увидеть здесь наедине с тобой.

Он выпрямился, сердито смотря на меня, но сунул руку в карман и протянул мне ключ.

— Приходи ко мне сегодня ночью. Около полуночи. Не опаздывай.

Я уставилась на золотой ключ в своей ладони и снова взглянула на него. Розовые губы припухли, а идеальные волосы слегка взъерошились. Глаза океана темнели, чем дольше я смотрела на него.

Моя грудь сжалась от этого зрелища.

— Хорошо, — выдавила я и повернулась, не оглядываясь.

Вернувшись на кухню, я остановилась при виде Гейба.

Засунув руки в карманы, он наблюдал за мной. Я не могла прочесть его взгляд, но у меня перехватило дыхание.

Он медленно повернулся и скрылся за тёмными двойными дверями, скорее всего, присоединяясь к Натаниэлю.

Я отрицательно покачала головой.

Я согласилась на летний роман с сыном моего босса и самым крупным соперником.

На сделку с врагом.

Глава 4

За пределами номера моя храбрость умерла на языке. Я расхаживала по комнате, запуская пальцы в свои темные волосы. Я отдавала ему свое достоинство, но ведь именно он защищал мое достоинство от остального мира. Нашего мира. Или, вернее, его мира.

В то время как остальная часть моего класса веселилась и поглощала выпивку, я училась или работала, или пыталась делать то и другое одновременно.

Я не была похожа на них. Мне не вручили мой успех. И если это означало уступить ему, пусть будет так.

Я все обдумала, пока мыла кухонный пол. Натаниэль как точка давления в моем теле. Один его взгляд, один обжигающе горячий взгляд, и мое тело реагировало на него, как масло и огонь. Мы были горючей и разрушительной силой для нас обоих.

Всякий раз, когда я волновалась, я отправлялась на пробежку. Это помогало мне расслабиться. Я делала это перед каждым спором и сделала это до того, как пришла сюда. Но, несмотря на бег, нервы все еще трепетали во мне.

Я повернулась на цыпочках и снова посмотрела на белую дверь. Центральная часть двери указывала, что это люкс Диор.

Та самая комната, где он застал меня за уборкой.

Расправив плечи, я вздернула подбородок и напряглась. Я шла на войну.

Вытащив ключ, я вставила его, медленно поворачивая.

Войдя в темную комнату, я услышала, как волны разбиваются о берег, и посмотрела на белые прозрачные занавески, слегка колышущиеся на летнем ветру.

В центре открытого балкона стоял Натаниэль. Его пиджак исчез, и я просканировала его торс, белая рубашка прекрасно сидела на нем. Рукава были закатаны, обнажая гладкую кожу рук, и каждый раз, когда он двигал ими, вены вздувались.

При виде Адониса у меня потекли слюнки.

Я подумала о своем изучении античного искусства, и все, что я могла представить, было одной из тех греческих или римских статуй.

Натаниэля, мне было неприятно это признавать, вылепил художник, потративший время, вырезая тонкие, но острые скулы и губы, которые всегда выглядели припухшими, но мягкими. Глаза яркие и темные, что он, должно быть, украл ясное ночное небо.

Раньше я была осторожна, никогда не позволяла своим мыслям блуждать слишком далеко от моих целей и никогда не предавалась фантазиям о Натаниэле, но теперь, когда он передо мной, и я знала, что мы собираемся использовать друг друга, ради уничтожения похоти, между нами, я съела каждую деталь.

И умирала с голоду.

Когда я снова добралась до его лица, то заметила, что он тоже изучает меня.

Его челюсть напряглась, и он подошел ближе, неторопливо, но с ясной целью.

Остановившись прямо передо мной, он, наклонив голову так, что его глаза смотрели на меня сверху вниз.

— Ты пахнешь свежим воздухом.

Его голос был хриплым и низким, и проник прямо в мою душу. Он злил меня, но заставлял мое тело пульсировать одним лишь взглядом, подергиванием полных губ или движением гибкого, опасного тела.

Я провела пальцами по влажным волосам, играя с их кончиками.

— Я была на пробежке.

Его глаза сузились.

— Чтобы успокоить нервы?

Я сжала внутреннюю сторону ладони, ненавидя себя за то, как легко он меня читает. Как и в наших спорах. Высокомерная задница.

— Да, — выдавила я, решив, что врать нет смысла.

— Жаль. — его живые глаза потемнели, уголок рта изогнулся так мягко, что никто не смог бы этого заметить. Но я заметила. Потому что я провела последние три года, анализируя каждое его движение, каждое его слово, пока мы соревновались. — Мне нравится, когда ты нервничаешь.

Гнев кипел во мне, и потребовалась вся моя энергия, чтобы не огрызнуться на него.

Потому что именно этого он и хотел.

— Боишься, что не успеешь? Что не справишься со мной?

Мой пульс подскочил, и я уставилась на него, игнорируя его пухлые губы, которые ухмылялись мне.

Секс не то, чему можно научиться по книгам. Это должен быть опыт, и я уверена, что у него его больше, чем у меня. Но я не колебалась. Я не позволю ему отпугнуть меня или заставить почувствовать, что я недостаточно хороша.

— Перестань болтать, — тихо произнесла я, глядя на него сквозь ресницы.

Его ухмылка исчезла, а мышцы лица напряглись.

Его пальцы скользнули по моей щеке и остановились на краю челюсти. Он медленно наклонил мою голову в сторону, открывая шею. Я заметно сглотнула, и чем дольше он смотрел, тем больше я знала, что он мог видеть, как мой пульс прыгал под кожей. Он анализировал меня, медленно, тщательно — так, как никогда не делал ни один парень.

Разоблачённая — не самое подходящее слово для того, что я испытывала.

Обнаженная.

Уязвимая.

У врага.

Его палец прижался к моей челюсти, и я пошевелилась, сжимая ноги вместе, когда мой центр запульсировал от потребности.

Его большой палец коснулся края моей нижней губы, и я увидела, как его глаза потемнели и стали жесткими.

— Мне всегда нравилось представлять, как этот умный, элегантный ротик обхватывает мой член.

Я выпрямилась, даже когда дрожь взяла верх. Выдохнула, ненавидя себя за тяжесть в груди.

— На колени, — прошептал он, смотря мне в глаза.

Я стояла неподвижно перед ним, в них горел вызов.

Я хотела огрызнуться, хотела проклясть его, но не могла сдержать волнение, растущее в душе. Трепет наполнил мой желудок.

Вместо обычной ярости я почувствовала возбуждение от его тона, от его командного голоса и прикосновения.

Несколько месяцев назад, черт, несколько часов назад я бы дала себе пощечину за то, что призналась в этом.

Но перед ним, пойманная в ловушку его взгляда, я не могла этого отрицать.

Я зациклилась на Натаниэле Рэдклиффе как на своем враге. Он стал силой, двигающей меня дальше, заставляя мощную энергию расти внутри, встречая его для каждого вызова.

Я никогда не думала о нем как о… любовнике.

— Ты тщеславный сукин сын, Натаниэль Рэдклифф, — прошипела я.

Я опустилась, кожа моих коленей коснулась прохладных мраморных плит.

— Я знаю, — он одарил меня дружелюбной улыбкой, стоя передо мной, его член находился на уровне моего лица, руки засунуты в карманы в расслабленной позе. В позе, к которой я привыкла. — Козел. Мудак. Но тебе это во мне нравится.

Я стиснула зубы, встретившись с его глазами так высоко надо мной, но дрожа под его пристальным взглядом. Я знала, что он мог видеть мою рубашку, видеть, как вздымаются верхушки грудей под резким, быстрым дыханием.

— Мне в тебе ничего не нравится, — сказала я, желая, чтобы это прозвучало холодно, но у меня перехватило дыхание.

Уголок его рта дернулся. Начало редкой улыбки.

— И все же ты стоишь передо мной на коленях совсем по другой причине, чем в прошлый раз, Джульетта. Разве ты не говорила, что это никогда не повторится?

Мои глаза сузились, когда я закрыла рот. С этим я не могла поспорить.

— Люди податливы, милая. Предсказуемы, — сказал он, изучая меня. Его глаза сузились, когда он сделал паузу. Словно он искал что-то, что, как он знал, я охотно отдам ему. — Но ты меня удивляешь.

Я стояла совершенно неподвижно, но не могла сдержать немного гордости, наполняющей меня. Я тоже в этом сомневалась. В каждом слове Натаниэля имелась скрытая цель, скрытый смысл, который знал только он, и снова я почувствовала себя брошенной в темноте, когда он смеялся надо мной.

— Встань и прислонись к дивану. Спиной ко мне, — приказал он, я нахмурилась, но встала.

Он просто хотел снова увидеть меня на коленях?

Сукин сын…

Я подошла к мягкому белому кожаному дивану, слишком идеальному, чтобы даже прикоснуться, и ухватилась за его спинку.

— Наклонись, Джульетта. — его хриплый голос эхом разнесся по комнате. — Experto crede.

Доверься эксперту.

Глава 5

В горле пересохло, и я медленно наклонилась вперед. Я знала, что как только я это сделаю, он увидит мои ягодицы и простые белые трусики. Увидит мокрое пятно между ног.

— Я не ношу модное нижнее белье, — сказала я, оскорбленная тем, что он увидит меня в простых трусиках.

— Меня не волнует твоя одежда, милая, меня волнует то, что под ней, — говорит он, его голос полон уверенности, от которой я еще больше промокла.

Мгновение он не двигается, но я слышу, как он что-то напевает себе под нос.

— Ты промокла для меня, Джульетта, а я даже не прикоснулся к тебе, — прошептал он, и я вздрогнула, почувствовав, как его брюки коснулись меня. Слишком близко. Я застонала и повернула голову, пытаясь поймать выражение его лица. — Не двигайся. — я застыла, стиснув зубы. — Тебя возбудил наш разговор? Стоять передо мной на коленях? — я зажмурилась, мои бедра хотели сомкнуться и остановить пульсацию между ними. — Джульетта, — прошептал он. Его тело придвинулось ближе, и я почувствовала большое, теплое прикосновение руки от затылка вниз по спине, по юбке и к голым ногам. — Отвечай на вопрос.

— Да, — выдохнула я.

Его ладонь пробежала вверх по моей голой ноге, кончики пальцев ласкали мои трусики в течение короткой секунды, прежде чем он задрал юбку. Я прикусила губу, останавливая стон, прежде чем он смог вырваться.

— Ты всегда носила юбки, когда работала в библиотеке. Тонкие черные юбки танцующие вокруг бедер. Такие дразнящие, всегда дразнящие, — цыкнул он, его голос был низким и грохотал в груди, когда его пальцы снова приблизились к моей ноющей сердцевине.

Когда они проследили линию моего нижнего белья, я выгнулась назад, ощущая его большую эрекцию на своей заднице.

— Они не были дразнящими, — парировала я. — Просто черные юбки.

— Все просто. Элегантные. Ничего такого, что могло бы меня завести, но завело. Видеть, как ткань танцует вокруг твоих бедер, угрожая обнажить тебя в любой момент… — его свободная рука обхватила мое бедро и сжала его, пальцы впились в бедренную кость. — И когда ты наклонялась, в поисках книг на нижних полках… твои длинные, стройные голые ноги, я хотел укусить тебя за бедра.

Я услышала шорох ткани позади себя, тепло его ног исчезло. Затем почувствовала резкий укус на внутренней стороне бедра, сопровождаемый глубоким рычанием, за несколько секунд до того, как высунулся язык, успокаивая укус.

Я застонала, прижавшись к дивану, эротическое прикосновение его языка сделало меня влажной и нуждающейся.

Но как бы мне ни было неприятно это признавать, меня возбуждало не только прикосновение Натаниэля, на самом деле он едва прикасался ко мне. Его слова, только его слова могли воспламенить меня.

Его золотые слова.

Его разум пробудил мой даже раньше, чем его тело.

И еще одно, в чем я не хотела признаваться: мне нравился его голос. Я любила и ненавидела то, как он говорил так спокойно, его голос был учтивым и соблазнительным, никогда не колебался. В его глазах всегда имелся блеск, когда он использовал слова, раздевая своего противника до нитки.

Его теплое дыхание дразнило меня поверх трусиков, а затем так же быстро исчезло.

Натаниэль обхватил пальцами мои трусики и начал скользить ими вниз по моим бедрам, мое возбуждение теперь полностью открылось ему.

Он одобрительно замурлыкал, и я дернулась, когда его палец поддразнил меня. Лаская каждую губу, но не касаясь того места, где мне это было необходимо больше всего. Спустя несколько секунд после его безжалостного поддразнивания я задыхалась, была взволнована и слишком возбуждена, чтобы действовать.

— Перестань дразнить меня, — прошипела я в чистые подушки.

— Скажи мне, почему я должен, — сказал он, и его собственный голос на мгновение выдал его, показав, насколько он возбужден.

Темный, низкий и хриплый.

Его рука дотронулась до меня, но не надавила, и я зарычала.

— Сейчас я с тобой не спорю.

— Скажи мне, почему я должен заполнить тебя своим членом, — продолжил он, и я откинула голову назад, застонав, когда один из его пальцев, наконец, вошел в меня.

— Потому что… — я сделала паузу, пытаясь отдышаться и собраться с духом. Но мое достоинство давно исчезло. — Ты знаешь, что, трахая меня, ты кончишь сильнее, чем когда-либо прежде.

Его дыхание стало тяжелым, и он еще глубже погрузил палец.

— Расскажи мне больше.

— Я позволю тебе сделать все, что ты захочешь. Позволю тебе взять под контроль ситуацию, — прошептала я.

Он добавил еще один палец, и я поморщилась.

— Хорошо?

Я кивнула, прикусив нижнюю губу, пока он скользил пальцами глубже.

Теперь он находился глубоко внутри меня, и я бесстыдно раскачивалась от его движений. Звук моей собственной влаги, такой откровенно очевидный и грязный, даже не смутил меня. Я уже перешла черту заботы.

Я услышала, как он расстегнул молнию, и когда его дыхание стало хриплым, я поняла, что он гладит себя.

Длинный, сильный палец появился у моих губ, и он хрипло прорычал:

— Открой.

Я сделала это, и его палец скользнул внутрь, соленый вкус его преякулята ощутился на моем языке.

— Закрой, — прохрипел он.

Мои губы сомкнулись, и я с силой втянула его, обводя языком его палец, завладевая каждой каплей его вкуса. Его другой большой палец в награду надавил на мой клитор, и мои бедра дернулись.

— Ты такая хорошая девочка, Джульетта. Так уступчива к моим желаниям и требованиям.

Он убрал мокрый палец из моего рта, слегка поглаживая большим пальцем мою челюсть, прежде чем его рука снова исчезла за моей спиной.

— Знаешь, я представлял, как загоняю тебя в угол у книжной полки в библиотеке и завладеваю тобой… Вот так, обнаженную и без всяких ограничений, — прошипел он сквозь зубы. — Хочешь, чтобы я взял тебя, Джульетта? Хочешь узнать, что я испытываю, находясь внутри тебя?

Он щелкнул по моему клитору, и хриплый стон пронзил меня. Он уже был внутри меня.

Поглощал меня.

Сжигал меня.

Он был таким в течение многих лет, и теперь я лежала перед ним, где он лакомился мной.

— Да, — выдохнула я.

Я услышала, как рвется фольга, и его шарканье, но потом он остановился.

— Я чист. Ты принимаешь таблетки?

Я кивнула, моя грудь быстро поднималась и опускалась.

— Тогда без защиты. Ничего, кроме нашей кожи, — прошептал он.

Я не хотела говорить ему, что у меня никогда не было секса без презерватива. Это просто бы ударило его по голове и укрепило бы эго.

Затем я почувствовала его головку у своего входа, и мои ногти глубоко впились в подушки.

Одна рука сжимала мое бедро, в то время как другая медленно удерживала длину входя все глубже и глубже в меня.

Когда он достиг шейку матки, я ахнула и услышала, как он стиснул зубы.

— Это давно назревало, Джульетта. Мы, это, мой член, наполняющий тебя, так хорошо. Наконец-то мы имеем дело с этой энергией между нами, — сказал он, когда его член медленно выскользнул, прежде чем снова войти, не сдерживаясь.

Мое тело качнулось вперед на диване, бедра врезались в ткань.

Затем он начал не спеша, размеренно двигаться, и я пожалела, что не могу увидеть его задницу, изгибающуюся, когда он брал меня.

— Ты такая мокрая, так близка ко мне, — прошептал он, и был прав. — Все, что мне нужно было сделать, это возбудить тебя своими словами, и ты мертва.

Я выгнула спину, борясь с ним. Я не собиралась просто позволить ему использовать меня, я собиралась сама заслужить свою кульминацию.

Оглянувшись на него, я увидела, что его глаза сузились, потемнели и разгорячились, а на густых бровях выступили капельки пота.

Он позволил ухмылке поцеловать его губы, когда я посмотрела на него. Самоуверенный, как всегда.

Но он, должно быть, уловил мое собственное свирепое выражение, потому что ускорился, его рука скользнула вниз по моему животу и нашла киску, играя с ней.

Я почувствовала приближение, горячее, головокружительное заклинание охватило меня, и я впилась ногтями в его руки, надеясь пустить кровь. Потому что это битва. Война между заклятыми врагами.

Я кончила первой, энергия заполнила каждую клеточку тела. Издав стон, он вышел, разбрызгивая свою сперму по моей заднице и вниз по ногам, безжалостно дергаясь против меня.

Он погладил мою дрожащую киску в последний раз, смешивая свою сперму с моей собственной влажностью.

— Нет… больше не могу.

Он мрачно рассмеялся у меня за спиной, и когда я почти рухнула на диван, его рука подняла меня, развернув так, чтобы мы наконец оказались лицом друг к другу. Я оказалась прижатой к его потному телу.

Наша вздымающееся грудь боролась друг с другом, и у меня перехватило дыхание.

В темноте я увидела редкую улыбку Натаниэля Рэдклиффа. Его белые зубы блестели и были ровными. Улыбка победителя, того, кто получил именно то, что хотел.

Мне не хотелось это признавать, но это был лучший секс в моей жизни.

После еще двух раундов я рухнула на белые простыни его кровати и сказала себе, что встану через минуту.

Глава 6

Ветерок обдувал мою голую ногу, и я пошевелилась, моргая от яркого света, просачивающегося в комнату.

Комната Натаниэля.

Мое сердце замерло, и я огляделась. Увидев номер при дневном свете, полностью белый, бодрящий и безупречный, я почувствовала себя не в своей тарелке.

Оглянувшись через плечо, я увидела Натаниэля, лежащего на другой стороне кровати.

Его обычно гладко зачесанные назад волосы были взъерошены, а идеальный рот слегка приоткрыт. Между его бровями не залегло морщин. Наблюдая за спящим Натаниэлем, он ощущался более реальным; выглядел более похожим на человека, чем когда-либо прежде.

Он был беззащитен, уязвим, и я выпила это. Ни насмешливых слов, ни самодовольных улыбок. Только парень, застрявший между сном. Беззащитный передо мной.

Я представляла себе, как он будет выглядеть без своей брони, когда я буду соревноваться с ним.

Закусив губу, я вздохнула от удовольствия.

Только в эти мгновения я видела проблеск чего-то человеческого. Он был слишком тщеславен, слишком высокомерен, чтобы разоблачить истинную личность, скрывающуюся за обаянием бога.

Я выскользнула из постели, собрала одежду и обувь и на цыпочках вышла. Было только без четверти пять утра, но я должна вернуться в свою постель, иначе мои соседки по комнате засомневаются в моем отсутствии.

Прогулка в лучах восходящего солнца по огромному поместью, заставила меня почувствовать себя непобедимой, и ощутить боль в животе. Прошлой ночью я переспала с Натаниэлем Рэдклиффом и получила от этого слишком огромное удовольствие.

Когда я вошла в крошечный коттедж, где жила с четырьмя другими девушками, Мэнди, уже одетая в свою белую форму, сердито посмотрела на меня.

— Где ты была? — она приподняла бедро.

Я зачесала волосы назад и сделала высокий хвост.

— На пробежке.

Глаза Мэнди сузились.

— Ты не вернулась прошлой ночью.

Мой желудок скрутило.

— Вернулась.

Мэнди продолжала смотреть на меня, пока я поправляла рубашку. Я не смогу переодеться сейчас, и мне придется работать в той же одежде, что и вчера, иначе она продолжит расспрашивать.

Даниэль прошла мимо нас.

— Девочки, вы готовы?

Я кивнула и игнорировала холодный взгляд Мэнди всю дорогу до поместья. Если она узнает, что я переспала с сыном Мисс Хоторн, я не уверена, что она сделает. Она подумает, что я использую секс, ради получения упоминания в резюме.

Весь день я работала, стараясь по возможности избегать гостей. Я обдумала свою сделку с Натаниэлем. Если нас поймают, он ничего не потеряет, но потеряю я. Я лишусь работы и шанса получить мощную рекомендацию на будущее. Возможно, это погубит и мою репутацию в школе. Но я не могла отрицать, как хорошо его руки ощущались на моих бедрах, в волосах, внутри меня. Так глубоко внутри меня. Или как его слова зажгли огонь, который не погас.

В одном он был прав.

Нам нужно избавиться от напряжения между друг другом. Я не могла провести остаток своей учебы в Йеле, отвлекаясь на Натаниэля. Как только я выбью из себя эту потребность к концу лета, я смогу двигаться дальше и сосредоточиться.

— Мисс Монро.

Голос окликнул меня, когда я несла в руках сменные белые полотенца. Обернувшись, я увидела Мисс Хоторн, стоящую у парадного входа с парой и двумя подростками, которые были увлечены своими телефонами.

Я подошла к ним с дрожащей улыбкой. Я украдкой бросила быстрый взгляд на Мисс Хоторн и ее темные глаза обожгли мою кожу. Оценивая.

— Не будете ли вы так добры показать сенатору Скотту, где находится бар? — спросила она таким же спокойным и ровным голосом, как и у ее сына. — Он дорогой друг семьи.

Отлично. Просто восхитительно.

Я улыбнулась ей, перекладывая полотенца в руках.

— Конечно.

Она кивнула и повернулась к жене и детям, провожая их.

Я перевела взгляд на сенатора Скотта. На вид ему было лет сорок пять, в темных волосах виднелась седина. Он был высок и худощав, одет в рубашку поло, брюки цвета хаки и коричневые мокасины.

— Можете звать меня Дэниел, — сказал он, протягивая мне руку.

Я возилась с полотенцами, но сумела пожать ему руку. Его пальцы скользнули по краю моей ладони, когда я отстранилась. Взглянув на него, я увидела, что он улыбается мне.

— Пожалуйста, следуйте за мной, сенатор, — сказала я, стараясь говорить ровным голосом, и отвернулась.

Он на мгновение оказался у меня за спиной, а потом появился рядом, ухмыляясь еще шире.

— Я сенатор Калифорнии, — он засунул руки в карманы, наблюдая за мной.

Я кивнула, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом. Он смотрел на меня так, словно раздевал.

Он наклонил голову ниже, пытаясь получше разглядеть мое лицо.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать, — ответила я, стараясь говорить вежливо, но профессионально.

Если он сочтет меня грубой, то может пожаловаться Мисс Хоторн.

— И ты учишься в школе?

Я подняла голову.

— В Йеле. Перехожу на четвертый курс.

Он присвистнул и посмотрел на меня сверху вниз.

— Я учился в Йеле. Много лет назад, но не припоминаю там таких красивых девушек, как ты.

Я сдержалась, чтобы не съежиться от его слов. У него жена и двое детей. Почему он так себя ведет? Кретин.

Когда мы шли через поместье, мимо нескольких мужчин, возвращавшихся с гольфа, я почувствовала, как у меня горит затылок. Дойдя до бара, я улыбнулась ему и повернулась, только чтобы его рука обвилась вокруг моего запястья.

Я уставилась на его руку, большая ладонь поглотила меня.

— Не торопись, дорогая. — он усмехнулся и порылся в кармане пиджака. Он медленно достал пачку банкнот и вытянул из нее пятьдесят долларов, словно хотел произвести на меня впечатление. — Вот. За твоё драгоценное время. — он протянул руку с купюрой на ладони.

— В этом нет необходимости, сэр. Было приятно пообщаться с вами, — сказала я, слегка улыбаясь и отступая назад.

— Ой, да что ты, — заскулил он, подходя ближе. — Всего пятнадцать минут твоего времени.

Я покачала головой и быстро зашагала прочь. Я не хотела, чтобы он преследовал меня.

Вытерев руки о юбку, я почувствовала себя грязной. Он смотрел на меня так, словно хотел проглотить. Я вздрогнула.

После этого остаток дня прошел быстро, и я успешно избегала Натаниэля.

Возвращаясь к коттеджам, Питер, один из официантов, остановил меня.

— Сегодня вечером нам нужна дополнительная помощь в столовой. Ты поможешь?

Я вытерла руки о юбку и оглянулась на белые коттеджи, затененные ивами. Мое единственное спасение. Мой единственный оазис здесь.

Я вздохнула.

— Конечно.

Как и девушки, мужчины носили белые рубашки поло и шорты, но во время ужина: белый пиджак и белые брюки. Мне сказали, что это сделано для сохранения классического вида загородного клуба.

Я подавала вино всем гостям, вежливо улыбаясь и стараясь не прерывать их разговоров.

И тут мой желудок сжался.

Передо мной в эркере сидел Натаниэль, одетый в темный пиджак, такой темный на фоне его загорелой оливковой кожи.

Его глаза встретились с моими, и я увидела, как его рука на столе сжалась в кулак.

Просто так, его глаза зажгли во мне огонь и заставили ноги задрожать. Мое сердце пульсировало и болело, чтобы он снова наполнил меня.

Но он был не один.

Глава 7

Светловолосая девушка сидела напротив него, протянув руку, накрывая его сжатую. Я почувствовала онемение, когда проглотила свою гордость и двинулась вперед, бутылка вина дрожала в моей руке.

Я напомнила себе, что мы не говорили о том, что единственные друг у друга.

Двери многих балконов были открыты, и летний вечерний ветерок дул сквозь них, но никак не успокаивал меня. Во всяком случае, это еще больше вывело меня из себя.

Я улыбнулась ей, но девушка была слишком сосредоточена на Натаниэле, сидящем напротив нее, чтобы заметить мое присутствие.

Натаниэль окинул меня оценивающим взглядом, и я поняла, что он пытается понять меня еще до того, как я поняла себя.

Мне хотелось вылить красное вино на его безупречный костюм и наблюдать, как его идеальное самообладание рушится.

Я стряхнула с себя это чувство. Это ничего не значило. Между нами, ничего нет, кроме гнева и секса. Ему разрешалось встречаться с другими девушками. Он не принадлежал мне, и я определенно не принадлежала ему.

Я встала у края стола и вежливо улыбнулась ему.

Натаниэль просто смотрел в ответ, поднеся два пальца ко рту.

— Добрый вечер. Хотите белого или красного вина? — поинтересовалась я, стараясь говорить спокойно.

Пот струился у меня по спине.

— Красное вино, — сказала Оса, сверкнув на меня зубами, и похлопала салфеткой по коленям.

Я кивнула, наливая красную жидкость в хрустальный бокал.

Оса снова обратила свое внимание на Натаниэля.

— Моя семья передаёт тебе привет. — она улыбнулась ему, и на ее щеках появились ямочки.

Я все еще ощущала на себе его взгляд, прожигающий дыру в моей голове.

Медленно повернувшись к нему лицом, я выпрямилась. На этот раз я была выше его, возвышаясь над человеком передо мной.

— Вам, сэр? — я поперхнулась этими словами.

Он опустил глаза, темные ресницы веером легли на его оливковые щеки. Он оглядел меня с головы до ног, как человек, которого знает близко, и мне стало жарко. Потому что так оно и было. Он целовал места на моем теле, которые никто никогда не видел.

— Красное вино, Мисс Монро, — сказал он, и мое имя, словно рай и ад, слетело с его пухлых, надменных губ.

У меня задрожали руки.

— Ты ее знаешь, Натан? — спросила девушка, переводя взгляд с него на меня.

Ее пальцы играли с краем хрустального бокала, ногти с маникюром скользили вверх и вниз.

Его блестящие глаза вновь скользнули по мне и вернулись к лицу. Он откинулся на спинку стула, оценивая меня, и я не могла огрызнуться.

— Да, — наконец произнес он, самодовольство исчезло из его голоса и выражения лица. Звук, который я не могла понять, эхом отозвался в его голосе. — Она предложила помочь моей матери этим летом. Мы соревнуемся в Йеле. Она моя самая величайшая соперница.

Мое горло сжалось, и я изо всех сил старалась удержать его властный взгляд. Я наблюдала, как его рот расслабился и открылся.

— Твоя величайшая соперница? — девушка рассмеялась, ее ногти больно царапнули дорогой хрусталь. — Какая древность. Кроме того, не могу поверить, что кто-то может быть таким умным и сообразительным, как ты, Натан.

Он не отмахнулся от комплимента.

Тем не менее, его взгляд все еще удерживал мой.

— Ты поверишь в это, пока не увидишь, как она в одиночку уничтожает парней своим острым язычком, — сказал он, и в уголках его рта появилась улыбка.

В моей груди стало легко, слишком легко, когда я уставилась на него.

Оса втянула щеки.

— Кажется, ты непобедим для моего острого языка, — произнесла я, склонив голову набок.

Это вызвало улыбку, и она ослепила меня, как солнце.

— Я бы сказал обратное.

Жар нарастал, и я не могла удержаться, чтобы не покраснеть. А затем жар остыл, когда брызги ударили по моей коже.

— Ой, мне так жаль, — сказала Оса, ее тонкие руки подняли хрустальный бокал. — Я такая неуклюжая. — она снова рассмеялась.

Я медленно оглядела себя, заметив яркие красные пятна на своей белой форме.

Когда я взглянула на нее, она спрятала улыбку за пальцами, пытаясь казаться расстроенной.

Стоя перед ними, в комнате, полной людей гораздо более могущественных, чем я, я почувствовала себя маленькой, униженной.

Я сглотнула.

— Джульетта, — сказал Натаниэль, вставая.

— Нет, — резко отрезала я и снова повернулась к Осе. — Желаю приятного вечера.

Ее улыбка дрогнула, и я отвернулась, выбежав в коридор. Несколько пар остановились при моем появлении, но я продолжала идти, надеясь, что смогу избежать смущения.

Я с грохотом распахнула женский туалет и, подойдя к раковинам, схватила нелепое роскошное бумажное полотенце, привезенное из Франции, и намочила его.

Красные пятна выглядели как кровь, когда я терла их, смаргивая злые слезы. Она сделала это нарочно, это не был несчастный случай. Я перешла черту.

Я покачала головой, бормоча про себя проклятия.

Услышав звук открывающейся двери, я взглянула в зеркало, собираясь извиниться, но тут увидела его.

Натаниэль вошел, закрыв за собой дверь.

Я снова опустила голову и сосредоточилась на пятнах. На дурацких пятнах, которые не смывались, а лишь слегка стали светлыми.

— Ты здесь, чтобы извиниться от имени своей спутницы? — прошипела я сквозь зубы.

Натаниэль некоторое время молчал.

— Нет.

Я фыркнула.

— Вы, богатые парни, живете на максимуме.

Снова наступила тишина, единственным звуком было мое хриплое дыхание и руки, яростно скребущие пятна.

— Она почувствовала твою угрозу, — сказал он.

Я резко вскинула голову.

— Что?

Он лениво пожал плечами, засунув руки в карманы.

— Она забоялась тебя.

Я замотала головой и снова принялась оттирать.

— У нее есть все. Красота, деньги, светлое и легкое будущее. Я всего лишь горничная, не забыл?

— Нет, у неё ничего этого нет.

Я подняла глаза, услышав язвительные нотки в его голосе. На этот раз не хладнокровное, не сдержанное. Я видела, как двигались мышцы его горла, когда он сглотнул и сделал шаг вперед.

— У нее нет твоего интеллекта. Или твоего гнева.

Я усмехнулась и склонила голову, злобно вытирая красное пятно на юбке.

— Гнев нежелательная черта характера, Натаниэль.

Его пальцы коснулись моего запястья, и я замерла. Его длинные загорелые пальцы обхватили меня за запястье, он оторвал мои руки от юбки.

— Ты натрешь руки до крови, Джульетта.

Я покраснела и сжала руки в кулаки. Я увидела, как покраснели кончики моих пальцев. Когда я становилась напряженной, одержимой, я не могла остановиться.

— Твой гнев желанен для меня, — сказал он, и мои глаза встретились с его, привлекая все мое внимание.

Я попыталась выпрямиться, собраться с мыслями, но под его взглядом почувствовала себя обнаженной.

— Ты единственный, кто приводит меня в ярость.

Улыбка обожгла его губы.

— Хорошо. — он выглядел слишком самодовольным. — Я единственный ублюдок, заслуживающий твой гнев.

Я ненавидела то, как его слова делали меня слабой, расслабленной, теплой и головокружительной. Я не такая девушка. Я бы не потеряла концентрацию на своей конечной цели. На моем будущем.

— Тебе пора возвращаться к своей спутнице, — сказала я и отдернула руку.

С минуту он наблюдал за мной.

— Она не такая уж важная персона, если тебя это волнует.

Я поправила свою юбку.

Услышав мое молчание, он придвинулся ближе, засунув руки в карманы.

— Но, может, нам следует установить некоторые основные правила нашей интрижки?

Мой желудок загорелся при слове «интрижка». Это прозвучало так запретно, тайно и священно.

— До конца лета мы не будем ни с кем другим, — сказал он, наблюдая за выражением моего лица.

Я кивнула.

Его рот печально скривился.

— Дай мне слово, Джульетта.

Я сглотнула от его тона.

— Я даю тебе слово.

Его тело расслабилось от моих слов, и я удивленно уставилась на него.

— Почему ты с ней ужинаешь?

— Она друг семьи.

Я кивнула в ответ.

— Она хорошенькая.

Блондинка, высокая, загорелая.

Он улыбнулся, глядя на меня так, словно знал что-то, чего не знала я, и придвинулся

ближе, прижимая меня к раковине.

— Она не возбуждает меня так, как ты.

Он стоял так близко, его передняя часть скользила по моей, и я почувствовала эрекцию.

— Ты боишься меня? — он склонил голову набок, изучая меня, ища трещины в моей броне. — Боишься вызова?

— Нет, — ответила я, но мой голос дрожал, а в глубине живота зарождался жар.

Я вспомнила, как он ощущался позади меня, возвышаясь, его тяжелое тело погружалось в мою глубину.

Я вспомнила его и трех его друзей. Как произносились их имена, как священные гимны, и сколько власти, ужаса и наследия пришло с ними. Он был крупнее большинства парней. Важнее, могущественнее, и станет только сильнее, чем сама жизнь. Я чувствовала это всем своим существом, будто шторм надвигался с океана на песчаные тихие пляжи. Он увековечился в момент своего первого вдоха.

Единственное, чего я боялась, так это собственной смертности перед ним. Боги влюблялись в смертных и уничтожали их по частям. Я боролась с электрическим притяжением, между нами, но начинала жаждать большего от него.

Его пальцы скользнули по краю моего бедра, погружаясь под ткань юбки.

— Тогда подними юбку.

Я побледнела.

— А если кто-нибудь войдет?

Его брови нахмурились, когда его палец скользнул по моей коже, и я вздрогнула.

— Боишься вызова? — повторил он, приподняв бровь, приводя меня в гнев.

Я уставилась на него. Он насмехался надо мной. Он знал, что я не отступлю, как и в каждом нашем споре.

Все еще не сводя с него пылающего взгляда, я приподняла подол юбки, обнажив белые трусики.

У меня перехватило дыхание, когда он усадил меня на раковину, раздвигая мои бедра, устраиваясь между ними. Он не терял ни секунды, найдя мою киску под трусиками и ощутив, какая я мокрая. Он ухмыльнулся, расстегивая ремень и освобождая свою набухшую длину, не снимая брюк полностью.

— Ты никогда не отступишь, — прошипел он сквозь зубы, отодвигая мои трусики в сторону, когда головка его члена нашла мой вход, и он провёл ею вверх и вниз, раздвигая мои влажные губы, дразня. — И я тоже. И прямо сейчас ты мой вызов, Джульетта.

Он сделал глубокий толчок, и я задохнулась, мои руки обхватили его широкие плечи.

Его губы накрыли мои в кровоточащем поцелуе, прежде чем я успела закричать, и я возненавидела то, как он знал мое тело, как он знал мой разум.

Он входил, глубоко и медленно, не беспокоясь, что кто-то зайдет к нам, и я одновременно презирала и любила этот факт в нем.

Он никогда не позволял другим управлять собой. Никогда не позволял другим диктовать свое время или присутствие. Он был из стали и железа. Кован и нерушим.

Я ощущала себя хрупким стеклом в его сильных руках.

Боролась с ним — толчок за толчком, поцелуй за поцелуем, покусывание за покусыванием, и каждый раз он встречал меня, доставляя друг другу такое интенсивное удовольствие, что я боялась, что это положим конец нам обоим.

Глава 8

Проходили дни, и каждая минута была потрачена либо на то, чтобы улизнуть с Натаниэлем, либо на мысли о нем. Он был повсюду. В бассейне, в баре, на пляже, в ресторане— в моей голове, костях и душе.

Ночь мы проводили вместе. Скрытые за белыми дверями номера, он владел моим телом, и я позволяла ему, но не без борьбы. Я бросала вызов каждому его прикосновению своим, наши поцелуи были битвой за господство, наши руки были оружием, уничтожая другого.

Я перекатилась по белым простыням и рухнула, уставившись в идеальный потолок, по углам которого тянулись узоры в виде короны. Натаниэль лег рядом со мной, не скрывая своих быстрых вдохов, его грудь блестела от пота.

— Ты отвлек меня, — сказала я, пытаясь передать свое разочарование, но мой голос задыхался.

Натаниэль рассмеялся и закинул руку за голову.

— Я знаю твои слабые места. Ты не можешь отказаться от дебатов.

— Упоминать о президентских выборах, когда ты прикасаешься ко мне, это не слабое место, — тихо произнесла я, собирая волосы в свободный хвост.

Все мое тело все еще покалывало от его прикосновений, горячее и мокрое.

Натаниэль вновь рассмеялся.

Я села и хотела встать, но, выпрямившись, зашипела от боли.

— Что случилось?

Натаниэль взял меня за локоть и помог сесть.

Я стиснула зубы, глядя на свои распухшие ноги.

— Все дело в этих чертовых туфлях.

Натаниэль опустился на колени, и я внимательно наблюдала, как его пальцы коснулись

моей лодыжки. Я вздрогнула, и его взгляд метнулся ко мне.

Встав, он ухватил меня за икры и перекинул мои ноги обратно на середину кровати. Сел рядом со мной и осторожно положил мои ноги себе на колени. Откинувшись назад, удобно устроившись на подушках и изголовье кровати, его пальцы массировали мои ноги, осторожно, нежно.

— Это может помочь, — сказал он.

Мое горло сжалось, и все, что я могла сделать, это смотреть на его сильные пальцы, работающие с мышцами и тканями на моих чувствительных ногах.

Когда его палец коснулся моей лодыжки, такой нежной, такой чувствительной, я вздрогнула.

— Слишком сильно?

Я прикусила губу, сдерживая стон.

— Нет, просто удивил, — ответила я, все еще задыхаясь.

Натаниэль включил телевизор, висевший на стене напротив его кровати, все еще массируя мои ноги. На экране шел черно-белый фильм, где мужчина играл на пианино. Я сразу узнала его.

— Касабланка, — сказала я, прижимаясь щекой к подушке.

— Ты знаешь?

Я промурлыкала.

— Да.

Его прикосновения, пальцы сделали меня сонной, счастливой и в безопасности.

Знаменитая мелодия наполнила комнату, и я не могла не подумать о финале.

Как Ингрид Бергман ушла от Хамфри Богарта. Пустота заполнила мой желудок.

Я чувствовала себя в безопасности с Натаниэлем, мне было комфортно, и я не могла вспомнить последнего человека, который заставлял меня чувствовать себя вот так.

Это летний роман, и даже когда его пальцы впились в мои ступни, я знала, что он оставит меня.

Но я не могла избавиться от этого чувства.

Остановить эмоции, которые я никогда не могла себе представить, обернувшиеся вокруг моего горла и перекрывавшие кислород.

Но, возможно, думала я, пока сон тащил меня дальше в рай, я притворюсь, что он мой навсегда.

***

Каждое утро я вставала раньше него, тайком выходила из его номера и исчезала прежде, чем меня успевал застать рассвет. Мне пришлось притвориться, когда я увидела его сидящим на веранде, полностью одетым, в черных очках, скрывавшие его яркие глаза от меня, что он не был глубоко внутри меня прошлой ночью, большой и горячий. Что его сильные пальцы не сжимали мои соски до тех пор, пока они не стали влажными и болезненными, а затем не втянули их в свой жадный рот. Или что он заставил меня спорить с ним о политике Кубинского ракетного кризиса, в то время как его язык дразнил мою пульсирующую киску, покусывая чувствительную плоть, пока я не укусила себя за руку, чтобы не называть его богом.

Нет.

Мы были просто незнакомцами, просто соперничающими напарниками, презирающие друг друга.

Даже когда он сдвинул темные очки на свой изящный острый нос и позволил мне увидеть эти живые глаза, полные ума, силы и сияния.

Наблюдая за ним и тремя парнями, отдыхающими на веранде, белые прозрачные занавески развевались вокруг них, все четверо казались потусторонними. Как статуи, которые я изучала в древней истории. Идеально симметричные черты. Высокие, мощные, сильные и красивые. Недосягаемые. Идеальные экземпляры, обладающие слишком большой силой. Неприкасаемые, непобедимые, могущественные молодые боги.

Они Кеннеди нашего мира. Так близко, но так далеко, что стали легендами в прессе и СМИ.

Натаниэль приоткрыл рот и медленно, дразняще облизнул нижнюю губу, глядя, как я прохожу мимо с корзиной чистого белого белья. Видя его губы, его язык это заставило мое тело содрогнуться, соски затвердели и заболели, вспоминая тот самый рот, сосущий, покусывающий, облизывающий их, пока я не распалась в его объятиях.

Это никогда не был просто секс с Натаниэлем.

Еще до того, как он коснулся меня, он поднял тему — от здравоохранения до Русской революции, — и я не могла удержаться от спора.

К тому времени, как наступил полдень, солнце высоко в небе палило на нас, цикады были громкими и живыми. Я несла чистящие средства, глядя на океан вдалеке и высокую траву между нами, убаюкиваемую летним бризом.

Я вэытерла лоб рукой и фыркнула, остановившись перед шкафом для уборщиц, чтобы вернуть чистящие средства.

Я изо всех сил пыталась вставить ключ в большую дверь, кряхтя, когда не смогла во второй раз.

— Давай, — сказала я сквозь стиснутые зубы.

Когда ключ наконец вошел, я вздохнула с облегчением и открыла дверь бедром.

Как только я поставила вещи на среднюю полку, то услышала, как за мной закрылась дверь.

Я оглянулась через плечо и не сразу поняла, что это Натаниэль.

— Что ты…? — мой голос замер, когда я заметила его вздымающуюся грудь и белые кулаки рядом с напряженным телом.

— Ты встречаешься с кем-нибудь еще? — спросил он, его голос был спокойным и холодным, выражения лица мрачным, а темные глаза сузились. — Я думал, мы договорились быть единственными друг у друга.

Я уставилась на него, потрясенная тем, что он так напуган.

— Что? Нет… — я покачала головой, но он придвинулся ближе, его шаги были большими и мощными, поглощая пространство между нами.

— Сенатор Скотт только что сказал группе мужчин, что ты хочешь его член. Что ты флиртовала с ним, — сказал он, его глаза океана бушевали на меня бурей.

Я нахмурилась.

— Нет. Он мне противен. Он пытался флиртовать со мной, но я ему отказала. — я посмотрела на него, наблюдая, как его кулаки лишь слегка расслабились. — Ты действительно думаешь, что я буду флиртовать с кем-то еще?

— Ты очень амбициозна, — хрипло ответил он, опустив ресницы и глядя на меня из-под них. — Я бы не стал обвинять тебя в этом.

Острая боль пронзила грудь. Как будто он ударил меня ножом. Я попыталась прийти в себя, прежде чем он увидит, но выражение его лица быстро изменилось, и он протянул руку.

Я отступила назад, ударившись бедром о полки позади.

— Я не настолько отчаянно стремлюсь к дальнейшей карьере, Натаниэль. — я уставилась на него. — И ты думаешь, что я…?

— Если дело дойдет до битвы, мы оба знаем, что уничтожим или используем кого угодно, ради получения желаемого будущего, — сказал он, наклоняясь ближе, его рука легла на полку рядом с моей головой. Его глаза скользнули вниз, изучая мой приоткрытый рот и сжавшееся горло. Словно он хотел поцеловать меня туда. — Но никто другой не может обладать твоим телом или разумом.

Я сердито взглянула на него, но его тело находилось так близко к моему, а голова опущена. Он не произнес ни слова.

Он не двигался, просто смотрел.

Но один его взгляд говорил больше.

Он ревновал.

Видеть спокойного человека на грани, не такого совершенного, правильного и собранного. Из-за меня.

Весь мой гнев преобразился, и я рванула вперед, захватив его губы в жестоком поцелуе.

Он не остановил меня, только обхватил рукой за шею и дернул вперед, его эрекция была твердой и горячей сквозь брюки.

Другой рукой он сжал мою ягодицу, заставляя мою ногу обвиться вокруг его бедра.

Толкнув меня на полки, он отпустил мою шею, пытаясь расстегнуть молнию на брюках. Услышав этот звук, я вздохнула с облегчением, а затем застонала, когда его головка вошла в меня.

Одним движением он оказался глубоко внутри меня.

— Черт, — медленно выдохнул он, закрыв глаза. — Я был внутри тебя всего несколько часов назад, но кажется, что прошла целая вечность, — его глаза резко открылись, в их глубине закружилась похоть, желание и гнев. — Скажи мне, что ты моя, Джульетта. Скажи мне, кому принадлежит эта киска на лето.

Когда я отказалась отвечать, он прекратил двигаться, и я подавила разочарованный стон. Моя рука метнулась, между нами, надавливая на клитор. Его взгляд, казалось, потемнел, когда опустился на мою руку. Его губы приоткрылись, зубы впились в пухлую плоть нижней губы.

Если этот ублюдок не даст мне того, что я хочу, я, черт возьми, возьму это сама.

— Скажи мне, Джульетта, — повторил он с ворчанием.

Глаза приклеились к моей руке, обводящей клитор. Когда мои пальцы коснулись основания его члена, я притворилась, что это было нечаянно, и ухмыльнулась, услышав низкое шипение, которое он издал.

— Я твоя, — произнесла я, потому что моей руки было недостаточно. Мне нужно было, чтобы он двигался, и, чтобы сделал это сейчас. Я поднесла руку к его приоткрытым губам, провела кончиками пальцев по нижней губе, распространяя свой вкус. Клеймя его. Клеймя его рот как мой и только мой. — И ты мой.

Его единственным ответом было полностью выйти, пока головка его члена не заиграла с моим входом. Затем он вошёл, заставив нас обоих болезненно сжать челюсти, заглушая стоны.

Мы боролись за наше освобождение, и он продолжал целовать каждую часть меня, до которой мог дотянуться.

Я была так близко, так близко к краю, а потом кто-то постучал в дверь.

— Джульетта?

Голос Мэнди.

Мое сердце замерло, но Натаниэль не остановился. Его пальцы впились мне в челюсть, заставляя меня отвести взгляд от двери и снова посмотреть на него.

Дверная ручка дернулась.

— Джульетта?

— Дерьмо, — простонала я, когда движения Натаниэля стали быстрыми и жесткими, его

большой палец нашел мой клитор и провел по нему.

Мэнди снова постучала, но я ее не услышала. Не тогда, когда мое собственное дыхание стало порочным и быстрым.

Наклонившись вперед, я впилась зубами в плечо Натаниэля, когда оргазм охватил меня.

Натаниэль зашипел и дернулся, глубоко вонзившись в меня. Его тепло вспыхнуло во мне, и мы оба поникли друг против друга.

— Какого хрена она заперта? — Мэнди застонала с другой стороны двери.

Я тихо выругалась и отпустила Натаниэля, поправляя юбку.

Услышав, как повернулся ключ, я быстро открыла дверь, проскользнула внутрь и закрыла ее за собой.

Брови Мэнди удивленно приподнялись, а потом опустились.

— Что ты делаешь?

Я сглотнула, пытаясь отдышаться.

— Просто прибираюсь. Здесь был бардак.

Мэнди сжала губы в тонкую линию.

— Я слышала, как ты с кем-то разговаривала.

Меня охватила паника.

— Я разговаривала сама с собой.

Мэнди посмотрела на меня, и мои щеки вспыхнули. Но я буду жить с этим. Если она узнает, кто за дверью, кто только что вошел в меня, она возненавидит меня.

— Ладно… Хорошо. Я собираюсь на обеденный перерыв. Увидимся позже, — сказала она и обернулась, оглянувшись на меня.

Мои плечи поникли, и я повернулась, шагнув обратно в комнату. Натаниэль стоял там, все еще с расстегнутыми брюками.

— Мы не можем продолжать прятаться, — сказала я, прижимая руку ко лбу. — Кто-нибудь нас поймает. Ты не попадешь в беду, а я попаду. Эта работа важна для меня.

Он уставился на меня, слегка наклонив голову, будто рассматривал животное, которое больше очаровывало его, чем пугало.

— У меня есть место, где нам никто не помешает, — сказал он, подходя ближе. — Место только для тебя и меня.

Глава 9

Прошел месяц с тех пор, как мы с Натаниэлем заключили сделку. Обычно мы виделись после одиннадцати ночи. По утрам, когда я отправлялась на пробежку, Натаниэль встречал меня, еще до восхода солнца. Я мчалась за ним, пытаясь превзойти, но он только усмехался, задыхаясь, и вытягивал свои скульптурные ноги дальше. Новое место, которое он нашел для нас, стало коттеджем, ремонтируемым в поместье, частным домом для пар или семей, которые хотели больше уединения и требовали за него большую цену. Белый кирпичный коттедж, такой же, как и все остальные, увитый плющом и свисающий с темной деревянной крыши. Он был расположен в стороне от тропинки, скрытый ивами и кустами малины, что позволяло нам с Натаниэлем уединиться.

В доме почти не было мебели, кроме железной кровати и нескольких подушек, которые он принёс сюда из своей комнаты. Это был чистый холст.

Здесь я могла кричать, не боясь, что меня услышат, а Натаниэль кончал, находя удовольствие между моих бедер.

Иногда мы часами спорили, завернувшись в простыни.

Сегодня ночью, в темном коттедже, я лежала рядом с ним, глядя на ублюдка.

— Как думаешь, Романовы заслужили смерть? — я приподняла бровь, смотря на него.

Он фыркнул, его темная голова покоилась на руке позади него.

— В случае с Царем да. Он был слаб. Он не имел никакой формы руководства и разрушал российскую экономику.

— Ты ведь помнишь, что тогда была война?

Он сердито посмотрел на меня.

— Это стало доказательством того, насколько устарел монарх.

— Это не значит, что вся его семья заслуживала смерти, — огрызнулась я.

Его рука накрыла мою, и я замерла. Я не осознавала, что гладила его грудь, рассеянно проводя пальцем по мускулистому торсу.

— Мы должны прекратить спорить, — прошептал он, прижимаясь носом к моей щеке. — Ты опять меня возбуждаешь. — я смотрела, как он заключил меня в свои объятия, ощущая его твердеющую длину на голом бедре. — Перестань уворачиваться. — он застонал мне в волосы, и я с трудом сглотнула. — Я обычно дрочил после каждого нашего спора. — он сел, нависая надо мной, и провел рукой по моей скуле. Я уставилась на него, надеясь, что тени скроют мои красные щеки. — Ты когда-нибудь думала обо мне?

Его глаза танцевали по моему телу, скрытому под одеялом, но он видел меня обнаженной, и знал, что под ним.

Я стиснула зубы.

— Я ненавидела тебя.

Он усмехнулся, все еще касаясь моей щеки.

— Что я тебе сделал?

Я уставилась на него, садясь.

— Неважно.

Я подняла рубашку и надела ее.

— Неважно? — он по-прежнему сидел на матрасе, но с приподнятым коленом, обнажая эрекцию между ног. — Я не был таким уж ослом по отношению к тебе, Джульетта.

— Ты унизил меня перед всеми, — огрызнулась я.

Он наморщил лоб.

— Скажи мне, что я сделал.

Я вздохнула.

— Когда я выступала с речью о Римской империи, ты усомнился перед всеми.

Я вспомнила тот унизительный момент, который все еще заставлял мой желудок сжиматься. Он устроил допрос еще до того, как я закончила свою речь. Сказал, что мои факты устарели. Во время моих первых дебатов. Этот надменный тон, эта ухмылка, эта изогнутая бровь, будто я ниже его? Он не остановился. Он разрывал каждую фразу, которую я использовала в своей речи, каждое слово, которое он препарировал и бросал мне в лицо с дерьмовой ухмылкой высокомерия. Он был на совершенно другом уровне, чем я. Высшее образование. Самое лучшее. Жар обжег каждый сантиметр моей кожи, и пальцы впились в деревянный подиум, умоляя стать невидимой. Последовал смех дискуссионной команды, эхом отразившийся от потолков зала. И когда профессор попросил меня опровергнуть его заявление, я замерла. В страхе, в шоке. Он снова спросил твердым голосом, и я покачала головой. Когда он объявил Натаниэля победителем в нашем споре, меня охватил гнев. Я вернулась на свое место и смотрела, как члены клуба похлопывают Натаниэля по спине, когда он занял место через проход.

Золотой парень.

Это зацементировало в моих костях то, что я никогда не позволю себе проиграть ему. Что я буду лучше, чем этот золотой парень из Йеля. Другие студенты смеялись, некоторые даже спорили со мной об этом, а Натаниэль даже не понял, что он сделал. Он был просто беспечен и не обращал внимания на других.

Он всегда будет выше. Он как божество, разрушающее вещи ради забавы, не думая о последствиях кого-либо еще вокруг него.

— Я не помню, — сказал он, слегка покачав головой.

Я отрицательно покачала головой.

— Конечно, ты не помнишь.

Я хотела было повернуться, но он вскочил с кровати, несвойственно бросившись ко мне.

— А теперь. Это было когда? Три года назад?

Я сердито взглянула на него.

— Не важно, как давно это было. Это было.

— Джульетта, — позвал он, но я продолжала идти.

— Мне нужно вернуться, пока кто-нибудь не заметил, что меня нет в комнате, — сказала я

и попыталась закрыть дверь, но он поймал ее.

— Джульетта, — сказал он мягче, чем раньше.

Я оглянулась на него, спрятавшегося в тени ив, когда они танцевали на его красивом лице.

— Спокойной ночи, Натаниэль.

Я повернулась, но он не последовал за мной.

***

Прошло уже два дня. Я не возвращалась в коттедж и каждый раз при виде Натаниэля в клубе, смотрела в другую сторону. Я знала, что он наблюдает за мной, чувствовала, что он хочет подойти ко мне, но не давала ему такой возможности.

Лежа на кровати, я слышала смех и разговоры о вечеринке, проходящей снаружи около бассейна. Все остальные уже ушли или работали на вечеринке. У меня был выходной. Сидя в одиночестве, перечитывая свои конспекты на предстоящий год, я ощущала пустоту в груди.

Мне не нравилось это чувство, но я была слишком упряма или слишком горда, чтобы покинуть свою комнату. Я была уверена, что он будет на вечеринке сегодня, или со своими друзьями.

Стук в дверь меня не испугал. Скорее всего, Мэнди хотела спросить, нет ли у меня косметики, которую она могла бы одолжить.

— Входи, — невозмутимо произнесла я.

Дверь открылась, и когда все, что я услышала, было тишиной, я оторвала глаза от конспекта, чтобы увидеть Натаниэля.

Я выпрямила спину и натянула свитер. Я была одета только в футболку, без лифчика и пижамные шорты, так как думала, что увижу только Мэнди и девочек. Мои волосы были непривлекательно уложены на макушке, и я была без макияжа.

— Что ты здесь делаешь? — я спросила.

Он двинулся вперед, оглядывая маленькую комнату, в которой я жила. Двуспальная кровать и комод единственные вещи в комнате, кроме моего чемодана.

— Думал, что увижу тебя на вечеринке, — сказал он, снова глядя на меня. — Когда тебя там не оказалось, я решил, что надо проверить здесь.

Я скрестила руки на груди.

— Это рискованно, Натаниэль.

Он ухмыльнулся.

— Я просчитал риски.

Я нахмурилась, но он сел, отчего кровать показалась мне гораздо меньше.

— Ты избегаешь меня, — сказал он, глядя на меня сверху вниз.

— Да, — призналась я, сжимая руки на коленях.

Он прочистил горло.

— Что бы я ни сделал в прошлом, я приношу свои извинения.

Я склонила голову, эмоции захлестнули меня слишком быстро. Я не ожидала, что он извинится.

— Я хотел обращаться с тобой как с равной, — тихо произнёс он, и мое сердце сжалось. — Я знал, что ты будешь презирать меня, если я буду с тобой нежен. Я не хотел притворяться, что ты слабый противник. Но, возможно, я увлекся.

Мое горло сжалось и стало горячим, и на этот раз я не могла ответить ему. Он прав. Я бы презирала его еще больше, если бы он обращался со мной как с хрупкой девушкой.

— Ты отвергла меня, — сказал он, нарушая напряженное молчание.

Я резко вскинула голову.

— Что?

— Я пригласил тебя на свидание, а ты наотрез отказалась, — сказал он. Я растерянно покачала головой. — Это был наш первый день в школе. Мы осматривали территорию, а ты задавала тысячи вопросов, — сказал он, его глаза метались туда-сюда, будто он заново переживал этот момент. — Я пригласил тебя на свидание, а ты посмеялась надо мной и ушла.

Я побледнела, схватившись за горло.

— Я думала, ты смеешься надо мной!

Он усмехнулся, качая головой.

— Я был совершенно серьезен.

Ужас нахлынул на меня, увидев, как он уставился на свои кожаные мокасины, засунув

руки между раздвинутых ног.

— Разве ты не должен быть со своими друзьями? — спросила я, глядя на него из-под ресниц, пока возилась с простынями.

Его взгляд скользнул по мне.

— Нет.

— Я не в настроении для секса, — быстро сказала я и пожалела об этом.

Он рассмеялся.

— Я не искал секса.

Он медленно наклонился вперед, и я была слишком напугана, чтобы двигаться. Его губы

коснулись моих, и я сдалась. Он поцеловал меня, нежно, не торопясь, и вскоре мы снова легли на кровать.

Я заснула в объятиях бога.

Глава 10

Прошло еще несколько недель, и на Восточном побережье воцарилась летняя жара. Большинство гостей проводили свои дни на песчаном пляже или надежно прятались под пляжными зонтиками.

Когда я обмахивала свежую чистую простыню, с другой стороны, от Мэнди, она улыбнулась мне.

— Ты пойдешь с нами сегодня вечером, — сказала она, заправляя простыню.

Я закатила глаза.

— Что будет сегодня вечером?

— Ах. Сегодня четвертое июля. Местная домашняя вечеринка. Не слишком далеко отсюда. Мы могли бы прогуляться по пляжу. — когда я не ответила ей и наклонилась, заправляя свою сторону простыни, она застонала. — Да ладно тебе. У нас у всех сегодня выходной. Это единственный вечер, когда мы можем покинуть это место и насладиться жизнью. Нам нужен перерыв!

Я бросила на нее взгляд.

— И нас впустят?

Даниэль взбила подушку рядом со мной и нетерпеливо кивнула.

— Слышала, что этот парень устраивает вечеринку каждые выходные, когда приезжает сюда.

Я прикусила щеку изнутри и встала, уперев руки в бока.

— Прекрасно. Один вечер.

Мэнди покачала бедрами в танце.

— Да!

Натаниэль отсутствовал последнюю неделю в Бостоне, где жил его отец. Странная пустота росла в моей груди каждый день, и я старалась не обращать на нее внимания, но она продолжала разрастаться.

Я стряхнула с себя эту мысль.

Когда наступил вечер, Даниэль, Мэнди и я собрались. Было приятно надеть что-то, что не было нашей рабочей одеждой. Я надела черную юбку; ту самую, которая, по словам Натаниэля, была слишком тонкой, и усмехнулась при этом воспоминании.

— Готовы? — спросила Мэнди.

Она выбрала более повседневные рваные джинсы и футболку, а Даниэль была одета в ярко розовое платье.

Мы втроем вышли на темный пляж. Они выпили несколько рюмок клюквенной водки, пока готовились, но я не притронулась к алкоголю. Мне не нравилось чувство, которое вызывал у меня алкоголь: неконтролируемое, неуправляемое, дезориентированное. Мне нравилось держать себя в руках, нравилось быть в состоянии сосредоточиться.

— Значит, ты учишься в Йеле? — спросила Даниэль, обнимая меня одной рукой и издавая визг, когда ее нога поскользнулась на песке.

Я кивнула.

— Ты часто видишь Американских Богов? — она хихикнула, положив голову мне на плечо.

— Иногда.

У меня было много занятий с Джеймсом и Натаниэлем и одно с Гейбом. С Арсеном мы почти не пересекались, и я была этому рада.

Тем не менее, я видела четырех парней по всему кампусу. К ним относились как к знаменитостям, поскольку девушки таращились на них, когда они были рядом.

Даже персонал боялся их. Они обладали слишком большой властью для трех парней. Я всегда считала Натаниэля тем, кто сохраняет равновесие, успокаивает их перед тем, как разразится буря.

Когда профессор упрекнул Джеймса в том, что он пришел на урок в нетрезвом состоянии, учителя уволили на следующий день.

Я плотнее укуталась в свитер, пытаясь согреться.

Дом освещал темное побережье, музыка и смех эхом отражались от волн.

Чем ближе мы подходили к серому дому, тем больше я понимала, насколько хаотична вечеринка. Люди были на пляже и веранде стоя с напитками в руках. Некоторые расположились на крыше, прыгая в большой бассейн из белого мрамора внизу. Посреди пляжа образовалась компания людей, из которой доносились громкие возгласы.

Моя грудь сжалась, когда я поняла, что круг людей был полномасштабной борьбой.

Я видела мелькание кулаков, лихорадочный порыв и звук соприкосновения плоти о плоть.

Я сжала подвеску.

— Кто дерется? — спросила Мэнди кого-то, когда мы встали за пределами толпы, пытаясь разглядеть, кто внутри.

— Родс и Доусон, — ответил кто-то из темноты.

У меня свело живот. Джеймс Родс был здесь, и это, скорее всего, означало, что Гейб и Арсен тоже.

Мэнди взяла меня за руку и стала проталкиваться сквозь толпу, пока мы не оказались в первом ряду. На белый песок брызнула кровь.

Джеймс был без рубашки, его джинсы низко сидели на бедрах, когда он поднял кулаки. С рассеченной нижней губой и кровью в золотистых волосах он выглядел как бог войны.

Два противника кружили друг вокруг друга, как львы, готовые к прыжку, и неожиданно мимолётным движением Джеймс сделал выпад, его кулак врезался в щеку Доусона, и тот тяжело упал.

Раздались радостные возгласы, и кто-то толкнул меня в спину, вперед. Я поймала себя на том, что бросаю на Мэнди раздраженный взгляд. Парень, уставившийся на меня в ответ, выглядел как абсолютный беспорядок, потный, а его одежда полностью помята. Его глаза, казалось, не могли сфокусироваться должным образом, отчаянно оглядываясь вокруг. И действительно, вокруг его ноздрей было что-то подозрительно похожее на белый порошок. Покачав головой, я повернулась, снова сосредоточившись на драке.

Джеймс пошатнулся, вытирая кровоточащую нижнюю губу, и осушил бутылку Джека Дэниэлса, которую кто-то протянул ему со стороны. Он небрежно бросил пустую бутылку на песок, вытирая ухмыляющийся рот тыльной стороной ладони. Его тело было в песке, крови и в поте. Джеймс не притворщик, его репутация, обаяние и дурные привычки идеально подходили ему. Он воплощал все это с гордостью, будто поднимать ад его вторая натура.

— Блядь, да! — крикнул Джеймс в небо и жестом пригласил кого-то со стороны присоединиться к нему.

Еще один противник, еще один бой, еще одна ночь разрушения.

— Пошлите в дом, — крикнула Даниэль Мэнди и мне.

Мы проталкивались сквозь толпу и поднялись по элегантной лестнице. Когда мы вошли в дом, диван был перевернут, и битое стекло было разбросано по классическому деревянному полу.

Мэнди и Даниэль уже ушли на поиски напитков, пока я искала в толпе знакомые лица. Я пошла дальше, заглядывая в другую гостиную. Внутри находились Гейб Истон и Арсен Васильев, а также другие ребята, которых я не знала по школе. Я расслабилась. Никто не узнает меня и не узнает, что я не та девушка, которая проводит лето на Юге Франции. Некоторых из них, однако, я узнала по клубу.

Они сидели в кожаных креслах с вытянутыми лицами. Некоторые небрежно держали косяки между пальцами, тихо переговариваясь друг с другом. Гейб единственный, кто не курил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, расслабившись и внимательно разглядывая каждого, кто с ним разговаривал. Арсен сидел в кресле напротив Гейба, зажав сигару между длинными татуированными пальцами и склонив голову, словно глубоко задумался.

Когда один из парней встал, я мельком увидела Натаниэля, который стоял у камина, опершись локтем о полку.

Но он был не один.

Та же самая девушка, та самая Оса стояла рядом с ним, их глаза встретились, на ее лице сияла широкая улыбка, когда она смотрела на него так, словно он положил звезды на небо только для нее.

Моя грудь слишком быстро сжалась, и воздух застрял в комке, растущем в горле.

Я наблюдала, как богатая девушка — девушка, с которой он вырос и с которой ему суждено быть вместе, — ласкала пальцами его мышцы.

Я надеялась, что он сделает что-нибудь — отступит назад, но он продолжал смотреть на нее сверху вниз, потягивая виски из маленького хрустального стакана.

Она откровенно рассмеялась над чем-то, что он пробормотал ей, и я возненавидела ее еще больше, потому что это был великолепный смешок. Она выглядела наполовину влюбленной в него, и я уверена, что смотрю на него так же, даже когда борюсь с этим.

Он должен вернуться только в понедельник, но вот он здесь. На два дня раньше. И ничего мне не сказал.

Я ничего не могла поделать с острой болью в груди. Он избегает меня? Сказал бы он мне, что вернулся в понедельник, и не упомянул бы, что был здесь за два дня до этого?

Я съежилась. Наши отношения не серьёзные. Это — мы с Натаниэлем дурачились — просто мы вдвоем избавлялись от потребности и сексуальной энергии между нами.

Ничего больше.

Часть меня хотела подойти к нему и поцеловать, чтобы все знали, что он мой. Хотела быть с ним в общественном месте. Не за дверями.

Но если бы я это сделала, Мэнди и все остальные, кто знал нас, узнали бы, что что-то происходит.

Я горничная, он сын хозяина.

Я бедная девушка, а он бог.

Он не мой. Он никогда не будет моим.

Натаниэль поднял голову, смотря в сторону, и я отступила назад, желая уйти, желая исчезнуть, вернуться в загородный клуб и забыть все о нем, но было уже слишком поздно. Его глаза встретились с моими секундой позже, и его челюсть сжалась, все его тело выпрямилось, когда он повернулся ко мне.

Я развернулась, но наткнулась на другое тело.

— Ого! — руки сжали мои бедра, и я посмотрела вверх, чтобы увидеть парня, улыбающегося мне. Платиново-светлые волосы коротко подстрижены, в уголке рта ямочка. — Ну, привет, красавица.

Шок прошел, и я напряглась, пытаясь отодвинуться и пройти мимо него. Но он обошел меня, преграждая путь.

— Что? Не хочешь поздороваться в ответ? — он наклонил голову, пытаясь поймать мой взгляд. — Я Тэтчер Адамс. Возможно, ты слышала обо мне.

Какой эгоцентричный придурок.

Я слышала о нем, и в этом не было ничего славного. Я не хотела проводить с ним больше ни секунды. Он учился в Йеле и определенно являлся членом того же тайного джентльменского клуба, что и Натаниэль. Он был полузащитником в футбольной команде Йеля. Проводил больше времени на поле, чем в библиотеке или классе.

— Да, — выдавила я и ткнула его локтем в живот.

Он застонал, отпуская меня, но быстро схватил за локоть.

— Какого черта?

— Отпусти ее, Тэтчер, — услышала я за спиной голос Натаниэля. Его голос был таким холодным и спокойным. Голос, успокаивающий бурю внутри меня. — Ты пьян.

Я оглянулась и увидела Натаниэля, стоящего посреди комнаты, его взгляд был прикован к Тэтчеру.

— Просто развлекаемся, да, малышка? — Тэтчер рассмеялся мне в ухо.

Натаниэль шагнул вперед, гнев начал пробиваться сквозь его самообладание, но Гейб встал.

— Отпусти ее, Адамс, — сказал Гейб резким, как нож, голосом. Теперь все наблюдали за сценой. Будто заговорил король. — Ты знаешь код. Ты не хочешь пойти против этого.

Код? Я хотела спросить, но остановилась. У их клуба был код?

Пальцы Тэтчера впились мне в локоть, и я не смогла сдержать слабого стона, вырвавшегося из меня. При этих словах Натаниэль опустил глаза, и, клянусь, они выглядели так, будто он пытался сжечь кожу Тэтчера с руки, сжимающей мою.

— Ты здесь, чтобы спасти еще одну душу, Гейб? — Тэтчер мрачно рассмеялся, слишком пьяный, чтобы фильтровать свои слова. — Пытаешься загладить вину за убийство Александра много лет назад? Ну же, дружище, мы все знаем, что вы, ребята, позволили ему утонуть, и теперь нет смысла доказывать, что вы такие святые.

Я увидела, как лицо Гейба потемнело, его большие руки превратились в мощные кулаки ярости. Напряжение в комнате стало почти удушающим, и я затаила дыхание. Арсен поднялся с кресла и встал позади Гейба, и если бы Тэтчер не держал меня так крепко, я бы съежилась от его сверкающих глаз. Он выглядел так, словно убийство звучало слишком привлекательно в тот момент, и самое ужасное — я не была слишком уверена, что это только впечатление.

Каким-то образом я могла чувствовать их гнев, их злость, словно у этого имелась своя собственная сущность. Сказанное Тэтчером, было очень, очень плохим.

Вы не должны упоминать о споре с семьей Арчибальд в присутствии Американских Богов. Никогда.

— Будь очень осторожен, с кем ты так говоришь, Тэтчер, — произнёс Натаниэль, смертельно спокойным тоном, засунув руки в карманы, неторопливо шагая вперед, подходя все ближе и ближе. Я была в восторге от его спокойствия, от того, каким спокойным он мог быть. Он самодовольно улыбнулся Тэтчеру, но его глаза были темными и жесткими. — Ради тебя я повторю в последний раз, отпусти ее, мать твою, — сказал он медленно и твердо.

Раздраженно вздохнув, Тэтчер оттолкнул меня в сторону с большей силой, чем это было необходимо, и я врезалась в стену, пытаясь удержаться.

А потом он ударил Натаниэля по щеке — тот отшатнулся, но удержался на ногах.

Я подняла голову, вытаращив глаза, а Натаниэль стоял неподвижно, отвернувшись. Ноздри Тэтчера раздулись.

Хотя музыка все еще гремела вокруг нас, было по мертвому тихо.

Натаниэль сжал челюсти, вытирая кровь с щеки тыльной стороной ладони. Какое-то мгновение он смотрел на нее, потом громко рассмеялся, в звуке не было радости. Это смех, обещавший возмездие.

Тело Гейба сотрясалось от едва сдерживаемой ярости.

— Ты, блядь…

Натаниэль поднял руку, останавливая Гейба от стремительного разрушения.

От взгляда, который он бросил на Тэтчера, кровь застыла в жилах. Слишком спокойный. Более тревожный, чем любая ярость.

— Ты исключён, Тэтчер, — сказал Натаниэль. — Защита, связи, успех все это пропало. Ты просто поцеловал все на прощание.

Вся кровь прилила к лицу Тэтчера, и он уставился на него. Я не поняла, что он только что сказал, но по тому, как замерла вся комната, я

поняла, что он угрожал чем-то большим.

— Ты, блядь, не можешь принимать такое решение! — прорычал он.

Натаниэль поправил пиджак и высоко поднял голову с рассеченной щекой. Но вернулся к своему совершенно спокойному, совершенно безразличному «я».

— Я только что сделал это.

Тэтчер нахмурился и шагнул вперед, но остановился, оглянувшись на Арсена и Гейба, которые теперь стояли ближе к Натаниэлю.

С глубоким рычанием Тэтчер пробился сквозь толпу и исчез.

Глава 11

Я выпрямилась, оглянувшись на Арсена и Гейба. Оса придвинулась ближе, ее рука собиралась погладить Натаниэля по спине.

Моя грудь сжалась.

— Ты в порядке, Натан? — проворковала Оса, касаясь его разбитой щеки.

Я повернулась, не в силах больше смотреть на это. Протиснулась сквозь толпу, взволнованную новостью о противостоянии двух богатых ублюдков.

Покинув дом и дойдя до пляжа, Натаниэль схватил меня за руку.

— Куда ты? — спросил он, разворачивая меня лицом к себе, его брови сморщились в замешательстве.

Я высвободилась из его хватки.

— Возвращаюсь в загородный клуб. Приятного вечера.

Я снова попыталась повернуться, но он обошел меня и преградил путь.

— Что случилось? Он причинил тебе боль?

Он коснулся моей руки, проверяя, нет ли синяков.

— Просто возвращайся на вечеринку, Натаниэль. Возвращайся к своей идеальной паре, — сказала я, гнев поглощал мои слова.

Он нахмурился.

— Она не моя пара.

Я закатила глаза.

— Вы двое трахали друг друга глазами.

Он свирепо посмотрел на меня, подойдя так близко, что я вздрогнула.

— Я не трахал ее глазами. Есть только один человек, которого я хочу трахнуть — или трахнуть вообще — и она стоит прямо передо мной.

Его слова поразили меня, и я уставилась на него, желая казаться сильной и злой.

Но он потряс меня до глубины души. Я чувствовала себя беззащитной. Как будто я только что выложила ему все свои эмоции. Что меня это волнует, наверное, больше, чем его. Словно я показала ему свое подбрюшье, и он вонзит свои когти и зубы глубоко и уничтожит меня.

Я не принадлежала к этим людям. Натаниэль должен встречаться с кем-то вроде Осы. Девушкой, которой я никогда не стану. Я всегда буду носить свое прошлое с собой. Я никогда не буду чопорной, правильной и с голубой кровью.

Никто из нас не произнес ни слова, и я опустила глаза, уставшая, сердитая, грустная и смущенная.

— Я ухожу.

— Тогда я провожу тебя, — заявил он.

Я не сопротивлялась ему, и пока мы шли по пляжу, я чувствовала, что должна была сказать девочкам, что ухожу.

— Я не думала, что увижу тебя или других парней сегодня, — сказала я, пиная песок.

Он приподнял бровь.

— Ты ведь понимаешь, что это дом Джеймса?

Мои глаза расширились.

— Это его дом?

Он рассмеялся.

— Его отец не разозлится? Он разрушает дом! И дерется в состоянии алкогольного опьянения.

— Джеймс пристрастился к острым ощущениям. Его отец разозлится, но он сделает ремонт. Это происходит каждый раз, когда Джеймс злится на своего отца. Он устраивает вечеринки и разрушает дом, — объяснил Натаниэль.

— Ха, — прошептала я. Я и представить не могла, что можно так жить. Быть таким разрушительным, таким диким и безответственным. Я посмотрела на Натаниэля в тени. — На мгновение мне показалось, что ты его ударишь.

Его голубые глаза встретились с моими, и он потер подбородок, глядя вперед.

— Жизнь на десять процентов состоит из того, что с тобой происходит, на девяносто процентов из того, как ты на это реагируешь. Я решил не вступать в бой.

Я наблюдала за ним, на его лице застыло то выражение, которое он надевал во время наших дебатов. Скрывая себя. Он сжал руки в кулаки, а затем разжал, согнув пальцы. Как будто он хотел нанести ответный удар Тэтчеру.

То, что он был спокоен и думал, прежде чем броситься в бой, заставляло мое сердце забиться быстрее. Каким-то образом он продолжал становиться более привлекательным, чем раньше.

— Ты исключил Тэтчера из своего тайного клуба?

Он посмотрел на меня и, помолчав, вздохнул.

— Да. Я не потерплю такого человека.

Я покачнулась, укутываясь в свитер.

— Ты такой…босс?

Он рассмеялся.

— Нет, но я знаю, что другие члены поддержат меня в этом решении. Особенно Гейб, Арсен и Джеймс.

Я вертела в руках подвеску, открывая и закрывая рот.

— Выкладывай, — бросил он с вызовом, сверкнув глазами.

Я сердито перевела на него взгляд и склонила голову, глядя себе под ноги, пока мы шли по пляжу.

— Тебе не нужно было влезать.

Он коснулся моей руки, и я остановилась рядом с ним.

— Это ты так меня благодаришь?

Я замялась и медленно кивнула, но меня грызло другое.

— Я думала, ты не вернешься до понедельника.

Он опустил голову и шагнул ближе, его тело коснулось моего. Глаза нашли мои.

— Я прилетел несколько часов назад. Когда я отправился на поиски тебя, мне сказали, что ты на вечеринке.

— Ты искал меня?

Он кивнул и открыл рот, но звук взрывающегося над головой салюта отвлек наше внимание. Я посмотрела на синие и красные огни ночного неба.

Повернувшись, чтобы улыбнуться Натаниэлю, я заметила, что он уже наблюдает за мной. Он смотрел на меня так, что у меня перехватило дыхание.

Так, как никто никогда не смотрел на меня.

— Что?

Я закрыла рот, как только это грубое слово вырвалось у меня. Знаю, как это прозвучало: защищаясь, и я не хотела, чтобы он думал, что мне нужно защищаться от него.

Он мягко улыбнулся. Расстегнув пуговицу пиджака, он опустился, его руки растворились в белом песке.

— Садись, — сказал он, указывая на место рядом с собой.

Я закусила губу и оглянулась на домашнюю вечеринку, такую яркую, такую громкую и далекую. А потом снова посмотрела на него. Почти светящаяся в темноте, его улыбка слабая и смертельная, глаза темные сферы силы и разума.

Я уселась и смотрела на волны, накатывающие на пляж в нескольких метрах от меня, разбиваясь и отступая. Как и я. Я бы разбилась и отступила. Я узнала с юных лет, что люди уходят. Самые важные для меня люди всегда исчезали, и мне лучше было уйти до того, как они исчезнут.

— Чем ты занимался в городе? — спросила я после минуты уютного молчания.

Он откинулся назад и перевел свой напряженный взгляд на меня.

— Навещал отца. Мои родители расходятся во мнениях относительно моего будущего.

Я выпрямилась.

— Твоего будущего?

Он медленно выдохнул, его грудь расширилась так, что ткань рубашки плотно обтянула его спортивную фигуру.

— Да. Моя мать хочет, чтобы я взял на себя гостиничный бизнес ее семьи. Мой отец, чтобы я пошел по его стопам и стал мэром Бостона.

Я хмыкнула, перенося вес тела на ладони за спиной.

Он нахмурился.

— Что означал этот «хмм»?

Я перекинула волосы через плечо и улыбнулась.

— Натаниэль Рэдклифф, которого я знаю, не позволит никому решать его будущее вместо него.

Он провел подушечкой большого пальца по нижней губе, изучая меня взглядом, сияющим интеллектом.

— А что насчет твоего прошлого, Джульетта?

Я напряглась, глядя на свою обувь, покрытую песчинками. Я убрала их, но все еще чувствовала трение песка о подошвы ног.

— А что с ним? — спросила я, понизив голос.

Он хмыкнул в ответ, выпрямляясь рядом со мной.

— Что, если я скажу, что знаю твое прошлое?

Я резко повернула голову в его сторону, открыв рот.

— Что?

Вместо самодовольной улыбки выражение его лица было стальным и трезвым.

— Ты живешь на государственные стипендии. У тебя нет семьи, и до восемнадцати лет ты была вынуждена воспитываться в приемных семьях.

От смущения у меня перехватило горло и сдавило легкие. Я встала, вытирая песок с икр.

— Спокойной ночи, Натаниэль.

Он тоже встал, без труда подстраиваясь под мой шаг. Конечно.

Он перегладил мне путь.

— Твое прошлое не определяет тебя. Ты получаешь образование в Йеле, это достойно восхищения. Большинство из нас не заслуживают этого. Большинство из нас заставляют родителей платить за вступление.

— Только не ты, — огрызнулась я.

Потому что, конечно, он всегда выше меня. Потому что он богат, умен и чертовски хорош собой.

— Послушай, — рявкнул он, впервые его голос не звучал так спокойно, и я застыла. — Как я уже сказал, твой секрет со мной в безопасности. Никто не узнает. Все подумают, что ты улетела на Юг Франции.

— Но твои друзья…

Его глаза сузились.

— Не скажут ни слова. Они верны мне, как и я им.

Его слова застучали у меня в голове. Верность между четырьмя людьми, способными уничтожить любого на своем пути. Не поднимая руки и не шевеля ни одним мускулом челюсти, они правили кампусом. А вскоре и Бостоном.

— Я росла, переезжая из одной приемной семьи в другую. Моя мама умерла. Моего отца никогда не было рядом. Я никому не была нужна. Никому. И я этому научилась. Я узнала это, когда приемные родители тратили деньги на наркотики или красивую одежду вместо того, чтобы кормить меня. Для них я была всего лишь еще одной зарплатой. А когда они устали от меня? Они отправили меня в другую семью, игнорируя меня, используя меня. Я прошла через десять разных приемных семей. Я никогда не хочу так себя чувствовать. Никогда больше не стану той девушкой, — отрезала я, слезы жгли мне глаза.

Натаниэль покачал головой, его глаза были полны силы и надежды. Налитые кровью. Как будто мои слова тронули его.

— Твое прошлое не должно определять тебя, Джульетта, — сказал он одновременно мягким и твердым голосом.

Не оставляя мне места для споров. Потому что я знала, что этот ублюдок прав. Потому что он увидел то, что мне было трудно увидеть.

— Ad astra.

Я вздрогнула от его голоса, от его слов.

Увидь звезды.

— Ты можешь добиться всего, — сказал он, подходя ближе, и темное небо смешалось с его темными волосами.

Я сверкнула глазами.

— Ты лучше всех знаешь, что это неправда. Ты же знаешь, что у людей, обладающих властью, есть богатство, старые имена и связи.

Он пожал плечами и поднял руки, словно бросая вызов кому-то — вселенной.

— Тогда я заставлю Конгресс поклониться.

Я стиснула зубы.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Нет, не нужна, — согласился он. — Ты можешь получить все, что захочешь, и без чьей-либо помощи. Ты способная, сильная и умная. И заслуживаешь всего того успеха, который, я знаю, у тебя будет. Больше, чем у меня, больше, чем у любых ублюдков, чьи родители заплатили за поступление в Йель.

Спокойствие исчезло, и он подходил все ближе и ближе, пока его дыхание не обдало мой нос.

Я тяжело сглотнула, горло сжалось и стало горячим. Не в состоянии говорить.

— Никому… — его глаза впились в меня, и я почувствовала, что горю. — Никому никогда не было дела до того, что со мной произошло, — прошептала я.

Он не произнес ни слова, его челюсть напряглась под крепко сжатыми зубами, но я ощущала его взгляд, как руки, как мощное слово, произнесенное из его священных уст.

Грохот наполнил воздух, заставив нас обоих вздрогнуть, и красные, синие и белые цвета заполнили темное небо над водой.

Салют вспыхивал снова и снова, отражаясь на его скульптурных чертах.

Бросив на меня взгляд, он подошел ближе и взял мое лицо в свои сильные руки. Его глаза океана, темные и суровые, держали в себе вселенную. Вселенную, которую он предлагал мне.

Затем он захватил мой рот, мое тело и мой разум одновременно под салютом четвёртого июля.

Глава 12

Однажды утром я проснулась от записки, оставленной возле головы на подушке Натаниэля.

Встретимся в доках ист-сайда в 2 часа дня. Не опаздывай.

Я хмуро посмотрела на записку сонными глазами и стала собираться. Я фыркнула на «не опаздывай». Мы оба всегда мучительно пунктуальны.

Всю свою смену я думала о том, что он задумал. Место на доках ист-сайда почти не популярно. Деревянные доски сгнили и нуждались в ремонте, но у них не было планов на ремонт до следующего лета.

Почему Натаниэль хотел, чтобы я встретилась с ним там, было выше моего понимания.

Я сняла рабочую одежду и надела синие шорты и белую футболку. Идя по тропинке, по высокой траве, доходившей мне до бедер, я заметила парусник, пришвартованный у восточного берега.

Натаниэль стоял в нем и улыбался при виде меня, его темные очки скрывали от меня глаза.

Я посмотрела на белую лодку.

— Ты берешь меня на свою лодку? — я приподняла бровь.

Он засмеялся, протягивая руку.

— Ты не кажешься взволнованной.

— А если нас кто-нибудь увидит?

Он передразнил мое прежнее выражение лица, приподняв бровь.

— Сюда никто не спускается. Ты в безопасности.

Я вздохнула, взяла его за руку и шагнула в лодку. Она закачалась, когда я спустилась на неё, но он схватил меня, чтобы я не упала.

— Садись, — сказал он, указывая мне на борт лодки рядом с большим штурвалом.

Я ничего не знала о парусном спорте, но, наблюдая, как он ведет лодку в широкую пасть океана, я восхищалась и трепетала.

Соленая вода выплеснулась на борт, намочив мою футболку и руки, но она была освежающей от горячего обжигающего взгляда солнца и его.

В том районе, где мы находились, я могла видеть только маленькие белые точки лодок на расстоянии от курорта. Мы были далеко от всех, далеко от людей, которые держали нас в клетке и разделяли нас. Мы разговаривали о политике, об истории, обо всем, что приходило в голову, и сидели под палящим солнцем.

Через некоторое время он замедлил движение лодки и сел, сняв футболку через голову и обнажив загорелый торс скульптурной статуи. Он вытер рукой лоб и лег рядом со мной, прикрыв глаза рукой.

Мы молча лежали, единственным звуком был плеск воды о борт.

— Где ты научился этому? — спросила я, перекатываясь на бок и поворачиваясь к нему лицом.

Он по-прежнему закрывал лицо рукой, но я видела, как его губы изогнулись в улыбке.

— Меня научил отец. Это единственное, чем мы вместе занимались. — он замолчал, но по тому, как дернулись его губы, я поняла, что он еще не закончил. Он находил нужные слова, подходящий момент, чтобы произнести их вслух. Аккуратный и образованный молодой человек. — Я хотел произвести на него впечатление, поэтому каждое утро отправлялся в плавание. Я выигрывал здесь все соревнования.

Я провела пальцем по деревянной доске.

— Но ты получал удовольствие от этого?

Мой голос был мягким, нежным.

Я наблюдала, как он сглотнул, его кадык подпрыгнул.

— Возможно, ты единственный человек, который понимает меня. Мне нравится понимать вещи. Нравится быть лучшим.

Я полностью опустилась на бок, ближе к нему, чем раньше.

— Но тебе это не нравилось.

— Нет, но я не собирался сдаваться, пока не овладею этим спортом.

Я уставилась на него сверху вниз. Я поняла его. У него был такой же мощный инстинкт, как и у меня, и я уважала его.

— Ты никогда не согласишься на меньшее, — сказала я не как вопрос, а как факт.

Он усмехнулся. Резко.

— Мои родители хотели, чтобы я был хорошо сложен. Был общительным, хорошо образованным и спортивным. Но больше всего утешения я находил в книгах. Когда все вокруг были слишком заняты, чтобы разговаривать со мной, я читал. Это было мое единственное утешение, мое единственное утешение ночью. Я не рос, проводя время с родителями. Я рос с нянями и учителями, а книги стали единственной постоянной вещью в моей жизни.

В горле у меня стало жарко и сухо, зрение затуманилось, слезы жгли глаза. Эти слова глубоко поразили меня. Потому что я чувствовала то же самое, когда росла. Я искала мира в своей жизни на словах. И теперь человек, который казался таким непохожим на меня, делился чем-то таким могущественным.

— Мне нравится анализировать людей, участвовать в разговорах, но я предпочел бы иметь свою собственную компанию или несколько избранных.

Мое сердце подпрыгнуло.

Была ли я одной из избранных?

Я приподнялась на локте.

— Как Гейб, Джеймс и Арсен?

Он подтвердил мои слова.

— Да. Я бы доверил им свою жизнь.

Я сглотнула, думая о трёх парнях. Меня передернуло при мысли, что в своей статье я критиковала их.

— Они были расстроены статьей, которую я написала, когда вышел список? — я покосилась на него.

Он напрягся, но не пошевелил рукой.

— Их это вполне устроило.

Я уставилась на его ничего не выражающее лицо, а затем мои плечи опустились.

— Или ты сказал им, что они должны смириться?

Он поднял руку, услышав мой низкий голос, и его голубые глаза встретились с моими.

В этом единственном взгляде меня осенило.

Как быстро исчезли все взгляды, все насмешки.

Я вскочила, и он последовал за мной.

— Ты заставил их остановиться. Ты заставил их оставить меня в покое.

Он шагнул ближе.

— Я не хотел, чтобы они беспокоили тебя. Поэтому велел им отступить. Ничего такого. Просто дурацкий список.

Я замерла. Я хотела разозлиться, хотела отчитать его, устроить сцену, но все, что я могла сделать, это просто смотреть на него.

— Чтобы защитить меня?

Он сделал это. Чтобы защитить меня. Никто никогда не делал ничего подобного.

Моя грудь сжалась, и тепло распространилось по всему телу, покалывание коснулось кончиков пальцев.

— Да, — просто ответил он.

Как будто защита меня от хмурых взглядов и оскорблений толпы Йеля не была чем-то из ряда вон выходящим, чем-то достойным упоминания.

— Но это было несколько месяцев назад, — ошеломленно прошептала я.

Я все еще ненавидела его тогда, и он…

Мне хотелось поцеловать его. Я хотела ощутить вкус соленого океана на его коже и почувствовать его руки на своей спине, на шее и в волосах.

Я просто хотела его, и одна эта мысль пугала и волновала меня.

Раньше я никого не хотела.

Не потому, что мое сердце билось внутри, как барабан.

Не для продвижения своей карьеры.

Только ради себя и своего проклятого сердца.

— Ты всегда всех защищаешь, — добавила я после некоторого молчания.

Он с тяжелым вздохом присел на край лодки.

— Я делаю это только для избранных, — сказал он, глядя на спокойную воду.

Мое сердце билось в груди, в голове, на кончиках пальцев, и я не могла отвести от него взгляд.

— Semper fidelis (Всегда верен), — тихо сказала я.

Но по тому, как его голова резко повернулась ко мне, глаза встретились с моими в широко раскрытом синем шоке, он услышал меня.

Его взгляд был властным, заставляя меня оставаться неподвижной. Его рот приоткрылся, но он ничего не сказал.

На этот раз Натаниэль лишился дара речи прямо передо мной.

Он точно знал, что я только что сказала на латыни.

Разговоры на другом языке, разговоры на латыни друг с другом казались такими интимными, такими личными и разоблачающими. Только мы двое знали.

Всегда верен. Всегда предан.

Потому что так оно и было. Он был предан некоторым избранным, и эта преданность была настолько сильна, что губила людей и бессмертных.

И тот факт, что я находилась в этой группе избранных, заставляло мое сердце бешено колотиться.

Я опустила взгляд, почувствовав его тяжесть на себе, как солнце, обжигающее мою кожу.

Мы сидели молча, а потом он ушёл, направляя лодку и разворачивая нас обратно к поместью.

Возможно, я сказала что-то не то. Возможно, я разрушила чары, которые витали между нами, и он почувствовал, что задыхается от кого-то вроде меня.

Я старалась не смотреть на него, сосредоточившись на быстро приближающемся береге.

Когда мы причалили, и он вылез, чтобы привязать лодку, я, не теряя ни секунды, выпрыгнула и пошла прочь.

— Джульетта, — позвал он, но я не остановилась. Его рука обхватила мое предплечье, и он развернул меня. — Не уходи. Пожалуйста.

— Прости, если заставила тебя почувствовать себя некомфортно, я просто…

— Нет, — его голос был резким, и я посмотрела в его грозный взгляд. — Ты меня просто шокировала. Я не… Я не ожидал, что ты мне это скажешь. Подумаешь так обо мне.

Я застыла, смотря на него. Он посмотрел на меня так, словно я сказала нечто более сильное, чем все, что он когда-либо слышал.

Я облизнула губы, чувствуя на них вкус соленой воды.

— Ты должен был стать моим врагом.

Его губы изогнулись.

— Ты никогда не была моим врагом, Джульетта. Возможно, поэтому.

Его большой палец прижался чуть ниже моего глаза, и он вытер слезу. Я хотела бороться с ним, хотела притвориться, что мое сердце бьется внутри от ненависти к нему и только к нему, но я знала, что, когда он целовал меня, мое сердце уже начало предавать разум.

Скоро мой разум последует за ним.

Глава 13

Недели пролетели слишком быстро, и наш роман начал становиться неясным. Каждую ночь мы проводили вместе в белом коттедже. Он не спал в своей комнате. Полы в коттедже больше не были изношенными и сломанными; теперь они стали свежими, из темного дерева, а новая белая краска покрывала стены после ремонта.

Мы вместе спали, тела переплетались, руки касались друг друга мягкими, комфортными жестами. Каждое утро, когда вставало солнце, я ловила себя на том, что хочу остаться в его объятиях, остаться в темноте и жить с ним.

Каким-то образом я отдала ему свое тело, душу, а теперь и сердце.

Я не знала, как и когда это произошло.

Когда я лежала в его объятиях, слишком боясь заснуть, слишком боясь пропустить еще

одну секунду нашего времени вместе, я провела пальцем по его челюсти.

— Как вы стали друзьями? — я спросила.

Он уставился в потолок, поглаживая мою голую спину кончиками пальцев.

— С кем?

— С Американскими Богами, — сказала я, улыбаясь тому, как глупо звучит это.

Его пальцы замерли.

— Моя семья дружила с Истонами, семьей Гейба. Мы вместе росли. Я заслужил его доверие. И храню их секреты в безопасности.

— Секреты?

Черты его лица стали жесткими.

— Все хотят знать о них все до мельчайших подробностей. Это темная и щекотливая тема. Я уважаю это.

Я кивнула, потирая его руку. Я чувствовала напряжение, вызванное этим вопросом.

— Я отдаю им свою преданность, а они отдают мне свою. Вот как мы работаем, — прошептал он, глядя в темную комнату. Я почти слышала, как волны накатывают на берег. — Мы впустили в наш внутренний круг лишь нескольких человек. Но как только их впускают, мы их защищаем.

До конца лета оставалось всего две недели, и потом мы должны вернуться в Йель. Две недели до того, как закончится этот летний роман, и мы перестанем отвлекаться.

Ты отвлекаешь его, Джульетта. Ничего большего.

Я знала, что он за человек. Он полон решимости, как и я, и не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.

Даже не любовь.

— Ты сказал, что никогда не видел во мне врага, но разве ты когда-нибудь ненавидел меня? — я спросила. — Мне всегда казалось, что ты стремишься уничтожить все мои аргументы.

Он что-то промычал и, поймав мою руку, поднес ее к губам. Он нежно поцеловал мою ладонь.

— Я никогда не ненавидел тебя, Джульетта.

— Ты всегда указывал на все неправильное в моих аргументах на глазах у всех, — сказала я, опуская взгляд.

— Я был ослом, потому что хотел увидеть, как ты загораешься, — сказал он, касаясь моей щеки и проводя пальцами по моим волосам.

— Как я загораюсь? — я подняла голову, опершись на руку.

— Все эти жаркие споры, наблюдение за тем, как вспыхивают твои глаза, огонь, горящий внутри тебя, заставляли меня твердеть так сильно, столько раз. Я хотел поцеловать тебя в губы, когда ты читала мне лекцию о важности римской империи или китайской реформы, или о недостатках нашего правительства, — ответил он, погруженный в свои мысли, все еще касаясь моих волос. Я чувствовала себя невесомой, затаив дыхание в его присутствии, слушая его слова. — Ни одна девушка никогда не оказывала на меня такого сильного воздействия, — его глаза поднялись и нашли мои, горячие, темные и бесконечные. — Только ты, Джульетта. И я хочу большего.

Я поиграла с подвеской, и он протянул руку, схватив мою. Я неуверенно уставилась на парня передо мной. Боясь его слов. Мое сердце не выдержало бы, если бы это была ложь.

Я сглотнула, наклонилась и поцеловала его мягкие губы.

Две недели.

Глава 14

Белая вечеринка была в самом разгаре. Все гости были одеты в безупречно белые платья и костюмы, а на заднем плане пел Фрэнк Синатра.

Над головой мигали огни, поблескивая в сгущающихся сумерках.

Я ходила вокруг, держа поднос с шампанским в бокалах, предлагая их каждому гостю.

Я заметила Натаниэля среди толпы, окруженного влиятельными, богатыми людьми.

Я хотела его, но боялась признаться. Сказать это первой. Потому что я хотела, чтобы он хотел меня больше. Хотела, чтобы он сказал, что мы не расстанемся, как только уедем и вернемся в Йель.

Глубоко вздохнув, я отвернулась и продолжила носить маску, которую освоила много лет назад.

Кто-то похлопал меня по плечу.

— Мисс Монро.

Я оглянулась и увидела сенатора Скотта. Дрожь пробежала по спине, но я сумела выдавить вежливую улыбку.

— Сенатор, — сказала я, кивнув в знак приветствия, но внутренне съежилась. — Чем я могу вам помочь?

Он сверкнул мне улыбкой, демонстрируя все свои идеальные белые зубы, и потянулся, его локоть коснулся моей груди, напугав. Он схватил бокал, его глаза метнулись ко мне, улыбка стала слабой.

— Любоваться твоими прекрасными чертами лица оказывает полезный эффект, — прошептал он и сделал жадный глоток шампанского.

Я заметила, что его глаза были рассеянными, дикими, а кончики ушей ярко-красными.

Поднос задрожал в моих руках.

— Прошу меня извинить. Мне нужно взять еще шампанского.

Это не было ложью; он только что забрал последний, но мне необходимо было уйти от него.

Я прошла мимо него обратно через особняк, положив пустой поднос на стойку портье.

Направляясь на кухню, я медленно вдыхала и выдыхала, пытаясь успокоиться. Сделав еще несколько вдохов, я наконец почувствовала, что расслабилась. Я почти дошла до оживленной кухни, когда Натаниэль вышел из комнаты и схватил меня за руку, заставляя следовать за ним в темную комнату.

Прежде чем я успела произнести хоть слово, моя спина была прижата к закрытой дубовой двери, его губы завладели моими, крадя слова из меня.

Его руки скользнули вверх по моим волосам и сжали, заставляя прильнуть к его сильному телу. В его движениях было столько пылкости, столько жгучей, отчаянной страсти.

— Натаниэль, — выдохнула я между поцелуями.

Его губы поцеловали меня за ухом, и я почувствовала, как его теплый, восхитительный язык лизнул мое ухо, прежде чем он захватил мочку зубами. Я сжала бедра вместе, дрожа.

— Что ты делаешь? — спросила я, пытаясь казаться строгой, но потерпела неудачу, когда глубокий стон прорвался сквозь мои слова. — Мы не можем…

Он поцеловал меня в горло, оставляя за собой греховные влажные следы. Глубоко зарычав, одна из его рук потянулась к моей заднице, поднимая меня одной рукой, пока я не обхватила его ногами. Таким образом, мы были связаны самым лучшим образом, но между нами имелось слишком много слоев, и это никак не могло укротить огонь, пылающий глубоко в моей сердцевине. Я не могла ясно видеть, не могла ясно мыслить.

— Мы не можем сделать это здесь, нас могут поймать.

— Ты трахала меня глазами весь вечер, Джульетта, — прошептал он, снова уткнувшись носом мне в шею. — Неужели ты думала, что я ничего не предприму?

Теперь обе его руки держали меня за бедра, и он повел нас к офисному столу, не обращая внимания на разбросанные бумаги и ручки.

Его бедра устроились между моих ног, заставляя мою юбку задраться, демонстрируя трусики.

— Натаниэль, я работаю.

Я откинула голову назад, когда он наклонился, целуя мою обнаженную внутреннюю часть бедра и двигаясь ближе к моей ноющей киске.

Его пальцы отодвинули трусики в сторону, и он посмотрел на меня с озорным блеском в глазах.

— Хочешь сказать, что я должен остановиться, Джульетта?

Я тяжело сглотнула, не в силах отвести взгляд, не в силах перестать жаждать его пальцев, ласкающих меня.

Я покачала головой, и он ухмыльнулся, придавая этой самодовольной улыбке самое интимное тепло.

Мои пальцы впились в старинный деревянный стол. Его палец и язык работали вместе, глубоко поглаживая, слегка щелкая по моему клитору.

Мне казалось, что я вот-вот расколюсь под давлением, нарастающим внутри. Я была пленницей этой ненасытной растущей потребности и не была уверена, что когда-нибудь захочу свободы.

— Ты бог, Натаниэль Рэдклифф, — выдохнула я, мои пальцы запутались в его волосах, сильно потянув. — Грязный бог.

Он что-то напел, прижимаясь ко мне, и мой голос дрогнул.

Он закинул одну из моих ног себе на плечо, заставляя меня раскрыться для него еще шире, и стал есть меня с еще большим пылом. Он был человеком на миссии, движимый собственной потребностью победить, взять, подчиниться его воле, а я была бескостной, слабой для его прикосновений, рта, голоса, и вот так, я пришла в упадок, проклиная и благословляя его всего сразу.

Он стоял, баюкая мое насытившееся тело, и ухмылялся.

— Грязный бог, а? — его улыбка растянулась, когда румянец залил мое лицо. Он наклонился и нежно поцеловал меня в горящую щеку. — Я бы предпочел Натаниэль. Может, мне стоит заставить тебя называть меня так в постели с этого момента.

Я сверкнула глазами, закатила глаза и оттолкнула его, приводя себя в порядок, прежде чем вернуться на вечеринку.

— Ты поставил меня в безвыходное положение.

Он прислонился к столу, наблюдая, как я разглаживаю юбку. Мои глаза метнулись к его промежности. Его брюки не скрывали большой эрекции на роскошной ткани. Когда я снова посмотрела на него, он ухмылялся.

— В слабое, отчаянное положение. — он, казалось, обдумал это. — Я запомню это на вечер.

— Или, может, мне следует дать тебе попробовать твое собственное лекарство? Посмотреть, что Натаниэль Рэдклифф готов сказать, когда он находится в слабом, отчаянном положении.

Я медленно, лениво, подошла к нему, и мне понравилась опасно возбуждающая искорка в его глазах, когда он понял, что я опускаюсь на колени.

Я вызывающе облизнула губы, слишком хорошо понимая, что делаю с ним. Сам того не ведая, он бросил мне вызов, и я не отступила.

Я заставлю его кончить сильнее, чем когда-либо прежде.

Он зарычал, сжав кулак в сдержанности и предвкушении.

— Джульетта…

— Шшшш…

Его глаза превратилась в две лужи красной, горячей лавы, когда мои пальцы заиграли с молнией его брюк, прежде чем потянуть ее вниз очень, очень медленно.

— Теперь моя очередь.

Мое безудержное желание стало хозяином каждого движения. Жажда угодить парню, в которого я влюбилась. Дразнить, лизать, сосать и целовать каждый его сантиметр, пока он полностью не отдастся мне.

Когда я наконец вытащила его твердую длину из брюк и трусов, покрасневшую, грубую и красивую, мой рот наполнился слюной от набухшей головки. Он тяжело вздохнул, свирепо глядя на меня.

Теперь мой рот находился всего лишь в одном дыхании от него, так близко, но недостаточно.

— Каково это, когда я наконец стою перед тобой на коленях, Натаниэль, — тихо произнесла я, стараясь не прикасаться к нему.

Он прорычал мое имя, как молитву или, как проклятие. Одна его рука вцепилась в край стола, костяшки побелели, когда он дрожал. Другая его рука взлетела к моей голове, запутавшись в волосах. Он потянул за них, не так сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, предупреждая.

— Прекрати дразнить и дай мне трахнуть твой рот, — рявкнул он, но в словах не было укуса, только всепоглощающее, нерастраченное желание.

Я игриво рассмеялась, слегка дуя на его горячую, чувствительную плоть. Когда его пальцы еще сильнее сжались в моих волосах, мой язык, наконец, встретился с его головкой. Я взяла его в рот. Слышала, как он пытался выдохнуть, но вышло неровно.

— Дерьмо, — прошипел он и ещё глубже запустил пальцы в мои волосы, собрав их в импровизированный хвост.

Его соленый вкус заполнил мой рот, и я втянула глубже, мои глаза стали влажными от слез. Но я не остановилась. Я отодвинулась, липкая влажная струйка слюны и преякулята стекала с его блестящего члена к моим приоткрытым губам.

Он потянул меня за волосы, смотря вниз на его член и мои влажные губы.

— Этот ротик может поставить прошлые империи на колени, — тихо сказал он, держась свободной рукой за основание члена.

Он медленно провел головкой по моим губам, а затем погрузил мне в рот только головку.

Я сосала, мой язык скользил по горячей плоти, а затем я взяла глубже, облизывая нижнюю сторону его члена.

Я продолжала кружить языком вокруг его чувствительной головки, наслаждаясь его стонами, его бедрами, выгибающимися и толкающимися, проникая глубже, чтобы я довела его до экстаза, который мы получали только друг с другом. Либо спорим, либо занимаемся сексом.

Мое зрение затуманилось, когда он ударил меня сзади по горлу, но я заставила себя взглянуть на него. Я не хотела отводить взгляд от его воинственных глаз, когда он становился злым и грубым, а его член набухал и пульсировал от желания.

Потребность, которую могла удовлетворить только я.

Хлюпанье, звук его плоти и мои влажные губы наполнили комнату вместе с моими задыхающимися вздохами и его низким ворчанием.

Мои пальцы скользнули вниз по бедрам, и я потерлась ими о свою горячую сердцевину, желая найти свое освобождение с ним.

Он уловил это, и его глаза потемнели и стали смертоносными, а бедра задвигались быстрее, его хватка на моих волосах стала крепче, используя ее, ускоряясь.

Я застонала вокруг него, напевая, когда мое освобождение стало ближе.

Шлепки его плоти, чмоканье моего рта вокруг него — отправило нас обоих через край, и он извергся в мой рот. Теплый, соленый и горький.

Его тяжелое дыхание наполнило комнату, и я подняла взгляд, встречаясь с его горящими глазами.

Потом проглотила.

— Блядь, — прошипел он и, схватив меня за предплечья рывком поднял.

Он поцеловал меня, его язык проник в мой рот, пробуя себя на вкус. Он прижался ко мне лбом, потный и горячий, наши тела слились воедино.

— Впервые за все мое чертово существование у меня нет слов.

Я засмеялась, задыхаясь, и поцеловала его.

— Мне нужно вернуться к работе.

Я повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку и притянул в свои объятия.

Он смотрел на меня сверху вниз мягкими, теплыми глазами. Он медленно поцеловал меня в щеку.

— Ты такая же грязная, когда хочешь, милая.

Натаниэль отпустил меня, засунув руки в карманы, и я уставилась на него. Моя грудь была тяжелой, близкой к взрыву, и все из-за этого проклятого парня.

Я повернулась и вышла из комнаты, прежде чем он успел заметить, что украл мое сердце. Мои пальцы коснулись щеки. Его прикосновение было мягким, нежным и многозначительным, и я вцепилась в свою рубашку.

Я отступила в тень под лестницей и затаила дыхание, смотря, как Натаниэль выходит из комнаты и возвращается на вечеринку, его лицо было спокойным и твердым.

Чувствовал ли он то же самое?

Хотел ли большего?

Я вышла из-под лестницы и расправила плечи.

— Мисс Монро?

Я вздрогнула от неожиданного голоса и, оглянувшись, увидела, что сенатор Скотт смотрит на меня с самодовольной улыбкой.

Глава 15

— Сенатор, — сказала я, переводя дыхание и нацепляя фальшивую улыбку.

— Кажется, я потерял свой телефон. В последний раз я видел его в кабинете. — он указал на комнату, в которой только что были мы с Натаниэлем. Мой пульс ускорился. На его лице играла мягкая улыбка. — Вы не могли бы помочь мне найти его?

Я кивнула.

— Конечно, — сказала я, жестом приглашая его идти впереди.

Мы вернулись в кабинет, и я оглядела стол и кожаные диваны.

Когда я наклонилась, чтобы посмотреть на диван, то почувствовала сенатора Скотта прямо за спиной. Его перед прижался к изгибу моей задницы, и я замерла. Мой мозг, казалось, полностью опустел, будто не мог понять, что происходит. И только ощутив, как его большая рука обхватила мою грудь сквозь рабочую форму, я в панике дернулась и наконец пришла в себя.

Я мгновенно обернулась в смущении. Когда я попятилась, пытаясь увеличить расстояние между нами как можно больше, мои бедра ударились о диван.

— Сенатор, — сказала я, предостерегая его, пытаясь урезонить его, себя, всю эту ситуацию.

Он ухмыльнулся, и эта ухмылка была полна похоти и высокомерия, и я почувствовала, как мое тело начало трястись. Он выдохнул. Он был так близко ко мне — слишком близко — и я почувствовала запах виски на его языке.

— Я наблюдал за тобой все лето, Джульетта. И мне очень нравится увиденное.

Я тяжело сглотнула, мне не понравился его тон или то, как его глаза изучали меня, как голодная собака смотрит на кусок свежего мяса, прежде чем наброситься на него.

Когда он снова протянул руку и коснулся моего бедра, я отмахнулась.

— Не смей так обижаться на мои прикосновения, дорогая. Я только что видел, как ты обслуживала этого богатого парня, — прорычал он, недовольный моим вызовом.

Смущенная, потрясенная, я просто таращилась на него. Как он… как он узнал? Должно быть, я спросила это вслух, потому что он ответил ровным, пугающим голосом.

— Я проходил мимо и услышал странные звуки, доносившиеся отсюда. Дверь была не заперта, так что я открыл ее и увидел, как вы отсасываете этому парню, словно от этого зависела ваша жизнь. Это определенно вызвало желание проверить непослушную горничную на себе, — сказал он, пожимая плечами.

Мое сердце остановилось на середине удара, мой следующий вдох исчез из легких, и я почувствовала, как вся кровь отхлынула от лица. Это длилось всего секунду — мгновение полного, нескрываемого ужаса, — прежде чем все вернулось. Меня охватила паника. Сердце билось неровно, легкие наполнялись и опустошались слишком быстро. Я попыталась оттолкнуть его, но он увидел это и толкнул меня на диван.

Мой взгляд метнулся к двери. Всего в нескольких метрах, всего в нескольких…

Мои губы приоткрылись в крике, но прежде, чем он смог вырваться, его большая рука обернулась вокруг моего горла, перекрывая мой крик о помощи.

— Покажи мне, что там внизу, — сказал он хриплым голосом.

Его пальцы яростно рвали мою рубашку, пуговицы отлетали, когда он обнажал мою грудь. Я вцепилась в его руки, но он не остановился, только сильнее толкнул меня, сжимая мое

горло, пока я не захрипела от боли и паники.

Его рот напал на мой, жестоко, его зубы впились в мою нижнюю губу в сильнейшей хватке. Металлический привкус заполнил мой рот, собственной кровью.

Я била его, колотя руками по его груди, но он только крепче сжал мое горло, душа меня, отчаянный звук вырвался только как вздох из моего рта.

— Ш-ш-ш, дорогая. Не суетись, это слишком много хлопот. Я могу дать тебе больше, чем какой-нибудь богатый паренёк. — другая его рука давила мне на плечо, я чувствовала, как задыхаюсь, пойманная в ловушку. Я не знала, что делать. — Это может стать нашим маленьким секретом.

Он начал расстегивать брюки, и мое тело отреагировало. Моя нога взлетела вверх и ударила его между ног. Болезненный стон сорвался с его губ, и он согнулся, задыхаясь. Я не стала ждать больше ни секунды и выбежала за дверь, как можно дальше от него.

Я не остановилась, не оглянулась, даже когда услышала его шаги, грохочущие за мной.

— Ты чертова…

Я завернула за угол и врезалась в кого-то, чьи руки схватили меня прежде, чем я успела упасть.

Гейб Истон стоял передо мной, нахмурив брови в замешательстве. Он осмотрел меня, мою разорванную одежду, мое резкое, быстрое дыхание, и панику, которую я знала, все еще была очень очевидна в моих глазах.

Меня захлестнул стыд, и я возненавидела себя за это.

Мне нечего стыдиться, это сенатор набросился на меня. Заманил меня в ловушку, прикасался ко мне.

Что-то привлекло взгляд Гейба позади меня, и я оглянулась, чтобы увидеть сенатора, вытирающего нижнюю губу с выражением ярости.

Когда сенатор Скотт заметил, что я больше не одна, он заметно сглотнул и быстро пошел прочь. Внимание Гейба Истона полностью вернулось ко мне, и от его тяжести мне стало не по себе. Он смотрел на меня так, словно видел все, что произошло в кабинете с сенатором, и у меня перехватило горло.

Ему не нужно было говорить; его руки сжались в кулаки, а глаза, полные ярости, которые не были направлены на меня, говорили о многом. Этот взгляд был хорошо известен в СМИ. Они прозвали его «Истонский блеск».

— Джульетта, — окликнул меня чей-то голос, и Гейб отступил, показывая Натаниэля, идущего к нам.

Его лицо исказилось от беспокойства при моем появлении, и он ускорил шаги. Он быстро перевел взгляд с меня на Гейба.

— Что стряслось?

Я попыталась застегнуть рубашку, но без пуговиц она оставляла зияющие дыры, обнажая мою кожу и белый лифчик.

Моя нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Я быстро заморгала, пытаясь прогнать их. Мне не хотелось плакать. Ни сейчас, ни здесь, ни когда-либо, если бы я могла помочь. Я не знала, что один только голос может дать такое утешение, но, услышав его сейчас, я почувствовала себя в безопасности. Адреналин начал покидать мое тело, и меня начало трясти. Я посмотрела на Гейба, умоляя его взглядом ничего не говорить. Сенатор Скотт имел больше власти, чем я, больше власти, чем, вероятно, все мы. Он погубит меня. Это его слово против моего, и я никогда не одержу победу.

— Я в порядке, — сказала я, мой голос дрогнул, вопреки мне.

Челюсть Гейба задрожала, он проигнорировал мою мольбу.

— Сенатор Скотт.

Натаниэль снова перевёл взгляд на меня, в его глазах зарождалось понимание. Я видела, как тысячи мыслей проносились в его голове.

— Позови остальных, Гейб, — сказал Натаниэль, его голос был холодным и спокойным, взгляд не отрывался от моего.

Мои глаза, должно быть, наполнились еще более предательскими слезами, потому что все начало расплываться, я моргнула сильнее, когда мой нос зудел от сдерживания.

Гейб посмотрел на меня, потом снова на Натаниэля и кивнул.

Как только он ушел за остальными, я покачала головой, глядя на Натаниэля, который расхаживал взад и вперед. Я никогда не видела его таким взволнованным. Его мышцы, казалось, были натянуты достаточно сильно, чтобы сломаться.

— Чертов ублюдок, — произнёс он хриплым от ярости голосом, которого я никогда раньше в нем не слышала. Сухожилия в его горле напряглись, и каждый вдох выходил быстро и тяжело. — Чертова мразь.

— Натаниэль, — прошептала я. — Оставь это, пожалуйста.

Он мрачно рассмеялся, подняв голову.

— Оставить? — его взгляд нашел меня, и он был темным и смертоносным, без следа тепла. — Он напал на тебя, Джульетта.

— У меня нет ни сил, ни денег, чтобы бороться с ним, — ответила я.

Я знала, как это бывает. Он либо скажет, что я лгу, либо заплатит за это.

Его взгляд переместился на мой рот, и его глаза вспыхнули, ярость нарастала шокирующе быстро. Именно тогда я почувствовала боль в нижней губе, и мои пальцы коснулись края кровоточащего укуса.

Натаниэль схватил меня за запястье и шагнул ближе, притягивая в безопасность своих сильных рук. Он снял свой синий дизайнерский пиджак и накинул его мне на плечи, пытаясь скрыть мою порванную рубашку.

Он смотрел на меня так, словно я была драгоценностью, словно я была звездами, которые он искал, и я не могла дышать, его пальцы нежно гладили мои щеки. Я не понимала, что слезы начали течь, пока не почувствовала, насколько влажными стали мои щеки.

— У нас больше власти, чем ты думаешь.

Дрожь пробежала по моему телу от его слов, и он обнял меня своими сильными руками в успокаивающем объятии. Я прерывисто выдохнула в его грудь.

Два его пальца коснулись моей воспаленной нижней губы и вытерли кровь, а затем он нежно прижался своим ртом к моему, его язык нежно коснулся раны.

Он погладил меня по щеке.

— Ты в порядке?

Я хотела сказать, что со мной все хорошо, но знала, что он поймет это по моим глазам.

— Просто дрожу.

Его челюсть дергалась, глаза изучали меня, пальцы все еще следили за моей кожей в поисках любых ран, которые он хотел исцелить. Эмоции, такие необузданные, заполнили его черты, а потом, когда он заговорил, я услышала их, как ливень.

— Никто не причинит боль тому, кто принадлежит мне, Джульетта.

Его глаза сияли так яростно, так злобно.

Я никогда не ожидала, что от таких слов в мой адрес у меня подкосятся колени, но я хотела принадлежать Натаниэлю и хотела, чтобы он был моим. Полностью моим. Я находилась в растерянности, мой рот дрожал, смотря на него.

— Теперь ты в порядке, милая. Мы позаботимся об этом. Он заплатит за это, обещаю.

Он крепче обнял меня, и я почувствовала, как он поцеловал меня в лоб. Каждое его прикосновение было бесконечно нежным, но я знала, что внутри него зреет темная, яростная буря. И она становилась только сильнее.

— Отпросись с работы, Джульетта. Скажи им, что тебе плохо, и возвращайся в наше место. Жди меня там.

Я ошеломленно покачала головой, но он отошёл и пошёл, следуя за Гейбом.

***

Было уже за полночь, когда я услышала шаги, вошедшие в коттедж. Я лежала на боку, не шевелясь. Когда шаги приблизились и остановились у моих ног, я подняла глаза.

Натаниэль снял пиджак и потер нахмуренный лоб.

— Что вы сделали? — он покачал головой. — Натаниэль. — я села, свирепо глядя на него. — Не смей молчать обо мне. Я заслуживаю знать.

— Мы с ним разобрались, — прошипел он, и я разглядела его суровые черты в лунном свете.

— Как?

Он снял рубашку и брюки, обнажив свое гибкое, мускулистое тело, и устроился рядом со мной, обхватив рукой мое дрожащее тело. Я не переставала дрожать с тех пор, как вышла из кабинета, и возненавидела это.

Я посмотрела на его руки, заметив разбитые, окровавленные костяшки. У меня перехватило дыхание. Я никогда не видела его таким злобным, таким жестоким и злым.

— А если он выдвинет обвинение? — спросила я, чувствуя, как во мне закипает страх.

Натаниэль мрачно рассмеялся.

— Не выдвинет. — он согнул руки, глядя на повреждения, стиснув зубы. — Этому ублюдку повезло, что у него все еще есть две гребаные руки.

Я вздрогнула от его холодного, жестокого тона, чувствуя, как его тело дрожит рядом с моим. Я не могла говорить. Эмоции переполняли меня до краев и душили.

— Натаниэль, — прошептала я, невольные слезы наполнили мой голос. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось…

Когда он коснулся моих мокрых щек и поцеловал в шею, я расслабилась, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Ты забываешь, милая, кто мы, — прошептал он в мои влажные волосы. Его пальцы играли с моими прядями, и он дышал мной. — Мы ублюдки со слишком огромной властью.

Я не смеялась. Я думала, что четверо парней были сильны в Йеле, но не предполагала сколько этой силы существует в реальном мире.

— Арсен сделал звонок. Не потребовалось много времени, чтобы найти информацию о нем, которая разрушила бы его жизнь, если бы она вышла наружу. Завтра он публично объявит, что уходит в отставку, — заявил он. — Ему запрещено общаться с кем-либо из нас. Он был отрезан.

Я шмыгнула носом, глядя на него сквозь мокрые ресницы.

— Ты сделаешь это?

Он просто хмыкнул.

И в объятиях Натаниэля я снова почувствовала себя в безопасности.

Глава 16

— Мисс Монро.

Холодный, спокойный голос Мисс Хоторн заставил мое сердце упасть. Я мыла кафельный пол и наблюдала за Мэнди, которая смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я протянула ей швабру и расправила юбку, переводя взгляд на непроницаемое выражение лица Мисс Хоторн. Как у ее чертового сына.

— Пожалуйста, следуйте за мной в мой кабинет.

Я проглотила страх.

Она знает.

Следуя за ней в кабинет, я репетировала, что скажу о своих отношениях с ее сыном. Что это важно. Что это больше, чем просто секс.

Хотя я не была уверена, что это значит для него.

Он ничего не говорил об этом, а я не спрашивала. Насколько я знала, наш роман все-таки закончится в конце лета.

Войдя в ее кабинет, я обратила внимание на классические, чистые линии. Белые стены, белые прозрачные занавески и даже белые лилии. Все идеально, все организовано и нетронуто.

Я села в мягкое кожаное кресло перед ее столом и выпрямила спину, пытаясь сохранить видимость спокойствия.

Она взглянула на свои бумаги на столе, откашлялась и посмотрела на меня.

— Я получила несколько жалоб на ваше поведение, Мисс Монро.

Я молчала, впиваясь пальцами в ладони.

— Я слышала из двух разных источников, что вы действовали непрофессионально, и я не потерплю такого поведения в присутствии моих гостей, — сказала она, постукивая ногтями по безупречно белому столу. — Горничная и один из моих гостей сообщили, что вы злоупотребили моей щедростью, переспав с одним из гостей, и видели, как вы входили и выходили из одного из наших частных коттеджей в неурочные часы дня.

Я стиснула зубы.

Натаниэль сказал, что они позаботились о сенаторе, но, очевидно, никто из них не думал, что он пойдет и проболтается матери Натаниэля.

— Сенатор Скотт сообщил, что видел вас с моим сыном на определенных должностях. В моем имении, не меньше. Другая горничная, Мэнди Уилсон, также сообщила, что видела, как вы с ним тайком скрывались в рабочее время. — сказала Мисс Хоторн.

У меня упало сердце. Мэнди? Я чувствовала, что Мэнди хорошая девушка, но понимала, почему она так поступила. В конце концов, это соревнование.

— Ваше поведение, использование моего сына в своих интересах наносит ущерб вашей репутации, образованию и авторитету, — отрезала она.

— Я не использовала его, — я закрыла рот.

Мисс Хоторн покачала головой, рассмеялась и сложила руки на столе.

— Мой Натаниэль… он склонен к скуке. Ему нравится анализировать людей, нравится играть. Он делает это почти каждое лето, а потом возвращается в школу, сосредоточенный на своем будущем. Вы не первая, Мисс Монро. И не станете последней.

Горячая паника разлилась по моей груди, но я постаралась сохранить непроницаемое выражение лица.

Она улыбнулась мне.

— Будущее моего сына это самое важное для меня. Он окончит школу с отличием и продолжит нашу империю. И он женится на ком-то из того же… происхождения. С силой, уравновешенностью и рангом. На ком-то, кто наделит его силой. На ком-то, кто будет так же полезен для нашей фамилии, как и для их.

Я стиснула зубы.

— Мне кажется, что он уже достаточно взрослый, чтобы решать, на ком жениться, без вашего участия.

Она засмеялась, прикрыв рот рукой.

— Он выслушает все, что я скажу. Он ценит мое мнение и никогда не хотел бы огорчить меня или рассердить.

Я хотела поспорить с ней, но это бесполезно.

— Ему нужно, чтобы вы оставили его в покое. Я просмотрела ваши записи. Вижу, вы с трудом справляетесь с оплатой аренды и обучения. С вашим происхождением вы не подходите Натаниэлю. Но я знаю, что ваше будущее важно вам. Я дам вам двадцать тысяч долларов, чтобы вы замяли это дело и покончили с ним. Он с радостью окончит свой последний год, и вы сможете остаться в Йеле. — она пожала плечами, улыбаясь мне.

Она достала из стола чек, взяла ручку и нацарапала сумму на тонком листе бумаги.

Деньги. Именно этого я и хотела. Мое будущее. Йель.

Все это.

— Нет, — сказала я, и мой голос эхом отозвался в белом, идеальном кабинете.

Было больно говорить это, но я не могла этого сделать.

Ее палец замер, и она медленно подняла глаза, ее улыбка дрогнула.

— Прошу прощения?

Я встала, качая головой.

— Я не возьму ваши деньги.

— Тогда тридцать тысяч, — сказала она, улыбаясь мне так, словно это решало все.

Я хлопнула ладонью по ее столу, гнев пронзил каждый мускул моего тела.

— Натаниэль стоит больше, чем любая цена, которую вы можете мне предложить.

Ее улыбка превратилась в уродливую гримасу, и она встала, обходя свой стол.

— Ты думаешь, он захочет тебя после этого лета? Он бросит тебя, и тогда ты пожалеешь, что выбрала его. Ты для него просто интрижка. После этого ты ему станешь ненужной. Это временное облегчение.

— До свидания, Мисс Хоторн.

Я повернулась и направилась к двери.

— Если ты продолжишь встречаться с ним, я лишу его наследства, лишу каждого доллара, который вложила в Йель. Все шансы на то, что он закончит свой последний год, исчезнут. И все это станет твоей виной, — отрезала она.

Кровь застыла в жилах, и я остановилась. Оглянувшись через плечо, я увидела, как ее грудь быстро вздымается и опускается. Она готова разрушить будущее своего сына из-за меня?

— Он самый умный ученик в нашем классе. Есть стипендии…

Ее глаза стали дикими.

— Слишком поздно подавать заявку на получение стипендии. Он останется без средств к существованию. — она позволила своим словам утонуть. — Ты бы хотела стать причиной того, что он лишится своего будущего?

Это удар в живот, отчего мои колени задрожали. Я знала, что его будущее для него все. Знала, что у него такой же настрой, как и у меня, и я не позволю ему лишиться этого. Я не стану причиной того, что он потеряет все, ради чего так сильно работал.

И в этот момент я почувствовала, как внутри меня что-то изменилось.

Я заботилась о нашем будущем.

Даже если мы не будем вместе.

Я сверкнула глазами и высоко подняла голову.

— Я расстанусь с ним.

Ее улыбка стала шире, и она кивнула, возвращаясь к своему чеку.

— Я выпишу чек…

— Мне не нужны ваши проклятые деньги, — прошипела я и вышла из ее кабинета.

Слезы застилали мне глаза, и я боролась с ними, усердно моргая.

С тяжелым сердцем я вернулась к уборке, зная, что мне придется как можно скорее порвать с Натаниэлем.

Глава 17

Весь день я избегала бассейна, бара и теннисного корта, мест, где, как я знала, будет Натаниэль, сосредоточившись на работе. Я собрала чемодан, зная, что после разговора с Натаниэлем покину загородный клуб и вернусь в Нью-Хейвен, а потом в Йель. Я найду способ прожить на то, что заработала за лето.

Я шла по знакомой тропинке и смотрела на белый, мирный коттедж, скрытый густыми зелеными ветвями ивы. Это был самый жаркий день лета, и я знала, что скоро похолодает, и свежие зеленые листья завянут, когда подует суровое дыхание зимы. Теплая вода становилась холодной, и трава умирала, погребенная под снегом.

Но когда я шла к коттеджу, отодвигая от лица длинные ветки, то чувствовала, что мне понадобится бесконечное количество сезонов, чтобы забыть, как Натаниэль Рэдклифф заставил меня чувствовать себя.

Такой живой.

Такой сильной.

Такой влюбленной в человека, который был моим врагом, а теперь стал для меня всем.

Я остановилась перед дверью, держа руку в воздухе, так близко к ручке. Я знала, что как только войду в эту дверь, то разобью себе сердце. Сердце, которое я так долго оберегала от всех. Сердце, которое принадлежало ему.

Открыв дверь, я зашла. Коттедж, полностью отремонтированный, но все еще пустой. Окна в задней части были полностью отделаны и открывали прекрасный, захватывающий дух вид на океан и пляж. Это было бесконечно, и Натаниэль заставил меня почувствовать себя так.

Задыхающейся, полной, сильной.

Он заставил меня почувствовать, что я могу одержать победу над всем, о чем всегда мечтала, когда он рядом.

Я подошла ближе, встала перед стеклянными окнами, протянула руку, но не совсем коснулась.

— Ты избегаешь меня весь день.

Голос Натаниэля эхом отозвался позади, и я почувствовала, как его слова сотрясают мои кости.

Я судорожно выдохнула и медленно повернулась к нему лицом.

Он стоял посреди комнаты, высоко подняв голову, с настороженным выражением лица, засунув руку в карман.

Слишком красивый, чтобы смотреть. Эта острая челюсть была напряжена, пока тянулись секунды. Рот сжался в тонкую линию. Яркие глаза наполнились жестким блеском.

Я старалась соответствовать его позе: сталь и железо. Нечитаемая. Как всегда.

— Я была занята.

Густая напряженность заполнила комнату, и за каждым моим движением следили расчетливые глаза.

— Натаниэль, — сказала я, слова покинули мой пересохший рот и заполнили наше молчание.

— Кто мы? — его слова пронзили меня насквозь; даже сдержанные.

Я уставилась на него, вся кровь отхлынула от моего лица.

— Мы… нам было весело.

Я наблюдала за ним, но на его лице не отразилось никаких эмоций, и он перенес вес тела на другую ногу.

Я мысленно вернулась в кабинет его матери, к сделке, которую заключила с ней. Я должна порвать с ним, и это произойдет сейчас.

— Это была интрижка. Мы просто развлекались, чтобы отвлечься… но… — мой голос замер на языке, когда я осмелилась взглянуть на него. Его взгляд стал жестким. — Мне нужно сосредоточиться на своем будущем. Сомневаюсь, что мы будем отвлекать друг друга, так как мы искоренили это из наших систем.

Он коротко кивнул, не сводя глаз с моего лица с тех пор, как я впервые повернулась к нему. Он потер пальцами подбородок, что-то мыча себе под нос.

Я прочистила горло. Во мне бурлили эмоции. Эмоции, которые я никогда не хотела испытывать, которые никогда не хотела признавать. Говорить ему такие вещи, когда я хотела сказать обратное, было для меня невыносимо.

Но чувствовал ли он то же самое?

— Я должна уйти, Натаниэль. Удачи тебе в будущем, — сказала я, стараясь говорить как можно ровнее, но мое сердце разрывалось на части.

Он не мог видеть этого, не мог видеть, как я разбиваюсь вдребезги, потому что я столько лет овладевала масками, а он верил в это.

И впервые в жизни мне захотелось, чтобы кто-нибудь увидел мою ложь насквозь. Что он избавит меня от этой боли.

— Думаю, увидимся в школе.

Когда он все еще не смотрел на меня, сверля глазами дыры в деревянном полу, я прошла мимо него, позволив себе сделать глубокий вдох.

— Надеюсь, деньги моей матери помогут тебе.

Его голос стал как гром для моих ушей и сердца.

Я застыла, комок застрял в горле, и я снова посмотрела на него.

Его ледяной взгляд захватил меня.

И все сошлось.

Я не брала денег, но Мисс Хоторн поговорила с Натаниэлем и сказала ему, что я взяла деньги. Вероятно, сказала ему, что денежная шлюха, которой я являюсь, с жадностью согласилась. Что мне на него наплевать. Что я жажду власти и сделаю все, чтобы вырваться вперед, в том числе используя его.

Прокладываю свой путь через постель к блестящей зарплате — вот что, по его мнению, я сделала.

Я видела это в его глазах, когда он смотрел на меня.

Гнев закипел во мне, и я сжала руки в кулаки. Я хотела сказать ему, что именно я сделала, что согласилась спасти его будущее, вместо того чтобы спасти нас.

Что я не злодейка.

Что я понимаю, как тяжело он работал, ради достижения своих целей, и что я ничего не сделаю, чтобы поставить все это под угрозу.

Что я люблю его достаточно сильно, отказываясь от будущего с ним.

Мне хотелось кричать, хотелось поцеловать его и сказать, что мое сердце принадлежит ему. Что я люблю его.

Я люблю тебя.

Эти слова были как ножи, пронзающие мою грудь снова и снова, пока я смотрела на него.

— Пока, Натаниэль.

Я позволила своему голосу дрожать, позволила слезам накопиться, и я отвернулась, оставив его позади.

Я помчалась по тропинке к своему коттеджу. Опустив голову, я вошла в свою комнату. Я уезжала.

Я оставляла все, что было этим летом, в прошлом и спрятала глубоко в своем сердце.

Собирая вещи, я почувствовала, что кто-то ждет у моей двери.

Подняв глаза, я увидела Мэнди, ее пальцы играли с краем рубашки.

Я отвернулась, пыхтя и застегивая молнию чемодана.

— Неужели ты думала, что никто не заметит, что ты постоянно проводишь ночь в другом месте? То, как вы оба обменивались взглядами при каждом удобном случае? — Мэнди покачала головой, ее светлый хвост подпрыгнул. — Я бы сделала все, чтобы получить эту рекомендацию, но спать с сыном босса — нет.

Ее слова прозвучали как пощечина, и я выпрямилась, стиснув зубы, выкатывая чемодан.

— Ты была моим главным конкурентом, и я не собиралась позволять девушке, трахающей богатого сноба, помешать мне выиграть, — продолжила Мэнди.

Потому что для нее — для всех остальных — я использовала Натаниэля ради денег, а он использовал меня ради удовольствия. Веселое время. Ничего больше.

— Я бы и за деньги так не поступила, Мэнди, — прошипела я. — Но стучать на людей, которых считаешь подругами, просто чтобы продвинуться вперед, не то, что я бы сделала.

Мэнди нахмурилась, ее глаза расширились, но я не остановилась. Но было уже слишком поздно. Мне уже все равно.

— Что? Собираешься сказать, что влюбилась? — она закатила глаза. — Пожалуйста, избавь меня от драматизма. Он не влюбится в тебя, ты всего лишь горничная.

Это больно. Очень. Судорожно вздохнув, я открыла входную дверь и вытащила свой чемодан наружу.

— Это не имеет значения.

Мэнди стояла в дверном проеме, уставившись на меня, ее лицо нахмурилось.

— Ух ты, ты и вправду думала, что он может влюбиться.

Я покачала головой, смаргивая слезы. Я направилась к главному входу. Оказавшись на улице, по моей щеке скатилась слеза, и я смахнула ее.

Подойдя к ожидавшему меня такси, я погрузила свою единственный чемодан в багажник.

Я оглянулась на белоснежное, идеальное поместье. Место, которое теперь было наполнено воспоминаниями, которые я никогда не смогу забыть.

— Готовы? — спросил пожилой таксист, выгнув бровь.

Я вздохнула, отрывая взгляд от мерцающего дома грез и могущественных мужчин, и женщин.

Я села на заднее сиденье такси и пристегнулась, вцепившись в рубашку. Печаль нарастала в моей груди, и мои глаза горели, чем дольше я смотрела на поместье. Несколько зеленых листьев упало со старых дубов, кружась в холодном воздухе.

Я влюбилась в бога и должна была отказаться от него, чтобы сохранить его бессмертие.

Лето закончилось, и мы тоже.

Глава 18

Дубы Йеля все еще держали свои листья, когда я пробиралась по зелёной дорожке между домами. Я вернулась в кампус несколько дней назад и смогла взять несколько дополнительных часов работы в Мемориальной библиотеке Стерлинга. Новые студенты приходили в восторг от красивых зданий и природы вокруг кампуса. Я вспомнила, как была влюблена в этот кампус, как обнадежена и полна сил, когда впервые ступила на его старые каменные тротуары.

Сейчас я не чувствовала себя сильной, но я буду двигаться дальше.

Это тяжелая пилюля, и я все еще боялась, какой будет реакция при виде Натаниэля в кампусе. Я возвела стены так высоко, что никто никогда больше не прикоснется ко мне.

Этот год будет посвящен мне и моему будущему, и никому другому. Я бы отскочила от этого, но мое сердце все еще тянулось за мной. Иногда, мне казалось, что я все еще на тех песчаных пляжах или под теми прекрасными ивами, скрывающие наш тайный мир.

Снова теплые летние ночи, освещенные лунным светом.

Войдя в похожую на часовню библиотеку готического возрождения через сводчатый неф, украшенный витражами, я почувствовала себя свободной и в то же время запертой в клетке. Эти стены то место, где я находила покой и тишину, сосредоточиваясь во время учебы. Но я знала, что он тоже ходит по этим каменным плитам, и скоро я увижу его здесь.

Я улыбнулась Куинну, складывавшему книги за тиражным столом. Он был старше меня и много лет рассказывал истории о том, как студенты вандализировали читальные залы с краской и дымовыми шашками ради забавы и бегали голыми по коридорам ради футбольной команды Йеля.

— Моя любимая ученица, — сказал он, широко улыбаясь мне, его белые усы щекотали верхнюю губу.

— Привет, Куинн.

Я слегка обняла его и повернулась к столу, глядя на пустые залы. Скоро они наполнятся учениками, ищущими священного знания в этих стенах. Полные надежд и преданные своим целям.

— Хорошо провела лето?

Я кивнула, выдавив улыбку, и он нахмурился в ответ.

— Ах, не позволяй этим богатым детям донимать тебя, — сказал он, похлопывая меня по плечу, проходя мимо, помогая кому-то рядом.

Он всегда говорил мне это. Особенно когда студенты целенаправленно опрокидывали книги или говорили мне не обращать внимания на их просроченные платежи и смотреть в другую сторону. Он был моим защитником здесь, даже если я этого не хотела. Отец, которого у меня никогда не было.

— Тебе ещё нужны смены? Я могу взять, — сказала я ему, избегая его взгляда и сосредоточившись на перепроверке книг в системе.

Он скрестил руки на груди.

— Джульетта, у тебя уже шесть смен в расписании. Тебе нужно время, чтобы ходить на занятия и спать.

Я пожала плечами.

— Мне нужны деньги, чтобы остаться на этих занятиях.

Между нами повисла тишина, и я зажмурилась, зная, что сейчас произойдет.

— Я могу помочь тебе, если понадобится…

Я покачала головой.

— Нет, нет, Куинн. Я возненавижу себя, если когда-нибудь попрошу тебя об этом.

— Когда-нибудь ты вернешь мне долг. Я знаю, ты бы вернула.

Я снова покачала головой, сжав губы в тонкую линию. Я могла сказать, что он хотел продолжить разговор, но я опустила голову, сосредоточившись на своей задаче. Я бы так с ним не поступила.

Никогда.

Я не смогу жить с собой.

Вдовец, Куинн все еще пытался расплатиться с долгами сына. Ему было почти шестьдесят четыре, и ему нужно накопить на хороший пенсионный план. Я не стала бы обременять его еще большими долгами.

Когда день сменился вечером, я подкатила тележку к каждой книжной полке, возвращая книги на их законные места. Я нашла спокойствие в библиотеке, окруженная книгами и тихими голосами, шепчущими идеи и мысли.

Наклонившись, я попыталась поставить одну из книг обратно, кряхтя, когда она не поддавалась.

Черные оксфордские ботинки остановились рядом со мной, и у меня пересохло в горле, когда я замерла, глядя на сшитые на заказ брюки костюма и снова вверх, пока не увидела лицо.

Гейб Истон.

Я не видела его с тех пор, как произошёл случай с сенатором. Теперь, думая об этом, я никого из них не видела.

Он склонил голову набок, его лицо было холодным, как камень.

Мне не нравилось, как он возвышается надо мной, а я стояла, прижимая к себе черную юбку, стараясь не обращать внимания на то, как дрожат руки.

Я не боялась его, но одно его присутствие разжигало адский огонь.

Я заметила Джеймса и Арсена, стоявших в нескольких метрах позади, небрежно ожидая между книжными полками. Джеймс в потертой кожаной куртке и с разбитой нижней губой, а Арсен во всем черном — черная рубашка, черные брюки, черные блестящие туфли и темные глаза. Несколько студентов остановились, глядя на сцену.

— Могу я тебе чем-нибудь помочь? — я выгнула бровь, глядя на Гейба.

Губы Гейба изогнулись в улыбке, но она не была доброй. Она была жестокой и безжалостной, и у меня свело живот.

— Нам нужно, чтобы ты поехала с нами.

От этих слов у меня по спине пробежала жуткая дрожь, и я выпрямилась, хотя была далеко не такого внушительного роста, как он. Их присутствие было удушающим, как столкновение ада и рая.

— Я работаю, — заявила я и прошла мимо него.

Он рассмеялся, но я не остановилась. Я бросила короткий взгляд на Джеймса и Арсена, проходя между ними и направляясь к стойке.

Куинн пристально наблюдал за мной, скрестив руки на груди, пока парни следовали за мной.

Я прошла за стойку и попыталась не обращать на них внимания, но они остановились прямо передо мной, и только стойка отделяла меня от них.

Была ли это расплата? Натаниэль хочет отомстить? Я не думала, что он будет так мелочно относиться ко всему этому. Очевидно, я не имела для него такого значения, как он для меня.

— Что? — огрызнулась я, мое терпение лопнуло, единственное, что у меня осталось.

Гейб молчал, только смотрел на меня.

— Я пытаюсь работать, — сказала я, делая глубокие ровные вдохи. — Я уже сказала.

Джеймс прислонился к стойке, запустив пальцы в свою спутанную золотистую гриву.

— Мы можем подождать. Мы можем ждать всю ночь.

Я побледнела.

— Чего вы хотите от меня?

— Твоё время и присутствие, — просто сказал Гейб. — Натаниэль нуждается в тебе.

Мой желудок скрутило от его слов, и я знала, что он внимательно наблюдает за мной, но я не могла скрыть беспокойство, мелькнувшее на моем лице.

— Он… он в порядке?

Джеймс хмыкнул и посмотрел на своих друзей.

— Я не знаю?

— Этот мудак полный придурок, — пробормотал Арсен себе под нос.

Мои руки сжались в кулаки.

— Выкладывайте.

Мой пульс бешено колотился, и я съежилась от того, как задрожал мой голос.

— Нам нужно, чтобы ты поехала с нами, — повторил Гейб.

Я взглянула на Куинна.

— Если тебе нужно идти, Джульетта, ты можешь. На столько, насколько захочешь, — сказал он, свирепо глядя на парней.

Я стиснула зубы, потянулась за сумочкой под стойкой и перекинула ее через плечо.

— Ладно. Отвезите меня к нему.

Я шла рядом с Гейбом, а двое других шли позади. Трое опасных парней сопровождали меня через теперь уже темный кампус.

Арсен вытащил ключи от машины, и я побледнела, глядя, как они подходят к черному Эскалейду.

Джеймс открыл заднюю дверь и жестом пригласил меня сесть первой.

Я колебалась.

— Вы собираетесь причинить мне боль?

Мой голос оставался твердым, но руки

дрожали.

Гейб нахмурился.

— Нет. Натаниэль убьёт нас, если мы хотя бы прикоснемся к тебе.

Глубоко вздохнув, я подошла к машине и села на заднее сиденье, скользнув на

прохладную черную кожу.

Внутри было темно, и Арсен умчался прежде, чем я успела пристегнуться.

Мы сидели молча, Джеймс наблюдал за мной с ухмылкой на лице.

— На что ты смотришь?

Его улыбка стала еще шире.

— Просто на девушку, которой Натаниэль был одержим в течение, кажется, столетий.

Я уставилась на него, но мое сердце сжалось от этих слов. Одержим мной? О чем он говорит?

— Мы зададим тебе несколько вопросов, на которые ты должна ответить, — холодно сказал Гейб, закидывая свою мускулистую ногу на другую.

Мое тело замерло, и я взглянула на Джеймса, который только ухмыльнулся.

— Хорошо…

— Каковы были твои намерения с Натаниэлем Рэдклиффом прошлым летом? — спросил Гейб холодно, быстро, прямо.

Я сжала губы, изо всех сил стараясь не покраснеть.

— Мы хотели устранить любые помехи между нами.

— Спя друг с другом? — спросил Джеймс, приподняв бровь.

Я сверкнула глазами.

— Да.

— И удалось? Ты получила желаемое? — спросил Гейб.

Мои глаза опустились на сложенные на коленях руки, сердце бешено колотилось в каждой клеточке моего тела. Громко и быстро.

— Нет.

Гейб нахмурился.

— Нет, ты не получила желаемого?

Я старалась быть настороже, но увидев, что они оба наблюдают за мной, я запнулась. Я знала, что они ясно видят эмоции на моем лице.

— Но ты взяла деньги, — выпалил Джеймс. — Никто не может отказать Бенджамину Франклину.

Гнев всколыхнулся во мне, и я впилась ногтями в бедра.

Глаза Гейба метнулись к этому движению, и я замерла.

— Твое прошлое…

— …Это не мое будущее, — отрезала я, обрывая Гейба.

В машине стало тихо, и я расслабилась на кожаном сиденье. Я не могла смотреть на них.

— Ты ведь не взяла деньги, Джульетта?

Я медленно перевела взгляд на Гейба, моя нижняя губа задрожала.

— Это не имеет значения, — сказала я, пожимая плечами. — Я не собиралась разрушать его жизнь. Он слишком много работал, чтобы все это исчезло из-за меня.

Тишина снова заполнила машину, и через мгновение Гейб вздохнул и поерзал на сиденье, вытаскивая телефон. Он нажал одну кнопку и приложил ее к уху. Кто-то снял трубку после третьего гудка.

— Да, придурок. Мы подтверждаем — взгляд на секунду переместился на меня. — Да. Скоро увидимся.

С этими словами он повесил трубку и откинулся на спинку сиденья, пристально глядя на меня.

— Чертов мудак, — пробормотал Джеймс себе под нос, глядя на Гейба.

Арсен ехал быстро, но плавно по оживленному центру города. Когда он затормозил перед кирпичным домом, я посмотрела на каждого из них.

— Заходи внутрь, — сказал мне Гейб, указывая на каменный дом.

Я нахмурилась, но медленно отстегнула ремень. Значит, они не пойдут со мной?

Сбитая с толку и с колотящимся сердцем, я выбралась из машины и поднялась по идеальным ступенькам. Подойдя к изящной железной двери, я открыла ее.

Заглянув внутрь, меня встретила темная, пустая квартира. Старые деревянные полы, узорчатый потолок, обрамляющий каждую комнату, и большой камин из белого камня.

Она казалась элегантной и просторной, но в ней не было никакой мебели. Моя грудь сжалась при виде Натаниэля Рэдклиффа, стоящего посреди того, что, как я поняла, было гостиной.

В его сшитом на заказ костюме, с каштановыми волосами, обрамляющими его точеные скулы и эти яркие глаза, я почти рухнула на колени.

— Натаниэль, — прошептала я, ненавидя себя за то, как много эмоций слышалось в моем голосе, когда я произносила его имя.

— Признайся, — его глаза внимательно изучали меня, ища все трещины в моей броне.

Я наморщила лоб.

— Признаться в чем?

— Что солгала мне, — сказал он, придвигаясь ближе, словно выслеживая свою жертву, зная, что спугнет меня.

Я тяжело сглотнула и опустила голову, не в силах больше лгать ему.

— Ты не брала денег.

Его голос был ровным, все еще контролируемым, и я ненавидела его за это. Тепло его тела согрело меня, когда он остановился передо мной, и я уставилась на его дурацкие, идеальные туфли.

Я медленно подняла голову, жжение в глазах усилилось.

— Она угрожала твоему будущему. Сказала, что лишит тебя всего… я не могла стать причиной того, что ты потеряешь то, ради чего так усердно работал. — я облизнула губы, горячий взгляд, который он бросил на меня, заставил мой пульс учащенно забиться. — Я знаю, как тебе важно твое будущее, и не собиралась становиться причиной того, что ты этого лишишься.

По щекам текли слёзы. Я стёрла несколько. Я не могла вспомнить, когда в последний раз открыто плакала перед кем-то.

— Я почти надеялся, что устану от тебя, — холодно заявил он, но его яркие, горящие глаза сверлили меня на месте. — После стольких лет желания я думал, что, если бы ты оказалась у меня, я смог бы двигаться дальше. — он облизнул нижнюю губу, и я заметила, как он сглотнул. — Но все вышло, наоборот. Полная противоположность.

Мое сердце сжалось от его слов.

Когда его пальцы вытерли еще несколько слез на моей щеке, он придвинулся ближе, его руки обхватили мою спину.

— Я люблю тебя, Джульетта. И я выбираю тебя. Я всегда буду выбирать тебя, — сказал он, на этот раз его голос не был спокойным, но был полон таких эмоций, что я чуть не утонула.

Я покачала головой, моргая сквозь слезы.

— Но твое наследство… всё.

Его губы изогнулись, а пальцы погладили мою нижнюю губу.

— Ты так мало веришь в меня? Мы много лет спорили друг с другом, Джульетта. Мне нужно было только договориться с матерью. Она манипулировала тобой, говоря, что заберет все, но она никогда этого не сделает. Ее самое большое желание, чтобы я взял на себя управление недвижимостью. Она только хотела напугать тебя. Поэтому я заключил с ней сделку: ты будешь со мной, а после окончания школы я буду управлять загородным клубом.

Я уставилась на него в полном шоке и изумлении.

— Натаниэль…

Я могла только повторять его имя, снова и снова, песня для моего сердца, разума и тела. Я была в шоке. Я не могла ни думать, ни говорить нормально, но смотрела на человека, который мог потрясти мой мир.

— Если я хочу когда-нибудь стать твоим мужем, я знаю, что мне придется вести переговоры каждый день, чтобы ты была счастлива, — сказал он, улыбаясь одной из тех редких улыбок, которые я обожала.

Я невесело рассмеялась и покачала головой.

— Ты даже не мой парень.

Он прижался своим лбом к моему.

— Я жадный, неутомимый ублюдок, Джульетта. Я изучил риски, и ты стоишь того, чтобы пасть. Знаешь, эта наша… наша летняя интрижка… она никогда не была для меня избавлением от отвлекающих факторов.

Я нахмурилась, сбитая с толку.

— Ты сказал…

— Я солгал, — сказал он, виновато скривив губы. — Это всегда был повод сблизиться с тобой. Я с самого начала положил на тебя глаз, Джульетта. Но никогда не было подходящего момента, чтобы приблизиться к тебе. До тех пор, пока ты не убиралась в моей комнате в поместье — вдали от школы, от ожиданий и любопытных глаз. Появилась возможность, и я воспользовался ею, надеясь, что в конце концов ты захочешь меня не только для секса.

— Ты лживый ублюдок, — сказала я с улыбкой.

Он пожал плечами, и я игриво ударила его в грудь. Слезы хлынули из моих глаз, и я захватила его рот в жестоком поцелуе. Все мои запертые эмоции, все надежды и мечты, я чувствовала их, когда была с ним.

— Я тоже люблю тебя, Натаниэль.

Его улыбка была самой широкой из тех, которую я когда-либо видела на его лице, его рука обняла мой затылок.

— Повтори еще раз.

Я рассмеялась, закатывая глаза.

— Я люблю тебя.

— Ещё раз, — тут же сказал он, и глаза его засияли от удивления.

Я приподняла бровь.

— Не делай из себя дурака, Натаниэль Рэдклифф.

Его губы скривились. Затем он нежно поцеловал меня в лоб.

— Ты мое будущее, Джульетта.

Я снова поцеловала его, но остановилась, оглядывая комнату.

— Зачем мы здесь? Квартира пустая.

— Потому что, — сказал он, хватая меня за руку и ведя через гостиную. — Мы собираемся обустроить ее.

Мои глаза метнулись к нему.

— Что?

— Я купил ее для нас. Только если ты готова на этот шаг, — сказал он, сжимая мою руку. — Как я уже сказал, я жадный ублюдок.

Я уставилась на доски пола и белые стены, а затем повернулась к нему. Я не нуждалась в доме, а нуждалась в нем.

Он был моим домом.

Обхватив его за талию, я уткнулась носом.

— Больше похож на грязного бога.

Эпилог

Пять лет спустя

Натаниэль

У моего сердца было два варианта: совсем ничего или слишком много. И в тот день, когда я увидел Джульетту Монро, ее взгляд, как у римской армии, и ее ум острее их клинков, я понял, что хочу ее всю или вообще ничего.

С юных лет мать всегда хвалила мою решительность. Я никогда не баловался вещами. Я брал все в свои руки — либо разрушал на мелкие кусочки, либо завоевывал, пока не побеждал.

Будучи единственным ребенком, я проводил большую часть времени со взрослыми и узнал, как люди сражаются в своих разговорах. Нежными, заостренными словами. Столько недосказанного под поверхностью. И как только я решил, что хочу ее, пути назад уже не было.

Ее тёмные волосы были собраны в свободный хвост, пряди густые и блестящие. Волосы, которые мне хотелось обернуть вокруг пальцев и посмотреть, как сильно я могу потянуть.

Она сомкнула свои пухлые губы между зубами и прикусила, кровь прилила к поверхности, заставляя их стать темнее, и более чувственными.

Она низко склонилась перед книжными полками, ее черная юбка развевалась вокруг бедер, демонстрируя нежный изгиб внутренней стороны бедер — мягкий и сильный одновременно.

Бедро, которое я жаждал целовать, сосать и кусать.

Мой член затвердел при виде нее, ее пальцы скользили по краю потертых книжных переплетов, другая рука касалась ее нижней губы, просматривая названия.

Когда ее рот произносил каждое название, я сжимал руки в кулаки.

На второй день учебы в Йеле я обнаружил красоту, спрятанную между рядами священных книг.

А потом она встала, взяла книгу с полки и повернулась, ее юбка танцевала вокруг кремовых бедер.

Когда я присутствовал на первых дебатах модели ООН в кампусе на следующий вечер, я был потрясен, увидев брюнетку, стоящую прямо передо мной.

То, как она говорила — читая мне нотации, бросая вызов — заставил мой член затвердеть до невыносимой степени. Я вцепился в поверхность, костяшки пальцев побелели, удерживая себя от того, чтобы схватить ее.

Каждый раз, когда она говорила — я сопротивлялся, и искра в ее глазах была такой наркотической, что я стал зависимым.

Спрятанное в библиотеке нашего общежития, тайное общество, в которое я вступил вместе с Джеймсом, Гейбом и Арсеном, управляло кампусом. Власть сместилась, когда нас впустили внутрь общества. Как три парня, которые уже обладали богатством и политической властью со времен школы-интерната и были на виду у публики, вытеснили их из старших классов.

Вскоре мы вчетвером повели львов.

В качестве развлечения парням нравилось заявлять права на девушек, которые их интересовали.

Я не стал терять ни минуты. Я объявил Джульетту своей и знал, что если она когда-нибудь узнает об этом, то отрежет мне яйца и отправит их мне по почте с цитатой из одной из своих книг по истории. Парни отступили после моего заявления, и я продолжал бороться с ней на каждом классе, в каждом споре.

Я хотел ее гнева, хотел ее разочарования и уважения.

И я получил это.

Все это.

Я ослабил галстук, когда водитель подъехал к нашему дому. Я был в командировке за границей последние пять дней. Я предложил Джульетте поехать со мной, но она хотела сосредоточиться на том, чтобы закончить аспирантуру по юриспруденции.

Мои ногти впились в бедра при мысли о ней, когда мы разговаривали по телефону с тех пор, как я улетел. Я нуждался в ней. Мне нужно было поцеловать ее, поклоняться и обнимать. Прошло пять лет, мы оба закончили Йель, и я управлял гостиничным бизнесом моей матери, а также вёл переговоры с Гейбом о том, чтобы баллотироваться на пост мэра Бостона. Гейб, человек, который всегда планировал, всегда тянулся дальше, обеспечивая всех своих игроков там, где он хотел. Человек, попросивший меня стать его будущим напарником, когда однажды он будет баллотироваться в президенты.

— Добой ночи, сэр, — сказал водитель, припарковывая машину.

Я кивнул, схватил чемодан из багажника и поднялся по каменным ступеням в наш дом.

Входя в парадный вход, меня встретила тишина, и в доме было темно.

— Джульетта? — крикнул я, ставя чемодан у входной двери.

Я сбросил пальто и положил его на спинку белого дивана.

Шмыганье носом наполнило гостиную, и я увидел Джульетту, стоящую перед нашей гранитной столешницей на кухне, с бокалом красного вина перед ней.

Не говоря ни слова, я подошел к ней.

Она не смотрела на меня, ее пальцы гладили блестящий камень. Бриллиантовое кольцо на левой руке мерцало в тусклом свете.

Я положил руки на стойку и уставился на нее, давая ей время заговорить, время, которое ей необходимо, чтобы открыться мне.

Она снова шмыгнула носом.

— Нам придется все изменить.

Я приподнял бровь.

— Все? Для чего?

Она подняла на меня глаза — налитые кровью, с ресницами, испещренными капельками.

— Свадьбу.

Моя грудь сжалась, и я выпрямился, пытаясь понять, что происходит.

— Мы можем отложить… если ты не готова.

Я проглотил свою гордость, проглотил боль. Если ей понадобится больше времени, я

подожду.

Я всегда буду ждать ее.

Я знал, что между моей матерью и ней было напряжение, когда они говорили о свадьбе, но они были вежливы друг с другом. Джульетта все еще злилась на мою мать за ложь, что Джульетта взяла деньги, и я не винил ее. Сомневаюсь, что они когда-нибудь сблизятся, и меня это вполне устраивает.

Вместо того чтобы облегчение омыло лицо Джульетты, она разрыдалась, крик сорвался с ее дрожащих губ.

Я обошел стойку и притянул ее в свои объятия, расчесывая ее волосы по спине.

— Джульетта, что случилось?

Она икнула, уткнувшись лицом в мою рубашку, отчего ткань намокла.

— Я беременна, — прошептала она и схватила меня за рукав.

Мое сердце замерло в груди, и я посмотрел на нее сверху вниз. Беременна?

— Но ты принимала таблетки, — возразил я.

Ее глаза заострились.

— Ну, я думаю, что это не сработало.

Она высвободилась из моих объятий и схватила бокал. Я взглянул на нее, потом на бокал вина на стойке.

Она сверкнула глазами.

— Я не пила. Я просто в трауре.

Я ухмыльнулся.

Она прижала руку ко лбу и покачала головой.

— Я не могу быть беременной. Не сейчас. У нас обоих своя карьера, и так много целей, которых мы еще не достигли. Мы не должны даже пытаться завести ребенка в ближайшие семь лет.

— Семь лет? — недоверчиво спросил я. — Когда это мы обсуждали такое долгое ожидание?

Она всплеснула руками и принялась расхаживать по кухне, а я, прислонившись к стойке, молча наблюдал за ней.

— А свадьба через полгода! Я не смогу влезть в свое свадебное платье. Я буду массивной, опухшей и на эмоциях.

— Я с радостью отнесу тебя к алтарю, если придется, — сказал я ей, не скрывая улыбки.

Она замолчала, бросив на меня яростный взгляд.

— Тебе нельзя прикасаться ко мне еще семь месяцев. Из-за тебя я забеременела! Нарочно!

Я рассмеялся.

— Ну, я всегда говорил, что хочу видеть тебя беременной и босой на нашей кухне.

Она шлепнула меня по руке.

— Это не смешно!

Я поймал ее за запястье, и притянул к себе, обхватив руками ее поясницу.

Ее руки автоматически потянулись к моей груди, сжимая мою рубашку в кулаках.

Мои пальцы скользнули по ее спине и вверх, и она со стоном наклонилась ко мне.

— Вот почему я не хотела, чтобы ты прикасался ко мне, — выдохнула она, когда мои пальцы дотронулись до ее шеи, согнув так, чтобы мои губы встретились с ее. — Я возбуждена… из-за тебя.

— Я ублюдок, я знаю, милая, — прошептал я и нежно поцеловал ее, нежно массируя пальцами ее волосы. Я погладил ее заплаканную щеку, преследуя прикосновение еще одним поцелуем. — Не беспокойся о свадьбе. Не беспокойся о наших планах, Джульетта. — моя рука перешла ей на грудь. — Ты мое будущее. Это единственное, что имеет значение. И ты это знаешь. А теперь это, — сказал я, положив ладонь ей на животик. — Это тоже часть прекрасного будущего, и я не могу быть счастливее.

Ее глаза покраснели, и она разразилась рыданиями, с безумством целуя мое лицо снова и снова, и я улыбнулся ее нежности.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, ублюдок, — шептала она между поцелуями.

— Тогда выходи за меня сегодня вечером, — пробормотал я ей в губы.

Ее глаза расширились, а рот приоткрылся, но я прижал руку к ее губам.

— Послушай, пожалуйста, — ее губы расслабились под моим прикосновением, и я выдохнул. — Мы не нуждаемся в пышной свадьбе, не в той, что спланировали для нас моя мать и ее светские подруги. Просто мы. Ты и я. — моя рука скользнула между нами и я погладил ее плоский животик. — Я люблю тебя сейчас. Я люблю тебя всегда. Выходи за меня сегодня. Я сделаю из тебя честную девушку, прежде чем мы еще больше опозорим мою мать. Называя тебя Миссис Рэдклифф, я стану счастливым ублюдком.

Она засмеялась в мою ладонь, слезы свободно катились по ее щекам, пока не упали на мою руку.

Когда я отпустил ее, она вскочила на цыпочки и поцеловала меня, позволив своим действиям говорить слова между нами.

Сегодня она станет Джульеттой Рэдклифф.

И никакая фамилия, политическая программа или сумма денег не стоили того, чтобы любить Джульетту каждый божий день — до самой моей смерти.

Конец