Зимняя война, которая длилась всего 105 дней, стала предметом особой гордости фельдмаршала Маннергейма. И хотя в результате этого поистине кровопролитного сражения Финляндия лишилась значительной части своей территории, армии Маннергейма все же удалось сохранить независимость страны и помешать планам Сталина привести к власти «Народное правительство демократической республики Финляндии» под председательством финского коммуниста Куусинена.
Разразившаяся война оказала, как ни странно, благотворное влияние на одинокого и склонного к депрессии Маннергейма. Первые разрывы авиационных бомб словно очистили его от того гнетущего чувства, с которым Маннергейм жил последние годы под постоянным прессом нависшей угрозы, разбудили в нем энергичного и решительного полководца. В Министерстве обороны, куда фельдмаршал прибыл в первый же день войны, все были поражены его оптимизму и бодрости.
«Господин министр, — отчеканил Маннергейм, — я явился, чтобы возложить на себя столь часто упоминавшиеся обязанности главнокомандующего».
Старый вояка вновь был в привычном амплуа. Он шутил и смеялся, чем приводил в недоумение не на шутку перепугавшихся первых лиц страны. Возможно, такое бодрое настроение, в котором Маннергейм находился первые дни войны, объяснялось тайным удовлетворением, тем, что все его пророчества о гибели мира — которым никто не хотел верить! — оправдались. Между тем правительство Финляндии бездействовало. Министр Таннер, например, наблюдая из окна своего дома, как на город сыплются советские бомбы, отказывался верить, что это настоящая война, и твердил о войне нервов, доведенной до кульминации. А министр иностранных дел Эркко и вовсе впал в панику: ему привиделось, что русские канонерки подходят к столице с моря. Потеряв голову, министр просто сбежал из страны.
Вдоволь насмеявшись над трусливыми чиновниками, Маннергейм 3 декабря выехал в Миккеле, где размещалась его Ставка. Но вскоре и главнокомандующему стало не до смеха.
Штурм линии Маннергейма начался 2 декабря 1939 года. Советским дивизиям Северо-Западного фронта под командованием Кирилла Афанасьевича Мерецкова противостояла армия Карельского перешейка, возглавляемая генералом Эстерманом и включавшая в себя большую часть всех находившихся под ружьем финских военнослужащих.
В первые же дни боев выяснилось, что советские рода войск практически не умеют взаимодействовать друг с другом. Русская авиация бомбила свою же пехоту; пехота, в свою очередь, не успевала прийти на помощь танкистам. Пропуская через позиции, а затем отсекая советские моторизованные части, финны уничтожали их буквально до последней машины при помощи бутылок с зажигательной смесью.
Бездарность и самонадеянность советского командования привели к тому, что к середине декабря, неся огромные потери, русские войска стали откатываться назад, сдавая с таким трудом завоеванные плацдармы.
Еще 11 декабря генерал Эстерман предлагал Маннергейму перейти в контрнаступление главными силами 2-го армейского корпуса на фронте шириной примерно 45 километров. Взвесив все «за» и «против», Маннергейм отклонил предложение генерала. Но после того как удалось остановить наступление на Выборг, фельдмаршал уступил настойчивым просьбам командующего армии. 23 декабря в 6.30 утра 5 финских дивизий пошли в атаку. А уже через несколько часов верховный главнокомандующий понял, что совершил ошибку, и отдал приказ прекратить наступление. Впоследствии он ссылался на отсутствие связи, в результате чего артиллерия не могла эффективно взаимодействовать с пехотой.
После месяца кровопролитных боев противники перешли к позиционной войне. Маннергейм снова впал в глубокую депрессию — ожидание было для него слишком утомительным.
Только в начале февраля 1940 года, подтянув резервы, советские войска вновь перешли в наступление по всему Карельскому перешейку. К тому времени Мерецкова сменил маршал Тимошенко. Как пишет в своих мемуарах Маннергейм, «русские теперь научились «оркестровке взаимодействия» между различными родами войск».
Перед решающим наступлением советские самолеты старательно бомбили оборонительные укрепления финнов, причем в унисон с авиацией действовала и артиллерия. Тогда же началось и прощупывание слабых мест в финской обороне. На одном из участков бойцы 100-й дивизии стремительным рывком смогли преодолеть проволочные заграждения и окружили одну из огневых точек. Зарывшись в землю, они продержались до темноты, когда присоединившиеся к ним саперы заложили несколько зарядов и взорвали часть дота. На следующее утро оставшаяся часть укрепления была сметена ураганным огнем советской артиллерии…
За этим первым взорванным дотом последовали другие. Правда, взятие каждой из маленьких крепостей стоило огромных потерь, причем на одного убитого финна приходилось по 7—10 советских военнослужащих. И все же советские войска медленно, но уверенно «прогрызали» линию Маннергейма.
В ночь на 14 февраля фельдмаршал лично выезжал на передовую в расположение командного пункта 2-го армейского корпуса под Выборгом, где находился генерал Эстерман, и, оценив ситуацию на месте, разрешил командующему отвести войска на промежуточную линию.
«Щит Финляндии» дал трещину, и 17 февраля финская армия начала отход с главной позиции. Генерал-лейтенант Эстерман сдал командование генерал-майору Хейнриксу, которому Маннергейм тут же присвоил звание генерал-лейтенанта. Но это уже ничего не меняло. К началу марта советские части прорвали вторую и третью оборонительные полосы и вышли на подступы к самому Выборгу. Однако взять город с ходу не удалось, и тогда Мерецков предложил обойти его по льду Ботнического залива.
Генералу Хейнриксу пришлось задействовать все свои резервы, и советский десант был уничтожен до последнего человека. Мерецков попытался обойти город с северо-запада, но финны открыли шлюзы и затопили прилегающую территорию.
Последние дни войны стали тяжелым испытанием для Маннергейма. Потери неуклонно росли, а резервов практически не осталось. Солдаты вымотались, оружие приходило в негодность. Верховный знал, что в Москве уже идут переговоры о заключении мира, и просил своих командиров держаться за каждый клочок земли до последнего.
И когда 13 марта 1940 года мир наконец-то был заключен, Маннергейм сказал, что, продлись война еще несколько дней, и финская армия не выдержала бы.
В тот же день верховный главнокомандующий финской армии разразился пространным приказом по армии, но, как признавал сам Маннергейм, это было его обращением ко всему финскому народу. Приказ зачитали по радио и вывесили на стенах всех церквей страны. Гордость переполняла фельдмаршала, она вдохновила его на создание жемчужины ораторского искусства:
«Солдаты славной армии Финляндии!
Между нашей страной и Советским Союзом заключен суровый мир, передавший Советскому Союзу почти каждое поле боя, на котором вы проливали свою кровь во имя всего того, что для вас дорого и свято.
Вы не хотели войны, вы любили мир, работу и прогресс, но вас вынудили сражаться, и вы выполнили огромный труд, который золотыми буквами будет вписан в летопись истории.
Более 15 тысяч из тех, кто отправился, воевать, не увидят больше своего дома, а сколько таких, кто навсегда потерял способность трудиться! Но вы тоже наносили сильные удары, и если сейчас две сотни тысяч ваших противников спят вечным сном под ледяным покровом или невидящим взглядом смотрят на наше звездное небо, то в этом не ваша вина. Вы не испытывали к ним ненависти, не желали им ничего плохого. Вы лишь следовали жестким законам войны: убить или самому быть убитым.
Солдаты! Я сражался на многих полях, но не видел еще воинов, которые могли бы сравниться с вами. Я горжусь вами так же, как если бы вы были моими детьми, горжусь воинами северной тундры, горжусь бойцами равнин провинции Похьянмаа, лесов Карелии, улыбчивых коммун Саво, плодородных нив в Хяме и Сатакунта, шумных березовых рощ в Усима и Варсинайс-Суоми. Я одинаково горжусь жертвами, которые принесли на алтарь Отечества простой парень из крестьянской избы, заводской рабочий и богатый человек…».
В своих мемуарах Маннергейм дотошнейшим образом описал каждое сражение этой трехмесячной войны: сколько с каждой из сторон было задействовано войск, какое у кого было вооружение, и каково было его количество. Он подсчитал, сколько было убито и захвачено в плен советских солдат и офицеров, дал полный перечень трофеев и сопоставил все это с потерями финской армии. Поистине, его переполняли гордость и восхищение финскими воинами.
В стране воцарился мир, пришла пора снова возложить обязанности главнокомандующего на президента. Но Маннергейм не спешил — он понимал, что, по сути, мира никакого нет. Уже 22 марта 1940 года, спустя лишь 9 дней после окончания войны, Маннергейм вызвал к себе ближайших генералов, чтобы обсудить с ними вопросы строительства укреплений вдоль новой границы. На полу была разложена большая карта. Маннергейм изучил все возможные альтернативы и теперь хотел выслушать мнение генералитета. После долгой беседы фельдмаршал решил, что в первую очередь необходимо укрепить узкий пролив между Финским заливом и Большим Сайменским озером, возведя там бетонные бункеры.
Затем Маннергейм произвел некоторые кадровые перестановки. На должность начальника Генерального штаба был назначен генерал Хейнрикс, которого Маннергейм сразу же откровенно предупредил, что не собирается предоставлять начальнику Генерального штаба исключительного права на ведение разведывательной службы и оперативного планирования. «Я не хочу оказаться заложником одного человека, — заявил фельдмаршал. — Я должен иметь возможность вести переговоры и советоваться с кем угодно, независимо от того, работает ли этот человек в штабе или нет, а потом делать собственные выводы. Но, разумеется, присутствовать на этих совещаниях и переговорах начальнику Генерального штаба никак не возбраняется, если у него появится такое желание».
Хейнрикс был в недоумении от такого назначения. Он так и не понял, каково будет распределение обязанностей.
Но если Хейнрикс был в замешательстве от действий Маннергейма, то президент Каллио просто перепугался. По сути, в Финляндии теперь было два правительства: одно — в президентском дворце на площади Кауппатори, чья власть не выходила за пределы города, другое — на улице Хёгбергсгатан в здании Генерального штаба, где работал Маннергейм. Это двоевластие закончилось весьма драматично.
К концу лета 1940 года Германия стала искать контактов с Финляндией. Но Гитлер не верил ни демократии, ни парламенту, ни парламентскому правительству, зато он доверял Герингу. А тот, в свою очередь, был на короткой ноге с Маннергеймом. Они познакомились еще в 1934 году, когда председатель Совета обороны приезжал в Берлин по вопросам вооружения.
В середине августа Геринг связался с Маннергеймом и предложил сделку: Финляндия разрешает транспортировку немецких грузов в Норвегию через свою территорию, а взамен получает военное снаряжение из Германии. Маннергейм заикнулся, что решение таких вопросов не в его компетенции, на что Геринг попросил его ни с кем из правительства и политиков этот вопрос не обсуждать. Дальше начинается почти детективная история. Маннергейм утверждает, что все равно изложил предложение Геринга премьер-министру Рюти, который на тот момент исполнял обязанности президента по причине сердечного приступа у Каллио. Но Рюти на послевоенном суде военных преступников клялся, что Маннергейм его об этом не информировал. Рюти, скорее всего, лгал, так как после войны в Берлине были найдены документы, доказывающие его информированность. Как бы то ни было, но немецкие грузы и войска стали регулярно перевозиться через финскую территорию без ведома парламента, правительства и президента. Судя по всему, какая-то информация все же доходила до Каллио, и это окончательно подкосило и так пошатнувшееся здоровье президента; в ноябре 1940 года он вынужден был подать в отставку, передав полномочия Рюти. Но на этом история не закончилась. Через месяц после отставки решено было отправить Каллио на лечение. На вокзале в Хельсинки были организованы церемониальные проводы, приехали все члены правительства и Маннергейм. Во время обхода почетного караула экс-президент вдруг стал падать, его подхватили и отнесли в вагон. Подоспевший врач смог только констатировать смерть от очередного сердечно приступа.
С осени 1940 года Маннергейм через Геринга регулярно общался с руководством Германии. В феврале 1941 года по приглашению Генерального штаба Германии генерал Хейнрикс выехал в Берлин с докладом о Зимней войне. Выслушав докладчика, начальник Генштаба Германии генерал Гальдер как бы мимоходом заметил, что Финляндия и Германия еще раз, как и в 1918 году, могли бы сражаться вместе, и что естественной задачей финской армии было бы наступление на Ленинград. Маннергейм пишет, что генерал Хейнрикс резко отверг это предложение. Вообще, Маннергейм всячески старался отмежеваться от всего, что было связано с фашистской Германией. Когда весной 1941 года в Финляндии был сформирован добровольческий батальон СС для отправки в Германию, то правительство и военное ведомство поспешили заявить, что это творчество народных масс. Конечно, можно предположить, что горячим финским парням просто не терпелось взять реванш у беспардонного агрессивного соседа, тем более что к этому времени стал очевиден назревающий кризис в советско-германских отношениях. Но весьма сомнительно, что эта частная инициатива могла зайти так далеко без поддержки официальных структур. Возможно, что в душе Маннергейма вновь зашевелилась его неосуществленная мечта о крестовом походе на Петербург.
В конце мая Маннергейм направил в Германию военную делегацию во главе с начальником Генштаба генералом Хейнриксом. Делегацию приняли генерал фельдмаршал Кейтель и генерал Йодль. Немцы напрямую предложили финнам участвовать в войне против большевистского режима, вероятность которой почти не вызывала сомнений. Хейнрикс выслушал предложения немецких генералов и ответил, что не уполномочен давать каких-либо обещаний, но заверил немецких коллег, что если Советский Союз нападет на Финляндию, она будет защищаться.
К лету 1941 года Маннергейму стали докладывать, что русские сосредотачивают на границе крупные военные силы. Маннергейм вспомнил слова Сталина, произнесенные еще осенью 1939 года: «Хорошо понимаю, что вы хотите остаться нейтральными, но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы не позволят».
17 июня Маннергейм отдал приказ о мобилизации всей полевой армии. Из приграничных районов было эвакуировано около 60 тысяч человек и перевезено в глубь страны. Войска получили приказ избегать любых действий, какие могли бы дать русским повод для нападения.
Но 22 июня, после того как Германия начала военные действия против Советского Союза и ровно в 6 часов утра по радио было передано заявление Гитлера о том, что финские и германские войска стоят бок о бок на побережье Северного Ледовитого океана, защищая финскую землю, ни о каком нейтралитете речи уже не могло идти.
25 июня военно-воздушные силы СССР начали широкомасштабные налеты на города Южной и Северной Финляндии, в том числе на Хельсинки и Турку. В этот же день верховный главнокомандующий финской армии в очередной раз перевел свою Ставку в Миккели.
Еще со времен Зимней войны ставку рассредоточили на огромной территории за пределами города. Маннергейм, в целях безопасности, жил в разных местах, но каждое утро он появлялся на своем рабочем месте в учительской Центральной школы, где сидел до полуночи, а иногда и позднее.
В свои 74 года фельдмаршал был в поразительно хорошей форме. Он регулярно совершал 1,5-часовые прогулки верхом. Пищу принимал всегда в одно и то же время: обед — с 12.30 до 14.00, ужин — с 19.30 до 21.00. После обеда Маннергейм два часа дремал в большом кресле в кабинете в обществе чучела совы и бюста Рунеберга, стоявшего на подоконнике рядом с письменным столом фельдмаршала.
В быту Маннергейм был действительно очень скромен. И к своей персоне он не относился с такой рьяной щепетильностью, как это принято у политиков, занимающих столь высокий пост. Немцев, в частности, удивляло, что главнокомандующий прогуливается по городу и ездит верхом в его окрестностях в обществе одного лишь адъютанта. Маннергейм пользовался общей парикмахерской, откуда никому не приходило в голову удалять обычных клиентов, и кто угодно мог оказаться в кресле рядом с фельдмаршалом.
Итак, сидя в своем кабинете в Центральной школе, Маннергейм разрабатывал план военных действий по возврату потерянных в ходе Зимней войны территорий.
Вместо наступления на Карельском перешейке, что предлагали другие генералы, главнокомандующий решил действовать более осмотрительно. Он был уверен: начни финская армия сразу наступать на перешейке, советское командование решит, что целью этого наступления является Ленинград, и, сконцентрировав превосходящие силы, нанесет сокрушительный контрудар. На помощь немецких войск в то время рассчитывать не приходилось — слишком далеко они находились. По плану Маннергейма военные действия следовало разделить на три основные стадии: сначала освобождение Ладожской Карелии, затем — возвращение Карельского перешейка, а потом — продвижение в глубь территории Восточной Карелии.
Для нанесения первого удара севернее Ладоги была сформирована Карельская армия численностью около 100 тысяч человек. Командование новым соединением было поручено начальнику Генштаба генералу Хейнриксу. К Карельской армии присоединилась прибывшая из Норвегии немецкая дивизия под командованием генерал-лейтенанта Энгельбрехта.
10 июля генерал Хейнрикс начал свое наступление. Преодолевая упорное сопротивление, финской армии удалось выйти на рубежи границы 1939 года, захватив населенный пункт Салми. После чего Маннергейм приостановил наступление и начал выдавливать советские войска с левого фланга, используя для этого немецкую дивизию. Боясь окружения, русские спешно отступили.
Одновременно с боями в Ладожской Карелии 31 июля началось наступление финской армии и на Карельском перешейке. Здесь действовал 2-й армейский корпус генерал-майора Лаатикайнена. Прорвав оборону, войска корпуса 8 августа вышли к берегам Ладожского озера.
Тем временем Карельская армия продолжала операцию по захвату города Сортавалы и территорий, расположенных к западу от него. Овладеть городом удалось 16 августа. Маннергейм констатировал, что первая часть его плана выполнена — Ладожская Карелия была освобождена.
В это время немцы силами четырех дивизий, прибывших в Финляндию из Норвегии, начали наступление на Мурманск. Военное руководство Германии неоднократно намекало Маннергейму, что ему следовало бы взять на себя и командование немецкими войсками, которые вели военные действия на территории Финляндии. Но фельдмаршал всячески уходил от принятия подобного решения. Он понимал, что тогда-то уж точно окажется под колпаком у Гитлера.
Маннергейм для начала пытался выполнить задачу-минимум — отвоевать территории, потерянные Финляндией во время Зимней войны, и постараться сделать это своими силами.
Уже 23 августа правый фланг 4-го финского армейского корпуса вышел к западному берегу Выборгского залива, а левый — к северным окраинам Выборга. Одновременно с плацдарма 2-го армейского корпуса через реку Вуоксу была переправлена легкая бригада, которая подошла к городу с восточной стороны. Здесь советские войска контрнаступлением попытались вытеснить финнов обратно за Вуоксу, но сами оказались в окружении и, неся большие потери, лишь неделю спустя смогли вырваться из западни.
29 августа части 4-го финского армейского корпуса вошли в Выборг, а 2 сентября советские войска были оттеснены за старую государственную границу и в восточной части Карельского перешейка. Таким образом, в результате длившейся целый месяц операции Финляндии был возвращен весь Карельский перешеек.
Видя, как успешно действуют финские войска, военное руководство Германии в лице генерал-фельдмаршала Кейтеля предложило Маннергейму не останавливаться на восстановлении старых государственных границ Финляндии, а идти на Ленинград одновременно с немецкими войсками, наступающими с юга. Спустя 20 с лишним лет у Маннергейма наконец-то появилась возможность осуществить свою мечту о похоже на бывшую столицу бывшей Российской империи. Но эго уже был не тот Маннергейм, да и сотрудничество с немцами ему было совсем не по душе. Он попросил президента Рюти приехать к нему в Ставку для совещания. Когда президент прибыл, Маннергейм изложил ему предложение немцев и заявил, что наступление на Ленинград считает нецелесообразным. Президент согласился.
Получив отказ, немцы еще раз попытались склонить Маннергейма к наступлению, прислав к нему в Ставку генерала Йодля — доверенное лицо Кейтеля. Но фельдмаршал был непреклонен. В какой-то момент Йодль, который получил от своего шефа строгие инструкции, не сдержался и воскликнул:
— Да сделайте хоть что-нибудь для демонстрации доброй воли!
Понимая, что теперь немцы так просто с него не слезут, тем более что Финляндия в тот момент нуждалась в продовольствии и рассчитывала получить 15 тысяч тонн зерна от Германии, Маннергейм пообещал рассмотреть вопрос о наступлении на северные окраины Ленинграда.
Почему же Маннергейм так противился более тесному военному сотрудничеству с фашистской Германией? Судя по всему, фельдмаршал, как человек крайне прагматичный, взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что дело захвата Ленинграда — слишком хлопотное, да и неприятное, если принять в расчет планы Гитлера сравнять колыбель революции с землей. Все же Маннергейм был воином старого поколения, и участие в карательных операциях его не прельщало. К тому же он всегда смотрел в будущее. Любая война имеет свойство заканчиваться, и тогда наступает время мирного сосуществования. Как будут выглядеть действия Финляндии в глазах других мировых держав? И Маннергейм решил ограничиться захватом советских территорий только в Восточной Карелии. Здесь, по его мнению, у него было полное алиби: «Там мы не угрожали ни Ленинграду, ни Мурманской магистрали, — пишет Маннергейм. — Захват Восточной Карелии нужен был для того, чтобы не дать противнику с построенных здесь опорных баз перенести войну на территорию Финляндии».
27 августа, в соответствии с принятым решением, Маннергейм отдал приказ Карельской армии продолжать наступление. Планомерно осуществляя намеченные цели, к 1 октября 1941 года финские войска овладели столицей Карельской советской республики Петрозаводском. Обрадованные финны тут же дали завоеванному городу новое название — Яанислинн (Онежская крепость). Но осторожный Маннергейм и тут своим приказом предусмотрительно отменил переименование.
Захват Восточной Карелии продолжался, и к концу октября финнами был взят город Медвежьегорск.
К этому времени Англия, однажды уже требовавшая от Финляндии отвести войска на границы 1939 года, снова прислала ноту ультимативного характера, требуя до 5 декабря прекратить операцию. Кроме того, Маннергейм получил личную телеграмму от премьер-министра Уинстона Черчилля, в которой великий джентльмен сообщал фельдмаршалу о той досадной неприятности, что ждет их обоих в случае, если финские войска не найдут возможным остановить свое продвижение в глубь территории Советского Союза и не прекратят военные действия. Во-первых, Англия будет вынуждена объявить Финляндии войну. Во-вторых, для финнов будет зарезервировано место на скамье подсудимых рядом с побежденными нацистами.
Маннергейм телеграфировал в ответ, что и его досада не знает границ, но он не может остановить операции до тех пор, пока не посчитает, что безопасность страны обеспечена.
6 декабря 1941 года Маннергейм все же приказал своим войскам остановить наступление.
Но слово джентльмена — закон. И 6 декабря Англия объявила войну Финляндии.
Военные действия на советско-финском фронте заморозились в прямом и переносном смысле. Начавшиеся морозы заставили войска перейти к позиционной войне. Равновесие нарушилось в марте 1942 года, когда Маннергейм решился захватить остров Гогланд, мотивируя это тем, что там можно будет расположить важную для обороны столицы Финляндии наблюдательную станцию.
Штурм начался 27 марта в 3.30 утра. Остров защищали всего около 600 красноармейцев. После ожесточенного боя, продолжавшегося больше двух дней, финны захватили остров.
Если визиты немецких эмиссаров в Ставку доставляли главнокомандующему утомительное напряжение и досаду, то посещениям шведского принца Густава Адольфа Маннергейм был всегда искренне рад.
17 марта, как раз в то время, когда в Ставке разрабатывался план по захвату острова Гогланд, приехал принц, чтобы по поручению короля Швеции вручить Маннергейму меч Большого Креста рыцарского Ордена меченосцев. Фельдмаршал устроил в честь гостя неформальный ужин, во время которого заметил, что такую награду не получал ни один воин после Наполеона.
Неожиданный и интригующий подарок Маннергейм получил в день своего 75-летия — 4 июня 1942 года. Главнокомандующий решил отметить день рождения на фронте: во-первых, чтобы избежать официальных торжеств, во-вторых — это еще выше подняло бы фельдмаршала в глазах его солдат, которые увидели бы, что их командир — вместе с ними в холодных окопах.
Однако президент Рюти тоже не хотел отрываться от народных масс и заявил, что все равно примет участие в праздновании дня рождения своего верховного главнокомандующего, где бы оно ни состоялось. Тогда Маннергейм решил принять высоких гостей на мысе, вдающемся в озеро Сайма. Там была проложена ветка железной дороги, по которой и должны были доставить гостей. Праздничный обед собирались накрыть в двух сцепленных вагонах-ресторанах.
Вечером 3 июня Маннергейм неожиданно получил от первого адъютанта рейхсканцлера Гитлера генерала Шмидта информацию, что фюрер намерен прибыть самолетом в Финляндию, чтобы лично поздравить именинника. И еще Гитлер просил передать Маннергейму, чтобы тот не менял намеченной программы.
С утра Маннергейм принимал поздравления соотечественников и ждал прибытия рейхсканцлера. Самолет Гитлера приземлился на аэродроме Иммола в точно назначенное время. Там его встретил президент Рюти и на машине препроводил на мыс озера Сайма.
Праздничный обед начался в 13.15. Гитлер пил только минеральную воду и ел исключительно вегетарианскую пищу — суп из спаржи, овощной пудинг и фруктовый салат.
В обществе Гитлера Маннергейм вел себя корректно и сдержанно. В вагоне-салоне, куда они удалились, чтобы побеседовать с глазу на глаз, их разговор был тайно записан. Гитлер оживленно разглагольствовал об огромном военном потенциале Советского Союза — количество уничтоженных советских танков достигло 24 тысяч. (Судя по всему, Гитлера поразила невероятная мощь военной промышленности СССР, раз она могла так быстро наверстывать огромные потери, которые несли советские бронетанковые войска. Или же таким хитрым способом фюрер решил похвастаться перед Маннергеймом эффективностью своей собственной армии, уничтожившей такое дикое количество советских танков.) Маннергейм лишь вторил собеседнику, выражая своими репликами или изумление, или ужас.
Гитлер провел в Финляндии всего 6 часов 15 минут и, к великому облегчению и Маннергейма, и правительства Финляндии, улетел, не выдвинув никаких требований. Потом Маннергейм наводил справки у своих знакомых в Швеции, которые лично знали Гитлера, о причинах, побудивших рейхсканцлера приехать в Финляндию. Ему ответили, что Гитлер высоко ценил Маннергейма и испытывал к нему большое уважение. Маннергейм посчитал это объяснение слишком приятным, чтобы быть правдой.
Визит Гитлера на день рождения Маннергейма не остался незамеченным в мире. Министерство иностранных дел США выразило свое беспокойство послу Финляндии, опасаясь, что фашистский лидер прибыл требовать от финнов захватить Сороку — стратегически важный пункт на Мурманской железной дороге, по которой с Запада шла помощь Советскому Союзу.
Несмотря на ревнивое отношение западных держав к близким сношениям Финляндии и Германии, через месяц Маннергейм нанес ответный визит Гитлеру. Рейхсканцлер прислал за фельдмаршалом свой личный самолет. Маннергейм привез в подарок Гитлеру обычный автомат «Суоми», чем очень порадовал фюрера. За время визита Гитлер снова не коснулся больных вопросов о совместных операциях против Ленинграда и Мурманской железной дороги.
Напоследок Маннергейм посетил Геринга в его поместье Каринхалль. Теперь это был уже не тот Геринг, с которым Маннергейм охотился в 1934 году. Верховный главнокомандующий ВВС Германии жил, как персидский шах, окруженный роскошью и награбленными богатствами. Подарив Маннергейму ящик самого лучшего французского шампанского, Геринг похвастался, что у него в подвалах припасено 35 тысяч бутылок для повседневных нужд, так что он не намерен скучать до конца жизни.
После возвращения Маннергейма из Германии Соединенные штаты закрыли свое консульство в Финляндии и потребовали от нее сделать то же самое в США.
Как ни пытался Маннергейм держаться в стороне от немцев, отношения между двумя странами становились все теснее. Не успел фельдмаршал стряхнуть со своих сапог немецкую пыль, как к нему в Ставку прибыл шеф войск СС и гестапо Гиммлер. Это был тоже визит вежливости, и никакие военные вопросы не обсуждались. Гиммлер был в окружении высокопоставленных офицеров СС, молодость которых показалась Маннергейму диссонирующей с их высокими чинами. Главный гестаповец похвастался новым противотанковым оружием, которое скоро появится в немецкой армии и станет настоящим ужасом для любой бронетехники.
Вскоре Маннергейму стали понятны причины любезностей со стороны первых лиц Германии. Немцы планировали на середину сентября операцию по захвату Ленинграда. Расправившись с Севастополем, они стали концентрировать войска на севере.
Но запланированного наступления на Ленинград в 1942 году не состоялось. Общая военная ситуация стала принимать для немцев угрожающий характер. 19 ноября советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом, и уже 23 ноября 6-я армия немцев оказалась в кольце окружения.
Начало 1943 года Маннергейм встречал с тревогой. А после того как в январе советским войскам удалось разорвать кольцо вокруг Ленинграда, и Карельский фронт утратил характер второй линии обороны, став передовой, фельдмаршал понял, что время конных прогулок и сладкого послеобеденного сна закончилось.
3 февраля, то есть на следующий день после того, как Паулюс сдался под Сталинградом, в Ставку к Маннергейму спешно приехали президент Рюти, премьер-министр Раннгелл, а также министры Вальден и Таннер. Маннергейм заявил собравшимся, что, похоже, силы немцев начинают иссякать. За зиму Германия и ее союзники потеряли почти 60 дивизий. Восполнить такие потери едва ли удастся. А так как судьбу Финляндии до сих пор связывали с победой германского оружия, то пора привыкать к мысли, что, возможно, в скором времени придется еще раз подписывать в Москве мирный договор.
Такой расклад поверг чиновников в ужас. Маннергейм призвал их вплотную заняться вопросом о выходе Финляндии из войны.
К этому времени подошел срок переизбрания президента. Парламентские партии стали наперебой предлагать Маннергейму быть их кандидатом, но фельдмаршал отклонил все предложения и высказался в поддержку действующего президента. 15 февраля 1943 года Ристо Рюти большинством голосов был избран президентом республики и тут же приступил к формированию нового правительства, способного достойно вывести Финляндию из большой войны.
20 марта государственный департамент США предложил в этом свое посредничество. Но когда новый министр иностранных дел Финляндии доктор Рамзай поехал в Берлин, чтобы, ссылаясь на предложение американцев, получить от немцев обещание добровольно вывести войска из Финляндии, Риббентроп ответил резким отказом и в свою очередь потребовал отвергнуть предложение Америки и подписать обязательство не заключать ни перемирия, ни мира с СССР без согласия Германии. Кроме того, в это же время посол Германии в Хельсинки потребовал от президента Рюти прибыть в Ставку Гитлера и лично сообщить рейхсканцлеру подробности контактов, которые были у Финляндии с правительством США. И когда Рюти отказался, немецкий посол демонстративно покинул Хельсинки.
Такая нервная обстановка подорвала здоровье главнокомандующего. У него началось воспаление легких, и личный врач настоял на немедленном лечении в условиях более мягкого климата.
В апреле 1943 года Маннергейм на финском военном самолете вылетел в Швейцарию. Во время перелета, который пролегал через Берлин, фельдмаршал изрядно напился. И когда его самолет, приземлившийся на военном аэродроме в Рангсдорфе, посетил генерал Талвела, работавший офицером связи в Германии, Маннергейм накричал на него, не стесняясь в выражениях, таким образом выразив свое негодование по поводу того, что тот притащил с собой немецкого майора и тем самым лишил его возможности находиться в Швейцарии инкогнито.
В Швейцарии Маннергейм жил под псевдонимом, всячески скрывая свое имя. Над псевдонимом он головы не ломал и стал господином Маргемом. Но бдительные швейцарцы быстро раскусили, кто же действительно этот господин Маргем. Его открыто приветствовали и частенько просили автограф. Господин Маргем искренне удивлялся такому живому интересу к своей персоне и расписывался на портретах фельдмаршала Маннергейма — «Маргем».
Мягкий швейцарский климат, превосходный уход врачей и благожелательная мирная атмосфера в Лугано благотворно подействовали на здоровье Маннергейма. Он окреп и набрался оптимизма. За время трехнедельного отдыха фельдмаршал не вмешивался в дела Ставки и политические дрязги. Он наслаждался мирной жизнью и утверждался в мысли, что необходимо как можно быстрее добыть ее для Финляндии.
Однако уже в конце апреля Маннергейм получил тревожные известия — правительство США сообщило, что большая часть его сотрудников готова покинуть Финляндию, что указывало на возможность разрыва дипломатических отношений.
9 мая 1943 года Маннергейм вернулся на родину, и встречавший его на аэродроме министр обороны генерал Вальден сообщил, что накануне правительство решило согласиться с требованиями Риббентропа, иначе в стране просто начнется голод.
Маннергейм на следующий же день отправился к президенту и объяснил ему, что если сейчас Финляндия свяжет себя хоть какими-нибудь обязательствами с Германией, то будущего у нее, возможно, не будет вовсе. Правительство отменило свое решение, еще до того как главнокомандующий успел вернуться в Ставку.
Маннергейм стал активно подчищать темное прошлое, чтобы обеспечить светлое будущее. В конце июня 1943 года в Финляндию прибыл в отпуск немецкий батальон СС, сформированный из финских солдат весной 1941 года. У финских эсесовцев как раз заканчивался двухгодичный контракт, и Маннергейм запретил им продлевать его. Гиммлеру пришлось расформировать батальон.
Финское правительство активно искало пути выхода страны из большой войны. Для этого нужно было найти какую-то новую силу, которая на заключительном этапе войны смогла бы умерить освободительной пыл СССР. Эту силу Маннергейм видел в американцах.
Летом 1943 года министр иностранных дел Финляндии Рамзай направил в госдепартамент США письмо, в котором заверил, что финская армия не станет выступать против американцев в том случае, если они после высадки в северной Норвегии перенесут боевые действия на территорию Финляндии.
Успехи советских войск все больше будоражили общественное мнение в Финляндии. В начале ноября социал-демократическая партия выступила с требованием самостоятельно выйти из войны. Правительство попыталось через посредничество шведской стороны снова завести разговор о мире с СССР. Из Москвы пришел ответ, что разговор может состояться, но отправной точкой будут границы 1940 года, и это самое большее, на что могут рассчитывать финны.
Маннергейм понял, что мира без войны не будет, и принялся в срочном порядке укреплять оборонительные линии на Карельском перешейке. Было решено построить новую линию обороны, так называемую ВКТ (Выборг — Купарсаари — Тайпале). Одновременно был утвержден план эвакуации из долины реки Вуоксы.
Новый 1944 год начался наступлением советских войск южнее Ленинграда. К началу февраля русские войска вышли к устью реки Нарва, а спустя несколько дней — и к Чудскому озеру. Возобновились массированные воздушные налеты советской авиации на Хельсинки и другие города республики.
Президент Рюти пригласил к себе Маннергейма и сообщил, что Америка настаивает на договоре с русскими, и шведский король лично просит фельдмаршала с этим не затягивать. Маннергейм выразил готовность ехать в Москву и более детально выяснить условия мира. Если же станет ясно, что нельзя добиться мира, гарантирующего независимость и свободу Финляндии, то тяжкое осознание этого факта, по мнению Маннергейма, толкнет народ на дальнейшую оборонительную борьбу.
25 марта государственный советник Паасикиви и министр иностранных дел Энкелль, уполномоченные правительством, выехали в столицу СССР.
Конец марта 1944 года Маннергейм провел в бесконечных совещаниях, проходивших в Ставке. Разрабатывался план эвакуации гражданского населения с Карельского перешейка.
Вернувшиеся 1 апреля из Москвы уполномоченные привезли условия мира, выдвинутые советской стороной: принять за основу переговоров границы 1940 года; в течение апреля интернировать немецкие войска, находящиеся в Финляндии; выплатить в счет репараций 600 миллионов американских долларов, поставляя на эту сумму товары в течение 5 лет.
После нескольких дней консультаций с экономическими экспертами не только Финляндии, но и Швеции, правительство вынуждено было констатировать, что может принять такие условия мира только как первоапрельскую шутку.
Но Москва не шутила. Сразу после получения отрицательного ответа на мирные инициативы заместитель министра иностранных дел СССР Вышинский выступил по радио с заявлением, что Финляндия отвергла предложения советского правительства о заключении мира, и что ответственность за последствия будет возложена на финское правительство.
Обострились отношения и с Германией. Обозлившись на то, что финны ездили в Москву, немцы прекратили поставки зерна в Финляндию. В стране стала ощущаться существенная нехватка продовольствия. Командующий вермахтом фельдмаршал Кейтель снова пригласил начальника финского Генштаба генерала Хейнрикса для обмена информацией. Маннергейм дал добро на эту поездку.
По возвращении Хейнрикс не сообщил ничего нового: немцы продолжали твердить, что спастись от большевизма Финляндия может, только сражаясь бок о бок с Германией.
В начале мая генералу Хейнриксу поступила секретная информация, что русские в районе Ленинграда сконцентрировали четыре дивизии. Но генерал не довел этой информации до верховного главнокомандующего. Окружение Маннергейма, видя, как тяжело пожилому фельдмаршалу даются эти трудные дни, решило его не расстраивать.
4 июня 1944 года в день 77-летия Маннергейма был организован праздничный обед в клубе «Энсо». Длинный стол украшали 700 тюльпанов. Журчал вмонтированный в пол фонтан. Метрдотель был одет во фрак. Гостям была предложена русская кухня — горячие закуски, суп из лососины с пирожками, седло барашка с салатом и фруктовая запеканка. Маннергейм выпивал, закусывал, слушал поздравительные речи, а в это время на 15-километровом прибрежном участке советские войска начали массированную артподготовку — грохот был слышен даже в Хельсинки. Через 5 дней советские войска перешли в крупномасштабное наступление.
10 июня 1944 года Маннергейм назвал черным днем в военной истории Финляндии. В тот день фельдмаршал сидел за обеденным столом, когда стало известно, что линия обороны прорвана. Войска в панике, солдаты дезертируют, единственный, кто еще сдерживал наступление, — 1-й егерский батальон. Краска залила щеки главнокомандующего, но он упрямо продолжал есть. Отобедав, Маннергейм отправился в Центральную школу, где занял свой кабинет.
К 15 июня Маннергейм задействовал все имеющиеся на Карельском перешейке резервы, но под напором советских войск оборона трещала по всем швам. 16 июня фельдмаршал отдал приказ войскам Карельского перешейка отойти на линию ВКТ, где было остановлено наступление русских в 1940 году.
20 июня началась новая стадия боев. Советские войска перешли в наступление в Восточной Карелии, откуда Маннергейм черпал свежие резервы. В этот же день после непродолжительного боя пал Выборг.
Маннергейм обратился за помощью к немецкому командованию и запросил несколько авиационных соединений, две общевойсковые дивизии, а также противотанковые орудия и снаряды. Немцы пошли навстречу, но потребовали гарантий, что предоставленная военная техника не попадет в «чужие руки». Такие гарантии они видели в соглашении, согласно которому финны не должны были заключать сепаратного мира с Советским Союзом.
Вечером 23 июня, когда Риббентроп находился еще в Хельсинки и ждал ответа финской стороны, правительство Финляндии получило записку из Москвы. Советское правительство предлагало Финляндии сдаться и подписать договор о мире. На этих условиях оно было согласно снова принять финскую делегацию.
Финляндия стояла перед выбором: либо сдаться русским, либо подписать соглашение с Германией и попробовать побороться за мир на более приемлемых условиях.
Несколькими днями раньше этих событий президент Рюти предлагал Маннергейму сначала занять пост премьер-министра, а когда тот отказался, то готов был и сам уйти в отставку, если фельдмаршал согласится стать его приемником. Все понимали, что в сложившейся ситуации спасти страну сможет только Маннергейм. Но главнокомандующий посчитал, что такая реорганизация преждевременна. И теперь он предложил следующий план, блестящий по своей дальновидности и хитрости.
Маннергейм посоветовал Рюти заключить соглашение с Германией, но при условии, чтобы его подписал один президент и связал бы руки себе, но не правительству и не парламенту.
«В предложенном мною виде соглашение не обязывало народ Финляндии. В случае отказа президента от своего поста Финляндия беспрепятственно могла бы действовать в соответствии с требованиями сложившейся обстановки. Какие это требования, для меня было полностью ясно».
26 июня 1944 года президент Рюти единолично подписал соглашение с Германией.
Военная помощь, полученная махинацией с «риббентроповским соглашением», помогла Маннергейму хоть на время приостановить наступление советских войск и стабилизировать оборону приблизительно на линии границы 1940 года. Теперь, по мнению Маннергейма, Финляндия была готова к выходу из войны. Настал момент смены главы государства.
1 августа президент Рюти отказался от своего поста, и в парламент был срочно передан проект закона, согласно которому президентом республики предлагалось избрать Маннергейма. Закон единогласно приняли, и 4 августа Маннергейм принес президентскую клятву в здании риксдага. Теперь в своих руках, кроме военной власти (должность верховного главнокомандующего оставалась за Маннергеймом), он сосредоточил и всю гражданскую власть.
К 8 августа было сформировано новое правительство, главной задачей которого было добыть мир для Финляндии.
17 августа Маннергейма посетил фельдмаршал Кейтель, прибывший поздравить его от имени рейхсканцлера Гитлера со вступлением на должность главы государства. Выслушав приветственные речи, Маннергейм попросил довести до сведения рейхсканцлера, что не считает себя связанным тем договором, который прежний президент Рюти заключил с Германией. Этот договор изжил себя и не соответствуют идеям, господствующим в риксдаге.
Кейтель ответил, что не имеет полномочий вмешиваться в политику. Он человек военный, солдат и поэтому может высказываться только по военным вопросам. Далее Кейтель вручил Маннергейму Дубовый листья к его Железному Кресту.
Проводив гостя, Маннергейм затаился. Он считал, что первый шаг сделан, теперь надо ждать реакции. «Но если в ближайшие дни ничего не произойдет, — сказал президент своему правительству, — мы сделаем следующий шаг».
Судя по всему, Маннергейм надеялся, что Германия своими агрессивными действиями сама демонстративно разорвет отношения с Финляндией, освободив тем самым ее от этой необходимости.
Не дождавшись никакой реакции от Германии, Маннергейм решился действовать. 25 августа министерство иностранных дел Финляндии передало в Москву просьбу начать мирные переговоры. Ответ был получен из Москвы 29 августа. Советская сторона требовала: во-первых, немедленно разорвать дипломатические отношения с Германией, во-вторых, вывести немецкие войска из страны в течение двух недель; если немцы не пойдут на это, то следует их интернировать.
Маннергейм не без удовольствия сообщил эти условия правительству, отметив, что военные усилия минувшего лета не прошли напрасно: русские отказались от требования безоговорочной капитуляции и дают немцам шанс добровольно покинуть страну.
1 сентября Маннергейм отправил Сталину телеграмму с предложением прекратить боевые действия и одновременно написал пространное и вежливое письмо Гитлеру. Даже в такой щекотливой ситуации Маннергейм оставался джентльменом. «Вероятно, вскоре наши дороги разойдутся, — писал фельдмаршал. — Но память о немецких братьях по оружию в нашей стране будет жить. Ведь в Финляндии немцы были не представителями чужеземного ига, а помощниками и братьями по оружию». Но Гитлер, судя по всему, джентльменом не был. Он посчитал вежливость и корректность Маннергейма за слабость и предрек ему расплату за это — расстрел фельдмаршала большевиками. На письмо Гитлер не ответил.
3 сентября Советский Союз согласился на предложение Маннергейма о прекращении огня. Дальше события развивались стремительно. Ближе к утру Маннергейм принял условия перемирия, выдвинутые СССР. С самого утра радио и все газеты протрубили, что Финляндия разрывает отношения с Германией и требует вывода немецких войск из страны до 15 сентября. Тем же утром все армейские подразделения получили приказ прекратить всякие боевые действия с 8.00.
Маннергейм снарядил делегацию в Москву для детального обсуждения условий подписания мира. 7 сентября делегация прибыла в столицу СССР. К 18 сентября все условия были названы, и правительство Финляндии собралось на заседание с целью определить свое отношение к условиям русских. Вот как описывает этот момент в своих мемуарах Маннергейм:
«В моем присутствии правительство, испытывая тяжелые чувства, решило внести в парламент проект решения об утверждении условий и предоставлении полномочий для подписания перемирия. Парламент, созванный на заседание в то же утро в 7.00, без долгих разговоров утвердил проект решения».
Маннергейм выполнил свою миссию — Финляндия вышла из большой войны. Теперь нужно было приступать к восстановлению страны, возвращению торговых отношений и к запуску производственных механизмов. Правда, еще не была решена проблема с выведением немецких войск из страны. Маннергейм решил использовать старый испробованный способ — высадить десант в тылу у немцев. Операция началась 1 октября. Недавние братья по оружию теперь с ожесточением набросились друг на друга. Маннергейм даже пригласил на место ведения боев иностранных журналистов, чтобы они опровергли обвинения советской стороны, будто финны играют с немцами в поддавки: одни якобы наступают, другие якобы отступают.
К концу 1944 года финские войска почти полностью взяли инициативу в свои руки и постепенно выдавливали немцев из страны.
В последних числах декабря Маннергейм решил сложить с себя обязанности главнокомандующего, передав их генералу Эрику Хейнриксу.