Гуманизм и терроризм в русском революционном движении

24. Салтыков-Щедрин М.Е. Указ. соч. С. 204.

25. Об образе «самозванца» у Пушкина см.: Турбин В.Н. Характеры самозванцев в творчестве А.С. Пушкина // Филологические науки, 1968. № 6. О Хлестакове и связи этого гоголевского персонажа с менталитетом эпохи см.: Лотман Ю.М. О Хлестакове // Труды по русской и славянской филологии. Т. XXVI. Литературоведение. Тарту, 1975.

26. «Нечаев был до того антипатичен Герцену, что он постоянно отдалял его и никогда не допускал в свое семейство. Если же Нечаев появлялся у него в доме, то говорил своим: "Ступайте, куда хотите: вам незачем видеть эту змею"» {Пассек Т.П. Из дальних лет. М., 1963. Т. И. С. 560).

27. См., например, длинное письмо, отправленное Бакуниным Герцену в ноябре 1860 г. из Иркутска, где он находился в ссылке. Это письмо – целый гимн местному губернатору, графу Николаю Муравьеву-Амурскому, в чьих заслугах, в том числе и политических, Бакунин пытался убедить своего эмигрировавшего друга. Любопытно, что в этом крупном царском чиновнике, который приходился ему еще и дальним родственником, он оценил как раз те качества, которые впоследствии восхищали его в Нечаеве: Муравьев– Амурский – человек сильный и волевой. «Друг дела, он ненавидит болтовню» (Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву / Под ред. М.П. Драгоманова. СПб., 1906. С.пб). «Нельзя не любить его, он сам так горячо ненавидит и любит, у него так много сердца, он весь сердце» (Там же. С. 115). Он верит в «разумную диктатуру, которая, по его убеждению, одна только может спасти Россию» (Там же. С. 114). Короче говоря, «его мы можем назвать безусловно нашим» (Там же. С. из).

28. Ср. прим. 8.

29. Бакунин пишет Мрочковскому 19 августа 1870 г.: «Я постоянно защищал (Нечаева) (…) Но связь с Нечаевым стала невозможною – он изменил всякой солидарности. (…) Что ж касается до его последнего предприятия в Швейцарии, то ты, милый Мрук, чрезвычайно ошибаешься, вообразив, что расстроив его, я стал в противоречие с началами и планами, мною самим защищаемыми некогда против Моншаля. Я от них отнюдь не отказался и докажу это в широкой практике скоро. – Но дело в том, чтоб все это вести, во-первых, в самой строгой солидарности, а во-вторых, с знанием места, обстоятельств, людей и с чрезвычайным умом. – Неч[аев] хотел же начать его помимо нас, втянув в него, тайно от нас, наших людей, напр. Henry [Генри Сетерленд, сын гражданской жены Огарева. – Ред. ], и к тому же так глупо, что все дело осрамило бы и погубило нас всех до конца. – Вот почему я разрушил его» (Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 405-406). По мнению Драгоманова, здесь Бакунин намекает на предприятие по учреждению «революционного капитала» посредством «экспроприации». Интересно, что Бакунин подтверждает свое соглашение с Нечаевым, приписывая тому измену «солидарности» и указывая на чисто технические причины своего отхода от «предприятия».

30. Ткачев П.Н. Избранные сочинения на социально-политические темы. В 4-х тт. М., 1933. Т. 3. С. 358.

31. Там же. С. 345.

32. Там же. С. 346.

33. Ткачев П.Н. Избранные сочинения… С. 310-311.

34. Там же. С. 311.

35. Там же. С. 313.

36. «У русских инстинктивный идеал имеет три хороших черты: (i) убеждение, что земля принадлежит всему народу; (г) что на пользование ею имеет право не лицо, а мир, община; (з) враждебное отношение общины к государству, и четыре дурных: (патриархальность, поглощение лица миром, вера в царя и христианская религия)» (Там же. С. 312).

37. Там же.

38. Там же. С. 316.

39. Ткачев П.Н. Избранные сочинения… С. 317.

40. Бакунин МЛ. Наука и насущное революционное дело. Женева, 1870. С. 13.

41. Бакунин МЛ. Собр. соч. и писем. М., 1935. Т. III. С. 284.

42. Мы используем термин «народничество» в узком смысле, подразумеваем этический и политический приоритет народных масс по сравнению с интеллектуальной элитой. О значениях термина см. наше введение к книге Lenin V.I. «Che fare?» [Torino, 1971].

43. Ср.: Temkinowa H. Bakunin i antinomie wolnosci. Warszava, 1964.

44. О «деле Нечаева» см. полемическую точку зрения Маркса и Энгельса в докладе «Альянс социалистической демократии и Международная ассоциация трудящихся».

45. Бакунин МЛ. Наука и насущное революционное дело. С. 14, 20.

46. Мы используем русское издание под редакцией Е.Л. Рудницкой и В.А. Дьякова: Рукопись М.А. Бакунина «Международное тайное общество освобождения человечества. 1864» // «Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг.» (М., 1974). См. также: Lehning A. Bakunin's Conceptions of Revolutionary Organisations and Their Role: A study of His «Secret Societies» in Essays in Honour of E.H. Carr. Ed. by С Abramsky. London, 1974.

47. Рудницкая E.JL, Дьяков В.Л. Рукопись М.А. Бакунина… С. 296.

48. Там же. С. 313.

49. Там же. С. 317.

50. Там же. С. 318.

51. Там же. С. 321.

52. Там же. С. 327.

53. То, что идея иезуитской модели принадлежала Бакунину, и он оставался верным ей в период отношений с Нечаевым, видно из его призыва «К офицерам русской армии» 1870 г., где теоретик анархизма точно излагает жесткие организационные принципы, представленные в «Катехизисе революционера».

Интересны, но неубедительны материалы, представленные Н. Пирумовой для доказательства тезиса о непричастности Бакунина к «Катехизису революционера» (критику этой попытки «реабилитации» Бакунина см.: Филиппов Р.В. К вопросу об авторстве «Катехизиса революционера» // Очерк истории дореволюционной России. Уфа, 1972. Т. I). Пирумова приводит несколько страниц из неизданных воспоминаний Г.П. Енишерлова, участвовавшего в студенческом движении 1868-1869 гг. и бывшего одним из обвиняемых по делу Нечаева; освобожденный за недостатком улик, он отошел от революционного движения. В своих мемуарах он претендует на авторство иезуитско-революционной теории, которую Нечаев якобы украл у него, доведя до чудовищных последствий (ср.: Пирумова Н. М. Бакунин или С. Нечаев? // Прометей. М., 1970. Т. V). Но даже в свете этого любопытного свидетельства, вопреки Пирумовой, следует заключить, что хотя Нечаев и приехал в Европу с уже оформленными организационными установками, однако идея иезуитской модели совершенно не была чужда Бакунину, а значит, и с этой точки зрения их соглашение было возможно. Уместнее вспомнить о том, что идея революционного иезуитизма появилась в России еще до Бакунина, Енишерлова и Нечаева: впервые мы находим ее у крайнего «коммуниста» петрашевца Н.А. Спешнева, который различал «три пути (политического) действия»: «иезуитизма, пропаганды и восстания»; а поскольку ни одна из них не гарантирует успех, «больше возможностей для него, если следовать всем трем, для чего необходим централизующий комитет» (Петрашевцы: Сборник материалов / Под ред. П.Е. Щеголева. М.; Л., 1928. Т. III. С. 63. См. также: Лейкина В. Петрашевцы. М., 1924. С. 46). Как известно, Спешнев оказал особое влияние на петрашевца Достоевского, который называл его: «Мой Мефистофель» (см: Долинин А. Достоевский среди петрашевцев // Звенья. М.; Л., 1936. IV). Наконец, следует выяснить, не повлияла ли на идею революционного иезуитизма критикующая иезуитизм с позиций православного христианства книга славянофила Ю.Ф. Самарина «Иезуиты и их отношение к России: Письма к иезуиту Мартынову» (М., 1866). Эта книга, разумеется, могла оказаться ценной лишь с точки зрения знакомства с иезуитской системой.

54. Петрашевцы в воспоминаниях современников. М. 1926. Т. I. С. 87. Щеголев, вслед за М.К. Лемке, приписывает Герцену статью о Петрашевском, содержащую это свидетельство. Сегодня доказано, что автором статьи был В.А. Энгельсон, связанный с делом петрашевцев.

55. На вопросы, вытекающие из идей о невидимой послереволюционной диктатуре и предреволюционной иезуитской организации, Бакунин не отвечает: кто и как определяет временную границу филантропической диктатуры? Кто и как определяет пространственную границу между внешней и внутренней сферами организации (в первой применимы иезуитские средства обмана, запрещенные второй)? Не может ли диктатура утвердиться навечно? Не образуется ли внутри организации узкое ядро, единственный субъект, а не объект иезуитских действий?

56. Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. М., 1934. Т. I. С.398.

57. Там же. С. 329.

58. Там же. С. 384-385.

59. Там же. М., 1934. Т. II. С. 262.

60. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. XI. С. 344. И в дальнейшем, после «скачка» из абстрактно-спекулятивной сферы в сферу революционной практики, Бакунин остался для Белинского «немцем, который рожден мистиком, идеалистом, романтиком и таковым умрет, ибо отказаться от философии не значит изменить собственную природу» (Письмо к В.П. Боткину от декабря 1847 г. – Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. XII. С. 449). Белинский в одном из писем к Анненкову (15 февраля 1848) проницательно увидит в революционном Бакунине наряду с порывом к социальному действию мистический фатализм, сближающий его со славянофилами.

61. Блок А. Собр. соч. М.; Л., 1935. Т. V. С. 154.

62. Там же. С. 34.

63. Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. М., 1935. Т. V. C.I54.

64. Там же.

65. С этой точки зрения особый интерес среди нечаевцев представляет фигура И.Г. Прыжова (1827-1885), изучавшего русский народный мир в его наиболее низких слоях и сокровенных аспектах, сам будучи его частью. Показательны уже самые темы главных работ этого революционного историка и этнографа крестьянского происхождения: нищие, кабаки, секты, ереси. Арестованный в 1869 г. за участие в убийстве студента Иванова, Прыжов был приговорен к ссылке в Сибирь. В образе Толкаченко из «Бесов» Достоевского отображены его биографические черты. См. сборник его сочинений (изданных лишь частично) под ред. М.С. Альтмана (автора очерка о нем): Прыжов И.Г. Очерки, статьи, письма (М.; Л., 1934). О Прыжове как народоведе см.: Базанов В.Г. Русские революционные демократы и народознание. Л., 1974.

66. Гамбаров А. В спорах о Нечаеве. К вопросу об исторической реабилитации Нечаева. М.; Л., 1926. С. 146 (см. рец. Д. Кузьмина на эту книгу // Каторга и ссылка. 1927. №3). Гамбаров, очевидно, имеет здесь в виду большевистское крыло русской социал-демократии. Для Гамбарова нечаевское движение в истории революционной борьбы больше всех других имеет точки соприкосновения с большевизмом (Там же. С. Ю7): «В лице Нечаева история имела первого и притом крупного партийного организатора» (Там же. С. 116), а тактические положения, впервые выдвинутые им, были победоносно осуществлены большевиками (Там же. С. 123).

Еще до Гамбарова, правда, совершенно по-иному, сближение бакунизма и ленинского большевизма было сделано в последних выступлениях Плеханова в 1917-1918 гг. и в статьях Горького того же периода из «Новой жизни»: и Горький, и Плеханов усматривали в октябрьском перевороте демагогический и мистификаторский авантюризм, деспотические и антисоциалистические тенденции, характерные для деятельности Бакунина и Нечаева. Поэтому нельзя согласиться с позицией Ю.Ф. Карякина и Е.Г. Плимака по проблеме связи Бакунина и Нечаева, с одной стороны, и Ленина – с другой, в статье «Нечаевщина и ее современные буржуазные «исследователи»» («История СССР», 1960. № 6), согласно которым, сближение имен трех русских революционеров – предвзятый тезис антисоветски настроенных советологов и не имеет под собой никакой почвы в русской марксистской литературе. Можно согласиться, что в западной историографической публицистике связь между Нечаевым-Бакуниным и Лениным крайне упрощалась в политических целях (как, впрочем, упрощает ее Гамбаров, идя в противоположном политическом направлении). Но историческая проблема остается: дело не в прямом механическом влиянии Бакунина и Нечаева на Ленина (хотя Ленин их не игнорировал, как не игнорировал и Ткачева, а о Нечаеве устно высказывался с восхищением), но сложном и органическом синтезе, образовавшемся в русской истории между внешне и реально противоположными тенденциями. Удивительна уже анархическо-якобинская спайка, которую мы проанализировали в отношениях Бакунина и Нечаева. Проанализировать следует (и для первого знакомства мы отсылаем к нашему уже упоминавшемуся введению к кн.: Torino, 1971) сплав этой тенденции русского народничества с марксизмом в рамках новой исторической ситуации. Ленин стал творческим синтезом различных синтезов, и в его мысли-действии воплотилось и перебродило, если можно так выразиться, все русское народничество (кроме позднелиберального), а значит, и весь комплекс взаимоотношений народничества и марксизма. В Ленине присутствует и наследие Герцена, которому он в 1912 г. посвятил статью, которую стоит принять во внимание, изучая политический спектр интерпретаций Герцена в те годы в России. Вспомним, что писал Струве в 1908 г. по поводу работы «К старому товарищу»: «Как ум свободный, Герцен имел мужество смотреть в глаза реальности и подвергать суровой проверке лучшие верования и надежды (…) Здесь Герцен собрал всю мудрость своей богатой жизни, и вся самая недавняя критика социализма в зародыше уже присутствует в этих письмах» (Струве П. Патристика. СПб., 1911, С. 530). Реагируя на эту «ревизионистскую» интерпретацию Герцена, Ленин, возражая, подчеркнул самоценность последнего труда Герцена – писем «К старому товарищу», поскольку в них Герцен, порывая с Бакуниным, обратил свой взгляд не к либерализму, а к Интернационалу, «Интернационалу, возглавляемому Марксом» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., 1961. Т. 21. С. 257). И все-таки прав был и Плеханов, усматривая в Ленине влияние Бакунина. Присущий Ленину сложный синтез распался после его смерти, породив «ленинизм», в котором Сталин усилил внутренний «нечаевский» элемент.

67. Подведение итогов притязаний на авторство «Катехизиса революционера» см. в статье: Канев С. А. Современная советская историческая литература об анархизме в России // История СССР. 1973. №6.

68. Впрочем, сам Нечаев отрекся от своего Катехизиса. Ср.: Щеголев П. С.Г. Нечаев в Александровском равелине // Красный архив. 1923. Т. IV.

69. Тем, кто склонен идеализировать, а вернее, упрощать Бакунина, он видится сделанным из единого куска, преданным принципам и неспособным к маневрированию. С этим спорил уже сам Бакунин, объяснявший в своем письме к Герцену от 28 сентября 1869 г., когда отношения с Марксом были сложными и напряженными, почему он хвалил своего противника, называя его «гигантом». Первая причина, пишет Бакунин, – справедливость, ибо у Маркса, несмотря ни на что, неопровержимые заслуги перед социализмом. Вторая же причина – «тактическая», и прежде чем объяснить, в чем состоит эта тактика, Бакунин принимается защищать свои тактические способности: «Ты меня считаешь, я знаю, весьма плохим политиком. Не сочти за самолюбие, если я тебе скажу, что ты ошибаешься. Дело в том, что ты меня судил и судишь по моим действиям в цивилизованном обществе, в буржуазном мире, и в самом деле я обращаюсь в этом мире без всякого расчета и без малейшей церемонии с ругательною, беспардонною откровенностью. (…) С тем же расчетом обращаюсь в мире рабочих (…) В этом черном мире, единственной почве, на которой построится будущее, я, любезный Герцен, признаю и политику, и тактику, изучаю внимательно все его сильные и слабые стороны, равно умности, как и глупости, и стараюсь соображаться с ними так, чтобы и дело народное подвигалось, – это, разумеется, главная и первая цель, – но также и так, чтоб и мое положение в нем укреплялось» (Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 338-339). Затем после этой самозащиты-исповеди Бакунин излагает свой тактический план против Маркса. Письмо к Таландье – еще один великолепный пример бакунинской тактики.

70. Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. Т. И. С. 177-178.

71. Герцен А.И. Собр. соч. Т. IX. С 23.

72. В этой статье Бакунин проявляет устремление к «новому небу и новой земле, юному и прекрасному миру, в котором все современные диссонансы разрешаются в гармоническом единстве» (Бакунин М.А. Собр. соч. и писем. Т. III. С. 130). Он завершает свою статью знаменитым афоризмом: «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!» (Там же. С. 144). Через тридцать четыре года в «Государственности и анархии» Бакунин увидит в гегельянстве «окончательное завершение» философии, исходную точку двух противоположных «партий»: «консервативной партии», увидевшей в новой философии оправдание и узаконивайте всего существующего, абсолютизируя вывод Гегеля: «Все разумно», и «партии так называемых революционных гегельянцев, оказавшихся последовательнее самого Гегеля и несравненно смелее его; «она сорвала с его учения консервативную маску и представила во всей наготе беспощадное отрицание, составляющее его настоящую суть» (Бакунин МЛ. Поли. собр. соч. Изд. И. Балашова. Б/м. и г. Т. II. С. 160).

Гегелю Бакунин посвятил и другие строки из написанного как раз в «нечаевский» период труда «Наука и насущное революционное дело» – строки, казалось бы, противоречащие цитированным, но на самом деле их проясняющие, выявляя единство бакунинской мысли. Бакунин полемизирует с теми, кто с высоты метафизического Олимпа смотрит «на все революционные помышления как на проявление ребяческого фанфаронства». Отношение, знакомое Бакунину по собственному опыту, поскольку, самокритично замечает он, «в тридцатые годы, увлеченный гегельянством, он сам впадал в этот грех». Вспоминая доктрину гегельянских «объективистов», объясняющих «все исторические факты логической необходимостью, исключающей из истории участие личного подвига и признающей в ней только одну действительную неотвратимую и всемогущую силу – самовыражение объективного разума», Бакунин сближает гегелевский объективизм с объективизмом Конта, у которого диктатура «объективного разума» заменена диктатом «необратимых сцеплений или следований естественным социологическим фактам». Итог обоих видов объективизма один: «в них нет места для личного дела. И та и другая служат превосходным предлогом для людей, боящихся дела». Следовательно, нечему удивляться, продолжает Бакунин, что в среде образованного русского сословия этот квиетистский объективизм имел успех. И тем не менее, и здесь «возможны, хоть и редки», явления превращения абстрактной революционной идеи в живую «страсть», и тогда, несмотря на преимущества их положения, «в сердцах» этих привилегированных зажигается «беспощадная страсть к разрушению» (Бакунин М. Наука и насущное революционное дело. С. 31-32).

Отрицание, доведенное Бакуниным до исключения возможности любого синтеза, который бы «снял» отрицаемое, становится путем восстановления фихтеанского Я и средством перехода к провозглашенной будущей гармонии «Анархистского государства». Понятие страсти, на котором Бакунин будет настаивать в последнем письме к Нечаеву, – ядро бакунинского антиинтеллектуализма, деструктивно-креативная страсть, живущая внутри объективного социального проекта и поэтому, в отличие от Штирнера, анархизм Бакунина оптимистически-коллективистский. Бакунин выступает против «объективистов» за право страстного действия, но имея в виду абсолютное общество, где индивид растворяется. Вопреки Руссо и его тезису, что свобода каждого ограничена свободой всех других, Бакунин утверждает, что порядок в обществе должен быть не ограничением свободы составляющих его индивидов, но подтверждением свободы всех, и эта свобода справедлива и полна только во всеобщей солидарности всех и каждого (ср.: Рудницкая Е.Л., Дьяков В.А. Рукопись М.А. Бакунина «Международное тайное общество освобождения человечества». Цит. изд. С. 329-331). Свобода, по Бакунину, вверенная не испытывающему сомнений активному и виталистскому оптимизму, не получает строго теоретического обоснования, и ее противоречия оставляют место новой диктатуре Абсолюта (социального) и диктатуре организации в переходный период.

73. Герцен AM. Собр. соч. Т. IX. С. 23.

74. Там же.

75. Смотри яркий очерк Шпета Г. «Философское мировоззрение Герцена» (Пг., 1921) и работу Смирновой З.В. : «Социальная философия А.И. Герцена» (М., 1973). О параллелях между Герценом и Бакуниным смотри: Berlin I. Herzen and Bakunin on Individual Liberty // E. J. Simmons. Continuity and change in Russian and Soviet Thought. Cambridge [Mass.], 1955.

76. См.: Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 284.

77. Герцен AM. Собр. соч. Т. ХIХ. С. 59.

78. Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 291.

79. Там же. С. 293.

80. Там же. С. 294. В другом письме от 23 июня 1867 г. Бакунин заменяет противопоставление Эразм-Лютер оппозицией Руссо-Вольтер и пишет: «Не старей, Герцен, в старости, право, нет прока, не становись доктринером a la J.J. Rousseau, оставайся нашим могучим Вольтером. В этом твоя истина и потому и сила твоя» (Там же. С. 318).

81. См. наше исследование о романе «Отцы и дети» в «Tradizione e rivoluzione nella letteratura russa».

82. Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 316-317.

83. Выражение Герцена в письме Тургеневу от 22 ноября 1862 г. (Герцен AM. Собр. соч. Т. XXVII, I. С. 264). Fatras – пустословие (франц.).

84. В этой связи, совсем не затрагивая вопроса об эволюции взглядов Герцена, приведем краткое значение, которым Драгоманов завершает свой сборник писем Бакунина к Герцену и Огареву: «Не мешает напомнить, что сам Герцен в сочинениях, написанных под впечатлением неудачи революции 1848-1849 годов «Письма из Франции и Италии» и «С того берега», высказывал немало мыслей, которые подходят к бакунинским, с их размахами то к всеразрушению «старого общества», то к революционной диктатуре» («Молодая Россия» упрекала в 1862 г. Герцена за отступление от этих мыслей). Правда, что более реальный ум и художественный талант Герцена не дали ему и тогда дойти до схематического доктринерства Бакунина» (Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 456).

85. Герцен A.M. Собр. соч. Т. VI. С. 104.

86. Бакунин М.А Собр. соч. и писем. Т. I. С. 261-262.

87. Герцен А.И. Собр. соч. Т. VI. С. 131-132.

88. Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. С. 316-317.

89. То, что якобинцы положили начало новому этапу развития революционного духа, довольно хорошо почувствовал уже Токвиль, писавший в своей работе «Ancien Regime et la revolution»: «С Французской революцией, из-за одновременного краха религиозных и гражданских законов человеческий дух потерял чувство равновесия: уже не знал, за что ухватиться, где остановиться, так, что возникали революционеры невиданного дотоле вида, чья смелость доходила до устрашающего безумия, не колебавшиеся ни перед чем, не страдающие угрызениями совести, не испытывавшие колебаний при осуществлении любого плана. Не следует думать, что эти новые существа были уникальным и призрачным порождением одного мгновения, обреченным на немедленное исчезновение: они дали жизнь новому типу, утвердившемуся и распространившемуся во всех цивилизованных регионах мира, и везде сохранявшему то же обличье, ту же страстность, те же нравы. Рождаясь, мы уже находили его в мире, он и теперь еще перед нашими глазами». Но в этой «расе» с «профессионализацией» произошла новая историко-генетическая мутация, основанная на всеобщей философии истории, на железной теории организации и на жесткой идеологии власти. Вполне допустимо считать, что эта мутация, подготовленная развитием западноевропейского якобинства, проявилась в России в нечаевское время и более всего – в самом Нечаеве. Уже на раннем и романтическом этапе существования этой «новой расы» революционеров в ней латентно присутствовал новый тип чиновника, свойственный ее зрелому и прозаическому этапу: идеобюрократ как составная часть иерархии (поскольку он подчинен центру власти) и абсолютный (поскольку этот центр – единственный и самодовлеющий).

90. I Конгресс Интернационала, проходивший в Базеле в сентябре 1869 г.

91. Речь идет о письмах «К старому товарищу», которые были опубликованы только после смерти Герцена в 1870 г., несмотря на возражения Огарева, продолжавшего считать их публикацию неуместной и несвоевременной.

92. На конгрессе Бакунин заявил: «Есть кое-кто поумнее Вольтера, а именно – все человечество. Величайший гений, если бы он с пятилетнего возраста жил в пустыне, ничего бы не создал» Цит. по: Герцен А.И. Собр. соч. и писем. Т. XXX. I. С. 420).

93. Огюст Нелатон (1807-1873), знаменитый французский хирург.

94. Герцен А.И. Собр. соч. Т. XXX, I. С. 198,199.

95. См. работу Рудницкой Е.Л. «Н.П. Огарев в русском революционном движении» (М., 1969), в которой одна из глав посвящена отношениям Огарева и Нечаева. Различия в позициях Огарева и Бакунина, сохранившиеся в период их сотрудничества с Нечаевым, выявлены Филипповым Р.В. в его книге «Из истории революционно-демократического движения в России в конце 60 – начале 70-х годов ХIХ века» (Петрозаводск, 1962).

96. Герцен А.И. Собр. соч. Т. VI. С. 125-126.

97. Это глубинное ощущение конкретной личности, утверждающей свои права против царства безличной абстрактной универсальности, позволило сблизить имя Герцена с именем Кьеркегора (ср.: Davison R.M. Herzen and Kierkegaard // Slavic Review. 1966. 2). Сближение парадоксальное, но стимулирующее мысль при условии сохранения критической меры. Герцен, «субъективный мыслитель» социализма, экзистенциально переживавший философию и историю, противостоит также и Бакунину, который, будучи романтически мятежен, подчинен абсолютной общей схеме.

98. Герцен А.И. Собр. соч. Т. XX, I. С. 442.

99. Там же. Т. XI. С. 249.

100. Там же. С. 250.

101. Герцен AM. Собр. соч. Т. IV. С. 264.

102. Там же. Т. XX, I. С. 115.

103. Там же.

104. Там же. С. 116.

105. Герцен А.И. Собр. соч. Т. XX. С. 117.

106. Об отношениях Достоевского и Герцена см.: Долинин А. Достоевский и Герцен (К изучению общественно-политичеких воззрений Достоевского) // Достоевский. Статьи и материалы / Под ред. А.С. Долинина. Пг., 1922; Лищинер С.Д. Герцен и Достоевский: Диалектика духовных исканий // Русская литература. 1972. № 2; Дрыжакова Е.Н. Достоевский и Герцен (У истоков романа «Бесы») // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974.1. Нельзя согласиться с распространенным тезисом о том, что десять сибирских лет (1849-1859) стерли в душе Достоевского все следы юношеского социального утопизма. Наоборот, верно, что «кризис» Достоевского шестидесятых годов вызрел в период появления нового типа революционера (вспомним его постоянную полемику со «Что делать?» Чернышевского) и в этом смысле мог иметь что-то общее с кризисом Герцена. Следует же говорить не столько о «кризисе», сколько о творческой проверке органических идей при столкновении со своеобразной действительностью, с точки зрения которой его прошлое подвергается глубокому пересмотру.

107. Достоевский Ф.М. Письма. М.; Л., 1930. Т. П. С. 288. О возможном соотношении «Бесов» и исторической реальности см. полемику Л.П. Гроссмана и В. Полонского в кн.: Спор о Бакунине и Достоевском. Л., 1926.

108. Достоевский Ф.М. Письма. М.; Л., 1934. Т. III. С. 49.

109. Там же. С. 49-50.

110. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1873 и 1876 годы. М.; Л., 1929. С. 136.

111. См.: Буданова Н.Ф. Проблема «отцов» и «детей» в романе «Бесы» // Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974.I.

112. Ср. прим. 53.

113. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1873 и 1876 годы. С. 133.

114. Там же.

115. «Исследуя и расчленяя душу революционной среды, Достоевский добавил в нее столь интимные детали, что сами люди этой среды отвращали свой взгляд и пугливо их избегали. Они негодовали на него как раз потому, что он обнажил устрашающую противоречивость революционной среды, которую они, проявляя сознательную или неосознанную глухоту, игнорировали…

Единственным ответом было оскорбление, потому что он на площади кричал о вещах, о которых обычно не говорят и о которых избегают даже думать. Этот кричащий истерик был значительно опаснее буйных, но бессильных обскурантистов, он навлек на себя яростные атаки и тяжелые оскорбления со стороны революционных кругов… О революции он знал намного больше, нежели знали самые радикальные из радикалов, и то, что он о ней знал, было страшным и своей противоречивостью разрывало надвое его душу» (Переверзев В. Творчество Достоевского. М., 1922. С. 9-10). Чтобы понять метод, с помощью которого Достоевский проникает в мир революции, приведем его слова из дневника за 1876-1877 гг.: «На фоне сатиры всегда должна присутствовать трагедия. Трагедия и сатира – две сестры и идут рядом, имя им одно – истина» (Неизданный Достоевский: Литературное наследство. М., 1971. Т. 83. С. 608).

116. Михайловский Н.К. Соч. Т. I. С. 852.

117. Там же.

118. Он умер в 1886 г. в одной из психиатрических больниц Парижа.

119. То, что это не клиническое сумасшествие, подчеркивается в последних строках «Бесов», где тело Ставрогина, который в «Исповеди» подверг себя самоанализу, подвергается вскрытию, и врачи приходят к выводу, что его мозг здоров. Согласно диагнозу, поставленному Достоевским в романе, безумие Ставрогина носит исторический характер.

120. На сходство Ткачева 1868 г. с «Катехизисом революционера» обращает внимание Козъмин Б. в работе «П.Н. Ткачев и революционное движение 1860-x годов» (с. 95-98). Другая проблема – соотношение типа революционера, как его мыслил Ткачев, и типа, идеализированного Чернышевским. Уже говорилось, что роман Чернышевского «Что делать?», появившись в 1863 г., стал идеальным источником вдохновения для всего последующего (до Ленина включительно) русского революционного движения. Как писал Ткачев в своем предисловии к этому роману, «русская молодежь нашла в «Что делать?» практическое разрешение великих моральных и социальных вопросов, которые начинали уже волновать умы» (Ткачев П.Н. Избранные сочинения… М., 1933. Т. IV. С. 414). Это не означает политического тождества между Чернышевским и Ткачевым (и Нечаевым), которые были самостоятельными «детьми» как Чернышевского, так и других «отцов». Другая позиция изложена в кн: Володин А.И., Карякин Ю.Ф., Плимак Е.Г. «Чернышевский или Нечаев?». М., 1976; авторы представляют Нечаева «монстром», противопоставляя ему «святого» Чернышевского.

121. Ткачев П.Н. Избр. соч. Т. III. С. 45.

122. Там же. Т. I. С. 174.

123. Там же. С. 177.

124. Там же. С. 178.

125. Там же. С. 194.

126. Герцен А.И. Собр. Соч. Т. XX, I. С. 349.

127. Нам представляется, что в сочинении Нечаева «Где наша сила? Где наши средства?» негативный нигилизм достигает своих крайних последствий, исходя из которых создает проект позитивного «создания из ничего», обрисованного уже в другом сочинении – «Наша общая программа». Правда, эта программа, как и любая другая, проникнута исторически определенной формой рациональности: налицо лихорадочная диалектика саморазрушения и самовозвеличивания разума.

128. Письма М.А. Бакунина к А.И. Герцену.