Гуси к чужому обеду

Глава третья. Право на оружие

Хозяйка пансиона «Кроссроудз», миссис Гроверстон, встретила Боксона традиционно недовольным выражением лица:

— Мистер Боксон, к вам гость.

Сидящий в кресле негр в дорогом костюме не торопясь сложил газету и поднялся навстречу; крахмально-белый воротничок рубашки удачно оттенял яркий итальянский галстук, в сверкающе-начищенной обуви отражались светильники холла.

— Рад вас видеть, мистер Боксон! — негр протянул визитную карточку.

«Артур А. Томпсон, доктор социологии, университет Чикаго» — прочитал Боксон.

— Приятно познакомится, мистер Томпсон! — он также протянул гостю только что отпечатанную визитную карточку: «Чарльз С. Боксон, бакалавр юриспруденции».

— Где бы мы могли побеседовать? — спросил Томпсон.

— В соседнем баре, там чисто, уютно, много туристов и постоянный шум…

Они взяли по чашке кофе, уединились в углу — туристов действительно было много, приехал целый автобус с японцами, подданные микадо чуть не шепотом обменивались впечатлениями, но даже шепот в многоголосном исполнении заглушал все остальные звуки.

— Чем вызван интерес доктора социологии к моей скромной персоне? — спросил Боксон.

— Я представляю некую правительственную структуру Соединенных Штатов Америки и привез вам привет от мистера Эдварда Трэйтола…

С сотрудником Центрального разведывательного управления США Эдвардом Трэйтолом Боксон в декабре 1973-го путешествовал по Европе в поисках таинственных гватемальских революционеров, в конечном итоге оказавшихся обыкновенными гангстерами. Поездка тогда получилась незабываемой.

— Очень рад слышать, что мой друг Эдди жив! А как у него со здоровьем?

— Если вы спрашиваете о той ране, которую перевязывали, то она его не беспокоит — в Испании прекрасный климат, чего нельзя сказать о Лондоне…

— Вы не совсем справедливы, мистер Томпсон, — когда здесь перестали топить камины углем, воздух заметно улучшился…

— Но Джозефу Стокману это не пошло на пользу… — негр сделал паузу, наблюдая за реакцией Боксона.

— Необычайно тонкое замечание, — сказал Боксон, — свидетельствует о вашем неподдельном интересе к событию. Может быть, подробности лучше расспросить в полиции? Уверен, на просьбу правительства Соединенных Штатов они не откажут…

— Скотланд-Ярд вполне заслуженно пользуется доверием, но в Британии есть один крупный недостаток — это истинно демократическая страна, даже несмотря на наличие монарха. Местная полиция настолько скована процессуальным законодательством, что зачастую не способна провести обычную процедуру передачи информации, не задействовав весь аппарат министерства внутренних дел. Американский консул, конечно же, регулярно справляется о ходе расследования, но много ли ему расскажут? Тем более что подозреваемый уже арестован и улики неопровержимы…

— В таком случае, что же заставляет вас волноваться?

— У Джозефа Стокмана были списки завербованных наемников…

— И они бесследно исчезли?

— Да, именно бесследно…

Боксон сделал паузу на раздумье, потом попросил:

— Позвольте взглянуть на ваши документы, доктор Томпсон, — мы приблизились к опасной теме, на этой грани доверчивость становится глупостью…

— Разумно, хотя подделка документов ныне достигла виртуозного мастерства. — Томпсон вынул из кармана американский паспорт, водительские права, протянул Боксону.

— У вас есть служебное удостоверение? — спросил Боксон, возвращая внимательно просмотренные документы.

— Нет, я слишком часто бываю в Африке, а с этим картоном случайный обыск на таможне может погубить операцию.

— Тогда скажите мне номер телефона вашего помощника в посольстве, пусть он удостоверит ваши полномочия, а также меня интересует адрес, по которому вам можно будет передать сообщение.

— Пожалуйста! — Томпсон продиктовал цифры: сначала номер телефона в американском посольстве, потом номер телефона в отеле «Хилтон».

— У Стокмана не было денег на такой дорогой отель… — отвлеченно заметил Боксон.

— У Стокмана было совершенно другое задание… — таким же неопределенным тоном отозвался доктор социологии.

Несколько минут Боксон затратил на телефонный звонок в посольство, где сообщили, что доктор Томпсон будет только завтра с утра, а в отеле «Хилтон» ответили, что мистера Артура Томпсона сейчас в номере нет, но ему охотно передадут записку. В «Хилтоне» также подтвердили, что этот клиент афро-американец.

— Я готов вас внимательно выслушать, — сказал Боксон, вернувшись к столику.

— Скажите, мистер Боксон, на ваш взгляд, смерть Джозефа Стокмана — работа уголовников или каких-то политических структур?

— Простите, мистер Томпсон, а версия Скотланд-Ярда вас решительно не устраивает?

— Я бы поверил в виновность Стэнли Бердека, если бы не исчезновение списков. Когда убивают из ревности, то деловыми бумагами жертвы не интересуются…

— Если списки исчезли — допустим, что они были, — то как вы нашли меня?

— Ваше имя было в специальном формуляре, переданном непосредственно заказчику.

— Вы так открыто заявляете о причастности вашего ведомства к вербовке наемников — не опасно ли?

— Мое ведомство абсолютно не причастно к вербовке наемников — оно лишь осведомлено о ней. Разница, полагаю, очевидна…

— Безусловно!

— Мне повторить мой вопрос?

— Нет, я помню… — Боксон задумался на несколько секунд. — Ответ я бы сформулировал так: я не знаю такой структуры, которой списки завербованных, но остающихся дома наемников были бы интересны настолько, чтобы для их получения пойти на неприкрытое двойное убийство.

— Ответ принимается! Следующий вопрос: если версия убийства из ревности вам кажется неправдоподобной, то какова ваша версия?

— У меня нет версии — я не владею всей полнотой информации по делу. Могу лишь предполагать, что кто-то понадеялся на якобы имеющиеся у Стокмана деньги на вербовку. Кстати, у него были такие деньги?

— Только на банковском счете, который не тронут. Далее: вы готовы продолжить сотрудничество с правительством Соединенных Штатов?

— Только в той мере, в какой оно не будет ущемлять моих личных интересов, — без доли иронии ответил Боксон.

— Вы по-прежнему готовы завербоваться для выполнения особой работы в Африке?

— Я все-таки получил от Стокмана аванс, поэтому считаю себя обязанным как минимум выслушать конкретное предложение.

— А если бы вам предложили не Африку?

— Я готов выслушать любое разумное предложение.

— Вы могли бы продолжить работу Стокмана?

— Нет — однозначно! — решительно отказался Боксон.

— Можно ли узнать, почему?

— В процессе вербовки вербовщик вольно или невольно обманывает наемников более или менее — в зависимости от ситуации. В некоторых кругах мое слово кое-что значит — я не хочу его обесценить… Надеюсь, я излагаю понятно?

— Я понимаю вас, мистер Боксон, ваша позиция заслуживает уважения!..

— К тому же, — продолжил Боксон, — вербовка наемников в нашем королевстве — дело противозаконное, поэтому такой работой следует заниматься иностранцу в самом худшем случае его выдворят из страны…

— А как же действуют фирмы, поставляющие военных советников?..

— Полагаю, что у них имеется некая негласная договоренность с правительственными структурами о координации совпадающих интересов. Кстати, Стокмана беспокоили местные власти, нет?

— Официально Стокман вербовал людей не на войну, а для охраны частных владений, так что претензий со стороны властей к нему быть не могло…

— А не проще ли вам обратиться к специализированным фирмам?

— Наше ведомство не занимается вербовкой наемников, — строго уточнил Томпсон, — мы только наблюдаем за процессом…

— Да, конечно, прошу прощения! — признал свою неправоту Боксон. — В таком случае, вы, может быть, знаете, когда появится заместитель Стокмана?

— Со дня на день, если верить моим сведениям, он уже в Лондоне, но ему требуется помощник…

— К сожалению, ничем не могу помочь — сам не возьмусь, а дать кому-либо должную для такого ответственного дела рекомендацию не решаюсь…

— Хорошо, давайте вернемся к нашей трагедии, — негр разложил газету так, что кричащий заголовок о второй жертве Стэнли Бердека оказался наверху. — Кто, по-вашему, мог быть заинтересован в пропавших списках?

— Только тот чиновник, который позволил Стокману осуществлять незаконную деятельность! Если бы списки попали в руки полиции, или, что ещё хуже, журналистов, то скрыть имена, адреса и прочее оказалось бы невозможным. Угнанный террористами авиалайнер вызвал бы больше шума, но и опубликование таких списков неплохо бы укрепило тираж…

— Но вы не побоялись указать свое имя в статье…

— Это была рекламная акция — мое имя теперь на слуху, — довольно улыбнулся Боксон.

— Неплохо задумано! — согласно кивнул Томпсон. — Какой результат вы ожидаете?

— Я захватил плацдарм, теперь мне надо его укреплять и расширять. Несколько моих репортажных писем из района боевых действий принесут мне известность, и, как следствие, — увеличат мои будущие гонорары… Если я, конечно, останусь жив!

— Неплохо задумано! — повторил Томпсон. — Кажется, это Черчилль дал такое определение войне: «Бизнес — как обычно!»…

— Сэр Уинстон был очень мудрый человек!..

В галерее «Шеллстоун» меняли часть экспозиции. Творческие изыскания живописца, работавшего с применением газетных вырезок, наклеиваемых на непросохшую поверхность только что написанной в беспредметном стиле картины, меняли на опусы другого мастера, который клепал свои произведения из рваных кусочков алюминия и стальной проволоки — изготовленное таким образом подобие кольчуги вставлялось в массивную деревянную раму на подпорках и рекомендовалось к размещению в середине холла. Покидающий галерею авангардист шпагатом увязывал стопки своих картин, а занимающий освобождаемый зал маэстро расставлял свою позвякивающую коллекцию своеобразным полупрозрачным лабиринтом.

Джулия Вуд наблюдала за работами, отмечая в специальном журнале количество выбывающих и поступивших экспонатов; Боксон, пряча за спиной букет роз, смотрел на неё через дверной проем из соседнего зала, подойти не решался человек занят делом, зачем ему мешать?

Прошло полчаса, прежде чем организационные хлопоты закончились, но в этот момент в залах галерею раздался мелодичный звонок — сигнал к закрытию. За эти полчаса Боксон успел поглазеть на экспозицию, как бы случайно дернул огромного муравья за ус (муравей подпрыгнул), направляясь к выходу, постарался попасть миссис Вуд на глаза.

— Вас привлекает современное искусство? — спросила она, кивком ответив на приветствие. Боксон протянул цветы:

— Да, особенно та чешуя из алюминия, которую сегодня расставляли в третьем зале!..

— Спасибо, какие чудесные розы! — неподдельно обрадовалась она, принимая букет. — Между прочим, так приглянувшаяся вам серия называется «Сети мира»…

— Необыкновенно точное название! — подхватил идею Боксон. — Однажды я видел, как на берегу моря сушатся рыбацкие сети, а улов накануне был велик, так вот чешуя в свете заката блестела почти также…

— И где вы видели эту «чешую в свете заката»?

— В Гватемале, к северу от Пуэрта-Барриас, в рыбацком селении Санта-Маргарита…

— Вы много путешествуете?

— Все больше по делам… Что вы скажете про кофе? Я знаю одну недурственную турецкую кофейню…

— Говорят, что на самом деле в Турции не пьют кофе — только чай…

— Тогда нам надо зайти в какую-нибудь кондитерскую! Вам нравятся пирожки с черникой? Или лучше французские пирожные?

— Вам непременно хочется угостить меня чаем?

— Это единственный тихий способ привлечь ваше внимание…

— Тихий способ? — переспросила Джулия. — А что, бывает ещё и громкий?

— Ну, например, сделать харакири перед вашей дверью. Соседи будут в экстазе…

— Вы всегда говорите такие глупости с таким серьёзным видом?

— Нет, но вы настолько строги ко мне, что я не решаюсь изображать беззаботность…

— А я обязана быть снисходительной?

— Во имя роскоши человеческого общения…

В чистенькой кондитерской, где обычно подавали горячий шоколад и обсыпанные маком круассаны, за столиком с клетчатой бело-красной скатертью, Боксон и Джулия сидели полчаса: он рассказывал о своих впечатлениях о древних городах индейцев майя.

— Эти пирамиды такие огромные, я даже не ожидал!.. А представьте, какое впечатление они производили на вышедшего с каменным топором из леса древнего жителя! Да он только строителей таких громад мог почитать за богов!..

На улице Джулия сказала:

— Спасибо вам за все, не надо меня провожать, мне здесь недалеко…

— Я благодарен вам за этот вечер, можно ли мне увидеть вас завтра?

— Приходите в галерею…

Боксон подождал, пока она отойдет метров на двадцать вперед, потом пошел за ней. Джулия шла, не оглядываясь, оба дошли до небольшого пятиэтажного дома, она зашла в подъезд, Боксон постоял немного, глядя на окна, заметил, где зажегся свет, потом остановил такси и назвал адрес клуба «Катанга».

Проехав пару поворотов, таксист поправил зеркало заднего обзора, и несколько раз быстро оглянулся.

— Что-то случилось? — спросил Боксон.

— Синий «опель», как приклеенный, — ответил таксист. — Случайно, не за вами?

— За мной, наверное, — Боксон не оглянулся, посмотрел на счетчик, протянул таксисту деньги. — Выезжайте на какую-нибудь улицу с односторонним движением и встаньте на красный сигнал светофора…

— Будет сделано! — таксист повернул свой автомобиль в переулок, выехал на неширокую улочку и, точно рассчитав скорость и расстояние, притормозил у перекрестка. Боксон быстро выскочил из машины, пробежал между автомобилями к лишенному маневра синему «опелю», наклонился к открытому окну двери водителя. Взгляд сидевшего за рулем Джейми Мак-Рэя выражал совершенную ошарашенность.

— Какая радостная встреча! — Боксон подергал ручку задней двери, Мак-Рэй снял блокировку и Боксон уселся на заднем сиденье. — Кто тебя послал?

— Клаус! — Мак-Рэй не счел нужным сопротивляться и врать.

— На кой черт я ему нужен? Зеленый свет, не стой, как пень, двигай!

— Спроси у него, мне приказано следить… — Мак-Рэй провел машину через перекресток и аккуратно припарковал у тротуара…

— Не располагайся надолго, — сказал Боксон, — поедем к Клаусу…

— Не советую. Он тебе все равно ничего не скажет, а мы оба будем выглядеть дураками…

— Ты-то точно будешь выглядеть!.. Что интересует Клауса?

— Все — от даты рождения до любимого соуса к обеду…

На заднем сиденье «опеля» сверкал мощной линзой объектива фотоаппарат «Никон», Боксон хотел выдернуть пленку, вовремя опомнился и старательно замотал пленку в кассету, потом вынул кассету из камеры и положил себе в карман:

— Надеюсь, Джейми, ты понимаешь праведность моего гнева…

— Понимаю, — спокойно отреагировал Мак-Рэй. — Но устный доклад уничтожить будет трудней…

— Ты ошибаешься, Джейми, — я могу убить тебя голыми руками — здесь и сейчас… И уеду в Африку! Меня никогда не найдут…

— Вот дерьмо, — зло скривился Мак-Рэй, — парни не зря говорили, что ты с придурью!.. Как и твоя подружка!..

— То есть? — не понял Боксон. — Ну-ка, расскажи про неё!..

— А ты не знаешь, что ли? — изумился Мак-Рэй. — Ну, Чарли, все время удивлять окружающих — это твой стиль!..

— Рассказывай!

— А нечего особенно рассказывать… Лет десять назад, я тогда в полиции работал, арестовывали мы одного наркомана, так вот он был её мужем. Она тогда беременная была, попёрла на нас пузом вперед, дура, еле скрутили!..

— И чем закончилось?

— Ничем — её продержали ночь в участке и выгнали. Мужа её надолго арестовали, он художник был, ловко подписи на чеках подделывал, он потом ломки не выдержал, в камере повесился, а у неё, говорили, родился мертвый ребенок… — Мак-Рэй сделал паузу.

— Что ещё знаешь?

— Потом она ещё раз замужем побывала, через год развелась… И ещё, я её фотографию однажды в газете видел, она получила какую-то премию за живопись. Сейчас имеет свой пай в этой галерее, кусок не шибко жирный, но жить можно…

— А эти подробности откуда?

— Моя бывшая жена — её одноклассница…

— Что ещё рассказывала миссис Мак-Рэй?

— Что миссис Вуд с достоинством несет свое вдовство, хотя и встречается с разными фраерами из интеллектуалов… Но все они как-то быстро сваливают в сторону, похоже, она сама их отшивает, бережет свою независимость, а они же все бездельники, всегда норовят ехать на чужом горбу… Вот и все!

— Немало! — подвел итог Боксон. — Поехали к Клаусу!

— Не советую, он может неправильно понять твой юмор…

— Боюсь, что мой юмор он поймет как раз правильно! Двигай к «Черному лотосу», Джейми, сегодня вечер чудес и открытий!..

Боксон даже представить себе не мог, как был прав — это был действительно вечер чудес и открытий.

Около дверей бара «Черный лотос» толпились зеваки, мигали огни служебных автомобилей.

— Проезжай мимо, Джейми, — скомандовал Боксон, — в таких случаях следует возвращаться пешком…

Они оставили «опель» за углом квартала, около бакалейной лавочки, не торопясь углубились в толпу зевак.

— Что, опять ограбление? — спросил Мак-Рэй какого-то прыщавого старшеклассника.

— Нет, драка с поножовщиной, охранников порезали, бармена…

— Джейми, — прошептал Боксон Мак-Рэю, — нынче что, мода на холодное оружие?

— Добро пожаловать в старый добрый Лондон!.. — так же шепотом ответил Мак-Рэй.

— Я так понимаю ситуацию, Джейми: мне сейчас в бар соваться не следует, так что я подожду тебя здесь, а ты сходи, проверь, все ли персонажи на месте…

— Подозреваю, что им сейчас не до тебя, да и мне лишний раз красоваться перед полицией ни к чему…

— Тогда я заеду к вам завтра утром. Надеюсь, Боло угостит меня сигарой вместо ланча?..

— Я никогда не видел, чтобы этот жирный бандит угощал кого-нибудь сигарой…

Барни Кифф встретил Боксона у самых дверей клуба «Катанга»:

— Половина Лондона знает, что тебя можно найти в «Катанге»! Тебя уже два часа дожидается какой-то француз… — и Кифф показал на сидящего у стойки мужчину.

— Спасибо, Барни, — ответил Боксон, — этот тип не француз, он бельгиец…

Бельгийский наемник Роже Лавьер сразу заговорил по-французски:

— Рад тебя видеть, коллега!

— Не менее рад, брат по оружию! — в тон ему ответил Боксон. — Какая проблема, Роже?

— В твоем досье записано, что разговор следует вести предельно откровенно, так что я воспользуюсь рекомендацией… — Лавьер открыл лежащий перед собой журнал и Боксон увидел официальное удостоверение — «Французская республика. Министерство иностранных дел. Роже Жан-Жак Лавьер, консультант».

— У тебя хороший бельгийский акцент, — сказал Боксон.

— А я бельгиец, хоть и работаю на Францию.

— А путешествие в Конго с командой Боба Денара?

— Было! Только удостоверение я тогда оставил в сейфе начальника отдела… Разговаривать будем?

— Я никогда не отказывался от разговора с интересными людьми, хотя в подлинности твоей фанеры я не убежден. К тому же, в «Катанге» меня многие знают…

— Если тебя знает больше двух человек, то это уже много… И где мы можем поговорить?

— Останемся здесь, вон тот столик у эстрады находится в таком звуковом поле, что подслушать невозможно…

Они пересели; заказали пива и легкий ужин; джазовые импровизации действительно заглушали не только все посторонние звуки, но и заставили сесть друг к другу поближе — разговаривать следовало не повышая голоса, чтобы во внезапно возникшей музыкальной паузе не огласить на весь зал что-нибудь лишнее.

— Зачем я нужен министерству иностранных дел? — спросил Боксон. — Мне хотят предложить почетное консульство?

— Не исключено — в будущем! — ответил Лавьер. — Сегодня я предлагаю вспомнить твою карьеру в Легионе…

— Это были незабываемые дни, с первого до последнего, какой конкретно тебя интересует?

— Тебе предлагали должность в разведке, ты не забыл?

— Я отказался.

— Офицерское звание тебе дали в расчете на перспективу, не пора ли отблагодарить?..

— Я всегда подозревал какой-то подвох в своей удаче…

— Коллега, ты все знал с самого начала…

(Ещё бы он не знал! Только вот ни в каком архиве не зафиксировано то истинное, за что Боксона направили в офицерскую школу. «Запомните: ничего не было!» — сказал тот седой капитан, сжигая в бронзовой пепельнице страшный доклад сержанта Боксона, собственноручно им отпечатанный без единой ошибки на посольском «Ремингтоне», с приложенной схемой захоронения останков вырезанного персонала госпиталя Красного Креста — изголодавшееся кочевое племя лакомилось человечьим мясом три дня, а племенной вождь не мог спокойно смотреть на длинные пшеничные волосы норвежской медсестры, и любовно хранил её высушенную голову, головы же других несчастных предполагалось продать на рынке тупым американским туристам — настоящий африканский сувенир, экзотика… «Стоп, никакого капитана не было!» — оборвал себя Боксон, не дав памяти добраться до мест, имен и фамилий… «Запомните: ничего не было!» — «Да, мой капитан!»)

Боксон достал из кармана пачку сигарет «Лаки Страйк», нарочито медленно закурил.

— Можно ли что-нибудь сказать о курильщике, узнав его любимый сорт сигарет? — спросил Боксон.

— Можно! — ответил Лавьер. — В Лондоне твой «Лаки Страйк» курят только агенты ЦРУ, а мой «Житан» — только бывшие легионеры… Дерьмо! — вдруг выругался он и усмехнулся. — Ну, конечно же! Гватемала! С самого начала надо было исходить из этого!..

— А если ты ошибаешься? — спросил Боксон.

— В декабре 73-го ты вляпался в какую-то странную перестрелку, с тобой тогда был американец… Он тебя завербовал?

— Нет! Святая правда — он меня не завербовал! Меня вообще никто и никогда не вербовал — кому я нужен?..

— Самая большая ценность в этом мире — люди, умеющие делать дело. Ты, кстати, зафиксирован даже в Интерполе…

— Подобное внимание мне льстит!..

— А что тебе ещё остается? Но все равно — у меня к тебе деловое предложение.

— Излагай!

— Министерство иностранных дел Французской республики нуждается в твоей помощи…

— А если я откажусь? Даже не начиная слушать…

— Твое имя упомянуто не только в уголовном деле о ранении американского гражданина, но также и в деле о взрыве в брюссельском отеле «Брюгге»… И расследование этих дел, кстати, может быть возобновлено…

— Архив Интерпола, должно быть, увлекательнейшее место!..

— Для тех, кто умеет внимательно читать. В том числе — и между строк…

— Шантажу нельзя поддаваться — так гласит учебник криминалистики!.. У министерства иностранных дел республики есть ещё какие-нибудь привлекательные для меня аргументы?..

— А что ты считаешь привлекательным для тебя аргументом?

— Прежде всего — подтверждение твоих полномочий, ибо такую фанеру, Боксон указал на удостоверение французского министерства, — за полсотни баксов мне нарисуют в любом портовом городе и даже скрепят личным факсимиле министра. Если ты действительно представляешь государственную структуру, то пусть мне выдадут французское разрешение на огнестрельное оружие — например, на револьвер «Смит-Вессон». И получить эту бумагу я должен вполне официально во французском консульстве. Устраивает?

— Черт, красивый ход! — Лавьер усмехнулся. — Твои приятели из Легиона называли тебя сумасшедшим, но когда тебе надо, ты проявляешь редкостное здравомыслие…

— Я — офицер, и во всех случаях должен быть умнее своих солдат, иначе грош мне цена…

— Позиция далеко не бесспорна, но предложение принимается! Что ж, с разрешением не должно быть сложности, французский паспорт у тебя есть. Двойное гражданство, наверное, очень удобно…

— Родители не хотели, чтобы я служил в армии, и потому записали меня англичанином…

— Что все равно не помешало тебе пять лет прослужить в Легионе… Что ещё?

— В дальнейшем мне потребуется письменное подтверждение моего права осуществлять военную службу за рубежом.

— Невероятно проблематично, почти невозможно, — наши чиновники никогда не возьмут на себя ответственность за твои африканские приключения… Ты ведь собрался воевать в Африке?

— Латинская Америка меня сегодня не интересует — все тамошние партизанские войны можно прекратить одним росчерком пера — земельная реформа и элементарные гражданские свободы сведут любое партизанское движение к элементарному бандитизму, а это уже не так страшно. Африка — вот где предстоят локальные конфликты! А без нейтрального ко мне отношения со стороны правительственных учреждений мой спокойный отдых во Франции будет невозможен — меня могут арестовать хотя бы в качестве благожелательного жеста какому-нибудь очередному африканскому президенту!

— Достойный ответ! Думаю, мы будем сотрудничать!..

На сцене начал свои джазовые изыски африканский саксофонист, он работал без ритмического сопровождения, и Боксону вспомнился Нью-Йорк — летом 68-го точно такой же чернокожий парень играл на саксофоне перед группой туристов около порта, а Боксон сидел на горячем асфальте тротуара и ел настоящий нью-йоркский хот-дог…

— Откровенно говоря, ты получишь больше, чем разрешение на оружие, продолжал Лавьер. — Министерство создает специальную группу военных специалистов, которые будут работать военными советниками при различных правительствах. Причем не только в Африке — например, ты со своим знанием испанского будешь незаменим в латиноамериканских странах — даже с учетом твоей к ним антипатии… Главная цель проекта — соблюдение интересов Французской республики. Раскрытый в прошлом месяце заговор против заирского президента Мобуту характеризует перманентную нестабильность региона, иногда выгоднее поддержать диктатора, чем бросить страну в непредсказуемый хаос… В конечном итоге, интересы республики совпадают с интересами западного мира вообще — ещё неизвестно, как откликнется в стратегическом будущем, в частности, недавнее объявление независимости Коморских островов… Некоторые аналитики, на основе имеющихся данных об их правительстве, предсказывают немалые проблемы… А посмотри на стратегическое положение островов Зеленого Мыса!.. Оттуда можно контролировать всю Атлантику…

— Военные базы русских?..

— Или китайцев. Ещё неизвестно, что хуже…

— Вот будет переполох, если люди председателя Мао высадятся на островах!..

— И сделать они это могут на вполне законных основаниях, как когда-то в Корее! Вот для предотвращения подобных ситуаций и нужны французские военные советники…

— У этих военных советников будет право выбора страны?

— Да, конечно, — какой смысл направлять человека на нелюбимую работу? Межгосударственные отношения имеют некоторые стандартизованные процедуры, но это все-таки не конвейер на автозаводе…

— Величина гонорара?

— В каждом конкретном случае оговаривается персонально и зависит от множества факторов, в том числе — и от непредсказуемых…

— А как же насчет сигарет «Лаки Страйк» и моих американских друзей?

— Ты же сказал, что тебя не завербовали, а краткосрочные контракты даже приветствуются — они расширяют сферу действия…

— У меня остались обязательства перед покойным Стокманом…

— Можешь забыть о них!

— Нет, Роже, я их выполню — с учетом твоего предложения! Тебе известно, куда Стокман собирался нас отправить?

— Если в случае с Шарлем Руно был тот же заказчик, то, по всей вероятности — северная Ангола.

— Кто такой Шарль Руно? — насторожился Боксон.

— В самом начале этого года, в Париже, кто-то пытался нанять целую группу наемников. Покупатель обратился к некоему Шарлю Руно, бывшему легионеру, воевавшему в Конго на стороне Чомбе. Руно пообещал доставить в Африку сотню отчаянных головорезов и получил в качестве аванса двести тысяч долларов. Наличными…

— Нет, Роже, не верю! — улыбнулся Боксон. — Покажи-ка мне того дурака, который за просто так выложит двести тысяч баксов!..

— Покажи мне того дурака, который возьмется за это дело без существенного аванса! — в тон ему ответил Лавьер.

— Максимум — двадцать тысяч! Больше никто не даст — никому и никогда!

— Не будь так категоричен, Чарли! Руно отвечал за эти деньги своей жизнью…

— И каков результат?

— Впечатляющий! Труп Шарля Руно нашли на следующий день. Особо отмечу: с перерезанным горлом…

— Какое унылое однообразие! Так, — к Боксону вернулась серьезность. — Если ты не врешь — а ты, похоже, не врешь, — то наш друг Стокман сыграл в тот же покер… Инстинкт самосохранения рекомендует мне бежать из Лондона со всех ног…

Некоторое время оба молчали — на сцене размещал свои инструменты барабанщик, в наступившей тишине разговоры в полупустом зале слышались отчетливо. Барни Кифф в одиночестве пил пиво и сосредоточенно заполнял клетки газетного кроссворда.

— Зачем ты рассказал мне про Шарля Руно? — спросил Боксон.

— Чтобы ты был предельно осторожен, — ответил Лавьер, — рядом с нами бродит убийца…

— Сообщи о нем в Скотланд-Ярд…

— Скотланд-Ярд уже получил сообщение от французской полиции, и даже вежливо поблагодарил за помощь! Но англичане очень довольны уже имеющимся кандидатом — Стэнли Бердеком…

— Я могу передать информацию о парижском убийстве в газеты…

— Попробуй, но тогда будь особенно осторожен — это очень опасный убийца!

— Я уже догадался!..

Клаус слушал доклад Мак-Рэя молча; Боло же, напротив, постоянно вставлял реплики — из-за вечерней драки в баре американец был в ярости — охранники попытались задержать мелкого сбытчика наркотиков, но тот оказался не один, и его приятели напали на охрану сзади, хорошо, хоть убитых не было, но такое нападение есть серьезный знак — кому-то «Черный лотос» очень мешает…

— Фотопленку, говоришь, не засветил, а забрал с собой, не вынимая из кассеты? — уточнил Клаус.

— Да, сработал профессионально!.. — признал Мак-Рэй.

— Да к чертям этого Боксона, — буркнул Боло, — я позвоню в Вегас, сколько надо парней, столько и приедет!..

— Наверное, мы так и сделаем! — легко согласился Клаус. — Поразмыслим ещё немного, может, как-нибудь и его используем — одноразово…

— Ага, как презерватив! — хохотнул компаньон.

Клаус дождался, когда Мак-Рэй вышел из кабинета и уставил указательный палец в грудь Боло:

— Ты хитер, старина, но не умен!

— Ты говоришь мне это уже тридцать лет!..

— И буду повторять это ещё столько же! Боксон не успел отслужить в Легионе один срок, как стал офицером — тебя это не настораживает?

— Ничего особенного, парень с головой…

— Правильно — с головой! Его купили — вместе с его головой — понимаешь?

— Кто купил?

— Неважно — военная разведка, контрразведка или что там у французов ещё есть… За ним кто-то стоит — кто-то очень сильный! Этого Боксона можно использовать — лучше всего для подбрасывания дезинформации…

Боло молчал. Будь его воля, он давно бы бросил этот чертов Лондон, этот проклятый бар, этого непоседливого Клауса со всем его хитроумием, перебрался бы куда-нибудь в Калифорнию, купил бы домик где-нибудь между Лос-Анджелесом и Сан-Диего, вечерами бы пил пиво и смотрел на закат… А в прохладную ночь его согревала бы плохо говорящая по-английски филиппинская девчонка…

— Не тоскуй, компаньон! — сказал Клаус. — Мы ещё не так стары, чтобы просиживать задницы на террасе…

— Мы уже не так молоды, чтобы играть в ковбоев… — проворчал Боло. Вчерашняя шпана пришла не сама по себе — их кто-то послал… Ты сможешь выдержать войну?

— Если ты называешь войной вчерашнюю поножовщину — то это не война! Война была весной 42-го, под Севастополем! Я дрался в рукопашной с русскими моряками — по сравнению с этим вся остальная моя жизнь была сплошным отдохновением разной степени активности! Лондон — не Чикаго, англичане давно потеряли свою бульдожью хватку, Бикслер и Диаш уничтожат любого нашего противника…

— И привлекут внимание полиции!..

— Боло, полиция давно уже нас зарегистрировала и вложила в картотеку!.. Нам этого не изменить, будем продолжать работу…

(Боло не был согласен с компаньоном. Что мог знать Клаус о настоящих гангстерских войнах, жестокость которых ещё в незапамятные времена вынудила противников принять правило: не воевать против женщин и детей, и это правило всегда и неизменно нарушалось? Как объяснить Клаусу, что настоящая гангстерская война — это постоянная тревога, боязнь предательства со стороны самых близких людей — а предают самые близкие, другим ведь ты уже не доверяешь? И эта постоянная тревога иногда переходит в психоз, с которым не пойдешь к психоаналитику, и нервы сдают, и тогда сорвавшийся человек реагирует на стук в дверь выстрелами — не из-за этого ли рекомендуется всегда стоять сбоку от двери? Но бывает ещё хуже, когда появляется смутно растущее подозрение, когда любое действие друга приобретает двойной смысл, и случайная неудача становится поводом для обвинения, а попытка оправдания расценивается лишь как ловкая увертка предателя. Наверное, поэтому итальянцы строят свои банды по семейному признаку, но в каждом поколении все равно находится хоть один, смотрящий в другую сторону, продавшийся врагам, и не сразу становится известно — кто? И осознаешь, что собственных сил не хватит для продолжения войны, и надо найти союзников, а слабейшая сторона известна с самого начала, и тогда любой шаг может стать последним — предательство союзников есть закономерность, в стае шакалов иначе не бывает…)

— Клаус, я все-таки старею… Как не крути, но мы уже прожили жизнь… На что ты надеешься?

— На продолжение жизни, Боло! Ещё в тюрьме я решил, что жить буду до своего последнего дня — каким бы он не был…

Клаус действительно в 1942 году служил обер-лейтенантом в 11-й армии вермахта и участвовал в штурме Севастополя. Там же, на севастопольских развалинах, он подобрал обгоревший сборник пьес Шекспира на английском языке и имел неосторожность вслух прочитать монолог главного героя из «Ричарда III». Услышавший декламацию солдат из его взвода, недоучившийся студент филологии из Гамбурга, написал донос в гестапо: «пропаганда вражеской культуры!». С Клаусом провели беседу и, определив, что английским языком молодой офицер владеет в совершенстве, направили его распоряжение военной разведки — абвер. Из пехотинца сделали диверсанта.

В 1943-м руководству абвера показалась подозрительной серия провалов контактирующих с ирландской мафией агентов, и для проверки подозрений в Штаты направили Клауса. Его арест был предусмотрен, Клаус блестяще сыграл свою роль в кратковременной, но почему-то безрезультатной радио-игре, и пережил капитуляцию рейха в достаточно комфортабельных условиях американской тюрьмы, проявляя лояльность к начальству и демонстрируя неизменно хорошее поведение. В 1947-м американцы его за ненадобностью выпустили, снабдили новыми документами и депортировали в Германию. Там Клаус узнал о гибели всей своей семьи в осажденном Бреслау; на удивление быстро отыскал некоторых бывших руководителей, забывших о нем в катастрофе последних лет; доложил о выполнении задания. С помощью уцелевших сослуживцев он установил связь с нацистскими структурами в Уругвае и Аргентине, а так как имел отличную подготовку для работы в США и знакомства в уголовной среде, то, по заданию нового руководства, вернулся в Нью-Йорк. Послевоенный экономический рост предоставлял огромные возможности для вложения вывезенных из рейха капиталов — «новый курс» покойного президента Рузвельта начал давать свои результаты, растущий спрос стимулировал производство, гигантский внутренний рынок требовал инвестиций и не особенно интересовался их происхождением. Начавшаяся компания охоты за коммунистическими агентами удачно отвлекла внимание секретных служб от активности нацистских финансистов.

Военные перевороты в Латинской Америке поначалу не воспринимались всерьез, новые правительства не посягали на частные финансово-промышленные активы, но когда партизаны Кастро без боя вошли в Гавану, стареющим эсэсовским бонзам пришлось призадуматься. Появление в Боливии маленького отряда Эрнесто Че Гевары расценивалось, как преддверие нового Сталинграда. Федеральное казначейство США, к своему немалому удивлению, вдруг обнаружило, что налоги можно брать не только с коммивояжеров, автомехаников и домохозяек, но и с финансовых магнатов. Изумленные открытием такой примитивной истины, агенты министерства финансов набросились на сомнительные банковские счета с голодной яростью ирландских волкодавов. Простой арифметический подсчет показал, что затраты на отмывание денег в Штатах и Европе примерно одинаковы, так что парагвайские, аргентинские и чилийские капиталы двинулись через швейцарские, люксембургские и лихтенштейнские банки в европейскую промышленность.

Клаус был одним из многих, поэтому, когда у его главного контрагента Боло возникла открытая конфронтация с правительством США, обоих просто перевели на европейское направление. К середине 70-х не забывавший своего интереса Клаус накопил достаточно денег для спокойного проживания где-нибудь в немецкоязычной местности, но неуемная жажда деятельности привела его к покупке бара «Черный лотос» и к попыткам ещё немного поиграть в политические игры. Старые товарищи по оружию идею поддержали.

— Боло, старина, за нами стоит такая сила, что никакие местные гангстеры нам не страшны! — сказал Клаус.

Боло недовольно засопел, пыхтя сигарой:

— Остались такие же старики, как и мы…

— Ошибаешься! За нами стоят не старики — за нами стоят финансы! К тому же лондонская шпана на войну не способна…

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал Боло.

В распахнувшуюся дверь вошел радостно улыбающийся Боксон, вслед за ним изображающий непонимание Мак-Рэй.

— Я так рад видеть вас живыми, джентльмены, что совсем не буду выражать своего неудовольствия вашим вмешательством в мою частную жизнь… — с этими словами Боксон протянул Клаусу пустую фотографическую кассету.

— Вы смелый молодой человек! — сказал Клаус и бросил кассету в корзину для бумаг. — Похоже, вы ознакомились с работой вашего друга Джейми…

— Да, мистер Клаус, у Мак-Рэя несомненный талант фоторепортера, я даже готов взять его в Африку…

— В Африке вам нужен фоторепортер? — спросил Клаус.

— А как же! Джейми сделает около двух сотен высококачественных снимков из жизни наемников и потом продаст их в какой-нибудь дамский журнал — уверен, номер с этим фоторепортажем пойдет нарасхват…

От таких слов лицо Мак-Рэя вдруг замерло — подобный вариант заработка ещё не приходил ему в голову, невероятная простота замысла и перспективы осуществления прямо-таки ошеломляли.

— Ну ты и хитрюга! — рассмеялся Боло. — Хочешь увести у нас лучшего фотографа…

— Боло, если это лучший фотограф, то рано или поздно он уйдет сам! — отпарировал Боксон. — Лучше расскажите-ка мне, джентльмены, зачем вы послали славного парня Джейми следить за мной?..

— Вы полагаете, мы обязаны дать вам отчет в своих поступках? — спросил Клаус.

— Придется, джентльмены, я ведь могу обратиться в полицию… Согласитесь, ваше заведение, представшее в несколько ином ракурсе, может привлечь ненужное внимание некоторых чересчур активных работников министерства внутренних дел…

— Парень, ты пытаешься нам угрожать? — злобно произнес Боло. — Да ты даже не думай об этом!..

— Боло, ты пытаешься угрожать мне? — невозмутимо отозвался Боксон. — Мне трудно в это поверить!..

— Прекратите, — резко сказал Клаус, — сегодня трупы уже не вывозят! Итак, мистер Боксон, перейдем сразу к делу: меня интересуют ваши связи среди бывших легионеров. Цель — создание группы готовых на все военных специалистов для выполнения краткосрочных контрактов в странах третьего мира.

Боло необыкновенно удивился таким словам компаньона, но, по многолетней привычке, удивления никак не проявил, и даже, сделав понимающее лицо, согласно закивал:

— Это серьёзное дело, парень, советую хорошенько подумать!

— Мир определенно сошел с ума! — грустно констатировал Боксон. — Всем подавай военных специалистов… Страны третьего мира трепещутся в экстазе… Вам ещё не надоела эта чушь?

«Отлично поставил вопрос! — подумал Клаус. — Начинает с отрицания, заставляет уговаривать. Точно, он из французской разведки, пора подкинуть идею…»

— Мистер Боксон, — сказал Клаус, — ситуация на Черном континенте перманентно взрывоопасна. Колониальные империи рисовали свои границы по линейке, освободившиеся государства превратились в сосредоточия межплеменных разногласий, даже жесточайшая диктатура правительства чаще всего превращается в диктатуру какого-либо одного этноса. Ваш друг Джейми служил в Кении, об африканском театре военных действий знает не понаслышке…

— Мерзкое место! — вставил молчавший до того Мак-Рэй.

— Поэтому в ближайшие десятилетия спрос на наемников будет стабилен. Но, как вы понимаете, требуются прежде всего офицеры — с боевым опытом и авторитетом… Вы, разумеется, слыхали такое название — Шаба?

— Раньше эта местность называлась Катанга, — ответил Боксон.

— Именно там в ближайшее время могут понадобиться наемники…

— Вполне возможно! А также вы можете перечислить ещё полдюжины африканских названий — наверное, каждый племенной вождь считает себя достойным президентства…

— И если у вождя есть чем платить — то почему бы не помочь ему в осуществлении мечты? — завершил мысль Клаус.

— У вас есть необходимые контакты в Африке? — спросил Боксон.

— Я смогу их установить — так будет точнее — с вашей помощью.

— Мне предстоит разъезжать по джунглям и разговаривать с главными колдунами племени, нет? А управлять вы будете из бара «Черный лотос», да? Мистер Клаус, не пора ли говорить серьезно?..

— Вам не потребуется разъезжать по Африке! Точные цели вы будете получать от меня лично, в каждом отдельном случае гонорар будет оговариваться особо. Ваша задача — создать группу солдат, способных в течение недели прибыть в любую точку земного шара, выполнить задание и вернуться обратно.

«Клаус свихнулся! — мысленно запаниковал Боло. — Я в тюрьме не выживу!..»

Мак-Рэй сохранял задумчивость — он действительно размышлял о перспективах фоторепортажа, риск минимален, под пули лезть вовсе не обязательно, а пора-тройка заснятых кассет могут обеспечить несколько лет спокойной жизни. Или, как минимум, несколько месяцев.

«Ну, дрогни, парень! — мысленно упрашивал Клаус. — Ты же хочешь иметь свою команду, это же мечта любого наемника, дрогни!..»

— Кто будет командовать этой группой? — спросил Боксон, и Клаус заликовал.

— Тактическое руководство будет осуществлять командир группы, то есть вы.

— Для создания боеспособной группы требуется время, место и снаряжение. Кто будет все это оплачивать?

— Я. И подчиняться вы будете только мне.

— Сколько я буду получать во время работы по созданию группы?

— Стандартная оплата: двести фунтов в неделю плюс оперативные расходы.

— Когда приступать к выполнению?

— Вчера! Но, так как к вчерашнему поезду вы опоздали, то начинайте сегодня. Прямо с этой минуты…

Джулия Вуд смотрела на Боксона насмешливо, как на глупого мальчишку, старающегося выглядеть взрослым. Он рассказывал:

— Однажды у Хемингуэя, в романе «Фиеста», я встретил сцену рыбалки в горной Испании. Свойство гения в том, что он умеет передать несколькими словами чувство… — Боксон подцепил ложечкой большую клубнику и аж зажмурился от удовольствия. — Когда вся наша семья жила в Пиренеях, крестьяне называли отца «сеньор инженер», здороваясь, снимали шляпу, отец отвечал тем же, такое уважение возможно лишь в глухой провинции… Так вот там я впервые пошел на рыбную ловлю. Это воистину потрясающе: ледяная вода в горной речушке, ветви деревьев, свесившиеся с берега, бесшумное падение в воду искусственной мухи, которую так старательно связывал накануне из нескольких шерстинок и цветных ниток. И зачем-то затачивал крючок, он ведь и без того был острый… А когда клюет, выдергиваешь из воды сверкающее тело форели… Это так здорово!

— Я представила картину, и мне захотелось поймать хоть одну форель. Но только на искусственную муху! — Джулия рассмеялась.

В меню джаз-клуба «Катанга» появилось новое блюдо — клубника со сливками, сражающиеся с лишним весом дамы недовольно скривились, вся остальная публика приняла новшество восторженно. Завершать ужин клубникой со сливками внезапно стало модным, касса клуба неожиданно получила заметное пополнение, бармен Корнелиус рискнул добавлять клубничную ягоду во все коктейли, сочетание с виски получилось оригинальным.

— А в Гватемале индейцы научили меня ловить рыбу маленьким копьем, надо только правильно прицелиться и выбрать момент…

— Ага, значит, в джунглях вы не пропадете? — спросила Джулия.

— Ну, часов восемнадцать я продержусь, а вот за девятнадцатый — не ручаюсь!..

Музыкант Кен Эткин опять вытащил на сцену кенийский там-там, на этот раз к ритму присоединилась мелодия «Болеро» Равеля, исполняемая на крохотных бамбуковых дудочках, присланных откуда-то из Индонезии. Дудочки, конечно, по громкости там-таму уступали, но с помощью микрофона и усилителя звучали вполне убедительно.

— Что такое современный рынок живописи? — вдруг спросил Боксон. — Может быть, мне тоже следует открыть галерею?..

— Вас действительно интересует эта тема?

— Круг моих интересов весьма широк…

— Если коротко, то — современный рынок живописи, как и любой рынок вообще, представляет собой взаимовыгодную связь между покупателями и продавцами.

— А если подробнее?

— Если вас интересуют детали, то лучше всего полистайте последние каталоги «Кристи» и «Сотби», прогуляйтесь по галереям — их список вы можете получить в любом туристическом бюро, загляните в антикварные магазины, но серьезные антиквары не склонны к пустой болтовне, а несерьезные торгуют чаще всего фальшивками… Мода на живопись, как и любая мода, практически непредсказуема, имя, гремевшее в прошлом году, в следующем году могут навечно забыть, помнить будут лишь его покупатели… Совершенно неизвестный мастер может неожиданно получить хорошую прессу, цены на его картины взлетят запредельно, выгоду получат все… Кроме, разумеется, покупателя!.. — она затянулась ментоловым дымом сигареты «Сэлем».

— Каким образом совершенно неизвестный мастер может получить хорошую прессу? — заинтересовался темой Боксон.

— Проще всего было бы сказать, что реклама делается за деньги, но… На рынке живописи можно угрохать в рекламу кучу денег и не получить отдачи живопись, конечно, товар, но товар особый, интеллектуальный… Как литература — плохая книга есть плохая книга и от объема рекламы лучше не станет, потому-то книги сначала издают пробными тиражами, и лишь уверившись в успехе, вкладывают деньги в большой тираж.

— Но живопись, как я понимаю, товар не тиражируемый — копия не равноценна оригиналу, даже авторская…

— Вам знакомо понятие «авторская копия»?

— Мой парижский друг, Жан-Луи Алиньяк — художник…

— Алиньяк? Он получил первую премию на западноберлинском бьеннале в прошлом году, был большой скандал…

— Жан-Луи устроил скандал?! Быть не может, не верю, это тишайший парень!..

— Скандал учинил другой претендент, итальянец Андриетти, — по неписаной традиции, в прошлом году премию не должен был получать представитель Франции, потому что французу она досталась в предыдущий раз, а два раза подряд увозить приз в одну страну недопустимо, можно даже сказать — неприлично…

— И чем все закончилось?

— Ваш тишайший парень устроил прощальную пресс-конференцию, пригласил на неё Андриетти и при всех попытался вручить ему премиальный чек. Итальянец бросил в Алиньяка стулом, оба маэстро сошлись в рукопашной и упали под стол. Репортеры рыдали от счастья…

— И что потом? — сквозь смех простонал Боксон.

— Немка Дагмар Флосс, получившая третью премию, вылила на них воду из цветочной вазы и гении успокоились. Потом их обоих видели у Берлинской стены они пытались бросать в восточный сектор пустые пивные банки. Неужели вы действительно об этом не знали?..

— Действительно не знал — в прошлом году я не всегда имел возможность следить за жизнью европейской богемы… А с Жан-Луи мы познакомились в клубе дзю-до — совершенно случайно наши родители привели нас туда в один день и в один час, и мы сидели в коридорчике, ожидая результатов их разговора с тренером. В тот день у меня был синяк под правым глазом, а у Жан-Луи — под левым. Между прочим, у Алиньяка тоже черный пояс!

— Вы — чемпион?

— Нет, чтобы стать чемпионом, нужны совершенно иные душевные качества! Черный пояс — это всего лишь свидетельство об определенном наборе выученных и отработанных приемов, своего рода выпускной диплом — тренер дал нам знания, как их применить в дальнейшем — зависит от нас… Из меня не получился спортсмен… Быть может — к сожалению!..

— Вы упоминаете Париж в интересном контексте… Вы там часто бывали?

— Я там родился… Родовспомогательное заведение при монастыре Вознесения Девы Марии действует до сих пор… Но, по-моему, мы отклонились от темы. Итак, мы прервались на непредсказуемости спроса. Можно ли создать спрос на живопись?

— Запросто — выпустите кассовое кино о Модильяини, и иметь его полотна в своей спальне сочтет жизненно необходимым каждая американская домохозяйка…

— А в Британии?

— Здесь не так много новых капиталов, обратите внимание на аукционную публику: американцы, японцы, арабы. Европейцы чаще всего покупают какую-нибудь мелочь, основные коллекции собраны ещё в прошлом веке…

— Почему цены на модернистов так высоки? По сравнению со старыми мастерами…

— Потому что легче отследить происхождение картины — очень много подделок, войны и мятежи не способствовали сохранности архивов, а рискнуть на серьезную экспертизу решится не каждый владелец — вдруг столь ценное полотно окажется фальшью, сомнение возникнет ко всей коллекции, упадет её ликвидность, а ведь в живопись вложены семейные состояния…

— Часто ли обнаруживаются подделки у солидных коллекционеров?

— Очень редко, по-настоящему солидные коллекционеры занимаются собирательством нескольких поколений, приглянувшуюся картину отслеживают годами, ведут длительные переговоры: «Вы мне — Рубенса, я вам — Веласкеса, и рисунок Ван Эйка в придачу…» При этом обе стороны должны быть уверены в подлинности обмениваемых раритетов.

— Можно ли в наши дни купить Рубенса?

— Старики-коллекционеры умирают, а их дети подвержены совершенно иным соблазнам, чем поколение назад, так что коллекции выставляются на аукцион — и вот тогда появляется возможность приобрести сертифицированный шедевр… Боже, как нехорошо я сказала — «сертифицированный шедевр»!.. — она с силой смяла сигарету в пепельнице.

— Не огорчайтесь, все в этом мире есть товар, и все имеет свою цену… — с печальной усмешкой произнес Боксон. — Давайте, возьмем у Корнелиуса пару коктейлей покрепче, напьемся до невменяемости, устроим драку вон с теми студентами…

— «Столичная» с клюквенным соком? Или «Абсолют» с апельсиновым? И то, и другое со льдом? — спросила она. — Перестаньте, Чарли, в этом мире есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги, о них можно только молить, но молитва чаще всего остается не услышанной… И уход в пьянство заканчивается возвращением обратно, и все, что было плохим, осталось, хорошее же исчезает бесследно… Но не будем о грустном! — она коснулась его руки. — Мир все-таки не так плох…

— Да, особенно отчетливо я осознаю это, когда сижу напротив красивой умной женщины и радуюсь своей удаче — мне снова дико повезло, наверное, мне помогли добрые духи там-тама…

— Вы верите в потусторонний мир?

— Я верю в непознанное и сомнительное, хотя сеансы с участием медиумов мне почему-то смешны…

— Медиум — это человек, способный к сверхчувственному восприятию, разве вы не встречали таких?

— Последний медиум, которого я видел, был индейский шаман — он полночи прыгал с завываниями вокруг группы раненых и трое из них скончались без мучений. Двое выжили… Я в их числе…

Закончивший свое выступление Кен Эткин сел за их столик:

— Я даже не буду спрашивать разрешения, ребята, — вам придется смириться с моим присутствием. Я задыхаюсь от зависти и ревности: Джулия так ласково смотрит на этого громилу, что ваше счастье не дает мне покоя…

— Ты очень вовремя, Кеннет, — сказал ему Боксон, — я уже исчерпал нейтральные темы и начал рассказывать всякие глупые случаи из моей жизни, а они крайне неинтересны…

— Если ты хочешь произвести на женщину впечатление своим интеллектом, то положи перед собой газету на китайском языке — пусть думает, что ты его знаешь…

— Приятель, миссис Вуд — умная женщина, её таким дешевым трюком не удивить!..

— Тогда залезь на сцену и отстучи что-нибудь на барабанах, например, послание танзанийского юноши о готовности вступить в брак, причем не забудь упомянуть количество коров, предлагаемых семье невесты… К там-таму не смей приближаться, убью!

— Мы не в Танзании, Кеннет…

— Вот такие, как ты, убивают последнее романтическое чувство в наш неромантический век!.. Единственное место, где ещё сохранилось единение человека с дикой природой — это Африка!..

— Да, я где-то об этом читал! — безоговорочно согласился Боксон. — В каком-то журнале с картинками…

— Даже индейцы в Южной Америке не могут сохранить свой уклад при столкновении с цивилизацией, — продолжал Эткин, — африканским же племенам это удается. Наверное, из-за того, что в белом человеке они подсознательно чувствуют врага, и столь же подсознательно отторгают белую культуру…

— Что не мешает им пользоваться достижениями этой культуры в свое удовольствие… — проговорил Боксон, нечаянно вспомнив, как на уличном базаре в Банги чернокожие покупательницы среди толпы примеряли белые атласные бюстгальтеры, продаваемые стариком-арабом с лотка.

— Примитивизм африканцев отражает уровень их материального достатка, вещал Эткин, — в простоте линий африканской живописи и простоте ритмического рисунка африканской музыки должно видеть не примитивизм мышления, но мудрую простоту единения с природой!.. Можно поставить в хижину телевизор, но никакой телеэкран не закроет собой красоту экваториального заката, или шествие стада антилоп, или грацию шагающего жирафа…

— Или симпатичного гиппопотама, радостно булькающего в реке…

Репортер Мелвин Хэккет перебирал содержимое ящиков стола: старые блокноты, какие-то фото-негативы, кнопки, резинки, скрепки, авторучки, обломки карандашей; никому не нужные фотографии; клочки бумаги с давно забытыми номерами телефонов (вместе со столь же забытыми именами владельцев); пузырьки с засохшим клеем; несколько грампластинок; потрепанные разноязыкие разговорники, путеводители; спички; магнитофонные кассеты, расписание самолетов и поездов, рекламные проспекты отелей, авиакомпаний и фототехники; пузырьки из-под аспирина и витаминных комплексов; солнцезащитные очки с треснувшим стеклом; немецкая губная гармошка и свисток футбольного судьи…

— Со сменой вещей меняется жизнь… — сказал кто-то рядом.

— Не жизнь — всего лишь её образ! — не глядя, отпарировал Хэккет и поднял голову — неслышно подошедший Боксон указал на кучу вынутого из стола хлама:

— Сгреби все это в коробку и подари бездомным — пусть развлекутся…

— Жалко — за каждой вещью прячется факт её появления, когда-то все это было важно… — Хэккет начал бросать вынутые вещи обратно в стол. — У тебя что-то срочное?

— Почти что ничего — за исключением деталей… Что слышно о Стэнли Бердеке? Он ещё не сознался?

— У него хороший адвокат — Сайрус Стэйтон, недруги называют его СС, — в 46-м старик работал помощником британского обвинителя в Нюрнберге, в фактах скрупулезен, как аптекарь, приказал клиенту заткнуться и не разговаривать даже в камере и даже о погоде…

— Откуда у клерка деньги на хорошего адвоката?

— Это модные адвокаты стоят дорого, пальцем не пошевельнут, если делу не посвящено хотя бы три газетных выпуска подряд, а Сайрус Стэйтон всего-навсего хороший адвокат, довоенная школа, «пусть свершится закон»… Фирма, в которой работал Бердек, обслуживается адвокатской конторой Стэйтона, старый волк решил развлечься уголовным процессом…

— И каковы его успехи?

— Какие могут быть успехи, если Стокмана зарезали той же бритвой, что была не только найдена в квартире Бердека, но и опознана свидетелями, как принадлежащая ему? И подружка — Джессика Хандорф — убита той же ночью и тем же инструментом… И реального алиби у Бердека нет…

— Как давно Бердек был знаком с этой Джессикой?

Хэккет несколько удивленно посмотрел на Боксона:

— Отлично, Чарли, ты ухватил главную мысль!.. Клерк познакомился с девчонкой за четыре дня до убийства и воспылал…

— А со Стокманом она встречалась ещё до этого знакомства…

— Да, Чарли, версия комбинации имеет право на существование!.. Но только на кой черт эта комбинация нужна, если всего-то нужно завалить какого-то американца? Даже если из-за денег? И даже если — из-за больших денег, в которые я не верю?

— Примитивный ответ, Мелвин: кто-то настолько близко стоял около Стокмана, что только комбинация может отвести от него подозрение… Я понятно излагаю?

— Куда уж понятнее… Но только болтовня твоя не имеет никаких реальных фактов, а вещественные доказательства против Бердека — налицо. Можешь оспорить?

— Процессуально — нет, не могу, но подброшу тебе один фактик. Почти не существенный, но все-таки… 20-го января этого года в Париже был убит некий Шарль Руно — бывший легионер, воевал в Алжире, Конго и Северной Родезии. Незадолго до своей смерти он получил от неизвестного заказчика аванс для вербовки сотни наемников. Аккуратно перерезанное горло и брошенное в реку тело — тебе ничего не напоминает?

— Сумма аванса?

— Ходят слухи о двухстах тысяч баксов, но в действительности, очевидно, было не более двадцати, а если быть реалистом, то — десять… Тысяч, разумеется. Просмотри сводку парижских новостей агентства Рейтер за тот день, удостоверься…

— Не премину… Из твоего фактика можно раскрутить четверть полосы, ты знаешь?..

— Так раскрути! Раскрути, черт тебя подери! Намекни полиции на возможность других версий!.. Хотя, откровенно, говоря, я не представляю, каких невероятных усилий им будет стоить отказ от ревнивого клерка…

— Они даже не обратят внимания на твои подсказки, не обольщайся!.. Я склепаю визжащую статью исключительно из соображений собственной выгоды — о международных хитросплетениях любят читать опустившиеся интеллектуалы, а таковых на Острове — немало, дополнительный процент к тиражу они гарантируют… Если есть какие-то соображения — выкладывай, статья должна выходить завтра утром, времени на архив у меня нет, но сводку за 20-е января я проверю — не обижайся, базовый факт должен быть безупречен…

— Мои соображения примитивны, как любое расследование: специалист по резаным ранам должен где-то набраться опыта. Я пролистал подшивки некоторых газет за последние три года, смотрел криминальную хронику, весьма интересно! На сегодняшний день имеется несколько нераскрытых убийств с использованием очень острого режущего предмета, вероятнее всего — бритвы. Я сделал ксерокопии заметок, возьми!.. Некоторые убийства очень похожи — жертвами были женщины, проститутки, предполагается, что их убивали клиенты… В полиции тоже отметили сходство этих случаев, но объединить в одно дело не спешат — в проституции смерть от руки клиента есть нормальный профессиональный риск…

— Мне начинает нравиться твой цинизм…

— Заодно проверь информацию на манекенщицу Джессику Хандороф, если комбинация существует, любой намек на неё вызовет ответное движение заинтересованных сторон…

— Если комбинацию готовил умный, то никакого движения не будет — зачем выдавать себя?..

— Умный не пойдет на убийство из-за жалких двадцати тысяч долларов, Мелвин! Комбинацию готовил хитрый — разница очевидна!.. А у зарвавшихся хитрецов, как бы хороши они не были, есть колоссальная слабость — они считают себя умнее других, на этом можно сыграть…

— Одна газета не делает темы, Чарли, даже наш таблоид не настолько популярен, чтобы попасть всем на глаза. Заинтересованные, как ты выразился, стороны могут и не увидеть статью — рынок новостей навсегда захватило ТВ, это ведь так удобно — смотреть вьетнамскую войну и кушать чипсы…

— У меня нет знакомых на ТВ, к тому же телевидение рассчитано на визуальное восприятие, а показывать нечего, разве что фотографии из газет…

— Я знаком с ребятами из Би-Би-Си, — задумчиво проговорил Хэккет, вчитываясь в принесенные Боксоном бумаги, — недавно они интересовались наемниками… Активность во Вьетнаме завершилась, а очень многие сделали себе имя на освещении Индокитая, как-никак три десятка лет, ребята уже не умеют ничего другого, им нужно продолжение… Или, если угодно, — новая война…

— Сколько времени уйдет на создание передачи?

— Шоу можно сделать за пару часов, но тема не завершена, поэтому планируй сразу несколько недель. Нет, Чарли, телевидение нам не поможет — разве что пара реплик в криминальных новостях…

— Тогда я надеюсь на газету, то есть — на тебя.

— Как там, у Данте: «Оставь надежды, всяк сюда входящий!»… Твое имя упоминать?

— Обязательно! Иначе блуждающий по Лондону преступник пойдет к тебе — он так красиво все обставил, а ты ему никак не веришь!

— Я был на Мюнхенской Олимпиаде, там психи стреляли по заложникам, ты не похож… К тому же, я не верю в бескорыстие легионеров — французы меркантильны, ты — один из них…

— Наверное, я хочу получить премию…

— Или написать книгу: «Как я ловил убийцу-горлореза»…

— Ты представляешь, за сколько можно продать права на экранизацию?! Я тотчас же поселюсь в Голливуде… Кстати — лет тридцать назад банды под названием «горлорезы» существовали в каждом крупном городе…

— Чарли, не темни! Ты ничего не делаешь просто так, твоя активность настораживает…

— Ты ещё не видел мою активность, Мелвин! Я не хочу, чтобы истинный убийца бродил около меня — тебе понятно? Поэтому, если полиция не желает его искать, я должен найти его сам.

— Я не верю тебе, Чарли…

— И как широк твой выбор?..

— Выбора нет, ты прав!.. В каком контексте тебя упоминать?

— На твое усмотрение, хоть в самом негативном! Но было бы недурно связать мое имя с джаз-клубом «Катанга», я там бываю часто, вдруг твои коллеги захотят поговорить со мной, дадим им направление поиска…

В сводке парижских новостей агентства Рейтер происшествие с Шарлем Руно, (43 года, уроженец Руана, бывший унтер-офицер Иностранного Легиона, имеет награды, проживал в VII-м округе Парижа), занимало всего четыре строчки обыкновенное убийство, денег при трупе не найдено, скорее всего — ограбление, преступники деградируют, убивают из-за кошелька, никакого самоуважения…

Хэккет договорился с редактором, что предоставит готовый текст не позже полуночи, сразу в набор, без предварительного просмотра. Выкроенные два дополнительных часа репортер провел в модельном агентстве:

— Джессика Хандорф? — менеджер Вилли Торсиус, похожий на профессионального танцора танго, поигрывая золотым карандашиком в наманикюренных руках, страдальчески сыграл подведенными бровями. — Бедная девочка, какое зверство, мы все просто в шоке!

— Мистер Торсиус, у Джессики были друзья? — Хэккет торопился, рассуждать о зверствах мира было некогда.

— Друзья? — линия бровей приняла вопросительную интонацию. — У манекенщиц толпы поклонников, но вот друзья… Лучше всего спросить у Марши Шин, они частенько ужинали вместе…

Марша Шин, торопливо доедая бутерброд с тунцом и запивая его остывшим кофе из аппарата «экспрессо», сказала:

— Джесс была дура — трахалась с кем попало, лишь бы побольше заплатили, несколько раз приглашала меня на оргии, ну, знаете, в загородных особняках, для избранных… Я отказывалась, а она утром приходила растрепанная, как кошка, весь день отмокала в ванне и валялась в постели, листала журналы да пялилась в телевизор, говорила: «открою свое дело, выйду замуж, цветочный магазин, только один ребенок»… Когда её в Темзе выловили, я не удивилась такие добром не кончают… Знала ли я её знакомых мужчин? Только некоторых, у неё была своя жизнь!.. Да, за хорошую плату она была на все готова… Джозеф Стокман? Видела только один раз, два месяца назад, он встречал Джесс после показа коллекции Дианы Бауэр, да, это было начало мая, число третье или четвертое, у него ещё был такой смешной американский акцент!.. Стэнли Бердек? Читала в газетах, не думаю, чтобы он имел для неё какое-то значение, ей нравились другие мужчины… Понятия не имею, кто был у Джесс до мистера Стокмана, в конце концов, это не мое дело… Деньги? Наверное, она скопила какую-то сумму, но лишних денег у неё точно не было, хотя я видела у неё чековую книжку, сейчас вспомню, да, — банк «Берингс», точно!.. Знаете, мне её все-таки жалко…

В узком коридоре дешевого лондонского отеля Пинки столкнулся с американцем Джо; потом встретил его в баре, разговорились; американец сказал, что он в Лондоне совсем чужой, что ищет крепкого парня, способного работать не только кулаками, но и ножом, и что есть хорошее выгодное дело — не может ли Пинки кого-нибудь порекомендовать? Пинки порекомендовал самого себя. Они пили полночи, потом американец намекнул, что хочет удостовериться в способностях компаньона; Пинки согласился, и свои способности через полчаса удостоверил — в темном переулке за Пикадилли он перемахнул горло роющемуся в мусорном баке бездомному. Потрясенный простотой и прямолинейностью собутыльника, Джо мгновенно протрезвел, минут сорок молча курил сигарету за сигаретой, пытаясь справиться с непривычным волнением, наконец успокоился и предложил съездить на выходные в Париж. Пинки не возражал — Париж так Париж, тем более что иллюстрации из французской порно-прессы всегда его привлекали, зачем же упускать шанс?

Парижские проститутки оказались такими же обыкновенными шлюхами, как и лондонские, ничего особо изысканного, но Пинки купил в Париже новую бритву привезенным из Англии клинком он по просьбе Джо сноровисто зарезал какого-то француза, пришедшего глубокой ночью на встречу у берега реки. Утром приятели улетели в Англию; Джо вручил Пинки две тысячи долларов, и порекомендовал временно затихнуть: «сам понимаешь, старина, впереди много работы, а ты гениален, береги себя…» Через три дня они встретились в малозаметном припортовом баре; Джо сказал, что в Париже можно было сработать получше, разыграть целое кино — тот француз встречался с проституткой; надо было и её завалить, а бритву подкинуть сутенеру, тут ему и гильотина — убийство из ревности; во Франции любят судебные спектакли о страстях человеческих; публику хлебом не корми, дай на убийцу посмотреть… Пинки вспомнил, как однажды по телевизору показывали выступление французского президента, и хотя Пинки французских слов не понимал, но повеселился вовсю — носатый старик таращил глаза и кривлялся, как клоун из бродячего цирка. Идея понравилась, и когда Джо стал встречаться с той манекенщицей, Пинки уже знал, что будет делать. С манекенщицей сговорился запросто, денег не пожалел; подсунул ей своего соседа, бухгалтера Бердека; тот от благосклонности такой шикарной девки совсем башку потерял; когда она ему клинковую бритву подарила, перестал электрической бриться, а подарок в ванной на видное место положил, Пинки даже искать не понадобилось.

В ту ночь Пинки первой прикончил манекенщицу, насладился с размахом девка сильная, тренированная, умирала долго, секунд, наверное, двадцать, когда затихла, тело столкнул в Темзу, потом поехал к Джо, в отель, прошел через служебные помещения, никто и не заметил. Джо в номере был один, ничего не подозревал, повернулся спиной, Пинки ему к горлу бритву приставил, усадил в кресло и одним взмахом, как всегда… Денег у Джо оказалось меньше, чем Пинки рассчитывал найти, но сумма вполне внушительная, можно было уехать на Ямайку и валяться на пляже почти год, говорят, у мулаток горячая кровь, под южным солнцем все по иному, а труп, кстати, сожрут акулы…

Окровавленную бритву Пинки вернул в квартиру клерка и немедленно позвонил в полицию. Детективы собирались целую вечность, но все-таки не опоздали Бердек не нашел спрятанный за ванной инструмент, так что парням из Скотланд-Ярда достался прямо-таки волшебный набор улик — мотив, орудие и отсутствие алиби. На самом деле, «спал дома» — какое ж это алиби?!

Как всегда, Пинки внимательно читал газеты, посмеивался, но первая статья Мелвина Хэккета показалась странной — чертов репортер призывал обратить больше внимания заурядному убийству из ревности, намекал на некий невыясненный подтекст, а упомянутый им Боксон так прямо и говорил: не верю! Пинки сразу вспомнил, кто такой Боксон — тогда, на ужине в «Парк оук», этот длинный хлыщ с блестящими пуговицами так нахально разговаривал со Стокманом, что чуть не сорвал всю встречу. Когда появилась вторая статья Хэккета, Пинки рассвирепел репортер позволил себе сомневаться в официальной версии, скоро его сомнением могут проникнуться полицейские, какой-нибудь дубинноголовый стажер начнет копать глубже, найдет Боксона, а уж тот наговорит!..