Грызлобич

Грызлобич

Повесть о сиропе от кашля, жутком маньяке и назойливости.

Мистер Грызлобич жил на одной из неприметных улочек Саквояжного района.

Его антресольная квартирка ютилась между вторым и третьим этажами горбатого серого дома и больше походила на старый гардероб, чем на уважающее себя жилище: тесно, пыльно, от уюта – одно лишь название. Стены почти полностью скрывались за дверцами разномастных ящичков – повсюду, куда ни кинь взгляд, медные ручки, замочные скважины и петли, а еще здесь обитали скрипы, запах нафталина и моль, выработавшая к нафталину иммунитет. Повсюду в жилище мистера Грызлобича висели пальто и шляпы, отчего казалось, будто в квартире постоянно толпится множество народа.

Но «толпился» здесь лишь сам мистер Грызлобич. Это был невысокий бледный человек, отрастивший небольшое брюшко, короткую бородку и тяжелые мешки под глазами.

Мистер Грызлобич хранил и бережно носил в себе все классические черты жителя Саквояжного района: извечно поджатые губы, нестриженные и подгрызенные ногти, запах парфюма «Чемодданс» и сутулость марки «Всепоглощающая тоска» (со вкусом безнадежности).

Это был одинокий, замкнутый человек, который никогда никого не ждал в гости.

Порой через небольшое круглое окно, затерянное среди ящичков да шкафчиков, в квартирку проникал Моби, котяра миссис Вудберри с третьего этажа. Он шуршал в вещах мистера Грызлобича, драл когтями ящик с обувной ваксой и ругался по-кошачьи, за что подвергался отлову и изгнанию обратно через окно. Мистер Грызлобич не любил этого кота и все же от усатого была польза – благодаря Моби в доме не водились гремлины, которых мистер Грызлобич не любил намного сильнее.

Больше в антресольной квартирке никого не бывало, и ее жилец коротал одиночество вместе с газетой «Сплетня» и героями ее сюжетов.

Вот и в вечер описываемых событий мистер Грызлобич уткнулся в газету. С передовицы на него испуганным взглядом глядел неприятный тип с синяком под глазом и взлохмаченными волосами (при помощи специальных вакс и помадок цирюльник расстарался придать его прическе форму огонька свечи). И хоть по черно-белой фотографии нельзя было понять, что свечеголовый тип – рыжий, мистер Грызлобич знал, что это так. Откуда? Ну, об этом говорилось в заметке и об этом же заявлял сам герой статьи.

«– Это все потому, что я – рыжий! – сообщил потерпевший, отвечая на вопросы нашего корреспондента мистера Трилби в полицейском участке Дома-с-синей-крышей…»

– Потерпевший, тоже мне! – Мистер Грызлобич неодобрительно захрустел древним как мир черносливом и вернулся к чтению.

«– Я ничего не сделал! – заявил Рыжий. – Просто прогуливался! Никого не трогал! Ни к кому зла не держал! А эта… (ругательство выдержало цензуру) просто напрыгнула на меня! Обезоружила...

– Обезоружила? – уточнил мистер Трилби. – То есть у вас было оружие, мистер Флирки?

– Обезоружила своим внезапным появлением и отсутствием манер! – пояснил мистер Флирки (мистер Трилби отмечает забегавшие в этот миг глазки потерпевшего). – А потом эта сумасшедшая стала требовать, чтобы я сдавался, и выстрелила в меня из своего (ругательство выдержало цензуру) пистолета. У меня до сих пор сводит зубы!

– Мистер Флирки, вы полагаете, что нападение на вас Зубной Феи никак не связано с тем, что вы являетесь известным членом банды Свечников?

– Никак не связано!

– То есть вы утверждаете, что не совершали незаконные действия, а именно – ограбление склада вафель “Ваффл-Хаффл”, когда столкнулись с Зубной Феей?

– Разумеется, нет! У нее просто предубеждение против рыжих! Это я здесь жертва!»

Мистер Грызлобич закашлялся и отложил газету. Лично у него было предубеждение против глупого вранья. А еще он считал, что такой бесстрашный и великолепный борец с преступностью, как Зубная Фея, не должен тратить свои время и силы на подобную мелкую шушеру. Эта таинственная мадам могла бы найти себе в противники и кого-то более достойного. Какого-нибудь хитрого и изворотливого злодея, который задаст ей перцу, и речь здесь не о приправах к серому супу из глотов.

О злодеях мистер Грызлобич знал предостаточно – три с половиной (если учесть кузена Гунди, поджигателя и циркового карлика) поколения его предков были профессионалами злодейского ремесла, которые регулярно ставили на уши весь город, и речь не об акробатических трюках. Хотя и не без этого: дедушка Джинвер, к примеру, был очень гибким и ловким, он мог влезть даже в дамский чемоданчик и не раз принимал участие в громких делах самого Горемычника.

Самого мистера Грызлобича не раз приглашали вступить в Общество Злодеев Габена, но он неизменно отвечал отказом: ему не было дела до подобных недостойных клубов по интересам. К тому же он понимал, что зовут его туда только из-за именитых родственников, что уязвляло его самолюбие. А еще у него не было на все это времени: треклятая работа забирала все силы.

К слову, о работе…

Часы пробили половину шестого вечера почти в тот же миг, как мистер Грызлобич бросил на них взгляд. Пора идти…

Кряхтя и ворча, он поднялся из кресла и, втиснувшись в пальто, надев приплюснутый шапокляк и обмотав шею шарфом, двинулся к двери. У самого порога он снова закашлялся.

– Твоя взяла, кажется, я окончательно простыл.

Обращался мистер Грызлобич к мистеру Браммину из четырнадцатой квартиры. У него не было доказательств, но он мог бы поклясться, что злокозненный Браммин время от времени кашляет ему в замочную скважину, чтобы его заразить. Ничего, он как-нибудь поймает этого пройдоху на горячем и оттаскает его как следует за сопливый нос.

– Надо будет зайти к мистеру Лемони в аптеку по пути… – проворчал мистер Грызлобич и вышел за дверь.

Антресольная квартирка недолго оставалась пустой. Меньше, чем через пять минут мистер Грызлобич вернулся: он постоянно забывал эту важную вещь! Память совсем прохудилась…

Подойдя к одному из шкафчиков, он выдвинул его и достал причудливый рычаг, похожий на букву «Ч».

Спрятав рычаг в карман пальто, он направился к двери. Скрипнули петли, клацнул замок.

На лестнице сидел Моби и опустошал молоко из миски. Разобравшись с молоком, рыжий котяра, возмущенный тем, что оно так быстро закончилось, принялся грызть миску. На соседа он даже не обратил внимания.

Пройдя мимо двери мерзкого Браммина, мистер Грызлобич лишь тяжко вздохнул – он знал, что вряд ли сможет достойно отплатить негодяю. Нет, он совсем не похож на своих родственников. Родители были бы очень разочарованы им. А мерзавец Браммин между тем продолжит свои мелочные, но крайне доставучие соседские «шалости».

Осень встретила мистера Грызлобича оплеухой холодного ветра и пригоршней пожухлых листьев. Настроение было окончательно испорчено. Не день, а унылость в шляпе.

Мистер Грызлобич быстро добрался до «Горькой Пилюли Лемони». Внутри он ненадолго задержался, нехотя уступив лезущей без очереди старухе. Зачем создавать склоку на ровном месте? – посчитал он. Тем более, судя по виду старухи, та привыкла идти по головам, пробираясь к своей цели (в булочной, на почте или к свободному месту в трамвае), и потасовка могла закончиться не в пользу мистера Грызлобича.

Наконец, добыв бутылочку сиропа «Некашлин доктора Кохха», он выбрался на улицу и пошагал к станции. Попутно мистер Грызлобич делал из бутылочки глоток за глотком, не замечая, что все больше и больше пьянеет – сироп имел свою скрытую подли́нку.

«Некашлин» бурлил в животе, а в голове бурлили мысли. Разумеется, это были мысли о жизни, безнадежности и о нелюбимой работе.

Работал, или, вернее, служил мистер Грызлобич при ведомстве Пневмопочты. Кто-то мог бы заметить: «Не худшая работа! Капсулы, посылки-пересылки…», вот только мистер Грызлобич никакого отношения к отправлениям капсул не имел. Приходя на станцию, он первым делом облачался в крайне неудобный и чесучий костюм с колесиками на животе, натягивал кожаный шлем с фонариком и цеплял баллон сжатого воздуха, после чего отправлялся к дежурному по станции. Тот указывал мистеру Грызлобичу участок грузовой пневмопочтовой трубы, где образовался засор, давление на всем участке перекрывали, и наступало время путевого чистильщика.

Соединив костюм с лебедочным тросом, он забирался в трубу, ложится на живот, включал свои колесики и жужжа отправлялся к месту засора. Обнаружив впереди вставшую, как клецка в горле, капсулу, подцеплял ее и отправлялся обратно, после чего возвращался и устранял, собственно, засор: чаще всего засоры возникали из-за того, что гремлины прогрызали трубу. Ему нужно было прочистить путевод щетками и ершиками, затем он отлавливал гремлинов, если они там были, засыпал отраву для будущих вредителей и возвращался, чтобы передать ремонтной бригаде мистера Флаэрти описание повреждений.

Вот такая работенка… Вряд ли родичи оценили бы – они единогласно сказали бы, что он позорит гордую злодейскую фамилию Грызлобичей. И были бы тысячу раз правы…

С этими невеселыми мыслями уже заметно пошатывающийся мистер Грызлобич подошел к переулку Морлокк.

Желания идти через него было еще меньше, чем сладости в пирожных третьей свежести, но это был самый короткий путь к станции пневмопочты, и, спрятав бутылочку с недопитым сиропом в карман, мистер Грызлобич шагнул в переулок.

Переулок Морлокк представлял собой крайне неприглядное и довольно мрачное местечко: сюда выходили задние двери лавок и мастерских – почти на всех висели замки, а некоторые так и вовсе были заколочены досками, от стен отрастали ржавые пожарные лестницы, повсюду валялись дохлые коты, а здоровенные крысы пировали в мусорных бачках. Ко всему прочему облезлые кирпичные стены были заклеены плакатами:

«БЕРЕГИТЕСЬ!!!

В этом районе орудует опасный маньяк!

Поодиночке ходить не рекомендуется!

С наступлением темноты ходить не рекомендуется!

Срезать дорогу через переулок Морлокк не рекомендуется!»

– Лучше не придумаешь, – проворчал мистер Грызлобич. Он шел один, уже успело стемнеть и ему как раз требовалось срезать путь. А все для того, чтобы вовремя успеть на станцию, где его ждут темная труба и гремлинские экскременты. – Ненавижу свою работу…

Мистер Грызлобич пошагал через переулок Морлокк.

Он ходил этой дорогой каждый вечер, и все равно был сосредоточен, выискивая знакомые ориентиры: горбатая труба с тремя вентилями, окно, заклеенное старыми газетами, ржавый паровой котел, похожий на толстую даму. Заблудиться и выйти куда-то не туда здесь было проще простого, и мистер Грызлобич считал, что переулку больше бы подошло название «Узкие ходы и тупики Морлокк».

За спиной раздался звук шагов, и мистер Грызлобич обернулся. Никого…

Из прорезей между ставнями окна неподалеку тек дрожащий рыжий свет, и все равно почти ничего нельзя было разглядеть.

Мимо прошмыгнула тень. Тень процокала каблуками по камням брусчатки. На миг мистеру Грызлобичу почудилось, что фигура, скрывшаяся за водостоком, принадлежала женщине.

Когда мистер Грызлобич подошел к водостоку, женщины уже не было.

В сердце поселилась тревога.

Он продолжил путь, ускорив шаг и крепче сжав в кармане ключ-рычаг для пневмопочтовых капсул, чтобы в случае чего пустить его в ход. Мистер Грызлобич напряженно вглядывался в темноту и прислушивался к окружающим звукам.

Поскрипывали трубы, в мусорных бачках шуршали крысы. В нависающих над переулком домах кипела жизнь, но достигала ушей мистера Грызлобича она обрывками: кто-то плакал, кто-то ворчал, а кто-то ссорился. В одной из квартир на втором этаже работал радиофор – трескучие помехи перемежались с хриплым голосом диктора: «…шшш… его схватили на месте кровавого преступления, но он все отрицает… шшш…».

Это был очень старый, запущенный квартал, и жившие здесь люди ему соответствовали: старые и запущенные. Неудивительно, что здесь завелся маньяк…

И только лишь подумав об этом, мистер Грызлобич вдруг увидел человека в темном углу. Тот стоял и не шевелился. Его лицо практически полностью тонуло во мраке.

Мистер Грызлобич сглотнул.

И тут женщина, которую он заметил раньше, появилась снова – будто призрак просочился прямо сквозь стену. На деле же, и он почти сразу это понял, она вышла из темного хода в нескольких шагах впереди и остановилась, озираясь по сторонам.

«Кажется, она заблудилась… – подумал мистер Грызлобич. – Или что-то ищет…»

Женщина выглядела потерянной и взволнованной, и он поймал себя на мысли, что нужно подойти и помочь ей. Мистер Грызлобич ненавидел разговаривать с прохожими и был не из тех, кто подсказывает им время или как пройти куда-то, но…

«Ты будешь жалеть, если просто пройдешь мимо, а потом произойдет что-то плохое. И еще этот тип…»

Он повернулся к мужчине, стоявшему в углу. Тот по-прежнему был там. И глядел на него, словно ожидая, что он предпримет.

Человек в углу покачал головой – он будто пытался предостеречь мистера Грызлобича от того, чтобы подойти к женщине.

Он что-то знал?

Мистер Грызлобич повернулся к незнакомке. Та, не замечая его, продолжала вглядываться в темноту переулка. Вот только теперь она не выглядела ни взволнованной, ни потерянной. Наоборот: она словно искала кого-то… кого-то определенного…

И тут мистера Грызлобича посетила мысль, которая испугала бы и намного более храброго человека, чем он: «Никто не знает, как выглядит маньяк из переулка Морлокк…».

Дрожащими руками мистер Грызлобич достал из кармана сироп от кашля и сделал еще один глоток. «Некашлин» придал ему уверенности, и его тут же посетила другая мысль:

«Нет, все это глупости… Треклятый переулок пробуждает подозрительность – он играет с моим воображением».

Эта мисс вовсе не выглядела угрожающе.

Он шагнул к ней, попутно бросив взгляд на господина в углу. Тот исчез, словно его там никогда и не было.

И тут девушка заметила его. На ее узком бледном лице появился испуг, она попятилась и бросилась прочь. Нырнув в боковой проход, загроможденный трухлявыми ящиками, она скрылась из виду.

А потом что-то громко щелкнуло, раздался короткий вскрик.

Мистер Грызлобич застыл.

Это случилось… На нее напал тот тип!

«Все это не мое дело… – в голову пролезла боязливая мыслишка. – Меня все это не касается… Мне нужно просто пройти через переулок и попасть на станцию».

Мистер Грызлобич уже сделал было шаг в направлении выхода из переулка Морлокк, когда до него донесся стон.

Сердце сжалось.

«Нет. Ты не можешь просто уйти…» – пронеслось в голове, и эта мысль подтолкнула мистера Грызлобича. Выхватив из кармана рычаг, он ринулся на звук.

Забежав за образованную ящиками стену, мистер Грызлобич увидел стоявший в темном углу механизм, который на первый взгляд выглядел, как куча ничем не примечательного хлама: костюмные вешалки, велосипедные колеса с погнутыми спицами, ржавые пружины, натянутые проволоки. Все это сходилось к продолговатому железному зажиму, напоминавшему большую прищепку.

Бедняжка сидела на земле, ее лодыжка торчала в отверстии прищепки. Она изо всех сил пыталась разжать зажим и вытащить ногу, но у нее ничего не выходило…

Появление мистера Грызлобича она встретила испуганным вскриком.

– Мэм, не бойтесь, я вам помогу.

Грызлобич просунул рычаг в зажим и, с силой надавив, разжал силок. Девушка поспешно вытащила ногу.

Отшвырнув ловушку прочь, мистер Грызлобич протянул руку все еще сидевшей на земле мисс и помог ей подняться.

Встав на ногу, она вскрикнула:

– Больно!

– Мне очень жаль, мэм.

– Ловушка в переулке! Кому понадобилась ее ставить?! – возмутилась незнакомка.

– В Саквояжне хватает дурных людей, – буркнул мистер Грызлобич, догадываясь, кто именно мог поставить здесь ловушку.

– Но есть и хорошие: вы-то помогли мне. Могу я узнать ваше имя?

– Грызлобич.

– А меня зовут Уинни.

Мистер Грызлобич кивнул.

– Мэм, простите за бестактный вопрос, но что вы тут делаете?

Мисс Уинни всхлипнула:

– Я… я шла к подруге… Эми живет недалеко, возле парка Элмз. Я хотела сократить дорогу и заблудилась.

Мистер Грызлобич нахмурился.

– Крайне беспечно тут ходить. Поблизости шастает маньяк.

Девушка округлила глаза.

– Маньяк? – прошептала она.

– Разве вы не слышали о нем? – удивился мистер Грызлобич. – Здесь же повсюду висят плакаты, предупреждающие об опасности.

– Я не видела никаких плакатов. – Губы мисс Уинни задрожали, она была готова расплакаться.

– Да, жуткий маньяк из переулка Морлокк. О нем даже в газетах писали. – Увидев непонимание в ее глазах, Грызлобич продолжил: – Он прислал угрозу в «Сплетню».

– Что? Угрозу? – спросила она. – Что же он написал?

Мистер Грызлобич покачал головой.

– Мисс Уинни, – сказал он, – думаю, нам стоит покинуть это место как можно скорее. Вы позволите проводить вас?

Она кивнула и взяла его под руку. Вместе они вышли из-за ящиков и направились к выходу из переулка. Мистер Грызлобич ощущал, как она дрожит. Он не привык чувствовать себя чьим-то спасителем или благодетелем, между тем чувство неловкости было ему хорошо знакомо. И именно его он сейчас и испытывал.

Мисс Уинни делала каждый последующий шаг все более уверенно, и вскоре уже почти не хромала. Но отпускать его руку не спешила…

– Так что же этот ужасный человек написал, мистер Грызлобич? – спросила она – в ее голосе смешались страх и любопытство.

– Маньяк Морлокк обращался к Зубной Фее. Он бросил ей вызов.

– О! Зубная Фея! – восторженно воскликнула мисс Уинни, и мистер Грызлобич вздрогнул, опасливо оглядевшись по сторонам. Девушка продолжила уже тише: – Обожаю ее! Я читаю все, что о ней пишут в «Сплетне», и даже тайком покупаю «Габенскую Крысу». Моя тетушка не любит эту газету и говорит, что она – «бульварная бульварщина», но там бывают заметки о тех счастливчиках, кого спасла мисс Зубная Фея. Я мечтаю встретить ее. Хочу, чтобы она меня тоже спасла.

Мистер Грызлобич вдруг почувствовал себя так, словно к нему в рот забралась крыса. Все встало на свои места: вот, кого мисс Уинни высматривала в темноте переулка. Вот, зачем она сюда забрела: надеялась, что на нее нападут, и появится Зубная Фея. Как это глупо!

Мисс Уинни между тем продолжала щебетать:

– …А еще она очень храбрая. Вы согласны, мистер Грызлобич? Она в одиночку противостоит разным жутким типам – я видела в газетах фотографии этих… этих… – она смущенно опустила глаза, – хмырей. У них такие жуткие рожи, что без страха и не взглянешь. А еще, – в ее голосе появилось возмущение, – эти дуболомы-полицейские… вместо того, чтобы наградить ее, обзывают ее по-разному и хотят схватить! Они разве не понимают, что она хорошая?

Мистер Грызлобич поморщился. Наивность мисс Уинни была слишком липкой и приторной – от этой сиропности у него почти склеился рот. А еще он практически был убежден в том, что Зубной Феи не существует и ее выдумали газетчики, чтобы создать шумиху. Подобный вымысел был весьма в духе «Сплетни» и ее ведущего сплетника Бенни Трилби, и все же мистер Грызлобич не мог не признать, что выдумка, если она имеет место, не только крайне сложна, но и весьма реалистична. А еще… ему самому очень хотелось, чтобы Зубная Фея существовала на самом деле, ведь тогда это значило бы, что не все в Габене беспросветно и безысходно.

– Вот бы она появилась здесь! – сказала мисс Уинни.

– Боюсь, у нее есть дела поважнее, – хмуро заметил Грызлобич. – Например, отлавливать глупых Свечников и прочих грабителей.

– Но это же настоящий маньяк! – возразила девушка. – Она не могла оставить подобное без внимания.

– Думаю, ей все равно.

Мисс Уинни отпустила его руку.

– Вы очень плохо думаете о ней, мистер Грызлобич.

Впереди уже показалась Поваренная площадь с ее фонарями, семафорами, прохожими, торговцами и грохочущими по мостовой экипажами.

Мистер Грызлобич не ответил.

Они пошагали рядом. Мисс Уинни больше не хромала.

«Я очень плохо о ней думаю… – Мистер Грызлобич скрипнул зубами. – Напротив, я думаю о ней очень хорошо…»

Он нехотя признал, что и сам в чем-то похож на эту легкомысленную мисс Уинни, ведь, как и она, он собирает все заметки, в которых упоминается Зубная Фея. И – в чем уж совсем не хотелось признаваться – он не меньше ее хотел встретить эту «мстительницу в маске». Хотя бы, чтобы убедиться: Зубная Фея – не выдумка…

Вот и выход на площадь. Мрак переулка Морлокк остался позади, и вместе с ним отступили нервозность и тревога.

Мистер Грызлобич уже было собрался попрощаться с мисс Уинни и пожелать ей хорошего вечера, как тут вдруг его посетила неожиданная и странная мысль: «Если мисс Уинни собирает заметки с любым упоминанием Зубной Феи, то как в таком случае вышло, что она ничего не слышала о маньяке из переулка Морлокк и об угрозах которого писали на первой же полосе “Сплетни”?».

Мистер Грызлобич повернулся к спутнице и вдруг понял, что ее нет.

У выхода из переулка Морлокк он стоял один. Мисс Уинни исчезла!

И тут откуда-то сверху раздался смех.

Мистер Грызлобич задрал голову. На узком карнизе между вторым и третьим этажами, держась рукой за трубу водостока, стояла его недавняя спутница, вот только она больше на себя не походила: платье и пальто исчезли, их заменили черная кожаная куртка и заправленные в высокие сапоги штаны. На голове «мисс Уинни» был лётный кожаный шлем, а глаза прятались под стеклами больших штурманских очков. Из-за ее плеч выглядывали трубки и латунные шланги, торчавшие из большого кофра – мистер Грызлобич знал, что в нем находится.

Это была она!

– Зубная Фея…

– Благодарю за помощь! – воскликнула Зубная Фея. – Вы очень хорошо воспитанный и добропорядочный джентльмен! Спасли даму из ловушки злодея Морлокка! И все же вы ошибались, мистер Грызлобич!

– Ошибался? – только и смог выдавить Грызлобич. Все его мысли смешались. Она… существует! Она… говорит с ним!

Зубная Фея кивнула и воскликнула:

– Мне не все равно!

После чего соскочила с карниза и, расправив механические крылья, взмыла в небо. А уже в следующий миг Зубная Фея затерялась среди крыш.

Мистер Грызлобич продолжал завороженно глядеть ей вслед. А город продолжал жить своей жизнью, словно ничего не произошло. Мимо по-прежнему ехали, грохоча колесами по брусчатке и выдыхая тучи дыма из труб, экипажи, цокали каблуками по плитке тротуара прохожие, пронесся автоматон-курьер, шурша единственным колесом.

Пронзительно зазвенел трамвайный звонок, и это выдернуло мистера Грызлобича из его оцепенения.

Неподалеку у уличного мальчишки покупал газету какой-то джентльмен. Мистер Грызлобич подбежал к ним и взволнованно проговорил:

– Вы видели? Видели ее?!

– Кого? – удивленно спросил джентльмен, поглядев на мальчишку, – тот также ничего не понял. Кажется, они приняли его за какого-то помешанного.

Мистер Грызлобич не ответил. Он обернулся и поглядел туда, где только что видел эту невероятную женщину.

Карниз был пуст, а переулок Морлокк чернел и словно насмехался над ним.

– Голова или лапки? – спросил сам себя мистер Грызлобич вдруг.

– Ну точно помешанный, – сказал джентльмен с газетой. – Ох, уж этот Тремпл-Толл – пристанище для безумцев!

Мистер Грызлобич чувствовал себя совершенно потерянным, словно ребенок в толпе, выпустивший руку няни.

Зубная Фея! Он встретил саму Зубную Фею! И не просто встретил, а помог ей, можно сказать, спас ее. Она попала в затруднительную ситуацию, а он пришел к ней на помощь! Кому скажешь – не поверят. Хотя кому бы он мог об этом рассказать: у него не было ни друзей, ни приятелей – вообще никого не было, кроме…

– Вот ведь странность! – воскликнул мистер Грызлобич. – Чудаческая странность! Я спас саму Зубную Фею!

Джентльмен с газетой и мальчишка уставились на него во все глаза, но он уже не замечал их.

«Я ее спас!»

Любопытно, что сказали бы на это родители? Вероятно, они, не сговариваясь, тут же покончили бы с собой, не забыв переписать завещание.

Эта мысль даже воодушевила мистера Грызлобича. Он улыбнулся, и жизнь вдруг перестала казаться серой и грустной.

– Лапки! Определенно, лапки, – сказал он, после чего небрежной приплясывающей походкой двинулся к станции.

Возле афишной тумбы со своей жаровней примостился мистер Бенч. На решетке аппетитно шкварчали обжаренные лапки, похожие на кошачьи.

– Лапки хрум-кролей! Жареные, сочные! Лапки хрум-кролей! – ежась от холода, бурчал мистер Бенч. – О, мистер Грызлобич! Добрый вечер. Вам как обычно?

– Разумеется, – ответил мистер Грызлобич, пытаясь не утонуть в море слюны, заполнившей его рот.

Это был его ежедневный ритуал и это же была причина его небольшого брюшка – жареные сочные лапки хрум-кролей.

День оказался не таким уж и унылым, как он думал, выходя из дома. Жареные лапки – лучшее средство от хандры.

Мистер Грызлобич прекрасно себя чувствовал: в голове не звенело, его не шатало, в горле не свербело и… и…

И тут его вдруг посетила тревожная мысль. Что-то щелкнуло в сознании: а была ли она, эта встреча? Он действительно помог Зубной Фее? Или все выдумал?

Чем дольше он стоял и глядел в темноту переулка, тем сильнее его одолевало сомнение, и вскоре оно так окрепло, что он подумал: «Что за глупости? Какая еще Зубная Фея? Мне не могло так повезти. Я же обычный чистильщик труб на почте. С такими, как я, подобное просто не может случиться».

Мистер Грызлобич едва дышал. Сердце колотилось в груди. В висках застучало, и он понял, что все повторяется… То, чего он опасался. То, что он ненавидел. Это был день, когда шестеренки заклинило.

– Кажется, я схожу с ума, – пробормотал мистер Грызлобич. – Снова. Голова сломалась. Самое время обратиться к мастеру по ремонту голов. Нужно пойти к доктору Хоггарту.

«Я просто слишком впечатлительный, – подумал он. – Все из-за этих статей. Зубная Фея повсюду. Но все же не слишком повсюду. Ее точно не было в переулке Морлокк. С чего бы ей там взяться? Или все же?..»

Почесав голову, мистер Грызлобич пошагал к трамвайной станции.

– Ваши лапки! Мистер Грызлобич, вы куда?! – крикнул ему вслед мистер Бенч, но мистер Грызлобич не слышал.

Доктор Хоггарт все починит. Он как всегда все ему объяснит.

Вероятно, он скажет: «Вы просто видите то, что хотите видеть. Вы убедили сами себя. Вы так хотели ее увидеть – и увидели. Неужели вы и правда думаете, что эта встреча произошла на самом деле?».

Ответа у мистера Грызлобича не было.

***

Почему людей манят мрачные места, от которых кровь стынет в жилах? Что заставляет их спускаться в подвалы или подниматься на заброшенные чердаки?

Это глупость? Любопытство? Или это внутренняя тяга к неоправданному риску?

Почему люди заходят в воду, игнорируя то, что там могут быть пираньи, или в переулки, завешанные плакатами, которые предупреждают о присутствии маньяка? Всего лишь желание срезать дорогу?..

В переулке Морлокк было темно. Погода испортилась окончательно.

Мистер Грызлобич стоял у водостока и задумчиво глядел на заблудившуюся молодую мисс. Неподалеку, в темном углу, замер молчаливый господин, наблюдавший за ним так пристально, что на душе у мистера Грызлобича засвербело неприятное ощущение: он уже был в подобной ситуации, он уже видел этих людей… Это было вчера? Или неделю назад? Или же… это совершенно другие люди?

Он почесал голову… Что же предпринять?

А девушка между тем оглядывалась по сторонам и выглядела такой испуганной и несчастной, что ему стало ее жалко. Снова?

«Подойти к ней? Заговорить? Узнать, кто она и что здесь делает?»

Мистер Грызлобич все не мог решиться шагнуть к девушке – что-то его останавливало. В голове поселилась мысль: «Это Габен, здесь волки одеты по последней моде – в красивенькие овечьи шкуры».

Незнакомка, очевидно, не стала дожидаться его решения – сорвалась с места и быстрым шагом направилась в один из боковых ходов. Вскоре она скрылась в темноте.

– Гхм, кхе-кхе… – кашлянул мистер Грызлобич, поворачиваясь к незнакомцу, по-прежнему стоявшему в темном углу.

Ему вдруг показалось, что тот что-то сказал.

– Что, простите? – поинтересовался мистер Грызлобич. – Вы ко мне обращаетесь?

Человек в углу затряс головой и снова что-то сказал, но разобрать что-либо не удалось.

Ох, не стоило мистеру Грызлобичу делать то, что он сделал следом, но его будто что-то подтолкнуло вперед.

Он шагнул к тому месту, где стоял мрачный тип, и его даже не посетила мысль, что заговаривать с незнакомцами поздним вечером, да еще и в переулке Морлокк – это не лучшая затея.

– Д-добрый вечер, – поприветствовал человека в углу мистер Грызлобич, подойдя, и одновременно с этим мрачный незнакомец ответил тем же.

И тут мистер Грызлобич пораженно застыл. Эти глаза… этот взгляд…

«Да это же… это же…»

Он узнал жуткого человека во тьме. Он не раз прежде видел его. И встретить его в этом переулке для мистера Грызлобича было настоящей неожиданностью.

«Это же… я!»

Он испустил вздох облегчения: это всего лишь старое зеркало. Что оно делает в переулке?

«Ну и болван же я…»

Мистер Грызлобич хмуро оценил свой непритязательный вид. Подумать только: испугался самого себя!

«Нельзя же быть таким впечатлительным!» – подумал он и уже развернулся было, чтобы уйти, но тут отражение сказало:

– И далеко мы собрались?

Мистер Грызлобич отшатнулся. И отражение сделало то же самое.

– Кажется, я совсем спятил… – пробормотал он испуганно. – Или все дело в этом сиропе… или…

– Или. – Отозвалось отражение.

– Меня не проведешь! – гневно воскликнул мистер Грызлобич, и его зеркальный двойник все повторил.

А потом повторил снова, но на этот раз говорило только отражение.

И тут мистера Грызлобича посетила жуткая догадка. Говорило с ним вовсе не его отражение. Там кто-то и правда стоял… Кто-то прятался за зеркалом.

А затем начали происходить еще более странные вещи. Зеркало начало поворачиваться, отползая в сторону. А за ним в клубящейся тьме…

Мистер Грызлобич попятился.

Порой волки не следуют овечьей моде и выглядят… как волки.

Маньяк из переулка Морлокк! Это был он!

Из пересохшего горла мистера Грызлобича вырвался крик.

А в следующий миг раздался звон разбившегося стекла – о камни брусчатки, которой был вымощен переулок, ударилась небольшая бутылочка. В воздух поднялось зеленоватое дымное облако.

Мистер Грызлобич вдохнул его, покачнулся и рухнул на подкосившихся ногах.

Когда к месту происшествия на крик прибежали, там уже никого не было.

…Пришел в себя мистер Грызлобич от звуков странной музыки, раздававшейся совсем рядом. Тягучая заунывная мелодия вырывалась из рога граммофона – она навязчиво лезла в уши, и от нее никуда было не деться.

Но удерживала мистера Грызлобича не только музыка.

С ужасом и непониманием он обнаружил, что лежит на хирургическом столе; три широких кожаных ремня придавливали его к столешнице, руки были прижаты к бокам – он мог пошевелить лишь пальцами.

С этим осознанием пришел холод: кто-то снял с него ботинки и носки – ступни были покрыты чем-то мокрым и липким. Ту же мерзкую субстанцию нанесли и на лицо – она лениво стекала со щек, подбородка и лба. А еще она пахла… то ли мылом, то ли свечным воском.

Мистер Грызлобич застонал и оторвал голову от стола, часто заморгал, пытаясь разглядеть что-либо кругом.

Глаза быстро привыкли к полутьме.

Он был в каком-то подвале или… котельной. Грубые каменные своды низко нависали над головой, кирпичные стены скрывались за ржавыми трубами, а единственная дверь, тяжелая и глухая, как совесть процентщика, стояла на запоре.

На крючке слева от двери висела керосиновая лампа, под ней на столике с колесиками уместился граммофон, игла царапала пластинку, рог, чуть поскрипывая, поворачивался.

У другой стены в несколько ярусов разместились клетки. В глубине их кто-то ворочался, шуршал и… ворчал, на мистера Грызлобича не мигая глядели десятки светящихся желтых глаз.

– Нет… – прохрипел он. – Только не это…

Мистер Грызлобич задергался, пытаясь освободиться, но ремни держали крепко.

– Помогите! – закричал он. Эхо отразилось от стен и стремительно умерло.

Когда последние его отзвуки затихли, раздался приглушенный голос:

– Неужели вы думали, что вас будут держать там, где кто-то может вас услышать?

Мистер Грызлобич повернул голову.

В углу стояла высокая фигура. Мистер Морлокк собственной персоной!

От вида этого человека сердце пленника замерло. Морлокк был в длинном темном фартуке до пола (видимо, чтобы не заляпать кровью даже носки туфлей), в грубых кожаных перчатках до самых плечей и при этом в цилиндре (судя по всему, маньяк из переулка был приверженцем старых недобрых маньячных традиций – в газетах их братия всегда изображалась в высоких джентльменских цилиндрах). Лицо его пряталось в тени.

– Вы, верно, недоумеваете и боитесь, – сказал мистер Морлокк. – Это было ожидаемо.

– Отпустите меня… – взмолился мистер Грызлобич. – Я же ничего не сделал…

– Разумеется, вы полагаете, что ничего не сделали, – сказал маньяк. – Но это не так. Вы были слишком беспечны, дорогой мой. Вы проигнорировали предупреждение и позволили себе считать, что вас не коснется ужасная судьба. Разве вы не видели плакаты? Неужели не читали газеты?

– Прошу вас…

– Время для просьб прошло. Или вы думаете, что я сниму с вас ремни и отпущу вас? Не будьте столь наивны! Хотя о чем это я: видимо, прежде вы не принимали приглашения от господ, желающих вас выпотрошить!

– Выпотрошить?.. – В горле у мистера Грызлобича пересохло. – Зачем вы это делаете?

Маньяк склонил голову.

– Я не могу не делать. Мой Темный Попутчик требует выпотрошить вас. Он злится, он хочет увидеть ваши страдания.

– Ваш попутчик? Мы что, куда-то едем?

Мистер Грызлобич завертел головой, пытаясь разглядеть в подвале еще кого-то, но, кроме убийцы и его жертвы, здесь больше никого не было, если не считать тех, кто находился в клетках.

– Зря ищете. Его так просто не увидеть. Знаете… – Мистер Морлокк сложил руки на груди, – я вообще-то не плохой человек. Бывают дни, когда я не представляю ни для кого угрозы. Живу обычной жизнью, влачу неприметное существование и самые яркие эмоции переживаю от чтения газет. Может быть, в такой день я очень похож на вас, но…

– Но?

– Сегодня другой день.

Мистер Грызлобич сжал кулаки и дернулся.

– Что вы хотите сделать?! – воскликнул он. – Убьете меня?!

– Разумеется, – сказал маньяк. – Но не сразу. Мы поиграем с вами, мой дорогой. Мои маленькие друзья проголодались.

Мистер Грызлобич с ужасом бросил взгляд на клетки. Их обитатели стали вести себя злее и агрессивнее. Голодное шипение заполонило подвал.

– Они не едят… не едят людей… – с надеждой выдохнул пленник.

Мистер Морлокк кивнул.

– Верно. Но мазь, которой покрыты ваше лицо и ноги (мое собственное изобретение), привлекает их, они ее обожают. Они сгрызут ее без остатка, а заодно и то, что под ней… Итак, мой дорогой… с чего мы начнем кормление? Такой сложный выбор… Голова или лапки? Выбирайте…

– Что? – выдавил мистер Грызлобич. – Голова?

– Или лапки, – подсказал маньяк.

– Какие еще лапки? Вы о чем?!

– Значит, голова! – радостно воскликнул мистер Морлокк. – Замечательно! Выбор сделан!

– Что?! – закричал мистер Грызлобич. – Я ничего не выбирал! Не-ет!

Ему ответил безумный хохот.

– Ну же, решайте… Что для вас менее ценно?

– Я не стану играть в ваши игры! Вы – безумец!

– Ну же, мой дорогой, – сказал мистер Морлокк. – Не огорчайте меня… Личико или пяточки? Здесь нет неправильного ответа. Смелее…

Мистер Грызлобич вдруг подумал о родителях. Видели бы они его сейчас! Да они были теми, кто сам мог бы привязать человека к столу. Сильнее разочаровать их у него бы попросту не вышло.

Он пытался… пытался быть хорошим человеком, никому не вредить и приносить пользу, очищая трубы. Как сложилась бы его судьба, если бы он стал таким же, как они? Он грабил бы людей? Крал бы кошельки и драгоценности? Или стоял бы сейчас на месте мистера Морлокка?

Горечь проникла в горло и растеклась по телу. Вся его жизнь… бессмысленная рутина, унылое прозябание в зловонных трубах среди гремлинских экскрементов… ради чего? Чтобы быть хорошим человеком? Что он пытался доказать? Что в этом городе можно быть не только злодеем? Что ж, в этом споре с Габеном Габен победил, отвесив аргумент, с которым мистер Грызлобич, притянутый ремнями к столу в сыром подвале, не мог спорить: «Здесь ты либо тот, кто стоит у стола, либо тот, кто на нем лежит…».

– Будьте вы прокляты! Я не стану ничего выбирать!

Маньяк качнулся и повернул голову.

– Что ж, тогда я выберу за вас. И я выбираю… хм… дайте подумать… Лапки! Пусть они сожрут ваши пятки и закусят щиколотками. Так мы проведем чуть больше времени вместе.

Сказав это, мистер Морлокк сжал в руке пружину перемыкателя, тянущиеся к клеткам струны натянулись и вырвали запоры на дверцах.

Десятки мелких голодных тварей выбрались из клеток и, алчно сверкая желтыми глазками, устремились к мистеру Грызлобичу.

Подземное логово маньяка наполнилось ворчливым рокотом.

Мистер Грызлобич закричал.

Маньяк сказал правду: крик несчастной жертвы никто не услышал.

***

Часы пробили половину шестого, и в тот же миг пружина в кресле, пробив обивку, впилась мистеру Грызлобичу в мягкое место. Он вскочил на ноги, потирая не столько свой уязвленный зад, сколько уязвленную гордость. Неприятное происшествие настигло мистера Грызлобича, когда он дремал – оно приключилось так неожиданно, что сперва он решил, будто ему все приснилось. Однако торчащая из кресла пружина и собственные болезненные ощущения мгновенно убедили его, что все это происходит наяву.

Он зевнул, потом чихнул, потянулся, согнулся, разогнулся, похрустел хребтом, пожевал губами и бросил взгляд в окно – стемнело. Он едва не проспал!

И хоть мистер Грызлобич предпочел бы быть разбуженным более мягким образом, пружина вырвала его из мира туманных улочек и темных закоулков мира сновидений как нельзя вовремя. Пора идти…

Он влез в пальто и обмотал шею шарфом. Сняв с крючка свой шапокляк, мистер Грызлобич растянул его гармошечную тулью таким образом, чтобы он превратился в высокий цилиндр. После чего полез в комод и, порывшись в его недрах, извлек на свет бронзовую статуэтку в виде зубастой рыбы, а уже из ее широко раскрытого рта достал черную бархатную маску с прорезями для глаз.

Спрятав маску в карман пальто, он покинул квартирку.

Еще за пол лестничного пролета заслышав довольное кошачье мурчание, мистер Грызлобич усмехнулся: ты-то мне и нужен.

Рыжий Моби ужинал молочком и демонстративно делал вид, что не замечает подошедшего соседа, но мистер Грызлобич сегодня был не из тех, кто позволяет котам себя игнорировать.

Он схватил Моби за шкирку. Зверек попытался его цапнуть, но мистер Грызлобич щелкнул того по носу.

Подойдя с вырывающимся котом к двери под бронзовым номером «14», он развернул Моби и придвинул его прямо к щели для газет, после чего умело стиснул его. Кот взвыл и выпустил в щель желтую струю.

– Будешь знать, Браммин, как кашлять в мою замочную скважину! – расхохотался мистер Грызлобич и, как следует выжав кота, отпустил царапающееся орудие своей мести, после чего, весьма довольный собой, продолжил путь.

Работа ждала, но он мог себе позволить опоздать. Тем более месть своему заклятому врагу, по мнению мистера Грызлобича, была достойным оправданием для опоздания.

Будет Браммину урок – не с тем он связался.

С прекрасным, как от неожиданно появившегося на тарелке тортика, настроением мистер Грызлобич вышел на улицу. Его встретила хмурая осень. Он любил осень – и чем хмурее – тем лучше. День был просто замечательным – он был почти таким же хорошим, как день рождения или день, когда исполняются хитроумные планы.

Быстро дошагав до «Горькой Пилюли Лемони», мистер Грызлобич толкнул дверь и под звон колокольчика нырнул в аптеку. Глубоко и с наслаждением вдохнув запах лекарств, он двинулся прямиком к стойке.

Почти сразу за ним в аптеку вошла какая-то старуха, которая тут же явила свою склочную старушечью сущность: бессовестно попыталась влезть без очереди.

Не тут-то было! Мистер Грызлобич сперва с удовольствием поругался с ней, после чего, забрав свой «Некашлин доктора Кохха», достал из кармана тоненький, скрученный из пропитанных в мыльном растворе газетных обрывков цилиндрик и спичку.

Огонек загорелся, и самодельная дымовушка запыхтела, исторгая густые черные клубы, сдобренные вонью тухлых яиц. Засунув дымовушку в ридикюль старухи, мистер Грызлобич, провожаемый кашлем и проклятиями, с улыбкой покинул аптеку.

Пошагав в сторону Поваренной площади, он принялся насвистывать песенку «Не гнушаюсь ничего», которую в качестве колыбельной пела ему мама. Закашлявшись, мистер Грызлобич вытащил пробку из бутылочки «Некашлин доктора Кохха», но и не подумал отпить сироп: он любил кашлять, к тому же «Некашлин» нужен был ему для другого.

Достав из кармана небольшую склянку с зеленым порошком, он добавил в нее сироп и как следует взболтал. Придирчиво оценил, как микстура превращается в зеленоватый газ и самодовольно кивнул: «Усыпин Грызлобича» был готов.

Изобретенное им средство являлось личной гордостью мистера Грызлобича. Маме бы оно несомненно понравилось, впрочем, как и отцу. Они бы оценили работу своего сына…

Родители мистера Грызлобича были довольно известными когда-то людьми, их фотографии частенько мелькали на страницах «Сплетни», «Габенской Крысы», «Фонаря» (издание Набережных) и ни много, ни мало «Мизантрополиса» из Старого центра.

Газетчики даже дали им прозвища, и те настолько полюбились как публике, так и, собственно, их обладателям, что мистера и миссис Грызлобич иначе как Красоткой Лиззи и Железякой не называли. О, это была весьма экстравагантная и эксцентричная парочка! Кто-то, кто плохо их знал, мог бы по своей наивности решить, что Железяка – это мистер Грызлобич, а Красотка Лиззи – миссис Грызлобич, но все было с точностью до наоборот.

По большей части парочка злодеев промышляла в окрестностях Бремроук и у кабаре «Тутти-Бланш». Они ждали вечера и выходили на дело. Мистер Грызлобич (отец нашего Грызлобича), будучи невероятно обаятельным и довольно миловидным человеком, надевал чулки, пышный рыжий парик и не менее пышный накладной бюст. И так он становился Красоткой Лиззи, в задачу которой входило соблазнять богатых стариков, проводивших вечера в кабаре, и заманивать их в темный переулок неподалеку, где их ждала миссис Грызлобич. Маму нашего мистера Грызлобича не зря прозвали Железякой, и дело было не только в ее жестяном, плохо смазанном характере. Одно из ограблений, которые чета Грызлобичей проворачивала, пошло не по плану, и миссис Грызлобич, спасаясь от полиции, попала под обвал. Она серьезно пострадала и выжила только лишь благодаря вмешательству Заплатника, сумасшедшего доктора из Фли. Вот только данное вмешательство не прошло даром: около семидесяти процентов тела миссис Грызлобич в итоге были заменены на механические детали. Ее протезы нещадно скрежетали и скрипели. Она больше не могла вводить в заблуждение господ толстосумов из кабаре, и ее роль вынужденно взял на себя ее супруг. В их маленькой семейной банде миссис Грызлобич стала громилой – с обретенной силой ее железных кулаков не могли совладать и моряки-боксеры из порта (что она неоднократно доказывала).

И так мистер Грызлобич заманивал жертву в переулок, где его уже ждала жуткая, похожая на автоматона с какой-то свалки металлолома миссис Грызлобич. И тогда недоуменному и перепуганному толстосуму сообщалось: «Добрый сэр, имеем счастье сообщить, что этим чудесным вечером вас грабят Красотка Лиззи и Железяка!».

Кто-то скажет, что подобное представление чрезмерно театрально и преисполнено сомнительной патетики, но в нем была и своя практическая польза: никто из ограбленных не обращался в полицию, ведь никто не хотел признаваться в том, что его соблазнил мужчина и побила женщина…

С теплыми мыслями о родителях мистер Грызлобич добрался до переулка Морлокк.

О, это было прекрасное и очень уютное, в его понимании, место: темное, зловещее… а как оно пахло! Чарующий аромат гнили, дохлятины и дешевой химрастопки мог пробить какой угодно насморк.

Еще одним приятным сердцу штрихом были развешанные повсюду плакаты:

«БЕРЕГИТЕСЬ!!!

В этом районе орудует опасный маньяк!

Поодиночке ходить не рекомендуется!

С наступлением темноты ходить не рекомендуется!

Срезать дорогу через переулок Морлокк не рекомендуется!»

– Лучше не придумаешь, – усмехнулся мистер Грызлобич и надел черную бархатную маску – в прорезях сверкнули коварством и кровожадностью два грызлобичевских глаза: где же вы, блуждающие в темноте и поодиночке, нетерпеливые личности, желающие срезать путь через переулок?

– Обожаю свою работу…

Мистер Грызлобич шагнул в темноту переулка Морлокк и укутался во мрак, словно в плащ.

Ходы, тупики, боковые коридоры-ответвления, из которых состоял этот переулок, были запутанными, как свиные внутренности, да и пахли не лучше, но именно здесь он чувствовал себя на своем месте. Не зря он взял его название в качестве своего злодейского прозвища. Мистер Морлокк из переулка Морлокк.

Он приходил сюда каждый вечер, выстраивал ловушки, просчитывал и вычислял. Он знал здесь каждую трубу, каждый водосток и каждое окно. Знал, что делают и чем живут местные.

О, этот темный народец был ему по душе: свары, склоки, драки и милые бытовые подлости. Миссис Моджли вылила на сушившееся на веревке платье миссис Цапп ведро воды с сажей и распустила слух, что миссис Цапп якобы видели в портовом трактире «Дырявая Шлюпка» в компании моряков с «Дейдре», за то, что миссис Цапп отравила Прю, ее собаку. Супруг миссис Цапп, мистер Цапп, в свою очередь, многие годы изо всех сил ненавидит тещу, старую швею Болтон, которая всячески настраивает против него дочь, – он вечно смазывает ступени возле ее двери воском, чтобы она поскользнулась и упала. Чувства миссис Болтон к зятю взаимны: она засунула ком ветоши в дымоход камина его комнаты в надежде, что он угорит. Регулярно посещающий и миссис Моджли, и чету Цапп, и старую швею Болтон молочник мистер Гоури ненавидит всех вышеперечисленных личностей разом и подмешивает в их молоко крысиный яд – не слишком много: ему не нужно, чтобы они умерли, ему нужно, чтобы они страдали, мучаясь животами. Конкуренцию во вредительстве молочнику мог бы составить местный почтальон мистер Джоунзи, который мало того, что вскрывает и читает все письма, так и по секрету сообщил миссис Цапп, что ее супруг и миссис Моджли состоят в любовной переписке, за что миссис Цапп и отравила собаку миссис Моджли…

И здесь все такие. За каждым окном и каждой дверью творится то, что жители благопристойных районов назвали бы «трущобной возней». Ничего удивительного – просто крысиная жизнь в крысиной Саквояжне.

В привокзальном районе города, который зовется Тремпл-Толл, доброе слово или обнадеживающий взгляд тяжелее найти, чем сотню пуговичных фунтов на мостовой при том, что здесь мало кто видывал таковые деньжищи.

Мистер Морлокк был детищем сточных канав и прокислых пабов, грязных рынков и ржавеющих трамвайных станций. Его появление в Саквояжном районе было лишь вопросом времени, и если бы узел из мрачных настроений, подавленных страхов и тщательно скрываемого безумия не породил его, его бы все равно стоило изобрести.

Потомственный злодей просто не мог стать кем-либо, кроме как злодеем – он не мог служить клерком в конторе или приказчиком в лавке (только если это не контора Мошеннических Схем или лавка по продаже шаровых бомб).

К мошенничеству или грабежам с применением шаровых бомб душа у Грызлобича-Морлокка не лежала, но нервное возбуждение – едва ли не потрясение! – которое он испытал, читая в газетах о маньяке Железная Пасть из переулка Гримо, сразу же закатило его мысли на определенную колею.

Страх… ужас… кровь, стекающая по краю тротуара и скользящая по водостокам… крики отчаяния в тумане… охх!

Все те жуткие аудиодрамы, которые подчас звучали из раструбов комнатных радиофоров ни в какое сравнение не шли с кошмаром, который охватил город сетью, сотканной на страницах «Сплетни» с появлением Железной Пасти. Весь Габен, затаив дыхание, следил за тревожными событиями и ждал, чем же закончится противостояние полиции и маньяка. А потом появилась Зубная Фея…

Мистера Морлокка мучил вопрос: откуда же она взялась? Откуда появилась в Габене? Его не столько заботило, кто скрывается под маской, сколько то, как появление подобной личности в принципе возможно в этом гадком городишке. Читая о ее похождениях, обо всех, кого она передала в руки полиции, обо всех, кого она спасла, он ловил себя на том, что не верит. Не верит в то, что все это происходит на самом деле, что это не набитая ватой «утка» Бенни Трилби из «Сплетни». Во времена славных (или бесславных, зависит от того, как на это смотреть) деньков, когда бесчинствовали его предки, здесь никого, кроме полиции, не было. Что ж, времена изменились, и он лично удостоверится – проверит, кроется ли что-то большее за газетным персонажем под прозвищем «Зубная Фея».

Он все продумал, все подготовил. Не зря он писал в газету. Охота началась…

Мистер Морлокк проверил и зарядил одну за другой все ловушки. Сеть у старых бочек под окнами слепой карги Коннорс, клещи за ящиками у задней двери бакалейной лавки «Консервы Жиббса», капкан у заколоченного черного входа в меблированные комнаты мадам Пинкерт и прочие. После чего нырнул за старое зеркало и затаился.

И вскоре в переулке раздались шаги. Мимо мистера Морлокка быстро прошел щуплый человек в коричневом пальтишке, мятом цилиндре и круглых защитных очках; подмышкой он сжимал чемоданчик. Господин этот остановился в нескольких шагах от зеркала, и мистер Морлокк подобрался.

Человек с чемоданчиком обернулся и бросил в темноту:

– Что ты там копаешься, Бикни?!

К нему кряхтя подошел тип в круглых очках и котелке. Ежась от холода в своем зеленом пальто, он проворчал:

– Окно было открыто, Артур. Я мог дотянуться…

– Мы ведь обсуждали это! – возмущенно ответил Артур. – Никаких окон, Бикни! Иначе мы пойдем к доктору Доу, и я попрошу его вколоть тебе что-то, что отобьет у тебя желание лазить по чужим окнам.

– Что?! – Бикни выглядел испуганным. – Только не иголки! И вообще, если хочешь знать, я и не думал ничего воровать – просто хозяйка готовит ужин – он так вкусно пахнет. Я сегодня даже луковичной шелухи во рту не держал…

– Вот продадим еще дюжину шестеренок и хватит на ужин у мистера Криспи в «Чемодане». – Он огляделся по сторонам и нахмурился. – Пошли скорее отсюда – мне не нравится это место.

Бикни что-то проворчал о занудной добродетели Артура Клокворка и о том, что лазить по чужим окнам иногда очень полезно, и они потопали к выходу из переулка.

Мистер Морлокк терпеливо ждал…

Минут через десять раздался гулкий перестук, и в переулке появился очень высокий господин в черном фраке и цилиндре – свет из окна на втором этаже на миг высветил меловано-белое лицо с длинной черной улыбкой, намалеванной сажей. Великан тащил на плече трепыхающийся мешок.

Мистер Морлокк вздрогнул: он знал, кто это. Ходули, грим, черная улыбка… шут из балагана в Фли. С этим типом лучше не связываться…

Шут прошел мимо, то и дело тыча локтем мешок и приговаривая себе под нос:

– А ну, тише, дружок, не трепыхайся… И не думай меня винить: такие времена, знаешь ли, что приходится зрителей для уличного театра отлавливать по одному…

Вскоре перестук ходулин стих.

А потом наконец появился тот, кто одним своим видом вызвал у мистера Морлокка улыбку. Наконец-то!

Через переулок шла молодая дама в длинном пальто, поддерживая подол платья, чтобы не запачкать его в уличной грязи. Она выглядела встревоженной и бросала испуганные взгляды по сторонам – ох, не стоило вам, мисс, забредать сюда…

Темный Попутчик, с которым мистер Морлокк разделял схрон за зеркалом, зашевелился в предвкушении.

– Замечательная мерзость, ты не находишь? – прошептал тот, кто пробуждал в обычном сером мистере Грызлобиче маньяка Морлокка.

– Думаешь, ее?

– Почему бы и нет… Она не будет сопротивляться… Давай схватим ее…

– Может, подождем кого-то еще?

– Хватит ждать… нужно расправиться хотя бы с кем-то…

Мистер Морлокк прищурился и сжал в кармане склянку с «Усыпином». Девушка продолжала вглядываться в темноту – кажется, она заблудилась…

Хриплый, едва слышный голосок продолжал бубнить:

– Ну же… давай… давай… Она идеальный вариант. Одна, в темном переулке. Птичка, залетевшая в силок… Здесь больше никого нет.

Мистер Морлокк усмехнулся.

– Кое-кто еще есть… вариант не хуже…

– Кто? – спросил Темный Попутчик. – Я никого больше не вижу…

Мистер Морлокк кивнул на фигуру, застывшую у трубы возле угла дома. Она принадлежала тому, кто мог стать жертвой ничуть не хуже, чем заблудившаяся девушка.

– Это просто тень, – проворчало ручное зло мистера Морлокка.

– Нет же, – ответил маньяк. – Как по мне, это… – он пригляделся, – господин средних лет, отягощенный скромным брюшком и солидным опьянением. Он тоже подходит для нас…

– Неважно… выбери уже кого-то! Ну что?..

Мистер Морлокк пригляделся. Его Темный Попутчик был прав: в углу никто не стоял – просто одна из обманчивых теней, сотворенных этим переулком и разгулявшимся воображением маньяка.

– Значит, девушка… – прошептал он и выскользнул из-за зеркала.

Бесшумно ступая по кривым камням брусчатки, он подкрался к своей жертве.

– Добрый вечер, мэм, – с широкой усмешкой сказал мистер Морлокк. – Заблудились?

– Я… да… Я шла к…

И тут она увидела его черную бархатную маску. Слова застряли на полпути.

– Это… вы…

О, это недоумение… о, этот ужас! Они согрели его злобную душу.

– Мистер Морлокк, – представился маньяк. – Не добро пожаловать в мой переулок.

Девушка попятилась, но он не тратил время понапрасну: размахнулся и швырнул ей под ноги склянку с «Усыпином». В воздух поднялось облачко зеленоватого дыма, и за мгновение оно окутало жертву.

Мистер Морлокк захохотал. Это был хорошо поставленный зловещий смех: родители часто говорили, что подобный смех – неплохое оружие в арсенале того, кто хочет вызвать оторопь, и он много репетировал его перед зеркалом.

Это был его день! Это был его час! Его мгновение… вот-вот она потеряет сознание, и тогда он…

– Эй! – недоуменно воскликнул мистер Морлокк, когда дым рассеялся. Жертва отчего-то не спешила терять сознание – «Усыпин» не сработал. Но как это возможно?! Он ведь проверял его на соседке миссис Финни!

Девушка повернулась к нему, и тут он увидел, что весь ее вид переменился. Платье и пальто куда-то подевались, их заменил наряд, более присущий какому-то пилоту биплана, чем простой мисс: застегнутая под горло черная кожаная куртка, высокие сапоги и заправленные в них штаны; голова незнакомки теперь пряталась под кожаным шлемом и большими очками. В глазах «жертвы» не было и намека на страх.

Настал черед мистера Морлокка удивляться:

– Это… вы! – Он отступил на шаг. – Вы существуете!

– О, еще бы, – сказала Зубная Фея.

В следующий миг она вскинула руку с каким-то закрепленным на ней устройством и направила его на мистера Морлокка.

Маньяк прыгнул в сторону – и вовремя! Мимо пронеслась, раскладываясь и разворачиваясь, сеть.

– Промахнулась! – крикнул мистер Морлокк, резво крутанулся на каблуках и бросился наутек.

Зубная Фея побежала за ним, на ходу выхватив из кобуры на бедре свое самое страшное оружие: крошечный пистолет-«москит», заправленный пулями-ампулами.

Побег был ложным. Мистер Морлокк нырнул за трухлявые ящики – Зубная Фея за ним. К его неудовольствию, она ловко миновала стоявшую там ловушку. Клещи клацнули, захватывая пустоту.

– Ни с места!

Морлокк-Грызлобич обернулся. Она стояла всего в паре шагов от него, нацелив ему в грудь пистолет.

– Сопротивление бессмысленно, – проскрежетала Зубная Фея. – Сдавайся, если не хочешь лишиться зубов.

– Мои зубы останутся при мне! – рявкнул Грызлобич и выхватил из стоявшего рядом мусорного бачка за хвост дохлую кошку. Он ударил Зубную Фею кошкой по руке, и пистолет отлетел в сторону.

– Вот тебе! На! Получай! – закричал он и принялся лупить Зубную Фею дохлой кошкой.

Та подобного никак не ожидала и совсем растерялась. Девушка продолжала принимать удары, закрывая лицо от зловонного грызлобичского оружия.

В какой-то момент Зубной Фее удалось перехватить кошку. Она рванула ее, и тут произошло нечто совсем уж непредвиденное: дохлая кошка треснула – Зубная Фея завладела тушкой, в то время как хвост остался в руке Грызлобича.

Отшвырнув обесхвощенную кошку, девушка прыгнула к маньяку из переулка Морлокк и схватила его за ворот пальто. Грызлобич извернулся и укусил ее за руку.

– Ах, ты подлое, коварное, зубастое… – начала она, потирая кисть.

Грызлобич усмехнулся и провернул очередную подлость – швырнул ей в лицо хвост дохлой кошки. Зубная Фея машинально оттолкнула его от себя, и тут Грызлобич пнул ее по ноге.

Зубная Фея потеряла равновесие и рухнула в кучу гнилых мешков.

Грызлобич не стал дожидаться, пока она поднимется и снова на него набросится. Он подбежал к стене и, подпрыгнув, зацепился за перекладину пожарной лестницы, после чего довольно проворно покарабкался вверх. Добравшись до второго этажа, он проник в приоткрытое окно.

Зубная Фея между тем подобрала свой зубовырывательный пистолет и последовала за ним.

Она поползла по лестнице и уже преодолела почти половину пути, когда Грызлобич высунулся из окна. Он коварно улыбнулся.

– Не смей! – воскликнула Зубная Фея, но было поздно. Грызлобич потянулся к удерживавшим лестницу кронштейнам… Два быстрых движения – и лестница, скрипя и лязгая, отрывается от стены…

Зубная Фея разжала руки и прыгнула. Лестница с грохотом рухнула вниз, лишь чудом ее не задев.

Грызлобич рассмеялся, глядя, как мстительница в маске поднимается из кучи мусора, и крикнул:

– Зубная Фея – ловкая, как…

– Не смей договаривать! – разъяренно крикнула девушка.

– …как дохлая кошка!

– Я тебя достану!

– Не достанешь! Крылышки забыла дома! Завтра все узнают, как я оставил тебя с носом! Вот смеху будет, когда в утреннем выпуске «Сплетни»…

Зубная Фея не стала дослушивать. Она сорвала с пояса гарпунный пистолет, прицелилась и выстрелила.

Крюк вонзился в карниз у основания крыши. Девушка переключила рычажок у рукоятки и взмыла в воздух на тросе.

Грызлобич отпрянул от окна.

Зубная Фея влетела в проем и ловко перекувыркнулась по полу. В обувной каморке, заставленной пыльными разбитыми башмаками и древними туфлями, Грызлобича уже не было.

Поскрипывая, покачивалась на петлях дверь, и до девушки донесся лишь топот удаляющихся шагов.

Она поднялась и побежала следом…

…Грызлобич был доволен – еще бы, ведь он оставил в дураках ту, кого боялись все шушерники и вертлявые в Саквояжне. Для полного счастья не хватало только плюнуть в нее: о, это бы ее взбесило как следует!

Впрочем, предаваться радости (или, вернее, любимой грызлобичской злорадости) было пока что рано: он еще не сбежал, и, если Зубная Фея его поймает, одним беззубием он не отделается.

Выбежав на лестничную площадку, Грызлобич бросился вниз по ступеням. Он быстро преодолел два пролета и, оказавшись на первом этаже, остановился, высматривая дальнейший путь для побега. Узкий извилистый коридор, куда выходили двери квартир-клоповников, был заставлен различным хламом: трухлявая мебель, картинные рамы, стопки бурых от времени газет – кто-то умудрился даже затащить сюда древний экипаж марки «Пербб» (он стоял в простенке между двумя дверями, и в темноте под его покосившейся гармошечной крышей шевелились крысиные силуэты).

На этаже кто-то был.

Через лабиринт хлама брела похожая на огромную моль старуха. Судя по ее приоткрытому дрожащему рту и выпученным, ничего не видящим глазам, она пребывала сейчас вовсе не здесь. Мистер Грызлобич узнал этот пустой взгляд.

«Старческий сомнамбулизм», – отметил он про себя – в последнее время в Тремпл-Толл многие старики страдали этим недугом.

Между тем манер никто не отменял, да и нигде не говорилось, что лунатики не заслуживают того, чтобы с ними здоровались.

– Добрый вечер, мэм! – бросил Грызлобич и, пройдя мимо старухи, уже собрался было припустить дальше, но вдруг застыл на месте, будто влип башмаками в лужу клея. Прищурившись, он поглядел на лунатичную старуху. Его посетила идея.

– Прошу прощения, мэм. – Грызлобич обхватил старуху вокруг талии, после чего подтащил ее к лестнице и аккуратно положил поперек прохода. Это должно было немного замедлить Зубную Фею.

Ну а затем, весьма довольный собой и своим поступком, побежал прочь.

В его голове строчка за строчкой уже выстраивалось разгромное и крайне унизительное письмо, которое он отправит к завтрашнему утреннему выпуску в редакцию «Сплетни» и в котором он упомянет и дохлую кошку, и укус, и упавшую лестницу и, возможно, даже чуть-чуть приврет, добавив парочку оскорбительных подробностей, которых на самом деле не было. Он уже придумал громкое название для этого письма и не сомневался, что Бенни Трилби с радостью использует его: «Первый раунд за ужасным Морлокком! Зубная Фея обломала собственные зубки!»

И тут, несомненно, по закону какого-то подлого жанра, беглец уперся в тупик.

«Не считай денежки в кошельке еще не ограбленного цепочника», – частенько говаривал папа. Что ж, папа был прав.

Коридор, вместо того, чтобы вывести Грызлобича к выходу из дома, привел его в темный закуток, куда выходили лишь две двери: на одной мелом была грубо намалевана человеческая голова с похожей на луковицу прической и старательно выведенной над ней буквой «К», на другой висела вывеска «Ноги, Лапы и Хвосты». Из-за первой раздавалось ритмичное металлическое клацанье, из-за другой – что-то шипело, скрежетало и пыхтело.

– Куда?! Что же выбрать?!

Грызлобич бросился к двери с изображением головы, распахнул ее и нырнул в помещение.

Ему предстала небольшая узкая комната, все пространство в которой было заполнено рыжеватой мыльной пеной.

В нос мистеру Грызлобичу ударил сладкий запах парфюма и глаза его тут же заслезились.

Вдоль стен на вращающихся креслах с наполовину откинутыми спинками сидели недружелюбного вида господа с одинаковыми, выкрашенными в рыжий, вздернутыми кверху прическами, похожими на огоньки свеч. Так они хотели думать, но на деле работа цирюльника не была завершена, и их головы напоминали обгрызенные кем-то кочерыжки морковок.

Сам цирюльник, худосочный сгорбленный старик в фартуке, являлся обладателем тяжелых громоздких очков, впечатляющей лысины и не менее впечатляющих фигурно подкрученных бровей. Обе руки ему заменяли протезы с жуткого вида брадобрейскими насадками: ножницами, клещами, зубастыми гребешками и опасными бритвами.

Появление незваного гостя вызвало синхронный поворот десятка рыжих голов и кривой бурый оскал приводившего их в порядок мастера.

– Что за вторжение, хотел бы я знать?! – прорычал цирюльник. – Это закрытый шевелюриманс!

На лицах членов банды Свечников появились признаки того, что рыжих в этот миг посетила одинаковая мысль. То, на чем они сидели, застыло в одном мгновении от того, чтобы быть оторванным от кресел.

– Прошу прощения, господа! – воскликнул Грызлобич. – Обстоятельства… Побег…

Не успел он договорить, как в комнату ворвалась…

– Зубная Фея! – единодушно выдохнули Свечники, а цирюльник мгновенно спрятал оскал и попятился к стене.

Зубная Фея застыла, и все кругом застыло также. Даже мыльная пена, казалось, прекратила клубиться. Стало так тихо, что Грызлобич услышал, как в жилетном кармане одного из Свечников тикают часы.

К Зубной Фее подплыл нежно-рыжий лоскуток пены. Повисев перед лицом незваной гостьи, он медленно и лениво коснулся ее очков, и тут одновременно десятеро Свечников выхватили из карманов револьверы и повскакивали со своих мест. Точнее они попытались это сделать, но, учитывая удерживавшие их ремни, лишь дернулись.

– Стреляйте! – закричал один из них. – Стреляйте в нее!

Оценив свои шансы, Зубная Фея рванулась к выходу и исчезла в коридоре.

Свечники один за другим высвободили пряжки ремней и под возмущенные вопли цирюльника «Берегите прически, господа! Берегите прически! Они не доделаны!» ринулись за ней.

Оглядев опустевшую цирюльню, мистер Грызлобич хмыкнул. Бросил самодовольный взгляд на поникшего мастера.

– Что ж, мистер Крюкариус, к вам довольно сложно попасть, – сказал он и снял шапокляк. – Какое счастливое стечение обстоятельств.

Вальяжно усевшись в одно из опустевших кресел, Грызлобич поправил черную бархатную маску с прорезями для глаз и добавил:

– Сегодня неплохой день, чтобы освежить прическу, вы не находите? – И сам себе ответил. – Да, просто восхитительный день!

…Выйдя от мистера Крюкариуса, Грызлобич нехотя надел шапокляк на голову, чуть примяв великолепную и крайне модную в злодейских кругах стрижку, и уже направился было к лестнице, когда до него вдруг донесся топот шагов.

Топот приближался.

– Она не могла так быстро… – начал было он, и тут понял, что времени для рассуждений не осталось.

Мистер Грызлобич рванул к двери с вывеской. Распахнув ее, он влетел в полутемную комнатушку, в которой было так тесно, что беглец сразу же ощутил, как сдавило ребра.

В воздухе висели клубы горячего пара, со всех сторон скрипели, сокращаясь, механические конечности. На незваного гостя уставились десятки светящихся ламп-глаз.

«Ноги, лапы и хвосты» представляла собой мастерскую по изготовлению и ремонту домашних питомцев. Собаки-автоматоны, кошки-автоматоны, лемуры-автоматоны (давно вышли из моды), даже пауки-автоматоны. Кого здесь только не было…

У верстака сидели двое. Один – хозяин лавки Джозиус Штерн – возился с шестеренками в развороченном брюхе механической рыбы на колесиках. Рядом с ним в кресле с удобством расположился паромеханик мистер Мунк – на нижнюю часть его лица было надето громоздкое курительное устройство, из раструба которого вырывались сизые дымные колечки.

Оба повернулись к мистеру Грызлобичу.

– Вы пришли забрать заказ? – спросил Джозиус Штерн.

– Где она?! – воскликнул Грызлобич, озирая заставленные деталями и автоматонами разной степени готовности стены.

– Кто?

– Труба! Я знаю, она была где-то здесь…

Паромеханик и хозяин лавки недоуменно переглянулись.

Грызлобич не стал дожидаться ответа. Он подбежал к дальней от двери стене и принялся раздвигать в стороны вешалки с висящими на них питомцами-автоматонами.

– Что вы делаете?! – возмущенно выдохнул хозяин мастерской.

Грызлобич не ответил. Кряхтя и пыхтя, как паровой котел, он оттащил в сторону здоровенного механического паука.

– Ага!

В стене обнаружилась тяжелая круглая крышка с вентильным запором. Грызлобич крутанул колесо и открыл ее. После чего, приподняв шапокляк, бросил «Хорошего вечера господа!» и нырнул в черный зев трубы.

Почти сразу же, как он исчез, дверь снова распахнулась, и в мастерскую влетела Зубная Фея.

– Где он?! – воскликнула она. – Куда он подевался?!

Оба механика, не сговариваясь, поглядели на отверстие в стене.

Зубная Фея подбежала к нему и заглянула в темноту трубы.

– Куда она ведет?

– Эм-м… мисс… – ничего не понимая, выдал мистер Штерн и поглядел на приятеля.

– Она ведет на свалку металлолома «Шротт», – ответил мистер Мунк. – Но что…

Зубная Фея достала из кармана пистолет, стреляющий пулями-ампулами, и, не говоря ни слова, исчезла в трубе.

– Это была… – начал мистер Штерн.

– Вероятно, – ответил паромеханик Мунк. Поднявшись из кресла, он подошел к трубе и закрыл крышку. – Вот ведь неожиданность!

– Кому скажешь – не поверят!

***

Убийца часто возвращается на место своего преступления. Но что ему там может быть нужно? Дозамести следы? Ностальгия? Желание быть пойманным? Или же ощущение собственного всесилия: поглядите на меня! я сделал это! и я не понес наказания! Кто знает, что происходит у убийцы в голове, кто знает, что за крючки тянут нити, поднимающие руку с ножом…

Точно известно одно: переулок Морлокк был тем местом, куда любой уважающий себя убийца просто обязан был вернуться. Эти обветшалые стены, черные тупики и запах плесени… м-м-м… дом, милый дом. А для маньяка, взявшего себе имя этого переулка, здесь так и вовсе дышалось легче и свободнее, чем где бы то ни было в городе. Ну, и не стоит забывать, что это были его личные охотничьи угодья.

И вот к силкам подбираются двое. Угрюмый тип и наивная заблудившаяся девушка. Что ж, кого выбрать? Нет времени на детские считалочки, несмотря на то, что «Девять безголовых ворон» сейчас подошла бы как нельзя к месту.

И хоть выбор был очевиден (маньяки и наивные заблудившиеся девушки просто созданы друг для друга), сомнение закрадывается в голову. Откуда-то всплывает образ: театральная гримуборная, и там на стульчике у большого зеркала сидит милая беззащитная красотка-актриса, почти полностью натянувшая на себя мохнатую волчью шкуру. Маска-голова пока что висит на спине капюшоном, а с клыков на пол капает свежая кровь…

Мистер Морлокк дернул головой, отгоняя наваждение, и приготовился. Темный Попутчик потер ручонки в предвкушении.

Девушка, словно почувствовав что-то, бросилась бежать и исчезла на какой-то лесенке.

– Какая жалость, – прошептал маньяк. Темный Попутчик выразил согласие.

– А я ведь придумал такую хорошую ловушку для нее.

– Действовать нужно быстро, – раздраженно пробурчало карманное зло. – Она должна попасться!

– Да должна… и она попадется… позже…

Все дальнейшее произошло стремительно.

Это история о приманке и жертве. Жертва ступает ногой в капкан… или же это не просто жертва, а приманка, которую только лишь заготавливают? Угрюмый тип будет схвачен…

Зеркало отодвигается…

Склянка с «Усыпином» разбивается.

Жертва (или приманка? Неважно!) вдыхает дым. Она кричит:

– Нет! Прочь! Не подходите ко мне!

О, эти крики… они согревают душу мистера Морлокка. Но этого недостаточно…

– Помогите! Помогите кто-нибудь!

О да. В самый раз…

Мистер Морлокк повернул ничем не примечательное с виду крепление водостока, и в стене заработали механизмы. Часть кладки отъехала в сторону, открывая довольно вместительный прямоугольный проход.

Вскоре и маньяк, и его жертва скрылись в нем, и стена вновь вернулась на место.

В потайном ходу загорелась лампа.

Мистер Морлокк разместил жертву в стоявшем там кресле и толкнул рычаг. Кресло качнулось, а затем покатилось по рельсам, унося с собой и маньяка, и его жертву. Оно спустилось под дом и, набирая скорость, понеслось по подземным тоннелям.

Тайные пути под Саквояжным районом и механизм перемещения по ним не были изобретены лично мистером Морлокком – их обустроил и наладил его дед, безумный механик Германн Грызлобич. Родители частенько пользовались ими, чтобы скрыться от полиции или обставить конкурентов. «Жаль, старика Германна схватили, – говорили они. – В ином случае он провел бы рельсы под банки и конторы даже в Сонн и на Набережные…»

Впрочем, для неблаговидной деятельности маньяка из переулка Морлокк хватало и тех путей, что имелись в наличии.

Кресло неслось под улицами и домами, пятно света скользило по стенам тоннелей, Темный Попутчик, крошечный комок злобы, все приговаривал, хрипя и пуская слюни от нетерпения: «Быстрее… быстрее…».

Путь под городом занял не больше двадцати минут, и вскоре маньяк и его жертва прибыли на место. Кресло остановилось перед проклепанной овальной дверью.

Мистер Морлокк соскочил на сырой зеленоватый камень канализации и, посветив себе лампой, достал из кармана связку ключей – принялся перебирать их один за другим. Этот момент он ненавидел сильнее всего, поскольку все время забывал, какой именно ключ ему нужен, а на кольце они были практически неотличимы.

– Что ты копаешься… – проворчал Темный Попутчик. – Мы так до утра не закончим…

– Как будто у тебя много других дел, – огрызнулся мистер Морлокк.

– Почему не держать нужный ключ отдельно? Это же ключ от логова!

– И без тебя знаю… О!

Один из ключей подошел, замок клацнул.

Мистер Морлокк крутанул вентиль и потянул дверь. Темное помещение дохнуло затхлостью и встретило его ворчанием – хозяин вернулся.

Маньяк переступил порог и повесил лампу на крючок.

– Веселье начинается…

Он запустил граммофон, и логово заполнили звуки трагичной симфонии «Падение из окна». Тревожно… нервно… опустошающе… чарующе…

Когти виолонтубы, подцепляющие слои души один за другим, забираются под кожу, а скриппенхармы тянут-тянут нервы… Лучше музыки для издевательств и мучений не придумать.

Мистер Морлокк стряхнул с себя оцепенение.

– Пора…

Жертва была помещена на стол.

Темный Попутчик сглотнул.

Мистер Морлокк повел головой. Это кульминация…

Он снял с жертвы башмаки и носки, задрал штанины и обильно смазал ступни раствором, который сам он называл «Вкуснятина-18» (идеальное сочетание ингредиентов вышло лишь с восемнадцатой попытки).

Мистер Морлокк унял дрожь в руках. С каждой секундой сдерживать охватившее его возбуждение было сложнее.

Обмазав лицо жертвы раствором, он вытер руки платком.

Начинается…

– Мы готовы? – спросил Темный Попутчик.

– Мы готовы, – отозвался мистер Морлокк. Ремни скользнули в пряжки, придавливая жертву к столу. – Время для пробуждения…

Сказав это, маньяк зажмурился и сделал глубокий вдох.

Время словно замерло. А потом похищенный открыл глаза…

Все, что произошло дальше, походило на сон о сне, который уже был.

Удивление этого человека сменяется ужасом. Отрицание, словно письмо, затягиваемое уродливым пятном из перевернутой чернильницы, постепенно исчезает под коркой обреченности и безысходности.

– Вы, верно, недоумеваете и боитесь… – говорит маньяк.

Похищенный дергается в своих путах.

Все верно: кто бы на его месте не боялся. Кто бы на его месте не молил, но…

– Время для просьб прошло…

Надежда – коварная и безжалостная лгунья, неизменно убеждающая попавших на стол наивных господ и дам, что все это какое-то нелепое и случайное недоразумение, которое вот-вот разрешится. Но скорее сами они разрешатся… от своих внутренностей.

– Знаете, я вообще-то не плохой человек. Бывают дни, когда я не представляю ни для кого угрозы. Живу обычной жизнью, влачу неприметное существование и самые яркие эмоции переживаю от чтения газет. Может быть, в такой день я очень похож на вас, но… сегодня другой день.

Ох, уж эти дни… стремительно сменяемые, как моргание. Еще вчера ты прогуливался по темному переулку, или шел на работу, или встретил того, кого мечтал встретить, а уже сегодня ты лежишь на столе, а ремни сжимают твои грудь, пояс и бедра. А кто-то говорит с тобой из темного угла, и каждое его слово – насмешка или угроза.

Как забавно наблюдать эту трансформацию, когда важность и накопленный за годы жизненный опыт превращаются в пыль, стоит им осознать, где они находятся, что происходит и что вскоре произойдет. И вчерашний высокомерный адвокат или легкомысленный повеса, или светская львица в крысином манто, как один, становятся одинаковыми как две капли воды, как две пластинки «Падение из окна», купленные в одной и той же лавке. Они одинаково стонут, воют, кричат и молят. Они говорят те же слова. И все, как один, превращаются в маленьких детей, которые по нахмуренным бровям строгой няни вдруг понимают, что за их шалость их ждет наказание… Наказание, да… но сперва игра.

– Мы поиграем с вами, мой дорогой. Мои маленькие друзья проголодались…

Изобретательность – то, что отличает хитроумного маньяка от обычного скучного и безыдейного убийцы. То, что отличает профессионального охотника от любителя. Здесь нет человека и человека – здесь игроки, сошедшиеся за партией в убийство. Здесь лишь роли: жертва и тот, кто стоит в темном углу.

Любой может похитить человека. Любой болван с иглами и ножами может проводить пытки, но далеко не каждому свойственна изощренность. Многие умеют писать, но не у каждого есть свой… почерк.

У маньяка из переулка Морлокк был свой почерк, был свой стиль и свой особый, уникальный инструмент – или, вернее, инструменты.

А еще у него было искореженное, как консервная банка под башмаком бродяги, чувство юмора.

И если вернуться к почерку, изобретательности и изощренности… Клетки у стены дрожали. Светящиеся глаза не мигая глядели на жертву на столе, множество ноздрей сокращалось, втягивая сладкий и приторный запах «Вкуснятины-18».

К гремлинам мистер Морлокк испытывал неоднозначные чувства. С одной стороны, эти грызливые коварные существа были крайне плохо дрессируемыми, но с другой… они идеально подходили для его плана. Это был его подход. Уникальная особенность. И если бы он все-таки вступил в Общество Злодеев Габена, отринув свою нелюбовь к тамошним высокомерным болванам, его кошмарный почерк стал бы сенсацией, которую обсуждали бы под бокал вина «Кровфф» и сигары «Смоггли» между партиями в шахматы или шуллерский бридж и пытками.

С чего же начать мучения? Что заставит жертву дергаться сильнее и кричать громче? Что может быть утонченнее и безжалостнее, чем предоставить жертве самой выбирать пытки, которым ее подвергнут?

– Голова или лапки? Выбирайте…

Никто в здравом уме не выберет голову. Но ужас и отчаяние – это состояния, которые имеют мало общего со здоровым умом.

Да и мистер Морлокк не любил «голову» – все заканчивается слишком быстро. И все же он был великодушен: он был за свободу выбора.

Мистер Морлокк как две капли воды походил на безумцев, которые порой появлялись в Тремпл-Толл. Стекольщик из Форксвей вырезал у своих жертв орган за органом и менял их на стеклянные копии в теле еще живых людей. Восковой Убийца делал из женщин чудесные и кошмарные восковые статуи, Швея с Гадкого берега отлавливала одиноких прохожих, отрезала у одних жертв конечности и пришивала их другим, создавая многоруких, многоногих монстров, Мистер Кэнди заманивал детей конфетами, перемалывал бедняжек и, смешивая с кипящей карамелью, делал свои конфеты «Куклетто»… их было много в Саквояжном районе. Вспомнить только последнего – Железную Пасть с улицы Гримо, убийства которого держали в ужасе весь Тремпл-Толл…

Да, мистер Морлокк походил на них – у каждого из них был свой Темный Попутчик, – но все же кое-что его отличало. Начать с того, что его Темный Попутчик был более… вещественным, а закончить жертвами: у Морлокка из переулка Морлокк жертвы были особенные. Ни один из перечисленных безумцев на подобное никогда бы не решился. Они бы даже не додумались до такого…

К тому же никого из них не выслеживала сама Зубная Фея. Ну, если не считать Железную Пасть, разумеется.

Мистер Морлокк не боялся ее. Зубная Фея пользовалась его безмерным уважением и едва ли не восхищением. Великолепная! Очаровательная! Безжалостная!

Он много о ней думал. О том, что она делала, как поступала. Следил по газетам за каждым ее шагом. Зубная Фея… она мало, чем отличалась от всех тех маньяков и у нее было в разы больше жертв, чем у всех них вместе взятых. Правда, все ее жертвы до сих пор были живы, но мистер Морлокк считал, что однажды это изменится. Представить страшно, что произойдет, если она попадет в бурю, и ее компасы собьются. Если ее разум захватит Темный Попутчик…

Только Зубная Фея могла остановить Морлокка. Может быть, в эти самые мгновения она уже идет по его следу, может, она стоит за дверью…

Маньяк улыбнулся и прислушался… Нет, там никого нет. Какая жалость!

– Мне скучно, – прохрипел Темный Попутчик. – Надоело…

– Тебе не нравится игра? – удивился мистер Морлокк.

– Уже нет. Не та жертва… Предлагаю заканчивать. Завтра мы снова отправимся в переулок… может, мы поймаем кое-кого, – он выдержал многозначительную паузу, – интереснее. Я проголодался… Выбирай скорее: голову или лапки.

– Можно я хотя бы наслажусь криками?

– Люблю эти крики, – великодушно ответил Темный Попутчик.

Мистер Морлокк кивнул. Он не хотел обрывать игру, но с этой злобной мразью спорить не решался. К тому же он и сам уже хотел есть – из-за работы он частенько пропускал ужин. И правда, можно подкараулить более качественную жертву: он был не в настроении, жертва тоже была не в настроении…

Но доиграть нужно…

Самое приятное во всей игре – то, что жертва знает, что ее ждет. А еще знает, что он не остановится на обглоданных ногах, если выбор будет «лапки». Мистеру Морлокку некуда спешить, а удовольствия от происходящего тем больше, чем дольше происходит пытка.

Кровь, боль и мучения – это еще не все. Эмоции – вот где, таится вся сладость.

Никто не хочет умирать, и все неизменно предпочитают боль. Они мгновенно делают выбор, хоть и продолжают сопротивляться, заявляя, что не станут играть в его игры, обвиняя его в безумии.

– Ну же, мой дорогой. Не огорчайте меня… Личико или пяточки? Здесь нет неправильного ответа. Смелее…

Мистер Морлокк всегда в этот момент думал о родителях. Видели бы они его сейчас! Он переплюнул их, он был тем, на кого они не полагали никаких надежд, но он пошел куда дальше всех своих предков вместе взятых.

Безумие?! Разумеется, он был безумен! Под стать этому городу, квинтэссенция сумасшествия и порочности.

Он не был похож на своих соседей, на людей из аптеки или тех никчемных бедолаг со станции, хотя и выглядел, как они.

Что отличает безумца от обычного человека? Нож в руке? Блеск в глазах? Червоточина в сердце?

Нет!

Идея. Или, если угодно, видение. Особый взгляд, который делит людей на волков и наивных зайчишек, забредших в чащу. Он был таким – городским волком, оценивающим мягкость подбрюшья, податливость загривка и потаенную робость на дне глаз.

Что делает маньяка маньяком? Мания? Или голод? Свой особый голод…

Когда пробуждается твоя худшая сторона, когда появляется тот, кто следует за тобой куда бы ты ни шел, когда в ушах возникает голос того, кого никто, кроме тебя не слышит, противиться этому голоду становится попросту невозможно. Хриплый шепот Темного Попутчика заглушить невозможно, его можно заткнуть на время лекарствами, но… любое забытье неизменно сменяется моментами бодрствования. При этом даже лекарства неспособны унять голод.

А жертва… что ей остается? Стонать, истекать слезами, молить, проклинать, отрицать. Вкушать жестокость маленькой ложечкой. Это самое замечательное: и тот, кто лежит на столе, и тот, кто его похитил, едят с одной ложечки, вот только блюда у них разные.

– Что ж, тогда я выберу за вас. И я выбираю… хм… дайте подумать… Лапки! Пусть они сожрут ваши пятки и закусят щиколотками. Так мы проведем чуть больше времени вместе.

И клетки открываются…

И из сведенного судорогой горла вырывается крик…

Маньяк Морлокк из переулка Морлокк облизывает ложечку. Какая вкуснотища…

…Как говорил отец мистера Грызлобича, плох тот ужин, который не прерывается скандалом: первое блюдо, второе и приятная слуху ругань на третье.

Что ж, ужин маньяка Морлокка имел все шансы стать превосходным, так как его вдруг прервал пронзительный женский крик:

– Прочь! Пошли прочь!

Ворвавшаяся в подвал девушка подняла над головой фонарь, и гремлины завизжали. Паника охватила их. Носатые человечки, прикрывая глаза крошечными ручками, бросились в рассыпную.

Всего за пару минут они скрылись из виду, нырнув в чернеющие отверстия в стенах.В подземном логове остались лишь темная фигура в углу, Грызлобич на столе и…

– Зубная Фея! – воскликнул Грызлобич. – Вы пришли! Чтобы спасти меня! Я спасен! Спасен! Зубная Фея бросила на него быстрый раздраженный взгляд и принялась осматривать логово. Освобождать жертву она не спешила.

– Я знал! Знал, что вы придете, чтобы спасти меня! Это чудо! Меня спасла сама Зубная Фея!

– Хватит, – оборвала его девушка. – Говори, что ты задумал?

Грызлобич уставился на нее с искренним недоумением. Лежа на столе, притянутый к нему ремнями, со склизкой желтоватой жижей на лице и ногах, он выглядел нелепо.– Вы о чем? Я ничего не задумал…

– Прекращай спектакль.

– Какой еще спектакль?! Я жертва…

– Никакая ты не жертва… Ты болван, Грызлобич.

Зубная Фея подошла к столу. Весь ее вид выказывал крайнее утомление.

– Ты мне надоел, Грызлобич, – сказала она. – Это зашло уже слишком далеко…

– Что? Я вас не понимаю. Меня похитил маньяк Морлокк, он…

Зубная Фея вскинула руку, прерывая его.

– Никакого маньяка Морлокка не существует. И никто тебя не похищал. Это был ты, Грызлобич.

– Что? Нет! Вон же он стоит! – Он ткнул головой в сторону застывшей в углу фигуры в цилиндре.

Зубная Фея подошла к ней, поднесла фонарь. Рыжий свет вырвал из мрака нечто похожее на автоматона, собранного из всевозможного хлама: пара поставленных один на другой чемоданов, проволочный каркас, одежные вешалки, блоки и бечевка; на эту громадину были напялены художественно забрызганные «кровью» (красной краской) фартук и перчатки. Голову «маньяка» заменял небольшой фонограф с надетым сверху цилиндром.

– Что?! – пораженно воскликнул Грызлобич. – Это все какая-то хитроумная игра гениального маньяка Морлокка!

– Нет, это все – просто глупая постановка – мистификация, которую претворил в жизнь одинокий и крайне навязчивый человек с подорванным душевным здоровьем.

– Ну да! Это Морлокк!

– Нет, это ты, Грызлобич.

Зубная Фея провернула восковой цилиндр в фонографе и включила запись – из рожка вырвалось: «Знаете, я вообще-то не плохой человек. Бывают дни, когда я не представляю ни для кого угрозы. Живу обычной жизнью, влачу неприметное существование и самые яркие эмоции переживаю от чтения газет. Может быть, в такой день я очень похож на вас, но… сегодня другой день…».

Зубная Фея выключила фонограф.

– Это твой собственный голос, Грызлобич. Морлокк – это ты.

Похищенный едва не плакал:

– Нет, я просто несчастная жертва!

– И жертва тоже. И господин, который помог мне выбраться из капкана. Ты также и тот, кто напал на меня с… – она поморщилась, – дохлой кошкой и натравил на меня Свечников. Я долго не могла понять, что происходит. Вот уже несколько дней как я втравлена в эту нелепую игру. В один день – ты несчастный жалобный Грызлобич, служащий Почтового ведомства и жертва предубеждений из-за своей неблагозвучной говорящей фамилии, а в другой – ты надеваешь личину маньяка Морлокка. Сперва я недоумевала, но, раз за разом встречая тебя в переулке, я начала догадываться…

– Нет, это неправда…

– Хватит играть! Это уже становится жалко!

Грызлобич вдруг изменился в лице. Испуг пропал, его заменило коварство. Губы расползлись в злодейской усмешке.

– Что ж, Зубная Фея, ты раскусила меня. Я знал, что ты умна! Ты раскрыла мой план! Все это было сделано, чтобы заманить тебя сюда! Ты в ловушке! Я переиграл тебя!

Зубная Фея пожала плечами и тяжко вздохнула.

– Никакая это не ловушка. Хватит морочить мне голову, Грызлобич.

– Ловушка! Я все продумал! Мой великий замысел…

– У тебя нет никакого великого замысла.

– Мои кошмарные злодеяния…

– И особых злодеяний ты не совершил. Если, конечно, не учитывать, что ты злокозненно тратил мое время всю последнюю неделю.

– Все мои жертвы…

– И жертв у тебя нет. Ты похищаешь себя же. Или позволяешь себе же себя похитить. Ты – не маньяк, Грызлобич. Ты просто слегка помешанный хмырь, который решил привлечь мое внимание. Ты написал в газету. Сам расклеил плакаты по переулку. Как думаешь, почему твое усыпляющее средство на меня не подействовало?

– Ты заблаговременно приняла какое-то противоядие?

– Нет. Просто это не усыпляющее средство – это дымная шипучка. Думаешь, я не исследовала осколки твоей бутылочки из-под «Некашлина»?

– Это все неправда! Я – маньяк Морлокк!

Зубная Фея покачала головой.

– Признаюсь, твои игры поначалу сбили меня с толку, но потом… я проследила за тобой.

– Да, и нашла мое логово!

Зубная Фея покачала головой.

– Я проследила за тобой позавчера. Когда ты играл роль… гм… нормального Грызлобича. Куда ты отправился после того, как вышел из переулка Морлокк?

Грызлобич задумался.

– На станцию пневмопочты, а по дороге купил жаренные лапки у мистера Бенча.

– Нет, это было неделю назад. Во время нашей первой встречи. Вчера, покинув переулок, ты отправился на улицу Грейсби, 18, к доктору Роджеру Хоггарту, к тому, кого ты посещаешь раз в две недели весь последний год.

– Это вранье! Ты лгунья! Я всем расскажу, что Зубная Фея – лгунья!

– Боюсь, мисс Зубная Фея говорит правду, мистер Грызлобич, – раздался голос от дверей, и в подвал вошел престарелый джентльмен с пышными седыми усами.

– Доктор? – ошарашенно проговорил Грызлобич. – Что вы здесь делаете?

– Я пришел по просьбе мисс Зубной Феи, – сказал доктор Хоггарт. – Мне печально это констатировать, но наше лечение зашло в тупик, мистер Грызлобич.

– Что это значит?! – испуганно воскликнул Грызлобич.

– Ваша мономания вышла на новый уровень, – сочувственно сказал доктор Хоггарт. – Ваша чрезмерная увлеченность Зубной Феей и идея создать для нее достойного противника перестала быть просто странной фантазией. И поговорив с мисс Феей, мы пришли к выводу, что если не принять меры, вы навредите кому-то или самому себе.

Это докторово «принять меры» прозвучало довольно жутко.

– Нет! – воскликнул Грызлобич. – Я совершенно безвредный и неопасный.

– Мы не можем вас отпустить. Иначе вы продолжите потворствовать своему помешательству.

– Вы ничего не сделаете! Я маньяк Морлокк!

– И маньяк Морлокк отправляется в «Эрринхаус». Мистер Рэйкью, мистер Соломонс!

В подвал вошли два угрожающего вида здоровяка в белой униформе больничных санитаров и в таких же белых цилиндрах. Один из них держал в руках стеклянный шприц, наполненный серой жидкостью, другой – подготовленную смирительную рубашку.

Мистер Грызлобич заметался в своих путах и заорал:

– Нет! Я не хочу! Не подходите ко мне!

– Это для вашего же блага, как вы не понимаете?

Санитары действовали быстро и умело. Игла шприца вошла в шею мистера Грызлобича, и всего за несколько мгновений он был освобожден от ремней и облачен в рубашку. Дюжина пряжек застегнулась с такой скоростью, что даже Зубная Фея была впечатлена.

Мистер Грызлобич еще сопротивлялся и вопил, пытался грызнуть своих пленителей, но те обладали большим опытом работы с «грызунами». С каждой секундой он становился все более вялым, на узкий ворот смирительной рубашки потекла слюна.

– В больничный фургон, – велел доктор Хоггарт, и санитары потащили обвисшего Грызлобича к выходу.

– Я не помешанный… я не хочу… – бормотал он. – Только не «Эрринхаус»…

Доктор и Зубная Фея остались одни.

– Я хочу вам напомнить, доктор, – сказала она, – что вы должны вылечить мистера Грызлобича. Я не допущу, чтобы вы и… кхм… ваши коллеги проводили над ним опыты.

Доктор Хоггарт закивал.

– Конечно-конечно, как вы только могли подумать…

– Ой, оставьте, – раздраженно перебила Зубная Фея. – Я прекрасно знаю, что творится в «Эрринхаус». Я буду лично навещать мистера Грызлобича и проверять его самочувствие. Он действительно безвредный и неопасный.

– Вам не стоит переживать, мисс Фея. У него будет очень хороший уход, я буду проводить исключительно мягкое лечение.

– Посмотрим, – хмуро сказала Зубная Фея.

Доктор Хоггарт огляделся по сторонам и спросил:

– Что ж, а где второй?

Зубная Фея недоуменно поглядела на него.

– Вы о чем?

– Другой. Тот, кто помогал мистеру Грызлобичу в его мистификации.

– Что? Здесь был только Грызлобич. Он сам себя похитил и говорил с фонографической записью. Уж не хотите ли вы сказать, что Морлокк – это не его выдумка?

– Я не знаю, насчет Морлокка. Но здесь точно был кто-то еще. – Доктор подошел к столу и взял один из ремней.

– Мистер Грызлобич не мог сам себя так закрепить.

– Что? Ну может, он как-то извернулся и…

– Нет, это невозможно. Поверьте моему опыту по, как бы помягче выразиться, удерживанию людей против их воли. Он был закреплен таким образом, что у меня не остается сомнений: ему помогли.

– Быть может, кто-то из гремлинов…

– Помилуйте, габенские гремлины – неразумные существа! Мистер Грызлобич просто не смог бы их выдрессировать так, чтобы они справились с пряжками.

Зубная Фея промолчала.

Доктор кашлянул.

– Что ж. Я отправляюсь в лечебницу. Если вы найдете еще кого-то, напишите мне: у нас всегда найдется свободная палата. Хорошего вечера, мэм.

Доктор направился к двери.

Зубная Фея нахмурилась. Она еще раз оглядела логово. Здесь никого не было. Лишь поддельный Морлокк молчаливо стоял в углу.

– Нет уж, все это какая-то чепуха, – пробормотала девушка. – Грызлобич довольно изобретательный – он как-то умудрился закрепить себя. И сделал это сам. Я и так потратила на его глупости слишком много времени…

Успокоив себя подобным образом, Зубная Фея направилась к выходу. На пороге она обернулась. Все было по-прежнему.

Она пожала плечами и покинула логово Морлокка.

Когда ее шаги стихли, в подвале раздался скрип, и в стене рядом с поддельной фигурой маньяка отворилась небольшая дверка, замаскированная под кирпичную кладку.

В темном проходе проглядывали очертания невысокой фигуры.

– Бедный глупый Грызлобич, – раздался хриплый голос Темного Попутчика. – Но ты сделал то, что от тебя требовалось. План сработал. И теперь этой Зубной Фее меня не остановить. Никому нас не остановить.

Конец.